Недавние тренды рунета

Новая книжка есть.

Выйдет ли она на бумаге, не знаю, даже не потому, что сейчас горизонт планирования полтора часа, просто издательство пока всё, что я присылаю, где-то тихо гноит, хотя, например, за межавторский сборник (дико крутой, на мой взгляд) нам с авторами даже аванс заплатили, мизерный, но всё-таки деньги, а сборника нет как нет.

Но бумага - то дело такое. Приятное, но необязательное по нынешним временам. А мою новую книгу можно получить вотпрямщас.



За pdf и ePub версии спасибо Сергею Кащавцеву sergscout, а за обложку - его домашнему любимцу нейросеточке. Такую обложку нарисовала, как будто и правда читала всё.

Каждый, кто хочет получить новую книгу и напишет мне свой электрический адрес, получит письмо с тремя ссылками на гугл-диск (ворд, пдф, епаб) и инструкцией, как меня можно отблагодарить. Украинцы могут не париться с благодарностью, им книга в подарок. Будем считать, это я так для фронта вяжу носки.

Если хотите получить в письме файл, а не ссылки, напишите об этом в комментарии. Сделаю. Но тогда, пожалуйста, укажите нужный вам формат.

Распоряжаться книгой следует, как распорядились бы бумажной. То есть, давать читать близким, но не выкладывать в открытый доступ. Сейчас пиратствовать совсем стрёмно, потому что это - ну, правда, вопрос жизни и смерти. Других источников дохода у меня нет. Следить и проверять не буду, мне некогда, меня крышует Небесная Канцелярия, она небось разберётся сама.

Писать лучше всего в комментариях к этой записи, здесь я точно ничего не пропущу. Комментарии не скрываются, извините! Сейчас открытость во всём нужна.
Для анонимных комментаторов я комментарии открываю, но в прошлый раз жж их почему-то не пропускал. Поэтому в крайнем случае можно писать мне в телеграм @Frei_M , но пожалуйста, действительно только в крайнем. Если у вас есть возможность комментировать в жж, лучше здесь.

Пожалуйста, проверяйте правильность написания своего адреса и папку СПАМ в почте прежде, чем пожаловаться мне, что книга не пришла. До сих пор это решало все проблемы.

Отправлять буду примерно 40-50 писем в день, вряд ли больше, поэтому кому-то, возможно, придётся несколько дней подождать. Извините за это, пожалуйста! Но времени у меня правда мало, а я не хочу автоматизировать процесс. Из рук в руки круче всего работает. Раз попробовав, я уже от этой возможности не откажусь.

Предложение, будем считать, что бессрочное, если не помешают какие-нибудь внешние обстоятельства. Тогда придумаем, как быть.

УПД
Дорогие, я в начале тринадцатой в середине четырнадцатой шестнадцатой семнадцатой девятнадцатой в конце двадцать второй четвёртой в начале двадцать пятой шестой страницы, какое счастье, что я не особо модный писатель, возможно это сохранит мне жизнь. Кто ещё без книги - всё будет! Но через день-два ночью, или завтра :))

Пожалуйста, не волнуйтесь, опоздать невозможно.

Вот прямо сейчас, 03:00 12 августа - отправлено по всем адресам. Почти невозможно в такое поверить, но факт.
Основной объём работы сделан, теперь тем, кто попросит книгу, ждать придётся недолго. Максимум, день.

Оригинал и комментарии

Давайте пофантазируем. Через два года Путин сделае мухажук (но по типу старины Дэна) и место верховного правителя станет вакантным. Кто по вашему мнению может его занять и у кого есть реальные шансы? Я живу в США, мне отсуда плохо видно, но я политикой России интересуюсь и мне кажется, что реальны четыре кандидата.
1. Медведев. Очевидный преемник. Это, кстати, минус в глазах многих. Из плюсов - не будет делать резких шагов, в принципе имеет опыт управления государством, причем ничего дурного не сделал.  Из минусов - кажется несамостоятельным и в кризисные времена (как сейчас) может не пройти проверку на прочность. Плюс его антилиберальный и антизападный крен кажется слегка (или не слегка) фальшивым, что намекает на Горби.
2. Патрушев. Человек сидящий на силовом блоке. "Булат", который при этом очень осторожен, силен в аппаратных играх. В отличие открыто амбициозного Иванова, чья карьера рухнула, остается в окружении Путина уже много лет. Вроде как ни на что не претендует, но все равно кажется амбициозным. Из плюсов - прочные связи среди силовиков, удержит страну от потрясений и возможных катаклизмов, осторожен, опытен, имеет компроимат на всех. Из минусов - нехаризматичен и вообще непубличен, победить может только с поддержкой Путина и административного ресурса.
3. Прилепин. Черт из табакерки. Харизматичен, патриотичен, располагает к себе. Молодой и популярный. Из минусов - участие в оппозиции во времена раннего Путина. Нарцис. Нет опыта управления хозяйством.
4. Кириенко. Глава администрации с огромным административным ресурсом. Показал себя очень умелым управленцем, когда Росатом сделал ведущей атомной корпорацией мира. Сравните с Рогозиным, если что. Как глава администрации занимался ЕдРом и в принципе добился хорошего результата. В далеком 1998 даже был премьером, при этом не связанный ни чем с либералами у власти - из него сделали козла отпущения. Сейчас занимается восстановлением Донбасса, очень активно. Всё это плюсы. Минусы - не сильно публичен, премьерство в 1998, непонятны его отношения с силовым блоком.

Добавление. Эти кандидаты мне лично кажутся менее вероятными, но тем не менее, мне на них указали и они при определенных раскладах могут стать президентом
5. Мишустин. Формально человек номер 2 в государстве. Хороший управленец. Но нехаризматичен, непубличен, авторитет у силовиков непонятен. Невнятная внешняя и внутренняя политика помимо экономики.
6. Собянин. Тут и управленец неплохой, и прочные связи среди политической элиты. Минуса - москвичей активно НЕ любят в стране. Типа, и так все в Москву стекалось, а при нем вообще жопа начнется везде, кроме Москвы. Плюс постоянные обвинения с бордюрами и плиткой, которые просто так не выбросишь, как "Тосканские виноградники Димона", которые никто не смог найти.
7. Шойгу. Популярен, силовой блок, управлял двумя министерствами, плюс губернией. Связи в элите, патриот (ВСЕ его родственники на виду и никто не имеет никакой связи с заграницей, кроме фантастических версий всяких). Минуса - человек ещё из 90-х. По сути динозавр времён Ельцина и всей либерды. Плюс очевидно, что не русский. Для многих это важно.
8. Кадыров. Вот не смейтесь. Тут даже писать ничего не надо. Все минуса и плюсы налицо, как говорится

А как вам кажется?

Оригинал и комментарии

Во-первых: как показала жизнь, семь лет подряд я (не только я, но сейчас речь обо мне) не ошибался, прогнозируя общее развитие ситуации. Не ошибался настолько, что нонеча аж сами Сергеи Кужугетычи на каком-то форуме самолично-с повторяют сказанное мною, причем теми же словами, - и напомнив об этом, подтверждаю: пан Ермак абсолютно прав. Если военно-политическое руководство России позволит себе проиграть эту войну, детям и внукам нынешних россиян позавидует разве что прокаженный. Впрочем, поскольку нынче лепра излечима, не позавидует и он.


Теперь во-вторых. Если кто не в курсе, причина "неприкосновенности во врем войны" высших руководителей (президентов, правящих премьеров etc.) не в пресловутом "вы нас не трогаете, мы вас не трогаем", а в том, что высший избранный руководитель по умолчанию представляет весь народ, и негласно подразумевается, что разбираться с ним можно только после войны (если он проиграл) в открытом процессе. А любой назначенный чиновник такого иммунитета не имеет.

Так вот, пан Ермак, безусловно, очень высокая (возможно, самая высокая) фигура в нацистском режиме Киева, исчезновение которой сильно раскачает тамошнюю пирамиду, и безусловно же, ключевая фигура в британских раскладах "украинского" сюжета, исчезновение которой спутает многие карты Лондона. Но это неофициально. Официально же он всего лишь назначенный чиновник, позволивший себе то, что лучше бы, пока не совсем уверен в конечном успехе, не позволять.

Оригинал и комментарии

Мальчика с Белгородчины, безусловно, жаль, но, в конце концов, она сам-сам виноват, что не так взял, и никто не обязан приставлять к мальчикам с Белгородчины (Курщины, Крыма etc.) персональных нянь, чтобы постоянно объясняли: не надо, мол, живя во фронтовой зоне, которую родная армия не в состоянии защитить, поднимать все, что лежит под ногами.

Впрочем, это вам, дорогие друзья, все "витязевы" Рунета и так объяснят, а меня заинтересовало: что же это за пост г-на Медведева о Крыме, который (выделено желтеньким) удален. Как-то запамятовал. Но ничего страшного, инфа в Сети не горит, и элементарный поиск показывает: речь идет о  том посте, где Дмитрий Анатольевич сурово и грозно предупредил: дескать,




"в случае ударов по Крыму для Украины может наступить Судный день", добавив: "Хочу в связи с этим сказать, что совершенно очевидно, они понимают последствия таких заявлений". - и я теряюсь в догадках: а зачем нужно было удалять этот пост? Ведь очевидно же: "они" очень хорошо всё понимают, а потому и творят то, что творят. И опять же,  г-н Медведев не сказал, что Судный день наступит, он всего лишь предположил, что в случае ударов по Крыму Судный день теоретически

может наступить, а следовательно, может и не наступить. То есть, одно из двух. Ну и вот, по Крыму бьют вовсю, а Судный день не наступает. Стало быть, один из вариантов, подразумевавшихся заместителем председателя СБ РФ, реализован, - и на фиг было стирать разумный пост? А может быть, кстати, что Судный день таки наступил, и вердикт оказался оправдательным...

Оригинал и комментарии

Аксиома есть утверждение, принимаемое без доказательств, поскольку оно истинно по определению. По этой причине свежая заметка Евгения Норина ни в каких комментариях не нуждается. Это так и есть, потому что иных вариантов нет. Но я боюсь даже представить себе, чьих дочерей должны взорвать

укробесы, чтобы, как метко определил Евгений Викторович Пригожин, розовые жопы с правом подписи, осознав, наконец, вполне вероятные перспективы или хотя бы обидевшись, зачесались в правильном направлении. Возможно, они пока еще на такое способны. Но это уже гипотеза, то есть предположение...

Оригинал и комментарии

Вчерашнее заявление мерзавца Пономарева поставило военно-политическое руководство России перед сложной развилкой. Начав травить любые байки, - типа: джихадисты, леваки, русофошызды, бытовуха, бандитские разборки, - в которые никто не поверил бы, власти неявно признали бы, что на территории РФ, в самом деле, действует некая "национальная республиканская армия", то есть, началась

кампания внутреннего террора, и пошли бы слухи, отнюдь не способствующие стабильности. Поэтому спецслужбам все-таки пришлось сказать правду, и теперь, поскольку Эстония подозреваемых, разумеется, не выдаст, - ответ за Россией. Вполне возможно, её военно-политическое руководство, повозмущавшись, замолчит, когда тема "пригаснет", но и это будет ответом на очень многие вопросы...

Оригинал и комментарии

Если так - то за что ЭТИ боролись? Ну ладно, в СССР русский "навязывали оккупанты", но современные дети уже рождены как минимум при Ющенко! Может всё же не стоило с языком бороться, первым решением "революции гнидности" отменяя статус как регионального? Глядишь, не то что войны не было бы, но даже Крым был бы украинским. Но нет, ЭТИ так не могут, им нужно ПАНУВАТИ над бесправными и униженными. Помнится раньше были евреи (отсюда и погромы), потом, когда стало можно - поляки в Волыни, теперь вот русские. Напомню, ирландцы сотни лет воевали с англичанами, получили независимость, но говорт на английском. Их родной гэллик почти не употребляется, но его учат в школах. И от этого Ирландия не стала меньше Ирландией!

Оригинал и комментарии

Взяв тайм-аут до ноября, я, к собственному немалому удивлению, его соблюдаю, срываясь лишь изредка, когда совсем уж молчать не могу. Но если я очень мало пишу, это вовсе не значит, что я не в курсе, а тем паче, не думаю. Так что, если кому интересно, то ли завтра вечером, то ли послезавтра днем вашему, дорогие друзья вниманию, будет предложена очередная беседа на Рой-ТВ, посвященная тому, о чем я до ноября молчу.

Оригинал и комментарии

На сей раз редакция Кommersantinfo попросила изложить, что я думаю о роли, месте и перспективах Израиля в очень непростом нынешнем пасьянсе. Слегка удивился, ибо специалистом по Израилю не являюсь, что и сказал, однако в ответ услышал: "Зато в непростых нынешних раскладах разбираетесь лучше многих". И не поспоришь. Так что, отказываться не стал, - и вот, кому интересно, смотрите сюда...

Оригинал и комментарии

В связи с новостями из Сербии (заявление Госдепа о Косово и фактическая капитуляция Белграда), а также Армении (события вокруг Лачина) есть довольно много вопросов, но отвечать не буду. Не вижу нужды в обсуждении формальных сущностей, а Сербия с Арменией, к сожалению, уже чистые формальности,
и кстати сказать, та же судьба ожидает и РФ, -


вернее, набор осколков, в который она превратится, если военно-политическое руководство России, в величии своем не обращающие внимания на всякие цацки, разные пецки и прочую лабуду, сольет Третью Отечественную, - что, разумеется, не предопределено, но, увы, возможно, хотя, надеюсь, вероятность пока что мала.  А возвращаясь к вопросу у формальностях,

так с г-ном Пашиняном все давно ясно, а вот с г-ном Вучичем сложнее. У него, безусловно, много проблем, но, черт возьми, он знает, что проблемы эти нерешаемы, и он знает, что по сценарию Запада слить Сербию должен именно он, а не какой-нибудь европудель, чтобы сербы убедились: надежды  уже совсем нет. Как по мне, в такой ситуации "Саше" стоило бы подать в отставку,

публично рассказать народу все, что он знает, а народ нет, и уйти из политики, как это сделал херр Курц. Разумеется, такой шаг уже ничего не изменит, но уважать его, по крайней мере, будет за что, и чистая совесть, - хотя бы перед самим собой, - это тоже важно. Во всяком случае, важнее еще трех-пяти лет пребывания в незавидной роли половой тряпки.

Оригинал и комментарии

Вообще-то, что с такими делать, совершенно ясно. Без помпы, в рабочем порядке. Однако, поскольку гаденыши (и этот, и прочие) показаны по ТВ, столь же ясно, что этого с ними не сделают. А стало быть, гаденышам следует сказать "Ай-ай-ай!" и взять с них честное слово, что они больше не будут.

Оригинал и комментарии

В городе-герое Севастополе появятся указатели общегородских убежищ, а в подвалах жилых домов обеспечат нахождение граждан минимум в течение часа. Сегодня губернатор Михаил Развожаев  лично проинспектировал несколько бомбоубежищ, -

и это очень хорошо. В Судный день, о котором давеча так убедительно говорил решительный г-н Медведев, это наверняка поможет многим уже не очень сакральным жителям города-героя уцелеть...

Оригинал и комментарии

Такое возможно, и вероятность растет, поскольку USA&UK в отчаянии и бессильной злобе нынче способны на любые провокации, а удар по ПМР - провокация сочная, с начинкой. Но тем более важно ни в коем случае не дать себя спровоцировать...

Оригинал и комментарии

Гадкий киевский клоун предъявил России очередной ультиматум, заявив, что если процесс над пленными нацистами состоится, переговоры, которых так хочет Кремль, станут принципиально невозможны.


Этот ультиматум - третий по счету.

Первый был предъявлен по поводу референдума на освобожденных территориях, намеченного на 11 сентября. В случае его успеха, Россия получила бы право защищать эти территории, как свои, а это не устраивало хозяев Киева, и нацистский режим учинил на освобожденных территориях массовый террор, на который Россия ничем не смогла ответить. Результат: 11 сентября референдум не состоится.

Второй был предъявлен по поводу ЗАЭС в связи с намерением России отключить от электропитания ряда территорий "украины", с которых ведутся обстрелы. Это не устраивало хозяев Киева, и нацистский режим с разрешения владельцев начал обстреливать АЭС, пугая весь мир ядерной катастрофой. Результат: под давлением шантажистов отключение "украины" от электропитания  не состоится.

Нынешний, третий ультиматум предъявлен по той причине, что доказательства нацистского террора и признания нацистских преступников на процесса могут сильно изменить сформированную хозяевами Киева информ-картинку, сместив акценты в восприятии сюжета Европой. И поскольку уничтожить всех свидетелей ударом по Еленовке не вышло, Киев вновь жмет на то, что уже дважды прогнулось.

Вопрос:

Оригинал и комментарии

Ну да. И г-н Сальдо, оказывается, все-таки не "переутомился". А то ли еще будет. Ой, много еще будет. Но, полагаю, ни эта провокация, ни удары по Крыму, ЗАЭС,  Белгородчине и Курщине, а там, глядишь, и взрывы в Москве, - не повод дать врагу себя спровоцировать. Враг только этого и ждет. Нельзя играть ему на руку...

Оригинал и комментарии

Духовная практика "читать пэйпал, плакать" освоена мною уже в совершенстве; не то что прям бурно рыдаю, но периодически увлажняю таки рукава. Такое со мной до сих пор случалось, ну, может, от музыки, да и то почти никогда.

Это на самом деле, потрясающее переживание - всё, что происходит в процессе рассылки книжек. И вот эти деньги, которые мне присылают - добровольно, потому что хотят (или даже иначе не могут). Раньше это бы выглядело нормально - ну, хорошие, порядочные люди, естественно, что среди моих читателей таких большинство. Но сейчас-то. С учётом всего контекста. Большинство моих читателей это же как раз РФ, Украина и Беларусь. Плюс эмигранты, многие из них - новенькие, беженцы, если не по статусу, то по сути. Какие там деньги писателю. По идее, не до того должно людям быть.
Короче, мне не то что увлажнять рукава, мне кричать иногда хочется, читая этот, будем считать, что пэйпал (там иногда действительно комментируют переводы, но чаще просто отвечают на мои письма со ссылками); ай, да неважно, что и где я читаю, важно, что от этого чтения у меня каждый день появляется ощущение, что я снова и снова получаю какую-то тайную премию, самую почётную на земле.

В юности мне, как (наверное) всем молодым дуракам, хотелось признания. Непонятно, за что, просто признания, чтобы я вот так выхожу, и все - ах!
/Справедливости ради, мы же правда были гениальные дети. Юные провинциальные авангардисты, необученные, поверхностно нахватавшиеся каких-то обрывков знаний, типа дикие маугли с Планеты Обезьян с кучей грандиозных идей; мне бы сейчас таких показали, я бы полюбила их больше жизни, схватилась за сердце и сказала, как про нас когда-то Комар и Меламид (примерно, нам тогда на словах передали): жалко ребят, они слишком талантливые, арт-карьера - не для таких./
Потом мне резко расхотелось признания - как только этот виноград перестал быть зелёным, и мне пришлось узнать, что за этим стоит.
Чего мне всегда хотелось, чем дальше, тем больше, так это убеждаться, что в моих делах есть высокий смысл. Потому что я вообще-то себе кажусь каким-то нелепым фриком. Сидит, пишет зачем-то книжки, которые на первый взгляд выглядят весёленьким облегчённым худлитом, а второго взгляда ни у кого на свете и нет. То есть, мне конечно регулярно встречались читатели, носители второго, а то и третьего взгляда. Но всегда казалось, это просто исключение из общего правила, случайная флуктуация, просто такой же уникум, как я.

Оказывается, всё это время Небесная Канцелярия откладывала для меня доказательства смысла, как некоторые родители деньги на детский счёт. Чтобы потом отдать всё сразу по достижении совершеннолетия. На учёбу, или что там бывает ещё.
И вот теперь, когда смысла вообще, совсем не осталось - ни в чём! - потому что мир рушится, и все способы это разрушение остановить кажутся бесстыжей фантастикой с религиозным уклоном, ну типа щас мессия придёт, починит наш примус, мне на голову с неба упала сберкнижка. В смысле, небесный банковский счёт. А там внезапно столько высокого смысла, что я стою по макушку в нём.

Это реально самое крутое, что со мной за всю, скажем так, карьеру случилось. Спасибо, конечно, что удалось до этого дожить.

Оригинал и комментарии

Самые невменяемые люди - это хохлы и уберпатриоты. Ни те, ни другие не могут вести культурную дискуссию. Не дано. У одних подгорает что про Россию и/или Путина, от которых они кушать не могут, у вторых - автор эмигрант (казалось бы, при чем тут статус человека задавшего вопрос?). 

Оригинал и комментарии

A man who was arrested last week for swinging a hatchet at people was stabbed to death in Midtown Manhattan on Friday morning by a man who claimed self-defense, police said.
The 49-year-old was knifed at W. 44th Street and Eighth Avenue shortly before 1 a.m. NYPD officers responding to a 911 call found him stabbed in the neck and groin. EMS transported him to NYC Health + Hospitals/Bellevue, where he was pronounced dead. He was later identified as Guarionex Torres, of the Bronx
The victim had a history of arrests and was known for menacing people in Hell's Kitchen, sources said. He was busted just last week for swinging a hatchet at people.
A 28-year-old man was stopped about a block away from the scene and taken into custody.
The suspect, identified as Jesus Ramirez, of the Bronx, was charged with murder and criminal possession of a weapon.
He told police that he and Torres got into a fight and that he stabbed him in self-defense, sources said.
The fight may have started when the two men bumped into each other, according to the sources.
A knife was recovered at the scene, police said.
Отсюда

На Манхэттане зарезали насмерть идиота, который на прошлой неделе бросался с топориком на прохожих. Его арестовали, а потом выпустили (дебильный закон ДиБлазио), видно, опять взялся за старое и нарвался НЕ НА ТОГО.

Оригинал и комментарии

 Так было. Вот сейчас я не уверен что молодое поколение знает художников хотя бы приблизительно как это было в поселке Бобровка. (про Екатериненбург вообще молчу, Северский завод - так вааще!)). Кстати, кто такой (без Гугла и Яндекса) Гуттузо??

Оригинал и комментарии

Потрясающе, до какой степени точно, в лоб сказка "Аленький цветочек" описывает канонический (другие варианты бывают, но исчезающе редко) успешный богоискательский путь.

1. Юному человеку хочется чего-то странного. Бесполезного в хозяйстве невшибенно прекрасного не пойми чего. Некоторые, понятно, могут хотеть до старости, но если ты любимчик судьбы, потому что лучше всех в мире (как младшая дочь купца была отцовской любимицей), возможно у тебя примут заказ.

2. Получив своё невшибенное прекрасное не пойми что, любимчик небес выясняет, что в обмен на этот духовный (прастити) дар надо отдать всю свою жизнь, всего себя целиком. Нельзя получить невшибенное и спокойно сидеть на диване, в смысле, дальше проживать штатную человечью жизнь. Раньше надо было думать (и честно просить понятное и полезное, например, хрустальный тувалет).

3. Отдавший себя целиком на службу чудесному (и пока вообще на хрен совсем непонятному, но явно прекрасному), получает удивительный мир, полный чудес и безусловной любви (вот и дочка купца в гостях у зверя лесного-чуда морского наслаждается лухари-жизнью, как её себе представлял автор сказки, вернее, нянька, с чьих слов Аксаков, вроде, её записал).

4. Но понятно, что рано или поздно (скорее рано) неизъяснимое откроет счастливчику свой... эээ... прастити, сияющий лик. Мистический ужос, страх божий, или как оно ещё называется. В той форме, которая будет особенно невыносима этому конкретному богоискателю. И есть только один способ нормально пережить это счастье - по примеру купеческой дочки, любовь и благодарность за всё, что уже успело случиться на этом пути. Купеческая дочка отлично справилась, а нормальные люди, которые не сказочные персонажи, на этом этапе часто сходят с дистанции. Поэтому сердце надо сразу, не дожидаясь чудесных подарков, растить. С любовью (и благодарностью, не забываем) любой мистический ужос отлично заходит. Прям на ура.

5. Потом купеческая дочка отправляется в гости к родным, из-за козней завистниц роковым образом опаздывает домой с дискотеки не успевает вернуться к назначенному часу - распространённый сюжет. Когда она наконец возвращается, взору её предстаёт мёртвое от горя чудище. Аналогично на пути (почти) всякого богоискателя, поднабравшегося силы и опыта, встают т.н. соблазны благополучной чел.жизни. И для того, кто отвлёкся надолго, бог умирает. (Понятно, что умирает не бог, поди укокошь неизъяснимую бесконечность, а его собственный дух, прерывается связь с чудесным; короче, в этот момент кажется, что всё кончено, и оно действительно, кончено, но это, разумеется, не финал.)

6. Купеческая дочка выла от горя и говорила чудищу, что любит его, как желанного жениха. Судя по тому, что чудище не только воскресло, но и превратилось в прекрасного принца (даже интерфейс неизъяснимого стал гораздо более юзерфрендли), говорила чистую правду. Девичье счастье купеческой дочки - подсказка нам. Когда отчаянием и любовью возвращаешь себе продолбанную связь с духом, своё утраченное высокое предназначение, потом уже всё нормально. Не может быть страшным то, что воскресила наша любовь.

P.S.
Отдельно интересная фигура тут купец, отец девочки, которого послали за цветком. Это явно фигура ангела-хранителя, духа-покровителя, или гуру. Обещание зверя лесного, чуда морского казнить его страшной смертью, если дочь добровольно (!) сама не приедет - не пустые слова. Хочешь раздавать молодёжи аленькие цветочки - да на здоровье! Но за просветительскую работу - вот такая цена.

Оригинал и комментарии

Такой ответ я получил от главного редактора журнала «Социологическая жизнь» Л.А.Козловой.

Напоминаю историю вопроса. Около полутора лет назад я предложил этому журналу опубликовать мою статью о неправильных (ошибочных, ложных, а порой и лживых) трактовках метода фокус-групп. Статья не была опубликована в связи с негативными отзывами рецензентов, которые сочли ее безграмотной. В одной из рецензий это было прямо написано в резолютивной части.

Позднее статья была опубликована в журнале ЭКО, а ее продолжение в «Мониторинге общественного мнения», за что я искренне благодарен обеим редакциям.

После публикации второй статьи я обратился в редакцию «Социологической жизни» с предложением опубликовать на данную тему статью «правильную» и грамотную, коль скоро наша точка зрения была признана безграмотной.

Л.А.Козлова ответила эмоциональным отказам, аргументировав свою позицию следующим образом.

«По-видимому, Вы отождествляете работу редакции научного журнала с обменом мнениями и дискуссиями. … Редакция не имеет возможности и даже соответствующих полномочий инициировать дискуссии по поводу статей, которые не были опубликованы в нашем журнале. … В журналах "ЭКО" и "Мониторинг" Ваши статьи опубликовали, что можно только приветствовать. Однако это не означает, что эксперты СЖ не имели права на другое мнение. … Для инициирования живых дискуссий существуют специальные научные площадки, позволяющие "лицом к лицу", в неформальной и содержательной манере обмениваться мнениями. Для Вашего случая, как нам представляется, они подходят лучше».

Если формулировать кратко, позиция Л.А.Козловой по смыслу совпадает с известным высказыванием Б.Грызлова о том, что «Парламент – не место для дискуссий». Критики власти, включая меня, часто не хотят замечать, что российская власть гораздо более «народна», чем это кажется на первый взгляд.

В ответ я написал Л.А.Козловой следующее (ответа не получил). «…Я предлагал Вам инициировать публикацию статьи, а не живую дискуссию, хотя мне известны случаи организации таких дискуссий в редакциях журналов. Конкретно я предлагаю передать наши статьи рецензентам или их единомышленникам и предложить им написать собственную (с учетом наших аргументов). Для любого научного журнала обращение к потенциальным авторам - нормальная практика. Это не только право, но и обязанность редакции - публиковать статьи по актуальным научным темам.

Эксперты СЖ, безусловно, имеют право на свое мнение. Более того, они обязаны его иметь. Только почему они не хотят высказать его публично на станицах Вашего журнала? Я, в отличие о них, счел бы за честь ответить на такой вызов. Может быть, они боятся показать, что "король голый"? Предлагаю это проверить.

Я считаю неправильным, что в Вашем журнале, насколько мне известно, не было опубликовано ни одной статьи по методологии фокус-групп, хотя в России такие исследования проводятся тысячами, если не десятками тысяч (возникла целая индустрия). Миссия академического журнала состоит в том, чтобы быть лидером в методологических вопросах и задавать научному сообществу высокие профессиональные стандарты. В Вашем журнале эта миссия не выполняется».

К сказанному хочу добавить следующее. Во-первых, о редакционной политике журналов. Публикуемые в них статьи обычно поступают самотеком от авторов, заинтересованных в публикациях. Это нормально. Но периодически возникают особо актуальные и спорные темы, по которым редакционные коллегии, как я считаю, должны стремиться к тому, чтобы представить разные точки зрения. В этих случаях редакции должны занять активную позицию. При необходимости они могут обращаться к потенциальным авторам, дать слово оппонентам. Ничего запретного в этом нет.

В прошлых ветках дискуссии не раз звучал тезис о том, что российским журналам следует перенимать методы работы западных рецензируемых журналов. Вопрос к знатокам: там тоже принято зажимать дискуссии, не публиковать противоположные точки зрения?

Во-вторых, я уже неоднократно писал, что российская фокус-групповая индустрия страдает от массового шарлатанства. По-видимому, его меньше в маркетинговых исследованиях, где авторы отчетов несут ответственность перед коммерческим (т.е. более вменяемым) заказчиком. В политических исследованиях ответственность меньше, поскольку результаты выборов рисуются, а не определяются голосованием. Наконец, совсем безответственными являются сферы академической социологии и ВУЗовского преподавания, о чем было подробно написано в наших статьях (с конкретными примерами). Исключения, конечно, есть, но, по моему мнению, они не формируют критической массы.

Участники маркетингового рынка не пишут рецензий. Их авторами являются обычно преподаватели и академические сотрудники. Увидев, что в наших статьях острие критики направлено против них, они блокируют публикации и устанавливают цензуру. В «Социологической жизни» произошло именно так. Что касается журнала «Мониторинг», то я повторяю свою благодарность за публикацию, но напоминаю, что решение было принято редакцией вопреки мнению рецензентов, которые рекомендовали «устранить полемику».

Моя претензия к рецензентам состоит не в том, что они имеют свою точку зрения, а в том, что они отказываются ее изложить. В моей научной области это массовое явление. Оно означает, что эти люди НЕ ИМЕЮТ своей точки зрения по обсуждаемому вопросу. В ответ на предложение изложить свою точку зрения они прибегают к тактике замалчивания (самая эффективная тактика).

Почему редакция «Социологической жизни» наотрез отказалась опубликовать «грамотную» точку зрения в противовес нашей безграмотной? Это бы только подняло рейтинг журнала. Судя по проявленным эмоциям, Л.А.Козлова чего-то испугалась. Чего именно? Хорошо было бы у нее спросить, но вряд ли она захочет ответить. Но тогда возникает вопрос: зачем вообще нужен журнал, главный редактор которого боится публиковать разные точки зрения и считает, что научный журнал – не место для научных дискуссий?

Оригинал и комментарии

https://russhatter.livejournal.com/303145.html (автора, вероятно, многие из читающих знают, поэтому привожу цитату — из длинного философического текста):  

«Давайте проверим, совместен мой опыт с Вашим личным? <...>
Вот: если Вам лично это рассуждение видится логичным - значит понимание у нас с Вами есть. Если же понимания нет - я боюсь, что дальнейшее чтение этого текста или бессмысленно, или может привести к неадекватному восприятию. <...> Среди людей, с которыми я веду какие-либо общие разговоры, я не знаю никого, кто бы меня не понимал хотя бы частично»

Конечно, это проверенный рецепт нести всякую ахинею невозбранно, но удивительно, что он осознанно декларируется...

Оригинал и комментарии

Немчура кормить не будет

Оригинал и комментарии

Были вчера на открытии выставки Ромуальда Садаускаса (Romualdas Sadauskas); на самом деле, это мастер Ромас, лучший багетчик города, в чьих руках даже крашеная фанерка с помойки становится тем самым бесспорным шедевром, который был с самого начала очевиден мне, но больше никому. И все художники, с которыми я дружу, посмотрев на свои работы в его оформлении, удивляются, какие они оказывается крутые. Кароч, в своём деле багетчик Ромас реально шаман.

Ромас давно, года три, а может четыре назад рассказывал мне, что иногда картины, которые ему приносят на оформление, имеют подложку, где остаются их следы, отпечатки, не знаю, как точнее сказать. И он эти отпечатки себе оставляет, собралась уже большая коллекция, интересно было бы её показать, устроить выставку, да лень.

Короче, Ромасу вдруг перестало быть лень. Он эту выставку сделал. И она оказалась неожиданностью, почти потрясением даже для меня, хотя он мне идею рассказывал. Но мне казалось, на этих картонках-бумажках-подложках будут - ну, пятна, заломы, следы от углов и прочая геометрия. А там - натурально тени. Тени картин.

Понятно, что самые крутые сфотографировать невозможно. Там вообще надо с правильной стороны подойти, чтобы увидеть, к примеру, чёрного ангела на чёрном прямоугольнике, на чёрном фоне, чёрным по чёрному, да.

Сфотографировать удалось только несколько работ, наиболее ярких, отчётливых. Особенно если на снимке контраст подкрутить.












Вот по этой паре видно, какие бывают оригиналы, какие у них получаются тени; короче, можно, я думаю, не объяснять:




Ну, в общем,
как человек, который шпарит в файн арте, я хочу написать про Ромаса дисер (спойлер: нинапишу),
как автор множества книг, где место действия - тень нашего города, я, будем считать, одобрительно ухмыляюсь в усы - где ещё и устраивать выставку теней чужих картин
а как левая пятка неизъяснимого, я, по меткому выражению художника Чуды (инстаграм yana_leaves) просто СТОЮ-ОРУ.

Кароч, кто в Вильнюсе, идите, смотрите.
Galerijа Šofar, Mėsinių g. 3A
Romualdo Sadausko paroda "Šešėliai. Favorite de Lune"
ААААААААААААААААААААААА

Оригинал и комментарии

Пару дней назад посидели с другом в кофейне на пешеходке, ну то есть, именно посидели, кофе в итоге так и не взяли, не захотелось, и так хорошо. Потом пошли дальше, прельстившись звуками музыки, свернули во двор ШМЦ, где был концерт; привлекшие нас звуки оказались завершающими аккордами, концерт закончился в тот момент, когда мы зашли, но мы отлично там посидели, разглядывая музыкантов, лениво разбирающих аппаратуру, публику, не спешившую расходиться, и собак (собачинек - в первую очередь, из-за них-то мы и не ушли). Наконец говорю: слушай, отлично вышло, это мы сперва пустотно посидели в кофейне, а потом пустотно посетили концерт, ух сейчас бы сюда Оболтуса, он бы про пустотность нам разъяснил. - Что за Оболтус? - Да это детское прозвище. Художник Сергей Ануфриев, он крутой.

Так слово за слово, мы разъяснили Оболтуса, в смысле, загуглили, в частности, нашли его интервью, где он рассказывает: я проделал нелегкий путь, лежал в дурдомах, чтобы откосить от армии, это все увенчалось успехом, началась перестройка, - и сперва очень ржали, потому что фраза построена так, словно перестройка началась из-за того, что чувак удачно полежал в дурдоме. А потом до меня дошло, что именно так и было, в смысле, мы все тогда так и чувствовали: как будто мерзкий тухлый совок рухнул только потому, что мы ему не сдались.
Мы не были идиотами, мы так на самом деле не думали. Естественно, нет! Даже нам было понятно, что сысэр поломалось от дегенеративной плановой экономики, дебилов у власти, общей бесчеловечности и обилия лжи (кто не застал, или просто не аналитик, не видит, как щас эуропонька по сходным граблям идёт).
Но мало ли что нам было понятно. Чувства сильнее умственных построений, мы всё равно ощущали себя победителями. Мы по-честному, без малейшей надежды на послабления сраному совку не сдались, не адаптировались, не приспособились, и вот он рушится, потому что мы такие крутые, всё из-за нас, аааааааа!

Это было такое счастье - отвратительная государственная махина, заточенная под истребление нас, рушилась у нас на глазах. Я с тех пор знаю, как это - чувствовать себя победителем. Вопреки теоретическому пониманию, что явно не мы решаем такие дела. Победа была иллюзорная, но опыт её проживания - настоящий. Его уже не отменить.

Я очень желаю нынешним детям такого опыта. Пережить разрушение государственной глыбы, по-дурацки ощущая себя победителями: "это потому, что мы не сдались!" Ну и повторить за компанию с ними совершенно точно не откажусь.

Самым сильным чувством тогда было у меня изумление - так что, получается, нам можно не умирать молодыми? Есть ещё варианты? Серьёзно? Ух я щас наворочу! Сэсэр сменился не то чтобы чем-то прекрасным, тоже адским говнищем, а сейчас примерно весь мир в сраный совок превращается. Но машина для истребления лучших начала давать сбои, и некоторым из нас действительно удалось не умереть молодыми. И даже чего-то в натуре наворотить.

P.S.
Обсудив всё это, мы ушли с не-концерта, и пустотно исследовали книжный ящик. В смысле, ящик был совершенно пустой.

Оригинал и комментарии

Я не специалист по военно-"железной" тематике, потому попросил знающего человека поделиться своим мнением в отношении того, что среди оружия Северной Кореи есть такого, что могло бы заинтересовать ДНР и ЛНР... Обычно же если КНДР, то это большие ракеты-"ядрёная бомба", а тут шанс поговорить про "обычные" виды оружия.
Первоначально интервью было опубликовано вот здесь: https://news.ru/asia/ekspert-phenyan-mozhet-seryozno-pomoch-dnr-i-lnr-s-voennoj-tochki-zreniya/
Ниже идет первоначальный вариант (который, впрочем, мало отличается от самой публикации)
Спасибо Владимиру Хрусталеву за интервью!







Небольшое отступление: тут в СМИ со ссылкой на журналист Игоря Коротченко появились сообщения о "возможности направления на Донбасс 100 тысяч северокорейских военных", мол,КНДР предлагает их направить, как и рабочих...

https://nypost.com/2022/08/05/russian-state-tv-north-korea-offers-kremlin-100000-troops/

http://trud-ost.ru/?p=823119&utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2Fnews%2Finstory%2FKorotchenko_otpravka_vDonbass_100_tysyach_voennykh_izKNDR_zavisit_otsoglasiya_RF--387dfcb7755185f6a6c25db396593f4f

Скажу аккуратно: у меня эта информация вызывает очень большие сомнения, хотя бы потому, что КНДР сама себя полностью изолировала и не пускает к себе даже своего посла из Китая, который закончил срок работы в Пекине. С выездом также очень серьезные проблемы. Как правило, далекие от КНДР люди не понимают, насколько это сложно сейчас выехать-въехать в КНДР, думая: "Да что там, ну сделают исключение!" - Щас......Спросите наших дипломатов, они расскажут. А тут сразу 100 тысяч... Как бы, конечно, хотелось бы спросить у журналиста про источник информации. Моя чисто личная точка зрения - вероятность наличия такого предложения очень невелика... Обещанное интервью с Владимиром Хрусталевым ниже...

Эксперт: Пхеньян может серьёзно помочь ДНР и ЛНР с военной точки зрения
Олег Кирьянов (Сеул)

Вольно или невольно обе Кореи – как Северная, так и Южная – стали так или иначе подключаться к конфликту на Украине. КНДР заявила о дипломатическом признании республик Донбасса – Донецкой Народной Республики (ДНР) и Луганской Народной Республики (ЛНР) – установив с ними дипломатические отношения. В ответ Киев разорвал отношения с Пхеньяном, на что КНДР подчеркнула, что Украина не имеет права оспаривать такой шаг. С другой стороны, Южная Корея подписала крупнейший в истории своего ВПК контракт на поставку в Польшу танков, самоходных артиллерийских установок, боевых самолетов. Хотя Сеул пока отказывается направлять оружие Украине напрямую, но, как считают эксперты, накачивая Польшу своей техникой, Южная Корея косвенно ввязывается в эти схемы, позволяя Варшаве увеличить объем поставок своих вооружений и техники Киеву.

Мы попросили прокомментировать ситуацию известного эксперта по военной проблематике КНДР Владимира Владимировича Хрусталева, подробно остановившись на том, как Пхеньян мог бы помочь ДНР и ЛНР с военной точки зрения, если, конечно, соответствующий запрос поступит, а также рассказать, чем может обернуться для Сеула активное военное сотрудничество с Польшей.




Владимир Владимирович, сначала короткий вопрос на «да» или «нет»: может ли, как считают некоторые, Северная Корея чем-то помочь ДНР и ЛНР в плане оружия и даже с точки зрения ведения боевых действий.?

В.В.Хрусталев: При принятии такого решения руководством КНДР в ответ на соответствующее обращение ДНР и ЛНР вполне может.


А что такого может предложить Пхеньян, что может заинтересовать ДНР и ЛНР?

В.В.Хрусталев: В первую очередь речь идет о военно-технической помощи, т. е. продукции ВПК КНДР. Во-первых, у Пхеньяна достаточно позиций, которые могут очень пригодиться Народной милиции (НМ) ДНР и ЛНР и на текущей фазе войны, и в ожидаемом продолжении. Есть вещи, которые можно использовать практически завтра же после получения, а есть те, которые требуют более длительного цикла подготовки к применению и участия военных советников. Ну и самый мощный вариант — это если Пхеньян согласился бы на отправку не только «железа» (то есть оружия), но и на участие своих специалистов в боевых действиях. Тогда ассортимент того, что может быть применено сразу (или почти сразу), резко увеличивается, ибо не ограничивается компетенциями местного персонала.


Хорошо. Давайте тогда от простого к сложному. Что можно было бы использовать «здесь и сейчас»?

В.В.Хрусталев: Это должно быть что-то полезное «здесь и сейчас» и при этом что-то такое что не могут мгновенно дать со складов ВС РФ. В голову сразу приходит как минимум две позиции.

Во-первых — это северокорейская 107-мм система залпового огня, являющаяся клоном знаменитой китайской Тип-63. Она является устаревшей для реактивной артиллерии, но по совокупности характеристик — это один из лучших вариантов оружия поддержки на коротких дистанциях и на уровне низовых подразделений - эдакая «карманная реактивная артиллерия». В хронике с Донбасса регулярно появляются видео, где бойцам НМ приходится для задач поддержки и огневых налетов использовать «в упор» не самый удобный и эффективный переносной Град-П с одной ракетой.

РСЗО Тип-63



Системы же семейства Тип-63 оптимизированы как раз для этого. Это крохотная, почти игрушечная по размерам система с 12 направляющими и достаточно убойными 107-мм ракетами, которые может выпустить менее чем за десять секунд на дальности до 8500 метров. Она очень удобна: ее легко можно перетащить или перекатить группой людей, в том числе и разобрав на части и собрав на месте, её легко можно установить даже на легковой автомобиль вплоть до небольшого багги. При этом из-за веса боеприпасов пользоваться ей могут легко даже женщины и подростки. Научиться вести огонь в зоне прямой видимости нетрудно, причем эффективно можно стрелять по целям в зоне видимости даже лишь освоив прицеливание «на глаз».

Она уже применялась в самых разных конфликтах, доказав свою эффективность для решения тех задач, для которых предназначена. Оригинальная китайская система и ее многочисленные клоны (северокорейские, иранские, турецкие и т д) и потомки применялись и применяются в десятках войн и конфликтов (из последних — войны в Сирии и Нагорном Карабахе). Причем применяются как регулярными армиями, так и повстанческими и террористическими группами. Она очень проста и неприхотлива.

В армии КНДР эти системы ставятся на боевую технику вместо пулеметов, как базовое оружие поддержки на поле боя! Особо следует отметить то, что боеприпасы разных производителей обоюдно совместимы с чужими пусковыми. На мировом рынке (в том числе у негосударственных продавцов) доступны очень продвинутые боеприпасы для этой РСЗО.

При этом стоит отметить, что именно северокорейский вариант очень удобен. Промышленность КНДР произвела большое их количество (тысячи штук) как самих установок, так и боеприпасов к ним. Если надо, то произведет быстро еще. Потребности НМ ДНР и ЛНР - это уровень нескольких десятков (в самом-самом экстремальном случае - сотен) таких установок. В сочетании с наставшей эрой квадрокоптеров как средства разведки и корректировки для низовых подразделений и на ближних дистанциях — это может быть интересная комбинация, в первую очередь из-за очень короткого времени накрытия цели и работы групповым залпом (в отличие от минометов и тем более Град-П).


Получается что-то типа автомата Калашникова от РСЗО – простая в использовании, надежная и эффективная. Это вы рассказали только про первый вид оружия КНДР, который мог быть востребован ДНР и ЛНР немедленно. А какой второй?

В.В.Хрусталев: Вторая система — это северокорейский аналог Spike-NLOS. Это многоцелевая тактическая ракета, которая в первую очередь ПТУР, но вообще подходит для поражения любых малоразмерных целей на рабочей дальности (ДОТов, катеров, автомобилей, артиллерийских орудий, минометов, отдельных малоразмерных окопов и т д). Надежная рабочая дальность северокорейской ракеты — 10 км. Ходят слухи о создании системы с дальностью до 25 км, но подтвердить или опровергнуть их пока невозможно.





А чем эта ракета интересна с точки зрения ведения боевых действий?

В.В.Хрусталев: Ключевое преимущество этого комплекса — это возможность вести огонь с закрытых позиций. Ракета запускается, а дальше уже ей управляет оператор. Причем оператор получает информацию с оптико-электронной системы в головной части ракеты на экране в боевой машине, и способен управлять ей примерно также, как барражирующим боеприпасом.

Благодаря этим особенностям есть возможности: выбирать цель уже после запуска или изменять цель; получать разведывательные данные в реальном времени и опознавать цель; минимизировать сопутствующий ущерб и исключать огонь по своим; достигать высочайшей точности на максимальной дальности с первого выстрела; вести огонь с закрытых позиций и вне дальности огня большинства оружия поля боя. Из плюсов также стоит отметить то, что поражение цели осуществляется сверху.

Известно о двух базовых платформах для размещения этой ракеты — это пусковая установка (ПУ) М-2018 на базе трехосоного БТР и ПУ М-2022 на базе двухосного автомобиля. В каждом варианте число ракет готовых к немедленному применению 8 штук. Компактность, быстрота развертывания и огневая мощь комплекса позволяют снизить зависимость малых подразделений от артиллерийской и воздушной поддержки и дают им возможность эффективно бороться с укреплениями, танками и другими трудноуязвимыми для обычного оружия целями.


С той же Украиной, судя по разговорам, часто не проблема поставить оружие, но не так просто научить им пользоваться. Сложна ли в управлении северокорейская ракета?

В.В.Хрусталев: Автомобильная версия комплекса и сама ракета не так уж и сложны для современного поколения операторов, выросших на интерфейсах гражданской бытовой электроники и компьютерных играх, а потому в короткие сроки могут быть освоены. C логистическим обеспечением их применения в боевых действиях особых проблем тоже быть не должно.


Если у КНДР какие-то более мощные комплексы, которые могли бы стать ответом на американские HIMARS. Если верить западным СМИ, то эти комплексы США демонстрируют высокую эффективность…

В.В.Хрусталев: HIMARS — это просто ракетная система с корректируемыми высокоточными боеприпасами. Если координаты цели определены верно и цель не прикрыта адекватной системой перехвата на подлете, то она очень эффективна. Однако в реальной жизни есть серьезные ограничения. В целом, это хорошее оружие, но его не так много, особенно с учетом того, насколько внезапно прожорливой на все виды боеприпасов оказалась кампания 2022 г даже для западных ВПК! У России есть свои 300-мм системы с корректируемыми боеприпасами “Торнадо-С”, но не сказать, чтобы был особый избыток таких высокоточных ракет и совместимых ПУ. Вот тут есть кое-что интересное у Северной Кореи, чтобы в сжатые сроки дать сравнимые опции НМ ДНР и ЛНР.

КНДР с середины 2010-х серийно выпускает 300-мм РСЗО KN-09 с максимальной дальностью стрельбы 200-250 км и высокоточными ракетами (в передней части корпуса установлены аэродинамические поверхности для корректировки уже в полете). На одной пусковой установке 8 направляющих с ракетой в каждой. Есть варианты как с обычными осколочно-фугасными, так и кассетными и проникающими бетонобойными боевыми частями (БЧ).

KN-09


Имея такие системы с обученными расчетами (своими или из числа советников) НМ ДНР и ЛНР могла бы самостоятельно позволить себе удары высокой точности на дальности до 200-250 км. Хоть по командным пунктам, хоть по складам, хоть по мостам портить полотно. Вот вам и ответ HIMARS.


Кстати, о мостах. Часто озвучивается точка зрения, что мосты - это слишком капитальные конструкции и очень тяжело их вывести из строя. Не найдется ли чего подходящего по этой части?

В.В.Хрусталев: Подходящее железо для решения задачи в неядерном исполнении у КНДР, в принципе, есть. В 2021 г. КНДР испытала оперативно-тактическую ракету с рабочей дальностью 400-600 км, гиперзвуковой скоростью и заявленным весом боеголовки в 2,5 тонны! Это ракета из нового поколения северокорейских ракет, то есть очень точная. Подобные ракеты будут способны сломать достаточно мощный мост 2-4 попаданиями. Хотя вряд ли КНДР успела изготовить число ракет, достаточное для надежного неядерного выноса всех больших мостов при теоретическом получении всех этих ракет на ТВД. Тем не менее, некоторое число ракет этого класса могло бы быть полезным для применения в тот или иной критичный момент даже без мостов. Например, в качестве сокрушителей бункеров в случае очередной «Азовстали».

Вот про эти ракеты речь...





Раз уж речь зашла о больших ракетах, что еще есть у КНДР, что могло бы пригодиться республикам Донбасса?

В.В.Хрусталев: Северокорейские большие ракеты — это очень обширная тема. В голову сразу приходят как минимум два варианта.

Во-первых, это ракеты KN-02, которые являются местной веткой эволюции советского комплекса «Точка». Северные корейцы получили из Сирии оригинальную ракету в 1996 г и в середине 2000-х сделали свою версию. В первой половине 2010-х в КНДР в серию пошли ракеты уже с дальностью до 220-240 км и с достаточно приличной точностью. Причем в качестве базы для ПУ использовались автомобили МАЗ. В настоящее время эта система считается устаревшей. Их ценность для КНДР явно снизилась, а вот в Донецку и Луганску они очень бы пригодились. У них короткая предстартовая подготовка, достаточная дальность и точность, мощная БЧ, понятная и простая база в виде автомобиля МАЗ.

Во-вторых, знаменитая KN-23, метко прозванная «КимСкандером» – северокорейский аналог российских «Искандеров». Это очень точная оперативно-тактическая квазибаллистическая ракета с опциями по преодолению ПВО и ПРО и проверенной дальностью стрельбы до 690 км. Для нее есть вариант ПУ на колесном шасси повышенной проходимости с двумя ракетами. Это отличная «длинная рука», то есть оружие, позволяющее уверенно поражать цели на большом удалении. Это хорошее серийное оружие (очень много пусков на полигонах, что указывает на производство в достаточном объеме). Примерно по 4 ПУ и по 40 ракет НМ ДНР и ЛНР — это бы сильно улучшило жизнь штабистам Донецка и Луганска.

KN-23



Но чтобы использовать ракеты нужны обученные люди. А есть ли они на Донбассе?

В.В.Хрусталев: Вот тут и состоит важнейший вопрос. Но вопрос решаемый, если главное политическое решение уже принято. Все зависит от типа вооружения и требуемых сроков. Что-то можно сразу освоить, прочитав инструкцию, а что-то первое время будет применяться только присланными советниками. И лишь постепенно все больше и больше действий будет выполняться местным персоналом, пока не освоят систему полностью. Хотя, конечно, идеальным было бы привлечение «советников» к непосредственному применению поставляемых систем в боевых действиях. Это принципиально другие и эффективность и масштаб и скорость. Можно было бы резко расширить номенклатуру действительно полезных северокорейских вооружения и военной техники.


О каких именно комплексах КНДР идет речь, если допустить личное участие северокорейских советников?

В.В.Хрусталев: Ну, например, у КНДР есть отличная РСЗО калибром 240-мм (М-1991) и максимальной дальностью стрельбы большей, чем у «Урагана» (минимальная оценка 43 км, максимальная 60 км), но меньшей, чем у «Смерча». На одной ПУ - 22 ракеты, что больше, чем у того же «Урагана», имеющего 16 ракет. Боевая часть тоже достаточно увесистая. Но для работы на больших дальностях неуправляемыми ракетами эффективный огонь должен вестись не одной батареей, а несколькими сразу, чтобы скомпенсировать рассеивание, то есть уже нужен где-то дивизион. Зато целый дивизион таких РСЗО с обученными и натренированными артиллеристами (и рядовыми и офицерами) в условиях Донбасса наведет большого шороху, особенно в глубине порядков противника. На более коротких дистанциях они тоже не помешают. А вот если под рукой нет в достатке артиллеристов, знакомых с этой системой и налаженных поставок им боеприпасов нужного калибра, — это будет просто обуза. Касается это и сверхдальних 170-мм САУ, и новых М-2018 и т д.

Подобных позиций множество, и не только с артиллерией. Вопрос, как я уже сказал, в личном участии северокорейских экспертов на стороне ДНР и ЛНР, хотя бы в качестве советников.


Спасибо за подробный ответ. Перейдем к сотрудничеству Южной Кореи с Польшей. Сеул заверяет, что его поставки Варшаве не означают прямого участия в поставках Украине, но очевидно, что это развязывает Польше руки в плане наращивания поставок оружия Киеву, и это прекрасно понимают в Сеуле, хотя предпочитают не говорить об этом. Если использовать такую же логику Сеула, то не может ли Москва также помогать ДНР и ЛНР, чтобы те потом сотрудничали с КНДР в качестве своего рода симметричного ответа южнокорейско-польской сделке?

В.В.Хрусталев: Мое личное мнение, что да. Сам факт признания ДНР и ЛНР со стороны КНДР создал любопытную ситуацию. ЛНР и ДНР - не члены ООН. КНДР не признает санкций в отношении себя, но признает ДНР и ЛНР. Россия официально признает ДНР и ЛНР как независимые страны, имеющие свободу взаимоотношений с третьими странами. Кому не понравится, то пусть устанавливают дипломатические отношения с Луганском и Донецком и предлагают что-то взамен или пускают в ООН и также пытаются связать руки. ДНР и ЛНР не подписывали и не ратифицировали никаких договоров о ракетах и прочих вооружениях. То есть признание Москвой и Пхеньяном ДНР и ЛНР создало своеобразный международно-правовой офшор с большим пространством для самого разного рода схем поддержки и взаимодействия. В общем можно допустить и реализовать очень многое, но тема деликатная. Хотя, насколько можно судить по тем же СМИ Южной Кореи и некоторым экспертным прикидкам оттуда, то и в Сеуле понимают, чем некоторые варианты могут для них обернуться.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.




Новая метла

Итак, законность восстановили, «бандитов» извели - и теперь следовало решать, как жить дальше, а тут никакой Госдеп помочь не мог. Да и не хотел. Вас спасли? ОК. Вы власть? ОК. Вот и думайте сами, а если встанет вопрос об интересах США, мы сами скажем. Так м-р Вейцель сеньору Диасу и объяснил. Хотя в самом важном для президента вопросе все же помог, но опять же, руководствуясь интересами Штатов.

Дело в том, что дон Адольфо и раньше сеньора Чаморро опасался, а к этому времени уже и побаивался. Тот и раньше посматривал на «штафирку» Диаса свысока, в полный голос заявляя, что президентом должен быть он, а не «эта слякоть», и ждать от дона Эмилиано с его характером можно было всякого. В Госдепе этот нюанс понимали, учитывали, и к тому же весьма не одобряли наличие в стране уже не нужных «нацбатов», оплачиваемых лично Чаморро.

Раньше – да, и сама по себе идея американцам понравилась (они ее даже взяли в разработку на будущее), но сейчас, когда пришло время стричь купоны, Штатам совершенно не нужны были «частные» и «фамильные» армии, способные нарушить порядок, не согласовав нарушение с посольством, а поскольку распустить их своим указом президент Диас боялся, справедливо опасаясь за жизнь, поговорить с доном Эмилиано пришлось лично посланнику США, после чего «подонков» распустили с выходным пособией, а сеньор Чаморро уехал чрезвычайно и полномочно представлять «свободную Никарагуа» в Вашингтоне.

Однако это мелочи. Необходимо было решить главный вопрос, волновавший руководство м-ра Вейцеля, и решать этот вопрос нужно было быстро: в Штатах прошли выборы, республиканцы проиграли, победил Вудро Вильсон, слывший «опасным либералом», и м-р Фриландер Нокс, понимая, что отставка не за горами, приказал м-ру Вейцелю, уже собиравшему чемоданы, срочно сделать все, чтобы «величественные достижения администрации Тафта в Никарагуа стали необратимы».

Велено – сделано. 1 февраля 1913 посланник США явился в резиденцию президента, положил на стол несколько листов бумаги, объяснил, что нужно делать, трепещущий дон Адольфо, даже не подумав потянуть время до 4 марта, покивал, и уже 9 февраля стороны (США в лице м-ра Вейцеля и Никарагуа в лице Диего Чаморро, главы МИД и родного дяди дона Эмилиано) подписали коротенький, всего пять очень сухих статей договор.

«Отныне и навсегда» (1) право решать, быть ли Каналу через Никарагуа или не быть предоставлялось Штатам; (2) «из чувства благодарности и в надежде на дальнейшую поддержку» Никарагуа отдавала в аренду Штатам на 99 лет архипелаг Корн в Карибском море плюс устье реки Сан-Хуан и побережье залива Фонсека на Пасифике; (3) также «отныне и навсегда» Никарагуа отказывалась в пользу Штатов от права на каботаж , а за все это (4) США обязались уплатить 3 миллиона баков, но расходовать эти деньги власти в Манагуа имели право только с разрешения американского чиновника, и наконец, (5) подтверждались «вечная дружба и взаимопонимание».

Короче говоря, «В пяти статьях договора за 3 млн. долл. продается суверенитет Никарагуа и ставится под угрозу независимость всей Центральной Америки», - и как по мне, лучше Рамона Рохаса Корралеса, знаменитого в тех годы журналиста из Коста-Рики, сказать не выйдет. Впрочем, негодовали не только журналисты, мнение которых ничего не решает. И никарагуанская «улица», плакавшая на весь мир по поводу «окончательной распродажи Отечества», тоже ничего не решала, а плакать никому не запрещено.

Даже совокупная истерика всех стран Перешейка, учитывая их мизерность, никого особо не встревожила. Ну да, впопыхах подписали передачу Штатам территории, принадлежавшие Коста-Рике, Сальвадору и Гондурасу, - так чего тут такого? Не отменять же толковый документ. Пусть в суд подают. Международный. Там помогут. Примерно в таком ключе объяснил юрист Нокс юристу Тафту, уместно повторив собственную чеканную формулу, сказанную когда-то Теодору Рузвельту: «Господин президент, не позволяйте такому большому достижению испытывать неудобства от законов», и юрист Тафт с юристом Ноксом полностью согласился.

И тем не менее, внезапно возникли сложности. Ну как «внезапно»… В эти дни м-р Тафт был уже даже не «хромой уткой». Он, проиграв выборы, досиживал в кресле последние недели, 4 марта в Белый дом въезжал Вудро Вильсон, слывший «чистюлей». Более того, по итогам осенних выборов в Конгресс большинство получили демократы, и уже было известно, что комитет по международным отношениям возглавит сенатор Огастес Бэкон (Джорджия), один из самых резких критиков «бесстыжей политики республиканцев», а в первую очередь, «дипломатии доллара», любимого детища м-ра Нокса.

Ничего странного, что замечательный договор «Вейцеля-Чаморро» в сенате завалили, как «аморальный и неравноправный», после чего Джорджа Вейцеля отозвали из Манагуа и вывели за штат, чему он, получив хлебное место в одной из компаний Питтсбурга, был только рад. Справедливость таким образом восторжествовала, - но не совсем. И м-р Вильсон, «моральный политик», и м-р Уильям Дженнингс Брайан, новый глава Госдепа, автор теории «нравственной дипломатии», осуждая «грязный договор», видели, насколько он полезен для США, в связи с чем, считали отказ от такой полезной бумаги несправедливым по отношению к своей стране.

А потому, какое-то время подождав, чтобы скандал подзабылся, через несколько месяцев вернулись к теме, - естественно, в глубокой тайне, - и по итогам долгих обсуждений 5 августа 1914 года сеньор Эмилиано Чаморро, посланник Никарагуа в Штатах, и м-р Брайан, госсекретарь США, подписали новый, на сей раз «моральный и справедливый» договор.

В принципе, по сравнению с «грязным и безнравственным» не изменилось практически ничего. Уточнили только, что уступка Манагуа прав на свое побережье не подразумевает уступки прав на побережье других стран, да еще убрали вовсе уж дикую статью о каботаже, признав, что никарагуанцы тоже имеют право плавать у своих берегов и торговать в своих портах. Главное, - насчет Канала (вернее, насчет того, что его никогда не будет), - осталось в первозданном виде, как м-р Вейцель набросал.

Столь замечательная комбинация смутила многих даже там, где смущаться отвыкли. Сенатор Уильям Смит (Мичиган), активный республиканец: «Одобрять договор лично мне неловко, поскольку никарагуанцы предлагают больше, чем у них просят». Сенатор Уильям Бора (Айдахо), тоже республиканец: «Я никогда не считал, что договор с Никарагуа – это договор с никарагуанским народом. Мы просто заключили договор сами с собой. Мы заключили договор с правительством, которое представляло нас самих, которое наш инструмент. Я голосую за, но мне очень неудобно». А м-р Элайджа Рут, глава Госдепа при «Тэдди» Рузвельте, один из авторов политики «Большой Дубинки», и вовсе заявил, что не стал бы иметь дело с правительством, которое так бесстыже распродает собственный суверенитет.

Впрочем, хотя ругали многие, одобрило большинство. Теперь США имели абсолютно законное (и безупречно моральное) право делать на территории Никарагуа все, что душе угодно, а очередной (после публикации) взвизг карликовых держав Перешейка ушел в пустоту: в разгар Первой Мировой и публику, и ее избранников волновало совсем другое.

Но давайте будем справедливы: в отличие от злых республиканцев с их «дипломатией доллара», более всего напоминавшей удавку, сплетенную из голодных пиявок, добрые, высоконравственные демократы, ведя переговоры о «новом, справедливом договоре», применяли не только кнут.

В ведомстве м-ра Брайана прекрасно знали, что Никарагуа банкрот. До такой степени, что министры, не получая жалованья, столуются дома. Но если министры, богатые люди из «аристократов», могли себе такие траты позволить, то мелкие клерки и даже офицеры с семьями балансировали на грани голодной смерти, - а может ли смотреть на такое равнодушно истинный демократ? Конечно же, нет.

С другой стороны, милостыню подавать тоже никто не собирался, и коль скоро старый кредит ушел в никуда, а денег нет, то, стало быть, могут пострадать американские банки, - а может ли истинный демократ смотреть на такое равнодушно? Нет, конечно же. И потому, с полгода «повываживав» жалобно клянчившее хоть крошечку никарагуанское правительство, 8 октября 1913 года друзья из Вашингтона бросили сеньору Диасу спасательный круг.



Умки ищут друзей

Новое финансовое соглашение, тотчас объявленное никарагуанскими властями «чудесным спасением», восхищает. Американцы разрешили Никарагуа выпустить облигации на сумму аж в миллион долларов, и согласились их купить (при условии, что 60% выручки пойдут на погашение предыдущего кредита гражданам США, а еще 10% другим иностранным гражданам), зато целых 300 тысяч оставались дону Адольфо, чтобы он пустил их (нет, не на армию и госаппарат) на укрепление местной валюты.

А поскольку без залога нельзя, в залог уходили 49% акций Нацбанка и 49% акций железных дорог, до сих пор принадлежавших Никарагуа, и теперь этим добром управляли «дирекции» по 9 директоров в каждой (шестеро – от банков-кредиторов, один от Госдепа и двое от правительства, но после согласования кандидатур с кредиторами и Госдепом). Кроме того, власти отказались от строительства новых государственных железных дорог и освободили американцев от всех пошлин с перевозок, получив взамен право перевозить свои грузы за половинный тариф, а чиновникам высшего ранга ездить в вагонах-люкс бесплатно.

Таким образом, Никарагуа потеряла собственный Нацбанк и всю сеть «железки», построенную при Селайе, фактически не получив «реальных» денег, в связи с чем, инфляция стала еще круче, а выдавать новые кредиты «под кредиты» американцы отказались. Обстановку в стране это никак не освежало, а в 1914-м Природа подарила сеньору Диасу еще и засуху, и саранчу, в связи с чем погибло до 60% урожая кофе, и в один прекрасный день президент опять не смог выплатить жалованье даже министрам.

Оставалась одна надежда: три миллиона, которые американцы обязаны были выплатить после 5 августа 1914 согласно договору «Брайан-Чаморро», но американцы не спешили, - причем вовсе не из вредности или скупости а по чисто формальным причинам. Для выплаты необходима была ратификация документа, и конгресс Никарагуа ратифицировал его уже 8 августа, а вот конгресс США просто внес соглашение в список на ратификацию, назначив процедуру на осень 1916 года. И теперь выходило так, что Никарагуа уже несет все обязанности, но не имеет никаких прав, а Штаты, имея все права, не несут никаких обязанностей. Очень удобная ситуация, согласитесь.

Неудивительно, что сеньор Диас объявил внутренний дефолт, после чего все в стране стало совсем сложно. В июле 1914 в Блуфилдсе, где обычно жилось зажиточнее, чем в целом по стране, случилась даже заварушка: два гражданина США, - разорившиеся торговцы, - возглавив толпу оголодавших негров, заняли мэрию и, поддержанные оголодавшей полицией, объявили Москитию колонией США, обратившись в Госдеп за признанием. Нетрудно понять, в каком шоке был м-р Брайан от столь шикарного предложения, - и через пару дней явившийся в мэрию консул велел всем «революционерам» выметаться прочь, что они, злобно чертыхаясь, и сделали.

Но это в июле, до первых Пушек Августа, а после жизнь и вовсе ушла в пике. Традиционные покупатели, ранее выдававшие «под кофе» предоплату, теперь опасались рисковать, и экспорт кофе застыл. Естественно, плантаторы (даже самые надежные) потребовали кредиты от правительства, но правительству Нацбанк уже не принадлежал, а Штаты в кредите отказали. Спустя пару месяцев, правда, все же сжалились, на время позволив сеньору Диасу получать часть таможенных сборов, но, разумеется, не даром, более чем не даром.

Тяжелое внутреннее напряжение зависло в обществе. Настолько тяжелое, что (свидетельствует современник) «называть себя консерватором стало неприлично в большинстве клубов и опасно на улице», и ничего удивительного, что в такой обстановке оживились загнанные в глубокий маргинес либералы, позволив себе даже подумать о возможном выигрыше выборов, предстоявших в 1916-м.

Очень многие из них уже со всем смирились и готовы были поступиться многим, чтобы хотя бы вернуться в политику, однако для того, чтобы надежды на успех имели хоть какой-то шанс оправдаться, им необходимо было выдвинуть кандидата, известного, с незапятнанной репутацией, способного стать точкой притяжения всех, кого достал режим, - а такой был только один: хорошо известный нам генерал Хулиан Ириас, ни под каким давлением не отказавшийся от верности Селайе (он даже переписывался с «врагом народа») и не скрывавший, что презирает «героев нации», Диаса и Чаморро. Больше того, дон Хулиан открыто требовал отмены договора «Брайан-Чаморро» и пересмотра кредитных договоренностей, как «грабительских».

Кандидат был хорош, с какой стороны ни смотри. Его поддержали и «старые либералы», и консерваторы-«прогрессисты» (теперь все чаще именующие себя либералами), и значительная часть «черни». А вот американцы встревожились. Не потому, что сеньор Ириас слыл радикалом вроде покойного Бенхамина Селедона (он, скорее центрист, не поддержал даже восстание 1912, вернее, предпочел остаться в стороне), а потому что уже ясно стало, что опираться на консерваторов слишком токсично, и следует позаботиться о подготовке «правильных либералов».

Исходя из таких соображений, глава Госдепа отдал указания, и 17 сентября 1916 года м-р Джефферсон, американский представитель в Манагуа, пригласил дона Хулиана на дружественный ужин. Принял очень радушно, представил адмиралу Капертону, командующему Карибской эскадрой US Navy, случайно забредшему на огонек, и после застолья с милыми сплетнями из кулуаров Вашингтона и свежими анекдотами, пригласив гостей в курительную, приступил к серьезному разговору.

Администрация м-ра Вильсона, сообщил дипломат, в отличие от администрации м-ра Тафта, порядочные, достойные, глубоко либеральные политики, с большим сомнением относящиеся к замшелым реакционерам, ныне руководящим Никарагуа. М-р Диас, конечно, человек разумный, но он не имеет права претендовать на следующий срок, к м-ру же Чаморро, бегающего по всем кабинетам Белого Дома и Капитолия с требованием исполнить обещание м-ра Нокса и сделать его следующим президентом, в Вашингтоне относятся с большим сомнением.

А вот м-ра Ириаса, продолжал дипломат, американские демократы знают и уважают, как порядочного, принципиального человека, и будут рады, если он станет главой государства, что вполне возможно. Есть, правда, нюанс: вне зависимости от личных симпатий, интересы США превыше всего, в связи с чем, ни один никарагуанец, участвовавший в борьбе с «революционными властями» после отъезда м-ра Селайи в эмиграцию, президентом не будет, какие бы меры для этого не пришлось принять. Вместе с тем…

Вместе с тем, завершил дипломат, м-р Ириас, хотя с «революционными властями» и воевал, но поддерживал м-ра Мадриса, которого (с известными оговорками) можно считать законным президентом, а после этого ни в каких «недостойных поступках» замечен не был. Поэтому досадный эпизод 1910 года можно во внимание не принимать, но хотелось бы сразу прояснить два важных вопроса: готов ли м-р Ириас занять конструктивную позицию, отказавшись от критики договора «Брайан-Чаморро»?.. и готов ли м-р Ириас, будучи избран, одобрить дельнейшее пребывание в Никарагуа морпехов US? Если ответы «да» и «да», представительство США готово его поддержать, в противном случае… Как вы думаете, дорогой адмирал, что в противном случае?



Семейные ценности

В общем, вечер удался. Докурили сигары, продегустировали дорогой, прямо из Парижа (ну война, да, но США, слава Богу, нейтральны) коньяк, уважительно пожали друг другу руки на прощанье, - а на следующий день генерал Хулиан Ириас объявил, что от участия в выборах отказывается по «соображениям морального свойства». Как по мне, он понимал, что победить может, но понимал и то, что будет дальше, и не хотел подставлять под очередной удар и без того несчастную страну.

Но это как по мне, а после его заявления либералы впали в ступор. Те из них, кто в какой-то степени все еще не мог поступаться принципами, махнув на все рукой, вновь ушли в «моральное подполье», кто помоложе и позлее, задумался об эмиграции, а prevenidos (предусмотрительные) спешно начали приватные переговоры с людьми, близкими к президенту Диасу.

Ага. А что? Ну не было теперь иных вариантов. Во-первых, Адольфо Диас всей душой (и с полной взаимностью) ненавидел Эмилиано Чаморро, а во-вторых, представлял гранадские фамилии де ла Куадра, Савала, Карасо, Монтьель etc., традиционно с семьей Чаморро враждовавшие и категорически не желавшими ее усиления, поскольку это усиление означало бы утрату завоеванных при доне Адольфо позиций.

Поэтому президент, используя пока еще свои полномочия и связи в Вашингтоне, изо всех сил пробивал на высший пост кого-то из «своих», благо, «свои» были «американскими» настолько, что на фоне иных сам сеньор Диас порой казался ненавистником США. Однако дон Эмилиано, вопреки воле президента, вернувшийся из Штатов и добивавшийся выдвижения от своей партии, сдаваться не собирался. Первый выдвиженец дона Адольфо, сеньор Педро Рафаэль де ла Куадра, финансовый агент в Вашингтоне, вскоре вышел из игры, узнав, что у него в поместье сгорела конюшня, и хоть вскоре под Гранадой сгорел дворец дяди дона Эмилиано по маме, убедить трусишку не трусить это не помогло.

Следующий «кандидат от президента», Карлос де ла Куадра Пасос, представитель синдикатов Питтсбурга, оказался орешком покрепче, - однако скандалы вернувшегося в Вашингтон дона Эмилиано, перемежавшиеся то апелляцией к «моральным ценностям», то угрозами опубликовать «некоторые документы», в конце концов, сыграли свою роль: серьезные мистеры решили, что унять скандалиста можно либо убив, либо дав «добро» на президентство, - а поскольку сеньор Чаморро еще мог пригодиться, ликвидировать не стали.

Так что, за две недели до выборов сеньор де ла Куадра Пасос внезапно передумал идти на повышение, - и дон Эмилиано, получив на безальтернативных выборах чуть меньше половины голосов из 32% явивших на участки, 1 января 1917 вступил в вожделенную должность, американцы же, выражая недовольство излишней настойчивостью нового президента, приостановили все выплаты в никарагуанский бюджет, в том числе, и законный гонорар за сделку «Брайана-Чаморро» о канале.

То есть, все же выдали, после ратификации, - закон есть закон, - но в конечном итоге, за проданную оптом независимость правительство Никарагуа получило меньше трети: чтобы подкормить армию и чиновников. Остальное заставили отдать англичанам в счет долгов Селайи. Их «революционеры» возвращать упорно не хотели, однако пришлось: США уже определились с вступлением в Антанту, - а почему не сделать главному союзнику, Лондону, приятное, тем паче, за счет какой-то Никарагуа?

С учетом того, что по указанию Госдепа дон Эмилиано, хоть и ворча, согласился даже на то, чтобы бюджет страны формировали американские банки (без одобрения конгрессом), все претензии к непослушному «аристократу» были сняты, и Штаты сменили гнев на милость, а «жалкий чиновник Госдепартамента», как его именовали в зарубежной прессе с удвоенным усердием и прытью выполняет все прихоти босса. Точно угадывая, даже если босс ни о чем не просил. Вплоть до объявления (в августе 1917) войны странам Четверного Союза «в подтверждение верной дружбы по отношению к пароду и правительству Соединенных Штатов».

При этом, что интересно, вступив в войну с Берлином, Веной и Стамбулом, «вечными врагами Никарагуа, злобно посягающими на территории и богатства нашей страны», дон Эмилиано совсем забыл про Софию, и когда американский посланник в шутку поинтересовался, почему так, президент в бешенстве уволил трех чиновников МИД, не объяснивших ему, что такое Болгария и какое она имеет отношение к Великой Войне, в результате чего в Вашингтоне могут заподозрить, что он невежда.

В общем, дон Эмилиано оказался пусть не таким воспитанным, как сеньор Адольфо Диас, но, в принципе, приемлемым, - а что жестче и грубее, так ведь Никарагуа же, можно сказать, «развивающаяся страна». И лишь один нюанс мешал этой музыке стать вечной: президент Чаморро, не особо скрывая, стремился к возвращению страны в старые добрые «испанские» времена, когда, как говаривали при проклятом колониализме, «Никарагуа правит Гранада, а Гранадой правят Чаморро».

Хотя, уточню, не только стремился, но и во многом преуспел: глава МВД – Чаморро, спикер конгресса – Чаморро, «финансовый советник» - Чаморро, командир гарнизона Манагуа – тоже Чаморро, «шефы» основных портов, а также консулы везде, где только можно, - опять таки Чаморро, с той лишь разницей, что у кого-то фамилия Чаморро шла сразу после имени, а у кого-то после первой фамилии (то есть, родня по женской линии). И все бы ладно, - сказано же «И это пройдет», - но в декабре 1919 дон Эмилиано аккуратно запросил Госдеп на предмет, как они отнесутся к тому, что он, такой верный, останется еще на одну каденцию.

Вот тут в Штатах вздрогнули, и госсекретарь Роберт Лансинг, принявший пост у м-ра Брайана, лично продиктовал ответ: «Не рекомендуем». Формально из-за «недопустимости нарушения конституции», не позволявшей избираться дважды подряд, но фактически «в ответ на многочисленные просьбы представителей различных политических партий Никарагуа». Ибо на полный беспредел жаловались решительно все, от «предусмотрительных» либералов, которых Штаты при м-ре Вильсоне считали своими и хотели бы ввести во власть, до большинства консерваторов, не имевших прямых родственных отношении к «фамилии» Чаморро.

При таком раскладе более чем вероятной рисовалась перспектива очередного «союза ежа с ужом», - то есть, либерально-консервативной коалиции, которая уже оформлялась в виде «Коалиционной партии», - и (весьма вероятно) очередной гражданской войны, а стало быть, новых проблем и затрат, совершенно излишних, поскольку обе стороны конфликта вполне устраивали Штаты. Вот потому и категорическое «Не рекомендуем!», а на менее публичном уровне, в приватном письме, даже «Не допустим!».

Что ж, “Chamorro y Washington no discuten”. То есть, «Чаморро с Вашингтоном не спорят». Шутка такая в те годы ходила в Манагуа. Ответ м-ра Лансинга дон Эмилиано понял правильно, извинился за «необдуманный шаг», заверил, что впредь не повторится, - и пошел другим путем, заставив послушную ему партию выдвинуть кандидатом своего любимого дядю Диего, ранее главу МИД (он подписал договор с Вейцелем), а теперь посланника в США, где его не то, чтобы уважали, считая «почтальоном племянника», но относились неплохо. На сей раз сбоя не случилось: комментируя новость, м-р Лансинг сообщил прессе, что «у Америки нет собственных предпочтений, она не вмешивается в дела союзников и уважает выбор никарагуанского народа».

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.

Практика перестановки кроватей

Подарив своей «кукле», - генералу Эстраде, - целых два года пребывания в президентством кресле, американцы искренне считали, что за оказанные услуги расплатились полностью и вопрос закрыт. Сам Эстрада, однако, так не считал. Не то, чтобы он не хотел быть «куклой», но он, если уж так случилось, хотел быть главной куклой кукольного театрика, именуемого Никарагуа, желал влиять, повелевать и властвовать, а в самом лучшем случае, задержаться в главном кабинете страны дольше определенного срока. Ради этого он был готов на многое, и для «всего Манагуа» это было секретом Полишинеля.


«Эстрада долго колебался, - отчитывался в те дни м-р Норкотт, посланник США, - но сейчас полностью уверен, что патриотизм Никарагуа не по карману, и единственной надеждой его лично является тесное сотрудничество с США (...) Не преувеличу, сказав, что он держится исключительно благодаря нашей поддержке и общей уверенности в том, что в случае волнений он безусловно эту поддержку получит. Однако очевидно, что такой курс вызовет антагонистическое отношение всех республик Центральной Америки, это явно чувствуется здесь… Кроме того, враждебное отношение к США является естественным для подавляющего большинства никарагуанцев».

Итак, «герой нации» полностью лег под Штаты, но такие планы «выжатого лимона» остро раздражали многих, лежавших под Штатами гораздо дольше, чем он, и они копали. В частности, сеньор Чаморро, вписав в состав «конституционной ассамблеи» множество своих креатур и негласно руководя ее работой, дал указание вписать в проект нового Основного закона статьи о резком ограничении власти президента и передаче его функций самой ассамблее. Немногочисленные сторонники Эстрады, оказавшись в явном меньшинстве, подали в отставку в знак протеста, но на это никто не обратил внимания, и «ассамблея Чаморро» утвердила новую конституцию в том виде, в каком она нравилась дону Эмилиано.

Последовал демарш: «фракция Эстрады» в знак протеста вышла из ассамблеи, которая, тем не менее, приняла новую конституцию, однако Эстрада, видя, что аргументов у него нет, попросил вмешательства США, и поскольку Госдеп полагал, что в Никарагуа ему нужен «сильный президент», дону Хуану позволили ветировать нежелательный документ, manu militari (вооруженной рукой) распустить ассамблею и «выбрать» новую, - что он и сделал. В новом составе креатур Чаморро практически не осталось (на сей раз списки составлял не он), в связи с чем дон Эмилиано счел за благо покинуть страну и убыл в Штаты, сдав пост лидера консерваторов военному министру генералу Луису Мена.

В скобках. Личность достаточно интересная. Малограмотный, но умный, из политики и армии ушел еще в 1893-м, но никуда не уехал, а занялся бананами и, очень разбогатев, сумел жениться на даме из «фамилии» Монтьель, одной из самых аристократических в стране, естественно, консервативной, но «прогрессистской». В «революцию» влился поздно, ибо сомневался в ее успехе, но, изменив мнение после настоятельной просьбы руководства «Юнай», с которой был связан очень тесно, все-таки влился, влившись же, очень быстро проявил себя, как храбрый, способный военный, заработав прозвище «Горный Лев» и сменив неудачливого  Чаморро на посту главнокомандующего «революционной армией».

После победы (в соответствии с заслугами и по настоянию той же «Юнай») стал военным министром, и в составе нового правительства, по сути, был единственной сколько-то популярной фигурой. В той, разумеется, мере, в какой вообще можно говорить о какой-то популярности «кукол», но, во всяком случае, на него ориентировались консерваторы-«прогрессисты» и его, как «прогрессиста» считали «наименьшим злом» ушедшие во «внутреннюю Монголию» либералы. Вот в ведомстве м-ра Нокса к дону Луису, правда, относились настороженно, поскольку «человеком Госдепа» он, полностью завязанный на «Юнай», не был ни в коей мере, но и не отвергали.

В итоге, новый состав «конституционной ассамблеи», избранной 16 апреля 1911, приступив к работе 1 мая, хотя и убрал «поправки Чаморро», но, как и прежний, пренебрегал указаниями президента, ориентируясь на генерала Луна, как уважаемого лидера и главу «консервативной партии». И поскольку в напряженном уме сеньора Эстрады естественным путем возникла мысль «За что боролись?» с не менее естественным желанием грохнуть кулаком по столу, 8 мая дон Хуан приказал своему единственному надежному силовику, главе министерства внутренних дел генералу Монкаде арестовать генерала Луну по подозрению в государственной измене и подготовке переворота.

Приказ агенты МВД, разумеется, выполнили, - дон Луис оказался на министерской гауптвахте, - но дальше все пошло наперекосяк. Гарнизон столицы, узнав о случившемся, отказался исполнять распоряжения Эстрады, а личная президентская гвардия, получив приказ занять мятежные казармы, в ответ хором прокричала “Viva general Меna!”. После такого облома генерал Монкада помчался в посольство США с извинениями и разъяснениями: дескать, я ни причем, меня Эстрада попутал, и когда ему объяснили, что он утратил доверие, тотчас подал в отставку и умчался в Штаты.

Несколько часов Эстрада еще метался. Отправил умоляющее письмо брату Аурелио, «властью родной крови» прося популярнейшего военного страны приехать в столицу и спасти, - но тот отказался, передав с тем же гонцом письмо к гарнизону: прошу, мол, не убивать непутевого брата. Не помогло и жалобное обращение к посланнику США, - в ответ передали, что если уедет прямо сейчас, Штаты примут и обеспечат. Пришлось подавать в отставку и срочно паковать чемоданы, а главой государства, в полном соответствии с законом, стал вице-президент Адольфо Диас.

Мог бы, в принципе, и не стать: армия требовала, чтобы страну возглавил «наш Луис», мгновенно выпущенный, но «Юнай» не посоветовала, а дон Адольфо дал генералу гарантию, что на следующих выборах поддержит «Горного тигра». При этом, понимая, что генерал далеко не дурак, сеньор Диас дал ему расклад на пальцах: дескать, во-первых,  вы намного популярнее меня, во-вторых, по конституции никто не сможет быть преемником самого себя, так что я в принципе не могу выдвигаться, а лучше вас никого нет, и в-третьих, вы командующий армией, войска вас, отличие от меня, любят.

Согласитесь, убедительно. Генерал после этого возражать не стал, а о дальнейшем лучше всего сказал сенатор Эдвин Фримонт Ладд (Северная Дакота): «Итак, морская пехота США вторглась в Никарагуа, расстреляла около 200 никарагуанских граждан и навязала стране в качестве номинального президента сотрудника одной из наших фирм, без поддержки морской пехоты США не способного продержаться у власти и 24 часа».

Впрочем, слова словами, а дело было сделано. Вице-президент Адольфо Диас, законнейшим образом став главой государства и взяв себе также портфели министра внутренних дел, юстиции, полиции, финансов и культуры, приступил к своим обязанностям, смысл которых, если по большому счету, рассматривал с той точки зрения, что долг платежом красен.



Кредитная история

Сразу же после официальной инаугурации новый президент в первой своей речи заявил, что главнейшим направлением своей деятельности видит полное воплощение в жизнь «пактов Доусона», то есть, получение кредита от США после выполнения ряда условий. Машина заработала, уже 17 мая сформировали смешанную комиссию по разбору имущественных претензий (два американца, один никарагуанец, сотрудник “La Lus), и они втроем всего за месяц рассмотрели 7908 жалоб «пострадавших от войны» граждан США на общую сумму в почти 14 миллионов баков, включая упущенную прибыль (что вообще-то м-р Доусон вычеркнул) возмещение ущерба, нанесенного американцам отменой монополий, предоставленных им Селайей.

Естественно, возникали вопросы, кое-какие претензии отклоняли, как «явно надуманные», но, поскольку комиссия решила исходить из того, что «крупные американские компании в вопросах бизнеса щепетильно честны», по 66 американским претензиям объемом 7,57 миллиона долларов было выплачено 538 тысяч долларов, - после чего 1 сентября, наконец, подписали и заветное соглашение о кредите, с точки зрения кредиторов уникальное и замечательное, а вот с точки зрения Никарагуа… Знаете, еще раз повторю: я плохо разбираюсь в экономике, поэтому просто дам факты, не комментируя, и пусть кто понимает, поймет.

Кредита (в ценных бумагах) выписали 1.5 миллиона баков (из которых треть сразу ушла как компенсация за ущерб) под 6 % годовых со сроком погашения через 13 месяцев, что вообще-то было нереально, а в качестве залога те, кто купил облигации, получили право купить 51% акций специально учрежденного Национального банка Никарагуа (капитал 5 млн. баков), а кроме того, под залог облигаций уходили 100% пошлин с никарагуанских таможен. И при всем этом «реальных» денег Никарагуа не получала, поскольку, согласно договору, в первую очередь кредит уходил на выплаты долга британскому концерну Ethelberg (обижать англичан янки не хотели).

Короче говоря, «поправка Рузвельта» во всей красе. Купив (за счет доходов с никарагуанских таможен) долги Никарагуа европейцам, Штаты приватизировали финансовую систему страны, а чтобы ни цента на сторону не ушло, руководить таможнями по личной рекомендации м-ра Нокса поставили полковника Клиффорда Хэма, задержавшегося на этом посту аж до 1928 года, и в результате, США, не потратив ни цента, выбили из Никарагуа всех европейских конкурентов, а Никарагуа не получила ничего, кроме обещания разместить никарагуанские облигации на 15 миллионов долларов, которое так и не выполнили, потому что сенат США не утвердил «эту глупость».

В общем, после получения кредита возникла необходимость в получении нового кредита, тем более насущная, что всего за полгода «революционеры» ухитрились напечатать бумажных денег больше, чем Селайя за 17 лет, и деньги эти не стоили вообще ничего.

Разумеется, американцы опять помогли: милостиво согласившись продлить срок погашения первого кредита аж на год, они приказали ввести в стране режим жесткой экономии, поднять налоги на 200% и в качестве гарантии отдать американским компаниям 51% акций никарагуанских железных дорог вместе с принадлежавшими им пароходными линиями, взятых в управление какой-то американской компанией из штата Мэн, получившей исключительное право менять тарифы на перевозки. После чего, помимо пошлин, Никарагуа потеряла весь транспорт.

Нельзя сказать, что популярность президента Диаса после всего этого выросла. Наоборот, и дон Адольфо это понимал. «Меня ненавидят, - писал он кузену. – Некоторые утверждают, что мы, независимая страна, имеем меньше свободы, чем Пуэрто-Рико и Филиппины, лишенные независимости. Но ты-то, Берто, понимаешь, что такие сравнения глупая, злобная клевета. И Филиппины, и Пуэрто-Рико – всего лишь колонии США, Никарагуа же – независимая страна, и правительство США этого не отрицает».

Насчет ответа не в курсе, но, полагаю, сеньор Альберто Диас с кузеном соглашался. А вот «туземцы» вряд ли: из совсем еще недавно насквозь проамериканского Блуфилдса тамошний консул «с огорчением и сожалением» сообщал, что «отношение к нам уже не так сердечно, как ранее. Отмечены досадные попытки каких-то негодяев поджигать американскую собственность». А уж если в Блуфилдсе, то несложно представить, как восприняли новации жители столицы и других «старых городов».

Уже 30 мая, - дон Адольфо еще и дела-то не совсем принял, - в Манагуа взорвался самый большой арсенал страны, погибло около 60 солдат, все боеприпасы ушли в небо. Естественно, обвинили либералов, пошли по домам с обысками, но ничего, - ни взрывчатки, ни сомнительных писем, ни чего-то еще в том же духе, - не обнаружили. Разве что у пожилой мамы генерала Ириаса нашли открытку от сына, писавшего, что скучает в Гондурасе и надеется скоро вернуться, и на основе этой улики президент Диас приказал арестовать и выслать практически всех видных либералов, общим числом ок. 300.

И выслали. А уж когда через пару дней, 2 июня, взлетел на воздух арсенал в Блюфилдсе, в Манагуа случилась такая истерика, что даже недоверчивый Госдеп, поверив «кукле», истошно вопившей «Все пропало, Селайя уже высаживается!», послали в Коринто (на Пасифике) крейсер Йорктаун, а в Блуфилдс – крейсер «Мариотт», для «защиты от вторжений реваншистов».

Чему-чему, а укреплению стабильности все это «спасение загубленной извергом Селайей экономики» никак не способствовало. Закипали даже закоренелые враги «старого режима», и первый свисточек случился, когда м-р Гантер, временный поверенный США в Никарагуа, попросил президента Диаса отсрочить намеченное на 12 января принятие новой конституции до прибытия в страну Джорджа Вейцеля, нового американского посланника, чтобы тот «смог предварительно ознакомиться с проектом и внести желательные поправки в части, относящейся к соблюдению справедливых интересов бизнеса США». С пояснением: дескать, м-р Нокс «уверен, что отказ в данной просьбе будет отходом от особо дружественных отношений».

Это было уже совсем перебором. 12 января 1912, ровно в назначенный день и час, «конституционная ассамблея» (консерваторы, но теперь, в основном, «прогрессисты»), рассмотрев вопрос о просьбе Госдепа, вынесенный на обсуждение вопреки желанию м-ра Нокса «не оглашать», заявила, что «вмешательство временного поверенного в делах США по своей сути влечет за собой оскорбление национального суверенитета и чести Ассамблеи», утвердила новую конституцию в изначальном видетом виде, и единогласно избрали генерала Луиса Мену президентом на следующий конституционный срок, с 1 января 1913 по 1 января 1917.

По меркам ситуации, бунт на корабле случился изрядный, - хоть на рее вешай, - но, тем не менее, учитывая деликатность темы, Госдеп публично реагировать не стал. Типа, ну приняли и приняли. Более того, в адрес генерала Мены пришла теплая телеграмма: «верного друга» поздравляли с избранием на высокий пост, выражая уверенность в том, что «его каденция станет яркой страницей в истории великого сотрудничества наших стран». Однако наряду с этим по распоряжению м-ра Нокса была создана отдельная аналитическая группа для изучения ситуации, а один из помощников госсекретаря получил указание «освежить связи» с тоскующим в Нью-Йорке сеньором Чаморро и передать «дорогому другу», что меморандум, поданный им несколько месяцев назад, рассмотрен и признан заслуживающим внимания.



Лучший из худший

А еще следует отметить, что ситуация, с точки зрения элит США вокруг Никарагуа сложилась неординарная. В принципе, против генерала Луиса Мена, однозначно ориентировавшегося на Штаты, в Вашингтоне ничего не имели. Напротив, понимая, что рейтинг сеньора Диаса по итогам его политики «оздоровления экономики» неизбежно упадет ниже плинтуса, а сеньора Чаморро абсолютное большинство населения или не уважает, или вообще ненавидит, дона Луиса считали вполне приличным, возможно, даже идеальным вариантом на роль некоего «примирителя».

Понимали, конечно, что «прогрессисты», придя к власти, будут недовольны уступками Диаса, но понимали и то, что никуда они не денутся, и единственное, что напрягало, это тенденция к сплочению вокруг генерала Мена «непримиримых» либералов. Этих опасались. А кроме того, был в сюжете еще один нюанс: дон Луис, полностью проамериканский, ориентировался не на Госдеп, но конкретно на «Юнай» (недруги так и называли его: «Зеленый диктатор»), и придя к власти, безусловно, стал бы «ее президентом», - что могло бы нанести ущерб интересам горнорудных компаний Питтсбурга, лоббистом которых выступал м-р Нокс. Хотя, с другой стороны, м-р Нокс в бытность свою корпоративным юристом плотно работал и с банановой  бизнес-элитой Нью-Орлеана, что играло как раз на пользу генералу.

По такой причине определенного отношения к назначенному на 1913-1917 год президенту в Вашингтоне не сложилось, и м-р Джордж Вейцель, которому глава Госдепа очень доверял, получил полномочия, прибыв в страну пребывания, разобраться на месте и принять окончательное решение, а Вейцель, практически сразу после прибытия посетив военного министра, передал ему привет от «общих хороших друзей из Нью-Орлеана» и заверил в готовности поддерживать в любых ситуациях.

Не могу знать, как ко всему этому относился дон Адольфо (по некоторым данным, ощущая презрение к себе даже в своем кругу, он комплексовал и поговаривал о намерении уйти из политики), но его гранадская группа поддержки (уже, в основном «католики», поскольку «прогрессисты» ушли к генералу Мена) требовала стоять до конца, и президент вынужден был этому требованию подчиняться. Вплоть до того, что дважды (в декабре 1911 и феврале 1912) обращался в Госдеп, прося м-ра Нокса «заключить договор, который дал бы моему правительству те же гарантии, что даны Кубе, или, если это невозможно, даже Пуэрто-Рико». То есть, по сути, предлагая Штатам даровать Никарагуа официальный статус «полуколонии», а то и вовсе колонии, что сразу обнулило бы опасность сложившемуся порядку.

Предложение, разумеется, было отклонено (в приватных разговорах м-р Нокс даже назвал его «политическим безумием»), однако в начале марта из США в Манагуа вернулся Эмилиано Чаморро, располагающий немалой суммой невесть откуда взявшихся денег, и щедро их тратя, начал покупать поддержку «улицы», отдавая предпочтение обитателям самых грязных предместий, населенных люмпенами и уголовным элементом, а близкая к правительству пресса тем временем раскручивала вбросы о «пороках» военного министра.

Ответ не замедлил. В либеральных СМИ, набравших после падения либерального правительства немалую популярность, один за другим появлялись копии документов, заводящие массы до белого каления. Скажем, полный вариант строго засекреченного «Пакта Доусона», а затем и сообщения о приватных письмах президента Диаса в Госдеп на предмет получения «статуса Кубы», - а слить их мог только тот, кто имел прямое отношение к правительству, и власти были уверены, что это дело рук Луиса Мена, о подготовке которого к перевороту не судачили только глухонемые.

В американском же посольстве в неизбежности переворота вообще не сомневались, ибо знали, что генерал давно уже размещает в США военные заказы, не ставя об этом в известность ни президента, ни правительство. Не было секретом также и что из столичного арсенала в Масайю, «базовый» город генерала, и в Гранаду, комендантом которого был его внебрачный, но любимый сын от индеанки Даниэль, вывозят оружие из столичных арсеналов, и что дон Луис, не согласовывая с президентом, назначает политических руководителей в ключевые департаменты, в посольстве тоже знали. Да и речи генерала, убеждавшего сторонников в том, что сеньора Диаса в Штатах на всех уровнях считают «хромой уткой», м-ру Вейцелю передавали регулярно.

Такой нарыв не мог не лопнуть, и 29 июля 1912 таки лопнул. Рано утром президент Диас гласил указ об отстранении генерала Луиса Мена от руководства армией, принятии полномочий военного министра на себя и назначении на пост командующего сеньора Эмилиано Чаморро, после чего отряд президентской гвардии неожиданно захватил столичную крепость Лома, - и началось. Ответным ударом давно готовые ко всему солдаты частей, верных дону Луису, применив пулеметы, освободили крепость, выпустили из казарм ее гарнизон, отстреливавшийся от гвардейцев, поскольку тоже стоял на стороне «Горного тигра», а к трем пополудни стало ясно, что столица (и в форме, и в штатском) законного президента не поддержит.

Власть закачалась. Эмилиано Чаморро собирал свою «милицию», а бледный президент Диас, в 16:30 прибыв в американскую миссию, слезно просил посланника усмирить мятежника, после чего м-р Вейцель немедленно, не глядя на хлеставший вовсю ливень и сложную обстановку в городе, отправился к экс-министру, штаб которого, охраняемый примерно 150 бойцами, уже окружили до 500 солдат во главе с самим Чаморро.

Встреченный с радостью, как союзник, вполне вероятно, приехавший с признанием, посланник, однако, мятежного генерала разочаровал, сообщив, что отставке нет альтернативы, но он гарантирует полную амнистию (и видимо, не лгал, ибо, как писал сам, «зная намерения м-ра Диаса, не допустил бы их осуществления, ибо полковник Мена, безответственный индейский негроид, обожающий отца, мог расправиться с нашими друзьями в Гранаде, в первую очередь, с уважаемыми старейшинами семьи Чаморро».

Столь резкая перемена позиции американца, совсем недавно обещавшего поддержать, изумила генерала, но он, конечно, не мог знать, что (свидетельствует Адольфо Лакайо) «министр Джордж Т. Вейцель, получив от синдикатов Питтсбурга 200000 долларов в качестве оплаты за добрые услуги, решил поддержать президента Диаса, разумеется, вернув United Fruit Company 165000 долларов, ранее полученных от нее в качестве оплаты за добрые услуги генералу Мена».

Поэтому, какое-то время поспорив (ибо условия Диаса счел «унизительными»), все же согласился лично подать в отставку в обмен на личные гарантии м-ра Вейцеля насчет полной амнистии. Даже, поскольку верить «слову офицера» дипломат не пожелал, написал прошение, попросив единственно о переносе общего визита к президенту на утро, чтобы прийти в норму (дескать, сами видите, какой дождь, ревматизм разгулялся), но когда довольный посланник убыл к себе,  переоделся в гражданское, не глядя на потоки воды с неба, незаметно покинул штаб, и первым же поездом, под охраной нескольких близких офицеров, уехал в город Масайю, гарнизону которой верил полностью.

Наутро, узнав о случившемся, посланник Вейцель, как сообщал м-ру Ноксу его секретарь, постукивавший на шефа, «бранился богохульными словами, недостойными воспитанного джентльмена», но его можно понять: он-то, вернувшись домой из штаба, сразу продиктовал телеграмму, сообщив в Госдеп, что «легко разрешил всю эту дурацкую историю», а оказался в дураках, допустив то, чего не должен был допустить ни в коем случае: в Никарагуа началась гражданская война, иногда называемая «войной Мены», что неверно. Куда вернее второе ее название: “La guerra del mineral”, то есть, «Война за руду».

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Понемногу завершая том о Центральной Америке, примериваюсь к Мексике. Понимаю, что после Леонова, Альперовича, Платошкина, Гонсалеса и Баярда сказать что-то новое почти невозможно, но ведь очень хочется, - так что, наверное, рискну. А поскольку есть у меня добрый приятель, с которым

как раз о Мексике можно смело советоваться, начал понемногу обсуждать с ним эту тему. И вот, буквально час назад, случился интересный обмен мнениями. Помянув одного из мексиканских президентов, я отозвался о нем в том смысле, что просрать все при наилучших исходных условиях способен

только великий талант, а мой приятель, вспомнив еще одного мексканского президент, добавил, что просрать все при наилучших исходных условиях, безусловно, способен только великий талант,  но чтобы регулярно обсирать и то, что не просрано, нужно быть гением. Как по мне, мысль интересная...

Оригинал и комментарии

Бог ему судья, но то что сейчас происходит на Украине - это в значительной степени его вина.

Оригинал и комментарии

There are those who heed the warning "don't mess with Texas," and then there are those who do the exact opposite.

Activist Chaz Stevens is in the second group.

He's taking on a Texas law that requires public schools to display signs and posters with the national motto "In God We Trust" in "conspicuous places." The law requires that the signs were either donated or purchased from private donations to the school.

Stevens, who lives in Florida and is known for his petitions to local governments, heard of the law about a week ago and told NPR he was irritated by the move to bring religion — in this case, Christianity — into schools.

"That should be irritating for you, regardless of what God or not-God you believe in," he said.

As far as he could tell, there was no requirement that the motto be written in English. He decided to start a fundraising campaign to send posters to schools around the state with the motto written in Arabic instead.

"They didn't say anything about language," Stevens said. "And as an artist, it's always art forward for me. So I thought, well, know what looks good ... and then it occurred to me that Arabic is beautiful."

He said his goal with this campaign is the same as with his previous endeavors.

"It's simple — it's empowering hypocrisy itself, turning bureaucracies against themselves, figuring out what the bureaucratic hypocrisy is," Stevens said.
Отсюда

В Техасе приняли интересный закон, который ТРЕБУЕТ от школ размещать в людных местах национальный слоган "Мы верим в Бога". Знаете, я тоже верю, но навязывать это дело всё же моветон. Так считаю не только я. Один чувак из Флориды решил поддержать начинание и, поскольку закон утверждает, что такая надпись может быть пожертваована, этот чувак собрал денег на такую табличку. Шутка в том, что она НА АРАБСКОМ. Полагаю, что-то вроде Аллаха Акбар. Поскольку закон ничего не говорит о языке надписи, арабский подойдет!

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.




"Революция" all inclusive

С этого момента м-р Моффат снизил обороты. Он дал старт процессу, и теперь мог позволить себе слегка отдохнуть, - но колесо раскручивалось с каждым днем. В Нью-Орлеане открылись вербовочные пункты, суда «Юнай» гнали «революционерам» в кредит все, что они просили, в первую очередь, боеприпасы и продовольствие, в таких объемах, что, как позже говорил сам Эстрада, «нас кормили с ложечки, как младенцев, без этих поставок мы все тут вымерли бы от голода или съели друг друга».

И не только кормили, но и лечили: м-р Шипли, капитан крейсера «Де-Мойн», развернул в Блуфилдсе военный госпиталь. И не только лечили, но и учили: прибывший из Майями м-р Джейк Фоулер, капитан национальной гвардии Техаса, с помощью нескольких marins натаскивал «добровольцев» на владение привезенным оружием, включая пулеметы.

К слову, некоторые американские военные все понимали правильно. Несколько позже, майор (впоследствии генерал и легенда морской пехоты США) Смидли Батлер, командовавший корпусом US marinеs в Никарагуа, докладывал министру, что «вся эта революция организована и оплачена нашими дельцами, ведущими здесь нелегальные операции… Я полагаю их предательскими свиньями из отбросов нашей расы… Вся их дегенеративная игра состоит в том, чтобы заставить Соединенные Штаты произвести интервенцию и тем самым легализовать их инвестиции. Не будь это в интересах нашей страны, я бы отказался участвовать».

К слову, в исповедальных мемуарах этот супермен (сказал бы «тогдашний Рэмбо», но про Рэмбо тогда еще никто не знал), эволюционировавший под старость едва ли не до коммуниста, вспоминая о «южных банановых войнах», высказывался еще прямее:

«Большую часть времени я проводил там в качестве здоровенного высококлассного профессионала, работавщего на Большой Бизнес, на Уолл-стрит и банкиров. Короче говоря, я был рэкетиром, гангстером капитала», - но, впрочем, солдаты, даже все понимающие сразу, а не спустя десятилетия, даже стыдящиеся, не решают ничего, а в центрах принятия решений, - то есть, в Госдепе, - рассуждали предельно логично.

С одной стороны, фактически содержа «революционеров», Штаты давали понять дону Сантосу, что назад хода нет, побережье за ними, чужих туда не пустят, а с другой, подчеркнуто воздерживаясь от официализации и отказываясь признать людей из Блуфилдса «воюющей стороной», более чем прозрачно намекали: договориться еще можно, но только на наших условиях.

Реакция властей в Манагуа меж тем была мгновенной и энергичной: осадное положение, превентивные аресты неблагонадежных, как консерваторов, так и либералов, срочный военный налог, - и подготовка экспедиционного корпуса. Общественное мнение эти меры приняло и одобрило: кто-то из либералов, конечно, втихую злорадствовал, но в целом генерала Эстраду резко осудили, как предателя. Его поведение назвали «постыдным» даже родные братья, генерал Аурелио Эстрада, победитель при Намасигуэ, и депутат Хосе Долорес, - причем, принимая во внимание тогдашние понятия, никто даже на миг не допустил, что им поступила рекомендация «свыше».

«В тот день многие разногласия ушли, - вспоминал Хулиан Ортега, известный консерватор-«прогрессист». – У многих, очень многих из нас были немалые счеты к президенту, но в те дни большинство умеющих думать  понимало, кто стоит за действиями глупого Эстрады, и рука тянулась к руке».

В этот момент дон Сантос по общему мнению не сомневался, что справится с неприятными осложнениями не хуже, чем справился там же десять лет назад, и был абсолютно прав: первые тактические успехи мятежников в стратегическом смысле не стоили ровным счетом ничего.

Да, район они заняли обширный, но очень мало населенный (не более 100000 душ), мобрезерв ничтожен, нет продовольствия, болотистые джунгли не позволяют наступать, а у правительства - прекрасная армия, полно припасов, железные дороги, транспортный флот. То есть, как ни кинь, полный контроль над ситуацией с прекрасными перспективами.

Тревожили только новости из-за границы. Достоверно знали, что в Нью-Орлеане набирают подкрепления, да и без них в крохотной «армии» генералов Эстрады и Чаморро уже были американцы, служащие местных компаний, а они, инженеры и шахтеры, умели всякое: хоть укрепления строить, хоть диверсии организовывать. И при этом пресса Нью-Орлеана уже вовсю накачивала аудиторию воплями о «храбрых парнях, защищающих демократические силы от жуткого усатого тирана».

Не желая эскалации, Селайя попробовал снизить градус, обратившись к авторитетным посредникам, а посредника, авторитетнее мудрого мексиканца Порфирио Диаса в регионе не было. 21 октября в МИД Мексики прибыл меморандум с подробнейшим изложением предыстории и деталей конфликта.

На фактах, с документами доказывалось, что мятеж подготовлен зарубежными центрами, что Гватемала и Коста-Рика выступают в роли сопродюсеров, обеспечивая «бандитов» оружием, а «главным режиссером» происходящего «выступает Майнор Кейт, американский гражданин, вице-президент «Юнайтед фрут»… В связи с этим, правительство Никарагуа просит правительство Мексики предпринять необходимые шаги, чтобы предотвратить это вмешательство и уведомить правительство США о возможной публикации данных документов...»

Никакого отклика из Вашингтона, естественно, не последовало, но президента Селайю это не обескуражило. Чего-то в таком роде он и ожидал, и план кампании давно разработал. Да оно и само напрашивалось. Сидеть на побережье бесконечно «бандиты» не могли, наступать через «мокрые леса» тоже, оставалось только плыть по реке Сан-Хуан. Но, с другой стороны, и правительственные войска могли добраться до Сан-Хуан-дель-Норте, чтобы отбить базу, только этим же путем.

Проще говоря, от контроля над речкой зависел если не исход предстоявшей кампании, то ее длительность и масштаб, - поэтому Селайя, прекрасно понимая это еще с 1899, когда расклад был тот же самый, намерен был повторить успех, сделав невозможным выход противника на оперативный простор.

Получив соответствующие указания, генерал Сальвадор Толедо, молодой, толковый и преданный дону Сантосу, 29 октября приступил к делу, предполагая, совершив речной переход на пароходиках, выйти к Блуфилдсу и разбить «революционеров», численно уступавшим его 4 тысячам солдат вдесятеро.

Первая партия, - 900 солдат, - отправилась двумя пароходами, но на следующий день случилась непредвиденная заминка - у борта головного судна взорвалась мощная мина. Взрыв, правда, особого вреда не нанес, - легкая пробоина в борту “Diamante”, погнутый винт “Hollenbeck”, несколько раненых, - но пришлось на несколько дней притормозить, чтобы поправить суда и проверить, насколько заминирован фарватер. Естественно, послали солдат прочесывать территорию, наткнулись на небольшой, человек десять, отряд отходящих мятежников, перестреляли, а потом где-то под кустом обнаружили двух живых.

Американцы – инженер Ли Рой Кэннон, служащий «Юнай» и Леонард Гросс, рудничный подрывник «Ла Лус», - признались , что служат в «революционной армии» по контракту, в чине полковника и подполковника, входят в штаб генерала Чаморро и получили от него личное задание либо утопить два судна, либо хотя бы максимально затруднить движение по реке. От участия в перестрелке, по их словам, оба отказались сознательно, - «Нам не за что умирать на этой войне, нам платили за работу по профессии», - а к ситуации в целом отнеслись с юмором, как к приключению, потребовав встречи с консулом США.




Казнены на рассвете

В итоге, конечно, пароходы пришли, куда надо. Дальше, правда, слегка застопорилось, - оружие у мятежников оказалось лучше, чем предполагали в Манагуа, и укрепиться они успели, - но было ясно: сила рано или поздно солому сломит, а главное, по Сан-Хуан мятежникам уже никуда не пройти.

В Блуфилдсе запаниковали, «президент» Хуан Эстрада попытался включить ранее обговоренный с м-ром Моффатом «план Б», направив в США телеграмму, прося, раз уж ничего не получается и, видимо, не получится, одобрить провозглашения независимой «Москитии». Два дня спустя ту же просьбу через бизнес-круги повторил Адольфо Диас, подчеркнув, что «иных практических возможностей нет». Оба крика души, однако, остались без ответа: крошечная республичка, контролирующая только стартовый пункт потенциального канала, для Штатов интереса не представляла.

Между тем, из Манагуа пришел ответ на вопрос о пленных: судить военным трибуналом. Судили. Вместе с еще одним наемником, французом Эдмоном Кутюром, «голубиной почтой» сливавшим мятежникам данные о переброске войск. Его действия обвинение оценило, как «шпионаж без оружия», потребовав одного года тюрьмы и вечной высылки из страны, с чем суд согласился, а вот американцам вменили преступление, подпадающее под Закон о флибустьерах, и однозначно означавшее смертную казнь.

Адвокат, сеньор Фернандо Кальдерон, попытался вывести подзащитных из-под расстрельной статьи, указав, что по сути, конечно, все так, но по букве обвинение неправо, поскольку закон 1858 года являлся персональной санкцией против Уокера и его людей, а подсудимые к Уокеру никакого отношения не имеют, и кроме того, не преследовали целью захват власти для себя, но всего лишь служили никарагуанским мятежникам, - а это уже в корне меняло дело и могло служить основанием для смягчения.

Тем не менее, приговорили к высшей мере. Теперь жить диверсантам или не жить зависело только от президента, и в подготовленном адвокатом прошении о помиловании прямо указывалось, что «в случае исполнения приговора наши недруги непременно используют это во вред нам… За этим не будет стоять ничего, кроме права сильного». То же самое в приватном письме написал дону Сантосу генерал Толедо, прося «не подвергать Никарагуа опасности ради двух ничтожеств, которые пришли из безвестности и, если не возвеличить их казнью, в безвестности уйдут».

Аргументы были убедительны, - сеньор Кальдерон считался ярым сторонником президента, генерал Толедо входил в круг особо доверенных, никаких подтекстов в их обращениях не крылось, - но, тем не менее, прошение доном Сантосом было отклонено, и на рассвете 17 ноября, дав смертникам право написать письма родне (очень трогательные, кстати) приговор привели в исполнение.

Позже в своей книге сам Селайя объяснил, что вступив в ряды мятежников, не признанных Штатами воюющей стороной, оба потеряли право на покровительство США, и с формальной точки зрения так оно и было, да плюс к тому их действия прямо нарушали американский Закон о нейтралитете 1818 года, - но формальности формальностями, а факт фактом: отклонив прошения, президент совершил ту самую ошибка, которая хуже преступления, а уж естественно, м-р Нокс своего не упустил.

Уже 19 декабря в американских СМИ началась истерика. Требования «примерно наказать дикаря», карикатуры, - злобный песик лает на Дядю Сэма, скорпион жалит Дядю Сэма в пятку etc., - заняли первые полосы ведущих газет обоих побережий, затем появились интервью с официальными лицами, выражавшими глубокую озабоченность, и статьи авторитетных экспертов, объяснявших, что «невинные рабочие убиты в нарушение законов войны… их бесчеловечно пытали… им было отказано в праве на суд и защиту».

Ни слова правды тут не было, - эксперты вообще ничего не знали о случившемся, кроме факта расстрела (18 декабря м-р Нокс сообщил лишь о том, что вся информация о деле «наших бедных сограждан» будет опубликована, как только ее доставят экспресс-почтой из Сан-Хуан-дель-Норте), - но это не имело никакого значения: главное, что народ США устами свободной прессы взывал к отмщению.

В этот момент, увы, слишком поздно, Селайя осознал, что сотворил, и 22 ноября обратился за советом к мексиканскому консулу в Манагуа, которого очень уважал за ум и опыт, дав понять: если именно его личность может быть использована американцами в качестве предлога для вторжения, он готов уйти в отставку, даже стать заложником, даже предстать перед судом, - при том условии, что мятежники сдадут оружие его преемнику.

Параллельно, однако, на стол президенту Мексики лег свежий доклад его посланника в Вашингтоне, сообщавшего: «Доверительно беседовал с коллегами из Коста-Рики, Сальвадора и Гондураса… Они в панике. По их мнению, падение Селайи неизбежно… Чтобы достичь этого, правительство (США. – ЛВ) готово оккупировать Сан-Хуан-дель-Сур, а возможно, и порт Коринто. Единственным средством избежать дальнейших конфликтов будет намек президента Мексики на необходимость отставки или соглашения, приемлемого здесь».

Любопытный нюанс: совершенно секретную информация о намерениях Штатов (в частности, относительно Коринто, то есть, побережья Пасифика) мексиканскому дипломату слили намеренно. М-р Уилсон, заместитель главы Госдепа, действительно, зондировал почву в беседах со странами Перешейка, но те отказались, - а между тем, всенародное восстание против «диктатора», на которое рассчитывали в Вашингтоне, не состоялось, и мятежники с трудом держались на узкой полоске земли, так что, без вторжения уже никак не складывалось, и об этом неформально уведомляли Селайю.

Тем не менее, держа слово, дон Порфирио Диас 24 ноября лично телеграфировал президенту Тафту, передав просьбу дона Сантоса, однако президент США отказался разоружать «революционеров», объяснив это «отсутствием сил в регионе», - и поскольку в регионе стояла мощная эскадра, стало понятно, что целью является вовсе не Селайя, которого объявили единственной «целью возмездия».

После этого президенту Мексики оставалось только сообщить никарагуанскому коллеге, что он политический труп, но его долг – оставаться у власти, чтобы подобрать «кандидатуру будущего временного президента в соответствии с действующей конституцией» (то есть, не позволить Штатам назначить новой властью «революционеров», - а 1 декабря США Фелипе Родригесу, посланнику Никарагуа в Вашингтоне, не просто вызванному, но досталенному с сопровождением, была вручена знаменитая «нота Нокса».

По общему мнению специалистов, по грубости, порой переходящей в хамство, аналогов этому документу в истории дипломатии то ли нет вообще, то ли они историка неведомы. Назвав Селайю «убийцей, отдавшим прямой приказ о расстреле мирных американцев» (что не вполне соответствовало действительности, поскольку приказа он не отдавал, а всего лишь отказал в помиловании), глава Госдепа сообщил:

«Правительство Соединенных Штатов убеждено, что революция достоинства в Блуфилдсе гораздо более выражает идеалы и волю большинства никарагуанцев, чем правительство президента Селайи... Как всем известно, при данном режиме в Никарагуа уничтожены республиканские институты, а независимая пресса и общественное мнение беспощадно задушены. В этих условиях президент США уже не может питать к правительству президента Селайи уважения и доверия, необходимых в дипломатических отношениях...»

Мало того, говорилось в ноте, «истинный патриотизм тирания президента Селайи карает тюрьмой» («Видимо, Нокс считал истинным патриотом Эстраду, который хотел разделить страну на две части, или военнослужащего гватемальской армии Чаморро», - ехидно комментирует Николай Платошкин, почему-то забывая Альфредо Диаса, ни на день не переставшего быть клерком американской компании), и вообще: «режим Селайи – позорное пятно в истории Никарагуа», которое, полагает Госдеп, «намерена смести и сметет народная никарагуанская революция, ради которой пожертвовали своими жизнями свободолюбивые граждане США».

Трудно сказать, из чего м-р Нокс сделал вывод о том, что «идеалы революции разделяет большинство никарагуанского народа» (на побережье, занятом мятежниками жило ок. 15% населения страны), еще труднее сказать, откуда он взял, что «против Селайи восстало и тихоокеанское побережье» (идеально на тот момент спокойное), и уж вовсе непонятно, что имелось в виду под «постоянным источником напряжения во всей Центральной Америке» (никаких жалоб от Сальвадора, Коста-Рики и даже Гондураса США не получили), но резюмирующая часть била наотмашь: сеньора Родригеса уведомляли, что отныне он персона нон грата, и «обязательно должен быть поставлен вопрос о существовании в Манагуа правительства, способного взять на себя ответственность» за компенсации семьям расстрелянных.



Уходи или проиграешь

Такая жесткость означала только одно: Вашингтон принял решение вписываться в игру напрямую, и у него были на то основания. Пусть не так быстро, как планировали в Манагуа, но поражение «революционеров» стало очевидным. Всего за пару дней до вызова сеньора Родригеса в Госдеп никарагуанские войска, в первом же бою, возле городка Рама, наголову разгромили врага, с ходу взяв Сан-Хуан-дель-Норте, таким образом, вернув правительству контроль над побережьем Атлантики. Потери мятежников считались десятками, раненых оказалось еще больше, и их чудом сумели вывезти в Блуфилдс на американском транспорте «Император».

Оставалось только поставить последнюю точку, взяв Блуфилдс, но как раз это сделать никарагуанцы не могли: военные корабли США блокировали Сан-Хуан-дель-Норте, заперев пароходики генерала Толедо в бухте, - но самое главное, м-р Нокс заявил, что «единственной причиной всех сложностей является лично президент Селайя, любой другой глава государства, избранный в соответствии с конституцией, будет немедленно признан», а лидеры «революции» тут же, заявили, что, если уж так, как только «тиран Селайя» уйдет в отставку, готовы сложить оружие и принять участие в будущих выборах.

В имеющихся условиях это был максимум: на свободных выборах консерваторам, тем более, эмигрантам ничего не светило, и все-таки, уже хорошо понимая, что происходит, дон Сантос еще раз попытался перехватить инициативу: 4 декабря он обратился к США, предложив прислать в Никарагуа комиссию Сената для оценки реальной ситуации в стране, выяснения, есть ли угроза со стороны Никарагуа странам-соседкам, и расследования обстоятельств двух «солдат удачи». В случае, если сенаторы США (!) признают его действия неправомерными, Селайя вновь обещал немедленно и без возражений покинуть пост.

По правде говоря, это уже нельзя расценивать иначе, как отчаяние. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах президент суверенного государства не мог (и сейчас не может) отдавать себя и свое правительство на суд какого-то «специального органа», сформированного иностранцами и из иностранцев, - тем паче, что уже было понятно, что ни на какие переговоры с доном Сантосом американцы не пойдут, и на мой взгляд, трудно не согласиться с мнением Фиделя Кастро, полагавшего, что этим шагом Селайя унизил себя.

Впрочем, американцы шансов растоптать побежденного, - ведь зарядить сенаторов сделать правильные выводы было нетрудно, - не воспользовались. Вашингтон уже устал изображать приличия. 7 декабря, выступая с посланием Конгрессу, президент Тафт значительную часть речи посвятил «совершенно неописуемым, поистине русским актам варварства и угнетения», после чего, видимо, полагая, что все свои, а между своими стесняться нечего, слегка пооткровенничал:

«Нельзя утверждать, что все сообщения с мест соответствуют истине, возможно, со временем окажется, что многое совсем не так, как мы сейчас представляем, но совершенно очевидно, что соображения, диктуемые географической близостью к зоне Панамского канала и особо важными интересами США в Центральной Америке, дают Соединенным Штатам особые права в зоне этих республик и в районе Карибского моря… Уважая все договоры, подписанные ранее, правительство вместе с тем намеревается предпринять такие шаги, которые наиболее соответствовали бы поддержанию нашего достоинства, сохранению интересов США, нашим моральным обязательствам перед Центральной Америкой и цивилизацией».

Проще говоря, таковы наши интересы, обжалованию не подлежит. 9 декабря мексиканский консул, обратившись к Селайе, передал ему рекомендации президента Диаса: немедленно уйти в отставку и уезжать в Мексику, где ему гарантируют теплый прием и убежище. При этом условии, не утверждал, но выражал надежду дон Порфирио, есть еще возможность избежать интервенции.

Времени на размышления на осталось. 15 декабря командующий Атлантическим флотом США получил приказ взять на корабли полный боекомплект и приготовиться к быть обстрелу с моря никарагуанских портов, а в конгрессе прозвучало предложение предоставить м-ру Тафту полномочия для отправки регулярной армии в Никарагуа с целью установления там «ответственного республиканского правительства».

Вариантов не оставалось. 17 декабря 1019 года президент Хосе Сантос Селайя подал в отставку, передав власть достойному человеку, д-ру Хосе Мадрису, обратившись с последним манифестом к депутатам и согражданам, - «Я ухожу из-за бесстыдной и продажной революции, ухожу, чтобы спасти суверенитет Никарагуа, столкнувшейся с враждебностью мощной державы, которая вопреки любому праву вмешалась в наши внутренние дела и предоставляла мятежникам любую помощь, о которой те просили», - и 22 декабря отплыл в Мексику, где его, как героя, встретили многотысячные восторженные демонстрации.

Такие же демонстрации прошли и в Сальвадоре, и даже в Гондурасе, имевшем к Селайе претензии, - и это насторожило США, не желавших сложностей в Западном полушарии. Поэтому вскоре дону Сантосу пришлось покинуть и Мексику: президент Диас гарантировал ему защиту, и слово сдержал бы, но Селайя не хотел создавать ему осложнений. Далее были Бельгия, откуда пришлось бежать, опасаясь убийства, Испания, где тоже не удалось избежать покушения, - и смерть в Нью-Йорке, в почти полной нищете, потому что янки, добивая «лютого врага», заморозили все счета, причем прах покойного, никем не востребованный, более десяти лет лежал в камере морга, и лишь в 1930-м и был торжественно перезахоронен на родине. И…

И что тут сказать. Человек правил страной 17 лет, 3 месяца и 5 дней, - это для Никарагуа рекорд. Человек, безусловно, был незаурядный, что признавали и враги. Скажем, журнал «The Metropolitan Magazine» в апреле 1908 года, когда Сантос Селайя еще не считался в Штатах «чудовищем», но уже оценивался, как «ненадежный и нежелательный партнер с опасными причудами», опубликовал большую статью Артура Стрингера о никарагуанском президенте, и вот ее суть:

«Этот человек, и движение, которое он представляет, рассечены на две фракции, одну — романтическую, и другую — зловещую. Как все реформаторы-военные, он озадачивает несовместимой помесью Хайда и Джекила. Для врагов (а у него их много) он — оппортунист, тиран и диктатор, демагог, сенсуалист, вор, воплощённое братоубийство, пробирающееся через позор и кровь к недолгой политической славе. Для сторонников он — проницательный и беспристрастный государственный деятель, храбрый и решительный освободитель, строитель и искусный, вдохновляющий организатор, посвятивший свои таланты несладкой, но решительной борьбе за окончательный мир в Центральной Америке».

Наверное, это объективно. Как объективна и критика. Скажем, сеньор Хосе Мадрис, преемник Селайи на посту, осознанно пошедший в противостоянии с США дальше, чем дон Сантос, полагал, что «великий лидер» попал в мышеловку по своей вине, из-за беспредельного честолюбия, прямолинейности, культа силы и отсутствия политической гибкости, - при этом восхищаясь его личностью.

И вряд ли спроста в современной Никарагуа и либералы, и сандинисты, не согласные друг с другой решительно ни в чем, когда речь заходит о президенте Селайе, единодушны: «dictador progresista», то есть, да, диктатор, - но ведь прогрессивный, да, властолюбивый, жесткий, - но ведь хотел возвеличить Отечество и многого достиг, да, любил деньги, - но ведь, когда Штаты начали наглеть, в отличие от многих, посмел не встать навытяжку. Уже что-то…

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.

В буднях великих строек

Вопрос: хорошим ли президентом оказался дон Сантос? Ответ: да, без оговорок, и не на словах, - ведь конституция, даже самая замечательная, это только слова, - а на деле. Не особо преувеличу, сказав, что всего за два-три года Никарагуа, ранее, в сущности, постколониальные задворки когда-то великой империи, воспринимавшаяся иностранцами, как место для кормления, рванула в галоп, сказочно быстро почти сравнявшись с европейскими государствами четвертого, а то и третьего эшелона, значительно ниже Португалии, но повыше Сербии, где-то на уровне Болгарии.


Появилось многое, о чем ранее только мечтали. Железные дороги с тонннелями и нормальные порты, сеть начальных школ для «простых» и общественные здания на месте развалюх, озерный флот и вузы, включая Военную академию и Политех. Общественная атмосфера утратила признаки средневековья, у работяг появились некоторые права, очень умеренные, но все же, «чистая публика» обрела Национальный театр и Национальный музей, а особо продвинутые говоруны получили возможность реализовать себя в СМИ.

В этом смысле, Селайя, можно сказать, выдержал все экзамены, - даже самые придирчивые ревнители прав человека искренне ему аплодировали, - однако когда впереди замаячили выборы, на которых он не имел права выдвигать свою кандидатуру (через раз – пожалуйста, но подряд ни-ни) начались сложности.

Ровно на середине первой каденции, в сентябре 1896, президент опять созвал Учредительное собрание, и оно абсолютно безропотно приняло предложенные главой государства поправки в «Либеральнейшую», отменив выборы и назначив «великого лидера, железного полководца, гениального реформатора» президентом на следующее четырехлетие после окончания законного срока, то есть до 1 февраля 1902 года.

Особых объяснений в защиту такой новеллы глава государства даже не предлагал, на прямой вопрос прямо ответив, что имеет план реформ, который не сможет выполнить никто, кроме него, и плюс к тому, не видит никого, достойнее себя, а «властолюбие некоторых политиков, мечтающих о высшей должности, к которой по степени своих дарований не пригодны, вызывает только презрение».

Такая откровенность не могла не вызвать реакцию, - и отреагировали не традиционные враги-консерваторы (они или сидели в эмиграции или ушли в глубокую тину), а вусмерть обиженные либералы, в том числе, еще вчера самые близкие. Примерно треть парламентариев уехала из Манагуа в Леон, объявила Селайю «низложенным за узурпацию» и назначила главой государства вице-президента Хуана Франсиско Баку, - того самого, которого дон Сантос всего два года назад возвысил, как надежнейшего, заменив им казавшегося слишком амбициозным генерала Ортиса.

Далее, как водится, началась гражданская война, шедшая с переменным успехом, и трудно сказать, чем бы все кончилось, не помоги дону Сантосу братский Гондурас, - но президент Гондураса, возвращая должок за помощь в 1894-м войска прислал, и после двух месяцев бестолкового кровопролития стало ясно, что Селайю не сдвинуть, а режим его, ранее достаточно добродушный, стал гораздо суровее.

Впрочем, как бы то ни было, разгром мятежной оппозиции всегда и везде убедительный аргумент, и 10 ноября 1901, ровно в положенный срок, прошли очередные президентские выборы с единственным кандидатом, который, естественно, победил, 1 февраля следующего года начав свою третью каденцию, и работая, следует признать, по-прежнему эффективно.

Тем не менее, хотя показатели росли и успехи в экономике никто не оспаривал, «конфетно-букетный» период завершился полностью и бесповоротно. Признавая все достоинства Селайи, как более чем эффективного менеджера, даже либералы, включая ранее активно его поддерживавшие, теперь считали былого кумира «предателем демократии» и «самодуром», но что еще важнее, «человеком без чести», - в том смысле, что бывший герой, заботясь от стране, себя (какой ужас!) тоже не забывал.

На самом деле, нельзя сказать, что Селайя воровал (он любил входить в долю, но не более того), однако нельзя сказать и что обвинения вовсе уж не имел под собой оснований. Придя по мере зажима гаек к известному выводу «Умные нам не надобны, надобны верные», дон Сантос, ранее выдвигавший людей способных и лояльных, а теперь подбирая кадры, руководствовался не талантами кандидатов, но личными симпатиями, и далеко не всегда отличал реально преданных сотрудников от подхалимов. А это, в свою очередь, столкнуло лавину коррупции: пользуясь доверием президента, его окружение президента (не все, конечно, но многие) все более нагло крутило «левак» с иностранцами, продавая им концессии, беря откаты, пиля кредиты и запуская лапки в бюджет.

Естественно, оживилась и консервативная оппозиция. Эмигрантские штабы, контролируемые сеньором Эмилиано Чаморро, фанатичным врагом «усатого мерзавца» (иначе он Селайю не называл) развернули активную работу по созданию в Гватемале будущей «освободительной армии», а в Никарагуа – подпольной сети, ориентированной на теракты и диверсии.

Ответом стало усиление тайной полиции, профилактические аресты, высылки, сроки, - а когда 16 апреля 1902 года в Манагуа взрывом порохового склада (причины по сей день неизвестны) была разрушена казарма и погибли 200 военных, официально действующую Консервативную партию, не запрещая, раздавили в пыль, вплоть до того, что 17 января 1903 расстреляли сидевших в тюрьме за вредные разговорчики генерала и полковника (имена не называю, дабы не усложнять), к трагедии явно непричастных, - и несмотря на то, что в стране уже пять лет не существовало смертной казни. О высланных, изгнанных и арестованных не стоит и говорить, их число выросло кратно.

В общем, режим управляемого либерализма сложился, оставалось только вчеканить его гранит, на века, и (забежим вперед, в данном случае, это допустимо) 30 марта 1905 созванное президентом Учредительное собрание отменив «Либеральнейшую», приняло новую конституцию, вошедшую в историю как «Autocrática», то есть, «Самодержавная».

Разумеется, полный набор гражданских прав и свобод остался в неприкосновенности, но восстанавливалась смертная казнь (правда, только за военные преступления), а главные реформы меняли формат власти. Пост вице-президента упразднялся, и отныне заместителей и преемников назначал (и мог в любой момент поменять) сам глава государства, избираемый уже не на 4 года, но на 6 лет (как и, - нужно же было кинуть кость, - депутаты). И что самое важное: в «Самодержавной» уже не было статьи, запрещавшей президенту переизбрание на второй срок. Этот вопрос там вообще не затрагивался, таким образом, теперь дон Сантос мог переизбираться до самыя смерти.

Конечно, «всеобщим, прямым и тайным», - в отличие от Гватемалы, где за больного на голову Эстраду Кабреру голосовали 10 миллионов из 300 тысяч граждан, в Никарагуа голоса считали честно, - но при этом 12 ноября 1905 в бюллетенях значились три кандидата: “Señor Z. S. Jose”, “Señor Z. J. Santos” и “Señor J. S. Zelaya”, так что пеоны, «коренные» и прочая «чернь», ни о каких «Хосе» и «Сантосе» понятия не имевшая, голосовали за известного им Селайю, а публика почище или голосовала, тонко посмеиваясь, или не ходила на участки, что позволялось, ибо «не ходить» тоже право гражданина.




Малой силой, могучим ударом

В общем, режим «управляемого либерализма» состоялся, и даже неплохо функционировал. По сравнению с соседями даже очень неплохо. Но кроме внутренней политики, есть еще и внешняя. Гордясь имиджем «второго Барриоса», более того, считая себя очередным «носителем знамени Морасана», Селайя грезил возрождением Patria Mayor («Большой Родины»), полагая, что Никарагуа сумеет сделать то, что не потянула Гватемала. Уже к 1901-му его армия, тренируемая германскими и чилийскими (то есть, по сути, тоже германскими) офицерами, насчитывала около 6 тысяч солдат (без резерва), отлично экипированных и вооруженных самым лучшим оружием. На этом не экономили, однако предпочитали все же уговаривать.

Первый крючок дон Сантос забросил еще в 1895-м, когда на встрече в гондурасском порту Амапала сумел убедить коллег из Сальвадора и Гондураса, что держаться друг друга лучше, чем трястись врозь, и 27 августа 1898 года съезд представителей трех стран объявил старт процесса объединения, - вот только дальше этого не пошло.

Сперва гватемальский диктатор Мануэль Эстрада Кабрера, злобный психопат с манией величия, стелившийся под Вашингтон ковриком и неприкрыто завидовавший Селайе (он вообще всем завидовал), заявил, что Гватемала отказывается от любого участия, а спустя два месяца, 13 ноября случился переворот в Сальвадоре, и новый президент, генерал Томас Регаладо, кабальеро, в общем, симпатичный и согласный с Селайей во всем, кроме того, что главным должен быть дон Сантос, а не он, вообще разорвал договоренности, пояснив, что дружить готов, а объединяться – ни-ни.

Тем не менее, Селайя от мечты не отказался. В 1901-м он послал войска в Панаму, на помощь тамошним либералам (безуспешно), а в 1906-м вмешался в дела далекого Эквадора, где удача, наоборот, улыбнулась, - но, впрочем, это уже мелкий факт, дона Сантоса, несомненно, порадовавший, однако для нашего повествования категорически несущественный. Существенно другое. Убедившись в том, что амбиции коллег не переломить, дон Сантос пошел другим путем. В 1901-м он сумел собрать в городе Коринто лидеров Сальвадора, Гондураса и (в качестве наблюдателя) Коста-Рики, сразу заявив, что о политическом союзе говорить пока что рано, и заложил фундамент определенного взаимопонимания.

В январе 1902 в том же Коринто он добился соглашения о «коллегиальном арбитраже» (то есть, решении проблем Центральной Америки самими центральноамериканцами), а в августе 1902 состоялось и подписание «Коринто-2», согласно которому «страны, объединенные верностью либеральной идее» обязались оказывать другу другу вооруженную помощь в случае любых попыток насильственного свержения власти в той или иной стране.

Все тогдашние эксперты расценили документ, как крупный успех Селайи, поскольку гарантом стабильности либерализма в регионе становилась, - как самая сильная, - Никарагуа, и сама жизнь показывала, что объединение для стран Перешейка становится жизненной необходимостью. Тем паче, после событий в Панаме, где в 1903-м семь местных сотрудников американских фирм и четыре американских офицера устроили переворот, объявив (под защитой калибров американского флота) независимость «под канал» в этом уже не сомневался никто. И вдвойне тем паче, что спустя несколько месяцев обитавший тогда в Белом Доме президент Теодор «Тэдди» Рузвельт огласил «дополнение» к доктрине Монро.

Отныне, заявил он, США берут на себя обязательство «защищать» страны Западного полушария, если там случится дефолт. Ибо право кредиторов выбивать долги из должника священно, но недопустимо, чтобы в американские дела вмешивались неамериканские государства, а потому Штаты будут такие долги брать на себя, но взамен брать «спасенных» должников под полный политический контроль, - разумеется, исключительно «в целях обеспечения внутренней стабильности и разумной финансовой политики», и согласие «спасаемого» в рамках данной инициативы не требовалось.

Что это означает, пояснять нужды не было, - особенно гондурасцам, стабильно сидевшим в долгах, как в шелках, - и на такой почве главной стратегической задачей становился как можно более тесный союз. Но стратегия стратегией, а прозу жизнь никто не отменял, и вскоре еле-еле наметившемуся взаимопониманию пришлось пройти жестокий экзамен на прочность: Гондурас, именно Гондурас, заинтересованный в упрочении связей более других, ранее надежный партнер, даже союзник, внезапно стал, скажем так, куда менее дружествен, - хотя, если уж совсем начистоту, вина за разрыв лежала на президенте Никарагуа.

Если коротко, за пару лет до того, Манагуа и Тегусигальпа, устав от долгого спора о принадлежности северной Москитии, доверили роль третейского судьи Альфонсо XIII, королю Испании, но когда тот, дотошно разобравшись в теме, присудил спорные земли Гондурасу, Селайя вопреки им же данному слову не подчинился решению арбитра, а в ответ на вполне законный протест Тегусигальпы начал снабжать оружием гондурасских эмигрантов, обещавших ему, в случае победы, отдать Никарагуа все, на что претендовал ее президент, а те, решив, что теперь дело в шляпе, накануне Рождества начали очередной «экспорт революции».

Увы, гладко оказалось только на бумаге. Армия Гондураса (прим. 3 тысячи штыков) не прогнулась, перешла в контратаку, и сосед-президент Мануэль Бонилья (тот самый, если помните, который позже обращался за помощью в ЧВК «Добрые самаритяне») потребовал у Селайи разрешения добить мятежников на территории Никарагуа, обещая, что никаких нежелательных эксцессов с мирным населением не будет.

Естественно, дон Сантос наотрез отказал, ограничившись сугубо формальным запретом эмигрантам шалить на границе, и тогда, не видя иного выхода, президент Гондураса дал своим войскам приказ «действовать по усмотрению», пригласив к «совместной борьбе с тираном» эмигрантов-консерваторов из Никарагуа. Камешек стронулся. 8 февраля 1907 гондурасцы атаковали никарагуанский пост в городке Лос-Кальпунес, легко разбили растерянных, пытавшихся объяснить неведомо откуда взявшимся супостатам, что они ошиблись, а затем, заняв городишко, ограбили его, в завершение расстреляв двух пленных никарагуанцев, оказавших сопротивление.

В такой, - вполне, кстати, устраивавшей его, - ситуации, Селайя мудро не стал поспешать, а потребовал задействовать «договор Коринто» и, разумеется, выплатить компенсацию за нанесенный ущерб. Немедленно предложившему посреднические услуги Госдепу США из Манагуа ответили, что «всегда рады помощи великого друга», - но компенсация прежде всего, а сеньор Бонилья, в казне которого и мышь не шуршала, платить отказывался.

Стараясь сохранить контроль над ситуацией, американцы попытались подключить Мексику, зная, что Селайя глубоко уважает президента Диаса, патриарха региональной политики, но дон Порфирио подтвердил, что переговорам на основе «Пакта Коринто» альтернативы нет, - но это означало бы дипломатический успех Никарагуа и выключение из сюжета США, в связи с чем госсекретарь Рут негласно посоветовал президенту Гондураса «продолжать сопротивление агрессии», пообещав в беде не оставить, - и сдержали слово, убедив (тоже негласно) президента Сальвадора помочь соседу.

Такая позиция Штатов вдохновила сеньора Бонилью, гондурасцы вновь атаковали приграничные поселки Никарагуа, но на сей раз отступили с немалыми потерями, - командующим гондурасской армией был назначен генерал Эмилиано Чаморро, лидер никарагуанских эмигрантов и кровный враг дона Сантоса, - а сальвадорские войска уже выдвигались. Соотношение сил становилось не в пользу Никарагуа, - президент Диас из Мехико советовал дону Сантосу, которому симпатизировал, пойти на компромисс, - однако Селайя, уважительно поблагодарив, заверил старшего друга, что все под контрлем.

И действительно, 18 февраля никарагуанская армия тремя колоннами перешла в контрнаступление. Неожиданно быстро, - никто такого не ожидал, - пал укрепрайон Сан-Маркос-де-Клон, который называли «гондурасским Порт-Артуром», никарагуанские ВМС захватили порты Трухильо и Пуэро-Кортес, лишив Гондурас снабжения извне, в бою при Лизапе гондурасская армия, понеся значительные потери, отступила, и наконец, 17 марта на высотах Намасигуэ началось генеральное сражение, завершившееся 23 марта полной, ослепительной и оглушительной победой никарагуанцев над объединенными силами союзников.

«Бесспорно, превосходство в вооружении сыграло немалую роль, - писал по горячим следам майор Микеле Раймонди, итальянский офицер, по долгу службы бывший в Никарагуа и попросившийся на войну. – Президент Селайя снабдил армию всем, что только может пожелать солдат. Орудия Круппа, горные орудия, орудия «Шкода», винтовки «Ремингтон» и «Маузер», пулеметы Гочкиса и даже Максима сделали свое дело. Сыграла роль и великолепная отвага никарагуанцев, но и противники их проявили изумительное мужество – эти худые низкорослые люди,

не глядя на огонь, атаковали пулеметы, имея в руках только мачете (…) Я бы сказал, важнейшей причиной такого триумфа стала колоссальная разница в выучке, словно бы настоящая европейская армия сражалась с толпой плохо обученных аборигенов. Вернувшись в Манагуа я поздравил своего приятеля, капитана Бергтольда с истинно прусской выучкой его мамелюков. “О нет, - ответил он, - до прусской выучки им пока далеко, но с баварцами сравню смело”, а затем лукаво добавил: “Против французов я бы с ними, пожалуй, вышел”».

Действительно, с учетом соотношения сил (2000 гондурасцев, 4000 сальвадорцев против 1500 никарагуанцев) и потерь (230, 979 и 85 «двухсотых» соответственно), победа получилась громкая, - а если учесть, что население Никарагуа в то время составляла ок. полумиллиона душ против 1,4 миллиона гондурасцев, так и тем более, - и никто не удивился, когда сразу после сражения, отдохнув менее суток, никарагуанские войска двинулся на север, 27 марта без боя заняв Тегусигальпу, откуда за несколько часов до их появления бежал на остров Амапала, надеясь, что американцы спасут, совершенно деморализованный президент Бонилья.



Размышления у парадного подъезда

И американцы спасли. Насколько можно судить, успех армии дона Сантоса при Намасигуэ ошарашил их не менее, чем всех остальных, а вслед за изумлением пришла обеспокоенность. Появление в Центральной (да и не только Центральной) Америке «центра силы», - пусть даже очень, очень регионального, - вообще не входило в их планы, а к тому же еще на тот момент в Белом Доме обитал «Тэдди», дядька без выкрутасов, убежденный в том, что все и всегда решает только оружие, и вот его-то явленная воочию мощь никарагуанского оружия более чем впечатлила.

Реакция «нейтральной стороны» последовала мгновенно. US marins высадились в гондурасском Пуэрто-Котрес, единственном порту, куда еще не дошли победители, объяснив, что обязаны обеспечить безопасность торговли бананами, и предоставили беглому Бонилье убежище на одном из крейсеров, забрав его с острова, после чего сделали официальное заявление: мы за мир, то есть, против войны, потому что война это ужасно, и мы намерены быть посредниками в переговорах, а если мистер Селайя против нашего посредничества, то рекомендуем ему передумать.

Далее американский посланник в Тегусигальпе встретился с временным президентом по версии Никарагуа, уже вступившим в должность, и другими лидерами либералов-«селайистов» (министрами «переходного» правительства), предельно откровенно дав им понять, что «в пребывании их фракции у власти правительство США не заинтересовано, и если они сочтут нужным не прислушаться, никто не может гарантировать им жизнь, потому что в стране очень много офицеров – сторонников Бонильи».

Несмотря на крайне учтивые формулировки, прислушаться сочли возможным все, и когда руководящие посты вновь стали вакантными, Госдеп, как «общепризнанный посредник», вынес вердикт: сеньор Бонилья, как утративший доверие, к власти не вернется (он выразил желание какое-то время пожить в самой демократической стране мира), а временным президентом станет (и соответственно, «переходное правительство» сформирует) генерал Мигель Давила, бывший вице-президент, который к авантюрам бывшего шефа отношения не имеет, поскольку за месяц до войны убыл с визитом в США, и вот теперь (как удачно!) вернулся на одном из судов US Navy.

Возражать не приходилось. Во-первых, американское предложение было не из тех, от которых можно отказаться, а во-вторых, генерал Давила слыл либералом, так что Селайе как-то не с руки было заявлять, что-де кандидатура не подходит. В противном случае, получалось бы так, что он воевал не за идею, а ради подчинения Гондураса, а это сильно испортило бы ему репутацию и, глядишь, оттолкнуло бы многих сторонников на Перешейке.

Если верить мемуаристам, в этот момент дон Сантос был в бешенстве, которое обычно умел скрывать, а на сей раз скрыть не мог, - и лично я не возьмусь осуждать человека, у которого так нагло украли военную победу, превратив ее в политическую ничью, тем более, что Штаты на полпути не остановились, и очень скоро ничья превратилась в поражение. Хотя, спору нет, оформлено все было очень красиво.

Вскоре после окончания войны и ухода никарагуанских войск из Тегусигальпы, - а также из Сальвадора, который решли было разъяснить по ходу, но те же Штаты не велеи, - госсекретарь м-р Рей сделал странам Перешейка предложение: встретиться в Вашингтоне и обсудить все конфликтные вопросы во имя спокойного и мирного сотрудничества в будущем. При этом, дабы не создавалось впечатления, что los gringos кому-то что-то навязывают, мероприятие предлагалось провести под «двойной эгидой» США и Мексики, то есть, президента Порфирио Диаса, которого уважали решительно все.

Для Селайи данная идея была явной ловушкой: согласно «Пакту Коринто» все вопросы подобного рода могли решаться только в узком «центральноамериканском» кругу, без внешних посредников, а тем паче, гарантов, а согласие участвовать во встрече фактически аннулировало все достижения Никарагуа во внешнеполитической сфере, превращая ее из кандидата в региональные гегемоны в «одну из многих». Тем не менее, отказаться, как и в случае с «правительством Давилы», возможности не существовало: поскольку все остальные согласились, получилось бы так, что только президент Селайя – враг мира на Перешейке.

Короче, пришлось. И конференция прошла, как по маслу, к полному удовлетворению м-ра Рея, - хотя, строго говоря, «конференцией» сие мероприятие назвать сложно, ибо confercio означает собрание в одном месте лиц, групп лиц или организаций для обсуждения спорных тем и выработки компромиссных решений, - а в Вашингтоне съехавшимся лидерам стран Перешейка просто предложили ознакомиться с проектами, подготовленными Госдепом, одобрить их и подписать без обсуждений.

Конечно, сформулировали всё очень красиво: мир - основа процветания, война хуже чем мир, в любых спорах – только арбитраж, взаимная выдача преступников etc., но всем было ясно, что речь шла про, как писали американские СМИ, «ошейнике для Селайи», которого либералы всего перешейка рассматривали как своего естественного лидера, и точку в этом вопросе ставило заявление США о том, что ими не будет признано ни одно правительство, «пришедшее к власти иначе как путем законных выборов, тем более, с иностранной поддержкой».

То есть, старый добрый «экспорт революции» из одной комнаты коммуналки в другую оказывался вне закона. А дополнительно закрывало вопрос положение о «полном и вечном» нейтралитете Гондураса, выступавшего, в основном, союзником Селайи, который, к тому же, не мог воздействовать силой на кого угодно, не проходя через гондурасскую территорию. И это уже, помимо того, что зачеркивало какую угодно возможность Федерации в любой форме, прямо угрожало Селайе, поскольку поскольку консервативная эмиграция, пустив корни в соседних странах, строила планы вторжения.

Теоретически, конечно, запрет на «экспорт революции» защищал интересы и дона Сантоса, но только теоретически, поскольку в одной из статей договора указывалось, что определять, имеет место «экспорт» или «право народа на восстание» может только «один из коспонсоров, без согласования со вторым». Иначе говоря, Штаты получили дополнительный рычаг воздействия на Центральную Америку, а поскольку всех, кроме Никарагуа, уже выдрессировали до блеска, выводы напрашивались.

Думаю, именно в это время Хосе Сантос Селайя, де-факто пожизненный президент, баловень Фортуны, находившийся на пике экономических и политических успехов, впервые всерьез задумался о том, что Соединенные Штаты, которые он безмерно чтил, на которые равнялся, полагая эталоном, вовсе не так, как ему вся жизнь казалось, заинтересованы в надежном младшем компаньоне, способном взять на себя решение региональных проблем, а предпочитают бессловесных холуев, своих интересов (кроме личных) не имеющих, - и в его дружески-почтительной переписке с президентом Мексики появились новые нотки.

Он явно хотел совсем снять розовые очки, и дон Порфирио (еще раз: великий исторический деятель, автор чеканной формулы «Бедная Мексика! Так далеко от Бога, и так близко к США!», позже на много лет незаслуженно оболганный, а потом все же по заслугам возвеличенный) помогал, аккуратно разъясняя младшему другу то, что давно понял сам.

Estados Unidos, - писал сеньор Диас, - кровопийца, с которым дружить нельзя в принципе, а рассчитывать на сотрудничество, если ты слаб и не можешь сопротивляться, пагубно. Их Бог – нажива, их религия – ханжество, им незнакомо чувство чести, чувство жалости, чувство сострадания (это практически точная цитата). Но этим стремлением к наживе и презрением к слабостям души человеческой они сильны, и они будут еще сильнее, и сила их надолго. Борьба с ними заранее обречена. Однако и отдавать себя им на съедение не следует.

Уже три десятка лет имея с ними дело, - завершал патриарх, - я понял: от них можно только ускользать, уступая, чтобы сохранить наше наследие внукам, которые будут умнее и сильнее нас. А чтобы ускользать, нельзя даже на минуту забывать, что за каждый доллар, взятый у них, они взыщут землей и кровью. Вот почему я не стремлюсь к ссорам с ними, но стараюсь противопоставлять их злой силе другую силу.

Вот так объяснял старший друг свое видение ситуации младшему другу, которого искренне считал «единственным свободным от американского влияния президентом Центральной Америки», - более того, единственной альтернативой Гватемале, которую ненавидел почти так, как Штаты, - и объяснения падали на хорошо удобренную почву.

Просто силою вещей. Потому что тогда, в начале ХХ века, США уже не могли, да и не хотели стесняться. Чувствуя свою силу, они перли напролом, - разгром Испании, захват Пуэрто-Рико, издевательское по сути «освобождение» Кубы, - и можете сколько угодно атаковать меня за ссылку на ныне не модного классика, но и дон Порфирио, человек «предыдущего поколения», и дон Сантос, продукт своего времени от макушки до пят, сходились в том, что демократия по-американски «оказалась на деле формой самого бешеного империализма, самого бесстыдного угнетения и удушения слабых и малых народов». В других терминах, конечно, и тем не менее.

В практическом же плане дон Сантос очень хорошо сознавал, что Никарагуа не великая держава и никогда ею не будет, но, латиноамериканский (и конечно, никарагуанский) националист до мозга костей, готов был сделать все, чтобы его страна не превратилась в «Чего изволите?» или, вообще не приведи Бог, в еду для хищника. Он, каков бы ни был, со всеми недостатками, по определению не мог действовать так, как тот же Эстрада Кабрера, в первый же день пребывания у власти подаривший посланнику США карту Гватемалы, сообщив: «Вот, это теперь ваше, делайте, что хотите».

Селайя искал варианты, и размышляя, приходил к единственному возможному выводу: если хищник положил на тебя глаз, противопоставить ему можно только другого хищника, - дав тебе время модернизировать страну, по максимуму сохраняя суверенитет. Как сеньор Диас. А это означало, что американский бизнес пора отучать от вседозволенности, не просто «уравновешивая» европейским, - это и так понемногу делали, - но аккуратно оттесняя. С помощью, definitely, Англии. Альтернативы в тот период не было, а приманка для сэров, наоборот, была, и да, разумеется, я о Канале.

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.





Здравствуй, дедушка Луис...

Как ни странно, выборы вместо порядка принесли кучу проблем. Американцам. После окончания Первой Мировой им приходилось решать весьма сложные задачи – экономическое завоевание Европы (позже обернувшееся «Планом Даллеса»), вытеснение Великобритании с позиций «единственного гегемона», прояснение вопроса об отношениях с новыми властями России etc., - а к тому же только-только начавшаяся каденция Уоррена Гардинга, позже признанная «самой позорной в истории США», со старта начала приносить сюрпризы.

Вполне естественно, Вашингтону необходима была стабильность в зоне влияния, - включая, понятное дело, Никарагуа, - а дав Эмилиану Чаморро «зеленый свет», они сами создали себе целый букет неизбежных осложнений. Выдвижение престарелого дяди Диего, не имевшего авторитета даже среди консерваторов, означало, что фактическим президентом останется «племянник», а это уже напрягало даже «фамилию»:  Хоакин Савала Уртечо-и-Чаморро, глава МИД,  после тяжелого семейного скандала подал в отставку и заявил, что будет баллотироваться на высший пост, как независимый.

При этом масло в более чем вероятный огонь подливало то важное обстоятельство, что избирательная система Никарагуа оставалась предельно архаичной: право голоса имели лишь те, кого правительство включало в «гражданские списки», остальным просто не выдавали бюллетени, а чтобы человек мог выдвинуться вопреки желанию властей, необходимо было прямое указание Госдепа США.

Поэтому либералы и консерваторы, не принимавшие диктата «чаморристов» (т. н. «Коалиционная партия»), уговорили принять участие в шоу некоего Эстебана Гонсалеса, одного из крупнейших «кофейных баронов» страны, имевшего мощную «крышу» в Нью-Орлеане и Вашингтоне. Возразить против его кандидатуры президент Чаморро не мог, ибо Штаты она вполне устраивала, и кандидатуру зарегистрировали, причем в Госдепе, полагая его шансы на победу весьма значительными, уже создали группу экспертов, разрабатывавшую схему работы с новым руководством.

Тем не менее, над оппозицией «чаморристам» дамокловым мечом висела привилегия действующей власти формировать списки, и оппозиция писала жалобы в Госдеп, требуя «всенародного, тайного». А Госдеп, понимая, что отказ с высочайшей вероятностью выльется в смуту, в крайне жесткой форме указали дону Эмилиано на «недопустимость ограничения права граждан на свободный выбор лидера» и «необходимость допустить к выборам всех желающих». Под таким давлением сеньор Чаморро, естественно, не устоял, гарантировал, что бюллетени получат все, оговорив при этом, что учитываться будут только голоса зарегистрированных избирателей.

Честно говоря, не совсем понимаю, как дон Эмилиано себе такое представлял, и американцы, похоже, не поняли, - однако сеньор Чаморро параллельно со спором о бюллетенях сделал очень красивый ход, пригласив на пост вице-президента некоего Бартоломе Мартинеса, друга молодости, имевшего в кругах, понимавших, кто есть кто, абсолютно незапятнанную репутацию.

Ибо: консерватор, но «прогрессист» (то есть, почти либерал. Зажиточный, но слишком, и не из «аристократии». Никак не связан с кланом Чаморро, и вообще с «гранадскими», и при этом, руководя родным департаментом Матагальпа, заслужил огромное уважение населения. Да еще и чистокровный индеец, сын пеона, выбившегося в люди честным трудом, но не забывший корней, так что «коренные» стояли за него горой.

Очень хороший выбор, не так ли? Правда, сеньор Мартинес, которому многое не нравилось, поначалу отказывался, мотивируя тем, что никакой власти у вице-президента нет, а у него дома дел полно, однако друг юности сумел его переубедить, позволив оставить на хозяйстве того, кого дон Бартоломе сам выберет, а кроме того, выделить Матагальпе солидное финансирование, чтобы там смогли, наконец, построить больницу.

По мнению исследователей, несколько тысяч голосов такой «вице» дону Эмилиано принес, а остальное было делом техники. Накануне дня голосования множество активных либералов арестовали по подозрению в самых разных прегрешениях, от подготовки путча до кражи сумочки (правда, сразу после выпустили, извинившись за ошибку), а в день голосования «неизвестные хулиганы» не пускали на участки всех «не нравящихся», и тем оставалось лишь наблюдать, как бросают в урны «лица в гражданском», строем, под «Ать-два!» приведенные исполнять свой гражданский долг.

В результате, по итогам подсчета голосов, проведенного в доме кузена дона Эмилиано, - с участием Джесси Миллера, спецпредставителя Госдепа, выступавшего в роли главного наблюдателя, - выяснилось, что дед Чаморро набрал 62 тысячи голосов, опередив Гонсалеса ровно на 30 тысяч, а независимому кандидату Уртечо оказали доверие всего 762 избирателя.

Право решающего голоса оставалось за м-ром Миллером, и он сообщил начальству, что, на его взгляд, кандидаты Чаморро и Гонсалес набрали примерно поровну, а преимущество дона Диего «достигнуто путем подтасовок», однако «при всем несовершенстве здешнего избирательного законодательства выборы в целом верно отражают настроения населения Никарагуа».

В общем, дон Диего стал законным президентом, вице-президент Бартоломе Мартинес сразу после инаугурации уехал в Матагальпу, присматривать за усадьбой и постройкой больницы, м-р Миллер (вернее, его кузен) обзавелся крупной кофейной плантацией, что никого в Штатах не удивило (при Гардинге и не такое случалось), а осенью оказалась весьма богатой на события.

В октябре на границах начались бои: покинувшие страну радикал-либералы (они в своем кругу называли себя «республиканцами»), в основном, злая молодежь повадилась ходить в рейды с территории Гондураса. Навыков у ребят было мало, оружия еще меньше, и активность их кое-как пресекли, но бюджет вновь просел почти до банкротства, и население койотами выло, - а в мае 1922 в самом Манагуа группа очень приличных парней из очень хороших консервативных семей захватила цитадель Ла-Лома, опустошив арсенал и объявив, что «Довольно диктатуры Чаморро!».

Этот инцидент мог стать опасным, но вмешалось посольства США: заместитель посланника пригласил к себе папаш смутьянов и уведомил их, что в Манагуа стрелять низзя, так что пусть ребята прекращают шалить и покинут помещение. Им за это на первый раз ничего не будет, но если не послушаются, придут marines и всех поставят в угол. Или к стенке. После такого разговора восставшие, естественно, разошлись по домам, - а через месяц неблагостно стало в «гнезде либералов», Леоне, и окрестностях, и до такой степени, что власти объявили осадное положение.

В общем, спокойствием и не пахло, в связи с чем Госдеп принял решение ставить точки, и всем главам государств Перешейка было велено в декабре прибыть в Вашингтон на конференцию, по окончании которой подписали «общий договор о мире и дружбе», а конкретно о том, что отныне «ни в коем случае не будут признавать правительства, пришедшие к власти в результате государственного переворота или революции, направленной против существующих правительств». Потому что, сами понимаете, нельзя расшатывать. А Селайя? Как там казус с Селайей? А никак.

И кроме того, на конференции Штаты рекомендовали всем странам-участницам (а Никарагуа и предписали) распустить армии, поскольку «излишне политизированы» и создать «национальные гвардии», которые американцы обучат и на первых порах возглавят. Чтобы, типа, сделать вооруженные силы «вне политики» и прекратить традицию военных переворотов. По ходу, между прочим, выразили респект сеньору Чаморро, бывшему президенту Никарагуа, чья идея с «нацбатами» понравилась Госдепу.

Между тем, от всей этой болтологии и политических новаций в плане экономики становилось только хуже, - в Никарагуа ее уже фактически не существовало, - но тут случилось нечто, вполне естественное, но, как всегда, никем не предвиденное: 12 октября 1923 года неожиданно скончался президент Диего Чаморро, и 17 октября президентскую присягу в полном соответствии с законом принес вызванный из матагальпского захолустья вице-президент дон Бартоломе Мартинес. И начались нежданчики…



Индеец без томагавка

Позвольте напомнить: новый глава государства никак не предполагал такого взлета. Он, чистокровный «коренной», с опытом руководства не самым большим департаментом, консерватор, никак не связанный с «гранадскими», кроме юношеской дружбы с доном Эмилиано, согласился стать «бородой» при Луисе Чаморро в обмен на больницу для Матагальпы, - и «хозяева страны» рассматривали его, как явление сугубо временное, легко поддающееся, если уж так вышло, приручению и дрессировке. А между тем, спустя всего шесть месяцев абсолютное большинство никарагуанцев называло его не иначе как «наш дон Бартоло» и готово было за ним хоть в огонь, хоть в воду.

Вот, смотрите. «Дон Бартоло один из самых честных и патриотичных президентов, каких знала Никарагуа. Он ввел во власть бескорыстных людей, людей идеи, и личным примером заставил уважать пост президента Никарагуа, восстав против удушающего всевластия гранадской группировки», - это Эдди Кухль, ученый, из либералов. «Лучший представитель коренной расы», - а это Хосе Эспиноса, писатель, консерватор. А вот и Серхио Рамирес, сандинист, вице-президент при Даниэле Ортеге: «Первый президент-консерватор, не связанным родством с олигархией. Он не принадлежал к ней и не стремился принадлежать, действуя так, как сам считал нужным».

Согласитесь, лестные характеристики. И заслужил их дон Бартоло очень просто, хотя не каждый на такое способен. Всего-то сразу после инаугурации провели казну, обнаружив, что всего у государства в наличии 4 тысячи кордоб (4000 долларов). Затем потребовал принести все ранее недоступные ему документы, и тщательно изучил. А изучив, попросил ринувшихся «помогать» ему доброхотов, включая «гранадских», не являться без приглашения, уволил практически всех, у кого рыльце оказалось в пушку, не глядя, кто чей брат, а кто чей сват, назначил на ключевые посты людей, которым доверял, и взял под личный контроль все поступления от продажи кофе, как раз в это время очень подскочившего в цене на мировых рынках.

Все это, чуть позже названное “Nicaraguanizo” («Никарагуанизацией») плюс тот странный факт, что ни один выдвиженец дона Бартоло не оказался падок на барашков в бумажке (сам он, кстати, отбыв срок, вынужден был взять кредит в банке, потому что усадьба пришла в упадок), оказалось вполне достаточно, чтобы национальная экономика привстала из пепла.

Очень быстро дон Бартоло и его ближайший соратник сеньор Торибио Тихерино, тоже провинциал, назначенный посланником в США, никого из американцев не обидев, вернули стране Национальный банк, пароходство, таможни и почти-почти железные дороги.

Вернули бы и без «почти», но «гранадские» («фамилии» Чаморро, де ла Куадра, Карасо и лично Адольфо Диас) впервые в истории объединились, и когда президент договорился с северными банкирами о выкупе 51 % акций железных дорог, было сделано все, чтобы договоренность сорвать, и даже тот факт, что в правительстве (опять же впервые в истории) появилась женщина, был использован, чтобы очернить президента, - но неудачно.

Что ж, решили зайти с другого конца, и начали стучать американцам: дескать, присмотритесь, человечек ненадежный, может быть, упаси Боже, даже большевик. В Вашингтон, правда, знали, что дон Бартоло, как верующий и вполне реальный консерватор, большевиков не любит, и в принципе, претензий к нему не имели (договор «Брайан-Чаморро» он не оспаривал, выводить marines из Манагуа не требовал, а заимодавцы были им очень довольны), но капля камень точит: Мартинес, в отличие от без лести преданных сеньоров Чаморро и Диаса, для Госдепа был «темной лошадкой», к тому же, не берущей взяток, то есть, неуправляемой.

Опять же и лояльность проявлял, так сказать, без уважения. Например, договариваясь с кредиторами о выкупе акций, не посоветовался с кураторами из Вашингтона, а когда посланник Штатов спросил, как в Никарагуа будут отмечать 4 июля (при Диасе и Чаморро День независимости США праздновали с салютами), дон Бартоло, не чуждый чувства юмора, ответил:

«Мой друг, я хотел бы отметить его наилучшим образом, чтобы не обесчестить вашу великую страну, и я бы просил вас письменно рассказать мне, как США празднуют 15 сентября, День независимости Никарагуа, чтобы мы могли сделать наш праздник таким же и даже еще лучше».

Пустячок, конечно, но серьезным людям в Вашингтоне такая ирония из уст президента полуколонии показалась неуместной, и дон Бартоло прослыл пусть и не большевиком, и не врагом Штатов, но «безответственным и дерзким», - а между тем, столь серьезное изменение политического курса, по сути, первое после свержения Селайи, быстро меняло политический расклад. Вчера еще недопустимое и чреватое неприятностями теперь стало возможным, и весь политически активный люд начал готовиться к всеобщим выборам 1924 года, обещавшим стать судьбоносными.

Один за другим, - поскольку, чтобы объединиться, нужно сначала размежеваться, - пошли расколы. Сперва в правящей Консервативной партии: «хозяева страны», 14 лет вилявшие хвостиками перед США, окончательно отбросив теперь несущественные вековые разногласия, собрались под флагом «фамилии» Чаморро. Провинциальные же консерваторы, - «прогрессисты» и которым просто за державу обидно, - ушли в новую Республиканскую Консервативную партию, основанную доном Бартоло, решившим, что для полной очистки Авгиевых конюшен нужно остаться на второй срок.

В принципе, конституция такого не допускала (никто не имел права наследовать самому себе), но имелась юридическая зацепка: в тексте Основного закона не определялся формат «преемничества», и поскольку президентом сеньор Мартинес стал в связи со смертью президента, он мог рассматриваться, как «врио», и стало быть, возникал некоторый простор для маневра. А кроме того, по совету юристов, дон Бартоло решил за полгода до выборов уйти в отставку, чтобы получить право идти на следующий срок.

Короче говоря, готовились, - исходя из двух условий, поставленных Штатами 14 ноября. Конкретно: во-первых, наконец, сделать выборы всеобщими, без «списков» (в Вашингтоне понимали, что палка перегнута так, что уже трещит), а во-вторых, срочно распускать армию и создавать «национальную гвардию» под командованием американских офицеров (это на случай, чтобы, если палка таки треснет, по морпехам меньше стреляли).

Спора эти пункты не предполагали, пришлось согласиться, - и готовились дальше. В мае 1924 консерваторы определили своего кандидата – генерала Эмилиано Чаморро, консерваторы-республиканцы – сеньора Бартоломео Мартинеса, а поднявшие голову при доне Бартоло либералы, отказавшись от предложения «чаморристов» выдвинуть единого кандидата (естественно, за плюшки) – врача Хуана Батисту Сакасу, сына того самого Сакасы, «грязный трюк» которого в 1893-м обрушил стабильность.

В скобках. С политической точки зрения выбор был не просто хорош, а идеален. По сути, такой же «старый аристократ», как дон Эмилиано, только из Леона, то есть, наследственный либерал,   жил в США 12 лет, с 1889 по 1901, там выучился на врача, без акцента болтал на мове Шекспира, перед Штатами благоговел и  готов был по их «рекомендациям» делать всё, кроме (как он говорил) «отказа от суверенитета», в связи с чем, считался «национал-либералом». В Вашингтоне, все это зная, и к Сакасе относились с симпатией, - а что когда-то дон Хосе Батиста был за Селайю, так ведь кто старое помянет, тому глаз вон.

В общем, с кандидатами определились, и вроде бы никаких вопросов, - но 14 июня громом с неба из Госдепа грянула новая инструкция: muchachas, ша!.. правительство США категорически не приемлет игр с конституцией, не позволит глумиться над правом народа свободно избирать, и ни в коем случае не поддержит (а если нужно, то и не допустит) избрания сеньора Мартинеса, ибо так нечестно и нельзя позволять амбициям попирать законность.

Таким образом, американцы взяли на себя функции Верховного суда Никарагуа, и будь на месте дона Бартоло кто-то иного склада, из этого факта могло бы вырасти обострение, но сеньор Мартинес не был ни Селайей, ни Мадрисом, ни тем паче, Селедоном. Получив предупреждение, он тотчас снял свою кандидатуру и озвучил «план Б»: заключить ”Transacción” (попросту «Сделку»).

Суть: заключить между «консерваторами-республиканцами» и либералами соглашение, выдвинув в президенты бизнесмена и благотворителя Карлоса Солорсано, консерватора с хорошей репутацией а вице-президентом при нем – сеньора Сакасу с уговором, что в случае победы либералы получат два ключевых  портфеля на выбор, а также треть мест в Конгрессе, Верховном суде и госаппарате.



Задние тоже хочут

Идея дона Бартоло выглядела изящно. Да, Штатам не подходил Мартинес, но и Чаморро там не любили, а вот против сеньора Солорсано никто ничего не имел (тем паче, что он состоял в родстве с Адольфо Диасом, любимцем Госдепа при всех администрациях), и сеньор Сакаса, мечтавший о большой карьере любым путем, зная, что сеньор Мартинес не кинет, тоже согласился. А после этого раскололась и Либеральная партия. Большинство, - примерно две трети, - полагая, что от добра добра не ищут, поддержало лидера, но фракция «либералов-республиканцев», ничего не забывших и не простивших, назвала своего кандидата – сеньора Луиса Корреа, твердокаменного «селайиста».

Как ни странно, в этот момент интересы Госдепа и дона Бартоло совпали: понимая, что «республиканцы» - не конкуренты, они в равной степени, хотя и по разным причинам, не желали возвращения к власти Эмилиано Чаморро, и требование американцев провести избирательную реформу, которая исключила бы фальсификации, президенту Мартинесу пришлось очень кстати: закон приняли и ввели в силу, после чего надежды генерала на махинации со «списками» умерли, а население его ненавидело. Просто потому, что, по меткому замечанию Немесио Гарсия Наранхо, публициста из Мексики, «Единственный изъян бедняги Чаморро в том, что он как сапожная щетка, - после долгого употребления она загрязняется так, что уже не отмыть».

А для подстраховки Бартоломе Мартинес, зная, что на сей раз Штаты палки в колеса ставить не намерены, принял меры, чтобы «Сделка» на выборах 5 октября победила с гарантией. Консерваторам ограничили право на агитацию, им отказывали в аренде залов, их митинги ограничивали получасом, листовки и плакаты им разрешили расклеивать только на 20 стендах, уже 2 октября телеграф и телефон отказались их обслуживать, и в тот же день президент декретом изменил состав избиркомов, а на участки ввел полицию.

Национальная избирательная комиссия опротестовала декреты, Верховный суд ее поддержал, но дон Бартоло отклонил решение суда, а после выборов, прошедших очень спокойно, в стране, со ссылкой на беспорядки, которых в реале не было, ввели осадное положение, заодно определив беснующегося генерала Чаморро под домашний арест, дабы не наделал глупостей.

Кто победил, догадаться несложно. Честно ли? Вряд ли. 70 лет спустя д-р Тернот Мак-Ренато из Университета Калифорнии, решив разобраться досконально, поднял все архивы, и пришел к выводы, что «Выборы 1924 года оказались столь же мошенническими, как и все остальные», - но где, любезный мой читатель, ты видел совсем честные выборы? Может быть, в Штатах? Так они, извини, та же Никарагуа, только гораздо сильнее и богаче.

А так… Да все как всегда: сторонники победителя восхищались «самыми лучшими выборами», фанаты проигравшего, наоборот, кричали о подтасовках, и призывали к оружию, в связи с чем, правительство продлило особое положение аж до 18 октября.Однако все понимали: последнее слово за посольством.

Посольство же практически сразу после закрытия участков заявило, что выборы, «несмотря на отдельные эксцессы, не оказавшие влияния на процесс волеизъявления», прошли в соответствии с международными нормами», после чего Госдеп прислал телеграмму, тепло поздравив тандем Солорсано-Сакаса, а дону Эмилиано пришлось возвращаться в Штаты, поскольку увольнять его с должности посланника никто не собирался, сеньор же Карлос Солорсано 1 января 1925 года официально вступил в должность.

Обстановка была праздничной. Передавая ленту, дон Бартоло кратко отчитался перед конгрессом по итогам 17 месяцев работы, - дескать, принял страну с 4000 кордоб (= $ 4000) в казне, а сдаю с 1.5 миллионами, которые лично я посоветовал бы потратить на мощение улиц, улучшение больниц и кредиты мелкому бизнесу, после чего под аплодисменты ушел на заранее отведенный ему пост главы МВД.

Далее, в соответствии со «Сделкой», сформировали кабинет, отдав либералам, как они запросили, портфели военного министра и министра финансов, а также все, что согласовали под выборы. С полного одобрения посольства США, считавших крупным успехом выход «ответственных» либералов из оппозиционного закулисья, - и правильно считавших, ибо теперь, припав к потокам, «ответственные» становились совсем ручными. Формально с этого момента все неприятные нюансы ушли в прошлое. Но…

В то, что «Коалиционная партия», созданная исключительно «под выборы», перестанет существовать сразу после выборов, изначально не сомневался никто, и она перестала существовать без всяких официальных объявлений. Однако практически сразу дала течь и «Сделка».

Еж, как обычно, не верил ужу, уж взаимно не верил ежу, консерваторы, видя, что Штаты сознательно лепят из либералов фактор реальной политики, не желали видеть на авансцене уже ненужных конкурентов, либералы, чувствуя шанс стать любимой женой Вашингтона, понимали, что консерваторы этого не допустят, и понимая, боялись мятежа с зачистками…

И кроме того, все рвали на себя фонды, а президент Солорсано, никак не либерал, да и вообще, случайный человек, без собственного влияния и сколько-то жесткого характера, не мог стать ни «железной рукой», ни арбитром, все чаще прося о добром совете кузена Адольфо Диаса. А уж тот советовал, - и другие социально близкие советовали, - и в итоге американцы столкнулись с побочными последствиями своих более чем успешных проектов.

Судите сами. Никарагуа, можно сказать, съели. Ручных консерваторов к власти привели. Поколение ручных либералов воспитали. И все это с помощью морской пехоты, гасившей любые антиамериканские бунты на корабле. А теперь оказалось, что ее выводить нельзя, потому что, если вывести, «куклы» немедленно вцепятся друг другу в глотки, - притом что Штатам в регионе была необходима стабильность.

Но и не выводить нельзя было: после неожиданной смерти (в 1923) президента Гардинга администрация Кальвина Кулиджа сосредоточилась на «внедрении в Европу» и не хотела тратить силы и средства на второстепенные направления, тем более, что фактическая оккупация Никарагуа (при очевидной марионеточности ее властей) создавала неприятный фон в Лиге Наций, мешая Дому и Холму создавать имидж миролюбцев и «честных маклеров». Опять же бравые парни с севера вели себя в союзной стране, как в колонии, хамили местным, буянили,- и ненавидела «улица» их от души, до поножовщины.

В связи с этим, еще в начале 1924 «большие друзья» заявили, что сразу после выборов, то есть, через год, «Звезды и Полосы» покинут Манагуа, и сейчас, когда срок пришел, сообщили сеньору Солорсано, что это случится до конца февраля, а ему необходимо распустить вооруженные силы и быстро сформировать Национальную гвардию.

Логика в требовании была прямее некуда: доселе подразделения армии Никарагуа формировались по территориальному принципу, и стало быть, батальоны, созданные в Леоне, автоматически симпатизировали либералам, а батальоны, созданные в Гранаде, автоматически поддерживали консерваторов. Ну и, как следствие, легчайше возникающие гражданские войны.

Но с бухты-барахты силовые структуры не возникают. Обеспокоенный дон Карлос сразу после инаугурации попросил Госдеп не выводить войска, пока Нацгвардии нет. В Госдепе «несколько удивились» (типа, а что же вы там делали целый год?), но «в интересах процветания Никарагуа» согласились задержать вывод на пару месяцев, заодно прислав развернутый «экстренный план первого этапа»: 392 солдат и сержантов, 23 офицера (американца), 35 инструкторов (американцев), командующий – майор Калвин Б. Картер (тоже американец). Оружие самое лучшее, естественно, все за счет Никарагуа.

По сути, это означало, что оккупация прекращается, но остается, и по рейтингу президента Солорсано такой поворот бил очень больно, но в ответ не на возражения даже, а всего лишь на попытку задавать вопросы, посланник Штатов ответил четко: у вас был год, вы потратили время зря, а теперь, если не согласных, marines уйдут немедленно, и сами разбирайтесь, кто тут власть, а нас устроит любой вариант.

Естественно, дон Карлос побежал советоваться к дону Адольфо, тот устроил домашнюю вечеринку «для своих», и 14 мая конгресс утвердил закон в том виде, в каком он приехал из Госдепа. Правда, ни словом не поминалось американское участие, но сеньор Солорсано объяснил посланнику: это чтобы не дразнить гусей, а важные детали оформим в рабочем порядке, - так что 1 августа 1925 флаг США, 12 лет царивший над столичной цитаделью Campo de Marte, сполз по древку, уступив место никарагуанскому полотнищу, знаменующему, что отныне сомневаться в независимости Никарагуа неприлично.

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.

Широко шагает мальчик...

На самом деле, именно вопрос о Канале стал той точкой, с которой начался отсчет превращения «ершистого, но перспективного» в «проблему номер раз». Дон Сантос, грезивший строительством и более чем уважавший Штаты, готов был идти на любые уступки, лишь бы началось, и шел. «Движимый понятным энтузиазмом, - констатирует Саломон де Сельва, - генерал Селайя, подлинный диктатор, был чрезвычайно щедр, предоставляя американским компаниям привилегии на эксплуатацию природных ресурсов Никарагуа, но позволял себе настаивать на взаимности».

В частности, насчет Канала его условия были до смешного мягки: формальный (только формальный!) суверенитет над трассой будущей «водной артерии», эксклюзивное право (на пару со Штатами, конечно!) торговать в этой зоне и плата за разрешение в размере 6 миллионов долларов, - с готовностью удовлетворится пятью миллионами. Госдеп однако счел такой проект (вернее, сам факт появления каких-то условий) «неуважительным и грабительским», и в декабре 1901 переговоры прекратились.


Это, естественно, взбесило Селайю, тем более, что за месяц до того, 18 ноября, США и Англия заключили новый договор, обнуливший пакт Клейтона-Бульвера. Если раньше строить канал через Перешеек (где угодно) Вашингтон мог только с согласия Лондона, а сам канал, будучи проведен, имел бы статус нейтрального, то теперь “Yes!” из Лондона не требовалось, а США получили право строить в зоне канала укрепления и держать войска. При этом вопрос о правах Манагуа вообще не поднимался.

Таким образом, уже планируя неизбежное, пусть и в отдаленном будущем, столкновение со II Рейхом, сэры пошли на уступки, полностью слив то, в чем не очень нуждались, - и в итоге, 15 июня 1902 конгресс США постановил, что никарагуанскому каналу не быть, а проводить канал будут через Панамский перешеек, при этом, однако, сохранив исключительное право строить (или не строить) канал через Никарагуа за собой.

В общем, мелкие трещинки, копившиеся годами, становились все глубже, а в 1903-м, после переворота в Панаме, сделанного, в полном смысле слова, руками американцев, когда наихудшие предположения стали реальностью, дон Сантос, окончательно убедившись, что его держали за болвана, резко развернул штурвал в сторону Европы, подписав с Лондоном договор о признании никарагуанского суверенитета над Москитией. Имел право, конечно, - но при этом не уведомил заранее Госдеп, дав таким образом «американским партнерам» понять, что они для него больше не арбитр.

И тогда в Штатах извлекли из архивов папки с жалобами на слишком упорное стремление Селайи заставить американские компании соблюдать условия контрактов под угрозой отмены концессий. Сперва по «делу Джорджа Эмери», пытавшегося жульничать, пойманного на горячем, обратившегося в американский суд, поддержавший его, и все равно, потерявшего лицензию. Затем по делам, в которых фигурировали акулы высшего уровня, типа “Rosario Maining” (руды), “La Lus y Los Angeles Mining” (золото), а это, как пишет Джеральд Кингс, «не могло не вызвать последствий… президент Никарагуа позволил себе играть на противоречиях между синдикатами Питтсбурга и Нью-Орлеана, а это мелкой сошке вроде него не полагалось».

Все это не являлось тайной и раньше, многих нервировало, кого-то раздражало, но до поры, до времени раздражение не переходило в ярость: игры дона Сантоса на противоречиях велись умело, лоббистов он нанимал хороших, знал, как и кому вовремя подкинуть вкусненькое, - а споры вокруг американских инвестиций в то время возникали постоянно и тянулись долго, не особо привлекая внимание персон, занятых высокой международной политикой. Однако везение везением, а играя с огнем, рано или поздно непременно опалишь крылышки.

В начале 1909 Селайя сумел договориться с лондонской финансовой группой “Ethelsberg” о кредите, - а это подводило мину под «поправку Рузвельта» (то есть, в случае чего право на вмешательство во внутренние дела страны получала UK, а не USA), а кроме того, Госдеп получил инфу, что Селайя, будучи в Париже, обсудил с послом Японии концессию на строительство Канала, и намечает такие же переговоры с Германией.

Разумеется, официально никаких претензий к дону Сантосу никто предъявить не мог (лондонский заем был намного выгоднее американских, а отказ США от проведения Канала через Никарагуа естественным образом, и даже формально, - был такой пункт, - освобождал власти в Манагуа от всех обязательств), и тем не менее, с точки зрения американцев, Селайя перешел «красную линию»: любую, даже гипотетическую конкуренцию Панамскому каналу Штаты считали недопустимой.

А кроме того, серьезные претензии к дону Сантосу появились и у «Мамиты Юнай». В Никарагуа, в отличие от полностью съеденного Гондураса и успешно поедаемой Гватемалы, она «держала» всего 15% производства бананов, но стремилась взять «под себя» все 100%, и шла к цели вполне успешно, ибо, скупая урожай у мелких плантаторов и фермеров, не имевших возможности его вывозить и продавать, постоянно снижала закупочные цены, разоряя местных bananeros и скупая их участки.

В начале 1909 терпение «туземцев» лопнуло: пошел массовый отказ от контрактов с «Юнай», «Юнай», в свою очередь, начала рейдерство, силой собирая чужой урожай и оставляя взамен плату по своей таксе, а далее все по Ньютону: рейдеров встречали пеоны с мачете, а то и с винтовками, в небо над складами «Зеленого чудовища» взлетали «красные петухи» etc.

Разумеется, правительство пресекло беспорядки, - но всерьез карать bananeros не стало, напротив, Селайя распорядился создать государственную пароходную компанию для вывоза бананов из Блуфилдса, что означало бы отказ от услуг «Белого флота», а значит, и крах монополии «Спрута». И вот это, наряду с лишением совсем обнаглевшего м-ра Самуэля Вейля эксклюзивной лицензии на импорт алкоголя из США, взбесившим «столпы бизнеса» всея Москитии, стало последней каплей
.
Понимал ли Селайя, что играет с огнем? Безусловно, и поэтому старался держать баланс, идя по самому краю, но не заходя туда, откуда возврата уже нет, при необходимости отступая и делая реверансы. И тем не менее, игры с огнем безопасными не бывают. Такое можно позволять себе только при полной поддержке абсолютного большинства активного населения, как на «верхах», так и на «низах», - а вот этого уже не было.

Успешный, удачливые, эффективный, - но при это самовластный, амбициозный и далеко не бескорыстный, слишком многое прощающий «своим людям», да еще и не чуждый любви к похвалам, дон Сантос к тому времени подрастерял популярность. Не потерял вовсе, нет, но все-таки…

Консерваторы, - эмигранты, репрессированные и семьи погибших, - готовы были на все, чтобы отомстить. Либералы раскололись на фракции, многие, как и раньше, слепо поддерживали, но многие ушли в оппозицию (негромкую, правда), обвиняя былого кумира в диктатуре, самовластии и финансовой непорядочности. Пеонам не нравилось, что их превратили в батраков, рост налогов не нравился никому, католиков возмущала резкость обращения с церковью и высылка популярных епископов.

И даже если согласиться с историком Пабло Антонио Куадра в том, что «no todo es sólo culpa del caudillo» («не вся вина лежит на вожде») и немалая часть ответственности за негатив лежит на его окружении, то все равно, в том, что льстецам позволялось очень многое, виновен только «вождь». Тем более, «вождь» в упоении собственным величием, не обращает внимания на мелочи, которые, если разобраться, совсем не мелочи…



Адвокатская практика

Вот, казалось бы, покинул пост грозный Теодор Рузвельт, к Селайе относившийся неласково, но так и не принявший против него серьезных мер, потому что «вздорный парень, но может пригодиться», в 1908-м пришла к рулю администрация Уильяма Говарда Тафта, к внешней политике менее трепетная, - и слава Богу. Вот только к новой администрации следовало бы присмотреться повнимательнее, чего в Манагуа не сделали, - и очень зря.

Потому что главой Госдепа новый президент США, солидный юрист, назначил близкого друга, Филандера Нокса, отнюдь не карьерного дипломата, а такого же солидного юриста, ранее работавшего на самые крупные американские компании, в том числе, и на «Росарио Майнинг», и на «Ла Лус и Лос Анхелес», считавшие себя «жертвами произвола». Так что, новое назначение для м-ра Нокса означало, помимо прочего, помочь старым партнерам, тем паче, к дону Сантосу у него был и личный счет: именно он вел и проиграл «дело Эмери», - а личный интерес, замешенный на личной обиде, в совокупности с интересом государственным – коктейль убойный.

Неудивительно, что уже через несколько дней после вступления в должность (почти за год до «больших провинностей» Селайи, сделавших его «проблемой № 1») на столе у нового госсекретаря лежали все материалы по тяжбам американский компаний с Никарагуа, а также полное досье на дона Сантоса, составленное по итогам опроса всех посланников и консулов США, последние 15 лет работавших в Манагуа.

Дайджест получился лучше некуда: «враг свободной торговли, недруг надежных друзей США, двурушник, бабник, лицемер, жестокий диктатор, мегаломан, тиран и самодур», и резюме напрашивалось: такой нехороший, ненадежный человек на посту президента страны, в которой у нас есть интересы, нам не подходит, ибо непонятно, чего от него можно ожидать.

Обо всем этом м-р Нокс поставил в известность м-ра Тафта, темой особо не интересовавшегося, но старому другу полностью доверявшего, а затем отозвал посланника в Никарагуа на две недели, велев ему при встрече в страну пребывания не возвращаться, а отдохнуть в кругу семьи подольше, - а когда ведущие газеты Нью-Йорка стали писать о том, что «Нокс встал на след», деловые круги Блуфилдса, весьма довольные взлетом «миляги Фриландера», намек поняли. Теперь у них была «крыша» на самом высоком уровне.

В этот момент, безусловно, все могло завершиться полюбовно, пойми Селайя, насколько изменилась обстановка, - и об этом ему говорили близкие люди, однако дон Сантос слишком долго брал свое напором, наладил отличные отношения с Лондоном, перспективно общался с Берлином, успешно наводил мосты в Токио, и не видел оснований тревожиться только потому, что в Штатах одним из министров назначен какой-то корпоративный юрист.

Напротив, тогда же, в марте, он принял, наконец, давно назревавшее решение аннулировать концессию фирмы US and Nicaragua Company, еще три года назад уличенной в махинациях с налогами. Ранее, при «Тэдди», поскольку улик было в избытке, а госсекретарь Рей полагал, что «этот парень может пригодиться», попытки главы компании найти защиту в Белом Доме к успеху не приводили, но теперь он нашел нужные концы, и попал на прием к Ноксу, пожаловавшись на то, что если у него отнимут собственность (а к этому идет), пострадает не только лично он, но и «деловые интересы людей из Питтсбурга, по рекомендации которых Вы, м-р Госсекретарь, согласились меня принять».

После такой беседы м-р Нокс, как отмечала «Нью-Йорк таймс», дал понять, что «теряет терпение», а когда в апреле Селайя поднял таможенные пошлины на Атлантическом берегу на 30 %, прямо ударив по интересам «Юнай», к Блуфилдсу отправились два военных корабля, пока что с чисто ознакомительными целями: Остин Линард, племянник и личный агент м-ра Нокса, плыл в качестве пассажира на борту одного из них, чтобы лично посмотреть, что происходит и доложить дяде впечатления. И вот по итогам-то этого доклада м-р Нокс пришел к выводу, что Селайю нужно убирать, и желательно, чужими руками.

Тут, однако, не срослось. Попытка путем хитроумной интриги использовать Мексику, убедив президента Диаса в том, что «агрессивный Селайя» готовит нападение на Сальвадор и Коста-Рику, провалилась: патриарх региональной политики слишком долго пребывал у власти, искренне симпатизировал Селайе, абсолютно не верил Штатам и как мало кто разбирался в разного рода многоходовках, чтобы повестись.

Напротив, он дал понять, что информация о каких-то «агрессиях» кажется ему недостоверной, а сеньора Селайю в Мексике ценят, как активного недруга враждебной мексиканцам Гватемалы и ее «безумного тирана» Эстрады Кабреры. Параллельно генерал Диас в приватном письме поделился с доном Сантосом некоторыми соображениями и посоветовал ему менее активно угрожать всем подряд, - что Селайя и сделал.

И вот после этого м-р Нокс, приняв окончательное решение, направил в кипящий от ненависти к «тирану и деспоту» Блуфилдс одного из самых интересных сотрудников тогдашнего Госдепа, - Томаса Моффата, в кругу коллег известного, как «революционный консул», ибо раньше, работая в Венесуэле и Доминиканской Республике, позволял себе значительно больше, чем полагается обычному дипломату. Это назначение означало старт конкретной работы в конкретном направлении.

С местными все было ясно. Американский бизнес дружно ненавидел «рвача Селайю» и готов был скинуться на святое дело. Бывшая знать бывшего «королевства» (чернокожая, краснокожая и, скажем так, «черно-красная»), полностью поддерживала «белых братьев», причем даже не из-за утраты власти и доходов: возможно, Лоренсо Монтенегро Баэна, определяя Селайю, как “uno de los racistas más abyectos en la historia” («одним самых гнусных расистов в истории»), что-то и преувеличивал, но факт - считая «коренную» элиту департамента имени себя латентными сепаратистами, президент щемил ее нещадно, при малейших признаках недовольства бросая в тюрьму.

Да и вообще, «аристократы» бывшего «королевства», учившиеся аж на Барбадосе, а некоторые даже на Ямайке, не привыкли, чтобы их, ручкавшихся и запросто пивших бренди с самим гебернатором Белиза, за глаза называли «негритосами», «макаками» и «помесями», а никарагуанцы, начиная с главы государства, в этом смысле не стеснялись.

Сформировав картину в целом, м-р Моффат, как положено профи, начал подбор кадров. Переговорил с заинтресованными фирмами типа «Юнай», по ходу попросив передать некоему Луису Мена (о котором речь впереди), что о нем не забыли. Затем связался c генералом Эмилиано Чаморро, caudillo ультра-консервативной эмиграции, после гондурасского фиаско служившим в армии Гватемалы, - и личный враг Селайи, сразу сказав «Да!», доложил, что имеет три сотни отборных парней, жаждущих начинать хоть сейчас, и президент Эстрада Кабрера гарантировал ему любую поддержку. Далее на беседу пригласили сеньора Альберто Диаса, секретаря «Свет и Ангелы», - которого Селайя, если помните, пощадил в 1899-м, - и встретив полное понимание с заверением, что «внутренняя оппозиция» всегда готова, перешел ко второму этапу.

Сложность заключалась в том, что при всех огрехах Селайи, он оставался самым авторитетным политиком Никарагуа, влияние же консерваторов внутри страны оставалось крайне низким, а у сеньора Чаморро, не упускавшего случая нагадить Никарагуа откуда угодно извне, рейтинг и вовсе был ниже нуля даже в кругу «старых диссидентов». Вмешательство же Эстрады Кабреры вообще исключалось, ибо «гватемальского монстра» ненавидела вся Никарагуа. Таким образом, проект мог рассчитывать хотя бы на теоретический успех лишь в том случае, если возникнет раскол в либеральном лагере, а в лидерах окажется уважаемый либерал, авторитетный в военных кругах, - и м-р Моффат начал аккуратно, по чуть-чуть прощупывать генерала Хуана Эстраду, губернатора Москитии…



Коготок увяз

Игра пошла тончайшая, на полутонах, но дело того стоило. Генерал Эстрада, после войны с Гондурасом очень популярный (под Летизе и Намасигуэ  проявил себя геройски), известный либерал, выдвиженец самого дона Сантоса, терпеть не мог «ближний круг», по его мнению, не дававший «простому парню» (он когда-то был плотником) шанса прорваться в высшую элиту, помалкивать не умел, - в связи с чем, вместо министерского портфеля, получил назначение в очень почетную, но все-таки ссылку, и обиделся до крайности. Хотя с точки зрения материальной, он скорее выиграл, поскольку, как человек практический, быстро подружился с местным бизнесом.

Такую красную дичь м-р Моффат вываживал осторожно, - и лишь когда из Вашингтона сообщили, что Хуан Эспиноса, посланник Никарагуа в США, «склонен реально оценивать ситуацию» и ручается, что его брат Эмилио, секретарь генерала Эстрады, склонен к тому же, заговорил серьезнее: дескать, возможно, пришло время «очистить светлые идеалы нашей революции от зловонных язв тирании», - поднял сию тему... и: как отнесется к этому сеньор губернатор?

Сеньор губернатор, услышав такое, дал понять, что любопытно послушать, а дальше было уже дело техники: у м-ра Моффата имелись ответы на все вопросы. Верность присяге? Похвально, генерал, но ведь Вас, героя и рыцаря, выкинули из столицы, предпочтя каких-то подхалимов. Союз с консерваторами? Ничего страшного, ведь в 1893-м такой союз заключили, и получилось все, сами знаете, как нельзя лучше. И упаси Боже, сеньор Чаморро ни на какие посты не претендует, он, как и Вы, идеалист. Восстание требует средств? Так средства есть, много, - аж 400 тысяч долларов, и заметьте, генерал, это не Штаты собрали, а местное бизнес-сообщество, уставшее от тирании; вот, например, фирама м-ра Вейля пожертвовала 150 тысяч, а лично сеньор Диас – 63 тысячи (между прочим, в 600 раз больше его жалованья за год! - видимо, ради святого дела залез в долги...)

Что-что? Ну да, у правительства слишком много сил. Риск есть. Но риск минимален: в крайнем случае, можно будет для начала объявить Москитию «независимым очагом чистого либерализма», и это даст толчок всеобщему восстанию, - а на самый скверный случай, генерал, у подвластных Вам берегов стоят крейсеры «Вашингтон», «Колорадо», «Саут Дакота» и «Олбани» (4000 морпехов на бортах), и уж поверьте, США не дадут в обиду тиранам хрупкую молодую демократию.

На этом узел связался. Еж с ужом заключили союз под гарантии грифа, можно было начинать. В май 1909 дон Хуан Эстрада обратился к Селайе с просьбой «приостановить процесс разорения “US&Nicaragua”, выгодный только кучке коррупционеров в Манагуа». Из Манагуа, естественно, пришел отказ с мягкой просьбой не лезть не в свои дела, после чего губернатор получил от американских бизнесменов около миллиона долларов «на разные благие дела по его собственному желанию и усмотрению», и принял их с благодарностью, о чем м-р Моффат немедленно сообщил в Вашингтон.

И вот теперь, когда деньги были переданы из рук в руки, под честное слово (но, разумеется, с распиской) узел затянулся окончательно. Разве что в Коста-Рике, куда «революционный консул» съездил в июле, наотрез отказались «поддерживать демократические силы, если они восстанут в защиту попранных прав народа Москитии», - помня Намасигуэ, люди из Сан-Хосе страховались, - однако это уже ничего не меняло: в самом начале октября «добровольцы» генерала Чаморро начали скапливаться на побережье.

Опасность высадки становилась реальной, в Манагуа это видели, генералу Эстрада из Манагуа прилетела телеграмма о передвижении группы «известных беглецов» к побережью и реальной опасности высадки, на что генерал Эстрада ответил: мы в курсе, держим ситуацию под контролем, все меры приняты, единственное, чего хотелось бы, это получить дополнительную партию оружия «для отражения агрессии», и оружие послали.

А в ночь на 6 октября из Коста-Рики в Москитию тайно прибыл сеньор Эмилиано Чаморро, будущий «командующий революционной армией», и 7 октября м-р Моффат сообщил м-ру Ноксу, главе Госдепа, что все на месте, губернатор Эстрада в деле, у него 2000 штыков, он обещал уважать американскую собственность, намерен сразу же просить признания США, и «революция» начнется в El Día de Muertos («День мертвых»), праздник майя, воспринятый креолами, как день общения с душами предков.

Так и сталось. 10 октября генерал Эстрада, выстроив на плацу Блуфилдса войска, объявил, что «ни один патриот не может больше терпеть деспотизм тирана и жадность его клики», и он начинает войну «во имя всего светлого, чистого, непорочного, за очищение либерализма и торжество прогресса», особо подчеркнув, что после «неизбежной победы» унитарная Никарагуа станет федерацией двух республик, никаких унижений из-за цвета кожи новые власти не допустят, в прибрежной же Москитии власть будет передана «тем, у кого ее отнял тиран», и «никто никому не станет указывать, на каком языке говорить».

Далее слово предоставили главе «революционного правительства», сеньору Эмилио Эспиносе, и тот сообщил, что все концессии, выданные Селайей гражданам Никарагуа «заморожены и подлежат пересмотру» (лицензии, выданные иностранцам, остались в силе), - а в завершение пышные заверения в искренней дружбе к США.

Речи, следует признать, писали специалисты: каждый услышал ровно то, что хотел бы услышать, и поддержали инициативу хотя и не 100% жителей, но, безусловно, большинство, американцы же вообще в полном составе: их фирмы тотчас заявили, что намерены платить налоги и пошлины исключительно «новому законному правительству», и десятки бравых парней с паспортами США записались в «революционную армию», а для защиты этих граждан в порт Блуфилдс немедленно вошли военные корабли «Падука» и «Дюбук».

Через два дня «армия» Эстрады без боя заняла Сан-Хуан-дель-Норте, отрезав Никарагуа от Атлантики, - и на том застряла, поскольку при полном отсутствии дорог через болотистую сельву идти было некуда, из Госдепа же в ответ на бравурную реляцию м-ра Моффата (дескать, «Мы победили, и враг бежит, бежит, бежит!») 13 октября пришел ответ одобрительный, но в меру.

М-р Нокс уведомлял бойкого консула, что первым блином довольны (союз либералов с консерваторами сулит перспективу), но не следует фантазировать насчет «всеобщего ликования», тем паче, не следует выдавать желаемое («2000 бойцов») за действительное (400 штыков), и поскольку вести речь о каком-то признании пока что оснований нет, представителю США «настоятельно рекомендуется» контакты с «новым правительством сохранять на неофициальном уровне, избегая действий, которые в Европе и в Мексике могли бы истолковать как признание революционеров».

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии