Недавние тренды рунета

Новая книжка есть.

Выйдет ли она на бумаге, не знаю, даже не потому, что сейчас горизонт планирования полтора часа, просто издательство пока всё, что я присылаю, где-то тихо гноит, хотя, например, за межавторский сборник (дико крутой, на мой взгляд) нам с авторами даже аванс заплатили, мизерный, но всё-таки деньги, а сборника нет как нет.

Но бумага - то дело такое. Приятное, но необязательное по нынешним временам. А мою новую книгу можно получить вотпрямщас.



За pdf и ePub версии спасибо Сергею Кащавцеву sergscout, а за обложку - его домашнему любимцу нейросеточке. Такую обложку нарисовала, как будто и правда читала всё.

Каждый, кто хочет получить новую книгу и напишет мне свой электрический адрес, получит письмо с тремя ссылками на гугл-диск (ворд, пдф, епаб) и инструкцией, как меня можно отблагодарить. Украинцы могут не париться с благодарностью, им книга в подарок. Будем считать, это я так для фронта вяжу носки.

Если хотите получить в письме файл, а не ссылки, напишите об этом в комментарии. Сделаю. Но тогда, пожалуйста, укажите нужный вам формат.

Распоряжаться книгой следует, как распорядились бы бумажной. То есть, давать читать близким, но не выкладывать в открытый доступ. Сейчас пиратствовать совсем стрёмно, потому что это - ну, правда, вопрос жизни и смерти. Других источников дохода у меня нет. Следить и проверять не буду, мне некогда, меня крышует Небесная Канцелярия, она небось разберётся сама.

Писать лучше всего в комментариях к этой записи, здесь я точно ничего не пропущу. Комментарии не скрываются, извините! Сейчас открытость во всём нужна.
Для анонимных комментаторов я комментарии открываю, но в прошлый раз жж их почему-то не пропускал. Поэтому в крайнем случае можно писать мне в телеграм @Frei_M , но пожалуйста, действительно только в крайнем. Если у вас есть возможность комментировать в жж, лучше здесь.

Пожалуйста, проверяйте правильность написания своего адреса и папку СПАМ в почте прежде, чем пожаловаться мне, что книга не пришла. До сих пор это решало все проблемы.

Отправлять буду примерно 40-50 писем в день, вряд ли больше, поэтому кому-то, возможно, придётся несколько дней подождать. Извините за это, пожалуйста! Но времени у меня правда мало, а я не хочу автоматизировать процесс. Из рук в руки круче всего работает. Раз попробовав, я уже от этой возможности не откажусь.

Предложение, будем считать, что бессрочное, если не помешают какие-нибудь внешние обстоятельства. Тогда придумаем, как быть.

УПД
Дорогие, я в начале тринадцатой в середине четырнадцатой шестнадцатой семнадцатой девятнадцатой в конце двадцать второй четвёртой в начале двадцать пятой шестой страницы, какое счастье, что я не особо модный писатель, возможно это сохранит мне жизнь. Кто ещё без книги - всё будет! Но через день-два ночью, или завтра :))

Пожалуйста, не волнуйтесь, опоздать невозможно.

Вот прямо сейчас, 03:00 12 августа - отправлено по всем адресам. Почти невозможно в такое поверить, но факт.
Основной объём работы сделан, теперь тем, кто попросит книгу, ждать придётся недолго. Максимум, день.

Оригинал и комментарии

С трудом отрываясь от событий в Латинской Америки XIX века, - кстати, куда более актуальных, чем кому-то кажется, - отвечаю на основные вопросы, поступившие в последние сутки. Без деталей, которые всем известны, мудрствований лукавых и сугубо мое мнение...


Во-первых. Вопрос о том, чем закончится завтрашний день в свете полета больной на голову Нэнси на Тайвань, остается открытым. Возможно, не полетит. Но если полетит, день обещает быть интересным, ибо ставки подняты донельзя. И что предельно важно, если отступят США, это, конечно, будет ударом по репутации, но, в основном, по репутации уже и без того полудохлой администрации Байдена, а Штаты, как таковые, особо не пострадают,

в крайнем случае, отвлекут охлос какой-нибудь новой кампанией в защиту прав древоёбов, или очередной пандемией, или войной, допустим, с Сербией, а потом все забудется. Для Китая же отступление в вопросе, который сам Чжуннанхай сделал остро принципиальным, будет означать серьезное ослабление позиций тов. Си накануне предельно важного для него съезда КПК в ноябре, - и вот из этого на старте 2 августа, рекомендую исходить.

Во-вторых. Причины нынешнего обострения на Балканах, безусловно, чисто политические, ситуация инспирирована Штатами, которым необходимо прогнуть Сербию до уровня какой-нибудь Северной Македонии или, прости Господи, "украины", и при этом прогнуть ее необходимо именно при "Саше", а не при каком-нибудь безотказном "тадиче" или "николиче". Потому что, если уже прогнется Вучич, парень с твердыми

и бесспорными принципами, тогда сербы, потеряв всякую альтернативу, сломаются навсегда. И бороться с бандитами их Косово, такого же инструмента Шататов, как, извините за выражение, "украина", Сербии не под силу. В начале сентября ее или прогнут, или поставят на колени, и Россия в нынешней ситуации ничем не может помочь. Вернее, может, но только в том случая, если, полностью сломав "украину", изменит весь мировой пасьянс.

В-третьих. Безусловно, нацистский режим Киева, бросая в топку дешевое послушное мясо,  ожидает возвращения пары десятков тысяч солдат, обучающихся в  странах Альянса управлению всякими хитроумными штучками, а также поступления ракетных комплексов, способных наносить точные удары на растояние от 300 до 500 км, и когда киевские нацики все это получат, они все это  применят. По Крымскому ли мосту, по областным ли

центрам России, по Севастополю ли, - но применят. И тогда, - увы, только тогда, но не раньше, - задумчивое руководство России, возможно,применит в ответ то, что рано или поздно все равно придется применять, но пока что не применяют в надежде на договорняк. Не думаю, что ядерное оружие, но около того. Чтобы выжить. И это еще неплохой вариант. При договорняке с нациками типа "Минск-3" перспектив у России нет.

А в общем, дорогие друзья,  удручающе высока вероятность, что ни от каких политиков и ни от каких договорняков ничего не зависит, и развитие сюжета определяется только законами физики, как в 1914-м и 1939-м. Как ни печально, эти события, ежели стартуют, так или иначе коснутся каждого, где бы он ни обитал. В том числе, и меня. Думать об этом

не шибко приятно, но, поскольку никто из нас, таких умных, поделать ничего не может, будем ждать. А чтобы не завершать в миноре, скажу, что как бы ни лег расклад, от помойки, именуемой "украина" со всей ее флорой и фауной по итогам, в лучшем случае, останется пепел, в худшем же и пепла не останется. А это, безусловно, какой-никакой позитив...

Оригинал и комментарии

Именно так.

Оригинал и комментарии

Прочитав заметку Игоря Ивановича, а затем и предлагаемую им публикацию, не могу не согласиться с кратким выводом ув. Донрф, а от себя добавлю следующее...


Полковник Стрелков не великий полководец, - Субедей-багатур, Жуков etc. куда круче.
Полковник Стрелков не великий спецслужбист, - уровень Судоплатова и Скорцени выше.
Полковник Стрелков не великий политик из вояк, - до Цезаря и Де Голля ему далековато.
Полковник Стрелков не великий военный теоретик, - Свечин и Клаузевиц смотрят на него свысока.
Полковник Стрелков не великий мыслитель, - Ганди, например, с ним бы по стакану сока не распил.
Полковник Стрелков не вождь широких масс, - ни Мао, ни Минину, ни хоть Стеньке не ровня.

Полковник Стрелков просто твердо знает, что дважды два - не три, не пять, не кулебяка с севрюгой, не па-де-де и не Марианская впадина, а только четыре, о чем и талдычит восемь лет подряд, вопреки всем улюлюканьям. Не стану скрывать, я завидую стойкости этого человека...

Оригинал и комментарии

Память и слава.

А еще с нетерпением жду неизбежного старта нанесения ракетами Альянса ударов по российским центрам принятия решений. Потому что, похоже, только в этом случае лица, полномочные решать, - вернее, те из них, кто уцелеет после удара по их центрам с территории "украины", возможно, начнут принимать решения...

Оригинал и комментарии

Грубо говоря, если работа не дает двойной минималки (как минимум) и вдобавок бенефитов в виде страховки, негру просто невыгодно работать на такой работе - он/она моментально лишится Медикейда и большинства пособий. Ну, может будут подкидывать талоны на еду, но размер их точно урежут. Эта система создает проблемы с отсутствием навыков к работе, к стремлению чего-то добиться и, вдобавок, воспитывает острое чувство недовольства положением вещей: ведь в интернете и ТВ все живут ГОРАЗДО лучше, чем такой вот негр. А без воспоможений вся эта масса людей (десятки миллионов!!!) будет поставлена на грань голода  и жизнь на улице со всеми вытекающими криминальными последствиями.
Стоит заметить, что в последнее время не только негры так живут, но и белые в депрессивных штатах/местах типа Западной Вирджинии, Теннеси, Кентуки, Огайо. Там где была тяжелая  промышленность/добыча ресурсов, а теперь все заброшено. Для жителей Нью Йорка стоит съездить в Баффало. В миг протрезвляет

Оригинал и комментарии

Здраво, логично, убедительно, - и совершенно бессмысленно. Потому что в Госдепартаменте уже официально заявили, что США за все возможные эксцессы на ЗАЭС  ответственна только Россия. Это значит, что киевской укронежити дано право на всё, что ей заблагорассудится,

а уж комплексов укромразь лишена начисто. И это дает ей возможность шантажировать Москву, навязывая свои условия с позиции силы, потому что в противном случае военно-политическое руководство России будет объявлено "ядерным террористом", - с вполне очевидными последствиями.

Далее, поскольку первые требования шантажистов очевидны, вопрос:

Оригинал и комментарии

Половина хозяев - получили свой капитал по наследству, но вторая половина все же впахивала прежде чем заработать капитал. И многие продолжают впахивать, чтобы его удержать. 

Оригинал и комментарии

Узнав позавчера, что войска Коалиции, сосредоточив все силы, подведя резервы и подогнав массу военной техники, все-таки взяли коровник, порадовался, конечно, но писать об этом не стал. Вот кабы не коровник, а дом паромщика, тогда иное дело, - а так ни к чему. И про укродиверсантов, вольно резвящихся


на российской территории,  тоже не повод: в конце концов, их этому учили, они делают свое дело, какие уж тут сенсации? Никаких. Рутина, вроде горящего Донецка (что ж еще делать Донецку, как не гореть?) или раскрошенного Антоновского моста (тут воообще по науке: если кото-то где-то кого-то не бомбит,

то кто-то в ответ бомбит обязательно). Но вот учащающиеся удары укробесов по АЭС, не стану скрывать, вызывают чувство глубокой озабоченности, потому что террористы, если уж начали, а им в ответ, в основном, жесты доброй воли, рано или поздно добьются своего. Впрочем, если у них таки получится,

в ситуации, кроме всем очевидных минусов, будут и плюсы. В частности, удачное попадание в АЭС, вызвав очередной Чернобыль или заражив все Левобережье и Крым, теоретически может навести задумчивое военно-политическое руководство России на мысль все-таки вспомнить о центрах принятия решений...

Оригинал и комментарии

Полагаю, до этого вполне может дойти.
Не факт, но вполне может.

Берегов у киевских террористов нет, сами они и их семьи даже в таком случае не пострадают, виновными, если они успешно ударят, определят не их, а Россию, - и тогда, на благо встревоженным перспективой проиграть выборы "ослам", можно повышать ставки, раскручивая истерику о "стране-террористе", у которой

нет "права на атом". А учитывая планетарную радиофобию, повод для чего угодно, от любых санкций до вторжения, крайне удобный. Тем не менее, дабы не прослыть паникером, уверен, что военно-политическое руководство России и на сей случай наверняка имеет такой же убедительный ответ, как всегда...

Оригинал и комментарии

Продолжаю молчать, - не потому, что сказать нечего, а потому что слов нет, - и неприятная ситуация с аммиаком лишь утверждает меня в решении ждать до ноября, когда все так или иначе прояснится. Нынче же очевидно, во-первых, что любой договорняк, по итогам которого режим укробесов останется у власти или (самый минимум) сохранит контроль над южным побережьем, каким бы триумфом его ни изображали официаль-попки,


в неотдаленной перспективе обернется крахом, а во-вторых, что укронежить не остановится ни перед чем, - вообще ни перед чем, - и "не давать себя спровоцировать" означает, в конце концов, дать оттрахать себя по полной программе. В связи со всем этим, и дальше буду отделываться редкими добродушными ремарками. Но: заранее одобряю исполнение укронечистью любых приказов США, - хоть атакина химические комбинаты, хоть удары

по хранилищам ядерных отходов, хоть глубокие рейды с диверсиями на территорию РФ, а хоть и поражение областных центров. По той причине, что в  момент, когда смолчать и замалчивать станет совсем невозможно, - скажем, если референдумы будут таки сорваны, показав слабость химеры, - военно-политическому руководству России придется или таки пришпорить коня, или перестать, наконец, мучить доходягу...

Оригинал и комментарии

Взяв тайм-аут до ноября, я, к собственному немалому удивлению, его соблюдаю, срываясь лишь изредка, когда совсем уж молчать не могу. Но если я очень мало пишу, это вовсе не значит, что я не в курсе, а тем паче, не думаю. Так что, если кому интересно, то ли завтра вечером, то ли послезавтра днем вашему, дорогие друзья вниманию, будет предложена очередная беседа на Рой-ТВ, посвященная тому, о чем я до ноября молчу.

Оригинал и комментарии

Глумятся.
Что ж, имеют основания, а значит, и право.
Это не хорошо и не плохо, - это факт.

Оригинал и комментарии

...и только на 91/92 секунде понял, что это сказка, - а жаль.

Оригинал и комментарии

Культурно, чистенько, но бедненько. Вот реально ощущаеся некая такая германская прижимистость и экономия на всем, на чем американец (да даже не столь богатый русский) экономить не будет. Но в целом впечатление старины и ухоженности, чего не хватает в Нью Йорке (и в Америке в общем и целом). Удивили низкие цены, поскольку прямо сейчас фунт - 1.2 доллара. Пообедать вчетвером - 65 фунтов (80 долларов). В Нью Йорке - это уже за сотню без чаевых. Еда не столь плохая, как её все гурманы ругают.. Прямо таки моя еда - хэм энд чипс (свинина с жареной картошкой). Плюс сидр. Отличный британский сидр. Еще просто поразило количество мусульман и вообще людей с ближнего востока и южной Азии. Не будет преувеличением сказать, что визуально их количество сравнимо с таковым белых лондонцев (часть из которых все равно не англичане). Какой там Москвобад?? На таком фоне Москва практически славянский город.
Завтра посмотрим подземку и вообще начнем культурную программу. Сегодня только гуляли по Кенсингтонским садам, Пэддингтону и окрестностям. Как обычно совершенно случайно натолкнулись на русское посольство (оно буквально рядом с резиденцией принца Вильяма - Кенсингтонским дворцом).

Оригинал и комментарии

Когда-то по молодости думал, что люди так долго не живут, но ошибся. Хорошие люди живут и дольше. Скажем, Фидель, которому, кстати, вчера исполнилось 96, дожил до 90, и ушел, похоже, лишь тогда, когда сам решил, что пора. А вот, допустим, Наполеон, которому, кстати, завтра исполнится 253, ушел всего в 52, в пустоте и разочаровании. Потому что не был хорошим человеком. Хорошие люди на Россию не нападают, а которые нападают, не доживают и до шестидесяти...

Оригинал и комментарии

- Папа, а что такое поддержка демократии?
- Это когда мы помогаем в других странах тем, чье мнение отличается от мнения властей.
- А другие страны поддерживают демократию у нас?
- Нет, сынок, потому что это не поддержка демократии, а вмешательство в наши внутренние дела.

Это только русским кажется смешным и лицемерным, а американцам - нормалёк. И не просто нормалёк, они вообще не понимают что не так. И буквально все СМИ утверждают именно это. Откройте СНН. Там буквально на одной странице суд над участниками восстания 6 января, как злобными инсургентами и тут же осуждение Китая, Ирана, России, Мьянмы (итд) что там прижали диссиду. Ибо "это другое!" Мы тут сами решаем что есть демократия и кто имеет право а кто тварь дрожащая.

Оригинал и комментарии

Читаю среди свидомых коммунистов, что Мишустин ввел специальные магазины для дипломатического корпуса (непонятно, своего или чужого?) и выдается это как реально очевидный факт. Так вот, коммунистам с лексикой свидомых мне не хочется верить, потому что свидомые руссо-некро-коммунисты выдают свои мрийки (не мечты, у них именно и конкретно мрийки) за якобы истинную правду постоянно. Иногда, впрочем, они не врут, поскольку и стоящие часы дважды в день показывают правильное время. И мне интересно - можно узнать из какого источника эта новость про "Березки"? 

Оригинал и комментарии

Это из книги "Ветры, ангелы и люди", написано примерно с 2006 по 2013 год. Лично я вообще почти ни хрена не помню, только по списку городов и манере письма (ну и потому что оно нашлось в моём файле в рабочем компьютере) вижу, что явно моё.



1

В Кракове живут невидимки, демоны и обычные люди. Краковские невидимки обычно идут в музыканты, демоны развлекают детей на площадях, а остальные горожане пекут крендели и живут как хотят. Лица у них приветливые, голоса негромкие, а сыр они заплетают в косы.


2

Жители Брешии укрывают головы пестрыми платками, водят за собой белых собак, улыбаются, как будто только что проснулись. А хлеб они едят на бегу.


3

Жители Праги вырезают из дерева кукол, приделывают к ним веревочки, чтобы двигались как живые, кормят их щедро, поливают пивом и медовухой, отправляют вместо себя на работу и по другим скучным делам, а сами бродят по паркам, прыгают по деревьям белками, щебечут как птицы, плывут под водой серебристыми рыбами, цветут как розовые кусты, лебедями пролетают над Влтавой, хохочут, как чайки – всех провели!


4

Жители Клайпеды высокого роста, у каждого из них по два голубых лица, одно смотрит вперед, другое назад. К их одежде пришиты медные бубенцы. А по городу они ходят приплясывая.


5
В городе Минске кроме людей, живут людоеды и наваждения. Люди в Минске очень красивы и молоды, редко встретишь среди них кого-нибудь, кто выглядит старше тридцати. Людоеды очень стараются быть похожими на людей, но невольно выдают себя лихорадочным блеском в глазах, слишком широкими улыбками и торопливой готовностью согласиться с любыми словами намеченной жертвы, а потому в охоте они неудачливы и живут впроголодь. Наваждения в Минске по большей части крикливы и простодушны, вид их не столько ужасает, сколько обескураживает. Впрочем, они совершенно безобидны и существуют исключительно для развлечения жителей города и его гостей.
Свою зиму жители Минска хранят в погребах под железнодорожным вокзалом и вынимают неохотно, по маленькому кусочку, а в долг соседям не дают никогда; те, впрочем, и не особо просят.


6

Жители Антиба наряжаются со вкусом, ходят по улицам неторопливо, принимают эффектные позы на фоне тех стен, чей цвет удачно сочетается с их одеждой. Жителям Антиба кажется, будто их не родили матери, как прочих людей, а нарисовал неведомый живописец, поэтому они очень стараются не испортить его картину.


7

Жители Цюриха в детстве глотают золотые часы и живут потом, размеренно тикая, поэтому никогда не опаздывают и ошибаются в расчетах много реже, чем прочие люди. Те, что живут у озера, приносят обильные жертвы белым лебедям, те, чьи дома стоят на горе, поклоняются диковинной птице-щухшнабелю, но жертв ему не приносят.


8

Жители города Вильнюса уже много веков снятся своему мертвому князю и по его милости вечно ходят по колено в тумане, носят цветные одежды, танцуют на улицах и почти ничего не весят, сколько бы ни выпили пива, закусывая свиными ушами и холодным борщом. Долгими зимними вечерами жители Вильнюса сидят в своих светлых студеных домах, мастерят задумчивых кукол, говорят: «Пусть хоть что-то здесь будет взаправду», - но и сами понимают, что куклы не в счет.


9

Жители Валбжиха красят здания вокзалов в розовый цвет, бродят по шпалам, как дополнительные поезда дальнего следования, но никогда никуда не уезжают.


10

Жители Хельсингборга всегда выходят из дома с корзинами, набитыми всякой снедью – на тот случай, если среди повседневных хлопот или уже по дороге домой их застигнет закат. Потому что на закате следует сесть, обернувшись лицом к пламенеющему морю, достать бутерброды и пироги, предложить их солнцу, чтобы не шло спать голодным. А то, что останется, можно доесть самому.


11

По воскресеньям жители городка Миккели продают свои сны на Рыночной площади. Чтобы купить хорошие сны, надо прийти рано утром, к полудню сны прокисают и становятся кошмарами, которые за полцены сбывают легковерным туристам.


12

Жители города Нанси проводят время за научными спорами, выясняя, где находится край мира, сколько слонов надо поставить друг другу на спину, чтобы дотянуться до неба, из какого сорта сыра следует делать Луну. На досуге они едят, разделяя трапезу с рыжими собаками и черными воронами, прочим же птицам и зверям приходится заботиться о пропитании самостоятельно.


13

Жители Валенсии веселы и приветливы, они бодрствуют по ночам, варят шелк в железных котлах, превращают молоко в кофе и пасут на городских окраинах тучные стада оранжевых апельсинов.


14

В Ротенбурге живут люди и статуи. Отношения между ними теплые и уважительные, как и должно быть у добрых соседей. Люди каждое утро говорят статуям комплименты: «Сегодня ваш нос блестит на солнце эффектно как никогда». А прогуливаясь по улицам, они порой замирают на несколько секунд, а то и минут в какой-нибудь причудливой позе, чтобы статуи видели: людям тоже бывает свойственна полная неподвижность, поэтому все в порядке.
Статуи Ротенбурга очень ценят такое доброе отношение, поэтому прогуливаются только по ночам, а пиво пьют лишь в одном, специально для них открытом баре на окраине, возле вокзала.


15

О жителях Венеции ничего доподлинно не известно, ибо всякий странник, достигший этого города, неизменно сходит с ума от его красоты, едва успев оглядеться по сторонам. И после этого его свидетельствам и, тем более, выводам нельзя доверять.


16

Весной волосы у жителей Франкфурта становятся зелеными, а те, у кого они сохраняют обычный цвет, подолгу лежат в траве, надеясь, вероятно, на симпатический эффект. А едят там жареные колбаски, закусывая разноцветным льдом.


17

Жители Москвы умеют засыпать сидя и стоя, а некоторые даже на ходу. А просыпаться они не умеют, только открывают глаза. Поэтому жители Москвы стараются много путешествовать, даже если совсем не любят дальние страны – за пределами города им обычно удается проснуться по-настоящему и какое-то время оставаться в этом приятном, хоть и непривычном состоянии.


18

Жители Вены ходят по городу неторопливо, с достоинством, в строгих костюмах и темных пальто, а их отражения бегут следом, перепрыгивая из лужи в витрину, из витрины в зеркало, из зеркала в блестящий трамвайный бок. Отражения венцев носят лоскутные куртки и разноцветные башмаки, на головах у них старомодные шляпы, а карманы вечно полны конфет, которыми они охотно делятся со своими оригиналами, улучив момент, когда на них никто не смотрит. А застукавшему их чужеземцу тоже суют конфету, подкупают, чтобы помалкивал.


19

Жители Каунаса любят приходить на помощь заплутавшим путникам. Часто нарочно бродят по городу, высматривая: никто ли не заплутал? Поэтому добродушные каунасские лешие старательно запутывают дороги и морочат головы приезжим, чтобы добродетельным каунасцам было кого выручать.


20

Жителям Риги порой приходится воевать с атакующими город ордами хищных желтых велосипедов. Храбрые рижане неизменно побеждают, а изувеченные трупы врагов приковывают железными цепями к заборам и телеграфным столбам – для устрашения прочих захватчиков.


21

Жители Берлина выращивают в башмаках траву и капусту, читают книги, перевернув их кверху ногами, красят волосы в яркие цвета, играют на пианино прямо на улицах, кормят сосисками лебедей, любят, когда происходят нелепости, и ничего не боятся, кроме лесных грибов.


22

Жители Тулузы любят головоломки, вечно таскают их с собой в карманах, пока не потеряется несколько фрагментов, чтобы собрать головоломку стало невозможно – так, им кажется, гораздо интересней. Поэтому путешественнику, то и дело обнаруживающему у себя под ногами загадочные предметы, не следует любопытствовать, а тем более, подбирать их и увозить с собой. От головоломок, как известно, может сломаться голова.


23

Жители Барселоны развешивают на веревках белье, вырезанное из разноцветной бумаги, в кафе заказывают чужие воспоминания. Руки у них сотканы из тумана, глаза из прошлого, волосы из песка. Обедать они ходят к морю, кормятся там шумом волн, делят эту трапезу с чайками и любимыми.
А потом наступает ночь, жители Барселоны обретают плоть и немедленно устраивают по этому поводу карнавал или просто множество вечеринок, чтобы успеть насладиться настоящей человеческой жизнью, не так уж много у них на это времени – всего до утра.


24

Жители Парижа думают, будто они настоящие, и ведут себя соответственно – ездят в автомобилях, ходят по магазинам, покупают, к примеру, сантехнику, рыбу, носки, или комнатные растения, заказывают копии ключей, выстраиваются в очереди у касс, выносят мусор, спешат на метро - экие самозванцы! Лишь немногие горожане понимают, для чего появились на свет, и смиренно рисуют портреты туристов на Монмартре, танцуют на набережных, целуются напоказ, сидят в уличных кафе, потягивают аперитивы, прикрыв лица вчерашними газетами.


25

Жители Киева все как один колдуны, однако скажи им это в лицо – засмеют. Скажут: «Колдунов не бывает», - и будут хохотать, пока не потеряют голову и тогда превратятся кто в волка, кто в плакучую иву, а кто и вовсе в синее пламя. Поняв, что выдал себя, киевский житель чертыхнется, махнет рукой и исчезнет, чтобы закончить беседу, принявшую нежелательный оборот.


26

Летом жители Хельсинки выходят на улицу с пустыми стаканами, сидят на лавках и ждут, пока стаканы наполнятся солнечным светом. Некоторые выпивают солнечный свет залпом, другие же смешивают его с холодным пивом или яблочным сидром, чтобы растянуть удовольствие.


27

Жители города Эрфурта строят дома-мосты, выращивают в садах разноцветные колеса, торгуют картинами на Рыбном рынке, а едой в керамических и сапожных мастерских. А чай они пьют из чугунных чайников и кладут в него разноцветный сахар – не меньше восьми разных сортов за раз.


28

Каждый житель Чешского Крумлова спит в четырех кроватях, причем не по очереди, а одновременно. А все путники, переночевавшие в Чешском Крумлове, поутру находят в своих карманах кислые леденцы.


29

Жители города Эльче де ла Сьерра не верят в собственное существование, а потому стараются пореже выходить из домов. Те же, кому все-таки приходится выйти по делам, идут по улицам очень быстро, отворачиваясь от зеркальных витрин, чтобы не увидеть ненароком собственное отражение: тогда придется признать очевидное и поверить в себя, а жить с такой нелепой верой совсем нелегко, особенно с непривычки.


30

Жители Бастии еще не забыли, что их предки когда-то остановились на этом берегу переждать шторм, но успели построить дома, развести сады, родить детей, состариться и умереть, не дождавшись даже его начала. Поэтому каждый день жители Бастии смотрят на море с надеждой: возможно сегодня все же станет штормить, а потом волны снова утихнут, и тогда можно будет начать собираться домой.
Никто не знает, о каком таком доме речь, и где он находится, но по городу ходят слухи, будто где-то на самой границе Терра-Веккьи и Терра-Нуовы, Старой и Новой земель, стоит трехэтажный дом, там живет одноглазый старик, он все еще помнит дорогу.


31

В городе Альбасете живут женщины и старики. Женщины нужны там для красоты, они ходят по улицам, плавно покачивая бедрами, и отражаются в пыльных стеклах витрин вечно закрытых магазинов. Старики нужны в Альбасете для счастья, они сидят в кафе, пьют вино маленькими глотками, как кофе, чокаются с отражениями покойных друзей, кидают крошки отражениям встрепанных воробьев, подмигивают отражениям женщин, а сами не отражаются даже в зеркалах над барной стойкой – зачем суетиться.


32

Жители Мюнхена под дождем играют на скрипках, в солнечную погоду пекут яблочные пироги и каштаны, в снегопад носят красные одежды, чтобы не потеряться навек, а разговаривая с любым собеседником, всегда думают о ком-то другом.


33

Жители города Энгельхольма смуглы и неторопливы, они торгуют скверным кофе и черствым печеньем, а лучезарные улыбки раздают совершенно бесплатно. И за этим драгоценным товаром съезжаются перекупщики со всего Балтийского побережья, где такие улыбки – ходовой товар, их всегда не хватает. Однако наивные жители Энгельхольма думают, все дело именно в уникальных свойствах их кофе с печеньем, а потому не отказываются от старинных рецептов, доставшихся от прабабок, которые таким угощением тактично отваживали нежелательных женихов.


34

Жители Чешских Будейовиц растут вдоль дорог подобно большим грибам. А изо рта у них идет дым.


35

Жители Лиссабона по утрам ловят рыбу для еды, а по вечерам - рыбу для разговоров. Всласть наговорившись с рыбой, лиссабонец отпускает ее, предупредив: «Будь добр, дружочек, не попадись мне завтра поутру, ибо на рассвете брюхо мое пустынно, а сердце не знает жалости».


36

Жители Клодзко плачут на мостах, смеются на площадях, загорают на крепостных стенах, бойко торгуют кренделями и черными псами, а кошек раздают бесплатно всем, кто твердо пообещает уехать из города и больше никогда не возвращаться.


37

Жители города Табора трудолюбивы, они делают бисерные брошки, озера и ветер, этот товар неизменно пользуется спросом, поэтому город богат. На обед здесь едят солнечный свет и суп с клецками – того и другого вволю, на стенах рисуют звезды и тут же стирают, чтобы ненароком не выдать им самим неизвестную тайну, а белье сушат в крепостном рву.


38

Жители Копенгагена по утрам носят розовые рубахи, замшу и перья, играют на музыкальных инструментах, но никогда не приплясывают. Вечером они переодеваются в обычные наряды и, сохраняя благонамеренную серьезность, катаются на каруселях, пока не пробьет полночь.


39

Жители Рима пьют воду из уличных фонтанов, почти машинально превращая ее в вино – в тот краткий сладостный миг, когда влага проникает в гортань.


40

Жители города Кальви добывают кофе из черных овец, а молоко из белых, смешивают их потом с морской водой и пьют вволю, закусывая диким инжиром.


41

Жители Мадрида вечно высвистывают причудливые мелодии – на улицах, в барах, в метро, за работой и за рулем. Говорят, истинные мадридцы продолжают насвистывать даже после смерти, но очень негромко и деликатно, чтобы не испугать живых.


42

Жители Варшавы часто спускаются в подземелья и бродят там в поисках путей, ведущих в другие страны и города. Некоторые находят способ покинуть Варшаву, а прочие после долгих скитаний возвращаются наверх и идут по делам.


43

У жителей города Халле черная кожа, и они ходят налегке, у путников, прибывающих в город Халле с востока и запада, белая кожа, и они волокут за собой чемоданы на колесах. А говорят они все не по-нашему.


44

Жители Славонице подают к завтраку газеты из дальних стран, к обеду ром и сигары, а ужинают они дома, погасив свет, заперев двери и ставни на окнах, поэтому что у жителей Славонице принято есть на ужин, толком не знают даже они сами. Но единодушно утверждают, что это вкусно, а на ощупь немного похоже на суп.


45

Жители Милана, повздорив, тут же идут на вокзал и продолжают ругаться там, чтобы обидные слова и беспочвенные обвинения незамедлительно покинули город в любом из множества направлений. Даже строгие контролеры с уважением относятся к этой традиции и не высаживают безбилетные оскорбления прежде, чем поезд удалится от Милана хотя бы на сотню километров.


46

Жители Ниццы пьют ликер из фиалок, закусывают его сушеными розовыми бутонами, тем и сыты. Однако в городе всегда есть запасы обычной еды и вина для путешественников, рыбы для котов, хлебных крошек для птиц.


47

Жители Сарагосы носят невидимые доспехи, зимой запасают в бочках студеные ветры, чтобы пить их летом, в жару. Вместо кофе они заказывают в кафе стихи: «Мне сегодня четырнадцать строк», - занимают места за столом и принимаются сочинять, сколько заказали, ни больше, ни меньше. А придумав стихотворение, поспешно записывают его в тетрадку, без которой ни один уроженец Сарагосы не выйдет из дома, скорее уж забудет кошелек, телефон и ключи.


48

Жители города Бриндизи очень рассеяны и часто выходят из дома, забыв принять хоть какой-нибудь облик. Поэтому несведущему чужеземцу может показаться, будто улицы города пусты, в ресторанах никто не ест, а на центральном рынке в разгар торгового дня стоит всего одна торговка с пучками базилика и, размахивая руками, разговаривает с воображаемым покупателем, совсем спятила, бедняга.


49

Жители города Бремена поклоняются трем животным: ослу, псу, коту и одной птице - петуху. Они мастерят изображающие этих тварей изваяния и всюду их устанавливают. Некоторые скульптурные композиции содержат поучительный смысл: животные изображаются с книгами, причем пес читает книгу о нравах котов, а кот – трактат о собачьей жизни. Таким образом, людей не только приучают к чтению, но и напоминают им о необходимости учиться понимать тех, кто на нас не похож.
Несколько раз в день на центральную площадь города Бремена выходит верховный жрец, он кричит петухом, ревет по-ослиному, лает и мяукает. Очевидно считается, что священным животным нравится, когда люди стараются им подражать. К вечеру жрец входит в раж, и в сумерках звериные вопли звучат над городом Бременом, не умолкая.


50

Жители Тракая плавают в зеленых лодках по озеру Гальве, в красных лодках по озеру Тоторишкю, в синих по Акмяна, в желтых по Гилушис. А озеро Лукос они переходят пешком, по воде, но только в сумерках, когда на берегу никого нет.


51

Жители Ужгорода едят спелые красные сливы, круглый год растущие на деревьях, которыми засажен весь город. А косточки они кидают в речку Уж – русалкам на мониста.


52

Жители Будапешта ходят в бархате, едят огонь, закусывают его сочными яблоками и запивают сладким вином. Они часто исчезают под землей, но вскоре выходят обратно на поверхность, как ни в чем не бывало.


53

Жители Ливорно пишут письма на башмаках, стихи на автомобильных бамперах, а романы на бортах своих лодок. Если любопытный путник попытается прочитать их записи, буквы от смущения станут прятаться друг за дружку, слова смешаются, и смысл исчезнет навсегда.


54

Жители города Фельдафинга каждый день спускаются по Небесной лестнице вниз, на землю. На земле хорошо, там есть лес, за лесом - озеро, посреди озера - остров, на острове - домик, в домике – тень короля. Чтобы не мешать своему королю пребывать на земле, жители города Фельдафинга на цыпочках удаляются прочь, поднимаются по Небесной лестнице вверх, туда, где среди облаков можно поесть, выпить кофе, купить газонокосилку, навести порядок в своем небесном саду, дождаться поезда, сесть и уехать. Никто не знает, куда.


55

Жители города Аликанте носят белые кофты, спят на улице, сидя в плетеных креслах. Одним глазом они всегда смотрят на море, откуда приходят большие чужеземные корабли, а вторым – на вершину горы Бенакантиль.


56

Жители Клермон-Феррана носят рогатые шлемы, курят пенковые трубки и читают важные объявления за неделю до того, как те будут написаны и наклеены на столбы.


57

Жители Ниды плетут сети, пьют воду, смешанную с ветром, охотятся на птиц и заклинают пески. Пески обычно так привязываются к заклинателям, что следуют за ними повсюду. Поэтому уроженца Ниды, как бы далеко он ни уехал, всегда можно опознать по тонкой струйке песка, высыпающегося из его рукава.


58

Жители Гранады все еще помнят Сегри и Абенсеррахов, обсуждают их дела вечерами за рюмкой мятного чая на крышах ветхих белых домов на холме Альбайсин.


59

Жители Котора умываются в море, выращивают цветы и лимоны, варят похлебку из рыбы, пьют ракию из больших ракушек, и никогда не ссорятся с кошками и облаками: с соседями следует дружить. А кофе варить они не умеют и не хотят учиться. Потому что в тот день, когда в Которе будет сварен хороший кофе, город утратит свой единственный изъян и тут же исчезнет с лица земли, где, как известно, нет места совершенству.


60

Жители Понте-Леччи живут в поездах, спят сидя, не разуваясь, смотрят цветные сны, прижавшись носами к стеклу.


61

Жители Брюсселя иногда разговаривают со своими отражениями в витринах, и отражения дают им полезные житейские советы: не есть пиццу в соседнем кафе, срочно позвонить кузине, вернуться и пристегнуть велосипед, забыть о существовании Пьера, завязать шнурок.


62

Жители Львова знают двадцать девять тысяч двести двенадцать способов сварить вкусный кофе – по одному способу на каждый день долгой человеческой жизни. Поэтому жители Львова редко умирают, не дожив хотя бы до восьмидесяти лет – очень уж обидно не успеть все перепробовать.


63

Жители Вероны молоды, носят зеленые одежды и танцуют на перронах под никому не слышную музыку, встречая и провожая поезда.


64

Жители Анконы живут на высокой горе, а чтобы попасть на вершину этой горы, приходится спускаться под землю. Зимой жители Анконы похожи на прочих людей, летом же тела их от жары становятся темными, тонкими и очень легкими, лишь по ночам снова обретая привычные очертания.


65

Жители Севастополя живут на перекрестке времен и имен, ходят в булочную за хлебом короткой дорогой, через Сарсону, водят в школу детей безопасным путем, через Корсунь, к морю - через Херсонес, через две с половиной тысячи лет, предусмотрительно отключив телефон.


66

Жители Юрмалы ходят по песку как по снегу, считают чаек, загибая пальцы на руках. Поэтому к вечеру у некоторых жителей Юрмалы вырастает две дюжины рук, а у некоторых целая сотня – чтобы пальцев хватило для счета. Впрочем, за время сна лишние руки исчезают, и можно начинать счет сначала.


67

Жители Марвежоля невидимы, зримый облик они обретают лишь на несколько минут в день, сразу после обеда, но это быстро проходит. Невидимые, они сидят на балконах своих домов, мастерят игрушки для ветра, за работой напевают себе под нос – тихо, не разобрать.


68

Жители Дюссельдорфа дружат с западным ветром, угощают его светлым пивом в обмен на прохладу летних дождей, осенью устраивают для него карнавалы, чтобы не заскучал и не улизнул на всю зиму, переложив дела на плечи сурового северного братца.


69

Взрослые жители города Динь-ле-Бен носят каменные плащи, а дети ходят по улицам в позолоченных масках, без которых им не позволено показываться на людях.


70

Когда жители Чивитановы пьют кофе, они прикрывают глаза ладонью, чтобы никто не видел, как сгущается тьма в их прозрачных от солнца зрачках.


71

Жителей Амстердама легко отличить от недавно приехавших в город по глазам - светлым, прозрачным и зрячим только отчасти, с детства приученным видеть друг друга, тротуар под ногами, небо, воду, тюльпаны, мосты, газетный шрифт, ценники в лавках, разметку велосипедных дорожек - и это, пожалуй, все.


72

В городе Вимперке живут люди стеклянные, деревянные и каменные. Стеклянные люди, разбившись, становятся стаканами и подвесками для люстр, деревянные люди, засохнув, засыпают в своих каминах, а каменные люди при полной луне водят хороводы вокруг башни Волчок; ходят слухи, будто они бессмертны, но пока никому не удалось это проверить.


73

Жители Нюрнберга построили очень много мостов через реку Пегниц и стараются пересекать их так часто, как только позволяют обстоятельства и дела. На перилах мостов жители Нюрнберга оставляют цветы для былых возлюбленных, записки с номерами телефонов для будущих, кружки с чаем для продрогших незнакомцев и новые имена для тех, кто позабыл себя между двух берегов.


74

Жители города Отерив встают так рано, что успевают переделать все дела еще до восьми утра. Потом они запирают конторы, школы, церкви, кафе и лавки и расходятся по домам отдыхать. Поэтому немногочисленные путешественники, проезжавшие через Отерив, в один голос утверждают, будто город этот расположен на самом краю обитаемого мира, совершенно безлюден и целиком отдан во власть старых автомобилей, дикорастущих цветов и пестрых котов.


75

Жители города Хагена добывают электрический свет из синего цвета, а остальными красками рисуют картины и подкрашивают леса на окрестных холмах.


76

Жители Таррагоны в детстве играют в римских развалинах, как в песочницах, потом подрастают и учатся бить в барабаны по средам и воскресеньям, а окончательно повзрослев, целыми днями сидят на пляжах и смотрят на море, поэтому в старости их глаза зеленеют и становятся прозрачными, как морская вода.


77

Жители Таллинна едят сладкий жареный миндаль и морскую селедку, бойко торгуют на улицах запахом, временем и огнем. Летом они коптят свечи, чтобы свет хранился до самой зимы, не испортившись от сырости и городского шума.


78

Жители города Фрайштадта оставляют при себе все прошедшее время, скатывают его в рулоны, складывают в подвалы, которые никогда не запирают, потому что время принадлежит всем, кто в нем нуждается. Говорят, чтобы найти входы в эти подвалы, надо гулять по городу в красных башмаках; фасон же башмаков значения не имеет.


Читаю сейчас и не плачу только потому, что плакать - это слишком мало. Очень ярко вспомнились ощущения - при всех своих недостатках Европа тогда была ещё вполне живым, с шансами на интересное продолжение человеческим миром.

Очень больно всё-таки это всё.

Оригинал и комментарии

Старый анекдот про ребе, который в субботу нашёл туго набитый бумажник, будучи ребе, не имел права в субботу его поднимать, но помолился, и всюду осталась суббота, а для него и бумажника стал четверг - так вот, анекдот про ребе всегда казался мне (как и всем, наверное) историей про хитрожопость. А оказался инструкцией, точнее, подсказкой, что так тоже можно. И даже необходимо. Же сюи этот ребе, человек, который живёт в четверге и каждый миг сокрушительно, невозможно здесь счастлив детским естественным счастьем происходящего бытия, а что сердце фоново рвётся от горя, ну то такое. Нормально. В конце времён живым иначе нельзя.

Оказалось, что в кофейне Elska Coffee, куда я почти никогда не хожу, потому что она через дорогу от дома, и это неинтересно, бариста теперь не говорят по-литовски. Извините, моя твоя не понимай! Предлагают на выбор - русский, английский. Спрашиваю первое, что пришло в голову: это кофейня решила дать работу украинцам? - Да нет, - говорит бариста, - почему украинцам? Всем. Я из Беларуси, а мой коллега испанец. Просто при устройстве на работу от нас не требовали знания литовского языка.
Это, конечно, совершенно нормально для идеального мультикультурного города Вильнюса, вымышленного вот этими вот руками, но полный четверг для реальной, ещё совсем недавно глубоко и упёрто националистической Литвы.

В некоторых виленских супермаркетах весной начали зачитывать объявления: "Наши продавцы говорят по-русски, не стесняйтесь к ним обращаться, они вам всё объяснят". В июне в Ниде в супермаркете Максима покупателям говорили из репродуктора: "У нас работают люди из Украины, пожалуйста, говорите с продавцами по-русски, а кто не умеет, пожалуйста, обратитесь к другому продавцу".
На самом деле, можно ничего специально не объявлять, и так все на всех языках друг с другом без стеснения говорят, помогая жестами, английскими фразами из учебника и телепатическими сигналами, кто во что горазд.
До полного сияющего четверга как я его себе представляю осталось открыть курящие бары и где-нибудь закопать поглубже все остальные дебильные ограничительные правила союза европейских социалистических республик, желательно вместе с этим сраным союзом. Пусть просто рассосётся тихонечко этот гнойник, чтобы мы тут его не видели и не слышали. В конце концов, просто нечестно последовательно впихивать в одну жизнь (и человека, и города) целых два вонючих совка.

(Заметно, да, что пребывание в четверге не отключает опцию "говниться". Спасибо за это, господи. Я этой опцией дорожу.)

Я не читаю новостей, но мне их периодически пересказывают. Про борьбу с курением в Украине и специальные телефонные приложения для удобного стука на закуривших в общественном месте особенно смешно. Не, ну правда, что нужно для полного счастья людям, которых постоянно бомбят? Правильно, немедленно бросить курить и получить высокотехнологичненькую возможность удобно настучать на соседа. Все, считай, спасены.
Ещё рассказывают, что так называемый "запад" дружно готовится к новому витку сраного карантина (ещё не все масочки с тестами проданы, да и от вакциночек как-то вяло, неохотно помирают пока, пенсионные фонды встревожены). С учётом роста цен на энергоносители, этой зимой евронаселение запрут колбаситься после обязательных ежедневных прививок голодными в холодных домах! Всё это примерно так же смешно, как борьба с курением в воюющей Украине. А! Ещё в ту же копилку, мне кто-то рассказывал, что счастливым гражданам владимирского централа специальным новым законом официально разрешили лупить детей. Говорю же, третий год понятно чего у нас будет весёленький. Такой прекрасный мир из суммы пересказанных мне новостей вырисовывается! Настоящий, правдивый, без дешёвых гуманитарненьких украшений старый добрый скотский адский brave world.

Ну то есть, я всё понимаю, место такое, столовка, здесь хтонь пожирает живое всеми доступными способами, но это уже какая-то "Большая жратва" пошла, того гляди, издохнут от пережора бедочки (и если на этой планете осталось место надежде, то вот же она). Если какие-то остатки еды на дне адских мультиварок уцелеют, их, по-хорошему, надо бы отдать в мой четверг. Научу их дышать, у меня это быстро, буквально за пару месяцев, глядишь, и появится жизнь на земле.
(Но сперва надо бы куда-то убрать отсюда всю хтонь с мертвяками, а этого я как раз не умею. Такой вот досадный кордебалет.)

/Здесь, в моём четверге нет вопросов, что мне следует делать: любить жизнь - ту, которую выдали - пока она есть и потом, и потом./

Оригинал и комментарии

Ну почти совпадение

Оригинал и комментарии

Судя по комментариям - смотреть экзотическую природу и/или отдыхать на теплом море. Но ведь есть же люди которые ездят смотреть на музеи, выставки, исторические места!
В США прекрасно с природными чудесами от Ниагары и Гранд Каньона до мангровых лесов Флориды и Йеллоустоуна. Точно так же прекрасно с этим и в России - от уральских гор и Плато Путорана, до долины гейзеров на Камчатке и столбов Лены. Но вот с теплыми морями в России плохо. Даже Черное Море не столь теплое. Однако что касается исторических мест, то ведь Россия даст много очков вперед Соединенным Штатам! В России есть города с тысячелетним возрастом. Многие остались в виде античных руин, как Херсонес Таврический, но есть и неплохо сохранившиеся, как Дербент. Не говоря о исторических местах, где буквально решалась судьба цивилизации - от Сталинграда до Молодей. В Америке такого близко нет. Самый старое сохранившееся поселение датируется 1609 годом, есть руины индейских городов, типа курганов на Миссиссиппи и Пуэбло на Западе - но это очень плохо сохранившиеся и очень примитивные поселения. Внутри России можно посмотреть гораздо больше. А северное причерноморье - так вообще прародина арийской цивилизации.Да и с музеями мирового класса в России получше будет. Не Италия, конечно, но и не США.

Оригинал и комментарии

Это как если бы собрать все неблагополучные семьи вместе, запихнуть в одно место, огородить, устроить им свои школы, где толком не учат, но дрючат и ожидать, что вырастут не осинки, а апельсинки. Типа, вытащат себя из болота за шнурки от ботинок (так тут говорят). Ну, кто-то и вытащит, но в основном — нет. Особенно если убить мотивацию подачками в виде велфера, 8 программы итд, а за честную, но малоквалифицированную, работу платить мизер, одновременно снимая с довольствия подачек. И чего можно будет в таком случае ожидать? Это не генетическое убожество негров, это специально созданная и взращиваемая система, которую, кстати, сперва создали те, кто называет СЕЙЧАС себя республиканцами (рабство и сегрегация - дело рук их предков), а потом оформили в виде подачек и воспоможений в строго отведенных местах те, кто сейчас себя называет демократами (ну и раньше тоже так себя называли). Просто идеальная комбинация! И, что отличает от гопников в иных местах, отличать от "приличных людей", не позволяя вырваться из системы, можно ВИЗУАЛЬНО. Как говорит Яков - вот же он, книга!   И да, в Африке проделали примерно тоже самое с помощью колониальной, а потом нео-колониальной системы, так что там тоже самое, но на уровне континента.

Оригинал и комментарии

И поскольку от правды, сцуко, никуда не денешься, ибо правда,

полностью понимая мотивацию нацистов из Киева,
без тени сомнения подтверждая продуманность их владельцами стратегии
и - объективно, - высокую эффективность ее реализации,

от всей души приветствую любые, - подчеркиваю, любые! - действия инстумента США, именуемого "украина", способные, если это еще возможно, стимулировать процесс осознания задумчивым военно-политическим руководством России того никак не доходящего до его многогранного ума факта, что все происходящее не цацки-пецки и не фуё-моё, а война на уничтожение...

Оригинал и комментарии

Универсальным ответом на все претензии к России в наступившую эпоху, ув. друзья, должно стать «спросите у евреев».
Давайте попробуем вместе:

— Вы понимаете, что неслучайно вас не любят и отовсюду пытаются выгнать?

— Спросите у евереев. У них в этом деле тысячелетний опыт.

— Сколько лет можно праздновать какие–то победы многолетней давности?

— Спросите у евереев. Идеальные дни, чтобы их стыдить — Пасха, Пурим и Ханука.

— Весь мир пишет на латинице, а у вас должен быть свой алфавит, да?

— Спросите у евереев.

— Может, пора уже перестать расчёсывать свою духовность и обвинять весь мир в своих проблемах?

— Спросите у евереев.

— Почему вы не можете просто жить в мире с соседями, зачем вам на них налетать и отнимать территории?

— Спросите у евереев.

Самое смешное, что стыдящие Россию собеседники могут на этом месте подумать, что нашли слабое место, и радостно завопить:

— Евреи–то богаты и влиятельны и, если что, ставят целые страны в позу зю. А вы куда лезете?

И мы сможем тогда кротко ответить:

— Мы как раз над этим работаем. У ув. евреев тоже не сразу получилось.

https://t.me/vmarahovsky/2323

Особенно пикантно, когда мамкЕн недоеврей Дозор из Израиля вот что-то такое пытается в ответ верещать. И, кстати, в этом отрывке нет никакого осуждения евреев - ибо русские как раз делают всё тоже самое, может и по своим отличным от евреев мотивам, но тоже самое. И русские тоже теперь не должны осуждать евреев потому что дело-то это взаимное.

Оригинал и комментарии

Я писал тут буквально на днях о том, как некий Хирш расстрелял доставщика за то, что ему не доложили утиного соуса. Думаете, это единичный случай? Как бы не так.

A McDonald's employee in New York died days after a disgruntled customer's son shot him in the face because the fries she got were cold, according to local news reports.
The man, 23-year-old Matthew Webb, was shot on Monday at a Brooklyn McDonald's. Webb died on Wednesday, the New York Police Department said, adding that it is now investigating the case as a homicide.
Police said Michael Morgan, 20, walked into the McDonald's and confronted Webb, who had been working behind the counter on Monday. Morgan's mother had complained to Webb that she had received cold fries. Then she called Morgan and complained to him, police said.
Morgan then shot Webb outside, according to the NYPD. Then he gave his gun to his girlfriend and ran off.
When police brought Morgan into the station and questioned him, he also confessed to an unrelated homicide from 2020, The New York Daily News reported. Morgan told police he had killed a man in Brooklyn in October 2020.
Отсюда

В данном случае застрелен работник Макдональдса потому что некоей бабе показалось, что её картошка фри ХОЛОДНАЯ. Она позвонила сыну бандиту и тот пришел и застрелил просто парня на кассе. В данном случае убийца - негр. Хорошо, что в России у дворовой гопоты нет пушек. Максимум что бы случилось - челюсть сломали бы.

Оригинал и комментарии

An estimated 5.1% of all persons in the United States will be confined in a State or Federal prison during their lifetime, if incarceration rates recorded in 1991 remain unchanged in the future. The lifetime chances of a person going to prison are higher for men (9.0%) than for women (1.1%) and higher for blacks (16.2%) and Hispanics (9.4%) than for whites (2.5%). At current levels of incarceration a black male in the United States today has greater than a 1 in 4 chance of going to prison during his lifetime, while a Hispanic male has a 1 in 6 chance and a white male has a 1 in 23 chance of serving time.
Отсюда.
У среднестатистического американца 5% ШАНС ПОПАСТЬ В ТЮРЬМУ В ТЕЧЕНИИ ЖИЗНИ. Это как-то дофига. А если на мужиков посмотреть - то вообще 9%. Впрочем, у белого мужика все равно около 5% попасть в тюрьму, зато у черного - больше 25% (28%). Статья статистическая. По ссылке много интересного 

Оригинал и комментарии

Кремлевский Курант утверждает, что нужно. Никаких доказательств чучело не привело, кроме типичных ругательств в мою сторону, но я не поленился и поискал, что известно на эту тему. И вот что нашел:
Prior to the Trump Administration, no states had received waiver approvals to condition Medicaid coverage on work and reporting requirements, and legislative attempts to incorporate work requirements into Medicaid statute failed. Policy arguments for and against Medicaid work requirements are grounded in views about whether Medicaid is akin to a public assistance program, like Temporary Assistance for Needy Families (TANF), or one that provides health insurance, in line with the Affordable Care Act (ACA) expansion of the program as one of several routes to increasing access to affordable health care for uninsured Americans. Adults who receive TANF cash assistance generally are required to participate in work, as one of the express purposes of TANF enumerated in statute is to “end the dependence of needy parents on government benefits by promoting job preparation, work, and marriage.” In contrast, Congress has not identified work as an objective for the Medicaid program. The ACA aimed to make Medicaid available to low-income adults through its Medicaid expansion, regardless of whether a person also met categorical eligibility requirements such as being pregnant, a parent, senior, or person with a disability.

И далее
The Trump Administration aimed to reshape the Medicaid program by newly approving Section 1115 demonstration waivers that imposed work and reporting requirements as a condition of Medicaid eligibility. However, courts struck down many of these approvals and the Supreme Court recently dismissed pending challenges in these cases.
Отсюда

Подведу итог. Получение медицинской страховки для малоимущих НЕ ТРЕБУЕТ от получателя наличия оплачиваемой или неоплачиваемой работы. Трамп попытался ввести такое требование и это его начинание было отменено судами, включая Верховный Суд и не привело к изменению практики.
Вывод: Кремлевский Курант - какло, которое не умеет читать по-английски или не умеет пользоваться гуглом. При этом позиционирует себ знатоком американской жизни, не имея представления как живет Америка, чего хотят американцы и кого они поддерживают. 

Оригинал и комментарии

Дороги и транспорт.
Дороги замечательные. Качество дорог прекрасное, московское. За Нью Йорк просто обидно. Водители - крутые в том плане, что водят на удивление аккуратно и не нарушают, А вот пешеходы просто ступают на проезжую часть как захочется. Их пропускают. Несмотря на то, что половина водил - азиаты-муслимы. Представте наших азербайджанцев. Представили, чтобы они так себя вели? Нет? А тут - таки да. Дороги узкие. Вот реально узкие настолько, что когда поворачивает двухэтажный рейсовый автобус, кажется что хана соседним автомобилям. Но нет. Их водилы - ассы. А в Нью Йорке их коллеги тоже ассы, но дорожные. Сокращенно: дорасы. Ну, вы поняли. Метро зональное, как в Вашингтоне. Работает по метрокарте (Ойстрич), которая на удивление дорогая - 5 фунтов (6 долларов) за саму карточку. Проезд тоже не ьюджетный - 2.5 в пределах одной зоны, за ее пределами - дороже. Все как в Вашингтоне. Вагоны разные, но в основном комфортабельные и чистые, Безумных бомжей (почти) нет. Попрошайки есть. Прямо в вагонах.
Жилье. Визуально, много реально старого жилья - 19 века и начала 20. Неужели их до сих пор углем топят? Насчет тепоизоляции вопросы. Но немало многоэтажек по типу московских. С европакетами на окнах. Между небольшими старыми домами - проулки mews, которые в Нью Йорке были бы задними дворами соседних домов с разным мусором и хламом, здесь - чистота. Мусор в мешках выносят перед сбором и крыс и прочей живности не видно. Поразили подвальные квартиры. Ребята, не ПОЛУподвальные, а вот реально подвальные. То есть, полностью ниже уровня улицы, типа яма такая рядом с крыльцом, туда выходит дверь и ОДНО окно. Как в таком "жилье" люди живут?? Лондон, говорят, дорогой город, но в сравнении с Нью Йорком это ни о чем. Район Кенингстон и Пиккадили (типа Бауманской в Москве, Парк-слоуп в Нью Йорке) с квартирами от 400 тысяч фунтов (500 тысяч баксов). Дома от 700 000 фунтов. Это около миллиона. В Нью Йорке все эти ценники в таком районе умножайте смело на два. В любом состоянии. Еще из наблюдений - нет кондиционеровю Даже в отлеле, где мы остановились, их нет. Что тут испытывали люди с 40 градусной жарой месяц назад - сложно представить
И ещё из крайне позитивного - НИКТО не вымогает чаевые. Здесь даже в ресторанах никто не работает за чаевые, как в Нью Йорке!!! Платил карточкой в одном пафосном месте, там даже не было опции чаевые. Но была gratuity  в 8 с чем то процентов. Это, видимо, и есть автоматические чаевые, Поскольку налога отдельного не включено - платишь примерно столько, на сколько набрал еды. Это ОЧЕНЬ правильно и удобно. Не заметил дополнительных налогов и в магазинах. Опять в плюс

Оригинал и комментарии

Без комментариев.

Оригинал и комментарии

Такой ответ я получил от главного редактора журнала «Социологическая жизнь» Л.А.Козловой.

Напоминаю историю вопроса. Около полутора лет назад я предложил этому журналу опубликовать мою статью о неправильных (ошибочных, ложных, а порой и лживых) трактовках метода фокус-групп. Статья не была опубликована в связи с негативными отзывами рецензентов, которые сочли ее безграмотной. В одной из рецензий это было прямо написано в резолютивной части.

Позднее статья была опубликована в журнале ЭКО, а ее продолжение в «Мониторинге общественного мнения», за что я искренне благодарен обеим редакциям.

После публикации второй статьи я обратился в редакцию «Социологической жизни» с предложением опубликовать на данную тему статью «правильную» и грамотную, коль скоро наша точка зрения была признана безграмотной.

Л.А.Козлова ответила эмоциональным отказам, аргументировав свою позицию следующим образом.

«По-видимому, Вы отождествляете работу редакции научного журнала с обменом мнениями и дискуссиями. … Редакция не имеет возможности и даже соответствующих полномочий инициировать дискуссии по поводу статей, которые не были опубликованы в нашем журнале. … В журналах "ЭКО" и "Мониторинг" Ваши статьи опубликовали, что можно только приветствовать. Однако это не означает, что эксперты СЖ не имели права на другое мнение. … Для инициирования живых дискуссий существуют специальные научные площадки, позволяющие "лицом к лицу", в неформальной и содержательной манере обмениваться мнениями. Для Вашего случая, как нам представляется, они подходят лучше».

Если формулировать кратко, позиция Л.А.Козловой по смыслу совпадает с известным высказыванием Б.Грызлова о том, что «Парламент – не место для дискуссий». Критики власти, включая меня, часто не хотят замечать, что российская власть гораздо более «народна», чем это кажется на первый взгляд.

В ответ я написал Л.А.Козловой следующее (ответа не получил). «…Я предлагал Вам инициировать публикацию статьи, а не живую дискуссию, хотя мне известны случаи организации таких дискуссий в редакциях журналов. Конкретно я предлагаю передать наши статьи рецензентам или их единомышленникам и предложить им написать собственную (с учетом наших аргументов). Для любого научного журнала обращение к потенциальным авторам - нормальная практика. Это не только право, но и обязанность редакции - публиковать статьи по актуальным научным темам.

Эксперты СЖ, безусловно, имеют право на свое мнение. Более того, они обязаны его иметь. Только почему они не хотят высказать его публично на станицах Вашего журнала? Я, в отличие о них, счел бы за честь ответить на такой вызов. Может быть, они боятся показать, что "король голый"? Предлагаю это проверить.

Я считаю неправильным, что в Вашем журнале, насколько мне известно, не было опубликовано ни одной статьи по методологии фокус-групп, хотя в России такие исследования проводятся тысячами, если не десятками тысяч (возникла целая индустрия). Миссия академического журнала состоит в том, чтобы быть лидером в методологических вопросах и задавать научному сообществу высокие профессиональные стандарты. В Вашем журнале эта миссия не выполняется».

К сказанному хочу добавить следующее. Во-первых, о редакционной политике журналов. Публикуемые в них статьи обычно поступают самотеком от авторов, заинтересованных в публикациях. Это нормально. Но периодически возникают особо актуальные и спорные темы, по которым редакционные коллегии, как я считаю, должны стремиться к тому, чтобы представить разные точки зрения. В этих случаях редакции должны занять активную позицию. При необходимости они могут обращаться к потенциальным авторам, дать слово оппонентам. Ничего запретного в этом нет.

В прошлых ветках дискуссии не раз звучал тезис о том, что российским журналам следует перенимать методы работы западных рецензируемых журналов. Вопрос к знатокам: там тоже принято зажимать дискуссии, не публиковать противоположные точки зрения?

Во-вторых, я уже неоднократно писал, что российская фокус-групповая индустрия страдает от массового шарлатанства. По-видимому, его меньше в маркетинговых исследованиях, где авторы отчетов несут ответственность перед коммерческим (т.е. более вменяемым) заказчиком. В политических исследованиях ответственность меньше, поскольку результаты выборов рисуются, а не определяются голосованием. Наконец, совсем безответственными являются сферы академической социологии и ВУЗовского преподавания, о чем было подробно написано в наших статьях (с конкретными примерами). Исключения, конечно, есть, но, по моему мнению, они не формируют критической массы.

Участники маркетингового рынка не пишут рецензий. Их авторами являются обычно преподаватели и академические сотрудники. Увидев, что в наших статьях острие критики направлено против них, они блокируют публикации и устанавливают цензуру. В «Социологической жизни» произошло именно так. Что касается журнала «Мониторинг», то я повторяю свою благодарность за публикацию, но напоминаю, что решение было принято редакцией вопреки мнению рецензентов, которые рекомендовали «устранить полемику».

Моя претензия к рецензентам состоит не в том, что они имеют свою точку зрения, а в том, что они отказываются ее изложить. В моей научной области это массовое явление. Оно означает, что эти люди НЕ ИМЕЮТ своей точки зрения по обсуждаемому вопросу. В ответ на предложение изложить свою точку зрения они прибегают к тактике замалчивания (самая эффективная тактика).

Почему редакция «Социологической жизни» наотрез отказалась опубликовать «грамотную» точку зрения в противовес нашей безграмотной? Это бы только подняло рейтинг журнала. Судя по проявленным эмоциям, Л.А.Козлова чего-то испугалась. Чего именно? Хорошо было бы у нее спросить, но вряд ли она захочет ответить. Но тогда возникает вопрос: зачем вообще нужен журнал, главный редактор которого боится публиковать разные точки зрения и считает, что научный журнал – не место для научных дискуссий?

Оригинал и комментарии

Продолжение следует. Предыдущее здесь.




Баллада о гибкой пуле

О случившемся в этот день известно и всё, и ничего. В журнале военных действий четко зафиксирован, что генерал Барриос проснулся очень рано, выслушал доклад о начавшемся полчаса назад сражении (все разворачивалось более чем удачно), слегка перекусил, прочитал телеграмму, присланную генералом Лисандро Баррильясом, вторым вице-президентом, с северной границы, - дескать, мексиканцы дважды атаковали превосходящими силами, дважды отбиты, но к ним подходят подкрепления, а нас всего 1500 и боеприпасов не так много, как хотелось бы.

Некоторое время подумал, продиктовал ответ: "Исполняй свой долг, и все получится, а если припасов не хватает, забери их у врага", а затем, взяв с собой нескольких штабистов, отправился инспектировать войска на поле боя и лично поставить задачи, особо распорядившись, чтобы преданный ему лично батальон «Халапа» во главе с полковником Хироном, когда взлетит желтая ракета и протрубят трубы, шел в атаку.

Далее, согласно официальной версии гватемальских либералов в изложении историка Федерико Эрнандеса де Леона, «с позиций “Халапа” доложили, что батальон отказывается идти в бой и что полковник Хирон просит разрешить расстрелы на месте. Весьма удивленный, Барриос отправился на позиции, чтобы разобраться лично. Там ему сообщили, что солдаты рвутся в дело, - но не хотят подчиняться полковнику из-за его жестокости с подчиненными, поэтому Барриос решил возглавить их лично.

Затем, войдя в Чалчуапу и очистив от врага три квартала, войска получили разрешение полчаса отдохнуть. Офицеры спешились, только президент, оставаясь в седле, наблюдал в подзорную трубу за успешным продвижением войск на юге, и вдруг получил пулю, пробившую правую ключицу и разорвавшую сердце. Рядом с отцом, сраженный второй пулей, пал его сын и адъютант, полковник Венансио. Увидев это, кто-то из штабных крикнул «Начальник погиб!», и через несколько минут, когда новость разнеслась, гватемальцы начали повсеместно отступать».

Есть и другая версия, неофициальная, почти такая же, но с важными нюансами, предложенная генералом Хосе Рейна Барриосом, племянником дона Хусто: «Главнокомандующий, приняв решение лично руководить атакой на площадь Каса-Бланка, возглавил батальон “Халапа”, приказав полковнику Хирону остаться в ставке. К сожалению, солдаты этого батальона, который он любил и которому доверял, в тот день проявили себя самым гнусным, трусливым и подлым образом...

По моему глубокому убеждению, их так или иначе подговорили жалкие изменники, неблагодарные люди без сердца и без совести, которые долго лизали руку своего благодетеля и эксплуатировали его доброе сердце и кошелек. Как обычно, генерал вскочил в седло, чтобы усовестить их, - и сразу же, около 9 часов утра, был смертельно ранен вражеской пулей».

Казалось бы, исчерпывающе, только мелочи настораживают, например, с чего вдруг проявил непослушание самый преданный президенту батальон? Почему возникло мнение о «гнусности» и что это за «неблагодарные, без сердца и без совести? Что вообще произошло?

Точного ответа нет и не будет. В показаниях выводах расходятся не только историки, но и очевидцы. Одни уверяют, что дона Хусто сразил один из сальвадорских стрелков, то ли с баррикады, то ли из окна еще не зачищенного здания, то ли из руин, оставшихся после ночного артобстрела.

По мнению других, командующий, случайно оказавшись в зоне перекрестного огня, погиб от шальной пули, прилетевшей с гватемальских позиций. Есть даже такая версия, что осажденные предложили дону Хустро встретиться для обсуждения условий капитуляции Чальчуапы, и на встрече его вероломно убили, а слух про гибель в бою запустили пиара ради.Были, однако, и другие разговоры. Например британский консул в Гватемале, «офицера из свиты, которому я, много лет его зная, доверяю абсолютно», докладывал в Форин-офис:

«Он прямо сказал мне: “Я называю эту пулю мистической. Иначе не объяснишь. Бруствер окопа защищал генерала от фронтального огня, и с тыла тоже не стреляли, потому что, как сказал доктор, изучавший тело, пуля вошла под легким углом, означавшим, что стрелявший находился где-то в стороне, и притом несколько сверху. Такая же пуля, под таким же углом, в ту же минуту поразила и полковника Венансио, очень похожего на отца, имевшего такой же, как у отца, плюмаж на кепи (…)

Их легко было спутать, не поэтому ли стреляли дважды? Ни у кого из нас нет никаких сомнений, что, кто бы ни нажал курок, выстрелы организованы одним из многих его личных врагов, жаждавших свести старые счеты... Предполагают, что стреляли с дерева, из рощи справа, причем коварный убийца был вооружен очень хорошей винтовкой, возможно, системы «Кольт», которой нет на вооружении гватемальской армии».

Такой вот разброс мнений, а точного ответа уже никогда не будет, хотя совершенно точно известно: у Хусто Руфино Барриоса, действительно, было много недоброжелателей, и не только за рубежом, и не только в диссидентской среде, но даже в ближнем кругу. Об этом, однако, заговорили позже, а пока что, как только стало понятно, что дона Хусто уже не вернешь, оказалось, что никто, - ни один человек, - не знает, что делать дальше.

Все, разумеется, знали: президента, как всегда, имел тщательно продуманные планы, однако он не делился своими планами ни с кем, и никто не знал, кому подчиняться, и никто не понимал, ради чего теперь идти на Сан-Сальвадор, и никто, - поскольку человека, всегда все решавшего за всех, не было, - ответственность за принятия решений никто на себя не взял. Просто по умолчанию согласились, что есть вице-президент, который теперь президент, вот пусть он и решает.

Все прочие вопросы, чисто военные, проблемой не было. О беде телеграфировали в Сьюдад-Гватемала, дали знать и на северную границу, второму вице-президенту, старший по званию генерал принял командование, племянник погибшего взял на себя заботу о теле, войскам отдали приказ отступать, - и еще пару часов назад победоносная армия, ошеломленная, но в полном порядке, изредка отгоняя огнем осторожно ползущие по ее следам сальвадорские части, двинулась восвояси.

Восвоясях же, - то есть, в столице, - по получении никем неожиданной сенсационной новости после пары часов шока началось все, что, как правило, случается в такой ситуации и при такой системе власти. Естественного преемника, законного «вице» (его имя не поминаю, ибо фигура чисто формальная), после суток пребывания на посту временного главы государства сместил некто Баррундия, либерал в третьем поколении, внук одного из «отцов независимости» и сын ближайшего соратника Морасана.

Формально военный министр, но фактически, поскольку МО курировал сам дон Хусто, начальник тайной полиции, дружно ненавидимый всей страной снизу доверху, поскольку в его ведомстве числилась та самая «лучшая в Америке» тюрьма, похожая на круги ада, и отряды sicarios (соглядатаев и ликвидаторов), он быстро запугал растерянного от нежданной власти главу государства, и его уже было признали, однако вмешалась армия.

Генерал Баррильяс, командующий Северным корпусом и «второй вице», примчавшись в столицу с одним эскадроном, в течение часа пресек беспорядки, разогнав сунувшиеся было под палаши «гестаповцев», и неудачливому путчисту с огромным трудом удалось ускользнуть, скрывшись в Мексике. Что, впрочем, «ближнему кругу» оказалось на руку.

А потом все посыпалось. Так быстро и страшно, что поначалу трудно и осмыслить. Такое бывает: конструкция стоит прочно, все пригнано тютелька в тютельку, даже сомнений нет, что на века, - а стоит выдернуть стержень, и перед тобой куча бессмысленного хлама. Что и случилось в Гватемале. Сперва жизнь как бы застыла, никто из «политических людей» явно не осознавал масштаб случившегося, но прошло всего несколько дней, - и рвануло.



Без царя в голове

Уже 12 апреля Ассамблея в том же составе, так же единогласно, как чуть больше месяца назад голосовала «за», аннулировала декрет от 28 февраля, и судя по протоколам заседания, даже не потому, что передумала: просто никто, как выяснилось, не знал толком, зачем вообще Центральной Америке объединяться, если Гватемале и так в полном шоколаде.

Вторым пунктом повестки дня, также одностайно, в едином порыве постановили освободить всех политических заключенных, включая и соучастников нескольких покушений на покойного президента, но за исключением «воинствующих мракобесов и неисправимых реакционеров», то есть, упрямых священников и не раскаявшихся консерваторов.

По умолчанию, без обсуждений, признали, - и по сей день в Гватемале это аксиома, - что дон Хусто был самым человечным человеком, маяком и эталоном, а виноватым во всех эксцессах «великой эпохи»  объявили «беглого негодяя и вора Баррундию», сделав его ответчиком за всё; как сформулировал видный депутат Хоакин Менендес, - «Абсолютный политический импотент, лицемерный честолюбец и палач, ответственный за все преступления эпохи генерала Барриоса, казнокрад и растлитель невинных дев, не имеющий права претендовать на хотя бы малейшую часть заслуг великого реформатора, которого обманывал, обвиняя и репрессируя невинных граждан».

Знаете, поневоле складывается впечатление, что абсолютно большинство голосовавших втихую ждали, чтобы дон Хусто с его «пост-морасанизмом» куда-то делся. Не оставляет даже мысль, хотя доказательств никаких, что кое-кто из присутствовавших в зале, попади он в хорошие руки, мог бы пролить сколько-то света на «тайну 2 апреля». Но даже если я не прав, факт: все на какое-то время замерло, а потом медленно поползло по швам, везде и сразу.

Никто ничего не отменял, все происходило как бы само собой, хотя президент Лисандро Баррильяс, простой парень, по профессии плотник и сын плотника, возвышенный доном Хусто за храбрость, но в политике ноль, изо всех сил пытался делать то, что, по его мнению, сделал бы покойный шеф.

Он решил вопрос с Сальвадором, дав генералу Менендесу оружие с боеприпасами, и генерал Менендес, без особого труда прогнав «предателя» Сальдивара, стал, как и предполагал Барриос, президентом соседней страны, однако вопрос об объединении больше не вставал, да и сеньора Менендеса вскоре убрал с поста вовсе уж бабуин в погонах, мечтавший только о кормушке.

Он, восстанавливая порядок, естественный при Барриосе, пытался остановить внезапно полезших, как бабочки на свет, диссидентов сажал в ту же тюрьму, откуда выпустил, жестоко давил мятежи в провинции, расстреливал самых оголтелых, а менее виновных изгонял, в результате чего казненных и эмигрантов оказалось куда больше, чем во времена Барриоса, и в сорок раз больше, чем при Каррере, - но бунты все равно не прекращались.

Он, наконец, пытаясь как-то укрепить вертикаль, попробовал по примеру Барриоса побыть диктатором, изменил Конституцию по своему вкусу и на два года притормозил конституционные гарантии, - но тщетно. К тому же, все вокруг внезапно начали воровать, на глазах теряя берега. И это ничуть не преувеличение: даже  друг детства, которому дон Лисандро полностью доверял, отличился, продав мексиканцам через посредника-янки крупповские пушки, оформив актом, что они утонули в океане при транспортировке, и хотя президент его, естественно, расстрелял, это ни в малейшей степени никого не испугало.

Не помогли ни смена чиновников раз в месяц, ни попытка заменить своих воров «советниками» из США (типа, уж эти-то воровать не станут), и в конце концов, каденция президента Баррильяса, по словами самых симпатизирующих ему биографов, «стала временем полной катастрофы, разрушившей всю экономику страны. Показатели, достигнутые при Барриосе, упали в 30 раз, и последствия обрушения стали необратимы».

В итоге, не выдержав, дон Лисандро, хотя быть главным ему очень нравилось, плюнул и ушел на семейную ферму, к грядкам и верстаку, раздав всю землю, полученную в награду за боевые и административные заслуги, простым людям своего департамента, напоследок устроив так, что преемником его стал Хосе Рейна Барриос, племянник дона Хусто и храбрый офицер, обещавший все исправить, однако при нем стало еще хуже, а дальше к власти прорвалось нечто такое, о чем и писать стыдно.

Впрочем, об этом немного погодя, а сейчас, раз уж заведено у нас, дорогие друзья, прощаясь с персонажем, давать оценку ему и его деяниям, давайте задумаемся, кем же был для Центральной Америки в целом и Гватемалы в частности этот человек, взметнувший регион на дыбы, как не удавалось ни Морасану, ни Рафаэлю Каррере, впрочем, ни к чему подобному не стремившемуся. Итак…

Хотя нет. Чем мудрствовать лукаво, лучше предоставить слово тому, кто, в отличие от нас, имел полное право судить дона Хусто, - Исидоро Серне, племяннику маршала Серны, военному и поэту, отсидевшему при Барриосе четыре года в одиночке и потерявшему здоровье, во-первых, просто за то, что Серна, а во-вторых, потому что никто из победителей-либералов не верил, что его дядя не оставил сокровищ.

Так вот, этот самый дон Исидоро написал в тюрьме стихотворное обращение к Барриосу. В стиле классицизма, длинное и выспренное, как тогда полагалось, а потому полностью его приводить не стану, ограничившись смысловой выжимкой:

«Я молод, я силен, я невинен, и я никогда не склонюсь перед тобой, не стану выпрашивать “подаренную” свободу. Моя свобода принадлежит только мне, где бы я ни был. Пусть склоняются бесчестные, а мне честь дороже жизни. Поэтому я здесь, но я переживу тебя, презренный человек, я приду на твою могилу, чтобы сказать тебе: “Будь ты проклят!”»

Сурово, правда? И вот такой вот стишок, выйдя из тюрьмы с чахоткой («вся Гватемала» все-таки отмолила), автор, категорически отказавшийся эмигрировать, процитировав Дантона, - «Отечество не унести на подошвах сапог!», - читал везде, где мог, не слушая добрых советчиков, рекомендовавших не делать глупостей. В тюрьму, правда, второй ходкой не пошел (дон Хусто знал, что поэт ни к каким заговорам не причастен, хвор, и значит, не опасен, а что «гавкает», так собака лает, ветер носит), но жизнь парня в годы его правления была, мягко говоря, нерадостной.

А потом Хусто Руфино Барриос погиб, и дон Исидоро Серна, очищенный от подозрений, реабилитированный и приглашенный в политику (от приглашения он, правда, отказался) написал второе обращение к уже мертвому недругу, - «Мысли у надгробия Барриоса», - передав текст для публикации в одну из газет, которых мгновенно появилось великое множество:

«Я стою над твоей могилой, и не нахожу слов. Ты стал добычей смерти, твоя ярость - пепел, твое время прошло, теперь тебя судит История. Но я, жертва твоей тирании, все еще тая в сердце желание проклясть тебя, вспоминаю, что ты, совершивший так много зла, все-таки хотел возвеличить мою Родину, и во имя Родины я тебя прощаю!». Согласитесь, что-то добавлять излишне.

И вот на этом история скованных одной цепью завершается. Цепь распалась, звенышки раскатились, о том, что их стоило бы собрать и сплести по-новой, изредка вспоминали, но к случаю, ради красивого словца, а если кто и пытался, так ненадолго и опять же на словах. Никто не хотел ни действовать, ни даже думать. Время закуклилось, застыло: сегодня, как вчера, завтра, как сегодня, - ничего нового, серость, тусклость, вязкость,  духота.

И случилось то, чего так боялись и романтик-либерал Франсиско Морасан, и традиционалист Рафаэль Каррера, и либерал-прагматик Херардо Барриос, и либерал-позитивист дон Хусто: когда сказал брат брату – это мое, а то твое, и маленькие люди расползлись по маленьким незалежным норкам, уже не в силах ни укусить, ни даже огрызнуться, из стянувшийся на запах тухлятины мглы пришел монстр.

Его так и называли: “El Monstruo Verde” (Зеленое Чудовище), причем именно  el, ибо оно было единственным, а не un, одним из многих, или (как «бера» - «медоедом», чтобы не накликать) - “Mamita Yunai” (Мамочка Юнай), а еще, хотя реже, "El Pulpo" (Спрут), - и этот монстр, вне Перешейка известный как невинная United Fruit Company, балующая хороших деток вкусными фруктами, начал пожирать страну за страной, перемалывая их в (ирония О. Генри беспощадна, но точна) «банановые республики».



Пир активной протоплазмы

Не стану углубляться в историю. Оставим в покое Лоренсо Бейкера, случайно обнаружившего, что бананы могут приносить 500% прибыли и давшего старт. И дух Майнора Кента, оставившего ради бананов такую золотую жилу, как железные дороги, и не прогадавшем, тревожить не станем, и память Самуэля Семаррея, их общего врага, а потом компаньона – тоже. Главное, они, начав порознь, объединились, и…

Всего за четверть века «Юнай» стала всем. Крупнейшим собственником земли, - не только бананы, но и какао, и ананасы, и пальмовое масло (везде, кроме Сальвадора, где Царь-Кофе дал отпор), - крупнейшим скотоводом, эксклюзивным владельцем железных дорог, радио, телеграфа, «Белого флота» (70% пеервозок), ведущего работодателем всего Перешейка, - и вся эта махина, все сотни тысяч служащих, рабочих и охранников ЧОП, подчинялась только офису в доме № 80 на Федерал-стрит в Бостоне. «Туземцы», пусть и в мундирах с позументами, отошли на вторые-третьи роли.

Система подкупов, отточенная до блеска, вошла в повседневность, как рутина, которой не интересовались даже самые дерзкие репортеры, - не потому что страшно, а потому что никаких сенсаций. Начавшись с малого, - рауты, приемы в посольстве, круизы, поездки в США, негласная доля в доходах, - вскоре продажность перестала быть стыдной, ею даже бравировали.

Конечно, публично заявлять: «100000 долларов? Невероятно! Я потомок конкистадоров, и предложение продать Отечество меньше, чем за 120 тысяч, оскорбляет память моих предков!», позволял себе только такой экзот, как д-р Эстрада Кабрера, милостью США многолетний диктатор Гватемалы, досиживавший последнюю каденцию в дурдоме (о нем будет отдельный разговор), но втихую брали все, включая американских дипломатов, лоббировавших интересы «Юнай», естественно, с солидными откатами в Госдеп,  который обеспечивал «партнерам» политическую, а при необходимости и военную крышу.

Бывало, правда, и так, что «барашки в бумажке» не работали. Не потому, что попадался неподкупный политик, - такие исчезли, как вид, а рудименты вылетали из обойм, - просто порой конкуренты предлагали больше, а присылать канонерки, вмешиваясь в споры хозяйствующих американских фирм, считалось нецелесообразным. В таких случаях, от ласки переходили к таске…

«Устроить центральноамериканскую революцию, - разъясняла 3 апреля 1899 года нью-йоркская “Sun”, - дело нехитрое, достаточно обратиться в любую из контор, занятых в этой отрасли… Какой-нибудь Рейес, Сото, Васкес и прочие бермудесы, желая стать президентом или вернуть свой пост, приезжает в Нью-Йорк, останавливается в “Los Presidentes”, - этой мекке для честолюбивых изгнанников, - объявляет, что готов вложить 100 или 200 тыс. или любую сумму, в которую оценивает президентское кресло, если не желает вкладывать свои, находит заинтересованного кредитора, встречается со специалистом, который берется устроить все дела, и подписывает контракт...

Этот промысел очень прибылен, компании, занимающиеся такими делами, клиентов не подводят… хотя наша редакция рекомендует фирму «Добрые самаритяне», зарекомендовавшую себя похвальной порядочностью и высоким профессионализмом… Также обращаем внимание на то, что оружие разумнее закупать не в Нью- Йорке, а в Нью-Орлеане, где его много и оно дешевле… Этим оружием сделана уже дюжина революций, ибо, как только клиент получает власть, оружие ему больше не нужно, и он продает его новоорлеанским дельцам, которые складывают его в ожидании нового дела».

Как видим, ничего личного, только бизнес, и технологии этого бизнеса отшлифовали до бриллиантового блеска. Скажем, м-р Семаррей во времена, когда он еще возглавлял «Койямель», конкурируя с «Юнай», положил глаз на Гондурас, самую нищую страну Перешейка, где царил вечный бардак (недаром же её вывел О. Генри в «Королях и капусте» под именем Анчурии), и этот вечный бардак при умелом подходе гарантировал широкие перспективы.

Что ж, агенты разыскали экс-президента Мануэля Бонилью, бомжевавшего в Белизе и готового пойти на любую сделку, лишь бы вернуться к власти, а тот согласился на всё. На ВСЁ. После чего появилась яхта, много оружия, и на этой яхте, с этим оружием полсотни родственников Бонильи, его министров и его генералов, в конце 1910 выйдя из Нью-Орлеана, 10 января 1911 захватили гондурасский порт Трухильо, - а на рейде (м-р Семаррей заинтересовал нужных людей в Вашингтоне) возник американский крейсер «Такома», командир которого объявил зону вокруг Трухильо нейтральной, предупредив возможные акции со стороны правительства.

Далее появился консул США с указанием Госдепа «во избежание кровопролития организовать переговоры между воюющими сторонами», и выступить в роли арбитра, пригрозив правительству Гондураса «гуманитарной интервенцией, если оно проявит агрессивные намерения». Оно, естественно, не посмело, и в результате переговоров на борту «Такомы» стороны приняли предложение консула: каждая из сторон предложит по три кандидатуры на пост временного президента, а право выбора будет предоставлено США.

Нечего и говорить, что выбор США пал на кандидатуру сеньора Мануэля Бонильи, который осенью 1911, победив на «честных и открытых выборах», стал законным главой государства, «и как только мятежники пришли к власти, - констатирует Марио Ривас, - они предоставили спонсорам самые обременительные для страны концессии на неслыханно выгодных условиях».

Проще говоря, для м-ра Семаррея пришла золотая пора: все побережье Гондураса превратилось в его личную усадьбу, куда представителям гондурасских властей соваться не разрешалось, и сам он, поселившись в Гондурасе, стал де-факто президентом, ибо сеньор Бонилья его боялся.

Такие сценарии повторялись из раза в раз, и все это было так откровенно грязно, что смущало даже получателей выгоды, вплоть до акул. Даже сам Самуэль Семаррей под конец жизни признавался: «Я чувствую себя виновным за некоторые вещи, которые мы творили... нашей единственной заботой было получение дивидендов, и мы пожимали руки людям, которых нельзя пускать на порог приличного дома. Наверное, так вести дела нельзя… Возможно, мы никогда не добьемся того, чтобы нас полюбил тамошний народ...».

Кстати, о народе. Надеюсь, никто не станет спорить с тем, что бытие определяет сознание? Впрочем, если кто-то возразит, от этого ничего не изменится. Определяет. В связи с чем, статус гражданина Гондураса в самостийном Гондурасе упал ниже статуса индуса в Британской Индии, а статус американца, кем бы в США он ни был, взлетел куда выше статуса «белых сахибов».

«Они, с гондурасским паспортом или без такового, - докладывал в 1895-м начальству Монтегю Лемус, консул Англии, - в предпринимательской сфере пользуются более широкими правами, нежели уроженцы страны. При желании, и такие случаи были, бизнесмен-американец может выгнать из бизнеса компаньона-гондурасца, и гондурасский суд примет его сторону, а если суд по какой-то причине станет судить по закону, они обращаются за помощью к правительству США через консула, и вопрос все равно решается в их пользу».

Примерно о том же сообщал руководству мексиканский консул Эрасто Гарнбай из порта Кортес: «Американцы повсюду. Они взяли под свой контроль бухту, обыскивают каждое судно, взимают пошлины, не приглашая здешних таможенников… Недавно закрыли участок полиции, объяснив, что Гондурас все равно колонизируют, потому что это единственное средство спасти страну… Многие жители согласны, в местном начальном училище для простонародья классы пусты, все стараются выучить английский язык, и те, кому это в какой-то степени удалось, смотрят на остальных свысока».

Вот так и жили. На мой взгляд, оживи на миг Уильям Уокер, он был бы рад. Пусть и десятилетия спустя, в ином антураже, на сей раз «флибустьерство», в будущее которого он верил, победило, а что «косвенные» методы оказались куда эффективнее более привычных ему прямых военных акций, - ну и что? В конце концов,  ведь вся история человечества писалась методом проб и ошибок. Тем паче, что если уж совсем на принцип шло, Штаты, не комплексуя, начинали «банановые войны» с совсем не банановыми трупами. И да, конечно, Гондурас - крайний случай, но примерно то же творилось везде.

Низы копались в земле, перестав интересоваться событиями «наверху» и надеясь только на себя и соседей (кстати, по мнению многих исследователей, именно отсюда растут уши жутких центральноамериканских банд, и обычных, и с политическим оттенком, полтора века тому возникших, как ячейки взаимопомощи).

«Верхи» у власти увлеченно играли в как бы политику, тревожась только об откатах, зависевших от американцев, «верхи», от власти отстраненные, бегали по конторам нью-йоркских ЧВК, убеждая американцев «сделать правильные ставки», американцы же...

А что американцы? Они шлифовали методики, все искуснее формируя «элитные кланы», ссоря их, науськивая «лидеров» друг на дружку, создавая политический хаос, меняя фигурки, облеченные правом подписи, и кто там либерал, а кто консерватор уже мало кого волновало.

Нельзя сказать, что никто не понимал, что происходит. Понимали. Говорят, что сеньор Рафаэль Монтуфар, глава МИД Гватемалы, где по инерции кто-то еще желал странного, 15 сентября 1898, выступая с речью по случаю 77-й годовщины Независимости, признал: «Ни одна из республик так и не добилась реального освобождения. Пролив море крови в непонятных войнах, мы не создали подлинной независимости. Как ни грустно говорить об этом, мы все еще колонии», - и заплакал. Охотно верю, ибо сам в его положении плакал бы. Но слезам не верит не только Москва.

Вот тут, наверное, и тпру. На веквперед - мелкие люди, мелкие страсти, мелкие интриги, мелкие стычки и войнушки, мелкие убийства из-за угла, мелкие, практически неразличимые  партийки «под лидеров», тоже меленьких, и вообще, все мелкое, даже крохи с хозяйского стола, - только амбиции по-прежнему вселенского масштаба, но оттого, если смотреть извне, гомерически смешные и вселенски скучные.

Вот на этом я изначально планировал завершить повествование о скованных одной цепью, и завершил бы,- вот только среди невосстановимо рассыпавшихся звеньев было еще одно, когда-то ярко блеснувшее, потом откатившееся в тень, -  в судьбе этого запоздало выкатившего звенышка, как в капле росы, отразились все дальнейшие судьбы осколков Перешейка, и отразились по-крупному, всерьез

А значит, любезный мой читатель, впереди у нас еще несколько глав, где, безусловно, будут и визиты в Гватемалу, и экскурсии в Сальвадор, но нашей, скажем так, базой станет Никарагуа, эпицентр финала нашей трагедии. Кто-то скажет: маленькая трагедия - ну и что? Трагедия ведь, она, если не фарс, от масштабов не зависит. Это  и Пушкин подтвердит…

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Я не специалист по военно-"железной" тематике, потому попросил знающего человека поделиться своим мнением в отношении того, что среди оружия Северной Кореи есть такого, что могло бы заинтересовать ДНР и ЛНР... Обычно же если КНДР, то это большие ракеты-"ядрёная бомба", а тут шанс поговорить про "обычные" виды оружия.
Первоначально интервью было опубликовано вот здесь: https://news.ru/asia/ekspert-phenyan-mozhet-seryozno-pomoch-dnr-i-lnr-s-voennoj-tochki-zreniya/
Ниже идет первоначальный вариант (который, впрочем, мало отличается от самой публикации)
Спасибо Владимиру Хрусталеву за интервью!







Небольшое отступление: тут в СМИ со ссылкой на журналист Игоря Коротченко появились сообщения о "возможности направления на Донбасс 100 тысяч северокорейских военных", мол,КНДР предлагает их направить, как и рабочих...

https://nypost.com/2022/08/05/russian-state-tv-north-korea-offers-kremlin-100000-troops/

http://trud-ost.ru/?p=823119&utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2Fnews%2Finstory%2FKorotchenko_otpravka_vDonbass_100_tysyach_voennykh_izKNDR_zavisit_otsoglasiya_RF--387dfcb7755185f6a6c25db396593f4f

Скажу аккуратно: у меня эта информация вызывает очень большие сомнения, хотя бы потому, что КНДР сама себя полностью изолировала и не пускает к себе даже своего посла из Китая, который закончил срок работы в Пекине. С выездом также очень серьезные проблемы. Как правило, далекие от КНДР люди не понимают, насколько это сложно сейчас выехать-въехать в КНДР, думая: "Да что там, ну сделают исключение!" - Щас......Спросите наших дипломатов, они расскажут. А тут сразу 100 тысяч... Как бы, конечно, хотелось бы спросить у журналиста про источник информации. Моя чисто личная точка зрения - вероятность наличия такого предложения очень невелика... Обещанное интервью с Владимиром Хрусталевым ниже...

Эксперт: Пхеньян может серьёзно помочь ДНР и ЛНР с военной точки зрения
Олег Кирьянов (Сеул)

Вольно или невольно обе Кореи – как Северная, так и Южная – стали так или иначе подключаться к конфликту на Украине. КНДР заявила о дипломатическом признании республик Донбасса – Донецкой Народной Республики (ДНР) и Луганской Народной Республики (ЛНР) – установив с ними дипломатические отношения. В ответ Киев разорвал отношения с Пхеньяном, на что КНДР подчеркнула, что Украина не имеет права оспаривать такой шаг. С другой стороны, Южная Корея подписала крупнейший в истории своего ВПК контракт на поставку в Польшу танков, самоходных артиллерийских установок, боевых самолетов. Хотя Сеул пока отказывается направлять оружие Украине напрямую, но, как считают эксперты, накачивая Польшу своей техникой, Южная Корея косвенно ввязывается в эти схемы, позволяя Варшаве увеличить объем поставок своих вооружений и техники Киеву.

Мы попросили прокомментировать ситуацию известного эксперта по военной проблематике КНДР Владимира Владимировича Хрусталева, подробно остановившись на том, как Пхеньян мог бы помочь ДНР и ЛНР с военной точки зрения, если, конечно, соответствующий запрос поступит, а также рассказать, чем может обернуться для Сеула активное военное сотрудничество с Польшей.




Владимир Владимирович, сначала короткий вопрос на «да» или «нет»: может ли, как считают некоторые, Северная Корея чем-то помочь ДНР и ЛНР в плане оружия и даже с точки зрения ведения боевых действий.?

В.В.Хрусталев: При принятии такого решения руководством КНДР в ответ на соответствующее обращение ДНР и ЛНР вполне может.


А что такого может предложить Пхеньян, что может заинтересовать ДНР и ЛНР?

В.В.Хрусталев: В первую очередь речь идет о военно-технической помощи, т. е. продукции ВПК КНДР. Во-первых, у Пхеньяна достаточно позиций, которые могут очень пригодиться Народной милиции (НМ) ДНР и ЛНР и на текущей фазе войны, и в ожидаемом продолжении. Есть вещи, которые можно использовать практически завтра же после получения, а есть те, которые требуют более длительного цикла подготовки к применению и участия военных советников. Ну и самый мощный вариант — это если Пхеньян согласился бы на отправку не только «железа» (то есть оружия), но и на участие своих специалистов в боевых действиях. Тогда ассортимент того, что может быть применено сразу (или почти сразу), резко увеличивается, ибо не ограничивается компетенциями местного персонала.


Хорошо. Давайте тогда от простого к сложному. Что можно было бы использовать «здесь и сейчас»?

В.В.Хрусталев: Это должно быть что-то полезное «здесь и сейчас» и при этом что-то такое что не могут мгновенно дать со складов ВС РФ. В голову сразу приходит как минимум две позиции.

Во-первых — это северокорейская 107-мм система залпового огня, являющаяся клоном знаменитой китайской Тип-63. Она является устаревшей для реактивной артиллерии, но по совокупности характеристик — это один из лучших вариантов оружия поддержки на коротких дистанциях и на уровне низовых подразделений - эдакая «карманная реактивная артиллерия». В хронике с Донбасса регулярно появляются видео, где бойцам НМ приходится для задач поддержки и огневых налетов использовать «в упор» не самый удобный и эффективный переносной Град-П с одной ракетой.

РСЗО Тип-63



Системы же семейства Тип-63 оптимизированы как раз для этого. Это крохотная, почти игрушечная по размерам система с 12 направляющими и достаточно убойными 107-мм ракетами, которые может выпустить менее чем за десять секунд на дальности до 8500 метров. Она очень удобна: ее легко можно перетащить или перекатить группой людей, в том числе и разобрав на части и собрав на месте, её легко можно установить даже на легковой автомобиль вплоть до небольшого багги. При этом из-за веса боеприпасов пользоваться ей могут легко даже женщины и подростки. Научиться вести огонь в зоне прямой видимости нетрудно, причем эффективно можно стрелять по целям в зоне видимости даже лишь освоив прицеливание «на глаз».

Она уже применялась в самых разных конфликтах, доказав свою эффективность для решения тех задач, для которых предназначена. Оригинальная китайская система и ее многочисленные клоны (северокорейские, иранские, турецкие и т д) и потомки применялись и применяются в десятках войн и конфликтов (из последних — войны в Сирии и Нагорном Карабахе). Причем применяются как регулярными армиями, так и повстанческими и террористическими группами. Она очень проста и неприхотлива.

В армии КНДР эти системы ставятся на боевую технику вместо пулеметов, как базовое оружие поддержки на поле боя! Особо следует отметить то, что боеприпасы разных производителей обоюдно совместимы с чужими пусковыми. На мировом рынке (в том числе у негосударственных продавцов) доступны очень продвинутые боеприпасы для этой РСЗО.

При этом стоит отметить, что именно северокорейский вариант очень удобен. Промышленность КНДР произвела большое их количество (тысячи штук) как самих установок, так и боеприпасов к ним. Если надо, то произведет быстро еще. Потребности НМ ДНР и ЛНР - это уровень нескольких десятков (в самом-самом экстремальном случае - сотен) таких установок. В сочетании с наставшей эрой квадрокоптеров как средства разведки и корректировки для низовых подразделений и на ближних дистанциях — это может быть интересная комбинация, в первую очередь из-за очень короткого времени накрытия цели и работы групповым залпом (в отличие от минометов и тем более Град-П).


Получается что-то типа автомата Калашникова от РСЗО – простая в использовании, надежная и эффективная. Это вы рассказали только про первый вид оружия КНДР, который мог быть востребован ДНР и ЛНР немедленно. А какой второй?

В.В.Хрусталев: Вторая система — это северокорейский аналог Spike-NLOS. Это многоцелевая тактическая ракета, которая в первую очередь ПТУР, но вообще подходит для поражения любых малоразмерных целей на рабочей дальности (ДОТов, катеров, автомобилей, артиллерийских орудий, минометов, отдельных малоразмерных окопов и т д). Надежная рабочая дальность северокорейской ракеты — 10 км. Ходят слухи о создании системы с дальностью до 25 км, но подтвердить или опровергнуть их пока невозможно.





А чем эта ракета интересна с точки зрения ведения боевых действий?

В.В.Хрусталев: Ключевое преимущество этого комплекса — это возможность вести огонь с закрытых позиций. Ракета запускается, а дальше уже ей управляет оператор. Причем оператор получает информацию с оптико-электронной системы в головной части ракеты на экране в боевой машине, и способен управлять ей примерно также, как барражирующим боеприпасом.

Благодаря этим особенностям есть возможности: выбирать цель уже после запуска или изменять цель; получать разведывательные данные в реальном времени и опознавать цель; минимизировать сопутствующий ущерб и исключать огонь по своим; достигать высочайшей точности на максимальной дальности с первого выстрела; вести огонь с закрытых позиций и вне дальности огня большинства оружия поля боя. Из плюсов также стоит отметить то, что поражение цели осуществляется сверху.

Известно о двух базовых платформах для размещения этой ракеты — это пусковая установка (ПУ) М-2018 на базе трехосоного БТР и ПУ М-2022 на базе двухосного автомобиля. В каждом варианте число ракет готовых к немедленному применению 8 штук. Компактность, быстрота развертывания и огневая мощь комплекса позволяют снизить зависимость малых подразделений от артиллерийской и воздушной поддержки и дают им возможность эффективно бороться с укреплениями, танками и другими трудноуязвимыми для обычного оружия целями.


С той же Украиной, судя по разговорам, часто не проблема поставить оружие, но не так просто научить им пользоваться. Сложна ли в управлении северокорейская ракета?

В.В.Хрусталев: Автомобильная версия комплекса и сама ракета не так уж и сложны для современного поколения операторов, выросших на интерфейсах гражданской бытовой электроники и компьютерных играх, а потому в короткие сроки могут быть освоены. C логистическим обеспечением их применения в боевых действиях особых проблем тоже быть не должно.


Если у КНДР какие-то более мощные комплексы, которые могли бы стать ответом на американские HIMARS. Если верить западным СМИ, то эти комплексы США демонстрируют высокую эффективность…

В.В.Хрусталев: HIMARS — это просто ракетная система с корректируемыми высокоточными боеприпасами. Если координаты цели определены верно и цель не прикрыта адекватной системой перехвата на подлете, то она очень эффективна. Однако в реальной жизни есть серьезные ограничения. В целом, это хорошее оружие, но его не так много, особенно с учетом того, насколько внезапно прожорливой на все виды боеприпасов оказалась кампания 2022 г даже для западных ВПК! У России есть свои 300-мм системы с корректируемыми боеприпасами “Торнадо-С”, но не сказать, чтобы был особый избыток таких высокоточных ракет и совместимых ПУ. Вот тут есть кое-что интересное у Северной Кореи, чтобы в сжатые сроки дать сравнимые опции НМ ДНР и ЛНР.

КНДР с середины 2010-х серийно выпускает 300-мм РСЗО KN-09 с максимальной дальностью стрельбы 200-250 км и высокоточными ракетами (в передней части корпуса установлены аэродинамические поверхности для корректировки уже в полете). На одной пусковой установке 8 направляющих с ракетой в каждой. Есть варианты как с обычными осколочно-фугасными, так и кассетными и проникающими бетонобойными боевыми частями (БЧ).

KN-09


Имея такие системы с обученными расчетами (своими или из числа советников) НМ ДНР и ЛНР могла бы самостоятельно позволить себе удары высокой точности на дальности до 200-250 км. Хоть по командным пунктам, хоть по складам, хоть по мостам портить полотно. Вот вам и ответ HIMARS.


Кстати, о мостах. Часто озвучивается точка зрения, что мосты - это слишком капитальные конструкции и очень тяжело их вывести из строя. Не найдется ли чего подходящего по этой части?

В.В.Хрусталев: Подходящее железо для решения задачи в неядерном исполнении у КНДР, в принципе, есть. В 2021 г. КНДР испытала оперативно-тактическую ракету с рабочей дальностью 400-600 км, гиперзвуковой скоростью и заявленным весом боеголовки в 2,5 тонны! Это ракета из нового поколения северокорейских ракет, то есть очень точная. Подобные ракеты будут способны сломать достаточно мощный мост 2-4 попаданиями. Хотя вряд ли КНДР успела изготовить число ракет, достаточное для надежного неядерного выноса всех больших мостов при теоретическом получении всех этих ракет на ТВД. Тем не менее, некоторое число ракет этого класса могло бы быть полезным для применения в тот или иной критичный момент даже без мостов. Например, в качестве сокрушителей бункеров в случае очередной «Азовстали».

Вот про эти ракеты речь...





Раз уж речь зашла о больших ракетах, что еще есть у КНДР, что могло бы пригодиться республикам Донбасса?

В.В.Хрусталев: Северокорейские большие ракеты — это очень обширная тема. В голову сразу приходят как минимум два варианта.

Во-первых, это ракеты KN-02, которые являются местной веткой эволюции советского комплекса «Точка». Северные корейцы получили из Сирии оригинальную ракету в 1996 г и в середине 2000-х сделали свою версию. В первой половине 2010-х в КНДР в серию пошли ракеты уже с дальностью до 220-240 км и с достаточно приличной точностью. Причем в качестве базы для ПУ использовались автомобили МАЗ. В настоящее время эта система считается устаревшей. Их ценность для КНДР явно снизилась, а вот в Донецку и Луганску они очень бы пригодились. У них короткая предстартовая подготовка, достаточная дальность и точность, мощная БЧ, понятная и простая база в виде автомобиля МАЗ.

Во-вторых, знаменитая KN-23, метко прозванная «КимСкандером» – северокорейский аналог российских «Искандеров». Это очень точная оперативно-тактическая квазибаллистическая ракета с опциями по преодолению ПВО и ПРО и проверенной дальностью стрельбы до 690 км. Для нее есть вариант ПУ на колесном шасси повышенной проходимости с двумя ракетами. Это отличная «длинная рука», то есть оружие, позволяющее уверенно поражать цели на большом удалении. Это хорошее серийное оружие (очень много пусков на полигонах, что указывает на производство в достаточном объеме). Примерно по 4 ПУ и по 40 ракет НМ ДНР и ЛНР — это бы сильно улучшило жизнь штабистам Донецка и Луганска.

KN-23



Но чтобы использовать ракеты нужны обученные люди. А есть ли они на Донбассе?

В.В.Хрусталев: Вот тут и состоит важнейший вопрос. Но вопрос решаемый, если главное политическое решение уже принято. Все зависит от типа вооружения и требуемых сроков. Что-то можно сразу освоить, прочитав инструкцию, а что-то первое время будет применяться только присланными советниками. И лишь постепенно все больше и больше действий будет выполняться местным персоналом, пока не освоят систему полностью. Хотя, конечно, идеальным было бы привлечение «советников» к непосредственному применению поставляемых систем в боевых действиях. Это принципиально другие и эффективность и масштаб и скорость. Можно было бы резко расширить номенклатуру действительно полезных северокорейских вооружения и военной техники.


О каких именно комплексах КНДР идет речь, если допустить личное участие северокорейских советников?

В.В.Хрусталев: Ну, например, у КНДР есть отличная РСЗО калибром 240-мм (М-1991) и максимальной дальностью стрельбы большей, чем у «Урагана» (минимальная оценка 43 км, максимальная 60 км), но меньшей, чем у «Смерча». На одной ПУ - 22 ракеты, что больше, чем у того же «Урагана», имеющего 16 ракет. Боевая часть тоже достаточно увесистая. Но для работы на больших дальностях неуправляемыми ракетами эффективный огонь должен вестись не одной батареей, а несколькими сразу, чтобы скомпенсировать рассеивание, то есть уже нужен где-то дивизион. Зато целый дивизион таких РСЗО с обученными и натренированными артиллеристами (и рядовыми и офицерами) в условиях Донбасса наведет большого шороху, особенно в глубине порядков противника. На более коротких дистанциях они тоже не помешают. А вот если под рукой нет в достатке артиллеристов, знакомых с этой системой и налаженных поставок им боеприпасов нужного калибра, — это будет просто обуза. Касается это и сверхдальних 170-мм САУ, и новых М-2018 и т д.

Подобных позиций множество, и не только с артиллерией. Вопрос, как я уже сказал, в личном участии северокорейских экспертов на стороне ДНР и ЛНР, хотя бы в качестве советников.


Спасибо за подробный ответ. Перейдем к сотрудничеству Южной Кореи с Польшей. Сеул заверяет, что его поставки Варшаве не означают прямого участия в поставках Украине, но очевидно, что это развязывает Польше руки в плане наращивания поставок оружия Киеву, и это прекрасно понимают в Сеуле, хотя предпочитают не говорить об этом. Если использовать такую же логику Сеула, то не может ли Москва также помогать ДНР и ЛНР, чтобы те потом сотрудничали с КНДР в качестве своего рода симметричного ответа южнокорейско-польской сделке?

В.В.Хрусталев: Мое личное мнение, что да. Сам факт признания ДНР и ЛНР со стороны КНДР создал любопытную ситуацию. ЛНР и ДНР - не члены ООН. КНДР не признает санкций в отношении себя, но признает ДНР и ЛНР. Россия официально признает ДНР и ЛНР как независимые страны, имеющие свободу взаимоотношений с третьими странами. Кому не понравится, то пусть устанавливают дипломатические отношения с Луганском и Донецком и предлагают что-то взамен или пускают в ООН и также пытаются связать руки. ДНР и ЛНР не подписывали и не ратифицировали никаких договоров о ракетах и прочих вооружениях. То есть признание Москвой и Пхеньяном ДНР и ЛНР создало своеобразный международно-правовой офшор с большим пространством для самого разного рода схем поддержки и взаимодействия. В общем можно допустить и реализовать очень многое, но тема деликатная. Хотя, насколько можно судить по тем же СМИ Южной Кореи и некоторым экспертным прикидкам оттуда, то и в Сеуле понимают, чем некоторые варианты могут для них обернуться.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.




Наследник всех своих родных

А теперь, когда либералы в Гватемале, наконец, прочно взяли власть в свои руки, запустив процесс «либерализации» всего Перешейка, уместно спросить себя: почему? Даже с уточнением: почему так быстро, воистину, как карточный домик, рухнул дом, которой построил Рафаэль Каррера и всеми силами укреплял маршал Висенте Серна?

Всем, думаю, понятно, что дело не в качественном оружии, имевшемся у эмигрантов (правительство его закупило и вот-вот получило бы), и не в мексиканских «ихтамнетах» (президент Серна нашел бы винт с левой резьбой). Будь все так просто, в июне 1871 борьба не закончилась бы, весы качались бы еще долго, с переменным успехом. Но ведь все рухнуло, бесповоротно, и никто не поддержал, - а при таких вводных одна армия мало на что способна.

Кто-то скажет: маршал Серна оказался слаб. Не уверен. Даже будь жив дон Рафаэль, ему, максимум, удалось бы затянуть агонию «старого режима» еще лет на 5-10, а потом пришел бы крах. Просто потому, что традиционная база экономики выдохлась, а стало быть, и социальная база сокращалась, и старое умирало просто потому, что запас жизненных сил иссяк до упора.

Но вот что интересно. Сами гватемальские историки, если речь заходит о «Либеральной революции», неизменно возражают: нет, ни о какой революции речь не идет, можно говорить только о «Либеральной реформе», за которую и шла гражданская война, описанная выше. И это именно так. Даже не потому, что «революциями» в тогдашней Латинской Америке называли любой путч, завершившийся успехом, - прочие аккуратно именовали «pronunciamento» («провозглашение»), - типа, провозгласили, да не справились. Классика же: мятеж не может кончиться удачей, в противном случае, его зовут иначе. Дело в том, что никакого изменения формаций не случилось, просто перед наступающим Капиталом расчистили все завалы...

Впрочем, к теории давайте обратимся позже, - и поверьте, у нас будет еще не один случай, когда без теории никак, - а пока что факт: сеньор Мигель Гарсия Гранадос, которого с тех пор, хотя он и не требовал, «Чуффандином» называли только самые близкие, встал у руля, о чем мечтал всю свою на тот момент уже очень не короткую (61 год) жизнь. В условиях, которым любое первое лицо позавидует: ни намека на конкуренцию, никакой «активной оппозиции», никаких эмигрантов, бродящих по иностранным кабинетам, взыскуя поддержки. И длинный список реформ, которые обсуждались годами, и за внедрение которых в жизнь, наконец, можно было взяться.

Вернее, и можно, и нужно. Без раскачки. Сразу же велели сорвать старые, желтые с золотом консервативные флаги, сбить старые гербы, вместо них разместив везде, где только можно, новую символику. Ну как новую… Скорее новую-старую, либеральную, официально утвержденную еще во времена Морасана, а потом отмененную указом Карреры.

Затем быстро и эффективно переименовали официальные структуры: были «управы», стали министерства, как в Европе и США. Официально пригласили всех, «владеющих навыками и капиталами», приезжать в Гватемалу, дабы «трудиться на общее будущее», гарантировав льготы. В первые же дни взяли под стражу «врагов свободы», - всех детей Карреры и двух его «неформальных жен», а также всю родню Висенте Серны, - но вскоре, поскольку, похоже, сами не поняли, за что арестовали людей, к политике вообще никак не причастных, выпустили, и даже, как ни странно, принесли извинения. А потом…

Вот потом, хотя список реформ, считавшихся первоочередными и нужными, процесс как-то приостановился. Правительство, укомплектованное максимально радикальными либералами, пачками готовило документы, вынося их на подпись президенту, - а дон Мигель, просмотрев, основную часть законопроектов возвращал на доработку. Как правило, без объяснений, с доброй, немного усталой улыбкой человека, постигшего всю мудрость мира сего, а когда был в настроении, поясняя: да, это именно то, что нужно, но не совсем то. Нельзя, друзья мои, спешить. Понимаете?

И дальше: поспешишь – людей насмешишь, а то и хуже. Вот во Франции, сами знаете, поспешили, - а теперь половина Парижа в руинах. Потому что Коммуна. Как, не знаете? Ну ладно. Неважно. Важно, amigos, чтобы как в Англии. Там уже два века все реформы вводятся понемногу, после долгих дебатов, с учетом всех нюансов, - и никаких потрясений. Вот таким путем Англия стала тем, кем стала, и это нам лучший пример.

Естественно, всех «новых людей», обожающе, снизу вверх смотревших на великого лидера, ловивших каждое его слово, такая позиция президента удивляла, шокировала, сеньор Хусто Барриос, после победы – губернатор традиционно либерального Лос-Альтоса и второй безусловный авторитет либеральной тусы, позволял себе даже давить на дона Мигеля: дескать, время не ждет, действовать нужно быстро, жестко, если нужно, с применением силы, а закон можно написать и потому. История нас оправдает!

Тщетно. В этом вопросе дон Мигель, очень не любивший конфликтов, оказался несгибаем. Умолкал, переводил тему на другое, - но проекты не визировал, а без подписи президента они не обретали силу законов, и даже дон Хусто, осознавая, что кричит в стенку, в конце концов, чертыхаясь, убывал в Лос-Альтос.

Соратники недоумевали, удивлялись, некоторые даже начинали злиться, а между тем, ларчик открывался просто. Практически все они, тридцати-, тридцати пяти-, максимум, сорокалетние были новым, уже третьим, считая от Морасана, поколением центральноамериканских либералов, и хотя на портреты дона Франсиско, которого никто из них лично не знал и даже вживую не видел, едва ли не молились, исповедовали совсем иные ценности.

Если совсем кратко, либералы первого поколения, Морасан и его круг, были чистыми идеалистами, истово верующими в Просвещение, автоматом пробуждающее в человеке все хорошее, - и никаких практических действий для претворения идеалов в жизнь. По их мнению, достаточно было победить всех плохих людей, объяснить всем хорошим людям, что самое главное – Единство, и всё. Отчего, при всех успехах и талантах, и проиграли.

Второе поколение, годившиеся Морасану в сыновья, знавшее его лично, на всю жизнь проникшиеся его обаянием, тем не менее, было более практичным. Они, - тот же дон Мигель или, скажем, сеньор Херардо Барриос, - понимали, что теория без практики суха, видели, что конкретно следует делать, но все же, как ни крути, «дети колониальных времен», были связаны некоторыми предрассудками, тормозившими рывок даже к самой великой цели, если средства для ее достижения казались недопустимыми.

И совершенно иначе рассуждало поколение № 3, полностью принявшее модный в то время «позитивизм» Огюста Конта, в приложении к социальной сфере постулировавший, что общество есть не совокупность индивидуумов, но единый организм, где место каждого определено в соответствии с аксиомой «любовь как принцип, порядок как основание, прогресс как цель». А смысл государства в том, чтобы «объединять частные силы для общей цели и предупреждать фатальную склонность к противоречиям».

То есть, если проще, технический и экономический прогресс самоценен сам по себе, всё (и все), кто, неважно почему, мешает прогрессу, есть «мусор Истории», который можно и нужно сметать с пути без эмоций, в чем и заключается главная обязанность государства. А если совсем просто, то человек в понимании позитивистов не значил ничего. Совсем. Никакие интересы личности, никакие интересы классов или (на худой конец) сословий не предусматривались. Только Прогресс. Технический и экономический. Неважно, какими средствами. А отсюда и сложности с доном Мигелем, человеком старого чекана, не умевшим понять такие простые, научно обоснованные аксиомы…



Хвост вертит собакой

Впрочем, сложности сложностями, но ведь Прогрессу на сложности плевать, а люди всего лишь исполнители воли его, - и если президент почему-то (неважно почему) объективно занимается саботажем, значит, Прогресс следует внедрять на местном уровне, правильно? Правильно.

Вот и дон Хусто Барриос, как губернатор Лос-Альтоса, а неформально еще и безусловный идейный вождь радикалов, начал реализовывать реформы в провинциальном масштабе, справедливо рассудив, что сеньору Гарсия Гранадосу, когда дело будет сделано, придется либо поддержать инициативу, пусть и нехотя, либо публично объяснять, почему либеральные реформы, которых он сам требовал много лет, теперь, когда все пути открыты, проводить нельзя, чего он сделать не сумеет.
А чтобы не переборщить, начали с малого, но главного, именно того, что считалось самым принципиальным и необходимым, - с удара по «мракобесию».

Из Лос-Альтоса в столицу под конвоем депортировали всех иезуитов, объявив, что ноги их больше в департаменте не будет. Так же поступили и несколько других губернаторов, и в результате получилось, что дон Мигель или распорядится выслать всех членов Ордена Сердца Христова из страны, или позволит им, предмету самой лютой ненависти «людей Прогресса», остаться в столице, тем самым показав, что он, на самом деле, вовсе не либерал, а ультра-консерватор.

По сути, временному президенту, который сам иезуитов весьма не жаловал, но опасался резких шагов, не оставили выбора, и 3 сентября, дав смиренным братьям 24 часа на сборы, их выслали из страны навсегда. После чего, итожит Николай Леонов, автор лучшей монографии о Перешейке, вышедшей в советские времена, «В ответ церковники подняли индейцев на вооруженное восстание, а затем склонили консервативное правительство Гондураса начать войну с Гватемалой», - на самом же деле, если отбросить вульгарную схоластику, которую сами основоположники марксизма-ленинизма вряд ли одобрили бы, не так все было, совсем не так.

Если без глупых схем, иезуиты, изгнанные из Латинской Америки еще испанцами, а в Гватемалу возвращенные Каррерой, в социальной структуре общества играли роль весьма специфическую. Монастырей они, в отличие от других орденов, не имели, обширных земельных владений тоже, а занимались почти исключительно работой с «коренными».

Поселившись в их поселках и выучив местные языки, они учили краснокожих детей грамоте, пению, лучших отсылая продолжать учебу на Кубу, а то и в Европу, обладая некоторыми медицинскими познаниями, лечили больных, пропагандировали новые методы ведения хозяйства и новые культуры, при необходимости помогали обиженным искать справедливости в судах, составляя жалобы и выступая в роли хотдатаев.

Ничего странного, что «общины» их любили, ценили, нуждались в них, - и в конце августа, когда «добрых пастырей» куда-то увезли, они не были этому рады, а потом, когда оказалось, что «наставников» прогнали и они не вернутся, в горах Серро-Гордо, на юго-востоке, начались мятежи, - сперва абсолютно стихийные, - просто «Верните нам наших заступников!», - но вскоре возглавленные вышедшими из тени офицерами-консерваторами, и дело дошло даже до установления мятежниками контроля над городом Санта-Роза.

Никакой угрозы для новой власти эти беспорядки местного уровня не представляли, - генерал Хусто Барриос всего за два дня, 23 и 24 сентября, отбив Санта-Розу за полчаса, прошелся по селениями, демонстрируя «дикарям», насколько митральезы эффективнее мачете и стареньких ружей, и «дикари», потеряв до тысячи своих, включая женщин и детей (поскольку поселки расстреливали, не разбирая, кто есть кто), все поняли.

Можно было докладывать в столицу. Однако донесение победе дон Хусто составил уклончиво: мол, есть значительные успехи, но пока что дело идет трудновато, сил не хватает, очень не помешала бы помощь, и лучше всего, если бы финальную точку поставил сам сеньор президент, отвага и военный талант которого общеизвестны.

Ход, надо признать, был безошибочный, больше того, ювелирный: когда-то, давным-давно, сеньору Гарсия Гранадосу в чине лейтенанта ополчения довелось повоевать на фронтах одной из многочисленных гражданских войн первого этапа независимости, его, мимоходом похвалив (типа «Далеко пойдете, молодой человек!»), произвел в капитаны сам Морасан, и с тех пор дон Мигель грезил военной славой, а теперь, став генералом, мечтал доказать всем и самому себе, что этого высокого звания он достоин не только как лидер «революции».

Ничего странного, что 2 октября временный президент, срочно отозвав в столицу дона Хусто и поставив его на хозяйство («Вы лучший, друг мой, кому как не Вам?») отбыл на юг, и целых две недели руководил на месте добиванием мечущихся по лесистым горам, уже даже не пытающихся сопротивляться «дикарей», - а тем временем в столице министры приняли, а сеньор Барриос, как «и.о.» утвердил три весьма важных декрета.

Во-первых, дон Мигель был произведен из просто генералов в генерал-капитаном (верховный главнокомандующий) армии, а дон Хусто («за заслуги во благо народа») в генерал-лейтенанты (с постоянным пребыванием в столице), во-вторых, постановили изгнать из страны архиепископа Бернардо Пиньоля-и-Айсинену, кузена и близкого друга президента, а также одного из «столпов» Семьи, и еще одного, очень любимого индейцами епископа «за организацию мятежа дикарей на востоке», к которому ни тот, ни другой не имели никакого отношения, и в-третьих, отменив церковную десятину.

Всего этого либеральная общественность давно ждала и требовала, так что, президенту, вернувшемуся 17 октября, оставалось только, некоторое время понедумевав, завизировать решения кабинета. Ничего иного общественность бы не поняла. И с этого момента телега, застрявшая на несколько месяцев, тронулась.

Разумеется, президент, вернувшись, вновь начал тормозить шествие Прогресса, сомневаться, возвращать документы на доработку, - но окружение уже знало, как с этим бороться. Поскольку успех в Гватемале либералы изначально рассматривали, как старт очередного этапа борьбы за Единство, завещанной Морасаном, на обсуждение вынесли вопрос о войне с Гондурасом, возглавить которую, сами понимаете, должен был никто иной, как «непобедимый, увенчанный славой генерал Гарсия Гранадос».

И вновь – филигранно. Действительно, если уж начинать процесс объединения, то только с Гондураса, считавшегося (и бывшего) слабым звеном, а к тому же Хосе Мария Медина, хотя и опять либерал, был персоной одиозной, неприятной решительно всем, и если уж его, как «беспринципного лицемера» презрительно ненавидели консерваторы, то как относились к нему либералы, нетрудно представить, а уж насчет старомодно воспитанного президента Гватемалы, так и тем паче.

Конечно, маршал Сантьяго Гонсалес, руливший Сальвадором, - примерно того же поле ягодка, - тоже не считался человеком достойным, к нему у либералов имелись особые счеты, - но не все сразу, пока что он, все же не так густо-нагусто замазанный, как Медина, мог рассматриваться, как полезный союзник, время разобраться с которым обязательно придет, но позже.

Аккуратно вброшенная идея захватила пылкого, мечтательного дона Мигеля, полностью ушедшего в разработку планов грядущего похода, закупку оружия, создание нужного фона в СМИ, контакты с сальвадорским коллегой, а мелкую рутинную работу с документами он охотно сбросил на подчиненных, почти не глядя визируя все, что ему подносили на подпись.

Подчиненные же, в свою очередь, освободив главу государства от докучливой рутины, всемерно помогали своему генерал-капитану готовиться к грядущим триумфам, вплоть до объявления мобилизации всех граждан от 18 до 50 лет, кроме госслужащих, студентов и первых иммигрантов из Европы, - в основном, немцев, - намеренных поселиться там, где либералы планировали обустраивать плантации кофе.

Могла ли вся эта подготовка оставаться тайной для людей в Комаягуа? Конечно, нет: у президента Медины были «анонимные источники». Да, в общем, в Сьюдад-Гватемала ничего особо и не скрывали. Так что, дон Хосе Мария знал почти все: и о мобилизации, и о «секретной» встрече президентов Гватемалы и Сальвадора, завершившейся тостом «За нашу победу!» на банкете, и о вызванном из Коста-Рики и получившем аудиенцию у дона Мигеля сеньоре Карлосе Селео Ариасе, лидере недобитых гондурасских либералов, бедовавших в эмиграции, и о многом другом.. А раскручивавшая в гватемальских СМИ (теперь их было аж 138, и все зашкаливающе либеральные) истерия о «позоре Америки, предателе и мерзавце» была очевидна и без осведомителей.

Естественно, «любимый вождь гондурасской нации» метался. Он не льстил себе, он понимал, что страна в разрухе, что армия сократилась с 6000 до, дай Бог, 4000 личного состава, и то по бумагам, - и понимая все это, он пытался как-то отвести грозу.Писал приватные письма президенту Гарсия Гранадосу в Гватемалу, клянясь в полной лояльности, и президенту Гонсалесу в Сальвадор, напоминая о массе оказанных услуг.

Ответов не поступало, разве что пустые отписки, в личных встречах отказывали, - в связи с чем, пришлось закупать новейшее оружие, - винтовки и митральезы, - снимая деньги, поскольку казна пустовала, с личных счетов в банках Бразилии, Англии и испанской Кубы. Срочно вызвал из годичного отпуска лучшего и самого надежного генерала, - «Мединиту», - путешествовавшего по Европе, нанял несколько военспецов, участников Гражданской войны в США, и…



И академик, и герой…

8 мая, исходя из того, что лучший способ обороны – нападение, президент Гондураса, опубликовав очередной Манифест («Сограждане! Фальшивый либерал, лицемер Гонсалес угрожает нам и нашей независимости! Я верю, что братская Гватемала не пойдет у него на поводу!»), атаковал Сальвадор, а ровно сутки спустя гватемальские части без объявления войны вошли в гондурасский город Канделария, привезя с собой помянутого выше сеньора Селео Ариаса, 12 мая объявившего себя временным президентом «нового Гондураса», а «братскую Гватемалу» - главным союзником.

С этого момента наступление на Сальвадор лишилось всякого смысла, - тылы горели, - поэтому Медина, развернувшись с восточного фронта на север, попытался отбить город, потерпел поражение и ушел в родимый Грасиас, где его всегда поддерживали. Однако уже 22 мая сальвадорцы, перейдя в контрнаступление, оккупировали «малую родину» генерала Медины, а его самого оттеснили далеко на север.

На этом, по идее (и по плану генерала Гарсия Гранадоса), все должно было закончиться: сеньор Селео Ариас под гватемальской охраной уже ехал в столицу, принимать присягу, - однако 16 июля в зоне боевых действий появился «Мединита», которого уже почти свергнутый президент Медина очень ждал, - но возник он не на восточном побережье, а совсем наоборот, на юге, из Сальвадора, и не один, а с «армией» в несколько сот стволов.

Оглашая по пути, что «время фальшивого либерала Медины прошло, отныне Гондурасом будут править истинные либералы», этот чертик из табакерки форсированным маршем занял беззащитный Комаягуа, «уговорил» (заставил) законного «и.о.», ждавшего прибытия сеньора Селео Ариаса, чтобы законным образом передать власть, сдать полномочия себе, как «законному временному президенту», а затем, выступая уже в качестве главы государства, объявил главным союзником «братский Сальвадор и его великого лидера маршала Сантьяго Гонсалеса».

Впрочем, продержался «маленький Медина» недолго: неприятно удивленные гватемальцы срочно запросили маршала Гонсалеса: «Шо за дела?», а услышав в ответ нечто типа: «Невиноватые мы, он сам пошел!»», 26 июля разогнали «армию» конкурента, бежавшего, естественно, в Сан-Сальвадор, где его арестовали, отдали под суд, а потом втихую выгнали из страны с запретом возвращаться, - и впредь вспоминать о нем не будем, ибо ни к чему. Реальный же президент Медина попал в плен где-то на севере страны, был доставлен в Комаягуа и…

Естественно, его очень хотели расстрелять, разумеется, предварительно осудив, и таки было за что, но, поскольку речь шла о президенте, законом предписывались предварительные публичные слушания, чтобы определить, есть ли в действиях подозреваемого состав преступления, - и тут бывший «великий вождь» в очередной раз проявил чудеса эквилибристики на густо намыленном канате.

Первым делом потребовав приватной встречи с британским консулом, он назвал дипломату имена десятка известных в Лондоне персон, имевших откаты со всех махинаций, и сообщил, что, если на суде речь зайдет о разграблении государственных средств, молчать не станет, а это повлечет за собой скандал в английских СМИ и серьезные неприятности, вплоть до падения правительства, - после чего, по настоятельной просьбе правительства Англии, все пункты обвинения, связанные с коррупцией, были вычеркнуты.

Еще один пункт, - зверства при усмирении Оланчо в 1865-м, - сеньор Медина опротестовал на том основании, что опустошил департамент, служа святому делу либералов, ибо Оланчо был гнездом консерваторов, а что этих консерваторов он объявил либералами, так это исключительно для того, чтобы гватемальские реакционеры не напали на Гондурас. И наконец, пункт № 3, - второе опустошение Оланчо, был играючи отвергнут заявлением о том, что иначе было нельзя, поскольку «речь шла о мятеже коммунистов».

В итоге, Большое Жюри большинством голосов признало отсутствие оснований для процесса, экс-президента освободили из-под стражи в зале суда, вновь взяли под стражу на выходе из здания, и без всяких процедур, - «по причине особой опасности для государства», - закрыли в крепости, в одиночной камере, «до появления новых соображений».

Итак, война завершилась триумфом, и этот триумф, безусловно, стал триумфом генерала Мигеля Гарсия Гранадоса, лично присутствовавшего в войсках и на заседаниях штаба. С триумфом его и встретили дома, а затем, отчитываясь о проделанном за время отсутствия главы государтва, дон Хусто Барриос доложил: все Ваши указания, мой президент, претворены в жизнь: церковный суд отменен, свобода вероисповедания узаконена, ордена разогнаны с применением силы, земля у монастырей отобрана монахи, кто принял новые правила, теперь будут простыми священниками на жаловании от государства, а не принявшие уже, наверное, где-то на Кубе. Как видите, мы старались!

И совершенно неважно, что никаких указаний такого рода, отправляясь в поход, дон Мигель не отдавал, наоборот, велел до его возвращения вопросами церкви не заниматься, - рыбка задом не плывет. Президенту оставалось только покивать и выразить благодарность сотрудникам, досконально исполнившим его предначертания, - но с этого момента сеньор Гарсия Гранадос затосковал, все чаще прилюдно сетуя на судьбу: дескать, оказывается, эта политика – такое гадкое, грязное дело, зачем я вообще полез на эту галеру?.. эх, знал бы раньше, жил бы во Франции, писал бы книги, как мой милый друг месье Дюма…

Что интересно, в этом нытье не было ни грамма кокетства, - и даже не потому, что сотрудники дона Мигеля, напоказ обожая шефа, с его мнением почти не считались. В какой-то степени это, конечно, играло роль, но главное: добившись в 60 лет исполнения самой заветной своей мечты, «Чуффандин» внезапно обнаружил, что реальная политика (депутатство в Ассамблее, куда он ленился ходить, не в счет) – совсем не то, о чем он грезил.

Он, судя по всему, искренне веровал, что реальная политика – это когда лидер, стоя на пьедестале (почтительно внимающие «апостолы» чуть ниже) одаривает толпу благодарных сограждан соцветиями мудрых мыслей, и все это в редких перерывах между торжественными церемониями и официальными визитами, а она, холера такая, оказалась сплошным потоком нудных заседаний, работы со скучными бумагами, встречами с людьми, с которыми совсем не хотелось встречаться, да еще и необходимостью отказаться от всех милых привычек, приобретенных за десятилетия вольной жизни.

Не умея просыпаться раньше четырех, не мысля себя после пробуждения без часа в гардеробной и часа с парикмахером, дон Мигель, конечно, понимал, что положение обязывает, и старался, как мог, - но бесконечные ночные совещания (в правительственном здании он не появлялся вообще), начавшись с обсуждения текущих дел, плавно переходили в изящные беседы с неуклонно приглашаемыми интеллектуалами, чтение и обсуждение новинок от лучших гватемальских и европейских литераторов, конкурсы игры на рояле, а затем в затяжные партии игры в в рулетку, кости или карты.

Долго такое продолжаться не могло: в мае 1873 президент Гарсия Гранадос объявил сотрудникам, что устал и уходит. Подчиненные на это отреагировали форменной истерикой, - да что Вы?.. да как же мы без Вас?.. без Вас Гватемала погибнет!.. – но эта истерика лишь укрепила стремление дона Мигеля покинуть пост, дабы попробовали прожить без гения, - и 3 июня Ассамблея, с рыданиями утвердив отставку «Благодетеля Отечества» (такой титул ему присвоили, несмотря на попытки отказаться), единогласно утвердила президентом сеньора Хусто Руфино Барриоса.

С этого момента в Гватемале, - да и на всем Перешейке, - начались, и не на словах, а в полную силу, совсем новые времена, лихие, яростные и совершенно беспощадные, но, чтобы совсем закрыть тему, с вашего, любезные мои читатели, позволения, как всегда, добавлю пару слов о дальнейшей жизни дона Мигеля.

Если вкратце, то, передав ленту и заявив что-то вроде «Если дело в твоих руках, я спокоен!», экс-президент забыл о политике. Вообще. Полностью посвятив себя Музам. Написал множество острых статей на всевозможные темы в СМИ, издал альбом политических парадоксов, солидную брошюру по денежному вопросу, монографию о будущем социализма, два тома мемуаров, - по мнению специалистов, «густо приправленных элегантным остроумием и полных уникальных исторических зарисовок», - и два либретто для опер.

Что еще? Помимо давней, очень дружеской переписки с Виктором Гюго, завел новую, с Жюлем Верном, а кроме того, начал брать уроки живописи, и несколько его картин, - «Генерал дон Мигель Гарсия Гранадос в детстве с матушкой», «Генерал дон Мигель Гарсия Гранадос отважно оппонирует диктатору Каррере в Ассамблее», «Генерал дон Мигель Гарсия Гранадос личным примером увлекает солдат в атаку при Тотонакане», - высоко оцененные специалистами, представлены ныне в частных коллекциях. В общем, можно сказать, незаурядная жизнь незаурядного человека, пусть и слегка омраченная досадным двухлетним эпизодом, удалась…

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.



Чужие против Хищника

К концу 1881 взлет Гватемалы по всем показателям стал настолько очевиден, что можно было выходить на второй этап. В январе 1882 дон Хусто направил в столицы Перешейка максимально доверенных эмиссаров, чтобы прощупать их позиции насчет объединения. Разумеется, в Гондурасе и Сальвадоре взаимопонимание оказалось полным, а вот Никарагуа с Коста-Рикой, внимательно выслушав, отказались от всяких переговоров на эту тему, попросив передать, что смягчения позиций не будет.


Более того, получив (предположительно из Манагуа) информацию о таком зондаже, активно подключилась Мексика – в феврале посланнику в Сьюдад-Гватемала была направлена секретная инструкция: «Вам следует действовать, исходя из того, что правительство не заинтересовано в осуществлении данной акции, и будет сожалеть, если эта акция осуществится путем насилия или интриг президента Барриоса», и эта линия в «южной» политике Мехико стала генеральной.

В 1882 и начале 1883 сеньор Андрес Васкес, лучший мексиканский «представитель по специальным вопросам», проехал по всем странам Перешейка, обсуждая «известный вопрос» с политическим и военным руководством высшего уровня, и по итогам поездок подал по инстанциям детальный меморандум.

«Что касается Никарагуа, - сообщал он, - то Савала и Карденас категорически против планов Барриоса, хотя оппозиция, называющая себя либеральной, поддерживает Барриоса настолько, что Савала в публичных выступлениях вынужден поддерживать подразумеваемую идею. Тем не менее, не на словах, а на деле, Никарагуа ведет переговоры с Коста-Рикой о возможном совместном отражении агрессии (…)

Также, выполняя Ваши указания, я укрепляю связи с некоторыми сальвадорцами и гондурасцами, чтобы не допустить или затянуть присоединение этих государств к Гватемале (…) Полностью согласна с нашим видением католическая партия, которая довольно мощна, особенно в Гондурасе, и выступает против планов Барриоса, ибо известна его позиция по отношению к духовенству и консервативным элементам. Есть основания предполагать, что президент Сото прислушался к моим доводам».

Чем была обусловлена столь жесткая позиция Мехико, не так уж давно оказавшего гватемальским либералам неоценимую помощь, фактически приведя их к власти, понять несложно. В ходе гражданской войны, плавно перешедшей в войну с французскими интервентами, либералы, руководимые великим демократом Бенито Хуаресом, зашли так далеко «влево», что общество, еще не готовое к чересчур великим потрясениям, пришлось укреплять, зажимая гайки.

Этим  после смерти дона Бенито и занялся генерал Порфирио Диас, национальный герой, фигура интереснейшая и трагическая, о которой в «мексиканском» томе будет сказано много, и нельзя сказать, что Мексика стала консервативной, но либерализм ее теперь был очень умеренным. Сеньор Диас, такой же крастьянский парень, как и Рафаэль Каррера, радикальных завихрений опасался.

Но и больше того. Ему, как и любому вменяемому политику не улыбалось в один прекрасный день увидеть свою страну зажатой между двумя сильными государствами, - в данном случае, США и (если планы Барииоса увенчаются успехом) единой Центральной Америкой. Которая, - он был в этом уверен, - рано или поздно попытается переиграть сюжет с уступленными Чьяпасом и Соконуско, тем паче, если станет, - а в том, что так и будет, дон Порфирио не сомневался, - сателлитом Штатов.

И дон Порфирио, ошибавшийся крайне редко, глядел в корень. Представитель Гватемалы в Вашингтоне, действительно, вел секретные преговоры с Госдепом о совместном строительстве канала. К согласию, правда, не пришли (президент Барриос не соглашался на вовсе уж кабальные условия), но, в принципе, разногласия не были неразрешимы: дон Хусто восхищался Штатами, считал их идеалом с точки зрения Прогресса, и сближение США с потенциальной Федерацией не было невозможным. Так что, даже будь жив Хуарес, мексиканцы вряд ли заняли бы другую позицию.

Впрочем, поддерживать инициативы Барриоса янки не спешили, понимая, что марионеткой он не станет, а потому лучше не рисковать. Американского посланника в Гватемале пару раз публично, сугубо в рамках комплимента обронившего фразу о том, что «воссоединение центральноамериканских стран - не так уж плохо, во всяком случае, лучше творящегося сейчас, когда они разделены», - жестко одернулись (Госдеп мгновенно отозвал его), а сенат США в июне 1883 принял специальную резолюцию, указав, что «любое вооруженное воздействие Гватемалы на своих соседей, в случае же Никарагуа и невооруженное, будет рассматриваться, как ущемлени американских интересов», и предписав кораблям US Navy в Карибском море «быть готовыми в любой момент защитить жизни и собственность американских граждан».

Логика Вашингтона, надо сказать, ясна, как и логика Мехико, и определялась она волшебным словом «канал». Мы давно его не поминали, но тема за десятилетия никуда не пропала, а научно-техническая революция перевела ее из статуса мечты, как при Морасане, в ранг реального проекта, - и дон Хусто не скрывал, что этот вопрос его волнует. О чем позже (в мемуарах) детально рассказал сеньор Антонио Батрес Хауреги, посланник Гватемалы в Вашингтоне, пользовавшийся особым доверием Барриоса.

Именно в то время, о котором идет речь, дон Антонио, имея полномочия от правительств всех пяти стран Перешейка, вел переговоры с госсекретарем насчет договора о постройке канала через Никарагуа, и все бы хорошо, но по ходу обсуждений случился сбой из-за двух пунктов, внесенных в проект, предложенный Госдепом: (а) полоса территории вдоль трассы будущего канала должна быть отчуждена от Никарагуа в пользу Штатов, и (б) Никарагуа должна была «заключить оборонительный и наступательный союз с США во имя безопасности канала», получив компенсацию 4 млн баков в год.

«Естественно, - вспоминает дипломат, - согласие с этими пунктами договора исключалось, поскольку наступательный союз США-Никарагуа, притом, что необходимость наступления, согласно ст. 11, определялась в Вашингтоне, явился бы угрозой для безопасности всех четырех республик, интересы которых я представлял. Тогда правительство Никарагуа, отозвав мои полномочия, прислало специального представителя, который подписал соглашение в форме, подготовленной государственным департаментом, без каких-либо возражений. Мрачная тень Уильяма Уокера вновь надвинулась своим мертвенно-бледным лицом на Центральную Америку».

Итак, небывалое бывает. Пусть ненадолго, под конкретный случай, но интересы США совпали с интересами ненавидевшей их Мексики, а такой «союз чужих», пусть неформальный, временный и ситуативный, в тех местах нельзя было недооценивать. Именно в это время дон Хусто, ранее тянувший с окончательным решением вопроса о Соконуско, сделал жест доброй воли, пойдя на все условия Мехико, - однако практической пользы это не принесло: линия сеньора Диаса определилась.

Ну и, конечно, категорически против объединения выступали и консерваторы, правящие в Никарагуа (причины, надеюсь, понятны), и власти Коста-Рики, всегда считавшей себя «отрезанным ломтем», и (неожиданно) некоторые влиятельные люди там, от которых никаких взбрыков никто не ждал, -  причем первая ласточка прилетела из Гондураса, где у руля, как мы знаем, стоял Марко Аурелио Сото, человек из «ближнего круга» Барриоса, многолетний глава его МИД и автор его радикальных реформ.

Ему, - поскольку дон Марко усердно реформировал Гондурас по «гватемальским лекалам» и, будучи воинствующим атеистом (с самим Лео Таксилем состоял в дружеской переписке), прижимал к ногтю церковь, - президент Гватемалы доверял полностью, несмотря на то, что хоть как-то привести в порядок страну, где не прижился кофе, его экс-министру так и не удалось. И от этот-то «вернейший из верных» в какой-то момент начал шевелиться как-то не в ту сторону.

Сперва подписал несколько декретов, утвердивших «политику открытых дверей» для американцев, не посоветовавшись предварительно с «падроном», хотя обязан был. Потом, как выяснилось позже, не уведомил «падрона», что в Гондурасе разведаны солидные залежи руд, но не скрыл от американцев, в приватном порядке, на имя брата основав на пару с Вашингтоном Валентайном (дельцом из Нью-Йорка, спустя много лет получившему прозвище «Король Гондураса») компанию “Rosario Mining”, и наконец, «по просьбе» какого-то гостя из США, написал руководителям Никарагуа сочувственное письмо.

Удивительно, но факт: человек, проработавший плечом к плечу с генералом Барриосом много лет, знавший его куда лучшем многих, похоже, всерьез надеялся, что «падрон» ни о чем не узнает. А «падрон» узнал, и в конце апреля 1883, устроив маневры близ границы с Гондурасом, прислал в Комаягучо (вернее, в Тегусигальпу, потому что президент Сото перевел столицу туда) дружеское приглашение «прибыть вместе с генералом Гутьерресом и обсудить некоторые вопросы».



А мне плевать, мне очень хочется!

Прочитав письмо, выдержанное в самых любезных тонах,  дон Марко срочно попросил у Ассамблеи позволения уехать на два месяца, для операции во Франции, перед отъездом выписал своему адвокату генеральную доверенность на продажу своего имущества (за семь лет пребывания у власти он стал очень богатым человеком), и 27 августа, уже из Штатов, прислал заявление об уходе в отставку, а спустя всего две недели при крайне невнятных обстоятельствах внезапно скончался молодой (всего 28 лет) генерал Энрике Гутьеррес, представлявший интересы беглеца в сделках с американцами.

Между прочим, с точки зрения позитивизма, исступленным адептом которого был сеньор Сото, в его действиях не было никакой крамолы. Он проявлял личную инициативу, привлекал инвестиции, расширял производство, и следовательно, служил Прогрессу, - но дон Хусто смотрел на ситуацию в ином ракурсе.

Мысля, как и положено позитивисту, механистически, без намека на диалектику, он рассматривал людей исключительно, как детали в машине, которую создал, а если деталь портилась или, еще хуже, мешала машине работать, она быстро оказывалась в печально знаменитой тюрьме Сьюдад-Гватемала, откуда мало кто выходил живым и практически никто – без увечий. Однако сеньор Марко всегда был очень хорошей, качественной, многократно проверенной, лично отобранной деталью, - и вдруг. Этого Барриос понять не мог.

А между тем, все объяснялось просто. «Политические люди» стран Перешейка уже привыкли к статусу «первых парней на деревне», они были довольны своими мелкими карьерами, озабочены своими накоплениями, давно утратили какую-то идейность (которую, тем паче, позитивизм и не предполагал, наоборот, отрицал), им нравилось быть президентами и министрами, не нравилось, что в случае объединения важных постов станет намного меньше, а старые связи станут менее эффективны.

Ну и, если уж по большому счету, очень немногим (даже в Гватемале) улыбалось быть кирпичиками во имя Единства, без которого жизнь и так впоне удалась. Тем паче, - в случае успеха затеи и введения единого гражданства, - под постоянной угрозой, как минимум, той самой тюрьмы, об «отдельном корпусе» которой по всему Перешейку ходили жуткие слухи, отнюдь не бывшие слухами.

Разумеется, Барриос умел учиться на ошибках. Он проследил, чтобы президентом Гондураса избрали нужного человека, молодого  генерала Луиса Бограна, парня себе на уме, но фанатичного «униониста», он вызвал на разговор сеньора Сальдивара, и прокачав его на полную катушку, пришел к выводу, что тот надежен, - но в целом, сколь можно судить, пришел к выводу, что ставка на «элиты» не оправдает себя, а потому, пока не поздно, - и так слишком много времени потеряно, - нужно менять концепцию.

Впрочем, о чем-то таком он явно задумывался и раньше. 24 февраля 1883 (сеньор Сото еще беззаботно трудился на благо Прогресса в Тегусигальпе) в официозной Gaseta de Guatemala появилось огромное, на две полосы открытое письмо «Моим друзьям по либеральной партии центральноамериканских республик».

Как бы отвечая на вопросы, полученные от единомышленников из стран-соседок, дон Хусто прямым текстом высказал все, что думал о состоянии стран Перешейка, подчеркнув, что все они «тяжело больны, укоренившимся презрением к законам, интригами и заговорами, братоубийственными разорительными войнами, и только Гватемала успешно лечится».

Анализируя причины такого положения, он подчеркивал, что «причиной всех бед является безумное, противоестественное, тормозящее всякое развитие разделение естественного целого, выгодное лишь немногим, но обрекающее все пять республик на экономический и социальный регресс».

И наконец, дав понять, что ему известны обвинения во властолюбивых амбициях, как главном мотиве его проекта, Барриос заявлял, что «заранее отказывается от всякого политического поста в будущем едином государстве», - на что СМИ Никарагуа и Коста-Рики мгновенно отреагировали: ага, проговорился! Между прочим, пост главнокомандующего не политический…

Впрочем, что там пресса. Письмо досконально, построчно изучили куда более серьезные люди в кабинетах многих стран, больших и маленьких, и выводы сделали однозначные: этим обращением к либералам Центральной Америки дон Хусто перешел красную линию, объявив, что отныне намерен не иметь дело с правительствами, не умеющими мыслить стратегически, и призвал всех «унионистов» взять дело в свои руки «снизу». Никак иначе, кроме как предварительной декларацией об объявлении войны, назвать этот ход нельзя было, и все заинтересованные стороны приняли его, как руководство к действию.

В сентябре 1884 г. в Гватемалу прибыли президент Гондураса и Сальвадора, Луис Богран и Рафаэль Сальдивар. В ходе секретных переговоров утвердили план установления центральноамериканского единства с использованием военной силы против Никарагуа и Коста-Рики, если последние откажутся добровольно подчиниться велениям Прогресса, - а спустя не столь уж долгое время, 25 февраля 1885, в Опере, где на премьеру «Аиды» собрался весь бомонд, ария Радамеса внезапно прервалась, и потрясенной публике зачитали два документа, правительственный декрет и обращение президента.

Декрет, полный высокопарных слов, в постановляющей части был сух и краток: глава Республики Гватемала провозглашает Центральную Америку единой республикой, берет на себя ответственность за все меры и действия, направленные на достижение единства, и становится верховным военным руководителем Центральной Америки до тех пор, пока все пять республик не будут объединены под одним знаменем.

В соответствии с вышеуказанным, говорилось далее, к 1 мая сего года каждое государство должно направить в Гватемалу по 15 свободно избранных делегатов Законодательного собрания Центральной Америки, которое примет конституцию нового государства, определит порядок выбора президента и срок его каденции, а также выберет город  или место, где впредь будет работать единое правительство.

Все четко, конкретно, ясно. И только о форме и принципах дальнейшего политического устройства Центральной Америки не прозвучало ни слова, однако в этом случае умолчание звучало громче крика: подчеркнутое отсутствие в тексте слова «федерация» (только «Республика Центральной Америки») говорило само за себя: мыслилось создание не очередного рыхлого «союза равных», но унитарного национального государства под неформальной эгидой Гватемалы, - то есть, того, ради чего готов был отказаться от независимости даже ненавистный либералам плебей Рафаэль Каррера.

Далее в полной тишине огласили обращение Барриоса, уже как верховного военного руководителя. Обращаясь «ко всем центральноамериканцам», он подтверждал, что лично для себя давно ничего не ищет, готов принести в жертву все, вплоть до жизни, и гарантирует: Гватемала никого не намерена порабощать, напротив, как самая богатая и процветающая страной, готова делиться всем, чем богата, с соседями во имя «быстрого повышения их благосостояния и комфорта».

А в завершение - прямое обращение к военнослужащим всех государств, «в каком бы чине они ни пребывали». Выражая уверенность, что каждый солдат и каждый офицер – патриоты «общего нашего дома», Барриос призвал людей в форме «проявить высшее понимание долга», не забыв указать, что каждый, примкнувший к «святому делу» не только прославит свое имя в веках, но будет «немедленно повышен в звании, награжден и получит достойное вознаграждение».

Это означало войну. Десять дней спустя, 5 марта конгресс (Ассамблея) Гватемалы, собравшись в полном составе, - двух болящих принесли на носилках, - единогласно одобрил декрет и обращение, а спустя еще пять дней пришло сообщение из Тегусигальпы - генерал Луис Богран докладывал, что призыв президента Гватемалы конгрессом (Ассамблеей) поддержан единодушно, приказ о мобилизации отдан, и не позже 5 апреля армия Гондураса (4000 бойцов) готова будет исполнить любой приказ главнокомандующего.

А вот из дружественного и союзного Сан-Сальвадора отклика долго не было, когда же, наконец, прилетело, не порадовало: доктор Рафаэль Сальдивар, казалось бы, проверенный до мозга костей, официально отказался от всех принятых на себя обязательств, подписал договор о военном союзе с Никарагуа и Коста-Рикой и обратился к Мексике с просьбой о помощи.

Справедливости ради, в некоторое оправдание президенту Сальвадора можно сказать, что мотивации его отличались от мотиваций сеньора Сото. Он, возможно, и не стал бы нарушать договоренности, но декларации одно, а когда дело дошло до исполнения, выяснилось, что большинство элит и офицерского корпуса категорически против. По самым разным причинам, - от местечкового «прагматичного патриотизма» до стародавней неприязни сальвадорцев к Гватемале, и многое другое. Да и Мексика откровенно давила, неявно, но вполне однозначно угрожая, - а доктор Сальдивар был всего лишь тихим юристом, случайно занявшим главное кресло и желавшим посидеть подольше.

Его можно понять: действия Мехико доказывали, что там не блефуют. По приказу генерала Диаса 10 марта в Гватемалу полетела очень жесткая нота, а посланнику Мексики – указание немедленно сдать архивы в «любую дружескую дипломатическую миссию», закрыть помещение представительства и выехать со всем персоналом в Сальвадор. Одновременно, показывая, что все не шуточно, к границе Чьяпаса и Гватемалы подтянулись крупные, с учетом времени и места, силы: 4000 штыков и 2000 сабель, а к гватемальскому порту Сан-Хосе направился мексиканский военный корабль.



У самих револьверы найдутся...

Нельзя сказать, что дона Хусто это чересчур уж беспокоило. В себя он верил, армию, благо средства позволяли, готовил лет десять, и готовил на совесть: 19 тысяч кадровой пехоты, 3 тысячи конницы, все вымуштрованы германскими унтерами, самые современные винтовки, до двух десятков митральез и «гатлингов», внушительный орудийный парк (17 бронзовых «французов» Ла Гитта, восемь казнозарядных «круппов», 6- и 4-Pfünder-Feldkanone C/64 плюс четыре 9cm Stahlkanone mit Kolbenverschluß), наконец, начальник штаба – маршал Виктор Савала, считавшийся лучшим стратегом Перешейка.

Ничего подобного ни одна из стран-соседок, кроме Мексики и в намеке не имела,  даже с Мексикой можно было пободаться на равных, - и это не считая четырех «гражданских батальонов» (1600 штыков): поощряя иммиграцию и наделяя иммигрантов невероятными льготами, дон Хусто, изучивший опыт Гражданской войны в США, отдавал предпочтение немцам, имеющим стаж военной службы, сразу записывая в армейский резерв и ставя под командование немецким отставным офицерам, ставших кофейными магнатами.

Да и в Сальвадоре, казалось бы, перебежавшем на другую сторону,  все было не так уж просто:   «унионистов» хватало и там, так что после кульбита д-ра Сальдивара в Гватемалу перебежало около 1000 диссидентов, включая, - под оркестр и с развернутым знаменем, - кадровый батальон во главе с популярным генералом Франсиско Менендесом). И все же,  предельно прагматичный Барриос еще раз попытался сгладить углы, обратившись к США с просьбой о посредничестве.

Прекрасно понимая все нюансы, он гарантировал «всем гражданам США, которых это интересует», что ни Гватемала, ни будущая Республика Центральной Америки ни в какой мере не намерены мешать строительству «никарагуанского канала» или оспаривать приоритет США в его эксплуатации, пребывая в готовности стать младшим партнером в ЗАО.

Теоретически, согласись Штаты начать торговлю, можно было договориться более-менее полюбовно, и консерваторы из Манагуа, под которыми кресла дымились, впали в форменную истерику. 15 марта сеньор Кастельон, глава никарагуанского МИД разослал по всем представительствам циркулярное письмо с пометкой “К срочному исполнению”:

«Настаивайте, настаивайте, настаивайте на том, что из информации, которая имеется у правительства, можно сделать твердое заключение, что неожиданные и оскорбительные действия генерала Барриоса имеют в качестве подлинной причины стремление стать абсолютным арбитром переговоров о канале, а национальное единство он выдвигает лишь в качестве предлога».

Люди в Манагуа и Леоне реально боялись, - но зря. Как и следовало ожидать, обращение президента Гватемалы в Вашингтоне не услышали, потому что слышать не хотели. Возможно, не верили, но скорее, не хотели снисходить до разговора на равных с каким-то там зарвавшимся креолом, предлагавшим что-то, не понимая, что Штатам нужно всё, без оговорок и желательно побольше.

«...Президент Гватемалы, - доносил 10 и 15 марта мексиканский посланник, - не получит посредничества Соединенных Штатов против Мексики. Позиция Соединенных Штатов неблагоприятна для Барриоса (…) Правительство США окажет моральную помощь и добрые услуги, чтобы не допустить разрушения автономии центральноамериканских республик (…) правительство США со дня на день прикажет направить военные корабли к берегам Центральной Америки».

И действительно, американский посланник, следуя инструкции Госдепа, предупредил гватемальское правительство о том, что оно «будет нести ответственность за ущемление интересов американских граждан в любом государстве Центральной Америке в случае начала военных действий», а на рейде порта Ливингстон (побережье Атлантики) встал американский фрегат, имеющий приказ «обеспечить полную защиту всех американских граждан (19 человек. – ЛВ), занятых на строительстве железной дороги».

Некоторые исследователи, анализируя плюсы и минусы «мартовского затишья», склонны полагать, что дону Хусто, с его-то политическим опытом и холодным умом, логично было бы дать задний ход, - армии Сальвадора, Никарагуа и Коста-Рики, конечно, не имели против него шансов, но ведь вероятность вмешательства Мексики была намного выше нуля, а реакция США могла оказаться скверной.

Что ж, вполне возможно, как прагматик, он об этом подумывал, но в вопросе о Единстве  сеньор Барриос, как мы знаем, не умел оставаться вовсе уж позитивистом. Тень Морасана не позволяла. По крайней мере, такой вывод можно сделать из свидетельства сеньора Батреса Хауреги, единственного, насколько я знаю, кому президент Гватемалы откровенно объяснил, почему не хочет и не будет тормозить:

«Только патриотические чувства, только спасительная идея руководила действиями генерала Барриоса. В великий день 28 февраля, после совещания, посвященного оглашению декрета, он, попросив меня и маршала Савала задержаться, разлил по рюмкам коньяк, и сказал: “Жребий брошен. Теперь в Никарагуа нет никакого сената, никто не сможет ратифицировать пакт, подписанный консервативной партией… Достаточно всего лишь победить. На нас не смогут надеть ярмо, как планировали. США не будут помыкать нами. Мы будем великим государством, если я останусь жив...”».

На случай, если кто-то не понял. Речь идет о статье декрета, согласно которой, начиная с 28 февраля признавались недействительными все международные договоры, сделки и соглашения, ранее заключенные каждым в отдельности государством с другими странами. Зная людей, Барриос не сомневался, что местные элиты пойдут на самые кабальные условия, включая передачу иностранцам части территории Центральной Америки, лишь бы удержаться у руля, - а теперь юридически это стало невозможным. В том, разумеется, случае, если Гватемала победит, но дон Хусто шел ва-банк, и не намеревался останавливаться.

Последней линией, перед которой можно было еще притормозить, стала телеграмма Госдепа, прилетевшая в Сьюдад-Гватемала из Вашингтона 28 марта с прямым предупреждением: США займут отрицательную позицию в вопросе воссоединения Центральной Америки не только силой, но и мирным путем, даже в том случае, если большинство граждан всех стран выступит «за», потому что не считают воссоединение целесообразным. Ответ требовали дать в течение трех часов, но Барриос приказал не отвечать вообще, пояснив: «Они, похоже, считают себя богами. Плевать. Я не отступлю назад, будь что будет, не отступлю, даже если на нас свалится небо».

Разговоры кончились, и всем было ясно, что дела складываются не так плохо (консерваторы в Никарагуа стартовать боялись, опасаясь гражданской войны), а первая цель – Сальвадор, на переубеждение которого по прикидкам Генерального штаба Гватемалы могло уйти от четырех до восьми дней. Ждать еще неделю, до подхода гондурасцев, Военный совет признал излишним, сил хватало с лихвой, а солдатики Луиса Бограна могли сослужить добрую службу в кампании против Никарагуа.

К полудню 29 марта примерно четверть гватемальской армии и около тысячи гансов заняли позиции давно  укрепленной (хозяйственный дон Хусто никогда ничего не исключал) границе с Мексикой, 14500 солдат первого эшелона, включая «патриотический корпус» генерала Франсиско Менендеса, сосредоточенные на сальвадорском кордоне, получили соответствующий приках, а на рассвете 30 марта гватемальские войска начали вторжение,  к вечеру первого же дня сбив и обратив в бегство  сильный заслон противника.

То же самое повторилось на следующий день, - строго по планам Генштаба смели укрепрайон у города Сан-Лоренцо, -  а 1 апреля набравшая темп армия Барриоса, подойдя к селению Чалчуапа, занятому основными силами сальвадорцев (3500 единиц живой силы), взяла позиции неприятеля в полукольцо, после семи часов непрерывных артобстрелов, как и под Сан-Лоренцо, сбила неприятеля с господствующих над поселком высот и к сумеркам пробила бреши в обороне.

В том, что завтра городок падет и победители, выйдя на оперативный простор, возьмут Санта-Ану, ставку  сальвадорского штаба, а затем максимум за двое суток марш-броском дойдут до сальвадорской столицы, не сомневался никто. В штабе Ejército de Centroamérica генерала Менендеса уже величали Señor Presidente, в Сан-Сальвадоре били на улицах  «анти-унионистов», чемоданы д-ра Сальдивара ждали владельца на борту мексиканского брига "Vicente Herrera", оставалось только отдать приказ, - и приказ был отдан.

Рано-рано утром 2 апреля, рассвет еще только занимался, «центральноамериканцы» пошли на штурм, замкнув кольцо вокруг Чалчуапы и за три часа взяв под контроль две трети городка, - а примерно в 9.00 или чуточку позже где-то в трансцедентуме, куда позитивисты не заглядывают, ибо антинаучно, игривая сеньора Судьба открыла карты, и рациональный сеньор Прогресс, кряхтя, полез под стол кукарекать...

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.

В буднях великих строек

Вопрос: хорошим ли президентом оказался дон Сантос? Ответ: да, без оговорок, и не на словах, - ведь конституция, даже самая замечательная, это только слова, - а на деле. Не особо преувеличу, сказав, что всего за два-три года Никарагуа, ранее, в сущности, постколониальные задворки когда-то великой империи, воспринимавшаяся иностранцами, как место для кормления, рванула в галоп, сказочно быстро почти сравнявшись с европейскими государствами четвертого, а то и третьего эшелона, значительно ниже Португалии, но повыше Сербии, где-то на уровне Болгарии.


Появилось многое, о чем ранее только мечтали. Железные дороги с тонннелями и нормальные порты, сеть начальных школ для «простых» и общественные здания на месте развалюх, озерный флот и вузы, включая Военную академию и Политех. Общественная атмосфера утратила признаки средневековья, у работяг появились некоторые права, очень умеренные, но все же, «чистая публика» обрела Национальный театр и Национальный музей, а особо продвинутые говоруны получили возможность реализовать себя в СМИ.

В этом смысле, Селайя, можно сказать, выдержал все экзамены, - даже самые придирчивые ревнители прав человека искренне ему аплодировали, - однако когда впереди замаячили выборы, на которых он не имел права выдвигать свою кандидатуру (через раз – пожалуйста, но подряд ни-ни) начались сложности.

Ровно на середине первой каденции, в сентябре 1896, президент опять созвал Учредительное собрание, и оно абсолютно безропотно приняло предложенные главой государства поправки в «Либеральнейшую», отменив выборы и назначив «великого лидера, железного полководца, гениального реформатора» президентом на следующее четырехлетие после окончания законного срока, то есть до 1 февраля 1902 года.

Особых объяснений в защиту такой новеллы глава государства даже не предлагал, на прямой вопрос прямо ответив, что имеет план реформ, который не сможет выполнить никто, кроме него, и плюс к тому, не видит никого, достойнее себя, а «властолюбие некоторых политиков, мечтающих о высшей должности, к которой по степени своих дарований не пригодны, вызывает только презрение».

Такая откровенность не могла не вызвать реакцию, - и отреагировали не традиционные враги-консерваторы (они или сидели в эмиграции или ушли в глубокую тину), а вусмерть обиженные либералы, в том числе, еще вчера самые близкие. Примерно треть парламентариев уехала из Манагуа в Леон, объявила Селайю «низложенным за узурпацию» и назначила главой государства вице-президента Хуана Франсиско Баку, - того самого, которого дон Сантос всего два года назад возвысил, как надежнейшего, заменив им казавшегося слишком амбициозным генерала Ортиса.

Далее, как водится, началась гражданская война, шедшая с переменным успехом, и трудно сказать, чем бы все кончилось, не помоги дону Сантосу братский Гондурас, - но президент Гондураса, возвращая должок за помощь в 1894-м войска прислал, и после двух месяцев бестолкового кровопролития стало ясно, что Селайю не сдвинуть, а режим его, ранее достаточно добродушный, стал гораздо суровее.

Впрочем, как бы то ни было, разгром мятежной оппозиции всегда и везде убедительный аргумент, и 10 ноября 1901, ровно в положенный срок, прошли очередные президентские выборы с единственным кандидатом, который, естественно, победил, 1 февраля следующего года начав свою третью каденцию, и работая, следует признать, по-прежнему эффективно.

Тем не менее, хотя показатели росли и успехи в экономике никто не оспаривал, «конфетно-букетный» период завершился полностью и бесповоротно. Признавая все достоинства Селайи, как более чем эффективного менеджера, даже либералы, включая ранее активно его поддерживавшие, теперь считали былого кумира «предателем демократии» и «самодуром», но что еще важнее, «человеком без чести», - в том смысле, что бывший герой, заботясь от стране, себя (какой ужас!) тоже не забывал.

На самом деле, нельзя сказать, что Селайя воровал (он любил входить в долю, но не более того), однако нельзя сказать и что обвинения вовсе уж не имел под собой оснований. Придя по мере зажима гаек к известному выводу «Умные нам не надобны, надобны верные», дон Сантос, ранее выдвигавший людей способных и лояльных, а теперь подбирая кадры, руководствовался не талантами кандидатов, но личными симпатиями, и далеко не всегда отличал реально преданных сотрудников от подхалимов. А это, в свою очередь, столкнуло лавину коррупции: пользуясь доверием президента, его окружение президента (не все, конечно, но многие) все более нагло крутило «левак» с иностранцами, продавая им концессии, беря откаты, пиля кредиты и запуская лапки в бюджет.

Естественно, оживилась и консервативная оппозиция. Эмигрантские штабы, контролируемые сеньором Эмилиано Чаморро, фанатичным врагом «усатого мерзавца» (иначе он Селайю не называл) развернули активную работу по созданию в Гватемале будущей «освободительной армии», а в Никарагуа – подпольной сети, ориентированной на теракты и диверсии.

Ответом стало усиление тайной полиции, профилактические аресты, высылки, сроки, - а когда 16 апреля 1902 года в Манагуа взрывом порохового склада (причины по сей день неизвестны) была разрушена казарма и погибли 200 военных, официально действующую Консервативную партию, не запрещая, раздавили в пыль, вплоть до того, что 17 января 1903 расстреляли сидевших в тюрьме за вредные разговорчики генерала и полковника (имена не называю, дабы не усложнять), к трагедии явно непричастных, - и несмотря на то, что в стране уже пять лет не существовало смертной казни. О высланных, изгнанных и арестованных не стоит и говорить, их число выросло кратно.

В общем, режим управляемого либерализма сложился, оставалось только вчеканить его гранит, на века, и (забежим вперед, в данном случае, это допустимо) 30 марта 1905 созванное президентом Учредительное собрание отменив «Либеральнейшую», приняло новую конституцию, вошедшую в историю как «Autocrática», то есть, «Самодержавная».

Разумеется, полный набор гражданских прав и свобод остался в неприкосновенности, но восстанавливалась смертная казнь (правда, только за военные преступления), а главные реформы меняли формат власти. Пост вице-президента упразднялся, и отныне заместителей и преемников назначал (и мог в любой момент поменять) сам глава государства, избираемый уже не на 4 года, но на 6 лет (как и, - нужно же было кинуть кость, - депутаты). И что самое важное: в «Самодержавной» уже не было статьи, запрещавшей президенту переизбрание на второй срок. Этот вопрос там вообще не затрагивался, таким образом, теперь дон Сантос мог переизбираться до самыя смерти.

Конечно, «всеобщим, прямым и тайным», - в отличие от Гватемалы, где за больного на голову Эстраду Кабреру голосовали 10 миллионов из 300 тысяч граждан, в Никарагуа голоса считали честно, - но при этом 12 ноября 1905 в бюллетенях значились три кандидата: “Señor Z. S. Jose”, “Señor Z. J. Santos” и “Señor J. S. Zelaya”, так что пеоны, «коренные» и прочая «чернь», ни о каких «Хосе» и «Сантосе» понятия не имевшая, голосовали за известного им Селайю, а публика почище или голосовала, тонко посмеиваясь, или не ходила на участки, что позволялось, ибо «не ходить» тоже право гражданина.




Малой силой, могучим ударом

В общем, режим «управляемого либерализма» состоялся, и даже неплохо функционировал. По сравнению с соседями даже очень неплохо. Но кроме внутренней политики, есть еще и внешняя. Гордясь имиджем «второго Барриоса», более того, считая себя очередным «носителем знамени Морасана», Селайя грезил возрождением Patria Mayor («Большой Родины»), полагая, что Никарагуа сумеет сделать то, что не потянула Гватемала. Уже к 1901-му его армия, тренируемая германскими и чилийскими (то есть, по сути, тоже германскими) офицерами, насчитывала около 6 тысяч солдат (без резерва), отлично экипированных и вооруженных самым лучшим оружием. На этом не экономили, однако предпочитали все же уговаривать.

Первый крючок дон Сантос забросил еще в 1895-м, когда на встрече в гондурасском порту Амапала сумел убедить коллег из Сальвадора и Гондураса, что держаться друг друга лучше, чем трястись врозь, и 27 августа 1898 года съезд представителей трех стран объявил старт процесса объединения, - вот только дальше этого не пошло.

Сперва гватемальский диктатор Мануэль Эстрада Кабрера, злобный психопат с манией величия, стелившийся под Вашингтон ковриком и неприкрыто завидовавший Селайе (он вообще всем завидовал), заявил, что Гватемала отказывается от любого участия, а спустя два месяца, 13 ноября случился переворот в Сальвадоре, и новый президент, генерал Томас Регаладо, кабальеро, в общем, симпатичный и согласный с Селайей во всем, кроме того, что главным должен быть дон Сантос, а не он, вообще разорвал договоренности, пояснив, что дружить готов, а объединяться – ни-ни.

Тем не менее, Селайя от мечты не отказался. В 1901-м он послал войска в Панаму, на помощь тамошним либералам (безуспешно), а в 1906-м вмешался в дела далекого Эквадора, где удача, наоборот, улыбнулась, - но, впрочем, это уже мелкий факт, дона Сантоса, несомненно, порадовавший, однако для нашего повествования категорически несущественный. Существенно другое. Убедившись в том, что амбиции коллег не переломить, дон Сантос пошел другим путем. В 1901-м он сумел собрать в городе Коринто лидеров Сальвадора, Гондураса и (в качестве наблюдателя) Коста-Рики, сразу заявив, что о политическом союзе говорить пока что рано, и заложил фундамент определенного взаимопонимания.

В январе 1902 в том же Коринто он добился соглашения о «коллегиальном арбитраже» (то есть, решении проблем Центральной Америки самими центральноамериканцами), а в августе 1902 состоялось и подписание «Коринто-2», согласно которому «страны, объединенные верностью либеральной идее» обязались оказывать другу другу вооруженную помощь в случае любых попыток насильственного свержения власти в той или иной стране.

Все тогдашние эксперты расценили документ, как крупный успех Селайи, поскольку гарантом стабильности либерализма в регионе становилась, - как самая сильная, - Никарагуа, и сама жизнь показывала, что объединение для стран Перешейка становится жизненной необходимостью. Тем паче, после событий в Панаме, где в 1903-м семь местных сотрудников американских фирм и четыре американских офицера устроили переворот, объявив (под защитой калибров американского флота) независимость «под канал» в этом уже не сомневался никто. И вдвойне тем паче, что спустя несколько месяцев обитавший тогда в Белом Доме президент Теодор «Тэдди» Рузвельт огласил «дополнение» к доктрине Монро.

Отныне, заявил он, США берут на себя обязательство «защищать» страны Западного полушария, если там случится дефолт. Ибо право кредиторов выбивать долги из должника священно, но недопустимо, чтобы в американские дела вмешивались неамериканские государства, а потому Штаты будут такие долги брать на себя, но взамен брать «спасенных» должников под полный политический контроль, - разумеется, исключительно «в целях обеспечения внутренней стабильности и разумной финансовой политики», и согласие «спасаемого» в рамках данной инициативы не требовалось.

Что это означает, пояснять нужды не было, - особенно гондурасцам, стабильно сидевшим в долгах, как в шелках, - и на такой почве главной стратегической задачей становился как можно более тесный союз. Но стратегия стратегией, а прозу жизнь никто не отменял, и вскоре еле-еле наметившемуся взаимопониманию пришлось пройти жестокий экзамен на прочность: Гондурас, именно Гондурас, заинтересованный в упрочении связей более других, ранее надежный партнер, даже союзник, внезапно стал, скажем так, куда менее дружествен, - хотя, если уж совсем начистоту, вина за разрыв лежала на президенте Никарагуа.

Если коротко, за пару лет до того, Манагуа и Тегусигальпа, устав от долгого спора о принадлежности северной Москитии, доверили роль третейского судьи Альфонсо XIII, королю Испании, но когда тот, дотошно разобравшись в теме, присудил спорные земли Гондурасу, Селайя вопреки им же данному слову не подчинился решению арбитра, а в ответ на вполне законный протест Тегусигальпы начал снабжать оружием гондурасских эмигрантов, обещавших ему, в случае победы, отдать Никарагуа все, на что претендовал ее президент, а те, решив, что теперь дело в шляпе, накануне Рождества начали очередной «экспорт революции».

Увы, гладко оказалось только на бумаге. Армия Гондураса (прим. 3 тысячи штыков) не прогнулась, перешла в контратаку, и сосед-президент Мануэль Бонилья (тот самый, если помните, который позже обращался за помощью в ЧВК «Добрые самаритяне») потребовал у Селайи разрешения добить мятежников на территории Никарагуа, обещая, что никаких нежелательных эксцессов с мирным населением не будет.

Естественно, дон Сантос наотрез отказал, ограничившись сугубо формальным запретом эмигрантам шалить на границе, и тогда, не видя иного выхода, президент Гондураса дал своим войскам приказ «действовать по усмотрению», пригласив к «совместной борьбе с тираном» эмигрантов-консерваторов из Никарагуа. Камешек стронулся. 8 февраля 1907 гондурасцы атаковали никарагуанский пост в городке Лос-Кальпунес, легко разбили растерянных, пытавшихся объяснить неведомо откуда взявшимся супостатам, что они ошиблись, а затем, заняв городишко, ограбили его, в завершение расстреляв двух пленных никарагуанцев, оказавших сопротивление.

В такой, - вполне, кстати, устраивавшей его, - ситуации, Селайя мудро не стал поспешать, а потребовал задействовать «договор Коринто» и, разумеется, выплатить компенсацию за нанесенный ущерб. Немедленно предложившему посреднические услуги Госдепу США из Манагуа ответили, что «всегда рады помощи великого друга», - но компенсация прежде всего, а сеньор Бонилья, в казне которого и мышь не шуршала, платить отказывался.

Стараясь сохранить контроль над ситуацией, американцы попытались подключить Мексику, зная, что Селайя глубоко уважает президента Диаса, патриарха региональной политики, но дон Порфирио подтвердил, что переговорам на основе «Пакта Коринто» альтернативы нет, - но это означало бы дипломатический успех Никарагуа и выключение из сюжета США, в связи с чем госсекретарь Рут негласно посоветовал президенту Гондураса «продолжать сопротивление агрессии», пообещав в беде не оставить, - и сдержали слово, убедив (тоже негласно) президента Сальвадора помочь соседу.

Такая позиция Штатов вдохновила сеньора Бонилью, гондурасцы вновь атаковали приграничные поселки Никарагуа, но на сей раз отступили с немалыми потерями, - командующим гондурасской армией был назначен генерал Эмилиано Чаморро, лидер никарагуанских эмигрантов и кровный враг дона Сантоса, - а сальвадорские войска уже выдвигались. Соотношение сил становилось не в пользу Никарагуа, - президент Диас из Мехико советовал дону Сантосу, которому симпатизировал, пойти на компромисс, - однако Селайя, уважительно поблагодарив, заверил старшего друга, что все под контрлем.

И действительно, 18 февраля никарагуанская армия тремя колоннами перешла в контрнаступление. Неожиданно быстро, - никто такого не ожидал, - пал укрепрайон Сан-Маркос-де-Клон, который называли «гондурасским Порт-Артуром», никарагуанские ВМС захватили порты Трухильо и Пуэро-Кортес, лишив Гондурас снабжения извне, в бою при Лизапе гондурасская армия, понеся значительные потери, отступила, и наконец, 17 марта на высотах Намасигуэ началось генеральное сражение, завершившееся 23 марта полной, ослепительной и оглушительной победой никарагуанцев над объединенными силами союзников.

«Бесспорно, превосходство в вооружении сыграло немалую роль, - писал по горячим следам майор Микеле Раймонди, итальянский офицер, по долгу службы бывший в Никарагуа и попросившийся на войну. – Президент Селайя снабдил армию всем, что только может пожелать солдат. Орудия Круппа, горные орудия, орудия «Шкода», винтовки «Ремингтон» и «Маузер», пулеметы Гочкиса и даже Максима сделали свое дело. Сыграла роль и великолепная отвага никарагуанцев, но и противники их проявили изумительное мужество – эти худые низкорослые люди,

не глядя на огонь, атаковали пулеметы, имея в руках только мачете (…) Я бы сказал, важнейшей причиной такого триумфа стала колоссальная разница в выучке, словно бы настоящая европейская армия сражалась с толпой плохо обученных аборигенов. Вернувшись в Манагуа я поздравил своего приятеля, капитана Бергтольда с истинно прусской выучкой его мамелюков. “О нет, - ответил он, - до прусской выучки им пока далеко, но с баварцами сравню смело”, а затем лукаво добавил: “Против французов я бы с ними, пожалуй, вышел”».

Действительно, с учетом соотношения сил (2000 гондурасцев, 4000 сальвадорцев против 1500 никарагуанцев) и потерь (230, 979 и 85 «двухсотых» соответственно), победа получилась громкая, - а если учесть, что население Никарагуа в то время составляла ок. полумиллиона душ против 1,4 миллиона гондурасцев, так и тем более, - и никто не удивился, когда сразу после сражения, отдохнув менее суток, никарагуанские войска двинулся на север, 27 марта без боя заняв Тегусигальпу, откуда за несколько часов до их появления бежал на остров Амапала, надеясь, что американцы спасут, совершенно деморализованный президент Бонилья.



Размышления у парадного подъезда

И американцы спасли. Насколько можно судить, успех армии дона Сантоса при Намасигуэ ошарашил их не менее, чем всех остальных, а вслед за изумлением пришла обеспокоенность. Появление в Центральной (да и не только Центральной) Америке «центра силы», - пусть даже очень, очень регионального, - вообще не входило в их планы, а к тому же еще на тот момент в Белом Доме обитал «Тэдди», дядька без выкрутасов, убежденный в том, что все и всегда решает только оружие, и вот его-то явленная воочию мощь никарагуанского оружия более чем впечатлила.

Реакция «нейтральной стороны» последовала мгновенно. US marins высадились в гондурасском Пуэрто-Котрес, единственном порту, куда еще не дошли победители, объяснив, что обязаны обеспечить безопасность торговли бананами, и предоставили беглому Бонилье убежище на одном из крейсеров, забрав его с острова, после чего сделали официальное заявление: мы за мир, то есть, против войны, потому что война это ужасно, и мы намерены быть посредниками в переговорах, а если мистер Селайя против нашего посредничества, то рекомендуем ему передумать.

Далее американский посланник в Тегусигальпе встретился с временным президентом по версии Никарагуа, уже вступившим в должность, и другими лидерами либералов-«селайистов» (министрами «переходного» правительства), предельно откровенно дав им понять, что «в пребывании их фракции у власти правительство США не заинтересовано, и если они сочтут нужным не прислушаться, никто не может гарантировать им жизнь, потому что в стране очень много офицеров – сторонников Бонильи».

Несмотря на крайне учтивые формулировки, прислушаться сочли возможным все, и когда руководящие посты вновь стали вакантными, Госдеп, как «общепризнанный посредник», вынес вердикт: сеньор Бонилья, как утративший доверие, к власти не вернется (он выразил желание какое-то время пожить в самой демократической стране мира), а временным президентом станет (и соответственно, «переходное правительство» сформирует) генерал Мигель Давила, бывший вице-президент, который к авантюрам бывшего шефа отношения не имеет, поскольку за месяц до войны убыл с визитом в США, и вот теперь (как удачно!) вернулся на одном из судов US Navy.

Возражать не приходилось. Во-первых, американское предложение было не из тех, от которых можно отказаться, а во-вторых, генерал Давила слыл либералом, так что Селайе как-то не с руки было заявлять, что-де кандидатура не подходит. В противном случае, получалось бы так, что он воевал не за идею, а ради подчинения Гондураса, а это сильно испортило бы ему репутацию и, глядишь, оттолкнуло бы многих сторонников на Перешейке.

Если верить мемуаристам, в этот момент дон Сантос был в бешенстве, которое обычно умел скрывать, а на сей раз скрыть не мог, - и лично я не возьмусь осуждать человека, у которого так нагло украли военную победу, превратив ее в политическую ничью, тем более, что Штаты на полпути не остановились, и очень скоро ничья превратилась в поражение. Хотя, спору нет, оформлено все было очень красиво.

Вскоре после окончания войны и ухода никарагуанских войск из Тегусигальпы, - а также из Сальвадора, который решли было разъяснить по ходу, но те же Штаты не велеи, - госсекретарь м-р Рей сделал странам Перешейка предложение: встретиться в Вашингтоне и обсудить все конфликтные вопросы во имя спокойного и мирного сотрудничества в будущем. При этом, дабы не создавалось впечатления, что los gringos кому-то что-то навязывают, мероприятие предлагалось провести под «двойной эгидой» США и Мексики, то есть, президента Порфирио Диаса, которого уважали решительно все.

Для Селайи данная идея была явной ловушкой: согласно «Пакту Коринто» все вопросы подобного рода могли решаться только в узком «центральноамериканском» кругу, без внешних посредников, а тем паче, гарантов, а согласие участвовать во встрече фактически аннулировало все достижения Никарагуа во внешнеполитической сфере, превращая ее из кандидата в региональные гегемоны в «одну из многих». Тем не менее, отказаться, как и в случае с «правительством Давилы», возможности не существовало: поскольку все остальные согласились, получилось бы так, что только президент Селайя – враг мира на Перешейке.

Короче, пришлось. И конференция прошла, как по маслу, к полному удовлетворению м-ра Рея, - хотя, строго говоря, «конференцией» сие мероприятие назвать сложно, ибо confercio означает собрание в одном месте лиц, групп лиц или организаций для обсуждения спорных тем и выработки компромиссных решений, - а в Вашингтоне съехавшимся лидерам стран Перешейка просто предложили ознакомиться с проектами, подготовленными Госдепом, одобрить их и подписать без обсуждений.

Конечно, сформулировали всё очень красиво: мир - основа процветания, война хуже чем мир, в любых спорах – только арбитраж, взаимная выдача преступников etc., но всем было ясно, что речь шла про, как писали американские СМИ, «ошейнике для Селайи», которого либералы всего перешейка рассматривали как своего естественного лидера, и точку в этом вопросе ставило заявление США о том, что ими не будет признано ни одно правительство, «пришедшее к власти иначе как путем законных выборов, тем более, с иностранной поддержкой».

То есть, старый добрый «экспорт революции» из одной комнаты коммуналки в другую оказывался вне закона. А дополнительно закрывало вопрос положение о «полном и вечном» нейтралитете Гондураса, выступавшего, в основном, союзником Селайи, который, к тому же, не мог воздействовать силой на кого угодно, не проходя через гондурасскую территорию. И это уже, помимо того, что зачеркивало какую угодно возможность Федерации в любой форме, прямо угрожало Селайе, поскольку поскольку консервативная эмиграция, пустив корни в соседних странах, строила планы вторжения.

Теоретически, конечно, запрет на «экспорт революции» защищал интересы и дона Сантоса, но только теоретически, поскольку в одной из статей договора указывалось, что определять, имеет место «экспорт» или «право народа на восстание» может только «один из коспонсоров, без согласования со вторым». Иначе говоря, Штаты получили дополнительный рычаг воздействия на Центральную Америку, а поскольку всех, кроме Никарагуа, уже выдрессировали до блеска, выводы напрашивались.

Думаю, именно в это время Хосе Сантос Селайя, де-факто пожизненный президент, баловень Фортуны, находившийся на пике экономических и политических успехов, впервые всерьез задумался о том, что Соединенные Штаты, которые он безмерно чтил, на которые равнялся, полагая эталоном, вовсе не так, как ему вся жизнь казалось, заинтересованы в надежном младшем компаньоне, способном взять на себя решение региональных проблем, а предпочитают бессловесных холуев, своих интересов (кроме личных) не имеющих, - и в его дружески-почтительной переписке с президентом Мексики появились новые нотки.

Он явно хотел совсем снять розовые очки, и дон Порфирио (еще раз: великий исторический деятель, автор чеканной формулы «Бедная Мексика! Так далеко от Бога, и так близко к США!», позже на много лет незаслуженно оболганный, а потом все же по заслугам возвеличенный) помогал, аккуратно разъясняя младшему другу то, что давно понял сам.

Estados Unidos, - писал сеньор Диас, - кровопийца, с которым дружить нельзя в принципе, а рассчитывать на сотрудничество, если ты слаб и не можешь сопротивляться, пагубно. Их Бог – нажива, их религия – ханжество, им незнакомо чувство чести, чувство жалости, чувство сострадания (это практически точная цитата). Но этим стремлением к наживе и презрением к слабостям души человеческой они сильны, и они будут еще сильнее, и сила их надолго. Борьба с ними заранее обречена. Однако и отдавать себя им на съедение не следует.

Уже три десятка лет имея с ними дело, - завершал патриарх, - я понял: от них можно только ускользать, уступая, чтобы сохранить наше наследие внукам, которые будут умнее и сильнее нас. А чтобы ускользать, нельзя даже на минуту забывать, что за каждый доллар, взятый у них, они взыщут землей и кровью. Вот почему я не стремлюсь к ссорам с ними, но стараюсь противопоставлять их злой силе другую силу.

Вот так объяснял старший друг свое видение ситуации младшему другу, которого искренне считал «единственным свободным от американского влияния президентом Центральной Америки», - более того, единственной альтернативой Гватемале, которую ненавидел почти так, как Штаты, - и объяснения падали на хорошо удобренную почву.

Просто силою вещей. Потому что тогда, в начале ХХ века, США уже не могли, да и не хотели стесняться. Чувствуя свою силу, они перли напролом, - разгром Испании, захват Пуэрто-Рико, издевательское по сути «освобождение» Кубы, - и можете сколько угодно атаковать меня за ссылку на ныне не модного классика, но и дон Порфирио, человек «предыдущего поколения», и дон Сантос, продукт своего времени от макушки до пят, сходились в том, что демократия по-американски «оказалась на деле формой самого бешеного империализма, самого бесстыдного угнетения и удушения слабых и малых народов». В других терминах, конечно, и тем не менее.

В практическом же плане дон Сантос очень хорошо сознавал, что Никарагуа не великая держава и никогда ею не будет, но, латиноамериканский (и конечно, никарагуанский) националист до мозга костей, готов был сделать все, чтобы его страна не превратилась в «Чего изволите?» или, вообще не приведи Бог, в еду для хищника. Он, каков бы ни был, со всеми недостатками, по определению не мог действовать так, как тот же Эстрада Кабрера, в первый же день пребывания у власти подаривший посланнику США карту Гватемалы, сообщив: «Вот, это теперь ваше, делайте, что хотите».

Селайя искал варианты, и размышляя, приходил к единственному возможному выводу: если хищник положил на тебя глаз, противопоставить ему можно только другого хищника, - дав тебе время модернизировать страну, по максимуму сохраняя суверенитет. Как сеньор Диас. А это означало, что американский бизнес пора отучать от вседозволенности, не просто «уравновешивая» европейским, - это и так понемногу делали, - но аккуратно оттесняя. С помощью, definitely, Англии. Альтернативы в тот период не было, а приманка для сэров, наоборот, была, и да, разумеется, я о Канале.

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

The NYPD has arrested a man on hate crime charges for allegedly attacking a woman in Times Square.

The attack took place on Sunday at about 10 a.m.  A 59-year-old woman was pulling a wheeled shopping cart near 7th Ave. and W. 42nd St. when a man approached from behind, raised his arm over his head, and swung it down, slashing the woman in the right hand with a boxcutter, a security video showed.

The New York City Police Department identified the man as Anthony Evans, 30, of Manhattan. He ran away on E. 42nd Street but was arrested on Tuesday, the NYPD said.  He faces weapons and hate crime assault charges.

EMS took the woman to Bellevue Hospital in stable condition.

Отсюда

Арестован негр, который порезал ножом женщину. Интрига в том, что ему вменяется hate crime, то есть преступление на фоне расовой ненависти. Кто там говорил, что "ниггас никто за нападения по расовым причинам не осудит"? И это второй случай ареста отвязных негров за последние несколько дней. Сперва подростков, теперь полубомжару.

Оригинал и комментарии

Попытаюсь объяснить, почему я не считаю напрасным риски тех российских политиков, которые остались во время войны с Украиной в России и продолжали/продолжают говорить то, что они думают без оглядки на цензуру и грозящий им арест. Как это сделали уже арестованные Владимир Кара-Мурза и Илья Яшин, и не они одни. И не согласен с уважаемым (не по службе, а по душе) Гасаном Гусейновым, который сомневался в тексте «Ошибка Гозмана», нужна ли еще «одна сломанная жизнь ради доказательства бесчеловечности текущего российского государства? По-моему, нет, не нужна».

Нужна. Если кратко, то рано или поздно путинский режим рухнет, и будет небезразлично, чьи имена написаны на обломках самовластья. Потому что у этих людей будут дополнительные прерогативы для влияния на эту жизнь после смерти, и это важно. Важно, потому что, как и во время перестройки, тянуть на себя одеяло будут те многочисленные конформисты, которые станут демонстрировать всем желающим свои воображаемые стигматы, тем самым обосновывая свое право на власть. И, как вышло в конце 1980-1990-х, это лучше всего получалось у быстро перестроившейся номенклатуры второго плана (якобы не столь замаранной) и советских шестидесятников, вставших в позу наследников и хранителей свободы, хотя были на самом деле ловкими и не лишенными способностей приспособленцами.

В то время как бОльшая часть нонконформистов оказалась задвинута на третью полку в духоту и пыль полузабвения. И в любом случае их критической массы не хватило на склонение весов истории в сторону бОльшей отчетливости и непримиримости к советскому и постсоветскому соглашательству.

Поэтому тем из сегодняшних политиков, которые выбрали реальность тюрьмы отъезду в эмиграцию, возможно, удастся бросить на эту всегда существующую чашу весов свои невесомые гирьки судьбы и сыграть позитивную роль.

Совсем в другую эпоху, размышляя над смыслом, казалось бы, столь же бесполезной деятельности советских диссидентов, которые шли в лагеря за попытку отстоять собственное (или групповое) достоинство, я предположил, что таким образом они приобретали статус свидетелей. Свидетелей преступлений того режима, против которого они осмеливались выступать, и, если бы не они, перестройка, возможно, еще быстрее бы скурвилась и превратилась в новую инкарнацию совка.

То есть, продолжая возражать Гасану Гусейнову, тюремные сроки, которые по всей вероятности получат Кара-Мурза и Яшин (и другие, менее заметные, но не менее храбрые люди), это не человеческое жертвоприношение, естественно, обладающее статусом эстафеты для других молодых людей, «которые якобы должны принести и свои жизни на алтарь отечества». Гусейнов сомневается в осмысленности такого поведения и предлагает «слезть с котурнов» и увидеть, что нынешнее общество не достойно этих и других жертв. И это, на самом деле, хороший вопрос, как говорят публичные персоны, желая похвалить бойкого интервьюера и взять себе дополнительное время на раздумье. Потому что в версии Гусейнова, нынешняя Россия – я, конечно, экстраполирую, этого нет в тексте, только наметки – это что-то внешнее по отношению к нам и не заслуживающее жертвы, тупое и бессмысленное в своей необузданной жестокости. И да, со многими – повторю, предполагаемыми – характеристиками путинского государства и путинского общества, вполне проявившего свою сущность в той избыточной жестокости, легко переходящей в садизм, что демонстрируют российские солдаты на украинском фронте и оккупированных ими территориях, трудно не согласиться.

Со многим можно, кроме одного, что это государство и общество – внешнее по отношению к нам. Типа, мы-то сеяли доброе, разумное, вечное, но у нас ничего не получилось, русская натура взяла свое и быстро, за несколько лет, пустила российский поезд, слепо искавший в перестроечном тумане неверный путь свободы, на знакомые рельсы самодержавия, всегда кончающегося фейерверком великодержавного упоения. Казалось бы, это дистанцирование от путинского общества выглядит естественным, ведь то, что получилось, явно противоречит нашим – понимается, что светлым и либеральным – устремлениям, и значит, это получилось вне или против нашей воли.

Но я с удивлением, которое только увеличивается по мере погружения в тот вечный тупик, которым всегда оборачиваются реформы на Руси, не могу понять, что позволяет той среде, которой я вроде как принадлежу, среде российских интеллектуалов (ранее именуемых интеллигенцией), не видеть в происходящем и свою весомую часть вины?

Читать далее http://mberg.net/provetrivaya_budushee_v_chumnom_barake/

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.




Добро пожаловать в Рай!

Далее все пошло быстро, по планам, первые наброски которых делались еще в парижских кафешках, а шлифовались год за годом. Практически сразу после смены власти самые убежденные противники перемен, в основном, «гранадцы», близкие к «фамилии» Чаморро, от греха подальше бежали за кордон, а 15 сентября 1893 спешно созванное Учредительное собрание назначило Хосе Сантоса Селайю временным президентом до принятия новой конституции, и генерала Ортиса, вождя леонских либералов, временным «вице», определив, что когда новый Основной закон примут, они (а кто ж еще?) автоматически станут конституционными президентом и «вице» на четыре года без проведения всеобщих выборов.

Первый шаг сделали, впереди лежала дорога в тысячу ли, которую собирались пройти, как сказали бы товарищи из Пхеньяна, темпами Чхоллима, - и уже 10 декабря, после двух месяцев обсуждения, вошла в силуновая конституция, вошедшая в историю страны (да и всей Центральной Америки) как “La Libérrima” («Либеральнейшая»). Далее по логике следовало бы подробно рассказать, что это за документ и в чем его прогрессивность, но давайте не уходить в нудное, никому не интересное перечисление статей и подпунктов. Просто зафиксируем: таки да, либеральнее некуда, хоть на выставку эталонных демократий. По всем статьям.

Выборы стали всеобщими, прямыми и тайным, без всяких цензов. Смертную казнь отменили. Полный набор «базовых общечеловеческих ценностей» вписали. Роль церкви окончательно свели к нулю, имущество отняли. Одной из важнейших целей провозгласили просвещение народа, и не обманули. Даже местное самоуправление сделали чем-то большим, чем фикция, - и более того, объявили Никарагуа «частью временно разделенной Республики Центральной Америки», с очевидной заявкой на то, что дело Хусто Руфино Барриоса (для Селайи, напомню, эталона и примера) будет продолжено.

При этом, однако, как и в Гватемале эпохи дона Хусто, при общем равенстве кто-то был равен больше, кто-то меньше, а кто-то вообще не шел в счет. Истый либерал, дон Сантос полагал аксиомой, что местная «биомасса» едва ли (а «коренная» и без «едва ли») по природе косна, ленива и социально неэффективна, а стало быть, во имя светлого будущего ее следует заставить стать социально эффективной, применив «действенные меры» для скорейшего превращения Никарагуа в (заветная мечта Селайи) ведущего экспортера кофе в мире, а еще лучше, в монополиста.

Согласитесь, вопросы такого уровня в «говорильне» (то есть, в парламенте) быстро не решаются, а время ждать не собиралось. Поэтому еще до принятия «Ла Либерримы» дон Сантос запросил себе дополнительные полномочия, и 19 октября Учредительное собрание приняла Decreto Constituyente, relativo al Mantenimiento del Orden Público (если кому-то не очень понятно, «Декрет о поддержании общественного правопорядка»), облекавшего президента полномочиями, свойственными, скорее, абсолютной монархии, причем время, когда срок действия истечет и «Либеральнейшая» вступит в силу», должен был определить сам глава государства.

Далее, - не потоком, конечно, но с размеренностью метронома, - пошли декреты за подписью, на корню рубившие устои. Права «общин» отменили (это консерваторы никак не могли решиться, а либералы – легко), землю у «коренных» отобрали, ввели законы о трудовых книжках и наказании за бродяжничество (фактически прикрепив пеонов к земле), и разумеется, создали специальную «сельскую полицию», следившую за «трудом и благонравием» рабочих, - дабы не доставляли плантаторам хлопот.

Эти нюансы, впрочем, никого, кроме «коренных» и прочей «черни» не волновали, да и этих не волновали, поскольку их про «либеральнейшую» в известность не поставили. А для всех «друзей Прогресса», конечно, получилась всем конституциям конституция, - хоть сейчас в Европу, - разве что на время заморожена, но, сами понимаете, это другое, тем паче, что либеральных юристов, готовых все обосновать, хватало…

Внешний мир, правда, слегка удивился, но и для внешнего мира аргументы имелись: когда конце 1893 послы США, Англии, Франции и Германии явились с вопросом: в связи с чем введено осадное положение и зачем идут массовые аресты оппозиции? – президент объяснил на пальцах: а как иначе? только что закончилась гражданская война, реакция ушла в подполье, около 3.5 тысяч стволов в розыске, а пять человек, которых «закрыли» без ордера, во-первых, все-таки не «массы», а во-вторых, готовили мятеж, - и вот вам документы. После чего послы откланялись, согласившись, что это внутреннее дело…

А вот что взволновало послов всерьез, так это принципиально новые, ни в одной из центральноамериканских конституций ранее не появлявшиеся статьи, уточняющие статус иностранцев, включая и деловых людей, доселе по умолчанию считавшихся полубогами, имеющими все права, но никаких обязанностей.

Нет-нет, Селайя ни в коем случае не собирался кого-то ущемлять, наоборот, иностранцев он уважал, людей с опытом и капиталом зазывал, прельщая льготами, инвестициям радовался, - но при этом считал, что пользу и выгоду должна получать прежде всего Никарагуа. Поэтому предоставляя иностранца право приобретать любую собственность, новый Основной закон обязывал их платить такие же налог, как граждане Никарагуа, с оговоркой, что в случае хозяйственных конфликтов они должны решать вопросы в местных судах, без права апелляции к «своим» правительствам. А если все-таки обратятся, и если спор не будет урегулирован «дружески», то они могут потерять право на пребывание и ведение дел в стране.

Учитывая степень ушибленности элит Никарагуа «уокерщиной», все это было более чем естественно, - но иностранцы, привыкшие к вседозволенности, «обеспокоились», о чем в конце 1893 и уведомил Селайю консул США, однако дон Сантос ответил в том духе, что данная мера «всего лишь условность, ибо нет сомнений в том, что зарубежные бизнесмены, которым мы всегда рады, люди порядочные и нарушать законы не станут».

Такой тезис консулу крыть было нечем, и на том вопрос на время закрыли.Однако именно «на время». Гигантские планы Селайи требовали очень много денег, - отсюда и ставка на кофе (а позже и на бананы), - и кофе, как посчитали экономисты из штаба дона Сантоса, могло дать необходимые средства. Разумеется, с опорой на крупные плантации (всего 57, и все принадлежали близким к президенту либералам, - как награда за поддержку и лояльность).

Но «могло» не означало «обязательно». Не был учтен такой фактор, как возникновение системы «кофе и молоко» в Бразилии (о чем подробно в «бразильском» томе), после чего гигантская страна на юге резко вырвалась вперед, а у «малышей» доходы сильно сократились, а кроме того, упустили из виду тот факт, что бывшие фермеры, превратившись в батраков, не будут иметь возможности прокормить себя и семьи в сезон, когда работы нет, - а появление сезонной безработицы привело к наплыву голытьбы в города, и стало быть, к росту преступности etc.

Впрочем, объяснять экономические нюансы не могу и не умею, поэтому совсем кратко: целый веер вполне объективных причин вынуждал Селайю любой ценой выплатить внешние долги, а сделать это он мог только наращивая производство кофе и добившись абсолютного уважения всего бизнеса, местного и иностранного, к закону. Дабы дельцы, наживаясь от пуза, при этом помнили, что спокойно спать будут только заплатив налоги.




Комариная плешь

Все это, впрочем, прояснялось позже. А пока что, на самом взлете, дон Сантос, поймав волну, раскручивал успех по максимуму, приняв решение, как честный человек, помочь гондурасским единомышленникам вернуться домой и отнять капитанский мостик у засидевшихся консерваторов. Много позже это лыко тоже поставят ему в строку, - однако в конце 1893 все будущие враги были друзьями, и к Гондурасу, традиционно, как и пристало консерваторам, ориентировавшемуся на Лондон, относились с прохладцей.

Собственно, и начал-то первым не дон Сантос, он просто воспользовался ошибкой сеньора Васкеса, президента Гондураса, воспринявшего Либеральную революцию, как угрозу, и объявившему мобилизацию. Не отреагировать на такое было невозможно: власти Никарагуа объявили принудительный военный заем (на иностранцев не распространялось), 1 ноября перебросили на границу три тысячи штыков, в декабре, когда отлично экипированные за никарагуанский счет гондурасские эмигранты перешли границу, Селайя ровно через час признал повстанческое «правительство» Поликарпо Бонильи, вождя гондурасских либералов, единственной законной властью.

А когда выяснилось, что повстанцы не «вытягивают», в пределы Гондураса (по просьбе «единственной законной власти») вошли никарагуанцы во главе с генералом Ортисом, вице-президентом, заняв юго-запад страны, после чего сеньор Васкес благоразумно бежал, «единственно законная власть» стала единственно законной без кавычек, а Гондурас из потенциальной угрозы на какое-то время стал если и не вассалом, то, во всяком случае, очень дружественным соседом, можно сказать, младшим партнером.

Населению Никарагуа такой результат, естественно, понравился, - победоносные войска встречали восторженно, цветами, ликующими криками разодетых толп, престиж Селайи стал непоколебимым настолько, что в следующие месяцы он убрал из руководства всех, кто хотя бы теоретически мог составить ему конкуренцию, включая соратников по «революции» в Леоне, - в первую очередь, чересчур популярного генерала Ортиса, сделав «вице» более предсказуемого и менее авторитетного camarado.

И при этом, что особо важно, посланник США от имени Госдепа высоко оценил «миролюбивую инициативу» дона Сантоса, поскольку теперь американскому бизнесу открылись широкие возможности для расширения плантаций кофе на приграничных территориях обеих стран.

Честолюбивого дона Сантоса такой букет триумфов весьма вдохновил, и через какое-то время (буквально через неделю после инаугурации 1 февраля 1894) он счел возможным поставить точку в затянувшемся вопросе о Москитии, - с 1860, как мы знаем, формально «автономной резервацией в составе», а фактически вполне независимым государством, традиционно, хотя уже и нет так плотно, как раньше, опекаемым Англией.

Просчитав, что воевать ради далекого и, в общем, уже ненужного им региона сэры не станут, президент Никарагуа распорядился ввести в «королевство» войска. «Монархию» ликвидировали, Роберту Генри Кларенсу II, последнему «королю», выписали (реверанс в сторону Лондона) 5000 долларов в год пенсии и билет на Ямайку, а 20 ноября 1894 «палата пэров» (сплошь чернокожая) и «палата общин» (индейские касики), косясь на штыки мирно наблюдающих за событиями солдат, единогласно объявили о «добровольном признании суверенитета Никарагуа» над бывшей «автономной резервацией», отныне департаментом, скромно и без затей названным «Селайя».

Безусловно, это был сильный ход сильного человека, одним ударом решившего проблему, которую ранее не мог решить никто. С этого момента территория Никарагуа наконец-то стала единой. Больше того, отныне законные власти контролировали добычу золота на единственных в стране рудниках, где американская “La Lus and Los Angeles Company” добывала сей полезный металл, а следовательно, появились деньги для выплаты внешнего долга и реализации национальных проектов. Но у любой монеты, кроме аверса, есть и реверс: абсолютное большинство населения нового департамента восприняло «восстановление территориальной целостности», как оккупацию.

Собственно, иначе и быть не могло. «Москитовый берег», прочно отделенный от всей остальной Никарагуа густой болотистой сельвой, три века находился под британским влиянием, и не в статусе колонии, а в статусе очень нужного и полезного протектората, получавшего льготы и поблажки, там после обрушения на Перешеек независимости, в отличие от всех суверенных республик, царили мир и порядок, и на происходящее «по ту сторону болот» moscitos, и негры, и белые, и «коренные», смотрели с ужасом.

А кроме того, все товары в эти недоступные с суши места поступали из Англии, потом (все больше) из США, и ничего общего с «испаноязычным большинством» у аборигенов не было. Английский язык – родной, образование – на английском, газеты – англоязычные, и как следствие, в конце XIX все путешественники, посещавшие Блуфилдс, столицу «королевства», описывали его, как «обычный небольшой город Новой Англии с легким вкраплением британского стиля, удивлявший разве лишь товарищескими отношениями представителей различных рас».

Разумеется, «товарищеские отношения» сложились не на пустом месте, и к высоким принципам не имели никакого отношения. Просто в расизме не было необходимости, поскольку каждый занимал свое место, был при деле и никому не мешал. А социальный симбиоз порождал симбиоз межрасовый.

«Черные» аристократы и «краснокожие» вожди десятилетиями выдавали иностранцам (на 99% из США) лицензии на вывоз древесины и золота, что позволяло им поддерживать образ жизни, соответствующий статусу «джентльменов», а также поддерживать своих «вассалов» и подданных. Белые вполне позитивно сотрудничали с ними, не платя после покупки лицензий ни налогов, ни пошлин, и это более чем устраивало всех, включая и очень влиятельных «старших партнеров», ни разу в Москитии не бывавших, но стригших основные купоны с деятельности добытчиков золота из “La Lus”.

Тут, к слову сказать, уже речь шла не только об американцах, но о международном консорциуме со своей «черной кассой» (своего рода общаком), - держатель и распорядитель которого, Сэмюэль Вейль, владел лицензией на эксклюзивную поставку в Москитию крепкого алкоголя, а также пакетом акций горнорудных компаний, совмещая бизнес с работой на посту мэра Блуфилдса.

И вот теперь весь этот теплый, уютный, налаженный бизнес-мир, где все было расписано, все интересы учтены и все противоречия сглажены, затрещал по швам. Если угодно, в лавку ворвался слон. Или в муравейник – жук. Характер и методы Селайи секретом не были, его стремление сдирать с бизнеса три (а то и четыре) шкуры из семи – тоже, а бизнес-сообщество Москитии, избалованное практически официально разрешенной контрабандой, давно привыкло оставлять себе шесть шкур с половиной.

К тому же, дон Сантос совершенно не стеснялся, отнимая выгодные лицензии не только у провинившихся, но и просто у «не своих» (благо оснований имелось достаточно) и передавая их «своим», как плату за лояльность, да и сам был далеко не дурак обзавестись долей в деле…




Запануєм і ми, браття, у своїй сторонці!

Естественно, недовольство «оккупантами» накалялось. Поддержки на местном уровне власти департамента не имели. Ни «черной», ни «красной», ни «белой», а в итоге дошло до бойкота, и визит в Блуфилдс инспекции из Манагуа завершился отчетом, зафиксировавшим:

«В городе суверенитет Никарагуа и законы страны остаются мертвой буквой… Все решается в кругу частных лиц, настолько замкнутом, что получить основания для воздействия невозможно, и решается все настолько умело, что лазейки в законе изыскиваются безупречно». Более того, в Госдеп шли коллективные письма с просьбой «ограничить грубость, дирижизм , расизм и милитаризм новых властей».

Письмам этим, правда, хода не давали, но складывали в папочки, и эти папочки становились все пухлее, не уходя в «дальние архивы». Их время от времени доставали, информацию анализировали. Не столько даже из-за проблем Москитии, сколько из-за Канала. Вернее, из-за упорного нежелания Селайи осознать, что в вопросе о Канале у Манагуа права голоса нет, и все-таки вести переговоры на эту закрытую тему. С недопустимым при его статусе нажимом, порой переходящим в прямые провокации: типа, если вы не хотите строить Канал, скажите прямо, и я подыщу новых партнеров, - и резких демаршах против компаний, которые, подписав контракт, «засыпали».

В скобках. Дона Сантоса можно понять. Он, разумеется, был в курсе дел, связанных с работой американцев над альтернативным «никарагуанскому» каналу через Панаму. Знал о разорении компании Фердинанда Лессепса, не сумевшего повторить в Западном полушарии «суэцкий триумф». Понимал, что Штаты вот-вот по дешевке откупят у выдохшихся французов уже на 40% построенный проект, - и вполне резонно пришел к выводу, что Канал они будут тянуть через Панаму, а эксклюзивное право на постройку канала в Никарагуа держат за собой только для того, чтобы не допустить его постройки.

И при таком раскладе (опять же вполне резонно) дон Сантос полагал, что у него развязаны руки для поиска инвесторов, готовых работать с Никарагуа. А это, хотя никак не нарушало никаких соглашений, создавало угрозу появления на Перешейке двух конкурирующих каналов, что, разумеется, совершенно не устраивало Штаты, - и если доселе американцы относились к Селайе, как к наглому, напористому, но, в принципе, «своему» парню, то в самые последние годы XIX века Белый Дом начал нервничать.

Впрочем, скоро только сказка сказывается, а Дом и Холм раскачиваются медленно. Люди из Вашингтона, округ Колумбия, до времени предпочитали присматриваться, надеясь, что «способный и перспективный» перебесится. Разве что в газетах нет-нет да начали появляться статьи о «недемократичности м-ра Селайи», - хотя ничего враждебного, или хотя бы сверхэксцентричного он себе не позволял, - но такого рода публикации в жанре отеческого намека, как правило, завершались достаточно мягко. А вот «внутренние американцы», - особенно в Москитии, - злились всерьез, в конце концов, придя к вполне привычному для тех мест и тех времен выводу, что ситуация поганая и остро нуждается в «революции».

Идея, правда, не нашла понимания в Вашингтоне (Штаты были активно заняты освоением недавно отнятой у испанцев Кубы, да и на Филиппинах они крепко увязли, подавляя неожиданно сильное сопротивление «туземцев»), однако и отторжения не встретила. Дескать, интереса нет, но можете попробовать, ежели что, в обиду не дадим.Так что, посовещавшись, «столпы Блуфилдса» и отсиживавшиеся в Москитии консерваторы решили сыграть на свой страх и риск, благо имели основания считать губернатора, генерала Хуана Пабло Рейеса, «своим человеком», - и не без оснований.

Генерал, сам уроженец побережья, был человеком деловым, оказывал покровительство золотопромышленникам, критиковал денежную реформу Селайи (ее, если честно, было за что критиковать) и был уверен, что крохотная Москития, отделившись от «дармоедов с континента» и оставляя себе почти полмиллиона пошлин и налогов, отчислявшихся в Манагуа, способна обеспечить себе маленький, сепаратный, но быстрый прогресс. Но это, конечно, на самый крайний случай, - а вот если вообще выгнать «прожектера Селайю», пугающего инвесторов своими фокусами, то маленький быстрый прогресс, полагал сеньор Рейес, обеспечен всей Никарагуа.

При столь полном непротиволении сторон не загореться просто не могло, тем паче, что в Гранаде, вечном оплоте консерваторов, нашлись охотники поддержать «прибрежных героев», - и 4 февраля 1899 вспыхнуло, причем в первой прокламации генерала Рейеса торжественно заявлялось, что «угрозы иностранным подданным не существует (…) после победы революции несправедливые налоги будут отменены, а чрезмерные пошлины значительно снижены», - однако это сделали сразу, не дожидаясь «победы».

Американские же бизнесмены в тот же день начали перечислять суммы, полагающиеся Манагуа в «фонд революции», - хотя консул США в Блуфилдсе сразу попросил граждан США «воздержаться от участия в революции», посланник Штатов в Манагуа, как только пришли новости с побережья, выразил «искреннее сожаление» в связи с «участием большого количества граждан США в этих прискорбных событиях».

Официальная позиция Госдепа успокоила Селайю, сделавшего вывод, что за мятежом торчат уши англичан, обиженных за отжим Москитии, и он попросил Штаты послать в Сан-Хуан-дель-Норте, главный порт побережья, военный корабль, который 10 февраля и встал там на рейде, а затем рядом с ним появился и крейсер Royal Navy, что окончательно убедило дона Сантоса в наличии «британского», а не «американского» следа.

Таким образом, пусть во многом формально, путчисты потеряли свой главный источник финансирования – торговлю, а попытка экспортировать «революцию» на побережье Гондураса (т. н. «северную Москитию») привела лишь к тому, что к блокаде присоединилась и гондурасская канонерка.

Впрочем, успех затеи зависел не от побережья. Даже притом, что 16 февраля удалось занять Сан-Хуан-дель-Норте, даже дождавшись прибытия 90 наемников, по слухам готовых отплыть из Нью-Орлеана, крохотная (всего 300 бойцов, в том числе 20 американцев, охранявших «временного президента») «армия», даже с арсеналом в 5000 современнейших винтовок могла на что-то рассчитывать только в том случае, если Рейесу удастся, опередив направленные на подавление войска, прибытия прорваться по реке Сан-Хуан через Великое Озеров в Гранаду, где полковник Адольфо Диас, близкий к «фамилии» Чаморро, тоже объявил о «революции».

При соединении двух «крыльев» опасность могла стать реальной, но крылышки не раскрылись. Прорыв к Гранаде провалился, подкрепления не успели прийти, 24 февраля Рейес с шефом личной охраны, техасцем Джоном Кеннеди, бежали за кордон, 42 американца из «революционной армии» сдались и (Селайя не хотел ссоры со Штатами) были выдворены из страны, бизнес-элиты Блуфилдса единодушно заявили, что спонсировали путчистов под угрозой расстрела, а 25 февраля сдались и мятежники из Гранады вместе с Адольфо Диасом, которого дон Сантос, подумав, помиловал, и тот устроился менеджером в “La Lus y Los Angeles”.

Как бы то ни было, кончилось для Селайи неплохо, и только теперь он, разбирая полеты, начал понимать, с чем столкнулся. Агенты в Вашингтоне сообщили, что, пока шли бои, Конгресс США обсуждал закон, дающий президенту право купить любую часть Никарагуа, которую «готово уступить новое правительство», а новый губернатор Москитии, разобрав бумаги, в панике брошенные беглым предшественником, выяснил, какую роль играла в подготовке путча местная бизнес-элита во главе с Сэмюэлем Вейлем.

Обошлось, правда, без оргвыводов, - Штаты дали понять, что тему желательно бы нужно предать забвению, - но выводы Селайя сделал, с тех пор стараясь разнообразить выдачу лицензий, чтобы переизбыток американских фирм как-то уравновешивалсяся наличием европейских, - итальянских, испанских, швейцарских. И это тоже в США, не одобрив, взяли на заметку.

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Не понял что тут с обменниками. Они на каждом шагу. В Нью Йорке их придется реально поискать. Скорее всего отправят в банк. Здесь же - как Москва 90-х. Даже в аптеке видел обменный пункт. Ещё момент - проблемы с энергоснабжением. Из за длящейся тепловой волны (днем каждый день больше 32С) начали отказывать холодильные установки в магазинах. Можно было бы фотографировать полностью опустевшие стеллажи с мясом и сыром, но это было бы "гонять арестовича", в реальности из за скачков напряжения в сети вырубает холодильное оборудование. В помещениях, даже где есть кондиционирование, повышают температуру. Представляете, в Британском Музее закрыли часть залов из за жары, чтобы снизить нагрузку на музей и позволить повысить температуру в залах. Меньше людей в залах, меньше кожаных мешков с температурой +37С. В автобусах, видимо, экономят бензин (он по 1.7 - 1.8 фунта за литр) и не в каждом включают кондей. На первом этаже душегубка, но и на втором так себе - туда поднимается теплый воздух и открытые окна проветривают не очень хорошо. Интересно, сбои в метро на кольцевой линии были свзаны тоже со скачками наяпряжения?

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.




Уравнение с двумя известными

А теперь, поговорив об экономике, вернемся к политике, потому что в историю Гватемалы, и всего Перешейка, и даже (бери выше) всей Латинской Америки дон Хусто Руфино Барриос вошел, как сознательный, убежденный продолжатель дела Морасана, на образ которого молился. Естественно, многое понимая по-новому, - что и понятно (он-то, в отличие от Генерала, был сыном не Века Просвещения, но Века Разума), - он, как пишет Майкл Лири, один из лучших его биографов, «был фанатиком. В отношении Прогресса, как он его понимал, холодным и бездушно рациональным, в отношении Единства – пылким и романтичным, способным даже на эмоции».

Точнее, наверное, не скажешь. Добавлю разве лишь, что роднило дона Франсиско и дона Хусто еще и категорическое отторжение даже малейшего вмешательства Старого Света в дела Света Нового, оба с серьезным недоверием относились к США, - и ничего удивительного, что именно Гватемала 6 апреля 1875 года признала «свободу, суверенитет и независимость Первой Кубинской республики», заявив, что если Испания решит разорвать отношения, то так тому и быть.

В общем, «морасанизм 2.0». Или, как к тому времени стало привычнее, «унионизм». И конечно, все та же идея канала через Никарагуа, - достоянию только стран Перешейка, - во времена Морасана был разве лишь мечтой (по чисто техническим причинам), а теперь мог стать реальностью, - при условии, что возьмутся за дело все вместе, без местничества и капризов.

И уговаривал, уговаривал, уговаривал. Письменно и устно. Убеждал начать хотя бы с малого, поэтапно: (а) совместная оборона и внешняя политика, (б) общий флот, общие дороги, общая связь, (в) общая школьная система, общие законы, общая валюта, (г) единое гражданство. Чем плохо? Увы, все соседи соглашались, всем нравилось, но на конференции вместо полномочных делегатов приезжали говоруны, полностью поддерживавшие идею, затем тостовавшие на банкетах, и только.

Короче говоря, на пути Прогресса вновь возникли препятствия, а в таких случаях дон Хусто становился холодной, бездушно рациональной машиной, идущей к цели, сминая все, что мешает. А что мешало в данном случае? Только правительства стран-соседок. А почему? Потому что странами-соседками правят «люди старого образца», не стремящиеся к Прогрессу. Точка.

И неважно, что некоторые из них называют себя либералами, а то и вовсе проводят прогрессивные реформы: все равно, мешая Объединению, они объективно служат способствуют реакции, а значит, должны быть убраны и заменены. Тем более, что экономические успехи и техническое развитие Гватемалы, не говоря уж об армии, делают уборку-замену возможной.

В общем, с точки зрения дона Хусто, общество являлось, по сути, механизмом, строго подчинявшимся законам Природы, а если налицо какие-то сбои, значит, механизм нужно смазать, почистить и поменять износившиеся детали. Взгляд, конечно, не варварский, но и не верный. Но это нам с вами, живущим полтора века спустя, на основе наших сегодняшних знаний, все ясно-понятно, а для убежденного позитивиста тех времен иного видения, что и как делать, просто не существовало. Флуктуации, обусловленные человеческим фактором, он просто отметал, как несущественное, - и не мог иначе. Так что, не будем судить строго. Тем паче, что поначалу все шло как надо…

По мнению дона Хусто, трогать достаточно сильное Никарагуа, где «умеренные» консерваторы сидели прочно, на первых порах не стоило. С ними он рассчитывал после первых успехов договориться. И далекую Коста-Рику тоже предполагалось оставить на десерт, тем паче, что там с 1870, покончив с системой «восьми фамилий», рулил генерал Томас Гуардия, сеньор очень жесткий, но по взглядам близкий к Барриосу, и найти с ним общий язык теоретически тоже считалось возможным.

А вот Сальвадор и Гондурас «перетрахивать» следовало срочно. Маршалу Гонсалесу, как тот ни заискивал и какие бы либеральные реформы по гватемальским лекалам не внедрял, дон Хусто, памятуя прошлое, не доверял, а в Гондурасе вообще царил беспросветный мрак, тяжкое наследие сидящего на нарах генерала Медины: безденежье хроническое, долги дикие, железная дорога по-прежнему только в фантазиях , а президент Карлос Селео, хоть и гватемальская креатура, но избранный по остаточному принципу («своих» эмигрантов дон Хусто пристраивал у себя) еще и начал выходить из-под контроля, заводя несанкционированные контакты со Штатами.

Таким образом, оставалось только решить, с кого начинать, а с кого начинать, подсказывала логика: с того, у кого силенок поменьше и позиции послабее, - то есть, с Гондураса. Ибопосле всех зачисток, проведенных Мединой, либералов, поддерживающих президента Селео, было очень мало, а консерваторы, - опять же, спасибо Медине, щедро наделявшему своих офицеров землей, - по-прежнему, хотя и молчали, но вес и влияние имели серьезное.

Это во-первых. А во-вторых, в Гватемала-Сити обитало очень много толковых гондурасцев, которым дон Хусто полностью доверял, например, кузены Марко Аурелио Сото, прекрасно руководивший МИД, и Рамон Роса, идеолог и реализатор программы «нового образования». По мнению Барриоса, послать их на родину, чтобы чистили конюшни, было неплохой идеей, а их мнение, хотя они такой идее не радовались, его не интересовало.

Короче, задачи были ясны, цели определены, маршал Гонсалес, с которым дон Хусто поделился планами в самом конце 1873, мгновенно поддержал, в очередной раз продемонстрировав полную лояльность, и 2 января 1874 года армии двух стран вошли в Гондурас, объявив, что намерены не угнетать, и не завоевывать, а исключительно убрать из политики сеньора Селео Арриаса, проявившего профнепригодность, и «дать возможность гондурасской нации избрать достойного». После чего дали приказ войскам притормозить, а нации – избрать.

Нация, вернее, то, что под этим тогда подразумевалось, намек поймала на лету, и 4 января «убирать из политики пустого болтуна» начал Понсиано Лейва, единственный в Гондурасе дивизионный генерал, крайний консерватор и  друг сидящего в каземате Хосе Мария Медины, очень популярный в офицерской среде. Казалось бы, такой вариант дона Хусто (о маршале Гонсалесе речи нет, он только поддакивал) устраивать никак не мог (ведь консерватор же, идейный ворог!), однако в ставке союзников это, как ни странно, протеста не вызвало.

Напротив, сразу после того, как две трети армии ушло к генералу Лейва, гватемальцы и сальвадорцы ушли, объявив, что не намерены вмешиваться во внутренние дела братской страны, но надеются, что сеньор Селео Арриас «не подвергнется недостойному обращению». После чего дон Понсиано без проблем подошел к Комаягучо и 13 января, после семи дней вполне серьезных боев, город сдался на милость победителя.

Свергнутого президента, живого, даже не помятого, увезли в Сальвадор и приютили под гласным надзором, генерал Хосе Мария Медина сразу же обрел свободу, заявил, что всегда был верен консервативным ценностям, но проявил слабость, пошел на поводу у либералов и уходит из политики в полной уверенности, что mi amigo Ponciano «будет лучшим выбором нации», после чего убыл в имение, а Понсиано Лейва, отменив либеральную «конституцию Селео» (кальку с гватемальской) и восстановив «конституцию Медины», провел безальтернативные выборы, стал законным президентом и ввел жесткую цензуру.



Стойкие оловянные генералы

Казалось бы, такой оборот дону Хусто не мог понравиться ни при каких вариантах, однако он, обычно очень скорый на резкие решения, на сей раз как бы не замечал, - однако, как вспоминал позже Карлос Хауреги, один из самых близких к нему людей, «вел активную переписку с гражданами Гондураса, как живущими в Комаягуа, так и в провинции», - и 16 декабря 1875 случилось то, что, учитывая специфику Гондураса, не могло не случиться: дон Хосе Мария Медина, выйдя из долгого «морального подполья», огласил очередной Манифест.

Не пожалев самых теплых слов в адрес лично президента Лейва, он, в армии весьма популярный, обвинил правительство в полной профнепригодности, «а возможно, и в отсутствии бескорыстия», подчеркнул, что всего за год выдающиеся успехи, достигнутые под его, Хосе Марии Медины, многолетним руководством, сведены на нет, в связи с чем, он, Хосе Мария Медина, намерен бороться с властью, ставящей под сомнение «великую консервативную идею».

Не знаю, как отреагировал на такую эскападу дон Понсиано, но уже через две недели он лично повел отборные войска в Грасиас, где amigo Jose Maria успел собрать вполне солидную армию из земляков и поддержавших затею ветеранов, - и 12 января 1876, уже под Комаягуа, случилась ничья: Медина отошел обратно в Грасиас, но не побежденным, после чего в Гондурасе, разделившимся примерно пополам, настало двоевластие, сохранившееся даже после того, как войска президента Лейвы выгнали из страны еще одну «армию», сформированную из эмигрантов на территории Гватемалы, однако формально никакого отношения к Гватемале не имевшую.

А между тем, под боком, в Сальвадоре, намечались законные выборы, на которых маршал Гонсалес, согласно Конституции, выдвигать свою кандидатуру не мог. Вообще-то, в таких случаях быстренько переписывали Конституцию, но из Сьюдад-Гватемала дону Сантьяго загодя намекнули, что издевательства над законом не потерпят, да и вообще, он засиделся, не отвечает требованиям времени, так что, gracias за всё и hasta la vista.

В итоге, сеньор Гонсалес, не нарываясь, позволил выиграть некоему Андресу дель Валье, крупному плантатору без политических амбиций, а сам стал при нем всего лишь вице-президентом и командующим вооруженными силами. Формально придраться было не к чему, и Барриос, пригласив нового сальвадорского коллегу на встречу в курортный городок Эль-Чинго, поделился с ним планами на ближайшее время.

Дескать, уважаемый дон Анлрес, сами знаете, какой в Гондурасе бордель, это уже не страна, а черт-те что, терпеть невозможно, и давайте введем войска. У нас есть прекрасный кандидат, сеньор Сото, гондурасец, либерал, эрудит, с опытом административной работы. Он справится даже с Гондурасом. С Вас, дружище, тысяча стволов со штыками и два орудия. Что скажете?

Естественно, сеньор дель Валье с доном Хусто вполне согласился, а вот маршал Гонсалес, выслушав доклад президента, исполнять договоренности запретил, и его можно понять: уже давно не дитя в политике, он прекрасно понимал, кто будет следующим, отчего и велел главе государства не спешить с исполнением, солдат не посылать, но, конечно, не наглея: допустим, сослаться на холеру, не позволяющую начать кампанию прямо сейчас.

Расчет, естественно, был на то, что Барриос, уже фактически начав операцию против Гондураса, на два фронта играть не сможет, объяснения примет (холера, как не принять?), и появится время найти какие-то более конкретные решения. Логично. В каком-то другом случае, скорее всего, так и было бы, - но Сантьяго Гонсалес недооценил, с кем пытается играть.

Встреча в Эль-Чинго состоялась 20 марта, а уже 1 апреля, заявив, что сальвадорские войска нарушили границу Гватемалы и Гватемала этого не потерпит, дон Хусто разорвал дипломатические отношения, и два парохода с «гатлингами» на бортах блокировали сальвадорское побережье, а на следующий день началась и сухопутная операция, двумя колоннами, - с востока (сальвадорцы сразу же проиграли крупный бой при Пасакине), и с запада, где больших боев не было, но сразу стало ясно, что гватемальцы намного сильнее.

Трезво оценив обстановку, маршал Сантьяго Гонсалес счел нужным сдать назад, и послал президента на переговоры с Барриосом. 25 апреля в городе Чальчуапе состоялось подписание «Акта о мире»: дель Валье уходит с поста президента, маршал Гонсалес - из армии и политики, а «честные сальвадорцы» (список двухсот ведущих производителей кофе, плантаторов, торговцев, политиков, военных и юристов прилагается) свободно выберут нового главу государства, но генерал Хусто Руфино Барриос очень надеется, что выбор падет на доктора Рафаэля Сальдивара, замечательного юриста, честного либерала и большого друга гватемальского народа. Так и сталось.

Игра на двух досках кончилась. Андрес дель Валье, передав ленту д-ру Сальдивару, спокойно покинул страну, маршал Гонсалес (куда ж денешься?) ушел на покой, и впредь на авансцену не выползал, что обеспечило ему спокойную жизнь. Дону же Хусто оставалось завершить сальвадорский этюд, но это было уже делом техники.

6 июня, окруженный в городе Седрос без всяких надежд на подмогу откуда угодно, президент Лейва капитулировал перед войсками дона Хосе Мария Медина, и подписал с ним «Переходное положение», присланное из Сьюдад-Гватемала. Согласно тексту, дон Понсиано получал полный иммунитет от любых претензий, а генерал Медина становился временным президентом на два месяца, после чего обязывался, «согласно Конституции», передать власть «другому лицу», которое, в свою очередь, проведет выборы.

Именно так дон Хосе Мария и поступил, - а куда ж деваться, если, гарантируя выполнение всех условий, в столице и еще паре городов стояли гватемальские войска? - но въевшаяся в подкорку привычка скользить меж капелек в свою пользу вновь сыграла с ним шутку.

Используя тот факт, что «согласно Конституции» в тексте значилось без уточнений, он решил придерживаться буквы Конституции, действовавшей на тот момент, - которую в 1865-м писал «под себя», и которую, отменив «либеральную», восстановил президент Лейва.  А эта нехитрая комбинация позволила ему, ничего не нарушая, лично назначить «другое лицо» (серую мышь, преданную генералу Медине беззаветно), а также состав избирательной комиссии, - тем самым на четыре года вперед обеспечив себе роль «серого кардинала»

И вот это стало той ошибкой, которая значительно хуже преступления, поскольку все преступления ему бы, безусловно, за услугу простили, как простили маршалу Гонсалесу, но ломать намеченные планы, тем самым становясь препятствием Прогрессу, дон Хусто не позволял никому.

Нет, Сьюдад-Гватемала не выразила ни протестов, ни озабоченности, - но 21 августа на гондурасском острове Амапала высадился (с большой охраной) сеньор Марко Аурелио Сото, срочно подавший в отставку с поста главы МИД Гватемалы на том основании, что «душа и сердце мои требуют спасти Отечество», и объявил себя временным президентом, назначив кузена, Рамона Роса, срочно подавшего в отставку с поста министра образования Гватемалы, главой правительства.

Думаю, в старые времена генерал Медина, огласив очередной Манифест, попробовал бы бодаться, но через неделю, 27 августа, доктор Рафаэль Сальдивар, президент Сальвадора, официальной нотой сообщил генералу Медине («серую мышь» вниманием не удостоили), что президентом Гондураса признает только сеньора Сото, который проведет выборы по Конституции 1873 года, и если кто-то попытается изменить свободный выбор гондурасцев, Сальвадор («с союзниками») такого беспредела не допустит…



Пули из Оланчо

К слову сказать, вот пишу я все это, и есть у меня стойкое ощущение, что все эти тьмочисленные мини-войны после смерти Морасана (десятки, максимум сотни участников, две-три недели боев) между самостийными и незалежными странами перешейка, - особенно в треугольнике Гватемала — Сальвадор — Гондурас (Никарагуа меньше, а Коста-Рика совсем чуть-чуть), - за несколькими исключениями можно определить, скорее, как не столько, особую форму государственных переворотов с помощью единомышленников извне, тем паче, и гражданство меняли, как перчатки.

Никаких аннексий, никаких контрибуций, - просто рейдерство. Налеты с целью поменять правительство на «своих». И это еще раз напоминает, что никакое формальное проведение линий на куске бумаги не превращает один народ в несколько, а гражданские конфликты на обломках единого целого – в реальные межгосударственные войны.

Впрочем, это так, в скобках и неважно. Важно же для нас то, что генерал Медина, получив письмо из Сальвадора, сразу все понял и сдал назад. Никаких претензий к нему не было, - он ведь действовал законно, а что воспользовался нечеткой формулировкой, так ведь не он ее формулировал, - и получив бумагу о полном иммунитете (как маршал Гонсалес), дон Хосе Мария уехал на свое ранчо в Грасиасе, где его любили, а местный командующий округом, генерал Эзекиель Марин был ему еще и близким другом, и кумом, так что, появление каких-то «мстителей-инициативников» можно было не опасаться.

Собирался ли он еще раз вернуться в политику? Сложно сказать. С одной стороны, человек был явно болен на власть и на деньги, которые власть обеспечивала. С другой стороны, предполагать какие-то замыслы оснований решительно нет. Однако Барриос, полагавший, что мелочей не бывает и никогда не оставлявший дела на полпути, похоже, не очень в смирение отставного диктатора верил, в свяли с чем, осенью 1877 к письму Марко Аурелио Сото после похвал за решение земельного вопроса «как в Гватемале» сделал коротенькую приписку, известную нам из мемуаров самого дона Марко.

Если совсем коротко: дескать, есть мнение, что сеньор Медина, хотя и живет паинькой, никакой пользы принести уже не может, а вот навредить способен вполне. Может, конечно, и не навредить, но все же лучше закрыть это вопрос окончательно, - и на Вас, доктор Сото, как на опытного юриста и журналиста, весьма надеюсь. Такой вот позитивизм. Напрямую, конечно, ни слова, но...

"Но" дон Марко, как опытный юрист, уловил, поэтому подстраховался, дабы ежели что, не стать крайним. О мнении дона Хусто он сообщил президенту Сальвадора, тоже очень опытному юристу, подчеркнув, что задача поставлена обоим, и в середине декабря 1877 сеньор Сальдивар и сеньор Сото, тайно встретившись на уединенном островке в заливе Фонсека, согласовали план.

Спешить не спешили, но в мае 1878 правительство Гондураса внезапно получило информацию, что на западе страны, в Грасиасе и еще кое-где, недовольные новыми порядками консерваторы из числа офицеров – «мракобесов» и выдвиженцев Медины готовят восстание, а руководит заговором генерал Марин, кум и близкий друг бывшего диктатора.

Сразу по получении анонимного письма президент Сото созвал совещания, по итогам которого в Грасиас помчалась группа захвата. Правда, нагрянуть внезапно не получилось, - один из ранчеро, у которого отряд остановился напоить конец, послал записку: «Генерал, через несколько часов вас и Эсекьеля арестуют, бегите!», но ни тот, ни другой скрываться не стали.

Всего по делу привлекли человек пятнадцать, все военные, - два генерала, остальные от сержанта до майора, уроженцы Грасиаса и выдвиженцы Медины, получившие от него землю, - и следствие затянулось на четыре месяца, с перерывами, ибо доказательств, учитывая иммунитет за все, что бывший президент натворил до 1876, было негусто.

Приобщили к делу десяток пистолетов и винтовок разных систем, найденных на дому у генералов Медины и Марина. Допросили прислугу (с применением методов «третьей степени», вообще-то запрещенных, но речь шла о «коренных», и на закон особо не смотрели), и выяснили, что кумовья за рюмкой и картишками частенько называли президента Сото «продажной шлюхой, привезенной в гватемальском обозе», выражая уверенность в том, что «Гондурас такого долго терпеть не будет». И все.

Тем не менее, после долгих споров (не всем членам «специального суда» эти улики казались убедительными) признали подсудимых виновными в заговоре и подготовке восстания, и по статье «государственная измена» большинством голосов 15 января 1878 года приговорили «вождей заговора» к расстрелу (народ попроще отделался сроками), а 23 января, после получения отказа президента Сото в помиловании, обоих исполнили. Как вел себя в тот день генерал Марин, не знаю, нигде не нашел, а вот последние минуты дона Хосе Мария описаны очевидцем в деталях.

«”Падре, падре! – воскликнул несчастный. – Скажите им, что это неправильно, скажите… Я так хочу жить!”. Затем, с помощью святого отца сев на роковой стул, он закрыл глаза. Прогремели выстрелы, и все мы онемели от ужаса (…) ни одна из пяти пуль не прервала жизнь казнимого, все поразили плечи и ноги. Раздался крик, которого я никогда не забуду, выстрелы прогремели вновь, и вновь раздался крик.

Три пули раздробили страдальцу бедра, еще две вошли в живот, разворотив его. Лишь третий залп прекратил эти адские муки… Возможно, осуществлять казнь неспроста поручили уроженцам Оланчо, людям грубым и жестоким… Мы расходились потрясенные и напуганные, ведь каков бы ни был наш президент для кого-то в далеких краях, для нас, в Грасиасе, он всегда оставался добр и милостив…»

Что ж, лично мне генерала Медину ничуть не жаль. Заслужил. Даже больше. Тем более, семья его, мягко говоря, на паперть не пошла: все, заботливо отложенное мужем и отцом в банках Лондона, Гаваны и Рио, осталось потомству, - кем-кем, а крохобором дон Хусто не был никогда. Фактор потенциальной нестабильности устранен? Устранен. И ладно.

Президента Гватемалы полностью устраивало, что поставленные задачи решены полностью, и решение уложилось в предполагаемые сроки, не потребовав дополнительных вложений. Теперь машина была почищена, смазана, сточившиеся винтики-болтики заменены новыми, надежными, - короче говоря, поколение политиков, которых он называл «нерациональными и бесполезными», ушло, уступив место новым людям новой, прогрессивно мыслящей генерации, - а стало быть, что?

Стало быть, первый этап плана завершен, - Гондурас и Сальвадор вплетены в проект накрепко, - и теперь можно  было переходить к этапу второму и заключительному. Безусловно, куда более сложному, - однако в том, что все и дальше пойдет строго по плану, без сбоев, президент Барриос не сомневался. В отличие от Морасана, человека чистой Идеи, он исходил из строго научного анализа, гласившего, что прочное объединение стран Перешейка обеспечит рывок экономического и технического Прогресса, а остановить Прогресс невозможно…

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии