Недавние тренды рунета

Уверенность украинцев в том, что внешнее управление США сделает из страны новую Японию или Германию, на худой конец Южную Корею или Тайвань (хотя я бы им в этом случае не позавидовал - там даже размножаться не в состоянии люди), а не  Латинскую Америку, Филиппины или Либерию?  На чем основаны ожидания? Ну честно?

Оригинал и комментарии

The Times of Israel, ссылаясь на Министерство обороны и ГУР бУ, сообщает о "крупнейшем с 24 февраля обмене пленными". Якобы на территории, подконтрольные Киеву, вернулись 144 боевика ВСУ, в том числе, 95 "защитников Азовстали" (без уточнения, в каком подразделении служили).

На данный момент, СМИ помойки бьются в восторженном экстазе, но в англо- и испаноязычных СМИ никаких подтверждений. Нет подтверждений и в российском официозе, прессе, - только в "тележах" (1, 2, 3, 4), причем, похоже, выпущены 43 "азовца", а сам сюжет даже куда забавнее.

Чуть позже информацию киевских спецслужб подтвердили власти ДНР. И на этом умолкаю. Не потому что сказать нечего, а потому что, полагаю, на эту тему неизбежно выскажутся, - да уже и начали высказываться, - многие, чьи допущения и оценки будут намного уместнее моих...

Оригинал и комментарии

А вот это уже конкретика. Согласно заявлению пресс-секретаря Владимира Путина, руководство России готово прекратить конфликт на тех условиях, которые "во многом были согласованы". То есть, на условиях, согласованных при встрече, организованной г-дами Абрамовичем и Эрдоганом в Стамбуле.

И стало быть, самое время вспомнить, каковы же были условие договоренностей, сорванных в связи с тем, что Бубочка по приказу хозяев, получив вывод российских войск из-под Киева, Харькова, Чернигова и Сум, устроил провокацию в Буче и, соответственно, эскалацию. И начнем с "той" стороны:




Что-что? Ага, согласен. "Той" стороне, то есть, версии режима Бубочки, да еще и в изложении вражьего ВВС, никакого доверия. Не могла российская сторона на такое согласиться. Поэтому предлагаю обратиться к надежному, лояльному российскому источнику, например, к ТВ "Звезда", в этом смысле безупречному:



Как видим, в среднем практически то же самое, только в чуть-чуть иных, более приемлемой для российской аудитории формулировках. Из чего следует, что условия, которые были "во многом согласованы" и возвращение к которым прекратит конфликт, на официальный взгляд из Кремля, таковы:

(а) в Киеве остается нацистский режим, и убирать его Россия не собирается, а стало быть, ни о какой "денацификации" речи нет, и что будет творить этот режим дальше, - его внутреннее дело;

(б) нацистский режим не признает Крым частью России, но готов 15 лет вести переговоры о его статусе, и в течение этих 15 лет обязуется (зуб дает, да) не решать "крымскую проблему" военным путем;

(в) равным образом, нацистский режим готов обсуждать (но только на личной встрече президентов) "судьбу и статус районов, контролируемых т. н. "народными республиками", то есть, части Донецкой и Луганской обл., согласно "минску" признанных Киевом "отдельными районами", - но не сверх того;

(г) сответственно, сам собой подразумевается вывод подразделений Коалиции с территорий, не входящих в состав Крыма или признанных Киевом "отдельных районов" (ныне освобожденных Херсона, а также Запорожской и Харькковской областей), о которых в Стамбуле речи не было вовсе;

(д) в обмен на это, нацисткий режим отказывается от приобретения ядерного оружия и размещения военных баз на своей территории, а также от вступления в Альянс и даже какие-то другие "союзы", - но под некие "международные гарантии", которые устроят Вашингтон, Лондон и Варшаву.

Что ж, полагаю, есть смысл поблагодарить людей из Лондона и Вашингтона, пока что не позволяющих киевским нацистам заключить перемирие на столь устраивающих российскую сторону условиях. И с грустью думаю о том, что если контрнаступление провалится, USA&UK могут передумать...

Оригинал и комментарии

Очередным точным попаданием в Донецке разорвало на куски 10-летнюю девочку. Безусловно, трагедия, но предотвратить эту трагедию было невозможно: боевики бУ разносят город из дальнобойной арты, приехавшей с Запада, а средств погасить ее у войск Коалиции нет. Или есть, но они не применяются, чтобы не осложнять фон возможных переговоров.

В общем, поздравляю артиллеристов помойки с очередным успехом, на который их западные владельцы, увы не обратят внимания, а маме разорванной на куски девочки порекомендовал бы слегка привести нервы в порядок. Прекрасно понимаю, что день не удался, держать себя в руках сложно, и все-таки материться на камеру - очень вульгарно. Мы ж не они...

Оригинал и комментарии

Вот, собственно, поэтому и не лежит душа комментировать текучку. Просматриваю ленты, кое-что отбираю, а потом, день за днем, ничего не пишу, потому что главное ясно:

а) нацистский режим Киева готовит и будет совершать теракты на освобожденных территориях, запугивая и начальников, и обычных обывателей,

б) нацистский режим Киева будет продолжать зверские расстрелы городов ЛДНР,  поскольку у него есть дальнобой, с которым Коалиции сложно бороться,

в) нацистский режим Киева будет усиливать обстрелы российской территории, включая внутрение районы, а также нападения на российских пограничников,

г) увы и ах, но, судя по многим, на первый взгляд, труднообъяснимым признакам, нацистский режим Киева имеет разветвленную группы поддержки в России,

д) нацистский режим Киева, затыкая дыры мясом, с помощью НАТО готовит качественную армию, чтобы в августе начать контрнаступление, чего и не скрывает,

е) если это контрнаступление завершится успехом, в игру (формально без вмешательства Альянса) вступят некоторые страны НАТО, а ленд-лиз пойдет потоком,

ж) если это наступление провалится, хозяева принудят нацистский режим Киева идти на переговоры, которые нужны будут Западу, чтобы получить передышку,

з) и самым лучшим вариантом "перемирия" будет раздел по принципу "каждый имеет то, что имеет", что будет для России крайне проигрышно по многим пунктам.

Таким образом, вывод единственный:

чтобы не проиграть, России необходимо, используя не слишком большие силы, которые у нее есть, нанести нацистскому режиму Киева сокрушительное поражение в августе сентябре, и поскольку уже ясно, что сохранение нацистского режима Киева в любом виде чревато неизбежным реваншем в будущем,

уничтожить нацистский режим Киева даже если придется идти до Львова. В случае прямого вмешательства Альянса не останавливаясь перед любыми вариантами. То есть, исходя из классики, -  "Мы еще не начинали", -придется-таки начать. И лучше сейчас, на упреждение, чем позже, когда будет труднее...

Оригинал и комментарии

Оригинал здесь. Вкратце: в Штатах согласованы и предварительно одобрены поставки на бУ комплексов "NASAMS" (системы ПРО средней и большой дальности от 55 до 180 километров). Для "Искандеров", тем паче "Кинжалов", в принципе, не страшно, а вот "калибровки" сильно затруднятся. По мнению Пентагона,

проблема в том, что системы сложны, прихотливы, нуждаются в длительном сроке обучения расчетов, - но лоббисты поставок полагают, что неспешные темпы продвижения войск Коалиции обеспечат достаточно времени для того, чтобы американские инструкторы обучили курсантов всем своим премудростям.

Что ж, не странно. Все идет в полном соответствии с "декларацией Остина", - "Мы верим, что мы — они — можем победить, если у них будет правильное оборудование, правильная поддержка, и мы собираемся сделать все, что в наших силах, и продолжим делать все, что в наших силах", - и дебаты о поставках

"Пэтриотов" и боевых авионов, хотя еще не завершены, но, несомненно, завершатся в соответствии с пожеланиями Белого Дома, а неспешные темпы продвижения войск Коалиции, в самом деле, обеспечивают врагу достаточно самого дорого ресурса - времени. Уверен, командование Коалиции это понимает...

Оригинал и комментарии

...и вот, собственно, почему у меня (возможно, временно) исчезло желание комментировать происходящее. Именно поэтому, и нипочему другому, ибо незачем повторять безусловное. Поэтому,


во-первых, выражаю искренние соболезнование жителям спальных районов Белгорода, российского областного центра, ставших жертвой провокации, отвечать на которую воздерживаются,

во-вторых, поздравляю жителей спальных районов Курска, тоже российского областного центра, спасибо Богу и ПВО, не ставших жертвой провокации, отвечать на которую, удайся она, воздержались бы,

в-третьих, допускаю, что объявленный Киевом удар каким-нибудь дальнобойным "хаймарсом" по какому-то штабу, обнулив пару нойонов, приближенных к аватаре, убедит, что воздержание не на пользу,

а в-главных, призываю, не размениваясь, ждать неизбежного августовско-сентябрьского контрнаступления Альянса (какая там "украина"?), когда в распоряжение туземных контингентов НАТО поступят все объемы новейших вооружений, а кадровые части, формирующиеся нынче под прикрытием дешевого мяса,

дойдут до нужной кондиции. И тогда, по итогам, будем делать выводы. А пока повторю то,  в чем убежден абсолютно: любой договорняк ("плохой мир") без, как минимум, установления полного контроля над Югом бУ, а в итоге без устранения нацистского режима Киева, станет  желательной Альянсу передышкой,

перед новым туром войны, которая неизбежно закончится победой РФ, а занчит, поражением России и в близкой перспективе ее гибелью. Правда, в этом случае погибнет и РФ, потому что со смертью организма погибает и убившая его раковая опухоль, но думает ли саркома, пожирая организм, о будущем?

И, - в качестве бонуса, - о несомненном:



Подробнее здесь.

Оригинал и комментарии

Был полностью согласен с объявлением г-на Володина о том, что нацистские преступники не должны подлежать обмену. Теперь, когда нацистские преступники по прямому распоряжению Главнокомандующего пошли на обмен, полностью согласен с идеей Олега Царева, поддержанной Сергеем Обуховым

о необходимости торжественной встречи  бойцов Коалиции, и разумеется, полностью согласен с полным согласием г-на Володина на сей счет. Уверен: встретят. Торжественно. Но "Микрофон отключен", - на полуслове, сразу после в "связи с обменом тех, кого обещали...", - это пять. С плюсом.

Оригинал и комментарии

Ну вот смотрите.
The Bureau of Labor Statistics reported a median weekly personal income of $1,037 for full-time workers in Q1 2022. The U.S. Census Bureau estimated median annual earnings at $41,535 in 2020 for workers aged 15 and over with earnings and $56,287 in 2020 for those who worked full-time, year round.
Медианная зарплата (это именно зарплата - исключены всякие НЕРАБОТАЮЩИЕ и пенсионеры) - 56 287 в год, 4690 в месяц.
Теперь аренда/ипотека
The average American renter pays $1,326 a month. The average monthly mortgage payment was $1,487 in 2019, according to the U.S. Census
Теперь налоги:
If you make $56,000 a year living in the region of New York, USA, you will be taxed $12,319. That means that your net pay will be $43,681 per year,
If you make $56,500 a year living in the region of California, USA, you will be taxed $10,232. Your average tax rate is 9.59% and your marginal tax rate is 22%.
Для интереса в Техасе примерно как в Калифорнии
В Мичигане как в Нью Йорке
Ну и так далее. Налоги штата не столь уж велики - пара штук в год разница с Техасом.
Короче, после налогов останется 3 640 долларов в месяц. Вычитаем жилье (среднее значение 1400) и остается 2240 в месяц.

Далее - медицинская страховка (не расходы, только страховка!)
In 2020, the average national cost for health insurance is $456 for an individual and $1,152 for a family per month.
Остается 1784 доллара в месяц

Теперь машина - в США нельзя без машины в большинстве мест
The national average cost of car insurance is $1,630 per year, according to NerdWallet's 2022 rate analysis. That works out to an average car insurance rate of about $136 per month.
Average monthly fuel cost - 164$
Остается 1484 доллара в месяц

Average monthly electricity bill for U.S. residential customers declined in 2019. In 2019, the average monthly electricity bill for residential customers in the United States was 1.8% lower than it had been in 2018, down from $118 to $115 per month.
НО! Household energy bills increased by 54% in April 2022, a record increase, and are likely to rise substantially again in October.
Остается примерно 1300 в месяц.

Вот ЭТО и есть сухой остаток. Он не включает выплаты займов за обучение, налоги на недвижимость, покупку машины (ежемесячные выплаты сейчас где-то около 750 долларов, если что), сотовый телефон, интернет итд. Да, это расчет на одного человека, люди все же часто живут семьей с двумя работниками, но тогда у них скорее всего дети, а там свои расходы - мама не горюй (можете понять по стоимости медстраховки на семью, которая более чем вдвое дороже) и, вероятно, пожилые родственники и прочие иждивенцы. Да и вообще половина американцев - одиночки
By 2019, the number increased to 118 million, amounting to 47 percent. With the new number of 122 million unmarried Americans in 2021, the percentage is inching ever closer to half, at 48.2 percent.

Но вобщем и целом данные расчеты показывают, что никакого "золотого века" в США не наблюдается. После обязательных выплат у работающего среднего человека остается на руках 1300 баксов и это если этот человек без долгов, что в США не частое явление (у 77% долги ЕСТЬ).
And yet, over half of Americans surveyed (53%) say that debt reduction is a top priority—while nearly a quarter (23%) say they have no debt

А теперь интересное.
At that time, the average home in California cost $12,788. At the then-standard 5.7 percent interest rate, the mortgage would cost $59 a month, with a $2,557 down payment.
The average (median) income of men was $3,600 in 1956

То есть зарплата выросла в 15.6 раз, а вот ипотека выросла в 25 раз (на самом деле больше, это для дорогой всегда Калифорнии!!!). Вот когда в Америке был "золотой век". Не для негров, конечно, но в общем и целом для американцев.

Оригинал и комментарии

Все. Тема закрыта. На официальном допросе в генпрокуратуре лахудра Денисова, понимая, что за ложь положена статья, призналась, что насчет "изнасилований" врала, как сивая кобыла. На международном уровне. Осознанно. Что ж, международный уровень, визжавший на эту тему месяца два, сделает вид, что

не заметил, но мне интереснее другое. Надеюсь, все помнят, что в больные сексуальные фантазии похабной побрехушки поверили, свято и безусловно, не десятки, не сотни, даже не тысячи, а сотни тысяч пусть и зомбированных, но все-таки людей, истерически проклинавших насильников? И вот отсюда вопросы:

Оригинал и комментарии

Из событий минувшего дня, на мой взгляд, краткого комментария заслуживают пять:


- г-на Токаева, безусловно, можно понять: услуга, которая уже оказана, ничего не стоит, но г-ну Токаеву все же не стоит забывать, что кто неблагодарен к людям, неблагодарен и к Аллаху, а он, Милостивый, Милосердный, неблагодарности не прощает, и гнев его (раз, два) неотвратим;

- британские танки (с экипажами) в составе польской армии, готовящейся к "горячей фазе" вызывают в памяти воспоминания о французских танках (с экипажами), сыгравших известную роль в 1920-м, и думаю, это повод вновь вспомнить, что "нет ничего нового под солнцем";

- проблемы мудака Джонсона радуют и сами по себе, и тем, что укронежить нервничает, опасаясь, что Боба слетит, и он таки может, но поскольку консерваторы все равно останутся у руля, а премьером, если Боба слетит, станет Лиз Трасс, давайте исходить из классики, которая знает всё;

- очередное детоубийство (сразу трех, в Макеевке) рвет душу в клочки, и новости из Брянска тоже не радуют, но на языке военных это называется "сопутствующими потерями", которые приемлемы, и не мне судить, но с мнением российского военного эксперта лично я категорически не согласен,

- а что до очередной засады укроДРГ и гибели очередного российского пограничника, то, как по мне, это уже становится неприличным, и необходимо принимать меры, но поскольку прыгнуть выше головы не дано никому, думаю, Кремлю, чтобы погранцы не гибли, есть смысл просто снять их с кордона...

Оригинал и комментарии

Журналисты из Донецка попросили поделиться мнением о некоторых проблемах их региона. Я плохо представляю ситуацию, в которой я отказал бы людям Донбасса в чем-то, что в моих силах. А поделиться мнением вполне в моих силах. Ну и вот, кому интересно, смотрите...

Оригинал и комментарии

Ну, понятна позиция БГ и Макаревича с одной стороны и Чичериной с Джанго с другой стороны по поводу войны, но меня заинтересовал вопрос о позиции "кумиров рок-н-ролла", которые не столь на слуху. Судя по записи клипа "Я остаюсь", свою позицию определили и Шнур, и Сукачев, и Чиж и Шахрин. Вот от Шахрина я не ожидал четкой позиции, если честно, думал, что он как Бутусов будет дистанцироваться от государства, не принимая откровенно позиции Украины. Но нет. Респект за четкую позицию. Как сам Владимир сказал: время сейчас такое, нужно Родину любить. И в госпиталя к раненым бойцам он ездит вместе с Лепсом и Газмановым. Удивил, скажем прямо, неприятно Константин Кинчев. Вроде весь из себя патриот России, православия, корней и тому подобного, а по вопросу Украины соскакивает уже много-много лет. И сейчас заявил, что, мол "пока не накажут виновных в коронавирусной сегрегации, высказываться не буду!". А в свое время отказался ехать в США после того, как разбомбили Сербию. Чую, ему чужая Сербия ближе свое России. Ну вот такой вот "русский национализм". Кстати, а вот Бутусов, несмотря на невнятность, приятно удивил. Учитывая, какие убеждения были у Кормильцева, я с полной уверенностью ожидал от Вячеслава чего-то в духе БГ, ан нет. С 2017 в Миротворце! Это, можно сказать, знак качества "не полное говно".

Добавлю еще Вадима Самойлова и Кипелова. Никогда не скрывали своих убеждений.

Update. Бутусов вот так высказался в мае. Так что он с русскими:

Оригинал и комментарии

Удивляет, что Олегу Цареву, человеку, в политике не один год, неизвестна причина, почему боевики бУ уничтожают мосты, а Российская Армия мосты, по которым боевики бУ подводят военную технику. Все ведь буквально на ладони, очков не нужно...


Альянс ведет против России войну на уничтожение с целью ее развала и последующего дележа, и отступать не намерен, ибо долго готовился, доставляет неудабства собственным гражданам и успокоить это недовольство рассчитывает из доходов от раздела России. Не желая войны на своей территории и потерь среди своих граждан, Альянс ведет эту войну на территории своей колонии руками туземного контингента, которого много и который не жалко. Ориентируясь только на победу, Альянс снабжает сипаев все более

качественными видами вооружений, а также точнейшими данными радвдки, позволяющими наносить эффективные удары даже (на втором этапе войны) по территории России, - и все это составные части тщательно разработанного специалистами США и НАТО поэтапного стратегического плана, понемногу выходящего на второй этап, а небольшим, но важным элементов этого плана является, в частности, уничтожение мостов. Так что, причина, почему боевики бУ уничтожают мосты, более чем известна.

С причиной, почему Российская Армия не унитожает мосты, по которым боевики бУ подводят военную технику, несколько сложнее, в планах военного и политического руководства России вообще много такого, что сложно объяснить, -  это, кстати, откликается нехорошим, в перспективе опасным эхом, но есть вещи абсолютно элементарные, очевидные даже обычному, руководствующемуся простейшей логикой обывателю, - и лично я хотел бы завершить сию заметку тезисами ув. Донрф, с которым вполне согласен:

"По мере поступления западного оружия обстрелы будут нарастать. Просто по логике. У них тоже свои проблемы, которые удобно решать артиллерийскими и ракетными ударами. А оружие им поставят, и чем дольше мы пытаемся обойтись малой кровью тем больше поставят. Просто потому как им кусок Украины тоже не нужен, либо все либо ничего. И остаётся одно - идти до конца. Но не хочется. И власти и части социума. Первая оказалась перед необходимостью коренных реформ, вторая - просто хочет сытой и спокойной жизни как все 22 года до. Но выбора-то нет".

Оригинал и комментарии

А когда у Шойгу нашли в заместителях девушку примерно такого же возраста, эта Люпка возмущалась шопиздец.
Но да, не хватает Катерины Великой. Ну что б выбить всякое мурло с привычных для неё мест в причерноморье, восстановить памятник сами знаете где, а потом и Польшу поделить. Ага. :-)

Оригинал и комментарии

Очень часто любят пенять: мол, а вот в российской провинции...! Ты, типа, на Москву и Подмосковье-то не смотри! И на Краснодар с Питером тоже! И вот не надо смотреть на Тюмень! Смотри на Архангельск, Иваново или Пензу какую-нибудь! Вот! Ну так давайте я вам покажу как выглядит Новый Орлеан за пределами туристического старого города. Это самый большой город Луизианы, исторический Юг, оплот Республиканцев (Оба сенатора и 5 конгрессменов из 6 - республиканцы).

Нвсладились? Вы там на дороги обратили внимание? Ну чуть в сторону от хайвеев?
Мне могут сказать: свинья везде грязь найдет! И это верное утверждение, но оно работает в обе стороны, а не избирательно.

Оригинал и комментарии

Настолько неполиткорректно, что просто УХ!
И при этом ничего расисткого нет. Ракурс такой

Оригинал и комментарии

Бруклин, три шестерочки на фоточке равви Шнеерсона. Как вы догадываетесь, три шестерки рисуют не злобные мусульмане, не леваки какие-нибудь или прочие атеисты, а добропорядочные христиане, поскольку только для них 666 - число Зверя и знак Антихриста. Причем логично так рисуют: Мессия только один - Христос - а не Шнеерсон какой-то. Но сам факт такого откровенного и публичного граффити (кто-то не поленился везде разместить 666!) вполне себе намекает, что даже в местности, где евреев больше 50% евреи своими не стали. Так что вся эта поддержка Израиля консервами в США - это очень поверхностно. В реальности же....
Для тех кто забыл:

Оригинал и комментарии

Ненадолго вырвавший из Латинской Америки позапрошлого века, хочу сообщить, что по текучке , наверное, пару слов все-таки ночью напишу, хотя особой охоты нет, - а сейчас отвечаю всем, кто просил растолковать, как видится мне подоплека недавних событий в Узбекистане. Без подробностей, которые известны всем, а исклчючительно о подоплеке и тенденциях вероятного развития...


Чтобы всем все стало понятно: Узбекистан в его нынешних границах - как и многие иные экс-советские республики, а ныне независимые страны, - новодел, искусственно созданный на территории древних, вполне сложившихся государств: Хорезма (Хивинского ханства) и Бухарского эмирата, и если конкретно "узбеки" суть насильственно тюркизированные при СССР "сарты" (фактически персы),

то каракалпаки, - родня летописных "черных клобуков", ставших одним из элементов формирования народа, ныне именующего себя "украинцами", - чистые тюрки, этнически близкие к туркменам (большинство) и к казахам (меньшинство, но крупное). Почему и для чего устроили большевики такой этносоциальный эксперимент, вопрос сложный и отдельный, но факт: за 60 лет, срок

исторически ничтожный, в тех краях ничего не изменилось. Старые "бухарские" кланы по-прежнему сильны, как и старые "каракалпакские" кланы, и когда в 1991-м Узбекистан обрел независимость, право "черных клобуков" на референдум о суверенитете внесли в Конституцию, ибо каракалпакские кланы были настроены на независимость, и не будь этой уступки, в стране грянула бы бойня.

А теперь эту статью попытались убрать, предложив концепцию "одна страна - один народ", то есть, автоматом предложив каракалпакам считать себя "узбеками". В связи с чем, начались протесты, сразу оцененные западными СМИ, как "борьба за права человека", но корни уходят куда глубже, что ясно хотя бы из того, что после того, как президент Мирзиёев признал протесты

законными и вычеркнул из проекта новой Конституции неприятные каракалпакам пункты, беспорядки только усилились. Ровно как в соседнем Казахстане никто из "январистов" не обратил ни малейшего внимания на то, что первоначальные, чисто экономические требования нефтяников были удовлетворены почти сразу, и мятеж продолжался, пока не перерос в кровавые погромы.

"Стихийность протестов", их "мирный характер", мягко говоря, надуманы. Что толпу вели "координаторы", - факт ("красные майки" все помните?). Что в толпе были лица, вооруженные огнестрелом, - тоже установленный факт. Как факт и то, что "мирные демонстранты" изначально были настроены на вооруженное противостояние и зверские расправы.

И наконец, совершенно бесспорно, что мятеж в Нукусе мгновенно начали пиарить и облагораживать вполне конкретные "телеги", включая пресловутую "нехту", причем абсолютное большинство подбадривавших, возмущенных и науськивающие имели украинские номера. А также казахстанские, откуда волной запускали фото- и видеосвидетельства "насилия карателей".

Сегодня я могу писать обо всем этом уверенно, потому что задержаны многие "красные майки" и многие из тех, кто не, не выходя на "майдан", платили им. Изъяты расписки в получении денег. При попытке бежать за кордон задержан некий Даулетбек Таджимурадов, гражданин РФ, званый гость посольств USA и UK, представляющийся "президентом Каракалпакстана".

И вот теперь давайте рыть глубже. На мой взгляд, истинной причиной событий была попытка президента Мирзиёева ослабить власть "традиционных" местных кланов на их территории. Ранее она, считавшаяся беднейшей в Узбекистане, никого не интересовала, но лет десять назад там были разведаны очень солидные залежи золота, газа, железа, - не говоря уж

о фосфоритах и прочей всем интересной всяины. А это уже меняет дело. И встал вопрос о том, кто будет всю эту роскошь осваивать. То есть, даже не кто, а через кого. В Ташкенте, естественно, уверены, что через Ташкент, а заинтересованные структуры просчитали, что через местных, если они обретут право суверенной подписи, получится значительно дешевле. Это раз,

а теперь два. 20 лет подряд Москва теряла политическое влияние в Центральной Азии. По "украинскому конспекту", большие люди крутили большие дела с дешевой рабочей силой, корпоративными интересами, поставками специфического товара, и больше ни о чем не думали, а вот другие, которые не в Москве, думали, и даже очень, и методично работали по схеме,

которая сбоев не дает. Обучение молодежи, сеть НПО и НКО, "гуманитарные гранты", приручение элит, "пробуждение национального самосознания" с объявлением басмачей "героями нации", переход на латиницу (ради "тюркской интеграции", о чем хлопотала Анкара, - с единым ненавязчивым подтекстом: "Прочь от России". И на выходе, - по тому же "украинскому конспекту", -

ненавязчивое, но методичное (с призывами на уровне парламента) вытеснение из общественной жизни, из документации, из школ и ВУЗов русского языка, с полным пренебрежением к жалобам "снизу", новые учебники с уклоном на проталкивание пантюркизма (гранты Турции) и "общечеловеческих ценностей"  в западной трактовке etc. Ибо, понимаете ли, "обучение

граждан республики русскому языку способствует их превращению в мигрантов, презирающих свои традиции", - хотя в гастарбайтерстве виноват никак не русский язык, а хроническая безработица, притом что в недрах огромные богатства, а у элит миллиарды в западных банках. Ну и не забудем о ползучей исламизации, внедряемой в официальную идеологию, -

в первую очередь, с подачи Анкары, но не только: как ни парадоксально, события в Нукусе начались с призыва того самого  Даулетмурата Тажимуратов к толпе верующих после пятничной молитвы. Как-то странно, учитывая, что г-н Тажимуратов, помимо всего прочего, еще и главный в Каракалпакстане пропагандист идей ЛГБТ-толерантности, но если подумать...

А если, подумав, еще и вспомнить, что параллельно с "узбекистанизацией" конкретно в Каракалпакстане закорлонные "телеги" продвигали еще и теории об "уникальности каракалпаков", об их "неповторимой культуре" и "великой истории", и в конечном счете, праве на самоопределение (естественно, в полном соответвии с Конституцией, и еще вспомнить, что в конце мая

Узбекистан посетила делегация из США, очень представительная, - помощник госсекретаря и заместитель помощника USAID,  - и провела семинар по правам женщин, заодно посетовав, что-де надо бы Ташкенту смягчить законодательство, убрав из УК статьи за гомосексуализм, а еще лучше, позволить пропаганду ЛГБТ или, как минимум, разрешить семинары на сей счет...

Естественно, официальный Ташкент аккуратно отказался, и это гостям не понравилось, что отражено в коммюнике по итогам визита. А вот короткая встреча с г-ном Таджимурадовым им, наоборот, понравилась. И делегации ООН по экологии, приехавшей вслед за гостями из США, беседа с г-ном Таджимурадовым о проблемах Каракалпакстана тоже пришлась по душе.

В общем, есть основания, что спичку в Нукусе поднесли к хорошо просушенным дровам, да еще и щедро плеснув бензинчиком, - и нет оснований считать, что искры от погашенного костра растоптаны все до одной, а не тлеют где-то под спудом. Тем паче, что президент Мирзиёев вынужден был пойти на уступки и кланам, и "людям со светлыми лицами", - пойти, не выждав время,

а сразу, то есть,под давлением,  - а это, и не только по тамошним меркам, слабость, которая провоцирует, тем паче, что существующую неолиберальную модель экономики, когда богатые все богаче, а бедные все беднее, правительство Узбекистана менять не собирается. И тут самое время, как всегда, сообщить, что лично я не самый умный, и пусть каждый оценивает факты,

как хочет, - что и сообщаю, - но все-таки кое-что добавлю и от себя. Совсем немного. Только то, что Ташкент, конечно, страну спас (надолго ли?), но режиссеры проекта будут продолжать. По всему периметру России. Чтобы, - кому-то выкрутив руки, как г-ну Токаеву в Астане, а кого-то вбросив в утиль, как Януковича, - эьто периметр зажечь. В идеале устроив цепь "горячих точек", -

и в такой ситуации, - убежден, - шанс отделаться наименьшими потерями, а затем и выиграть, есть у того, кто не пренерегает предостережениями человека, видящего на много ходов вперед, советуется с ним, принимает его советы к сведению, а еще лучше, претворяет их в жизнь. Как бы он ни был велик в сравнении с бывшим колхозником, возглавляющем небольшую страну...

Оригинал и комментарии

К этому обмену мнениями на одном из совершенное не политических донецких чатов хотел бы добавить, что, действительно, на каждые десять метров погранца не поставишь. Погранцов не так много, и они, как правило, обходят (объезжают) доверенный им участок границы. А там их легко подстеречь


в засаде и уничтожить, как давеча уничтожили аж шестерых, - и дальше иди куда хошь. Но в такой тактике есть серьезный риск, - вот давеча попробовали, убили четверых погранцов, но прорваться не смогли, поэтому логичнее всего использовать другую методику: въехать на территорию России,

как гражданские, и уже на месте обзавестись оружием и взрывчаткой, благо "спящих" ячеек сети ГУР на российской территории, особенно в приграничных областях более чем. Потому что тот, кто годами готовится к неизбежной войне всегда в лучшем положении, чем тот, кто не готовится...

Оригинал и комментарии

Предыдущее здесь, - и огромная просьба ко всем вам, дорогие друзья: если можно, в комментариях под этой заметкой и ее продолжениями воздержитесь от текучки. Есть мнения, пожелания, оценки, - сколько угодно, любые, буду рад и благодарен. А все остальное (тут) буду убирать.


Мечтательный юрист

Помните максиму Барбары Такмэн о Первой Мировой, которая  была неизбежна, хотя ее не хотел никто? Там так и было. А эта война была неизбежна, потому что ее хотели все. То есть, не все, конечно, обычному, далекому от политики обывателю она была совершенно ни к чему, индейцам, от политики еще более далеким, тоже, - но это никакой роли не играло. Ни обычных обывателей, ни (тем более) индейцев в таких случаях никто не спрашивает, им, как самый лучший вариант, не суют повестку в зубы.

В нашем же случае ни о каких повестках речь не шла. Излом времен, стремительно изменив вековую рутину, сформировал очень много горючего материала, и все чего-то хотели. Кто-то вдохновлялся чистой идеей, кто-то, не успевший подняться на первой волне самостийности, мечтал вклиниться в ряды более шустрых, у кого-то адреналин еще не успокоился, а были и такие, кто просто чуял поживу. В общем, желающих хватало, а не желающих никто не спрашивал.

Но скоро только сказки сказываются, в жизни же устроить войнушку хлопотно. Изыскать ресурсы, закупить-починить оружие, набрать рекрутов, более-менее обучить их, перед тем найдя профи, умеющих обучать, создать структуры, то-сё, - короче, логистика понад усе. Так что, реально началось лишь в марте 1827, и первым стартовал Сальвадор, где денег и людей было больше, чем в прочих субъектах федерации, а стало быть, оргвопросы решались быстрее. К тому же, хотя Гоголя там, конечно, не читали, но на сеньора Арсе, земляка и бывшего кумира, сердились всерьез, и судя по всему, исходили из бессмертного «Мы тебя породили, мы тебя и прибьем».

Однако не срослось. Шустрый, бойкий, торговый Сальвадор имел людей, имел деньги, но совершенно не имел опыта в таких делах, - в отличие от Гватемалы, где оседали отставные офицеры, сержанты, чиновники и прочий служилый люд, привыкший руководить и направлять. Так что, выступив в поход под музыку и аплодисменты, «экспедиционный корпус», - вернее, наспех сколоченная толпа вчерашних лавочников и подмастерьев, возглавленная вчерашними юристами, мнившими себя, как минимум, Цезарями, да еще и не ладившими друг с другом, - не только не сумели обуздать зарвавшегося земляка, но и получили по зубам.

Сил у федералов оказалось больше, оружие качественнее, выучка лучше, да и руководство тоже.Лично приняв командование, президент Арсе (как-никак, настоящий полковник, пусть и иррегулярных войск), без особого труда отбив вторжение, перешел в контратаку, на плечах отступавших ворвавшись в пределы Сальвадора, - и остановился, здраво рассудив, что армии нужна передышка, потому что сходу захватить столицу провинции, многолюдную, богатую, хорошо укрепленную, да еще и насквозь «либеральную» (после известий о поражении добровольцы там записывались в ряд сотнями), сходу не выйдет, а осада города, где припасов полные склады, дело сомнительное.

При таком раскладе куда разумнее было сперва заняться Гондурасом, благо, куда беднее и слабее, дабы, оккупировав его и набрав рекрутов, решить «сальвадорский вопрос» окончательно. Вполне здраво, - тем паче, что имелось и еще одно соображение. В отличие от либерального от ушей до копчика Сальвадора, в Гондурасе позиции консерваторов были получше. Не очень существенно, но все же первое самостийное правительство получилось коалиционным, и «вице» при президенте Дионисио де Эррере, пылком либерале, оказался полковник Хосе Хусто Милья, «сторонник порядка и враг всяких потрясений».

До каких-то пор особых проблем сие обстоятельство не вызвало, но после переворота в Гватемале всем пришлось выбирать сторону, большинство видных консерваторов подали в отставку и отбыли в столицу Федерации. А теперь, - поскольку Сальвадор был объявлен «в состоянии мятежа», логика действий напрашивалась сама собой. Отменив отставку сеньора Милья с поста вице-президента «мятежной провинции», - и тем самым признав его законным президентом Сальвадора, дон Мануэль уполномочил полковника «восстановить закон и порядок», выделив на столько благое дело около 1000 штыков, примерно четверть армии, и ничуть не сомневаясь, что полковник, много лет служивший Короне и даже понюхавший пороху в Европе, располагая такими силами, решит вопрос быстро и наилучшим образом.

И бравый полковник не подвел. Максимально по тем временам быстро, а учитывая бездорожье, поразительно быстро, он прибыл под Комаягуа и 4 апреля атаковал столицу Гондураса, - не столько надеясь взять с налета, сколько ради разведки боем, - и убедился: укрепления хороши, с орудиями все в порядке, но гарнизон слаб. К тому же, по донесениям разведки, власти, не ожидая подобного, не успели озаботиться заготовкой припасов, - так что оставалось только, уподобившись мудрой обезьяне, блокировать центр провинции и ждать, пока осажденные вынесут ключи на блюде.

В городе, однако, тоже сидели не дураки. Без опыта войны в Европе, конечно, но элементарные вещи они понимали, - а потому президент Эррера принял решение послать в департаменты (где, в отличие от столицы, позиции либералов были очень прочны) призыв о помощи, выбрав в качестве посланника человека, которому доверял абсолютно – сына кузины, лейтенанта Франсиско Морасана. И этим выбором определив не судьбы не только Гондураса, но и всей Центральной Америки на много-много лет вперед. По сути, до дня сегодняшнего. О чем, сам, разумеется, даже не догадывался, - но мы-то знаем, а потому без отступления не обойтись.

Итак, Франсиско Морасан. Строго говоря, Хосе Франсиско Морасан, но сам он имя «Хосе» не любил, так что уважим волю покойного. Классический креол, с итальянскими (а может быть, и с корсиканскими, как полагал сам) корнями. Отпрыск приличной, зажиточной, уважаемой, даже влиятельной, - но только в маленькой Тегусигальпе, - семьи. Родился в 1792, нужды не знал, особого образования не получил, - папа считал, что торговцу науки во вред, - но до знаний был жаден, и когда отец решил, что семье нужен свой юрист, юный Панчо, юриспруденцию не любивший (но ведь решение отца – закон), работая клерком в нотариальных конторе Дионисио де Эрреры, маминого кузена, истинного сына Века Просвещегия,вызубрил весь свод законов, а параллельно, для души, прочитал все книги из дядиной библиотеки.

Информацию поглощал запоем, все подряд, - не только Сервантеса и Лопе де Вега, без которых человек всего лишь быдло безрогое, - но и Монтескье, Руссо, Токвиля (на все сто проникшись соответствующими идеями), а также Тацита, Цицерона, Плутарха etc. (на всю жизнь определившись с идеалами), - но больше всего тяготел к военному делу, особо восхищаясь Цезарем и Наполеоном, и, - подчас, в узком кругу, чтобы не засмеяли, - горько сетуя на «жестокую судьбу, приговорившую его к скучной бумажной жизни».

Тем не менее, с судьбой не спорят, - и человек просто жил, копаясь в бумагах конторы «Эррера и Морасан». Повзрослел, женился на ровне, - а когда мир изменился, естественно, с головой бросился в политику, которой раньше не было вовсе, а теперь стало сколько угодно, и у каждого желающего появился шанс. Тем паче, если желающий знает законы, умеет зажигать словом, а главное – родственник самого сеньора Эрреры, первого избранного главы независимого Гондураса.

Так что, карьера задалась сразу: сперва генеральный секретарь правительство, потом, без отрыва, спикер палаты представителей, и с делами справлялся, но ни от кого не скрывал, что штатской жизнью тяготится, а мечтает о военной карьере, в связи с чем, упросил дядю произвести его в офицерский чин, что дядя и сделал, не удержавшись, правда, от ворчания: дескать, взрослый же человек, семейный, а как какой-то chico, право слово. Впрочем, и сам племянник в душе все понимал, а потому новенький мундир надевал редко, только дома и ненадолго.

Что ж, мелкая слабость, вполне простительная хорошему человеку из хорошей семьи. Это через 150 долгих лет сеньор Альваро Контрерас, видный гондурасский юрист, журналист и политик отольет в бронзе: «Исключите гений Морасана, и вы убьете душу Центральной Америки», - а пока что новенький мундир с эполетами, но без орденов, и треуголка с кокардой обитали  в гардеробной исключительно для души. И вот тут-то пришел полковник Милья, а нам пора возвращаться туда, где стреляют…

Обретение себя

Итак, выбравшись из Комаягуа, лейтенант Морасан, загоняя коня, помчался по малым городкам, начав с родной Тегусигальпы, и всего за несколько дней, чисто на красноречии и обаянии, собрал более трехсот волонтеров, вслед за тем развернувшись к столице, надеясь ударом в тыл противнику снять блокаду или хотя бы, прорвавшись с обозом, укрепить оборону. Но не вышло. Враг оказался сильнее, отряд, понеся потери, отошел в леса, и по всей логике должен был разбежаться, - однако (тут впервые блеснул тот самый «гений Морасана») не разбежался. Командир сумел удержать растерянных бойцов, пресек панику и отошел, приводить «полк» в порядок.

А вот у осажденных шансов теперь не оставалось никаких. а 10 мая, после 36 дней осады и короткого штурма, Комаягуа пал. Президента Эрреру увезли в Гватемалу, а уцелевшие солдаты (кто еще желал сражаться) малыми группами двинулись на юг провинции, лесными тропами пробираясь в лагерь Морасана, - решением подчиненных (так тогда было заведено) уже полковника. Однако оставаться на гондурасской территории было невозможно, - Милья уже готовился к походу, чтобы зачистить остатки «мятежников», - и дон Франсиско приказал уходить в Никарагуа.

Решение вновь было идеальное. Связываться с этой провинцией, насквозь либеральной и куда более сильной, чем Гондурас, полковник Милья не рискнул, и президент Арсе, по рукам и ногам связанный Сальвадором, тоже, а стало быть, там можно было передохнуть, благо власти помогали, чем могли, - и в начале ноября, имея уже более 500 штыков, полковник Морасан вновь двинулся в родные края, с момента перехода границы обрастая добровольцами, готовыми защищать Конституцию, но главное, Гондурас, поскольку окупанты успели показать себя, мягко скажем, не лучшим образом.

Армия шла на Тегусигальпу, и «президент» Милья, правильно понимая, что второй город провинции сдавать нельзя, собрав максимум войск, пошел на перехват, успев перекрыть противнику путь близ городка Ла-Тринидад, - где 11 ноября и произошло первое по-настоящему крупное сражение года. По всем показателям, - опыт командующего, качество личного состава, двойной перевес в живой силе у «федералов», - шансов у Морасана не было, и тем не менее, спустя пять часов нешуточной драки войска Мильи побежали, да так, что собрать их и привести в порядок дон Хусто не смог.

На следующий день Морасан вошел в Тегусигальпу, а через две недели легко занял и Комаягуа, который «федералам» просто некем было защищать, - и в тот же день дон Франсиско был объявлен «временным главой» Гондураса, заявив, что отныне провинция станет центром Сопротивления, - и не пассивного, как обороняющийся Сальвадор, а «наступающего».

В Гватемале «гондурасское фиаско», ясен пень, восприняли крайне болезненно. Репутация Хусто Милья, качество его войск, да плюс к тому двойной перевес в живой силе давали Центру основания надеяться на полный успех, а вышло как вышло. Конечно, допускали фактор случайности, конечно, причиной поражения объявили «жестокую мигрень», якобы поразившую дона Хусто накануне битвы, а срочно мобилизованные «золотые перья» всех не запрещенных газет вовсю соревновались, кто лучше обзовет «канцелярскую крысу» и «корову под седлом», имея в виду, разумеется, Морасана, - но это для широких масс.

А вот серьезные люди к нежданной проблеме отнеслись серьезно. Правительство добилось у дружественных англичан нового займа, - под дикие проценты, правда, но с отсрочкой первой выплаты на пять лет, - Семья мобилизовала все немалые средства, втрое повысив жалованье потенциальным рекрутам, в строй встали все отставные офицеры бывшей испанской армии, вплоть до дряхлых стариков, - и в течение пары месяцев армия Федерации выросла с 3500 штыков, оставшихся в строю после провала в Гондурасе, до семи тысяч.

Однако и Морасан не груши околачивал. Лично он, похоже, всегда верил в себя, но теперь, после Ла-Тринидад в бывшего провинциального юриста, мало известного даже в Гондурасе, поверили (пусть за неимением лучшего, но лучшего ж не было!). И не только личный состав войск. В ставку по умолчанию признанного вождя Сопротивления, кто, выбравшись из глубокой тени, кто вернувшись из эмиграции, потянулись влиятельные персоны, в том числе, полковник Николас Рауль (тот самый, с которого, если помните, вся катавасия началась), тотчас произведенный в генералы и занявший пост начальника штаба.

Его появление вывело сюжет на принципиально новый уровень. «Опыт и знания этого военачальника (самого образованного из всех приезжавших в Центральную Америку), которые я старался перенять по мере моих сил и возможностей, - писал много позже дон Франсиско, - в огромной степени помогли мне в том, что я понял основы военной науки, как искусства, что меня никогда не захватывали врасплох, что я не знал поражений за 13 лет почти непрерывной войны, вызванной внутренними трудностями республики».

В итоге, к марту 1828 обе стороны были готовы к очередному туру схватки, надеясь, что он станет решающим, и в апреле лично дон Мануэль Арсе двинулся на Сальвадор с севера, усилив осаду его столицы, и в это же время, с востока, на сальвадорскую территорию вступили войска Морасана, - примерно 1400 штыков и сабель. В отличие от «федералов», которых везде и всюду именовали не иначе, как «гватемальцы», это была «центральноамериканская» армия, - никарагуанцы, гондурасцы, сальвадорцы, - и они, в большинстве, шли не ради жалованья, - так что, дон Франсиско, оставивший Гондурас на попечение надежных людей, в своих солдатах, которых знал по именам, был уверен.

Если по науке, - военной науке, разумеется, - президенту Арсе навязывали войну на два фронта, что всегда неприятно. Развернуться навстречу армии Морасана означало снять осаду Сан-Сальвадора, куда мгновенно хлынули бы обозы и какие-никакие, но подкрепления. Это с одной стороны. А с другой, дожидаться удара с тыла тоже не было никакого резона, тем паче, что армия Морасана понемногу, но росла. Тем не менее, безусловное численное превосходство упрощало задачу, и дон Мануэль, выделив 2500 штыков в отдельный корпус, приказал «найти интвервентов, уничтожить их или, по крайней мере, достойно проучить».

Офицеры щелкнули каблуками, - да вот беда: «корова под седлом» вновь показала, что умеет бодаться. Измотав «федералов» короткими, неожиданными и болезненными атаками, но до поры-времени не принимая боя, Морасан дал сражение только тогда, когда сам счел это нужным, - 6 июля при Эль-Гуачо, - практически точь в точь повторив Ла-Тринидад, с той лишь разницей, что «гватемальцы» на сей раз не разбежались, хотя и понесли солидные потери.

Потери, впрочем, были и у либералов, в связи с чем наступление приостановилось, ибо сил хватало только на добивание огрызающихся остатков разбитой под Эль-Гуачо армии, но добивали настолько на совесть, что, в конце концов, сеньор Арсе, оставив под Сан-Сальвадором около трети армии, повел в последний и решительный бой три дивизии, почти 5000 пехоты и кавалерии при мощном орудийном парке. Однако не нашел взаимности: вождь либералов, которому «последний и решительный» без гарантий был совершенно ни к чему (притом, что время работало на него), растворился в лесах. Вернее, спокойно отошел в Гондурас, где генерал Рауль уже подготовил солидные резервы, - а 20 сентября в ставку президента прибыл фельдъегерь с известием, что его войска, осаждавшие Сан-Сальвадор, атакованы  летучими отрядами, оставленными «коровой под седлом» тревожить врага с тыла,и капитулировали.

Вся стратегия дона Мануэля рухнула, - а между тем, Морасан вновь перешел границу, ведя за собой уже более 3000 бойцов, и президент почувствовал себя худо. В буквальном смысле слова. Позже злые языки язвили, что-де «притворно», но не думаю: трусом сеньора Арсе не считали даже враги, а в сложившейся ситуации кто угодно захворает. Но, как бы то ни было, дон Мануэль отбыл с фронта в Гватемалу, поправлять здоровье, оставив войска на полковника Антонио де Айсинена, поклявшегося победить или погибнуть, - что вполне понятно: для члена Семьи, поставившей на карту все, третьего варианта не было. Хотя…

Хотя нет, был, и это выяснилось очень скоро. Двинувшись к рубежам Гондураса, храбрый полковник 9 октября столкнулся с войсками Морасана, дал «последний и решительный», проиграл вдребезги, возглавил последнюю атаку, получил семь ранений, и безусловно, погиб бы, как обещал, если бы не врач, занявшийся им по приказу дона Франсиско. Он сделал все, что мог, никто не смог бы упрекнуть его, и впоследствии не упрекал, - но отныне на территории Сальвадора федеральных войск не было.

Уже не сильно спеша, генерал (да, теперь генерал!) Морасан двинулся на Сан-Сальвадор и 23 октября триумфально вошёл в истерически ликующий город, где в тот же день состоялось подписание договора об объединении войск Гондураса и Сальвадора в единую Ejército Protector de la Ley - «Армию – Защитницу Закона». защитницу законов». Кто за идею, кто за лидера, а кто — за военную добычу. Теперь времени хватало на все, можно было спокойно, без спешки готовиться к финальному выяснению отношений с консерваторами на всей территории бывшей генерал-капитании.

Победители судят

Далее, наверное, без деталей. Все и так понятно. В Сальвадоре, Гондурасе и Никарагуа – рекрутские наборы, настолько успешные, насколько могут быть успешными рекрутские наборы на побеждающей стороне, муштра, стрельбища, караваны с оружием, благо либеральный бизнес, долго выжидаший, определился и тряхнул мошной. А в Гватемале, наоборот, смятение умов, и не только умов. Сусеки Семьи поопустели, теперь деньги пришлось просить у церкви, которая благословлять горазда, а одалживать не любит, да и население стало бояться меньше: загнанные либералы понемногу полезли из-под шконки, а консерваторы, надежа и опора, приуныли. Так что, теперь на рекрутских участках мелькали, в основном, краснокожие, - что происходит, они не совсем понимали, но падре призвали «защищать Матерь Божию».

Короче, обе стороны делали все, что могли, но в начале 1829, когда авангард Армии Защитников закона перешел границу, стало ясно, что «защитники» могут больше. Несколько небольших городков сдались без боя, затем, когда подошли основные силы, пошло еще успешнее. Стычка за стычкой, бой за боем, - сплошь победы. Восстания в департаментах, дезертирство, портреты президента на свалках, - в общем, всего недели через три зоной боев стали предместья Сьюдад-Гватемала, и даже небольшой сбой тенденции, 15 февраля под Миско (в столице по этому поводу гремели колокола, славя Богородицу), оказался мелким огрехом: после разгрома 6 марта при Сан-Мигелито, а затем, 15 марта, при Лас-Чаркас, федеральная армия практически перестала существовать.

Всем было понятно: спектакль на исходе, и уже ничего не поделаешь. Пытаясь как-то навести порядок, сеньор Мариано Айсинена, исполнявший обязанности главы государства (президент Арсе все еще болел), попытался закрутить гайки до упора, 18 марта подписав указ «Во имя святости алтарей», после чего все либералы столицы и все военные, внушавшие хоть какие-то подозрения, оказались вне закона и на нарах, а за любую помощь «предателям веры», то есть, либералам, полагалась смерть. Но это была уже агония.

12 апреля, получив ультиматум, - капитуляция, а что дальше, посмотрим, или штурм и смерть всей Семьи, от мала до велика, - сеньор Айсинена не стал искушать судьбу. Победители без боя вошли в столицу, и на Центральной площади был во всеуслышание зачитано обращение генерала Морасана ко всем провинциям Федерации, завершавшееся жестко: «Все позади. Высокомерная голова аристократии, унижавшая свободного человека и готовившая ему будущее без света и надежды, ныне склонилась навсегда»..

Слову соответствовало дело. В первый же день (по рекомендации Морасана) пост временного президента Федерации занял сеньор Хосе Баррундиа, некогда смещенный путчистами, а первым же актом «временных» под арест отправилось все федеральное правительство, включая Мануэля Арсе (его в тюрьму несли на носилках), а также все правительство провинции, - в том числе, естественно, дон Мариано Айсинена, - и несколько ключевых членов Семьи, никаких постов не занимавших, но имевших особое влияние. Далее, вторым актом, «преступными и недействительными» объявили все решения бывших федеральных властей, принятые после 6 сентября 1826, и плюс к тому, закрыли все газеты, «служившие преступному режиму», - а все газеты, «преступным режимом» запрещенные, наоборот, разрешили.

На этом притормозили. Никаких репрессий «по квадратам», тем более, никаких расстрелов, наоборот, по столице поползли слухи о возможных «жестах доброй воли» и стремлении новых властей «к продуктивному диалогу во имя гражданского мира». Тенденция обнадеживала, и когда «вся Гватемала» получила красиво оформленные приглашения в президентский дворец на прием для «важного разговора о судьбах Отечества», 19 апреля в резиденцию генерала Морасана явились все стопы и сливки общества, - депутаты, советники, «политические шефы», судьи и прочий «высший свет», - естественно, сплошь консерваторы, потому что вышедшие из подполья либералы и без приглашений дневали-ночевали во дворце. Ну и…

Ровно в 10.00 утра, как указывалось в приглашении, нарядная публика собралась во дворе правительственной резиденции, оживленно обсуждая, чем дело кончится. Ждали торжественной речи Освободителя, потом примирительной речи «временного президента», а затем фуршета с напитками и обстоятельного обсуждения насчет дележа мест в новых структурах, поскольку «куда ж они без нас денутся?», в целом сходясь на том, что «консервативные ценности» безупречны, но, поскольку нужно жить в соответствии с духом времени, «либеральные ценности», если присмотреться, тоже не лишены положительного содержания.

И вот в разгар этих приятных разговоров двор оцепили солдаты, сообщившие собравшимся, что имеют приказ уважитедьно сопроводить их в тюрьму, куда все «сливки» и «столпы», - примерно полтораста душ, - слегка повозмущавшись, проследовали. Брать под стражу, - «исключительно из уважения к сану», - не стали только лиц духовного звания, о чем, однако, им сообщили уже у тюремных ворот.

«Вся Гватемала» вздрогнула, почтенные сеньоры и прелестные сеньориты оделись в траур, но, как оказалось, зря. Тюрьма не сахар, конечно, но если со свиданиями и передачами, жить можно. К тому же, помариновав, заключенных начали понемногу выпускать, - сразу после 4 июня, когда правительство издало закон, согласно которому экс-президент и все сколько-то видные члены Семьи, уже приговоренные к расстрелу, получили помилование, но при условии возвращения всего жалованья, полученного после переворота, выплаты штрафа в 50% стоимости имущества и бессрочной высылкой в США, причем менять страну проживания им запрещалось, а за нарушение грозила полная конфискация.

Прочий «высший свет» отделался, можно сказать, легким испугом, но и этого хватило надолго. Теперь признаки недовольства новыми веяниями позволяла себе только церковь, - и достаточно активно. То есть, высшие иерархи, разумеется, проявляли разумную осторожность, постоянно твердя, что «Церковь вне политики», но мелкие падре, - полунищие, а потому любимые прихожанами, как смуглыми, так и краснокожими, - мутили воду вовсю, стращая паству гневом Господним и всячески провоцируя.

Паства внимала, бурлила, накалялась, и поскольку все понимали, что без щелчка сверху сельский попик рта не раскроет, в июле правительство, делавшее вид, что ничего не видит, нанесло удар: Ассамблея приняла декрет о бессрочной высылке в Гавану архиепископа Гватемалы, его викария, пяти епископов, трех «генералов» монашеских орденов плюс 260 священников и монахов, как «вредных и нежелательных граждан», а также о конфискации всех монастырских земель и 50% собственности церкви в целом.

Излишне говорить, что чистка не ограничилась Гватемалой. Примерно то же, параллельно с событиями в центре, происходило и в других субъектах федерации, - хотя везде, кроме Гондураса, куда мягче. И вот когда все завершилось, 22 июля, по итогам срочных выборов, в Сьюдад-Гватемала, в максимально торжественной обстановке, с оркестрами и фейерверками, состоялось открытие первого заседание легитимного Федерального Конгресса, вошедшего в историю под названием Convención de los ganadores, а если проще - Съезд победителей.

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Неужели на этот раз русские и Наитемнейший?

Оригинал и комментарии

Жизнь после летнего солнцеворота надо уметь готовить, иначе - деньги на ветер, не впрок, аааа, куда подевалось лето, почему вокруг мрак и дождь, не убиться ли мне об стену. Как сейчас это будет в кириллическом секторе, где кроме обыденного ада чел.жизни теперь ещё и дополнительный ад войны, диктатурочки и чего там навалят ещё, даже подумать заранее страшно (ну не то чтобы именно страшно, просто устойчивое выражение, так говорят).

Летний солнцеворот - поворот на смерть, нежный, ласковый, незаметный. Символический, но не только. С этого момента начинает убывать день, ночи тянутся дольше, тьма, с которой почти никто не умеет работать, прибывает; до конца июля это почти незаметно, до самых августовских внезапно (всегда внезапно) угольно-чёрных звёздных ночей.

Этот поворот, изменение вектора надо осознавать с первой минуты солнцеворота, когда в мире ещё звенит ликование каждого долгого июньского дня. И впускать в себя юную летнюю смерть с её солнечным жаром, сладкими запахами, блаженством купаний и просто дождя, цикадами, урожаями, выгоревшей травой, всем этим знойным зачарованным мёдом, от которого клонит в сон. Впускать, но не давать ей воли, не подчиняться, засыпать наяву нам сейчас не надо. Успеем ещё потом, когда ночи станут такие длинные, что не останется ничего, кроме ночей.

Кароч. Я о чём. Начался сезон духовного подвига. Строгости к себе, трезвости, полной ясности и постоянного напряжённого усилия сердца, которому стало объективно трудней, чем на весеннем гормональном подъёме деятельно любить. Сейчас каждый миг решается, в каком состоянии мы (да и мы ли) на Йольское дно придём.

Зима будет такая, особая. Третий год понятно чего завершается. И господь реально как сраный Гамлет со своим монологом скачет сейчас по сияющим небесам.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.

Без гнева и пристрастия

А теперь давайте на время забудем о Латинской Америке и поговорим о диалектике. Не знаю, как у кого, а у меня, сказать по правде, возникает ощущение, что Франсиско Морасан в моем изложении выглядит, как конфетка. Или, если кому-то так больше нравится, икона. И соответственно, те, с кем он боролся, - в первую очередь, Рафаэль Каррера, - выглядят, как некие отродья тьмы, потому что только последний мерзавец способен бороться со святыми. Или, опять же, если это кому-то больше нравится, с блаженными, - конечно, в хорошем смысле слова...


И вот этот нюанс, честно говоря, меня очень не устраивает, потому что в реальной политике никогда не бывает так, чтобы с одной стороны – только тьма. То есть, бывает, но только в том случае, если политик - сопля на перилах, кукла на ниточках, без своей воли и видения, чего о героях моего повествования никак не скажешь. Иное дело, что может нравиться, может не нравиться, - но основа основ всего, что я пишу о прошлом, - объективность. Без малейшего проявления симпатий к любой из сторон, даже если лично мне она симпатична, и наоборот, ни грана антипатии к любой из сторон, как бы она ни была мне неприятна. Пусть цену человеку определяют его дела, и только по ним следует судить.

Нет, разумеется, сложно спорить с тем, что дон Франсиско, со всеми его странностями и непониманиями элементарного, был уникально светлой личностью. Вот, например, воспоминание современника:

«Никакого легкомыслия, никакой роскоши. Одетый скромно, чисто и опрятно, он избегал пустых развлечений, не любил показных выражений симпатии, банкетов и мишуры, но был чрезвычайно доволен общением с просвещенными людьми, даже если они были его врагами (…) Его никто не боялся, потому что ни свирепости, ни жестокости не было в его нраве. Величайшие его враги смущались в его присутствии, потому что, видя его, ненавидеть его было невозможно».

Красиво, не правда ли? Хотя, конечно, это из мемуаров либерала, сторонника и поклонника, так что объективности ждать не приходится. Но вот еще один отзыв, не мемуар, а официальная переписка:

«Теперь, когда политическая необходимость компрометировать его утратила актуальность, следует признать его достоинства. Внешность его впечатляла, высокое и прямое телосложение обращали на себя внимание, совокупность черт составляла столь совершенно очерченную физиономию классического греческого типа, что, увидев ее раз, нельзя было забыть… Старомодно благородный и честный характер, он никогда не злоупотреблял властью ради собственной выгоды, что, к сожалению, исключало возможность обратить эти несомненные достоинства на пользу Англии…»

Это, между прочим, докладывает по инстанциям, в Форин офис, м-р Рамсфельд. Тот самый м-р Рамсфельд, представлять которого тебе, любезный мой читатель, наверное, излишне. А вот и мнение Рафаэля Карреры, услышанное и записанное много лет спустя:

«Имея все возможности победить, он проиграл, потому что служил Дьяволу, а Дьявол великий лжец. Если бы он не был безбожником, он, с Божьей помощью, добился бы всего, чего хотел…»

Ну что ж, остается признать: ангел во плоти, некстати явившийся на не понявшую его грешную твердь. Верный друг, человек слова, нежный семьянин, гениальный полководец, не проигравший ни одного из полусотни сражений, - при этом, правда, уложивший в могилы несколько десятков солдат, в итоге со всеми рассорившийся и ничего не добившийся, - но ведь все не корысти ради, а токмо чистой, благородной Идеи для.

Хорошо.
А что же Каррера?

«Этот человек, если его можно так назвать, всецело преданный своим порокам, не признававший порядка, кукла в руках аристократов, фанатичный раб фанатичных церковников, потакавший горным дикарям в ущерб гражданам просвещенным, продавший нашу землю англичанами, не принес за ничего хорошего нашей бедной Гватемале. Он не верил в силу закона, в силу голосований, в бескорыстие депутатов. Природный человек, как у Руссо, не умеющий ни читать, ни писать, - вооруженный готтентот, раб страстей, угрожавших порядку и цивилизации…»

Надеюсь, всем понятно, что это среднестатистическое мнение либерала, и это понятно, а потому и неинтересно. Зато интересно, что консерваторы, вернувшие при Каррере все утраченное, и вообще, бывшие за ним, как за каменной стеной, тоже в комплиментах не рассыпались.

Нет, ни в коем случае не критиковали, напротив: «великий патриот Гватемалы», «национальный герой» etc., - но и только. Ибо не очень любили поминать, что боялись и недолюбливали «плебея и покровителя плебеев», который, - даром что, по версии либералов, «раб аристократии», - держал аристократию в ежовых рукавицах, уважая и приближая за знания, опыт и связи, но жестко пресекая все нездоровые амбиции.

Так что, подводя баланс, «итого» выглядит примерно так: парень из низов, с самыми плебейскими привычками (обожал гитару, редко с ней расставался, любил расслабиться, выпить и потанцевать, жену очень любил, но постоянно бегал налево). Смелый, отлично владел орудием (пару раз шпагой отбивался от наемных киллеров). Предельно религиозный, боявшийся Бога и безраздельно чтивший церковь, отвечавшую ему полной взаимностью, вплоть до разрешения иметь несколько семей).

В общем, вожак восстания крестьян, уставших от угнетения масс против «новой элиты», уважавшей только чистоган, до конца жизни не забывавший, откуда вышел. С «чистой публикой», которую (если в Бога верила) общался уважительно, но с прохладцей, отстраненно, с пеонами и индейцами же запросто, имел друзей в предместьях и «общинах» (предпоследние слова на смертном одре: «Заботьтесь о моих бедных индейцах»).

Абсолютно объективно: не допустив кровавого хаоса, - обычного финала крестьянских восстаний, - каким-то волчьим чутьем сумел угадать, что делать, подморозил ситуацию и установил баланс, на долгие года став окончательным арбитром в дрязгах «политических людей». Без расстрелов и почти без репрессий.

Несомненный патриот Гватемалы, не позволивший особо наглым региональным царькам оторвать от страны самые богатые департаменты, - а что до «продажи англичанам», так да: уступил Белиз, - формально, по старым картам – испанский, а стало быть, гватемальский, - Англии, которая фактически владела Белизом полтора века и уходить не собиралась, - взамен получив льготный заем и выгоднейший торговый договор.

И опять же, с хорошей хозяйственной чуйкой. Например, когда в Европе изобрели искусственные красители, обесценив индиго, главное богатство страны, собрал разумных людей, выслушал и приказал делать ставку на входящий в моду кофе, - причем правительство выдавало саженцы бесплатно и обеспечивало консультации плюс налоговые льготы, в связи с чем, Гватемала стала одним из поставщиков зерен на мировой рынок.

Правда, советские историки очень не любили «реакционера, не желавшего развивать тяжелую промышленность, чтобы воспрепятствовать развитию пролетариата», - но признавали, что «экономическое положение Гватемалы и трудящихся существенно улучшилось». О пролетариате же дон Рафаэль, уверен, вообще не думал, ибо знать не знал, а тяжелой промышленности в Гватемале и сейчас нет, потому что никому не надо.

А что до подкожного «начав свой путь политического деятеля простым сержантом, он оставил после смерти шести законным наследникам несколько доходных домов в столице и другое имущество, оцениваемое в 120 тыс. песо», так извините, почти 30 лет пребывания на постах с окладом 500 песо в месяц при государственном обеспечении – это 180 тыс. песо, не говоря о премиальных за военные успехи. И даже ультралиберальные современники вроде Лоренсо Монтуфара, ненавидевшие «плебея» утробно, изучив при «своей» власти архивы, подтвердили: «Умер, не оставив подозрительных накоплений, с полной, до сентаво отчетностью по тратам казны».

Тиран и деспот? Возможно. Но при этом не стремился к диктатуре, на десять лет оставив политику политикам, - аж до момента, когда политики доказали полную профнепригодность. Неграмотный дикарь, подписывавшийся нелепым «Рака-Каррака» и от тупости закрывший Академию свободных наук, где преподавались прогрессивные идеи? Хм. Да, читать и писать грамотно выучился только к 43 годам, - но ведь учился же! - а «просвещенных» ценил, привлекал к работе и многое им прощал.

Академию же таки закрыл, не видя смысла в «пустых разговорах» на отвлеченные темы, не имеющие практической пользы, вместо нее с помощью иезуитов открыв Папский Университет с факультетами права, медицины, естественных наук, классических языков, испанской литературы, - и конечно, теологии.

Ну и жестокость. Было такое. Тогда вообще мало кто кого щадил, и Морасан, если нужно, тоже, особенно если речь шла об индейцах. Но в Лос-Альтосе, напомню, к стенке поставили тех, кто был предупрежден и не прислушался к предупреждениям. А «ночь варваров» была ответом индейцев на тактику выжженной земли, излюбленную гватемальскими либералами.

А т. н. «бойня в Мичокануа» - ответом лично Карреры солдатам гарнизона, перед тем изнасиловавшим его любимую жену Петрону. Вернее, подарком Петроне, после изнасилования вообще не щадившей пленных, так что ее боялись больше, чем мужа, даже многие соратники. И мотивы личной ненависти к Морасану налицо: раздосадованные неуловимостью оппонента, солдаты казнили тестя Карреры, насадив его голову на пику, после чего Рафаэль и Петрона поклялись мстить «еретику» даже из могилы.

В общем, согласитесь, уж точно не ангел. Не Морасан, то есть. Земной персонаж. Земнее некуда. И тем не менее, поскольку влияние Карреры на весь перешеек было настолько велико, что историки даже придумали определение «мрачное тридцатилетие», судить о нем только потому, что он надолго прижал к ногтю приятные многим приличным людям идеи, не стоит. Ибо, как говаривал Федор наш Михайлович, широк человек…



Когда я вернусь...

А теперь вернемся на столбовую дорогу. Отплыв в изгнание, дон Франсиско с соратниками сперва направился в Коста-Рику, единственную республику бывшей Федерации, где у власти оставались либералы, сидевшие тише мыши и потому усидевшие. Правда, их лидер, президент Браулино Каррильо, в 1838-м объявил независимость, в связи с чем Морасан считал его «беспринципным мошенником», но все-таки была надежда осесть хоть где-то поблизости от родных мест.

Однако в Коста-Рике гостям не обрадовались. Возможно, из страха перед Каррерой, возможно еще почему-то, но убежище согласились предоставить только 23 эмигрантам, по списку, Генералу же и семерым его ближайшим друзьям в приюте отказали, и они поплыли дальше, в Колумбию, где в самом начале мая осели в маленьком городке Давид (ныне Панама).

Что дальше? То единственное, что могло быть. Морасан остался самим собой. Впервые имея время, засел за мемуары, увы, так и не завершенные, ибо быстро наскучило. Разбирал почту, - а писем приходило очень много. Друзья сообщали об «ужасных гонениях»: в Сальвадоре консерваторы, поставленные Каррерой, пачками увольняли либералов с госслужбы, в Никарагуа и Гондурасе, чтобы не сердить Карреру, делали то же самое, и это не радовало. А дикая кампания клеветы в СМИ, обвинявшей «бежавшего негодяя» во всех грехах, включая растление детей и людоедство, бесила.

Воспринимая газетную грязь, как очередной вызов на бой, дон Франсиско написал и опубликовал манифест «К народам Центральной Америки». По сути, крик души, плевок в лица ««подлецов, поправших самые священные права народа так же бесстыдно, как некогда они же попрали свободу, отдавшись в руки мексиканского императора». И: «Ваше ли Отечество бедная Центральная Америка, - риторически спрашивал он, сам же и отвечая: - Нет! Это Отечество тех, чей крик о независимости разнесся по Королевству Гватемала ... и наэлектризовал народ священным огнем свободы».

Высокие слова, не более. По сути, ни о чем. Но Морасан тем и интересен, что говорил, как думал, и готов был за это умереть. Поэтому обращение, разъясняющее, почему развал Федерации стал «трагедией, результаты которой отзовется даже на наших внуках», и почему автор считает себя вправе говорить «от имени тех, кто до освобождения от гнета испанцев являлся жалкими рабами», многим не понравился, ибо эти многие оценили публикацию, как заявление Морасана о намерении продолжать борьбу.

А вот на один маленький, сугубо для красоты вставленный пассажик, - «Идет непримиримая схватка между теми, кто трудится, и тиранами, извлекающими выгоду из чужого труда», - никто внимания не обратил. В том числе, наверное, и сам автор не догадался, что вплотную приблизился к пониманию причин своего поражения.

Естественно, на «Манифест» пошли отклики. В первую очередь, из Коста-Рики, и вполне практические. Тамошние либералы сообщали, что президент Каррильо «стал презренным диктатором», отменив конституцию и заменив ее неким «Законом о главных гарантиях», согласно которому избирать президента должны были все граждане, а не депутаты Ассамблеи, как раньше, и сам Каррильо становился пожизненным президентом.

Вообще-то, если разбираться, все обстояло не совсем так. Дон Браулино, опытный, разумный, в 1838-м вывел «штат» из Федерации, чуя, куда дело идет, а сейчас, имея толковую программу, не желал зависеть от политиканов, в связи с чем и ввел «всенародное голосование», продлив срок своих полномочий. Однако в понимании Морасана, он совершил преступление, поступив не по закону, тем более, «отдав решения высшей сложности на усмотрение людей непросвещенных». Тем паче с довеском – отказом в убежище, очень обидевшим изгнанника.

Тем не менее, завязав узелок на память, дон Франсиско не счел нужным давать волю эмоциям, и решив отправиться в Перу, где рулили либералы, посмотреть, что получилось у тех, кто пошел другим путем. Встречали его крайне тепло, как легенду, перуанский лидер, маршал Агустин Гамарра, даже попросил принять командование дивизией (Перу в тот момент воевало с Чили), однако Морасан отказался, потому что считал эту войну «очень запутанной», объяснив: «Я не знаю, на чьей стороне правда».

Далее намечалась поездка в Чили, но жизнь внесла коррективы. В начале 1841 года англичане оккупировали Сан-Хуан-дель-Норте, главный порт Никарагуа на Атлантическом побережье. Не собираясь аннексировать, а всего лишь для острастки, в рамках очередной кампании по защите маленького индейского королевства Москития, с начала XVIII века находившегося под опекой Лондона. Формально это была бывшая территория испанцев, стало быть, ныне принадлежала Никарагуа (очень похоже на «гватемальский, но британский» Белиз), однако в Лондоне полагали иначе, и когда власти Манагуа решили в очередной раз обидеть moscitos, Лондон зарычал.

Естественно, Никарагуа попросило о помощи соседей, но не откликнулся никто: Каррера, как полагалось гватемальскому консерватору, с аншличанами дружил, его ставленники в Сальвадоре подчинялись решениям Карреры, а Гондурас связываться британцами боялся. Поэтому люди из Манагуа бросили клич ко всем латиноамериканцам, - дескать, помогите спасать общее Отечество! – в надежде на приток добровольцев, и дон Франсиско решил, что время возвращаться в большую политику пришло.

Правда, средств не хватало, но помогли друзья, включая президента Перу, так что и оружие закупили, и судно зафрахтовали, и в начале февраля 1842, движимый «зовом долга и непреодолимым национальным чувством», Генерал с соратниками оказался Сальвадоре, где надеялся получить поддержку. И получил, - но только «снизу»: на его призыв откликнулись сотни сторонников. А вот власти, поставленные Каррерой, сразу же попросили его покинуть страну, упирая на то, что иначе возможна никому не нужная война с соседями.

Теоретически можно было и отказаться, - отряд собрался уже солидный, и оружия хватало, но устраивать гражданскую войну в измотанном Сальвадоре, а тем паче, подставлять Сальвадор под вторжение, дон Франсиско, естественно, не хотел. Он просто поблагодарил за гостеприимство, попросил предоставить пару-тройку небольших судов в качестве отступного (власти тут же согласились), принял на борт всех, кто готов был следовать за ним, и 7 апреля высадился в Коста-Рике.

И тут нам вновь не избежать ухода в сторону.
Не бойтесь, ненадолго и по делу.

Коста-Рика, о чем мы уже говорили в самом начале, среди всех «пяти сестер» была самой маленькой и бедной. Никаких индейцев, большинство креолы, и самые богатые плантаторы, как максимум, на уровне гватемальских «падронов» средней руки, а большинство – «плебеи» (ремесленники, мелкие кофейные плантаторы, рыбаки, торговцы, контрабандисты, веками гонявшие безакцизный товар в Никарагуа).

В составе Федерации вела себя тихо, ни на что не претендуя, ибо, имея самое маленькое представительство в Ассамблее, и не могла претендовать (в связи с чем, к слову, сеньор Каррильо и пошел на «развод» в 1838-м, полагая, что лучше законно не платить федеральные налоги, чем платить непонятно за что). И вообще, «штат» жил на отшибе от всех бурлений, в событиях 1826-1842 годов участия не принимая. Вернее, принимая, но, скажем там, сугубо на местечковом уровне, внутри себя, потому что «партии» были и тут.

Первая драчка случилась еще в 1823-м, когда в «больших братьях» еще царил покой. «Плебеи» из городков Сан-Хосе и Алауэла успешно пободались с «монархистами» из колониально-бюрократического Картаго, желавшими присоединиться к Мексиканской империи, и по итогам одной-единственной стычки «империалисты» разбежались, а столица из Картаго переселилась в «плебейский» Сан-Хосе. Консерваторы смирились, либералы видели берега, тем паче, что раздробились на фракции и грызлись между собой.

Спокойствие держалось на компромиссах, а с 1834 на «Великом соглашении»: либералы, временно объединившись, сумели прищемить церковь, отменив десятину, а содержание храмов возложив на «особо богатых» (что консерваторам не понравилось). Главным же пунктом консенсуса стало то, что все четыре города будут столицами, поочередно, на год, - поскольку сеньоры из Сан-Хосе слишком тянули одеяло на себя.

Однако терять привычное одеяло никому не нравится, и в 1835-м, заняв пост президента, тот самый Браулино Каррильо, либерал из «умеренных», продавил поправку: вместо абсурдных переездов учредить, как в Штатах, отдельную, одну на всех столицу в «особом округе Мурснелаго», а пока в маленьком городке все не подготовят, пусть будет Сан-Хосе. Ничего, казалось бы, крамольного, - но, учитывая, что городок Мурснелаго был пригородом Сан-Хосе, лютая наглость новации взбесила многих, и пошли последствия.

Против столицы объединились все обиженные города, «реакционные» и «прогрессивные», сформировалась Лига. Оружия у лигеров было мало, зато людей много, сеньор Карррильо крутился, как ужик, интриговал, обещал, льстил, сыпал посулами, в итоге выиграв время, и когда 14 сентября 1835 армия Лиги подошла к Сан-Хосе, ей не свезло. Последовали оргвыводы, кого-то даже расстреляли, а знамя с вытканной имперской короной было отправлено в дар Морасану, перед которым Каррильо в 1835-м заискивал, как знак победы над «охвостьем монархизма», а что было потом, все мы уже в курсе.

Вот в эту-то малюсенькую, безысходно повинциальную, ни на что никогда не влиявшую страну страну, прибыл, бросив якоря в порту Кальдера, флот Морасана – пять небольших кораблей с парой сотен вооруженных энтузиастов на бортах. И…



Командовать расстрелом буду я!

И оказалось, что изгнанник кое-что знал. Его ждали. Сразу после прибытия к Морасану явился генерал Висенте Вилясеньор, командующий армией Коста-Рики, - не столько либерал, сколько яростный фанат единства Центральной Амерки, - от своего и своих офицеров имени присягнув на верность, а затем потянулись делегации из городов, державших зуб на президента Каррильо, то есть, из всех, кроме Сан-Хосе.

Изумленный дон Браулино, в принципе, имея силы, чтобы защищать столицу, плюнув на все, подал в отставку («Должность не стоит крови») и уехал, а 13 апреля 1842 в Сан-Хосе вошел Генерал, и в тот же день Ассамблея провозгласила дона Франсиско главой государства, после чего он сразу взял быка за рога.

Флаг и герб сразу же заменили на флаг и герб покойной Федерации, первым же декретом Коста-Рика была объявлена «надежным убежищем для всех жертв политических гонений, в каком бы штате бы они ни жили». По сути, это означало призыв под знамена всех «федералистов», и никак иначе, кроме как объявление войны этот декрет истолковать было невозможно, а когда 27 мая Морасан ввел военное положение, приказал сдать все оружие «на нужды армии», объявил всеобщую воинскую повинность и установил чрезвычайный «военный налог» на собственников, все стало кристально ясно.

Реакция последовала мгновенно: Гватемала объявила Коста-Рику «вражеским государстом», Сальвадор разорвал отношения, а Гондурас и Никарагуа, отказавшись признать правительство «чудовища», перекрыли границы. Четыре государства объединились в «Гватемальскую лигу», военный союз против «костариканской агрессии», обязавшись «помогать друг другу и действовать сообща в случае угрозы независимости всех и любого из них».

Впрочем, никакого впечатления на дона Франсиско не произвело, наоборот, 29 июля чрезвычайная сессия Ассамблеи по его настоянию одобрила «Манифест к центральноамериканцам», где уже открыто говорилось о «грядущей священной войне за национальное единство», а Коста-Рика объявляла себя «штатом» возрожденной Федерации и гарантом ее полного восстановления, ради чего «готова пожертвовать всем».

А теперь внимание. Доселе все военные кампании Генерала были безупречно обеспечены юридически. Будучи главой Федерации, он, в соответствии с Конституцией, подавлял мятежи, а поход в Гватемалу организовал, как президент Сальвадора, чтобы, во исполнение союзного договора, помочь союзнику, на который напали.

Теперь же, впервые в жизни, законник Морасан инициировал чистейшей воды авантюру. И что важно, в самих по себе авантюрах ничего страшного нет, - они могут завершиться крахом, как «100 дней» Наполеона или «Год французов» в Ирландии, но ведь могут и увенчаться успехом, как высадка Генриха Тюдора в Англии, - но начинать войну против всей Центральной Америки, имея в своем распоряжении только ресурсы маленькой Коста-Рики (ок. 500 солдат, никогда всерьез не воевавших), - это что?

В сущности, дон Франсиско в очередной раз показал, что в политике разбирается, как дитя. Абсолютно не скрывая, что Коста-Рика важна ему только как стартовая площадка для начала борьбы за восстановление «Большой родины», он, будучи уверен в том, что его Идею беззаветно поддерживают все, кроме монархистов и фанатиков, совершенно не понимал Коста-Рику, где раньше, к слову сказать, ни разу не бывал.

А между тем, реальная, не вымышленная Коста-Рика, привыкшая жить в стороне от великих потрясений, совсем не хотела воевать, и новые веяния мало кому нравились. Явление-то Морасана и переворот, сделавший его главой государства страна более или менее приняла, - реформы Каррильо многим были поперек души, а бывший федеральный президент слыл законником, да и живая легенда у власти, став своей, льстила провинциалам, то теперь рейтинги поползли вниз.

То есть, какое-то количество идеалистов и авантюристов, конечно, нашлось, но сдавать оружие, тем более, идти по мобилизации невесть куда, с крайне сомнительными, учитывая соотношение сил шансами на успешный исход затеи, да еще ради восстановления Федерации, от которой Коста-Рика со своей крохотной фракцией в конгрессе никакого профита не имела, люди не хотели. Не говоря уж о чрезвычайном налоге, разозлившем большинство, потому что налоги вообще всех злят. И еще примем во внимание, что закрытие границ с Никарагуа лишило многие семьи, промышлявшие контрабандой, привычного куска хлеба…

Тем не менее, несмотря на ропот, к концу августа армию вторжения сформировали: 500 «кадровых» штыков, чуть меньше разного рода волонтеров, включая примчавшихся эмигрантов, и около тысячи мобилизованных по разнарядке. В начале сентября основная ее часть уже находилась в порту Пунта-Аренас, готовясь плыть в Никарагуа, еще один батальон мобилизованных, спешно обучавшийся в Картаго, готовился маршировать туда же, и день отплытия был назначен на 15 сентября, 21-годовщину провозглашения Федерации, куда к тому времени должен был прибыть и глава государства со штабом.

Вот только 11 октября во всех городах страны начались волнения, быстро перешедшие в мятеж. В «плебейской» Алауэле, по призыву португальца Антониу Пинту Соареша, крупного плантатора и контрабандиста, под лозунгами «Нет войне!» и «Верните наших сыновей!», в «реакционном» Картаго под колокольный звон и крики «Прочь еретика!», а в Сан-Хосе без особых изысков просто «Долой налоги!». Как пишут очевидцы, «лохмотья в толпе мешались с изысканными сюртуками», - и поскольку верных войск в столице уже не было, ситуация сразу стала сложной.

Тем не менее, Морасан и кучка его офицеров сумели запереться в генеральном штабе, где хранились боеприпасы, и толпа, уже под тысячу, почти без оружия, но сильная массой, осадила здание, пытаясь его штурмовать. Осажденные отстреливались метко, сразу же отказавшись от капитуляции с гарантией сохранения жизни, а после 88 часов непрерывного боля, получив небольшую подмогу, пошли на вылазку, и таки прорвались в Картаго, где располагались казармы батальона призывников, считавшегося верным, поскольку возглавлял его Педро Майорга, близкий друг.

И это оказалось ошибкой. Полковник предал: распустил солдат и спрятался. Почему, до сих пор спорят, известно только, что жена предателя пыталась спасти Генерала, но мул был только один, и Морасан отказался спасаться, бросив друзей. А потом пришла толпа. Генерал Саравиа, давний соратник, оказав сопротивление, погиб. Висенте Вильясеньор пытался заколоться, тяжело ранил себя, но выжил.

Пленников перевезли в Сан-Хосе, напичкав  недосамоубийцу снотворным, и самопровозглашенные власти сразу по прибытии провели суд, позже названный «издевательским», - причем, если генерала Вильясеньора осудили за «мятеж и измену» (что в какой-то степени соответствовало действительности), то в отношении Морасана прозвучала формулировка «за разные предосудительные дела». Таким образом, по странной прихоти судьбы умереть дону Франсиско предстояло в годовщину независимости Центральной Америки, и последние свои часы он провел, диктуя сыну, Франсиско-младшему, политическое завещание:

«Этот расстрел с точки зрения закона – убийство, но я не считаю убийц своими врагами, не уношу в могилу ни малейшей обид на них, прощаю их и желаю им всего самого лучшего (…) Свой прах завещаю народу Сальвадора, лучше всех меня понимавшему (…) Сегодня, когда моя любовь к Центральной Америке умирает вместе со мной, я обращаюсь к молодежи, которой суждено вдохнуть жизнь в эту страну, покидаемую мною с чувством горечи из-за царящей в ней анархии. Я призываю молодежь следовать моему примеру: пусть она предпочтет скорее умереть, чем видеть родину в состоянии хаоса, в каком она, к сожалению, пребывает сейчас…»

Дальнейшее описано многими, поминутно. Приговоренных вывели на площадь, - полумертвого, опоенного болеутоляющими Вильясеньора несли на руках, затем усадив на стул, спиной к взводу, как изменника. Стул, - конечно, лицом к взводу, - предложили и Морасану, что означало уважение, - но он отказался, от исповеди тоже отказался («Спасибо, падре, но моя совесть перед Господом чиста, а в услугах церкви я не нуждаюсь), однако поцеловал крест и перекрестился, после чего, тепло попрощавшись с соратником, попросил позволения самому командовать расстрелом.

Распорядитель разрешил. Генерал расстегнул черный сюртук, распахнул сорочку и «звонко, отчетливо, словно на военном параде» скомандовал: «Готовься! Цель…», однако оборвал приказ на полуслове, поправил прицел одного из стрелков, вернулся на отмеченное место и крикнул: «Целься! Это было…», - но слово оборвал залп. Вильясеньор мешком свалился со стула, Морасан упал, слегка приподнял голову и прошептал: «Я еще жив…». Грянул второй залп, и все было кончено…

Эхо этих залпов раскатилось по всей Латинской Америке. В Перу, Чили, Колумбии, Буэнос-Айресе ведущие газеты возмущались, скорбя о «человеке, вся жизнь которого была непрерывной борьбой с аристократией, дикостью, со всеми, кто не был заинтересован в укреплении либерализма, кто стремился к восстановлению монархии и теократии».

На перешейке, когда о случвшемся узнали, колокола в храмах гремели везде, а остальное где как: в Гватемале устроили бал с фейерверком, в Никарагуа и Гондурасе обошлось без празднеств, но вздохнули облегченно, а в Сальвадоре немало граждан, вопреки запрету властей, повязало траурные ленточки, - но «Гватемальскую лигу» тут же распустили и дипломатические отношения с Коста-Рикой восстановили.

На сколько-то лет поминать имя Генерала в «высшем свете» стало неприлично, и не поминали, но в 1848-м, когда ситуация изменилась, правительство Коста-Рики, согласно завещанию Морасана, отправило его останки в Сальвадор, где их захоронили и отчеканили в честь дона Франсиско памятную медаль. Еще через пару десятков лет, когда второй президент Федерации уже почти официально считался «могущественным гением, стратегом, оратором, настоящим государственным деятелем, возможно, единственным, которого когда-либо рождала Центральная Америка», его именем (везде, кроме Гватемалы) начали называть площади, а что до Коста-Рики, то им вскоре стало стыдно, и стыдно по сей день.

Поэтому, согласно официальной версии, виновники трагедии не костариканцы, а случайные люди. Так и пишут: «Группа, вынесшая этот варварский приговор, состояла из Антониу Пинто, португальца, незаконно объявленного главнокомандующим, двух испанцев по фамилиям Бенавидес и Фарруфо, случайных людей, приглашенных в судьи за деньги, а также местного сумасшедшего, доктора Кастильо, и отца Бланко, гватемальца».

…Впрочем, все это случится потом, сильно потом, а пока что завершу главу безусловным. Дон Франсиско Морасан, идейный человек, гениальный военный и, как по мне, никудышный политик, стал черточкой на камне меж двумя датами, но свято место не пустует.

Теперь груз ответственности за государства перешейка, независимые и неразрывно связанные, силою вещей должен был лечь на плечи кого-то другого, достаточно сильного, чтобы сдюжить, - и в списке г-жи Судьбы значился лишь один кандидат. Очень сомневаюсь, что Рафаэлю Каррере, гватемальцу до мозга костей, только Гватемалой и озабоченному, хотелось принимать этот крест, но с Судьбой не спорят...

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь. Замечания по тексту приветствую. Впечатления от сегодняшней рутины, вероятно, - если не будет совсем противно, - изложу ночью...


Гарант в поисках гарантий

Что значит «вторая каденция»? Вторая каденция значит, как минимум, что человек в политике уже не салага. Видит проблемы, если они есть, и думает, в каком направлении действовать. Вот и дон Франсиско видел. И думал. Да только главной своей проблемой оставался сам. Ибо ни Адама Смита, ни Дэвида Рикардо, хотя в дядиной библиотеке они имелись, не читал (как вспоминал в письмах, «скучными книгами пренебрегал»), Маркса тем паче, а Руссо с Плутархом тут не в помощь. Поэтому Генерал, как положено законнику, всецело полагал, что проблема в несовершенстве законов. То есть, если улучшить скверный закон, проблема закроется. А если улучшить Основной Закон, - Конституцию 1824 года, - закроются все проблемы.

Наивно? Увы. Но и то правда, что первая конституция Федерации, принятая впопыхах, действительно, за десять лет показала, что реальной жизни не соответствует, напротив, создает почву для конфликтов, даже по мелочам, которые не мелочи, потому что в политике мелочей не бывает. И вот тут, в плане писаных законов, Генерал зрил в корень. Вот, возьмем навскидку, вопрос о федеральной столице. Когда голосовали, забыли, по умолчании оставив там, где была. А между тем…

Ну явный же бред. Как федеральным и властям и властям штата уживаться с властями провинции в одной берлоге без конфликтов насчет раздела полномочий? Никак. А с другой стороны, другие штаты твердо уверены, что при таком раскладе федералы пляшут под дудку гватемальцев, лоббируя их интересы. И вообще, по мнению Морасана, столицу следовало бы перенести в Сан-Сальвадор, который в центре Федерации, не пропах «монархизмом», и к морю куда ближе, однако еще более нравилась ему идея «федерального округа», как в США.

Еще одна закавыка, посерьезнее: права нижней и верхней палат. В 1826 почему-то голоснули, что сенат вправе отклонить любые решения «снизу», но только один раз, а если решение «внизу» примут повторно, оно автоматически станет законом. Но ведь в итоге страдали субъекты Федерации. Депутаты-то избирались всеми гражданами, пропорционально населению, а сенат назначался провинциальными Ассамблеями. И при таком положении дел, Гватемала, самая большая и населенная, имела в конгрессе постоянное большинство. А если и не большинство, то уговорить или купить несколько провинциальных «варягов», чтобы протолкнуть нужное решение, труда не составляло. А остальным-то как быть?

Естественно, гватемальскую элиту, - «старую аристократию», потомственных, еще с испанских времен бюрократов, церковь, Семью и ее «дочек», - все устраивало, и она слышать не хотела о каких-то новеллах. А в методиках «мягкой силы» эти сеньоры были искушены, как никто. Того же Арсе, как помним, играя на нюансах, они съели и переварили легко. С Морасаном, разумеется, было сложнее, - но волокитили, как могли. И все-таки, в начале 1836 федеральный конгресс, собравшись на очередную сессию, под прямым давлением президента, личный авторитет которого все еще был непререкаем, а красноречие зажигало даже скептиков, принял т. н. «реформу-1835 года», поправки к действовавшей конституции.

Кое-что устроило всех (поощрение иммиграции «полезных людей, имеющих ремесленные навыки и капиталы»), и тут вопросов не возникало, кое-что многих злило, но было уже не внове (свобода вероисповедания), а вот главные пункты были в полном смысле слова революционны.Отныне «штаты» лишались права иметь собственные армии, теряли исключительные права на внешнюю торговлю и внутренние таможни. И, - что вызвало особые споры, - впредь не могли предоставлять убежище лицам, совершившим преступления в других субъектах Федерации.

Такая новелла, если и не сводила к нулю, то предельно усложняла всякие интриги, завязанные на эмигрантов. В общем, ранее практически полная независимость отдельных эстадос резко ограничивалась, государство становилось если и не унитарным, то, во всяком случае, реальной, а не декоративной Федерацией. А федеральной столицей временно (до создания особого федерального округа) утвердили Сан-Сальвадор, куда Морасан с министерствами сразу и перебрался, а Сьюдад-Гватемала осталась резиденцией «вице-президента», персоны, как и в США, декоративной.

Но этот переезд был единственным, что он мог сделать в рамках своих полномочий, не преступая закона. Прочие новеллы, уйдя для утверждения на места, увязли в дебатах, запросах, обструкциях и прочих непременных атрибутах демократии, когда она не хочет что-то решать. А провинциалы не хотели унитарного государства, справедливо понимая, что исчезнет множество ваканский, и они окажутся не у дел, притом, что быть у дел было и приятно, и выгодно, а терять комфорт и достаток не хотелось.

Этот тихий саботаж, - не только в Гватемале, что само собой подразумевалось, но и в ранее лояльных идее максимального единства Никарагуа с Гондурасом, и даже в никогда ранее не плывшей против генеральной линии крохотной Коста-Рике (исключением был лишь Сальвадор, которым управлял по факту сам президент), - злил и раздражал дона Франсиско, тем паче, что в оппозицию внезапно ушли многие ранее верные «светлой идее» либеральные политики, которым он доверял абсолютно.

Хотя, на самом деле, причины были очень человеческими. За долгие годы в политике бывшие идеалисты обросли связями, ощутили вкус лоббинга, познали прелесть попилов с откатами, теперь просто не мыслили себя без кресел, - да и вообще, не все, но многие, считали слово «честь» понятием отвлеченным (в отличие, кстати, от большинства консерваторов, живших по старым колониальным меркам). А Генералу все это было настолько чуждо, что он даже не мог себе такого представить, - а в результате, так сказать, подкладывал мину под основы основ. И был еще некий нюанс, о котором президент не знал, возможно, даже не догадывался, - но мы-то с вами сейчас, спустя почти два века, в курсе.

Тут вот какое дело. Работая над темой, я просмотрел тексты несколько речей либеральных депутатов Федерации первого созыва, и поразился: почти в каждом, наряду с прочими высокими словами, неизбежно присутствуют обороты типа: «Весь мир смотрит на нас!». Они, в самом деле, похоже, мнили себя пупами земли, до которых всему миру есть дело, - и это ни с какой стороны не соответствовало истине. «Всему миру», от Берлина до Пекина через Стамбул, всяческие гондурасы были глубоко безразличны, - но у некоторых акторов международной политики интерес был, и да, я об Англии.

Партнерство ради прогресса

Собственно, давно не секрет, - многими исследовано и безусловно доказано, - что в череде событий, именуемых «революциями в Латинской Америке», туманный Альбион сыграл очень весомую роль. Реже напрямую, чаще через масонские ложи, тихие англичане отгрызали у Испании вкусняшки, даром что Испания была союзником. Вполне возможно, искренне полагая себя в полном праве, ибо ведь помогали против Бонапарта, а всякий труд должен быть оплачен, isn't it?

И практически везде, оставаясь в тени, сэры и воротилы Сити работали через разного рода диссидентов, как бы они себя ни именовали, - хоть «либералами», хоть «патриотами», - причем чаще всего, используя дурашек вслепую. А вот в Центральной Америке сложилось иначе. Там, базируясь в Белизе, джентльмены издавна вели дела с Гватемалой, установили тесные связи с ее элитами, и после ухода испанцев, к которому (редкий случай) никакого отношения не имели (независимость, как мы помним, рухнула на генерал-капитанию случайно), никаких изменений не произошло. Что было, то осталось, и когда в Федерации грянула война, бритты, как могли, помогали Мануэлю Арсе, связавшему свою судьбу с интересами клана Айсинена, то есть, с консерваторами. Вплоть до займов на непривычно для Сити льготных условий, исходя из того, что все окупится после победы.

А победили, - нежданно-негадано, - либералы, с которыми почти никаких завязок не было. Более того, на гребень волны вырвался Франсиско Морасан, с которым, как оказалось, тему не перетрешь, и когда власти Белиза подняли вопрос о займах, ответ Генерала был конкретнее некуда: по первому - рассчитаемся до сентаво, хотя он был жульническим, а вот остальные, оформленные после переворота, возвращать не станем, потому что брала их нелегитимная власть. С претензиями можете обращаться к сеньору Арсе и Семье, они сейчас то ли в Мексике, то ли на Кубе. И мягкие намеки, - мол, все понимаем, с деньгами после войны сложно, но Британия согласна вместо денег взять в аренду лет на 99 остров Роатан в Гондурасском заливе, под базу Royal Navy, и готова… эээ… обсудить все аспекты, поняты не были.

Такого Англия не прощала никому и никогда. Дипломатические отношения прекратились, посланник Его Величества отбыл на Родину, три года контактов не было вообще, - и лишь в июне 1833, уяснив, что Морасан – всерьез и надолго, Форин офис направил в Центральную Америку своего консула Фрэнсиса Чатфильда, встреченного вполне дружелюбно, но на вопрос, готова ли Англия предоставлять новые займы, под серьезные гарантии, ответившего, что без возмещения всех долгов (можно островом Роатан) никаких денег не будет, и вообще, целью его пребывания являются защита подданных британской короны и расширение культурных связей. Плюс надзор за категорически неприемлемой для Англии, но, по слухам, существующей в Гватемале работорговлей, - то есть, современным языком, мониторинг соблюдения властями Федерации прав человека.

И вот в рамках мониторинга, новый консул, не особо задерживался в столице, но все больше колесил по «штатам» и департаментам, заводя доверительные дружбы с влиятельными персонами обеих «партий», восхищаясь их талантами, при нужде давая дельные советы и помогая установить полезные контакты с представительствами британских фирм в Белизе. Ничего более. Если бы не то обстоятельство, что м-р Чатфильд, как полагает его биограф Марио Родригес, «был опытным шпионом, шпионом по долгу и призванию, исполнившим в годы борьбы с Наполеоном несколько сложных миссий в Испании и Неаполе, а позже в Перу».

Разумеется, ничего предосудительного, все на полутонах, но сведения поступали, и дон Франсиско, не доверявший англичанам на уровне инстинкта, искал противовесы. Противовес же, по сути, был только один, - США, и Генерал, знакомый с «доктриной Монро», в принципе, был с ней согласен. Правда, на том же уровне инстинкта, он не особо доверял и янки, - но, в конце концов, они, по крайней мере, в годы войны немного помогали либералам, без всяких условий признали итоги войны «выражением воли народа», клялись в верности идеям, близким Морасану, даже согласились предоставить несколько небольших займов, к внутренней же переписке Госдепа президент Федерации доступа не имел.

Переписка же была прелюбопытнейшая. Первое же донесение консула Генри Саваджа, аккредитованного 1 июля 1830, не содержало ни слова о внутреннем положении страны пребывания, зато подробнейше излагало данные о маневрах бриттов насчет архипелага, а также о происках голландцев, представляющих интересы Сити и готовых вложиться в задуманный Морасаном «межокеанский канал». Эта тема волновала м-ра Ливингстона, госсекретаря, не на шутку. В инструкциях, полученных Уильямом Джефферсом, первым послом США в Федерации, прибывшим вслед за консулом, прямо указывалось:

«Предприимчивость и капиталы наших торговцев, мастерство наших моряков, наша географическая близость должны обеспечить САСШ большие преимущества в этом обширном районе в мореплавании и торговой конкуренции», и формулировали задачи: обеспечивать перевозки только на американских судах, добиваться для американцев равных прав с гражданами страны пребывания, - а также главную цель: «Низкий уровень промышленного развития, потребность в капиталах и умелых людях должны на долгое время сделать Центральную Америку зависимой от иностранных поставок различных товаров, и эти поставки должны быть американскими...».

Но самое главное, что волновало Госдеп, - это все тот же пока еще гипотетический канал: «Географическое положение этой страны неповторимо. Делом первостепенной важности для нас является соединение двух океанов судоходным каналом. . . Пусть сейчас это и невозможно, но следует сделать все, чтобы в будущем приоритет был за нами, и только за нами». Далее шли четкие указания:

«Ваша важнейшая обязанность состоит в наблюдении за всеми событиями, относящимися к разговорам о канале, особенно о предложениях концессий. Будьте в полной мере осведомлены о деятельности европейских представительств, не пренебрегайте даже малейшими сведениями любого характера, относящегося к этому предмету. Заводите знакомства среди влиятельных политиков и клерков, и постарайтесь, чтобы они были заинтересованы в дружбе с Вами и полезных связях с Союзом», - и резюме:

«Крайне желательно без лишней настойчивости дать понять, что мы заинтересованы в аренде нескольких островов на западном побережье, у берегов Никарагуа… и укреплении наших позиций на побережье восточном. Не забывайте, что в свое время Сальвадор обращался с просьбой о принятии его в состав нашего Союза, которая, к сожалению, не была услышана и оценена по достоинству… Возможно, сторонники этой идеи еще есть, используйте это обстоятельство при выполнении практических задач».

Исчерпывающе, не правда ли? Так что, аккуратный м-р Джефферс, в отличие от м-ра Чатфильда, наладивший добрые отношения с президентом, без лишней настойчивости, как указывалось в инструкции, в одной из бесед дал понять дону Франсиско, что Соединенные Штаты заинтересованы в аренде нескольких островов близ побережья Никарагуа, и, допустим, остров Роатан как раз подойдет, а уж за Вашингтоном не заржавеет. Во всех смыслах. Оk?

Получив, однако, ответ, хотя и уважительный, но не тот, которого ждал, - дескать, давайте отложим этот разговор лет на пять, когда Ассамблея займется рассмотрением проектов канала, - я ведь вас правильно понял, amigo? И поскольку далее от этой темы Генерал неизменно уклонялся, американский посол перестал ему докучать, увлекшись путешествиями по красивым местам Федерации, особенно по Никарагуа и Гондурасу, где мимоходом заводил доверительные дружбы с влиятельными персонами обеих «партий», восхищаясь их талантами, при нужде давая дельные советы и помогая установить полезные контакты с представительствами американских фирм.

Короче говоря, мелкие, очень человеческие страсти внутренней оппозиции, как старой, так и новой, сплетясь с большими интересами внешних сил, подтачивали стабильность, у единственного же гаранта этой стабильности, кроме общих принципов и федеральных войск, в сущности, ничего не было. Но федеральные войска, помноженные на общую убежденность в том, что Морасана победить нельзя, оставались весомым фактором, а принятие новой Конституции, упраздняющей армии штатов, укрепило бы позиции президента многократно. Поэтому дон Франсиско принял решение лично участвовать в работе провинциальных конгрессов, справедливо полагая, что в его присутствии саботировать народным избранникам будет куда сложнее...

Батько наш Каррера...

Возможно, фронда так и осталась бы на уровне разговоров, не обрушься на Центральную Америку беда: в 1836 началась эпидемия холеры. Долгая и губительная. С высокой смертностью и прекращением привычных связей между провинциями, а следовательно, прекращением торговли и банкротствами. Ударившая по всем «штатам», но особенно сильно по Гватемале, и ничего странного, что оппозиция использовала шанс.

По предместьям, рынкам и селениям поползли слухи о Божьей каре. Запрет хоронить умерших в храмах, с точки зрения гигиены и санитарии бесспорный, истолковали как «лишение усопших прав быть вместе с Господом в Доме его». Рекомендация не бить в колокола, когда хоронят, чтобы не создавать панику, - хоронили ежедневно и не по одному, - объяснили «нежеланием обратить внимание Господа на нашу беду». И так далее. По нарастающей: дескать, власти специально подсыпают отраву в колодцы и реки, чтобы извести местное население, а земли отдать иностранцам. Точно-точно, ведь недаром же понаехало столько иностранных докторов из Сальвадора и Гондураса, - как раз эти докторам им и помогают.

Естественно, простонародье нервничало. Паниковало. Начались бунты с требованиями «Долой еретиков!». В нескольких городах перепуганные толпы охотились на врачей и санитаров, заставляя их подтвердить, что «не отравители», съев и выпив все лекарства из сумок, а когда испытуемые умирали, версия о причастности властей к эпидемии превращалась в доказанный факт. И особо тяжелое, угрюмое настроение царило в индейских поселках, где «нативные», потеряв из-за карантина заработок, голодали.

Решить такую проблему своими силами власти штата не могли, президент, поскольку речь шла о внутренних делах, помочь тоже ничем не мог, - так что рано или поздно взрыв был неизбежен. И 6 мая 1837, когда на востоке Гватемалы, в горном селении Матакескуинтла, исхудавшие индеанки пошли на прорыв к речке, где местные рыбачили веками, командир небольшого карантинного заградотряда, 22-летний сержант-метис Рафаэль Каррера, вопреки инструкции, предписывавшей в таких случаях открывать огонь, приказал подчиненным опустить ружья и призвал селян восстать  «в защиту Господа и против отравителей».

Индейцы воодушевились, но, как всегда, обратились за советом к священнику, тот позвал коллегу из близлежащего поселка, и уже вдвоем они сообщили пастве, что Рафаэль Каррера - их ангел-хранитель, присланный Небесами, чтобы извести еретиков-либералов, прогнать чужеземцев, а простым людям вернуть их древние земли. Не верить падре не полагалось, и из оружие взялись восемь горных поселков, до 2000 индейцев, а вскоре их стало еще больше. ибо с крыши одной из церквей в присутствии сотен очевидцев к добрым христианам слетело письмо от самой Девы Марии, поручившей Рафаэлю спасти Гватемалу.

В горах началась партизанская война, и хотя карательные отряды, присланные из Гватемалы, даром, что Карреру опекала сама Матерь Божья, одерживали верх во всех стычках, погасить пожар никак не удавалась, напротив, армия Рафаэля, несмотря на поражения, росла, а сам он неуклонно уходил от преследователей, что сторонники, разумеется, оценивали, как «помощь Божью верному воину Христову».

И это не было «Акиновщиной 2.0». В отличие от Сальвадора, где небольшие племена жили своей, отдельной от «большого мира» жизнью, недолюбливая всех, кто не они, в Гватемале индейцы, составляя абсолютное большинство населения, вполне интегрировавались в общество, хотя, конечно, на самых низах, причем, ничего не ведая про «консерватизм», консервативны были до предела.

Истово верующие, они без размышлений доверяли своим падре, наставлявшим их, учившим грамоте, а при нужде и защищавшим (церковь традиционно видела в «туземцах» опору в спорах со светской властью), и не меньше верили своим традиционным «падронам», аристократам, обращавшихся с пеонами по патриархальным канонам, как с вассалами. А новых людей, возникших неведомо откуда, напротив, не любили, ибо те не уважали нормальные людские понятия, боготворя глупые и злые бумажки.

Ну и, конечно, поскольку роль личности в истории отрицать невозможно, немалую роль играла личность. В отличие от «короля Анастасио», храброго парня, видимо, не лишенного чувства юмора, влетевшего в историю случайно и не знавшего, что делать, Рафаэль, даром что молодой-неграмотный, бывший свиновод, потом дорожный грабитель, а потом солдат, имел врожденные задатки лидера, харизму, безграничные амбиции и даже определенное политическое видение. На первых порах предельно простое: лучше всего бы, кабы вернулся «старый король», но падре говорят, такого не будет, поэтому надо, чтобы всякие «еретики» сгинули, а Гватемалой, как встарь, правили «падроны». Ну и, конечно, святые отцы.

Как бы то ни было, громить Карреру сложностей не составляло (стратегом-тактиком он себя показал скверным), а вот уничтожить не получалось никак, он постоянно восставал из пепла, мгновенно обрастая новыми бойцами, не боящимися смерти, ибо лучше погибнуть за дело Христово, чем сдохнуть от голода или холеры. И эхо событий в Гватемале, прокатившись по «штатам», дало свои плоды: в письме, направленном главе МИД Мексики, губернатор штата Чьяпас, ссылаясь на «лиц, достойных величайшего доверия», сообщал, что 8 июня 1837 в Сальвадоре сорвалось покушение на жизнь президента Федерации. Якобы рано утром в его резиденцию ворвалась «большая группа вооруженных в масках», но дону Франсиско удалось спастись, выпрыгнув со второго этажа.

Так или не так, не знаю, но, в любом случае, Морасан чувствовал, что положение стало непрочным, и когда в конце декабря 1837 из Гватемалы пришел запрос о федеральной помощи, Генерал ответил, что «сила оружия – крайний довод, еще не исчерпана сила слова и разума». Однако дон Франсиско явно не понимал, с кем имеет дело: предложение властей о встрече и «разумном разговоре» Рафаэль расценил, как проявление слабости, а сильный со слабыми не договаривается. Слабых бьют. Армия точку зрения своего «генерала» разделяла полностью, и в начале 1838 толпы индейцев, вооруженных и без оружия, многие с мешками и тачками, чтобы увезти побольше добычи, двинулись на Сьюдад-Гватемалу, а 2 февраля, сломав слабое сопротивление, вступили в город.

«Это было возвращением Аларика! Гунны, вандалы…», - вспоминал позже очевидец, консерватор, не особенно пострадавший в те дни. Пока сам Рафаэль Каррера в невесть где взятом потрепанном мундире испанского генерала преклонял колена перед иконами в кафедральном соборе и почтительно общался с лидерами консерваторов, его пьяные полуголые горцы вперемешку с городскими люмпенами бродили по улицам, грабя все подряд и убивая всех, кого считали «иностранцем», то есть, не гватемальцами.

Опознав, растерзали Хосе Грегорио Салазара, вице-президента Федерации, близкого друга дона Франсиско, убили много видных либералов, начались изнасилования, и все это сперва шокировало, а потом напугало «чистую публику», поначалу принявшую случившееся с удовольствием. Кое-кто даже предложил «убрать дикаря», допустим, отравив на банкете в его честь, однако святые отцы, соглашаясь, что «дикарю» в городе делать нечего, воспротивились, указав, что не следует терять такого сложного, но полезного человека.

В конце концов, пришли к консенсусу. Не говоря уж о похвалах и аплодисментах, очень ему нравившихся, Рафаэль стал генералом, получил 1000 песо и назначение военным губернатором города Мита на границе с Сальвадором, его солдатам раздали 10 тысяч песо, и после этого, получив заверения в том, что «святой католической вере впредь будут чтить, а еретики не останутся у власти», армия Карреры, веселая и довольная, с несколькими священниками в ранге «политических наставников», двумя пушками и трофейной фисгармонией, вернулась в родные горы, а в столице началось подведение итогов и выяснение отношений.

Понятно, что либеральное правительство ушло в отставку, образовалась коалиция, однако влияние консерваторов, обнимавшихся с «новым Алариком», упало, более того, после «ночи варваров» от штата отделились три департамента, боящиеся «тирании аристократии и церкви», образовав новый штат, Лос-Альтос, - сразу отправив Морасану сообщение о том, что «отдают себя под защиту Федерации», а 5 июля федеральная Ассамблея официально признала Лос-Альтос «равноправным членом союза независимых государств».

Таким образом, Гватемала, получив встряску, тем не менее, осталась в составе Федерации, а это многих не устраивало, - и спустя всего пару недель Каррера вновь загулял со своими отрядами по югу, грабя и «наказывая» всех, кого считал нужным, не отзываясь на запросы из столицы. Определив его действия, как «мятеж», новое, уже коалиционное правительство Гватемалы вновь обратилось за помощью к Генералу, который для начала вновь попытался действовать «мягкой силой».

«Воину Христову» поехало предложение компромисса: если бесчинства прекратятся, всем выпишут амнистию и разрешат сохранить оружие (под гарантии «политических советников» Карреры), налоги в штате немедленно снизят на 30%, епископа назначат по рекомендациям уважаемых падре, а через три месяца проведут выборы «правительства доверия», после чего, и только после чего, оружие повстанцев будет сдано в правительственные арсеналы. Шикарные условия, с какой стороны ни смотри.

Однако бывший сержант общаться с личными посланцами федерального президента отказался наотрез (в самом мягком переводе: «Передайте своему сыну порочной женщины, что пусть он издает неприятные звуки в своем Гондурасе или в Сальвадоре, где любят иностранцев, а тут Гватемала, и генерал Каррера во всех видах обладал его неуважаемой мамой!»), и рейды его банд начались уже на территории Сальвадора, а это вывело конфликт на федеральный уровень, - и Морасан решил, что пора бить.

14 апреля федеральные войска вступили в столицу проблемного штата, а на следующий день «вся Гватемала», включая и виднейших консерваторов, видимо, пришедших к мысли, что лекарство в виде Карреры хуже болезни, предложили дону Франсиско диктаторские полномочия, от которых Генерал отказался, объяснив, что в Конституции диктатура не прописана, а полномочия и так к бою готовы.

Далее, быстро организовав все, что нужно, - а нужно в пережившем «нашествие варваров» городе было многое, - двинулся на юг, буквально стирая в пыль всех, кто вставал на пути, убедительно доказав, что с партизанщиной способен справляться не хуже, чем с регулярами. К лету почти вся территория штата была зачищена, множество мятежников погибло, сколько-то десятков непримиримых, прятались в горных норах, не смея пискнуть. Единственное, что не удалось, это изловить Рафаэля Карреру…

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Продолжение. Предыдущее здесь.

Человек и закон

Тем не менее, успех был очевиден: «воин Божий» растворился в пространстве, его силы были практически уничтожены, власть либералов в Гватемале восстановлена, а консерваторы, изрядно испуганные поведением «своих демонов» в столице, уже не так жестко оппонировали федеральным властям.


Оставались какие-то мелкие штришки, - и тут последовал никак не жданый удар в спину: 30 апреля ассамблея Никарагуа голосами и консерваторов, и либералов заявила о намерении выйти из Федерации.
В связи с таким форс-мажором Морасан, оставив в Гватемале самых надежных генералов, срочно вернулся в Сан-Сальвадор, провел консультации с федеральными депутатами, - и с изумлением обнаружил: большинство народных избранников, включая тех, кому он полностью доверял, не исключает «развода».

Люди мялись, отводили глаза, мэкали, бекали, уходили от темы, понять, что происходит, Генерал не мог. И не странно. В сознании человеку, который, получив информацию о том, что кто-то из соратников берет взятки, вызывал уличенного и прямо спрашивал: «Вы взятки берете?», а получив ответ «Клянусь честью, нет!», закрывал вопрос, конструктив, как бы он ни был продуктивен, не укладывался. В итоге же 31 мая федеральный конгресс принял решение, сравнимое с решением Верховного Совета РСФСР о суверенитете Российской Федерации.

Согласно принятому пусть совсем незначительным, - всего в десяток голосов, - но большинством решению, все «штаты» Федерации объявлялись «с момента истечения полномочий этого созыва Конгресса свободными в установлении любой формы правления, которую они пожелают, при условии, что это правление будет народным, республиканским, представительным и при этом будет соблюдаться принцип разделения властей».

Теперь, согласно закону, - а законы дон Франсиско, повторяю, не нарушал никогда, даже при крайней необходимости, - у Морасана оставалось всего несколько месяцев до истечения срока его полномочий, как федерального президента и, следовательно, главнокомандующего. То есть, единственным аргументом становилась грубая, но соответствующая закону (если объявить сепаратистов в «мятежных действиях») сила. И действовать нужно было очень, очень быстро, потому что вслед за Никарагуа, из Федерации вышел Гондурас и, чего генерал никак не ждал, либеральная, всегда лояльная центру и лично дону Франсиско маленькая Коста-Рика, причем, Гондурас и Никарагуа, вопреки закону заявив об отделении, заключили военный союз.

Такая слаженность событий, их полная координация сама по себе указывала на хорошо проведенную предварительную работу, - и тут следует отдать должное м-ру Чатфильду. Как к нему ни относись, но нельзя не признать: регулярные поездки английского посланника в Манагуа и Комаягуа оправдали себя, «культурные связи» он установил на совесть, с каждым из местных политиков работая индивидуально, больше пряником, но, если считал нужным, не стесняясь и кнута.

«Этот англичанин, - вспоминал много позже, когда это уже никому не угрожало, один из никарагуанских депутатов, - был решающим фактором, способствовавшим развалу Центральноамериканского союза. Его приватные беседы были иезуитски убедительны, его официальные письма нашему бедному правительству превосходили в жестокости все известные документы такого рода, а когда он начинал угрожать, добрые никарагуанцы тряслись от страха не менее, чем при виде крейсеров...»

Естественно, нечто в таком роде Морасан подозревал, но ни о чем точной информации не имел, поскольку обзаводиться осведомителями считал «делом бесчестным» , но, как военный, четко осознавал: чтобы удержать ситуацию, необходимо окончательно умиротворить Гватемалу, где опять, как только Генерал убыл, появился Рафаэль Каррера. И не просто появился, но и, мгновенно собрав армию из «коренных», взял штат под контроль. Не сразу (командование, оставленное Морасаном на хозяйстве, дело знало), потерпев несколько поражений, потеряв в бою брата, но, в конце концов, не столько силой, сколько хитростью, 13 апреля взял столицу.

На сей раз, к приятному удивлению испуганных креолов из обеих «партий», не повторив «нашествия варваров». Напротив, «варвары» вели себя прилично, расположились вне города, никого из либералов пальцем не трогали, а видных консерваторов генерал Каррера пригласил на беседу, в ходе которой сообщил, что «падронов» уважает, на их власть не посягает, «тираном быть не намерен», но намерен присматривать за порядком.

А кроме того, изрядно удивив «чистую публику», потребовал немедленно подготовить и принять т. н. «Кодекс общин» (индейских), законодательно утверждающий права «коренных». Впрочем, как мы уже знаем, в отличие от либералов, консерваторы, старающиеся жить по старым понятиям, к индейцам всегда относились патриархально, как к пусть и отсталым, темным, но людям, и возражений требование Карреры не вызвало.

Так что, завершился разговор полным взаимопониманием сторон, а через несколько дней «Кодекс» был написан и стал первым в Америке законом, четко определившим обязанности краснокожих перед государством (платить небольшие налоги, участвовать в некоторых общественных работах) и обязанности государства перед краснокожими (обучать грамоте, лечить, защищать от унижений и обид и не посягать на земли племен).

Гватемала, как говорится, пришла к консенсусу, вернуть ее стало много сложнее. Однако необходимо, поскольку маленького Сальвадора на восстановление порядка не хватало, а вот совместными усилиями двух «штатов» объяснить мятежникам, что они не правы, было вполне реально, и в своей способности добить Карреру дон Франсиско не сомневался.

Видя цель, Морасан умел действовать быстро. С середины сентября он лично руководил операциями в Гватемале, неуклонно побеждая, и в декабре 1838 упрямый Каррера, наконец, запросил мира. Но лимит времени был на нуле. Под Рождество, правда, по указанию Морасана конгресс Гватемалы обратился к трем отделившимся «штатам» с призывом «не совершать роковую ошибку», но из всех трех провинциальных столиц пришли одинаковые учтиво-холодные ответы: избирать депутатов в федеральный конгресс не намерены, принимать участие в выборах федерального президента не будем.

Как поступили бы в этом случае, имея под рукой отлично вооруженные, привыкшие верить в «гений» вождя войска плюс ресурсы двух штатов Наполеон, Цезарь или еще кто-то в этом духе, гадать не будем. Морасан не был ни Наполеоном, ни Цезарем, он был Морасаном, переходить рубиконы, не имея прописанных в Конституции полномочий, неспособным по определению, а потому, прочитав ответы «сепаратистов», - вернее, уже не сепаратистов, поскольку право имели, - дон Франсиско 31 января 1839, ровно в час истечения срока своего мандата, распустил «федералов».



Как два различных полюса

На следующий день, ровно в полдень 1 февраля «величайшая трагедия XIX века», как сказал в последнем выступлении дон Франсиско, свершилась. Флаг над зданием Ассамблеи сполз вниз по флагштоку, Федеральная Республика Центральной Америки перестала существовать даже формально, а ее второй и последний президент, попрощавшись с гватемальскими друзьями, уехал в Сальвадор, где сразу по прибытии был назначен главнокомандующим войсками республики, на территорию которой уже вторглись объединенные войска Никарагуа и Гондураса.

Ну и, как вторглись, так и, прошу прощения, выторглись. Собрав небольшой, штыков в триста отряд, Генерал в апреле 1839 вдрызг разгромил вчетверо превосходящие его силы союзников, которым не помогла даже кавалерия, которой сальвадорцы не имели. После этого вернуть многое можно было одним рывком, - в Манагуа и Комаягуа сторонники ждали, - да вот ресурсов для контрнаступления по горячему следу Морасан не имел, так что, единственным следствием блестящей победы стало единогласное избрание победителя главой республики Сальвадор, - и при этом, невзирая на военные успехи, политическое положение дона Франсиско ухудшалось.

«Эта победа не стоит ничего. В контактах с м-ром Морасаном нет никакой выгоды, везде, кроме Сальвадора, он имеет не больше власти, чем в Нью-Йорке», - писал в отчете Госдепу «спецагент» Джон Ллойд Стефенс, и примерно тогда же, докладывая лорду Пальмерстону о завершении миссии, подводил итоги м-р Чатфильд:

«Приходится выбирать из двух зол. Правившее здесь длительное время правительство был лишь видимостью правительства, оно не имело ни реальной власти, ни каких-либо принципов, а бывший президент, имея принципы, не имел никакого понятия о реальной власти. Нынешнее правительство, основываясь на твердых реакционных принципах, способно обеспечить реальную власть. Выбирая, следует признать, что из двух зол второе может быть меньше, даже если вместо одного суверенного правительства станет пять. Таким образом, следует пресечь все возможные авантюры».

Разумеется, «пресекать авантюры» предстояло властям Никарагуа и Гондураса, которые после апрельского фиаско не очень-то стремились экспериментировать, - но куда денешься? Пытаясь предотвратить очередное вторжение, Морасан в августе провел разведку боем, показавшую, что враги в средствах не нуждаются и готовятся к реваншу всерьез, заключив союз уже и с Гватемалой, а что единственная цель этого «тройственного союза» - раз и навсегда вывести из игры экс-президента (тем самым окончательно зачеркнув все надежды на восстановление Федерации), понимали все.

Всего лишь за три недели августа в Сальвадоре случились три попытки путча, впрочем, легко подавленные. Однако в начале сентября, когда Генерал уже шел к границе, стало ясно, что в августе только репетировали. Полковник Педро Леон Веласкес, начальник гарнизона, поднял мятеж, арестовал семью Генерала, - жену, 13-летнего сына Франсиско-младшего и новорожденную Адель, - и послал главе государства ультиматум: или капитулировать, или «расстаться со всякой надеждой увидеть несчастных живыми».

Ответ был дан мгновенно, перед строем солдат: «Враги взяли в заложники самых дорогих моему сердцу людей, я вряд ли смогу пережить их гибель, но как глава государства, я должен сражаться, даже перешагнув через трупы моих детей. Иначе совесть не позволит мне смотреть в глаза людям».

Далее – резкий разворот и невероятно быстрый марш на Сальвадор, где полковник Леон Веласкес, сдавшись без единого выстрела, на коленях молил о прощении, лепеча, что «некое безумие овладело им», - и супруга Генерала простила его, а сам Генерал вновь повел войска к границе, и 25 сентября, имея всего 600 бойцов, опять без кавалерии, против 2500 штыков и 500 сабель, не оставил интервентам ни единого шанса.

Понеся огромные потери, остатки проигравших бежали, коалиции перестала существовать, Рафаэль Каррера, уже шедший на Сальвадор, услышав новости, срочно развернул войска, не желая рисковать. И тем не менее, «фактор Карреры» оставался. Что рано или поздно он бросит вызов «проклятому безбожнику», сознавали все, и оставалось только одно: успеть ударить на упреждение. Чтобы, вернув себе ресурсы Гватемалы, разбираться со всеми прочими. Это была последняя ставка: выигрыш обещал продолжение борьбы за возрождение Федерации, проигрыш ставил точку на всём.

И был еще момент, как политический, так и личный. Пользуясь ситуацией, Рафаэль Каррера уничтожил «штат» Лос-Альтос. Те самые, если помните, три департамента Гватемалы, после «нашествия варваров» отделившихся и (с подачи Морасана, получавшего от такой комбинации дополнительные голоса в Ассамблее) ставших шестым субъектом Федерации. Там позиции либералов были прочнее некуда, а их разлад со столичной «аристократией» глубок и непримирим, - да и со столичными либералами, которых презрительно именовали «умеренными».

Карреру, естественно, ненавидели страстно, называя «обезьяной в подаренном англичанами мундире», а консерваторов-креолов практически не водилось. Таковыми считались «коренные» киче и качикель, которых либералы считали «вторым сортом», произвольно увеличивая налоги, вводя новые, а недовольных «туземцев» сажая в тюрьмы, а то и расстреливая без суда, чего в былые, реакционные времена не случалось никогда.

И вот после того, как 1 октября 1839 каратели, подавляя очередные волнения, убили 40 человек, в том числе много женщин, люди киче и качикель обратились за помощью к человеку, которого индейцы общины считали заступником, посланным самой Божьей Матерью, а Каррера, вернувшийся из сорвавшегося доложил правительству, что «поддержать беззащитных необходимо».

Возражений, естественно, не последовало. Вообще. Церковь и консерваторы терпеть не могли радикальных либералов, и при этом всем гватемальским элитам, включая либералов столичных, хотелось вернуть три департамента, самые богатые в «штате». К тому же известный нам м-р Чатфильд, к тому времени прочно осевший в Сьюдад-Гватемала, восстанавливая старые связи с Англией, рекомендовал покончить с Лос-Альтос, как с единственным потенциальным союзником Сальвадора.

При таком полном консенсусе Каррера пообещал индейцам не дать в обиду, попросив лишь создать повод для вмешательства, а когда племена восстали и пришли вести о жестоком их подавлении, власти Гватемалы в январе 1840 заявили, что обязаны спасти «добрых чад Господних от притеснений жестоких либералов». После чего Каррера выступил перед войсками, - на 90% индейцами, - с речью: дескать, «либеральный враг все еще держит Кесальтенанго в угнетении», и что «только эти тираны, да еще Сальвадор, не позволяют вам вернуться домой и обнять жен».

В Лос-Альтосе все поняли, испугались (крохотный «штат» и армию имел крохотную), попытались вести переговоры (безуспешно), и в то же время запросили о помощи Морасана, когда-то обеспечившего им независимость, и давшего слово чести, что будет защищать от любых невзгод, обещая взамен полностью поддержать в борьбе за возрождение Федерации.



Сила противодействия

Итак, повод для окончательного решения всех вопросов возник: «слово чести» для Морасана значило очень много, но это личное, а политически все сложилось лучше некуда - суверенная Гватемала напала на суверенный Лос-Альтос, союзника суверенного Сальвадора, а помощь союзнику, на которого напали, безусловно, не агрессия. Для дона Франсиско, законника, сей нюанс был важен. Но подготовка армии еще не завершилась, откликнуться на призыв сразу он не мог, - и в начале февраля 1840 Каррера легко разгромил слабенькое ополчение Лос-Альтоса, оккупировав три департамента. Индейцы встречали его с восторгом, церковь приветствовала колокольным звоном, а вот либералам пришлось несладко.

Нет, их не унижали, не арестовали, тем паче, не расстреляли (в Центральной Америке все креолы, невзирая на «партийность», края видели, ибо все ж свои, близкие), - разве что пленных командиров увезли в столицу и на время посадили в тюрьму. Однако при этом Каррера, покидая Лос-Альтос, предупредил либеральный бомонд трех возвращенных в лоно департаментов, что «добр к ним, потому что они не понимали, с кем имеют дело, но теперь, когда поняли, в случае чего никого не пожалеет», а через пару недель, 18 марта, сочтя войска готовыми, Генерал повел армию в Гватемалу.

Безусловно, он шел побеждать. И потому что привык, и потому что был уверен в своих бойцах. Ну да, у Карреры больше, примерно 3000 против 1300 сальвадорцев, ну и что? Бывало и сложнее. Навяжем генеральное сражение, опрокинем, займем Сьюдад-Гватемала, и все. Однако Каррера, сознавая, с кем имеет дело, выходить в чисто поле не рискнул. Уступая в дарованиях противнику, он был более чем неглуп, а в политике, в отличие от противника, разбирался без всяких книжных теорий, на инстинкте.

«Каждый мужчина в возрасте от 14 до 50 лет пусть в течение шести часов явится в муниципалитет и получит оружие. Любой, кто не появится после этого срока, будет считаться подозреваемым», - приказал «воин Божий», и люди пришли. Уклониться не попытался никто, даже либералы, - не только из страха попасть пож подозрение с последствиями, но и потому, что Федерации уже не было, и события воспринимались, как сальвадорское вторжение. Притом неспровоцированное, ибо сальвадорская мотивация, - «защита Лос-Альтоса», - в Гватемале, где «три департамента» своими считали все, не работала.

А далее все пошло по нехитрому, но разумному плану. Оставив в столице небольшой гарнизон во главе со своим братом Сотеро, Каррера отвел основную часть армии на лесистые высоты, нависающие над городом, при этом, однако, оставив в Сьюдад-Гватемале две сотни ветеранов, переодев их в гражданское и разместив в частных домах, а также примерно столько же вооруженных клиентов Семьи, которым и переодеваться не было нужды, отдав все нужные распоряжения.

На следующий день, подойдя около полудня, войска Генерала после пары часов перестрелки сломали сопротивление защитников (солдаты Сотеро Карреры разбежались) и сальвадорцы вошли в столицу, приняв ключи на блюде от «отцов города» и первым делом освободив из тюрьмы лидеров Лос-Альтос, которых дон Франсиско сразу послал домой, сообщить землякам, что все в полном порядке, они опять независимы, и пусть собирают армию для священной борьбы за восстановление единства Центральной Америки.

А потом, когда уже смеркалось и сальвадорцы, уже не ожидая никакого подвоха, расположились на отдых, чтобы с первыми лучами солнца идти добивать Карреру, Каррера открыл огонь из четырех орудий по Большой площади, где находился палаточный городок, в самой столице солдат Морасана атаковали «люди в партикулярном», прекрасно владеющие оружием и великолепно, в отличие от «гостей», знающие город.
Начались уличные бои, перешедшие в рукопашную, вскоре с высот, вопя «¡Salve Reina! ¡Muerte al enemigos!» - «Cлава Матери Божьей! Смерть врагам!» - пошли гватемальцы, и дону Франсиско разве лишь чудом удалось пресечь панику.

К утру оказалось, что выстояли, разогнав «людей в штатском» и отбросив атакующих. Однако потери оказались непомерны. К тому же взорвался обоз с боеприпасами, - а Каррера подступил опять, перекрыв все выходы, и стало совсем худо. Защищаться в чужом враждебном городе, без малейшей надежды на помощь извне, почти без боеприпасов и продовольствия, с сотнями увечных, нуждающихся в уходе, было невозможно, и Морасан, препоручив заботу о раненых святым отцам, приказал идти на прорыв.

Эту операцию по сей день разбирают в военных академиях Латинской Америки, оценивая как «более чем блестящую». Притом, что противник, казалось бы, предусмотрел все и по всем позициям, - от живой силы до боеприпасов, -  имел преимущество, дон Франсиско, филигранно маневрируя, сумел обойти одни заслоны, сбить другие, обмануть все засады и оторваться от погони. Но это тактика, а стратегически Каррера, конечно, переиграл. Да и политически тоже.

Впрочем, политические последствия начались позже, а пока что, по приказу даже не Карреры, а его жены Панчи, которую он очень любил, а солдаты уважали, как боевого командира, расстреляли всех выживших сальвадорцев, включая раненых, и даже просьбы служителей Божьих на сей раз учтены не были, - а потом пришла очередь Лос-Альтос, где либералы, получив первые известия о победе от освобожденных лидеров, но не сообразив подождать, на радостях вновь объявили независимость, уведомив Генерала, что готовы, хотя сил у них маловато, поддерживать его во всем.

И зря. Прямо с поле боя Каррера послал гонца в общины киче и качикель, приказав встать на тропу войны, а через сутки, поручив брату и жене вести основную часть армии к границам Сальвадора, с парой батальонов двинулся в «три департамента», защищать которые без Морасана никто даже не думал, сообщив «презренным изменникам», что намерен их примерно наказать.

На политическом воляпюке тех лет и тех мест это означало неминуемые штрафы, высылки, даже сроки, но не болене, поэтому сбежали только самые предвидчивые, и не ошиблись: Каррера, войдя в Кетсальтенанго, тут же приказал поставить к стенке всех видных либеральных деятелей, общим числом 17 душ, не глядя, кто там доктор, кто адвокат, кто журналист, а кто аж депутат. Без суда, по собственной воле.

И вот это не шло ни в какие ворота: «чистая публика» по умолчанию считалась неприкосновенной, ибо, неважно, консерватор ты или либерал, - но ведь белый человек, соль земли. И когда полковник Пабло де Айсинена, второй человек в Семье, попытался спасти приговоренных, Каррера промолчал, ответив уже после залпа: «При всем уважении, дон Пабло, мои приказы не обсуждаются. Прошу запомнить это раз и навсегда. А кровь белых так же красна, как индейская».

С этого момента либералы надолго затихли, а консерваторы, полагавшие, что будут иметь влияние на дона Рафаэля, осознали, что этому влиянию есть границы, которые лучше не переступать. Ибо, как отметил м-р Джон Ллойд Стивенс, тот самый спецпосланник США, «Пошли разговоры о Рафаэле Каррере-и-Турсиосе как о “короле индейцев”. Ему не нужны были титулы и голосования. Учитывая его незримую власть, одним словом он мог без вопросов вызвать резню всех белых».

Всем было ясно, что трагедия (или, если кому-то так больше по нраву, трагикомедия) на исходе. 4 апреля 1840, через пять дней после того, как Гондурас и Никарагуа официально присоединились к Гватемале, а войска Карреры расположились на границе Сальвадора, дон Франсиско Морасан подал в отставку и объявил о решении покинуть страну, чтобы «не доставлять больше неудобств сальвадорскому народу», и 8 апреля вместе с 36 самыми близкими соратниками поднялся на борт шхуны «Изалько».

Агония завершилась. Высокая поэзия чистого идеализма, столкнувшись с суровой прозой, данной нам в ощущениях, грянулась оземь, и ничем не обернулась, несмотря на «гений Морасана», не потерпевшего ни одного поражения, но так и не победившего, потому что, как подтвердит любой марксист, - да и не марксист тоже, - строить капитализм при почти полном феодализме в экономике, не посягая на основы, нельзя. А если на «основы» давить, не выкорчевывая, они непременно дадут сдачи…

Оригинал и комментарии

Эту главу "центральноамериканского цикла" предполагал выложить 24 февраля, но сами понимаете. И надолго. А теперь время появилось. Если кто чего подзабыл, предыдущее здесь...


Президент и его Офис

Люди не боги, и никому не дано прыгнуть выше своего уровня. Креолы, - вчерашние праздные помещики, салонные болтуны, идеалисты и романтики, в лучшем случае, чиновники не самого высокого уровня, - могли сколько угодно мечтать, но в реальном государственном управлении разбирались мало, в связи с чем, судя по всему, были убеждены, что деньги всегда в тумбочке. Между тем, - после краха испанской власти и ухода имперских войск, - выяснилось, что денег нет, а привычные дотации кончились, - но какая же независимость, если совсем нет денег?

Эта головная боль обрушилась на сеньора Арсе вместе с похмельем после торжественной инаугурации, - и ничего удивительного в том, что появление некоего Джона Бейли, британскоподданного, пообещавшего решить вопрос, первый президент Центральной Америки воспринял, как манну небесную, выдав гостю генеральную доверенность на ведение финансовых дел в Лондоне, а м-р Бейли, получив полномочия, вышел на знаменитый банк «Барклай — Херринг Ричардсон и К°» и взял от имени властей ФРЦА заем на условиях, от которых аж дух захватывает: более семи миллионов песо.

Но. Сразу после оплаты издержек и вычета комиссионных посреднику семь миллионов скукожились до пяти на руки, причем свои 6% годовых добрые люди из Сити начали вычитать сразу после подписания, еще не выплатив и пенни. В итоге, получив за первые два года 350 тыс. песо, правительство Арсе должно было уже 816 тыс., и не могло даже обслуживать проценты.

А между тем, нищих не уважает никто, даже если они важно заседают в федеральном центре, - и сеньор Арсе, бывший радикальный бунтарь, искренне защищавший идею самой широкой автономии субъектов федерации, теперь, будучи главой государства, осознал, что претворение его идеалов в жизнь делает его власть чистейшей фикцией, причем, если с консервативной оппозицией договариваться еще как-то можно было (солидные люди говорили конкретно и слово держали), то с вроде бы единомышленниками-либералами - никак. Ибо каждый мнил себя если не гением, то, как минимум, ярким талантом, требуя за лояльность непомерных уступок даже не либерализму в целом, а себе лично. Да и «аферу Бейли» организовали именно либералы, исходя из того, что уж англичане-то точно не обманут, а они, вот ведь странно, повели себя не по-джентльменски.

Естественно, в такой обстановке президент начал выстраивать систему сдержек и противовесов, изыскивая, на кого бы опереться в ситуации, которую не понимал, - и силою вещей вышел на контакты со столпами «старой Гватемалы», а конкретно с семьей (вернее, Семьей) Айсинена, «старую Гватемалу» олицетворявшей. До такой степени, что, скажи кто-то дону Мануэлю еще полгода назад, что он сядет за один стол с кем-то из этой familia, он бы разве что пожал плечами, - но сила вещей штука страшная…

Для полного понимания, совсем коротко: клан считался настолько «испанским», что даже командированные из Мадрида генерал-капитаны предпочитали с ним не ругаться, понимая, что проиграют. Примерно за век до событий, о которых идет речь, обычный купец Хуан Фермин Айсинена, изрядно разбогатев на торговле солью, пожертвовал все состояние королю Карлосу III, вытаскивавшему Испанию из тяжелейшего кризиса середины XVIII века, и это запомнилось. А когда стало известно, что дон Хуан Фермин, оставшись практически нищим, быстро восстановил состояние и активно вкладывается в важные государственные проекты, включая поддержку церкви и обновление за свой счет городских укреплений, Мадрид, оценив патриотизм по достоинству, взял перспективного человека на заметку, - и началось.

Дворянство. Титул маркиза. Эксклюзивный патент на право прямой, минуя Мехико, торговли с кем душа желает, даже с внешними партнерами. Соответственно, сеть представительств во всех городах генерал-капитании. Могучие капиталы, огромные поместья, тысячи клиентов, теснейший связи с церковью, особенно с орденами, которые активно спонсировал. И всеобщая ненависть во всех провинциях, на уровне и «просвещенных либералов» (ибо «монархисты, консерваторы, реакционеры»), и «улицы», потому что конкурировать с Семьей, отжимавшей под себя любой раскрученный бизнес, было невозможно, тем паче, что дон Хуан Фермин уже почил в Бозе, а его дети берегов не видели.

Естественно, до поры до времени клану было плевать на всеобщую ненависть, - а когда стало ясно, что жизнь меняется необратимо, Семья сделала ставку на Мексику, до последнего убеждая Филисолу остаться, однако не преуспела, и вполне обоснованно опасалась неприятностей. Которые, разумеется, последовали бы, не возникни сложности у президента.

А далее понятно. Первые консультации, естественно, прошли сложно, без взаимного доверия, но понемногу, раз за разом убеждаясь в том, что Айсинена, которых он ранее, как и положено «либералу» из провинции, ненавидел, оказывается, вовсе не «исчадья ада», а очень приятные, образованные люди, готовые поддержать, сеньор президент свое мнение изменил, - да и тот факт, что старая аристократия признала его равным, льстил, и симпатии орденов сулили популярность в «непросвещенных» массах.

Офис и его президент

В общем, поладили, и в конце концов, сеньор Арсе ввел правительство несколько умеренных, здравомыслящих консерваторов со связями, активно выступавших против «британского займа», взамен пообещав не очень жестко щемить церковь, то есть, не идти на поводу у крикунов, требовавших конфисковать все и сразу. И столь же естественно, что либералы, - сочтя этот шаг «беспринципной изменой светлым идеалам», сразу организовали в своих СМИ (а они, напомню, были бойчее и популярнее консервативных) лютую травлю "предателя", унижаясь даже до прямой лжи, и травля эта (в прессе всех мини-государств, включая штат Гватемала) набирала обороты, что, в свою очередь, вынуждало президента все больше блокироваться с serviles, назначая ставленников Семьи на самые вкусные посты.

В итоге, накаляясь день за днем, конфликт перешел на уровень конфронтации федерального центра и регионов, - в первую очередь, а самой Гватемале. Сперва региональное правительство отказалось участвовать в торжественных богослужениях вместе с федеральными чиновниками, - но это была только декларация недовольства, хотя и броская,- а потом, когда президент предпочел не заметить демарша, демонстрируя решимость, заявило, что работать в Антигуа не комфортно, в связи с чем, оно возвращается в Сьюдад-Гватемала и просит президента, его аппарат и его министров освободить помещения.

Формально отказаться сеньор Арсе не мог, - конституция не позволяла, - и потому, столкнувшись с перспективой в полном смысле слова забомжевать, глава государства своим указом конфисковал "на нужды Отечества" несколько частных домов, - после чего либеральная пресса завопила о "посягательстве на священную и неприкосновенную собственность". А когда, проведя трудные переговоры с англичанами, министры-консерваторы добились смягчения долговых обязательств по "афере Бейли", согласившись вернуть хозяевам сотню чернокожих, бежавших из британского Белиза, либералы всех провинций и вовсе обвинили сеньора Арсе в нарушении конституции, согласно которой любой раб на территории ФРЦА становится свободным. И тут уж с осуждением действий ранее любимого племянника и соратника выступил даже падре Дельгадо, возглавлявший правительство родимого Сальвадора, после чего местные ассамблеи начали обсуждать вопрос об ограничении полномочий президента.

В общем, пошла лавина, конфликт интересов раскалился до синего звона, для взрыва не хватало только триггера, - и тут в Гватемалу, имея рекомендации от видного либерала Педро Молины, посла Федерации в Колумбии, прибыл месье Николя Рауль, бывший полковник Великой Армии Бонапарта, опытный вояка самых прогрессивных взглядов. Нанятый в качестве командующего артиллерией федеральной армии, он вскоре стал своим в кругу либералов, их кумиром и неформальным лидером, - а соответственно, опасным оппонентом президента, помимо всего прочего, еще (все же офицер, хоть и ополчения) завидовавшего боевым орденам полковника.

Очень скоро месье Рауль в понимании главы государства стал лишним, но уволить его, как сеньор Арсе ни старался, не получалось: провинциальное правительство, без согласия которого решить вопрос возможности не было, - Рауль официально был нанят властями провинции, - полковника в обиду не давало, и в конце концов, президент, оказавшийся человеком недалеким, с безразмерным самомнением, порвал все отношения с «лжецами и клеветниками». То есть, со старыми друзьями. Зато новые друзья, Семья и прочие консерваторы, включая монархистов и высшее духовенство, что называется, поместили главу государства в теплую ванну, всячески льстя ему, как «гению Америки», советуя, рекомендуя, - и ему было комфортно. А вот присутствие в политике либералов он воспринимал уже, как личное оскорбление. Все остальное было только вопросом времени, и…

На рассвете 6 сентября 1826 федеральная гвардия, внезапно атаковав городской арсенал, захватила склады оружия и боеприпасов, практически разоружив провинциальную армию, а затем пошла по адресам. Хуана Баррундия, главу либерального правительства Гватемалы, закрыли в тюрьме, многих видных либералов под конвоем доставили в порт и выслали, а полковника Пирсона, командующего армией, и вовсе застрелили при попытке то ли сопротивляться, то ли просто понять, что к чему.

Иными словами, глава государства совершил государственный переворот. Даже более того. «Это была настоящая колониальная реакция, - итожит Рамон Саласар, биограф Арсе, очень комплиментарный по отношению к своему герою, - так как в армии вновь заняли офицерские посты испанцы или их сторонники, которые боролись против независимости или за присоединение к мексиканской империи... но, кроме всего прочего, это была террористическая реакция».

И уж конечно, это был удар по конституции. Но дон Мариано Айсинена, как юрист, объяснил первому лицу, что если либерализм это свобода личности, то личность превыше бумаги, и первое лицо с его аргументами согласилось. Сразу после переворота президентским указом было под страхом высылки, тюрьмы или даже смерти запрещено устно или письменно критиковать деятельность главы государства, так же строго каралось публичное осуждение восстановления церковной десятины, хранение «богомерзких книг», «недонесение о непатриотических настроениях» и (специально для судей) «преступная мягкость».

Кажется, дождь начинается…

Однако сила действия равна силе противодействия. Это уже много позже, полтора века спустя такие фокусы осуществлялись без сучка и задоринки, а тут первый блин, как водится, оказался комом. Сирило Флорес, вице-глава провинции Гватемала, не попавший в ощип по счастливой случайности (ездил по делам в имение), мгновенно объявил, что, как исполняющий обязанности, отныне не признает приказов Арсе, потому что тот – не его президент.

В принципе, само по себе это мало что значило, будь Арсе хотя бы немного дальновиднее и заручись поддержкой провинциальных депутатов из числа умеренных либералов, недолюбливавших либералов столичных, как «зазнаек и наглецов». Однако дон Мануэль Хосе уже, видимо, мнил себя полубогом, и вместо того, чтобы, спокойно поговорив с людьми, 1 октября провести открыть заседания недавно избранного конгресса, заявил, что итоги выборов отменяет, а проведет новые, по новому избирательному закону, который разработает лично, «посоветовавшись со сведущими сеньорами».

Таким образом, солидные люди, серьезно вложившиеся в агитацию и уже вовсю предвкушавшие грядущие взлеты, оказались никем и ничем, да еще вопреки конституции, - а в таких случаях за конституцию встают грудью. И встали. Почти в полном составе депутаты, сбежав из столицы, собрались в городке Кетсальтенанго, провели коротенькую выездную сессию, единогласно уполномочив дона Сирило взять под контроль все источники доходов, провести призыв в армию, вооружить ее и «именем народа и Господа нашего утвердить суверенные права Гватемалы», - после чего шустро разъехались кто куда, а полномочный врио приступил к решению первоочередных задач, прежде всего, введя «чрезвычайный» налог на «реакционеров».

И вот это оказалось роковой ошибкой, ибо сам-то Кетсальтенанго считался либеральным городом, но огромный монастырь Святого Духа, действовавший уже два века и щедро спонсировавшийся Семьей, славился своей благотворительностью, так что, слово его насельников-францисканцев очень много значило для городского плебса, а тем паче политически отсталых краснокожих пеонов.

Смиренные братья пошли в народ, призывая «добрых детей Господних» защитить Христа, Деву Марию и всех апостолов от «жадных безбожников», состоятельные горожане, возмущенные «чрезвычайным» налогом, подкрепили агитацию и пропаганду сотней бочек пальмового первача, и уже 13 октября взвинченные до синего звона толпы индейцев и «простоволосых женщин», вооруженных палками и топорами, окружили резиденцию правительства, требуя казни «самозванца Флореса».

Разумеется, два телохранителя дона Сирило ничего поделать не могли, - даже стрелять не посмели, - бедняга, выскочив из окна, попытался спастись у алтаря ближайшей церкви, но священники кротко благословили толпу «свершить благое дело», и несчастного, вытащив за волосы, растерзали, порвав на клочки даже  туфли.

По меркам тогдашней Гватемалы это было уже очень чересчур, - и Арсе, сознавая это, пытался оправдываться, доказывая, что никаких приказов не отдавал, но все его оправдания (притом, что президент не лгал) уходили в пустоту: для либералов всех провинций он отныне стал исчадием ада, в борьбе с которым все средства хороши. Спустя несколько дней власть федерального президента отказались признавать Гондурас, Никарагуа и Коста-Рика. По инерции, - как земляка и героя 1811 года, - его более или менее поддерживали только в Сальвадоре, но и там мнения разошлись: могущественные местные либералы (включая падре Дельгадо, даром что родной дядя и наставник), возможно, приняв оправдания, простили бы гибель бедного сеньора Флореса, но не могли простить сближения с serviles, измены принципам и попрания конституции.

Фигурально выражаясь, зашаталась вся еще не успевшая упрочить себя государственность, из уст в уста перелетали слухи о неких могущественных индейских шаманах, пророчащих «гнев красного неба, слезы красного дождя», - то есть, великие кровопролития, - но, наверное, ситуацию еще можно было как-то поправить, признав ошибки, что-то уступив, кого-то показательно наказав, однако сеньора Арсе уже несло, а окружение, - почти сплошь испанцы, монархисты и духовенство, - подливало масла в иогонь. Больше того, из британского Белиза прибыли представители того же банка «Барклай» с предложением нового займа, - на сей раз на очень хороших условиях, - и сам собой решился вопрос с оружием и набором добровольцев, после чего президент перестал сомневаться в чем бы то ни было.

Пользуясь гробовым молчанием напуганных обывателей столицы, он быстро провел пародию на выборы, фактически назначив параллельный конгресс из своих сторонников, и в январе 1827 года сформировал правительство без единого либерала, поставив во главе кабинета Мариано Айсинена, главу Семьи, молодого и очень решительного, после чего начал в экспресс-режиме формировать армию, вскоре доведя численность личного состава до совершенно фантастических по тамошне-тогдашним меркам четырех тысяч штыков и сабель. Разумеется, аналогичные меры, тоже в экспресс-режиме, принимали и власти мятежных провинций. На Федерацию надвигалась гражданская война, и остановить ее уже не мог никто.

Продолжение следует.

Оригинал и комментарии

Завершая тему о кошке Нэнси.
На данный момент, слава Богу, все проблемы решены, даже с верхом.
Денег достаточно. Далее уже решает Природа.
Всем огромное спасибо, уважаемому Н.И.Ф. вдвойне и втройне.

Оригинал и комментарии

Название "Глубокое интервью и фокус-группы". Учебник. Серьезно доработал и объединил в одну книгу. Вышла в издательстве Директ-Медиа. Пока только в электронной версии, обещают скоро сделать в бумажной. Чувствую себя идиотом, у которого сбылась мечта. Сколько труда вложил, а зачем? Книга большая, подробная. Кто будет ее читать? Те, кто состоялся (хорошо ли, плохо ли состоялся - вопрос отдельный) читать не будут. У них есть свое мнение и дела поважнее. Презентационные девочки и мальчики тем более читать не будут. Сейчас, когда спецоперация и санкции, вообще читать стало некому. Тем не менее для желающих приобрести даю ссылки. Цена около 500 руб. за электронную версию (если не поменяли).Пока только на этих сайтах. Обещают число сайтов увеличить, разместить на ЛитРес и т.д. Прошу перепоста

https://biblioclub.ru/index.php?page=book_red&id=688888

https://www.directmedia.ru/book-688888-glubokoe-intervyu.../ 

Оригинал и комментарии

В русском языке название собрания чего-то/кого-то имеет меньше названий, чем в английском. Ну стая птиц/животных, косяк рыб, группа людей, табун лошадей может ещё. А вот в английском - огромное разнообразие, причем используются слова, которые имеют обычно совершенно не относящееся к делу значение. К примеру, стая волков - это pack, а вот стая бабуинов - это troop, а косяк рыб - это school, стая ворон - murder, стая обезьян - troop OR barrel, стая дельфинов или китов - pod, муравьи - это colony  ИЛИ army (тут даже понятно откуда). Самое интересное с курицей. Стая кур называется по-разному, в зависимости от возраста. Цыплята - brood или peep, а вот взрослые куры - clutch или chattering.
Вообще разнообразие ОГРОМНЕЙШЕЕ. Вот полное собрание
https://arapahoelibraries.org/blogs/post/names-for-groups-of-animals/
И да. У сов - парламент!

Оригинал и комментарии

Есть такие патриоты, которые реально ставят в пример информподдержку на Украине, мол, кремляди все просирают, а потом.... делают все то, что их кумиры НЕ делают.
Товарищ Сталин таких бы расстрелял. За то что не патриоты они, а бандеровцы.

Оригинал и комментарии

Очередная достаточно невысокая гора, хотя она тоже в списке «100 главных гор Южной Кореи». Гора Кванаксан (관악산), высота 629 м . Один из двух главных горных парков, расположенных в пределах Сеула, потому пользуется большой популярностью. На склоне этой горы (со стороны Сеула) распложен кампус Сеульского государственного (национального – кому как нравится) университета (서울대학교). В свое время я там проучился аж 6 лет, так что был на вершине очень много раз.



Парк этой горы все же достаточно большой, охватывает не только часть Сеула, но и районы города Анъян (안양)и Квачхон (과천). Потому подходов к главной вершине достаточно – со стороны метро Садан (사당역), от главного входа в университет, от Анъяна и Квачхона. При желании можно построить маршрут и часов на 6, если стараться обойти большинство пиков.

Я же поднимался по старой памяти со стороны кампуса – там тропинки не обозначены как вход, но кто там учится, те обычно знают.




Общие впечатления от горы следующие: она достаточно красивая. Считается, что если в названии горы есть слог «ак», то она скалистая. Мои личные впечатления подтверждают это – Сораксан, Вораксан, Унаксан, Кванксан и другие – там правда хватает скальных выходов.

У Кванаксана их тоже много, что добавляет живописности. По той тропе, по которой я шел (до вершины заняло лишь немногим более часа бодрой ходьбы), сначала был лесистый участок, а потом быстро стали открываться красивые виды – особенно на Сеул и кампус университета.




Тропа особенно красива, как и виды у самой вершины, так как там много скал и деревья уже не закрывают обзор. Раньше, правда, у самой вершины был достаточно опасный участок (зимой так правда надо было быть очень аккуратным, а то можно было бы улететь), но теперь на тех местах, где приходилось карабкаться по скалам, держась за провешенные цепи, построены уже удобные лестницы, так что идти безопасно, хотя может быть и ветрено.






На самой вершине стоит метеостанция, неподалеку еще военная часть. Там же стоит большой валун, с надписью «Кванаксан 629 м», у него принято фоткаться – «вот, мол, я – великий покоритель не менее великой горы». В справочниках, кстати, часто пишут высоту 632 м, но на валуне – 629.








Отсюда же, с вершины и подхода к ней открываются потрясные виды на закате – солнце садится в Желтое море, на фоне Сеула, причем море и острова все же видны. В том же направлении заходят на посадку самолеты на аэропорт Кимпхо 김포공항 (которые ранее был главным международным аэропортом Кореи, а теперь летают рейсы в Японию, Китай и внутренние, а большинство переведено в Инчхонский). Вот и получается: горы, сосны, вид на море, небоскребы города и заходящее солнце – при хорошей погоде очень красиво.




Совсем рядом с вершиной есть небольшой храм – Ёнчжудэ. Скорее это молельная площадка, которая стоит на обрыве, в этом ее главная красота. Туда достаточно узкий проход, но из любопытства стоит один раз сходить – интересный храм и вид оттуда. Кстати, со стороны можно сфотографировать этот храм, получится весьма интересно, так как отчетливо видно, что строение на обрыве.



По поводу названия Ёнчжудэ (연주대) – две версии: 1) Отсюда молились и скорбили, оплакивая гибель династии Корё в 1392 г (которая сменила в Корее династия Чосон, правившая аж до начала ХХ века); 2) Молились, глядя на королевский дворец Кёнбоккун, желая счастья новому правителю.

Если спуститься чуть пониже (хотя тоже близко от вершины), то там уже находятся основные здания храма Кванакса.




Гора хороша для неспешных прогулок, любования на Сеул и окрестности (виден Квачхон хорошо). Главная причина популярности, пожалуй, в нахождении непосредственно в столице, причем на нее обычно стремятся меньше народа, чем на вторую сеульскую гору – Пукхансан (북한산).


В завершение - фото еще одного "любителя гор": на выходных этот мужик на своем горбу "таранит" большой ящик с мороженым, водой, макколли, пивом и продает у вершины с "высокогорной наценкой" ))

Оригинал и комментарии