ЖЖ Топ-50 постов сегодня
Недавние тренды рунета
от prilepin
Поразительной силы и мужества человек. Женщина. Которой сейчас жесточайшим образом прилетит от боевых диванных армян (не от армян вообще, среди которых, конечно, много моих товарищей). Которой прилетает от боевых диванных россиян (когда она как-то не так, как им надо, высказывается). Если б вы вполовину сделали для России, от того, что сделала она...
Что до Армении - я там бывал; очень гостеприимно; очень красиво. И - почти вся местная интеллигенция считает Армению «частью Европы», они все либералы и западники, а Россия - это такая мрачная мохнатая образина поблизости. Было забавно. Я так и спросил - у большого и благородного собрания: вы можете считать себя кем угодно, но все-таки, Боже мой, зачем древнему и сильному народу быть такими банальными западниками, как же вам не скучно самим, эта Европа никогда не будет вас считать своей ровней. И в дни мира, и в иные дни, которые всегда возвращаются.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН
Я обращаюсь к армянской власти. Именно к власти, а не к народу, частью которого я являюсь.
Обращаюсь только потому, что ваши интернет-войска унавозили мои соцсети требованиями (в хамской и агрессивной форме) 'выразить свою позицию'.
Просили — выражаю.
Посмотрите на себя со стороны. Посмотрите, что вы творите. Как вы себя ведете. Какие же вы армяне?
Армяне — честный, благородный и благодарный народ. Всегда таким был. А вы ведете себя, как (ЗАПРЕЩЕНО РОСКОМНАДЗОРОМ).
В ответ на многолетнее добро и защиту, которые вы получали от России, вы не признали Крым. Потому что это внутреннее дело Армении.
Исключительно из политической мести вы посадили Роберта Кочаряна — неизменного союзника России. Посадили специально, демонстративно, плюнув прямо в лицо своим 'российским друзьям'. Потому что это внутреннее дело Армении.
Вы наводнили страну антироссийскими НКО, которые на вашей территории обучают молодежь, как свергать власть в России. Вы стали плацдармом антироссийских сил на Кавказе. Потому что это внутреннее дело Армении.
Вы выгнали российских бизнесменов-армян. Вы не хотите у себя ничего, что связано с Россией. Потому что это внутреннее дело Армении.
Ваши медиа и соцсети ежечасно поливают помоями Россию, Путина, всех, кто поддерживает Путина, — особенно русских армян (например, меня). Вы разделили несчастный, и без того исчезающий армянский народ на врагов — русских армян — и 'настоящих' — тех, кто поддерживает вашу сиюминутную власть. Потому что это внутреннее дело Армении.
А теперь, когда на вашей границе война, когда само существование вашего режима под угрозой, когда армяне всего мира уже видят ожившие призраки янычар с кривыми ножами, которыми резали наших предков, вы вспомнили, что Россия снова должна вас спасать.
Разве это не внутреннее дело Армении?
После всего зла и захлебывающегося презрения, которое вы проявляли к России в последние годы, ваши информационные войска и вы сами считаете себя вправе ждать помощи?
На самом деле, после всего, что вы сделали, Россия имеет полное моральное право плюнуть на вас и растереть.
Но она так не поступит. Я уверена. Поможет и в этот раз.
Потому что Россия — такая. Великодушная и благородная, Родина моя, ненаглядная.
А вы — просто горстка вопящих политиканов, предавших интересы великого армянского народа ради минуты власти и мелкой личной мести.
Почитайте на ночь Нарекаци. Может, проснутся у вас остатки знаменитой армянской совестливости и умения ценить добро.
Если нет у вас Нарекаци — так я передам. У меня на тумбочке лежит.
А по поводу войны обеим сторонам я скажу только одно: остановитесь! Хуже войны нет ничего. Я это на своей шкуре знаю. Просто остановитесь, пока не поздно.
Что до Армении - я там бывал; очень гостеприимно; очень красиво. И - почти вся местная интеллигенция считает Армению «частью Европы», они все либералы и западники, а Россия - это такая мрачная мохнатая образина поблизости. Было забавно. Я так и спросил - у большого и благородного собрания: вы можете считать себя кем угодно, но все-таки, Боже мой, зачем древнему и сильному народу быть такими банальными западниками, как же вам не скучно самим, эта Европа никогда не будет вас считать своей ровней. И в дни мира, и в иные дни, которые всегда возвращаются.
МАРГАРИТА СИМОНЬЯН
Я обращаюсь к армянской власти. Именно к власти, а не к народу, частью которого я являюсь.
Обращаюсь только потому, что ваши интернет-войска унавозили мои соцсети требованиями (в хамской и агрессивной форме) 'выразить свою позицию'.
Просили — выражаю.
Посмотрите на себя со стороны. Посмотрите, что вы творите. Как вы себя ведете. Какие же вы армяне?
Армяне — честный, благородный и благодарный народ. Всегда таким был. А вы ведете себя, как (ЗАПРЕЩЕНО РОСКОМНАДЗОРОМ).
В ответ на многолетнее добро и защиту, которые вы получали от России, вы не признали Крым. Потому что это внутреннее дело Армении.
Исключительно из политической мести вы посадили Роберта Кочаряна — неизменного союзника России. Посадили специально, демонстративно, плюнув прямо в лицо своим 'российским друзьям'. Потому что это внутреннее дело Армении.
Вы наводнили страну антироссийскими НКО, которые на вашей территории обучают молодежь, как свергать власть в России. Вы стали плацдармом антироссийских сил на Кавказе. Потому что это внутреннее дело Армении.
Вы выгнали российских бизнесменов-армян. Вы не хотите у себя ничего, что связано с Россией. Потому что это внутреннее дело Армении.
Ваши медиа и соцсети ежечасно поливают помоями Россию, Путина, всех, кто поддерживает Путина, — особенно русских армян (например, меня). Вы разделили несчастный, и без того исчезающий армянский народ на врагов — русских армян — и 'настоящих' — тех, кто поддерживает вашу сиюминутную власть. Потому что это внутреннее дело Армении.
А теперь, когда на вашей границе война, когда само существование вашего режима под угрозой, когда армяне всего мира уже видят ожившие призраки янычар с кривыми ножами, которыми резали наших предков, вы вспомнили, что Россия снова должна вас спасать.
Разве это не внутреннее дело Армении?
После всего зла и захлебывающегося презрения, которое вы проявляли к России в последние годы, ваши информационные войска и вы сами считаете себя вправе ждать помощи?
На самом деле, после всего, что вы сделали, Россия имеет полное моральное право плюнуть на вас и растереть.
Но она так не поступит. Я уверена. Поможет и в этот раз.
Потому что Россия — такая. Великодушная и благородная, Родина моя, ненаглядная.
А вы — просто горстка вопящих политиканов, предавших интересы великого армянского народа ради минуты власти и мелкой личной мести.
Почитайте на ночь Нарекаци. Может, проснутся у вас остатки знаменитой армянской совестливости и умения ценить добро.
Если нет у вас Нарекаци — так я передам. У меня на тумбочке лежит.
А по поводу войны обеим сторонам я скажу только одно: остановитесь! Хуже войны нет ничего. Я это на своей шкуре знаю. Просто остановитесь, пока не поздно.
Оригинал и комментарии
от pesen-net
Лучше бы я родился семитом, думал кот, прощаясь с яйцами. Он страшно породистый, для котов это горе. Ему вырвали когти и выгнали с выставки из-за болезни сердца. Дома его били другие коты. Маша изрыдалась, слушая его историю. Забрала себе. Звонит, счастливая.
- Отец, наша семья увеличилась на три килограмма! У нас теперь малыш! У него оранжевые глаза! Мы купили ему лоток, песок и пёрышко!
Слушая эту короткую новость, я распаковал валокордин, потом запаковал.
Я сказал:
- Знаешь ли Маша, что такое кот? Это 15 лет без права путешествий! Диван и ёлка за окном – вот теперь твоя ойкумена! Тёплые моря только в кино! И кому ты нужна будешь, с котом на руках, если что, в свои девятнадцать! Что же ты молчшишь, Мария?
- Слушаю.
- Где ты сейчас?
- В магазин ходила. За лопаточкой.
И начинает реветь.
Никак не запомню что животные, гости и дача - это радость, радость и радость, - а не пыль, шум и неудобства.
Прости, говорю, Маша. Поздравляю. Кот - это мощный рывок в развитии семьи. Он - воитель мух и пауков. В домашних ссорах он всегда на стороне еды. Кот есть любовь, уют и чувство юмора. И в голодный год эти пара беляшей совсем не лишни. Из него растёт отличная герань, если похоронить под окном.
Маша успокоилась, сменила тему.
- Говорили с подругами о трансцендентном. Я рассказала свой опыт общения с потусторонним - как одна бабка нашипела на меня в церкви.
- За что?
- Неправильно кланялась.
- Что ж. Всюду есть ханжи и злопыхатели. Хорошо что мы не такие.
- Вообще-то, это ты на меня в церкви шипел. Бабку я выдумала для подруг.
Я постоянно шиплю. На котов, на пыль, на мало соли или много, на либералов и если кто-то путает «надеть» и «одеть».
Однажды мы с Машей зашли в церковь. Вдруг Маша преклонила колено и взмахнула рукой в сторону иконы. Я стал шипеть, что так кланяются только Дартаньяны. Здесь нужен другой принцип и т.д.
Нет бы поддержать и похвалить.
Дети думают, я сам растопил льды, набросал в океан кульков и уничтожил дюгоней чтобы было о чём ныть в беседах с ними. Я же теперь велю им восторгаться тем, что сам описываю как ужас. Очень на меня похоже.
Мне понадобился тупой, тяжёлый труд. Только тупое и тяжёлое просветляет разум. Не знаю, почему так. Секс душу не совершенствует, например, даже если в трудной позе. Я специально узнавал.
Лучшие тупые труды придумывает моя жена. Мне бы в голову не пришли настолько нелепые занятия. Легко, как стих, она сочинила мне три дела:
1. стричь газон,
2. собирать шкаф
3. корчевать алычу.
Я выбрал алычу. Её пень сулил тройной геморрой. Само корчевание имело дизайнерский смысл, что равно отсутствию смысла. Всё как я хотел.
В ютубе деревья корчуют за три часа. У нас с пнём за три часа появились только царапины на мне. Копать корни невозможно. Как и рубить невыкопанные. Всё оказалось куда нелепей, чем даже я мечтал.
Топор отскакивал от пня как весёлая батутистка. В природе есть семь видов топоров - столярный, плотницкий, колун, кухонный, боевой, туристический и какудровосеков. Я могу наточить любой из них.
Ещё научился попадать топором куда прицелился плюс-минус метр. Но всё равно прошу людей уйти хотя бы за горизонт ради жизни на земле.
Огромная коллекция моих лопат и пил, как оказалось, не может нанести пню никакого вреда.
Я перестал думать о себе. Всё во мне одеревененло. Я понял что мой корень в центре Земли не закончится, потому что в где-то в Аргентине из него растёт вторая часть алычи.
Раздражительность ушла, пришли загар и одышка. Мускулатура и аппетит отвердели. Я вышел к пню моральным карликом, а стал мужчиной с топорами на все случаи семейных неурядиц.
На седьмой день он сам упал. Я побежал к другим пням, хотел расти дальше. Но жена сказала, другие пни нужны ей для цветочных инсталляций.
- Развивай себя, стригя(жа) газон. - сказала.
Не знаю. Для меня, теперешнего, газон недостаточно туп. Если только это не гордыня.
Вчера звонила Маша. Долго говорили, я хвалил её и во всём поддерживал. Особенно понравилась идея завести ослика. Отличный план, я считаю. Только бы не плакала.
Оригинал и комментарии
причал межпланетных кораблей от clear-text
НЕЖНОСТЬ
Мой приятель рассказывал:
«Строили что-то уж не помню, что – то ли склад, то ли коровник – в Н-ской области. Студенческая бригада типа «стройотряд». Хорошие деньги. Но и вкалывать надо ой-ой-ой. Вот не помню, что именно строили. Кажется, все-таки коровник. Но была там не совсем прямо уж деревня, а вполне себе совхоз. Даже были длинные двухэтажные дома городского типа, из белого силикатного кирпича – с квартирами, как в городе, с водопроводом и отоплением. Молокозавод, гараж, ремонтные мастерские. Котельная. Водонапорная башня. Дом культуры, библиотека в отдельном домике. Скверик, бетонный Ленин. Все, как у людей.
Но снаружи, за городской, так сказать, чертой – деревенская жизнь. Река, луга, стога, коровы пасутся.
В Доме культуры, конечно, танцы.
На танцах познакомился с девушкой. Совсем простая, но зовут Алиса. Хорошо, такая вот у нас страна чудес. Если честно, она меня сама выбрала. Подошла и пригласила, и потом ни с кем танцевать не отпускала. Там вообще девчонки смелые, смелей московских. Девчонок там, кстати говоря, было втрое больше, чем ребят. Потому что, когда приходишь на танцы в каком-нибудь таком поселке, сразу проблема: «местные». Мы, значит, приезжие, а они тут хозяева. Могут и морду набить, если на танцах что-то не так. Но вот тут «местных» почти не было. Уж не знаю, почему, но факт.
Короче, потанцевали, потом пошли гулять.
Луна светит, улица кончается и выходит к полю. Пошли по полю. Там что-то впереди – типа дом с косой крышей, под крышей окна, сквозь них звезды. Луна, поле и такая фигня – как в кино про другую планету. Сеновал, оказалось. Залезли внутрь, там сено разными кипами лежало, мы на небольшую такую забрались, и ну целоваться. Она первая начала, что характерно. Прямо раз – и в губы взасос. Потом легла на спину, руки раскинула, на нее косой такой луч лунного света ложится из верхнего окошка – красиво. Сама она тоже красивая, беленькая такая, шейка тонкая, ключицы хрупкие. Я-то как думал – сейчас трахнемся разок и обратно на танцы пойдем. Но вот я на нее посмотрел, и такая вдруг во мне нежность поднялась, господи, никогда со мной такого не было. Вот именно что нежность. Хотелось ее целовать осторожно и медленно, гладить вот эту русую стрижечку, прикасаться губами к глазам, к вискам, к ушкам и шее.
- Алисонька, – говорю, – какая ты чудесная… Девочка моя сладкая, дай я на тебя налюбуюсь, дай я тебя поглажу тихонечко, дай мне свои плечики, дай мне свои сладкие грудки, дай я их поцелую, милая моя, ласковая моя…
Вдруг она как дернется. Поднялась, села и говорит:
- Ты чего?
- А? – говорю.
- Ты вообще? Совсем уже?
Я даже не понял, что это она вдруг. Обнял ее и дальше шепчу что-то такое ласковое.
А она вырвалась и чуть не крикнула:
- Ну и не надо!
Спрыгнула вниз и убежала.
Да. Интересно любят Н-ские девушки.
Посидел, передохнул, пошел назад. Там всего ходу было минут десять. На танцах ее уже не было. Ладно. Бывает.
Следующее воскресенье опять танцы. Прихожу, верчу головой, ищу свою Алисочку. И тут ко мне подходит другая девушка. Тоже, кстати, ничего себе. Я ее еще в тот раз заметил, она была вроде атаманши. Ходит, на всех слегка покрикивает. Вот она ко мне подходит:
- Эй, москвич, как тебя звать?
- Саша, – говорю.
- А я Валентина. Пойдем покурим, разговор есть.
Вышли с танцев.
Идем по той же дороге. Луна светит, но уже не такая, как неделю назад. Молчим. Минут пять идем, вышли в поле, вот и сеновал виднеется, как ангар межпланетный.
Она вдруг голос подает:
- Я ж сказала – покурим!
Дал ей сигарету. Щелкнул зажигалкой.
Дальше пошли. Она молчит, я молчу. Потом говорит:
- Некогда мне тут раскуриваться. Гаси давай.
Затоптала сигарету и пошла на сеновал. Я тоже сигарету заплевал, выбросил, и за ней. Смотрю, она высоко забралась. Протягивает мне руку:
- Залазь сюда.
Залезли.
- Ну? – говорю.
- Баранки гну! – смеется.
- Постой, Валентина, а какая у нас с тобой, извини за выражение, тема разговора?
- То есть в смысле?
- Ты же сказала: есть разговор. Говори, я слушаю.
- Зачем ты Алиску обидел? – сказала Валентина. – Она сегодня даже на танцы не пошла. Ты чего?
- А чего я? Чего я не так? – у меня голова кругом пошла от этих заявок.
- А чего ты как баба рассюсюкался? Алиска говорит: я в него прямо втюрилась, сразу решила – мой, а он как баба. «Глазки-губки, плечики-грудочки!» – передразнила она. – Алиска прям так и сказала: «Может, он пидарас? Я в него влюбилась, а он как будто пидарас!»
- Ненормальная твоя Алиска! У меня к ней нежность проснулась, ты понимаешь?
- А может, ты правда пидарас? – спросила Валентина.
- Дуры вы обе! – закричал я и чуть не треснул ее по башке, но сдержался. – Вы хоть живого педераста видели? Охренели совсем! – я схватил ее за плечи и сказа – Нежность, понимаешь? Хотелось ее ласково поцеловать, сказать нежное слово! Поняла?
Я отпустил ее плечи и лег на спину.
Она склонилась надо мной.
- Херня это все, твоя нежность. Глупости и вранье. Вот я тебе нравлюсь, например? Чего молчишь? Алисочки стесняешься? Да она к тебе больше за полкилометра не подойдет, нежный какой… Ну, чего молчишь?
- Про что?
- Вопрос не понял? Я тебе нравлюсь?
- Ну, нравишься, – сказал я на всякий случай.
- Не «ну», а точно! – чуть не зарычала она. – Да? Нет?
- Да.
- Тогда давай, – и она ловко стянула с себя платье. – Давай, не задерживай! Стоит? Поехали. Не стоит – сейчас подыму!
Она громко причмокнула губами, как кучер лошадям, и завозилась с пряжкой на моих брезентовых стройотрядовских брюках.
***
Я лежал, то глядя в черный потолок, то косясь на Валентину, и понимал, что счастье, правда и смысл жизни – вот они. Рядом со мной. Что все слова – это вранье, что нежность – это глупость и лицемерие, что есть только сильная женщина, горячее дыхание, колючее сено и звезды в проемах под крышей сеновала.
Я точно знал, что такая не разлюбит, не бросит, не выдаст.
Но я понимал также, что не смогу остаться здесь. Что я здесь буду делать? И увезти ее с собой в Москву, жениться на ней и плюнуть на все – тоже не смогу. Потому что в Москве пятый курс, мама-врач и папа-доцент, в Москве выставки и концерты, в Москве любимая девушка Лиля Лейферт и еще одна, тоже очень хорошая и очень любящая Таня Морозова, и, хотя с этой секунды мне на них наплевать, – все равно. Да и Валентина не захочет. Я для нее забава, момент, быстрая месть болтуну-москвичу за подругу… Не говоря о ее маме-папе, братьях-сестрах, которые у нее, конечно, есть, но которых я не знаю и знать не желаю.
Но на всякий случай спросил:
- Валь, а поедешь со мной в Москву?
- Зачем?
- Жениться! – и тихо добавил: – Ты очень хорошая.
- Опять нежности! – громко и искренне захохотала она.
Я вежливо посмеялся в ответ, сунул руку в карман и нашарил там скрепку, простую канцелярскую скрепку, вчера вечером мы заполняли ведомости по нарядам. Из этой скрепки я согнул такой хомутик, чтобы газовая зажигалка не гасла, когда отпустишь палец. Чтоб этот хомутик, значит, все время давил.
Достал зажигалку, чиркнул, открутил пламя посильнее, надвинул проволоку на клавишу и кинул в самую середину сеновала.
Кажется, Валентина все-таки успела выскочить.
Я – нет».
***
- Погоди! – сказал я. – Ты чего несешь? Ты что, там сгорел?
- Дотла! – усмехнулся он. - А то ты не помнишь! Вы хоронили меня всем курсом. В закрытом гробу. Ты держал под руку Лилю Лейферт. Боже, как она плакала…
Он сжал мне руку выше запястья, встал и вышел.
На руке осталась черная пятерня, след жирной сажи.
Мой приятель рассказывал:
«Строили что-то уж не помню, что – то ли склад, то ли коровник – в Н-ской области. Студенческая бригада типа «стройотряд». Хорошие деньги. Но и вкалывать надо ой-ой-ой. Вот не помню, что именно строили. Кажется, все-таки коровник. Но была там не совсем прямо уж деревня, а вполне себе совхоз. Даже были длинные двухэтажные дома городского типа, из белого силикатного кирпича – с квартирами, как в городе, с водопроводом и отоплением. Молокозавод, гараж, ремонтные мастерские. Котельная. Водонапорная башня. Дом культуры, библиотека в отдельном домике. Скверик, бетонный Ленин. Все, как у людей.
Но снаружи, за городской, так сказать, чертой – деревенская жизнь. Река, луга, стога, коровы пасутся.
В Доме культуры, конечно, танцы.
На танцах познакомился с девушкой. Совсем простая, но зовут Алиса. Хорошо, такая вот у нас страна чудес. Если честно, она меня сама выбрала. Подошла и пригласила, и потом ни с кем танцевать не отпускала. Там вообще девчонки смелые, смелей московских. Девчонок там, кстати говоря, было втрое больше, чем ребят. Потому что, когда приходишь на танцы в каком-нибудь таком поселке, сразу проблема: «местные». Мы, значит, приезжие, а они тут хозяева. Могут и морду набить, если на танцах что-то не так. Но вот тут «местных» почти не было. Уж не знаю, почему, но факт.
Короче, потанцевали, потом пошли гулять.
Луна светит, улица кончается и выходит к полю. Пошли по полю. Там что-то впереди – типа дом с косой крышей, под крышей окна, сквозь них звезды. Луна, поле и такая фигня – как в кино про другую планету. Сеновал, оказалось. Залезли внутрь, там сено разными кипами лежало, мы на небольшую такую забрались, и ну целоваться. Она первая начала, что характерно. Прямо раз – и в губы взасос. Потом легла на спину, руки раскинула, на нее косой такой луч лунного света ложится из верхнего окошка – красиво. Сама она тоже красивая, беленькая такая, шейка тонкая, ключицы хрупкие. Я-то как думал – сейчас трахнемся разок и обратно на танцы пойдем. Но вот я на нее посмотрел, и такая вдруг во мне нежность поднялась, господи, никогда со мной такого не было. Вот именно что нежность. Хотелось ее целовать осторожно и медленно, гладить вот эту русую стрижечку, прикасаться губами к глазам, к вискам, к ушкам и шее.
- Алисонька, – говорю, – какая ты чудесная… Девочка моя сладкая, дай я на тебя налюбуюсь, дай я тебя поглажу тихонечко, дай мне свои плечики, дай мне свои сладкие грудки, дай я их поцелую, милая моя, ласковая моя…
Вдруг она как дернется. Поднялась, села и говорит:
- Ты чего?
- А? – говорю.
- Ты вообще? Совсем уже?
Я даже не понял, что это она вдруг. Обнял ее и дальше шепчу что-то такое ласковое.
А она вырвалась и чуть не крикнула:
- Ну и не надо!
Спрыгнула вниз и убежала.
Да. Интересно любят Н-ские девушки.
Посидел, передохнул, пошел назад. Там всего ходу было минут десять. На танцах ее уже не было. Ладно. Бывает.
Следующее воскресенье опять танцы. Прихожу, верчу головой, ищу свою Алисочку. И тут ко мне подходит другая девушка. Тоже, кстати, ничего себе. Я ее еще в тот раз заметил, она была вроде атаманши. Ходит, на всех слегка покрикивает. Вот она ко мне подходит:
- Эй, москвич, как тебя звать?
- Саша, – говорю.
- А я Валентина. Пойдем покурим, разговор есть.
Вышли с танцев.
Идем по той же дороге. Луна светит, но уже не такая, как неделю назад. Молчим. Минут пять идем, вышли в поле, вот и сеновал виднеется, как ангар межпланетный.
Она вдруг голос подает:
- Я ж сказала – покурим!
Дал ей сигарету. Щелкнул зажигалкой.
Дальше пошли. Она молчит, я молчу. Потом говорит:
- Некогда мне тут раскуриваться. Гаси давай.
Затоптала сигарету и пошла на сеновал. Я тоже сигарету заплевал, выбросил, и за ней. Смотрю, она высоко забралась. Протягивает мне руку:
- Залазь сюда.
Залезли.
- Ну? – говорю.
- Баранки гну! – смеется.
- Постой, Валентина, а какая у нас с тобой, извини за выражение, тема разговора?
- То есть в смысле?
- Ты же сказала: есть разговор. Говори, я слушаю.
- Зачем ты Алиску обидел? – сказала Валентина. – Она сегодня даже на танцы не пошла. Ты чего?
- А чего я? Чего я не так? – у меня голова кругом пошла от этих заявок.
- А чего ты как баба рассюсюкался? Алиска говорит: я в него прямо втюрилась, сразу решила – мой, а он как баба. «Глазки-губки, плечики-грудочки!» – передразнила она. – Алиска прям так и сказала: «Может, он пидарас? Я в него влюбилась, а он как будто пидарас!»
- Ненормальная твоя Алиска! У меня к ней нежность проснулась, ты понимаешь?
- А может, ты правда пидарас? – спросила Валентина.
- Дуры вы обе! – закричал я и чуть не треснул ее по башке, но сдержался. – Вы хоть живого педераста видели? Охренели совсем! – я схватил ее за плечи и сказа – Нежность, понимаешь? Хотелось ее ласково поцеловать, сказать нежное слово! Поняла?
Я отпустил ее плечи и лег на спину.
Она склонилась надо мной.
- Херня это все, твоя нежность. Глупости и вранье. Вот я тебе нравлюсь, например? Чего молчишь? Алисочки стесняешься? Да она к тебе больше за полкилометра не подойдет, нежный какой… Ну, чего молчишь?
- Про что?
- Вопрос не понял? Я тебе нравлюсь?
- Ну, нравишься, – сказал я на всякий случай.
- Не «ну», а точно! – чуть не зарычала она. – Да? Нет?
- Да.
- Тогда давай, – и она ловко стянула с себя платье. – Давай, не задерживай! Стоит? Поехали. Не стоит – сейчас подыму!
Она громко причмокнула губами, как кучер лошадям, и завозилась с пряжкой на моих брезентовых стройотрядовских брюках.
***
Я лежал, то глядя в черный потолок, то косясь на Валентину, и понимал, что счастье, правда и смысл жизни – вот они. Рядом со мной. Что все слова – это вранье, что нежность – это глупость и лицемерие, что есть только сильная женщина, горячее дыхание, колючее сено и звезды в проемах под крышей сеновала.
Я точно знал, что такая не разлюбит, не бросит, не выдаст.
Но я понимал также, что не смогу остаться здесь. Что я здесь буду делать? И увезти ее с собой в Москву, жениться на ней и плюнуть на все – тоже не смогу. Потому что в Москве пятый курс, мама-врач и папа-доцент, в Москве выставки и концерты, в Москве любимая девушка Лиля Лейферт и еще одна, тоже очень хорошая и очень любящая Таня Морозова, и, хотя с этой секунды мне на них наплевать, – все равно. Да и Валентина не захочет. Я для нее забава, момент, быстрая месть болтуну-москвичу за подругу… Не говоря о ее маме-папе, братьях-сестрах, которые у нее, конечно, есть, но которых я не знаю и знать не желаю.
Но на всякий случай спросил:
- Валь, а поедешь со мной в Москву?
- Зачем?
- Жениться! – и тихо добавил: – Ты очень хорошая.
- Опять нежности! – громко и искренне захохотала она.
Я вежливо посмеялся в ответ, сунул руку в карман и нашарил там скрепку, простую канцелярскую скрепку, вчера вечером мы заполняли ведомости по нарядам. Из этой скрепки я согнул такой хомутик, чтобы газовая зажигалка не гасла, когда отпустишь палец. Чтоб этот хомутик, значит, все время давил.
Достал зажигалку, чиркнул, открутил пламя посильнее, надвинул проволоку на клавишу и кинул в самую середину сеновала.
Кажется, Валентина все-таки успела выскочить.
Я – нет».
***
- Погоди! – сказал я. – Ты чего несешь? Ты что, там сгорел?
- Дотла! – усмехнулся он. - А то ты не помнишь! Вы хоронили меня всем курсом. В закрытом гробу. Ты держал под руку Лилю Лейферт. Боже, как она плакала…
Он сжал мне руку выше запястья, встал и вышел.
На руке осталась черная пятерня, след жирной сажи.
Оригинал и комментарии
и не введи нас во искушение от clear-text
СОБЛАЗН
«Более простой случай: дело было летним вечером тоже в парке,
было чересчур прохладно. Мужчина великодушно накинул на плечи
девушки пиджак. Через некоторое время она отошла в кустики,
попросив спутника отвернуться. В пиджаке были документы и деньги,
как зовут и где живет – он не знал».
(1iveter)
Вечером сидели в ресторане, отмечая важную сделку между двумя фирмами. Одна фирма продала другой фирме свое предприятие в городе Т.
- Я никогда там не был, кстати говоря, – сказал юрист Власов.
- Ну как же? – удивился финдиректор Федосеев. – Ты же за этот месяц семь раз туда ездил!
- Я имею в виду, раньше не был, – объяснил Власов. – Вообще странно, чудесный город, два часа от Москвы, а я не был… Мы вообще плохо знаем Россию, даже смешно.
- Американцы тоже, – подал голос инвестор Беленко. – Я был, правда, довольно давно, в Вашингтоне на стажировке, решил съездить в Нью-Йорк, а секретарша, американка, говорит: «А зачем?» «Как зачем? Нью-Йорк же все-таки!» А она отвечает, такая дамочка лет сорока: «А я в Нью-Йорке не была и вообще не собираюсь. Зачем?» Всего три часа ехать, между прочим.
- Ну-ну! – иронически хмыкнул вице-президент Лялин. – Америкосы, они тупые, известное дело.
- Кстати! – вдруг сказал Власов. – Кстати, друзья! А я на самом-то деле в этом славном Т очень даже был! Был, был, году этак примерно в девяносто шестом. Или седьмом? Нет, все-таки в шестом. Но сразу же забыл. Потому что приключилась там со мною одна малоприятная история.
- Вытеснил по Фрейду! – инвестор Беленко поднял палец. – Что за история?
***
История глупая, пошлая и обидная, – стал рассказывать юрист Власов. – Приехал я в Т в командировку – и было это, значит, в девяносто шестом. То есть было мне ровнехонько двадцать шесть лет. И там я совершенно случайно знакомлюсь с очень милой девушкой. Буквально, что называется, разговорились у газетного киоска. Приятная, тихая, скромная. Такая, как бы сказать, провинциальная в лучшем смысле слова. Слово за слово, уж не помню, о чем мы говорили, но как-то вот само собой пошли гулять в парк – недалеко было от гостиницы. Идем по старому безлюдному парку, вечереет, прохлада спускается… или наоборот, поднимается от воды – парк над рекой… Конец августа. Она в легком платье с короткими рукавами. Зябнет. Я, конечно, снимаю пиджак, набрасываю ей на плечи, она улыбается так нежно и ласково, идем дальше, и вдруг минут через десять она говорит: «Ой, простите, мне нужно отойти». Отойти? Куда, зачем? Она на меня поднимает глаза и говорит наивно: «В кустики…» И краснеет. Я улыбаюсь в ответ, и меня все это как-то даже умиляет. Она идет через газон к такой, что ли, купе густых кустов, на полдороге оборачивается и говорит: «Вы только не смотрите, не смотрите!»
Я, как джентльмен, разумеется, отвернулся.
Отвернулся и стою пять минут. Десять. Пятнадцать.
Ну, вы всё поняли.
Ушла моя провинциалочка вместе с моим пиджаком. В пиджаке ключи от гостиницы и от московской квартиры, и бумажник, в бумажнике деньги и документы.
Я так взбеленился – на себя в первую очередь – что даже забыл, как ее зовут. Напрочь! Навсегда. Вытеснение по Фрейду, как вы точно заметили, – он кивнул инвестору Беленко. – Впрочем, в милиции сказали, что имя ничего не даст.
Однако утром позвонили. Пиджак с ключами нашелся в каких-то других кустиках, а мои документы, а именно паспорт, права и пропуск, лежали в урне рядом со входом в парк. Нарочно сверху мусора, чтоб сразу заметно было.
- Насчет ключей повезло! – сказал финдиректор Федосеев. – Неопытная попалась. Дурочка-одиночка.
- А что? – не понял Власов.
- Ну ведь два часа езды! Ключи и твой паспорт со штампом о прописке. Если бы это банда была, они бы в ту же ночь к тебе домой наведались.
- Да какая банда! – махнул рукой Власов. – Глупая девочка. Я во всем виноват сам.
- Вот как? – спросили все чуть ли не хором.
- Так, так, – вздохнул тот. – Я ее соблазнил. Нет, не то, что вы! Мы с ней даже под руку не прошлись, не успели. Я ее соблазнил пиджаком, в котором она нащупала толстый бумажник. Вот не накинул бы я ей пиджак на плечи, а повел бы в кафе, проводил бы до дому на такси. Взял бы ее телефон… Позвонил бы из Москвы. Ну или не позвонил бы, какая разница. Она не виновата.
- И это говорит юрист про воровку! – засмеялся инвестор Беленко.
- Да никакая она не воровка, в сущности… Это не от хорошей жизни. Такая, что ли, мелкая нищенская ловкость. Я тут читал какой-то роман, там про каких-то бедных детей в прошлом веке. Которые все время старались ухватить кусочек съестного. Хватали объедки со столов в трактире. Упавшее с телеги яблоко, даже если оно упало в грязь, они вытирали его о штаны и тут же сжирали. Они не виноваты. Они всегда были голодны. Они все время искали пропитание. Они были как маленькие животные.
- Ну прямо уж, животные! – возмутился вице-президент Лялин. Его передернуло от неожиданного гнева. – Это люди! Ваши… то есть наши с вами соотечественники!
- Этот роман про заграницу, и это не я говорю, а автор говорит, – пожал плечами Власов, но потом решил, что спорить не о чем, и ссориться не надо. – Но вы правы, да, конечно. Нельзя так о людях. Вот я и говорю – я сам виноват. Соблазнил бедную девушку на кражу. А самое обидное, – продолжал он, – самое обидное и досадное вот что. У меня в Москве была своя девушка. Постоянная. Как бы даже почти невеста. И она подарила мне обручальное колечко своей покойной мамы. Я его носил, у меня тонкие пальцы, и мне оно пришлось впору. Я любил эту девушку. Мы потом поженились и прожили девять лет… Но я не о том. Но я, хоть и любил ее, при этом был обыкновенный кобель и жеребец. Поэтому, когда я приехал в командировку, я на всякий случай снял это кольцо и положил в бумажник, там был кармашек под молнией. Ну и все, тю-тю мое колечко. Пришлось в Москве срочно бежать в ювелирный, и потом обтирать его об кирпич на крыльце, чтоб стало старенькое, как было…
Вот и я думаю, что это меня Бог наказал, – закончил свой рассказ Власов. – За то, что я колечко снял с руки и спрятал, в надежде на приключения в городе Т.
- Как же ее все-таки звали? – спросил Лялин.
- Убейте, не помню! – Власов комически прижал руки к груди. – Вытеснение по Фрейду, вот господин Беленко подтвердит! Давайте выпьем…
- Давайте, давайте…
***
Лялин ехал домой, смотрел в затылок шофера и злился, что Власов не вспомнил имени этой девицы, которая сперла у него пиджак с ключами и бумажником.
Потому что в девяносто седьмом году он тоже был по каким-то делам в городе Т, он тоже был молод и игрив, и тоже познакомился с чудесной, милой, скромной девушкой, и они тоже пошли гулять в парк, и начало вечереть и холодать, туман поднимался от реки, и девушка зябко потирала себе голые руки выше локтей – но он не стал накидывать пиджак ей на плечи. Он на такси повез ее в ресторан, они поужинали, потом он отвез ее домой, проводил до подъезда, всё очень скромно и строго, записал ее телефон, потом стал звонить ей из Москвы, потом приезжал к ней, и вот они женаты уже двадцать два года. Еще три года – и сильвер, извините, веддинг. Трое детей. Старшему двадцать, среднему шестнадцать, младшей девочке тринадцать.
Когда они познакомились, у нее было обручальное колечко: она что-то туманное объяснила, вроде от покойной бабушки, а носит она его, потому что к женщине с кольцом другое отношение. Даже в магазине от продавщиц.
***
Умывшись, переодевшись в пижаму, он зашел в спальню и спросил жену, которая лежала в постели с книгой:
- Марина, прости, помнишь, когда мы с тобой познакомились, у тебя было кольцо?
- Не помню, – сказала она, продолжая читать.
- Ну как же? Такое совсем тоненькое, как будто обручальное…
- Да, кажется.
- Где оно?
- Куда-то делось, когда мы переезжали. Не помню. Может быть и скорее всего, вообще потерялось.
- Ага, – сказал он. – Понятно, бывает… Марина, а откуда оно у тебя было?
Она положила в книгу красивую кожаную закладку, захлопнула ее и положила рядом с лампой. Потянулась, подняв руки кверху и показав выбритые подмышки. Уронила руки на одеяло.
- Тебе это обязательно знать? – но, встретившись с его темным взглядом, сказала: – Хорошо, пожалуйста. У меня был, извини за выражение, парень. Он ушел в армию. Просил меня ждать. Я обещала. Он дал мне это колечко. Надел на палец.
- И ты не дождалась…
- Нет, что ты! – усмехнулась она. – Я дождалась. Цинкового гроба.
- Прости меня, – сказал он.
- Ничего, ладно, – вздохнула она. – Иди ложись наконец.
- Прости меня, но ты говорила, что это кольцо покойной бабушки…
- Я соврала. Я боялась тебя расстроить.
- Ясно, ясно, ясно, – вздохнул Лялин и забрался под одеяло.
Она погасила лампу и пристроила голову к нему на плечо.
***
Лялин поцеловал ее макушку и подумал:
«Вот если бы я набросил пиджак ей на плечи – она бы попросилась отойти в кустики, спиздила бы мой бумажник, и мы бы больше никогда не увиделись. Я бы женился на Асе Ройтер, или на Наташе Звонаревой, или вообще бы ни на ком не женился, и не было бы у меня троих детей, и старший не намекал бы на студию в квартале «Шувалов», а младшие бы не клянчили что ни полгода – макбуки и айфоны самых распоследних моделей».
Нет, конечно, они хорошие ребята, и денег у него было хоть жопой жри, но бесила наглость.
«Более простой случай: дело было летним вечером тоже в парке,
было чересчур прохладно. Мужчина великодушно накинул на плечи
девушки пиджак. Через некоторое время она отошла в кустики,
попросив спутника отвернуться. В пиджаке были документы и деньги,
как зовут и где живет – он не знал».
(1iveter)
Вечером сидели в ресторане, отмечая важную сделку между двумя фирмами. Одна фирма продала другой фирме свое предприятие в городе Т.
- Я никогда там не был, кстати говоря, – сказал юрист Власов.
- Ну как же? – удивился финдиректор Федосеев. – Ты же за этот месяц семь раз туда ездил!
- Я имею в виду, раньше не был, – объяснил Власов. – Вообще странно, чудесный город, два часа от Москвы, а я не был… Мы вообще плохо знаем Россию, даже смешно.
- Американцы тоже, – подал голос инвестор Беленко. – Я был, правда, довольно давно, в Вашингтоне на стажировке, решил съездить в Нью-Йорк, а секретарша, американка, говорит: «А зачем?» «Как зачем? Нью-Йорк же все-таки!» А она отвечает, такая дамочка лет сорока: «А я в Нью-Йорке не была и вообще не собираюсь. Зачем?» Всего три часа ехать, между прочим.
- Ну-ну! – иронически хмыкнул вице-президент Лялин. – Америкосы, они тупые, известное дело.
- Кстати! – вдруг сказал Власов. – Кстати, друзья! А я на самом-то деле в этом славном Т очень даже был! Был, был, году этак примерно в девяносто шестом. Или седьмом? Нет, все-таки в шестом. Но сразу же забыл. Потому что приключилась там со мною одна малоприятная история.
- Вытеснил по Фрейду! – инвестор Беленко поднял палец. – Что за история?
***
История глупая, пошлая и обидная, – стал рассказывать юрист Власов. – Приехал я в Т в командировку – и было это, значит, в девяносто шестом. То есть было мне ровнехонько двадцать шесть лет. И там я совершенно случайно знакомлюсь с очень милой девушкой. Буквально, что называется, разговорились у газетного киоска. Приятная, тихая, скромная. Такая, как бы сказать, провинциальная в лучшем смысле слова. Слово за слово, уж не помню, о чем мы говорили, но как-то вот само собой пошли гулять в парк – недалеко было от гостиницы. Идем по старому безлюдному парку, вечереет, прохлада спускается… или наоборот, поднимается от воды – парк над рекой… Конец августа. Она в легком платье с короткими рукавами. Зябнет. Я, конечно, снимаю пиджак, набрасываю ей на плечи, она улыбается так нежно и ласково, идем дальше, и вдруг минут через десять она говорит: «Ой, простите, мне нужно отойти». Отойти? Куда, зачем? Она на меня поднимает глаза и говорит наивно: «В кустики…» И краснеет. Я улыбаюсь в ответ, и меня все это как-то даже умиляет. Она идет через газон к такой, что ли, купе густых кустов, на полдороге оборачивается и говорит: «Вы только не смотрите, не смотрите!»
Я, как джентльмен, разумеется, отвернулся.
Отвернулся и стою пять минут. Десять. Пятнадцать.
Ну, вы всё поняли.
Ушла моя провинциалочка вместе с моим пиджаком. В пиджаке ключи от гостиницы и от московской квартиры, и бумажник, в бумажнике деньги и документы.
Я так взбеленился – на себя в первую очередь – что даже забыл, как ее зовут. Напрочь! Навсегда. Вытеснение по Фрейду, как вы точно заметили, – он кивнул инвестору Беленко. – Впрочем, в милиции сказали, что имя ничего не даст.
Однако утром позвонили. Пиджак с ключами нашелся в каких-то других кустиках, а мои документы, а именно паспорт, права и пропуск, лежали в урне рядом со входом в парк. Нарочно сверху мусора, чтоб сразу заметно было.
- Насчет ключей повезло! – сказал финдиректор Федосеев. – Неопытная попалась. Дурочка-одиночка.
- А что? – не понял Власов.
- Ну ведь два часа езды! Ключи и твой паспорт со штампом о прописке. Если бы это банда была, они бы в ту же ночь к тебе домой наведались.
- Да какая банда! – махнул рукой Власов. – Глупая девочка. Я во всем виноват сам.
- Вот как? – спросили все чуть ли не хором.
- Так, так, – вздохнул тот. – Я ее соблазнил. Нет, не то, что вы! Мы с ней даже под руку не прошлись, не успели. Я ее соблазнил пиджаком, в котором она нащупала толстый бумажник. Вот не накинул бы я ей пиджак на плечи, а повел бы в кафе, проводил бы до дому на такси. Взял бы ее телефон… Позвонил бы из Москвы. Ну или не позвонил бы, какая разница. Она не виновата.
- И это говорит юрист про воровку! – засмеялся инвестор Беленко.
- Да никакая она не воровка, в сущности… Это не от хорошей жизни. Такая, что ли, мелкая нищенская ловкость. Я тут читал какой-то роман, там про каких-то бедных детей в прошлом веке. Которые все время старались ухватить кусочек съестного. Хватали объедки со столов в трактире. Упавшее с телеги яблоко, даже если оно упало в грязь, они вытирали его о штаны и тут же сжирали. Они не виноваты. Они всегда были голодны. Они все время искали пропитание. Они были как маленькие животные.
- Ну прямо уж, животные! – возмутился вице-президент Лялин. Его передернуло от неожиданного гнева. – Это люди! Ваши… то есть наши с вами соотечественники!
- Этот роман про заграницу, и это не я говорю, а автор говорит, – пожал плечами Власов, но потом решил, что спорить не о чем, и ссориться не надо. – Но вы правы, да, конечно. Нельзя так о людях. Вот я и говорю – я сам виноват. Соблазнил бедную девушку на кражу. А самое обидное, – продолжал он, – самое обидное и досадное вот что. У меня в Москве была своя девушка. Постоянная. Как бы даже почти невеста. И она подарила мне обручальное колечко своей покойной мамы. Я его носил, у меня тонкие пальцы, и мне оно пришлось впору. Я любил эту девушку. Мы потом поженились и прожили девять лет… Но я не о том. Но я, хоть и любил ее, при этом был обыкновенный кобель и жеребец. Поэтому, когда я приехал в командировку, я на всякий случай снял это кольцо и положил в бумажник, там был кармашек под молнией. Ну и все, тю-тю мое колечко. Пришлось в Москве срочно бежать в ювелирный, и потом обтирать его об кирпич на крыльце, чтоб стало старенькое, как было…
Вот и я думаю, что это меня Бог наказал, – закончил свой рассказ Власов. – За то, что я колечко снял с руки и спрятал, в надежде на приключения в городе Т.
- Как же ее все-таки звали? – спросил Лялин.
- Убейте, не помню! – Власов комически прижал руки к груди. – Вытеснение по Фрейду, вот господин Беленко подтвердит! Давайте выпьем…
- Давайте, давайте…
***
Лялин ехал домой, смотрел в затылок шофера и злился, что Власов не вспомнил имени этой девицы, которая сперла у него пиджак с ключами и бумажником.
Потому что в девяносто седьмом году он тоже был по каким-то делам в городе Т, он тоже был молод и игрив, и тоже познакомился с чудесной, милой, скромной девушкой, и они тоже пошли гулять в парк, и начало вечереть и холодать, туман поднимался от реки, и девушка зябко потирала себе голые руки выше локтей – но он не стал накидывать пиджак ей на плечи. Он на такси повез ее в ресторан, они поужинали, потом он отвез ее домой, проводил до подъезда, всё очень скромно и строго, записал ее телефон, потом стал звонить ей из Москвы, потом приезжал к ней, и вот они женаты уже двадцать два года. Еще три года – и сильвер, извините, веддинг. Трое детей. Старшему двадцать, среднему шестнадцать, младшей девочке тринадцать.
Когда они познакомились, у нее было обручальное колечко: она что-то туманное объяснила, вроде от покойной бабушки, а носит она его, потому что к женщине с кольцом другое отношение. Даже в магазине от продавщиц.
***
Умывшись, переодевшись в пижаму, он зашел в спальню и спросил жену, которая лежала в постели с книгой:
- Марина, прости, помнишь, когда мы с тобой познакомились, у тебя было кольцо?
- Не помню, – сказала она, продолжая читать.
- Ну как же? Такое совсем тоненькое, как будто обручальное…
- Да, кажется.
- Где оно?
- Куда-то делось, когда мы переезжали. Не помню. Может быть и скорее всего, вообще потерялось.
- Ага, – сказал он. – Понятно, бывает… Марина, а откуда оно у тебя было?
Она положила в книгу красивую кожаную закладку, захлопнула ее и положила рядом с лампой. Потянулась, подняв руки кверху и показав выбритые подмышки. Уронила руки на одеяло.
- Тебе это обязательно знать? – но, встретившись с его темным взглядом, сказала: – Хорошо, пожалуйста. У меня был, извини за выражение, парень. Он ушел в армию. Просил меня ждать. Я обещала. Он дал мне это колечко. Надел на палец.
- И ты не дождалась…
- Нет, что ты! – усмехнулась она. – Я дождалась. Цинкового гроба.
- Прости меня, – сказал он.
- Ничего, ладно, – вздохнула она. – Иди ложись наконец.
- Прости меня, но ты говорила, что это кольцо покойной бабушки…
- Я соврала. Я боялась тебя расстроить.
- Ясно, ясно, ясно, – вздохнул Лялин и забрался под одеяло.
Она погасила лампу и пристроила голову к нему на плечо.
***
Лялин поцеловал ее макушку и подумал:
«Вот если бы я набросил пиджак ей на плечи – она бы попросилась отойти в кустики, спиздила бы мой бумажник, и мы бы больше никогда не увиделись. Я бы женился на Асе Ройтер, или на Наташе Звонаревой, или вообще бы ни на ком не женился, и не было бы у меня троих детей, и старший не намекал бы на студию в квартале «Шувалов», а младшие бы не клянчили что ни полгода – макбуки и айфоны самых распоследних моделей».
Нет, конечно, они хорошие ребята, и денег у него было хоть жопой жри, но бесила наглость.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Эти люди получают свои деньги только по одной причине: россияне их любят и россияне им платят. Никаких других причин в сущности нет. Это наши герои. Они в своём праве. Они молодцы.
20 самых богатых звезд российского шоу-бизнеса по версии Forbes
1. Сергей Шнуров - 8,8 миллиона $
2. Егор Крид - 6,9 миллиона $
3. Дима Билан - 6,8 миллиона $
4. Баста - 6,6 миллиона $
5. Филипп Киркоров - 6,6 миллиона $
6. Полина Гагарина - 6,4 миллиона $
7. Би-2 - 6 миллионов $
8. Григорий Лепс - 5,3 миллиона $
9. Тимати - 5,1 миллиона $
10. Иван Ургант - 5,1 миллиона $
11. Сергей Жуков - 5 миллионов $
12. Николай Басков - 4,5 миллиона $
13. Сергей Лазарев - 4,4 миллиона $
14. Александр Ревва - 4,4 миллиона $
15. Ксения Собчак - 4,4 миллиона $
16. Дмитрий Нагиев - 4,3 миллиона $
17. Стас Михайлов - 3,6 миллиона $
18. Максим Галкин - 3,4 миллиона $
20 самых богатых звезд российского шоу-бизнеса по версии Forbes
1. Сергей Шнуров - 8,8 миллиона $
2. Егор Крид - 6,9 миллиона $
3. Дима Билан - 6,8 миллиона $
4. Баста - 6,6 миллиона $
5. Филипп Киркоров - 6,6 миллиона $
6. Полина Гагарина - 6,4 миллиона $
7. Би-2 - 6 миллионов $
8. Григорий Лепс - 5,3 миллиона $
9. Тимати - 5,1 миллиона $
10. Иван Ургант - 5,1 миллиона $
11. Сергей Жуков - 5 миллионов $
12. Николай Басков - 4,5 миллиона $
13. Сергей Лазарев - 4,4 миллиона $
14. Александр Ревва - 4,4 миллиона $
15. Ксения Собчак - 4,4 миллиона $
16. Дмитрий Нагиев - 4,3 миллиона $
17. Стас Михайлов - 3,6 миллиона $
18. Максим Галкин - 3,4 миллиона $
Оригинал и комментарии
никто не хочет быть простым исполнителем от clear-text
ДОЧЬ ВОЕННОГО ПЕНСИОНЕРА
- Папа, мне не очень приятно это говорить, но, раз ты не понимаешь сам, придется уж словами, - сказала отставному подполковнику НН его дочь, красивая и ухоженная дама лет сорока пяти.
Она была преуспевающей сценаристкой сериалов.
А он, ее папаша, был обыкновенным военным пенсионером.
- Да, да, доченька, говори, – простодушно сказал он.
- Папа, – сказала она. – Ты считаешь, что я капризничаю, или, как ты выражаешься, корчу из себя хозяйку. Но папа! Давай смотреть правде в глаза. Ты живешь на моей даче. Поэтому я имею полное право…
Подполковник засмеялся.
- Эк! – сказал он и даже хлопнул себя по коленям.
Дело в том, что подполковник овдовел, когда его единственной дочери было всего четырнадцать лет, и он, как говорится, «ради ребенка» не стал жениться, и – как тоже принято выражаться – «посвятил себя дочери». Но теперь, за семьдесят лет, он вдруг завел себе какую-то симпатию и даже несколько раз привозил ее на дачу – и дочке это не понравилось.
Может быть, она просто ревновала.
Потому что она так и не вышла замуж, и жила сначала дочкой при заботливом папе, а потом – состоятельной дамой с… с кем? Как то есть с кем? С пожилым отцом, который продолжает о ней заботиться и вообще безраздельно ей принадлежит.
И вдруг – какие-то старческие фокусы. Поэтому она сначала пожимала плечами, потом фыркала, намекала, и вот решилась на неприятный, но необходимый разговор.
- Я не корчу из себя хозяйку, – терпеливо говорила она, улыбаясь и время от времени прикасаясь пальцами к рукаву его свитера. – Я на самом деле здесь полная хозяйка. И сам дом, и всё, что здесь есть, куплено на мои деньги.
Она говорила это, зная, что отцу деваться некуда: небольшую квартиру, в которой они раньше жили, он теперь сдает, чтоб иметь свободные деньги; от нее принимать деньги он решительно отказался. Живет на ее даче, у него две комнаты с отдельной ванной и собственной верандой. Но вот чтобы он сюда водил баб, и тем более ночевать оставлял – она против. Почему? А нипочему. Против, и всё. Потому что хозяйка.
Так что если папа обидится, то ничего. Во всяком случае, никаких хлопаний дверью и убеганий в ночь – не будет. Некуда убегать. Квартира-то сдана. Нет, можно удрать в гостиницу, выплатить жильцам неустойку, перевезти отсюда вещи… Но не в семьдесят два года! А потом остаться со скудной пенсией. Ничего. Он все поймет.
- Ты понимаешь? – спросила она с самой доброй улыбкой.
- Да! – сказал он. – Но, раз пошла такая беседа, дай-ка я тебе расскажу одну историю. Не бойся, недолго. Минут десять-пятнадцать.
***
- Когда у нас снова ввели смертную казнь, – начал подполковник НН, – то вспомнили старое время. Советское. Спросили знающих людей. Оказалось, тогда расстреливали по-разному. Гуманно или сурово. Гуманно – это когда человека приводили как будто еще на одну комиссию. Бумагу какую-то заполнить. Вроде как дополнительную просьбу о помиловании. А потом контролеры его выводят, и тут сзади-сбоку выходит исполнитель – и ему в затылок.
- А сурово? – спросила дочь?
- А сурово – проще и грубее. К нему в одиночную камеру заходит начальник учреждения, врач, те же контролеры на всякий случай, и исполнитель. Начальник сообщает: «Прошение о помиловании отклонено». И командует: «Приказываю приговор привести в исполнение!» Исполнитель поднимает пистолет, и в лоб ему.
- И что, никогда не было, чтоб он стал драться, пистолет отнимать?
- Нет. Ни разу. Сидит на койке, глазами хлопает, и всё.
- А чтоб на колени бросился, сапоги обнимать? – спросила она. – Умолять, рыдать, Христом-Богом просить? Еще хоть пять минуточек! Еще водички попить, еще покурить!
- Ах ты сценаристка ты моя! – засмеялся он. – Нет. Честно скажу, такого тоже не видал. Но контролеры все-таки тут. На всякий случай.
Он замолчал ненадолго.
- Ну и? – спросила она.
- Да! Так вот. Я был тогда, как ты уже поняла, начальником учреждения. И приговоры по Москве и вообще по России до Волги – включая Самару, но исключая Казань – исполнялись у нас. Исполнитель у нас был один, лейтенант… Ну, неважно, как его фамилия. Тем более что его уже на свете нет. Короче, один раз он захворал. Причем серьезно, надолго, желудок, операция. Потом от этого и помер. Ну вот. А вместо него никто не хочет. Такие нежные, страшное дело. Я, знаешь ли, уже сам собрался было, но мне один старичок сказал: нельзя. Начальник не может расстреливать.
- Почему? – удивилась дочь.
- Не знаю! – подполковник пожал плечами. – Заключенные не будут уважать, и вообще плохая примета. Но давай дальше. А у нас сидел приговоренный один маньяк, насильник и вообще зверь. И вот где-то в гостях зашел разговор об этом деле. Ну и конечно, споры о смертной казни, ее как раз недавно восстановили. Доводы «за» и «против» известные, что тут повторять. Вдруг один мужик говорит: «Я, конечно, против. Решительно против! Вообще это была ошибка, снова вводить смертную казнь. Но вот этого нелюдя я бы сам лично расстрелял! Вот своей рукой!»
Вышли мы потом на улицу, а я ему тихонько говорю: «Слушай, добрый человек, а может, ты его и расстреляешь? Лично? Своей рукой? А то у нас исполнитель заболел, а остальные какие-то нежные… А?» В общем, взял я его на слабó.
Ничего так сработал. В камере. В лоб.
А потом вдруг он мне звонит и говорит, что есть разговор, надо повидаться. Ну, так и есть. «Не надо ли еще?» Глазки сверкают. Скулы дрожат. Понравилось! Я говорю: «Посмотрим, подумаем».
Короче, я решил так. Никто из наших в исполнители не хочет. То ли в Бога веруют, то ли нежные такие, не знаю. Да и какая мне разница, почему? Дело добровольное. Но у меня очередь уже в восемь человек, и еще, я знаю, идут суды, и не сегодня-завтра еще пришлют. Ну, не сразу. Сначала апелляция, потом прошение… но все равно они мои. Никуда я от них не денусь.
Выход, выход, где же выход? Выход один: аутсорсинг!
- Чего? – дочь даже присвистнула.
- А чего? – усмехнулся подполковник. – Электриков можно на аутсорсинг? Уборщиков? Сантехников? Поваров, наконец? А почему нельзя исполнителя? Все оформили, как положено.
- Ну и сколько же вы платили исполнителю? – спросила дочь.
- По ведомости – сущие копейки. Пять тысяч до налогов.
- И что? – поморщилась она. – Я понимаю, тот первый, который хотел «своими руками», он был какой-то шиз. Или у него маньяк ребенка убил.
- Никто никого у него не убил, – сказал подполковник. – Это у него чистые эмоции взыграли. А насчет шизов... Кто не шизы? Все кругом шизы!
- Погоди! – она не отставала. – Так что, находились люди, которые согласны были за пять тысяч убить человека?
Подполковник вытащил из кармана большой свежий носовой платок, промокнул глаза. Отвернулся к окну.
- Папа, ты что?
- Доченька моя! – сказал он, спрятал платок в карман, взял дочкины руки и поцеловал их, сначала одну, потом другую. – Доченька моя милая, какая же ты добрая и хорошая… По ведомости пять тысяч. А так-то они сами платили! – он сверкнул глазами. – Мне! В смысле фирме. Миллионы, если в рублях! За несравненное удовольствие безнаказанно загнать человеку пулю в лоб! Поняла? У нас там даже аукцион сам собой образовался. Кто больше! Тук-тук-тук – продано! Самая большая цена была, кажется, сто сорок три лимона. Примерно два миллиона долларов. А смертные приговоры всё выносились, всё выносились… Ты знаешь, мне в какой-то момент показалось, что кто-то даже, как бы тебе сказать, не то, чтобы платит судьям, фу, это невозможно, нет! Но как-то их стимулирует, что ли… Чтобы побольше, так сказать, мишеней… Когда я об этом подумал, у меня прямо мороз по коже!
Потом это кончилось очень смешно. То есть печально. Веду я по коридору очередного такого «аутсорсера» – можно так сказать? А?
- Можно, – сказала дочь. – И что?
- Веду я такого, значит, исполнителя-аутсорсера, он, как положено, в форме – и вдруг в коридоре учреждения ему навстречу наш замминистра! Инспекция какая-то. Идет группа, а во главе наш замминистра. И он вдруг: «Матвей Максимыч? Это ты? Что ты тут у нас делаешь? Ты что, младший лейтенант? Что за хрень?»
А этот Матвей Максимыч – довольно крупная фигура в бизнесе. Плюс его жена, известная благотворительница – крестная мама дочери этого замминистра. Страшное дело! Скандал! Кошмар! Бедняга Матвей Максимыч так перепугался, что со страху всадил две пули замминистру в грудь. Но его тут же охранники застрелили. Тут мы быстренько фирму закрыли. Меня сначала на бумажную работу в аппарат, а потом на пенсию. Судебный процесс никому не нужен был: такие фигуры! Страшное дело!
***
- Готовый сценарий, – сказала дочь.
- Выброси из головы, – махнул рукой подполковник. – Никто его не снимет.
- Это еще почему?
- По двум причинам. Первое – цензура. Я, конечно, за свободу творчества, но я бы на месте начальства запретил: надо же край знать! Зачем людям смотреть такие мерзости? Ужас! Надо что-то доброе, светлое, нежное. Утешительное. Например, про любовь двух пожилых людей. Которые приехали на дачу, а дочка старика недовольна. Лирическая комедия.
- Перестань! – отмахнулась она и спросила: – А вторая причина?
- Вторая причина грустнее, – сказал подполковник. – У меня деньги почти кончились. Все эти сотни лимонов – увы! Иссякли.
- При чем тут? – она не поняла.
- Доченька, – покаянно сказал он. – Я отмывал деньги через тебя. Все твои грандиозные гонорары оплачены мной в полтора раза. Если тебе за какой-то потрясающий сериал продюсер платил двадцать миллионов – то только лишь потому, что я ему заносил тридцать. Арифметика ясна? Ну и вообще. Извини, но какой ты сценарист, если честно? Ни ВГИКа, ни Высших курсов. Ходила на какие-то левые семинары. За тебя всё дописывали, опять же за мои деньги.
- Зачем? – закричала она.
- Затем, чтоб у моей дочери был высокий легальный доход. Чтоб она построила хорошую дачу в хорошем месте, и чтоб там жил ее старенький папа-пенсионер.
- Врешь! – сказала она.
- Пойди сама проверь. Напиши сценарий, отнеси куда хочешь, и жди ответа.
Она замолчала.
- И еще, – сухо сказал он. – Надеюсь, ты поняла, что твои слова «всё здесь куплено на мои деньги» – это некоторая бестактность. Разве нет?
- Ну и что же мне теперь делать? – спросила она неожиданно осипшим голосом.
Подполковник встал, вышел из комнаты и скоро вернулся, держа в руках пистолет. Положил на диван рядом с нею.
- Зачем? – покосилась она.
- Либо застрелить меня, либо застрелиться самой. Не бойся. Смертную казнь в прошлом году снова отменили, а церковь недавно разрешила отпевать самоубийц. Так что решай.
- Я подумаю минут пять.
- Хорошо – он встал, достал из кармана пачку сигарет. – А я пока пойду покурю на террасе.
- Кури здесь, – сказала она.
- Папа, мне не очень приятно это говорить, но, раз ты не понимаешь сам, придется уж словами, - сказала отставному подполковнику НН его дочь, красивая и ухоженная дама лет сорока пяти.
Она была преуспевающей сценаристкой сериалов.
А он, ее папаша, был обыкновенным военным пенсионером.
- Да, да, доченька, говори, – простодушно сказал он.
- Папа, – сказала она. – Ты считаешь, что я капризничаю, или, как ты выражаешься, корчу из себя хозяйку. Но папа! Давай смотреть правде в глаза. Ты живешь на моей даче. Поэтому я имею полное право…
Подполковник засмеялся.
- Эк! – сказал он и даже хлопнул себя по коленям.
Дело в том, что подполковник овдовел, когда его единственной дочери было всего четырнадцать лет, и он, как говорится, «ради ребенка» не стал жениться, и – как тоже принято выражаться – «посвятил себя дочери». Но теперь, за семьдесят лет, он вдруг завел себе какую-то симпатию и даже несколько раз привозил ее на дачу – и дочке это не понравилось.
Может быть, она просто ревновала.
Потому что она так и не вышла замуж, и жила сначала дочкой при заботливом папе, а потом – состоятельной дамой с… с кем? Как то есть с кем? С пожилым отцом, который продолжает о ней заботиться и вообще безраздельно ей принадлежит.
И вдруг – какие-то старческие фокусы. Поэтому она сначала пожимала плечами, потом фыркала, намекала, и вот решилась на неприятный, но необходимый разговор.
- Я не корчу из себя хозяйку, – терпеливо говорила она, улыбаясь и время от времени прикасаясь пальцами к рукаву его свитера. – Я на самом деле здесь полная хозяйка. И сам дом, и всё, что здесь есть, куплено на мои деньги.
Она говорила это, зная, что отцу деваться некуда: небольшую квартиру, в которой они раньше жили, он теперь сдает, чтоб иметь свободные деньги; от нее принимать деньги он решительно отказался. Живет на ее даче, у него две комнаты с отдельной ванной и собственной верандой. Но вот чтобы он сюда водил баб, и тем более ночевать оставлял – она против. Почему? А нипочему. Против, и всё. Потому что хозяйка.
Так что если папа обидится, то ничего. Во всяком случае, никаких хлопаний дверью и убеганий в ночь – не будет. Некуда убегать. Квартира-то сдана. Нет, можно удрать в гостиницу, выплатить жильцам неустойку, перевезти отсюда вещи… Но не в семьдесят два года! А потом остаться со скудной пенсией. Ничего. Он все поймет.
- Ты понимаешь? – спросила она с самой доброй улыбкой.
- Да! – сказал он. – Но, раз пошла такая беседа, дай-ка я тебе расскажу одну историю. Не бойся, недолго. Минут десять-пятнадцать.
***
- Когда у нас снова ввели смертную казнь, – начал подполковник НН, – то вспомнили старое время. Советское. Спросили знающих людей. Оказалось, тогда расстреливали по-разному. Гуманно или сурово. Гуманно – это когда человека приводили как будто еще на одну комиссию. Бумагу какую-то заполнить. Вроде как дополнительную просьбу о помиловании. А потом контролеры его выводят, и тут сзади-сбоку выходит исполнитель – и ему в затылок.
- А сурово? – спросила дочь?
- А сурово – проще и грубее. К нему в одиночную камеру заходит начальник учреждения, врач, те же контролеры на всякий случай, и исполнитель. Начальник сообщает: «Прошение о помиловании отклонено». И командует: «Приказываю приговор привести в исполнение!» Исполнитель поднимает пистолет, и в лоб ему.
- И что, никогда не было, чтоб он стал драться, пистолет отнимать?
- Нет. Ни разу. Сидит на койке, глазами хлопает, и всё.
- А чтоб на колени бросился, сапоги обнимать? – спросила она. – Умолять, рыдать, Христом-Богом просить? Еще хоть пять минуточек! Еще водички попить, еще покурить!
- Ах ты сценаристка ты моя! – засмеялся он. – Нет. Честно скажу, такого тоже не видал. Но контролеры все-таки тут. На всякий случай.
Он замолчал ненадолго.
- Ну и? – спросила она.
- Да! Так вот. Я был тогда, как ты уже поняла, начальником учреждения. И приговоры по Москве и вообще по России до Волги – включая Самару, но исключая Казань – исполнялись у нас. Исполнитель у нас был один, лейтенант… Ну, неважно, как его фамилия. Тем более что его уже на свете нет. Короче, один раз он захворал. Причем серьезно, надолго, желудок, операция. Потом от этого и помер. Ну вот. А вместо него никто не хочет. Такие нежные, страшное дело. Я, знаешь ли, уже сам собрался было, но мне один старичок сказал: нельзя. Начальник не может расстреливать.
- Почему? – удивилась дочь.
- Не знаю! – подполковник пожал плечами. – Заключенные не будут уважать, и вообще плохая примета. Но давай дальше. А у нас сидел приговоренный один маньяк, насильник и вообще зверь. И вот где-то в гостях зашел разговор об этом деле. Ну и конечно, споры о смертной казни, ее как раз недавно восстановили. Доводы «за» и «против» известные, что тут повторять. Вдруг один мужик говорит: «Я, конечно, против. Решительно против! Вообще это была ошибка, снова вводить смертную казнь. Но вот этого нелюдя я бы сам лично расстрелял! Вот своей рукой!»
Вышли мы потом на улицу, а я ему тихонько говорю: «Слушай, добрый человек, а может, ты его и расстреляешь? Лично? Своей рукой? А то у нас исполнитель заболел, а остальные какие-то нежные… А?» В общем, взял я его на слабó.
Ничего так сработал. В камере. В лоб.
А потом вдруг он мне звонит и говорит, что есть разговор, надо повидаться. Ну, так и есть. «Не надо ли еще?» Глазки сверкают. Скулы дрожат. Понравилось! Я говорю: «Посмотрим, подумаем».
Короче, я решил так. Никто из наших в исполнители не хочет. То ли в Бога веруют, то ли нежные такие, не знаю. Да и какая мне разница, почему? Дело добровольное. Но у меня очередь уже в восемь человек, и еще, я знаю, идут суды, и не сегодня-завтра еще пришлют. Ну, не сразу. Сначала апелляция, потом прошение… но все равно они мои. Никуда я от них не денусь.
Выход, выход, где же выход? Выход один: аутсорсинг!
- Чего? – дочь даже присвистнула.
- А чего? – усмехнулся подполковник. – Электриков можно на аутсорсинг? Уборщиков? Сантехников? Поваров, наконец? А почему нельзя исполнителя? Все оформили, как положено.
- Ну и сколько же вы платили исполнителю? – спросила дочь.
- По ведомости – сущие копейки. Пять тысяч до налогов.
- И что? – поморщилась она. – Я понимаю, тот первый, который хотел «своими руками», он был какой-то шиз. Или у него маньяк ребенка убил.
- Никто никого у него не убил, – сказал подполковник. – Это у него чистые эмоции взыграли. А насчет шизов... Кто не шизы? Все кругом шизы!
- Погоди! – она не отставала. – Так что, находились люди, которые согласны были за пять тысяч убить человека?
Подполковник вытащил из кармана большой свежий носовой платок, промокнул глаза. Отвернулся к окну.
- Папа, ты что?
- Доченька моя! – сказал он, спрятал платок в карман, взял дочкины руки и поцеловал их, сначала одну, потом другую. – Доченька моя милая, какая же ты добрая и хорошая… По ведомости пять тысяч. А так-то они сами платили! – он сверкнул глазами. – Мне! В смысле фирме. Миллионы, если в рублях! За несравненное удовольствие безнаказанно загнать человеку пулю в лоб! Поняла? У нас там даже аукцион сам собой образовался. Кто больше! Тук-тук-тук – продано! Самая большая цена была, кажется, сто сорок три лимона. Примерно два миллиона долларов. А смертные приговоры всё выносились, всё выносились… Ты знаешь, мне в какой-то момент показалось, что кто-то даже, как бы тебе сказать, не то, чтобы платит судьям, фу, это невозможно, нет! Но как-то их стимулирует, что ли… Чтобы побольше, так сказать, мишеней… Когда я об этом подумал, у меня прямо мороз по коже!
Потом это кончилось очень смешно. То есть печально. Веду я по коридору очередного такого «аутсорсера» – можно так сказать? А?
- Можно, – сказала дочь. – И что?
- Веду я такого, значит, исполнителя-аутсорсера, он, как положено, в форме – и вдруг в коридоре учреждения ему навстречу наш замминистра! Инспекция какая-то. Идет группа, а во главе наш замминистра. И он вдруг: «Матвей Максимыч? Это ты? Что ты тут у нас делаешь? Ты что, младший лейтенант? Что за хрень?»
А этот Матвей Максимыч – довольно крупная фигура в бизнесе. Плюс его жена, известная благотворительница – крестная мама дочери этого замминистра. Страшное дело! Скандал! Кошмар! Бедняга Матвей Максимыч так перепугался, что со страху всадил две пули замминистру в грудь. Но его тут же охранники застрелили. Тут мы быстренько фирму закрыли. Меня сначала на бумажную работу в аппарат, а потом на пенсию. Судебный процесс никому не нужен был: такие фигуры! Страшное дело!
***
- Готовый сценарий, – сказала дочь.
- Выброси из головы, – махнул рукой подполковник. – Никто его не снимет.
- Это еще почему?
- По двум причинам. Первое – цензура. Я, конечно, за свободу творчества, но я бы на месте начальства запретил: надо же край знать! Зачем людям смотреть такие мерзости? Ужас! Надо что-то доброе, светлое, нежное. Утешительное. Например, про любовь двух пожилых людей. Которые приехали на дачу, а дочка старика недовольна. Лирическая комедия.
- Перестань! – отмахнулась она и спросила: – А вторая причина?
- Вторая причина грустнее, – сказал подполковник. – У меня деньги почти кончились. Все эти сотни лимонов – увы! Иссякли.
- При чем тут? – она не поняла.
- Доченька, – покаянно сказал он. – Я отмывал деньги через тебя. Все твои грандиозные гонорары оплачены мной в полтора раза. Если тебе за какой-то потрясающий сериал продюсер платил двадцать миллионов – то только лишь потому, что я ему заносил тридцать. Арифметика ясна? Ну и вообще. Извини, но какой ты сценарист, если честно? Ни ВГИКа, ни Высших курсов. Ходила на какие-то левые семинары. За тебя всё дописывали, опять же за мои деньги.
- Зачем? – закричала она.
- Затем, чтоб у моей дочери был высокий легальный доход. Чтоб она построила хорошую дачу в хорошем месте, и чтоб там жил ее старенький папа-пенсионер.
- Врешь! – сказала она.
- Пойди сама проверь. Напиши сценарий, отнеси куда хочешь, и жди ответа.
Она замолчала.
- И еще, – сухо сказал он. – Надеюсь, ты поняла, что твои слова «всё здесь куплено на мои деньги» – это некоторая бестактность. Разве нет?
- Ну и что же мне теперь делать? – спросила она неожиданно осипшим голосом.
Подполковник встал, вышел из комнаты и скоро вернулся, держа в руках пистолет. Положил на диван рядом с нею.
- Зачем? – покосилась она.
- Либо застрелить меня, либо застрелиться самой. Не бойся. Смертную казнь в прошлом году снова отменили, а церковь недавно разрешила отпевать самоубийц. Так что решай.
- Я подумаю минут пять.
- Хорошо – он встал, достал из кармана пачку сигарет. – А я пока пойду покурю на террасе.
- Кури здесь, – сказала она.
Оригинал и комментарии
двадцать часов лёту от clear-text
A BIT OF WARMTH
- Сашенька приехал, – сказала Анна Алексеевна, входя в кухню.
- Ага, – сказал Николай Сергеевич, глядя в сторону.
- Только что звонил, – Анна Алексеевна показала мужу мобильник, на котором еще не погас экран.
- Ага, - повторил тот.
- Он зайдет, - сказала Анна Алексеевна. – Вот прямо через полчасика, сказал, зайдет.
- Странное какое слово. «Зайдет». Заходят в гости! Нюша, вот ты представляешь себе, я звоню, например, с работы… – (Николай Сергеевич, несмотря на свои шестьдесят пять, на пенсию не собирался). – Звоню я, значит, с работы, и говорю: «Нюша, я через полчасика зайду». А?
- Что ты цепляешься?
- Заходят в гости! – разозлился Николай Сергеевич. – А это его дом!
- Ну что ты в самом деле! – на глазах у Анны Алексеевны показались слезы. – И так тошно, а ты еще цепляешься. Он же уж полтора года как не был. Вот, заехать хочет, а ты не рад?
- А вообще-то мы с тобой как раз через полчаса собирались выйти погулять, так ведь?
- Не хочешь, чтоб он приходил, так и скажи! Я ему сейчас перезвоню и скажу: «Не приходи!» Так хочешь?
- Да делайте, что хотите.
- Только ты не цепляйся к нему, ладно? – сказала Анна Алексеевна. – Чтоб мы просто спокойно посидели, поговорили…
- О чем?! – Николай Сергеевич выпрямился, даже привстал со стула, но потом вдруг ссутулился, сел и стал допивать чай.
- Обещаешь не цепляться? Давай вообще об этом не говорить. Обещаешь?
- Ладно, ладно. Обещаю.
***
Пришел Сашенька, красивый, тридцатипятилетний, высокий. Обнялись.
- Привет, как дела? – спросил он, целуя маму и папу.
- Спасибо, хорошо, – сказали оба, сначала папа, потом мама.
- Есть будешь?
- А что у вас есть? – Сашенька залез в холодильник, долго шарил по полкам. – Слушайте, а что-нибудь овощное у вас есть?
- Фасоль мороженая, - сказала Анна Алексеевна. – Брокколи тоже мороженые. Огурцы доели. А хочешь, я спущусь куплю чего хочешь, магазин же в доме! Ты же знаешь! Что купить?
- Не-не-не, я сам сбегаю, что ты, мам!
И с какой-то даже радостью бросился в прихожую.
Через полчаса вернулся с небольшим пакетом. Ловко нарубил салат из помидоров, огурцов, редиса и обильной зелени: укроп, киндза, петрушка, зеленый лук. Получилась целая миска. Поставил на круглый стол в кухне, сказал:
- Будете?
- Нет, нет, кушай, - сказала Анна Алексеевна. – Сметаны дать?
- Спасибо, не надо. А ты, пап? – пододвинул миску к отцу.
- Нет, спасибо, - сказал Николай Сергеевич.
Сашенька молча медленно жевал, глядя в окно и вспоминал вчерашний разговор с психологом, который и посоветовал ему непременно навестить маму с папой.
Эти визиты были тяжелы и ему, и родителям. Родители не могли понять, зачем он уехал так далеко и практически навсегда. Всякий раз, когда он вдруг оказывался в Москве, они укоряли его – вернее, задавали обидные вопросы. Обидные потому, что он сам на них не мог ответить.
Поэтому он и пошел к психологу: надо быть современным человеком, надо по трудным поводам обращаться к специалистам. Он так и родителям говорил, в ответ на их нытье «мы старые, а ты нас бросил». Во-первых, не бросил, а просто уехал в другую страну. Сейчас не тогда! А во-вторых, если вдруг возникает какая-то необходимость или трудность, то в наше время уже надо не сыну звонить, как полвека назад. Есть специалисты от и до: покупка, доставка, уборка, врачи и все такое прочее. Но он сам чувствовал, что здесь есть что-то не до конца ясное.
***
- А в самом деле? – спросил психолог. – Конечно, вы имеете право, глобализация и все такое, но почему именно в Австралию?
- А почему нет?
- А почему да? – настаивал тот. – У вас там какие-то особо хорошие условия? В смысле заработка?
- Нет. Как везде.
- А почему тогда не Берлин, к примеру? Не Рим, не Лондон?
- Вот и они так говорят! – вздохнул Саша. – «Из Берлина до нас три часа! Мы бы знали, что ты рядом!»
- А ведь и в самом деле, – сказал психолог. – Сколько прекрасных европейских стран! Зачем в такую даль? Может быть, они правы?
- Знаете анекдот? – возмутился Саша. – Ты за меня или за медведя?
- Знаю, – кивнул психолог. – Конечно, я за вас. Но если бы я вам говорил «ай-ай-ай, мой бедный Александр, ах, как вас достали эти ужасные родители!», то ко мне не стоило бы приходить. Так вот. Они, разумеется, правы. Со своей, разумеется, стороны. А в чем правы вы? Зачем Австралия? Вы от них хотите скрыться? Убежать? Заслониться двадцатичасовым перелетом? И разницей во времени в двенадцать часов, когда у вас день, у них ночь, ах, как удобно чтобы не звонить? Так?
- Не так! – вспыхнул Саша.
- Нет, так! – твердо сказал психолог. – Признайтесь: вы удрали от мамы с папой, спрятались. Как будто вам пятнадцать лет, и вы поехали к девочке в гости, и нарочно не оставили телефон, чтоб хоть полдня оттянуться, так? Так, так! Но вам не пятнадцать, вам тридцать пять. И не на полдня, а на годы. Зачем? Вернее, почему?
Саша молчал, наливаясь краской.
Потом взялся за подлокотники кресла, приподнялся.
- Хотите прервать разговор? – сказал психолог. – С вас все равно пять тысяч.
Саша уселся в кресло поглубже и мрачно замолчал.
- Может быть, они на самом деле какие-то ужасные? – вдруг спросил психолог. – Вы же мне про них ничего так и не сказали. Они были к вам жестоки? Во всем отказывали? Наказывали? Требовали?
- Нет! – крикнул Саша. – Наоборот! Они были… То есть они и есть прекрасные родители. Самоотверженные. Все для меня делали. Отказывались от отдыха, от новой машины, от забора на даче, от дорогих зубов даже! Я случайно подслушал. Я очень ценю. Я очень благодарен. Но я не хочу!
- Что?
- Быть обязан.
- Почему?
- Потому что я хочу жить своей жизнью, а не расплачиваться.
- А не расплачивайтесь. Просто живите. Но не очень далеко.
- Не могу! Я пробовал. В Варшаве, в Праге, даже в Барселоне. Все время хочется к ним. Австралия спасает. Иногда хочется из Австралии перебраться в Новую Зеландию. Это на глобусе кажется близко, а так – четыре часа лёту. Еще четыре часа. И еще хочу с ними как следует поссориться.
- Я вас понимаю, – вдруг сказал психолог. – Но ссориться все-таки не надо. Мало ли как жизнь повернется. Вдруг Австралию закроют. Что тогда?
- Как? – Саша с испугом взглянул на психолога.
- Да очень просто! – засмеялся тот. – Как в семнадцатом веке открыли, так и закроют. Для иностранцев. Шучу. Но кто знает, – он посерьезнел и сказал: – Не ссорьтесь. Старайтесь общаться легко. Собственно, что нужно вашим родителям, да и вам тоже? Немного тепла. Только и всего.
***
Саша доел салат, посмотрел на часы.
- Торопишься? – спросил Николай Сергеевич.
- Да нет… - Саша пожал плечами. – Расскажите, как вы?
- Нормально. Ты лучше сам расскажи, как ты?
- Тоже нормально.
Николай Сергеевич знал, о чем запрещено говорить: где Саша живет в Австралии, то есть какая у него квартира, и сколько он за нее платит. Где и кем он работает и сколько получает. Есть ли у него постоянная подруга или невеста. С кем дружит и общается. Зачем он приехал в Москву, какие у него здесь дела и как это связано с работой и заработками – это была вообще самая запретная тема.
То есть получалось, что говорить можно только о кино. В смысле, о сериалах. Но Николай Сергеевич не любил сериалы, а Анна Алексеевна смотрела какие-то другие, так что и о сериалах разговора тоже не получалось.
- Может, приляжешь после обеда? – спросила Анна Алексеевна.
- Да разве это обед! – засмеялся Саша.
- Конечно! Травки пожевал, и всё. Давай я тебе борща согрею. Котлеты есть, хочешь?
- Не-не-не! Только не это.
- Веган, что ли? – спросил Николай Сергеевич, очень нейтрально спросил, стараясь не хмуриться и не улыбаться, то есть чтобы ни в коем случае не обидеть.
- Просто разгрузка, – Саша похлопал себя по животу. – Стараюсь следить за пузом!
Снова посмотрел на часы. Прошел из кухни в комнату. Достал с полки книгу. Сел на диван, полистал ее, почитал недолго.
- А то возьми с собой! – сказала Анна Алексеевна.
- Да нет, спасибо, – он встал, поставил книгу на место.
Подошел к родителям, обнял их:
- Ну, мне пора.
- Пока, пока!
Поцеловались.
***
Выйдя из подъезда, Саша поднял голову. Мама и папа стояли на балконе. Он помахал им рукой и двинулся к арке, ведущей из двора на улицу.
В арке остановился, и достал из правого внутреннего кармана тоненькую, страничек на тридцать, записную книжку. Туда он заносил самые важные вещи.
Открыл ее. Вверху странички было написано:
16.07.2019. Mom & Dad. A bit of warmth.
Достал авторучку. Хотел вычеркнуть. Но потом просто поставил галочку.
- Сашенька приехал, – сказала Анна Алексеевна, входя в кухню.
- Ага, – сказал Николай Сергеевич, глядя в сторону.
- Только что звонил, – Анна Алексеевна показала мужу мобильник, на котором еще не погас экран.
- Ага, - повторил тот.
- Он зайдет, - сказала Анна Алексеевна. – Вот прямо через полчасика, сказал, зайдет.
- Странное какое слово. «Зайдет». Заходят в гости! Нюша, вот ты представляешь себе, я звоню, например, с работы… – (Николай Сергеевич, несмотря на свои шестьдесят пять, на пенсию не собирался). – Звоню я, значит, с работы, и говорю: «Нюша, я через полчасика зайду». А?
- Что ты цепляешься?
- Заходят в гости! – разозлился Николай Сергеевич. – А это его дом!
- Ну что ты в самом деле! – на глазах у Анны Алексеевны показались слезы. – И так тошно, а ты еще цепляешься. Он же уж полтора года как не был. Вот, заехать хочет, а ты не рад?
- А вообще-то мы с тобой как раз через полчаса собирались выйти погулять, так ведь?
- Не хочешь, чтоб он приходил, так и скажи! Я ему сейчас перезвоню и скажу: «Не приходи!» Так хочешь?
- Да делайте, что хотите.
- Только ты не цепляйся к нему, ладно? – сказала Анна Алексеевна. – Чтоб мы просто спокойно посидели, поговорили…
- О чем?! – Николай Сергеевич выпрямился, даже привстал со стула, но потом вдруг ссутулился, сел и стал допивать чай.
- Обещаешь не цепляться? Давай вообще об этом не говорить. Обещаешь?
- Ладно, ладно. Обещаю.
***
Пришел Сашенька, красивый, тридцатипятилетний, высокий. Обнялись.
- Привет, как дела? – спросил он, целуя маму и папу.
- Спасибо, хорошо, – сказали оба, сначала папа, потом мама.
- Есть будешь?
- А что у вас есть? – Сашенька залез в холодильник, долго шарил по полкам. – Слушайте, а что-нибудь овощное у вас есть?
- Фасоль мороженая, - сказала Анна Алексеевна. – Брокколи тоже мороженые. Огурцы доели. А хочешь, я спущусь куплю чего хочешь, магазин же в доме! Ты же знаешь! Что купить?
- Не-не-не, я сам сбегаю, что ты, мам!
И с какой-то даже радостью бросился в прихожую.
Через полчаса вернулся с небольшим пакетом. Ловко нарубил салат из помидоров, огурцов, редиса и обильной зелени: укроп, киндза, петрушка, зеленый лук. Получилась целая миска. Поставил на круглый стол в кухне, сказал:
- Будете?
- Нет, нет, кушай, - сказала Анна Алексеевна. – Сметаны дать?
- Спасибо, не надо. А ты, пап? – пододвинул миску к отцу.
- Нет, спасибо, - сказал Николай Сергеевич.
Сашенька молча медленно жевал, глядя в окно и вспоминал вчерашний разговор с психологом, который и посоветовал ему непременно навестить маму с папой.
Эти визиты были тяжелы и ему, и родителям. Родители не могли понять, зачем он уехал так далеко и практически навсегда. Всякий раз, когда он вдруг оказывался в Москве, они укоряли его – вернее, задавали обидные вопросы. Обидные потому, что он сам на них не мог ответить.
Поэтому он и пошел к психологу: надо быть современным человеком, надо по трудным поводам обращаться к специалистам. Он так и родителям говорил, в ответ на их нытье «мы старые, а ты нас бросил». Во-первых, не бросил, а просто уехал в другую страну. Сейчас не тогда! А во-вторых, если вдруг возникает какая-то необходимость или трудность, то в наше время уже надо не сыну звонить, как полвека назад. Есть специалисты от и до: покупка, доставка, уборка, врачи и все такое прочее. Но он сам чувствовал, что здесь есть что-то не до конца ясное.
***
- А в самом деле? – спросил психолог. – Конечно, вы имеете право, глобализация и все такое, но почему именно в Австралию?
- А почему нет?
- А почему да? – настаивал тот. – У вас там какие-то особо хорошие условия? В смысле заработка?
- Нет. Как везде.
- А почему тогда не Берлин, к примеру? Не Рим, не Лондон?
- Вот и они так говорят! – вздохнул Саша. – «Из Берлина до нас три часа! Мы бы знали, что ты рядом!»
- А ведь и в самом деле, – сказал психолог. – Сколько прекрасных европейских стран! Зачем в такую даль? Может быть, они правы?
- Знаете анекдот? – возмутился Саша. – Ты за меня или за медведя?
- Знаю, – кивнул психолог. – Конечно, я за вас. Но если бы я вам говорил «ай-ай-ай, мой бедный Александр, ах, как вас достали эти ужасные родители!», то ко мне не стоило бы приходить. Так вот. Они, разумеется, правы. Со своей, разумеется, стороны. А в чем правы вы? Зачем Австралия? Вы от них хотите скрыться? Убежать? Заслониться двадцатичасовым перелетом? И разницей во времени в двенадцать часов, когда у вас день, у них ночь, ах, как удобно чтобы не звонить? Так?
- Не так! – вспыхнул Саша.
- Нет, так! – твердо сказал психолог. – Признайтесь: вы удрали от мамы с папой, спрятались. Как будто вам пятнадцать лет, и вы поехали к девочке в гости, и нарочно не оставили телефон, чтоб хоть полдня оттянуться, так? Так, так! Но вам не пятнадцать, вам тридцать пять. И не на полдня, а на годы. Зачем? Вернее, почему?
Саша молчал, наливаясь краской.
Потом взялся за подлокотники кресла, приподнялся.
- Хотите прервать разговор? – сказал психолог. – С вас все равно пять тысяч.
Саша уселся в кресло поглубже и мрачно замолчал.
- Может быть, они на самом деле какие-то ужасные? – вдруг спросил психолог. – Вы же мне про них ничего так и не сказали. Они были к вам жестоки? Во всем отказывали? Наказывали? Требовали?
- Нет! – крикнул Саша. – Наоборот! Они были… То есть они и есть прекрасные родители. Самоотверженные. Все для меня делали. Отказывались от отдыха, от новой машины, от забора на даче, от дорогих зубов даже! Я случайно подслушал. Я очень ценю. Я очень благодарен. Но я не хочу!
- Что?
- Быть обязан.
- Почему?
- Потому что я хочу жить своей жизнью, а не расплачиваться.
- А не расплачивайтесь. Просто живите. Но не очень далеко.
- Не могу! Я пробовал. В Варшаве, в Праге, даже в Барселоне. Все время хочется к ним. Австралия спасает. Иногда хочется из Австралии перебраться в Новую Зеландию. Это на глобусе кажется близко, а так – четыре часа лёту. Еще четыре часа. И еще хочу с ними как следует поссориться.
- Я вас понимаю, – вдруг сказал психолог. – Но ссориться все-таки не надо. Мало ли как жизнь повернется. Вдруг Австралию закроют. Что тогда?
- Как? – Саша с испугом взглянул на психолога.
- Да очень просто! – засмеялся тот. – Как в семнадцатом веке открыли, так и закроют. Для иностранцев. Шучу. Но кто знает, – он посерьезнел и сказал: – Не ссорьтесь. Старайтесь общаться легко. Собственно, что нужно вашим родителям, да и вам тоже? Немного тепла. Только и всего.
***
Саша доел салат, посмотрел на часы.
- Торопишься? – спросил Николай Сергеевич.
- Да нет… - Саша пожал плечами. – Расскажите, как вы?
- Нормально. Ты лучше сам расскажи, как ты?
- Тоже нормально.
Николай Сергеевич знал, о чем запрещено говорить: где Саша живет в Австралии, то есть какая у него квартира, и сколько он за нее платит. Где и кем он работает и сколько получает. Есть ли у него постоянная подруга или невеста. С кем дружит и общается. Зачем он приехал в Москву, какие у него здесь дела и как это связано с работой и заработками – это была вообще самая запретная тема.
То есть получалось, что говорить можно только о кино. В смысле, о сериалах. Но Николай Сергеевич не любил сериалы, а Анна Алексеевна смотрела какие-то другие, так что и о сериалах разговора тоже не получалось.
- Может, приляжешь после обеда? – спросила Анна Алексеевна.
- Да разве это обед! – засмеялся Саша.
- Конечно! Травки пожевал, и всё. Давай я тебе борща согрею. Котлеты есть, хочешь?
- Не-не-не! Только не это.
- Веган, что ли? – спросил Николай Сергеевич, очень нейтрально спросил, стараясь не хмуриться и не улыбаться, то есть чтобы ни в коем случае не обидеть.
- Просто разгрузка, – Саша похлопал себя по животу. – Стараюсь следить за пузом!
Снова посмотрел на часы. Прошел из кухни в комнату. Достал с полки книгу. Сел на диван, полистал ее, почитал недолго.
- А то возьми с собой! – сказала Анна Алексеевна.
- Да нет, спасибо, – он встал, поставил книгу на место.
Подошел к родителям, обнял их:
- Ну, мне пора.
- Пока, пока!
Поцеловались.
***
Выйдя из подъезда, Саша поднял голову. Мама и папа стояли на балконе. Он помахал им рукой и двинулся к арке, ведущей из двора на улицу.
В арке остановился, и достал из правого внутреннего кармана тоненькую, страничек на тридцать, записную книжку. Туда он заносил самые важные вещи.
Открыл ее. Вверху странички было написано:
16.07.2019. Mom & Dad. A bit of warmth.
Достал авторучку. Хотел вычеркнуть. Но потом просто поставил галочку.
Оригинал и комментарии
дорогая моя граница от clear-text
ЖЕНЯ, ЖЕНЯ И МОСКВА
Женя Колодкин получил разрешение на въезд и жительство в Москве. Второй степени. Степень разрешения считалась снизу: первой степени – это только для тебя одного; второй степени – для двоих, то есть можешь взять жену или любого кровного родственника. Третья степень – ты и еще двое, то есть трое общим числом. Четвертой степени не было, вместо нее была карта «И», то есть «исключительный случай», если ты какой-то обалденный спортсмен или там, не знаю, математик. На карту «И» можно было вывезти до четверых человек.
Женя подавал на третью степень, потому что хотел взять с собой маму и любимую девушку, на которой предстояло жениться.
Но не вышло. Где-то споткнулся. Сам не понял, где именно, а в ответе этого не было. Объяснений не полагалась. «Вам выдано разрешение второй степени», и точка. Хотя это грандиозное везение, конечно.
***
Проверок было много. Биомедицинская, первым делом. Потом генеалогическая. В Москву брали только чистокровных. Не обязательно русских. Никакого шовинизма. Татарин, калмык, еврей, бурят, мордвин – пожалуйста. Хоть грек. Но чтобы на четыре поколения чистокровный, со справками. Понятно, зачем – еще один барьер, только и всего. Дальше – тесты. Интеллект, психореактивность, общая культурность. Математика, язык, государство и право.
Особое испытание – спортивное. «Курьерское десятиборье». Сначала поднятие тяжестей. Дальше – быстро, но не нарушая правил, ехать по городу на машине. Потом на мотоцикле. Дальше велосипед. Плаванье. Карабкаться через стены, вроде скалолазания. Бокс или карате, дзюдо – на выбор. Бег. Ориентирование по навигатору и по приметам. Скоростной подъем по лестнице на пятнадцатый этаж – и наконец вручить адресату пакет с яблочным пирогом.
Потому что в Москве для приезжих никакой другой работы не было. Только курьером. Но – только на первые три года. А там уж новые тесты, новые успехи, новые вершины.
Итак, вторая степень. Соискатель плюс один человек.
***
Женя все-таки решил взять с собой маму.
Трудный был выбор. Мама была против. Она говорила, что скоро умрет. У нее был стафулоз в тяжелой стадии, какая-то новая зараза. Мама говорила: «Езжайте с Женечкой. Распишитесь – и езжайте. А я тут как-нибудь».
Девушку Жени Колодкина звали тоже Женя.
Он сначала обрадовался такому маминому решению, тем более что и его Женя очень хотела с ним в Москву, но не говорила ни слова, потому что знала, какое ему предстоит трудное решение. В общем, Женя уже совсем было собрался пойти со своей Женей в МФЦ и подать заявку на брак, но вдруг подумал: «Господи Боже, что ж я делаю! Это же мама! Мать! Она меня родила, растила-кормила, после папиной смерти образование дала, а я ее бросаю! Древние греки, кажется, говорили – жён-мужей и детей может быть сколько хочешь, а матери новой не будет! Что ж это я за подлец такой? Нет!».
В общем, он сказал матери, что берет ее с собою. И что в Москве обязательно найдется лечение от стафулоза: либо больница, либо просто лекарство, которого здесь нет, а в Москве, наверное, в каждой аптеке навалом.
Брать с собой много вещей не разрешалось – по чемодану пятьдесят пять на сорок на двадцать пять, и бумажник с документами.
***
Когда перешли наружную границу, там был двухдневный карантин. Им с мамой дали отдельную комнатку. На другой день зашел врач, посмотрел обоих, сказал маме: «Прилягте, гражданка, я сейчас вернусь». Но не вернулся. Вечером мама позвала Женю присесть рядом и сказала:
- Зря ты Женечку вместо меня не взял.
- Да ладно! – засмеялся он.
- Так в Москве и не побывала, – сказала мама и заснула.
«А и правда – подумал Женя. – Это только наружный периметр. Карантинная граница. А настоящая Москва там, в конце коридора, где второй контроль».
Утром мама была уже холодная.
Врач и полицейский не велели Жене брать мамин чемодан. «Заразно!».
Женя проводил взглядом каталку, на которой лежала мама, а в ногах у нее, клонясь и чуть не падая, стоял серый чемодан с ремешками крестом, вспомнил про крест, перекрестился и пошел, подхватив свой чемоданчик, в конец коридора.
Там он выложил свои документы на прилавок и напористо изложил ситуацию. Типа что его мать, указанная в документе как законный спутник по разрешению второй степени, ранним утром скончалась от стафулоза, вот справка.
- Ну и? – спросил пограничник, старик в толстых очках.
- Ну и я имею право въехать со спутником. Имею право вернуться и привезти спутника. В смысле спутницу. Разрешение действует год с момента выдачи. Прошло меньше месяца.
- Знаете, что? – вдруг засмеялся пограничник, снял и протер очки. – Вы знаете, нас учили никогда не говорить гражданину: «Вы правы!». Надо всегда говорить: «Вы ошибаетесь, есть параграф такой-то пункта такого-то!». Гражданин не может быть прав перед официальным лицом. Но вот тут, – и он надел очки на свой толстый пористый нос, блестящий от жира, – но вот тут все-таки нет! Вы всё-таки правы! Такой редчайший случай, можно сказать…
Он вбил какие-то цифры в компьютер, а потом переписал их в конторскую книгу. Долго писал, пыхтя и склоняя голову.
- Ишь! – вздохнул Женя.
- Сервера горят, – ответно вздохнул старик. – Или жгут их, черт знает. Может, диверсанты? Саботёры? Как думаете?
- Без понятия, – честно сказал Женя.
- Я тоже, – сказал пограничник. У него от старости немножко тряслась голова. – Вот ваш паспорт и разрешение. Езжайте за подружкой! – он подмигнул.
***
Когда Женя вернулся в родной город, он первым делом, прямо с поезда, пошел на кладбище. Заказал в конторе, чтоб на могиле папы подтюкали мамино имя-отчество-фамилию: Колодкина-Семендеева Фаина Макаровна.
Потом сразу побежал к любимой девушке Жене, чтоб она его утешила в несчастье, это раз. И чтоб они быстро сбегали в МФЦ оставить заявление на брак, это два. И чтоб она тоже начала собирать чемоданчик ехать с ним в Москву, это три.
Когда он подошел к домику, где она жила с родителями посреди яблочного сада и двух курятников, он увидел, что там пристроены еще две комнаты, примерно шесть на шесть.
Женя сидела в саду на скамеечке, резала яблоки на варенье, а вокруг бегал ребеночек года в полтора. Еще немтырь, но веселый: Женя ему говорила: «Мишенька, Мишенька», а мальчик гукал в ответ и кричал вроде «Да! Да!» и ручонки тянул к тазу с резаными яблоками.
Он полюбовался этой милотой, но сказал:
- Жень, когда успела?
- Привет! – сказала она. – Да вон сколько времени прошло, как ты меня тут оставил ради мамки своей.
- Она померла.
- Царствие небесное. Хорошая была женщина Фаина Макаровна, а ты мамочкин сынок. Тьфу. Все профукал.
- Женя! – вскричал он. – Так ведь меня всего четыре дня не было! Ты что?
- У нас тут время быстрее идет. Не знал? В сто раз примерно. Или даже еще. Вон ты какой молодой, а у меня уже морщины пошли.
- Да какие морщины! – он потянулся было к ней, но она сказала:
- Ступай откуда пришел!
Ребеночек закричал. Собака залаяла, загремела цепью.
***
Ну и ладно! Значит, одному в Москву.
А в Москве тот же самый пограничник сказал и показал, что в разрешении написано: «однократное пересечение границы». А он, значит, ее уже пересек и обратно уехал. Вот штампики. Так что пардоннэ муа.
- Нет уж это вы пардоннэ! – твердо возразил Женя. – Я пересек только наружную границу. Карантинную! А за внутреннюю не заходил. Границу Москвы в собственном смысле слова я не пересекал. Там должен быть второй, главный штампик. Вы его не поставили! Пропустите меня!
- Экие вы все умные стали, – бормотал пограничник, глядя в бумаги то сквозь очки, то поверх очков. – «В собственном смысле!», – передразнил он. – Вы опять-таки правы. С точки зрения здравого, так сказать, смысла. Но в разрешении не сказано про две границы. Написано: «однократное пересечение границы»! А какой – карантинной или административной – не записано. Знаете, что?
- Что? – сказал Женя, холодея и надеясь одновременно.
- Оставьте ваши координаты, с вами свяжутся.
- Какие еще координаты? – выдохнул Женя. – Вы сканировали мой паспорт!
- Сервера горят, – закивал головой старик-пограничник. – Что ни день горят. Саботёры, пароль д-онёр! Давайте я лучше в книжечку запишу.
Он достал конторскую книгу, растрепанную и замусоленную, поплевал на карандаш, склонил голову набок:
- Диктуйте!
***
Вернувшись домой, Женя вспомнил, что так и не увидел живую Москву, хотя бы из окна поезда. Когда подъезжал к пропускному пункту, и когда отъезжал – тоже. Там были сплошные мосты и стены, стены и мосты, а домов совсем не видать.
Тем более что туман.
«А может, Москвы и вовсе нет, кроме как в телевизоре?» – подумал он и стал доставать из чемодана брюки, майки и прочее свое небогатое добришко.
Женя Колодкин получил разрешение на въезд и жительство в Москве. Второй степени. Степень разрешения считалась снизу: первой степени – это только для тебя одного; второй степени – для двоих, то есть можешь взять жену или любого кровного родственника. Третья степень – ты и еще двое, то есть трое общим числом. Четвертой степени не было, вместо нее была карта «И», то есть «исключительный случай», если ты какой-то обалденный спортсмен или там, не знаю, математик. На карту «И» можно было вывезти до четверых человек.
Женя подавал на третью степень, потому что хотел взять с собой маму и любимую девушку, на которой предстояло жениться.
Но не вышло. Где-то споткнулся. Сам не понял, где именно, а в ответе этого не было. Объяснений не полагалась. «Вам выдано разрешение второй степени», и точка. Хотя это грандиозное везение, конечно.
***
Проверок было много. Биомедицинская, первым делом. Потом генеалогическая. В Москву брали только чистокровных. Не обязательно русских. Никакого шовинизма. Татарин, калмык, еврей, бурят, мордвин – пожалуйста. Хоть грек. Но чтобы на четыре поколения чистокровный, со справками. Понятно, зачем – еще один барьер, только и всего. Дальше – тесты. Интеллект, психореактивность, общая культурность. Математика, язык, государство и право.
Особое испытание – спортивное. «Курьерское десятиборье». Сначала поднятие тяжестей. Дальше – быстро, но не нарушая правил, ехать по городу на машине. Потом на мотоцикле. Дальше велосипед. Плаванье. Карабкаться через стены, вроде скалолазания. Бокс или карате, дзюдо – на выбор. Бег. Ориентирование по навигатору и по приметам. Скоростной подъем по лестнице на пятнадцатый этаж – и наконец вручить адресату пакет с яблочным пирогом.
Потому что в Москве для приезжих никакой другой работы не было. Только курьером. Но – только на первые три года. А там уж новые тесты, новые успехи, новые вершины.
Итак, вторая степень. Соискатель плюс один человек.
***
Женя все-таки решил взять с собой маму.
Трудный был выбор. Мама была против. Она говорила, что скоро умрет. У нее был стафулоз в тяжелой стадии, какая-то новая зараза. Мама говорила: «Езжайте с Женечкой. Распишитесь – и езжайте. А я тут как-нибудь».
Девушку Жени Колодкина звали тоже Женя.
Он сначала обрадовался такому маминому решению, тем более что и его Женя очень хотела с ним в Москву, но не говорила ни слова, потому что знала, какое ему предстоит трудное решение. В общем, Женя уже совсем было собрался пойти со своей Женей в МФЦ и подать заявку на брак, но вдруг подумал: «Господи Боже, что ж я делаю! Это же мама! Мать! Она меня родила, растила-кормила, после папиной смерти образование дала, а я ее бросаю! Древние греки, кажется, говорили – жён-мужей и детей может быть сколько хочешь, а матери новой не будет! Что ж это я за подлец такой? Нет!».
В общем, он сказал матери, что берет ее с собою. И что в Москве обязательно найдется лечение от стафулоза: либо больница, либо просто лекарство, которого здесь нет, а в Москве, наверное, в каждой аптеке навалом.
Брать с собой много вещей не разрешалось – по чемодану пятьдесят пять на сорок на двадцать пять, и бумажник с документами.
***
Когда перешли наружную границу, там был двухдневный карантин. Им с мамой дали отдельную комнатку. На другой день зашел врач, посмотрел обоих, сказал маме: «Прилягте, гражданка, я сейчас вернусь». Но не вернулся. Вечером мама позвала Женю присесть рядом и сказала:
- Зря ты Женечку вместо меня не взял.
- Да ладно! – засмеялся он.
- Так в Москве и не побывала, – сказала мама и заснула.
«А и правда – подумал Женя. – Это только наружный периметр. Карантинная граница. А настоящая Москва там, в конце коридора, где второй контроль».
Утром мама была уже холодная.
Врач и полицейский не велели Жене брать мамин чемодан. «Заразно!».
Женя проводил взглядом каталку, на которой лежала мама, а в ногах у нее, клонясь и чуть не падая, стоял серый чемодан с ремешками крестом, вспомнил про крест, перекрестился и пошел, подхватив свой чемоданчик, в конец коридора.
Там он выложил свои документы на прилавок и напористо изложил ситуацию. Типа что его мать, указанная в документе как законный спутник по разрешению второй степени, ранним утром скончалась от стафулоза, вот справка.
- Ну и? – спросил пограничник, старик в толстых очках.
- Ну и я имею право въехать со спутником. Имею право вернуться и привезти спутника. В смысле спутницу. Разрешение действует год с момента выдачи. Прошло меньше месяца.
- Знаете, что? – вдруг засмеялся пограничник, снял и протер очки. – Вы знаете, нас учили никогда не говорить гражданину: «Вы правы!». Надо всегда говорить: «Вы ошибаетесь, есть параграф такой-то пункта такого-то!». Гражданин не может быть прав перед официальным лицом. Но вот тут, – и он надел очки на свой толстый пористый нос, блестящий от жира, – но вот тут все-таки нет! Вы всё-таки правы! Такой редчайший случай, можно сказать…
Он вбил какие-то цифры в компьютер, а потом переписал их в конторскую книгу. Долго писал, пыхтя и склоняя голову.
- Ишь! – вздохнул Женя.
- Сервера горят, – ответно вздохнул старик. – Или жгут их, черт знает. Может, диверсанты? Саботёры? Как думаете?
- Без понятия, – честно сказал Женя.
- Я тоже, – сказал пограничник. У него от старости немножко тряслась голова. – Вот ваш паспорт и разрешение. Езжайте за подружкой! – он подмигнул.
***
Когда Женя вернулся в родной город, он первым делом, прямо с поезда, пошел на кладбище. Заказал в конторе, чтоб на могиле папы подтюкали мамино имя-отчество-фамилию: Колодкина-Семендеева Фаина Макаровна.
Потом сразу побежал к любимой девушке Жене, чтоб она его утешила в несчастье, это раз. И чтоб они быстро сбегали в МФЦ оставить заявление на брак, это два. И чтоб она тоже начала собирать чемоданчик ехать с ним в Москву, это три.
Когда он подошел к домику, где она жила с родителями посреди яблочного сада и двух курятников, он увидел, что там пристроены еще две комнаты, примерно шесть на шесть.
Женя сидела в саду на скамеечке, резала яблоки на варенье, а вокруг бегал ребеночек года в полтора. Еще немтырь, но веселый: Женя ему говорила: «Мишенька, Мишенька», а мальчик гукал в ответ и кричал вроде «Да! Да!» и ручонки тянул к тазу с резаными яблоками.
Он полюбовался этой милотой, но сказал:
- Жень, когда успела?
- Привет! – сказала она. – Да вон сколько времени прошло, как ты меня тут оставил ради мамки своей.
- Она померла.
- Царствие небесное. Хорошая была женщина Фаина Макаровна, а ты мамочкин сынок. Тьфу. Все профукал.
- Женя! – вскричал он. – Так ведь меня всего четыре дня не было! Ты что?
- У нас тут время быстрее идет. Не знал? В сто раз примерно. Или даже еще. Вон ты какой молодой, а у меня уже морщины пошли.
- Да какие морщины! – он потянулся было к ней, но она сказала:
- Ступай откуда пришел!
Ребеночек закричал. Собака залаяла, загремела цепью.
***
Ну и ладно! Значит, одному в Москву.
А в Москве тот же самый пограничник сказал и показал, что в разрешении написано: «однократное пересечение границы». А он, значит, ее уже пересек и обратно уехал. Вот штампики. Так что пардоннэ муа.
- Нет уж это вы пардоннэ! – твердо возразил Женя. – Я пересек только наружную границу. Карантинную! А за внутреннюю не заходил. Границу Москвы в собственном смысле слова я не пересекал. Там должен быть второй, главный штампик. Вы его не поставили! Пропустите меня!
- Экие вы все умные стали, – бормотал пограничник, глядя в бумаги то сквозь очки, то поверх очков. – «В собственном смысле!», – передразнил он. – Вы опять-таки правы. С точки зрения здравого, так сказать, смысла. Но в разрешении не сказано про две границы. Написано: «однократное пересечение границы»! А какой – карантинной или административной – не записано. Знаете, что?
- Что? – сказал Женя, холодея и надеясь одновременно.
- Оставьте ваши координаты, с вами свяжутся.
- Какие еще координаты? – выдохнул Женя. – Вы сканировали мой паспорт!
- Сервера горят, – закивал головой старик-пограничник. – Что ни день горят. Саботёры, пароль д-онёр! Давайте я лучше в книжечку запишу.
Он достал конторскую книгу, растрепанную и замусоленную, поплевал на карандаш, склонил голову набок:
- Диктуйте!
***
Вернувшись домой, Женя вспомнил, что так и не увидел живую Москву, хотя бы из окна поезда. Когда подъезжал к пропускному пункту, и когда отъезжал – тоже. Там были сплошные мосты и стены, стены и мосты, а домов совсем не видать.
Тем более что туман.
«А может, Москвы и вовсе нет, кроме как в телевизоре?» – подумал он и стал доставать из чемодана брюки, майки и прочее свое небогатое добришко.
Оригинал и комментарии
литературная учёба от clear-text
РАССКАЗ И ТЕКСТ
Когда-то, несколько лет назад, я вел курс по прозе. Точнее говоря, по новелле. По мастерству рассказа. Честно скажу, что мои семинары успеха не имели. Как-то не ломился ко мне народ. Хотя я был опытным новеллистом: 10 сборников рассказов с 2009 года. Хотя я мог научить очень важным и полезным, и очень конкретным вещам. И, в конечном счете, мог научить написать рассказ (или новеллу, там есть разница, но это не так важно) - рассказ, который могли бы напечатать в журнале или книге - и который могли бы прочитать не менее тысячи человек, а повезет - три, пять, десять тысяч совершенно незнакомых людей.
Читателей, а не приятелей.
Но, повторяю, народ как-то не ломился.
В чем дело? Я долго думал, и вдруг понял.
***
Я учил писать рассказы/новеллы. А ломятся туда, где учат писать "тексты".
Какая разница?
Огромная.
Просто по капитану Врунгелю: "каждый рассказ - текст; но не каждый текст - рассказ". То есть к рассказу/новелле предъявляются куда более строгие требования, чем к "тексту вообще".
"Текст" стал жанром камерной любительской прозы. Вот вам рассказ или новелла, вот повесть, вот роман, вот эссе - а вот "текст".
Жанровые особенности текста - в отказе от жанровых и иных прочих особенностей, требований, критериев и т.п.
Поэтому "текстам" так легко учить и так приятно учиться.
А когда учишься рассказу/новелле - надо быть готовым к неприятным разборам, и главное - к долгим и трудным упражнениям. Отчасти похожим на упражнения для музыкантов, художников, режиссеров. Гармония и контрапункт. Гипсы, натурщики, пленэр. Постановочные этюды.
Но кому охота мучиться?
Тем более что есть старый предрассудок о легкости писательского труда. Потому что писателю не нужно ни фортепьяно с оркестром, ни холстов и красок, ни сцены с актерами. Открывай файл и пиши "текст".
В конечном счете речь идет о комфорте для участников семинара. Им должно быть удобно, уютно. Их не надо учить такой лабуде, как сюжет и месседж, социальная достоверность и характер, язык, стиль и т.п. Их надо учить прислушиваться к своему внутреннему пульсу, к ручейкам смыслов, ранкам травм, ритмам желаний... "Сделайте нам приятно!"
В результате получаются "тексты для приятелей". Для людей, которые тебя уже давно знают как умного, тонкого, незаурядного, и вдобавок слегка надломленного человека.
***
Тоска.
Но это моя личная тоска. Как старый либеральный консерватор, я готов отстаивать право "текстоменторов" учить "текстоделов".
Но вот читать "тексты" не готов.
Когда-то, несколько лет назад, я вел курс по прозе. Точнее говоря, по новелле. По мастерству рассказа. Честно скажу, что мои семинары успеха не имели. Как-то не ломился ко мне народ. Хотя я был опытным новеллистом: 10 сборников рассказов с 2009 года. Хотя я мог научить очень важным и полезным, и очень конкретным вещам. И, в конечном счете, мог научить написать рассказ (или новеллу, там есть разница, но это не так важно) - рассказ, который могли бы напечатать в журнале или книге - и который могли бы прочитать не менее тысячи человек, а повезет - три, пять, десять тысяч совершенно незнакомых людей.
Читателей, а не приятелей.
Но, повторяю, народ как-то не ломился.
В чем дело? Я долго думал, и вдруг понял.
***
Я учил писать рассказы/новеллы. А ломятся туда, где учат писать "тексты".
Какая разница?
Огромная.
Просто по капитану Врунгелю: "каждый рассказ - текст; но не каждый текст - рассказ". То есть к рассказу/новелле предъявляются куда более строгие требования, чем к "тексту вообще".
"Текст" стал жанром камерной любительской прозы. Вот вам рассказ или новелла, вот повесть, вот роман, вот эссе - а вот "текст".
Жанровые особенности текста - в отказе от жанровых и иных прочих особенностей, требований, критериев и т.п.
Поэтому "текстам" так легко учить и так приятно учиться.
А когда учишься рассказу/новелле - надо быть готовым к неприятным разборам, и главное - к долгим и трудным упражнениям. Отчасти похожим на упражнения для музыкантов, художников, режиссеров. Гармония и контрапункт. Гипсы, натурщики, пленэр. Постановочные этюды.
Но кому охота мучиться?
Тем более что есть старый предрассудок о легкости писательского труда. Потому что писателю не нужно ни фортепьяно с оркестром, ни холстов и красок, ни сцены с актерами. Открывай файл и пиши "текст".
В конечном счете речь идет о комфорте для участников семинара. Им должно быть удобно, уютно. Их не надо учить такой лабуде, как сюжет и месседж, социальная достоверность и характер, язык, стиль и т.п. Их надо учить прислушиваться к своему внутреннему пульсу, к ручейкам смыслов, ранкам травм, ритмам желаний... "Сделайте нам приятно!"
В результате получаются "тексты для приятелей". Для людей, которые тебя уже давно знают как умного, тонкого, незаурядного, и вдобавок слегка надломленного человека.
***
Тоска.
Но это моя личная тоска. Как старый либеральный консерватор, я готов отстаивать право "текстоменторов" учить "текстоделов".
Но вот читать "тексты" не готов.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Очень хорошо. Надо заколебать всех поскорее. И так справляетесь, но с гимном побыстрее пойдёт.
Оригинал и комментарии
литературная учёба от clear-text
ПОЭЗИЯ И ПРАВДА
Моя знакомая в ФБ опубликовала чудесный отрывок:
Однажды Леон Бакст влюбился в очаровательную молодую француженку. И позвал ее в Версаль, надеясь, что в романтической атмосфере королевских садов она скорее отзовется на его уговоры. Пока они сидели, мечтательно созерцая оформление в стиле Ватто, он взял ее за руку, а когда придвинулся к ней, она задумчиво взглянула на него и заметила:
- Какое потрясающее место для самоубийства.
***
А вот как всё было на самом деле:
«Я позвал ее погулять в Версаль. Романтика, королевские сады, воспоминания о дамах и кавалерах Ватто. Антураж, думал я, поможет мне. Взял ее за руку, подвинулся к ней, а она тихо прошептала:
- Пятьсот франков, мсье.
- С ума сошла? – изумился я.
Она задумчиво взглянула на меня и заметила:
- Взять меньше пятисот для меня равносильно самоубийству!
- Но почему? – воскликнул я.
- Об этом все узнают, поймут, что я демпингую, и сутенеры меня зарежут.
- Но Аннет! – возразил я, крепко держась за карман с бумажником; там было ровно пятьсот франков. – Я никому не скажу! Это будет нашей тайной! Может быть, все-таки четыреста? Ну хорошо, пускай четыреста пятьдесят!
Она помолчала, и вдруг порывисто обняла меня, сильно и нежно прижалась ко мне, и я на миг ощутил ее юную упругую грудь… Но потом она по-сестрински ласково поцеловала меня в лоб, встала, еще раз отрицательно покачала головой, повернулась и пошла по аллее, созданной гением Ленотра и Лебрена.
Я сидел, окаменев, и глядел ей вслед с тоской неизбытой мужской страсти; это чувство причудливо смешалось в моем сердце с печалью бедного студента, которого отвергла дочь богатого человека. В этой печали было много личного, друг мой.
Она скрылась за стрижеными деревцами.
Я встал, одернул пиджак и почувствовал, что бумажника нет».
(из письма Леона Бакста Сержу Дягилеву)
Моя знакомая в ФБ опубликовала чудесный отрывок:
Однажды Леон Бакст влюбился в очаровательную молодую француженку. И позвал ее в Версаль, надеясь, что в романтической атмосфере королевских садов она скорее отзовется на его уговоры. Пока они сидели, мечтательно созерцая оформление в стиле Ватто, он взял ее за руку, а когда придвинулся к ней, она задумчиво взглянула на него и заметила:
- Какое потрясающее место для самоубийства.
***
А вот как всё было на самом деле:
«Я позвал ее погулять в Версаль. Романтика, королевские сады, воспоминания о дамах и кавалерах Ватто. Антураж, думал я, поможет мне. Взял ее за руку, подвинулся к ней, а она тихо прошептала:
- Пятьсот франков, мсье.
- С ума сошла? – изумился я.
Она задумчиво взглянула на меня и заметила:
- Взять меньше пятисот для меня равносильно самоубийству!
- Но почему? – воскликнул я.
- Об этом все узнают, поймут, что я демпингую, и сутенеры меня зарежут.
- Но Аннет! – возразил я, крепко держась за карман с бумажником; там было ровно пятьсот франков. – Я никому не скажу! Это будет нашей тайной! Может быть, все-таки четыреста? Ну хорошо, пускай четыреста пятьдесят!
Она помолчала, и вдруг порывисто обняла меня, сильно и нежно прижалась ко мне, и я на миг ощутил ее юную упругую грудь… Но потом она по-сестрински ласково поцеловала меня в лоб, встала, еще раз отрицательно покачала головой, повернулась и пошла по аллее, созданной гением Ленотра и Лебрена.
Я сидел, окаменев, и глядел ей вслед с тоской неизбытой мужской страсти; это чувство причудливо смешалось в моем сердце с печалью бедного студента, которого отвергла дочь богатого человека. В этой печали было много личного, друг мой.
Она скрылась за стрижеными деревцами.
Я встал, одернул пиджак и почувствовал, что бумажника нет».
(из письма Леона Бакста Сержу Дягилеву)
Оригинал и комментарии
искусство дистанции от clear-text
В ЗЕРКАЛАХ
Одна молодая женщина, замужняя, мать двоих детей, все у нее очень хорошо было – вдруг полюбила какого-то совсем несуразного парня. Он снимал комнату в коммуналке, не имел образования и работал не пойми кем – когда охранником, а когда таксистом. Они познакомились как раз, когда он ее вез на такси: она выпила в гостях и не стала садиться за руль. Вызвала машину, и вот. В общем, она стала к нему, как говорят в народе, бегать от мужа.
Наверное, потому, что он был весь из себя такой крепкий, сильный, красивый, по хмурому виду и хриплому голосу даже несколько грубоватый, и ей это нравилось. Настоящий мужчина. Муж у нее как раз был в этом смысле так себе. Но интересное дело – он, этот ее любовник, относился к ней без всякой грубости, наоборот – очень нежно, заботливо, даже трепетно, сказал бы я. Встречал ее салатом из огурцов и бутербродами с колбасой, свежим горячим чаем, не из пакетика, а в чайнике заваривал. Улыбался, в глаза заглядывал. Называл нежными именами. Ну а всё то, ради чего она к нему бегала – вообще супер.
Она, конечно, сразу поняла, в чем дело. Он ведь был никто и звать никак, а она – ой-ой-ой. Дочка генерала и внучка еще советского замминистра обороны. Квартира на Бронной, в доме с мемориальными досками. Мама – известный врач, профессор. Муж – тоже из хорошей семьи, но не в муже дело, она и без мужа была ой-ой-ой, квартиру ей папа устраивал, и работу тоже.
То есть она понимала, что для этого простого парня она была подарком, внезапным и ярким сюрпризом судьбы, этакой райской птицей, влетевшей в форточку его узкой и темноватой коммуналочной комнаты, и он, наверное, пытается эту птичку приручить, задержать, а там, глядишь… Небось, мечтает о чем-то.
Но она ему ничего о себе не рассказывала, разумеется. Да и вообще у них времени не было разговоры разговаривать: она отвозила сына в бассейн и сразу к нему – буквально полчаса им было на всё про всё, включая салат из огурцов и чай с бутербродом. Машину оставляла далеко, а ему врала, что ей некогда, потому что обеденный перерыв кончается. А где, что – не говорила.
Один раз она позвонила ему, сказала, что будет через полчаса примерно, а он вдруг попросил ее взять колбаски докторской. Она сказала:
- Ну… Ну, постараюсь.
Он ответил:
- А чего стараться-то? Возьми у себя.
- У себя? – она не поняла.
- Ну у себя в магазине!
«Хуясе!» - вот так прямо в уме сказала она. Он что? Подумал, что она продавщица? Да! Они же познакомились, когда он ее вез в такси! А пока она три минуты ждала такси, вдруг пошел дождь, и она зашла в двери магазина. В тамбур! И он, значит, увидел, как она оттуда выходит.
- У меня в магазине? – повторила она, чтобы убедиться.
- Ну да, в «Магнолии». Ты ж там работаешь?
- Неважно, – сказала она и нажала отбой.
Потому что разлюбила его напрочь, в ту же самую секунду.
Просто как отрезало.
***
А один мой приятель, довольно известный художник, однажды на выставке познакомился с девушкой, и девушка в него сразу влюбилась – вот почти как та генеральская дочь в таксиста – сразу в кафе стала целоваться, и они поехали к ней. Он ей потом стал рассказывать о себе, про свои каталоги, выставки и продажи, а она обняла его и засмеялась:
- Да какая разница!
Она ведь хорошее сказать хотела: дескать, я просто так в тебя влюбилась, как в человека и мужчину – а он, дурак, обиделся и ушел.
Одна молодая женщина, замужняя, мать двоих детей, все у нее очень хорошо было – вдруг полюбила какого-то совсем несуразного парня. Он снимал комнату в коммуналке, не имел образования и работал не пойми кем – когда охранником, а когда таксистом. Они познакомились как раз, когда он ее вез на такси: она выпила в гостях и не стала садиться за руль. Вызвала машину, и вот. В общем, она стала к нему, как говорят в народе, бегать от мужа.
Наверное, потому, что он был весь из себя такой крепкий, сильный, красивый, по хмурому виду и хриплому голосу даже несколько грубоватый, и ей это нравилось. Настоящий мужчина. Муж у нее как раз был в этом смысле так себе. Но интересное дело – он, этот ее любовник, относился к ней без всякой грубости, наоборот – очень нежно, заботливо, даже трепетно, сказал бы я. Встречал ее салатом из огурцов и бутербродами с колбасой, свежим горячим чаем, не из пакетика, а в чайнике заваривал. Улыбался, в глаза заглядывал. Называл нежными именами. Ну а всё то, ради чего она к нему бегала – вообще супер.
Она, конечно, сразу поняла, в чем дело. Он ведь был никто и звать никак, а она – ой-ой-ой. Дочка генерала и внучка еще советского замминистра обороны. Квартира на Бронной, в доме с мемориальными досками. Мама – известный врач, профессор. Муж – тоже из хорошей семьи, но не в муже дело, она и без мужа была ой-ой-ой, квартиру ей папа устраивал, и работу тоже.
То есть она понимала, что для этого простого парня она была подарком, внезапным и ярким сюрпризом судьбы, этакой райской птицей, влетевшей в форточку его узкой и темноватой коммуналочной комнаты, и он, наверное, пытается эту птичку приручить, задержать, а там, глядишь… Небось, мечтает о чем-то.
Но она ему ничего о себе не рассказывала, разумеется. Да и вообще у них времени не было разговоры разговаривать: она отвозила сына в бассейн и сразу к нему – буквально полчаса им было на всё про всё, включая салат из огурцов и чай с бутербродом. Машину оставляла далеко, а ему врала, что ей некогда, потому что обеденный перерыв кончается. А где, что – не говорила.
Один раз она позвонила ему, сказала, что будет через полчаса примерно, а он вдруг попросил ее взять колбаски докторской. Она сказала:
- Ну… Ну, постараюсь.
Он ответил:
- А чего стараться-то? Возьми у себя.
- У себя? – она не поняла.
- Ну у себя в магазине!
«Хуясе!» - вот так прямо в уме сказала она. Он что? Подумал, что она продавщица? Да! Они же познакомились, когда он ее вез в такси! А пока она три минуты ждала такси, вдруг пошел дождь, и она зашла в двери магазина. В тамбур! И он, значит, увидел, как она оттуда выходит.
- У меня в магазине? – повторила она, чтобы убедиться.
- Ну да, в «Магнолии». Ты ж там работаешь?
- Неважно, – сказала она и нажала отбой.
Потому что разлюбила его напрочь, в ту же самую секунду.
Просто как отрезало.
***
А один мой приятель, довольно известный художник, однажды на выставке познакомился с девушкой, и девушка в него сразу влюбилась – вот почти как та генеральская дочь в таксиста – сразу в кафе стала целоваться, и они поехали к ней. Он ей потом стал рассказывать о себе, про свои каталоги, выставки и продажи, а она обняла его и засмеялась:
- Да какая разница!
Она ведь хорошее сказать хотела: дескать, я просто так в тебя влюбилась, как в человека и мужчину – а он, дурак, обиделся и ушел.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Татьяна Толстая: "...мне Захар Прилепин неприятен, но он очень большой писатель".
Татьяна Никитична, как не крути, человек гордый и беспощадный. Как и сын ея. Посему - вот.
Наша либеральная общественность сдохнет, а такого не скажет. Впрочем, и половина патриотической тоже с лица сойдёт, и не справится.
А нам, большим писателям, терять нечего. Мы правды не пужаемся.
Татьяна Никитична, как не крути, человек гордый и беспощадный. Как и сын ея. Посему - вот.
Наша либеральная общественность сдохнет, а такого не скажет. Впрочем, и половина патриотической тоже с лица сойдёт, и не справится.
А нам, большим писателям, терять нечего. Мы правды не пужаемся.
Оригинал и комментарии
литературная учёба от clear-text
НЕТ ХОРОШЕГО ФИЛЬМА О ЧЕХОВЕ
А ведь можно было бы.
Жизнь Чехова очень интересна, и очень кинематографична. Просто даже сериальна. Таганрог, Москва, медицинский факультет, журналистика, первая пьеса, рассказы, женщины, публичные дома, Сахалин, кругосветное путешествие, Суворин, Чайковский, Мелихово, романы – Бонье, Мизинова, неудачный роман с Авиловой, слава. Ялта, Толстой, Бунин, Горький Станиславский. Потом Книппер, и смерть в Баденвейлере.
Но взять что–то одно.
О фильме «Сюжет для небольшого рассказа» 1969 года я и не говорю. Вроде и актеры хорошие. Но зато никакого секса! Хотя Мизинову играет Марина Влади, а секса в этом треугольнике – Чехов, Мизинова, Потапенко – было очень много. Честно говоря, там только секс и был. Но зато в СССР в 1969 году секса не было – по крайней мере, в кино.
Сделать фильм, например, про случай с Авиловой. Хотя такой фильм уже, кажется, есть, называется «Поклонница», недавний, но он как-то проскользнул незаметно: вроде и хороший, но очень мягкий. Нежный, добрый и лиричный.
***
А снимать надо очень жестко. Беспощадно.
Чехов и Авилова не как великий писатель и его поклонница, тоже как бы писательница – а просто как мужчина и женщина, которых тянет друг к другу, но им так и не удается сойтись, лечь в постель. Какие-то глупые и смешные обстоятельства мешают (напр., внезапный приход гостей, когда у Авиловой уехал муж, и она уж приготовилась; поразительно трагикомическая и какая-то фрейдистская история). Кроме того, она любит Чехова, хочет Чехова, но при этом любит и мужа, и детей. В общем, дорожит своим браком.
Все у них как–то по-дурацки – и встреча в маскараде, и условная цитата в книге, и последнее свидание в больнице. Но не должно быть видно, что это великий писатель. Да, известный писатель – но которого с пошлыми насмешками расспрашивает женщина, пришедшая к Авиловой в гости: он для нее просто «автор», рассказы которого вызывают у нее вопросы и несогласия, и она это выдает безо всякого пиетета. Да и для Авиловой он тоже «известный автор», но никак не «великий писатель». Это место уже занято Львом Толстым.
***
Поэтому главное:
Нужен взгляд не из нашего времени, а оттуда, из того времени.
Потому что если смотреть «отсюда» – то режиссер говорит актеру, и актер говорит сам себе: «Ты же Чехова играешь! Ты понял, чей образ ты воплощаешь? А? Вот то-то же!». И непременно получается, что наше теперешнее знание о гениальности Чехова, о его всемирном значении как реформатора литературы, и т.д. и т.п. – будет отражаться в каждом взгляде, в каждом жесте актера. Значительность его произведений перейдет в значительность его слов и интонаций – будь то усталая грусть «Дома с мезонином», сочувствие народу из рассказа «Мужики», трагическая недосказанность «Чайки», и все такое. Из его уст будут звучать либо мудрые сентенции, выдранные из «Скучной истории», либо веселые цитаты из рассказов Антоши Чехонте, либо лирический туман «Трех сестер». А скорее всего – по очереди, в зависимости от ситуации.
И это будет (и уже сто раз было) – ужасно.
Надо совсем по-другому.
Чехов? А это кто? Ах, да! Есть такой. «Автор», «сочинитель». Популярный даже. Говорят, его сам Лев Толстой похвалил, за то, что он написал рассказ против женского равноправия. Но вот пьесы его проваливаются. Хотя на самом-то деле он неплохо пишет, уж точно не хуже Потапенко! Но – крайний пессимист, что делает его хуже Потапенко. Зато Чехов очень красивый, рослый. Говорят, жуткий бабник. Кругом сплетни, с кем он спал, кого бросил. С тем же Потапенко у них общая дама была.
Всё.
Вот и всё, что знали о Чехове при жизни. Во всяком случае, вот что о нем знала и понимала Авилова (единственная женщина, которую он, по уверениям Бунина, любил по-настоящему; возможно, потому, что так и не сумел с ней переспать).
Авилова в своих мемуарах так и пишет – жизнь Чехова пропала, потому что он не сумел ее – Авилову, то есть – сделать своей, добиться. Вот добился бы, увел бы от мужа, жил бы с ней долго и счастливо. Его жизнь состоялась бы. А так – пропала твоя жизнь, Антон Павлович (так она считает).
***
Но вот мы теперь знаем, что этот человек – Чехов.
Не просто красавец с бородкой, донжуан, сочинитель и «певец сумеречных настроений в обществе» – а Чехов, блин!
ЧЕХОВ! Поняли, козлы?! Ч–Е–Х–О–В, суки!!!
Вот тогда зритель будет офигевать.
А когда изображают, смешивая «тогда» с «теперь», путая взгляд неглупой дамочки Авиловой (или неглупой дамочки Мизиновой) с «нашим нынешним взглядом на Чехова» – получается нервный хрупкий рефлектирующий и сам себя цитирующий интеллигент, на которого смотреть противно.
А ведь можно было бы.
Жизнь Чехова очень интересна, и очень кинематографична. Просто даже сериальна. Таганрог, Москва, медицинский факультет, журналистика, первая пьеса, рассказы, женщины, публичные дома, Сахалин, кругосветное путешествие, Суворин, Чайковский, Мелихово, романы – Бонье, Мизинова, неудачный роман с Авиловой, слава. Ялта, Толстой, Бунин, Горький Станиславский. Потом Книппер, и смерть в Баденвейлере.
Но взять что–то одно.
О фильме «Сюжет для небольшого рассказа» 1969 года я и не говорю. Вроде и актеры хорошие. Но зато никакого секса! Хотя Мизинову играет Марина Влади, а секса в этом треугольнике – Чехов, Мизинова, Потапенко – было очень много. Честно говоря, там только секс и был. Но зато в СССР в 1969 году секса не было – по крайней мере, в кино.
Сделать фильм, например, про случай с Авиловой. Хотя такой фильм уже, кажется, есть, называется «Поклонница», недавний, но он как-то проскользнул незаметно: вроде и хороший, но очень мягкий. Нежный, добрый и лиричный.
***
А снимать надо очень жестко. Беспощадно.
Чехов и Авилова не как великий писатель и его поклонница, тоже как бы писательница – а просто как мужчина и женщина, которых тянет друг к другу, но им так и не удается сойтись, лечь в постель. Какие-то глупые и смешные обстоятельства мешают (напр., внезапный приход гостей, когда у Авиловой уехал муж, и она уж приготовилась; поразительно трагикомическая и какая-то фрейдистская история). Кроме того, она любит Чехова, хочет Чехова, но при этом любит и мужа, и детей. В общем, дорожит своим браком.
Все у них как–то по-дурацки – и встреча в маскараде, и условная цитата в книге, и последнее свидание в больнице. Но не должно быть видно, что это великий писатель. Да, известный писатель – но которого с пошлыми насмешками расспрашивает женщина, пришедшая к Авиловой в гости: он для нее просто «автор», рассказы которого вызывают у нее вопросы и несогласия, и она это выдает безо всякого пиетета. Да и для Авиловой он тоже «известный автор», но никак не «великий писатель». Это место уже занято Львом Толстым.
***
Поэтому главное:
Нужен взгляд не из нашего времени, а оттуда, из того времени.
Потому что если смотреть «отсюда» – то режиссер говорит актеру, и актер говорит сам себе: «Ты же Чехова играешь! Ты понял, чей образ ты воплощаешь? А? Вот то-то же!». И непременно получается, что наше теперешнее знание о гениальности Чехова, о его всемирном значении как реформатора литературы, и т.д. и т.п. – будет отражаться в каждом взгляде, в каждом жесте актера. Значительность его произведений перейдет в значительность его слов и интонаций – будь то усталая грусть «Дома с мезонином», сочувствие народу из рассказа «Мужики», трагическая недосказанность «Чайки», и все такое. Из его уст будут звучать либо мудрые сентенции, выдранные из «Скучной истории», либо веселые цитаты из рассказов Антоши Чехонте, либо лирический туман «Трех сестер». А скорее всего – по очереди, в зависимости от ситуации.
И это будет (и уже сто раз было) – ужасно.
Надо совсем по-другому.
Чехов? А это кто? Ах, да! Есть такой. «Автор», «сочинитель». Популярный даже. Говорят, его сам Лев Толстой похвалил, за то, что он написал рассказ против женского равноправия. Но вот пьесы его проваливаются. Хотя на самом-то деле он неплохо пишет, уж точно не хуже Потапенко! Но – крайний пессимист, что делает его хуже Потапенко. Зато Чехов очень красивый, рослый. Говорят, жуткий бабник. Кругом сплетни, с кем он спал, кого бросил. С тем же Потапенко у них общая дама была.
Всё.
Вот и всё, что знали о Чехове при жизни. Во всяком случае, вот что о нем знала и понимала Авилова (единственная женщина, которую он, по уверениям Бунина, любил по-настоящему; возможно, потому, что так и не сумел с ней переспать).
Авилова в своих мемуарах так и пишет – жизнь Чехова пропала, потому что он не сумел ее – Авилову, то есть – сделать своей, добиться. Вот добился бы, увел бы от мужа, жил бы с ней долго и счастливо. Его жизнь состоялась бы. А так – пропала твоя жизнь, Антон Павлович (так она считает).
***
Но вот мы теперь знаем, что этот человек – Чехов.
Не просто красавец с бородкой, донжуан, сочинитель и «певец сумеречных настроений в обществе» – а Чехов, блин!
ЧЕХОВ! Поняли, козлы?! Ч–Е–Х–О–В, суки!!!
Вот тогда зритель будет офигевать.
А когда изображают, смешивая «тогда» с «теперь», путая взгляд неглупой дамочки Авиловой (или неглупой дамочки Мизиновой) с «нашим нынешним взглядом на Чехова» – получается нервный хрупкий рефлектирующий и сам себя цитирующий интеллигент, на которого смотреть противно.
Оригинал и комментарии
от prilepin
литературная учёба от clear-text
ЯЗЫК, КОТОРЫЙ САМ
Поэт Виталий Пуханов недавно опубликовал такую притчу:
«За одного мальчика стихи писал его пиджак. Выйдет мальчик покурить, повесит пиджак на спинку стула, вернётся, а пиджак уже восьмистрочник классический выдал с глубокой жизненной мыслью. Или двенадцать строк напишет, или даже шестнадцать и двадцать строк, но реже. Мальчик пришёл с пиджаком к доброму волшебнику и спросил: что теперь делать? «Понимаешь, – тревожно начал волшебник, – с поэтами традиционной версификации иногда случается такое, что стихи начинает сочинять за них сам метод».
***
История известная.
Примерно о том же писал Шиллер аж в 1797 году:
«Друг! Ты пока не поэт, хоть порой сочиняешь удачно;
Литературный язык пишет стихи за тебя».
В подлиннике:
«Weil ein Vers dir gelingt in einer gebildeten Sprache,
Die für dich dichtet und denkt, glaubst du schon Dichter zu seyn?»
Подстрочник:
«Если у тебя получается стихотворение на выстроенном языке,
Который за тебя говорит и думает – неужели ты веришь, что ты поэт?»
***
Добавлю лишь, что такие конфузы – когда сам метод начинает сочинять за поэтов стихи – случаются не только с поэтами-традиционалистами.
С новаторами порой даже чаще.
Поэт Виталий Пуханов недавно опубликовал такую притчу:
«За одного мальчика стихи писал его пиджак. Выйдет мальчик покурить, повесит пиджак на спинку стула, вернётся, а пиджак уже восьмистрочник классический выдал с глубокой жизненной мыслью. Или двенадцать строк напишет, или даже шестнадцать и двадцать строк, но реже. Мальчик пришёл с пиджаком к доброму волшебнику и спросил: что теперь делать? «Понимаешь, – тревожно начал волшебник, – с поэтами традиционной версификации иногда случается такое, что стихи начинает сочинять за них сам метод».
***
История известная.
Примерно о том же писал Шиллер аж в 1797 году:
«Друг! Ты пока не поэт, хоть порой сочиняешь удачно;
Литературный язык пишет стихи за тебя».
В подлиннике:
«Weil ein Vers dir gelingt in einer gebildeten Sprache,
Die für dich dichtet und denkt, glaubst du schon Dichter zu seyn?»
Подстрочник:
«Если у тебя получается стихотворение на выстроенном языке,
Который за тебя говорит и думает – неужели ты веришь, что ты поэт?»
***
Добавлю лишь, что такие конфузы – когда сам метод начинает сочинять за поэтов стихи – случаются не только с поэтами-традиционалистами.
С новаторами порой даже чаще.
Оригинал и комментарии
you can't take the sky from me, или обзор cardinal cross от wolfox
На распродаже затарилась визуальными новеллами, разбираю корзинку. Решила попробовать Cardinal Cross, очнулась после десятка наигранных часов, в глазах сердечки и космические корабли, в голове звуки лазерных пистолетов и подключающихся нейроконнекторов. Ух!
Главная героиня - контрабандистка, Лана Брайс, вызвавшаяся добыть один артефакт, базово выглядящий как "светящийся кристалл непонятного назначения". Понятно, что такие артефакты - это вам не какая-нибудь поддельная ваза с надписью "Грааль" сбоку, это уже звучит подозрительно, да? А если клиент по прибытию на точку встречи оказывается спецагентом ("Эгоном", так они себя называют) федерации, да еще и в бегах, и приходится немедленно улепетывать - вместе с ним - на ближайшую планету, а там заверте. Собираем команду, обзаводимся проблемами и их решениями, спасаем Галактику, попутно неплохо бы починить Ланин сломанный автоцензор.
Если кто-то играл в SWTOR, особенно за смагглера, особенно женского пола, - то это, в общем, оно, только визуальная новелла. Если кто-то смотрел "Светлячка", то аналогично. Лана - неунывающая раздолбайка, юмор у нее странный и порой довольно мрачный, ее не будет мучить совесть при необходимости выстрелить в виновного (невиновных в этот сеттинг вообще не завезли), при этом она перевернет пол-Галактики за друзей, родичей, любимых и команду. Пересечения данных четырех множеств довольно свободные. Whatever it means.
Романсы в игре присутствуют, один я бы назвала сюжетно-главным, очевидно - какой, да? Хотя можно и без него. Два других сугубо опциональны в принципе. Можно стартануть сходу-максимально-полиаморно, если это ваша чашка космического кофеинового коктейля, но в итоге выбирать все равно придется. Одна опция, кстати, юрийная. Вдобавок додают фансервиса! (Ниже - попытка пробраться сквозь охрану аэропорта, маскируясь под то, что вы подумали.)
Роутов как таковых нет - сюжет практически линеен до финала (плюс-минус вариации), где и разветвляется, но выборы, сделанные в процессе, влияют на этот самый финал - и еще как! Mass Effect какой-то на минималках, честное слово! Я три раза переигрывала, пока добилась желаемой концовки. Это явно не классическое "пойти с тян номер один" \ "остаться есть кексы с тян номер два" \ "лечь спать, потому что все вокруг идиоты". (Последний выбор из Soul Nomad, он там, кстати, самый логичный.)
А сам сюжет тянет на полноценную книгу в жанре космооперы. Продуманный мир с прошлым, настоящим и потенциальным будущим (зависящим от наших выборов), поступающие в рамках своей логики - а не по желанию левой щупальцы сценариста - персонажи, интересные твисты, red herrings - елки, как это перевести-то?! - динамичные сцены погонь, перестрелок и противостояний... Арт выше всяких похвал опять же. Озвучки нет, но я не то чтобы фанат англоозвучек от любителей. Музыку вот могли бы разве что сделать пободрее, но не мешает - и ладно. Зато красиво как!
В общем, отличная история для фанатов sci-fi, space opera и всяких там звездновойн. Strong female protagonist included!
Главная героиня - контрабандистка, Лана Брайс, вызвавшаяся добыть один артефакт, базово выглядящий как "светящийся кристалл непонятного назначения". Понятно, что такие артефакты - это вам не какая-нибудь поддельная ваза с надписью "Грааль" сбоку, это уже звучит подозрительно, да? А если клиент по прибытию на точку встречи оказывается спецагентом ("Эгоном", так они себя называют) федерации, да еще и в бегах, и приходится немедленно улепетывать - вместе с ним - на ближайшую планету, а там заверте. Собираем команду, обзаводимся проблемами и их решениями, спасаем Галактику, попутно неплохо бы починить Ланин сломанный автоцензор.
Если кто-то играл в SWTOR, особенно за смагглера, особенно женского пола, - то это, в общем, оно, только визуальная новелла. Если кто-то смотрел "Светлячка", то аналогично. Лана - неунывающая раздолбайка, юмор у нее странный и порой довольно мрачный, ее не будет мучить совесть при необходимости выстрелить в виновного (невиновных в этот сеттинг вообще не завезли), при этом она перевернет пол-Галактики за друзей, родичей, любимых и команду. Пересечения данных четырех множеств довольно свободные. Whatever it means.
Романсы в игре присутствуют, один я бы назвала сюжетно-главным, очевидно - какой, да? Хотя можно и без него. Два других сугубо опциональны в принципе. Можно стартануть сходу-максимально-полиаморно, если это ваша чашка космического кофеинового коктейля, но в итоге выбирать все равно придется. Одна опция, кстати, юрийная. Вдобавок додают фансервиса! (Ниже - попытка пробраться сквозь охрану аэропорта, маскируясь под то, что вы подумали.)
Роутов как таковых нет - сюжет практически линеен до финала (плюс-минус вариации), где и разветвляется, но выборы, сделанные в процессе, влияют на этот самый финал - и еще как! Mass Effect какой-то на минималках, честное слово! Я три раза переигрывала, пока добилась желаемой концовки. Это явно не классическое "пойти с тян номер один" \ "остаться есть кексы с тян номер два" \ "лечь спать, потому что все вокруг идиоты". (Последний выбор из Soul Nomad, он там, кстати, самый логичный.)
А сам сюжет тянет на полноценную книгу в жанре космооперы. Продуманный мир с прошлым, настоящим и потенциальным будущим (зависящим от наших выборов), поступающие в рамках своей логики - а не по желанию левой щупальцы сценариста - персонажи, интересные твисты, red herrings - елки, как это перевести-то?! - динамичные сцены погонь, перестрелок и противостояний... Арт выше всяких похвал опять же. Озвучки нет, но я не то чтобы фанат англоозвучек от любителей. Музыку вот могли бы разве что сделать пободрее, но не мешает - и ладно. Зато красиво как!
В общем, отличная история для фанатов sci-fi, space opera и всяких там звездновойн. Strong female protagonist included!
Оригинал и комментарии
литературная учёба от clear-text
"ТОРЖЕСТВОВАТЬ ПРИДЕТСЯ ОДНОМУ"
Когда-то давно, очень давно, еще до того, как я начал сочинять рассказы, я увидел по телевизору передачу с одним неплохим, в общем и целом, поэтом. Поэт был очень стар, но бодр, и красиво, как-то по-французски одет. Я даже сначала принял его за какого-то старого русского эмигранта, черт знает... Но нет, поэт был бесспорно советский.
***
Он рассказывал разные интересные истории о писателях, художниках, актерах, с кем он общался в течение своей жизни. От Маяковского до Пастернака, от Бабеля до Олеши, от Мейерхольда до Акимова, от Эйзенштейна до Пудовкина и так далее.
Ведущий смотрел на него так, как будто он был они все.
Я подумал - как, наверное, грустно и противно жить этому старику, потому что его принимают за целую эпоху.
А он, меж тем - просто он.
Сам, со своими собственными заслугами и провалами, нравится это кому-то или нет! А вовсе не свидетель жизни знаменитых режиссеров, актеров, поэтов.
Вот такое у него вдруг возникало выражение лица, когда неожиданно тускнел взгляд, и он смотрел вниз, на свои тощие колени, отрисованные полотняными брюками - дело было летом, на дачной веранде.
Но потом он поднимал голову, глаза его взблескивали весело и даже горделиво, губы складывались в надменную усмешку, и казалось, что ему кажется - он и есть одновременно Маяковский, Бабель, Мейерхольд...
***
Даже захотелось написать повесть или целый роман вот о таком "последнем из плеяды". О тяжком грузе то ли обидного долга перед в сто раз более великими ушедшими друзьями - то ли вынужденного, но все же приятного воспоминательства, которое чуть-чуть отдает самозванством.
Но как-то не собрался.
Когда-то давно, очень давно, еще до того, как я начал сочинять рассказы, я увидел по телевизору передачу с одним неплохим, в общем и целом, поэтом. Поэт был очень стар, но бодр, и красиво, как-то по-французски одет. Я даже сначала принял его за какого-то старого русского эмигранта, черт знает... Но нет, поэт был бесспорно советский.
***
Он рассказывал разные интересные истории о писателях, художниках, актерах, с кем он общался в течение своей жизни. От Маяковского до Пастернака, от Бабеля до Олеши, от Мейерхольда до Акимова, от Эйзенштейна до Пудовкина и так далее.
Ведущий смотрел на него так, как будто он был они все.
Я подумал - как, наверное, грустно и противно жить этому старику, потому что его принимают за целую эпоху.
А он, меж тем - просто он.
Сам, со своими собственными заслугами и провалами, нравится это кому-то или нет! А вовсе не свидетель жизни знаменитых режиссеров, актеров, поэтов.
Вот такое у него вдруг возникало выражение лица, когда неожиданно тускнел взгляд, и он смотрел вниз, на свои тощие колени, отрисованные полотняными брюками - дело было летом, на дачной веранде.
Но потом он поднимал голову, глаза его взблескивали весело и даже горделиво, губы складывались в надменную усмешку, и казалось, что ему кажется - он и есть одновременно Маяковский, Бабель, Мейерхольд...
***
Даже захотелось написать повесть или целый роман вот о таком "последнем из плеяды". О тяжком грузе то ли обидного долга перед в сто раз более великими ушедшими друзьями - то ли вынужденного, но все же приятного воспоминательства, которое чуть-чуть отдает самозванством.
Но как-то не собрался.
Оригинал и комментарии
заметки на коленке от wolfox
Если вдруг кому-то (theoretically speaking, разумеется) понадобится узнать, чем можно быстро и эффективно отмыть напольное покрытие на кухне от лужи йода, то подсказываю: почему-то лучше всего справляется средство для чистки плиты Cif. С экстрактом цитрусов (может, именно из-за экстракта). Гугл рекомендует еще пищевую соду и собственно лимон, но лимоны я не ем, а пищевая сода... откуда у миллениалов пищевая сода, если все, что мы печем - это блинчики на сковородке, шарлотку в мультиварке и РПГ-шные виртуальные рецепты, в которые сода не входит совершенно никогда в принципе?
Разумеется, все это - совершенно теоретически и абстрактно. Никто из нас, разумных людей, никогда не спотыкается о холодильник и не проливает целый пузырек йода на линолеум. Но мало ли, понадобится... в литературных, так сказать, описательных целях...
Вообще я собиралась сказать про другое. Про пони. Пони (которые My Little Pony) - моя давняя любовь, а тут еще Hasbro выпустили совершенно прекрасный кроссовер с Dungeons and Dragons. Да, именно!
(ссылка на сайт)
Пять поняш, каждая - с соответствующим персонажным именем и историей. Wizard, Rogue, Barbarian, Druid, Bard. Любопытно, что все - earth ponies, насколько я вижу, ни одного пегаса или единорога, впрочем, так даже интереснее. В комплекте - эксклюзивный D20 и экран ДМ-а. THIS IS SO EPIC.
Разумеется, все это - совершенно теоретически и абстрактно. Никто из нас, разумных людей, никогда не спотыкается о холодильник и не проливает целый пузырек йода на линолеум. Но мало ли, понадобится... в литературных, так сказать, описательных целях...
Вообще я собиралась сказать про другое. Про пони. Пони (которые My Little Pony) - моя давняя любовь, а тут еще Hasbro выпустили совершенно прекрасный кроссовер с Dungeons and Dragons. Да, именно!
(ссылка на сайт)
Пять поняш, каждая - с соответствующим персонажным именем и историей. Wizard, Rogue, Barbarian, Druid, Bard. Любопытно, что все - earth ponies, насколько я вижу, ни одного пегаса или единорога, впрочем, так даже интереснее. В комплекте - эксклюзивный D20 и экран ДМ-а. THIS IS SO EPIC.
Оригинал и комментарии
как сестра от clear-text
«АНГЕЛАМ СВОИМ ЗАПОВЕДАЕТ О ТЕБЕ»
Номер был неважнецкий, но двухместный – хорошо, что не «дабл», а «твин», то есть с двумя кроватями. Он лег, погасил свет, отвернулся к стенке и прикрыл глаза. Она дожидалась в прихожей.
- Все, – громко сказал он. – Я уже сплю. Заходите.
Она долго умывалась. Потом он слышал, как она сбросила босоножки – легкий стук по гостиничному ламинату – разделась и улеглась.
- Спокойной ночи, – сказал он.
- Спокойной ночи, – сказала она. – Спасибо большое, что вы меня пустили.
- Не за что. Спокойной ночи.
- Спокойной… Вы такой добрый и хороший. Спасибо, правда.
- Перестаньте. Спокойной ночи, спать пора.
Он повернулся на спину, посмотрел на потолок, и нарочно не стал коситься в ее сторону: глупости какие. Переночует и уйдет. Поспасибкает на прощанье. Всё. Он потянулся и громко зевнул.
- Что? – спросила она.
Он не ответил.
- Вы что-то сказали?
- Нет, нет, я просто зевнул.
- А вы не храпите ночью?
- Нет.
- Это хорошо. У меня папа храпит на весь дом, и две сестры тоже. Вот в три трубы как заведут, – она тихонько засмеялась. – Кажется, форточка открыта, я проверю.
- Я закрыл форточку, – сказал он.
- Я все равно проверю.
Скрипнула кровать, он услышал ее босые шаги.
- Да, – сказала она. – Правда, закрыта. Даже душно.
- Тогда откройте.
- Будет холодно.
- Сами решайте. Спокойной ночи.
Она села на свою кровать, но, слышал он, не легла.
- А давайте на «ты», – сказала она.
- Это почему?
- Раз мы вместе ночуем в одной комнате, как родственники.
- Хорошо, – вздохнул он, не желая вести споры-разговоры. – На «ты» так на «ты». Давай скорее спи, я спать хочу.
- А можно я к тебе прилягу? – спросила она.
- С ума сошла! – негромко крикнул он. – Нельзя! Не вздумай. Спи, кому сказано!
- Жалко, – сказала она. – А почему?
- По кочану! Соображаешь? Тебе девятнадцать лет, мне тридцать восемь. Я по вашим меркам тебе в отцы гожусь.
- Ну и что? – сказала она. - У нас многие девушки в шестнадцать выходят за стариков, и все нормально, никто не пугается. Чего ты боишься?
- Прекрати. У вас не у нас. Я женат!
- Я буду у тебя второй женой.
- С ума сошла?
- Я шучу, ты что, – сказала она. – Я же студентка. Я городская. У меня вся семья городская. Я без этих кишлачных дел. Я пошутила, ты понял?
- Пошутили, и хватит, – сказал он.
- У тебя совсем нет чувства юмора? – она засмеялась.
- Послушай, – ему все это надоело. – Ты мне сказала, что тебе страшно идти домой. Я сказал, что отвезу тебя на такси. Ты сказала, что у вас такой район, что меня там даже на такси убьют или покалечат. Ты попросилась переночевать в моем номере. Чисто как сестра. Я согласился. Всё, точка. Спи, и чтоб без глупостей.
- Я всё наврала, – сказала она. – Я в тебя влюбилась. Возьми меня.
- Господи! – застонал он. – Ты же мусульманка!
Она молчала.
- Мусульманка или нет? Да или нет?
- Ну, да, – согласилась она.
- Вот видишь! Спи давай.
- Да какая я мусульманка, – вздохнула она. – То есть с одной стороны я мусульманка, конечно. Но почему? Вот ты, конечно, православный, да?
- Православный.
- А ты что, все посты соблюдаешь, по воскресеньям ходишь в храм? Молишься перед сном, перед каждой едой? Ведь нет же! Ты православный потому что русский. То есть потому что не мусульманин. Вот и я так же. Я мусульманка, потому что не русская и не православная, вот и всё. Я даже шахаду не знаю. Забыла, то есть. Только ты никому не говори. А ты «Отче наш» знаешь? Тоже забыл?
Он молчал.
- Вот видишь, – сказала она.
- Я вижу одно, – строго сказал он. – Не в молитвах дело. Ты все равно мусульманка, а я все равно православный. Аллах тебе велел выйти замуж невинной девушкой за хорошего молодого парня. А мне Бог велел любить свою законную жену. Точка.
- А Бог и Аллах – это разные люди? Ой, в смысле боги?
- Нет, – сказал он. – Бог един. Аллах – это Бог по-арабски. А Бог - это Аллах по-русски. Сама ведь всё знаешь. Студентка! Зачем зря болтать?
- Возьми меня в Россию, – сказала она. – Я правда в тебя влюбилась. Здесь такая тоска, я здесь умираю. И вдруг ты. Давай прямо сейчас уедем в Россию?
- Погоди, – зло спросил он. – Ты в меня влюбилась, или здесь тоска? Что главнее?
- Я хорошая, – сказала она. – А буду еще лучше. Жена неважно. Она даже не заметит.
- Бред, – сказал он. – Забудь. Всё, спим.
- Извини, – сказала она.
- Да пожалуйста, – сказал он. – Спокойной ночи.
***
Утром он проснулся от звона разбитого стекла. Вскочил. В окно кидали камнями. Номер был в третьем этаже, поэтому камни долетали не все. Она тоже вскочила, закуталась в одеяло, встала сбоку окна.
- Всё, – сказала она. – Выследили.
- Кто?
- Отец и сестры. И двоюродные братья. С ружьями. Видишь?
- Звони в полицию.
- Не канает. Там все схвачено.
- Ну и что это будет? – у него дрожали губы, но он пытался справиться с собой. – Что теперь?
- Не знаю. Плохо будет. В ЗАГС потащат, под ружьем. Если ты их уговоришь. Или убьют. Надо было ночью убегать. Я же говорила.
- Сука ты! – вдруг заорал он. – Все подстроила? А ну иди сюда! Раз все равно так, я тебя сейчас выебу! Перед смертью, сука!
Опрокинул ее на кровать, навалился сверху. Снова зазвенело стекло, небольшой камень влетел в комнату и попал ему в плечо. Он выматерился, схватил ее в охапку, потащил в прихожую, силком поставил на колени спиной к себе, лицом к вешалке. Она сунула руку в свою сумочку, которая стояла под вешалкой, на полке для туфель. Достала нож и снизу ударила его в пах – и случайно попала в бедренную артерию. Он упал на пол, заливаясь кровью, дергаясь и предсмертно скуля.
Она перешагнула через него, подобрала одеяло, завернулась до подбородка, открыла окно. Люди, стоявшие внизу, замолчали, опустили руки и ружья.
Она забралась на подоконник, выпростала правую руку, помахала им и шагнула туда, в прохладный утренний воздух.
***
Ангелы небесные подхватили ее и понесли на небо.
Что она там делала, никто не знает, но через сорок дней ангелы небесные на крылах своих отнесли ее в Россию, в тот город, где он жил.
Там она окончила педагогический институт, теперь работает в школе, и по церковным праздникам ходит на кладбище, где его могила.
Иногда встречает там его жену, но ничего ей не говорит.
Номер был неважнецкий, но двухместный – хорошо, что не «дабл», а «твин», то есть с двумя кроватями. Он лег, погасил свет, отвернулся к стенке и прикрыл глаза. Она дожидалась в прихожей.
- Все, – громко сказал он. – Я уже сплю. Заходите.
Она долго умывалась. Потом он слышал, как она сбросила босоножки – легкий стук по гостиничному ламинату – разделась и улеглась.
- Спокойной ночи, – сказал он.
- Спокойной ночи, – сказала она. – Спасибо большое, что вы меня пустили.
- Не за что. Спокойной ночи.
- Спокойной… Вы такой добрый и хороший. Спасибо, правда.
- Перестаньте. Спокойной ночи, спать пора.
Он повернулся на спину, посмотрел на потолок, и нарочно не стал коситься в ее сторону: глупости какие. Переночует и уйдет. Поспасибкает на прощанье. Всё. Он потянулся и громко зевнул.
- Что? – спросила она.
Он не ответил.
- Вы что-то сказали?
- Нет, нет, я просто зевнул.
- А вы не храпите ночью?
- Нет.
- Это хорошо. У меня папа храпит на весь дом, и две сестры тоже. Вот в три трубы как заведут, – она тихонько засмеялась. – Кажется, форточка открыта, я проверю.
- Я закрыл форточку, – сказал он.
- Я все равно проверю.
Скрипнула кровать, он услышал ее босые шаги.
- Да, – сказала она. – Правда, закрыта. Даже душно.
- Тогда откройте.
- Будет холодно.
- Сами решайте. Спокойной ночи.
Она села на свою кровать, но, слышал он, не легла.
- А давайте на «ты», – сказала она.
- Это почему?
- Раз мы вместе ночуем в одной комнате, как родственники.
- Хорошо, – вздохнул он, не желая вести споры-разговоры. – На «ты» так на «ты». Давай скорее спи, я спать хочу.
- А можно я к тебе прилягу? – спросила она.
- С ума сошла! – негромко крикнул он. – Нельзя! Не вздумай. Спи, кому сказано!
- Жалко, – сказала она. – А почему?
- По кочану! Соображаешь? Тебе девятнадцать лет, мне тридцать восемь. Я по вашим меркам тебе в отцы гожусь.
- Ну и что? – сказала она. - У нас многие девушки в шестнадцать выходят за стариков, и все нормально, никто не пугается. Чего ты боишься?
- Прекрати. У вас не у нас. Я женат!
- Я буду у тебя второй женой.
- С ума сошла?
- Я шучу, ты что, – сказала она. – Я же студентка. Я городская. У меня вся семья городская. Я без этих кишлачных дел. Я пошутила, ты понял?
- Пошутили, и хватит, – сказал он.
- У тебя совсем нет чувства юмора? – она засмеялась.
- Послушай, – ему все это надоело. – Ты мне сказала, что тебе страшно идти домой. Я сказал, что отвезу тебя на такси. Ты сказала, что у вас такой район, что меня там даже на такси убьют или покалечат. Ты попросилась переночевать в моем номере. Чисто как сестра. Я согласился. Всё, точка. Спи, и чтоб без глупостей.
- Я всё наврала, – сказала она. – Я в тебя влюбилась. Возьми меня.
- Господи! – застонал он. – Ты же мусульманка!
Она молчала.
- Мусульманка или нет? Да или нет?
- Ну, да, – согласилась она.
- Вот видишь! Спи давай.
- Да какая я мусульманка, – вздохнула она. – То есть с одной стороны я мусульманка, конечно. Но почему? Вот ты, конечно, православный, да?
- Православный.
- А ты что, все посты соблюдаешь, по воскресеньям ходишь в храм? Молишься перед сном, перед каждой едой? Ведь нет же! Ты православный потому что русский. То есть потому что не мусульманин. Вот и я так же. Я мусульманка, потому что не русская и не православная, вот и всё. Я даже шахаду не знаю. Забыла, то есть. Только ты никому не говори. А ты «Отче наш» знаешь? Тоже забыл?
Он молчал.
- Вот видишь, – сказала она.
- Я вижу одно, – строго сказал он. – Не в молитвах дело. Ты все равно мусульманка, а я все равно православный. Аллах тебе велел выйти замуж невинной девушкой за хорошего молодого парня. А мне Бог велел любить свою законную жену. Точка.
- А Бог и Аллах – это разные люди? Ой, в смысле боги?
- Нет, – сказал он. – Бог един. Аллах – это Бог по-арабски. А Бог - это Аллах по-русски. Сама ведь всё знаешь. Студентка! Зачем зря болтать?
- Возьми меня в Россию, – сказала она. – Я правда в тебя влюбилась. Здесь такая тоска, я здесь умираю. И вдруг ты. Давай прямо сейчас уедем в Россию?
- Погоди, – зло спросил он. – Ты в меня влюбилась, или здесь тоска? Что главнее?
- Я хорошая, – сказала она. – А буду еще лучше. Жена неважно. Она даже не заметит.
- Бред, – сказал он. – Забудь. Всё, спим.
- Извини, – сказала она.
- Да пожалуйста, – сказал он. – Спокойной ночи.
***
Утром он проснулся от звона разбитого стекла. Вскочил. В окно кидали камнями. Номер был в третьем этаже, поэтому камни долетали не все. Она тоже вскочила, закуталась в одеяло, встала сбоку окна.
- Всё, – сказала она. – Выследили.
- Кто?
- Отец и сестры. И двоюродные братья. С ружьями. Видишь?
- Звони в полицию.
- Не канает. Там все схвачено.
- Ну и что это будет? – у него дрожали губы, но он пытался справиться с собой. – Что теперь?
- Не знаю. Плохо будет. В ЗАГС потащат, под ружьем. Если ты их уговоришь. Или убьют. Надо было ночью убегать. Я же говорила.
- Сука ты! – вдруг заорал он. – Все подстроила? А ну иди сюда! Раз все равно так, я тебя сейчас выебу! Перед смертью, сука!
Опрокинул ее на кровать, навалился сверху. Снова зазвенело стекло, небольшой камень влетел в комнату и попал ему в плечо. Он выматерился, схватил ее в охапку, потащил в прихожую, силком поставил на колени спиной к себе, лицом к вешалке. Она сунула руку в свою сумочку, которая стояла под вешалкой, на полке для туфель. Достала нож и снизу ударила его в пах – и случайно попала в бедренную артерию. Он упал на пол, заливаясь кровью, дергаясь и предсмертно скуля.
Она перешагнула через него, подобрала одеяло, завернулась до подбородка, открыла окно. Люди, стоявшие внизу, замолчали, опустили руки и ружья.
Она забралась на подоконник, выпростала правую руку, помахала им и шагнула туда, в прохладный утренний воздух.
***
Ангелы небесные подхватили ее и понесли на небо.
Что она там делала, никто не знает, но через сорок дней ангелы небесные на крылах своих отнесли ее в Россию, в тот город, где он жил.
Там она окончила педагогический институт, теперь работает в школе, и по церковным праздникам ходит на кладбище, где его могила.
Иногда встречает там его жену, но ничего ей не говорит.
Оригинал и комментарии
литературная учёба от clear-text
МОСКОВСКАЯ ДРАМАТУРГИЯ
Знаменитый советский сценарист Евгений Габрилович (1899 – 1993) рассказывал.
В какой-то очень круглый день своего рождения, возвращаясь из ресторана, он дал пять рублей молодому лифтеру (лифтерами тогда называли консьержей), который дежурил в подъезде. Целых пять рублей. Синенькую! Вот просто так!
- Ну что вы, Евгений Иосифович, зачем это? – спросил тот.
- В честь моего юбилея! – сказал тороватый Габрилович.
- Ах, ах, минуточку! – сказал лифтер.
Он сунулся в свою комнатку около лифта и достал какую-то книжечку.
Надписал и преподнёс Габриловичу сборник своих стихов, недавно изданный в Париже.
Как рассказывал Габрилович – «я прямо ахнул!»
***
Это, как утверждают мои друзья, а также соседи Габриловича по дому и подъезду – был поэт Александр Васютков. Он был из бывших СМОГистов. СМОГ (расшифровывается «Смелость мысли, образная глубина») – было такое неофициальное литературное движение, просуществовавшее четырнадцать месяцев – с февраля 1965 по апрель 1966 года, жестоко раздавленное властями: обыски, увольнения, высылки, психушки. Поэта Васюткова избили какие-то якобы «простые московские парни», когда он шел с плакатиком, на котором была строчка Хлебникова: «Русь! Ты вся – поцелуй на морозе».
***
В рассказе Габриловича одна неточность: сборник был все же не в Париже изданный, а в Москве, то ли в 1985, то ли в 1989 году.
Наверное, про Париж великий сценарист Габрилович придумал для красоты.
***
Вот такой очень сценарный эпизод.
Однако ничего особо замечательного в литературной судьбе поэта Васюткова не было. Этот эпизод ничего не переломил в его жизни. Как и в жизни Габриловича.
Габрилович так и продолжал – вернее, уже заканчивал – блестящую жизнь знаменитого сценариста, обласканного и зрителями, и правительством. А Васютков так и остался безвестным поэтом. Кажется, он жив (1946 года рождения) и даже получил медаль «Ветеран труда».
Но все равно очень сценарно.
Хотя и не закончено.
Но никуда не денешься - московская драматургия, она вся такая.
На сплошных недосказанностях. Очевидно, Чехов повлиял.
Знаменитый советский сценарист Евгений Габрилович (1899 – 1993) рассказывал.
В какой-то очень круглый день своего рождения, возвращаясь из ресторана, он дал пять рублей молодому лифтеру (лифтерами тогда называли консьержей), который дежурил в подъезде. Целых пять рублей. Синенькую! Вот просто так!
- Ну что вы, Евгений Иосифович, зачем это? – спросил тот.
- В честь моего юбилея! – сказал тороватый Габрилович.
- Ах, ах, минуточку! – сказал лифтер.
Он сунулся в свою комнатку около лифта и достал какую-то книжечку.
Надписал и преподнёс Габриловичу сборник своих стихов, недавно изданный в Париже.
Как рассказывал Габрилович – «я прямо ахнул!»
***
Это, как утверждают мои друзья, а также соседи Габриловича по дому и подъезду – был поэт Александр Васютков. Он был из бывших СМОГистов. СМОГ (расшифровывается «Смелость мысли, образная глубина») – было такое неофициальное литературное движение, просуществовавшее четырнадцать месяцев – с февраля 1965 по апрель 1966 года, жестоко раздавленное властями: обыски, увольнения, высылки, психушки. Поэта Васюткова избили какие-то якобы «простые московские парни», когда он шел с плакатиком, на котором была строчка Хлебникова: «Русь! Ты вся – поцелуй на морозе».
***
В рассказе Габриловича одна неточность: сборник был все же не в Париже изданный, а в Москве, то ли в 1985, то ли в 1989 году.
Наверное, про Париж великий сценарист Габрилович придумал для красоты.
***
Вот такой очень сценарный эпизод.
Однако ничего особо замечательного в литературной судьбе поэта Васюткова не было. Этот эпизод ничего не переломил в его жизни. Как и в жизни Габриловича.
Габрилович так и продолжал – вернее, уже заканчивал – блестящую жизнь знаменитого сценариста, обласканного и зрителями, и правительством. А Васютков так и остался безвестным поэтом. Кажется, он жив (1946 года рождения) и даже получил медаль «Ветеран труда».
Но все равно очень сценарно.
Хотя и не закончено.
Но никуда не денешься - московская драматургия, она вся такая.
На сплошных недосказанностях. Очевидно, Чехов повлиял.
Оригинал и комментарии
дело техники от clear-text
ВЗГЛЯД, ПОЛНЫЙ ЛЮБВИ
- Стоп! – сказала режиссер Тамара Матвеевна. – Не годится.
- Что такое? – спросил оператор.
- Здесь должна быть любовь, – сказала она, и уточнила: – Во взгляде! Эпизод про любовь, или нет? Или как? А? Эй? Не слышу!
- Да, – сказала юная актриса Настя Лапулина.
Она полулежала в постели, опершись локтем на подушку, а ее партнер Василий Свенцицкий, не очень молодой, хотя красивый и здорово накачанный, сидел, опершись на спинку кровати. Он, значит, сидел, а она должна была чуть снизу на него взглянуть. Утро после первого секса влюбленной девушки и утомленного жизнью мужчины.
- Если «да», тогда смотри на него с любовью. С любовью! – повторила Тамара Матвеевна.
- А как?
- Приехали! – Тамара Матвеевна засмеялась своим хриплым курящим голосом, хотя на самом деле она не курила никогда. – Знаешь, что такое любовь?
- Знаю! – чуть обиженно сказала Настя.
- Тогда давай, взгляд с любовью. Готова? – Настя кивнула. – Камера! Нет, стоп. Не получается. Будем тренироваться.
Свенцицкий сдержал улыбку.
- Хорошо, – кивнула Настя. – Давайте.
- Понеслась, – сказала Тамара Матвеевна. – Любовь, это что? Отвечай.
- Это счастье! – сказала Настя. – Это преданность и верность.
- Мало! Алкаш счастлив при виде бутылки, ну и так далее. У тебя был хороший секс, ты счастлива? Мало! Насчет преданности и верности. Понимаешь, деточка, я не о той любви, которая созревает потом, про которую вспоминают через пять, десять, тридцать лет жизни: «вот, мы с ним были счастливы, нам было хорошо, мы любили друг друга» и все такое. Тут без вопросов. Но ты-то с ним только что трахнулась. Я про чувство любви, которое возникло недавно и ярко вылезло вот сейчас. Поняла?
- Да, – кивнула Настя.
- Ну и что же это такое? Новая, свежая, неожиданная, еще не до конца понятная тебе самой, но при этом реальная, сильная, захватывающая любовь… Что это?
- Это нежность!
- Нежность бывает к кошкам.
- Это… Это желание всегда-всегда быть вместе…
- Да он от тебя убежит, как только поймет, что ты к нему прилипла, как банный лист к жопе.
- Это, – не сдавалась Настя, – желание всегда помогать… Готовить обед…
- Ты что, личный врач? Личный МЧС? Повар?
- Желание родить ему ребенка!
- А ты его спросила, про ребенка?
Настя чуть не заплакала.
- Ну ладно, ладно – сказала Тамара Матвеевна. – Давай, попробуй изобразить это в своем взгляде. Нам нужно пять секунд, всего ничего. Что там у тебя? Желание родить ребенка, всегда быть вместе, быть опорой в жизни, плюс нежность… В одном взгляде. Взгляд, полный любви. Собралась?
- Да.
- Поехали. Камера… Нет. Стоп. Не получается.
- Тамара! – подал голос актер Свенцицкий. – Дай ей время. Может, пусть она как-то поработает, войдет в роль. Процессу перевоплощения предшествует процесс переживания…
- Сиди! – оборвала его Тамара Матвеевна. – Вот ведь Станиславский на полставки, честное слово.
- Давайте я еще раз попробую, – подала голос Настя.
- Нет уж, – сказала Тамара Матвеевна. – Теперь слушай меня. И запоминай. Задача: посмотреть на партнера взглядом, полным любви.
Она встала и пересела на край кровати, жестом велев актеру Свенцицкому чуть подвинуться, и продолжала.
- Смотри на меня. Внимательно. Но не в глаза, а на мой нос. Отлично. А вот теперь, – она отодвинулась влево, – смотри на дерево, которое в окне за моей спиной, за моим затылком. Отлично. Вот я держу палец там, где был мой нос. Смотри на палец, потом на окно, потом снова на палец. Фокусируй глаза сначала на пальце, потом на дереве в окне и снова на пальце. О! Получается. Умница. А теперь я двигаюсь на место, смотри на мой нос, а потом как бы сквозь мое лицо – вдаль, на дерево в окне. Не на само дерево, не верти головой! Именно сквозь, меняй фокусировку, а потом назад… Хорошо. И вот так с Васиной рожей будет, смотри на него! – она встала и кивнула в сторону актера Свенцицкого. – Ну-ка, на его лицо, потом куда-то сквозь него вдаль, и снова на него. Отлично.
- И всё?
- Нет, не всё! Теперь как следует отморгайся. Часто-часто поморгай глазами, а потом раскрой их. И наконец. Сожми челюсти. Сильно-сильно. А потом ослабь прикус. Ослабь, но не размыкай. Ну разве чуть-чуть, на четверть миллиметра просвет между зубами чтоб был, но не больше, поняла?
Настя кивнула.
- Повторяю. Поморгай. Отморгайся. Сожми челюсти. Слегка их расслабь. Смотри Василию на нос, потом сквозь него как бы вдаль, потом снова на него. Готова? Поехали. Камера! Так. Так. Так. Снято.
Тамара Матвеевна подошла к оператору.
Тот прокрутил запись.
- Отлично, – сказала Тамара Матвеевна. – Взгляд, полный любви!
- Стоп! – сказала режиссер Тамара Матвеевна. – Не годится.
- Что такое? – спросил оператор.
- Здесь должна быть любовь, – сказала она, и уточнила: – Во взгляде! Эпизод про любовь, или нет? Или как? А? Эй? Не слышу!
- Да, – сказала юная актриса Настя Лапулина.
Она полулежала в постели, опершись локтем на подушку, а ее партнер Василий Свенцицкий, не очень молодой, хотя красивый и здорово накачанный, сидел, опершись на спинку кровати. Он, значит, сидел, а она должна была чуть снизу на него взглянуть. Утро после первого секса влюбленной девушки и утомленного жизнью мужчины.
- Если «да», тогда смотри на него с любовью. С любовью! – повторила Тамара Матвеевна.
- А как?
- Приехали! – Тамара Матвеевна засмеялась своим хриплым курящим голосом, хотя на самом деле она не курила никогда. – Знаешь, что такое любовь?
- Знаю! – чуть обиженно сказала Настя.
- Тогда давай, взгляд с любовью. Готова? – Настя кивнула. – Камера! Нет, стоп. Не получается. Будем тренироваться.
Свенцицкий сдержал улыбку.
- Хорошо, – кивнула Настя. – Давайте.
- Понеслась, – сказала Тамара Матвеевна. – Любовь, это что? Отвечай.
- Это счастье! – сказала Настя. – Это преданность и верность.
- Мало! Алкаш счастлив при виде бутылки, ну и так далее. У тебя был хороший секс, ты счастлива? Мало! Насчет преданности и верности. Понимаешь, деточка, я не о той любви, которая созревает потом, про которую вспоминают через пять, десять, тридцать лет жизни: «вот, мы с ним были счастливы, нам было хорошо, мы любили друг друга» и все такое. Тут без вопросов. Но ты-то с ним только что трахнулась. Я про чувство любви, которое возникло недавно и ярко вылезло вот сейчас. Поняла?
- Да, – кивнула Настя.
- Ну и что же это такое? Новая, свежая, неожиданная, еще не до конца понятная тебе самой, но при этом реальная, сильная, захватывающая любовь… Что это?
- Это нежность!
- Нежность бывает к кошкам.
- Это… Это желание всегда-всегда быть вместе…
- Да он от тебя убежит, как только поймет, что ты к нему прилипла, как банный лист к жопе.
- Это, – не сдавалась Настя, – желание всегда помогать… Готовить обед…
- Ты что, личный врач? Личный МЧС? Повар?
- Желание родить ему ребенка!
- А ты его спросила, про ребенка?
Настя чуть не заплакала.
- Ну ладно, ладно – сказала Тамара Матвеевна. – Давай, попробуй изобразить это в своем взгляде. Нам нужно пять секунд, всего ничего. Что там у тебя? Желание родить ребенка, всегда быть вместе, быть опорой в жизни, плюс нежность… В одном взгляде. Взгляд, полный любви. Собралась?
- Да.
- Поехали. Камера… Нет. Стоп. Не получается.
- Тамара! – подал голос актер Свенцицкий. – Дай ей время. Может, пусть она как-то поработает, войдет в роль. Процессу перевоплощения предшествует процесс переживания…
- Сиди! – оборвала его Тамара Матвеевна. – Вот ведь Станиславский на полставки, честное слово.
- Давайте я еще раз попробую, – подала голос Настя.
- Нет уж, – сказала Тамара Матвеевна. – Теперь слушай меня. И запоминай. Задача: посмотреть на партнера взглядом, полным любви.
Она встала и пересела на край кровати, жестом велев актеру Свенцицкому чуть подвинуться, и продолжала.
- Смотри на меня. Внимательно. Но не в глаза, а на мой нос. Отлично. А вот теперь, – она отодвинулась влево, – смотри на дерево, которое в окне за моей спиной, за моим затылком. Отлично. Вот я держу палец там, где был мой нос. Смотри на палец, потом на окно, потом снова на палец. Фокусируй глаза сначала на пальце, потом на дереве в окне и снова на пальце. О! Получается. Умница. А теперь я двигаюсь на место, смотри на мой нос, а потом как бы сквозь мое лицо – вдаль, на дерево в окне. Не на само дерево, не верти головой! Именно сквозь, меняй фокусировку, а потом назад… Хорошо. И вот так с Васиной рожей будет, смотри на него! – она встала и кивнула в сторону актера Свенцицкого. – Ну-ка, на его лицо, потом куда-то сквозь него вдаль, и снова на него. Отлично.
- И всё?
- Нет, не всё! Теперь как следует отморгайся. Часто-часто поморгай глазами, а потом раскрой их. И наконец. Сожми челюсти. Сильно-сильно. А потом ослабь прикус. Ослабь, но не размыкай. Ну разве чуть-чуть, на четверть миллиметра просвет между зубами чтоб был, но не больше, поняла?
Настя кивнула.
- Повторяю. Поморгай. Отморгайся. Сожми челюсти. Слегка их расслабь. Смотри Василию на нос, потом сквозь него как бы вдаль, потом снова на него. Готова? Поехали. Камера! Так. Так. Так. Снято.
Тамара Матвеевна подошла к оператору.
Тот прокрутил запись.
- Отлично, – сказала Тамара Матвеевна. – Взгляд, полный любви!
Оригинал и комментарии
Да, кстати... от lemming-drover
...Сейчас на небе вот такая красавица. (Снимок, выхваченный почти наугад с астрономического форума, сделан любителем астрономии из Пскова на светлом небе.) Сейчас комета, уже пройдя перигелий и имея блеск 2m, перемещается от созвездия Рыси к Большой Медведице и в конце следующей недели начнет проходить под ковшом, блудливо задрав хвост к зениту. Поскольку небо еще летнее, довольно светлое в северной части небосвода, а именно там и находится комета, для наблюдений полезен бинокль или небольшой телескоп. В условиях городской засветки -- тем паче. Черт его знает, когда явится следующая яркая и красивая комета -- может, скоро, а может, через 20 лет. Так что советую не упустить эту.
Оригинал и комментарии
Таль, маленький подснежник - интерлюдия от dreamer-m
...В детстве Таль звали прекрасным нежным орочьим именем Бишыхан-Ургы - означавшим, между прочим, «маленький подснежник». Это уже потом тирцы сначала не могли его произнести и долго смеялись, а орочке дали прозвище «Таль». Странный народ.
Полностью тут: https://www.patreon.com/posts/39701232. Видно Героям, Хранителям и Великанам.
P.S. Вылезаю из молчания, всем хочу сказать следующее. Никогда не подозревайте у себя депрессию или неврозы, не сделав анализ крови. А то можете оказаться как я и закончить витиеватый путь всё равно у гематолога, но предварительно задолбавшись. This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/470349.html. Please comment there using OpenID.
Полностью тут: https://www.patreon.com/posts/39701232
P.S. Вылезаю из молчания, всем хочу сказать следующее. Никогда не подозревайте у себя депрессию или неврозы, не сделав анализ крови. А то можете оказаться как я и закончить витиеватый путь всё равно у гематолога, но предварительно задолбавшись. This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/470349.html. Please comment there using OpenID.
Оригинал и комментарии
от prilepin
На английском вышел наконец-то роман международного террориста «Обитель». Чего пишут?
https://www.rbth.com/arts/332481-zakhar-prilepin-monastery
https://www.rbth.com/arts/332481-zakhar-prilepin-monastery
Оригинал и комментарии
- - - - от vinah
Состояние лимба (оно же - пребывание в вечной лиминальности, сверкающей пограничности) для меня последние пять лет норма жизни - и я бы сказала, что оно для меня максимально комфортное: ни в каком периоде устроенной стабильности я не чувствовала себя настолько живой. Тем не менее, сейчас я провалилась на некий еще более глубинный уровень лимба - оказывается, в предбаннике реальности есть многочисленные круги, как в аду. Только эта лестница спускается вниз практически бесконечно, поэтому уровни лимба не подсчитываются, цифры не работают. Последние пять лет я ощущаю себя игроком в космическое казино - свое время и внимание я постоянно вымениваю на сверкающие фишки, которые в итоге конвертирую в самую дорогую, бриллиантовую фишку - и, когда в этой мельтешащей рандомности возникает мнимый момент свободной воли (поставить ее на красное или на черное? на 42 или на 16?), я понимаю, что сопровождающее этот жест волнение - своего рода плата за беззаботную жизнь в лобби этого казино. Тянешь, тянешь, пока не доводишь все до точки, когда можно либо по-крупному выиграть, либо проиграть вообще все (вовремя, кстати, я пересмотрела в карантине "Беги Лола Беги" - все, что уместилось в унылые 8 часов сериала Devs, там в режиме видеоклипа четко и красиво демонстрируют за полтора часа!).
Зато эти состояния очень чувствуют звери и птицы. Не далее, чем неделю назад, меня покусал воробей в промзоне около Дамбо (это я пыталась унести слетка с проезжей части, куда он пропрыгал и довольный сел в ожидании скутера), а вчера на пустынном и пасмурном Рокавей Бич со мной решил поплавать тюлень. Тюлень, Карл! Природа настолько очистилась, что на городской пляж приплыл тюлень!
Считаю тюленя предвестником выигрыша, конечно же. Пока же во сне мне отовсюду приходят отказы и я часами бегаю по чисто вымытым минским улицам от ОМОНовцев с ярко-розовыми автозаками, похожими на taco trucks.
Зато эти состояния очень чувствуют звери и птицы. Не далее, чем неделю назад, меня покусал воробей в промзоне около Дамбо (это я пыталась унести слетка с проезжей части, куда он пропрыгал и довольный сел в ожидании скутера), а вчера на пустынном и пасмурном Рокавей Бич со мной решил поплавать тюлень. Тюлень, Карл! Природа настолько очистилась, что на городской пляж приплыл тюлень!
Считаю тюленя предвестником выигрыша, конечно же. Пока же во сне мне отовсюду приходят отказы и я часами бегаю по чисто вымытым минским улицам от ОМОНовцев с ярко-розовыми автозаками, похожими на taco trucks.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Предупреждая звонки по поводу минских событий. (Выключил телефон, потому что непрестанно звенит, хотя я сразу всё сказал).
Среди задержанных в Минске представителей некоей ЧВК действительно есть несколько бывших бойцов из нашего батальона (который на данный момент уже не существует, напомню). То, что люди, воевавшие и воюющие в армии ДНР и ЛНР - воюют не только там, давно известно. Выезжают они и в Сирию, и в иные тёплые воюющие страны.
Но если белорусское руководство начнёт эту историю использовать в своих целях - это, конечно, нелепо будет выглядеть.
Тут, насколько я могу судить со стороны, обычная история - хорошо обученные люди движутся в определённых направлениях по своим маршрутам, у них свои дела, и никакая Белоруссия им не нужна. То, что три десятка мужиков в камуфляже собирались в какую-то другую сторону, и белорусским спецслужбам отлично, уверен, известно. Уж не знаю зачем они всё это затеяли.
Надеюсь, всё разрешится скоро.
Среди задержанных в Минске представителей некоей ЧВК действительно есть несколько бывших бойцов из нашего батальона (который на данный момент уже не существует, напомню). То, что люди, воевавшие и воюющие в армии ДНР и ЛНР - воюют не только там, давно известно. Выезжают они и в Сирию, и в иные тёплые воюющие страны.
Но если белорусское руководство начнёт эту историю использовать в своих целях - это, конечно, нелепо будет выглядеть.
Тут, насколько я могу судить со стороны, обычная история - хорошо обученные люди движутся в определённых направлениях по своим маршрутам, у них свои дела, и никакая Белоруссия им не нужна. То, что три десятка мужиков в камуфляже собирались в какую-то другую сторону, и белорусским спецслужбам отлично, уверен, известно. Уж не знаю зачем они всё это затеяли.
Надеюсь, всё разрешится скоро.
Оригинал и комментарии
Небесный эфир: финал! от paul-kornev
Итак, цикл "Небесный эфир" завершён, история магистра-расследующего Вселенской комиссии по этике Филиппа Олеандра вон Черена подошла к своему логическому завершению.
"Рутинёр" уже доступен для чтения и скачивания на Литрес, АТ, МК и ЛМ
Так же можно прослушать аудиоверсию романа.
Небесный эфир пронизывает всё сущее, но даже ему не под силу вытравить мрак из души, если того не пожелает сам человек. И оттого люди лгут, убивают и взывают к проклятым князьям запределья в надежде обрести могущество и реализовать свои потаённые желания. Магистру-расследующему Филиппу Олеандру вон Черену не впервой выявлять чернокнижников из числа учёного люда, да только нынешнее дело несравненно сложнее, нежели всё, с чем ему приходилось сталкиваться до сих пор. Слишком могущественные силы вступили в противостояние - и речь отнюдь не о тайных обществах и ложах…
Оригинал и комментарии
от prilepin
Евгений Фатеев:
"Советская история – это опыт реализации по-настоящему гуманистического проекта. Советская история - это самая настоящая мистерия человеколюбия. Я это пишу без малейшей иронии, хотя осознаю, что для многих, кто пребывает в плену перестроечной архаики, мои утверждения звучат как вызов. СССР – это вообще исключительно про людей. Мы осознали тепличность советского существования, настоящий гуманизм Красного Проекта только после того, как он схлопнулся. Именно после катастрофы падения Советской империи мы осознали, насколько глубоко, эшелонированно и до мельчайших деталей было пронизано любовью к человеку, человекосбережением советское государство. По мере выдыхания перестроечного, либерального антисоветского морока, мы обнаруживаем какую-то странную страну, в которой бесплатно давали квартиры, выстроили невероятную систему здравоохранения Семашко, победили множество страшных болезней и безработицу, создали какую-то железобетонную уверенность людей в завтрашнем дне, обеспечили абсолютную и всеобщую грамотность. Родилась самая читающая страна без социального неравенства. В СССР даже автомобили улыбались как-то по-доброму. Вообще советская вещность по своей физиогномике была очень доброй, позитивной, даже невинной. Приметы советского народолюбия можно перечислять очень долго. И память о них живет до сих пор. И горечь утраты чувствуют многие из тех, кого окунули в жуткий зверинец социального дарвинизма. У советского государства многое и не получалось, но сложно усомниться в чистоте его намерений. Проявлением этого советского гуманизма были и советские визуальные искусства, в которых царит человек. Советское искусство вообще было о человеке. Так и таким человека еще не показывали. Человека в истории, человека в повседневности, человека в социуме. Советское искусство буквально поражено возрожденческим, ренессансным драйвом. И этот драйв буквально чувствуется, ощущается в истории советской портретной живописи".
https://zavtra.ru/blogs/o_velikoj_sovetskoj_portretnoj_perepisi_naseleniya
"Советская история – это опыт реализации по-настоящему гуманистического проекта. Советская история - это самая настоящая мистерия человеколюбия. Я это пишу без малейшей иронии, хотя осознаю, что для многих, кто пребывает в плену перестроечной архаики, мои утверждения звучат как вызов. СССР – это вообще исключительно про людей. Мы осознали тепличность советского существования, настоящий гуманизм Красного Проекта только после того, как он схлопнулся. Именно после катастрофы падения Советской империи мы осознали, насколько глубоко, эшелонированно и до мельчайших деталей было пронизано любовью к человеку, человекосбережением советское государство. По мере выдыхания перестроечного, либерального антисоветского морока, мы обнаруживаем какую-то странную страну, в которой бесплатно давали квартиры, выстроили невероятную систему здравоохранения Семашко, победили множество страшных болезней и безработицу, создали какую-то железобетонную уверенность людей в завтрашнем дне, обеспечили абсолютную и всеобщую грамотность. Родилась самая читающая страна без социального неравенства. В СССР даже автомобили улыбались как-то по-доброму. Вообще советская вещность по своей физиогномике была очень доброй, позитивной, даже невинной. Приметы советского народолюбия можно перечислять очень долго. И память о них живет до сих пор. И горечь утраты чувствуют многие из тех, кого окунули в жуткий зверинец социального дарвинизма. У советского государства многое и не получалось, но сложно усомниться в чистоте его намерений. Проявлением этого советского гуманизма были и советские визуальные искусства, в которых царит человек. Советское искусство вообще было о человеке. Так и таким человека еще не показывали. Человека в истории, человека в повседневности, человека в социуме. Советское искусство буквально поражено возрожденческим, ренессансным драйвом. И этот драйв буквально чувствуется, ощущается в истории советской портретной живописи".
https://zavtra.ru/blogs/o_velikoj_sovetskoj_portretnoj_perepisi_naseleniya
Оригинал и комментарии
Сандра В. сдала ЕГЭ от nikab
И отгуляла выпускной бал. Умница, красавица и молодец :)
Оригинал и комментарии
от prilepin
Да!
МХАТ им. М. Горького
·
У нас отличная новость - МХАТ им. М. Горького начал продажу билетов на спектакли осени 2020!
Открытие сезона состоится 17 сентября премьерой музыкальной комедии «Красный Моцарт», приуроченной к 120-летию со дня рождения и 65-летию со дня смерти самого популярного советского композитора Исаака Осиповича Дунаевского.
25 сентября мы покажем спектакль «Три сестры» – уникальную реконструкцию знаменитой постановки В. Немировича-Данченко 1940 года в исторических декорациях.
В новом сезоне зрителей также ждет:
- премьера спектакля «Лавр» - сценическое воплощение романа Евгения Водолазкина, режиссёром которого стал Эдуард Бояков;
- документально-музыкальный спектакль «Некурортный роман», в основу которого легли реальные истории разных женщин о подлинном, вечном и мимолетном, рассказанные Ириной Линдт, Алисой Гребенщиковой, Аликой Смеховой, Лидией Кузнецовой, Ларисой Некипеловой, Анной Галиновой и Елизаветой Базыкиной;
- полюбившийся всем спектакль «Сцены из супружеской жизни», в котором партнером Юлии Высоцкой стал Гоша Куценко;
- и многое другое.
Приобрести билеты и подробнее узнать о нашей афише, репертуаре, спектаклях и премьерах нового сезона вы можете узнать на сайте:
http://www.mxat-teatr.ru/
МХАТ им. М. Горького
·
У нас отличная новость - МХАТ им. М. Горького начал продажу билетов на спектакли осени 2020!
Открытие сезона состоится 17 сентября премьерой музыкальной комедии «Красный Моцарт», приуроченной к 120-летию со дня рождения и 65-летию со дня смерти самого популярного советского композитора Исаака Осиповича Дунаевского.
25 сентября мы покажем спектакль «Три сестры» – уникальную реконструкцию знаменитой постановки В. Немировича-Данченко 1940 года в исторических декорациях.
В новом сезоне зрителей также ждет:
- премьера спектакля «Лавр» - сценическое воплощение романа Евгения Водолазкина, режиссёром которого стал Эдуард Бояков;
- документально-музыкальный спектакль «Некурортный роман», в основу которого легли реальные истории разных женщин о подлинном, вечном и мимолетном, рассказанные Ириной Линдт, Алисой Гребенщиковой, Аликой Смеховой, Лидией Кузнецовой, Ларисой Некипеловой, Анной Галиновой и Елизаветой Базыкиной;
- полюбившийся всем спектакль «Сцены из супружеской жизни», в котором партнером Юлии Высоцкой стал Гоша Куценко;
- и многое другое.
Приобрести билеты и подробнее узнать о нашей афише, репертуаре, спектаклях и премьерах нового сезона вы можете узнать на сайте:
http://www.mxat-teatr.ru/
Оригинал и комментарии
Рутинёр от paul-kornev
"Рутинёр" за неделю продаж на Литрес вышел на 3 место в рейтинге. С учётом того, что на этапе подписки книга показала вполне себе достойный результат, пока что всё складывается очень даже неплохо.
Из ближайших планов: 30/07 откроется подписка на 07'92
Оригинал и комментарии
от prilepin
Передайте некоему отставному генералу ФСБ, который вчера рассказывал журналистам (из МК, ага, самой патриотической газеты), будто Прилепин «засветил» ребят из Минска, что к тому моменту, как я дал здесь комментарий, мой телефон уже обрывали журналисты, потому что в СМИ уже были опубликованы: а) имена и даты рождения бойцов б) их страницы в «Миротворце» в) информация о том, что среди задержанных есть бойцы Батальона Прилепина г) информация о том, что это ЧВК, и проч.
Выбор здесь был простой: говорить «мы их не знаем» или: «это наши, их надо отпустить».
Когда такие генералы дают комментарии, я пугаюсь за наши спецслужбы, и за страну вообще. Ведь каким-то образом этот сытый господин дополз до генеральского звания. И теперь вот «эксперт».
Впрочем, я отлично помню, сколько раз наши доблестные спецслужбы в период расцвета демократии кидали своих по всему миру. Тоже, поди, сидел такой же (или он же?) деятель, и уверял себя, что он блюдёт «тайну», пока там паковали ребят.
Что до смысла моего комментария, он прост: к тому моменту, как Навальный и компания, а также самые свободные в мире белорусские СМИ начали разгонять волну, что эта команда заехала для «смены батьки» - братья-военкоры в лице Семена Пегова, Димы Стешина и прочих, уже дали реальный расклад, и не позволили отвоевать информационную повестку. За что им братское спасибо.
Люди, задержанные в Минске, должны были улететь по своим делам уже сегодня. Часть их команды уже улетела ранее. И про это белорусские спецслужбы тоже знают.
Что теперь будет с задержанными, я не знаю. Но хорошо, что об этом много пишут, и в итоге решают вопрос на самом высоком уровне; вон и Песков уже откомментировал.
Сливать своих - нельзя.
Выбор здесь был простой: говорить «мы их не знаем» или: «это наши, их надо отпустить».
Когда такие генералы дают комментарии, я пугаюсь за наши спецслужбы, и за страну вообще. Ведь каким-то образом этот сытый господин дополз до генеральского звания. И теперь вот «эксперт».
Впрочем, я отлично помню, сколько раз наши доблестные спецслужбы в период расцвета демократии кидали своих по всему миру. Тоже, поди, сидел такой же (или он же?) деятель, и уверял себя, что он блюдёт «тайну», пока там паковали ребят.
Что до смысла моего комментария, он прост: к тому моменту, как Навальный и компания, а также самые свободные в мире белорусские СМИ начали разгонять волну, что эта команда заехала для «смены батьки» - братья-военкоры в лице Семена Пегова, Димы Стешина и прочих, уже дали реальный расклад, и не позволили отвоевать информационную повестку. За что им братское спасибо.
Люди, задержанные в Минске, должны были улететь по своим делам уже сегодня. Часть их команды уже улетела ранее. И про это белорусские спецслужбы тоже знают.
Что теперь будет с задержанными, я не знаю. Но хорошо, что об этом много пишут, и в итоге решают вопрос на самом высоком уровне; вон и Песков уже откомментировал.
Сливать своих - нельзя.
Оригинал и комментарии
Песнь властелинов мира от nikab
Питербюргер ходит в Летний сад.
Моня Кац вербуется в Моссад.
Ванечка сегодня призывник -
Целый полк девчонок скис и сник.
Дождик мочит хмурые кусты,
Развелись по городу мосты
Хтонь и хрень, бардак и суета…
Положи чего-нибудь в кота!
Кот голодный это стыд и срам
Треф, каюк и кажется харам.
Бьет по нервам очень громкий хор,
В голосах читается укор:
Полюбуйся - в мире беспредел
Пух опух и шарик улетел,
Пандемия, кризис, крипота –
Страшный сон голодного кота.
Как ты мог, хозяин, как ты смел?
Сам небось все паучи и съел,
Сушками хрустел, кефир лакал,
Вискас в виски кажется макал.
Ты, хозяин, с нами не шути –
Вдруг проснешься толстый и в шерсти,
На душе тоска и пустота…
Положи чего-нибудь в кота!
Опадали яблони и гру
Шины прошуршали по ковру
Желтых листьев хрупкой красоты –
Это все наделали коты.
Если в мире мир и благодать,
Ни песца в подъезде не видать,
Значит кто-то мудрый, господа,
Положил чего-нибудь в кота!
Рыбки, котлетки, филе на салфетке, птичку на ветке, мур можно без ветки, паучей пачку, сосиску, шпикачку, пару оливок, немножечко сливок, розу из вазы… за что же так сразу? Я не у дел… Ну прости, не хотел!
Плюнь на суету престранных стран!
Есть камин, какао и диван,
Теплый бок, мурлык и милота.
Положи чего-нибудь в кота!
Моня Кац вербуется в Моссад.
Ванечка сегодня призывник -
Целый полк девчонок скис и сник.
Дождик мочит хмурые кусты,
Развелись по городу мосты
Хтонь и хрень, бардак и суета…
Положи чего-нибудь в кота!
Кот голодный это стыд и срам
Треф, каюк и кажется харам.
Бьет по нервам очень громкий хор,
В голосах читается укор:
Полюбуйся - в мире беспредел
Пух опух и шарик улетел,
Пандемия, кризис, крипота –
Страшный сон голодного кота.
Как ты мог, хозяин, как ты смел?
Сам небось все паучи и съел,
Сушками хрустел, кефир лакал,
Вискас в виски кажется макал.
Ты, хозяин, с нами не шути –
Вдруг проснешься толстый и в шерсти,
На душе тоска и пустота…
Положи чего-нибудь в кота!
Опадали яблони и гру
Шины прошуршали по ковру
Желтых листьев хрупкой красоты –
Это все наделали коты.
Если в мире мир и благодать,
Ни песца в подъезде не видать,
Значит кто-то мудрый, господа,
Положил чего-нибудь в кота!
Рыбки, котлетки, филе на салфетке, птичку на ветке, мур можно без ветки, паучей пачку, сосиску, шпикачку, пару оливок, немножечко сливок, розу из вазы… за что же так сразу? Я не у дел… Ну прости, не хотел!
Плюнь на суету престранных стран!
Есть камин, какао и диван,
Теплый бок, мурлык и милота.
Положи чего-нибудь в кота!
Оригинал и комментарии
Песня дня :) от nikab
Оригинал и комментарии
от prilepin
Анфиса Охлобыстина и Глеб Прилепин едут по Руси. Чудесный городок Кадом. Никогда не был. У нас такая тихая, печальная Родина. Да и детишки тоже хорошие. Добрые такие.
Оригинал и комментарии
Просмотрено (без "прочитано"), выпуск 281 от nostradamvs
Дублинские убийства, 1 сезон (Dublin Murders, Великобритания, 2019). Очень посредственная попытка автора идеи и группы сценаристов слить в один сериал два совершенно разных романа Тани Френч с разными сюжетами, фабулами и посылами. В результате всё выглядит крайне неуклюже (особенно глупы попытки связи в духе “а может в обоих убийствах замешан один человек?”, хотя слепоглухонемому понятно, что нет). Помимо того, получилось ужасно нудное смотрилово с, пожалуй, ровно двумя яркими персонажами, правда, второстепенными — руководителями отделов, убойного и работы под прикрытием. Центральные же герои безлики и следить за ними неинтересно. Кроме того, в сериале много оборванных из-за неуклюжести сценария линий. Можно не смотреть. 4/10.
Защищая Джейкоба, 1 сезон (Defending Jacob, США, 2020). Ну чёт так себе. История в принципе не о Джейкобе, а его папе, которого играет Крис Эванс и который вот только что имел крепкую семью и чудесную карьеру, а вот уже и всё, потому что сын-подросток немножко вышел из-под контроля. И на самом деле совершенно неважно, Джейкоб убийца или нет. Это в принципе не детектив, а скорее, драма, трагедия нескольких семей и целого города впридачу. Но… скучно. Почти без поворотов, линейная история на 8 серий кажется слишком длинной. 5/10.
Бессмертная гвардия (The Old Guard, США, 2020). Совершенно посредственное кино. Ну я понимаю, что по комиксу, но вы же фильм, то есть некое законченное произведение снимаете, так может, как-то получше отрывочные куски сценари связать стоит. Нигде не играющий и не имеющий смысла эпизод про девушку на дне моря, мочащая всех после ранения в живот смертная Андромаха, ещё какие-то моменты просто подбешивают. Ну и суммарно всё скучно, напоминает по динамике Сарика Андреасяна, я прямо даже подумал, что он и снимал, но не он. А Терон надо бы завязывать с участием в плохих боевиках, хотя “Форсаж 9” уже заявлен.3/10.
Грейхаунд (Greyhound, США, 2020). Том Хэнкс — прекрасный актёр, но в 64 года пытаться освоить загадочную профессию сценариста всё-таки не стоит. Сценарий "Грейхаунда" - это такое лютое говно, что ни красивые съёмки, ни прекрасный саундтрек, ни эффектные взрывы спасти это чудо, лишённое завязки, кульминации и развязки, не смогли. На протяжении 1,5 часа не меняется вообще ничего. Такое ощущение, что сняли одну 5-минутную сцену боя с невнятным диалогом, а потом повторили её копипастом ещё 15 раз. 2/10.
Мой создатель (Archive, Великобритания-Венгрия-США, 2020). Ужасно скучный артхаусно-фантастический фильм, явно пытающийся догнать “Из машины” Алекса Гарленда, но до Гарленда не хватило ни бюджета, ни таланта. Потерявший жену робоинженер в уединённых горах создаёт робота за роботом, чтобы подселить в них разум жены. Причём первая и вторая модели роботов — железные коробки, а третья внезапно сверхбионическое совершенство, позже превращающееся прямо-таки в человека. В самом конце фильма эту странность на удивление логично объясняют, как и прочий бред, творящийся в сценарии (там реально много нестыковок), но проблема в том, что высидеть 1 час 40 минут мути до этого объяснения очень трудно. 4/10.
Воля (Volition, Канада, 2019). Очень путаный фильм о парне, который может предвидеть будущее и даже путешествовать по времени благодаря своим биологическим сверхспособностям. Бесит то, что эти сверхспособности он использует исключительно чтобы торговать наркотой, тупить на диване, драться с придурками и нищебродствовать. Ну то есть прямо обидно, что способности достались идиоту. Можно мне такие? 3/10.
Тьма, 3 сезон (Dark, Германия-США, 2020). Третий сезон перезапутали страшно. В первых двух аккуратно ввели всего два слоя различия персонажей — “кто этот персонаж” и “из какого времени эта версия данного персонажа”. Но в третьем сезоне буквально за 3 первых серии появляются дополнительно “из какого мира этот персонаж” и “из какой версии данного мира этот персонаж”, в итоге возникает необходимость различать до 60 персонажей, причём некоторые выглядят одинаково и отличаются лишь уровнем грязи на лице. Но если внимательно смотреть в справочник героев, то в целом Янтье Фризе достойно выпутался из той паутины, которую сам и накрутил. “Тьму” смотреть однозначно стоит, это хороший сериал. 7/10.
Бесшумный (The Silencing, Канада-США, 2019). Ну как бы вроде и неплохо, и первые 50 минут держит в напряжении. Таинственный убийца девочек, гуляющий по лесу в одежде-шкуре, алкаш-лесник, у которого погибла дочь и который жаждет отмщения, шериф, которая прикрывает своего придурка-брата, нормально. Но сценарные дырочки постепенно накапливаются — например, самый интересный ход, в котором шериф прикрывает маньяка, думая, что это её брат, разрешается совершенно топорно путём 10-секундного последующего диалога, хотя на этом можно было построить всю вторую половину фильма. Есть и режиссёрские огрехи — финальную сцену сняли в такой тёмной ночи, что можно было бы и не снимать, всё равно никакой динамики в темноте не сделаешь. В общем, 5/10.
Защищая Джейкоба, 1 сезон (Defending Jacob, США, 2020). Ну чёт так себе. История в принципе не о Джейкобе, а его папе, которого играет Крис Эванс и который вот только что имел крепкую семью и чудесную карьеру, а вот уже и всё, потому что сын-подросток немножко вышел из-под контроля. И на самом деле совершенно неважно, Джейкоб убийца или нет. Это в принципе не детектив, а скорее, драма, трагедия нескольких семей и целого города впридачу. Но… скучно. Почти без поворотов, линейная история на 8 серий кажется слишком длинной. 5/10.
Бессмертная гвардия (The Old Guard, США, 2020). Совершенно посредственное кино. Ну я понимаю, что по комиксу, но вы же фильм, то есть некое законченное произведение снимаете, так может, как-то получше отрывочные куски сценари связать стоит. Нигде не играющий и не имеющий смысла эпизод про девушку на дне моря, мочащая всех после ранения в живот смертная Андромаха, ещё какие-то моменты просто подбешивают. Ну и суммарно всё скучно, напоминает по динамике Сарика Андреасяна, я прямо даже подумал, что он и снимал, но не он. А Терон надо бы завязывать с участием в плохих боевиках, хотя “Форсаж 9” уже заявлен.3/10.
Грейхаунд (Greyhound, США, 2020). Том Хэнкс — прекрасный актёр, но в 64 года пытаться освоить загадочную профессию сценариста всё-таки не стоит. Сценарий "Грейхаунда" - это такое лютое говно, что ни красивые съёмки, ни прекрасный саундтрек, ни эффектные взрывы спасти это чудо, лишённое завязки, кульминации и развязки, не смогли. На протяжении 1,5 часа не меняется вообще ничего. Такое ощущение, что сняли одну 5-минутную сцену боя с невнятным диалогом, а потом повторили её копипастом ещё 15 раз. 2/10.
Мой создатель (Archive, Великобритания-Венгрия-США, 2020). Ужасно скучный артхаусно-фантастический фильм, явно пытающийся догнать “Из машины” Алекса Гарленда, но до Гарленда не хватило ни бюджета, ни таланта. Потерявший жену робоинженер в уединённых горах создаёт робота за роботом, чтобы подселить в них разум жены. Причём первая и вторая модели роботов — железные коробки, а третья внезапно сверхбионическое совершенство, позже превращающееся прямо-таки в человека. В самом конце фильма эту странность на удивление логично объясняют, как и прочий бред, творящийся в сценарии (там реально много нестыковок), но проблема в том, что высидеть 1 час 40 минут мути до этого объяснения очень трудно. 4/10.
Воля (Volition, Канада, 2019). Очень путаный фильм о парне, который может предвидеть будущее и даже путешествовать по времени благодаря своим биологическим сверхспособностям. Бесит то, что эти сверхспособности он использует исключительно чтобы торговать наркотой, тупить на диване, драться с придурками и нищебродствовать. Ну то есть прямо обидно, что способности достались идиоту. Можно мне такие? 3/10.
Тьма, 3 сезон (Dark, Германия-США, 2020). Третий сезон перезапутали страшно. В первых двух аккуратно ввели всего два слоя различия персонажей — “кто этот персонаж” и “из какого времени эта версия данного персонажа”. Но в третьем сезоне буквально за 3 первых серии появляются дополнительно “из какого мира этот персонаж” и “из какой версии данного мира этот персонаж”, в итоге возникает необходимость различать до 60 персонажей, причём некоторые выглядят одинаково и отличаются лишь уровнем грязи на лице. Но если внимательно смотреть в справочник героев, то в целом Янтье Фризе достойно выпутался из той паутины, которую сам и накрутил. “Тьму” смотреть однозначно стоит, это хороший сериал. 7/10.
Бесшумный (The Silencing, Канада-США, 2019). Ну как бы вроде и неплохо, и первые 50 минут держит в напряжении. Таинственный убийца девочек, гуляющий по лесу в одежде-шкуре, алкаш-лесник, у которого погибла дочь и который жаждет отмщения, шериф, которая прикрывает своего придурка-брата, нормально. Но сценарные дырочки постепенно накапливаются — например, самый интересный ход, в котором шериф прикрывает маньяка, думая, что это её брат, разрешается совершенно топорно путём 10-секундного последующего диалога, хотя на этом можно было построить всю вторую половину фильма. Есть и режиссёрские огрехи — финальную сцену сняли в такой тёмной ночи, что можно было бы и не снимать, всё равно никакой динамики в темноте не сделаешь. В общем, 5/10.
Оригинал и комментарии
*** от nikab
Век неправильный вектор вывел прямо на провода
Позабыть человека, словно и не было никогда,
Верно? Или изменчиво – вычеркнуть и стереть.
Скучно стареть, печалиться, где-то еще печататься, в целом плевать на частности.
Переводить часы. Сесть и дразнить сыча. Чай, мой мрачный, уймет печаль.
Черный, как очи, чернее чары, чакра Кентавра, тавро Тавриды,
Глупая карма чужой корриды. Невский сад.
Мы с тобой – яблоко об асфальт. Треснули раньше, чем откусили.
Не существует силы, чтобы скрепить мякоть и кожуру.
Семечки прорастут. Яблоки будут падать.
Девушки – плакать, прятаться на мосту.
Намасте, сердце!
Стук отвечает в такт.
Были – забыли. Первое время так.
Нету ни ника ни голоса ни лица.
Мы изменяемся ежедневно, не отрицай.
Кончилось время серых. Часы частят.
Мыльная мелодрама в пяти частях.
Карта квартиры. Курилка на этаже.
…Ева сожжет сюжет!
Позабыть человека, словно и не было никогда,
Верно? Или изменчиво – вычеркнуть и стереть.
Скучно стареть, печалиться, где-то еще печататься, в целом плевать на частности.
Переводить часы. Сесть и дразнить сыча. Чай, мой мрачный, уймет печаль.
Черный, как очи, чернее чары, чакра Кентавра, тавро Тавриды,
Глупая карма чужой корриды. Невский сад.
Мы с тобой – яблоко об асфальт. Треснули раньше, чем откусили.
Не существует силы, чтобы скрепить мякоть и кожуру.
Семечки прорастут. Яблоки будут падать.
Девушки – плакать, прятаться на мосту.
Намасте, сердце!
Стук отвечает в такт.
Были – забыли. Первое время так.
Нету ни ника ни голоса ни лица.
Мы изменяемся ежедневно, не отрицай.
Кончилось время серых. Часы частят.
Мыльная мелодрама в пяти частях.
Карта квартиры. Курилка на этаже.
…Ева сожжет сюжет!
Оригинал и комментарии
Готовим книжку :) от nikab
Итого по предварительным подсчетам сборник сказок Белой Росомахи будет где-то на 5,5-6 авторских листов, 17-18 сказок.
У меня к обществу следующие вопросы:
1. Кто подпишется на выкупить себе сборник? Стоить он будет 300-400р, как повезет с типографией. Пока ничего платить не надо, только обозначить намерение.
2. Кто хотел бы из любви к сказкам, за малую мзду или сколько-то экземпляров книжек вычитать сборник (в основном пунктуация, пометить повторы слов, которыми нынче грешу, и сверить написание имен).
3. Кто хотел бы на аналогичных условиях сверстать оный сборник? К каждой сказке будет иллюстрация.
4. Кто хотел бы оплатить иллюстрации - 500р картинка, с тем, что оригинал картинки с автографом художника по почте будет отправлен донатору?
И начинаем потихоньку запускать процессы :)
У меня к обществу следующие вопросы:
1. Кто подпишется на выкупить себе сборник? Стоить он будет 300-400р, как повезет с типографией. Пока ничего платить не надо, только обозначить намерение.
2. Кто хотел бы из любви к сказкам, за малую мзду или сколько-то экземпляров книжек вычитать сборник (в основном пунктуация, пометить повторы слов, которыми нынче грешу, и сверить написание имен).
3. Кто хотел бы на аналогичных условиях сверстать оный сборник? К каждой сказке будет иллюстрация.
4. Кто хотел бы оплатить иллюстрации - 500р картинка, с тем, что оригинал картинки с автографом художника по почте будет отправлен донатору?
И начинаем потихоньку запускать процессы :)
Оригинал и комментарии
в порядке безудержной саморекламы от clear-text
СЕГОДНЯ В 15.00 НА "ЭХЕ МОСКВЫ"
в передаче "Книжное казино" я буду
представлять свой новый роман "Богач и его актер".
Будет время - включите радио!
в передаче "Книжное казино" я буду
представлять свой новый роман "Богач и его актер".
Будет время - включите радио!
Оригинал и комментарии
от prilepin
от prilepin
https://m.politnavigator.net/nad-ukrainskimi-arijjcami-smeetsya-upravlyayushhijj-imi-rabinovich-pisatel.html/amp?imnu=fa74c18a7be185e98633dd6070587383
Оригинал и комментарии
от prilepin
Вот что значит страна свободы. Верно ли мы понимаем, что одной прекрасной страной не просто управляют п-сы, но, как скоро выяснится, они её и создали?
У нас, кстати, в батальоне правосеков называли гомосеками. И унижения в этом не было, судя по всему. Всего лишь дань исторической традиции.
https://rg.ru/2020/07/21/na-ukraine-sniali-film-o-tajnom-soobshchestve-zaporozhskih-kazakov-geev.html
У нас, кстати, в батальоне правосеков называли гомосеками. И унижения в этом не было, судя по всему. Всего лишь дань исторической традиции.
https://rg.ru/2020/07/21/na-ukraine-sniali-film-o-tajnom-soobshchestve-zaporozhskih-kazakov-geev.html
Оригинал и комментарии
07'92 от paul-kornev
Открылась подписка на 07'92 (продолжение 06'92)
Как следует из названия действие сместилось в июль, но в декорациях как и прежде главенствует суровый реализм. Трупов на тысячу символов существенно убавится, а бытовухи прибавится, да и сам экшн станет преимущественно бытовым. Но не везде и не всегда )
АТ: https://author.today/work/82432
Литрес: https://www.litres.ru/pavel-kornev/07-92/?lfrom=2359015
Возрастной рейтинг по-прежнему 18+
Секса станет больше, но он не самоцель, целиком и полностью завязан на сюжетную линию/
Без наркотиков тоже не обойдётся и опять же исключительно по сюжетной необходимости.
Ну и отечественная эстрада тех лет неокрепшим умам тоже психологическую травму нанести может, а без неё вообще никуда и никак.
О музыке подробней расскажу завтра, сейчас только отмечу, что если в первой книги основным лейтмотивом была композиция "В Багдаде всё спокойно" поп-дуэта "Кар-мэн", то здесь это однозначно "Капитан Каталкин" Александра Буйнова.
07'92
Год девяносто второй. Июль.
На голове подживает свежий рубец, в карманах гуляет ветер.
Есть друзья и работа, а ещё – проблемы. Да и как иначе, ведь пацан сказал – пацан сделал, а вход рубль, выход – два? Если уж хватило ума связаться не с теми людьми, придётся из кожи вон вылезти, лишь бы только не угодить за решётку или того хуже – в пластиковые пакеты. По частям.
А ведь просто собирался немного подзаработать…
Оригинал и комментарии
Сказки про ворона Кэре и его жену, чайку Киракчан от nikab
Каждый живущий в тундре и каждый в тайге знает, кто такой ворон Кэре. Когда матушка сова снесла яйцо в облачном гнезде на вершине небесной горы, именно ворон проклевал в скорлупе дырку и выпустил наружу оленей, собак и людей. Когда старый Харги собрался выпить море, Кэре запечатал злому духу рот хвостом летучей звезды. Когда Та, что приходит ночью, отправляется собирать черную дань, Кэре летит перед ней и предупреждает орочонов – бегите!
А еще если вдруг пропадет из чума острый нож, монетка или сережка, говорят орочоны – Кэре украл. Если вдруг самый жирный олень исчезает из стада средь бела дня – Кэре увел. Если у пригожей девицы вдруг начинает расти живот – не иначе Кэре подкрался к ней, когда шалунья купалась в озере. Ох и полетят по тайге черные перья, ох и крику опять будет – нет ревнивей жены чем чайка Киракчан, все она про своего мужа знает. И лишь ее одну на всем белом свете боится хитрец Кэре.
Слушайте, что успел учудить старый ворон, слушайте и не говорите, что не слышали!
Кэре и медведь Чабакан
Нет у тайги хозяина, нет над лесами хана – вольно живут звериные племена, кто как хочет. Оберегают зверей духи чащи, провожают на нижние пастбища, шьют детенышам новые шкурки. У тех, кто в стае живет вожаки есть, одиночки сами себе хозяева. Если беда в тайгу приходит, собираются вместе старики, решают, как напасть отвести, где помощь искать. Такого, чтобы один зверь правил, как у людей повелось, а другие ему служили, дань несли да попреки терпели – не было никогда. А потом стало.
Однажды зимой родился у медведицы Энекэн медвежонок. Обычно толстопятые мамки троих-четверых приносят, да еще и пестунов нянчат. А тут один-единственный махонький да тощий. Надышаться на него не могла медведица, и вылизывала и баловала и еду ко рту подносила. Три зимы ночевал сынок в берлоге под теплым боком. А потом заявил, что он Чабакан, взрослый медведь и пора ему самому жить.
На мамином молоке-то заморыш в здоровенного зверя вырос. Валун замшелый лапой перевернет, березку выворотит, кабанчика или олешку играючи зашибет. Драться стал Чабакан, объяснять сородичам кто здесь самый сильный медведь в лесу. Раз порвал соседа, два загрыз пришлого, а на третий все толстопятые его обходить стали – жить-то хочется. Медведицы детишек по буреломам прятали, молодые в другие леса уйти торопились. И никто с Чабаканом не спорил. А он все рос да сильней становился.
Однажды весной случился в лесу большой голод. Проснулся Чабакан злой-презлой, пошел в одну сторону, пошел в другую – ни рыбы в реке, ни муравьев в муравейнике, ни олешек жирных. Одна сосновая кора, а она горькая, много-то не съешь. Бродит медведь по лесу, рычит, ворчит, когтями землю роет, брюхо пустое песню поет. И вдруг почуял – пахнет рыбкой откуда-то да превкусно. Поспешил Чабакан на запах, подкрался к ручью и видит: куль берестяной стоит на траве, оттуда рыбьи бошки торчат. А рядом лиса Хэлмилэн с вяленым сигом расправляется, мало что не мурлычет от удовольствия.
Чабакан не будь дурак прыгнул. Одной лапой Хэлмилэн за хвост держит, другой рыбин в пасть отправляет. А как опустел куль, посмотрел на лису да облизнулся – мясо тощее да вонючее, а другого-то нет.
Испугалась Хэлмилэн:
- Не ешь меня, о могучий медведь!
- Почему мне тебя не есть, рыжая обманщица?
- Я худая, мяса на один зуб. А пощадишь – найду тебе много жирной еды.
Согласился Чабакан. Побежала лиса по тайге, носом туда-сюда вертит. Глядь – кабана деревом придавило. Пришел Чабакан, зубами щелк-щелк, лисе и косточки не оставил.
- Еще хочу!
Побежала лиса по тайге, носом туда-сюда вертит. Глядь – орочонский мальчишка за олешками приглядывает. Пришел Чабакан, мальчишку не догнал, а олешку-то завалил. Зубами щелк-щелк, лисе один хвост остался.
- Еще хочу!
Поняла Хэлмилэн, что однажды не отыщет она добычу, и медведь ее съест. И решила схитрить.
- Ты такой сильный и грозный, о могучий медведь! Хочешь стать ханом, править всеми лесами? Будут звери тебе хвалы возглашать да еду нести.
Почесался Чабакан, потянулся, да и рыкнул:
- Хочу быть ханом!
Надела рыжая Хэлмилэн кухлянку с шаманскими амулетами, взяла бубен да заметалась по лесу. Стучит, гремит, кричит:
- Ой, беда, беда идет! Собирайтесь, звери к большой поляне!
Испугались звери – мало ли пожар лиса учуяла или бешеные песцы прибежали из тундры или звезда с неба опять упадет, тайгу погубит. Сбежались к большой поляне, уселись вокруг старой сосны. Бурундуки с бурундуками, зайцы с зайцами, кабаны с кабанами, волки с волками.
Выскочила лиса в шаманской кухлянке и давай плясать-кружить, по земле валяться, словно духи в нее вселились.
- Беда идет, братья-звери, великая, неминучая! Рассказали мне духи, что собрались нойоны белого царя на большую охоту, орочонов проводниками взяли, хотят всех зверей в лесу истребить. Снимут с вас шкуры, братья, вашим мясом собак накормят. Ай-ай, как плохо!
Заплакали звери, завыли, заскулили. Большая охота – большая беда.
Застучала лиса в бубен, запрыгала, да и запела сладко:
- Не бойтесь, братья! Защитник вам нужен, грозный да сильный, чтобы испугались его злые люди.
- Правда! Правду лиса говорит! – зашумели звери.
Вышел на поляну медведь Чабакан, большой-пребольшой. Зарычал грозно, поднялся, лапами замахал, зубищи свои оскалил – ни дать ни взять дух из Нижнего мира. Испугались звери. А лиса знай свое талдычит:
- Вот ваш защитник, великий хан Чабакан! Прогонит он нойонов белого царя, убьет орочонов-охотников, никто вас не обидит.
Обрадовались звери, затопотали, загомонили. Грозен медведь, изведет врагов, спасет лес.
- Признаете его своим ханом?
- Признаем.
Надела Хэлмилэн на Чабакана соболью шапку, подняла бунчук с лошадиным хвостом.
- Эй, несите дары, пойте хвалу великому хану.
Звери и понесли кто что мог. Орехи да мед, ягоды да грибы сушеные, рыбу да муравьиные яйца. Наелся Чабакан до отвала и лисе толику перепало.
Наутро снова побежала Хэлмилэн по лесу:
- Повелел великий хан, чтобы звери ему ясак платили. С каждой норы, с каждого логовища, с каждого пастбища доля в казну пойдет. Наберет ваш хан большую силу, защитит всех зверей. А кто ясак не принесет – того Чабакан сразу съест, не помилует.
Поворчали звери, порычали тишком, да и понесли – кто ж станет спорить с великим ханом?
А наутро – новый ясак. Пусть медведицы идут танцевать перед Чабаканом, пусть большекрылые глухари овевают его в жару, пушистые соболя согревают в холод, а когтистая росомаха чешет пятки великому хану.
Что поделаешь? Поспешили к хану медведицы, полетели глухари, поскакали соболи. А вот росомах Этэке обозлился. Никому в тайге он не кланялся, никого не слушался, никто с ним, клыкастым, не спорил. Волки от Этэке по оврагам прятались, рыси по деревьям карабкались, медвежата к мамкам бежали… если успевали сбежать. Позвал росомах двух братьев да и отправился к Чабакану разбираться, чьи в лесу шишки.
Началась страшная битва. Земля дрожала, сосны тряслись, клочья шерсти летели в разные стороны. Трижды налетали росомахи на Чабакана, трижды вцеплялись ему в жирные бока. Но медведь был и вправду силен, разбросал он врагов в разные стороны, раскидал могучими лапами. И не съел лишь потому, что ни один зверь в лесу не станет есть росомаху – хуже мяса на свете нет.
Еще больше перепугались звери: могуч хан, нету с ним сладу. А Чабакан лютовать начал. Побежала с утра по лесу лиса Хэлмилэн:
- Повелел великий хан, чтобы каждый звериный род, каждый птичий клан прислал ему детенышей да птенцов в полон. Пусть до скончания дней служат ясырями-рабами, чтобы звери зареклись бунтовать против власти!
Заплакали звери, запричитали. А что поделаешь? Послушаешься медведя – потеряешь детишек, не послушаешься – охотники всех убьют.
Затрепыхал крылышками коротышка Чувик-кулик:
- Надо ворона Кэре на помощь звать. Он мудрый, он придумает как спасти наших детей.
Опечалились звери. Еще по осени запретили они ворону Кэре по лесу летать, чтоб не воровал чужую добычу, не подкатывал к чужим жёнам, не пачкал кабанам да оленям нарядные шкуры. А ну как не станет им помогать?
Пришли звери к высокому чуму, разукрашенному чем ни попадя – и косточки там и ракушки и блестящие камушки. Вышла навстречу гостям белоперая красавица чайка Киракчан:
- Ай-ай, что еще натворил мой муж? Вот я ему покажу!
Зачирикал кулик:
- Беда у нас в лесу, пришли у Кэре совета просить!
- Спит он! Не будет говорить с вами.
Понурились звери. Один Чувик-кулик приосанился, распушился:
- Ай хороша ты сегодня, Киракчан, перышки как снег белые, клюв как кровь красный и глаза угольками горят. Всякому лестно с такой красивой по берегу погулять долгим вечером!
- Карр! Карр! Кто тут мою жену хвалит?
Вылетел из чума ворон Кэре, клювом клацает, перья топорщит, сердится.
Однако попросили тут у него звери прощения, да поведали, в какую беду попали. Лютует великий хан, детишек в полон забрать хочет, а не дашь – придут охотники, всех убьют.
Послушал их ворон Кэре, покачал клювастой головой да сказал:
- Возвращайтесь-ка вы в лес, звери! Скажите великому хану, что с охотой бы отдали ему детей, да малы они, бестолковы. Пусть подождет до желтых листьев грозный Чабакан – подрастут зверята, выйдут ему добрые слуги. А пока угощайте его с утра до вечера, да не скупитесь, все несите! И служите ему как подобает служить хану
Ничего не поняли звери, но послушали мудрого Кэре. Потащили Чабакану лучшую еду, какую можно в тайге достать. Служили ему как верховному духу – шерсть серебряным гребнем чесали да душистыми маслами умащивали, сахар на золотой ложке в пасть вкладывали, следили, чтобы шагу лишнего великий хан не ступил по грязной земле.
Ворон Кэре каждый день кружил над лесом, глядел на Чабакана. А когда зазолотились березы полетел в стойбище лесных орочонов. Постучал клювом в чум одноглазого шамана, забрался под полог да поведал тому: живет в тайге бурый медведь, да такой толстый, что всему роду медвежьего жира на зиму хватит. А уж шкура у него до того хороша, мягка да тепла – ай, сладко будет спать на ней старому шаману! И назад в тайгу улетел хитрец.
Долго ли коротко ли, поднялся в лесу великий шум. Бегут звери, летят птицы, ползут змеи – ай, явились злые охотники-орочоны, сейчас всех убивать будут. А между сосен собачий лай далеко разносится и люди перекрикиваются: ахой, ахой!
Прибежали к старой сосне звери:
- Орочоны идут, великий хан, защити свой народ!
Поднялся грозный Чабакан со своего ложа, встал на четыре лапы – а на две-то уже не может, жирный зад перевешивает. Оскалил острые зубы – а они затупились от обжорства. И когти длинными словно у мертвеца сделались – целое лето сидел медведь сиднем, не стачивал их о камни. Какой из него боец?
- Звери лесные, слуги мои верные, спасите меня, - закричал Чабакан.
А звери по тайге разбежались, попрятались кто куда.
- Хэлмилэн, рыжая пройдоха, спаси меня! – закричал Чабакан.
А лисы давно след простыл. В нору забилась рыжая и вход кухлянкой заткнула – авось не найдут.
Понял медведь Чабакан – смерть его пришла. Зарычал, заревел и приготовился к бою. Может и плохим он был ханом, но все же был, носил соболью шапку. А хану негоже умирать, моля о пощаде.
Облепили медведя собаки, окружили охотники с копьями. Раз навалились, второй, третий – только кровь на палые листья льется. Из последних сил держится Чабакан, лапами машет, зубами рвет, наземь врагов сбивает. Знает, что один бьется, нет ему ни подмоги, ни милости…
Вышли из-за сосен рогатые лоси, выбежали свирепые волки, кабаны свиньей выстроились, рыси с деревьев попрыгали на орочонов, птицы стаями налетели, а над ними ворон Кэре кружит и кричит: пррочь! Пррррочь! Испугались охотники, решили, что духи леса на них прогневались. Отозвали собак и бежать! Долго после великой битвы ни один орочон не рисковал бить зверей или птиц в заповедном лесу, детям и внукам заказали соваться туда с оружием.
О могучем хане Чабакане лесные птицы много песен сложили, много сказок придумали. Как придешь в сосновый бор, как начнется веселый гомон да пересвист, так и слышится «хан-ча-ба-кан». Медведицы рассказывали медвежатам, каким смелым богатуром был первый и последний правитель зверей, как в смертельном бою жизнь отдал за свое ханство. Росомахи пугали росомашат страшным медведем – не будешь слушаться, придет великий Чабакан и заберет тебя в Нижний мир.
И лишь ворон Кэре когда слышал эти сказки, каркал насмешливо. Но на то он и ворон, чтобы каркать на целый мир!
А еще если вдруг пропадет из чума острый нож, монетка или сережка, говорят орочоны – Кэре украл. Если вдруг самый жирный олень исчезает из стада средь бела дня – Кэре увел. Если у пригожей девицы вдруг начинает расти живот – не иначе Кэре подкрался к ней, когда шалунья купалась в озере. Ох и полетят по тайге черные перья, ох и крику опять будет – нет ревнивей жены чем чайка Киракчан, все она про своего мужа знает. И лишь ее одну на всем белом свете боится хитрец Кэре.
Слушайте, что успел учудить старый ворон, слушайте и не говорите, что не слышали!
Кэре и медведь Чабакан
Нет у тайги хозяина, нет над лесами хана – вольно живут звериные племена, кто как хочет. Оберегают зверей духи чащи, провожают на нижние пастбища, шьют детенышам новые шкурки. У тех, кто в стае живет вожаки есть, одиночки сами себе хозяева. Если беда в тайгу приходит, собираются вместе старики, решают, как напасть отвести, где помощь искать. Такого, чтобы один зверь правил, как у людей повелось, а другие ему служили, дань несли да попреки терпели – не было никогда. А потом стало.
Однажды зимой родился у медведицы Энекэн медвежонок. Обычно толстопятые мамки троих-четверых приносят, да еще и пестунов нянчат. А тут один-единственный махонький да тощий. Надышаться на него не могла медведица, и вылизывала и баловала и еду ко рту подносила. Три зимы ночевал сынок в берлоге под теплым боком. А потом заявил, что он Чабакан, взрослый медведь и пора ему самому жить.
На мамином молоке-то заморыш в здоровенного зверя вырос. Валун замшелый лапой перевернет, березку выворотит, кабанчика или олешку играючи зашибет. Драться стал Чабакан, объяснять сородичам кто здесь самый сильный медведь в лесу. Раз порвал соседа, два загрыз пришлого, а на третий все толстопятые его обходить стали – жить-то хочется. Медведицы детишек по буреломам прятали, молодые в другие леса уйти торопились. И никто с Чабаканом не спорил. А он все рос да сильней становился.
Однажды весной случился в лесу большой голод. Проснулся Чабакан злой-презлой, пошел в одну сторону, пошел в другую – ни рыбы в реке, ни муравьев в муравейнике, ни олешек жирных. Одна сосновая кора, а она горькая, много-то не съешь. Бродит медведь по лесу, рычит, ворчит, когтями землю роет, брюхо пустое песню поет. И вдруг почуял – пахнет рыбкой откуда-то да превкусно. Поспешил Чабакан на запах, подкрался к ручью и видит: куль берестяной стоит на траве, оттуда рыбьи бошки торчат. А рядом лиса Хэлмилэн с вяленым сигом расправляется, мало что не мурлычет от удовольствия.
Чабакан не будь дурак прыгнул. Одной лапой Хэлмилэн за хвост держит, другой рыбин в пасть отправляет. А как опустел куль, посмотрел на лису да облизнулся – мясо тощее да вонючее, а другого-то нет.
Испугалась Хэлмилэн:
- Не ешь меня, о могучий медведь!
- Почему мне тебя не есть, рыжая обманщица?
- Я худая, мяса на один зуб. А пощадишь – найду тебе много жирной еды.
Согласился Чабакан. Побежала лиса по тайге, носом туда-сюда вертит. Глядь – кабана деревом придавило. Пришел Чабакан, зубами щелк-щелк, лисе и косточки не оставил.
- Еще хочу!
Побежала лиса по тайге, носом туда-сюда вертит. Глядь – орочонский мальчишка за олешками приглядывает. Пришел Чабакан, мальчишку не догнал, а олешку-то завалил. Зубами щелк-щелк, лисе один хвост остался.
- Еще хочу!
Поняла Хэлмилэн, что однажды не отыщет она добычу, и медведь ее съест. И решила схитрить.
- Ты такой сильный и грозный, о могучий медведь! Хочешь стать ханом, править всеми лесами? Будут звери тебе хвалы возглашать да еду нести.
Почесался Чабакан, потянулся, да и рыкнул:
- Хочу быть ханом!
Надела рыжая Хэлмилэн кухлянку с шаманскими амулетами, взяла бубен да заметалась по лесу. Стучит, гремит, кричит:
- Ой, беда, беда идет! Собирайтесь, звери к большой поляне!
Испугались звери – мало ли пожар лиса учуяла или бешеные песцы прибежали из тундры или звезда с неба опять упадет, тайгу погубит. Сбежались к большой поляне, уселись вокруг старой сосны. Бурундуки с бурундуками, зайцы с зайцами, кабаны с кабанами, волки с волками.
Выскочила лиса в шаманской кухлянке и давай плясать-кружить, по земле валяться, словно духи в нее вселились.
- Беда идет, братья-звери, великая, неминучая! Рассказали мне духи, что собрались нойоны белого царя на большую охоту, орочонов проводниками взяли, хотят всех зверей в лесу истребить. Снимут с вас шкуры, братья, вашим мясом собак накормят. Ай-ай, как плохо!
Заплакали звери, завыли, заскулили. Большая охота – большая беда.
Застучала лиса в бубен, запрыгала, да и запела сладко:
- Не бойтесь, братья! Защитник вам нужен, грозный да сильный, чтобы испугались его злые люди.
- Правда! Правду лиса говорит! – зашумели звери.
Вышел на поляну медведь Чабакан, большой-пребольшой. Зарычал грозно, поднялся, лапами замахал, зубищи свои оскалил – ни дать ни взять дух из Нижнего мира. Испугались звери. А лиса знай свое талдычит:
- Вот ваш защитник, великий хан Чабакан! Прогонит он нойонов белого царя, убьет орочонов-охотников, никто вас не обидит.
Обрадовались звери, затопотали, загомонили. Грозен медведь, изведет врагов, спасет лес.
- Признаете его своим ханом?
- Признаем.
Надела Хэлмилэн на Чабакана соболью шапку, подняла бунчук с лошадиным хвостом.
- Эй, несите дары, пойте хвалу великому хану.
Звери и понесли кто что мог. Орехи да мед, ягоды да грибы сушеные, рыбу да муравьиные яйца. Наелся Чабакан до отвала и лисе толику перепало.
Наутро снова побежала Хэлмилэн по лесу:
- Повелел великий хан, чтобы звери ему ясак платили. С каждой норы, с каждого логовища, с каждого пастбища доля в казну пойдет. Наберет ваш хан большую силу, защитит всех зверей. А кто ясак не принесет – того Чабакан сразу съест, не помилует.
Поворчали звери, порычали тишком, да и понесли – кто ж станет спорить с великим ханом?
А наутро – новый ясак. Пусть медведицы идут танцевать перед Чабаканом, пусть большекрылые глухари овевают его в жару, пушистые соболя согревают в холод, а когтистая росомаха чешет пятки великому хану.
Что поделаешь? Поспешили к хану медведицы, полетели глухари, поскакали соболи. А вот росомах Этэке обозлился. Никому в тайге он не кланялся, никого не слушался, никто с ним, клыкастым, не спорил. Волки от Этэке по оврагам прятались, рыси по деревьям карабкались, медвежата к мамкам бежали… если успевали сбежать. Позвал росомах двух братьев да и отправился к Чабакану разбираться, чьи в лесу шишки.
Началась страшная битва. Земля дрожала, сосны тряслись, клочья шерсти летели в разные стороны. Трижды налетали росомахи на Чабакана, трижды вцеплялись ему в жирные бока. Но медведь был и вправду силен, разбросал он врагов в разные стороны, раскидал могучими лапами. И не съел лишь потому, что ни один зверь в лесу не станет есть росомаху – хуже мяса на свете нет.
Еще больше перепугались звери: могуч хан, нету с ним сладу. А Чабакан лютовать начал. Побежала с утра по лесу лиса Хэлмилэн:
- Повелел великий хан, чтобы каждый звериный род, каждый птичий клан прислал ему детенышей да птенцов в полон. Пусть до скончания дней служат ясырями-рабами, чтобы звери зареклись бунтовать против власти!
Заплакали звери, запричитали. А что поделаешь? Послушаешься медведя – потеряешь детишек, не послушаешься – охотники всех убьют.
Затрепыхал крылышками коротышка Чувик-кулик:
- Надо ворона Кэре на помощь звать. Он мудрый, он придумает как спасти наших детей.
Опечалились звери. Еще по осени запретили они ворону Кэре по лесу летать, чтоб не воровал чужую добычу, не подкатывал к чужим жёнам, не пачкал кабанам да оленям нарядные шкуры. А ну как не станет им помогать?
Пришли звери к высокому чуму, разукрашенному чем ни попадя – и косточки там и ракушки и блестящие камушки. Вышла навстречу гостям белоперая красавица чайка Киракчан:
- Ай-ай, что еще натворил мой муж? Вот я ему покажу!
Зачирикал кулик:
- Беда у нас в лесу, пришли у Кэре совета просить!
- Спит он! Не будет говорить с вами.
Понурились звери. Один Чувик-кулик приосанился, распушился:
- Ай хороша ты сегодня, Киракчан, перышки как снег белые, клюв как кровь красный и глаза угольками горят. Всякому лестно с такой красивой по берегу погулять долгим вечером!
- Карр! Карр! Кто тут мою жену хвалит?
Вылетел из чума ворон Кэре, клювом клацает, перья топорщит, сердится.
Однако попросили тут у него звери прощения, да поведали, в какую беду попали. Лютует великий хан, детишек в полон забрать хочет, а не дашь – придут охотники, всех убьют.
Послушал их ворон Кэре, покачал клювастой головой да сказал:
- Возвращайтесь-ка вы в лес, звери! Скажите великому хану, что с охотой бы отдали ему детей, да малы они, бестолковы. Пусть подождет до желтых листьев грозный Чабакан – подрастут зверята, выйдут ему добрые слуги. А пока угощайте его с утра до вечера, да не скупитесь, все несите! И служите ему как подобает служить хану
Ничего не поняли звери, но послушали мудрого Кэре. Потащили Чабакану лучшую еду, какую можно в тайге достать. Служили ему как верховному духу – шерсть серебряным гребнем чесали да душистыми маслами умащивали, сахар на золотой ложке в пасть вкладывали, следили, чтобы шагу лишнего великий хан не ступил по грязной земле.
Ворон Кэре каждый день кружил над лесом, глядел на Чабакана. А когда зазолотились березы полетел в стойбище лесных орочонов. Постучал клювом в чум одноглазого шамана, забрался под полог да поведал тому: живет в тайге бурый медведь, да такой толстый, что всему роду медвежьего жира на зиму хватит. А уж шкура у него до того хороша, мягка да тепла – ай, сладко будет спать на ней старому шаману! И назад в тайгу улетел хитрец.
Долго ли коротко ли, поднялся в лесу великий шум. Бегут звери, летят птицы, ползут змеи – ай, явились злые охотники-орочоны, сейчас всех убивать будут. А между сосен собачий лай далеко разносится и люди перекрикиваются: ахой, ахой!
Прибежали к старой сосне звери:
- Орочоны идут, великий хан, защити свой народ!
Поднялся грозный Чабакан со своего ложа, встал на четыре лапы – а на две-то уже не может, жирный зад перевешивает. Оскалил острые зубы – а они затупились от обжорства. И когти длинными словно у мертвеца сделались – целое лето сидел медведь сиднем, не стачивал их о камни. Какой из него боец?
- Звери лесные, слуги мои верные, спасите меня, - закричал Чабакан.
А звери по тайге разбежались, попрятались кто куда.
- Хэлмилэн, рыжая пройдоха, спаси меня! – закричал Чабакан.
А лисы давно след простыл. В нору забилась рыжая и вход кухлянкой заткнула – авось не найдут.
Понял медведь Чабакан – смерть его пришла. Зарычал, заревел и приготовился к бою. Может и плохим он был ханом, но все же был, носил соболью шапку. А хану негоже умирать, моля о пощаде.
Облепили медведя собаки, окружили охотники с копьями. Раз навалились, второй, третий – только кровь на палые листья льется. Из последних сил держится Чабакан, лапами машет, зубами рвет, наземь врагов сбивает. Знает, что один бьется, нет ему ни подмоги, ни милости…
Вышли из-за сосен рогатые лоси, выбежали свирепые волки, кабаны свиньей выстроились, рыси с деревьев попрыгали на орочонов, птицы стаями налетели, а над ними ворон Кэре кружит и кричит: пррочь! Пррррочь! Испугались охотники, решили, что духи леса на них прогневались. Отозвали собак и бежать! Долго после великой битвы ни один орочон не рисковал бить зверей или птиц в заповедном лесу, детям и внукам заказали соваться туда с оружием.
О могучем хане Чабакане лесные птицы много песен сложили, много сказок придумали. Как придешь в сосновый бор, как начнется веселый гомон да пересвист, так и слышится «хан-ча-ба-кан». Медведицы рассказывали медвежатам, каким смелым богатуром был первый и последний правитель зверей, как в смертельном бою жизнь отдал за свое ханство. Росомахи пугали росомашат страшным медведем – не будешь слушаться, придет великий Чабакан и заберет тебя в Нижний мир.
И лишь ворон Кэре когда слышал эти сказки, каркал насмешливо. Но на то он и ворон, чтобы каркать на целый мир!
Оригинал и комментарии
от prilepin
У нас.
Оригинал и комментарии
Песня дня, артикль :) от nikab
На кахоль-ве-лаван равняйсь! Смирно, товарищи казаки!
https://vestikavkaza.ru/news/Filial-kubanskogo-kazachego-voyska-otkryt-v-Izraile.html
https://vestikavkaza.ru/news/Filial-kubanskogo-kazachego-voyska-otkryt-v-Izraile.html
Оригинал и комментарии
Песня дня от nikab
Оригинал и комментарии
Ворон Кэре и медведица, которая гналась за солнцем от nikab
Все знают, откуда берется ночь. Желтая рыба Солнце целый день плывет по небесной реке, а за ней по небесным горам вприпрыжку бежит медведица Бирин. На закате царапает Бирин горячий бок рыбы, льется кровь в облака. А затем тащит Солнце к себе в берлогу, чтобы весь свет на свете доставался одной медведице. Согревается от горячих лучей жилище, засыпает усталая Бирин – легко ли целый день по небу бежать?
А желтая рыба снова возвращается в небо. И так всегда, от начала времен до того дня, когда проглотит медведица желтую рыбу, и тьма поглотит все три мира. Понял, глупый ты зверь?
- Понял, батюшка Кэре, - смиренно вздохнул песец Кирса. – Медведица бежит за рыбой, мы все умрем, а у тебя, батюшка, клюет! Поспеши, не то сказками вместо сигов будешь жену потчевать!
Дернул ворон удилище и ну браниться – рыба-то наживку сглотнула да и ушла вместе с крючком. А с пустыми руками к Киракчан лучше не подходить. Выпил давеча Кэре крепкой бузы, полный чум гостей пригласил пировать, сам с ними в загадки играл да олений танец плясал. Опустошили гости все запасы, ни мучицы не осталось, ни молока мороженого, ни рыбы вяленой. Впору кожу на ремни резать, суп варить. Голодная жена – злая жена, все знают.
Расправил Кэре могучие крылья, поднялся над озерцом – что бы упромыслить? Волк Бэйнэ под сосной сидит, старую кость грызет – пусть дальше гложет. Охотник Бэюдэ росомаху добыл, в чум на нартах везет – пусть сам ее и ест. Лиса Хэлмилэн снег хвостом метет, пыхтит-старается – а что это она тащит? Ай-ай!
Раздобыла рыжая оленью печенку, в нору волочет чтобы тихонько съесть и никто не отнял. Вот ее-то и разъясню! Кто бы спорил, хитра Хэлмилэн и на Кэре зуб точит – не раз и не два дурил ее ворон. Но попробовать-то стоит?
Покружил над лесом Кэре, опустился тихонько и на тропку перед Хэлмилэн вышел, переваливается, словно на пиру побывал.
- Белого снега тебе, мудрая Хэлмилэн, полного живота и теплого логова!
- Ем да свой, воровская твоя душа! Ни кусочком не поделюсь!
- Ешь вволю, прекрасная Хэлмилэн, набирайся сил перед весенними холодами. Не нужна мне твоя тухлятина, сыт по горло.
- Чем же это ты отобедать успел, брюхо набил бездонное?
- Ай, пустяки! Даже говорить не хочу, чтобы аппетит тебе не испортить.
- Дохлого тюленя, небось, к берегу прибило?
- Ай, сама ешь своих тюленей.
- Оленьи потроха у собак отбил? Силен ворон!
- Ай, сама ешь свои потроха! Купец Иван по дороге ехал, куль с саней уронил. А там рыба красная, икра копченая, языки лосиные, окорок медвежий да араки хмельной бурдюк. Я не будь дурак, полакомился, чем духи послали. А потом песец Кирса пришел с песчихой и щенками своими, прогнал меня и давай трапезничать. Едят, пьют, песни поют, говорят – все съедим, лисе не дадим.
- Вот негодяй! Я с ним мышами делилась, на свадьбу чайник подарила, сама у орочонов украла, а он жадничает. Ужо я ему покажу!
Бросила лиса печенку да побежала к дороге. А Кэре того и надо. Ухватил добычу и полетел в чум к чайке Киракчан. Сытая жена – добрая жена, все знают. Летел-летел, притомился, сел передохнуть на берегу речушки. Глядь - выдр Дюкун в снегу кувыркается, налима в лапах держит.
- Глубокой воды тебе, славный Дюкун, жирных сигов и пыжьянов!
- Попутного ветра тебе, мудрый Кэре, ясного неба и сытной трапезы! Приготовит тебе Киракчан добрый ужин. Хорошая хозяйка твоя жена, жаль некрасивая.
- Это моя-то чаечка белогрудая, красноклювая – некрасивая? Думай, что говоришь, Дюкун!
- Ай, Кэре! Кто видел красоту небесной медведицы Бирин, тому любая женщина уродливей пупырчатой жабы покажется. Глаза у нее зеленые как изумруды, лапы нежные как птичий пух, голос глубокий как большая река и сладкий как русский сахар.
- И откуда ты знаешь, Дюкун?
Облизнулся выдр:
- Ай и вкусна рыба в небесной реке, ай и жирна! Если забраться на гору Чэлке и прыгнуть оттуда высоко-высоко, попадешь в Верхний мир и все увидишь. Я там был, рыбу брал, завтра еще пойду.
- А я сегодня! Держи подарок за добрую весть!
Осклабился выдр, разинул рот – думал ему печенки перепадет. А Кэре щелкнул его по лбу клювом, выхватил налима и полетел прочь. Ишь, плоскохвостый, ворона обмануть хотел!
Темным вечером вернулся Кэре к своему чуму. Чайка Киракчан его на пороге встречает:
- Где летал, муженек, где пропадал, каким вертихвосткам глазки строил, каким глупым мужьям глаза отводил?
- Ай, Киракчан! Медведю Учикану сказки рассказывал, голову морочил, а его красавица-жена поцеловала старого ворона прямо в…
- Лгун клювастый! Спит до весны Учикан и жена его спит.
Улыбнулся Кэре:
- Все бы тебе мужа бранить, милая Киракчан, все бы ни за что ревновать. Еды нам добыл – вот тебе, жена, мясо, вот рыба. Ужин готовь!
Обрадовалась чайка, стала обнимать мужа, ласковыми именами называть. Побежала котел ставить, еду готовить, чай кипятить. Накормила Кэре, напоила, спать уложила и сама рядом легла. На сытый желудок-то крепко спится. А к ворону дрема нейдет. Лишь закроет глаза – видит красавицу медведицу Бирин на берегу небесной реки. Поворочался ворон, покрутился с боку на бок, да и выбрался потихоньку из чума. Не впервой ему уходить среди ночи, посердится жена и простит.
Полетел Кэре прямо к горе Чэлке. Долетел до вершины, развел костер, бросил в пламя табаку да оленьего сала, закурил трубку, вдохнул ароматный дым – и поднялся высоко-высоко, мимо туч, мимо облаков, мимо корней великого дерева. Вот и Верхний мир. Течет-изгибается веселая река, мчится по водам желтая рыба Солнце, гонится за ней небесная медведица Бирин.
Обомлел Кэре – много жил он на свете, много видел и много слышал. А такой красавицы как Бирин никогда не встречал. Мех у нее волосок к волоску снизу медный сверху серебряный, когти золотые, глаза изумрудные и огоньки в них сверкают. «Весной встретить – сердце потерять, осенью – душу уронить в землю» как говорят орочоны.
На цыпочках крался Кэре за красивой медведицей следом, да тихонько, чтобы не напугать. Долго ли коротко ли, поймала Бирин желтую рыбу, царапнула сияющий бок да потащила к себе в берлогу. Кэре за ней скок-скок, глаза горят, сердце бьется, словно перепил хмельной бузы не ко времени. Увидал, как забралась медведица в логовище, выждал малое да прыг туда:
- Я старый ворон и не знаю слов любви, прекрасная Бирин! Но лишь попроси – добуду тебе луну с неба и жемчужину со дна моря, подснежников зимой и снега летом достану, доброго хана, честного купца и мандарина, подношения не берущего, покажу. Все, что хочешь отдам, все что хочешь для тебя сделаю, Бирин, ради одного взгляда, одной улыбки ласковой…
- Все что хочу, сделаешь? – улыбнулась медведица, показала белые зубки. – Все, что попрошу, исполнишь и не испугаешься?
- Хоть великого Сэвеки в плешь клюну, если таково желание твоего сердца, восхитительная Бирин!
- Настоящий богатур, покоритель слабых женских сердечек!.. Эй, Хутэктэн, Сатымар, Атактак, выходите! Я вам няньку нашла.
Глядь – из темных углов берлоги показались медвежата. Сами мелкие, мордашки шкодные, лишь глазами-изумрудами на мать похожи.
- Соскучилась я по своему мужу, большому медведю Мани. Когда я рыбу Солнце утаскиваю в берлогу, он выходит на другой берег небесной реки чтобы догнать рыбу Луну. Ловит ее за серебристый хвост, кусает за жирный бок и уносит к себе в логовище. Тут бы и повидаться, потереться носами да приходит мой срок гнаться за рыбой Солнце. Редко-редко бывает, что Луна уплывает в темные омуты, набирается сил, отращивает новую чешую. Хочется поспешить к мужу, а детишек оставить не с кем. Забалуют, передерутся, рыбу Солнце на куски разорвут. Посидишь с ними или не все готов сделать для прекрасной медведицы?
Крякнул Кэре, сел на хвост, клювом прищелкнул горестно. Много он делал в жизни: воевал, пировал, суп из весла варил, людям дорогу в Средний мир проклевал, а злых духов туда не пустил. А вот детишек нянчить ни разу не доводилось. Ни единого птенчика у них с Киракчан не было.
Засмеялась обидно медведица:
- Говорили, великий Кэре держит слово.
- Ай, женщина, не кусай мою голову, - решился Кэре. – Ступай к мужу и за медвежат не беспокойся. Посижу с ними.
Рыкнула медведица, встряхнулась словно мокрая нерпа, шуррх – и убежала искать мужа. А медвежата заплясали вокруг Кэре:
- Птичка! Птичка! Няня птичка, давай с нами играть!
- Карр! А во что вы хотите поиграть, медвежата?
- Давай мы будем волки, а ты олень и мы тебя съедим! Давай мы будем касатки, а ты тюлень и мы тебя поймаем! Давай мы будем большие медведи, а ты глупый маленький орочон!
- Давайте вы будете могучие валуны с берегов белого моря!
- А как играть в могучие валуны?
- Вы ляжете под одеяла и закроете глаза, а я расскажу вам сказку.
- Про медведя?
- Конечно про медведя!
Улеглись Хутэктэн, Сатымар и Атактак под пуховые одеяльца, закрыли глаза. Начал Кэре рассказывать:
Давным-давно, когда лебеди по земле ходили, горы мышат родили, а шаманы небо и землю разгородили, жил-был медведь, большой-пребольшой. Отправился он на берег белого моря, поискать себе пищи. И увидел – стоит на берегу ледяная гора, а с нее ворон катается. Усядется на хвост – и шуррх вниз! Помашет крыльями – и снова наверху. И опять – шуррх! Нравится ворону кататься. Завидно стало медведю:
- Эй, ворон, пусти с горы покататься!
- Ты медведь большой-пребольшой, раздавишь гору!
- Я на одной лапе проеду! Пусти!
- Ты медведь теплый-претеплый, растопишь гору!
- Я в снегу вываляюсь!
Пустил ворон медведя. Кое-как вскарабкался косолапый на самый верх – и кубарем с горы покатился. Чебурахнулся в море, проломил лед, начал тонуть и кричит:
- Ай-ай, спаси меня добрый ворон!
- Говорил я тебе, не ходи на гору, не ломай лед!
- Я тебе семь саней жирной рыбы наловлю, семь жирных оленей добуду – спаси!
- Говорил я тебе, глупый медведь, а ты меня не послушал – вот и купайся в море!
- Есть у меня сестра-красавица, спасешь меня – отдам ее тебе в жены.
- Хорошо!
Закаркал ворон и слетелось к нему сорок сороков птиц. Ухватили они большого медведя и потащили на сушу. Несут-пыхтят, шерсть вырывают клочьями, а медведь знай терпит. Вот и берег! Вскарабкался медведь наверх, отряхнулся как собака, да и показал ворону язык:
- Обманул я тебя, глупый ворон, нет у меня никакой сестры!
И покосолапил себе в тундру, когтями по земле шкрябая. Разозлился на него ворон, отомстить решил бессовестному. Знаете, как?
Глянул Кэре – а детишки-то спят. Тогда ворон и сам на полу свернулся подле теплой рыбы Солнце и задремал тихонько. Разбудила его медведица, счастливая как невеста:
- Ай спасибо тебе, добрый Кэре. Истосковалась я по мужу, счастлива была повидаться с ним. Да и детишкам, вижу, не скучно было.
- Рад услужить тебе, прекрасная Бирин! А теперь позволь, в Средний мир назад улечу? Буду зверям и птицам рассказывать о небесной твоей красоте!
- Погоди, Кэре! Даже пупырчатая жаба знает – на добро добром отвечают. Есть у меня для тебя подарок.
Протянула медведица ворону ледяной шарик размером с шишку. Глянул Кэре – внутри крохотная рыбешка резвится.
- Спасибо, прекрасная Бирин, но такой рыбешкой даже мышь не накормишь. Зачем она мне?
- Прилетишь домой в чум, зажаришь рыбку на угольках, разделишь с женой и съешь. И увидишь, что будет! А как встретишь выдра Дюкуна, передай – он прекрасная нянька.
Каркнул Кэре, ухватил подарок и полетел прочь. А следом и Бирин выкатила на небо желтую рыбу Солнце.
Долго ли коротко ли, вернулся Кэре к себе в чум. Чайка Киракчан его уже ждет на пороге – хорей в одной лапке, чайник в другой.
- Ах ты, бессовестный ворон, гуляка неистовый! Говори, каким вертихвосткам глазки строил, каким глупым мужьям глаза отводил?
- На небо летал, милая Киракчан, красотой медведицы Бирин полюбоваться, той, что гонится за желтою рыбой Солнце.
- Ну и выдумщик ты, Кэре. Солнце вовсе не рыба! Это толстая птица Куку, что в один присест съела тысячу светлячков и так засияла, что Сэвеки отправил ее в Верхний мир – там, небось, никому глаз не выжжет.
- Ты права, Киракчан. Летал, добычу искал, еду принес. На, зажарь, да смотри на оленьем масле!
Достал Кэре ледяной шарик, уронил его ненароком – глядь, на снегу рыбина большая-пребольшая. Созвал Кэре всех соседей – и медведя и волка и обиженную лису и песца и даже семейство выдр. Три дня ели небесную рыбу, чавкали да нахваливали. На четвертый разошлись кто куда гости. Улегся Кэре поспать, да три дня-то разом и придавил – мудрено ли, на небо летать, детей нянчить, рыбу есть, хвастливого выдра в доме терпеть!
На четвертый день проснулся старый ворон от писка:
- Папа! Папа! Вставай, мы играть хотим!
Снесла Киракчан яйца, за один день их высидела, десять птенцов вылупилось – половина клювастые и черноперые, половина белогрудые и красавицы. Каркнул Кэре, вылетел из чума голову проветрить, с мыслями свыкнуться. Глядь, а к нему навстречу соседи идут. И белый медведь и серый волк и полярный песец и морды у всех нехорошие. А следом стая детишек – медвежата, волчата, песчата – и все «Папа» кричат. «Папа волк! Папа медведь! Папа песец, мы кушать хотим!»
Целый месяц Кэре на высокой сосне отсиживался, пока соседи его простили. Зато жена ревновать перестала и не злилась на него больше – ворковала над птенчиками, пела им, да так звонко, словно девушка молодая. Счастье пришло в их чум!
А желтая рыба снова возвращается в небо. И так всегда, от начала времен до того дня, когда проглотит медведица желтую рыбу, и тьма поглотит все три мира. Понял, глупый ты зверь?
- Понял, батюшка Кэре, - смиренно вздохнул песец Кирса. – Медведица бежит за рыбой, мы все умрем, а у тебя, батюшка, клюет! Поспеши, не то сказками вместо сигов будешь жену потчевать!
Дернул ворон удилище и ну браниться – рыба-то наживку сглотнула да и ушла вместе с крючком. А с пустыми руками к Киракчан лучше не подходить. Выпил давеча Кэре крепкой бузы, полный чум гостей пригласил пировать, сам с ними в загадки играл да олений танец плясал. Опустошили гости все запасы, ни мучицы не осталось, ни молока мороженого, ни рыбы вяленой. Впору кожу на ремни резать, суп варить. Голодная жена – злая жена, все знают.
Расправил Кэре могучие крылья, поднялся над озерцом – что бы упромыслить? Волк Бэйнэ под сосной сидит, старую кость грызет – пусть дальше гложет. Охотник Бэюдэ росомаху добыл, в чум на нартах везет – пусть сам ее и ест. Лиса Хэлмилэн снег хвостом метет, пыхтит-старается – а что это она тащит? Ай-ай!
Раздобыла рыжая оленью печенку, в нору волочет чтобы тихонько съесть и никто не отнял. Вот ее-то и разъясню! Кто бы спорил, хитра Хэлмилэн и на Кэре зуб точит – не раз и не два дурил ее ворон. Но попробовать-то стоит?
Покружил над лесом Кэре, опустился тихонько и на тропку перед Хэлмилэн вышел, переваливается, словно на пиру побывал.
- Белого снега тебе, мудрая Хэлмилэн, полного живота и теплого логова!
- Ем да свой, воровская твоя душа! Ни кусочком не поделюсь!
- Ешь вволю, прекрасная Хэлмилэн, набирайся сил перед весенними холодами. Не нужна мне твоя тухлятина, сыт по горло.
- Чем же это ты отобедать успел, брюхо набил бездонное?
- Ай, пустяки! Даже говорить не хочу, чтобы аппетит тебе не испортить.
- Дохлого тюленя, небось, к берегу прибило?
- Ай, сама ешь своих тюленей.
- Оленьи потроха у собак отбил? Силен ворон!
- Ай, сама ешь свои потроха! Купец Иван по дороге ехал, куль с саней уронил. А там рыба красная, икра копченая, языки лосиные, окорок медвежий да араки хмельной бурдюк. Я не будь дурак, полакомился, чем духи послали. А потом песец Кирса пришел с песчихой и щенками своими, прогнал меня и давай трапезничать. Едят, пьют, песни поют, говорят – все съедим, лисе не дадим.
- Вот негодяй! Я с ним мышами делилась, на свадьбу чайник подарила, сама у орочонов украла, а он жадничает. Ужо я ему покажу!
Бросила лиса печенку да побежала к дороге. А Кэре того и надо. Ухватил добычу и полетел в чум к чайке Киракчан. Сытая жена – добрая жена, все знают. Летел-летел, притомился, сел передохнуть на берегу речушки. Глядь - выдр Дюкун в снегу кувыркается, налима в лапах держит.
- Глубокой воды тебе, славный Дюкун, жирных сигов и пыжьянов!
- Попутного ветра тебе, мудрый Кэре, ясного неба и сытной трапезы! Приготовит тебе Киракчан добрый ужин. Хорошая хозяйка твоя жена, жаль некрасивая.
- Это моя-то чаечка белогрудая, красноклювая – некрасивая? Думай, что говоришь, Дюкун!
- Ай, Кэре! Кто видел красоту небесной медведицы Бирин, тому любая женщина уродливей пупырчатой жабы покажется. Глаза у нее зеленые как изумруды, лапы нежные как птичий пух, голос глубокий как большая река и сладкий как русский сахар.
- И откуда ты знаешь, Дюкун?
Облизнулся выдр:
- Ай и вкусна рыба в небесной реке, ай и жирна! Если забраться на гору Чэлке и прыгнуть оттуда высоко-высоко, попадешь в Верхний мир и все увидишь. Я там был, рыбу брал, завтра еще пойду.
- А я сегодня! Держи подарок за добрую весть!
Осклабился выдр, разинул рот – думал ему печенки перепадет. А Кэре щелкнул его по лбу клювом, выхватил налима и полетел прочь. Ишь, плоскохвостый, ворона обмануть хотел!
Темным вечером вернулся Кэре к своему чуму. Чайка Киракчан его на пороге встречает:
- Где летал, муженек, где пропадал, каким вертихвосткам глазки строил, каким глупым мужьям глаза отводил?
- Ай, Киракчан! Медведю Учикану сказки рассказывал, голову морочил, а его красавица-жена поцеловала старого ворона прямо в…
- Лгун клювастый! Спит до весны Учикан и жена его спит.
Улыбнулся Кэре:
- Все бы тебе мужа бранить, милая Киракчан, все бы ни за что ревновать. Еды нам добыл – вот тебе, жена, мясо, вот рыба. Ужин готовь!
Обрадовалась чайка, стала обнимать мужа, ласковыми именами называть. Побежала котел ставить, еду готовить, чай кипятить. Накормила Кэре, напоила, спать уложила и сама рядом легла. На сытый желудок-то крепко спится. А к ворону дрема нейдет. Лишь закроет глаза – видит красавицу медведицу Бирин на берегу небесной реки. Поворочался ворон, покрутился с боку на бок, да и выбрался потихоньку из чума. Не впервой ему уходить среди ночи, посердится жена и простит.
Полетел Кэре прямо к горе Чэлке. Долетел до вершины, развел костер, бросил в пламя табаку да оленьего сала, закурил трубку, вдохнул ароматный дым – и поднялся высоко-высоко, мимо туч, мимо облаков, мимо корней великого дерева. Вот и Верхний мир. Течет-изгибается веселая река, мчится по водам желтая рыба Солнце, гонится за ней небесная медведица Бирин.
Обомлел Кэре – много жил он на свете, много видел и много слышал. А такой красавицы как Бирин никогда не встречал. Мех у нее волосок к волоску снизу медный сверху серебряный, когти золотые, глаза изумрудные и огоньки в них сверкают. «Весной встретить – сердце потерять, осенью – душу уронить в землю» как говорят орочоны.
На цыпочках крался Кэре за красивой медведицей следом, да тихонько, чтобы не напугать. Долго ли коротко ли, поймала Бирин желтую рыбу, царапнула сияющий бок да потащила к себе в берлогу. Кэре за ней скок-скок, глаза горят, сердце бьется, словно перепил хмельной бузы не ко времени. Увидал, как забралась медведица в логовище, выждал малое да прыг туда:
- Я старый ворон и не знаю слов любви, прекрасная Бирин! Но лишь попроси – добуду тебе луну с неба и жемчужину со дна моря, подснежников зимой и снега летом достану, доброго хана, честного купца и мандарина, подношения не берущего, покажу. Все, что хочешь отдам, все что хочешь для тебя сделаю, Бирин, ради одного взгляда, одной улыбки ласковой…
- Все что хочу, сделаешь? – улыбнулась медведица, показала белые зубки. – Все, что попрошу, исполнишь и не испугаешься?
- Хоть великого Сэвеки в плешь клюну, если таково желание твоего сердца, восхитительная Бирин!
- Настоящий богатур, покоритель слабых женских сердечек!.. Эй, Хутэктэн, Сатымар, Атактак, выходите! Я вам няньку нашла.
Глядь – из темных углов берлоги показались медвежата. Сами мелкие, мордашки шкодные, лишь глазами-изумрудами на мать похожи.
- Соскучилась я по своему мужу, большому медведю Мани. Когда я рыбу Солнце утаскиваю в берлогу, он выходит на другой берег небесной реки чтобы догнать рыбу Луну. Ловит ее за серебристый хвост, кусает за жирный бок и уносит к себе в логовище. Тут бы и повидаться, потереться носами да приходит мой срок гнаться за рыбой Солнце. Редко-редко бывает, что Луна уплывает в темные омуты, набирается сил, отращивает новую чешую. Хочется поспешить к мужу, а детишек оставить не с кем. Забалуют, передерутся, рыбу Солнце на куски разорвут. Посидишь с ними или не все готов сделать для прекрасной медведицы?
Крякнул Кэре, сел на хвост, клювом прищелкнул горестно. Много он делал в жизни: воевал, пировал, суп из весла варил, людям дорогу в Средний мир проклевал, а злых духов туда не пустил. А вот детишек нянчить ни разу не доводилось. Ни единого птенчика у них с Киракчан не было.
Засмеялась обидно медведица:
- Говорили, великий Кэре держит слово.
- Ай, женщина, не кусай мою голову, - решился Кэре. – Ступай к мужу и за медвежат не беспокойся. Посижу с ними.
Рыкнула медведица, встряхнулась словно мокрая нерпа, шуррх – и убежала искать мужа. А медвежата заплясали вокруг Кэре:
- Птичка! Птичка! Няня птичка, давай с нами играть!
- Карр! А во что вы хотите поиграть, медвежата?
- Давай мы будем волки, а ты олень и мы тебя съедим! Давай мы будем касатки, а ты тюлень и мы тебя поймаем! Давай мы будем большие медведи, а ты глупый маленький орочон!
- Давайте вы будете могучие валуны с берегов белого моря!
- А как играть в могучие валуны?
- Вы ляжете под одеяла и закроете глаза, а я расскажу вам сказку.
- Про медведя?
- Конечно про медведя!
Улеглись Хутэктэн, Сатымар и Атактак под пуховые одеяльца, закрыли глаза. Начал Кэре рассказывать:
Давным-давно, когда лебеди по земле ходили, горы мышат родили, а шаманы небо и землю разгородили, жил-был медведь, большой-пребольшой. Отправился он на берег белого моря, поискать себе пищи. И увидел – стоит на берегу ледяная гора, а с нее ворон катается. Усядется на хвост – и шуррх вниз! Помашет крыльями – и снова наверху. И опять – шуррх! Нравится ворону кататься. Завидно стало медведю:
- Эй, ворон, пусти с горы покататься!
- Ты медведь большой-пребольшой, раздавишь гору!
- Я на одной лапе проеду! Пусти!
- Ты медведь теплый-претеплый, растопишь гору!
- Я в снегу вываляюсь!
Пустил ворон медведя. Кое-как вскарабкался косолапый на самый верх – и кубарем с горы покатился. Чебурахнулся в море, проломил лед, начал тонуть и кричит:
- Ай-ай, спаси меня добрый ворон!
- Говорил я тебе, не ходи на гору, не ломай лед!
- Я тебе семь саней жирной рыбы наловлю, семь жирных оленей добуду – спаси!
- Говорил я тебе, глупый медведь, а ты меня не послушал – вот и купайся в море!
- Есть у меня сестра-красавица, спасешь меня – отдам ее тебе в жены.
- Хорошо!
Закаркал ворон и слетелось к нему сорок сороков птиц. Ухватили они большого медведя и потащили на сушу. Несут-пыхтят, шерсть вырывают клочьями, а медведь знай терпит. Вот и берег! Вскарабкался медведь наверх, отряхнулся как собака, да и показал ворону язык:
- Обманул я тебя, глупый ворон, нет у меня никакой сестры!
И покосолапил себе в тундру, когтями по земле шкрябая. Разозлился на него ворон, отомстить решил бессовестному. Знаете, как?
Глянул Кэре – а детишки-то спят. Тогда ворон и сам на полу свернулся подле теплой рыбы Солнце и задремал тихонько. Разбудила его медведица, счастливая как невеста:
- Ай спасибо тебе, добрый Кэре. Истосковалась я по мужу, счастлива была повидаться с ним. Да и детишкам, вижу, не скучно было.
- Рад услужить тебе, прекрасная Бирин! А теперь позволь, в Средний мир назад улечу? Буду зверям и птицам рассказывать о небесной твоей красоте!
- Погоди, Кэре! Даже пупырчатая жаба знает – на добро добром отвечают. Есть у меня для тебя подарок.
Протянула медведица ворону ледяной шарик размером с шишку. Глянул Кэре – внутри крохотная рыбешка резвится.
- Спасибо, прекрасная Бирин, но такой рыбешкой даже мышь не накормишь. Зачем она мне?
- Прилетишь домой в чум, зажаришь рыбку на угольках, разделишь с женой и съешь. И увидишь, что будет! А как встретишь выдра Дюкуна, передай – он прекрасная нянька.
Каркнул Кэре, ухватил подарок и полетел прочь. А следом и Бирин выкатила на небо желтую рыбу Солнце.
Долго ли коротко ли, вернулся Кэре к себе в чум. Чайка Киракчан его уже ждет на пороге – хорей в одной лапке, чайник в другой.
- Ах ты, бессовестный ворон, гуляка неистовый! Говори, каким вертихвосткам глазки строил, каким глупым мужьям глаза отводил?
- На небо летал, милая Киракчан, красотой медведицы Бирин полюбоваться, той, что гонится за желтою рыбой Солнце.
- Ну и выдумщик ты, Кэре. Солнце вовсе не рыба! Это толстая птица Куку, что в один присест съела тысячу светлячков и так засияла, что Сэвеки отправил ее в Верхний мир – там, небось, никому глаз не выжжет.
- Ты права, Киракчан. Летал, добычу искал, еду принес. На, зажарь, да смотри на оленьем масле!
Достал Кэре ледяной шарик, уронил его ненароком – глядь, на снегу рыбина большая-пребольшая. Созвал Кэре всех соседей – и медведя и волка и обиженную лису и песца и даже семейство выдр. Три дня ели небесную рыбу, чавкали да нахваливали. На четвертый разошлись кто куда гости. Улегся Кэре поспать, да три дня-то разом и придавил – мудрено ли, на небо летать, детей нянчить, рыбу есть, хвастливого выдра в доме терпеть!
На четвертый день проснулся старый ворон от писка:
- Папа! Папа! Вставай, мы играть хотим!
Снесла Киракчан яйца, за один день их высидела, десять птенцов вылупилось – половина клювастые и черноперые, половина белогрудые и красавицы. Каркнул Кэре, вылетел из чума голову проветрить, с мыслями свыкнуться. Глядь, а к нему навстречу соседи идут. И белый медведь и серый волк и полярный песец и морды у всех нехорошие. А следом стая детишек – медвежата, волчата, песчата – и все «Папа» кричат. «Папа волк! Папа медведь! Папа песец, мы кушать хотим!»
Целый месяц Кэре на высокой сосне отсиживался, пока соседи его простили. Зато жена ревновать перестала и не злилась на него больше – ворковала над птенчиками, пела им, да так звонко, словно девушка молодая. Счастье пришло в их чум!
Оригинал и комментарии
Чай-чай :) от nikab
Просто крыша едет, до чего белый пуэр вкусный чай... Я вот думаю, может на следвыходных в субботу или воскресенье собрать чайную посиделку с дегустацией разных чаев? Т.е. можно будет ессно и в шмоткопире покопаться и поиграть во что, если хочется, но основное время посвятить именно дегустации разных чаев - как их пьют и что при этом чувствуют. Что скажете, товарищи-господа?
Оригинал и комментарии
Оставить отзыв с помощью аккаунта FaceBook: