ЖЖ Топ-50 постов сегодня
Недавние тренды рунета
педагогика и логика от clear-text
ПОЛОСКА СВЕТА ПОД ДВЕРЬЮ КАБИНЕТА ОТЦА
Есть замечательная педагогическая фраза. Некий человек, добившийся в своей жизни успеха и признания, рассказывает: «Меня никто специально не воспитывал. Но ребенком, идя спать, я всякий раз видел полоску света под дверью кабинета отца. Отец работал за своим письменным столом до поздней ночи. И вот эта полоска света меня воспитывала». То есть воспитала во мне упорство и трудолюбие, преданность своему делу и т.д., и т.п.
Эту фразу про «полоску света» приписывают физикам Нильсу Бору (сыну крупного ученого) и Эрнесту Резерфорду (хотя его отец был простым новозеландским фермером), и философу Вл. Соловьеву (якобы полоска света была под дверью его отца, знаменитого историка и ректора Сергея Соловьева – то есть это вроде бы достоверно, но такой цитаты нет). А также – почему-то Набокову, академикам Вавилову, Лихачеву и Сахарову, священнику-философу Павлу Флоренскому, режиссеру Крымову, учителю Сухомлинскому, психологу Выготскому (или его дочери, тоже психологу) – и даже Льву Толстому (хотя его папа отнюдь не был кабинетным ученым). И ещё «какой-то женщине-академику».
Хотя скорее всего это придумал великий советский педагог Симон Соловейчик. Он писал об этом, а я однажды даже слышал это от него лично. Вот так, в разговоре тет-а-тет. Со ссылкой на некоего «замечательного человека». То есть это явный педагогический прием.
Но фраза и на самом деле красивая, убедительная. Что может быть лучше вот такого воспитания, без красивых слов, без настырных понуканий – только лишь своим примером!
***
Но недавно я эту фразу услышал в ином контексте:
- Вот мой папа, царствие небесное, все время работал, работал, работал! Помню, ложусь спать, а у него из-под двери свет. Загляну тихонечко, а он читает, выписки делает. Бывало, чаю хорошенько напьюсь перед сном, и в час ночи проснусь, пойду пи-пи, мне лет двенадцать было, уже большой мальчик на горшок ходить… Вот я босичком по темному коридору в сортир, а из-под папиной двери – свет. Папа работает…
Мой сорокалетний собеседник вздохнул, налил себе вина, сделал глоток и продолжал:
- Сидит и работает, как привязанный… У меня уже в детстве вопрос появился: зачем? Чтобы что? А когда я подрос, ответ вышел обидный. Ну вот сидел мой бедный папа ночами. Размышлял, читал, конспектировал. Стал доктором наук, потом профессором… Один из тысяч – а может, десятков тысяч! – рядовых профессоров. Член Академии наук? Нет. Хоть какое-то ерундовое открытие сделал, чтоб в учебнике мелким шрифтом упомянули? Нет. Хоть какую-то премию получил, чтоб в визитке указать? Нет. Какой-то особенно любимый лектор, легенда факультета, кумир трех поколений студентов? Нет. Известный автор научно-популярных книг для детей и юношества? Нет. «Заслуженный деятель науки», говорят, это прибавка к пенсии? Нет. Тогда хоть влиятельный, то есть начальник? Хотя бы в своем тесном кругу? Ректор, проректор, декан или хотя бы зав кафедрой? Тоже нет. Ну и зачем так себя истязать? Скажу вам честно: вот эта полоска света под дверью кабинета отца – она меня воспитала. Я твердо понял, что жить надо не так.
- А как? – спросил я.
- Да так, как я живу! Папа умер, потом за ним ушла мама, я квартиру сдаю, и бабушкину тоже сдаю, а сам то в Гоа, то на Бали! Вы, конечно, скажете, что я великовозрастный бездельник, лоботряс, иждивенец и все такое прочее. Как мой папа говорил про плохих ленивых мальчиков. Очень может быть…
Он помолчал и завершил свою речь так:
- Может быть, во всем виновата эта проклятая полоска света под дверью его кабинета. Она мне глаза раскрыла на тщету стремлений и бессмысленность трудов. Ах, если бы не она!
Он несколько цинически засмеялся, поднял свой бокал, увидел, что он пуст, взял бутылку, она тоже была пуста – и позвал официанта.
Есть замечательная педагогическая фраза. Некий человек, добившийся в своей жизни успеха и признания, рассказывает: «Меня никто специально не воспитывал. Но ребенком, идя спать, я всякий раз видел полоску света под дверью кабинета отца. Отец работал за своим письменным столом до поздней ночи. И вот эта полоска света меня воспитывала». То есть воспитала во мне упорство и трудолюбие, преданность своему делу и т.д., и т.п.
Эту фразу про «полоску света» приписывают физикам Нильсу Бору (сыну крупного ученого) и Эрнесту Резерфорду (хотя его отец был простым новозеландским фермером), и философу Вл. Соловьеву (якобы полоска света была под дверью его отца, знаменитого историка и ректора Сергея Соловьева – то есть это вроде бы достоверно, но такой цитаты нет). А также – почему-то Набокову, академикам Вавилову, Лихачеву и Сахарову, священнику-философу Павлу Флоренскому, режиссеру Крымову, учителю Сухомлинскому, психологу Выготскому (или его дочери, тоже психологу) – и даже Льву Толстому (хотя его папа отнюдь не был кабинетным ученым). И ещё «какой-то женщине-академику».
Хотя скорее всего это придумал великий советский педагог Симон Соловейчик. Он писал об этом, а я однажды даже слышал это от него лично. Вот так, в разговоре тет-а-тет. Со ссылкой на некоего «замечательного человека». То есть это явный педагогический прием.
Но фраза и на самом деле красивая, убедительная. Что может быть лучше вот такого воспитания, без красивых слов, без настырных понуканий – только лишь своим примером!
***
Но недавно я эту фразу услышал в ином контексте:
- Вот мой папа, царствие небесное, все время работал, работал, работал! Помню, ложусь спать, а у него из-под двери свет. Загляну тихонечко, а он читает, выписки делает. Бывало, чаю хорошенько напьюсь перед сном, и в час ночи проснусь, пойду пи-пи, мне лет двенадцать было, уже большой мальчик на горшок ходить… Вот я босичком по темному коридору в сортир, а из-под папиной двери – свет. Папа работает…
Мой сорокалетний собеседник вздохнул, налил себе вина, сделал глоток и продолжал:
- Сидит и работает, как привязанный… У меня уже в детстве вопрос появился: зачем? Чтобы что? А когда я подрос, ответ вышел обидный. Ну вот сидел мой бедный папа ночами. Размышлял, читал, конспектировал. Стал доктором наук, потом профессором… Один из тысяч – а может, десятков тысяч! – рядовых профессоров. Член Академии наук? Нет. Хоть какое-то ерундовое открытие сделал, чтоб в учебнике мелким шрифтом упомянули? Нет. Хоть какую-то премию получил, чтоб в визитке указать? Нет. Какой-то особенно любимый лектор, легенда факультета, кумир трех поколений студентов? Нет. Известный автор научно-популярных книг для детей и юношества? Нет. «Заслуженный деятель науки», говорят, это прибавка к пенсии? Нет. Тогда хоть влиятельный, то есть начальник? Хотя бы в своем тесном кругу? Ректор, проректор, декан или хотя бы зав кафедрой? Тоже нет. Ну и зачем так себя истязать? Скажу вам честно: вот эта полоска света под дверью кабинета отца – она меня воспитала. Я твердо понял, что жить надо не так.
- А как? – спросил я.
- Да так, как я живу! Папа умер, потом за ним ушла мама, я квартиру сдаю, и бабушкину тоже сдаю, а сам то в Гоа, то на Бали! Вы, конечно, скажете, что я великовозрастный бездельник, лоботряс, иждивенец и все такое прочее. Как мой папа говорил про плохих ленивых мальчиков. Очень может быть…
Он помолчал и завершил свою речь так:
- Может быть, во всем виновата эта проклятая полоска света под дверью его кабинета. Она мне глаза раскрыла на тщету стремлений и бессмысленность трудов. Ах, если бы не она!
Он несколько цинически засмеялся, поднял свой бокал, увидел, что он пуст, взял бутылку, она тоже была пуста – и позвал официанта.
Оригинал и комментарии
от pesen-net
Когда я рисую кошку, получается собака, или лошадь или мышь. Кошка же, нарисованная узбекским сержантом, выходит за рамки визуальных традиций живой природы. Она может выглядеть и как блиндаж, и как медаль «за взятие Катманду Дартаньяном».
Поэтому в армии я был художником. У моих кошек хотя бы ноги были.
Я всегда подписываю свои картины названием изображённого феномена, а не фамилией автора. Поэтому никто не считает меня желтым пятном на белом фоне, как это не раз бывало с художником Василием Кандинским.
Военную живопись лучше описывать словами. Вообразите: отчетливая острота геометрических стигматов оттеняет звучную наполненность эфира, звонкая риторика ритмического красного противостоит вязкой протяжности сиреневых всхлипов. Вы бы хотели такое увидеть? Вот и никто не хочет.
Кроме фотографий, воспевающих внешний вид и духовную необузданность, классический дембельский альбом составляют пять канонических живописных сюжетов. Опишу только один. Надеюсь, нас не забанят.
Следите за пальцем: ночь, луна, железная дорога сквозь еловый лес. Поезд натурально мчится вдаль. На авансцене два ангела отдирают от шпал рельсы и завязывают их узлом, что означает невозможность вернуться.
Заказчики легко различают где тут ангелы, а где поезд. Им до пенсии ещё смотреть кошмары о повторном призыве из-за путаницы в военкомате.
Моя дочь Маша рисует лучше меня, потому что хуже уже куда же. Примерно в пятом классе Маше велели нарисовать лошадь. Маша возилась целый час. Получались то мышь, то верблюд. Одно можно было сказать определённо: Маша мне родная.
Внутренне смирившись с двойкой, Маша просто наляпала на холст разных красок, выбирая самые весёлые. И подписала — Лошадь! И сдала учителю.
На следующий день учитель сказала всему классу:
- Дети! Я хочу показать картину, нарисованную одной нашей девочкой. Картина называется — Лошадь! Посмотрите! Что вы видите?
- Маляр упал на свои запасы! - подумали дети, но произнести постеснялись.
- Это же лошадь с точки зрения ребёнка! - сказала учитель и уронила слезу. - Скачущая радость! Солнце и сияние небес, трава и смех, и тёплые лошадиные губы, пробующие яблоко!
- А так же звонкая риторика ритмического красного, противостоящая вязкой протяжности сиреневых всхлипов. - мысленно продолжили дети.
За ту картину Маша получила пять с двумя плюсами и награду на школьной выставке. Потому что не табуретку же награждать с урока труда, и не верблюдомышь.
Продолжая традиции отказа от разума в пользу искусства, объявляю, что с первого по пятое апреля буду прилюдно читать свои тексты в разных городах Украины. Приходите все, кто считает лошадь радостью. Подробности в комментариях.
На фото:
Случайная прохожая непринуждённо болтает с художником-пейзажистом.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Скопинский маньяк Мохов поехал в Москву на ток-шоу. Миллиона три точно ему заплатили.
Это что означает? Что миллионы людей его увидят. Тысячи зрителей о чем-то смутном задумаются. А отдельные единицы решат: «...а чего такого? Интересно мужик придумал. Две бабы, подвал и никаких проблем. Надо попробовать».
Я несколько раз писал, что современная Россия мучительно напоминает о советских фильмах, где показывали тлетворный Запад, с его проститутками, воинствующими геями, педофилами, с его удушающей рекламой и мерзостью.
Запад оказался именно таким, нас не обманули. Но мы ещё стали лучшим учеником этого Запада.
Мы омерзительны.
Только ради этого стоит устроить здесь временную диктатуру и всё это телевидение забить досками наглухо. Оставить два телеканала: «Скрепы» и «Армия». И «Сад-огород» по выходным.
И три социальных собственных Сети: «Однополчане», «Сокурсники», «Волонтеры».
И никакой анонимности в Сети.
И больше никто никогда никаких педофилов по центральному телевидению не увидит. Только космонавтов, солдат и героических оперов, которые ловят преступников.
А маньяков будут выпускать из тюрьмы и отправлять на тихие поселения в вечной мерзлоте. Ковырять её палкой.
Такой план.
Это что означает? Что миллионы людей его увидят. Тысячи зрителей о чем-то смутном задумаются. А отдельные единицы решат: «...а чего такого? Интересно мужик придумал. Две бабы, подвал и никаких проблем. Надо попробовать».
Я несколько раз писал, что современная Россия мучительно напоминает о советских фильмах, где показывали тлетворный Запад, с его проститутками, воинствующими геями, педофилами, с его удушающей рекламой и мерзостью.
Запад оказался именно таким, нас не обманули. Но мы ещё стали лучшим учеником этого Запада.
Мы омерзительны.
Только ради этого стоит устроить здесь временную диктатуру и всё это телевидение забить досками наглухо. Оставить два телеканала: «Скрепы» и «Армия». И «Сад-огород» по выходным.
И три социальных собственных Сети: «Однополчане», «Сокурсники», «Волонтеры».
И никакой анонимности в Сети.
И больше никто никогда никаких педофилов по центральному телевидению не увидит. Только космонавтов, солдат и героических оперов, которые ловят преступников.
А маньяков будут выпускать из тюрьмы и отправлять на тихие поселения в вечной мерзлоте. Ковырять её палкой.
Такой план.
Оригинал и комментарии
литературная учёба от clear-text
МАЛЕНЬКИЕ ШТАМПЫ, БОЛЬШИЕ ШТАМПЫ
Неприлично писать, используя старые пошлые штампы.
Прыщавый юнец; угловатый подросток; молодой задор; скупая мужская слеза; лоб, прижатый к холодному стеклу; травленая челка из-под синего берета проводницы в вагоне; звон ложечек в стаканах, а за окном потянулись перелески. В общем, как писал король штампа, популярнейший в свое время исторический романист Николай Гейнце (1852-1913): «Как подкошенный, он упал, не раздеваясь, на диван в своем кабинете и заснул, как убитый».
Но это еще не всё.
Кроме этих глупых «маленьких штампов», состоящих из одного-двух-трех слов, есть кое-что похуже. Есть еще штампы, так сказать, «большие».
***
«Большие штампы» бывают двух сортов: структурные, часто охватывающие весь текст или его значительную часть, и содержательные – они, как правило, занимают от половины страницы до двух-трех и более страниц.
***
Собственно говоря, «большие структурные штампы» – это некая подражательность стиля. Хемингуёвина (натужный лаконизм); достоевщина (нервические фразы, порою с нарочитыми ошибками, плеоназмами, повторами слов), толстовщина (длинные периоды с бесконечными «который»); прустятина (слишком подробные описания чувств, внешностей и предметов с постоянными возвратами к только что сказанному); и т.п.
Это нехорошо. Но не потому, что заимствовать форму нельзя – можно, можно! Это нехорошо не в смысле этическом, или, упаси Боже, в юридическом, а в смысле эстетическом. Сразу видно, что писатель усвоил несколько формальных приемов и использует их как кулинарные формочки. Лепит «подтекст», или «психологию», или «эпичность», или «утонченность».
Но это еще так-сяк. Так же, как можно стерпеть вдруг появившегося одинокого «прыщавого юнца», который «заснул, как убитый» – точно так же можно стерпеть общую хемингуёвину или даже прустятину, или джойсятину, розановщину, зощенковщину или что ты только хочешь из инструментария предшественников – было бы автору о чем рассказать и что сказать.
***
«Большие содержательные штампы» гораздо хуже.
Вот, например:
«Сергей вошел в комнату, и на него обрушился нестройный гам голосов. Табачный дым плавал слоями: розовый абажур, низко висящий над столом, застеленным старой застиранной цветастой скатертью и заставленный тарелками с остатками салата и недопитыми разнокалиберными рюмками, едва был виден за синеватыми полосами. Курили все немилосердно – и парни, и девушки. Алексей сидел, настраивая гитару и пощипывая струны своими прокуренными желтыми ногтями. Сергей заметил, что Вера, как и в прошлый раз, смотрит на Алексея влюбленными глазами. Борис Семенович что-то негромко доказывал сидящему напротив Коле Калужанинову, но его басовитый самоуверенный голос заглушался теньканьем гитарных струн. Впрочем, Сергей примерно знал, о чем они говорят – вернее, что проповедует Борис Семенович: опять о России и о том, что надо совместить, сопрячь православие, демократию и исконную тягу русского человека к правде, которая одновременно и истина, и справедливость. Сергей слышал эти разговоры уже в который раз, и только удивлялся Колиному терпению, потому что тот был убежденный западник. Ах, да! Кажется, Борис Семенович был бывшим мужем его матери, бывшим отчимом, если можно так выразиться, причем отчимом, как все говорили, безупречным – от этого Коля и слушал его так терпеливо. Кому-то другому- он быстро бы сказал: «Закрой варежку, дядя!», поскольку был грубияном и к тому же имел первый разряд по боксу. Сергей не раз был свидетелем таких маленьких скандалов.
Сима Савельев сидел на диване, небрежно приобняв Надю, что-то шепча ей на ухо, от чего она вспыхивала и смеялась. Ясно было, что они говорят не об идеалах России будущего, а о чем-то куда более земном и веселом. Видно было, что Савельев на чем-то легонько и изящно настаивает – ну конечно, приглашает после ужина поехать к нему в гости! – но Надя, хоть и смеется его шуточкам, но все же отрицательно мотает головой, прикусив пухлую губку.
Еще было несколько совсем не знакомых – или уже забытых – молодых и не очень молодых людей.
Сергей увидел свободный стул, уселся, придвинул к себе пустую стопку, посмотрел ее на свет, чиста ли. Попросил незнакомого соседа передать бутылку, где на дне оставалось немного водки. Не колеблясь, вылил себе всё. Оглянулся, ища, с кем бы чокнуться. Потом все-таки выпил в одиночку. Понюхал лежавшую рядом корочку орловского хлеба и приметливо усмехнулся: хлеб-то – вчерашний, а то и третьегодняшний. Ах, Наташа ты моя Наташа…
А вот и она.
Дверь распахнулась, и Наташа вошла, держа в руках обмотанную полосатым полотенцем здоровенную кастрюлю. Поставила на стол, сняла крышку. Из кастрюли повалил густой вкусный пар. «Картошка, картошка!» - заголосили все и потянулись к ней вилками. Алексей отставил гитару, Сима Савельев оставил Надю, и только Борис Семенович продолжал бубнить. «Наливаем!» - скомандовал кто-то. «Погодите! – засмеялась Наташа. – Сейчас селедку принесу!» - и выбежала в кухню. Сергей, сам не зная почему, встал и пошел за ней».
***
Вот это всё, друзья – тоже штамп.
Длинный, подробный и кошмарный именно своей затертостью, банальностью, фальшью и пустотой.
Лучше уж, честное слово, упасть на диван, как подкошенному.
И спать, как убитому. Не раздеваясь.
Неприлично писать, используя старые пошлые штампы.
Прыщавый юнец; угловатый подросток; молодой задор; скупая мужская слеза; лоб, прижатый к холодному стеклу; травленая челка из-под синего берета проводницы в вагоне; звон ложечек в стаканах, а за окном потянулись перелески. В общем, как писал король штампа, популярнейший в свое время исторический романист Николай Гейнце (1852-1913): «Как подкошенный, он упал, не раздеваясь, на диван в своем кабинете и заснул, как убитый».
Но это еще не всё.
Кроме этих глупых «маленьких штампов», состоящих из одного-двух-трех слов, есть кое-что похуже. Есть еще штампы, так сказать, «большие».
***
«Большие штампы» бывают двух сортов: структурные, часто охватывающие весь текст или его значительную часть, и содержательные – они, как правило, занимают от половины страницы до двух-трех и более страниц.
***
Собственно говоря, «большие структурные штампы» – это некая подражательность стиля. Хемингуёвина (натужный лаконизм); достоевщина (нервические фразы, порою с нарочитыми ошибками, плеоназмами, повторами слов), толстовщина (длинные периоды с бесконечными «который»); прустятина (слишком подробные описания чувств, внешностей и предметов с постоянными возвратами к только что сказанному); и т.п.
Это нехорошо. Но не потому, что заимствовать форму нельзя – можно, можно! Это нехорошо не в смысле этическом, или, упаси Боже, в юридическом, а в смысле эстетическом. Сразу видно, что писатель усвоил несколько формальных приемов и использует их как кулинарные формочки. Лепит «подтекст», или «психологию», или «эпичность», или «утонченность».
Но это еще так-сяк. Так же, как можно стерпеть вдруг появившегося одинокого «прыщавого юнца», который «заснул, как убитый» – точно так же можно стерпеть общую хемингуёвину или даже прустятину, или джойсятину, розановщину, зощенковщину или что ты только хочешь из инструментария предшественников – было бы автору о чем рассказать и что сказать.
***
«Большие содержательные штампы» гораздо хуже.
Вот, например:
«Сергей вошел в комнату, и на него обрушился нестройный гам голосов. Табачный дым плавал слоями: розовый абажур, низко висящий над столом, застеленным старой застиранной цветастой скатертью и заставленный тарелками с остатками салата и недопитыми разнокалиберными рюмками, едва был виден за синеватыми полосами. Курили все немилосердно – и парни, и девушки. Алексей сидел, настраивая гитару и пощипывая струны своими прокуренными желтыми ногтями. Сергей заметил, что Вера, как и в прошлый раз, смотрит на Алексея влюбленными глазами. Борис Семенович что-то негромко доказывал сидящему напротив Коле Калужанинову, но его басовитый самоуверенный голос заглушался теньканьем гитарных струн. Впрочем, Сергей примерно знал, о чем они говорят – вернее, что проповедует Борис Семенович: опять о России и о том, что надо совместить, сопрячь православие, демократию и исконную тягу русского человека к правде, которая одновременно и истина, и справедливость. Сергей слышал эти разговоры уже в который раз, и только удивлялся Колиному терпению, потому что тот был убежденный западник. Ах, да! Кажется, Борис Семенович был бывшим мужем его матери, бывшим отчимом, если можно так выразиться, причем отчимом, как все говорили, безупречным – от этого Коля и слушал его так терпеливо. Кому-то другому- он быстро бы сказал: «Закрой варежку, дядя!», поскольку был грубияном и к тому же имел первый разряд по боксу. Сергей не раз был свидетелем таких маленьких скандалов.
Сима Савельев сидел на диване, небрежно приобняв Надю, что-то шепча ей на ухо, от чего она вспыхивала и смеялась. Ясно было, что они говорят не об идеалах России будущего, а о чем-то куда более земном и веселом. Видно было, что Савельев на чем-то легонько и изящно настаивает – ну конечно, приглашает после ужина поехать к нему в гости! – но Надя, хоть и смеется его шуточкам, но все же отрицательно мотает головой, прикусив пухлую губку.
Еще было несколько совсем не знакомых – или уже забытых – молодых и не очень молодых людей.
Сергей увидел свободный стул, уселся, придвинул к себе пустую стопку, посмотрел ее на свет, чиста ли. Попросил незнакомого соседа передать бутылку, где на дне оставалось немного водки. Не колеблясь, вылил себе всё. Оглянулся, ища, с кем бы чокнуться. Потом все-таки выпил в одиночку. Понюхал лежавшую рядом корочку орловского хлеба и приметливо усмехнулся: хлеб-то – вчерашний, а то и третьегодняшний. Ах, Наташа ты моя Наташа…
А вот и она.
Дверь распахнулась, и Наташа вошла, держа в руках обмотанную полосатым полотенцем здоровенную кастрюлю. Поставила на стол, сняла крышку. Из кастрюли повалил густой вкусный пар. «Картошка, картошка!» - заголосили все и потянулись к ней вилками. Алексей отставил гитару, Сима Савельев оставил Надю, и только Борис Семенович продолжал бубнить. «Наливаем!» - скомандовал кто-то. «Погодите! – засмеялась Наташа. – Сейчас селедку принесу!» - и выбежала в кухню. Сергей, сам не зная почему, встал и пошел за ней».
***
Вот это всё, друзья – тоже штамп.
Длинный, подробный и кошмарный именно своей затертостью, банальностью, фальшью и пустотой.
Лучше уж, честное слово, упасть на диван, как подкошенному.
И спать, как убитому. Не раздеваясь.
Оригинал и комментарии
что бы такое посмотреть... от clear-text
ПОСОВЕТУЙТЕ ХОРОШИЙ СЕРИАЛ!
Но не такой длинный, как «Две минуты Мэрилин Доу», «Парк в Орландо» или «Наш берлинский корреспондент».
Но и не слишком короткий, как «Старое пальто», «Хирург и гомеопат» или «Непорочная».
Не такой страшный, как «Пропуск в рай», «Возвращение с Нептуна», «Шестая печать» или «Внутри кольца».
И не такой тоскливый, как «Сумерки», «Бисер», «Профессия: безработный» или «Послезавтра увидимся».
Но и не слишком уж веселый, как «Спокойно, мамочка!», «Венеция» или «Ловец девчонок».
Не такой заумный, как «Личный фотограф миссис Кинки», «Пейзаж с пятью фигурами» или «Каникулы Михаэля».
Но и не такой тупой, как «Остров счастья», «Второй состав» или «Вексель».
И чтоб не детектив, как «Виртуальная смерть», «Школьный друг», «Отель “Зоммерштайн”» или «Ваш звонок очень важен для нас».
И, упаси бог, чтоб не костюмная историческая драма, типа «Нанси», «Элеоноры» или «Трех Дугласов».
Чтобы секса было не очень много, не как в «Тридцать шестом этаже», «Бумбоксе» или «Греческих богах»,
Но и совсем без секса, как в «Северо-Западе», «Окнах» или «Верхнем течении» - тоже не надо...
В общем, что-нибудь вот как я объяснил.
Но не такой длинный, как «Две минуты Мэрилин Доу», «Парк в Орландо» или «Наш берлинский корреспондент».
Но и не слишком короткий, как «Старое пальто», «Хирург и гомеопат» или «Непорочная».
Не такой страшный, как «Пропуск в рай», «Возвращение с Нептуна», «Шестая печать» или «Внутри кольца».
И не такой тоскливый, как «Сумерки», «Бисер», «Профессия: безработный» или «Послезавтра увидимся».
Но и не слишком уж веселый, как «Спокойно, мамочка!», «Венеция» или «Ловец девчонок».
Не такой заумный, как «Личный фотограф миссис Кинки», «Пейзаж с пятью фигурами» или «Каникулы Михаэля».
Но и не такой тупой, как «Остров счастья», «Второй состав» или «Вексель».
И чтоб не детектив, как «Виртуальная смерть», «Школьный друг», «Отель “Зоммерштайн”» или «Ваш звонок очень важен для нас».
И, упаси бог, чтоб не костюмная историческая драма, типа «Нанси», «Элеоноры» или «Трех Дугласов».
Чтобы секса было не очень много, не как в «Тридцать шестом этаже», «Бумбоксе» или «Греческих богах»,
Но и совсем без секса, как в «Северо-Западе», «Окнах» или «Верхнем течении» - тоже не надо...
В общем, что-нибудь вот как я объяснил.
Оригинал и комментарии
источник повышенной опасности от clear-text
ПИСАТЕЛЬ КАК ВАМПИР
Один мой старший товарищ, мне было пятнадцать, а ему уже целых семнадцать лет, сказал мне:
- Я собираюсь жениться несколько раз. Не меньше трех, а лучше пять или семь.
- Зачем?
- Затем, – серьезно объяснил он, – что я хочу стать писателем. Писатель должен знать жизнь. Но не только ездить на по стране и пробовать разные профессии. Это тоже важно, но этого мало. Самое главное – это получше узнать людей. А как иначе узнаешь человека, если не в семейной жизни? Представляешь себе – жена, а у нее есть отец и мать, братья и сестры, разные родственники. Целый мир другой семьи! И вот я его буду изучать!
- А потом? – спросил я.
- А потом, – сказал он, – а потом разведусь и женюсь еще раз. Я так решил: первая жена у меня будет обязательно дочка военного.
- Зачем? – повторил я.
- По контрасту с моим расхлябанным семейством, ты уж прости, что я так про своих родителей. Я их люблю и обожаю, но надо же правде в глаза смотреть! Папа переводчик, мама редактор, работают дома, завтракают в одиннадцать, ну ты понял. Мне нужен контраст! Дисциплина, строгость, за плечами суровая гарнизонная жизнь, самоотверженная мама –типичная жена офицера, и все такое. Понял?
- Понял.
- А вторая жена – из провинциальной или даже лучше из деревенской семьи, такие добрые работящие, окладистые люди, семья с устоями! С народными традициями! Третья жена, – увлекся мой приятель, – пусть будет из семьи ученых. И сама такая же. Но обязательно чтобы физики или химики. В общем, технари. А то мои родители, да и все наши друзья семьи сплошь гуманитарии. Четвертая – для разнообразия какая-нибудь спортсменка, и чтобы папа ее тренер, и мама чемпионка, и все друзья такие… Дальше я пока не придумал. Может быть, артистка. Но пока не уверен.
Я, конечно, подумал, что это очень нехорошо, потому что я был в общем и целом хороший мальчик, да еще и Канта читал (ну или о Канте читал) в свои пятнадцать лет. «Человек – не средство, а цель»; нельзя использовать человека ради своих интересов.
Я и сейчас так думаю.
***
Но поглядите на биографии писателей! Вряд ли вы найдете что-то доброе и благородное, нежное, семейно-заботливое. Кругом жестокость и мучительство. Одни сплошные страдания приносят писатели своим близким – развод или измена здесь еще самая малая беда (хотя попробуй найди писателя-однолюба или писателя-семьянина с полувековым стажем!). Тут все на свете – нищета, пьянство, скандалы. Даже преступления. Проигрыш всех семейных денег, как у Достоевского, или ежедневный моральный садизм, как у Льва Толстого. Вплоть до доведения до самоубийства.
И все эти кошмарные личности создавали свои бессмертные тексты, как бы питаясь болью и горем своих близких! Иногда кажется, что они нарочно терзали своих жен и прочих родственников, чтобы «получше узнать людей».
Рассказывают, что какой-то древнегреческий художник специально прибил гвоздями к доскам своего раба, сидел рядом и зарисовывал его вплоть до самой его смерти – чтоб изобразить человека, умирающего от невыносимых мучений. Не таков ли и писатель?
Так что же, не бывает писателей, которые безопасны для своих близких? Конечно, бывают! Например, писатели исторические. Или вот я: все мои рассказы и повести – это копание в старых радостях и обидах, сорока- а то и пятидесятилетней давности.
Но если писатель пишет про наше время – берегись!
Один мой старший товарищ, мне было пятнадцать, а ему уже целых семнадцать лет, сказал мне:
- Я собираюсь жениться несколько раз. Не меньше трех, а лучше пять или семь.
- Зачем?
- Затем, – серьезно объяснил он, – что я хочу стать писателем. Писатель должен знать жизнь. Но не только ездить на по стране и пробовать разные профессии. Это тоже важно, но этого мало. Самое главное – это получше узнать людей. А как иначе узнаешь человека, если не в семейной жизни? Представляешь себе – жена, а у нее есть отец и мать, братья и сестры, разные родственники. Целый мир другой семьи! И вот я его буду изучать!
- А потом? – спросил я.
- А потом, – сказал он, – а потом разведусь и женюсь еще раз. Я так решил: первая жена у меня будет обязательно дочка военного.
- Зачем? – повторил я.
- По контрасту с моим расхлябанным семейством, ты уж прости, что я так про своих родителей. Я их люблю и обожаю, но надо же правде в глаза смотреть! Папа переводчик, мама редактор, работают дома, завтракают в одиннадцать, ну ты понял. Мне нужен контраст! Дисциплина, строгость, за плечами суровая гарнизонная жизнь, самоотверженная мама –типичная жена офицера, и все такое. Понял?
- Понял.
- А вторая жена – из провинциальной или даже лучше из деревенской семьи, такие добрые работящие, окладистые люди, семья с устоями! С народными традициями! Третья жена, – увлекся мой приятель, – пусть будет из семьи ученых. И сама такая же. Но обязательно чтобы физики или химики. В общем, технари. А то мои родители, да и все наши друзья семьи сплошь гуманитарии. Четвертая – для разнообразия какая-нибудь спортсменка, и чтобы папа ее тренер, и мама чемпионка, и все друзья такие… Дальше я пока не придумал. Может быть, артистка. Но пока не уверен.
Я, конечно, подумал, что это очень нехорошо, потому что я был в общем и целом хороший мальчик, да еще и Канта читал (ну или о Канте читал) в свои пятнадцать лет. «Человек – не средство, а цель»; нельзя использовать человека ради своих интересов.
Я и сейчас так думаю.
***
Но поглядите на биографии писателей! Вряд ли вы найдете что-то доброе и благородное, нежное, семейно-заботливое. Кругом жестокость и мучительство. Одни сплошные страдания приносят писатели своим близким – развод или измена здесь еще самая малая беда (хотя попробуй найди писателя-однолюба или писателя-семьянина с полувековым стажем!). Тут все на свете – нищета, пьянство, скандалы. Даже преступления. Проигрыш всех семейных денег, как у Достоевского, или ежедневный моральный садизм, как у Льва Толстого. Вплоть до доведения до самоубийства.
И все эти кошмарные личности создавали свои бессмертные тексты, как бы питаясь болью и горем своих близких! Иногда кажется, что они нарочно терзали своих жен и прочих родственников, чтобы «получше узнать людей».
Рассказывают, что какой-то древнегреческий художник специально прибил гвоздями к доскам своего раба, сидел рядом и зарисовывал его вплоть до самой его смерти – чтоб изобразить человека, умирающего от невыносимых мучений. Не таков ли и писатель?
Так что же, не бывает писателей, которые безопасны для своих близких? Конечно, бывают! Например, писатели исторические. Или вот я: все мои рассказы и повести – это копание в старых радостях и обидах, сорока- а то и пятидесятилетней давности.
Но если писатель пишет про наше время – берегись!
Оригинал и комментарии
it's. winter. от wolfox
Плюсы маски: греет нос, скрывает круги под глазами, можно говорить с собой о чем угодно и никто не шарахается (бурчание не слышно, губ не видно), отлично сочетается с мрачной подмерзшей мордой, косметика не требуется.
Минусы маски: зимой не существуют.
Но погода, конечно, meh. Прошлая бесснежная зима выглядит раем, верните как было и ящик лимонада!
Оригинал и комментарии
долго меня не было, но вот я снова здесь от clear-text
«ТРЕТЬЕ ЛИЦО ДЕНИСА ДРАГУНСКОГО»
...на сотню негодяев, циников, трусов и безумцев в этой книге от силы наберется человек пять честных, добрых, нормальных людей – Лигнер (рассказ «Наследство»), продюсер Сергей Аполлонович («Хороших сценариев нет»), Марина («Свадьба на восемь персон»), Лариса («Вдовы и сироты» - к слову сказать, выписанных так же выпукло, как герои «отрицательные»...
Диляра Тасбулатова о моей книге рассказов «Третье лицо».
https://story.ru/recomendacii/knizhnaya-polka/trete-litso-denisa-dragunskogo/
...на сотню негодяев, циников, трусов и безумцев в этой книге от силы наберется человек пять честных, добрых, нормальных людей – Лигнер (рассказ «Наследство»), продюсер Сергей Аполлонович («Хороших сценариев нет»), Марина («Свадьба на восемь персон»), Лариса («Вдовы и сироты» - к слову сказать, выписанных так же выпукло, как герои «отрицательные»...
Диляра Тасбулатова о моей книге рассказов «Третье лицо».
https://story.ru/recomendacii/knizhnaya-polka/trete-litso-denisa-dragunskogo/
Оригинал и комментарии
как богата наша жизнь! от clear-text
ПРОДАВЕЦ СЧАСТЬЯ
Эта история случилась лет десять тому назад. Главного ее героя уже давно с нами нет, так что теперь можно рассказывать.
Жил да был в Москве художник Николай Сергеевич Н. Когда мы с ним впервые познакомились – точнее и честнее говоря, когда я ему был представлен – он был уже в летах. Ему было то ли к семидесяти, то ли уже за семьдесят, а я был моложе его лет на двадцать самое маленькое. У него была весьма солидная творческая биография – официальный Суриковский институт и тайное ученичество у Фалька, искания и взлеты, дружба с великими мастерами. Премии, выставки, опалы и фаворы, картины в Третьяковке и в Русском музее, альбомы репродукций, книга его собственных воспоминаний, и даже две монографии о его творчестве, написанные известными искусствоведами.
Всякий мало-мальски тертый человек, если видел Николая Сергеевича хотя бы издали, тут же понимал, что это – художник. Рослый и чуть грузноватый, с густыми, несмотря на годы, седыми волосами, с короткой энергичной бородкой, с ясными и цепкими голубыми глазами под темными бровями. Одевался он всегда в темно-серый длинный пиджак, чуть похожий на сюртук, всегда носил светлые брюки – летом фланелевые, а зимой – из плотного сукна. В довершение образа – яркая клетчатая жилетка, непременно белая сорочка и фуляр на шее вместо галстука. Разумеется, перстень с зеленым камнем. Конечно же, тяжелая гнутая трубка с серебряным кольцом на мундштуке. И в правой руке – толстая узорчатая трость с роговой рукоятью. Он был очень похож на свой автопортрет, который как раз и висел в Третьяковке; правда, там он был гораздо моложе, черноволос и кудряв, но жилетка в клеточку, трубка и яшмовый перстень – на месте.
А рядом с ним – именно в тот раз, когда меня ему представили на каком-то фуршете-банкете-вернисаже (убей бог, не помню точно, где – но время помню, было это в самом начале 2000-х) – так вот, рядом с ним была совсем юная женщина. Чуть было не сказал – девушка, даже девочка. Но какая девочка! У нее на пальце было обручальное кольцо, и у него тоже, и она говорила ему «Коля». «Коля, хочешь, я тебе принесу шашлычок из лосося?» – а он соглашался кивком.
Я даже внутренне вздохнул.
Что ж поделать! Как сказало наше всё – «Не только первый пух ланит да русы кудри молодые, порой и старца строгой вид, рубцы чела, власы седые в воображенье красоты влагают страстные мечты». Ну просто Мария и Мазепа из поэмы «Полтава»! Тем более что Николай Сергеевич был здорово похож на Мазепу из иллюстраций к помянутой поэме, разве только длинных усов не было.
А сама Мария (кстати, звали ее именно Маша!) была очень хороша собой, но чуть скованна какой-то будто бы провинциальной робостью. Она все время опускала голову, тушевалась и, казалось, хотела спрятаться за тяжелой и надменной фигурой ее немолодого – да уж скажем прямо: престарелого мужа. Зато одета она была очень модно и дорого. «Оно и понятно, – подумал я. – Старик наряжает свою куколку». Что же касается ее застенчивости, то Николай Сергеевич, казалось, хочет сделать ее более смелой и раскованной. Со мной он ее знакомил очень тщательно: узнав, кто я и откуда, он тут же пересказал это своей Маше, прибавив: «Рекомендую, рекомендую!». А потом я видел, как он водил ее по залу от одной компании к другой, знакомил со своими приятелями, ей целовали ручку, хохотали, и она начинала смеяться тоже – это я наблюдал уже издалека.
Короче говоря, я составил твердое представление о семейной жизни Николая Сергеевича, тем более что мне тут же рассказали, что его жена, известный художественный критик, скончалась лет пять назад, а их единственный сын почти что в отцы годится новой жене своего папаши.
«О, как богата, как разнообразна наша русская жизнь!» – думал я словами химика Ярцева; был такой персонаж в повести Чехова «Три года».
***
Прошло несколько лет, в течение которых я несколько раз встречал Николая Сергеевича и его Машу, всё сильнее расцветавшую и хорошевшую – как вдруг увидел на очередном фуршете-вернисаже, что он обнимает за плечо уже совсем другую женщину. Тоже очень молодую и прекрасную, тоже дорого и модно одетую – но не ту, что прежде. Впрочем, сначала, глядя издалека, я подумал, что его Маша покрасила волосы и сменила прическу – но Николай Сергеевич рассеял мои заблуждения. Узнав меня, он по-стариковски просто поманил меня рукой и представил своей спутнице: «Знакомься, Лиза…» – рассказал ей, кто я и что я, и, обратившись ко мне, пояснил: «Елизавета, моя жена, искусствовед». И посмотрел мне в глаза добрым и выразительным взглядом; я всё понял.
Через некоторое время в разговоре со своим приятелем я вспомнил эту встречу и сказал:
- Во дает Николай Сергеевич! Особенно в его возрасте. Сколько ему?
- Тридцать первого года.
- Ого! – я щелкнул пальцами. – Престарелый Казанова! Синяя Борода!
Тогда был 2008-й, кажется год. Вот и считайте.
- Старый альфонс! – вдруг сказал мой приятель.
- Что? – я ничего не понял.
- Неважно! – сказал он и поспешно перевел разговор на другую тему. Я не стал его расспрашивать.
Но разговор этот я запомнил.
***
Примерно через полгода, ожидая одну свою знакомую на набережной около Дома Художников, гуляя вдоль бесконечных рядов вроде бы приличных, но на самом деле ужасных картинок, я вдруг увидел высокого седого красавца-старика с резной тростью, дымящейся трубкой и в длинном темно-сером пиджаке.
Я подошел к нему, он меня узнал, пожал руку, и с ходу стал вещать что-то очень умное и про искусство. Точнее, про картинки, выставленные на продажу.
- Вот гляньте, – говорил он, своей тростью указывая на пейзаж с рекой и соснами. – Мастерство есть? Безусловно. Лиризм? Авторский взгляд? Все на месте. А мазок? Какой хороший мазок… Светотень вполне достойная… Колористическое единство соблюдено, это самое главное… Вроде все на месте. А что не так? Что не так, я вас спрашиваю? – и сам ответил на свой вопрос: – Дата создания! – и расхохотался. – Вот если бы эта картинка была написана лет этак полтораста, или даже сто двадцать лет тому назад, она бы украсила любой музей! Уж какой-нибудь областной художественный – точно! А будучи созданной в 2010 году, это не более чем ремесленная поделка…
- Не обижайте автора! – я взял старика за рукав и отвел в сторону.
- А что худого быть крепким ремесленником? – Николай Сергеевич пожал плечами. – Купят! И на стенку повесят. Не защищайте этого парня, он в защите не нуждается, он сознательно делает то, что делает.
- А вот я, – соврал я, – не так давно защищал вас, дорогой Николай Сергеевич. От одного весьма странного обвинения скорее морального толка.
- Любопытно-с!
- Некий наш общий знакомый, уж позвольте мне не называть его имени, сказал мне, что вы…
- Что я что? Срисовал у Тышлера своих «Комедиантов»? Настучал в шестьдесят третьем году на Юру Малютина, что он ведет подпольную студию? Жену свел в могилу? Еще! Еще!
- Нет, – сказал я. – Еще смешнее.
- Давайте, я слушаю!
- Полнейший абсурд. Он сказал, что вы – альфонс.
Старик захохотал. Потом посерьезнел:
- Любопытно узнать контекст.
- Пожалуйста. Я сказал, что вы Казанова или Синяя Борода. Вы ведь часто меняете молодых жен. А в ответ я услышал: «Он никакой не Казанова, он альфонс». Я чуть со стула не упал. Едва в драку не полез, так за вас обиделся! – снова приврал я.
Потому что уж очень сильно мне хотелось узнать, в чем там дело.
- Но ведь не полезли, в драку-то? – улыбнулся старик. – Вот и хорошо. Оно того не стоит. Тем более что я, в сущности, никакой не альфонс. Хотя внешняя схожесть, быть может…
Он задумался.
- Кто же вы? – настаивал я.
- Продавец счастья.
***
Мы отошли от прилавков с картинами и стояли у парапета набережной.
- Представляете себе, – говорил Николай Сергеевич, – живет где-то в провинции девушка. Молодая, способная, и, что немаловажно, из весьма и весьма обеспеченной семьи. Из богатой семьи, скажем уж прямо. Художница, как моя Маша. Или, как моя Лиза, искусствовед. Хочет завоевать столицу. А в столице у нее нет ничего – в наших кругах, я имею в виду. Ни знакомств, ни связей. И вот тут появляюсь я. Продавец счастья, то есть счастья в нынешнем понимании. Продавец удачи и успеха. То есть – связей и знакомств. Продавец вхожести в лучшие дома и гостиные. В тесные кружки единомышленников! Продавец интимной дружбы с журналистами, критиками, галеристами и музейщиками. Не просто продавец, а проводник, спутник, рекомендатель, больше того – муж! Такой знаменитый муж, как я! Да будь она просто дочка хоть какого олигарха или губернатора – она здесь все равно чужая. Не будет же она ходить, доставая из сумочки пачки долларов и распихивая нужным людям? Она ведь не знает, кто ей нужен. Да и не возьмут невесть от кого. Или хуже – возьмут и обманут. А ежели она со мной – другое дело.
- И все это вы им даете, так сказать, за красоту и молодость?
- Бог мой! – он посмотрел на меня с некоторой жалостью. – Немолодой человек, а такие глупости несёте, извините.
- А за что тогда? Что они вам взамен?
- С тех пор, как древние финикийцы изобрели деньги, ваш вопрос лишен смысла.
- Деньги?
- Да. Много денег. Побыть моей женой два-три года, получить этакий, что ли, бессрочный паспорт соответствия, этакий пропуск во все круги и кружочки – это дорого. Очень дорого! Но надежно. А деньги мне нужны. На жизнь, на уборщицу, на сына. Сын у меня полный обалдуй, к сожалению.
Он замолчал, добродушно глядя на меня сверху вниз; он был хорошего роста, я же говорил.
- Послушайте – мне вдруг захотелось проломить эту броню циничного самодовольства. – Послушайте, Николай Сергеевич… У вас их много?
- Не очень. Лиза третья, но мы скоро разводимся. Думаю, еще двух введу, так сказать, в круги… А потом, на прощанье, женюсь на самой богатой. И с нее сдеру вообще сумасшедшие деньги, чтоб сына обеспечить. Потому что она останется моей вдовой! Вы понимаете, сколько это стоит? – он подмигнул.
- Погодите, – настаивал я. – Вы никогда ни в одну из них не влюблялись? Вот так, вдруг, неожиданно? Молодая, красивая, тонкая, умная, нежная – а?
- Какой вы забавный!
- Кстати, а вы с ними…
- Бог с вами. Мне уже скоро восемьдесят! Хотя спим мы в одной кровати. Иногда даже чуточку… Самую-самую чуточку… Впрочем, стоп! Что-то я говорю много лишнего. Это старческое! – усмехнулся он. – А насчет влюбляться… У меня была всего одна настоящая любовь. Мне хватило. Это было очень давно. Страшно вспомнить.
***
У него вдруг потемнело лицо, и он, глядя не на меня, а на воду Москвы-реки, с усилием проговорил:
- Сорок пятый год. Маленький немецкий городок. Я прибыл туда на три дня раньше наших. Разведзадание. Я в немецкой форме. Красавец-офицер. И девушка, одна в брошенном доме. Красивая, как Лорелея. «Ihr goldnes Geschmeide blitzet, sie kämmt ihr goldenes Haar…» - негромко продекламировал он пару строк из Гейне. – Мы были вместе три дня. Всего три дня. Целых три дня божественной, потрясающей, убийственной любви. На четвертое утро просыпаюсь от грохота и шума: наши ночью пришли. Наши ворвались в дом и уже ее лапают. А я на втором этаже, со шмайссером.
- И что? – спросил я.
- Закричал по-русски: «Отставить! Разведгруппа энской дивизии!», и из шмайссера пристрелил свою Лорелею… С тех пор, знаете ли, у меня насчет влюбляться как-то не получается, извините…
Он отвернулся и пошел вдаль по набережной, опираясь на резную трость, овеваемый дымом из большой гнутой трубки. Высокий, седой, трагически одинокий.
***
Я чуть не прослезился. Но тут же вспомнил, что он – тридцать первого года рождения. Значит, в сорок пятом ему было четырнадать лет. Тьфу! Старый врун.
А вдруг насчет «продавца счастья» он тоже наврал? Нет, это вряд ли. Хотя черт его знает. И вообще, что всё это значит?
Что это доказывает и показывает?
Как говорил химик Ярцев из чеховской повести: «Это только показывает лишний раз, как богата, как разнообразна наша русская жизнь!»
Оно и верно.
Эта история случилась лет десять тому назад. Главного ее героя уже давно с нами нет, так что теперь можно рассказывать.
Жил да был в Москве художник Николай Сергеевич Н. Когда мы с ним впервые познакомились – точнее и честнее говоря, когда я ему был представлен – он был уже в летах. Ему было то ли к семидесяти, то ли уже за семьдесят, а я был моложе его лет на двадцать самое маленькое. У него была весьма солидная творческая биография – официальный Суриковский институт и тайное ученичество у Фалька, искания и взлеты, дружба с великими мастерами. Премии, выставки, опалы и фаворы, картины в Третьяковке и в Русском музее, альбомы репродукций, книга его собственных воспоминаний, и даже две монографии о его творчестве, написанные известными искусствоведами.
Всякий мало-мальски тертый человек, если видел Николая Сергеевича хотя бы издали, тут же понимал, что это – художник. Рослый и чуть грузноватый, с густыми, несмотря на годы, седыми волосами, с короткой энергичной бородкой, с ясными и цепкими голубыми глазами под темными бровями. Одевался он всегда в темно-серый длинный пиджак, чуть похожий на сюртук, всегда носил светлые брюки – летом фланелевые, а зимой – из плотного сукна. В довершение образа – яркая клетчатая жилетка, непременно белая сорочка и фуляр на шее вместо галстука. Разумеется, перстень с зеленым камнем. Конечно же, тяжелая гнутая трубка с серебряным кольцом на мундштуке. И в правой руке – толстая узорчатая трость с роговой рукоятью. Он был очень похож на свой автопортрет, который как раз и висел в Третьяковке; правда, там он был гораздо моложе, черноволос и кудряв, но жилетка в клеточку, трубка и яшмовый перстень – на месте.
А рядом с ним – именно в тот раз, когда меня ему представили на каком-то фуршете-банкете-вернисаже (убей бог, не помню точно, где – но время помню, было это в самом начале 2000-х) – так вот, рядом с ним была совсем юная женщина. Чуть было не сказал – девушка, даже девочка. Но какая девочка! У нее на пальце было обручальное кольцо, и у него тоже, и она говорила ему «Коля». «Коля, хочешь, я тебе принесу шашлычок из лосося?» – а он соглашался кивком.
Я даже внутренне вздохнул.
Что ж поделать! Как сказало наше всё – «Не только первый пух ланит да русы кудри молодые, порой и старца строгой вид, рубцы чела, власы седые в воображенье красоты влагают страстные мечты». Ну просто Мария и Мазепа из поэмы «Полтава»! Тем более что Николай Сергеевич был здорово похож на Мазепу из иллюстраций к помянутой поэме, разве только длинных усов не было.
А сама Мария (кстати, звали ее именно Маша!) была очень хороша собой, но чуть скованна какой-то будто бы провинциальной робостью. Она все время опускала голову, тушевалась и, казалось, хотела спрятаться за тяжелой и надменной фигурой ее немолодого – да уж скажем прямо: престарелого мужа. Зато одета она была очень модно и дорого. «Оно и понятно, – подумал я. – Старик наряжает свою куколку». Что же касается ее застенчивости, то Николай Сергеевич, казалось, хочет сделать ее более смелой и раскованной. Со мной он ее знакомил очень тщательно: узнав, кто я и откуда, он тут же пересказал это своей Маше, прибавив: «Рекомендую, рекомендую!». А потом я видел, как он водил ее по залу от одной компании к другой, знакомил со своими приятелями, ей целовали ручку, хохотали, и она начинала смеяться тоже – это я наблюдал уже издалека.
Короче говоря, я составил твердое представление о семейной жизни Николая Сергеевича, тем более что мне тут же рассказали, что его жена, известный художественный критик, скончалась лет пять назад, а их единственный сын почти что в отцы годится новой жене своего папаши.
«О, как богата, как разнообразна наша русская жизнь!» – думал я словами химика Ярцева; был такой персонаж в повести Чехова «Три года».
***
Прошло несколько лет, в течение которых я несколько раз встречал Николая Сергеевича и его Машу, всё сильнее расцветавшую и хорошевшую – как вдруг увидел на очередном фуршете-вернисаже, что он обнимает за плечо уже совсем другую женщину. Тоже очень молодую и прекрасную, тоже дорого и модно одетую – но не ту, что прежде. Впрочем, сначала, глядя издалека, я подумал, что его Маша покрасила волосы и сменила прическу – но Николай Сергеевич рассеял мои заблуждения. Узнав меня, он по-стариковски просто поманил меня рукой и представил своей спутнице: «Знакомься, Лиза…» – рассказал ей, кто я и что я, и, обратившись ко мне, пояснил: «Елизавета, моя жена, искусствовед». И посмотрел мне в глаза добрым и выразительным взглядом; я всё понял.
Через некоторое время в разговоре со своим приятелем я вспомнил эту встречу и сказал:
- Во дает Николай Сергеевич! Особенно в его возрасте. Сколько ему?
- Тридцать первого года.
- Ого! – я щелкнул пальцами. – Престарелый Казанова! Синяя Борода!
Тогда был 2008-й, кажется год. Вот и считайте.
- Старый альфонс! – вдруг сказал мой приятель.
- Что? – я ничего не понял.
- Неважно! – сказал он и поспешно перевел разговор на другую тему. Я не стал его расспрашивать.
Но разговор этот я запомнил.
***
Примерно через полгода, ожидая одну свою знакомую на набережной около Дома Художников, гуляя вдоль бесконечных рядов вроде бы приличных, но на самом деле ужасных картинок, я вдруг увидел высокого седого красавца-старика с резной тростью, дымящейся трубкой и в длинном темно-сером пиджаке.
Я подошел к нему, он меня узнал, пожал руку, и с ходу стал вещать что-то очень умное и про искусство. Точнее, про картинки, выставленные на продажу.
- Вот гляньте, – говорил он, своей тростью указывая на пейзаж с рекой и соснами. – Мастерство есть? Безусловно. Лиризм? Авторский взгляд? Все на месте. А мазок? Какой хороший мазок… Светотень вполне достойная… Колористическое единство соблюдено, это самое главное… Вроде все на месте. А что не так? Что не так, я вас спрашиваю? – и сам ответил на свой вопрос: – Дата создания! – и расхохотался. – Вот если бы эта картинка была написана лет этак полтораста, или даже сто двадцать лет тому назад, она бы украсила любой музей! Уж какой-нибудь областной художественный – точно! А будучи созданной в 2010 году, это не более чем ремесленная поделка…
- Не обижайте автора! – я взял старика за рукав и отвел в сторону.
- А что худого быть крепким ремесленником? – Николай Сергеевич пожал плечами. – Купят! И на стенку повесят. Не защищайте этого парня, он в защите не нуждается, он сознательно делает то, что делает.
- А вот я, – соврал я, – не так давно защищал вас, дорогой Николай Сергеевич. От одного весьма странного обвинения скорее морального толка.
- Любопытно-с!
- Некий наш общий знакомый, уж позвольте мне не называть его имени, сказал мне, что вы…
- Что я что? Срисовал у Тышлера своих «Комедиантов»? Настучал в шестьдесят третьем году на Юру Малютина, что он ведет подпольную студию? Жену свел в могилу? Еще! Еще!
- Нет, – сказал я. – Еще смешнее.
- Давайте, я слушаю!
- Полнейший абсурд. Он сказал, что вы – альфонс.
Старик захохотал. Потом посерьезнел:
- Любопытно узнать контекст.
- Пожалуйста. Я сказал, что вы Казанова или Синяя Борода. Вы ведь часто меняете молодых жен. А в ответ я услышал: «Он никакой не Казанова, он альфонс». Я чуть со стула не упал. Едва в драку не полез, так за вас обиделся! – снова приврал я.
Потому что уж очень сильно мне хотелось узнать, в чем там дело.
- Но ведь не полезли, в драку-то? – улыбнулся старик. – Вот и хорошо. Оно того не стоит. Тем более что я, в сущности, никакой не альфонс. Хотя внешняя схожесть, быть может…
Он задумался.
- Кто же вы? – настаивал я.
- Продавец счастья.
***
Мы отошли от прилавков с картинами и стояли у парапета набережной.
- Представляете себе, – говорил Николай Сергеевич, – живет где-то в провинции девушка. Молодая, способная, и, что немаловажно, из весьма и весьма обеспеченной семьи. Из богатой семьи, скажем уж прямо. Художница, как моя Маша. Или, как моя Лиза, искусствовед. Хочет завоевать столицу. А в столице у нее нет ничего – в наших кругах, я имею в виду. Ни знакомств, ни связей. И вот тут появляюсь я. Продавец счастья, то есть счастья в нынешнем понимании. Продавец удачи и успеха. То есть – связей и знакомств. Продавец вхожести в лучшие дома и гостиные. В тесные кружки единомышленников! Продавец интимной дружбы с журналистами, критиками, галеристами и музейщиками. Не просто продавец, а проводник, спутник, рекомендатель, больше того – муж! Такой знаменитый муж, как я! Да будь она просто дочка хоть какого олигарха или губернатора – она здесь все равно чужая. Не будет же она ходить, доставая из сумочки пачки долларов и распихивая нужным людям? Она ведь не знает, кто ей нужен. Да и не возьмут невесть от кого. Или хуже – возьмут и обманут. А ежели она со мной – другое дело.
- И все это вы им даете, так сказать, за красоту и молодость?
- Бог мой! – он посмотрел на меня с некоторой жалостью. – Немолодой человек, а такие глупости несёте, извините.
- А за что тогда? Что они вам взамен?
- С тех пор, как древние финикийцы изобрели деньги, ваш вопрос лишен смысла.
- Деньги?
- Да. Много денег. Побыть моей женой два-три года, получить этакий, что ли, бессрочный паспорт соответствия, этакий пропуск во все круги и кружочки – это дорого. Очень дорого! Но надежно. А деньги мне нужны. На жизнь, на уборщицу, на сына. Сын у меня полный обалдуй, к сожалению.
Он замолчал, добродушно глядя на меня сверху вниз; он был хорошего роста, я же говорил.
- Послушайте – мне вдруг захотелось проломить эту броню циничного самодовольства. – Послушайте, Николай Сергеевич… У вас их много?
- Не очень. Лиза третья, но мы скоро разводимся. Думаю, еще двух введу, так сказать, в круги… А потом, на прощанье, женюсь на самой богатой. И с нее сдеру вообще сумасшедшие деньги, чтоб сына обеспечить. Потому что она останется моей вдовой! Вы понимаете, сколько это стоит? – он подмигнул.
- Погодите, – настаивал я. – Вы никогда ни в одну из них не влюблялись? Вот так, вдруг, неожиданно? Молодая, красивая, тонкая, умная, нежная – а?
- Какой вы забавный!
- Кстати, а вы с ними…
- Бог с вами. Мне уже скоро восемьдесят! Хотя спим мы в одной кровати. Иногда даже чуточку… Самую-самую чуточку… Впрочем, стоп! Что-то я говорю много лишнего. Это старческое! – усмехнулся он. – А насчет влюбляться… У меня была всего одна настоящая любовь. Мне хватило. Это было очень давно. Страшно вспомнить.
***
У него вдруг потемнело лицо, и он, глядя не на меня, а на воду Москвы-реки, с усилием проговорил:
- Сорок пятый год. Маленький немецкий городок. Я прибыл туда на три дня раньше наших. Разведзадание. Я в немецкой форме. Красавец-офицер. И девушка, одна в брошенном доме. Красивая, как Лорелея. «Ihr goldnes Geschmeide blitzet, sie kämmt ihr goldenes Haar…» - негромко продекламировал он пару строк из Гейне. – Мы были вместе три дня. Всего три дня. Целых три дня божественной, потрясающей, убийственной любви. На четвертое утро просыпаюсь от грохота и шума: наши ночью пришли. Наши ворвались в дом и уже ее лапают. А я на втором этаже, со шмайссером.
- И что? – спросил я.
- Закричал по-русски: «Отставить! Разведгруппа энской дивизии!», и из шмайссера пристрелил свою Лорелею… С тех пор, знаете ли, у меня насчет влюбляться как-то не получается, извините…
Он отвернулся и пошел вдаль по набережной, опираясь на резную трость, овеваемый дымом из большой гнутой трубки. Высокий, седой, трагически одинокий.
***
Я чуть не прослезился. Но тут же вспомнил, что он – тридцать первого года рождения. Значит, в сорок пятом ему было четырнадать лет. Тьфу! Старый врун.
А вдруг насчет «продавца счастья» он тоже наврал? Нет, это вряд ли. Хотя черт его знает. И вообще, что всё это значит?
Что это доказывает и показывает?
Как говорил химик Ярцев из чеховской повести: «Это только показывает лишний раз, как богата, как разнообразна наша русская жизнь!»
Оно и верно.
Оригинал и комментарии
рассказ моего приятеля от clear-text
НА ВСЕ ЛЕТО С ДЕВУШКОЙ К МОРЮ
Мой старый товарищ (ныне его уже нет с нами), режиссер из Казахстана, рассказывал мне:
***
«Снял свой первый фильм, получил постановочные, а фильм вдобавок получил премию в Москве и на зарубежном фестивале тоже – за это еще денег дали от родной студии.
Вот тут одна красивая девушка – я за ней немножко ухаживал раньше, но она всё как-то так, ни «да», ни «нет» – вдруг эта девушка говорит:
- А давай поедем на лето к морю!
- Давай! А куда?
- Я давно хочу в Прибалтику, – говорит. – Я на Черном море была, а в Прибалтике ни разу.
- Давай! – говорю. – Конечно!
Хотя я, конечно, понимал, что она не со мной ехать хочет, а просто погулять по Прибалтике. Но я думал – а вдруг? Вдруг что-то получится хорошее?»
***
Надо сказать, что этот мой товарищ был человек очень талантливый – но робкий, скромный, малорослый, некрасивый и какой-то неловкий в осанке и поступках. То, что его первый фильм получил сразу два приза – это было удивительное схождение благоприятных звезд. Но увы, это была его первая и последняя удача. Хотя он, конечно, еще что-то снимал. Но уже не то, не так.
***
«Поехали. Денег много! Заранее заказали гостиницу тут, гостиницу там, это был еще СССР, приходилось на лапу давать, чтоб нас в одном номере поселили. А сразу пожениться она не хотела. «Надо хорошенько узнать друг друга». Ладно.
Прилетели самолетом. Шиковали. От аэропорта не автобус, а такси, между Ригой и Вильнюсом на четыре часа брали купе СВ, все такое. Купались в море. Верней, она купалась, я на берегу сидел. Гуляли. Смотрели разную старину. Обедали в ресторане. Даже разговаривали. Спали вместе – что было, то было. Почти два месяца прогуляли. Потом деньги стали кончаться. Я ей говорю:
- По-моему, нам пора домой.
- А почему?
- Деньги кончились почти совсем.
- Жалко, – говорит. – Ладно, что делать! На самолет осталось?
- Тебе на билет осталось, – говорю.
- А ты как? – спрашивает.
- Я на поезде.
- Не обижаешься?
- Что ты, что ты! – говорю. – Хорошо ведь отдохнули!
- Отлично, – говорит. – Спасибо! Ты меня проводишь?
Проводил я ее до аэропорта, потом на вокзале купил билет только до Москвы. Больше у меня денег не было. В Москве пришел к НН (он назвал имя-отчество знаменитого режиссера, у которого учился во ВГИКе), одолжил у него двадцать два рубля на билет до Алма-Аты… Как раз цена за плацкарт.
Вот и всё».
***
- А пожрать купить в дорогу? – спросил я. – Три дня ведь ехать!
- Жрать как-то не хотелось, – сказал он.
***
Вот и всё.
Оригинал и комментарии
Вопросы по "зеленой" энергетике от apxiv
Читал множество баталий по поводу "зеленой" энергетики, есть совсем небольшой личный опыт общения с поклонниками "зеленых бесов" и, наблюдая очередной срач по поводу замерзших вертяков и засыпанных снегом солнечных батарей в Германии, решил изложить свои обобщения базовых заблуждений спорщиков. Тем, кто сильно в теме, мои откровения формально гуманитария по образованию могут показаться примитивными, но это так и есть примитивные-примативные-первичные-базовые. Судя по спорам многие их не учитывают, лезут в детали, не зная, образно говоря, даже закона Ома.
1. Почему углекислый газ? Весь всемирный хайп по поводу "зеленой энергии" устроен под флагом борьбы с глобальным потеплением, что само по себе спорно, но сейчас "замнем для ясности" и будем считать что действительно идет потепление. Также не будем обсуждать почему это потепление так плохо и почему с ним надо бороться. Что-то не попадались статьи с обоснованием пользы потепления. Ну ладно. Будем здесь считать что потепление есть и надо с этим бороться. Как?
Нам постоянно эмоционально-агрессивно навяливают единственный способ: снижать в перспективе до нуля выброс в атмосферу углекислого газа - так называемая "декарбонизация". Типа, он обладает парниковым эффектом, вот снизим его содержание и остановим потепление.
Смотрим какие газы в атмосфере и какую долю вносят в общий парниковый эффект:
Данные из разных источников могут отличаться, не меняя сути соотношения вклада. Вы часто видели бурные обсуждения как нам бороться с испарением воды, выбросами метана? С озоном вообще отдельная уже прошедшая история такого же хайпа, который тоже начался с выступления "Греты", но тогда был лозунг сохранить и преумножить озон.
Да и сколько того углекислого газа в атмосфере?
Более точные данные: в последние десятилетия содержание углекислого газа ввоздухе увеличилось и составляет от 0,393% до 0,397%. То есть можно считать 0,004%.
Ахренеть. Борьба с повышением доли на 0,004%! Даже если списать весь выхлоп углекислого газа на человеческую деятельность (а это не так), то цель побороть 4 стотысячные доли не может впечатлить. Поэтому для устрашения часто пишут в тоннах, типа 100500 тонн от угольных электростанций, трепещите! И лох цепенеет.
2. Откуда углекислый газ? Борцуны за "зеленую энергию" аргументируют количеством углекислого газа, который выбрасывается двигателями внутреннего сгорания, электростанциями (уголь, газ, мазут).
- Наверное где-то можно найти оценки количества углекислого газа от биосферы Земли. Да-да, вся эта банда от планктона до самых крупных животных дышит и пердит! Что с этим делать будем?
- От сгорания и гниения органики. Не нашел хотя бы примерной оценки. Да не очень-то и хотелось.
- Теперь извержения вулканов. Редко, но метко. Выброс углекислоты сравнимый с выбросом целой развивающейся страны за год.
Короче, было бы интересно увидеть внушающие доверие расчеты какая доля выбросов углекислого газа из перечисленных и других источников приходится на электростанции на горючем и ДВС с которыми ведут такую яростную борьбу.
3. Откуда выбросы техногенного углекислого газа? Самих людей не считаем, они в доле биосферы.
- С электростанциями на горючем все ясно, их отслеживают и цифрами выбросов размахивают как красной тряпкой.
- С ДВС (двигателями внутреннего сгорания) не так все просто. "Зеленые" преследуют ДВС автомобилей, но потребителей бензина-керосина-солярки гораздо больше: самолеты, тепловозы, ракеты, флот. Кстати, абсолютным лидером по потреблению дизтоплива являются именно морские суда! Навскидку не нашел долю в общем потреблении, но она меня тогда просто ошарашила. Так какая доля углекислоты от автомобилей с ДВС из общего числа сжигателей горючего? Какая долюсенька от них получается в перечисленных в п.2?
- Наверняка какая-то доля углекислоты выбрасывается при разных техноголических процессах, не только на химкомбинатах.
- Если бы я писал чуть раньше, то обязательно и уверенно включил в перечень военную технику как безальтернативную по выбросам. Но недавно главарь банды НАТО Столтенберг заявил о том, что для экологичности надо устанавливать на танки солнечные батареи! Народ уверяет, что проверял по публикации стенограммы на оф сайте, это не фейк, но потому и страшно становится - эти же клинические имеют доступ к оружию.
4. Как бороться с выбросами углекислоты? Хрен бы с ним, что доля техногенных выбросов углекислоты из перечня в п.2 мала + сама парниковая роль углекислоты из перечисленных в п.1 газов наименьшая, но нам предлагают бороться опять же с не самым большим источником из перечня в п.3, и все это чтобы продвинуть тему вертяков и фотовольтаики, причем в результате за счет самих же потребителей.
"Зеленые" пропихивают в итоге запрет автомобилей с ДВС и закрытие электростанций на горючем. Причем как-то так одновременно под раздачу попали и атомные электростанции, которые вообще без выбросов углекислоты. Других масштабных инициатив в деле "декарбонизации" чот не могу припомнить.
При редких случаях общения с "зелеными" я задавал два вопроса: почему они не продвигают простой и жутко экологичный способ борьбы с водяным паром, который вносит основной вклад в парниковый эффект и заодно с их жупелом - углекислотой? Ни один даже близко не догадался. Вот поэтому "зеленые" и пишу в кавычках. Второй вопрос: почему они не продвигают во всем мире тему зеленых насаждений? Если потепление и стало больше углекислого газа - растениям самое то, биомасса попрет. Зелень защищает почву от испарения воды, поглощает ненавистный вами углекислый газ и выделяет кошерный кислород. Плюсов дополнительных много: это и выращивание быстрорастущих тополей как аккумуляторов солнечной энергии, и строительный материал и т.п. Ну так почему тишина, вы же себя зелеными называете, вот и толкайте зелень.
Ну и больше по приколу вопрос: Почему не требуете запрета газированных напитков? Ведь там ужас какой выброс углекислоты прямо на глазах происходит. Кстати, а кто-нибудь оценивал такие выбросы? Может там в масштабах той же Германии действительно сравнимо с электростанцией?
5. Немного разного о заблуждениях или недопониманиях.
- Когда все время талдычат о "грязных" электростанциях и их замене на вертяки и фотовольтаику, то как-то складывается впечатление что электроэнергия и есть вся энергетика. Нет, электроэнергия в общей мировой энергетике занимает кажется около 10%.
- Многие под "альтернативной" или "зеленой энергетикой" почему-то подразумевают опять-таки только вертяки и солнечные батареи. А ГЭС и приливные электростанции, геотермальные? Они тоже на возобновляемых источниках и чистые-чистые, прям экология так и прет изо всех щелей.
- Часто вижу в обсуждениях как человек аргументацию своих личных хотелок (ну пусть некоторой группы потребителей) переносит на интересы целого региона, страны или на весь мир. Вероятно, это эффект Даннинга-Крюгера.
- И да, я за использование вертяков и солнечных батарей, а также других разнообразных источников энергии (не только электро). Но, перефразируя известный афоризм Козьмы Пруткова "Каждый источник энергии приносит пользу, будучи употреблен на своем месте". У каждого есть своя ниша использования в зависимости от множества факторов типа места, окружающей среды, цены, эффективности (денежной, энергетической), решаемых задач и т.п.
В качестве полезного самообразования настоятельно рекомендую сайт Бориса Марцинкевича http://geoenergetics.ru/ где он и другие авторы очень толково и доступно разъясняют даже самые сложные вопросы.
ЗЫ. Первый же комментатор из серии я про Фому, а он про Ерему. Я упомянул выделение кислорода растениями как дополнительный бонус, а главное-то было в поглощении деревьями углекислого газа и уменьшении образования водяного пара. Но за это спасибо ему, натолкнул меня на мысль требовать от "зеленых" пересесть на газогенераторные автомобили на дровах:
Ну да, некрасиво с "мусорным баком", медленно, зато на возобновляемом источнике энергии, который совсем недавно был натурально зеленым. Чтобы было более понятно, в "мусорном баке"происходит пиролиз древесины и древесный газ по заметной сверху трубе поступает в двигатель. Пиролиз - это термическое разложение органики, в данном случае древесины, торфа и проч. при минимальном доступе кислорода или вообще без него. Всем известный пример результата пиролиза - древесный уголь для мангалов. Это чистый углерод. Наглядное свидетельство связанного деревом углекислого газа. Пусть соревнуются кто больше древесного угля получит и таким образом внесет свой вклад в дело "декарбонизации".
1. Почему углекислый газ? Весь всемирный хайп по поводу "зеленой энергии" устроен под флагом борьбы с глобальным потеплением, что само по себе спорно, но сейчас "замнем для ясности" и будем считать что действительно идет потепление. Также не будем обсуждать почему это потепление так плохо и почему с ним надо бороться. Что-то не попадались статьи с обоснованием пользы потепления. Ну ладно. Будем здесь считать что потепление есть и надо с этим бороться. Как?
Нам постоянно эмоционально-агрессивно навяливают единственный способ: снижать в перспективе до нуля выброс в атмосферу углекислого газа - так называемая "декарбонизация". Типа, он обладает парниковым эффектом, вот снизим его содержание и остановим потепление.
Смотрим какие газы в атмосфере и какую долю вносят в общий парниковый эффект:
Да и сколько того углекислого газа в атмосфере?
Более точные данные: в последние десятилетия содержание углекислого газа ввоздухе увеличилось и составляет от 0,393% до 0,397%. То есть можно считать 0,004%.Ахренеть. Борьба с повышением доли на 0,004%! Даже если списать весь выхлоп углекислого газа на человеческую деятельность (а это не так), то цель побороть 4 стотысячные доли не может впечатлить. Поэтому для устрашения часто пишут в тоннах, типа 100500 тонн от угольных электростанций, трепещите! И лох цепенеет.
2. Откуда углекислый газ? Борцуны за "зеленую энергию" аргументируют количеством углекислого газа, который выбрасывается двигателями внутреннего сгорания, электростанциями (уголь, газ, мазут).
- Наверное где-то можно найти оценки количества углекислого газа от биосферы Земли. Да-да, вся эта банда от планктона до самых крупных животных дышит и пердит! Что с этим делать будем?
- От сгорания и гниения органики. Не нашел хотя бы примерной оценки. Да не очень-то и хотелось.
- Теперь извержения вулканов. Редко, но метко. Выброс углекислоты сравнимый с выбросом целой развивающейся страны за год.
Короче, было бы интересно увидеть внушающие доверие расчеты какая доля выбросов углекислого газа из перечисленных и других источников приходится на электростанции на горючем и ДВС с которыми ведут такую яростную борьбу.
3. Откуда выбросы техногенного углекислого газа? Самих людей не считаем, они в доле биосферы.
- С электростанциями на горючем все ясно, их отслеживают и цифрами выбросов размахивают как красной тряпкой.
- С ДВС (двигателями внутреннего сгорания) не так все просто. "Зеленые" преследуют ДВС автомобилей, но потребителей бензина-керосина-солярки гораздо больше: самолеты, тепловозы, ракеты, флот. Кстати, абсолютным лидером по потреблению дизтоплива являются именно морские суда! Навскидку не нашел долю в общем потреблении, но она меня тогда просто ошарашила. Так какая доля углекислоты от автомобилей с ДВС из общего числа сжигателей горючего? Какая долюсенька от них получается в перечисленных в п.2?
- Наверняка какая-то доля углекислоты выбрасывается при разных техноголических процессах, не только на химкомбинатах.
- Если бы я писал чуть раньше, то обязательно и уверенно включил в перечень военную технику как безальтернативную по выбросам. Но недавно главарь банды НАТО Столтенберг заявил о том, что для экологичности надо устанавливать на танки солнечные батареи! Народ уверяет, что проверял по публикации стенограммы на оф сайте, это не фейк, но потому и страшно становится - эти же клинические имеют доступ к оружию.
4. Как бороться с выбросами углекислоты? Хрен бы с ним, что доля техногенных выбросов углекислоты из перечня в п.2 мала + сама парниковая роль углекислоты из перечисленных в п.1 газов наименьшая, но нам предлагают бороться опять же с не самым большим источником из перечня в п.3, и все это чтобы продвинуть тему вертяков и фотовольтаики, причем в результате за счет самих же потребителей.
"Зеленые" пропихивают в итоге запрет автомобилей с ДВС и закрытие электростанций на горючем. Причем как-то так одновременно под раздачу попали и атомные электростанции, которые вообще без выбросов углекислоты. Других масштабных инициатив в деле "декарбонизации" чот не могу припомнить.
При редких случаях общения с "зелеными" я задавал два вопроса: почему они не продвигают простой и жутко экологичный способ борьбы с водяным паром, который вносит основной вклад в парниковый эффект и заодно с их жупелом - углекислотой? Ни один даже близко не догадался. Вот поэтому "зеленые" и пишу в кавычках. Второй вопрос: почему они не продвигают во всем мире тему зеленых насаждений? Если потепление и стало больше углекислого газа - растениям самое то, биомасса попрет. Зелень защищает почву от испарения воды, поглощает ненавистный вами углекислый газ и выделяет кошерный кислород. Плюсов дополнительных много: это и выращивание быстрорастущих тополей как аккумуляторов солнечной энергии, и строительный материал и т.п. Ну так почему тишина, вы же себя зелеными называете, вот и толкайте зелень.
Ну и больше по приколу вопрос: Почему не требуете запрета газированных напитков? Ведь там ужас какой выброс углекислоты прямо на глазах происходит. Кстати, а кто-нибудь оценивал такие выбросы? Может там в масштабах той же Германии действительно сравнимо с электростанцией?
5. Немного разного о заблуждениях или недопониманиях.
- Когда все время талдычат о "грязных" электростанциях и их замене на вертяки и фотовольтаику, то как-то складывается впечатление что электроэнергия и есть вся энергетика. Нет, электроэнергия в общей мировой энергетике занимает кажется около 10%.
- Многие под "альтернативной" или "зеленой энергетикой" почему-то подразумевают опять-таки только вертяки и солнечные батареи. А ГЭС и приливные электростанции, геотермальные? Они тоже на возобновляемых источниках и чистые-чистые, прям экология так и прет изо всех щелей.
- Часто вижу в обсуждениях как человек аргументацию своих личных хотелок (ну пусть некоторой группы потребителей) переносит на интересы целого региона, страны или на весь мир. Вероятно, это эффект Даннинга-Крюгера.
- И да, я за использование вертяков и солнечных батарей, а также других разнообразных источников энергии (не только электро). Но, перефразируя известный афоризм Козьмы Пруткова "Каждый источник энергии приносит пользу, будучи употреблен на своем месте". У каждого есть своя ниша использования в зависимости от множества факторов типа места, окружающей среды, цены, эффективности (денежной, энергетической), решаемых задач и т.п.
В качестве полезного самообразования настоятельно рекомендую сайт Бориса Марцинкевича http://geoenergetics.ru/ где он и другие авторы очень толково и доступно разъясняют даже самые сложные вопросы.
ЗЫ. Первый же комментатор из серии я про Фому, а он про Ерему. Я упомянул выделение кислорода растениями как дополнительный бонус, а главное-то было в поглощении деревьями углекислого газа и уменьшении образования водяного пара. Но за это спасибо ему, натолкнул меня на мысль требовать от "зеленых" пересесть на газогенераторные автомобили на дровах:
Оригинал и комментарии
к альтернативной истории русской литературы ХХ века от clear-text
О ДЕТЯХ И ПАРАЗИТАХ
Вспомнилась знаменитая фраза Шкловского: «По гамбургскому счету – Серафимовича и Вересаева нет. Они не доезжают до города».
Дело, однако, не только в качестве прозы.
Дело еще и в той жизни, которая за окнами.
Напряжем фантазию и представим себе, что Николай согласился на «ответственное министерство», то есть, по сути, на конституционную монархию. Или мы бы жили в республике Львова, Милюкова и их преемников.
Картина литературы изменилась бы радикально.
Прежде всего, никто бы никуда не эмигрировал. Разве что Олеша и Бабель (см. далее)
В России жили бы Бунин и Куприн, Шмелев и Осоргин, Замятин и Алданов, Мережковский и Гиппиус, Тэффи и Аверченко и многие, многие, многие другие. Философы-литераторы в том числе: Бердяев, Шестов, Лосский, Карсавин, Трубецкой, Франк, Степун.
Скорее всего, Набоков вернулся бы в Россию (в родовое гнездо, в особняк на Большой Морской).
Поэтому талантливые М. Горький и Алексей Толстой играли бы более скромную роль, не были бы «живыми классиками», государственными кумирами.
Спокойно жили бы и творили русские поэты – Маяковский, Есенин, Гумилев, Мандельштам, Ахматова, Цветаева, Пастернак и многие другие. Никто бы их не расстреливал, не арестовывал, не травил в газетах и с трибун
Работал бы Сологуб. Расцветал бы талант Булгакова.
Катаев был бы крепким эпигоном бунинской школы. Жил бы под сенью мастера. Сочинял бы наперегонки с Леонидом Зуровым и Галиной Кузнецовой; летом они все трое жили бы во флигелях его орловского имения, а зимой – ездили бы с мэтром в Петроград и Москву.
Юрий Олеша был бы хорошим польским писателем.
Исаак Бабель писал бы блестящие эротические новеллы по-французски и сам переводил бы их на русский; был бы не раз судим за порнографию, жил бы по преимуществу во Франции. То есть был бы кем-то вроде Набокова.
А многих – в том числе и неплохих – писателей просто бы не было.
Например, Петра Павленко, Федора Гладкова, Федора Панферова и жены его Антонины Коптяевой, Леонида Соболева, Георгия Маркова, Анатолия Иванова, Ивана Стаднюка, Бубеннова, Бабаевского, Кочетова, имя же им легион. Они бы занимались каким-то полезным трудом.
Не было бы Шолохова, как ни смешно. Вообще. В принципе.
Фадеева, скорее всего, тоже.
Сомневаюсь в появлении писателей, которые начинали «рабкорами» и вообще газетчиками - Андрея Платонова, например. Ильфа и Петрова. Ну или бы у них была совсем другая биография.
И уж конечно, не было бы писателей (особенно поэтов) нынешняя слава которых на 80% состоит из того, что их «запрещали при советской власти».
Эти мысли – не просто упражнение.
Каждый писатель, хороший или плохой – дитя эпохи.
Но не каждый – ее паразит.
Вспомнилась знаменитая фраза Шкловского: «По гамбургскому счету – Серафимовича и Вересаева нет. Они не доезжают до города».
Дело, однако, не только в качестве прозы.
Дело еще и в той жизни, которая за окнами.
Напряжем фантазию и представим себе, что Николай согласился на «ответственное министерство», то есть, по сути, на конституционную монархию. Или мы бы жили в республике Львова, Милюкова и их преемников.
Картина литературы изменилась бы радикально.
Прежде всего, никто бы никуда не эмигрировал. Разве что Олеша и Бабель (см. далее)
В России жили бы Бунин и Куприн, Шмелев и Осоргин, Замятин и Алданов, Мережковский и Гиппиус, Тэффи и Аверченко и многие, многие, многие другие. Философы-литераторы в том числе: Бердяев, Шестов, Лосский, Карсавин, Трубецкой, Франк, Степун.
Скорее всего, Набоков вернулся бы в Россию (в родовое гнездо, в особняк на Большой Морской).
Поэтому талантливые М. Горький и Алексей Толстой играли бы более скромную роль, не были бы «живыми классиками», государственными кумирами.
Спокойно жили бы и творили русские поэты – Маяковский, Есенин, Гумилев, Мандельштам, Ахматова, Цветаева, Пастернак и многие другие. Никто бы их не расстреливал, не арестовывал, не травил в газетах и с трибун
Работал бы Сологуб. Расцветал бы талант Булгакова.
Катаев был бы крепким эпигоном бунинской школы. Жил бы под сенью мастера. Сочинял бы наперегонки с Леонидом Зуровым и Галиной Кузнецовой; летом они все трое жили бы во флигелях его орловского имения, а зимой – ездили бы с мэтром в Петроград и Москву.
Юрий Олеша был бы хорошим польским писателем.
Исаак Бабель писал бы блестящие эротические новеллы по-французски и сам переводил бы их на русский; был бы не раз судим за порнографию, жил бы по преимуществу во Франции. То есть был бы кем-то вроде Набокова.
А многих – в том числе и неплохих – писателей просто бы не было.
Например, Петра Павленко, Федора Гладкова, Федора Панферова и жены его Антонины Коптяевой, Леонида Соболева, Георгия Маркова, Анатолия Иванова, Ивана Стаднюка, Бубеннова, Бабаевского, Кочетова, имя же им легион. Они бы занимались каким-то полезным трудом.
Не было бы Шолохова, как ни смешно. Вообще. В принципе.
Фадеева, скорее всего, тоже.
Сомневаюсь в появлении писателей, которые начинали «рабкорами» и вообще газетчиками - Андрея Платонова, например. Ильфа и Петрова. Ну или бы у них была совсем другая биография.
И уж конечно, не было бы писателей (особенно поэтов) нынешняя слава которых на 80% состоит из того, что их «запрещали при советской власти».
Эти мысли – не просто упражнение.
Каждый писатель, хороший или плохой – дитя эпохи.
Но не каждый – ее паразит.
Оригинал и комментарии
из жизни пикаперов от clear-text
КОШМАР И УЖАС
Сидоров сидел в новом электробусе, радуясь ранней весне и раннему утру – светило солнце, воздух был влажный и мягкий, а на табло под потолком было восемь ноль четыре.
Электробус ехал по такому району, где жители в это время еще спят или едва просыпаются, ибо профессия или деньги избавили их от необходимости спешить на службу – поэтому в салоне было почти пусто. Да и сам Сидоров принадлежал к счастливой компании тех, кто заработал себе право быть совой. Но сегодня с утра пораньше ему надо было в поликлинику.
Пассажиров, кроме него, было еще два человека, всего-то! Он их рассмотрел. Очень бодрый сухонький старичок в кепке и драповой куртке – и девушка. Они были в масках. Сидоров тоже был в маске – в черной, с белым принтом «Не бойся меня!». Старичок же был в дорогущей маске, с пластмассовым респиратором – то есть не рядовой пенсионер, куда там! На девушке была маска тоже не самая дешевая, с выпирающим носом, отчего она сделалась похожа на северную морскую птицу под названием «тупик». Или на симпатичного тапирчика. Хотя всем своим видом она была вовсе не тапирчик: стройная, рослая, красиво одетая, с хорошей сумкой – она стояла спиной к дверям, держась за поручень и небрежно оглядываясь.
«Жаль, что мне надо в поликлинику! Такой чудесный тапирчик!» – подумал Сидоров, когда она улыбнулась, заметив принт на его маске. Улыбнулась одними глазами, поскольку была в маске. И он, по той же причине, ответил ей улыбкой своих глаз. Кажется, она поняла и даже как будто бы кивнула.
«Жаль, что мне сейчас выходить! Ах ты мой тупик!» – вздохнул он в уме. Тем более что он очень хорошо умел знакомиться на улице и вообще где угодно. Пикапер высшего класса. Да. Жаль. Но не сегодня.
Электробус стал притормаживать.
Сидоров, обойдя девушку и еще раз послав ей беспредметный, но ласковый сигнал глазами, спрыгнул на тротуар, постоял буквально полсекунды и обернулся, потому что захотел помахать ей рукой – но вдруг увидел, что она выходит тоже.
Он тут же протянул ей руку со всей галантностью.
Она приняла его руку, сошла со ступенек электробуса, кивнула, отвернулась и вытащила из сумки смартфон.
Сидоров кивнул в ответ, краем глаза заметив, что бодрый худой старичок тоже выскочил наружу и быстро пошел – почти побежал – влево, и свернул во двор. Сидоров пошагал за ним, потому что там и была поликлиника.
Это была «недлявсехняя» поликлиника. Пропуск надо было сначала показать на проходной, а потом уже в здании, после раздевалки.
Сидоров увидел, как старичок бойко прошел через турникет. Смешно! Значит, старичок «свой». Недаром у него такая крутая маска, дизайнерский драповый куртян и породистая английская кепка.
Отдав в гардероб пальто и надевая бахилы, Сидоров вдруг увидел, что та самая девушка снимает у стойки свою куртку. У нее была просто отличная фигура, черт! Сидоров протянул ей пару бахил.
- Благодарю вас, – пробормотала она и холодно, как ему показалось, добавила: – Вы очень любезны.
Сидоров повернулся и пошел по коридору.
Старичок обогнал его.
- Направления на анализ достаем, крышечки снимаем! – сказала медсестра в широком окне, за которым виднелись лабораторные шкафы. – Крышечки снимаем, бросаем в контейнер, направления кладем вот сюда на стол. Не на подоконничек, а ко мне вот на стол! – это она обращалась к старичку, который стоял первым. – Открытые баночки ставим на направления, и до свидания, и завтра результаты у доктора.
Сидоров сделал все, как велено.
Моча старика была прозрачная, густо-янтарная, как хороший коньяк. Его собственная – здорового соломенного цвета, как сухое белое вино, и тоже прозрачная.
Сидоров развернулся идти, но у него соскочила бахила. Нагнувшись, он стал ее поправлять, и тут вошла та самая девушка. Не обращая на Сидорова никакого внимания, она достала из сумки баночку и поставила ее куда полагается. Быстро вышла в коридор.
Сидоров не удержался, выпрямился и посмотрел.
У нее моча была мутная, неприятного серо-бежевого цвета, как будто нефильтрованное пиво. Казалось, даже с пеной.
«Кошмар! – подумал Сидоров. – Ну а чего такого, казалось бы… Но всё равно. Ужас, ужас, ужас. Нет, нет, нет!».
Хотя никто ему ничего не предлагал, и он это прекрасно понимал, вот что самое смешное.
Сидоров сидел в новом электробусе, радуясь ранней весне и раннему утру – светило солнце, воздух был влажный и мягкий, а на табло под потолком было восемь ноль четыре.
Электробус ехал по такому району, где жители в это время еще спят или едва просыпаются, ибо профессия или деньги избавили их от необходимости спешить на службу – поэтому в салоне было почти пусто. Да и сам Сидоров принадлежал к счастливой компании тех, кто заработал себе право быть совой. Но сегодня с утра пораньше ему надо было в поликлинику.
Пассажиров, кроме него, было еще два человека, всего-то! Он их рассмотрел. Очень бодрый сухонький старичок в кепке и драповой куртке – и девушка. Они были в масках. Сидоров тоже был в маске – в черной, с белым принтом «Не бойся меня!». Старичок же был в дорогущей маске, с пластмассовым респиратором – то есть не рядовой пенсионер, куда там! На девушке была маска тоже не самая дешевая, с выпирающим носом, отчего она сделалась похожа на северную морскую птицу под названием «тупик». Или на симпатичного тапирчика. Хотя всем своим видом она была вовсе не тапирчик: стройная, рослая, красиво одетая, с хорошей сумкой – она стояла спиной к дверям, держась за поручень и небрежно оглядываясь.
«Жаль, что мне надо в поликлинику! Такой чудесный тапирчик!» – подумал Сидоров, когда она улыбнулась, заметив принт на его маске. Улыбнулась одними глазами, поскольку была в маске. И он, по той же причине, ответил ей улыбкой своих глаз. Кажется, она поняла и даже как будто бы кивнула.
«Жаль, что мне сейчас выходить! Ах ты мой тупик!» – вздохнул он в уме. Тем более что он очень хорошо умел знакомиться на улице и вообще где угодно. Пикапер высшего класса. Да. Жаль. Но не сегодня.
Электробус стал притормаживать.
Сидоров, обойдя девушку и еще раз послав ей беспредметный, но ласковый сигнал глазами, спрыгнул на тротуар, постоял буквально полсекунды и обернулся, потому что захотел помахать ей рукой – но вдруг увидел, что она выходит тоже.
Он тут же протянул ей руку со всей галантностью.
Она приняла его руку, сошла со ступенек электробуса, кивнула, отвернулась и вытащила из сумки смартфон.
Сидоров кивнул в ответ, краем глаза заметив, что бодрый худой старичок тоже выскочил наружу и быстро пошел – почти побежал – влево, и свернул во двор. Сидоров пошагал за ним, потому что там и была поликлиника.
Это была «недлявсехняя» поликлиника. Пропуск надо было сначала показать на проходной, а потом уже в здании, после раздевалки.
Сидоров увидел, как старичок бойко прошел через турникет. Смешно! Значит, старичок «свой». Недаром у него такая крутая маска, дизайнерский драповый куртян и породистая английская кепка.
Отдав в гардероб пальто и надевая бахилы, Сидоров вдруг увидел, что та самая девушка снимает у стойки свою куртку. У нее была просто отличная фигура, черт! Сидоров протянул ей пару бахил.
- Благодарю вас, – пробормотала она и холодно, как ему показалось, добавила: – Вы очень любезны.
Сидоров повернулся и пошел по коридору.
Старичок обогнал его.
- Направления на анализ достаем, крышечки снимаем! – сказала медсестра в широком окне, за которым виднелись лабораторные шкафы. – Крышечки снимаем, бросаем в контейнер, направления кладем вот сюда на стол. Не на подоконничек, а ко мне вот на стол! – это она обращалась к старичку, который стоял первым. – Открытые баночки ставим на направления, и до свидания, и завтра результаты у доктора.
Сидоров сделал все, как велено.
Моча старика была прозрачная, густо-янтарная, как хороший коньяк. Его собственная – здорового соломенного цвета, как сухое белое вино, и тоже прозрачная.
Сидоров развернулся идти, но у него соскочила бахила. Нагнувшись, он стал ее поправлять, и тут вошла та самая девушка. Не обращая на Сидорова никакого внимания, она достала из сумки баночку и поставила ее куда полагается. Быстро вышла в коридор.
Сидоров не удержался, выпрямился и посмотрел.
У нее моча была мутная, неприятного серо-бежевого цвета, как будто нефильтрованное пиво. Казалось, даже с пеной.
«Кошмар! – подумал Сидоров. – Ну а чего такого, казалось бы… Но всё равно. Ужас, ужас, ужас. Нет, нет, нет!».
Хотя никто ему ничего не предлагал, и он это прекрасно понимал, вот что самое смешное.
Оригинал и комментарии
заявка на сценарий сериала от clear-text
НАСЛЕДНИК ВСЕХ СВОИХ РОДНЫХ
В провинциальном дачном поселке проводят летние каникулы две сестры, Таня – восемнадцати лет, и шестнадцатилетняя Оля.
Они дружат со студентом-химиком Володей, которому двадцать.
Тот приводит в гости своего приятеля Женю. Женя старше Володи года на четыре, он поселился рядом, в доме своего недавно умершего дяди. Женя не работает и живет на деньги от сдачи многочисленной недвижимости, которую получил в наследство.
Таня влюбляется в Женю, пишет ему в Вотсапе и Фейсбуке, посылает свои фото, вызывает на свидание – но он резко и насмешливо отказывается от всякой романтики. Таня обескуражена и оскорблена. Потом она смотрит в зеркало и грустно понимает: да, она некрасивая, и ей не суждено счастье в любви.
На дне рождения Тани происходит внезапная ссора Володи и Жени, потому что Женя неожиданно начинает ухаживать за Олей, которую все считают Володиной невестой.
Молодые люди выходят, чтобы поговорить по-мужски.
Скоро Женя возвращается и заявляет, что Володя неожиданно убежал от него в ночную чащу и куда-то пропал.
Наутро сам Женя тайком уезжает из поселка.
Через несколько дней Таня и Оля на прогулке находят в лесу труп Володи; следствие пришло к выводу, что это была внезапная остановка сердца.
После смерти родителей городскую квартиру и дачный домик у сестер отбирают ловкие родственники.
Оля поступает в полицейское училище.
Таня, лишенная средств и крыши над головой, устраивается домработницей к людям, которые купили дом у исчезнувшего Жени – он так и не показался на глаза, а действовал через адвоката.
Делая уборку, разбирая старые вещи, сложенные на чердаке, Таня неожиданно раскрывает тайну смерти Володи. Ей страшно, и она решает молчать.
В доме хозяев Таня знакомится с их гостем, немолодым столичным чиновником высокого ранга. Он сначала хочет просто переспать с ней. Она смеется над ним. Он, очарованный ее остроумием, достоинством и пока еще незаметной красотой, вдруг делает ей предложение.
Таня уезжает с ним в столицу, они справляют свадьбу, на которой присутствуют многие важные персоны.
Проходит несколько лет. Татьяна становится блестящей красавицей, яркой звездой на столичном светском небосклоне, а ее муж получает новые чины и ордена.
Сестра Ольга оканчивает Высшую школу полиции, выходит замуж за офицера. Татьяна и ее муж помогают им в карьере.
Тем временем в поселке вдруг появляется Женя. Он приходит в свой бывший дом. Сумев обаять новых хозяев дома, он просит разрешения зайти на чердак.
Он обнаруживает, что замаскированный в стене тайник вскрыт, а конверт с документами и шкатулка с ядами – исчезли. Хозяева говорят, что на чердак вообще никто не заходил, кроме бывшей домработницы Татьяны, которая сейчас стала женой важного человека…
***
Чем всё закончится?
Сумеет ли Женя ликвидировать свидетельницу?
Спасет ли Таню ее сестра Оля, которая уже стала капитаном полиции?
Кто помогал Жене получать наследство родственников, которые все как один якобы «внезапно заболевали»? Советник губернатора Флянов или местный олигарх Пустяков?
Обо всем этом – в следующем сезоне!
В провинциальном дачном поселке проводят летние каникулы две сестры, Таня – восемнадцати лет, и шестнадцатилетняя Оля.
Они дружат со студентом-химиком Володей, которому двадцать.
Тот приводит в гости своего приятеля Женю. Женя старше Володи года на четыре, он поселился рядом, в доме своего недавно умершего дяди. Женя не работает и живет на деньги от сдачи многочисленной недвижимости, которую получил в наследство.
Таня влюбляется в Женю, пишет ему в Вотсапе и Фейсбуке, посылает свои фото, вызывает на свидание – но он резко и насмешливо отказывается от всякой романтики. Таня обескуражена и оскорблена. Потом она смотрит в зеркало и грустно понимает: да, она некрасивая, и ей не суждено счастье в любви.
На дне рождения Тани происходит внезапная ссора Володи и Жени, потому что Женя неожиданно начинает ухаживать за Олей, которую все считают Володиной невестой.
Молодые люди выходят, чтобы поговорить по-мужски.
Скоро Женя возвращается и заявляет, что Володя неожиданно убежал от него в ночную чащу и куда-то пропал.
Наутро сам Женя тайком уезжает из поселка.
Через несколько дней Таня и Оля на прогулке находят в лесу труп Володи; следствие пришло к выводу, что это была внезапная остановка сердца.
После смерти родителей городскую квартиру и дачный домик у сестер отбирают ловкие родственники.
Оля поступает в полицейское училище.
Таня, лишенная средств и крыши над головой, устраивается домработницей к людям, которые купили дом у исчезнувшего Жени – он так и не показался на глаза, а действовал через адвоката.
Делая уборку, разбирая старые вещи, сложенные на чердаке, Таня неожиданно раскрывает тайну смерти Володи. Ей страшно, и она решает молчать.
В доме хозяев Таня знакомится с их гостем, немолодым столичным чиновником высокого ранга. Он сначала хочет просто переспать с ней. Она смеется над ним. Он, очарованный ее остроумием, достоинством и пока еще незаметной красотой, вдруг делает ей предложение.
Таня уезжает с ним в столицу, они справляют свадьбу, на которой присутствуют многие важные персоны.
Проходит несколько лет. Татьяна становится блестящей красавицей, яркой звездой на столичном светском небосклоне, а ее муж получает новые чины и ордена.
Сестра Ольга оканчивает Высшую школу полиции, выходит замуж за офицера. Татьяна и ее муж помогают им в карьере.
Тем временем в поселке вдруг появляется Женя. Он приходит в свой бывший дом. Сумев обаять новых хозяев дома, он просит разрешения зайти на чердак.
Он обнаруживает, что замаскированный в стене тайник вскрыт, а конверт с документами и шкатулка с ядами – исчезли. Хозяева говорят, что на чердак вообще никто не заходил, кроме бывшей домработницы Татьяны, которая сейчас стала женой важного человека…
***
Чем всё закончится?
Сумеет ли Женя ликвидировать свидетельницу?
Спасет ли Таню ее сестра Оля, которая уже стала капитаном полиции?
Кто помогал Жене получать наследство родственников, которые все как один якобы «внезапно заболевали»? Советник губернатора Флянов или местный олигарх Пустяков?
Обо всем этом – в следующем сезоне!
Оригинал и комментарии
контрапункт от clear-text
ТУРГЕНЕВ НЫНЧЕ И ВСЕГДА
«У бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын, первый на селе работник.
Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон».
***
Это слова из коротенького тургеневского рассказа вдруг, непонятно почему и откуда, из восьмого или какого там класса – всплыли в его голове.
Сына этой бабы звали Вася.
Это он точно помнил. Вернее, вспомнил.
Но по порядку.
По причинам, о которых ему не хотелось распространяться, он оказался днем у одной своей знакомой. Он – по тем же самым причинам – в последнее время часто к ней заглядывал. Она была милая, добрая, сильно моложе него, но никак от него не зависела, ни по службе, ни по деньгам, никак вообще, поэтому он считал себя морально свободным.
И еще – жутко уставшим. Она понимала его усталость и сочувствовала ему всем сердцем, хотя никаких подробностей не знала. Иногда ему казалось, что у нее тоже было что-то такое, поэтому она так его любит. Хотя тоже ничего не говорила. А может быть, она просто была добрая и хорошая.
А он был вымотан вконец. Задерган, расстроен, измотан и опечален. И, казалось ему, сегодня ни на что не способен.
Поэтому по дороге к ней он зашел в аптеку и купил таблетку виагры. Одну. В отдельной упаковке. Не российский аналог, а американский подлинник. Задорого. Выдавил красивую таблетку на ладонь и прямо во дворе ее дома проглотил, запив водой из пластиковой бутылочки. Потом выбросил упаковку и пустую бутылочку в железную урну у подъезда, и позвонил в домофон.
Они обнялись. Поговорили. На кухне она покормила его салатом и рыбным филе. Предложила коньяку, но он отказался. Выпил чаю. Зашел в туалет и в ванную, прополоскал рот от рыбного привкуса, и даже взял на палец немного пасты и помазал себе зубы, и выполоскал рот еще раз, чтоб был приятный мятный запах.
Вышел.
В комнате они еще раз обнялись. Кажется, виагра начинала действовать. Обнял ее сильнее, поцеловал совсем уж откровенно. Да, да. Сорок пять минут уже прошло. Замечательно.
Он шепнул ей, чтоб она расстелила постель. Смотрел сзади на ее ноги, и ему уже по-настоящему, совсем по-молодому хотелось. Фармацевты, черт!
Она поддернула пододеяльник за кончики, чтоб одеяло не бугрилось. Пошла в ванную.
Он вытащил из кармана мобильник. У него был не смартфон, а большой удобный кнопочник. Он выключил в мобильнике звук и положил его на стол экраном книзу. Стал раздеваться, весело слушал, как за стенкой в ванной шипит и журчит вода. Краем глаза увидел, что в мобильнике что-то засветилось ненадолго. Смс, наверное.
Зачем было брать? Мог бы подождать часок-другой. Болван.
Там было: «Вася умер».
Вася был сын. Ему было всего семнадцать. Поздний их с Наташей ребенок. Поздний – поэтому, наверное, родился больной. Они его тащили, надрываясь. Менялись, дежурили по очереди. Уставали страшно. Родители уже поумирали, на сиделок он зарабатывал из последних сил. Вот сейчас он собрал деньги и отправил Васю с Наташей в Германию. Вылечить не обещали. Только выровнять. Ну вот и пожалуйста. Сегодня утром Наташа звонила, что в три часа ночи был приступ, очень сильный, с судорогами и остановкой дыхания, но его удачно купировали, и теперь Вася спит, и обещают улучшение.
Вот и пожалуйста.
Бедный Вася. Бедная Наташа. Бедный он. Бедные все.
Он подумал, что всё. Какое тут, к черту. Но нет! Эта сучья виагра работала, тем более что в глазах его крутился не Вася, не Наташа, а скульптурные ноги, нежные руки и горячие скользкие губы его подруги.
Ну а что он должен был делать? Когда она войдет? Вот уже вода в душе перестала литься, вот звенят колечки душевой занавески…
Крикнуть: «У меня сын умер?»
Броситься звонить по телефону и рыдать в трубку?
Одеться и убежать? Куда? В пустую квартиру? Пить водку? Нет, водку с виагрой нельзя, можно вовсе ласты склеить.
В голове снова зазвучал Тургенев.
Деревенская баба, у которой умер сын.
***
«Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой. Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви».
***
Щелкнула дверь, и в комнату вошла, легкими шагами почти вбежала его подруга. На ходу она снимала халатик.
Он шагнул к ней, остановился в полуметре и стал снимать с себя рубашку, брюки, майку, трусы, бросать на пол. Обнял ее чуть влажное тело.
Подумал: Господи, Твоя воля. Как же так? У меня полчаса назад в немецкой клинике умер сын, мое горе и мое счастье, моя неисполненная надежда. Моя любимая жена сейчас рядом с ним, то есть с его мертвым телом. А я мало того, что не ответил ей на смс и не позвонил, я обнимаю сейчас живое красивое теплое тело любовницы.
Как это вообще можно?
Как?
***
«Господи! – подумала барыня. – Она может есть в такую минуту… Какие, однако, у них у всех грубые чувства!»
А баба продолжала хлебать щи.
Барыня не вытерпела наконец.
- Татьяна! – промолвила она. – Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!
- Вася мой помер, – тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. – Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посолённые».
***
«Щи ведь посолённые, – думал он, валясь на кровать рядом со своей подругой, обнимая ее, вжимаясь в нее, смыкаясь с ней, чувствуя радостную дрожь ее бедер. – Щи посолённые, виагра закуплённая и проглочённая, не пропадать же… Какие, однако, у нас у всех грубые чувства».
Но потом, опрокинувшись на спину и полежав минуты две молча, все-таки спросил:
- Наташа! – она тоже была Наташа. – Прости, Наташа, ты когда-то говорила, как-то вроде мельком… Если я правильно помню. Не сердись. Ты говорила, что у тебя был ребенок, когда-то давно.
- Неважно! – резко сказала она.
Тоже помолчала минуты две.
Встала, попила воды и снова легла к нему обниматься.
«У бабы-вдовы умер ее единственный двадцатилетний сын, первый на селе работник.
Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон».
***
Это слова из коротенького тургеневского рассказа вдруг, непонятно почему и откуда, из восьмого или какого там класса – всплыли в его голове.
Сына этой бабы звали Вася.
Это он точно помнил. Вернее, вспомнил.
Но по порядку.
По причинам, о которых ему не хотелось распространяться, он оказался днем у одной своей знакомой. Он – по тем же самым причинам – в последнее время часто к ней заглядывал. Она была милая, добрая, сильно моложе него, но никак от него не зависела, ни по службе, ни по деньгам, никак вообще, поэтому он считал себя морально свободным.
И еще – жутко уставшим. Она понимала его усталость и сочувствовала ему всем сердцем, хотя никаких подробностей не знала. Иногда ему казалось, что у нее тоже было что-то такое, поэтому она так его любит. Хотя тоже ничего не говорила. А может быть, она просто была добрая и хорошая.
А он был вымотан вконец. Задерган, расстроен, измотан и опечален. И, казалось ему, сегодня ни на что не способен.
Поэтому по дороге к ней он зашел в аптеку и купил таблетку виагры. Одну. В отдельной упаковке. Не российский аналог, а американский подлинник. Задорого. Выдавил красивую таблетку на ладонь и прямо во дворе ее дома проглотил, запив водой из пластиковой бутылочки. Потом выбросил упаковку и пустую бутылочку в железную урну у подъезда, и позвонил в домофон.
Они обнялись. Поговорили. На кухне она покормила его салатом и рыбным филе. Предложила коньяку, но он отказался. Выпил чаю. Зашел в туалет и в ванную, прополоскал рот от рыбного привкуса, и даже взял на палец немного пасты и помазал себе зубы, и выполоскал рот еще раз, чтоб был приятный мятный запах.
Вышел.
В комнате они еще раз обнялись. Кажется, виагра начинала действовать. Обнял ее сильнее, поцеловал совсем уж откровенно. Да, да. Сорок пять минут уже прошло. Замечательно.
Он шепнул ей, чтоб она расстелила постель. Смотрел сзади на ее ноги, и ему уже по-настоящему, совсем по-молодому хотелось. Фармацевты, черт!
Она поддернула пододеяльник за кончики, чтоб одеяло не бугрилось. Пошла в ванную.
Он вытащил из кармана мобильник. У него был не смартфон, а большой удобный кнопочник. Он выключил в мобильнике звук и положил его на стол экраном книзу. Стал раздеваться, весело слушал, как за стенкой в ванной шипит и журчит вода. Краем глаза увидел, что в мобильнике что-то засветилось ненадолго. Смс, наверное.
Зачем было брать? Мог бы подождать часок-другой. Болван.
Там было: «Вася умер».
Вася был сын. Ему было всего семнадцать. Поздний их с Наташей ребенок. Поздний – поэтому, наверное, родился больной. Они его тащили, надрываясь. Менялись, дежурили по очереди. Уставали страшно. Родители уже поумирали, на сиделок он зарабатывал из последних сил. Вот сейчас он собрал деньги и отправил Васю с Наташей в Германию. Вылечить не обещали. Только выровнять. Ну вот и пожалуйста. Сегодня утром Наташа звонила, что в три часа ночи был приступ, очень сильный, с судорогами и остановкой дыхания, но его удачно купировали, и теперь Вася спит, и обещают улучшение.
Вот и пожалуйста.
Бедный Вася. Бедная Наташа. Бедный он. Бедные все.
Он подумал, что всё. Какое тут, к черту. Но нет! Эта сучья виагра работала, тем более что в глазах его крутился не Вася, не Наташа, а скульптурные ноги, нежные руки и горячие скользкие губы его подруги.
Ну а что он должен был делать? Когда она войдет? Вот уже вода в душе перестала литься, вот звенят колечки душевой занавески…
Крикнуть: «У меня сын умер?»
Броситься звонить по телефону и рыдать в трубку?
Одеться и убежать? Куда? В пустую квартиру? Пить водку? Нет, водку с виагрой нельзя, можно вовсе ласты склеить.
В голове снова зазвучал Тургенев.
Деревенская баба, у которой умер сын.
***
«Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой. Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли… но она держалась истово и прямо, как в церкви».
***
Щелкнула дверь, и в комнату вошла, легкими шагами почти вбежала его подруга. На ходу она снимала халатик.
Он шагнул к ней, остановился в полуметре и стал снимать с себя рубашку, брюки, майку, трусы, бросать на пол. Обнял ее чуть влажное тело.
Подумал: Господи, Твоя воля. Как же так? У меня полчаса назад в немецкой клинике умер сын, мое горе и мое счастье, моя неисполненная надежда. Моя любимая жена сейчас рядом с ним, то есть с его мертвым телом. А я мало того, что не ответил ей на смс и не позвонил, я обнимаю сейчас живое красивое теплое тело любовницы.
Как это вообще можно?
Как?
***
«Господи! – подумала барыня. – Она может есть в такую минуту… Какие, однако, у них у всех грубые чувства!»
А баба продолжала хлебать щи.
Барыня не вытерпела наконец.
- Татьяна! – промолвила она. – Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!
- Вася мой помер, – тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам. – Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посолённые».
***
«Щи ведь посолённые, – думал он, валясь на кровать рядом со своей подругой, обнимая ее, вжимаясь в нее, смыкаясь с ней, чувствуя радостную дрожь ее бедер. – Щи посолённые, виагра закуплённая и проглочённая, не пропадать же… Какие, однако, у нас у всех грубые чувства».
Но потом, опрокинувшись на спину и полежав минуты две молча, все-таки спросил:
- Наташа! – она тоже была Наташа. – Прости, Наташа, ты когда-то говорила, как-то вроде мельком… Если я правильно помню. Не сердись. Ты говорила, что у тебя был ребенок, когда-то давно.
- Неважно! – резко сказала она.
Тоже помолчала минуты две.
Встала, попила воды и снова легла к нему обниматься.
Оригинал и комментарии
заметки и выписки от clear-text
КО ДНЮ ПИСАТЕЛЯ
Вчера, 3 марта, оказывается, был Всемирный День Писателя. В честь этого события хочу поделиться некоторыми заметками и выписками.
***
Один писатель сказал:
«Мне бы, например, было обидно, если бы меня читали только девушки».
А мне бы – ни капельки.
Наоборот, я был бы очень рад. Девушек больше. Девушки чувствуют тоньше. И потом, девушки заставят парней прочитать своего любимого автора. Ну, или парень сам поинтересуется – в кого это так впилась его девушка?
***
Писатель – это не старик, который пишет завещание!
Говорят, что Катаев своим рассказом «Уже написан Вертер» поставил крест на своей советскости. Ага. То есть небольшой текст о «плохих чекистах», написанный в возрасте 82-х лет, как бы денонсирует все советско-коммунистическое, написанное ранее?
Ну уж нет. Литература - не завещание, где последний вариант отменяет все предыдущие. Писатель отвечает за всё написанное им за всю его жизнь.
Или ни за что не отвечает! Мне так гораздо больше нравится.
***
Говорят: «Писатель должен писать, а не делать заявления».
В общем-то, верно. Лудильщик должен лудить, военный должен стрелять, и уж всякому ясно, чем должен заниматься юстировщик гироскопов.
Писатель – такая же профессия, как и все остальные. Сочинение романов или стихов не требует высказываться по любому поводу, а тем более – играть роль народного трибуна.
Но писательство (как и слесарное дело, как и военная служба) не дает никакого особого оправдания для тех, кто жмурится, затыкает себе уши и прикусывает язык.
Вдруг может наступить момент, когда горделивое «я занимаюсь литературой» будет слишком похоже на простонародное «а мы чо, а мы ничо» и даже на ледяное «я выполнял приказ».
***
«Должен ли писатель быть добрым?
Толстой и Достоевский были злые, Чехов натаскивал себя на доброту, Гоголь – бессердечнейший эгоцентрист. Один добрый человек – Короленко. Но зато он и прогадал как писатель».
(с) К.И. Чуковский, 1927
***
Если в России есть главный писатель, то должен быть и его заместитель. Я его нашел, нашего замглавписа. Это Чехов!
«Однажды он сказал:
- Поднимаюсь я как-то по главной лестнице московского Благородного собрания, а у зеркала, спиной ко мне, стоит Южин-Сумбатов, держит за пуговицу Потапенко и настойчиво, даже сквозь зубы, говорит ему: «Да пойми же ты, что ты теперь первый писатель в России!»... И вдруг видит в зеркале меня, краснеет и скороговоркой прибавляет, указывая на меня через плечо: “И он...”»
Еще:
«Однажды, читая газеты, он поднял лицо и, не спеша, без интонации, сказал:
- Все время так: Короленко и Чехов, Потапенко и Чехов, Горький и Чехов».
(с) И.А. Бунин, О Чехове.
Да и сейчас так: Достоевский и Чехов, Толстой и Чехов, даже Бунин и Чехов...
***
В 1980-е годы один писатель, написавший роман о заводской жизни, рассказывал, что ему позвонили из Союза писателей и сообщили:
- Поздравляем, вы теперь флагман рабочей темы!
- Кто-кто?
- Флагман рабочей темы в современной советской литературе, вас утвердили в ЦК КПСС, нам была телефонограмма.
- И что мне за это? Как насчет гонораров, переизданий?
- Не знаю… – растерялся человек на том конце провода.
- Что же, выходит, мой фрегат даром будет зарываться бушпритом в пенистые волны мещанства?
- Каким бушпритом?
- Ну, раз вы простых метафор не понимаете, то идите на...
И бросил трубку.
***
Один советский писатель написал повесть про молодого фотографа. Вот этот фотограф сидит на бульваре и ждет девушку. Свидание у них.
Итак:
«По аллее шла Зина. Издалека увидев ее, Сергей тут же вытащил свой аппарат».
***
У советских писателей в некрологах бывали вот какие определения:
член Литфонда; член Союза писателей; известный; выдающийся; крупнейший; великий. «Великими» были названы Горький и Шолохов. Еще «великими» были композитор Шостакович и скульптор Вучетич. Титул «крупнейший» перестал употребляться еще в 1930-е.
Бывали прибавки: известный писатель и общественный деятель. Выдающийся писатель и борец за мир. «Членом Литфонда» умер Пастернак. «Выдающимся советским писателем и борцом за мир» – Корнейчук.
Важно еще было, где публиковался некролог. Кто-то сказал Михаилу Светлову:
- Смотри, такой-то был в полном порядке, а умер как-то незаметно, в «Вечерке».
Светлов ответил:
- Ну, ты-то, старик, умрешь как минимум в «Известиях».
Пушкин, кстати, умер всего лишь в «Русском Инвалиде». Зато там было написано «Солнце нашей поэзии закатилось». За это цензор и издатель получили по шапке.
***
У одного писателя умерла жена.
Тоже писательница, кстати, но это не так важно. Писатель страшно горевал. Просто, можно сказать, впал в самую настоящую депрессию. Почти ничего не ел, лежал на диване лицом к стенке, на все уговоры отвечал рыданиями. В общем, таял на глазах, время от времени поговаривая о самоубийстве. Дело происходило на глазах его родных и близких, и они очень боялись за него, поскольку жили с ним в одной квартире: жизнь тогда такая была – вроде отдельная трехкомнатная квартира, а живут там человек пять самое маленькое. Месяц прошел. Родные и близкие очень измучились. Тем более что писатель перестал бриться и стричься, и с каждым днем выглядел все страшнее.
Наконец, к нему позвали парикмахера. Это был знаменитый Моисей Маргулис, работавший в Доме Литераторов, герой многочисленных баек и анекдотов.
Маргулис пришел и стал уговаривать безутешного вдовца побриться и подстричься, приводя разные примеры, в том числе из военной жизни. Бойцы, дескать, в окопах, под обстрелом, и то брились! Короче, уговорил. Окутал простынкой, взбил пену. И вот, когда процедура закончилась, Маргулис поднес ему зеркало. Тот скорбно взглянул на свое отражение и сказал слабым стонущим голосом:
- Моисей Михайлович... Вы забыли... Подбрить левый висок... Вот здесь...
Маргулис подбрил ему левый висок, собрал свои инструменты, вышел из комнаты и шепнул родным и близким:
- Жить будет!
***
«Это ужас, сколько развелось теперь писателей, это просто ужас! – сказал граф Лев Николаевич Толстой. – И как мало имеющих право писать! Я не говорю о вас, я не читал ваших вещей, но я не понимаю, зачем так много пишут!
- Что меня касается, – ответил я, – то, может быть, я и очень плохо пишу, но если, несмотря на то, мои вещи принимаются и печатаются, значит, они хоть куда-нибудь, хоть для чего-то пригодны.
- Да как же не принимать и не печатать, – возражал граф, – когда теперь даже о всяких пустяках удивительно хорошо пишут! Как ловко теперь барыни пишут! Множество барынь пишет теперь. До чего развита в наше время техника – уму непостижимо! У Достоевского никогда такой техники не было, какая теперь у барынь. И до чего длинно пишут… Ужас! Как начнут писать какую-нибудь вещь, так могут ее до бесконечности писать».
(с) Алексей Мошин* (1901)
___
*страшно подумать, но я был знаком с его сыном, знаменитым (сербским) палеографом Владимиром Алексеевичем Мошиным.
Вчера, 3 марта, оказывается, был Всемирный День Писателя. В честь этого события хочу поделиться некоторыми заметками и выписками.
***
Один писатель сказал:
«Мне бы, например, было обидно, если бы меня читали только девушки».
А мне бы – ни капельки.
Наоборот, я был бы очень рад. Девушек больше. Девушки чувствуют тоньше. И потом, девушки заставят парней прочитать своего любимого автора. Ну, или парень сам поинтересуется – в кого это так впилась его девушка?
***
Писатель – это не старик, который пишет завещание!
Говорят, что Катаев своим рассказом «Уже написан Вертер» поставил крест на своей советскости. Ага. То есть небольшой текст о «плохих чекистах», написанный в возрасте 82-х лет, как бы денонсирует все советско-коммунистическое, написанное ранее?
Ну уж нет. Литература - не завещание, где последний вариант отменяет все предыдущие. Писатель отвечает за всё написанное им за всю его жизнь.
Или ни за что не отвечает! Мне так гораздо больше нравится.
***
Говорят: «Писатель должен писать, а не делать заявления».
В общем-то, верно. Лудильщик должен лудить, военный должен стрелять, и уж всякому ясно, чем должен заниматься юстировщик гироскопов.
Писатель – такая же профессия, как и все остальные. Сочинение романов или стихов не требует высказываться по любому поводу, а тем более – играть роль народного трибуна.
Но писательство (как и слесарное дело, как и военная служба) не дает никакого особого оправдания для тех, кто жмурится, затыкает себе уши и прикусывает язык.
Вдруг может наступить момент, когда горделивое «я занимаюсь литературой» будет слишком похоже на простонародное «а мы чо, а мы ничо» и даже на ледяное «я выполнял приказ».
***
«Должен ли писатель быть добрым?
Толстой и Достоевский были злые, Чехов натаскивал себя на доброту, Гоголь – бессердечнейший эгоцентрист. Один добрый человек – Короленко. Но зато он и прогадал как писатель».
(с) К.И. Чуковский, 1927
***
Если в России есть главный писатель, то должен быть и его заместитель. Я его нашел, нашего замглавписа. Это Чехов!
«Однажды он сказал:
- Поднимаюсь я как-то по главной лестнице московского Благородного собрания, а у зеркала, спиной ко мне, стоит Южин-Сумбатов, держит за пуговицу Потапенко и настойчиво, даже сквозь зубы, говорит ему: «Да пойми же ты, что ты теперь первый писатель в России!»... И вдруг видит в зеркале меня, краснеет и скороговоркой прибавляет, указывая на меня через плечо: “И он...”»
Еще:
«Однажды, читая газеты, он поднял лицо и, не спеша, без интонации, сказал:
- Все время так: Короленко и Чехов, Потапенко и Чехов, Горький и Чехов».
(с) И.А. Бунин, О Чехове.
Да и сейчас так: Достоевский и Чехов, Толстой и Чехов, даже Бунин и Чехов...
***
В 1980-е годы один писатель, написавший роман о заводской жизни, рассказывал, что ему позвонили из Союза писателей и сообщили:
- Поздравляем, вы теперь флагман рабочей темы!
- Кто-кто?
- Флагман рабочей темы в современной советской литературе, вас утвердили в ЦК КПСС, нам была телефонограмма.
- И что мне за это? Как насчет гонораров, переизданий?
- Не знаю… – растерялся человек на том конце провода.
- Что же, выходит, мой фрегат даром будет зарываться бушпритом в пенистые волны мещанства?
- Каким бушпритом?
- Ну, раз вы простых метафор не понимаете, то идите на...
И бросил трубку.
***
Один советский писатель написал повесть про молодого фотографа. Вот этот фотограф сидит на бульваре и ждет девушку. Свидание у них.
Итак:
«По аллее шла Зина. Издалека увидев ее, Сергей тут же вытащил свой аппарат».
***
У советских писателей в некрологах бывали вот какие определения:
член Литфонда; член Союза писателей; известный; выдающийся; крупнейший; великий. «Великими» были названы Горький и Шолохов. Еще «великими» были композитор Шостакович и скульптор Вучетич. Титул «крупнейший» перестал употребляться еще в 1930-е.
Бывали прибавки: известный писатель и общественный деятель. Выдающийся писатель и борец за мир. «Членом Литфонда» умер Пастернак. «Выдающимся советским писателем и борцом за мир» – Корнейчук.
Важно еще было, где публиковался некролог. Кто-то сказал Михаилу Светлову:
- Смотри, такой-то был в полном порядке, а умер как-то незаметно, в «Вечерке».
Светлов ответил:
- Ну, ты-то, старик, умрешь как минимум в «Известиях».
Пушкин, кстати, умер всего лишь в «Русском Инвалиде». Зато там было написано «Солнце нашей поэзии закатилось». За это цензор и издатель получили по шапке.
***
У одного писателя умерла жена.
Тоже писательница, кстати, но это не так важно. Писатель страшно горевал. Просто, можно сказать, впал в самую настоящую депрессию. Почти ничего не ел, лежал на диване лицом к стенке, на все уговоры отвечал рыданиями. В общем, таял на глазах, время от времени поговаривая о самоубийстве. Дело происходило на глазах его родных и близких, и они очень боялись за него, поскольку жили с ним в одной квартире: жизнь тогда такая была – вроде отдельная трехкомнатная квартира, а живут там человек пять самое маленькое. Месяц прошел. Родные и близкие очень измучились. Тем более что писатель перестал бриться и стричься, и с каждым днем выглядел все страшнее.
Наконец, к нему позвали парикмахера. Это был знаменитый Моисей Маргулис, работавший в Доме Литераторов, герой многочисленных баек и анекдотов.
Маргулис пришел и стал уговаривать безутешного вдовца побриться и подстричься, приводя разные примеры, в том числе из военной жизни. Бойцы, дескать, в окопах, под обстрелом, и то брились! Короче, уговорил. Окутал простынкой, взбил пену. И вот, когда процедура закончилась, Маргулис поднес ему зеркало. Тот скорбно взглянул на свое отражение и сказал слабым стонущим голосом:
- Моисей Михайлович... Вы забыли... Подбрить левый висок... Вот здесь...
Маргулис подбрил ему левый висок, собрал свои инструменты, вышел из комнаты и шепнул родным и близким:
- Жить будет!
***
«Это ужас, сколько развелось теперь писателей, это просто ужас! – сказал граф Лев Николаевич Толстой. – И как мало имеющих право писать! Я не говорю о вас, я не читал ваших вещей, но я не понимаю, зачем так много пишут!
- Что меня касается, – ответил я, – то, может быть, я и очень плохо пишу, но если, несмотря на то, мои вещи принимаются и печатаются, значит, они хоть куда-нибудь, хоть для чего-то пригодны.
- Да как же не принимать и не печатать, – возражал граф, – когда теперь даже о всяких пустяках удивительно хорошо пишут! Как ловко теперь барыни пишут! Множество барынь пишет теперь. До чего развита в наше время техника – уму непостижимо! У Достоевского никогда такой техники не было, какая теперь у барынь. И до чего длинно пишут… Ужас! Как начнут писать какую-нибудь вещь, так могут ее до бесконечности писать».
(с) Алексей Мошин* (1901)
___
*страшно подумать, но я был знаком с его сыном, знаменитым (сербским) палеографом Владимиром Алексеевичем Мошиным.
Оригинал и комментарии
опыт сетевой рецензии от clear-text
ЧТО БЫ ЭТАКОГО ПОСМОТРЕТЬ?..
Посмотрел сериал «Шмон».
Обойдемся без вежливых обтекаемых фраз. Скажем прямо: режиссура, к сожалению, сильно хромает. Невооруженным глазом видно, что Иннокентий Макадамов мало-помалу исхалтурился (прошлый сериал «Шухер» был гораздо сильнее, а дебютный «Карачун» по сравнению с ними кажется вообще шедевром).
Сценарий провисает в первой, третьей и пятой сериях. Много сюжетной путаницы. Неясно, зачем и почему герои едут на полгода в США, если младший сын под следствием, на коттедж упала сосна и проломила крышу, городскую квартиру затопили соседи, а любимая дочка, как вдруг выяснилось – от другого человека? Тем более, что эти моменты потом никак не отыгрываются в сюжете, а Флориду явно снимали в Анапе.
Татьяна Снухорская играет очень плохо. Безуспешно пытается изобразить простодушную искреннюю русскую деваху, деревенскую красавицу, ставшую женой бизнесмена – хотя по фактуре она типичная столичная оторва, которую неплохо сыграла в сериале «Секс в Янтарной камере».
Захваленный глянцевой прессой Евгений Чикманов играет еще хуже, он всеми интонациями и жестами повторяет сам себя в «Кончать не больно» и в уже упомянутом «Шухере».
Все остальное – тупые штампы. Сыщики все сплошняком полковники (хоть бы один майор или капитан для смеха!), все жулики – евреи, все героини второго плана – силиконовые курвы, все бандиты громко хвастаются связями на высшем уровне.
Монтаж ниже всякой критики – на крупных планах герои говорят в разные стороны.
Озвучка на тройку с минусом, часто – мимо губ.
Реалии вообще позор: в квартире модного живописца, который пишет портреты олигархов и соблазняет их гламурных жен – дешевый машинный ковер на стене и полированный бабушкин сервант с выставленным напоказ сервизом «Мадонны». Наверное, продюсер сэкономил на художнике-постановщике. Что уж тут говорить о бесконечных ляпах по части напитков, часов, сигарет, костюмов и автомобилей…
Но в целом – очень хорошо.
Точно отражает наше время во всей его поганой красоте. Смотрится на одном дыхании. Рекомендую!
Оригинал и комментарии
исторический роман от clear-text
ПАЛАЧ И ЕГО ЖЕНА
«Еще минуточку, господин палач, еще минуточку!» – эти слова несчастной Жанны Дюбарри своими ушами услышала юная Аннет Пуатье де Кресси, баронесса Болленберг, восьмого декабря 1793 года. Она пришла на Площадь Революции посмотреть, как казнят врагов народа. Двое плечистых слуг помогли ей протиснуться к самому эшафоту. Она сама была аристократкой, но ничего и никого не боялась. Ее молодой муж, гессенский барон Анри, то есть Генрих фон Болленберг, был сначала на службе французского короля, командовал полком, но потом – по его собственным словам – «умом и сердцем принял Революцию» – и привел свой полк под сине-красный флаг, и сейчас командовал «полубригадой», как это нынче называлось.
Они поженились уже после этого.
Наследница старинной фамилии красавица Аннет всей душой полюбила высокого сероглазого немца – наверное, так же искренне и безоглядно, как он вдруг полюбил Революцию. Но, признавалась она сама себе, в этой любви было что-то от желания спастись, скрыться за широкой спиной республиканского полковника, члена всех и всяческих Секций, Конвентов и Комитетов – Аннет не разбиралась, что это такое, но знала точно, что в обиду ее не дадут.
На площади она стояла так близко, что услышала эти слова величайшей потаскухи Франции, непревзойденной искусницы, поднявшей любовный дух постаревшего Луи XV, переспавшей со всем двором и даже, говорят, побывавшей в постели главного палача Сансона, ассистенты которого сейчас укладывали ее на гильотину.
- Еще минуточку, господин палач, еще одну минуточку…
Аннет вгляделась в суровое носатое лицо Сансона. Ей показалось, что палач вдруг стал похож на профессора философии, которому студент задал неожиданно трудный вопрос, и мэтр задумался, ища точный и вместе с тем остроумный ответ.
«Как глупо! – подумала Аннет. - Что значит эта минуточка? Или две, или даже пять?».
Тень размышления пробежала по лицу Сансона, он сдержал вздох, отпустил шнур гильотины и тут уже вздохнул свободно.
Толпа радостно взревела. Сансон взял голову Дюбарри за кудри у висков, стряхнул кровь прямо себе на кожаный фартук – и показал толпе, как будто посветил фонарем в полумраке. Сотни платков и каких-то лоскутьев протянулись к эшафоту. Сансон небрежно побрызгал кровью туда-сюда, а потом кинул голову в большой плетеный короб, куда его помощники уже перетащили тело Жанны.
«Очень глупо!» - сказала Аннет сама себе чуть ли не вслух, и повернулась к слугам, которые вывели ее из толпы.
Ей было приятно чувствовать себя в полной безопасности в толпе беснующейся черни. Потому что ее муж сейчас защищает эту чернь от австрийцев и пруссаков.
***
Через полгода мужа арестовали за сношения с неприятелем, обвинили в шпионаже и саботаже, и гильотинировали назавтра после суда.
Аннет с матерью, не дожидаясь исхода дела, верхами поехали в Реймс в странной надежде спрятаться – но письмо с доносом их опередило. Кто это был? Кто на крепком коне или в ходкой коляске обогнал их и сообщил, что жена и теща врага народа и предателя Болленберга хотят спрятаться в доме, когда-то принадлежавшем фамилии де Кресси. «Кто нас предал? – бубнила мать. – Кому мы так поперек горла встали, что он захотел нашей смерти и не поленился помчаться в Реймс?» «Или отправил письмо с курьером», - уточняла Аннет. «Или письмо, - кивала мать. – Но зачем? За что?».
Мать помиловали и просто выгнали на улицу, по причине ее дряхлости и безумия, как гласило постановление революционного суда. Действительно, эта попытка убежать была явным доказательством умственного расстройства пятидесятилетней старухи – тем более что в усадьбе маркизов де Кресси уже два года как был военный госпиталь.
Но Аннет приговорили к смерти.
Никто не собирался везти ее назад в Париж.
Казнить ее должны были здесь, на маленькой некрасивой площади, окруженной низкорослыми деревьями. И эшафот был скрипучий и подгнивший, и палач без перчаток. Никакого парижского шика. Зато очередь приговоренных – восемь человек.
Вот тут-то она вспомнила Жанну Дюбарри. Вспомнила также, что еще десять дней назад она лежала в объятиях мужа, барона Анри, то есть Генриха Болленберга. Вспомнила, как ей смешны были слова несчастной Жанны «еще одну минуточку».
А сейчас она в первый раз в жизни вдруг захотела жить.
Она огляделась.
Прекрасным было все. Камни, низкие корявые деревья, помост-эшафот, глупые и злые рожи вокруг, широкие грязные руки палача, и даже эти душные вечерние, почти ночные июньские облака. Да, именно июньские, они с матерью не хотели учить новые названия месяцев, и тайком жили по старому календарю. Июнь кончался. Было седьмой час, еще совсем светло, но вдруг наползла туча, сначала лиловая, потом графитовая. Полыхнуло, громыхнуло, и хлынул дождь. Толпа разбежалась: люди попрятались под деревьями и в подворотнях.
Добрый Бог подарил ей еще полчаса, наверное.
Совсем стемнело. Она слышала, как рядом спорили палач и его помощник: «Может, завтра? Ведь уже темно».
- Может, завтра? – крикнул палач в густеющие сумерки.
- Сейчас! Сейчас! – раздалось в ответ. – Зажгите что-нибудь!
Еще минут пять зажигали факелы.
Наконец палач подошел к шеренге приговоренных. Пальцем поманил ее.
Руки у нее были связаны спереди, на животе.
Палач стал ослаблять веревку и заводить ее руки за спину, чтобы ловчей уложить лицом вниз, на широкую доску, под нож. У него были шершавые ладони и, кажется, царапался сорванный ноготь большого пальца.
- Минуточку, господин палач, – сказала она.
- А? – он взглянул на нее из-под глубокого капюшона.
- Одну минуточку, – повторила она.
Они, наверное, полминуты глядели друг другу в глаза.
- Чего? – переспросил он.
- Еще одну минуту пожить, умоляю вас…
***
Он осклабился и вдруг отставил в сторону смоляной факел в треножнике, которой горел рядом. На миг накатилась тьма. Потом сильно толкнул ее, так, что она перелетела через доску и кверху тормашками упала в огромную плетеную корзину.
Сквозь ивовые прутья она увидела, как палач поправил факел и выдернул из очереди следующую жертву.
Через минуту на нее рухнуло чье-то дергающееся тело, вонючее, потное, брызжущее кровью, сочащееся мочой, а еще через несколько минут все заполнила вонь свежих нечистот.
Потом еще толчок. Потом эту корзину куда-то оттащили. Поставили на возвышение над ямой. Сквозь весь тошнотворный букет она почувствовала смертный запах свежеотрытой земли. Услышала, как палач крикнул кому-то, чтоб он принес лопаты. Этот кто-то ушел, шаркая. Корзина опрокинулась в яму – и Аннет оказалась сверху двух еще теплых мертвых тел. Палач подал ей руку, помог выбраться, пнул ногой – она отлетела в угол и спряталась там. Пришел хромой старик с двумя заступами; вместе с палачом они забросали яму сначала известью из стоявшего рядом ящика, а потом землей. Притоптали, поплясав сверху. Потом старик ушел, прихватив лопаты.
Палач подошел к ней, велел подняться. Дал длинный плащ с большим капюшоном. Велел идти за ним следом в двадцати шагах.
Идти оказалось недолго. Не более часа, наверное. Уже совсем стемнело.
Открыв дверь и втолкнув ее в тесную прихожую, он спросил:
- Как звать?
- Аннет. То есть Анна, господин палач.
- Хо! – сказал он. – Моя тоже Анна. У нее лихорадка. Третий день. Померла, поди, пока я тут с вами надрывался. Бедняга. Бог да смилуется над ее душой. Короче, если померла, будешь вместо.
Не дождавшись ответа, ушел в дом.
Аннет села на корточки. Ее била дрожь. Пусть ее накажет Бог, пусть ее ждут адские муки, но сейчас она желала смерти жене палача, потому что сильнее всего хотела жить сама.
Скрипнула дверь.
- Жива! – сказал он. – Жива, вот ведь черт. Не ожидал, честно. А ты беги отсюда. Где-нибудь спрячешься. Не обессудь. Давай, давай, – и он ногой стал подпинывать ее к двери.
Аннет упала ему в ноги.
- Господин палач, – шептала она, – о, господин палач, умоляю вас… Вы так добры ко мне, вы так великодушны, будьте моим ангелом…
Тот хмыкнул. Взял из угла какую-то рогожу, кинул на пол:
- Спи, черт с тобой…
Она схватила его руку, поцеловала.
- Да пошла ты! – сказал он, но голос его, кажется, дрогнул.
***
Она почувствовала его руку на своем плече и проснулась.
Ночь уже повернула к утру. Сквозь щель над дверью пробивался сизый рассвет. Она увидела каменную кладку стены и склонившееся над ней лицо палача. Аннет все поняла, и покорно раскинула руки и ноги. Но палач сказал негромко:
- Все ж померла. Еще темно было. Я подождал, чтоб не ожила ненароком. Нет. Уже холодеет. Пошли, поможешь.
Вдвоем они оттащили жену палача в погреб.
Аннет рассмотрела ее. Кажется, они были похожи.
- Наверное, надо позвать кюре? – сказала Аннет.
- Дура! – оборвал палач. – Ты же вместо! Неужто не поняла?
И громко засмеялся.
Потом нахмурился, пригладил покойнице волосы, поцеловал ее в лоб и произнес по-латыни:
- Nunc dimittis servam tuam, Domine, secundum verbum tuum in pace!
Аннет от себя прибавила:
- Requiem aeternam dona ei, Domine!
Палач покосился на Аннет и сказал:
- Amen!
Там в полу была глубокая квадратная яма, где стояли глиняные бутыли с яблочной водкой. Палач вытащил их наружу. Они запихнули туда мертвую палачёву жену, и потом до ясного утра таскали в ведрах песок и землю из внутреннего двора. Вроде порядок. Сверху положили две каменные плиты.
Обтряхнули руки и пошли наверх, немного поспать.
***
С женой палача соседки обыкновенно не дружат; Аннет это было на руку. К тому же она была похожа на покойницу и теперь носила ее юбки и кофты. Она привыкла к своему новому мужу, тем более что его тоже звали Анри. В какие-то минуты ей казалось, что вот это и есть ее жизнь, точно та же, что была и ранее. Иногда ей хотелось спросить своего палача: «Как ты можешь спокойно спать, Анри, когда ты за этот месяц умертвил два десятка человек?» Но тут же ей казалось, что этот же вопрос она могла бы задать своему казненному мужу, полковнику Анри, то есть Генриху фон Болленбергу, потому что он умертвил куда больше человек, командуя своей полубригадой, то есть полком, усиленным волонтерскими батальонами. Когда они вытравляли из леса восставших крестьян, счет шел на сотни, а то и на тысячи – но барон Анри спал превосходно.
Через неделю после того, как Аннет стала женой палача, у нее задержались месячные. Когда задержка стала несомненной, она задумалась – что за плод завязался у нее во чреве? Сын барона или сын палача? Еще через полмесяца ее начало тошнить.
- Съела тухлятину какую? – спросил палач. – Ты, это, смотри!
Он вообще-то был заботлив и добр, насколько добр и заботлив может быть плебей. И жаден до любви к тому же. Барон фон Болленберг был прохладнее.
- Нет, Анри, – серьезно и тихо сказала она. – Я беременна.
- Дура! – он хлопнул полстакана яблочной водки. – От меня? Или от этого своего?
- От тебя, конечно же! – возмутилась она, и совсем по-плебейски уперла кулаки в бока. – Вот рожу – увидишь, будет вылитый!
- Дура! – повторил он и размахнулся, желая ударить ее по животу.
Она отбежала в сторону и скрестила на животе руки, защищая его.
- Сошел с ума, Анри! – визжала она. – Сие есть плод чресл твоих!
- Это ты сошла с ума! – он сел на место, налил себе еще. – Моя покойница была бесплодна, и слава Создателю, – он выпил, закусил куском пшеничной лепешки и вздохнул. – Это какой же идиот детей заводит в такое-то время! Время-то какое на дворе, а?
- Что ж ты тогда, – прошептала она, – ежели так детей не хотел, что ж ты тогда в меня семя свое лил?
- А то как же? – он был обескуражен.
- Библию читал? – зло усмехнулась она. – Книга Бытия, глава тридцать восемь. Аки Онан, иже семя свое изливал наружу, ибо детей не желал иметь от Фамари.
Палач помолчал, потом сказал:
- Мы не еретики. Нам в Библии ковыряться незачем. Ты что, гугенотка?
- Спаси Господи! – ответила Аннет. – Я добрая католичка.
Палач замолчал.
Весь день кряхтел и думал, ночью спал плохо, к ней не лез, а наутро достал с полки единственную книгу в доме – «История Александра Македонского» – отодрал от нее четвертушку задней страницы – она была совсем чистая – одолжил у соседа-писца чернил и написал какой-то адрес. Расписался. Дал ей. Объяснил, что это знакомая бабка, и эта бабка все сделает, чтоб ребенка не было.
***
Аннет поклонилась, поцеловала ему руку и вышла из дому, надвинув капюшон плаща, но пошла не к бабке, а в городской Комитет, или Коммунальный Совет, как он там назывался и чем занимался, она не понимала. Она просто искала начальство.
А там, усевшись за стол в приемной, потребовала бумагу и перо и написала донос на своего мужа. Написала, что, дескать, я, Анна-Мария-Луиза-Маргарита, маркиза Пуатье де Кресси, баронесса Болленберг, жена казненного врага народа и предателя революции полковника Анри, то есть Генриха, барона фон Болленберга, была приговорена к смерти сначала парижским, потом реймсским судом, но господин палач, прельстившись моей юностью и красотою и – для честности прибавила она – сжалившись надо мною, просившей пощады, своей волею избавил меня от гильотины, привел домой и сделал своей женой, а свою жену, перед тем умершую от горячки, закопал в подвале, отказавшись хоронить по-христиански.
- Но гражданка! – сказал ей член Комитета, прочитав бумагу. – Чем вы докажете, что вы аристократка и жена казненного барона? У вас нет никаких документов! У вас нет даже селфи с вашим мужем!
- Посмотрите на мой почерк, – сказала она. – Я пишу красиво и без ошибок. И наконец, – она расстегнула плащ и кофту, и завязки на юбке: – посмотрите на мое тело!
- Ого! – сказал стоявший рядом писарь и протянул к ней лапу.
- Не смей! – сказала Аннет. – Я беременна.
- Плод врага народа пусть умрет вместе с женой врага народа! – крикнул писарь, достал палаш из ножен, и замахнулся, потому что голая Аннет была так прекрасна, что хотелось либо овладеть ею, либо убить.
- Назад! – член Комитета выхватил шпагу и рубанул писаря по руке, отчего тот выронил палаш и левой рукой сжал раненую правую кисть, с которой закапала кровь.
- Назад! – повторил член Комитета. – Не родившееся дитя – невинно.
***
Они раскопали погреб, нашли сложенное пополам, только начавшее тлеть тело. Сам палач, трудно поверить, залился слезами, когда его жену за ноги вытаскивали из этой тесной гробницы. Палача взяли под стражу, и скоро он оказался на той же маленькой некрасивой площади, окруженной низкими корявыми деревьями.
Его гильотинировали 25 июля 1794 года. Аннет ждала своей участи в реймсской тюрьме. Она не сомневалась в том, какова будет эта участь, но все же надеялась, что ей позволят родить, а может быть, даже выкормить ребенка.
Но дня через два в Париже неподкупный Робеспьер и друг его Сен-Жюст были арестованы и без суда обезглавлены их товарищами, уставшими от революционных безумств. Маховик казней заскрипел, остановился и потихоньку стал сдавать назад.
***
В 1815 году Аннет Пуатье де Кресси фон Болленберг было всего сорок лет. Она добилась аудиенции у Людовика XVIII, и он, выслушав эту искреннюю исповедь, своим рескриптом подтвердил баронский титул ее сына Анри, двадцати одного года.
***
Эту историю мне рассказал мой немецкий приятель, Генрих фон Болленберг.
- Вот такое семейное предание, понимаешь ли. Я долго собирался проверить ДНК. Уговорил десять человек Болленбергов, чтоб тоже сдали кровь. Ну и что? Все мимо. Ничего похожего. Так что никакой я не барон. Я пра-пра-пра-какой-то внук простого реймсского палача, и даже фамилии его не знаю.
- Фамилию узнать можно, это не проблема!
- Можно! – сказал он даже с некоторой злостью. – Но мне это неинтересно. Веришь? Совсем неинтересно!
- Верю. Но зато ты все равно маркиз Пуатье де Кресси. Поди плохо?
- Не-а – засмеялся он. – По женской линии титул не передается!
Он отхлебнул яблочной водки и закусил пшеничной лепешкой.
«Еще минуточку, господин палач, еще минуточку!» – эти слова несчастной Жанны Дюбарри своими ушами услышала юная Аннет Пуатье де Кресси, баронесса Болленберг, восьмого декабря 1793 года. Она пришла на Площадь Революции посмотреть, как казнят врагов народа. Двое плечистых слуг помогли ей протиснуться к самому эшафоту. Она сама была аристократкой, но ничего и никого не боялась. Ее молодой муж, гессенский барон Анри, то есть Генрих фон Болленберг, был сначала на службе французского короля, командовал полком, но потом – по его собственным словам – «умом и сердцем принял Революцию» – и привел свой полк под сине-красный флаг, и сейчас командовал «полубригадой», как это нынче называлось.
Они поженились уже после этого.
Наследница старинной фамилии красавица Аннет всей душой полюбила высокого сероглазого немца – наверное, так же искренне и безоглядно, как он вдруг полюбил Революцию. Но, признавалась она сама себе, в этой любви было что-то от желания спастись, скрыться за широкой спиной республиканского полковника, члена всех и всяческих Секций, Конвентов и Комитетов – Аннет не разбиралась, что это такое, но знала точно, что в обиду ее не дадут.
На площади она стояла так близко, что услышала эти слова величайшей потаскухи Франции, непревзойденной искусницы, поднявшей любовный дух постаревшего Луи XV, переспавшей со всем двором и даже, говорят, побывавшей в постели главного палача Сансона, ассистенты которого сейчас укладывали ее на гильотину.
- Еще минуточку, господин палач, еще одну минуточку…
Аннет вгляделась в суровое носатое лицо Сансона. Ей показалось, что палач вдруг стал похож на профессора философии, которому студент задал неожиданно трудный вопрос, и мэтр задумался, ища точный и вместе с тем остроумный ответ.
«Как глупо! – подумала Аннет. - Что значит эта минуточка? Или две, или даже пять?».
Тень размышления пробежала по лицу Сансона, он сдержал вздох, отпустил шнур гильотины и тут уже вздохнул свободно.
Толпа радостно взревела. Сансон взял голову Дюбарри за кудри у висков, стряхнул кровь прямо себе на кожаный фартук – и показал толпе, как будто посветил фонарем в полумраке. Сотни платков и каких-то лоскутьев протянулись к эшафоту. Сансон небрежно побрызгал кровью туда-сюда, а потом кинул голову в большой плетеный короб, куда его помощники уже перетащили тело Жанны.
«Очень глупо!» - сказала Аннет сама себе чуть ли не вслух, и повернулась к слугам, которые вывели ее из толпы.
Ей было приятно чувствовать себя в полной безопасности в толпе беснующейся черни. Потому что ее муж сейчас защищает эту чернь от австрийцев и пруссаков.
***
Через полгода мужа арестовали за сношения с неприятелем, обвинили в шпионаже и саботаже, и гильотинировали назавтра после суда.
Аннет с матерью, не дожидаясь исхода дела, верхами поехали в Реймс в странной надежде спрятаться – но письмо с доносом их опередило. Кто это был? Кто на крепком коне или в ходкой коляске обогнал их и сообщил, что жена и теща врага народа и предателя Болленберга хотят спрятаться в доме, когда-то принадлежавшем фамилии де Кресси. «Кто нас предал? – бубнила мать. – Кому мы так поперек горла встали, что он захотел нашей смерти и не поленился помчаться в Реймс?» «Или отправил письмо с курьером», - уточняла Аннет. «Или письмо, - кивала мать. – Но зачем? За что?».
Мать помиловали и просто выгнали на улицу, по причине ее дряхлости и безумия, как гласило постановление революционного суда. Действительно, эта попытка убежать была явным доказательством умственного расстройства пятидесятилетней старухи – тем более что в усадьбе маркизов де Кресси уже два года как был военный госпиталь.
Но Аннет приговорили к смерти.
Никто не собирался везти ее назад в Париж.
Казнить ее должны были здесь, на маленькой некрасивой площади, окруженной низкорослыми деревьями. И эшафот был скрипучий и подгнивший, и палач без перчаток. Никакого парижского шика. Зато очередь приговоренных – восемь человек.
Вот тут-то она вспомнила Жанну Дюбарри. Вспомнила также, что еще десять дней назад она лежала в объятиях мужа, барона Анри, то есть Генриха Болленберга. Вспомнила, как ей смешны были слова несчастной Жанны «еще одну минуточку».
А сейчас она в первый раз в жизни вдруг захотела жить.
Она огляделась.
Прекрасным было все. Камни, низкие корявые деревья, помост-эшафот, глупые и злые рожи вокруг, широкие грязные руки палача, и даже эти душные вечерние, почти ночные июньские облака. Да, именно июньские, они с матерью не хотели учить новые названия месяцев, и тайком жили по старому календарю. Июнь кончался. Было седьмой час, еще совсем светло, но вдруг наползла туча, сначала лиловая, потом графитовая. Полыхнуло, громыхнуло, и хлынул дождь. Толпа разбежалась: люди попрятались под деревьями и в подворотнях.
Добрый Бог подарил ей еще полчаса, наверное.
Совсем стемнело. Она слышала, как рядом спорили палач и его помощник: «Может, завтра? Ведь уже темно».
- Может, завтра? – крикнул палач в густеющие сумерки.
- Сейчас! Сейчас! – раздалось в ответ. – Зажгите что-нибудь!
Еще минут пять зажигали факелы.
Наконец палач подошел к шеренге приговоренных. Пальцем поманил ее.
Руки у нее были связаны спереди, на животе.
Палач стал ослаблять веревку и заводить ее руки за спину, чтобы ловчей уложить лицом вниз, на широкую доску, под нож. У него были шершавые ладони и, кажется, царапался сорванный ноготь большого пальца.
- Минуточку, господин палач, – сказала она.
- А? – он взглянул на нее из-под глубокого капюшона.
- Одну минуточку, – повторила она.
Они, наверное, полминуты глядели друг другу в глаза.
- Чего? – переспросил он.
- Еще одну минуту пожить, умоляю вас…
***
Он осклабился и вдруг отставил в сторону смоляной факел в треножнике, которой горел рядом. На миг накатилась тьма. Потом сильно толкнул ее, так, что она перелетела через доску и кверху тормашками упала в огромную плетеную корзину.
Сквозь ивовые прутья она увидела, как палач поправил факел и выдернул из очереди следующую жертву.
Через минуту на нее рухнуло чье-то дергающееся тело, вонючее, потное, брызжущее кровью, сочащееся мочой, а еще через несколько минут все заполнила вонь свежих нечистот.
Потом еще толчок. Потом эту корзину куда-то оттащили. Поставили на возвышение над ямой. Сквозь весь тошнотворный букет она почувствовала смертный запах свежеотрытой земли. Услышала, как палач крикнул кому-то, чтоб он принес лопаты. Этот кто-то ушел, шаркая. Корзина опрокинулась в яму – и Аннет оказалась сверху двух еще теплых мертвых тел. Палач подал ей руку, помог выбраться, пнул ногой – она отлетела в угол и спряталась там. Пришел хромой старик с двумя заступами; вместе с палачом они забросали яму сначала известью из стоявшего рядом ящика, а потом землей. Притоптали, поплясав сверху. Потом старик ушел, прихватив лопаты.
Палач подошел к ней, велел подняться. Дал длинный плащ с большим капюшоном. Велел идти за ним следом в двадцати шагах.
Идти оказалось недолго. Не более часа, наверное. Уже совсем стемнело.
Открыв дверь и втолкнув ее в тесную прихожую, он спросил:
- Как звать?
- Аннет. То есть Анна, господин палач.
- Хо! – сказал он. – Моя тоже Анна. У нее лихорадка. Третий день. Померла, поди, пока я тут с вами надрывался. Бедняга. Бог да смилуется над ее душой. Короче, если померла, будешь вместо.
Не дождавшись ответа, ушел в дом.
Аннет села на корточки. Ее била дрожь. Пусть ее накажет Бог, пусть ее ждут адские муки, но сейчас она желала смерти жене палача, потому что сильнее всего хотела жить сама.
Скрипнула дверь.
- Жива! – сказал он. – Жива, вот ведь черт. Не ожидал, честно. А ты беги отсюда. Где-нибудь спрячешься. Не обессудь. Давай, давай, – и он ногой стал подпинывать ее к двери.
Аннет упала ему в ноги.
- Господин палач, – шептала она, – о, господин палач, умоляю вас… Вы так добры ко мне, вы так великодушны, будьте моим ангелом…
Тот хмыкнул. Взял из угла какую-то рогожу, кинул на пол:
- Спи, черт с тобой…
Она схватила его руку, поцеловала.
- Да пошла ты! – сказал он, но голос его, кажется, дрогнул.
***
Она почувствовала его руку на своем плече и проснулась.
Ночь уже повернула к утру. Сквозь щель над дверью пробивался сизый рассвет. Она увидела каменную кладку стены и склонившееся над ней лицо палача. Аннет все поняла, и покорно раскинула руки и ноги. Но палач сказал негромко:
- Все ж померла. Еще темно было. Я подождал, чтоб не ожила ненароком. Нет. Уже холодеет. Пошли, поможешь.
Вдвоем они оттащили жену палача в погреб.
Аннет рассмотрела ее. Кажется, они были похожи.
- Наверное, надо позвать кюре? – сказала Аннет.
- Дура! – оборвал палач. – Ты же вместо! Неужто не поняла?
И громко засмеялся.
Потом нахмурился, пригладил покойнице волосы, поцеловал ее в лоб и произнес по-латыни:
- Nunc dimittis servam tuam, Domine, secundum verbum tuum in pace!
Аннет от себя прибавила:
- Requiem aeternam dona ei, Domine!
Палач покосился на Аннет и сказал:
- Amen!
Там в полу была глубокая квадратная яма, где стояли глиняные бутыли с яблочной водкой. Палач вытащил их наружу. Они запихнули туда мертвую палачёву жену, и потом до ясного утра таскали в ведрах песок и землю из внутреннего двора. Вроде порядок. Сверху положили две каменные плиты.
Обтряхнули руки и пошли наверх, немного поспать.
***
С женой палача соседки обыкновенно не дружат; Аннет это было на руку. К тому же она была похожа на покойницу и теперь носила ее юбки и кофты. Она привыкла к своему новому мужу, тем более что его тоже звали Анри. В какие-то минуты ей казалось, что вот это и есть ее жизнь, точно та же, что была и ранее. Иногда ей хотелось спросить своего палача: «Как ты можешь спокойно спать, Анри, когда ты за этот месяц умертвил два десятка человек?» Но тут же ей казалось, что этот же вопрос она могла бы задать своему казненному мужу, полковнику Анри, то есть Генриху фон Болленбергу, потому что он умертвил куда больше человек, командуя своей полубригадой, то есть полком, усиленным волонтерскими батальонами. Когда они вытравляли из леса восставших крестьян, счет шел на сотни, а то и на тысячи – но барон Анри спал превосходно.
Через неделю после того, как Аннет стала женой палача, у нее задержались месячные. Когда задержка стала несомненной, она задумалась – что за плод завязался у нее во чреве? Сын барона или сын палача? Еще через полмесяца ее начало тошнить.
- Съела тухлятину какую? – спросил палач. – Ты, это, смотри!
Он вообще-то был заботлив и добр, насколько добр и заботлив может быть плебей. И жаден до любви к тому же. Барон фон Болленберг был прохладнее.
- Нет, Анри, – серьезно и тихо сказала она. – Я беременна.
- Дура! – он хлопнул полстакана яблочной водки. – От меня? Или от этого своего?
- От тебя, конечно же! – возмутилась она, и совсем по-плебейски уперла кулаки в бока. – Вот рожу – увидишь, будет вылитый!
- Дура! – повторил он и размахнулся, желая ударить ее по животу.
Она отбежала в сторону и скрестила на животе руки, защищая его.
- Сошел с ума, Анри! – визжала она. – Сие есть плод чресл твоих!
- Это ты сошла с ума! – он сел на место, налил себе еще. – Моя покойница была бесплодна, и слава Создателю, – он выпил, закусил куском пшеничной лепешки и вздохнул. – Это какой же идиот детей заводит в такое-то время! Время-то какое на дворе, а?
- Что ж ты тогда, – прошептала она, – ежели так детей не хотел, что ж ты тогда в меня семя свое лил?
- А то как же? – он был обескуражен.
- Библию читал? – зло усмехнулась она. – Книга Бытия, глава тридцать восемь. Аки Онан, иже семя свое изливал наружу, ибо детей не желал иметь от Фамари.
Палач помолчал, потом сказал:
- Мы не еретики. Нам в Библии ковыряться незачем. Ты что, гугенотка?
- Спаси Господи! – ответила Аннет. – Я добрая католичка.
Палач замолчал.
Весь день кряхтел и думал, ночью спал плохо, к ней не лез, а наутро достал с полки единственную книгу в доме – «История Александра Македонского» – отодрал от нее четвертушку задней страницы – она была совсем чистая – одолжил у соседа-писца чернил и написал какой-то адрес. Расписался. Дал ей. Объяснил, что это знакомая бабка, и эта бабка все сделает, чтоб ребенка не было.
***
Аннет поклонилась, поцеловала ему руку и вышла из дому, надвинув капюшон плаща, но пошла не к бабке, а в городской Комитет, или Коммунальный Совет, как он там назывался и чем занимался, она не понимала. Она просто искала начальство.
А там, усевшись за стол в приемной, потребовала бумагу и перо и написала донос на своего мужа. Написала, что, дескать, я, Анна-Мария-Луиза-Маргарита, маркиза Пуатье де Кресси, баронесса Болленберг, жена казненного врага народа и предателя революции полковника Анри, то есть Генриха, барона фон Болленберга, была приговорена к смерти сначала парижским, потом реймсским судом, но господин палач, прельстившись моей юностью и красотою и – для честности прибавила она – сжалившись надо мною, просившей пощады, своей волею избавил меня от гильотины, привел домой и сделал своей женой, а свою жену, перед тем умершую от горячки, закопал в подвале, отказавшись хоронить по-христиански.
- Но гражданка! – сказал ей член Комитета, прочитав бумагу. – Чем вы докажете, что вы аристократка и жена казненного барона? У вас нет никаких документов! У вас нет даже селфи с вашим мужем!
- Посмотрите на мой почерк, – сказала она. – Я пишу красиво и без ошибок. И наконец, – она расстегнула плащ и кофту, и завязки на юбке: – посмотрите на мое тело!
- Ого! – сказал стоявший рядом писарь и протянул к ней лапу.
- Не смей! – сказала Аннет. – Я беременна.
- Плод врага народа пусть умрет вместе с женой врага народа! – крикнул писарь, достал палаш из ножен, и замахнулся, потому что голая Аннет была так прекрасна, что хотелось либо овладеть ею, либо убить.
- Назад! – член Комитета выхватил шпагу и рубанул писаря по руке, отчего тот выронил палаш и левой рукой сжал раненую правую кисть, с которой закапала кровь.
- Назад! – повторил член Комитета. – Не родившееся дитя – невинно.
***
Они раскопали погреб, нашли сложенное пополам, только начавшее тлеть тело. Сам палач, трудно поверить, залился слезами, когда его жену за ноги вытаскивали из этой тесной гробницы. Палача взяли под стражу, и скоро он оказался на той же маленькой некрасивой площади, окруженной низкими корявыми деревьями.
Его гильотинировали 25 июля 1794 года. Аннет ждала своей участи в реймсской тюрьме. Она не сомневалась в том, какова будет эта участь, но все же надеялась, что ей позволят родить, а может быть, даже выкормить ребенка.
Но дня через два в Париже неподкупный Робеспьер и друг его Сен-Жюст были арестованы и без суда обезглавлены их товарищами, уставшими от революционных безумств. Маховик казней заскрипел, остановился и потихоньку стал сдавать назад.
***
В 1815 году Аннет Пуатье де Кресси фон Болленберг было всего сорок лет. Она добилась аудиенции у Людовика XVIII, и он, выслушав эту искреннюю исповедь, своим рескриптом подтвердил баронский титул ее сына Анри, двадцати одного года.
***
Эту историю мне рассказал мой немецкий приятель, Генрих фон Болленберг.
- Вот такое семейное предание, понимаешь ли. Я долго собирался проверить ДНК. Уговорил десять человек Болленбергов, чтоб тоже сдали кровь. Ну и что? Все мимо. Ничего похожего. Так что никакой я не барон. Я пра-пра-пра-какой-то внук простого реймсского палача, и даже фамилии его не знаю.
- Фамилию узнать можно, это не проблема!
- Можно! – сказал он даже с некоторой злостью. – Но мне это неинтересно. Веришь? Совсем неинтересно!
- Верю. Но зато ты все равно маркиз Пуатье де Кресси. Поди плохо?
- Не-а – засмеялся он. – По женской линии титул не передается!
Он отхлебнул яблочной водки и закусил пшеничной лепешкой.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Знаете в чем ещё вечная печаль моих печальных оппонентов? Прекрасных монархистов и беспонтовых либералов?
О Ленине, Дзержинском, Сталине, о революции ноября 1917-го есть великая поэзия.
Вам может не нравиться Маяковский, Багрицкий или новейшие стихи Дмитрия Ревякина о Дзержинском. Может не нравиться Есенин. И даже просталинские стихи Мандельштама.
Исаковский, Твардовский могут не нравиться.
Но.
Это есть в русской поэзии. Навсегда, пока есть русский язык. А Керенского, и... некоторых иных не будет никогда.
Земля им мякотью.
О Ленине, Дзержинском, Сталине, о революции ноября 1917-го есть великая поэзия.
Вам может не нравиться Маяковский, Багрицкий или новейшие стихи Дмитрия Ревякина о Дзержинском. Может не нравиться Есенин. И даже просталинские стихи Мандельштама.
Исаковский, Твардовский могут не нравиться.
Но.
Это есть в русской поэзии. Навсегда, пока есть русский язык. А Керенского, и... некоторых иных не будет никогда.
Земля им мякотью.
Оригинал и комментарии
рассказ случайного соседа от clear-text
ФАМИЛИЯ
- Лет пять назад у меня был забавный разговор со случайным соседом по столику в одном павильоне на водах, – рассказывал Николай Петрович. – После второго стакана теплой сернистой водицы этот сосед поведал мне, что приехал слегка собрать себя в горсть – так он выразился – после одного долгого, сложного, изматывающего, но в итоге всё же успешного судебного дела. По словам его и особенно по тону я понял: он хочет, чтоб я его порасспросил хорошенько, то есть сочувственно и неторопливо. Так вот. Сказавши, что мне тоже случалось проходить через жернова юстиции, я спросил, что это был за процесс и с кем он судился – ежели, конечно, он желает рассказать хотя бы вкратце.
- Ну и что там было, если вкратце? – я понял, что теперь настала моя очередь расспрашивать.
- Вкратце! – засмеялся Николай Петрович. – Рассказ занял едва ли не два часа: он уселся поудобнее и начал, как говорится, «с яиц Леды». Рассказал, что вырос в хорошем русском городе. Губернском, то есть областном. В небогатой, но вполне обеспеченной семье. Любящая мать, добрая бабушка, и дед, который скончался, когда моему визави было всего четыре года, так что в его памяти реальный дедушка до полного неразличения смешался с фотографией, висевшей над комодом, застланным кружевной салфеткой, на которой стояла вазочка с иммортелями.
***
Николай Петрович тоже был моим случайным соседом по столику – но уже совсем в другом курортном городе, на другой санаторской веранде.
***
- С чем, с чем вазочка? – переспросил я.
- С иммортелями. Это цветы, засушенные, желтые, – объяснил Николай Петрович и продолжал: – Вот такие трогательные и отчасти старорежимные подробности сообщил мне этот внезапный собеседник. В санатории люди делаются разговорчивы, почти как в поезде в старое время.
- Кстати, он был стар, этот ваш собеседник?
- Бог с вами! Это я стар. Возможно, это я так вспоминаю. Скорее всего, слово «иммортели» он и не произносил, сказал просто – «с сухими цветами». Про эти цветы была какая-то история. Дедушка их подарил бабушке незадолго до своей смерти, а она их засушила и поставила в высокую синюю вазочку перед его портретом – так он это описывал. Да, он был заметно сентиментален. Но, повторяю, совсем не стар. Даже скорее молод. Уж во всяком случае моложе меня. Слегка за сорок. Совсем один.
С женою он развелся еще в ранней молодости. Рассказал, это был студенческий брак, влечение молодых горячих тел, которые только что выскочили из-под родительских крылышек; детей не было. Второй брак был тоже краток и неудачен – даже не дотащились до регистрации: сошлись, съехались, и через полгода расстались; то есть это был не брак, а попытка брака. После чего он оставил эти, как он выразился, затеи. Братьев и сестер не было тоже – ни родных, ни двоюродных.
Что же касается отца, то о нем в семье вообще не заходила речь. Когда мальчик был совсем маленьким, мама плела ему привычные небылицы про папу, который был военный разведчик, потому и фотографий нет. Военная тайна! И погиб где-то то далеко, то ли в Анголе, то ли в Афганистане – в какой-то горячей точке, как говорят у вас в России.
***
Именно «у вас в России» – так сказал Николай Петрович.
Он был эмигрант в третьем поколении: его дед, дворянин хорошего, старинного, чуть ли не княжеского рода, уехал в Швецию в сентябре семнадцатого, не питая никаких иллюзий насчет «музыки революции», которой упивались многие вроде бы неглупые люди. Уплыл на парусном катере за три николаевских червонца – через маленький, менее пятидесяти верст, пролив, отделявший от Швеции Аландские острова, которые тогда, вместе со всею Финляндией, еще формально принадлежали России. Вместе с ним родину покинула его беременная жена. В феврале восемнадцатого у них родился сын Петя – который, в свою очередь, в конце сороковых стал отцом Николая Петровича.
***
- Ну, а когда мальчик подрос, – продолжал Николай Петрович рассказывать о рассказе своего случайного собеседника, – когда он подрос, то история героически погибшего папы как-то сама собой утонула в молчании. Мальчик понял, что мама его обманывала; мама поняла, что мальчик все понял – и они к этому более не возвращались.
Мама умерла раньше бабушки. Потому что смертельно устала от своей доброты.
- Это он сам так красиво выразился? – спросил я Николая Петровича.
- Представьте себе, да. Вернее, не он, а его бабушка. Бабушка сказала: «Бедная, она устала от своей доброты». Наверное, это было правдой. Мама была добра ко всем: к прохожим, к подругам, к собакам и кошкам. К птичкам на балконе, и к соседям сверху, от которых падали окурки в птичью кормушку. Мама всегда улыбалась, всем улыбалась, кивала, говорила «да, да, ничего, что вы, что вы, мне даже приятно!», никогда не сердилась, не обижалась, всегда всех понимала и оправдывала.
Мама была очень красивая, с тонким нежным лицом, но потом стала будто восковая; ее добрая улыбка застывала и становилась страшной. Мальчик боялся, когда мама так мертво улыбалась. Боялся за маму – и не напрасно: однажды вечером она прилегла на диван у телевизора, а когда он вошел в комнату из кухни, у нее в открытых глазах бессмысленно отражался потолок. Вот тогда-то бабушка и сказала: «Танечка, бедняжка, устала от своей доброты», и непонятно было, восторгается она дочкиной добротой или жалостливо презирает ее.
- Долго ли, коротко ли, – продолжал свой пересказ Николай Петрович, – но, разбирая мамины сумочки, портмоне и шкатулки, мальчик нашел фотографию обаятельного мужчины средних лет. Вальяжный, даже красивый, с веселыми глазами из-под кудрявой пряди, упавшей на лоб, всей своей фигурой очень артистичный – он был сфотографирован сидя на диване, положив ногу на ногу и привольно отставив в сторону руку с папиросой. Но главное – он был поразительно похож на мальчика! Настолько похож, что мальчик даже вздрогнул. Хотя он был к тому времени уже вовсе не мальчик, он был уже выпускник местного инженерно-какого-то института. Тем яснее было видно сходство. Потому что они – тогдашний человек на фото и нынешний юноша – были ровесниками. Вы поняли, что я имею в виду? – уточнил Николай Петрович.
- Понял прекрасно, – сказал я. – Этот ваш собеседник был в том же возрасте, что и тип на фото, так?
- Так, так, – покивал тот. – Итак. Бабушка молчала, хороших подруг у мамы не было, так что спросить было не у кого. Потом бабушка скончалась, но он все продолжал искать. Это было очень трудно, невозможно трудно. Даже в таком сравнительно небольшом городе. Ну что значит в небольшом? В этом городе населения более полумиллиона человек.
- А вы знаете, что это за город? – спросил я.
- Разумеется! Он мне сказал.
- Ну и? – мне стало любопытно.
- Ах, да какая разница! – взмахнул рукою Николай Петрович. – Я о другом! Я о том, как трудно искать человека по фотографии. Все равно что в старое время, в «доцифровую», так сказать, эпоху – искать человека в телефонном справочнике, имея только его номер телефона. Кстати говоря, все попытки забить фото в Гугл ни к чему не привели: очевидно, этот импозантный красавец не был прямо такой уж знаменитостью.
***
Дурацкая история, – думал я. – Впрочем, каждый по-своему с ума сходит. И мой сегодняшний визави, и тот человек, о котором он с таким странным интересом рассказывает.
Меж тем Николай Петрович продолжал:
***
- Но в конце концов он его нашел. Выяснил его фамилию. Белорецкий! Ах, Белорецкий! Он повторял это слово, смаковал его, как знаток смакует драгоценное вино, как ребенок медленно ест редкое лакомство, стараясь продлить удовольствие. Сам Белорецкий! Да, это был житель их города. Скончавшийся всего два года назад, ах, какое несчастье, они же могли встретиться, поговорить, вот ведь злая судьба. Кстати говоря, – уточнил Николай Петрович, – он так и не сказал, чем его покойный папаша занимался. Ну, я и не расспрашивал.
- Хотя это интереснее всего, – сказал я.
- Мне было не до расспросов! – воскликнул Николай Петрович. – Я проглотил язык, я сделал покерное лицо, когда он воскликнул «Белорецкий». Потому что это моя фамилия! Потому что я тоже Белорецкий, или он тоже, какая разница, хотя ни я, ни мои родные никогда не жили в том городе, откуда он родом.
Однако теперь ему предстояло доказать себе и, главное, родственникам покойного отца, что он настоящий Белорецкий. В конце концов он добился своего. Нашел свидетелей, предоставил анализы, прошел несколько судов, и самое главное – подписал отказ от всех имущественных требований, от всяких посягательств на наследство. Ему нужна была только фамилия. Фамилия и только. Некий парадоксальный статус: «законный незаконный сын». Но с фамилией! Чтоб Белорецкий! Он этого добился.
- Рад за него, – сказал я.
***
Мне, честно говоря, уже слегка наскучил этот рассказ.
Да и вообще была пора идти.
***
- Ну и вот и хорошо, – вздохнул Николай Петрович. – Он распрощался со мною, я крепко пожал ему руку, поздравил с этой, так сказать, победой в жизненной битве.
- Хорошая история, – и я взялся за ручки кресла. – Спасибо!
- Погодите! – он поднял палец. – Дайте досказать. Лет пять назад я приехал в Россию по делам фирмы, в которой я иногда консультирую. Как раз в тот самый город, какое совпадение! И решил разузнать, кто же этот прекрасный господин Белорецкий, незаконный отец моего давнего случайного собеседника.
- Я весь в нетерпении! – улыбнулся я в ответ.
- Но странное дело, – сказал Николай Петрович. – Никто его не знал. Почти никто. Я-то сначала думал, что это какая-то пускай местная, но знаменитость! Или какой-то местный магнат. Так сказать, grand seigneur губернского уровня. Но нет. Но мне стало интересно, и я предпринял усилия… Он оказался всего лишь режиссер детского театра. Причем не главный. Один из режиссеров. Правда, красавец. Но более ничего. Его постановки особого успеха не имели. Но уж зато красавец! Великий бабник городского масштаба, тем и знаменит. Тоже мне, папаша! Но мой собеседник, этот мой новообретенный Белорецкий – был счастлив. Ему казалось, что он выиграл важнейшую ставку.
- Зачем ему это было надо? – спросил я.
- Вы неважный психолог! – парировал Николай Петрович. – Но я вам объясню безо всякого Фройда. Безо всякого «Familienroman der Neurotiker». Каждому человеку нужна родословная. Первоначальная точка опоры. Хотя бы кочка на плоской равнине жизни, куда можно поставить ногу, чтобы оттолкнуться и бежать дальше… Вы понимаете? Он нашел этот уступ, этот упор! – Николай Петрович даже постучал ногой по каменному полу веранды, где мы сидели. – Теперь он счастлив! Нет, вы понимаете?
- Понимаю. Теперь осталось понять, откуда у него эта княжеская фамилия?
- Княжеская? – засмеялся Николай Петрович. – Никаких князей Белорецких в природе нет и не было. Есть город Белорецк, двести верст от Уфы. Мы оттуда. Мой прадедушка Кирилл Макарович Кошкин, служил в полку, где был у него однофамилец. Посему и стали его звать Кошкин-Белорецкий. Двойная фамилия и к деду перешла, а уж в Европе двадцатых годов, особливо в Германии, когда кругом такая инфляция, купить княжеский, так сказать, сертификат – плевое дело!
- Но вы ведь все равно дворянин? – глупо спросил я.
- А вы-с, милостивый государь? – и Николай Петрович поднял брови, изображая нечто вроде сословной спеси.
- Никак нет-с.
- Вот и славно. А вот и самое забавное: настоящая, то есть прежняя фамилия моего знакомца, была, как ни смешно, тоже Кошкин.
- Вы родственники?
- Не думаю, – сказал Николай Петрович, вставая и озираясь, глядя на променад над узкой мелкой рекой и ряды разноцветных отелей на том берегу. – Нет, не думаю. Велика Россия, и много Кошкиных гуляет по ее задворкам.
- Лет пять назад у меня был забавный разговор со случайным соседом по столику в одном павильоне на водах, – рассказывал Николай Петрович. – После второго стакана теплой сернистой водицы этот сосед поведал мне, что приехал слегка собрать себя в горсть – так он выразился – после одного долгого, сложного, изматывающего, но в итоге всё же успешного судебного дела. По словам его и особенно по тону я понял: он хочет, чтоб я его порасспросил хорошенько, то есть сочувственно и неторопливо. Так вот. Сказавши, что мне тоже случалось проходить через жернова юстиции, я спросил, что это был за процесс и с кем он судился – ежели, конечно, он желает рассказать хотя бы вкратце.
- Ну и что там было, если вкратце? – я понял, что теперь настала моя очередь расспрашивать.
- Вкратце! – засмеялся Николай Петрович. – Рассказ занял едва ли не два часа: он уселся поудобнее и начал, как говорится, «с яиц Леды». Рассказал, что вырос в хорошем русском городе. Губернском, то есть областном. В небогатой, но вполне обеспеченной семье. Любящая мать, добрая бабушка, и дед, который скончался, когда моему визави было всего четыре года, так что в его памяти реальный дедушка до полного неразличения смешался с фотографией, висевшей над комодом, застланным кружевной салфеткой, на которой стояла вазочка с иммортелями.
***
Николай Петрович тоже был моим случайным соседом по столику – но уже совсем в другом курортном городе, на другой санаторской веранде.
***
- С чем, с чем вазочка? – переспросил я.
- С иммортелями. Это цветы, засушенные, желтые, – объяснил Николай Петрович и продолжал: – Вот такие трогательные и отчасти старорежимные подробности сообщил мне этот внезапный собеседник. В санатории люди делаются разговорчивы, почти как в поезде в старое время.
- Кстати, он был стар, этот ваш собеседник?
- Бог с вами! Это я стар. Возможно, это я так вспоминаю. Скорее всего, слово «иммортели» он и не произносил, сказал просто – «с сухими цветами». Про эти цветы была какая-то история. Дедушка их подарил бабушке незадолго до своей смерти, а она их засушила и поставила в высокую синюю вазочку перед его портретом – так он это описывал. Да, он был заметно сентиментален. Но, повторяю, совсем не стар. Даже скорее молод. Уж во всяком случае моложе меня. Слегка за сорок. Совсем один.
С женою он развелся еще в ранней молодости. Рассказал, это был студенческий брак, влечение молодых горячих тел, которые только что выскочили из-под родительских крылышек; детей не было. Второй брак был тоже краток и неудачен – даже не дотащились до регистрации: сошлись, съехались, и через полгода расстались; то есть это был не брак, а попытка брака. После чего он оставил эти, как он выразился, затеи. Братьев и сестер не было тоже – ни родных, ни двоюродных.
Что же касается отца, то о нем в семье вообще не заходила речь. Когда мальчик был совсем маленьким, мама плела ему привычные небылицы про папу, который был военный разведчик, потому и фотографий нет. Военная тайна! И погиб где-то то далеко, то ли в Анголе, то ли в Афганистане – в какой-то горячей точке, как говорят у вас в России.
***
Именно «у вас в России» – так сказал Николай Петрович.
Он был эмигрант в третьем поколении: его дед, дворянин хорошего, старинного, чуть ли не княжеского рода, уехал в Швецию в сентябре семнадцатого, не питая никаких иллюзий насчет «музыки революции», которой упивались многие вроде бы неглупые люди. Уплыл на парусном катере за три николаевских червонца – через маленький, менее пятидесяти верст, пролив, отделявший от Швеции Аландские острова, которые тогда, вместе со всею Финляндией, еще формально принадлежали России. Вместе с ним родину покинула его беременная жена. В феврале восемнадцатого у них родился сын Петя – который, в свою очередь, в конце сороковых стал отцом Николая Петровича.
***
- Ну, а когда мальчик подрос, – продолжал Николай Петрович рассказывать о рассказе своего случайного собеседника, – когда он подрос, то история героически погибшего папы как-то сама собой утонула в молчании. Мальчик понял, что мама его обманывала; мама поняла, что мальчик все понял – и они к этому более не возвращались.
Мама умерла раньше бабушки. Потому что смертельно устала от своей доброты.
- Это он сам так красиво выразился? – спросил я Николая Петровича.
- Представьте себе, да. Вернее, не он, а его бабушка. Бабушка сказала: «Бедная, она устала от своей доброты». Наверное, это было правдой. Мама была добра ко всем: к прохожим, к подругам, к собакам и кошкам. К птичкам на балконе, и к соседям сверху, от которых падали окурки в птичью кормушку. Мама всегда улыбалась, всем улыбалась, кивала, говорила «да, да, ничего, что вы, что вы, мне даже приятно!», никогда не сердилась, не обижалась, всегда всех понимала и оправдывала.
Мама была очень красивая, с тонким нежным лицом, но потом стала будто восковая; ее добрая улыбка застывала и становилась страшной. Мальчик боялся, когда мама так мертво улыбалась. Боялся за маму – и не напрасно: однажды вечером она прилегла на диван у телевизора, а когда он вошел в комнату из кухни, у нее в открытых глазах бессмысленно отражался потолок. Вот тогда-то бабушка и сказала: «Танечка, бедняжка, устала от своей доброты», и непонятно было, восторгается она дочкиной добротой или жалостливо презирает ее.
- Долго ли, коротко ли, – продолжал свой пересказ Николай Петрович, – но, разбирая мамины сумочки, портмоне и шкатулки, мальчик нашел фотографию обаятельного мужчины средних лет. Вальяжный, даже красивый, с веселыми глазами из-под кудрявой пряди, упавшей на лоб, всей своей фигурой очень артистичный – он был сфотографирован сидя на диване, положив ногу на ногу и привольно отставив в сторону руку с папиросой. Но главное – он был поразительно похож на мальчика! Настолько похож, что мальчик даже вздрогнул. Хотя он был к тому времени уже вовсе не мальчик, он был уже выпускник местного инженерно-какого-то института. Тем яснее было видно сходство. Потому что они – тогдашний человек на фото и нынешний юноша – были ровесниками. Вы поняли, что я имею в виду? – уточнил Николай Петрович.
- Понял прекрасно, – сказал я. – Этот ваш собеседник был в том же возрасте, что и тип на фото, так?
- Так, так, – покивал тот. – Итак. Бабушка молчала, хороших подруг у мамы не было, так что спросить было не у кого. Потом бабушка скончалась, но он все продолжал искать. Это было очень трудно, невозможно трудно. Даже в таком сравнительно небольшом городе. Ну что значит в небольшом? В этом городе населения более полумиллиона человек.
- А вы знаете, что это за город? – спросил я.
- Разумеется! Он мне сказал.
- Ну и? – мне стало любопытно.
- Ах, да какая разница! – взмахнул рукою Николай Петрович. – Я о другом! Я о том, как трудно искать человека по фотографии. Все равно что в старое время, в «доцифровую», так сказать, эпоху – искать человека в телефонном справочнике, имея только его номер телефона. Кстати говоря, все попытки забить фото в Гугл ни к чему не привели: очевидно, этот импозантный красавец не был прямо такой уж знаменитостью.
***
Дурацкая история, – думал я. – Впрочем, каждый по-своему с ума сходит. И мой сегодняшний визави, и тот человек, о котором он с таким странным интересом рассказывает.
Меж тем Николай Петрович продолжал:
***
- Но в конце концов он его нашел. Выяснил его фамилию. Белорецкий! Ах, Белорецкий! Он повторял это слово, смаковал его, как знаток смакует драгоценное вино, как ребенок медленно ест редкое лакомство, стараясь продлить удовольствие. Сам Белорецкий! Да, это был житель их города. Скончавшийся всего два года назад, ах, какое несчастье, они же могли встретиться, поговорить, вот ведь злая судьба. Кстати говоря, – уточнил Николай Петрович, – он так и не сказал, чем его покойный папаша занимался. Ну, я и не расспрашивал.
- Хотя это интереснее всего, – сказал я.
- Мне было не до расспросов! – воскликнул Николай Петрович. – Я проглотил язык, я сделал покерное лицо, когда он воскликнул «Белорецкий». Потому что это моя фамилия! Потому что я тоже Белорецкий, или он тоже, какая разница, хотя ни я, ни мои родные никогда не жили в том городе, откуда он родом.
Однако теперь ему предстояло доказать себе и, главное, родственникам покойного отца, что он настоящий Белорецкий. В конце концов он добился своего. Нашел свидетелей, предоставил анализы, прошел несколько судов, и самое главное – подписал отказ от всех имущественных требований, от всяких посягательств на наследство. Ему нужна была только фамилия. Фамилия и только. Некий парадоксальный статус: «законный незаконный сын». Но с фамилией! Чтоб Белорецкий! Он этого добился.
- Рад за него, – сказал я.
***
Мне, честно говоря, уже слегка наскучил этот рассказ.
Да и вообще была пора идти.
***
- Ну и вот и хорошо, – вздохнул Николай Петрович. – Он распрощался со мною, я крепко пожал ему руку, поздравил с этой, так сказать, победой в жизненной битве.
- Хорошая история, – и я взялся за ручки кресла. – Спасибо!
- Погодите! – он поднял палец. – Дайте досказать. Лет пять назад я приехал в Россию по делам фирмы, в которой я иногда консультирую. Как раз в тот самый город, какое совпадение! И решил разузнать, кто же этот прекрасный господин Белорецкий, незаконный отец моего давнего случайного собеседника.
- Я весь в нетерпении! – улыбнулся я в ответ.
- Но странное дело, – сказал Николай Петрович. – Никто его не знал. Почти никто. Я-то сначала думал, что это какая-то пускай местная, но знаменитость! Или какой-то местный магнат. Так сказать, grand seigneur губернского уровня. Но нет. Но мне стало интересно, и я предпринял усилия… Он оказался всего лишь режиссер детского театра. Причем не главный. Один из режиссеров. Правда, красавец. Но более ничего. Его постановки особого успеха не имели. Но уж зато красавец! Великий бабник городского масштаба, тем и знаменит. Тоже мне, папаша! Но мой собеседник, этот мой новообретенный Белорецкий – был счастлив. Ему казалось, что он выиграл важнейшую ставку.
- Зачем ему это было надо? – спросил я.
- Вы неважный психолог! – парировал Николай Петрович. – Но я вам объясню безо всякого Фройда. Безо всякого «Familienroman der Neurotiker». Каждому человеку нужна родословная. Первоначальная точка опоры. Хотя бы кочка на плоской равнине жизни, куда можно поставить ногу, чтобы оттолкнуться и бежать дальше… Вы понимаете? Он нашел этот уступ, этот упор! – Николай Петрович даже постучал ногой по каменному полу веранды, где мы сидели. – Теперь он счастлив! Нет, вы понимаете?
- Понимаю. Теперь осталось понять, откуда у него эта княжеская фамилия?
- Княжеская? – засмеялся Николай Петрович. – Никаких князей Белорецких в природе нет и не было. Есть город Белорецк, двести верст от Уфы. Мы оттуда. Мой прадедушка Кирилл Макарович Кошкин, служил в полку, где был у него однофамилец. Посему и стали его звать Кошкин-Белорецкий. Двойная фамилия и к деду перешла, а уж в Европе двадцатых годов, особливо в Германии, когда кругом такая инфляция, купить княжеский, так сказать, сертификат – плевое дело!
- Но вы ведь все равно дворянин? – глупо спросил я.
- А вы-с, милостивый государь? – и Николай Петрович поднял брови, изображая нечто вроде сословной спеси.
- Никак нет-с.
- Вот и славно. А вот и самое забавное: настоящая, то есть прежняя фамилия моего знакомца, была, как ни смешно, тоже Кошкин.
- Вы родственники?
- Не думаю, – сказал Николай Петрович, вставая и озираясь, глядя на променад над узкой мелкой рекой и ряды разноцветных отелей на том берегу. – Нет, не думаю. Велика Россия, и много Кошкиных гуляет по ее задворкам.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Даже если в ФБ просто напишешь «Доброе утро», обязательно явится кто-нибудь, кто посчитает нужным сообщить: «Разочарован. Отписываюсь».
После этого человек, думается, должен выпивать бокал шампанского и разбивать его об пол.
Иначе вообще не понятно, к чему этот пафос.
После этого человек, думается, должен выпивать бокал шампанского и разбивать его об пол.
Иначе вообще не понятно, к чему этот пафос.
Оригинал и комментарии
Открытое письмо заказным убийцам от apxiv
Огромная просьба мочить заказанного не в исторических местах, а где-нибудь у мусорных баков, помойки или, как рекомендует один авторитетный человек, "мочить в сортире".
С одной стороны, вам же удобнее, там вероятность наличия видеонаблюдения меньше. И вам какая разница: за какое место исполнения заказа получить бабло и/или отсидеть?
Не, возможна логика "именно там", но она нерукопожатно указывает на заказчиков.
У мну эта тема возникла после прочтения поста https://general-ivanov1.livejournal.com/772431.html
Немцов уже, блин, достал из своего ада.
Кстати, поклонники, поделитесь ради смеха, чего сей муж полезного сделал при жизни?
Приснопамятный Митрич в свое время меня забанил из-за вопросов что за мода делать кенотафы на месте смерти персонажа? Ну я еще понимаю плюсы от установки их в месте ДТП. Если вы видите много кенотафов на обочине, то есть повод озаботиться и вести машину в этом месте с повышенным вниманием. Кстати, где-то в других странах есть специальный знак "здесь погиб человек". Если вы видите такой знак с большим количеством зведочек, то это повод задуматься не только водителю, но и дорожным службам.
Но Большой Москворецкий в Немцов-мост? Нет уж, увольте. "Там" все равны и наверняка есть еще претенденты ;)
К слову, из упомянутого поста цитата: "...Ровно в годовщину смерти БЕНа Фонд Бориса Немцова (базирующийся в Германии) присудил премию имени покойного Алексею Навальному. А Сванидзе заявил на мосту: "Мы говорим «Немцов» — подразумеваем «Навальный»". Что он имел в виду?"
С одной стороны, вам же удобнее, там вероятность наличия видеонаблюдения меньше. И вам какая разница: за какое место исполнения заказа получить бабло и/или отсидеть?
Не, возможна логика "именно там", но она нерукопожатно указывает на заказчиков.
У мну эта тема возникла после прочтения поста https://general-ivanov1.livejournal.com/772431.html
Немцов уже, блин, достал из своего ада.
Кстати, поклонники, поделитесь ради смеха, чего сей муж полезного сделал при жизни?
Приснопамятный Митрич в свое время меня забанил из-за вопросов что за мода делать кенотафы на месте смерти персонажа? Ну я еще понимаю плюсы от установки их в месте ДТП. Если вы видите много кенотафов на обочине, то есть повод озаботиться и вести машину в этом месте с повышенным вниманием. Кстати, где-то в других странах есть специальный знак "здесь погиб человек". Если вы видите такой знак с большим количеством зведочек, то это повод задуматься не только водителю, но и дорожным службам.
Но Большой Москворецкий в Немцов-мост? Нет уж, увольте. "Там" все равны и наверняка есть еще претенденты ;)
К слову, из упомянутого поста цитата: "...Ровно в годовщину смерти БЕНа Фонд Бориса Немцова (базирующийся в Германии) присудил премию имени покойного Алексею Навальному. А Сванидзе заявил на мосту: "Мы говорим «Немцов» — подразумеваем «Навальный»". Что он имел в виду?"
Оригинал и комментарии
сюжет для небольшого романа от clear-text
СМЫСЛ ЖИЗНИ
- Нет, нет, нет, – говорила она, сидя в постели, опершись спиной о стену и обняв колени.Постелью был разложенный диван.
Ее крупные ладони и длинные пальцы казались красивыми, когда она была одета. Хорошо смотрелись на фоне чуть-чуть просторной одежды, которую она так любила, потому что была очень худа. А сейчас, когда она была совсем голая, и видны были костистые плечи, острые колени и выступающие ребра – кисти ее рук казались слишком большими, суставчатыми и неприятно белыми – тем более что на них косым квадратом падал лунный свет из окна. «Как ужасно! – подумала она. – Как будто скелет».
- Нет, нет, нет! – повторила она.
Он только что предложил ей выйти за него замуж.
Они встречались не так долго – не более полугода. Кажется, он серьезно влюбился. Привык ней, его к ней тянуло. Хотелось все время быть вместе. На улице или дома, глядя на толпу или в книгу, он внутренним взором видел ее, все время, постоянно – она как будто уже была с ним. Что еще надо, чтобы понять – «это моя женщина»? Конечно, он не считал себя таким уж подарком, таким уж прямо принцем – но всё же. Но всё же он ждал другого ответа. Тихого «да», веселого «ну наконец-то!» или испытующего «а ты правда меня любишь?». Но не этого резкого и решительного «нет, нет, нет».
- А почему?
- Объясню, – сказала она, как будто бы заранее готовилась. – Во-первых, я старше тебя на целых два года.
- Господи! – сказал он. – Бред какой.
- Сейчас бред, через десять лет реальность. Через пятнадцать вовсе ужас.
- Что мы, будем с паспортами наружу ходить?
- При чем тут паспорт? Мужчины и женщины стареют по-разному. В разном темпе, ты что, сам не знаешь?
- Ну, это уж кто как! – возразил он.
- Не хочу испытывать на себе. Но это не главное.
- А что главное? – он прикоснулся к ее руке, погладил.
- Кто ты и кто я, вот что главное, – она отвела его руку.
- Прости, но мы с тобой оба – обыкновенные люди. Средний класс. Одинаковые. Во всем одинаковые! – распалялся он. – И по доходам, извини меня, и по образованию, и по родителям, и даже квартирки у нас одинаковые! Однушки в пятиэтажках, от родительских щедрот. Что ты выдумываешь?
- Я просто рядовой преподаватель английского. А ты…
- А я просто рядовой журналист.
- Нет, что ты! Ты же поэт! И прозаик. Ты читал мне свои стихи. И рассказы давал читать. Мне нравится. Ты очень талантливый. У тебя уже есть публикации. У тебя друзья, поклонники. У тебя глаза горят, ты стремишься, ты рвешься, ты хочешь вперед и вверх, это так прекрасно! У тебя будет интересная жизнь, полная смысла! Ты станешь знаменитый, я верю! Я очень в тебя верю.
- Ну и вот! – он сильно взял ее за руки, расцеловал ее пальцы.
Она вырвала руки.
- А я просто преподавательница английского.
- Не просто! – сказал он. – В одном из лучших вузов.
- Вуз лучший, а я просто, – уперлась она. – Препод без степени.
- Так погоди, тебе же еще тридцати нет! Защитишься. Кандидатскую, потом докторскую. Будешь доцентом. Потом профессором. Потом, глядишь, завкафедрой. Деканом! Напишешь научный труд. Монографию! Поедешь поработать в Европу. Или в Индию, не знаю! Или переведешь какой-нибудь английский роман! Потом второй, третий! А? Будешь известная переводчица. Я помогу с редактурой, со стилем. И с рецензиями. А?
- Не хочу.
- А чего ты хочешь?
- Входить в аудиторию и говорить «Good morning!».
- И вот так всю жизнь? Погоди. Ты, наверное, просто в себе не уверена. У тебя что-то с самооценкой. Мы вместе все это вместе отработаем и одолеем. Будешь у меня доцент как минимум. Лингвист и переводчик. Слово даю.
- Вот видишь, – она грустно покивала сама себе. – Ты меня будешь тянуть. Вперед и вверх. А этого не хочу. Прости. Я тебя люблю, конечно, но…
- Но что? – он был мало сказать удивлен.
Ошарашен, обескуражен, даже оскорблен как мужчина. Или она хочет, чтобы он ее подольше поуговаривал?
- Может быть, я тебе как-то не так сделал предложение? – спросил он, стараясь быть спокойным. – Но это еще не официально, так сказать… Мне просто хотелось узнать твое, так сказать, мнение. А потом будет букет, обед с гостями, помолвочное кольцо… Хочешь, вместе выберем, или я сам куплю, чтобы сюрпризом. Ты как хочешь? Не молчи!
- Я тебе уже сказала свое мнение.
- Мне уходить? – сказал он.
- Нет, что ты! – улыбнулась она и протянула к нему руки, и обняла его, и поцеловала. – Ложись. Давай спать. Уже половина двенадцатого, а у меня завтра первая пара.
Он поцеловал ее в ответ, но встал с постели.
- Прости меня. Я очень, – он подчеркнул и повторил это слово – я очень тебя люблю, но… Но после таких слов… После того, что ты мне сказала, люди расстаются.
- Зачем же? – она чуть руками не всплеснула. – Ты ведь сказал, что меня любишь, ты ведь не соврал? Ты приходи ко мне… Приходи, когда захочешь. Пока не разлюбишь. А сейчас спать пора, правда пора.
- Нет! – сказал он, быстро оделся и ушел.
Навсегда, разумеется.
***
Ах, как хочется закончить эту историю так, что он быстро спился с круга, а еще лучше – трагически погиб непризнанным гением. Ну или остался бы у себя в редакции самым мелким сотрудником. А она бы, наоборот, расцвела – то ли всё как он сказал, и теперь она профессор, завкафедрой, или уехала бы в Индию и вышла замуж за какого-то магараджу, или в Европу – замуж за банкира, или даже еще смешней – за лауреата Нобелевской премии по литературе. И стала бы переводить его романы.
Ах, если бы!
Но нет.
Она так и осталась просто преподавателем английского без степени. Так и не вышла замуж, так и жила в той однушке, от родительских щедрот.
А он стремился вперед и вверх, издал восемь поэтических сборников и два романа, ездил на фестивали и ярмарки, выступал в библиотеках и кафе, номинировался на премии, но его известность не вышла за пределы маленькой группы таких же шумных неудачников.
***
Так что сто раз подумаешь, чья жизнь была интереснее и полнее – в смысле смысла.
Оригинал и комментарии
от prilepin
"Беларусь должна войти в состав России. Или Россия должна войти в состав Беларуси. Или мы вообще должны слиться, создав единые органы управления. Мир настолько изменился, что было бы глупо даже работать в этом направлении".
Лукашенко о переговорах с Путиным.
Как только завинтили митинги и приняли окончательные решения по Тихановской, тут же запел прежнюю песню.
Мир изменился, но есть константы неизменные. Старость всё равно проведёшь на даче под Ростовом.
Лукашенко о переговорах с Путиным.
Как только завинтили митинги и приняли окончательные решения по Тихановской, тут же запел прежнюю песню.
Мир изменился, но есть константы неизменные. Старость всё равно проведёшь на даче под Ростовом.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Новый "Урок русского".
Про США.
https://www.youtube.com/watch?v=MvZ3v0q_3tc&list=PLSgy-gJ-dkS9QmKvn-FoHK9EwSNTIBofF&index=1
Про США.
https://www.youtube.com/watch?v=MvZ3v0q_3tc&list=PLSgy-gJ-dkS9QmKvn-FoHK9EwSNTIBofF&index=1
Оригинал и комментарии
И ага на всякий случай от nikab
Оповещаю и здесь - дней пять назад надела корону, пока не жмет, надеюсь, все пройдет благополучно, легко и без последствий. Болею вроде легко, все есть, врач консультирует.
Оригинал и комментарии
рассказ моего приятеля от clear-text
ТРАГИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ЛЮБВИ
За столом вдруг зашла речь о том, что у каждого хоть один раз, да случалось в жизни нечто ужасное, связанное именно с любовью. Предательство, разлука, обман, внезапное разочарование, жестокая интрига какой-то «третьей стороны»... Все соглашались, улыбались, но молчали.
Вдруг один мой приятель сказал:
- Смотрите, какая тут история вышла. Я вот в октябре в Швецию ездил, там со мной такое было…
- Ну, расскажи, расскажи! – тут же отозвались мы все.
- Была у нас в школе одна такая Нина, в восьмом классе. Я влюбился. Тихо вился вокруг нее. А она меня просто не замечала. Потому что я был робкий и хиловатый паренек. Ну, ладно. Нет – так нет. Забыли. А в девятом классе я вдруг неожиданно расцвел. Во-первых, как-то подрос и вытянулся. То есть заметно повзрослел; усы всерьез пошли! Начал бриться! Во-вторых, на городской олимпиаде по истории получил диплом, мне его директор пришел вручать, прямо в класс. А еще мне купили импортные бутсы на рубчатой подошве, с толстыми шнурками. И эта Нинка в меня влюбляется. Ходит рядышком, намекает насчет кино или в гости к ее подруге… Я рассмотрел ее как следует. На трезвую, так сказать, голову. В восьмом-то классе она была для меня богиня, предмет обожания, а сейчас вижу: не то. Прыщики на шее. Ногти короткие. Голова немытая. Маечка застиранная. Да и пардон, конечно, давайте, бейте меня все – но я был «мальчик из хорошей семьи». Бейте, бейте! У меня папа наконец получил полковника, стал ходить в не в сизой ушанке, а в серебристой папахе с кокардой. А мама стала заслуженной артисткой РСФСР! Вот так! Переехали в новую квартиру. А эта Нинка – не пойми кто. Живет в хрущевке, мама нянечка в больнице, папы вовсе никогда не было. Ну, пару раз поцеловались в подъезде, и всё, привет-пока. После девятого она ушла в медучилище. По маминым стопам. Так и пропала. С моих радаров, я имею в виду. Собственно говоря, я ее и не искал…
Он замолчал.
- Ну а дальше что? – спрашваем мы.
- А дальше… Хо-хо! А дальше просто с ума сойти. А дальше приезжаю я в Швецию, в Стокгольм и совершенно случайно попадаю в роскошнейший ресторан, «Агрикультур» называется. Дико дорогой, я бы сам ни за что не пошел, партнеры по переговорам пригласили. Хотели, как говорится, кинуть пафос. Сажусь, оглядываюсь и вдруг – батюшки! За соседним столиком – Нинка! Но теперь она ой-ой-ой, вся из себя! Холеная до невозможности, одета просто как не знаю кто, в ушах брильянты в два карата, на пальцах тоже, рядом с ней какая-то совсем молодая азиатка, типа филиппинка, секретарша-ассистентка, черт знает… И вот, значит, эта моя Ниночка неторопливо жует нечто малиново-желтое, запивает вином и что-то негромко своей секретарше говорит, а та, значит, в свой изящный молескин быстро записывает и кивает. От руки! Высшая степень конфиденциальности. Ни фига себе, думаю. Вот это да! Кто б мог подумать? Я просто ошалел. Смотрю на нее ну просто во все глаза! И она заметила, и тоже в упор на меня смотрит! Узнала!
Он откашлялся.
- Ну и что она? – стали спрашивать все. – Она-то что?
- Смотрит, понимаешь, и как будто глазами говорит мне: «Ну что, блин, мальчик из хорошей семьи? Съел? Выкусил?»
- А ты что?
- Да ничего. Пригляделся – все-таки нет. Не она…
За столом вдруг зашла речь о том, что у каждого хоть один раз, да случалось в жизни нечто ужасное, связанное именно с любовью. Предательство, разлука, обман, внезапное разочарование, жестокая интрига какой-то «третьей стороны»... Все соглашались, улыбались, но молчали.
Вдруг один мой приятель сказал:
- Смотрите, какая тут история вышла. Я вот в октябре в Швецию ездил, там со мной такое было…
- Ну, расскажи, расскажи! – тут же отозвались мы все.
- Была у нас в школе одна такая Нина, в восьмом классе. Я влюбился. Тихо вился вокруг нее. А она меня просто не замечала. Потому что я был робкий и хиловатый паренек. Ну, ладно. Нет – так нет. Забыли. А в девятом классе я вдруг неожиданно расцвел. Во-первых, как-то подрос и вытянулся. То есть заметно повзрослел; усы всерьез пошли! Начал бриться! Во-вторых, на городской олимпиаде по истории получил диплом, мне его директор пришел вручать, прямо в класс. А еще мне купили импортные бутсы на рубчатой подошве, с толстыми шнурками. И эта Нинка в меня влюбляется. Ходит рядышком, намекает насчет кино или в гости к ее подруге… Я рассмотрел ее как следует. На трезвую, так сказать, голову. В восьмом-то классе она была для меня богиня, предмет обожания, а сейчас вижу: не то. Прыщики на шее. Ногти короткие. Голова немытая. Маечка застиранная. Да и пардон, конечно, давайте, бейте меня все – но я был «мальчик из хорошей семьи». Бейте, бейте! У меня папа наконец получил полковника, стал ходить в не в сизой ушанке, а в серебристой папахе с кокардой. А мама стала заслуженной артисткой РСФСР! Вот так! Переехали в новую квартиру. А эта Нинка – не пойми кто. Живет в хрущевке, мама нянечка в больнице, папы вовсе никогда не было. Ну, пару раз поцеловались в подъезде, и всё, привет-пока. После девятого она ушла в медучилище. По маминым стопам. Так и пропала. С моих радаров, я имею в виду. Собственно говоря, я ее и не искал…
Он замолчал.
- Ну а дальше что? – спрашваем мы.
- А дальше… Хо-хо! А дальше просто с ума сойти. А дальше приезжаю я в Швецию, в Стокгольм и совершенно случайно попадаю в роскошнейший ресторан, «Агрикультур» называется. Дико дорогой, я бы сам ни за что не пошел, партнеры по переговорам пригласили. Хотели, как говорится, кинуть пафос. Сажусь, оглядываюсь и вдруг – батюшки! За соседним столиком – Нинка! Но теперь она ой-ой-ой, вся из себя! Холеная до невозможности, одета просто как не знаю кто, в ушах брильянты в два карата, на пальцах тоже, рядом с ней какая-то совсем молодая азиатка, типа филиппинка, секретарша-ассистентка, черт знает… И вот, значит, эта моя Ниночка неторопливо жует нечто малиново-желтое, запивает вином и что-то негромко своей секретарше говорит, а та, значит, в свой изящный молескин быстро записывает и кивает. От руки! Высшая степень конфиденциальности. Ни фига себе, думаю. Вот это да! Кто б мог подумать? Я просто ошалел. Смотрю на нее ну просто во все глаза! И она заметила, и тоже в упор на меня смотрит! Узнала!
Он откашлялся.
- Ну и что она? – стали спрашивать все. – Она-то что?
- Смотрит, понимаешь, и как будто глазами говорит мне: «Ну что, блин, мальчик из хорошей семьи? Съел? Выкусил?»
- А ты что?
- Да ничего. Пригляделся – все-таки нет. Не она…
Оригинал и комментарии
от prilepin
И самое грустное: никто теперь не знает, что мы скажем, когда на Украине или в Европе завалят очередного Ленина или Жукова.
Нет, я понимаю, что вы скажете: Ленина - чорт с ним, а Жукова - не простим...
...но...
Идиотизм же. Как идиоты будем выглядеть.
Всё понимаю. Я всё понимаю. Жертвы. Жуть. Жестокость. Всё было.
Но вы должны были это знать. Что нам предъявят.
Сто первая сцена вандализма будет для всех участников этой истории.
Думал, мы из первых ста сцен вандализма сделали вывод.
Нет. Не сделали.
Нет, я понимаю, что вы скажете: Ленина - чорт с ним, а Жукова - не простим...
...но...
Идиотизм же. Как идиоты будем выглядеть.
Всё понимаю. Я всё понимаю. Жертвы. Жуть. Жестокость. Всё было.
Но вы должны были это знать. Что нам предъявят.
Сто первая сцена вандализма будет для всех участников этой истории.
Думал, мы из первых ста сцен вандализма сделали вывод.
Нет. Не сделали.
Оригинал и комментарии
от prilepin
В Скопине, где я родился, где родился маршал Бирюзов, философ Хоружий, режиссёр («Чук и Гек», «Деревенский детектив») Лукинский, автор «Эх, дороги» и «Смуглянки» композитор Анатолий Новиков, где учился в школе Владислав Сурков, где родился прототип героя фильма «Адъютант его превосходительства» - короче, в Скопин возвращается отсидевший 17 лет маньяк Мохов, державший многие годы двух захваченных им девушек у себя в подвале. Будет теперь соседом моей матери. И, подозреваю, самым известным скопинцем в мире. О нем с утра обвально идут репортажи.
По сообщениям очевидцев, провожать преступника вышли сотрудники исправительного учреждения с караульными собаками.
Ранним утром, после 5:00, подходы к колонии перекрыли специальными средствами, среди которых была машина местной пожарной части.
Мохова вывезли в 6.00 в тонированной машине и сразу посадили на поезд.
Уже дома, наверное. Посуду протирает, половики вытряхивает.
Брал его, между тем, мой дядя (брат моей матери) - начальник уголовного розыска в те годы - Алексей Иванович Нисифоров (на фото Анфиса Охлобыстина берет у него интервью).
Сегодня у него день рождения. И Мохов вернулся. Совпало.
По сообщениям очевидцев, провожать преступника вышли сотрудники исправительного учреждения с караульными собаками.
Ранним утром, после 5:00, подходы к колонии перекрыли специальными средствами, среди которых была машина местной пожарной части.
Мохова вывезли в 6.00 в тонированной машине и сразу посадили на поезд.
Уже дома, наверное. Посуду протирает, половики вытряхивает.
Брал его, между тем, мой дядя (брат моей матери) - начальник уголовного розыска в те годы - Алексей Иванович Нисифоров (на фото Анфиса Охлобыстина берет у него интервью).
Сегодня у него день рождения. И Мохов вернулся. Совпало.
Оригинал и комментарии
скоро будет солнечно, скоро будет весело; или обзор OMORI от wolfox
Спи в заброшенном доме - то в сладкой истоме, то в судорогах,
Слепи из пыли и тлена смешного оленя на быстрых ногах,
Плачь испуганным зверем, и вырастет дерево из мертвого пня,
Сядь в разбитый трамвай и, глаза закрывая, увидишь меня.
(здесь и далее - Сплин)
OMORI. Игра, которая провела шесть лет в разработке после успешного кикстартера. Чтобы оценить размах "тормозов": изначально автор (Omocat) планировала выпустить OMORI еще и на Nintendo 3DS. Где теперь та 3DS, где-то между кайнозоем и мезозоем, вместе со скелетом археоптерикса?.. Такие проекты обычно либо исчезают в пучине обманутых надежд, либо выходят - и оказываются наспех склеенным конструктором из отборнейших глюков. Но OMORI оказалась исключением.
Сказка про грустного и молчаливого мальчика, запертого в крохотной белой комнатушке. Про его веселых друзей, ждущих снаружи. Приключения, и поиски, и сражения со смешными, гротескными, воображаемыми (или нет?) чудовищами. Сказка... на самом деле, конечно же, совсем не о том. Печальная, запутанная, как детектив, страшная, как беспомощность, история. Практически без jump-scares - но с ужасом, который вползает холодком куда-то в живот и там остается. С неоднозначными выборами и с несколькими финалами. На 30-40 часов (если вы не захотите взять все ачивки) и на всю жизнь - как память о прекрасной РПГ.
То, что знают пальцы - то неведомо для глаз,
Клавиши рояля излучают нервный газ,
Бешеные волки в оголенных проводах,
Загляни в глаза свои, и ты увидишь страх.
Мир OMORI, начинаясь как простой контраст между черно-белой крохотной комнатой главного героя и цветной, как триклозан-карбамидовые сны, вселенной его друзей, со временем разрастается до конфликта гораздо более сложного. Что реально, а что нет? Можем ли мы верить герою - и если нет, то кому верить вообще? И когда мы выйдем из ватно-сахарного парка снов в настоящее... что делать там?
(А ведь и эта милая сахарная вата, если продолжать докапываться до правды, твердеет и обрастает кровавыми шипами. Механизмы самозащиты психики, когда их долго не смазывают, становятся смертельно-острыми ржавыми шестеренками. Простите, я запуталась в метафорах. Третий день не могу отойти.)
Она не знала, кто топил ее в реке -
Одна рука в крови, другая в молоке
И яблоневый цвет в кудрявых волосах,
Ногами на земле, главою в небесах.
Интересно, что этот emotional rollercoaster дублируется и в боевке: если поначалу мы практически не используем встроенную систему эмоций, и наша партия преимущественно остается нейтрально-спокойной, то к середине и особенно под конец начинает твориться полный дурдом, и тройка "камень-ножницы-бумага" (Sad-Angry-Happy) используется на полную. И нами, и врагами, даже какими-нибудь базово-неопасными зайчиками. А уж когда в действие вступает четвертая, скрытая эмоция (угадаете, какая? Это Afraid), становится еще интереснее. Давно я не видела таких простых, казалось бы, в описании, и продуманных на деле сражений, с многоэтапными боссами и разными тактиками. А ведь у каждого персонажа всего по четыре скилла, одно оружие и один талисман-charm в качестве экипировки!
Постой, преодолевший страх,
Пропавший под водой, затерянный в песках.
Нарисовавший круг, опять в последний раз,
Неуловим для рук, невидимый для глаз,
Я превращаюсь в звук.
Игра очень красива. Не трехмерно-полигонно-текстурно (нудык, это же RPGMaker), нет, но стильно - и на 12 из 10 по этой шкале стиля. Все словно бы нарисовано вручную, цветными карандашами, разбавлено акварелью, с добавкой пастели и кааапельки пикселей, чтобы олдскулы не заветривались. Каждый вражеский юнит, каждая картинка из фотоальбома, каждый момент - шедевр.
Плюс потрясающая музыка, ради которой (кажется, в первый раз в Steam) я купила саундтрек отдельно.
И шаги его гулко звучат
В коридорах сплошной темноты,
В отпечатках следов его
Растут полевые цветы.
Параллелей, которые сами просятся на язык, очень много. К Стивену Кингу. "Оно", например, немножко (только без клоуна-маньяка, и без проклятого городка Дерри, и даже без жестоких хулиганов... но с прошлым, которое не отпускает, вцепившись длинными когтями, и с ужасами, которые совершают не монстры, а люди, причем из лучших побуждений). И еще рассказ "Тело"\"The Body", плюс фильм по нему - "Останься со мной"\"Stand by Me". "I never had any friends later on like the ones I had when I was twelve. Jesus, does anyone?".
Еще Персона. "Bonds of people is the true power", конечно, это то, что на поверхности, а глубже - "I am a shadow. A true self." и весь кошмар пыточных подземелий, которые люди строят в собственном подсознании.
Игру невозможно не сравнивать с Mother\Earthbound (по словам автора, они являлись источниками вдохновения) или, например, с Yume Nikki\OneShot\Undertale. Как по мне, OMORI намного лучше Undertale (вопрос вкуса, but I will fight for this!). Шедевр - как среди других игр на RPGMaker, так и просто среди РПГ, хорроров и адвенчур. Шедевр, заслуживающий внимания.
Стук в дверь, удар в лицо - молчит городовой,
Возможно - оттого, что он с пробитой головой.
Я не хочу, я не хочу, я не хочу домой.
Вот тут еще другой мой обзор OMORI на Прогеймере.
Оригинал и комментарии
О лунной афере от apxiv
Что-то 
photo_vlad в этом году вообще не пишет. Так что хлеб евонный не отбираю, а токмо информации для.
Хорошо известный всем кому надо, Леонид Коновалов выдал замечательный с моей точки зрения опус "Мог ли Советский Союз принимать телерепортаж с "Аполллона-11", записанный в американском формате?".
Часть аргументов давно известна, но подача хороша и вообще, повторение - мать учения.
photo_vlad в этом году вообще не пишет. Так что хлеб евонный не отбираю, а токмо информации для.Хорошо известный всем кому надо, Леонид Коновалов выдал замечательный с моей точки зрения опус "Мог ли Советский Союз принимать телерепортаж с "Аполллона-11", записанный в американском формате?".
Часть аргументов давно известна, но подача хороша и вообще, повторение - мать учения.
Оригинал и комментарии
Что делать, если бесплатный проезд заблокирован? от apxiv
Надеюсь, что этот треш касается только пенсионеров-москвичей. Почему-то везде вижу что будто бы с 65 лет заблокировали, но мне 60 и я тоже попал под раздачу.
Пока там кто-то собирает подписи под петицией, идут запросы от депутатов и т.п. До меня дошло как до жирафа, что с момента получения социальной карты москвича в сентябре 2020 года я реально воспользовался ею только один раз, когда прокатился на электричке по МЦД просто из любопытства. Оказалось, офигенски сделали.
Кстати, еще давным-давно когда видел старинные вокзальчики на Окружной железной дороге в Москве, постоянно задавал себе вопрос почему эту дорогу не используют для пассажирских перевозок. И вот, наконец, на основе Окружной сделали МЦК.
Для тех, кто ездит по МЦК, маленькая историческая справка: примерно с 1909 года Окружная стала административной границей Москвы и пробыла в таком качестве до 1960 года, когда границу Москвы расширили до МКАД.
Извиняюсь, отвлекся. Пришла мне в голову мысля, что раз бесплатный проезд в ОТ мне не нужен, то надо попробовать реализовать возможность, предоставленную законом "О монетизации льгот" кажется 2004 года. Завтра попробую подать через МФЦ заявление в Пенсионный фонд, что я хочу получить денежный эквивалент льготы по бесплатному проезду на общественном транспорте.
Карту-то они могут заблокировать, но лишить самой льготы не имеют права. Она установлена законом. Вот пусть и платят.
UPD 17.02.2021 г.
Эксперимент провалился в самом начале. Овчинка выделки не стоит. Обычному пенсу будут платить аж 415 р. в месяц и то лишь с начала следующего, 2022 года.
Пока там кто-то собирает подписи под петицией, идут запросы от депутатов и т.п. До меня дошло как до жирафа, что с момента получения социальной карты москвича в сентябре 2020 года я реально воспользовался ею только один раз, когда прокатился на электричке по МЦД просто из любопытства. Оказалось, офигенски сделали.
Кстати, еще давным-давно когда видел старинные вокзальчики на Окружной железной дороге в Москве, постоянно задавал себе вопрос почему эту дорогу не используют для пассажирских перевозок. И вот, наконец, на основе Окружной сделали МЦК.
Для тех, кто ездит по МЦК, маленькая историческая справка: примерно с 1909 года Окружная стала административной границей Москвы и пробыла в таком качестве до 1960 года, когда границу Москвы расширили до МКАД.
Извиняюсь, отвлекся. Пришла мне в голову мысля, что раз бесплатный проезд в ОТ мне не нужен, то надо попробовать реализовать возможность, предоставленную законом "О монетизации льгот" кажется 2004 года. Завтра попробую подать через МФЦ заявление в Пенсионный фонд, что я хочу получить денежный эквивалент льготы по бесплатному проезду на общественном транспорте.
Карту-то они могут заблокировать, но лишить самой льготы не имеют права. Она установлена законом. Вот пусть и платят.
UPD 17.02.2021 г.
Эксперимент провалился в самом начале. Овчинка выделки не стоит. Обычному пенсу будут платить аж 415 р. в месяц и то лишь с начала следующего, 2022 года.
Оригинал и комментарии
"everything will be okay" (c) от wolfox
Омори из игры OMORI и его друзья. Sugar and spice and everything nice~
Оригинал и комментарии
заметки на коленке от wolfox
Смотришь в последнее время хорошие клипы\песни на ютубе, а там везде, везде фурри!
(that's a good thing, I mean~)
Мельница и фурсона Натальи (вообще шикарный клип, кажется, второй достойный у них после "Шей", остальные все снимались то ли на коленке, то ли на коленке с помощью соседнего клуба реконструкторов "Большой махач").
Кавер опенинга Beastars (2 сезон) и фурсона AmaLee. Кто еще не смотрел Beastars? Срочно смотреть!
Новая песня ZUTOMAYO и предполагаемая фурсона солистки ACAね (Акане).
Больше пушистых, пернатых и просто звериков и негуманоидов! В конце концов, планку аниме сезона упорно держит сериал про девочку-попаданку-в-паука, это, мне кажется, о чем-то да говорит.
(that's a good thing, I mean~)
Мельница и фурсона Натальи (вообще шикарный клип, кажется, второй достойный у них после "Шей", остальные все снимались то ли на коленке, то ли на коленке с помощью соседнего клуба реконструкторов "Большой махач").
Кавер опенинга Beastars (2 сезон) и фурсона AmaLee. Кто еще не смотрел Beastars? Срочно смотреть!
Новая песня ZUTOMAYO и предполагаемая фурсона солистки ACAね (Акане).
Больше пушистых, пернатых и просто звериков и негуманоидов! В конце концов, планку аниме сезона упорно держит сериал про девочку-попаданку-в-паука, это, мне кажется, о чем-то да говорит.
Оригинал и комментарии
от prilepin
В дополнение к фотографиям в посте ниже.
Топ персон шоу-бизнеса, медиа, спорта и культуры по упоминаниям в российских СМИ за февраль 2021
1. (1) Бузова Ольга 3285
2. (-) Медведев Даниил 3276
3. (4) Нурмагомедов Хабиб 3241
4. (-) Рублев Андрей 3196
5. (2) Кокорин Александр 2548
6. (3) Большунов Александр 2194
7. (6) Пугачева Алла 1787
8. (-) Максакова Мария 1691
9. (38) Панарин Артемий 1435
10. (29) Загитова Алина 1367
11. (24) Ефремов Михаил 1363
12. (8) Киркоров Филипп 1304
13. (-) Мягков Андрей 1285
14. (35) Медведева Евгения 1278
15. (16) Галкин Максим 1267
16. (28) Соловьев Владимир 1146
17. (10) Собчак Ксения 1171
18. (12) Валерия 1117
19. (9) Плющенко Евгений 991
20. (27) Губерниев Дмитрий 983
21. (-) Михалков Никита 953
22. (11) Овечкин Александр 953
23. (33) Головин Александр 938
24. (15) Логинов Александр 902
25. (21) Дзюба Артем 879
26. (17) Миранчук Алексей 854
27. (32) Пригожин Иосиф 844
28. (-) Литвинова Рената 833
29. (-) Боярский Михаил 810
30. (-) Рамзанова Земфира 738
31. (-) Крид Егор 728
32. (-) Серебренников Кирилл 723
33. (-) Ургант Иван 714
34. (40) Малахов Андрей 710
35. (14) Тимати 706
36. (20) Гагарина Полина 705
37. (44) Лазарев Сергей 702
38. (-) Валиева Камила 699
39. (13) Асмус Кристина 683
40. (30) Прилепин Захар 683
41. (-) Косторная Алена 669
42. (34) Петросян Евгений 660
43. (-) Богомолов Константин 648
44. (39) Заворотнюк Анастасия 638
45. (18) Рудковская Яна 589
46. (46) Навка Татьяна 542
48. (22) Волочкова Анастасия 541
49. (-) Акинфеев Игорь 529
50. (25) Моргенштерн Алишер 521
Ключевой вопрос: это всё-таки СМИ виноваты, что упоминают только вот это? Или виноваты люди, что хотят читать именно про это, а СМИ идут на поводу.
Нет, там есть Мягков, который, Царствие Небесное, умер. Есть Никита Сергеевич Михалков. Есть Земфира, у которой новый альбом. Ну и ладно уж - Богомолов с манифестом.
Но почему Бузова, Пугачёва и Собчак сопровождают русских людей вечно? Это что, карма такая?
Половину списка я вообще не знаю. Может, вы знаете.
Топ персон шоу-бизнеса, медиа, спорта и культуры по упоминаниям в российских СМИ за февраль 2021
1. (1) Бузова Ольга 3285
2. (-) Медведев Даниил 3276
3. (4) Нурмагомедов Хабиб 3241
4. (-) Рублев Андрей 3196
5. (2) Кокорин Александр 2548
6. (3) Большунов Александр 2194
7. (6) Пугачева Алла 1787
8. (-) Максакова Мария 1691
9. (38) Панарин Артемий 1435
10. (29) Загитова Алина 1367
11. (24) Ефремов Михаил 1363
12. (8) Киркоров Филипп 1304
13. (-) Мягков Андрей 1285
14. (35) Медведева Евгения 1278
15. (16) Галкин Максим 1267
16. (28) Соловьев Владимир 1146
17. (10) Собчак Ксения 1171
18. (12) Валерия 1117
19. (9) Плющенко Евгений 991
20. (27) Губерниев Дмитрий 983
21. (-) Михалков Никита 953
22. (11) Овечкин Александр 953
23. (33) Головин Александр 938
24. (15) Логинов Александр 902
25. (21) Дзюба Артем 879
26. (17) Миранчук Алексей 854
27. (32) Пригожин Иосиф 844
28. (-) Литвинова Рената 833
29. (-) Боярский Михаил 810
30. (-) Рамзанова Земфира 738
31. (-) Крид Егор 728
32. (-) Серебренников Кирилл 723
33. (-) Ургант Иван 714
34. (40) Малахов Андрей 710
35. (14) Тимати 706
36. (20) Гагарина Полина 705
37. (44) Лазарев Сергей 702
38. (-) Валиева Камила 699
39. (13) Асмус Кристина 683
40. (30) Прилепин Захар 683
41. (-) Косторная Алена 669
42. (34) Петросян Евгений 660
43. (-) Богомолов Константин 648
44. (39) Заворотнюк Анастасия 638
45. (18) Рудковская Яна 589
46. (46) Навка Татьяна 542
48. (22) Волочкова Анастасия 541
49. (-) Акинфеев Игорь 529
50. (25) Моргенштерн Алишер 521
Ключевой вопрос: это всё-таки СМИ виноваты, что упоминают только вот это? Или виноваты люди, что хотят читать именно про это, а СМИ идут на поводу.
Нет, там есть Мягков, который, Царствие Небесное, умер. Есть Никита Сергеевич Михалков. Есть Земфира, у которой новый альбом. Ну и ладно уж - Богомолов с манифестом.
Но почему Бузова, Пугачёва и Собчак сопровождают русских людей вечно? Это что, карма такая?
Половину списка я вообще не знаю. Может, вы знаете.
Оригинал и комментарии
Анжелика - правда и вымысел от nikab
Что в знаменитых романах соответствует исторической правде, а что – выдумка чистейшей воды?
Начнем с того, что исторического прототипа самой Анжелики, увы, не существовало. Юная королевская фаворитка Анжелика де Фонтанж, не дожившая до 21 дня рождения, не отличалась ни силой воли, ни блеском ума. Кроткая Луиза де Ла Вальер, другая подруга Короля-Солнце, никогда не была красавицей. Мадам де Монтеспан, давняя страсть Его Величества, цеплялась за короля как репей. И ни одной девице или даме Галантного века не взбрело бы в голову всерьез отказывать королю – разве что покапризничать, чтобы набить цену.
Нравы того веселого времени вообще отличались простотой – об этом упоминали и Дюма и Шодерло де Лакло. Девицам полагалось хранить целомудрие, но после вступления в брак знатные дамы обзаводились сердечными друзьями. О сеньорах и говорить нечего – тон задавал сам король, окруженный фаворитками. А младший брат короля со своими нарумяненными придворными подавал пример совсем иного толка. Так что, описывая романтические приключения Анжелики Симона Шанже не слишком отступала от исторической правды… исключая, повторюсь, упорный отказ монарху.
Что еще существовало на самом деле?
Нестареющее очарование Анжелики (к концу книги ей далеко за 40, она родила шестерых детей) имеет исторический прототип – Диану де Пуатье, которая считалась первой красавицей Франции и единственной любовью короля едва ли не до 60 лет. Такой же неувядающей прелестью по отзывам современников была наделена знаменитая куртизанка Нинон де Ланкло.
Аналоги «золотого платья» Анжелики действительно были в моде при дворе Короля-Солнце. Самые богатые придворные дамы заказывали себе наряды, сплошь покрытые золотым шитьем.
В Пуату жила Мелюзина, родоначальница Лузиньянов, великого семейства, отягощенного проклятием. Потомки змееногой колдуньи успели натворить немало зла, сделались королями Иерусалима, Кипра и Киликийской Армении, но род прервался к середине XIV века.
Жиль де Рец, соратник и друг Жанны Д’Арк и вправду лишился если не рассудка, то душевного равновесия после гибели Девы. И был сожжен на костре за чудовищные преступления… или кому-то не давали покоя богатства и земли богатого и бездетного сеньора.
Протестанты из Аквитании на самом деле бежали в Новый Свет от преследований католиков. Быстроходные суда отвозили переселенцев на новую родину, в Акадию (Канада). Там французы какое-то время составляли успешную конкуренцию англичанам, а деловая сметка была важнее вероисповедания.
Святой Венсан де Поль был одним из величайших проповедников-гуманистов Франции. Он заботился о бедняках и сиротах, убеждал священников изучать Евангелие и гневно обрушивался на нравы легкомысленных придворных.
Босоногий поэт Клод ле Пти вправду сочинял разрушительные баллады, хулящие короля и придворных. После многих лет игры в прятки с судьбой, он был схвачен и сожжен на Гревской площади. Зато полумифическая Клеманс Изор, основательница «Цветочных игр» для стихотворцев, если и существовала, то двумя веками ранее. И «суды любви» - средневековая традиция провансальских трубадуров, исчезнувшая вместе с вольностями Тулузы.
Маркизу де Монтеспан действительно обвиняли в дьяволопоклонничестве, убийстве младенцев и отравлении конкуренток. В содействии злонравной красавице созналась известная парижская колдунья Ля Вуазен, дело оказалось весьма громким. А скромная вдова Франсуаза Скаррон стала не только новой фавориткой, но и морганатической супругой Людовика.
Бесстрастный Франсуа Дегре не только был французским капитаном полиции, но и принимал деятельное участие в «Деле о ядах» и аресте Ля Вуазен. И тем самым невольно способствовал падению маркизы де Монтеспан.
О брате короля, его наклонностях и привычках не разрешит писать Дзен. Принц Конде наверняка желал Его Величеству смерти и участвовал в великом множестве заговоров, в том числе и с участием Николя Фуке. И конечно же носил прелестные штанишки-рингравы. А вот холодного красавца Филиппа дю Плюсси-Бельер Симона Шанже выдумала.
Самое большое разочарование – реального Жоффрея де Пейрака, хромого сеньора из Лангедока, тоже не существовало на самом деле. Он не устроил подобие маленького королевства альбигойцев в потаенном уголке страны, не собирал судов любви, не переписывался с Бернулли, не разрабатывал серебряных рудников и не бежал с костра. Бесспорно, в истории Пейрака можно найти следы великого прошлого графства, тени правителей – трубадуров и крестоносцев, память о жестоком Симоне де Монфоре «Жги всех, Господь разберет своих». Но самого магистра любви, преданного и бесстрашного, увы можно встретить лишь на страницах романов.
Зато в процессе работы для меня открылся другой секрет Анжелики. Роман-поток написан счастливой женщиной, знающей, что такое отыскать своего единственного мужчину и встретить взаимную, полную, плодотворную любовь. Поэтому за наивными декорациями кроются не фантазии голодного одиночества, а подлинное, сильное и здоровое чувство. Любовь словно шелковая нить скрепляет воедино разрозненные лоскутки повествования.
И, пожалуй, с романами стоит ознакомиться даже тем, кто на дух не выносит «бабскую» романтическую литературу. Именно с целью вникнуть – какой бывает счастливая супружеская любовь, пусть и при странных обстоятельствах. Правота чувства, сильного переживания может помочь разобраться со своей жизнью, в особенности если с собственным браком не повезло.
И отдельная ценность романов – необходимый опыт. Как выжить и сохранить душу, если мир вокруг рушится и ни единого светлого лучика не маячит на горизонте. Примерно за этим же я советую своим подругам и дочкам перечитывать «Унесенных ветром» - психология со временем не особо меняется. И уроки, которые можно извлечь из жизни неукротимой маркизы или неукротимой южанки – бесценны для тех, кто однажды оказывается на дне жизни и вынужден подниматься, чтобы спасти себя и детей.
Так что читайте «Анжелику» и не стесняйтесь – она прекрасна!
Начнем с того, что исторического прототипа самой Анжелики, увы, не существовало. Юная королевская фаворитка Анжелика де Фонтанж, не дожившая до 21 дня рождения, не отличалась ни силой воли, ни блеском ума. Кроткая Луиза де Ла Вальер, другая подруга Короля-Солнце, никогда не была красавицей. Мадам де Монтеспан, давняя страсть Его Величества, цеплялась за короля как репей. И ни одной девице или даме Галантного века не взбрело бы в голову всерьез отказывать королю – разве что покапризничать, чтобы набить цену.
Нравы того веселого времени вообще отличались простотой – об этом упоминали и Дюма и Шодерло де Лакло. Девицам полагалось хранить целомудрие, но после вступления в брак знатные дамы обзаводились сердечными друзьями. О сеньорах и говорить нечего – тон задавал сам король, окруженный фаворитками. А младший брат короля со своими нарумяненными придворными подавал пример совсем иного толка. Так что, описывая романтические приключения Анжелики Симона Шанже не слишком отступала от исторической правды… исключая, повторюсь, упорный отказ монарху.
Что еще существовало на самом деле?
Нестареющее очарование Анжелики (к концу книги ей далеко за 40, она родила шестерых детей) имеет исторический прототип – Диану де Пуатье, которая считалась первой красавицей Франции и единственной любовью короля едва ли не до 60 лет. Такой же неувядающей прелестью по отзывам современников была наделена знаменитая куртизанка Нинон де Ланкло.
Аналоги «золотого платья» Анжелики действительно были в моде при дворе Короля-Солнце. Самые богатые придворные дамы заказывали себе наряды, сплошь покрытые золотым шитьем.
В Пуату жила Мелюзина, родоначальница Лузиньянов, великого семейства, отягощенного проклятием. Потомки змееногой колдуньи успели натворить немало зла, сделались королями Иерусалима, Кипра и Киликийской Армении, но род прервался к середине XIV века.
Жиль де Рец, соратник и друг Жанны Д’Арк и вправду лишился если не рассудка, то душевного равновесия после гибели Девы. И был сожжен на костре за чудовищные преступления… или кому-то не давали покоя богатства и земли богатого и бездетного сеньора.
Протестанты из Аквитании на самом деле бежали в Новый Свет от преследований католиков. Быстроходные суда отвозили переселенцев на новую родину, в Акадию (Канада). Там французы какое-то время составляли успешную конкуренцию англичанам, а деловая сметка была важнее вероисповедания.
Святой Венсан де Поль был одним из величайших проповедников-гуманистов Франции. Он заботился о бедняках и сиротах, убеждал священников изучать Евангелие и гневно обрушивался на нравы легкомысленных придворных.
Босоногий поэт Клод ле Пти вправду сочинял разрушительные баллады, хулящие короля и придворных. После многих лет игры в прятки с судьбой, он был схвачен и сожжен на Гревской площади. Зато полумифическая Клеманс Изор, основательница «Цветочных игр» для стихотворцев, если и существовала, то двумя веками ранее. И «суды любви» - средневековая традиция провансальских трубадуров, исчезнувшая вместе с вольностями Тулузы.
Маркизу де Монтеспан действительно обвиняли в дьяволопоклонничестве, убийстве младенцев и отравлении конкуренток. В содействии злонравной красавице созналась известная парижская колдунья Ля Вуазен, дело оказалось весьма громким. А скромная вдова Франсуаза Скаррон стала не только новой фавориткой, но и морганатической супругой Людовика.
Бесстрастный Франсуа Дегре не только был французским капитаном полиции, но и принимал деятельное участие в «Деле о ядах» и аресте Ля Вуазен. И тем самым невольно способствовал падению маркизы де Монтеспан.
О брате короля, его наклонностях и привычках не разрешит писать Дзен. Принц Конде наверняка желал Его Величеству смерти и участвовал в великом множестве заговоров, в том числе и с участием Николя Фуке. И конечно же носил прелестные штанишки-рингравы. А вот холодного красавца Филиппа дю Плюсси-Бельер Симона Шанже выдумала.
Самое большое разочарование – реального Жоффрея де Пейрака, хромого сеньора из Лангедока, тоже не существовало на самом деле. Он не устроил подобие маленького королевства альбигойцев в потаенном уголке страны, не собирал судов любви, не переписывался с Бернулли, не разрабатывал серебряных рудников и не бежал с костра. Бесспорно, в истории Пейрака можно найти следы великого прошлого графства, тени правителей – трубадуров и крестоносцев, память о жестоком Симоне де Монфоре «Жги всех, Господь разберет своих». Но самого магистра любви, преданного и бесстрашного, увы можно встретить лишь на страницах романов.
Зато в процессе работы для меня открылся другой секрет Анжелики. Роман-поток написан счастливой женщиной, знающей, что такое отыскать своего единственного мужчину и встретить взаимную, полную, плодотворную любовь. Поэтому за наивными декорациями кроются не фантазии голодного одиночества, а подлинное, сильное и здоровое чувство. Любовь словно шелковая нить скрепляет воедино разрозненные лоскутки повествования.
И, пожалуй, с романами стоит ознакомиться даже тем, кто на дух не выносит «бабскую» романтическую литературу. Именно с целью вникнуть – какой бывает счастливая супружеская любовь, пусть и при странных обстоятельствах. Правота чувства, сильного переживания может помочь разобраться со своей жизнью, в особенности если с собственным браком не повезло.
И отдельная ценность романов – необходимый опыт. Как выжить и сохранить душу, если мир вокруг рушится и ни единого светлого лучика не маячит на горизонте. Примерно за этим же я советую своим подругам и дочкам перечитывать «Унесенных ветром» - психология со временем не особо меняется. И уроки, которые можно извлечь из жизни неукротимой маркизы или неукротимой южанки – бесценны для тех, кто однажды оказывается на дне жизни и вынужден подниматься, чтобы спасти себя и детей.
Так что читайте «Анжелику» и не стесняйтесь – она прекрасна!
Оригинал и комментарии
Неравный счет от apxiv
Навеяно постом Проблема счета о сравнении длины железных дорог в Росии и США, который заканчивается фразой: "Вообще было бы полезно всё в России пересчитать по пиндосским методикам, и издать такой справочник. Многое заиграло бы новыми красками." Истинно так. Сразу вспомнились два примера из пилотируемой космонавтики.
1. В США астронавтом считается тот, кто вышел за границу Кармана (100 км от Земли), то есть по их критериям оценки орбитальный полет Гагарина и суборбитальный полет Шепарда одинаковы с той точки зрения, что они первыми побывали в космосе применительно к своим странам:
Прикол проекта Безоса "Новый Шепард" и заключается в том, что кратковременное подпрыгивание за линию Кармана фактически дает право называться астронавтом.
2. В СССР/России и США весьма существенно отличаются критерии продолжительности пребывания в открытом космосе (в США - это называется продолжительность внекорабельной деятельности). У нас отсчет времени идет с момента появления шлема космонавта над обрезом выходного люка и соответственно до момента исчезновения шлема при возвращении. А у США исчисляется с момента начала стравливания воздуха в шлюзовом отсеке и до момента окончания выравнивания давления после возвращения. Не знаю сколько времени занимает стравливание и наддув, но если хотя бы по полчаса, то американцы при синхронном выходе с нашими уже получают дополнительный час.
Если знаете о других подобных приколах статистики, напишите в комментах. Думаю, всем будет полезно
1. В США астронавтом считается тот, кто вышел за границу Кармана (100 км от Земли), то есть по их критериям оценки орбитальный полет Гагарина и суборбитальный полет Шепарда одинаковы с той точки зрения, что они первыми побывали в космосе применительно к своим странам:
2. В СССР/России и США весьма существенно отличаются критерии продолжительности пребывания в открытом космосе (в США - это называется продолжительность внекорабельной деятельности). У нас отсчет времени идет с момента появления шлема космонавта над обрезом выходного люка и соответственно до момента исчезновения шлема при возвращении. А у США исчисляется с момента начала стравливания воздуха в шлюзовом отсеке и до момента окончания выравнивания давления после возвращения. Не знаю сколько времени занимает стравливание и наддув, но если хотя бы по полчаса, то американцы при синхронном выходе с нашими уже получают дополнительный час.
Если знаете о других подобных приколах статистики, напишите в комментах. Думаю, всем будет полезно
Оригинал и комментарии
от prilepin
Нынче Всемирный день писателя.
С детства меня покоряли эти мушкетёрские компании.
Всё думал: а в какую хотел бы угодить с краешка посидеть.
1. Горький, Мамин-Сибиряк, Телешов, Бунин.
2. Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц, Юрий Анненков (не только художник, но и отличный писатель).
3. Мариенгоф, Есенин, Кусиков, Шершеневич.
4. Каверин, Николай Тихонов, Борис Лавренев, Эренбург.
С детства меня покоряли эти мушкетёрские компании.
Всё думал: а в какую хотел бы угодить с краешка посидеть.
1. Горький, Мамин-Сибиряк, Телешов, Бунин.
2. Мандельштам, Корней Чуковский, Бенедикт Лившиц, Юрий Анненков (не только художник, но и отличный писатель).
3. Мариенгоф, Есенин, Кусиков, Шершеневич.
4. Каверин, Николай Тихонов, Борис Лавренев, Эренбург.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Звери российских политиков.
https://vnnews.ru/social/90878-vysokopostavlennye-koshachi-rossijskoj-politiki.html
https://vnnews.ru/social/90878-vysokopostavlennye-koshachi-rossijskoj-politiki.html
Оригинал и комментарии
от prilepin
7 марта (1958) родился Александр Ф. Скляр - мой замечательный товарищ. Помню, Саша приехал в Луганск со мной, по первому приглашению. Дал там три концерта в один день. Одновременно, в тот же день, приехал Иосиф Кобзон. Эти два музыканта стали первыми гостями, первыми собратьями воюющего Донбасса, приехавшими туда со своей музыкой. Помню, как на концерте ополченцы восторженно закричали, когда Саша спел «...а когда на Запад шли по Украине... это дни когда-нибудь мы будем вспоминать». Саша написал и спел несколько песен, ставших народными: «Маршруты московские», «Эльдорадо», «Когда война на пороге», «За гагарой с чёрным пером». Я люблю их, но особенно люблю классическую его «Корабли не тонут», мощнейшего «Ястреба» и убойную «Нельзя быть честным наполовину». И «Чёрную стаю», конечно. А как он Утесова поёт? Вертинского?!. С днюхой, Саша! Ты лучший.
А вот наша "Соль" с ним. Хорошая была программа.
https://www.youtube.com/watch?v=bZVdL4YJD-U
А вот наша "Соль" с ним. Хорошая была программа.
https://www.youtube.com/watch?v=bZVdL4YJD-U
Оригинал и комментарии
Спич о том, как я зеленое платьишко покупала :) от nikab
Я обожаю платья. Чем длинней и пышнее, тем лучше :) Обожаю с детства – жили мы очень скромно, но однажды (мне было лет 8) мама добыла откуда-то настоящее платье принцессы – алое, с корсажем и пышной юбкой. Надевала я его раз или два, но ощущение невыносимого счастья осталось на всю жизнь.
Второе сказочное платье я добыла в сэконд-хенде – оно было черным в пол, с нижней юбкой и кружевными рукавами. Третье – зеленое как трава – мне подарила подруга, платье было восхитительно бархатным, в нем я выходила замуж и танцевала лучшие в жизни вальсы. И с тех пор зеленые платья стали моей пожизненной слабостью.
Раз в год или два я ощущаю острую недостаточность платья в жизни, какое-то время трачу на поиски и мечты, потом отправляюсь в город и нахожу искомое. Иногда я занашиваю покупку до дыр, иногда надеваю два-три раза и передариваю подругам – не прижилось. Но факт наличия платьишка в гардеробе делает мою жизнь бесспорно лучше.
И вот настала пора очередного приобретения. Где-то с месяц я серфила интернет, выбирая что-нибудь этакое. И остановилась на платьице от «Марыси» - подруги рекомендовали, мол и ткани и качество и модели и вообще. И размерчики у них в самый раз на женщину в теле и с бюстом. Ну… спасибо Дзен, спасибо мои заказчики – денежки капнули, экономия бюджета сработала, время пришло. Я выбрала желательную модель, прикинула пару запасных вариантов, взяла честно заработанные 6000р и поехала на охоту за платьем.
Без проблем нашла нужный магазин в Эколофте (Арбат, 24) – куча вешалочек в углу, вожделенные платьишки толпами, ни единого покупателя, и стильная накрашенная продавщица с разноцветными волосами. Я рванулась к ней как пилигрим к деве Марии. Так мол и так, увидела в интернете ваши платья, очень-очень хочу купить, помогите пожалуйста. И все заверте...
Сначал продавщица объяснила мне, что платьица в интернете это одно, а платьица в магазине совсем другое, хотя шьет и выпускает их одна и та же фирма. Но вы же понимаете, могут быть отличия...
Дальше мне долго и мучительно объясняли, что на мой рост, фигуру и грудь почти невозможно ничего подобрать. Ну вы тут ээ.. посмотрите, где написана троечка можно попробовать, но они же на рост сто семьдесят, так что сами все понимаете, так вот у нас получается.
Платьев там было полным-полно, самых разных, выглядящих может быть не так божественно как на сайте, но очень и очень интересно. И я совершенно уверена, что подобрать подходящий вариант было более чем реально, тем паче, что я шла целенаправленно покупать с нужной суммой в кармане. Но дамочке продавцу видимо было важней поскорей выдавить прочь неподходящего покупателя.
Ну... еще несколько лет назад эта история испортила бы мне настроение, сбила самооценку и добавила бы поводов себя не любить. Но я недавно пересматривала "Красотку". Поэтому сделала десять шагов назад и попала в милейший индийский магазин, где, опознав мое непальское шмотье, меня тут же начали облизывать по полной программе. Девочка с улыбкой показала мне два десятка разных платьев, которые могут мне подойти, из которых пять я померила и два в итоге купила. Она напару с приятным пожилым продавцом показала мне весь ассортимент лавки, мило поболтала, подсказала, что у них есть мой любимый чай.
Итого два платья и пачка Дарджилинга обошлись мне в 3100 вместо 6000. У зеленого платья солнцеклеш - лучший в мире подол. И носить его - и-зу-ми-тель-но!
Вам же, дорогие подписчики, хочу сказать – если продавец в магазине пробует на вас э… самовыразиться – голосуйте рублем. Без лишних эмоций, без огорчений, обид и прочих неприятных переживаний. Если очень хочется – можно нажаловаться руководству, если лень – достаточно опубликовать отзывы в паре-тройке популярных сервисов. Все популярные фирмы мониторят отзывы о себе и ваше мнение им однозначно пригодится. Нынче кризис, с деньгами грустно, каждый покупатель на счету.
Естественно продавец вправе выпроводить из магазина нетрезвого или дурно пахнущего покупателя, одетого в барахло с помойки. Хотя и на эту тему у меня есть баечка как мы с Глебом Булгаковым ездили в супермаркет дай бог памяти в Самаре. Выглядел Глеб как э… человек проведший неделю в лесу на строяке, с кострами, тяжелой работой, без душа и бритвы. А не как покупатель, набивающий тележку дорогими деликатесами и самым дорогим алкоголем из наличествующего в ассортименте. Парень из охраны ходил за нами буквально по пятам. А выражение лица кассирши, когда похожий на бомжа дяденька оставил на кассе эквивалент где-то тысячи долларов и еще попросил повторить пару э… небюджетных позиций, запомнилось мне на всю жизнь.
А вот рост, фигура, возраст и прочая покупателя 100% не касаются продавца – каждый может покупать что угодно и где угодно. Понятно, что женщине 52 размера не дадут примерить платье 40го, хотя и это в законе запрещено. Но я как-то и в любимой дочками «Заре» нашла для себя свитерок оверсайз. Задача продавца – помочь подобрать подходящий товар и посодействовать в его приобретении. А если подходящего нет – оповестить об этом вежливо и с улыбкой. Поэтому если вам не нравится, как вас обслуживают – вспоминайте «Красотку» и идите туда, где будут рады вашим деньгами. И не тратьте на э… всякую ерунду нервы.
Ваше платьице ждет вас, призывно покачивая подолом!
Второе сказочное платье я добыла в сэконд-хенде – оно было черным в пол, с нижней юбкой и кружевными рукавами. Третье – зеленое как трава – мне подарила подруга, платье было восхитительно бархатным, в нем я выходила замуж и танцевала лучшие в жизни вальсы. И с тех пор зеленые платья стали моей пожизненной слабостью.
Раз в год или два я ощущаю острую недостаточность платья в жизни, какое-то время трачу на поиски и мечты, потом отправляюсь в город и нахожу искомое. Иногда я занашиваю покупку до дыр, иногда надеваю два-три раза и передариваю подругам – не прижилось. Но факт наличия платьишка в гардеробе делает мою жизнь бесспорно лучше.
И вот настала пора очередного приобретения. Где-то с месяц я серфила интернет, выбирая что-нибудь этакое. И остановилась на платьице от «Марыси» - подруги рекомендовали, мол и ткани и качество и модели и вообще. И размерчики у них в самый раз на женщину в теле и с бюстом. Ну… спасибо Дзен, спасибо мои заказчики – денежки капнули, экономия бюджета сработала, время пришло. Я выбрала желательную модель, прикинула пару запасных вариантов, взяла честно заработанные 6000р и поехала на охоту за платьем.
Без проблем нашла нужный магазин в Эколофте (Арбат, 24) – куча вешалочек в углу, вожделенные платьишки толпами, ни единого покупателя, и стильная накрашенная продавщица с разноцветными волосами. Я рванулась к ней как пилигрим к деве Марии. Так мол и так, увидела в интернете ваши платья, очень-очень хочу купить, помогите пожалуйста. И все заверте...
Сначал продавщица объяснила мне, что платьица в интернете это одно, а платьица в магазине совсем другое, хотя шьет и выпускает их одна и та же фирма. Но вы же понимаете, могут быть отличия...
Дальше мне долго и мучительно объясняли, что на мой рост, фигуру и грудь почти невозможно ничего подобрать. Ну вы тут ээ.. посмотрите, где написана троечка можно попробовать, но они же на рост сто семьдесят, так что сами все понимаете, так вот у нас получается.
Платьев там было полным-полно, самых разных, выглядящих может быть не так божественно как на сайте, но очень и очень интересно. И я совершенно уверена, что подобрать подходящий вариант было более чем реально, тем паче, что я шла целенаправленно покупать с нужной суммой в кармане. Но дамочке продавцу видимо было важней поскорей выдавить прочь неподходящего покупателя.
Ну... еще несколько лет назад эта история испортила бы мне настроение, сбила самооценку и добавила бы поводов себя не любить. Но я недавно пересматривала "Красотку". Поэтому сделала десять шагов назад и попала в милейший индийский магазин, где, опознав мое непальское шмотье, меня тут же начали облизывать по полной программе. Девочка с улыбкой показала мне два десятка разных платьев, которые могут мне подойти, из которых пять я померила и два в итоге купила. Она напару с приятным пожилым продавцом показала мне весь ассортимент лавки, мило поболтала, подсказала, что у них есть мой любимый чай.
Итого два платья и пачка Дарджилинга обошлись мне в 3100 вместо 6000. У зеленого платья солнцеклеш - лучший в мире подол. И носить его - и-зу-ми-тель-но!
Вам же, дорогие подписчики, хочу сказать – если продавец в магазине пробует на вас э… самовыразиться – голосуйте рублем. Без лишних эмоций, без огорчений, обид и прочих неприятных переживаний. Если очень хочется – можно нажаловаться руководству, если лень – достаточно опубликовать отзывы в паре-тройке популярных сервисов. Все популярные фирмы мониторят отзывы о себе и ваше мнение им однозначно пригодится. Нынче кризис, с деньгами грустно, каждый покупатель на счету.
Естественно продавец вправе выпроводить из магазина нетрезвого или дурно пахнущего покупателя, одетого в барахло с помойки. Хотя и на эту тему у меня есть баечка как мы с Глебом Булгаковым ездили в супермаркет дай бог памяти в Самаре. Выглядел Глеб как э… человек проведший неделю в лесу на строяке, с кострами, тяжелой работой, без душа и бритвы. А не как покупатель, набивающий тележку дорогими деликатесами и самым дорогим алкоголем из наличествующего в ассортименте. Парень из охраны ходил за нами буквально по пятам. А выражение лица кассирши, когда похожий на бомжа дяденька оставил на кассе эквивалент где-то тысячи долларов и еще попросил повторить пару э… небюджетных позиций, запомнилось мне на всю жизнь.
А вот рост, фигура, возраст и прочая покупателя 100% не касаются продавца – каждый может покупать что угодно и где угодно. Понятно, что женщине 52 размера не дадут примерить платье 40го, хотя и это в законе запрещено. Но я как-то и в любимой дочками «Заре» нашла для себя свитерок оверсайз. Задача продавца – помочь подобрать подходящий товар и посодействовать в его приобретении. А если подходящего нет – оповестить об этом вежливо и с улыбкой. Поэтому если вам не нравится, как вас обслуживают – вспоминайте «Красотку» и идите туда, где будут рады вашим деньгами. И не тратьте на э… всякую ерунду нервы.
Ваше платьице ждет вас, призывно покачивая подолом!
Оригинал и комментарии
Чечня от prilepin
Весна 25 лет назад. Грозный. Март-апрель-май 96-го. Ошалеть. Сверстали ролик мне в подарок из кадров, про которые я и думать забыл. Про иные - и не знал, что существуют.
https://www.youtube.com/watch?v=adn3l2d0IN0&feature=youtu.be
https://www.youtube.com/watch?v=adn3l2d0IN0&feature=youtu.be
Оригинал и комментарии
от prilepin
Большое интервью для "Мосфильма" про экранизации, про любимых режиссёров, про современное кино, про любимые детские и взрослые фильмы, про артистов и про воспитание.
https://www.mosfilm.ru/news/?ELEMENT_ID=49860
https://www.mosfilm.ru/news/?ELEMENT_ID=49860
Оригинал и комментарии
Сказки Белой Росомахи - вышли! от nikab
Книжки у меня, ага :) Если кто еще не приобрел себе штучку - можно это исправить :)
https://author.today/work/82759
https://author.today/work/82759
Оригинал и комментарии
от prilepin
Это вам вместо маньяков. Вот такие следователи работают в наших, так сказать, органах. Вот про кого надо рассказывать.
А она ещё и "Обитель" читает.
Больше героев! Больше рядовых тружеников. Чего бы не поучиться этому у советской системы. Та система взяла человека из народа - комбайнёра, инженера, врача, рабочего, - и поместила его в центр внимания.
Меньше мерзости человеческой.
https://tula.mk.ru/social/2021/03/06/luchshaya-nagrada-prigovor-i-vnimanie-ili-kakaya-ona-devushkasledovatel.html
А она ещё и "Обитель" читает.
Больше героев! Больше рядовых тружеников. Чего бы не поучиться этому у советской системы. Та система взяла человека из народа - комбайнёра, инженера, врача, рабочего, - и поместила его в центр внимания.
Меньше мерзости человеческой.
https://tula.mk.ru/social/2021/03/06/luchshaya-nagrada-prigovor-i-vnimanie-ili-kakaya-ona-devushkasledovatel.html
Оригинал и комментарии
от prilepin
от prilepin
А мне альбом понравился, как хотите.
Я и сам его могу поругать, ничего сложного тут нет.
Но я с Ричем согласен.
https://ren.tv/blog/richard-semashkov/807776-zemfira-razbudivshaia-vsekh
Я и сам его могу поругать, ничего сложного тут нет.
Но я с Ричем согласен.
https://ren.tv/blog/richard-semashkov/807776-zemfira-razbudivshaia-vsekh
Оригинал и комментарии
от prilepin
Была такая зимняя песня.
25/17 у меня в гостях.
А теперь уж весна.
https://www.youtube.com/watch?v=THoRrHoX9ys
25/17 у меня в гостях.
А теперь уж весна.
https://www.youtube.com/watch?v=THoRrHoX9ys
Оригинал и комментарии
от prilepin
от prilepin
Что творится-то!
https://vnnews.ru/social/90988-simfoniya-samodovolnogo-khamstva.html
https://vnnews.ru/social/90988-simfoniya-samodovolnogo-khamstva.html
Оригинал и комментарии
Оставить отзыв с помощью аккаунта FaceBook: