ЖЖ Топ-50 постов сегодня
Недавние тренды рунета
от prilepin
Тост.
https://svpressa.ru/society/article/268203/
Земля, где живут те самые русские
Запоздалый тост ко Дню России, который я не праздновал, и праздновать не буду, потому что праздную во все остальные дни
В последнее время за моду взято народу льстить, а всякого критически смотрящего на русский народ — возить мордой по столу.
Объяснение тому простое: тридцать лет русскому народу доказывали, что он дурак и злодей, фамилия его Шариков, и ему нужно покаяться.
Народ слушал, слушал и сказал: да пошли бы вы ещё.
Быть может, он имеет право на это.
Наверняка.
В конце концов, это тот самый народ, о котором Пушкин говорил: «Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлёности и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны».
Это о нём говорил гениальный поэт и дипломат Тютчев: «…русский народ христианин не в силу только Православия своих верований, но и в силу того, что ещё задушевнее верования. Он христианин по той способности к самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы».
Русским, уверял Николай Васильевич Гоголь в разговоре, «…всё дурное в себе преодолеть и исправить ничего не стоит; мне любо и дорого, что они как умственно, так и нравственно могут возрастать столь быстро, как никто иной на свете».
Когда одна дама в присутствии Достоевского сказала раздраженно, «что именно в России лучше, чем в чужих странах?» — Достоевский ей коротко ответил: «Всё лучше».
Ещё Достоевский говорил: «В русском человеке из простонародья нужно уметь отвлекать (в смысле: отделять, отличать — примечание моё) красоту его от наносного варварства. Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что ещё удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ… Но он сохранил и красоту своего образа».
Николай Данилевский восхищался тем, что в России «…отношение всего народа к преступникам запечатлено совершенно особенным, человечным и истинно христианским характером».
«Можно ещё указать, — продолжает Данилевский, — на чуждые всякой насильственности отношения как русского народа, так и самого правительства к подвластным России народам». И эта ненасильственность, уверял Данилевский — между прочим, ещё в XIX веке, чужда нам настолько, что «нередко обращается в несправедливость к самому коренному народу».
И даже Лев Толстой, строгий к России и к русским порядкам, и тот восклицал: «Русская цивилизация, конечно, груба, но самый грубый русский человек всегда ужасается обдуманного убийства. А англичанин!.. если бы его не удерживало чувство приличия и страх перед самим собою, он с бесконечной радостью поел бы тело своего отца».
«Вся надежда на крестьян, — ещё говорил Толстой о русском мужике, — В них есть душа, одарённая Богом, они религиозны, чисты, умеют любить друг друга…»
«Какое мы имеем право бояться своего великого, умного и доброго народа?» — восклицал Александр Блок.
Я читаю и перечитываю эти слова порой со смешанным чувством: иногда мне кажется, что сказанное великими умами России — не данность, а задание.
Что это — экзамен, который надо сдавать из раза в раз.
Из века в век.
На право именоваться русским человеком.
И тем не менее, всегда, всем и каждому нужно отдавать отчёт: сегодня мы занимаем землю, когда основанную и освоенную русскими людьми и всеми, ставшими с русскими людьми в единый строй, плечом к плечу.
Это должно быть выбито на всех скрижалях.
У русских должен быть праздник, и желательно не в этот дурацкий День России, а всегда, ну или, если можно, почаще.
В новой Конституции собираются прописать, что русский язык — это язык государствообразующего народа.
Мне последнее время кажется, что здесь всё-таки наблюдается некая путаница и перестановка мест.
Государствообразующий народ создал русский язык. И сказал на этом языке своё слово. И это слово услышал весь мир.
Теперь наше дело не забыть это слово и самое имя своё.
https://svpressa.ru/society/article/268203/
Земля, где живут те самые русские
Запоздалый тост ко Дню России, который я не праздновал, и праздновать не буду, потому что праздную во все остальные дни
В последнее время за моду взято народу льстить, а всякого критически смотрящего на русский народ — возить мордой по столу.
Объяснение тому простое: тридцать лет русскому народу доказывали, что он дурак и злодей, фамилия его Шариков, и ему нужно покаяться.
Народ слушал, слушал и сказал: да пошли бы вы ещё.
Быть может, он имеет право на это.
Наверняка.
В конце концов, это тот самый народ, о котором Пушкин говорил: «Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского уничижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлёности и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны».
Это о нём говорил гениальный поэт и дипломат Тютчев: «…русский народ христианин не в силу только Православия своих верований, но и в силу того, что ещё задушевнее верования. Он христианин по той способности к самопожертвованию, которая составляет как бы основу его нравственной природы».
Русским, уверял Николай Васильевич Гоголь в разговоре, «…всё дурное в себе преодолеть и исправить ничего не стоит; мне любо и дорого, что они как умственно, так и нравственно могут возрастать столь быстро, как никто иной на свете».
Когда одна дама в присутствии Достоевского сказала раздраженно, «что именно в России лучше, чем в чужих странах?» — Достоевский ей коротко ответил: «Всё лучше».
Ещё Достоевский говорил: «В русском человеке из простонародья нужно уметь отвлекать (в смысле: отделять, отличать — примечание моё) красоту его от наносного варварства. Обстоятельствами всей почти русской истории народ наш до того был предан разврату и до того был развращаем, соблазняем и постоянно мучим, что ещё удивительно, как он дожил, сохранив человеческий образ… Но он сохранил и красоту своего образа».
Николай Данилевский восхищался тем, что в России «…отношение всего народа к преступникам запечатлено совершенно особенным, человечным и истинно христианским характером».
«Можно ещё указать, — продолжает Данилевский, — на чуждые всякой насильственности отношения как русского народа, так и самого правительства к подвластным России народам». И эта ненасильственность, уверял Данилевский — между прочим, ещё в XIX веке, чужда нам настолько, что «нередко обращается в несправедливость к самому коренному народу».
И даже Лев Толстой, строгий к России и к русским порядкам, и тот восклицал: «Русская цивилизация, конечно, груба, но самый грубый русский человек всегда ужасается обдуманного убийства. А англичанин!.. если бы его не удерживало чувство приличия и страх перед самим собою, он с бесконечной радостью поел бы тело своего отца».
«Вся надежда на крестьян, — ещё говорил Толстой о русском мужике, — В них есть душа, одарённая Богом, они религиозны, чисты, умеют любить друг друга…»
«Какое мы имеем право бояться своего великого, умного и доброго народа?» — восклицал Александр Блок.
Я читаю и перечитываю эти слова порой со смешанным чувством: иногда мне кажется, что сказанное великими умами России — не данность, а задание.
Что это — экзамен, который надо сдавать из раза в раз.
Из века в век.
На право именоваться русским человеком.
И тем не менее, всегда, всем и каждому нужно отдавать отчёт: сегодня мы занимаем землю, когда основанную и освоенную русскими людьми и всеми, ставшими с русскими людьми в единый строй, плечом к плечу.
Это должно быть выбито на всех скрижалях.
У русских должен быть праздник, и желательно не в этот дурацкий День России, а всегда, ну или, если можно, почаще.
В новой Конституции собираются прописать, что русский язык — это язык государствообразующего народа.
Мне последнее время кажется, что здесь всё-таки наблюдается некая путаница и перестановка мест.
Государствообразующий народ создал русский язык. И сказал на этом языке своё слово. И это слово услышал весь мир.
Теперь наше дело не забыть это слово и самое имя своё.
Оригинал и комментарии
Еще о стремительных домкратах от lemming-drover
Поскольку в режиме самоизоляции я занят преимущественно тем, что вожусь с внучками, и поскольку они взрослеют, наступила пора знакомить их с классикой мировой литературы, пока что детской. Раскопав с этой целью своих подвалов, я извлек оттуда книжку "Путешествия Гулливера", пересказанную для детей некоей Т.Габбе в 1967 году. Как открыл книгу, так и закрыл с отвращением, ибо она начинается фразой "Трехмачтовый бриг "Антилопа" отплывал в Южный океан"...
Вопрос: кто-нибудь видел трехмачтовый бриг? Слышал о нем?
Был бы я склонен к конспирологии, внутри меня началась бы борьба двух гипотез:
1. Поскольку книга вышла в серии "Школьная библиотека для нерусских школ", можно предположить, что пересказчица и редактор решили: для туземцев и так сойдет.
2. Поскольку книга издавалась во времена повышенного благожелательного внимания к нацменьшинствам, в издательстве посчитали, что кашу маслом не испортишь. Тем более что издательству это масло ничего не стоит, а туземцам, глядишь, будет приятно. Жалко, что ли, добавить бригу еще одну мачту?
А если без сомнительных шуток, то выходит старая-престарая история: гуманитарии и "заклепочники" суть два разных биологических вида, невесть как уживающихся на этой планете.
Вопрос: кто-нибудь видел трехмачтовый бриг? Слышал о нем?
Был бы я склонен к конспирологии, внутри меня началась бы борьба двух гипотез:
1. Поскольку книга вышла в серии "Школьная библиотека для нерусских школ", можно предположить, что пересказчица и редактор решили: для туземцев и так сойдет.
2. Поскольку книга издавалась во времена повышенного благожелательного внимания к нацменьшинствам, в издательстве посчитали, что кашу маслом не испортишь. Тем более что издательству это масло ничего не стоит, а туземцам, глядишь, будет приятно. Жалко, что ли, добавить бригу еще одну мачту?
А если без сомнительных шуток, то выходит старая-престарая история: гуманитарии и "заклепочники" суть два разных биологических вида, невесть как уживающихся на этой планете.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Был.
Оригинал и комментарии
консервативно, то есть без операции от clear-text
КЛАССИКА ЖАНРА
У Кости Балашова ни с того, ни с сего вспухла рука. Правая, между кистью и локтем. Какой-то шарик появился, вдруг и непонятно почему. Красный и болит. Вечером не было, а утром – на тебе! Костя перепугался и тут же поехал в соседнюю больницу: оказалось, это была клиника мединститута. Ну, тем лучше.
Было лето, было пусто, он заплатил две тысячи в кассу, долго шел по пустому чистому коридору, поскальзываясь на мокром после уборки линолеуме, и искал кабинет номер 307.
Нашел. Там сидел доцент такой-то, Костя сразу забыл фамилию.
- Ну и что? – сказал доцент, помяв пальцами Костину болячку. – Дел на пять минут. Чикнем и вылущим гной.
- Когда? – Костя еще сильнее испугался.
- Да сейчас, чего тянуть. Маша, подготовьте больному руку, - сказал он куда-то за ширму и снова повернулся к Косте. – Пять тысяч. Вы консультацию уже оплатили? Тогда три тысячи в кассу, - и вышел в смежную комнату.
А из-за ширмы появилась Маша.
Нет, она не была как-то особенно красива, стройна, обаятельна. Или нахмурена и сурова, или решительна и деловита, или какие там еще качества могут вот так сразу околдовать сравнительно молодого мужчину – Косте было сорок четыре, а ей около тридцати, наверное. Ну и конечно, вряд ли на него сильно подействовал белый халат и шапочка – он не был любителем всяких ролевых фетишей, девушек в военной форме, строгих учительниц или картиночных секретарш. И медсестер в том числе.
У этой Маши были чуть широковатые скулы, ореховые глаза, и губы как будто замшевые. А главное, она каждым движением и взглядом излучала заботу, умелую доброту и спокойную силу. Костя вдруг сильно почувствовал что-то – даже не понял, что именно. Но это странное чувство вдруг стало понятным и уютным, превратившись в полное, чуточку расслабленное доверие к ней. Он шепотом спросил, пока она протирала ему руку спиртом и щелкала ногтем по ампуле с обезболивающим:
- Маша, а можно обойтись вообще без резьбы?
- Консервативно? – спросила она.
Костя понял, что она в виду имеет, и сказал:
- Именно, именно.
- Можно, - шепнула она. – Я вас научу, какую мазь накладывать. Две мази. Только тут надо строго раз в четыре часа перевязываться. Есть кому перевязывать?
Костя промолчал.
- Сами-то сумеете? – поняла она. – Левой-то рукой?
- Конечно!.. А доктор как? Не обидится? – Костя кивнул на дверь, где скрылся доцент такой-то. – Небось, уже ножи точит! – засмеялся он.
- Скажу, что у вас денег нет, вы застеснялись и убежали, - улыбнулась в ответ Маша.
Она выдала ему два тюбика с мазями, неполных, уже подвернутых сзади. Объяснила – сначала одну, через четыре часа другую, на марлевую салфетку и бинтом сверху, и вот так, пока не пройдет.
***
Через три дня полегчало, а на четвертый день у Кости кончилась мазь. Одна из двух. Сходил в одну аптеку, в другую, в третью – нет в продаже. Приехал в ту же больницу. Вместо доцента такого-то принимала врач такая-то, но Маша была на месте, слава богу. А вот этой мази у нее не было, увы. Что ж делать-то?
- Оставьте телефон, - сказала Маша.
Она позвонила тем же вечером. Спросила адрес, сказала, что завезет – тут недалеко, а ей по дороге. Костя вышел встречать ее к подъезду.
Был поздний июнь. Занятия в университете, где преподавал Костя, уже закончились, поэтому он так свободно ездил днем по аптекам и больницам. Летний вечер, светлое небо, пока еще свежая городская листва. Маша подъехала на «Моте», то есть на маленькой дешевой машинке марки «Дэу-Матиц». Прямо из окна протянула тюбик.
- Сколько это стоит? – спросил он.
- Бросьте, – она махнула рукой.
- Маша! – вдруг сказал Костя. – Мне так надоело левой рукой справляться, я ведь один живу. Машенька, перевяжите мне как следует, а? Я заплачу, сколько скажете.
- Смешной вы, – сказала она, выходя из машины.
***
На кухне она протерла водкой его руку, пощупала болячку, сказала, что все уже почти прошло, и вообще незачем резать, когда можно компрессом. Ловко сложила подушечку из куска бинта, остальным бинтом умело – то есть плотно, но не туго – перевязала ему руку.
- Как в кино, - вдруг сказал Костя.
- Что как в кино?
- Да всё, – улыбнулся он. – Лето, вечер, закатное солнце. Пустая квартира. В ней живет одинокий мужчина. К нему пришла женщина. Врач. Ну, ладно, медсестра.
- Классика жанра! – засмеялась Маша.
- Вот! – сказал Костя.
- Что «вот»? – спросила она своими замшевыми губами.
- Давайте не будем нарушать законы жанра, - сказал он и протянул к ней руку, погладил ее по плечу, притянул к себе. – Раз уж это классика жанра, вы же сами сказали, – и обнял ее, и сзади залез ей под свитер, огладил ее стройную гладкую спину, нащупал крючки лифчика.
- Пойдем в комнату, – сказала она и вышла в коридор.
Он подтолкнул ее налево, в гостиную с большим диваном.
- В спальню стесняешься? – она стрельнула глазами на правую полуоткрытую дверь.
- Кого мне стесняться? – он сильно обнял ее сзади, поцеловал шею, стиснул ее грудь. – Я один живу, сколько раз повторять. В душ надо?
- Не надо. Я всегда на работе споласкиваюсь, перед выходом.
***
Она приезжала к нему полтора месяца. Очень часто, два или три раза в неделю, а однажды приехала в воскресенье, побыла недолго, ушла минут через сорок, и вдруг позвонила:
- Всё! - сказала она. – Конец. Классика жанра. Я ребенка в машине оставила.
- Что? – закричал Костя.
Он страшно испугался, потому что читал много раз: ребенок в машине, лето, жара, задохнулся, кошмар… От ужаса он даже не среагировал на сам факт, что у нее есть ребенок. Она ни разу об этом не говорила. Он перевел дыхание и спросил:
- Жив?
- Да что с ней сделается, – сказала Маша. – Сейчас говорит: я, говорит, улицу запомнила, номер дома и подъезд. Я, говорит, все папе скажу. Я ее в кафе отвела, мороженого купила и сладкую пиццу с грушей. Сидит, лопает. Я в туалет вышла позвонить. Она все равно скажет. Все доложит. Жутко подлая! – и тут же добавила: – Нет, я ее люблю, конечно, она просто маленькая.
- Сколько лет?
- Шесть. Осенью в школу.
- Что ж ты ее в машине оставила?
- Ну покричи на меня! Поругай! – заплакала Маша. – С собой, что ли, брать было?
- Перестань, – Костя пытался говорить спокойно. – Не плачь, пожалуйста. И не бойся. Что-нибудь придумаем.
- Что придумаем? – нервно спросила Маша. – Куда мне деваться теперь?
- Если что, твой муж начнет, как бы сказать, недовольство выражать… Ты мне сразу звони. Звони и приезжай! – и быстро нажал отбой.
***
«Классика жанра, - думал Костя. – Все кувырком».
Два года назад он разошелся с женой, год назад развелся официально, оставив ей квартиру. Сейчас жил у своего товарища, который работал в Австрии. Добрый человек – пустил бесплатно. Даже составил договор «о безвозмездном пользовании квартирой», надо было только платить коммуналку и вытирать пыль. И вот этот-то товарищ познакомил его с Луизой Закс. Они уже год встречались. Полгода назад Костя сделал ей предложение. Партия более чем завидная. Женщина красивая, умная, устроенная. Международная чиновница: вице-директор ооновского фонда борьбы с засухой и опустыниванием, UNFADD. Сейчас как раз была в долгой командировке в Африке: Нигер, Мали, Чад. Подтянутая спортивная блондинка, сорок лет ноль-ноль копеек, одинокая мать – сын семнадцати лет учится в Штатах.
Конечно, кто-то мог бы размышлять, подозревать и прикидывать обидные варианты – дескать, чего это ради неженатый сорокапятилетний приятель отдает тебе такое сокровище? Но в бескорыстии своего друга Костя не сомневался, поскольку друг, как говорится, «играл в другой лиге».
Все было прекрасно: невеста-иностранка, и не какая-то финтифлюшка двадцати пяти лет, а серьезная, взрослая, ответственная женщина, с хорошей зарплатой. Продвинутая. Уже фактически без забот о ребенке. Квартира в Вене. А он сам – ученый, профессор, с книгами, с именем, с хорошей должностью в хорошем вузе. А в будущем, Луиза говорила, надо будет подумать о другой работе, в Европе.
Исполнение всех желаний.
И вот – на тебе.
Потому что Маша пропала на несколько дней, а потом позвонила и сказала, что всё. Дочь, конечно же, донесла. Муж скандалит, кулаками машет. Свекровь орет «вон из моего дома». Маша жила с мужем и его матерью в двухкомнатной квартире, которая принадлежит свекрови, а Машины родители – во Владимирской области, в каком-то полумертвом городке, в маленьком «частном» домишке, то есть вообще не вариант. Деваться некуда.
Так что Костя, как благородный человек… Нет, Маша ни на что не намекала, но как-то так получалось. Уж больно много прекрасных лишних слов он ей наговорил, в эти июльские дни.
***
Но нет! Погодите! Все это просто смешно. Ах, бедная Маша! Ай-ай-ай! Ну сейчас разрыдаюсь, всё брошу и побегу жениться! Муж узнал про измену, свекровь из квартиры выгоняет? Увы-увы, жизнь – не сладкая пицца с грушей, не чупа, извини меня, чупс. За всё приходится платить. А можно и без этого, без размышлений, и тем более без объяснений. Сказать: «Извини, всё!» и короткие гудки. Или вообще ничего не говорить. Просто заблокировать номер. А если вдруг позвонит в дверь – сказать: «Ты что, не поняла? Всё».
Но что-то мешало Косте поступить так, как он поступал в своей жизни много раз, не испытывая ни угрызений совести, ни запоздалых сожалений – эх, дескать, зря я тогда! Не мог он ее вот так просто взять и послать куда подальше, или просто исчезнуть, перестать звонить.
Потому что Маша была уж очень хороша. И не красотой своей, не ореховыми глазами и замшевыми губами, не гладким телом и бесстыдно-ласковыми руками, хотя и это тоже, конечно, чего уж там. Но главное – это исходящая от нее спокойная уверенная добрая сила, рядом с которой хочется быть, за которую все время хочется держаться. За талию, за шею, за руку, за поясок халата. Прижимать к себе и прислоняться к ней, вдыхать ее запах, одновременно будоражащий и успокаивающий.
Потому что, если рассуждать совсем абстрактно, с точки зрения древнего римлянина или пришельца с Альфы Центавра, Маша была лучше Луизы – деловитой, холодноватой, с жестко уложенной прической. Несравненно лучше.
Ну?
***
«Но медсестра!!! – в отчаянии шепотом орал Костя Балашов. – Вот ведь нескладуха, вот ведь непёр, вот ведь наказание господне! Ну хоть бы врач! Может, еще выучится? Нет, ей уже поздно. Да и вообще, знакомый доктор рассказывал: медсестра и врач – разные профессии. Но не в том дело. А в чем дело? А в том, что у нее все друзья и подруги, весь круг общения – тоже медсёстры или типа того…
Боже, какой ужасный, какой постыдный, какой недостойный снобизм! – самобичевательно думал Костя, но тут же сам себя оправдывал: – А разве я не имею право на снобизм? Я к своему снобизму шел четверть века! Мой отец – рабочий, бригадир на стройке. Мама – счетовод в стройтресте. Я поступил в институт со второго раза, после армии. Учился до красных кругов перед глазами. Диплом, аспирантура, кандидатская, две монографии, докторская, это же мне не с неба упало! Не от папы-мамы. Я это сам себе заработал. Почему же я, доктор наук, профессор, с книгами, с именем, с учениками – должен связывать свою жизнь, давайте уж честно – закат своей жизни – с медсестрой? Пусть она даже раскрасавица, отличный секс, забота и покой… Не хочу!
Мне перед папой покойным стыдно будет! – вдруг вспомнил Костя. Папа, бригадир, член партии, орден «Знак Почета», учил сына: «Не гляди девушке на ножки, не гляди на личико, гляди ей в анкету! Мы из простых, нам тянуться надо! Вверх, понял?». Конечно, папа был прав. Прежняя жена Кости была профессорская дочка. Вот и он теперь профессор. Продвинутая жена поможет продвинуться. А простенькая – утопит. На простеньких пусть олигархи женятся…
Да еще и ребенок! У нее дочке шесть лет! Я только-только стряхнул алименты, даже не совсем, еще год остался сыну доучиваться, а тут на тебе – шесть лет девочке. Мне сорок четыре, – дрожал Костя от ярости к своей судьбе. – Значит, еще шестнадцать лет, то есть до своих шестидесяти, я должен буду волочь этого ребенка. Как хорошо! А у девочки еще есть папа, он захочет видеться с дочерью, будет приходить по субботам… А я, значит, буду его встречать, выводить к нему дочку? О, боже мой.
А что потом? А вдруг она, – он мысленно чуть было не сказал «загуляет», но застыдился, исправился: – вдруг она, так сказать, полюбит другого? Вот примерно так же, как полюбила меня? И уйдет. Или я ее сам за это прогоню, вот как ее муж сейчас прогнал? И что тогда мне делать? Что бывает после медсестры? Маникюрша? А потом продавщица? Уборщица? Добрая, сильная, красивая, влекущая, с тонким, едва слышным, уютным и надежным запахом тела, сквозь все духи и шампуни… И что? Утешаться этим запахом до конца жизни?
Нет, нет, нет! Посылать к черту.
Она вроде бы не беременна. Ну, то есть, никаких заявлений не делала».
***
Но на всякий случай он позвонил Маше. Прямо на работу.
- Можешь говорить?
- Да.
- Прости, я без предисловий. Ты не беременна?
- Что?
- Ну в смысле, ты случайно не залетела?
- Мы же предохранялись, – сказала она.
- Я не спрашиваю, предохранялись мы или нет, – с бархатным бешенством прошептал Костя. – Я прекрасно помню, что мы с тобой, да, да, да, предохранялись. Я спрашиваю, не беременна ли ты. Случайно, повторяю. Бывает же.
- Нет, – сказала она. – Я не беременна.
И мрачно, даже будто бы с вызовом, добавила:
- Хочешь, приеду, докажу?
Костя замолчал на полминуты, и все опять перевернулось в нем.
Только что, секунду назад, он окончательно решил, что всё. Особенно после этих ее грубых слов «приеду-докажу» - то есть что, она собралась задрать юбку, оттянуть резинку трусов и показать ему прокладку с кровью? Нет, спасибо. Поигрались, и хватит. Привет-пока.
Но вдруг – наверное, именно после этой вдруг мелькнувшей мысли, когда он вообразил, как она будет «доказывать» – он опять вспомнил ее всю. Плечи и колени, глаза и губы, руки и шепот. Молчал и не знал, что сказать.
- Алло! – недовольно спросила Маша. – Алло! Ты куда пропал?
- Тут я, – ответил Костя и перевел дыхание. – Маша…
Он так сказал: «Маша», что она совсем по-другому ответила:
- Что?
- Приезжай, правда, – сказал он. – Поскорее.
У нее уже кончалась смена. Она обещала быть через час примерно.
Весь этот час Костя ходил по квартире из комнаты в комнату, а в каждой комнате из угла в угол, и убеждал себя, что он принял самое правильное, самое важное в своей жизни решение. Потому что у него было много женщин, а любимая – одна. Маша. Он только за эти полтора месяца это понял! Только в сорок четыре года осознал и только сейчас, сию минуту всем собою почувствовал, что означает это старое, вроде бы заезженное выражение – любимая женщина.
***
Когда она вошла, он прямо в прихожей обнял ее и сказал, что всё решил. Провел в гостиную, усадил в кресло, встал перед ней на колени, поцеловал руку и попросил стать его женой. Сказал, что будет любить ее дочь, как родную. Что он хочет начать новую, прекрасную жизнь, жизнь с ней, и чтобы она скорее сама объявляла мужу о разводе, чтобы быстро собирала вещички, а он будет быстро-быстро искать квартиру.
- Какую квартиру? – спросила она. – Зачем?
- Для нас квартиру снять, – объяснил он, поднявшись с ковра и отряхнув коленки. – Свою квартиру я оставил жене и сыну. Я же тебе вроде говорил.
- Погоди, погоди, – сказала она. – А эта?
- А эта не моя, – развел руками Костя. – Это мне дружок дал пожить, на полгодика, после развода, пока то да сё. То есть можно было бы еще, пока он в Австрии, он там года на три, мне кажется… Но он против женщин. Просил меня женщин не водить, извини. Так что я тайком с тобой здесь, понимаешь. По секрету. Тсс! А уж с женой, с семьей – вообще никак.
- Почему? – спросила Маша.
- Ну… Он… это самое. Открытый гей. Я б даже сказал, упертый гей. Принципиальный.
- Врешь, – тихо сказала Маша.
- Клянусь! Ты же видела, ты же ходила по всем комнатам. Ты же сама говорила: «нет ни малейшего следа женщины»!
- Врешь, что квартира не твоя, – сказала Маша еще тише.
- Господи! Сейчас.
Костя сбегал в другую комнату, принес прозрачную папочку с документами. Копия свидетельства о праве собственности на квартиру такой-то площади по такому-то адресу, на имя Костиного приятеля. Договор о сдаче квартиры в безвозмездную аренду с обязанностью оплачивать коммунальные услуги. Ну и квитанции, за эти самые услуги.
Маша внимательно посмотрела бумаги, сложила их назад в папку и криво улыбнулась:
- Да, Костенька. Обманул ты меня.
Встала и пошла к двери.
Пошла легким, но бесповоротным шагом, так что догонять ее, хватать за рукав, поворачивать к себе, обнимать-целовать-уговаривать – не имело никакого смысла, и Костя это осознал, понял и почувствовал. Всем собою.
- Я не обманывал! – только и смог крикнуть он вслед. – Я не говорил, что квартира моя!
- Спасибо, что не залетела! – засмеялась Маша и вышла вон. В дверях, не оборачиваясь, громко сказала: – Ты мне больше не звони.
Захлопнула дверь.
***
Костя не успел тяжело вздохнуть, заорать, выругаться, заплакать, стукнуть кулаком по столу, брякнуться на диван, выпить стакан водки – ничего не успел, потому что вдруг зазвонил, вернее, заиграл мобильник. Особым сигналом, Моцартом, «Маленькой ночной серенадой».
Это звонила Луиза. Она сегодня вернулась из Африки. Она была в прекрасном настроении. У нее, как всегда, был полный порядок. Любит, скучает, целует, ждет.
Костя вспомнил, что у них свадьба в ноябре.
«Классика жанра! – подумал он. – Хэппи энд!»
У Кости Балашова ни с того, ни с сего вспухла рука. Правая, между кистью и локтем. Какой-то шарик появился, вдруг и непонятно почему. Красный и болит. Вечером не было, а утром – на тебе! Костя перепугался и тут же поехал в соседнюю больницу: оказалось, это была клиника мединститута. Ну, тем лучше.
Было лето, было пусто, он заплатил две тысячи в кассу, долго шел по пустому чистому коридору, поскальзываясь на мокром после уборки линолеуме, и искал кабинет номер 307.
Нашел. Там сидел доцент такой-то, Костя сразу забыл фамилию.
- Ну и что? – сказал доцент, помяв пальцами Костину болячку. – Дел на пять минут. Чикнем и вылущим гной.
- Когда? – Костя еще сильнее испугался.
- Да сейчас, чего тянуть. Маша, подготовьте больному руку, - сказал он куда-то за ширму и снова повернулся к Косте. – Пять тысяч. Вы консультацию уже оплатили? Тогда три тысячи в кассу, - и вышел в смежную комнату.
А из-за ширмы появилась Маша.
Нет, она не была как-то особенно красива, стройна, обаятельна. Или нахмурена и сурова, или решительна и деловита, или какие там еще качества могут вот так сразу околдовать сравнительно молодого мужчину – Косте было сорок четыре, а ей около тридцати, наверное. Ну и конечно, вряд ли на него сильно подействовал белый халат и шапочка – он не был любителем всяких ролевых фетишей, девушек в военной форме, строгих учительниц или картиночных секретарш. И медсестер в том числе.
У этой Маши были чуть широковатые скулы, ореховые глаза, и губы как будто замшевые. А главное, она каждым движением и взглядом излучала заботу, умелую доброту и спокойную силу. Костя вдруг сильно почувствовал что-то – даже не понял, что именно. Но это странное чувство вдруг стало понятным и уютным, превратившись в полное, чуточку расслабленное доверие к ней. Он шепотом спросил, пока она протирала ему руку спиртом и щелкала ногтем по ампуле с обезболивающим:
- Маша, а можно обойтись вообще без резьбы?
- Консервативно? – спросила она.
Костя понял, что она в виду имеет, и сказал:
- Именно, именно.
- Можно, - шепнула она. – Я вас научу, какую мазь накладывать. Две мази. Только тут надо строго раз в четыре часа перевязываться. Есть кому перевязывать?
Костя промолчал.
- Сами-то сумеете? – поняла она. – Левой-то рукой?
- Конечно!.. А доктор как? Не обидится? – Костя кивнул на дверь, где скрылся доцент такой-то. – Небось, уже ножи точит! – засмеялся он.
- Скажу, что у вас денег нет, вы застеснялись и убежали, - улыбнулась в ответ Маша.
Она выдала ему два тюбика с мазями, неполных, уже подвернутых сзади. Объяснила – сначала одну, через четыре часа другую, на марлевую салфетку и бинтом сверху, и вот так, пока не пройдет.
***
Через три дня полегчало, а на четвертый день у Кости кончилась мазь. Одна из двух. Сходил в одну аптеку, в другую, в третью – нет в продаже. Приехал в ту же больницу. Вместо доцента такого-то принимала врач такая-то, но Маша была на месте, слава богу. А вот этой мази у нее не было, увы. Что ж делать-то?
- Оставьте телефон, - сказала Маша.
Она позвонила тем же вечером. Спросила адрес, сказала, что завезет – тут недалеко, а ей по дороге. Костя вышел встречать ее к подъезду.
Был поздний июнь. Занятия в университете, где преподавал Костя, уже закончились, поэтому он так свободно ездил днем по аптекам и больницам. Летний вечер, светлое небо, пока еще свежая городская листва. Маша подъехала на «Моте», то есть на маленькой дешевой машинке марки «Дэу-Матиц». Прямо из окна протянула тюбик.
- Сколько это стоит? – спросил он.
- Бросьте, – она махнула рукой.
- Маша! – вдруг сказал Костя. – Мне так надоело левой рукой справляться, я ведь один живу. Машенька, перевяжите мне как следует, а? Я заплачу, сколько скажете.
- Смешной вы, – сказала она, выходя из машины.
***
На кухне она протерла водкой его руку, пощупала болячку, сказала, что все уже почти прошло, и вообще незачем резать, когда можно компрессом. Ловко сложила подушечку из куска бинта, остальным бинтом умело – то есть плотно, но не туго – перевязала ему руку.
- Как в кино, - вдруг сказал Костя.
- Что как в кино?
- Да всё, – улыбнулся он. – Лето, вечер, закатное солнце. Пустая квартира. В ней живет одинокий мужчина. К нему пришла женщина. Врач. Ну, ладно, медсестра.
- Классика жанра! – засмеялась Маша.
- Вот! – сказал Костя.
- Что «вот»? – спросила она своими замшевыми губами.
- Давайте не будем нарушать законы жанра, - сказал он и протянул к ней руку, погладил ее по плечу, притянул к себе. – Раз уж это классика жанра, вы же сами сказали, – и обнял ее, и сзади залез ей под свитер, огладил ее стройную гладкую спину, нащупал крючки лифчика.
- Пойдем в комнату, – сказала она и вышла в коридор.
Он подтолкнул ее налево, в гостиную с большим диваном.
- В спальню стесняешься? – она стрельнула глазами на правую полуоткрытую дверь.
- Кого мне стесняться? – он сильно обнял ее сзади, поцеловал шею, стиснул ее грудь. – Я один живу, сколько раз повторять. В душ надо?
- Не надо. Я всегда на работе споласкиваюсь, перед выходом.
***
Она приезжала к нему полтора месяца. Очень часто, два или три раза в неделю, а однажды приехала в воскресенье, побыла недолго, ушла минут через сорок, и вдруг позвонила:
- Всё! - сказала она. – Конец. Классика жанра. Я ребенка в машине оставила.
- Что? – закричал Костя.
Он страшно испугался, потому что читал много раз: ребенок в машине, лето, жара, задохнулся, кошмар… От ужаса он даже не среагировал на сам факт, что у нее есть ребенок. Она ни разу об этом не говорила. Он перевел дыхание и спросил:
- Жив?
- Да что с ней сделается, – сказала Маша. – Сейчас говорит: я, говорит, улицу запомнила, номер дома и подъезд. Я, говорит, все папе скажу. Я ее в кафе отвела, мороженого купила и сладкую пиццу с грушей. Сидит, лопает. Я в туалет вышла позвонить. Она все равно скажет. Все доложит. Жутко подлая! – и тут же добавила: – Нет, я ее люблю, конечно, она просто маленькая.
- Сколько лет?
- Шесть. Осенью в школу.
- Что ж ты ее в машине оставила?
- Ну покричи на меня! Поругай! – заплакала Маша. – С собой, что ли, брать было?
- Перестань, – Костя пытался говорить спокойно. – Не плачь, пожалуйста. И не бойся. Что-нибудь придумаем.
- Что придумаем? – нервно спросила Маша. – Куда мне деваться теперь?
- Если что, твой муж начнет, как бы сказать, недовольство выражать… Ты мне сразу звони. Звони и приезжай! – и быстро нажал отбой.
***
«Классика жанра, - думал Костя. – Все кувырком».
Два года назад он разошелся с женой, год назад развелся официально, оставив ей квартиру. Сейчас жил у своего товарища, который работал в Австрии. Добрый человек – пустил бесплатно. Даже составил договор «о безвозмездном пользовании квартирой», надо было только платить коммуналку и вытирать пыль. И вот этот-то товарищ познакомил его с Луизой Закс. Они уже год встречались. Полгода назад Костя сделал ей предложение. Партия более чем завидная. Женщина красивая, умная, устроенная. Международная чиновница: вице-директор ооновского фонда борьбы с засухой и опустыниванием, UNFADD. Сейчас как раз была в долгой командировке в Африке: Нигер, Мали, Чад. Подтянутая спортивная блондинка, сорок лет ноль-ноль копеек, одинокая мать – сын семнадцати лет учится в Штатах.
Конечно, кто-то мог бы размышлять, подозревать и прикидывать обидные варианты – дескать, чего это ради неженатый сорокапятилетний приятель отдает тебе такое сокровище? Но в бескорыстии своего друга Костя не сомневался, поскольку друг, как говорится, «играл в другой лиге».
Все было прекрасно: невеста-иностранка, и не какая-то финтифлюшка двадцати пяти лет, а серьезная, взрослая, ответственная женщина, с хорошей зарплатой. Продвинутая. Уже фактически без забот о ребенке. Квартира в Вене. А он сам – ученый, профессор, с книгами, с именем, с хорошей должностью в хорошем вузе. А в будущем, Луиза говорила, надо будет подумать о другой работе, в Европе.
Исполнение всех желаний.
И вот – на тебе.
Потому что Маша пропала на несколько дней, а потом позвонила и сказала, что всё. Дочь, конечно же, донесла. Муж скандалит, кулаками машет. Свекровь орет «вон из моего дома». Маша жила с мужем и его матерью в двухкомнатной квартире, которая принадлежит свекрови, а Машины родители – во Владимирской области, в каком-то полумертвом городке, в маленьком «частном» домишке, то есть вообще не вариант. Деваться некуда.
Так что Костя, как благородный человек… Нет, Маша ни на что не намекала, но как-то так получалось. Уж больно много прекрасных лишних слов он ей наговорил, в эти июльские дни.
***
Но нет! Погодите! Все это просто смешно. Ах, бедная Маша! Ай-ай-ай! Ну сейчас разрыдаюсь, всё брошу и побегу жениться! Муж узнал про измену, свекровь из квартиры выгоняет? Увы-увы, жизнь – не сладкая пицца с грушей, не чупа, извини меня, чупс. За всё приходится платить. А можно и без этого, без размышлений, и тем более без объяснений. Сказать: «Извини, всё!» и короткие гудки. Или вообще ничего не говорить. Просто заблокировать номер. А если вдруг позвонит в дверь – сказать: «Ты что, не поняла? Всё».
Но что-то мешало Косте поступить так, как он поступал в своей жизни много раз, не испытывая ни угрызений совести, ни запоздалых сожалений – эх, дескать, зря я тогда! Не мог он ее вот так просто взять и послать куда подальше, или просто исчезнуть, перестать звонить.
Потому что Маша была уж очень хороша. И не красотой своей, не ореховыми глазами и замшевыми губами, не гладким телом и бесстыдно-ласковыми руками, хотя и это тоже, конечно, чего уж там. Но главное – это исходящая от нее спокойная уверенная добрая сила, рядом с которой хочется быть, за которую все время хочется держаться. За талию, за шею, за руку, за поясок халата. Прижимать к себе и прислоняться к ней, вдыхать ее запах, одновременно будоражащий и успокаивающий.
Потому что, если рассуждать совсем абстрактно, с точки зрения древнего римлянина или пришельца с Альфы Центавра, Маша была лучше Луизы – деловитой, холодноватой, с жестко уложенной прической. Несравненно лучше.
Ну?
***
«Но медсестра!!! – в отчаянии шепотом орал Костя Балашов. – Вот ведь нескладуха, вот ведь непёр, вот ведь наказание господне! Ну хоть бы врач! Может, еще выучится? Нет, ей уже поздно. Да и вообще, знакомый доктор рассказывал: медсестра и врач – разные профессии. Но не в том дело. А в чем дело? А в том, что у нее все друзья и подруги, весь круг общения – тоже медсёстры или типа того…
Боже, какой ужасный, какой постыдный, какой недостойный снобизм! – самобичевательно думал Костя, но тут же сам себя оправдывал: – А разве я не имею право на снобизм? Я к своему снобизму шел четверть века! Мой отец – рабочий, бригадир на стройке. Мама – счетовод в стройтресте. Я поступил в институт со второго раза, после армии. Учился до красных кругов перед глазами. Диплом, аспирантура, кандидатская, две монографии, докторская, это же мне не с неба упало! Не от папы-мамы. Я это сам себе заработал. Почему же я, доктор наук, профессор, с книгами, с именем, с учениками – должен связывать свою жизнь, давайте уж честно – закат своей жизни – с медсестрой? Пусть она даже раскрасавица, отличный секс, забота и покой… Не хочу!
Мне перед папой покойным стыдно будет! – вдруг вспомнил Костя. Папа, бригадир, член партии, орден «Знак Почета», учил сына: «Не гляди девушке на ножки, не гляди на личико, гляди ей в анкету! Мы из простых, нам тянуться надо! Вверх, понял?». Конечно, папа был прав. Прежняя жена Кости была профессорская дочка. Вот и он теперь профессор. Продвинутая жена поможет продвинуться. А простенькая – утопит. На простеньких пусть олигархи женятся…
Да еще и ребенок! У нее дочке шесть лет! Я только-только стряхнул алименты, даже не совсем, еще год остался сыну доучиваться, а тут на тебе – шесть лет девочке. Мне сорок четыре, – дрожал Костя от ярости к своей судьбе. – Значит, еще шестнадцать лет, то есть до своих шестидесяти, я должен буду волочь этого ребенка. Как хорошо! А у девочки еще есть папа, он захочет видеться с дочерью, будет приходить по субботам… А я, значит, буду его встречать, выводить к нему дочку? О, боже мой.
А что потом? А вдруг она, – он мысленно чуть было не сказал «загуляет», но застыдился, исправился: – вдруг она, так сказать, полюбит другого? Вот примерно так же, как полюбила меня? И уйдет. Или я ее сам за это прогоню, вот как ее муж сейчас прогнал? И что тогда мне делать? Что бывает после медсестры? Маникюрша? А потом продавщица? Уборщица? Добрая, сильная, красивая, влекущая, с тонким, едва слышным, уютным и надежным запахом тела, сквозь все духи и шампуни… И что? Утешаться этим запахом до конца жизни?
Нет, нет, нет! Посылать к черту.
Она вроде бы не беременна. Ну, то есть, никаких заявлений не делала».
***
Но на всякий случай он позвонил Маше. Прямо на работу.
- Можешь говорить?
- Да.
- Прости, я без предисловий. Ты не беременна?
- Что?
- Ну в смысле, ты случайно не залетела?
- Мы же предохранялись, – сказала она.
- Я не спрашиваю, предохранялись мы или нет, – с бархатным бешенством прошептал Костя. – Я прекрасно помню, что мы с тобой, да, да, да, предохранялись. Я спрашиваю, не беременна ли ты. Случайно, повторяю. Бывает же.
- Нет, – сказала она. – Я не беременна.
И мрачно, даже будто бы с вызовом, добавила:
- Хочешь, приеду, докажу?
Костя замолчал на полминуты, и все опять перевернулось в нем.
Только что, секунду назад, он окончательно решил, что всё. Особенно после этих ее грубых слов «приеду-докажу» - то есть что, она собралась задрать юбку, оттянуть резинку трусов и показать ему прокладку с кровью? Нет, спасибо. Поигрались, и хватит. Привет-пока.
Но вдруг – наверное, именно после этой вдруг мелькнувшей мысли, когда он вообразил, как она будет «доказывать» – он опять вспомнил ее всю. Плечи и колени, глаза и губы, руки и шепот. Молчал и не знал, что сказать.
- Алло! – недовольно спросила Маша. – Алло! Ты куда пропал?
- Тут я, – ответил Костя и перевел дыхание. – Маша…
Он так сказал: «Маша», что она совсем по-другому ответила:
- Что?
- Приезжай, правда, – сказал он. – Поскорее.
У нее уже кончалась смена. Она обещала быть через час примерно.
Весь этот час Костя ходил по квартире из комнаты в комнату, а в каждой комнате из угла в угол, и убеждал себя, что он принял самое правильное, самое важное в своей жизни решение. Потому что у него было много женщин, а любимая – одна. Маша. Он только за эти полтора месяца это понял! Только в сорок четыре года осознал и только сейчас, сию минуту всем собою почувствовал, что означает это старое, вроде бы заезженное выражение – любимая женщина.
***
Когда она вошла, он прямо в прихожей обнял ее и сказал, что всё решил. Провел в гостиную, усадил в кресло, встал перед ней на колени, поцеловал руку и попросил стать его женой. Сказал, что будет любить ее дочь, как родную. Что он хочет начать новую, прекрасную жизнь, жизнь с ней, и чтобы она скорее сама объявляла мужу о разводе, чтобы быстро собирала вещички, а он будет быстро-быстро искать квартиру.
- Какую квартиру? – спросила она. – Зачем?
- Для нас квартиру снять, – объяснил он, поднявшись с ковра и отряхнув коленки. – Свою квартиру я оставил жене и сыну. Я же тебе вроде говорил.
- Погоди, погоди, – сказала она. – А эта?
- А эта не моя, – развел руками Костя. – Это мне дружок дал пожить, на полгодика, после развода, пока то да сё. То есть можно было бы еще, пока он в Австрии, он там года на три, мне кажется… Но он против женщин. Просил меня женщин не водить, извини. Так что я тайком с тобой здесь, понимаешь. По секрету. Тсс! А уж с женой, с семьей – вообще никак.
- Почему? – спросила Маша.
- Ну… Он… это самое. Открытый гей. Я б даже сказал, упертый гей. Принципиальный.
- Врешь, – тихо сказала Маша.
- Клянусь! Ты же видела, ты же ходила по всем комнатам. Ты же сама говорила: «нет ни малейшего следа женщины»!
- Врешь, что квартира не твоя, – сказала Маша еще тише.
- Господи! Сейчас.
Костя сбегал в другую комнату, принес прозрачную папочку с документами. Копия свидетельства о праве собственности на квартиру такой-то площади по такому-то адресу, на имя Костиного приятеля. Договор о сдаче квартиры в безвозмездную аренду с обязанностью оплачивать коммунальные услуги. Ну и квитанции, за эти самые услуги.
Маша внимательно посмотрела бумаги, сложила их назад в папку и криво улыбнулась:
- Да, Костенька. Обманул ты меня.
Встала и пошла к двери.
Пошла легким, но бесповоротным шагом, так что догонять ее, хватать за рукав, поворачивать к себе, обнимать-целовать-уговаривать – не имело никакого смысла, и Костя это осознал, понял и почувствовал. Всем собою.
- Я не обманывал! – только и смог крикнуть он вслед. – Я не говорил, что квартира моя!
- Спасибо, что не залетела! – засмеялась Маша и вышла вон. В дверях, не оборачиваясь, громко сказала: – Ты мне больше не звони.
Захлопнула дверь.
***
Костя не успел тяжело вздохнуть, заорать, выругаться, заплакать, стукнуть кулаком по столу, брякнуться на диван, выпить стакан водки – ничего не успел, потому что вдруг зазвонил, вернее, заиграл мобильник. Особым сигналом, Моцартом, «Маленькой ночной серенадой».
Это звонила Луиза. Она сегодня вернулась из Африки. Она была в прекрасном настроении. У нее, как всегда, был полный порядок. Любит, скучает, целует, ждет.
Костя вспомнил, что у них свадьба в ноябре.
«Классика жанра! – подумал он. – Хэппи энд!»
Оригинал и комментарии
не стану рассказывать, что там было дальше от clear-text
ПРЕДЛОЖЕНИЕ
Жил-был один мужчина, серьезный и обеспеченный, и еще не старый. Сорок семь, кажется, или сорок восемь. Но не пятьдесят. Юбилея еще не было, я точно помню. У него была жена, она была моложе его, но не очень. То есть не двадцать два, боже упаси. Ей было тридцать пять или даже тридцать шесть. Нормальная такая разница – двенадцать лет. Ну, тринадцать. Ничего особенного.
Жили они хорошо. Ребенок, девочка младшего школьного возраста. Хорошая квартира. Машина. Ездили отдыхать. Ходили в гости. Друзья были. С родными тоже хорошие отношения.
И вдруг жена умирает. За неделю сгорает от какой-то странной редкой болезни, от тропической заразы, которую привезла с отдыха. Всей семьей были, всё у всех одинаково, и купались в одном бассейне, и ели одно и тоже, но вот папа и дочка в порядке, а мама раз – и нету. Врачи объяснили, что это у нее такой оказался восприимчивый организм – к этой заразе, которая для местных вообще тьфу, а для туристов в самом тяжелом случае три дня температуры, и потом как рукой.
Муж – Олег его звали – страшно переживал. Весь сам не свой сделался. Сидел, смотрел в окошко, ни с кем не разговаривал. Ну, девочку, дочку его, сразу подхватили бабушки – обе, то есть его мама и мама покойной жены. Забрали к себе, девочка у них по очереди жила. Конечно, ему от этого было легче, но и тяжелее тоже: совсем один в квартире.
Но ему друзья помогали, морально. Посидеть, выпить, повздыхать. И подруги покойной жены тоже заходили – убрать, погладить, в субботу обед приготовить.
Особенно одна. Лучшая подруга жены. Татьяна. Они со школы дружили, и учились вместе, и она часто у них бывала, еще когда Лена – жена Олега – была жива. Разведенная такая деловая дамочка без детей. Лена ее любила, говорила: «Танька мой верный друг, Танька не продаст!». А Татьяна говорила, когда подолгу сидела у них в гостях: «Греюсь у вашего очага, спасибо вам, ребятки». Вот она и заходила к Олегу, довольно часто. Просто проведать, поговорить, а то и пыль вытереть. Хотя Олег только в первые месяцы совсем уже стал зарастать – а потом как-то встряхнулся и сам все держал в порядке, и даже суп варил, представьте себе. Но Татьяна все равно заходила к нему, они чмокались в щечку при встрече и прощании, и всё, и ни-ни. Олег был такой грустный и строгий, что ей даже в голову не приходило подумать, как он в этом смысле обходится. Не говоря уже о том, чтобы самой сделать какое-то телодвижение.
Прошло полгода, потом год, потом полтора, и вот однажды он ей позвонил.
Она пришла, и он сказал, что есть серьезный разговор.
Сели в гостиной. На диване, в разных его концах.
Олег сказал, что смерть Лены – это не забытое до сих пор горе, но все равно жизнь идет. Что он, по зрелом размышлении понял, что надо жениться. А то совсем можно одичать вот так. И дочка! Нельзя же, чтоб она так дальше жила у бабушек, неделю у одной, неделю у другой! А жить вдвоем с десятилетней девочкой – тоже как-то не то. А бабушек сюда заселять – нет уж, при всей моей любви и уважении, увольте! В общем, надо жениться.
- А что, - вслух рассуждал Олег, - разве я плохой жених? Характер у меня хороший, должность и зарплата тоже, с лица не урод, квартира отличная, дочка воспитанная, опять же бабушки на подхвате… Да, немолод. Прямо скажем, не юн! Но ведь и не старик, еще полтинника нету. Опять же мне не девчонка нужна! Не моделька двадцати трех лет!
- Ну а кто тебе нужен? – спросила Татьяна.
- Хорошая, добрая, надежная женщина, - сказал Олег. – Верный друг. Лет чтоб ей было этак тридцать шесть или тридцать семь. Ну тридцать восемь, к примеру. Роста невысокого, но и не коротышка. Изящная, стройная. Русоволосая, лучше всего. С серыми глазами, если можно. Но что это я все про внешние данные, даже стыдно!
- Ну что же тут стыдного? – улыбнулась Татьяна, потому что Олег в точности описывал ее.
Потому что она была именно такая. Тридцать семь лет. Светло-русая, сероглазая, рост метр шестьдесят шесть, с тонкой талией, стройными ножками и маленькой грудью.
- Стыдно, потому что речь о человеке! – он поднял палец. – Я ищу человека, а не биологический объект! Извини. Вот. Лучше без детей. Чтоб она мою Ксюшку полюбила, как свою. Разведенную лучше, чем вообще без мужа.
- Почему? – спросила Таня,
- Так мне кажется. Я вдовец, она разведенная, это будет честно. Полная симметрия. У обоих уже какой-то семейный опыт, понимаешь? Нет, ты понимаешь?
- Понимаю, - негромко сказала Таня.
- Вот, - сказал Олег. – Дальше пошли.
- Куда уж дальше… - усмехнулась Таня, слегка покраснев.
- Профессия и интересы! – сказал он. – Мне не нужно, чтоб это была просто жена. Я хочу, чтоб это была женщина-профессионал в своей области. Высшее образование, конечно. Лучше кандидатка наук. Чтоб она в свои тридцать шесть – тридцать восемь уже чего-то достигла. Чтоб занимала позицию, понимаешь? Не в зарплате суть. Суть в том, чтоб у нее у нее была своя карьера, цели и задачи в жизни. Мне вот такая жена нужна, понимаешь?
- Понимаю, - очень тихо сказала Таня, потому что она была кандидат наук и заведовала хоть маленьким, но отделом в какой-то хорошей фирме.
Их взгляды встретились.
Потом она прикрыла глаза и самую чуточку подвинулась к нему на диване, и почувствовала его руку на своем плече.
- Таня, ты меня поняла? – тоже негромко спросил он и посмотрел на нее.
- Да, - прошептала она.
Он потрепал ее по плечу и сказал:
- Ну, тогда постарайся найти для меня вот именно такую!
Встал с дивана и бодро прошелся по комнате.
Она тоже встала на ноги, резко огляделась.
***
Не стану рассказывать, что там было дальше…
Жил-был один мужчина, серьезный и обеспеченный, и еще не старый. Сорок семь, кажется, или сорок восемь. Но не пятьдесят. Юбилея еще не было, я точно помню. У него была жена, она была моложе его, но не очень. То есть не двадцать два, боже упаси. Ей было тридцать пять или даже тридцать шесть. Нормальная такая разница – двенадцать лет. Ну, тринадцать. Ничего особенного.
Жили они хорошо. Ребенок, девочка младшего школьного возраста. Хорошая квартира. Машина. Ездили отдыхать. Ходили в гости. Друзья были. С родными тоже хорошие отношения.
И вдруг жена умирает. За неделю сгорает от какой-то странной редкой болезни, от тропической заразы, которую привезла с отдыха. Всей семьей были, всё у всех одинаково, и купались в одном бассейне, и ели одно и тоже, но вот папа и дочка в порядке, а мама раз – и нету. Врачи объяснили, что это у нее такой оказался восприимчивый организм – к этой заразе, которая для местных вообще тьфу, а для туристов в самом тяжелом случае три дня температуры, и потом как рукой.
Муж – Олег его звали – страшно переживал. Весь сам не свой сделался. Сидел, смотрел в окошко, ни с кем не разговаривал. Ну, девочку, дочку его, сразу подхватили бабушки – обе, то есть его мама и мама покойной жены. Забрали к себе, девочка у них по очереди жила. Конечно, ему от этого было легче, но и тяжелее тоже: совсем один в квартире.
Но ему друзья помогали, морально. Посидеть, выпить, повздыхать. И подруги покойной жены тоже заходили – убрать, погладить, в субботу обед приготовить.
Особенно одна. Лучшая подруга жены. Татьяна. Они со школы дружили, и учились вместе, и она часто у них бывала, еще когда Лена – жена Олега – была жива. Разведенная такая деловая дамочка без детей. Лена ее любила, говорила: «Танька мой верный друг, Танька не продаст!». А Татьяна говорила, когда подолгу сидела у них в гостях: «Греюсь у вашего очага, спасибо вам, ребятки». Вот она и заходила к Олегу, довольно часто. Просто проведать, поговорить, а то и пыль вытереть. Хотя Олег только в первые месяцы совсем уже стал зарастать – а потом как-то встряхнулся и сам все держал в порядке, и даже суп варил, представьте себе. Но Татьяна все равно заходила к нему, они чмокались в щечку при встрече и прощании, и всё, и ни-ни. Олег был такой грустный и строгий, что ей даже в голову не приходило подумать, как он в этом смысле обходится. Не говоря уже о том, чтобы самой сделать какое-то телодвижение.
Прошло полгода, потом год, потом полтора, и вот однажды он ей позвонил.
Она пришла, и он сказал, что есть серьезный разговор.
Сели в гостиной. На диване, в разных его концах.
Олег сказал, что смерть Лены – это не забытое до сих пор горе, но все равно жизнь идет. Что он, по зрелом размышлении понял, что надо жениться. А то совсем можно одичать вот так. И дочка! Нельзя же, чтоб она так дальше жила у бабушек, неделю у одной, неделю у другой! А жить вдвоем с десятилетней девочкой – тоже как-то не то. А бабушек сюда заселять – нет уж, при всей моей любви и уважении, увольте! В общем, надо жениться.
- А что, - вслух рассуждал Олег, - разве я плохой жених? Характер у меня хороший, должность и зарплата тоже, с лица не урод, квартира отличная, дочка воспитанная, опять же бабушки на подхвате… Да, немолод. Прямо скажем, не юн! Но ведь и не старик, еще полтинника нету. Опять же мне не девчонка нужна! Не моделька двадцати трех лет!
- Ну а кто тебе нужен? – спросила Татьяна.
- Хорошая, добрая, надежная женщина, - сказал Олег. – Верный друг. Лет чтоб ей было этак тридцать шесть или тридцать семь. Ну тридцать восемь, к примеру. Роста невысокого, но и не коротышка. Изящная, стройная. Русоволосая, лучше всего. С серыми глазами, если можно. Но что это я все про внешние данные, даже стыдно!
- Ну что же тут стыдного? – улыбнулась Татьяна, потому что Олег в точности описывал ее.
Потому что она была именно такая. Тридцать семь лет. Светло-русая, сероглазая, рост метр шестьдесят шесть, с тонкой талией, стройными ножками и маленькой грудью.
- Стыдно, потому что речь о человеке! – он поднял палец. – Я ищу человека, а не биологический объект! Извини. Вот. Лучше без детей. Чтоб она мою Ксюшку полюбила, как свою. Разведенную лучше, чем вообще без мужа.
- Почему? – спросила Таня,
- Так мне кажется. Я вдовец, она разведенная, это будет честно. Полная симметрия. У обоих уже какой-то семейный опыт, понимаешь? Нет, ты понимаешь?
- Понимаю, - негромко сказала Таня.
- Вот, - сказал Олег. – Дальше пошли.
- Куда уж дальше… - усмехнулась Таня, слегка покраснев.
- Профессия и интересы! – сказал он. – Мне не нужно, чтоб это была просто жена. Я хочу, чтоб это была женщина-профессионал в своей области. Высшее образование, конечно. Лучше кандидатка наук. Чтоб она в свои тридцать шесть – тридцать восемь уже чего-то достигла. Чтоб занимала позицию, понимаешь? Не в зарплате суть. Суть в том, чтоб у нее у нее была своя карьера, цели и задачи в жизни. Мне вот такая жена нужна, понимаешь?
- Понимаю, - очень тихо сказала Таня, потому что она была кандидат наук и заведовала хоть маленьким, но отделом в какой-то хорошей фирме.
Их взгляды встретились.
Потом она прикрыла глаза и самую чуточку подвинулась к нему на диване, и почувствовала его руку на своем плече.
- Таня, ты меня поняла? – тоже негромко спросил он и посмотрел на нее.
- Да, - прошептала она.
Он потрепал ее по плечу и сказал:
- Ну, тогда постарайся найти для меня вот именно такую!
Встал с дивана и бодро прошелся по комнате.
Она тоже встала на ноги, резко огляделась.
***
Не стану рассказывать, что там было дальше…
Оригинал и комментарии
от prilepin
Посмотрел рейтинг Левады, конечно.
Список тех, кто вдохновляет россиян.
Из живых писателей я один.
Из партии "За Правду" ещё Сергей Михеев, то есть, нас уже двое.
Ещё из политологов - Кургинян.
Из актёров - Хабенский и Хаматова.
И Никита Сергеевич Михалков, конечно.
Из политиков - Путин, Шойгу, Лавров, Навальный, Грудинин, Зюганов, Ходорковский, Жириновский.
Ещё братья Емельяненко, Шевчук, Шнуров, Мацуев и Дудь.
Не знаю что и думать. Короче, вот наша Россия-матушка и её шумные детушки на 2020-й год.
https://www.nakanune.ru/news/2020/06/11/22576041/
Список тех, кто вдохновляет россиян.
Из живых писателей я один.
Из партии "За Правду" ещё Сергей Михеев, то есть, нас уже двое.
Ещё из политологов - Кургинян.
Из актёров - Хабенский и Хаматова.
И Никита Сергеевич Михалков, конечно.
Из политиков - Путин, Шойгу, Лавров, Навальный, Грудинин, Зюганов, Ходорковский, Жириновский.
Ещё братья Емельяненко, Шевчук, Шнуров, Мацуев и Дудь.
Не знаю что и думать. Короче, вот наша Россия-матушка и её шумные детушки на 2020-й год.
https://www.nakanune.ru/news/2020/06/11/22576041/
Оригинал и комментарии
любимая верная школьная от clear-text
УРУГВАЙ
Последние два года Анна Николаевна чувствовала себя все хуже и хуже. То кашель, то живот, то голова, то поясница, головокружения, ночные страхи с пульсом под сто, а вот теперь начала болеть грудь. Загрудинные боли, как при стенокардии. Она ходила к врачам, делала обследования. Врачи говорили, что анализы неплохие, а всё это – от погоды или от нервов. Анна Николаевна поняла, что от нее скрывают правду. От этого ей стало еще хуже.
Она часто оставалась в постели на полдня, возвращаясь после завтрака под одеяло. Читала книгу, потом откладывала, начинала мять себе живот и груди, искала опухоль, прислушивалась к болям в разных местах ее еще совсем молодого тела, и думала, как это несправедливо. Ведь она действительно была еще совсем молода, ей было всего сорок два года!
Особенно обидно было, что муж был ее на целых семнадцать лет старше! Ему только в будущем году исполнялось шестьдесят. Но он был очень подтянутый, крепкий, спортивный и дьявольски трудолюбивый. Он зарабатывал кучу денег в своем архитектурном бюро – и принципиально не допускал жену до кухни и швабры. У них была приходящая помощница, два раза в неделю. А в другие дни он сам разогревал готовые супы и котлеты из дорогой кулинарии.
Кроме заказов по интернету, Анне Николаевне вообще ничего не приходилось делать. Работала она в редакции полудохлого литературного журнала, ходила туда по четвергам с двух до шести исключительно, как она сама выражалась, «проветрить мантильку». Журнал был бедный, и она официально отказалась от зарплаты – доходы мужа позволяли. Тем легче ей было пропускать эти четверги, когда она себя плохо чувствовала. А плохо себя чувствовала она уже полгода, наверное.
Она лежала в постели, поставив на колени ноутбук, вполглаза читала очередной бездарный роман, красила желтым самые вопиющие пассажи, и думала о своем муже. Она любила его, и жалела, что ему так не повезло. «Вот ведь, женился на молоденькой! И как налетел! Такая развалюха…» – с горькой иронией шептала она сама себе. Она точно знала, что скоро умрет. А после ее смерти в эту квартиру въедет какая-нибудь дрянь. Или еще хуже: муж запьет от тоски. Потому что он ее очень любил, сидел у нее в ногах, когда она хворала, поил ромашковым чаем, давал микстуру с ложечки. Она закатывала глаза и говорила: «Мне не дышится!», а он шептал: «Анечка, только не покинь меня, умоляю, я без тебя погибну…»
***
Однажды днем, когда мужа не было дома, Анна Николаевна почувствовала себя совсем плохо. Скорую вызывать не хотелось, потому что непонятно, что сказать. Голова? Сердце? Острый живот? Да нет же! Мне просто плохо! Я просто умираю! Но так говорить нельзя. Еще психовозку пришлют, ну их.
Тогда она из последних сил позвонила любимой и верной школьной, а потом студенческой подруге Наташе. Наташа была незамужняя женщина со взрослой дочерью, которая два года назад вышла замуж в Уругвай. Наташа ее родила на втором курсе то ли от соседа по лестничной клетке, то ли от девятиклассника, который приходил на кружок по лингвистике. Так и говорила, что не помнит.
- Тусик, - сказала Анна Николаевна. – Тусик, я умираю.
- Брось, - ответила Наташа. – А хочешь, приеду вечером? Винца привезу, а?
- Не в том дело, - простонала Анна Николаевна. – Послушай меня. Слушай меня внимательно. Когда я умру, не оставь моего Сашеньку… Прошу тебя. Умоляю.
- В смысле? – Наташа и в самом деле не поняла.
- Он такой хрупкий, такой беспомощный. Много денег, но никаких реальных навыков жизни. Он сопьется в одиночестве. Его охмурит какая-нибудь курва. Перепишет на себя квартиру и дачу и выкинет его из дому. А он пожилой! Тусик, умоляю тебя, когда я умру, ты выходи за него замуж… Вот сразу! Как сорок дней пройдет, переезжай… Даже как девять дней… Даже вообще не жди, сразу, после похорон… Или даже до!
- С ума сошла!
- Ты-то хоть меня не предавай! – зарыдала Анна Николаевна. – Обещай мне!
Наташа поняла, что тут лучше не спорить.
- Да, Нюсик, сказала она. – Хорошо. Обещаю. Даже вот прямо клянусь.
***
Закончив разговор, Наташа покрутила пальцем у виска, потом вытянулась на старом плюшевом диване; тренькнула пружина.
Она посмотрела в окно, где торчали трубы ТЭЦ и висели провода ЛЭП. Потом на низкий потолок с не закрашенной протечкой от соседей. На мебель – белый икеевский стеллажик и бабушкин полированный трехстворчатый шкаф. Вспомнила дочь, которая никогда не приедет из этого Уругвая – «да, понимаю тебя, девочка моя, от такой унылости хоть куда сбежишь, хоть с кем…» Подумала о подруге Нюсе, она же Анна Николаевна, о ее муже, архитекторе. Он был красивый, почти совсем седой, с косичкой, как у Карла Лагерфельда. Наташа вспомнила – прямо будто глазами увидела – их квартиру в новом доме, в тихом переулке недалеко от Донского монастыря; она бывала у них не так уж редко, два-три раза в год самое маленькое: Нюсик и в самом деле любила Тусика, не зря же она сделала вот такое удивительное предложение… Да, у них было красиво, просторно, и вид из окна совсем другой: деревья и вдали – купола.
Потом раскинула руки, подняла ноги кверху. Сделала «березку», потом «велосипед». У нее почти совсем не было живота. Потом она сняла шерстяные носки. Поглядела на свои ноги, взяла телефон и позвонила в соседний салон красоты, записаться на педикюр.
Педикюрша была свободна в семь вечера.
***
Пока Наташа сидела, погрузив ноги в пластмассовую ванночку с горячей мыльной водой и слушала по радио какие-то песенки, прикрыв глаза и ни о чем не думая, ну ни о чем вообще, кроме того, что ей мягко и приятно стопам и пальцам, – пока она так сидела, Анна Николаевна встала с постели, поправила подушку и одеяло и пошла на кухню.
Нажала клавишу на электрическом чайнике. Достала из холодильника кусок сыра бри. Положила на кусок пумперникеля, предварительно разогрев его в микроволновке. Чайник вскипел. Она сунула в чашку пакетик «Моргентау», налила кипятку и подумала, что, может быть, у нее все болит вот от этого жранья деликатесов на ходу. Вот бы сварить овощной супчик, сделать бефстроганов с картофельным пюре… Но уже поздно учиться вести хозяйство, как нормальная женщина. Тем более что Саша не любит всю эту домашность, это он ее приучил не обедать, а перекусывать.
Кстати, времени уже половина восьмого, где он?
Анна Николаевна поплелась в спальню за мобильником, и только взяла его в руки, как он зазвенел, и высветился портрет мужа.
- Саша! – сказала она жалобно. – Ну где же ты?
- Анна Николаевна, - сказала секретарша. – Вы только не волнуйтесь…
- Что?! – закричала она и заплакала.
Секретарша, давясь словами и сама чуть не плача, ей все объяснила.
Анна Николаевна вдруг почувствовала себя совершенно здоровой. Ей даже самой стало странно. Нет, нет, она была потрясена, поражена и раздавлена, она обливалась слезами горя и ужаса – но у нее ничего не болело, и не было этого жуткого страха, что она вот сейчас умрет. От этого было еще страшнее.
***
В заднем кармане Наташиных джинсов зазвонил мобильник. Слегка извернувшись – педикюрша как раз обтачивала ей левую пятку – Наташа вытащила телефон.
- Тусик! – услышала она рыдания Анны Николаевны. – Тусик, родненький, приезжай скорее! Он… Он умер!
- Что?
- На работе. Инфаркт. Приезжай, миленькая. Ты у меня одна осталась…
- Сука!!! – вдруг заорала Наташа и так топнула ногой в ванночке, что мыльные брызги попали педикюрше на пластмассовую прозрачную маску, в которой она работала. – Сука, в гроб вогнала мужика своими хворобами! Психичка!
Нажала отбой и сунула мобильник в карман.
- Кто-й-то здесь психичка? – возмутилась педикюрша, отирая капли с маски.
- Все, не надо ничего! – Наташа выдернула ногу из ванночки.
- Как скажете, - пожала плечами педикюрша. – Однако оплачено.
- Да, да, - сказала Наташа. – Извините, пожалуйста.
Снова сунула ногу в уже не горячую воду, снова прикрыла глаза.
Попыталась вспомнить квартиру Анны Николаевны и ее теперь уже покойного мужа, вспомнить вид из окна, который она на миг возмечатала своим – но не получилось. Умом всё помнила, а перед глазами не вставала прежняя картина.
В Уругвай, что ли, двинуть?
Последние два года Анна Николаевна чувствовала себя все хуже и хуже. То кашель, то живот, то голова, то поясница, головокружения, ночные страхи с пульсом под сто, а вот теперь начала болеть грудь. Загрудинные боли, как при стенокардии. Она ходила к врачам, делала обследования. Врачи говорили, что анализы неплохие, а всё это – от погоды или от нервов. Анна Николаевна поняла, что от нее скрывают правду. От этого ей стало еще хуже.
Она часто оставалась в постели на полдня, возвращаясь после завтрака под одеяло. Читала книгу, потом откладывала, начинала мять себе живот и груди, искала опухоль, прислушивалась к болям в разных местах ее еще совсем молодого тела, и думала, как это несправедливо. Ведь она действительно была еще совсем молода, ей было всего сорок два года!
Особенно обидно было, что муж был ее на целых семнадцать лет старше! Ему только в будущем году исполнялось шестьдесят. Но он был очень подтянутый, крепкий, спортивный и дьявольски трудолюбивый. Он зарабатывал кучу денег в своем архитектурном бюро – и принципиально не допускал жену до кухни и швабры. У них была приходящая помощница, два раза в неделю. А в другие дни он сам разогревал готовые супы и котлеты из дорогой кулинарии.
Кроме заказов по интернету, Анне Николаевне вообще ничего не приходилось делать. Работала она в редакции полудохлого литературного журнала, ходила туда по четвергам с двух до шести исключительно, как она сама выражалась, «проветрить мантильку». Журнал был бедный, и она официально отказалась от зарплаты – доходы мужа позволяли. Тем легче ей было пропускать эти четверги, когда она себя плохо чувствовала. А плохо себя чувствовала она уже полгода, наверное.
Она лежала в постели, поставив на колени ноутбук, вполглаза читала очередной бездарный роман, красила желтым самые вопиющие пассажи, и думала о своем муже. Она любила его, и жалела, что ему так не повезло. «Вот ведь, женился на молоденькой! И как налетел! Такая развалюха…» – с горькой иронией шептала она сама себе. Она точно знала, что скоро умрет. А после ее смерти в эту квартиру въедет какая-нибудь дрянь. Или еще хуже: муж запьет от тоски. Потому что он ее очень любил, сидел у нее в ногах, когда она хворала, поил ромашковым чаем, давал микстуру с ложечки. Она закатывала глаза и говорила: «Мне не дышится!», а он шептал: «Анечка, только не покинь меня, умоляю, я без тебя погибну…»
***
Однажды днем, когда мужа не было дома, Анна Николаевна почувствовала себя совсем плохо. Скорую вызывать не хотелось, потому что непонятно, что сказать. Голова? Сердце? Острый живот? Да нет же! Мне просто плохо! Я просто умираю! Но так говорить нельзя. Еще психовозку пришлют, ну их.
Тогда она из последних сил позвонила любимой и верной школьной, а потом студенческой подруге Наташе. Наташа была незамужняя женщина со взрослой дочерью, которая два года назад вышла замуж в Уругвай. Наташа ее родила на втором курсе то ли от соседа по лестничной клетке, то ли от девятиклассника, который приходил на кружок по лингвистике. Так и говорила, что не помнит.
- Тусик, - сказала Анна Николаевна. – Тусик, я умираю.
- Брось, - ответила Наташа. – А хочешь, приеду вечером? Винца привезу, а?
- Не в том дело, - простонала Анна Николаевна. – Послушай меня. Слушай меня внимательно. Когда я умру, не оставь моего Сашеньку… Прошу тебя. Умоляю.
- В смысле? – Наташа и в самом деле не поняла.
- Он такой хрупкий, такой беспомощный. Много денег, но никаких реальных навыков жизни. Он сопьется в одиночестве. Его охмурит какая-нибудь курва. Перепишет на себя квартиру и дачу и выкинет его из дому. А он пожилой! Тусик, умоляю тебя, когда я умру, ты выходи за него замуж… Вот сразу! Как сорок дней пройдет, переезжай… Даже как девять дней… Даже вообще не жди, сразу, после похорон… Или даже до!
- С ума сошла!
- Ты-то хоть меня не предавай! – зарыдала Анна Николаевна. – Обещай мне!
Наташа поняла, что тут лучше не спорить.
- Да, Нюсик, сказала она. – Хорошо. Обещаю. Даже вот прямо клянусь.
***
Закончив разговор, Наташа покрутила пальцем у виска, потом вытянулась на старом плюшевом диване; тренькнула пружина.
Она посмотрела в окно, где торчали трубы ТЭЦ и висели провода ЛЭП. Потом на низкий потолок с не закрашенной протечкой от соседей. На мебель – белый икеевский стеллажик и бабушкин полированный трехстворчатый шкаф. Вспомнила дочь, которая никогда не приедет из этого Уругвая – «да, понимаю тебя, девочка моя, от такой унылости хоть куда сбежишь, хоть с кем…» Подумала о подруге Нюсе, она же Анна Николаевна, о ее муже, архитекторе. Он был красивый, почти совсем седой, с косичкой, как у Карла Лагерфельда. Наташа вспомнила – прямо будто глазами увидела – их квартиру в новом доме, в тихом переулке недалеко от Донского монастыря; она бывала у них не так уж редко, два-три раза в год самое маленькое: Нюсик и в самом деле любила Тусика, не зря же она сделала вот такое удивительное предложение… Да, у них было красиво, просторно, и вид из окна совсем другой: деревья и вдали – купола.
Потом раскинула руки, подняла ноги кверху. Сделала «березку», потом «велосипед». У нее почти совсем не было живота. Потом она сняла шерстяные носки. Поглядела на свои ноги, взяла телефон и позвонила в соседний салон красоты, записаться на педикюр.
Педикюрша была свободна в семь вечера.
***
Пока Наташа сидела, погрузив ноги в пластмассовую ванночку с горячей мыльной водой и слушала по радио какие-то песенки, прикрыв глаза и ни о чем не думая, ну ни о чем вообще, кроме того, что ей мягко и приятно стопам и пальцам, – пока она так сидела, Анна Николаевна встала с постели, поправила подушку и одеяло и пошла на кухню.
Нажала клавишу на электрическом чайнике. Достала из холодильника кусок сыра бри. Положила на кусок пумперникеля, предварительно разогрев его в микроволновке. Чайник вскипел. Она сунула в чашку пакетик «Моргентау», налила кипятку и подумала, что, может быть, у нее все болит вот от этого жранья деликатесов на ходу. Вот бы сварить овощной супчик, сделать бефстроганов с картофельным пюре… Но уже поздно учиться вести хозяйство, как нормальная женщина. Тем более что Саша не любит всю эту домашность, это он ее приучил не обедать, а перекусывать.
Кстати, времени уже половина восьмого, где он?
Анна Николаевна поплелась в спальню за мобильником, и только взяла его в руки, как он зазвенел, и высветился портрет мужа.
- Саша! – сказала она жалобно. – Ну где же ты?
- Анна Николаевна, - сказала секретарша. – Вы только не волнуйтесь…
- Что?! – закричала она и заплакала.
Секретарша, давясь словами и сама чуть не плача, ей все объяснила.
Анна Николаевна вдруг почувствовала себя совершенно здоровой. Ей даже самой стало странно. Нет, нет, она была потрясена, поражена и раздавлена, она обливалась слезами горя и ужаса – но у нее ничего не болело, и не было этого жуткого страха, что она вот сейчас умрет. От этого было еще страшнее.
***
В заднем кармане Наташиных джинсов зазвонил мобильник. Слегка извернувшись – педикюрша как раз обтачивала ей левую пятку – Наташа вытащила телефон.
- Тусик! – услышала она рыдания Анны Николаевны. – Тусик, родненький, приезжай скорее! Он… Он умер!
- Что?
- На работе. Инфаркт. Приезжай, миленькая. Ты у меня одна осталась…
- Сука!!! – вдруг заорала Наташа и так топнула ногой в ванночке, что мыльные брызги попали педикюрше на пластмассовую прозрачную маску, в которой она работала. – Сука, в гроб вогнала мужика своими хворобами! Психичка!
Нажала отбой и сунула мобильник в карман.
- Кто-й-то здесь психичка? – возмутилась педикюрша, отирая капли с маски.
- Все, не надо ничего! – Наташа выдернула ногу из ванночки.
- Как скажете, - пожала плечами педикюрша. – Однако оплачено.
- Да, да, - сказала Наташа. – Извините, пожалуйста.
Снова сунула ногу в уже не горячую воду, снова прикрыла глаза.
Попыталась вспомнить квартиру Анны Николаевны и ее теперь уже покойного мужа, вспомнить вид из окна, который она на миг возмечатала своим – но не получилось. Умом всё помнила, а перед глазами не вставала прежняя картина.
В Уругвай, что ли, двинуть?
Оригинал и комментарии
от prilepin
Держите.
Семён Пегов, поэт, собрат, военкор.
Не побоюсь этого сравнения, что-то мне подсказывает, что жесточайшие предъявы Лермонтова своему поколению вызывали тогда тот же сердечный трепет, что испытал я сегодня с утра, читая эти мощнейшие стихи.
Sem Pegov
***
Официальный представитель поколения сыкунов,
Расскажу от вашего имени о тайнах дрочева,
О наряженных мальчиках, обгадившихся в кимоно
При виде мыльного шара. В виду порочного
Круга, что никого никогда не спасал от стресса,
И даже в формуле вечной, где брат за брата -
Вы всегда занимались переводом стрелок.
Жаль, не дожил до вас комиссар штрафбата.
Вы, мои сверстники, коршуны и прочие одногодки,
Скрывающие лицо в наморднике из подъёбок -
Я наизусть заучил - под воздействием грёз и водки
Насколько вы бываете расхристаны и духоподъёмны,
Как вырастает в ваших глазах император-деспот -
В моменты отчаянья и надежды на жизнь другую,
Как обещания ваши с похмельем уходят в бе́спонт,
Под крысоловную дудку быта, мурча, зигуют.
Полубесполые хищники, ни одного клыка
При себе не имеющие, стёршие зубы свои за зря -
Даже тот из вас, кто душою будущего взалкал,
Не в состоянии вынести горение у алтаря.
Ваша жизнь промелькнёт беспричинно и очень быстро,
Ибо именно так погибают страхов своих холуи
И выпуская пули в поголовное дезертирство,
Бог не ставит цену за Вас - ведь в полёте пули
Есть нечто бо́льшее, что Вас навсегда дороже,
Подобное тем, кто в вечность шагнул - за Одер.
И разрывается сердца позорный орден
Даже от беглого взгляда на армию из ничтожеств.
Официальный представитель поколения духом нищих,
Говорю - вы хотели портрета, смотрите, вот он.
Пусть застынет картина, где страх пробивает днище,
Погружая сознание ваше в компост животный.
Семён Пегов, поэт, собрат, военкор.
Не побоюсь этого сравнения, что-то мне подсказывает, что жесточайшие предъявы Лермонтова своему поколению вызывали тогда тот же сердечный трепет, что испытал я сегодня с утра, читая эти мощнейшие стихи.
Sem Pegov
***
Официальный представитель поколения сыкунов,
Расскажу от вашего имени о тайнах дрочева,
О наряженных мальчиках, обгадившихся в кимоно
При виде мыльного шара. В виду порочного
Круга, что никого никогда не спасал от стресса,
И даже в формуле вечной, где брат за брата -
Вы всегда занимались переводом стрелок.
Жаль, не дожил до вас комиссар штрафбата.
Вы, мои сверстники, коршуны и прочие одногодки,
Скрывающие лицо в наморднике из подъёбок -
Я наизусть заучил - под воздействием грёз и водки
Насколько вы бываете расхристаны и духоподъёмны,
Как вырастает в ваших глазах император-деспот -
В моменты отчаянья и надежды на жизнь другую,
Как обещания ваши с похмельем уходят в бе́спонт,
Под крысоловную дудку быта, мурча, зигуют.
Полубесполые хищники, ни одного клыка
При себе не имеющие, стёршие зубы свои за зря -
Даже тот из вас, кто душою будущего взалкал,
Не в состоянии вынести горение у алтаря.
Ваша жизнь промелькнёт беспричинно и очень быстро,
Ибо именно так погибают страхов своих холуи
И выпуская пули в поголовное дезертирство,
Бог не ставит цену за Вас - ведь в полёте пули
Есть нечто бо́льшее, что Вас навсегда дороже,
Подобное тем, кто в вечность шагнул - за Одер.
И разрывается сердца позорный орден
Даже от беглого взгляда на армию из ничтожеств.
Официальный представитель поколения духом нищих,
Говорю - вы хотели портрета, смотрите, вот он.
Пусть застынет картина, где страх пробивает днище,
Погружая сознание ваше в компост животный.
Оригинал и комментарии
мы беззаветные герои все от clear-text
ЗАЩИТА ЖИВОТНЫХ
Там был треугольник как будто любовный. Женщина лет сорока пяти, влюбленный в нее пожилой сосед – и внезапно поселившийся в этой квартире студент, красивый и умный парень, чуть за двадцать. Женщина него влюбилась. Старик страдал. Парень не знал, что ему делать. С одной стороны, она еще вполне, и смотрит на него с обожанием. С другой стороны, старика жалко: для него эта дамочка – смысл жизни, он дарит ей подарки, помогает по хозяйству, делится едой – поскольку все происходило в скудные послевоенные годы…
***
Была ночь.
Ника лежала в постели, смотрела в потолок и вспоминала какую-то старую советскую повесть. Она ее прочитала случайно, лет двадцать назад, когда жила у бабушки на даче. Спала на втором этаже, в мансарде с сильно скошенной крышей, и еще там были дощатые полки, на которых напиханы старые журналы. От бумаги пахло особым влажно-клейким запахом книг, которые зиму проводили на морозе, летом отогревались, а потом мерзли снова, и так без счету сколько раз. От матраса пахло сеном. От стен – едва оструганной сосной. От лампочки – горелым эбонитом. Ника лежала и читала.
Там, в этой повести, настала роковая ночь, когда этот парень уже совсем истомился, и уже собрался встать и пойти к той женщине в соседнюю комнату – он даже слышал, как она тихонько ворочается в постели за стеной, как будто бы напоминая о себе – но вдруг вспомнил этого несчастного влюбленного старика, и написал гвоздем на обоях: «Если ты человек!». Он решил: «Если я человек, а не похотливое животное, то я останусь в своей комнате. Не буду ради нескольких сладких ночей ломать жизнь этим немолодым людям».
На Нику в ее четырнадцать лет это произвело огромное впечатление. Быть человеком, а не животным – как прекрасно! Она получала особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, когда «давила животное в себе» – так она это называла.
***
Но непонятно, - думала она уже сейчас, - правильно это было, или нет? Наверное, да, с точки зрения морали правильно. Но вот вопрос, - думала она, - легче мне стало жить? Чего я достигла, давя животное в себе? И что потеряла, проморгала, выпустила из рук?
Впрочем, неважно.
Сейчас она лежала в постели, прислушиваясь к тишине в квартире и понимая, что ее внутреннее животное вылезло из своей норы и не хочет слушаться свою хозяйку.
Ника гладила себе живот. Писала на своей коже те самые слова. Царапала их пальцем, острым ногтем – от самого верха до самого низа, от нежной ямочки на горле до жесткой шерстки на лобке – «если я человек!» Восклицательный знак заезжал в опасное место. Ника вздрагивала, закидывала руки за голову и заставляла себя не прикасаться к собственному телу.
«Я – человек! – думала она. – Я справлюсь со своим животным!»
Но потом, стиснув ноги до боли в лодыжках, начинала думать чуть по-другому. Более резонно и даже, извините, диалектично.
Я человек. Но человек состоит из нескольких частей. Из трех, самое маленькое.
Интеллект, это раз. Я умная и образованная женщина. Я знаю английский почти свободно и французский неплохо. Я люблю логику. И простую, аристотелеву, и математическую. Парадокс Рассела, теорема Гёделя и все такое. Кажется, я нарочно отвлекаю себя от низменных мыслей, - и Ника левой рукой сбросила правую с собственного живота. «Фу!» - гневно шепнула она своей руке. Философию тоже люблю и знаю. Особенно Платона. Всякая душа бессмертна. Начало не имеет возникновения. Из начала возникает все возникающее, а само оно ни из чего не возникает.
Эмоции, это два. Душа бессмертна, вечна и трепещет в эмпатии, - думала Ника. Я умею сочувствовать, любить всей душой. Я умею жалеть и помнить. Я любила Колю Антипова, он был талантливый и добрый, он спился, я не хотела его бросать, он сам ушел и потом умер, но я все равно его помню и люблю. Я и бабушку, царствие небесное, люблю! Я хожу к ней на могилу три раза в год. День смерти, день рождения и на Радоницу.
Но интеллект и душа – еще не все. В человеке есть еще и животное. Биология. Сердце, легкие, печень, почки, кишечник, половые органы. Матка, яичники, влагалище, клитор. У мужчины – яички, простата, пенис. Лейкоциты, эритроциты, и, главное, гормоны! Гормоны, и нет им закона! Все равно, какой у тебя острый интеллект, какая у тебя тонкая и нежная душа – у тебя все равно есть всё вот это. В полном наборе!
«Так что ты всё равно животное, животное! – думала Ника. – Животное!»
Но вот вопрос: нужно ли давить это животное в себе? Ведь есть же общества защиты животных. Есть даже законы о защите животных. Жестокое обращение с животными запрещается. Пнешь собачку ногой, или выкинешь попугайчика на мороз – тебя могут запросто привлечь! Оштрафовать. А если ты специально, долго, жестоко издеваешься над животным – могут даже арестовать и посадить! В особо жестоких случаях – от трех до пяти лет.
«А вот это постоянное, упорное, издевательское подавление животного в себе? – со смесью отваги и злости подумала Ника, теперь уже привольно и бесстыдно поглаживая свое тело, от горла до лобка и обратно. – Разве это не преступление перед собственным животным? Конечно! А как же иначе! Преступление, мучительство! Нет уж, всё, хватит!»
Она сбросила одеяло и встала с постели.
Секунду подумала, накинуть ли халат. Нет. Незачем! Голая вышла из комнаты в темный коридор.
Прислушалась. Шагнула вперед, в темноту.
***
Отворила дверь на кухню.
Включила свет. Быстро зажгла плиту. Плеснула на сковороду немного масла.
Повернулась и раскрыла холодильник. Вытащила большой непочатый батон докторской колбасы. Ловко взрезала оболочку, оттянула ее, обнажив розовый конец – и, глотая слюну, на весу отхватила от него четыре кружка. Кинула на сковороду, подождала минуту, и разбила туда два больших бежево-коричневых яйца.
Там был треугольник как будто любовный. Женщина лет сорока пяти, влюбленный в нее пожилой сосед – и внезапно поселившийся в этой квартире студент, красивый и умный парень, чуть за двадцать. Женщина него влюбилась. Старик страдал. Парень не знал, что ему делать. С одной стороны, она еще вполне, и смотрит на него с обожанием. С другой стороны, старика жалко: для него эта дамочка – смысл жизни, он дарит ей подарки, помогает по хозяйству, делится едой – поскольку все происходило в скудные послевоенные годы…
***
Была ночь.
Ника лежала в постели, смотрела в потолок и вспоминала какую-то старую советскую повесть. Она ее прочитала случайно, лет двадцать назад, когда жила у бабушки на даче. Спала на втором этаже, в мансарде с сильно скошенной крышей, и еще там были дощатые полки, на которых напиханы старые журналы. От бумаги пахло особым влажно-клейким запахом книг, которые зиму проводили на морозе, летом отогревались, а потом мерзли снова, и так без счету сколько раз. От матраса пахло сеном. От стен – едва оструганной сосной. От лампочки – горелым эбонитом. Ника лежала и читала.
Там, в этой повести, настала роковая ночь, когда этот парень уже совсем истомился, и уже собрался встать и пойти к той женщине в соседнюю комнату – он даже слышал, как она тихонько ворочается в постели за стеной, как будто бы напоминая о себе – но вдруг вспомнил этого несчастного влюбленного старика, и написал гвоздем на обоях: «Если ты человек!». Он решил: «Если я человек, а не похотливое животное, то я останусь в своей комнате. Не буду ради нескольких сладких ночей ломать жизнь этим немолодым людям».
На Нику в ее четырнадцать лет это произвело огромное впечатление. Быть человеком, а не животным – как прекрасно! Она получала особое, ни с чем не сравнимое удовольствие, когда «давила животное в себе» – так она это называла.
***
Но непонятно, - думала она уже сейчас, - правильно это было, или нет? Наверное, да, с точки зрения морали правильно. Но вот вопрос, - думала она, - легче мне стало жить? Чего я достигла, давя животное в себе? И что потеряла, проморгала, выпустила из рук?
Впрочем, неважно.
Сейчас она лежала в постели, прислушиваясь к тишине в квартире и понимая, что ее внутреннее животное вылезло из своей норы и не хочет слушаться свою хозяйку.
Ника гладила себе живот. Писала на своей коже те самые слова. Царапала их пальцем, острым ногтем – от самого верха до самого низа, от нежной ямочки на горле до жесткой шерстки на лобке – «если я человек!» Восклицательный знак заезжал в опасное место. Ника вздрагивала, закидывала руки за голову и заставляла себя не прикасаться к собственному телу.
«Я – человек! – думала она. – Я справлюсь со своим животным!»
Но потом, стиснув ноги до боли в лодыжках, начинала думать чуть по-другому. Более резонно и даже, извините, диалектично.
Я человек. Но человек состоит из нескольких частей. Из трех, самое маленькое.
Интеллект, это раз. Я умная и образованная женщина. Я знаю английский почти свободно и французский неплохо. Я люблю логику. И простую, аристотелеву, и математическую. Парадокс Рассела, теорема Гёделя и все такое. Кажется, я нарочно отвлекаю себя от низменных мыслей, - и Ника левой рукой сбросила правую с собственного живота. «Фу!» - гневно шепнула она своей руке. Философию тоже люблю и знаю. Особенно Платона. Всякая душа бессмертна. Начало не имеет возникновения. Из начала возникает все возникающее, а само оно ни из чего не возникает.
Эмоции, это два. Душа бессмертна, вечна и трепещет в эмпатии, - думала Ника. Я умею сочувствовать, любить всей душой. Я умею жалеть и помнить. Я любила Колю Антипова, он был талантливый и добрый, он спился, я не хотела его бросать, он сам ушел и потом умер, но я все равно его помню и люблю. Я и бабушку, царствие небесное, люблю! Я хожу к ней на могилу три раза в год. День смерти, день рождения и на Радоницу.
Но интеллект и душа – еще не все. В человеке есть еще и животное. Биология. Сердце, легкие, печень, почки, кишечник, половые органы. Матка, яичники, влагалище, клитор. У мужчины – яички, простата, пенис. Лейкоциты, эритроциты, и, главное, гормоны! Гормоны, и нет им закона! Все равно, какой у тебя острый интеллект, какая у тебя тонкая и нежная душа – у тебя все равно есть всё вот это. В полном наборе!
«Так что ты всё равно животное, животное! – думала Ника. – Животное!»
Но вот вопрос: нужно ли давить это животное в себе? Ведь есть же общества защиты животных. Есть даже законы о защите животных. Жестокое обращение с животными запрещается. Пнешь собачку ногой, или выкинешь попугайчика на мороз – тебя могут запросто привлечь! Оштрафовать. А если ты специально, долго, жестоко издеваешься над животным – могут даже арестовать и посадить! В особо жестоких случаях – от трех до пяти лет.
«А вот это постоянное, упорное, издевательское подавление животного в себе? – со смесью отваги и злости подумала Ника, теперь уже привольно и бесстыдно поглаживая свое тело, от горла до лобка и обратно. – Разве это не преступление перед собственным животным? Конечно! А как же иначе! Преступление, мучительство! Нет уж, всё, хватит!»
Она сбросила одеяло и встала с постели.
Секунду подумала, накинуть ли халат. Нет. Незачем! Голая вышла из комнаты в темный коридор.
Прислушалась. Шагнула вперед, в темноту.
***
Отворила дверь на кухню.
Включила свет. Быстро зажгла плиту. Плеснула на сковороду немного масла.
Повернулась и раскрыла холодильник. Вытащила большой непочатый батон докторской колбасы. Ловко взрезала оболочку, оттянула ее, обнажив розовый конец – и, глотая слюну, на весу отхватила от него четыре кружка. Кинула на сковороду, подождала минуту, и разбила туда два больших бежево-коричневых яйца.
Оригинал и комментарии
на секретном метро покататься от clear-text
МАРКИЗА И ЧЕРТ
Марина много чего боялась. Например, чёрта. Нет, она не была суеверная девчонка из глухой деревни. Но чёрта боялась. Настоящего, с копытами и когтями, с маленькими козьими рожками – как на картинках в книге «Сказки Пушкина».
Чёрт жил в темном углублении между двумя тяжелыми, дубовыми дверями, которые вели из подъезда на улицу. Там была непонятная черная выемка, куда не доходил свет лампочки, которая была уже над лестницей. Казалось, что там бесконечная опасная даль и глубина.
- Там приспóдня! – вот так, с ошибкой, сказала Наташка, дворничихина дочка; они иногда играли во дворе. – Там черти живут. Ты бежишь, а чёрт как схватит!
Правда, Толька, Наташкин брат, сказал, что там не черти, а дверка в секретное московское метро, на нем только Сталин ездил, а сейчас оно закрыто, но, если залезешь, тебя расстреляют. «Черти и расстреляют!» - возражала Наташка.
Поэтому Марина обыкновенно дожидалась, когда в дверь будут входить взрослые, и проскальзывала с ними рядышком. А когда долго никого не было, пробегала этот чертов тамбур, зажмурившись и бормоча что-то вроде «черт, черт, не тронь, тебя папа убьет!»
Хотя папа у Марины умер, когда ей было пять лет. Но Марина точно знала, что на том свете он поймает черта и накажет. Папа был очень сильный, отжимался от пола и махал гантелями, она помнила.
Еще Марина боялась жуков, улиток, грозы с молнией, нищих старушек и бородатых стариков. Боялась мыться в ванне – только душ! – потому что мамина сестра легла в ванну и умерла, и об этом узнали только через неделю, когда ее кошки разорались на весь дом.
Но сильнее всего Марина боялась неровни. Выйти замуж за неровню, вот!
Потому что мамина сестра рассказывала, как ее дочь вышла замуж за парня с периферии, и он их всех обокрал. Вот просто выносил вещи из дома, и все. Потом они разводились три года, и он все равно отсудил комнату. Пришлось менять квартиру. И ее дочь от этого легла в психбольницу, а там выбросилась из окна. И тетя Таня, мамина сестра, осталась одна с четырьмя кошками. Их звали Агриппина, Мессалина, Фаустина и Цезония. Потом они своим криком заставили соседей вскрыть квартиру, где мамина сестра была мертвая в ванне.
Кошек Марина боялась тоже, но не так сильно.
***
Она была дочкой генерала, который погиб на испытаниях чего-то секретного. Они с мамой жили в большой квартире, в красивом доме с гранитными колоннами вокруг окон, со статуями рабочих и крестьян на крыше, с каменными балконами, с которых было так приятно кидать вниз, на прохожих, крошечные кусочки штукатурки: она трескалась, и ее было легко отколупывать.
У них было четыре комнаты, и потолки три пятьдесят. В столовой над столом висела хрустальная люстра, такая огромная, что нижние висюльки, спускаясь к середине стола, почти что задевали за бутылки вина. Люстра была трофейная – наверное, из дворца. Это еще дедушка привез, он тоже был генерал, кстати говоря. Вообще вся квартира была набита черным деревом с перламутром, мейсенским фарфором и венецианским стеклом. Было жалко делиться с каким-нибудь парнем с периферии.
Поэтому, когда Марина на вечеринке знакомилась с молодым человеком, и он ее приглашал танцевать, она нежно и сильно прижималась к нему, закрывала глаза и представляла себе, как она с ним ложится в постель, как они сладко делают «всё это», она даже вздрагивала от предвкушения – а потом ей виделось, как бы уже сквозь послелюбовную дрёму – что он медленно вылезает из-под одеяла, на цыпочках идет к комоду и вынимает папин золотой портсигар и мамины серьги. Марина вздрагивала, отпрянывала он кавалера и прекращала танец.
- Ты что? – пугался или злился кавалер.
- Голова закружилась! – мрачно и надменно говорила она. – Сама не знаю. Помолчи. Дай тихо посидеть!
Кавалер исчезал.
***
Но один мальчик не обиделся на такие фокусы, дал ей тихо посидеть, а потом на такси отвез домой и сдал с рук на руки маме.
- Благодарю, молодой человек! – сказала мама, протягивая для поцелуя сухую, почти что старческую руку.
На ее пальце сидело кольцо «маркиза» - остроконечный овал из маленьких бриллиантов.
Он поцеловал ей руку; разговорились, стоя в прихожей; мама с барской простотой спросила, как его фамилия и кто его папа. Он сказал, что папа умер четыре года назад, а фамилия оказалась очень даже известная: художник, кое-что в Третьяковке висит.
Мама была довольна. Марина тоже.
Павлик – ну то есть мальчик-кавалер-жених – жил почти что на соседней улице, в доме не таком мощном, но тоже солидном, из бежевого кирпича.
Мамы друг другу не понравились.
«Типичная генеральша!» - сказала своему сыну мама Павлика.
«Типичная вдова художника!» - сказала своей дочери мама Марины.
Генеральша была пожилая крашеная блондинка с укладкой, надушенная и разодетая в кофточки с рюшечками; вдова художника была нестарая курящая брюнетка с длинной, но неаккуратной косой, перекинутой через плечо; всегда в свитере и брюках.
Павлик предлагал жить у него, но Марина отказалась; да и Павликова мама была не в восторге, хотя в принципе не против. А вот Маринина мама очень была рада зятю. Щебетала, накрывала стол, дарила подарочки и даже один раз в воскресное утро принесла молодым кофе в постель – ну совсем в неподходящий момент! Но никто не обиделся и не испугался, все только посмеялись.
Генеральша умерла через год. Марина была поздним ребенком, так что ничего удивительного.
***
Они стали жить вдвоем в этой огромной квартире. Марина потихоньку стала носить мамины кольца.
- Хорошая какая «маркиза», - сказал однажды Павлик, держа Марину за руки и ласково перебирая ее пальчики. – Моей маме бы очень понравилось.
- В смысле? – Марина чуть испугалась.
- Да так. У нее никогда не было украшений. Папа много зарабатывал, деньги были, а драгоценностей не было.
- А почему?
- Папа не любил. Считал мещанством. А ей хотелось.
- Ну и что теперь? – у Марины даже спина похолодела.
- Да ничего! Она бы оценила. Хорошая работа.
- Да, неплохая, - сказала Марина, отняла руку, сняла кольцо и понесла его прятать в комод.
Положила на дно шкатулки. Потом полгода, наверное, не надевала «маркизу». Слава богу, мама ей много всего оставила. А как постоянное кольцо Марина стала носить прекрасный изумруд-кабошон. Тоже с брильянтиками вокруг.
Но однажды ей захотелось надеть именно «маркизу». Она залезла в шкатулку. Потом крикнула:
- Павлик! Паша!
Он тут же прибежал.
- Пашенька, - сказала Марина, неизвестно от чего задыхаясь. – Маркиза.
- Прекрасная? – засмеялся Павлик и напел: – Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка?
- Помолчи! – тихо сказала она и схватилась за грудь чуть ниже горла.
- Что с тобой, Манечка? – он обнял ее. – Где болит?
- Где кольцо? – спросила она. – Где моя «маркиза»?
- Фу! – сказал Павлик. – Нельзя так пугать родного мужа. Колечко потеряла? Чепуха! Сейчас найдется. Ты не волнуйся, не переживай.
Он принялся обшаривать шкатулки, выдвигать ящики комода, звенеть чем-то фарфоровым, стеклянным и золотым. Он нахмурился и пожевывал губами, как всегда, когда был сосредоточен на каком-то деле: читал, писал или вставлял винтик, выскочивший из оправы очков. В общем, искал изо всех сил.
Марина смотрела на него, и ей казалось, что он притворяется, что он лжет, что происходит что-то ужасное, гадкое, подлое, из-за бросилась из окна дочка тети Тани… Но Марина справилась с собой. Помотала головой, потерла виски ладонями и сказала искусственно-веселым голосом:
- Хватит искать! Оно само найдется! Уверяю!
***
Они с Павликом навещали его маму – то есть Маринину свекровь – два раза в месяц. Каждую первую и третью пятницу. Но Павлик захворал какой-то мелкой простудой и передоговорился с матерью.
Однако Марина после работы поехала не домой, а к свекрови. Без звонка.
- Буквально на минутку! - Марина протянула ей тортик и кулек с яблоками.
Боже! Так и есть! На руке у свекрови сияло ее кольцо.
Марина точно помнила, что свекровь вообще не носила украшений. Да и Павлик объяснял, почему. У нее даже уши не были проколоты. Вдовье кольцо на левой руке, и все. А вот теперь – бриллиантовая «маркиза».
- Ну раз так, выпьем чаю, - улыбнулась свекровь.
Хотя вообще-то она Марину не любила, и сейчас, наверное, ломала голову: зачем невестка вдруг заявилась, да еще без сына. Тем более, что сын уже звонил, и они договорились перенести встречу.
- Спасибо, Антонина Павловна, – сказала Марина. – Мне вдруг как-то нехорошо стало. Я пойду.
- Приляг! – сказала свекровь. – Дать попить?
- Нет, я пойду. Как-то все странно… - Марина прикоснулась ладонью к горлу и громко сглотнула.
- Тошнит? – спросила свекровь.
- Нет! – покачала головой Марина. – Нет, слава богу. То есть, я хотела сказать, увы. Увы, не тошнит…
- Ничего, - свекровь погладила ее по плечу. – Все будет. Все будет, Мариночка, уверяю, деточка. Все будет.
Марина покивала, как будто бы благодарно пожала пальцы свекрови, ощутив жесткие брильянтовые пупырышки «маркизы», повернулась и вышла.
***
Вернувшись домой, она долго молчала, а потом – когда Павлик не вышел в кухню, хотя она громко заваривала чай и ставила чашки – потом решила молчать дальше.
Она все поняла: молодой муж украл ее кольцо, ее любимую «маркизу», которая досталась ей от покойной мамы, а маме от бабушки – и отдал своей мамаше. Даже непонятно, как всё это назвать словами! Какое-то безумие. Да, Павлик безумно обожает свою мамашу. Эдипов комплекс? Именно обожает, обожествляет. Мама то, мама сё. Мама знает, мама скажет, мама любит, маме не понравится. Фу! И вдобавок крадет ее кольца и дарит маме. Ужас. Марина не знала, что тут делать, что и как сказать, как спросить. И не с кем посоветоваться. Нет ни папы, ни мамы, ни тети. Так что лучше уж молчать.
А Павлик обиделся, что жена ему ничего не рассказывает. Потому что мать тут же ему позвонила и сказала, что Марина к ней заходила.
Так они промолчали неделю, наверное.
***
- Ты куда? – спросил Павлик, в следующую субботу, увидев, как Марина в прихожей надевает плащ.
- Проиграл в молчанку! – засмеялась она. – Не «куда», а «далеко ли»! Недалеко. Пешком двадцать минут. К Антонине Павловне.
- Зачем?
- У женщин свои секреты! – Марина процитировала старую рекламу майонеза.
Павлик пожал плечами и скрылся в квартире. Даже не подождал, пока Марина выйдет, не запер за ней дверь.
Свекровь неважно себя чувствовала. Она лежала на диване в гостиной, прикрывшись пледом, а Марина сидела в кресле рядышком и пыталась вести светскую беседу.
На руках у свекрови не было вообще никаких колец. Даже обручального на левой руке. Свекровь мяла себе пальцы и жаловалась на боли в суставах. Потом прикрыла глаза и простонала:
- Мариночка, я не знала, что ты придешь, и приняла клоназепам, буквально четвертушку, но меня как-то сильно клонит в сон. Смешно: «клона» – клонит… Я подремлю полчаса. Ты пойдешь или посидишь?
- Посижу, - сказала Марина.
Свекровь спала, легонько всхрапывая.
Марина сквозь плед потрогала ее за ногу. Свекровь перестала храпеть и повернулась на бок, лицом к диванной спинке.
Марина встала и пошла в спальню. Туалетный стол красного дерева стоял между кроватью и окном.
«Старинная вещь, девятнадцатый век, но барахло и в ужасном состоянии, – думала Марина. – Вот у нас всё музейного уровня… Буль и Жакоб. Господи! Да кому это надо? Детей не будет. Продать и деньги прогулять, проездить по заграницам? С кем? С этим воришкой, влюбленным в мамочку? Развестись, найти другого? Но это же какая возня. Да и кто меня возьмет, с заращением труб и хроническим миокардитом… Разве такой же мелкий подлец».
Вот хрустальная шкатулка. Марина подняла крышку. Ее «маркиза» лежала, обнявшись со вдовьим кольцом. На секундочку даже стало жалко их разлучать.
Марина усмехнулась, аккуратно взяла «маркизу», положила в карман джинсов. Закрыла шкатулку, не брякая крышкой. Прошла в гостиную. Склонилась над свекровью, потеребила ее плечо и шепнула:
- Антонина Павловна, я все-таки пойду домой. Я сама дверь захлопну, хорошо?
Свекровь что-то утвердительное проговорила сквозь сон.
***
- Марина! – радостно крикнул Павлик, выскочив ей навстречу в прихожую. – Нашлась твоя «маркиза», кричи ура!
Он разжал кулак и показал ей кольцо.
- Ура, – едва выговорила Марина. – А где она была?
- Представь себе, в книжном шкафу. На полке. Где «Литпамятники». За статуэткой Сократа.
- Я ее туда не клала! – сказала Марина.
- Ага! – пожал плечами Павлик. – Это я ее у тебя украл и спрятал. Да? Так?
- Не знаю, - сказала Марина и покраснела. – Нет, конечно. Ерунда. Прости меня. Пашенька, прости меня, я дура, я сумасшедшая, прости меня, бога ради!
Стыд и раскаяние охватили ее.
Боже, как она его оскорбила в своем уме, назвала вором, заподозрила в каких-то извращениях, отчего, зачем? И заодно свекровь тоже обмазала грязью в сердце своем, как это глупо, как стыдно!
Она спрятала руки за спину, поспешно стащила с пальца «маркизу» свекрови, сунула ее в задний карман джинсов. Протянула руку Павлику.
- Спасибо, родненький! – сказала она. – Как я рада! Ты меня простил? Нет, скажи – простил?
Он надел «маркизу» ей на средний палец правой руки. Поцеловал ее сильно и ласково. Она обняла его в ответ.
- Я тебя люблю, – сказал он и повторил шепотом, обнимая и гладя ее по спине и ниже. – Я тебя очень-очень люблю. Очень-очень-очень…
- Погоди! – она вырвалась. – Я забыла одну вещь. У твоей мамы. У Антонины Павловны… Я сейчас!
Повернулась и выбежала вон.
***
Она долго звонила в дверь.
Наконец Антонина Павловна открыла.
- Ты ушла, потом пришла, что случилось? – свекровь сонно протирала глаза.
На ее правой руке сияла бриллиантовая «маркиза».
- А? – только и спросила Марина, уставившись на кольцо.
- В смысле? – не поняла свекровь.
Марина схватила себя за руку, левой за правую. Потом ощупала задний карман джинсов.
- Идите к черту! – вдруг крикнула она.
Свекровь ни чуточки не обиделась, но возразила:
- Какому черту я нужна? Сама иди.
***
Войдя в тамбур, Марина остановилась и покосилась направо. Туда, где была глубокая темная выемка.
Сердце билось, так что уши лопались. Было совсем тихо.
- Эй! – шепотом позвала Марина.
Из темноты что-то стало виднеться.
- Это ты? – спросила она темноту.
- Я, – ответил черт. – Иди сюда.
- В приспóдню? – спросила она, как дворничихина дочь Наташка.
- На секретном метро кататься, – объяснил черт.
- А не расстреляют?
- Да и наплевать! – засмеялся он. – Пароль: как теткиных кошек звали?
- Агриппина, Мессалина, Фаустина и Цезония.
- Правильно! – сказал черт. – Ну, пошли.
Марина много чего боялась. Например, чёрта. Нет, она не была суеверная девчонка из глухой деревни. Но чёрта боялась. Настоящего, с копытами и когтями, с маленькими козьими рожками – как на картинках в книге «Сказки Пушкина».
Чёрт жил в темном углублении между двумя тяжелыми, дубовыми дверями, которые вели из подъезда на улицу. Там была непонятная черная выемка, куда не доходил свет лампочки, которая была уже над лестницей. Казалось, что там бесконечная опасная даль и глубина.
- Там приспóдня! – вот так, с ошибкой, сказала Наташка, дворничихина дочка; они иногда играли во дворе. – Там черти живут. Ты бежишь, а чёрт как схватит!
Правда, Толька, Наташкин брат, сказал, что там не черти, а дверка в секретное московское метро, на нем только Сталин ездил, а сейчас оно закрыто, но, если залезешь, тебя расстреляют. «Черти и расстреляют!» - возражала Наташка.
Поэтому Марина обыкновенно дожидалась, когда в дверь будут входить взрослые, и проскальзывала с ними рядышком. А когда долго никого не было, пробегала этот чертов тамбур, зажмурившись и бормоча что-то вроде «черт, черт, не тронь, тебя папа убьет!»
Хотя папа у Марины умер, когда ей было пять лет. Но Марина точно знала, что на том свете он поймает черта и накажет. Папа был очень сильный, отжимался от пола и махал гантелями, она помнила.
Еще Марина боялась жуков, улиток, грозы с молнией, нищих старушек и бородатых стариков. Боялась мыться в ванне – только душ! – потому что мамина сестра легла в ванну и умерла, и об этом узнали только через неделю, когда ее кошки разорались на весь дом.
Но сильнее всего Марина боялась неровни. Выйти замуж за неровню, вот!
Потому что мамина сестра рассказывала, как ее дочь вышла замуж за парня с периферии, и он их всех обокрал. Вот просто выносил вещи из дома, и все. Потом они разводились три года, и он все равно отсудил комнату. Пришлось менять квартиру. И ее дочь от этого легла в психбольницу, а там выбросилась из окна. И тетя Таня, мамина сестра, осталась одна с четырьмя кошками. Их звали Агриппина, Мессалина, Фаустина и Цезония. Потом они своим криком заставили соседей вскрыть квартиру, где мамина сестра была мертвая в ванне.
Кошек Марина боялась тоже, но не так сильно.
***
Она была дочкой генерала, который погиб на испытаниях чего-то секретного. Они с мамой жили в большой квартире, в красивом доме с гранитными колоннами вокруг окон, со статуями рабочих и крестьян на крыше, с каменными балконами, с которых было так приятно кидать вниз, на прохожих, крошечные кусочки штукатурки: она трескалась, и ее было легко отколупывать.
У них было четыре комнаты, и потолки три пятьдесят. В столовой над столом висела хрустальная люстра, такая огромная, что нижние висюльки, спускаясь к середине стола, почти что задевали за бутылки вина. Люстра была трофейная – наверное, из дворца. Это еще дедушка привез, он тоже был генерал, кстати говоря. Вообще вся квартира была набита черным деревом с перламутром, мейсенским фарфором и венецианским стеклом. Было жалко делиться с каким-нибудь парнем с периферии.
Поэтому, когда Марина на вечеринке знакомилась с молодым человеком, и он ее приглашал танцевать, она нежно и сильно прижималась к нему, закрывала глаза и представляла себе, как она с ним ложится в постель, как они сладко делают «всё это», она даже вздрагивала от предвкушения – а потом ей виделось, как бы уже сквозь послелюбовную дрёму – что он медленно вылезает из-под одеяла, на цыпочках идет к комоду и вынимает папин золотой портсигар и мамины серьги. Марина вздрагивала, отпрянывала он кавалера и прекращала танец.
- Ты что? – пугался или злился кавалер.
- Голова закружилась! – мрачно и надменно говорила она. – Сама не знаю. Помолчи. Дай тихо посидеть!
Кавалер исчезал.
***
Но один мальчик не обиделся на такие фокусы, дал ей тихо посидеть, а потом на такси отвез домой и сдал с рук на руки маме.
- Благодарю, молодой человек! – сказала мама, протягивая для поцелуя сухую, почти что старческую руку.
На ее пальце сидело кольцо «маркиза» - остроконечный овал из маленьких бриллиантов.
Он поцеловал ей руку; разговорились, стоя в прихожей; мама с барской простотой спросила, как его фамилия и кто его папа. Он сказал, что папа умер четыре года назад, а фамилия оказалась очень даже известная: художник, кое-что в Третьяковке висит.
Мама была довольна. Марина тоже.
Павлик – ну то есть мальчик-кавалер-жених – жил почти что на соседней улице, в доме не таком мощном, но тоже солидном, из бежевого кирпича.
Мамы друг другу не понравились.
«Типичная генеральша!» - сказала своему сыну мама Павлика.
«Типичная вдова художника!» - сказала своей дочери мама Марины.
Генеральша была пожилая крашеная блондинка с укладкой, надушенная и разодетая в кофточки с рюшечками; вдова художника была нестарая курящая брюнетка с длинной, но неаккуратной косой, перекинутой через плечо; всегда в свитере и брюках.
Павлик предлагал жить у него, но Марина отказалась; да и Павликова мама была не в восторге, хотя в принципе не против. А вот Маринина мама очень была рада зятю. Щебетала, накрывала стол, дарила подарочки и даже один раз в воскресное утро принесла молодым кофе в постель – ну совсем в неподходящий момент! Но никто не обиделся и не испугался, все только посмеялись.
Генеральша умерла через год. Марина была поздним ребенком, так что ничего удивительного.
***
Они стали жить вдвоем в этой огромной квартире. Марина потихоньку стала носить мамины кольца.
- Хорошая какая «маркиза», - сказал однажды Павлик, держа Марину за руки и ласково перебирая ее пальчики. – Моей маме бы очень понравилось.
- В смысле? – Марина чуть испугалась.
- Да так. У нее никогда не было украшений. Папа много зарабатывал, деньги были, а драгоценностей не было.
- А почему?
- Папа не любил. Считал мещанством. А ей хотелось.
- Ну и что теперь? – у Марины даже спина похолодела.
- Да ничего! Она бы оценила. Хорошая работа.
- Да, неплохая, - сказала Марина, отняла руку, сняла кольцо и понесла его прятать в комод.
Положила на дно шкатулки. Потом полгода, наверное, не надевала «маркизу». Слава богу, мама ей много всего оставила. А как постоянное кольцо Марина стала носить прекрасный изумруд-кабошон. Тоже с брильянтиками вокруг.
Но однажды ей захотелось надеть именно «маркизу». Она залезла в шкатулку. Потом крикнула:
- Павлик! Паша!
Он тут же прибежал.
- Пашенька, - сказала Марина, неизвестно от чего задыхаясь. – Маркиза.
- Прекрасная? – засмеялся Павлик и напел: – Ни одного печального сюрприза, за исключеньем пустяка?
- Помолчи! – тихо сказала она и схватилась за грудь чуть ниже горла.
- Что с тобой, Манечка? – он обнял ее. – Где болит?
- Где кольцо? – спросила она. – Где моя «маркиза»?
- Фу! – сказал Павлик. – Нельзя так пугать родного мужа. Колечко потеряла? Чепуха! Сейчас найдется. Ты не волнуйся, не переживай.
Он принялся обшаривать шкатулки, выдвигать ящики комода, звенеть чем-то фарфоровым, стеклянным и золотым. Он нахмурился и пожевывал губами, как всегда, когда был сосредоточен на каком-то деле: читал, писал или вставлял винтик, выскочивший из оправы очков. В общем, искал изо всех сил.
Марина смотрела на него, и ей казалось, что он притворяется, что он лжет, что происходит что-то ужасное, гадкое, подлое, из-за бросилась из окна дочка тети Тани… Но Марина справилась с собой. Помотала головой, потерла виски ладонями и сказала искусственно-веселым голосом:
- Хватит искать! Оно само найдется! Уверяю!
***
Они с Павликом навещали его маму – то есть Маринину свекровь – два раза в месяц. Каждую первую и третью пятницу. Но Павлик захворал какой-то мелкой простудой и передоговорился с матерью.
Однако Марина после работы поехала не домой, а к свекрови. Без звонка.
- Буквально на минутку! - Марина протянула ей тортик и кулек с яблоками.
Боже! Так и есть! На руке у свекрови сияло ее кольцо.
Марина точно помнила, что свекровь вообще не носила украшений. Да и Павлик объяснял, почему. У нее даже уши не были проколоты. Вдовье кольцо на левой руке, и все. А вот теперь – бриллиантовая «маркиза».
- Ну раз так, выпьем чаю, - улыбнулась свекровь.
Хотя вообще-то она Марину не любила, и сейчас, наверное, ломала голову: зачем невестка вдруг заявилась, да еще без сына. Тем более, что сын уже звонил, и они договорились перенести встречу.
- Спасибо, Антонина Павловна, – сказала Марина. – Мне вдруг как-то нехорошо стало. Я пойду.
- Приляг! – сказала свекровь. – Дать попить?
- Нет, я пойду. Как-то все странно… - Марина прикоснулась ладонью к горлу и громко сглотнула.
- Тошнит? – спросила свекровь.
- Нет! – покачала головой Марина. – Нет, слава богу. То есть, я хотела сказать, увы. Увы, не тошнит…
- Ничего, - свекровь погладила ее по плечу. – Все будет. Все будет, Мариночка, уверяю, деточка. Все будет.
Марина покивала, как будто бы благодарно пожала пальцы свекрови, ощутив жесткие брильянтовые пупырышки «маркизы», повернулась и вышла.
***
Вернувшись домой, она долго молчала, а потом – когда Павлик не вышел в кухню, хотя она громко заваривала чай и ставила чашки – потом решила молчать дальше.
Она все поняла: молодой муж украл ее кольцо, ее любимую «маркизу», которая досталась ей от покойной мамы, а маме от бабушки – и отдал своей мамаше. Даже непонятно, как всё это назвать словами! Какое-то безумие. Да, Павлик безумно обожает свою мамашу. Эдипов комплекс? Именно обожает, обожествляет. Мама то, мама сё. Мама знает, мама скажет, мама любит, маме не понравится. Фу! И вдобавок крадет ее кольца и дарит маме. Ужас. Марина не знала, что тут делать, что и как сказать, как спросить. И не с кем посоветоваться. Нет ни папы, ни мамы, ни тети. Так что лучше уж молчать.
А Павлик обиделся, что жена ему ничего не рассказывает. Потому что мать тут же ему позвонила и сказала, что Марина к ней заходила.
Так они промолчали неделю, наверное.
***
- Ты куда? – спросил Павлик, в следующую субботу, увидев, как Марина в прихожей надевает плащ.
- Проиграл в молчанку! – засмеялась она. – Не «куда», а «далеко ли»! Недалеко. Пешком двадцать минут. К Антонине Павловне.
- Зачем?
- У женщин свои секреты! – Марина процитировала старую рекламу майонеза.
Павлик пожал плечами и скрылся в квартире. Даже не подождал, пока Марина выйдет, не запер за ней дверь.
Свекровь неважно себя чувствовала. Она лежала на диване в гостиной, прикрывшись пледом, а Марина сидела в кресле рядышком и пыталась вести светскую беседу.
На руках у свекрови не было вообще никаких колец. Даже обручального на левой руке. Свекровь мяла себе пальцы и жаловалась на боли в суставах. Потом прикрыла глаза и простонала:
- Мариночка, я не знала, что ты придешь, и приняла клоназепам, буквально четвертушку, но меня как-то сильно клонит в сон. Смешно: «клона» – клонит… Я подремлю полчаса. Ты пойдешь или посидишь?
- Посижу, - сказала Марина.
Свекровь спала, легонько всхрапывая.
Марина сквозь плед потрогала ее за ногу. Свекровь перестала храпеть и повернулась на бок, лицом к диванной спинке.
Марина встала и пошла в спальню. Туалетный стол красного дерева стоял между кроватью и окном.
«Старинная вещь, девятнадцатый век, но барахло и в ужасном состоянии, – думала Марина. – Вот у нас всё музейного уровня… Буль и Жакоб. Господи! Да кому это надо? Детей не будет. Продать и деньги прогулять, проездить по заграницам? С кем? С этим воришкой, влюбленным в мамочку? Развестись, найти другого? Но это же какая возня. Да и кто меня возьмет, с заращением труб и хроническим миокардитом… Разве такой же мелкий подлец».
Вот хрустальная шкатулка. Марина подняла крышку. Ее «маркиза» лежала, обнявшись со вдовьим кольцом. На секундочку даже стало жалко их разлучать.
Марина усмехнулась, аккуратно взяла «маркизу», положила в карман джинсов. Закрыла шкатулку, не брякая крышкой. Прошла в гостиную. Склонилась над свекровью, потеребила ее плечо и шепнула:
- Антонина Павловна, я все-таки пойду домой. Я сама дверь захлопну, хорошо?
Свекровь что-то утвердительное проговорила сквозь сон.
***
- Марина! – радостно крикнул Павлик, выскочив ей навстречу в прихожую. – Нашлась твоя «маркиза», кричи ура!
Он разжал кулак и показал ей кольцо.
- Ура, – едва выговорила Марина. – А где она была?
- Представь себе, в книжном шкафу. На полке. Где «Литпамятники». За статуэткой Сократа.
- Я ее туда не клала! – сказала Марина.
- Ага! – пожал плечами Павлик. – Это я ее у тебя украл и спрятал. Да? Так?
- Не знаю, - сказала Марина и покраснела. – Нет, конечно. Ерунда. Прости меня. Пашенька, прости меня, я дура, я сумасшедшая, прости меня, бога ради!
Стыд и раскаяние охватили ее.
Боже, как она его оскорбила в своем уме, назвала вором, заподозрила в каких-то извращениях, отчего, зачем? И заодно свекровь тоже обмазала грязью в сердце своем, как это глупо, как стыдно!
Она спрятала руки за спину, поспешно стащила с пальца «маркизу» свекрови, сунула ее в задний карман джинсов. Протянула руку Павлику.
- Спасибо, родненький! – сказала она. – Как я рада! Ты меня простил? Нет, скажи – простил?
Он надел «маркизу» ей на средний палец правой руки. Поцеловал ее сильно и ласково. Она обняла его в ответ.
- Я тебя люблю, – сказал он и повторил шепотом, обнимая и гладя ее по спине и ниже. – Я тебя очень-очень люблю. Очень-очень-очень…
- Погоди! – она вырвалась. – Я забыла одну вещь. У твоей мамы. У Антонины Павловны… Я сейчас!
Повернулась и выбежала вон.
***
Она долго звонила в дверь.
Наконец Антонина Павловна открыла.
- Ты ушла, потом пришла, что случилось? – свекровь сонно протирала глаза.
На ее правой руке сияла бриллиантовая «маркиза».
- А? – только и спросила Марина, уставившись на кольцо.
- В смысле? – не поняла свекровь.
Марина схватила себя за руку, левой за правую. Потом ощупала задний карман джинсов.
- Идите к черту! – вдруг крикнула она.
Свекровь ни чуточки не обиделась, но возразила:
- Какому черту я нужна? Сама иди.
***
Войдя в тамбур, Марина остановилась и покосилась направо. Туда, где была глубокая темная выемка.
Сердце билось, так что уши лопались. Было совсем тихо.
- Эй! – шепотом позвала Марина.
Из темноты что-то стало виднеться.
- Это ты? – спросила она темноту.
- Я, – ответил черт. – Иди сюда.
- В приспóдню? – спросила она, как дворничихина дочь Наташка.
- На секретном метро кататься, – объяснил черт.
- А не расстреляют?
- Да и наплевать! – засмеялся он. – Пароль: как теткиных кошек звали?
- Агриппина, Мессалина, Фаустина и Цезония.
- Правильно! – сказал черт. – Ну, пошли.
Оригинал и комментарии
рыцарский роман от clear-text
ТЕПЕРЬ УЖЕ НЕВАЖНО
Евгений Сергеевич вдруг узнал, что о нем прошел слух как о порядочном человеке. Хотя на самом деле он был, конечно, сволочью. Но не каким-то особым подлецом и гадом, чтоб людей жрал заживо и без соли. Нет, конечно. Он был обыкновенной руководящей сволочью среднего звена, которые встречаются и в администрациях разного рода, и в бизнесе, и в искусстве, и, конечно, в науке – где он и подвизался. Несколько сломанных научных судеб, десятки зарубленных проектов, сотни шлагбаумов на пути молодых карьер, а уж срезанных зарплат и заваленных диссертаций – вообще без счету. Евгений Сергеевич всё это о себе прекрасно знал, и тем забавнее было ему услышать от своей секретарши Марго Степановны, что вот, дескать, какая-то полуиностранная дама – русская, но живет на Западе – в каком-то бурном споре назвала его не только блестящим специалистом, но и глубоко порядочным, благородным человеком. Настоящим рыцарем.
- Кто это, Маргоша? – спросил он, поморщившись.
- Смешная фамилия, - ответила та. – Что-то про уши. Забыла.
Марго Степановне было уже шестьдесят два года, но Евгений Сергеевич не гнал ее на пенсию, потому что она знала всё-всё-всё. И всех-всех-всех.
- Алоиз подкрался незаметно… – хмыкнул он. – Ничего! У меня та же петрушка. Полминуты не мог вспомнить, как отчество у Павлодарского.
- Перестань! – она взмахнула рукой. – Сейчас. Что-то такое… То ли Лопоухова, то ли Вислоухина.
- Хе! И на лице вселенская скорбь, как у бассета, который конфету клянчит? И ноги такие же?
- Какие? – рассеянно спросила Марго Степановна, не отрывая глаз от компьютера и продолжая щелкать мышью.
- Как у бассета, - объяснил он.
- Нет! – сказала она, подняв на него глаза в тонких очках на толстом носу. – Совсем нет. Очень даже из себя ой.
- Угу, - кивнул Евгений Сергеевич, прошел в свой кабинет, сел за стол, открыл почту, и вдруг вспомнил.
***
Он вспомнил, как лет десять или чуть больше назад он, недавно назначенный главным редактором главного профильного журнала, выходил после конференции на теплую и нарядную июньскую улицу. Выходил из гостиницы – организаторы сняли конференц-зал аж в «Мариотте» на Тверской.
Уже на крыльце, в маленьком портике, мощеном рубленой гранитной плиткой, к нему вдруг подошла незнакомая молодая женщина. Не просто подошла, а заступила ему дорогу.
- Здравствуйте, Евгений Сергеевич! – то ли очень вежливо, то ли наоборот, слишком просто сказала она.
Он не смог сразу понять, что это – робость или напор. Поэтому буркнул:
- Добрый день. Чем могу?
- Я вас поздравляю, вы ведь теперь наш главный редактор! – сказала она, улыбаясь крупным чуть подкрашенным ртом, полным белых матово блестящих зубов. – А я когда-то ходила к вам на лекции. И на семинаре вы мне пятерку поставили.
- Очень приятно. Простите, позабыл. С кем имею честь?
- Лена Востроухова. Я теперь соискательница у Анциферова.
- Остроухова? – переспросил Евгений Сергеевич.
- Во! – сказала она. – Во!строухова. «Держи ухо востро!».
- Серьезное начало! – совершенно серьезно сказал он, внутренне усмехнулся и быстро оглядел ее с головы до ног.
Она была очень хороша. Большеглазая, с красивым носом, высокими бровями. Крупная, коротко стриженая. Волосы черные-черные – наверное, крашеная. Потому что совсем белотелая – был теплый июнь, и она была в недлинном темно-фиолетовом платье без рукавов, но в непременных колготках и лаковых туфлях. Размер, наверное, тридцать девятый, но ведь и рост метр семьдесят пять, самое маленькое. Ноги были сильные, стройные, круглые и тоже матово блестящие, прямо как зубы. Евгений Сергеевич внутренне поежился: какая ловкая. Одета безупречно формально, но выглядит до неприличия соблазнительно.
- Я хотела с вами поговорить, - сказала она.
- Я вас слушаю, - вздохнул он.
- Вы к метро?
- Я к метро.
Она рассказала, что занимается Швецией. Конкретно – политическими партиями. Пересказала свою диссертацию. Видно было, что интересуется, и вообще неглупая и, наверное, прилежная. Говорит складно. Наверное, и пишет неплохо. Тем временем дошли до Пушкинской.
- Ну, успехов, - сказал он.
Они остановились у самой лестницы, которая вела вниз.
- Евгений Сергеевич, - сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Возьмите меня в соавторы. Пожалуйста! Я хорошо работаю. Правда. Вы не пожалеете!
И она чуть шевельнула пальцем, как будто желая прикоснуться к пуговице его пиджака, но тут же отдернула руку, сжала кулак и опустила взгляд.
***
Вот тут он все понял.
Он понял, что это Анциферов копает.
В прошлом году Евгений Сергеевич зарубил членкорство Грибоварову, над которым Анциферов уже пять лет держит руки домиком. И вот теперь такая изощренная месть. Вернее, месть простая и эффективная. «Мы не будем интриговать, чтоб тебя уволили, не будем рубить твоих аспирантов-докторантов, это мелко и глупо! – Евгений Сергеевич словно бы залез в голову Анциферова и слышал его мысли. – Ты трахнешь мою соискательницу за публикацию статьи в своем журнале. Даже не трахнешь, а просто полезешь обнимать-целовать. Этого хватит. А мы тебя выполощем в дерьме на всю страну, и на зарубеж тоже. Смотри, какая девочка! Ну, вперед! Пиль!»
- Хорошо, - сказал Евгений Сергеевич. – Давайте отбросим всю странность ситуации и рассмотрим дело по существу. Вы специалист по шведской политике, а я – по итальянской, испанской и отчасти греческой. По средиземноморской. Так? Так. Вы по своим интересам, можно сказать, северянка, а я – южанин. «О, Север есть Север, а Юг есть Юг, и вместе им не сойтись». Вот такой, извините, Киплинг.
- Но вы же вели семинары по общим проблемам политологии! – она не отставала.
- Нет, нет, нет, – он оперся рукой о парапет подземного перехода. – Что я могу об этом написать?
- Я уже всё написала, - сказала она.
- Господи! – он отнял руку от полированного гранита, отряхнул ладонь. Получилось демонстративно брезгливо. – Вы что? Чтоб я подписал чужую работу? И напечатал ее в своем журнале? Вам что, к защите срочно нужна публикация?
Она молча кивнула.
- Хорошо, – сказал он. – Покажите мне вашу статью. Я подумаю. Пришлите на мой мейл, - и протянул ей визитку.
- Я лучше ее привезу в бумаге, - сказала она, глядя ему в глаза. – Домой. Можно?
- Отчего ж нельзя? – сказал он.
***
Ему было даже весело.
За минуту до ее прихода он приспособил свой айфон на книжной полке и включил видеозапись.
Она была одета все в том же убийственном стиле: так строго, что ни к чему не придерешься, но любой мужик с ума бы сошел.
Евгений Сергеевич поставил на журнальный столик кофе и конфеты.
Она протянула ему распечатанную статью.
- Я прямо сразу прочитаю, - сказал он.
Она сидела на стуле и чинно пила кофе маленькими глоточками. От конфет отказалась. У нее был потрясающе красивый рот. Шея, впрочем, тоже. Руки вообще обалдеть; ах эти бы руки да сплелись у меня за спиною…
- Ну, что ж! – сказал Евгений Сергеевич, переворачивая последнюю, двенадцатую страницу. – Что тут скажешь… Если не трудно, подайте мне ручку, вон, видите, на столе.
Она встала, прошла к столу. Он полюбовался ее фигурой сзади. Взял у нее авторучку, написал на первой странице: «Алла Николаевна! В ред.подг.! Для № 4». Поставил дату и расписался.
- Держите, - сказал он. – Берем. Но выйдет не раньше октября. Отвезите в редакцию, отдайте Артемьевой Алле. Кофе допили? Нет? Давайте, доглатывайте. Конфетку на дорожку, а? У меня еще масса дел, простите, я бы с удовольствием с вами побеседовал, но увы.
Он встал со стула.
- Спасибо, – она протянула ему руку.
- «Ковид, ковид, всё пред тобой трепещет!» - продекламировал он. – Мы еще долго все будем жутко нерукопожатные. Спасибо, говорите? Да не за что. Вам спасибо! Нам нужны хорошие статьи. Мы рады новому автору. Успехов!
Он покосился в айфон, который стоял ну прямо напоказ на полке.
Кажется, она ничего не заметила.
Он сохранил видео на Яндекс-диске и представил себе рожу Анциферова. Хотел ему послать ссылочку, но решил погодить.
В октябре, когда вышел журнал, Лена Востроухова позвонила и сказала, что хочет прийти и поблагодарить его.
- Букет принесете? – фыркнул он. – Или коньяк? Не валяйте дурака.
Потом она пригласила его на защиту.
Он, разумеется, не пришел.
***
- Вот ведь дура! – засмеялся Евгений Сергеевич, сидя за столом в своем кабинете.
Захотел позвонить Анциферову, сказать: «Давай вместе посмеемся!» но вспомнил, что тот умер два года назад. Да если был бы жив, то не вспомнил бы, наверное. А Грибоваров так и не прошел в членкоры, и это, по большому счету, правильно.
***
Еще через год он встретил ее в Швеции, в Упсале. Опять на конференции.
- О! – сказал он. – «Ухо востро!» Госпожа Востроухова, если я не ошибаюсь?
- Востроухова-Линдеман, - сказала она.
- Вышли замуж в Швецию?
- Как видите, Евгений Сергеевич.
- Ну и как жизнь? – они присели за столик; разговор шел на кофе-брейке.
- Нормально, - сказала она. – Муж программист. Двое детей. Я доцент на кафедре политической теории.
- Прекрасно, - Евгений Сергеевич прижал руку к сердцу. – Как я за вас рад! Мне тогда так понравилась ваша статья!
- Правда? – обрадовалась она.
- Не совсем, – вдруг усмехнулся он. – Находясь за границей, позволю себе быть честным. Статья неплохая, публикабельная, но я взял ее не поэтому. Вы же знаете, почему.
- Почему? – спросила она.
- Потому что эта вражина Анциферов решил через вас меня спровоцировать. На харассмент, или как это. Чтоб потом меня вывалять в дерьме перед всем миром. Впрочем, Анциферов, царствие небесное, имел право мне мстить. Я ему в свое время сильно жизнь попортил. Но вы, такая умная и красивая… Зачем вы на это согласились?
- Я думала, что вы благородный рыцарь, – сказала она после некоторой паузы. – А вы оказались какой-то странный параноик. Господи, как печально. Но теперь уже неважно. Я все равно вас не разлюблю, вы не думайте.
- Что? – воскликнул Евгений Сергеевич и вскочил со стула, опрокинув картонный стаканчик кофе со сливками; все полилось по столу прямо на нее; она отодвинула свои прекрасные ноги, и бежевая струйка потекла на пол.
- Да так, ничего, – сказала Лена Востроухова-Линдеман, подняв на него свои черные глаза и показывая матово-белые зубы. – Знайте же, мой дорогой, что я полюбила вас еще на третьем курсе, и люблю до сих пор.
- Какая же ты дура! – закричал он.
Закричал так громко, что проходивший мимо уборщик-пакистанец вздрогнул и обернулся, увидел пролитый кофе, подбежал к ним и стал вытирать лужу экологической веревочной шваброй.
Евгений Сергеевич вдруг узнал, что о нем прошел слух как о порядочном человеке. Хотя на самом деле он был, конечно, сволочью. Но не каким-то особым подлецом и гадом, чтоб людей жрал заживо и без соли. Нет, конечно. Он был обыкновенной руководящей сволочью среднего звена, которые встречаются и в администрациях разного рода, и в бизнесе, и в искусстве, и, конечно, в науке – где он и подвизался. Несколько сломанных научных судеб, десятки зарубленных проектов, сотни шлагбаумов на пути молодых карьер, а уж срезанных зарплат и заваленных диссертаций – вообще без счету. Евгений Сергеевич всё это о себе прекрасно знал, и тем забавнее было ему услышать от своей секретарши Марго Степановны, что вот, дескать, какая-то полуиностранная дама – русская, но живет на Западе – в каком-то бурном споре назвала его не только блестящим специалистом, но и глубоко порядочным, благородным человеком. Настоящим рыцарем.
- Кто это, Маргоша? – спросил он, поморщившись.
- Смешная фамилия, - ответила та. – Что-то про уши. Забыла.
Марго Степановне было уже шестьдесят два года, но Евгений Сергеевич не гнал ее на пенсию, потому что она знала всё-всё-всё. И всех-всех-всех.
- Алоиз подкрался незаметно… – хмыкнул он. – Ничего! У меня та же петрушка. Полминуты не мог вспомнить, как отчество у Павлодарского.
- Перестань! – она взмахнула рукой. – Сейчас. Что-то такое… То ли Лопоухова, то ли Вислоухина.
- Хе! И на лице вселенская скорбь, как у бассета, который конфету клянчит? И ноги такие же?
- Какие? – рассеянно спросила Марго Степановна, не отрывая глаз от компьютера и продолжая щелкать мышью.
- Как у бассета, - объяснил он.
- Нет! – сказала она, подняв на него глаза в тонких очках на толстом носу. – Совсем нет. Очень даже из себя ой.
- Угу, - кивнул Евгений Сергеевич, прошел в свой кабинет, сел за стол, открыл почту, и вдруг вспомнил.
***
Он вспомнил, как лет десять или чуть больше назад он, недавно назначенный главным редактором главного профильного журнала, выходил после конференции на теплую и нарядную июньскую улицу. Выходил из гостиницы – организаторы сняли конференц-зал аж в «Мариотте» на Тверской.
Уже на крыльце, в маленьком портике, мощеном рубленой гранитной плиткой, к нему вдруг подошла незнакомая молодая женщина. Не просто подошла, а заступила ему дорогу.
- Здравствуйте, Евгений Сергеевич! – то ли очень вежливо, то ли наоборот, слишком просто сказала она.
Он не смог сразу понять, что это – робость или напор. Поэтому буркнул:
- Добрый день. Чем могу?
- Я вас поздравляю, вы ведь теперь наш главный редактор! – сказала она, улыбаясь крупным чуть подкрашенным ртом, полным белых матово блестящих зубов. – А я когда-то ходила к вам на лекции. И на семинаре вы мне пятерку поставили.
- Очень приятно. Простите, позабыл. С кем имею честь?
- Лена Востроухова. Я теперь соискательница у Анциферова.
- Остроухова? – переспросил Евгений Сергеевич.
- Во! – сказала она. – Во!строухова. «Держи ухо востро!».
- Серьезное начало! – совершенно серьезно сказал он, внутренне усмехнулся и быстро оглядел ее с головы до ног.
Она была очень хороша. Большеглазая, с красивым носом, высокими бровями. Крупная, коротко стриженая. Волосы черные-черные – наверное, крашеная. Потому что совсем белотелая – был теплый июнь, и она была в недлинном темно-фиолетовом платье без рукавов, но в непременных колготках и лаковых туфлях. Размер, наверное, тридцать девятый, но ведь и рост метр семьдесят пять, самое маленькое. Ноги были сильные, стройные, круглые и тоже матово блестящие, прямо как зубы. Евгений Сергеевич внутренне поежился: какая ловкая. Одета безупречно формально, но выглядит до неприличия соблазнительно.
- Я хотела с вами поговорить, - сказала она.
- Я вас слушаю, - вздохнул он.
- Вы к метро?
- Я к метро.
Она рассказала, что занимается Швецией. Конкретно – политическими партиями. Пересказала свою диссертацию. Видно было, что интересуется, и вообще неглупая и, наверное, прилежная. Говорит складно. Наверное, и пишет неплохо. Тем временем дошли до Пушкинской.
- Ну, успехов, - сказал он.
Они остановились у самой лестницы, которая вела вниз.
- Евгений Сергеевич, - сказала она, глядя ему прямо в глаза. – Возьмите меня в соавторы. Пожалуйста! Я хорошо работаю. Правда. Вы не пожалеете!
И она чуть шевельнула пальцем, как будто желая прикоснуться к пуговице его пиджака, но тут же отдернула руку, сжала кулак и опустила взгляд.
***
Вот тут он все понял.
Он понял, что это Анциферов копает.
В прошлом году Евгений Сергеевич зарубил членкорство Грибоварову, над которым Анциферов уже пять лет держит руки домиком. И вот теперь такая изощренная месть. Вернее, месть простая и эффективная. «Мы не будем интриговать, чтоб тебя уволили, не будем рубить твоих аспирантов-докторантов, это мелко и глупо! – Евгений Сергеевич словно бы залез в голову Анциферова и слышал его мысли. – Ты трахнешь мою соискательницу за публикацию статьи в своем журнале. Даже не трахнешь, а просто полезешь обнимать-целовать. Этого хватит. А мы тебя выполощем в дерьме на всю страну, и на зарубеж тоже. Смотри, какая девочка! Ну, вперед! Пиль!»
- Хорошо, - сказал Евгений Сергеевич. – Давайте отбросим всю странность ситуации и рассмотрим дело по существу. Вы специалист по шведской политике, а я – по итальянской, испанской и отчасти греческой. По средиземноморской. Так? Так. Вы по своим интересам, можно сказать, северянка, а я – южанин. «О, Север есть Север, а Юг есть Юг, и вместе им не сойтись». Вот такой, извините, Киплинг.
- Но вы же вели семинары по общим проблемам политологии! – она не отставала.
- Нет, нет, нет, – он оперся рукой о парапет подземного перехода. – Что я могу об этом написать?
- Я уже всё написала, - сказала она.
- Господи! – он отнял руку от полированного гранита, отряхнул ладонь. Получилось демонстративно брезгливо. – Вы что? Чтоб я подписал чужую работу? И напечатал ее в своем журнале? Вам что, к защите срочно нужна публикация?
Она молча кивнула.
- Хорошо, – сказал он. – Покажите мне вашу статью. Я подумаю. Пришлите на мой мейл, - и протянул ей визитку.
- Я лучше ее привезу в бумаге, - сказала она, глядя ему в глаза. – Домой. Можно?
- Отчего ж нельзя? – сказал он.
***
Ему было даже весело.
За минуту до ее прихода он приспособил свой айфон на книжной полке и включил видеозапись.
Она была одета все в том же убийственном стиле: так строго, что ни к чему не придерешься, но любой мужик с ума бы сошел.
Евгений Сергеевич поставил на журнальный столик кофе и конфеты.
Она протянула ему распечатанную статью.
- Я прямо сразу прочитаю, - сказал он.
Она сидела на стуле и чинно пила кофе маленькими глоточками. От конфет отказалась. У нее был потрясающе красивый рот. Шея, впрочем, тоже. Руки вообще обалдеть; ах эти бы руки да сплелись у меня за спиною…
- Ну, что ж! – сказал Евгений Сергеевич, переворачивая последнюю, двенадцатую страницу. – Что тут скажешь… Если не трудно, подайте мне ручку, вон, видите, на столе.
Она встала, прошла к столу. Он полюбовался ее фигурой сзади. Взял у нее авторучку, написал на первой странице: «Алла Николаевна! В ред.подг.! Для № 4». Поставил дату и расписался.
- Держите, - сказал он. – Берем. Но выйдет не раньше октября. Отвезите в редакцию, отдайте Артемьевой Алле. Кофе допили? Нет? Давайте, доглатывайте. Конфетку на дорожку, а? У меня еще масса дел, простите, я бы с удовольствием с вами побеседовал, но увы.
Он встал со стула.
- Спасибо, – она протянула ему руку.
- «Ковид, ковид, всё пред тобой трепещет!» - продекламировал он. – Мы еще долго все будем жутко нерукопожатные. Спасибо, говорите? Да не за что. Вам спасибо! Нам нужны хорошие статьи. Мы рады новому автору. Успехов!
Он покосился в айфон, который стоял ну прямо напоказ на полке.
Кажется, она ничего не заметила.
Он сохранил видео на Яндекс-диске и представил себе рожу Анциферова. Хотел ему послать ссылочку, но решил погодить.
В октябре, когда вышел журнал, Лена Востроухова позвонила и сказала, что хочет прийти и поблагодарить его.
- Букет принесете? – фыркнул он. – Или коньяк? Не валяйте дурака.
Потом она пригласила его на защиту.
Он, разумеется, не пришел.
***
- Вот ведь дура! – засмеялся Евгений Сергеевич, сидя за столом в своем кабинете.
Захотел позвонить Анциферову, сказать: «Давай вместе посмеемся!» но вспомнил, что тот умер два года назад. Да если был бы жив, то не вспомнил бы, наверное. А Грибоваров так и не прошел в членкоры, и это, по большому счету, правильно.
***
Еще через год он встретил ее в Швеции, в Упсале. Опять на конференции.
- О! – сказал он. – «Ухо востро!» Госпожа Востроухова, если я не ошибаюсь?
- Востроухова-Линдеман, - сказала она.
- Вышли замуж в Швецию?
- Как видите, Евгений Сергеевич.
- Ну и как жизнь? – они присели за столик; разговор шел на кофе-брейке.
- Нормально, - сказала она. – Муж программист. Двое детей. Я доцент на кафедре политической теории.
- Прекрасно, - Евгений Сергеевич прижал руку к сердцу. – Как я за вас рад! Мне тогда так понравилась ваша статья!
- Правда? – обрадовалась она.
- Не совсем, – вдруг усмехнулся он. – Находясь за границей, позволю себе быть честным. Статья неплохая, публикабельная, но я взял ее не поэтому. Вы же знаете, почему.
- Почему? – спросила она.
- Потому что эта вражина Анциферов решил через вас меня спровоцировать. На харассмент, или как это. Чтоб потом меня вывалять в дерьме перед всем миром. Впрочем, Анциферов, царствие небесное, имел право мне мстить. Я ему в свое время сильно жизнь попортил. Но вы, такая умная и красивая… Зачем вы на это согласились?
- Я думала, что вы благородный рыцарь, – сказала она после некоторой паузы. – А вы оказались какой-то странный параноик. Господи, как печально. Но теперь уже неважно. Я все равно вас не разлюблю, вы не думайте.
- Что? – воскликнул Евгений Сергеевич и вскочил со стула, опрокинув картонный стаканчик кофе со сливками; все полилось по столу прямо на нее; она отодвинула свои прекрасные ноги, и бежевая струйка потекла на пол.
- Да так, ничего, – сказала Лена Востроухова-Линдеман, подняв на него свои черные глаза и показывая матово-белые зубы. – Знайте же, мой дорогой, что я полюбила вас еще на третьем курсе, и люблю до сих пор.
- Какая же ты дура! – закричал он.
Закричал так громко, что проходивший мимо уборщик-пакистанец вздрогнул и обернулся, увидел пролитый кофе, подбежал к ним и стал вытирать лужу экологической веревочной шваброй.
Оригинал и комментарии
от bormor
- Что вы тут творите, мать вашу?!- закричал на людей демиург Мазукта.- Совсем берега попутали?!
- Да чего мы такого сделали-то?..
- Они ещё спрашивают!- всплеснул руками демиург.- Вы вообще в курсе, что за ваши неисчислимые прегрешения у меня уже в этом году был Конец света запланирован?
- Ну да... догадывались.
- Так с какого же перепуга вы лезете не в своё дело, дилетанты хреновы?! Кто же так апокалипсис устраивает?! И вообще, вы что, заранее не могли предупредить, что сами хотите со всем управиться? Я бы хоть на чуме сэкономил.
- Да чего мы такого сделали-то?..
- Они ещё спрашивают!- всплеснул руками демиург.- Вы вообще в курсе, что за ваши неисчислимые прегрешения у меня уже в этом году был Конец света запланирован?
- Ну да... догадывались.
- Так с какого же перепуга вы лезете не в своё дело, дилетанты хреновы?! Кто же так апокалипсис устраивает?! И вообще, вы что, заранее не могли предупредить, что сами хотите со всем управиться? Я бы хоть на чуме сэкономил.
Оригинал и комментарии
Поэпизодный разбор фильма "Вторжение", часть 2 (сцены 26-49) от nostradamvs
К первой части (эпизодам 1-25)
Внимание! Обзор разбит на 2 части из-за ограничения максимальных размеров ЖЖ-поста. Это 2-я часть. Части выложены одновременно, читать их стоит последовательно.
Итак, «Вторжение» (Россия, 2019). Фильм – плохой, оценка 2/10.
26 эпизод
Назначение: показать, что Артём узнал о том, что Юле и Харитону нужна помощь
Описание сцены: Артём в экзоскелете останавливается на мосту около двух пацанов, запускающих дрон. Вылезает из экзоскелета, полуголый. Пацаны убегают. Из радио, встроенного в экзоскелет (в начале объясняли, что оно есть – это сыграло сейчас, не зря), по переговорам групп он узнаёт, что Юлю и Харитона пытаются уничтожить.
Сценарные ошибки: зачем нужны пацаны? Это никак не играет, они даже не реагируют хоть сколько-нибудь интересно. Просто видят его и убегают.
И почему Артём полуголый? В костюм он залазил одетый! Когда раздеться-то успел и зачем?
Как исправить: убрать пацанов и сконцентрироваться на основной сути сцены: Артём понял, что надо спасать Юлю. И одеть Артёма.
27 эпизод
Назначение: экшн, экшн!
Описание сцены: вертолёты попадают-таки в капсулу, и её выкидывает из реки. Пока она летит над Сити, она притягивает фонтаны, воду из бутылок и вообще всю воду, которая может помочь восстановиться.
Вертолёт уже готов добить капсулу, как появляется Артём в экзоскелете и красиво вертолёт уничтожает, параллельно повредив и экзоскелет (сам выпрыгнул).
Комментарии: прямо на удивление отличная экшн-сцена драки экзоскелета с вертолётом, прорыв во тьме этого ужасного синематографа, 5 баллов.
28 эпизод
Назначение: Артём встречается с Харитоном и Юлей
Описание сцены: генерал приезжает к капсуле, но Харитон и Юля сбежали. Юля ранена. Они встречают Артёма, и Харитон говорит, что Юле для выздоровления нужна вода (к этому моменту мы уже понимаем, что она не совсем человек, это несколько раз немножко подчёркивалось, включая опыты в лаборатории). Они угоняют машину и уезжают.
Комментарий: норм. Забавна сцена угона – я в неё полностью верю, потому что это типичная сцена гоп-стопа машины, и Артём её должен в связи со своим прошлым знать, то есть да, этот навык у него есть.
29 эпизод
Назначение: объяснить происходящее зрителю
Описание сцены: Генерал едет на базу Минобороны, туда же он приказывает доставить капсулу.
Артём, Харитон и Юля едут на угнанной машине. Параллельно Харитон объясняет Артёму, что сейчас всем заправляет базовый корабль – Ра. Протокол Ра предназначен для корректировки развития других цивилизаций, например, он умеет развязывать войны. Он делает это путём перехвата и моделирования любого инфопотока (впрочем, это мы уже видели в действии).
Цель Ра – убить Юлю. Гм, да. Убить Юлю. Гм. Гм.
Комментарий: пока ни черта не понятно, почему цель Ра – убить Юлю. Но это объясняют позже, так что тут можно оставить загадкой.
30 эпизод – запараллелен с 31-м
Назначение: показать, что правительство в России всё-таки есть
Описание сцены: генерал Лебедев является на экстренное заседание не очень понятно кого – зал заседаний похож на бункер из американских фильмов о 3-й мировой. Председательствует там вице-премьер России в лице Гармаша (потому что президент и премьер на каком-то саммите и только-только вылетели).
На заседании выясняется, что инопланетяне умеют подделывать инфопоток (прослушивают запись, где лже-Лебедев отдаёт приказ стрелять на поражение по Юле). Тут же включают новости: там передаётся, что Юлию Лебедеву разыскивают за совершение теракта – взрыв здания в Москве (это тоже явно подделка Ра). Тут же показывают смоделированное, как мы знаем, селфи-видео Юли, на котором она требует от правительства под угрозой теракта обнародовать данные по инопланетному кораблю, упавшему в Чертаново.
Лебедев предлагает расконсервировать проводные коммуникации и фельдъегерскую службу, чтобы лишить Ра влияния. Вице-премьер согласен. Начинается сдача мобил.
Комментарий: сама сцена нормальная, но декоратор перестарался. Эти чёрные интерьеры напоминают не Минобороны, а театр из «Интервью с вампиром».
Также очень тупо показывают печатника, который сопровождает выпуск экстренной газеты о недоверии к цифровым источникам информации. Ну реально зачем он нужен со своим мнением? Эта сцена должна быть чисто рабочей, чтобы констатировать факт отказа от «цифры», и всё.
31 эпизод – запараллелен с 30-м
Назначение: купить воды
Описание сцены: Артём останавливает машину на парковке у супермаркета. Харитон идёт за водой для Юли. Из каждого утюга её голосом вещает Ра и угрожает террором. Параллельно показывают Останкино: телевизионщики не понимают, откуда идёт сигнал.
Харитон обнюхивает все виды воды и выбирает самую чистую – «Волну» (к чести Бондарчука это не продакт-плейсмент, а выдуманная марка). На кассе Харитон долго отказывается от карточек и наклеечек, предлагаемых навязчивой кассиршей.
На телефоны всех-всех-всех одновременно раздаются звонки от знакомых и родственников, которые требуют срочно искать Юлю Лебедеву (понятно, что все звонки смоделированы Ра).
На парковке до Харитона докапываются типичные русские менты, но он красиво от них отговаривается. На выезде с парковки Юлю замечает женщина (позвонили, напомню, вообще всем), которая сообщает о ней ближайшим ментам, но Артёму удаётся уйти от погони.
Сценарные ошибки: Мелочь: тема навязчивого и медленного кассира обыграна миллион раз (самый известный кейс – Аткинсон в «Реальной любви»). Гадкий штамп.
А теперь лажа покрупнее. В машине Артём и Харитон долго препираются, кто пойдёт за водой. Харитон настаивает на том, чтобы шёл Артём, а сам идёт лишь потому, что Артём приводит здравый аргумент: он в базах есть, а Харитона нет.
Но потом Харитон обнюхивает и пробует разные воды в ряду с водой, чтобы найти чистую – подходящую для Юли (как мы уже поняли, вода из-под крана не подходит, иначе бы они в магазин не пошли). Внимание, вопрос: как бы определил чистоту воды Артём, который гопник с Земли, а не инопланетянин со сверхчувствительностью? Сценарист, дорогой, нескладуха.
Как исправить: убрать часть с кассиром. Она неостроумна, вторична и не нужна. Замечу, что там же есть сцена со священником в ряду с водой, так она вполне ничего.
И перевернуть препирательства другой стороной. Пусть каждый, наоборот, хочет идти за водой, чтобы помочь Юле. И Харитон побеждает, и идёт. Тогда будет логично и понятно, почему он НЕ хотел отпускать Артёма – тот бы не смог определить чистоту воды.
32 эпизод
Назначение: показать, что Ваню тоже обманули, и он против Юли
Описание сцены: Ваня едет в машине, ему звонит жена. Точнее, Ра. Голосом жены он сообщает, что их дом взорвала Юля Лебедева, что его сын в больнице, чуть не погиб.
Параллельно показывают, что с женой и сыном Вани всё в порядке, но одновременно Ра звонит жене и голосом Вани рассказывает про Лебедеву. В новостях Ваня видит «подтверждение».
Сценарные ошибки: Сперва кажется, что всё нормально, сцена нормальна и к месту. Но потом ты осознаёшь, что она происходит ПОСЛЕ того, как всем военным было предписано отказаться от цифровых средств коммуникации, причём даже газету экстренную успели сверстать и напечатать. Так почему, блин, ординарец самого Лебедева по-прежнему верит смартфону???
Как исправить: как-то объяснить, почему у него всё еще смартфон. Ну, скажем, ему пытались дозвониться, а он не был на связи, не знаю. Но просто объяснить. Иначе – лажа.
33 эпизод
Назначение: передышка, герои нашли место для отдыха
Описание сцены: К Гуглу приходит участковый спросить, когда тот последний раз видел Лебедеву. Гугл говорит, что в институте. Мама Гугла прогоняет участкового, и оказывается, что Харитон, Юля и Артём прячутся в квартире Гугла.
В ванной они отмачивают (лечат) Юлю. Тут, наконец, Харитон частично объясняет, почему Ра хочет убить Юлю. Потому что она становится всё всесильнее, типа богини воды, и он просто выполняет протокол защиты, так как не может допустить образования сверхчеловека.
Комментарий: кто не смотрел «Притяжение», ни фига не поймёт, почему Юля вдруг сверхчеловеком становится. Ну, браслет, ну, водой управляет. Так что тут в диалоге нужно обязательно это объяснить поподробнее. Не все пересматривали «Притяжение» за день до просмотра «Вторжения».
34 эпизод
Назначение: развитие сюжета
Описание сцены: Артём при пособничестве Гугла упаивает Харитона вусмерть водкой и самогоном. Артём и Гугл везут Харитона на такси – сдавать генералу.
Параллельно показывают инфосводку – как обычных людей просят не слушать цифровые источники и не поддаваться на провокации.
Юля просыпается в ванной здоровой.
Комментарий: нормальная сцена, и в ней хорош Петров. Вообще я Петрова очень не люблю, его слишком много и обычно он однообразен и слаб как актёр. Но в роли послеинсультного Артёма он на удивление гармоничен и во многом вытягивает собой фильм.
Небольшая ошибка: вопрос к кусочку про инфосводку. Там корреспондент призывает всех не поддаваться, стоя на крыше одного из небоскрёбов Сити, и картинка транслируется на экран на другом. То есть, простите, но даже если сигнал аналоговый, экран так или иначе цифровой, и Ра может его подделать. Нескладуха. На деле можно просто вообще не вставлять этот эпизодик, мы уже поняли, что всех информируют (там есть сценка, где полиция разбрасывает по улицам газеты).
35 эпизод
Назначение: развитие сюжета
Описание сцены: Лебедев разговаривает с Харитоном, Артёмом и Гуглом, а потом – только с Харитоном. Генерал ставит Харитона перед выбором – или Юля, или Ра (понятно, что Юля Харитону подороже), и просит сообщить координаты Ра для удара.
Генерал поручает Ване съездить за Юлей домой к Гуглу и привезти её. Ваня по-прежнему при мобиле, ничего (!) не знает о цифровом обмане и едет к Юле с несколько иной целью.
Сценарные ошибки: А вот теперь всё, непростительная лажа, похуизм и наглость сценариста. Ваня в эпицентре событий, лично общается с генералом и по-прежнему верит мобильнику. Блин, ну я не знаю, кто тут дебил – генерал, Варя или сценарист. Последний, по-видимому.
Также не совсем понятно, как Харитон так быстро протрезвел, но ладно, допустим.
Как исправить: вот не знаю сходу, как исправить. Тут распиздяй-сценарист все дальнейшие события поставил на колонну-нескладуху – допущение, что Ваня настолько туп и упрям, что не сдал мобильник даже по прямому приказу генерала, не поверил никаким инфосводкам и уверен, что Юля пыталась убить его жену и сына.
Единственный вариант, который приходит в голову – ну пусть информация о местонахождении Юли придёт к Ване как-то опосредованно, не из уст генерала. Ваня должен быть в изоляции от всех, начиная с приказа о сдачи мобильных, чтобы не знать о происходящем в городе.
36 эпизод
Назначение: изложить план уничтожения пришельцев
Описание сцены: Пришельца обнаруживают по указанным Харитоном координатам с помощью аналогового телескопа. Штаб разрешает генералу использовать протокол защиты. Лебедев излагает план: уничтожить один из спутников, составляющих цепь, которую контролирует Ра. Ра ненадолго потеряет контроль – и не заметит ракет, которые в него направят.
Военные спутники сбивать не хочется, но в цепи есть гражданский спутник «Ростелекома». Так что в «Ростелеком» отправляется группа военных во главе с… Гуглом. Который показывает вахтёру свой пропуск стажёра (попытка зарифмовать с одной из сцен в начале) и сообщает товарищам, что их спутник будет вырублен.
Сценарные ошибки: Первая часть про план нормальная, а вот сцена в «Ростелекоме» – какое-то жуткое убожество. Почему Гугл ими командует. Потому что он стажёр в «Ростелекоме»? А без него военные не могли войти? У них ни капитана, ни майора нет, чтобы командовать? Ну понятно, что это типа комедийная немного сцена, но блин, она же неимоверно тупая.
Как исправить: окей, пусть Гугл идёт с военными – но не в каске и бронике (зачем?), а просто типа сзади как консультант, он может главному военному, скажем, показать пальцем, кто ответственный за спутниковое сопровождение. Или этаж правильный назвать. Ну то есть можно его задействовать как сотрудника «Ростелекома». Но не как прямо руководителя, простите, группы захвата.
Помимо того, я вас удивлю: чтобы вырубить спутник «Ростелекома», не нужно идти в офис «Ростелекома». Он не оттуда вырубается. В офисе девочки-секретарши сидят. А спутник вырубается из центра управления полётами, например. Или откуда-нибудь ещё. В общем, это говно какое-то, а не сцена.
37 эпизод – запараллелен с 38-м и 39-м
Назначение: свести Юлю с ненавидящим её Ваней
Описание сцены: Юля собирается уйти, мама Гугла её удерживает, но тут Ваня звонит в дверь и забирает Юлю.
Пока они едут в машине, Ваня говорит, что если с его сыном что-то случится, что он лично убьёт Юлю. Юля поражена, что Ваня не в курсе происходящего.
Сценарные ошибки: мы тоже поражены, что Ваня не в курсе происходящего.
Как исправить: ну я раньше объяснял, как исправить.
38 эпизод – запараллелен с 37-м и 39-м
Назначение: показать конфликт между Артёмом и Харитоном
Описание сцены: Артём и Харитон разговаривают, запертые в переговорке в Минобороны. Играют словами в основном. Но побеждает в словесной схватке Артём – он говорит Харитону, что рано или поздно Юля погибнет именно из-за него, Харитона, Харитон срывается и бьёт Артёма. Артём смеётся и говорит, что Харитон становится человеком. Видно, что им обоим очень плохо.
Комментарий: На удивление хорошая сцена и хороший диалог. Петров вообще отыграл на 5 баллов, не ждал такой сцены в этом фильме. Конфликт обыгран как надо.
39 эпизод – запараллелен с 37-и и 38-м
Назначение: продолжение сюжета с уничтожением Ра
Описание сцены: генерал говорит вице-премьеру, что после выведения из строя спутника «Ростелекома» у них будет всего несколько секунд. Он предлагает использовать какое-то сверхсекретное оружие «Эшелон-2», и вице-премьер соглашается.
Рыжий программист из «Ростелекома» вырубает спутник, и ракета попадает в Ра. Все счастливы.
Комментарий: не считая долбоебического вида программиста (и того, что спутник должен вырубать не он), всё нормально.
40 эпизод
Назначение: развитие сюжета с Юлей
Описание сцены: толпа штурмует Минобороны, требуя выдать им террористку Лебедеву, которую якобы прикрывает отец. Ваня с трудом и даже выстрелами поверх голов проезжает с Юлей в здание.
Юля обнимается с Харитоном. Тупой Ваня демонстративно уходит в отставку перед Лебедевым, потому что из-за дочери генерала якобы пострадал его сын.
Харитон звонит Ра, который не уничтожен. Ра говорит, что после покушения на него придётся использовать более жёсткий протокол.
Сценарные ошибки: до самого конца фильма я надеялся, что нам всё-таки объяснят толком, почему Ра остался цел и не взорвался, хотя даже показали влетающую в него ракету. Но этого так и не объяснили. Мистика, удивительная фантазия, имплантация фэнтези, Ра остался жив. С-с-сука.
Как исправить: придумать и прямо в эту сцену вписать объяснение того, почему Ра не взорвался. Понятно, что он сымитировал попадание в себя ракеты, показав свою псевдосмерть на экранах. Но почему она в него не попала?
41 эпизод
Назначение: экшн!
Описание сцены: На все экранах фейковая Юля вещает о том, что многие погибнут. Над Москвой формируется что-то вроде водяного смерча. Из-под земли восстаёт вода, поднимая машины и дома.
Ваня едет, и ему звонит фейковая жена (она же Ра). Она/он говорит, что его сын умер. Ванину машину поднимает вода.
Вода – это водяной купол диаметром 3 км, и внутри всё должно погибнуть.
Сценарные ошибки: по-прежнему бесит то, что Ваня не в курсе дел. Блин, чувак, ты уже 100 раз мог всё узнать. Ты же общаешься с высшими кругами, которые всё знают.
Как исправить: …теперь уж не знаю. Даже если до того Ваня всё время мог быть в изоляции, теперь оправдать его тупость невозможно никак.
42 эпизод
Назначение: экшн!
Описание сцены: Купол отрезал кусок Москвы, и там массово гибнут люди. Купол пытаются атаковать истребителями, но тщетно.
В третий раз (второй я не стал упоминать) мелькает мажор, у которого угнали BMW, у него квартира в Сити.
Про мажора: Сам эпизод окей, но вот про мажора скажу. Тут мне могут заметить: он появляется раз в полчаса типа показать, что вот парень случайный всё время оказывается около событий. Но это не так. Сценарист не понимает, как строится такой трюк в западном кино.
Подобный герой всегда должен быть непосредственным участником событий. Вот у него «бэху» угнали. Вот ему Харитон случайно в баре врезал. Вот именно в его квартире расположился временный штаб генерала. И так далее. То есть мы получаем дополнительного полноценного персонажа, нарисованного тонкими штрихами.
Здесь же у героя угоняют «бэху» и… всё. Во второй раз он просто один из десятков людей, у которых вода из стакана поднялась вверх, когда рядом с ними капсула пролетела. В третьей – один из тысяч, увидевших купол. У нас нет персонажа. Значит, и прорисовывать его в сцене в BMW совершенно не надо. Он в принципе нужен, как собаке пятая нога. Можно было все три раза показать разных людей, и ничего бы не изменилось.
43 эпизод
Назначение: вода прибывает!
Описание сцены: Вода прибывает. Генерал отправляет Харитона и Артёма отконвоировать Юлю к вертолёту, сам остаётся в штабе. На улицах паника.
Комментарий: не очень понятно, могут ли люди выходить из купола. Сходу кажется, что могут – это же вода, и она колышется. Но ладно, пусть не могут.
44 эпизод
Назначение: показать героизм Харитона
Описание сцены: Артём и Юля садятся в вертолёт, Харитон остаётся на крыше. Всем рекомендуется подниматься на крыши 9-этажек, так как слои воды идут навстречу друг другу сверху и снизу, и сомкнутся примерно на высоте 30 метров.
Харитон говорит генералу, что капсулу можно разогнать из купола и врубить в Ра, и Ра разрушится. Они спорят, кто полетит жертвовать собой. Но управлять умеет только Харитон, так что генерал берёт на себя координацию.
Харитон долго и красиво плывёт по затопленной Москве (сделано неплохо).
Комментарий: Нормально вроде всё.
45 эпизод
Назначение: движемся к развязке
Описание сцены: Ваня выжил – он выбирается на какую-то поверхность, ему помогают другие люди. Вертолёт с Артёмом и Юлей падает, они успевают спрыгнуть в воду.
Лебедев продолжает координировать Харитона.
Юля понимает, что если она умрёт, то всё остановится и все выживут, поэтому она кричит людям на крыше, что это она, Лебедева, что всё из-за неё, и призывает её убить. Многие на это вполне готовы. Артём из последних сил пытается её защитить, лупя случайные морды.
Генерал Лебедев героически погибает в штабе – его заливает водой.
Сценарные ошибки: вот тут не без глупости. Крики «убейте меня» выглядят очень жалко, типа я такая героиня, но вашими руками. Если бы она действительно так сорвалась, она бы покончила с собой, хотя это довольно трудно сделать с учётом того, что вода её скорее лечит, чем калечит.
Фу-фу: в сцене гибели генерала такая убогая дешёвая накладка фона за его спиной, что у меня лишь один вопрос: Фёдор Сергеевич, бюджета что ли под конец не хватило?
Как исправить: пусть Юля бы сперва попыталась реально самоубиться, типа утопиться. Но у неё не вышло по какой-то причине: она обнаружила, что вода не даёт ей умереть, не знаю. И лишь тогда пусть начнёт призывать других убить её – когда поймёт, что сама не может.
Ну и переделать сцену гибели генерала.
46 эпизод
Назначение: развязка
Описание сцены: Юля видит Ваню и призывает его её убить. Ваня ворует пистолет у какого-то армейского рядом и целится в Юлю. Артём прикрывает Юлю и Ваня стреляет в него, убивая. Но Юлю убить не решается.
Параллельно Харитон мчится к Ра через водный поток – прямо из Ра последний и исходит.
Вода смыкается.
Сценарные ошибки: Тут чуши наплели.
Во-первых, Юля одновременно орёт Ване: «Убей меня» и прячется за спиной Артёма. Прямо вот прячется. Определись же, дура, ну, чего ты хочешь.
Во-вторых, Артём не прикрывает как бы Юлю от пули, а просто стоит перед ней, и Ваня тупо его убивает. А Юлю почему-то не решается. Почему? Артём ему был никто, а Юлю он вроде как ненавидит. Два выстрела – два трупа. Почему убил только того, кто был неважен?
Ну и главное. Фишка в том, что когда до смыкания вод осталось несколько сантиметров, уже вообще всё это неважно. 100% людей под куполом мертвы, причём в большинстве своём уже давно. Эти несколько сантиметров доступны людям на единственной идеальной крыше вот такой именно высоты, и это не девятиэтажка, а нетиповая сталинка. Тех, кто поднимался на другие крыши (выше или ниже), убило уже давно, они рыб кормят.
И мне безумно интересно – кого собственно Харитон спасает? Мертвецов?
Как исправить: Сцену на крыше переделать нетрудно – чистой игрой. Пусть Ваня стреляет в Юлю, а Артём бросается и прикрывает её, и всё, вопрос закрыт. Артёма он убил случайно (не хотел) и от шока не может выстрелить в Юлю.
А вот со смертью всех надо ещё подумать, что делать. Можем, нам что-то дальше объяснят?
47 эпизод
Назначение: развязка-2
Описание сцены: Харитон цели не достигает – не хватает мощности.
Зато из тонущей Юли и её браслета растут мощные турбулентные потоки, которые выталкивают Ра на поверхность – за облака. А там уже сторожат истребители и стратегический бомбардировщик, которые расхерачивают его ракетами и бомбами.
Вода резко начинает исчезать. На юлиной крыше все выжили. Ой, и генерал всплыл – живой. Сколько ж он без воздуха протянуть-то мог. Появляется Харитон и обнимает Юлю. Артём лежит мёртвый.
Обломки Ра покоятся в центре Москвы.
Сценарные ошибки: Окей, нам уже говорили, что Юля – сверхчеловек, и это сработало, не рояль в кустах. И с самолётами логично.
Но вот с людьми… Даже если предположить, что есть набор вот такой же идеальной высоты крыш, на которых все выжили, то всё равно погибло не менее 90% всех в этой зоне. И об этом ни тут, ни дальше нет ни слова. И это жирнющий проёб фильма. Никакого хэппи-энда на самом деле нет, они никого особо не спасли, кроме себя и нескольких случайно попавших на крышу людей.
Как исправить: Ну, есть вариант. Реально посчитать, сколько в заданном куполом диаметре крыш высоты, необходимой для выживания (не только крыш – здания выше тоже сойдут, просто там надо будет не на крышах укрываться, а на каких-то определенных этажах) и прямо вот где-то сказать открытым текстом: в зоне поражения 100 000 человек, если все влезут на данные этажи и крыши, то 95 000 человек спасётся. И показать несколько разных этажей и крыш, где люди в толпе стоят, как селёдки. Чтобы мы видели: да, большинство спаслось.
В текущем же раскладе все погибли.
48 эпизод
Назначение: постразвязка
Описание сцены: на кладбище хоронят… Юлю. Присутствуют какие-то её друзья, Гугл и генерал. После похорон генерал идёт к другой могиле – Артёма.
Комментарий: Понятно, что она не погибла. Даже понятно, где она. Когда в начале генерал с Юлей ехали в машине, он произнёс шуточный монолог о том, как он может её спрятать от учёных – увезя на Камчатку. Видимо, он реализовал тот план.
49 эпизод
Назначение: постразвязка-2
Описание сцены: Камчатка. Летит вертолёт. В нём один пассажир – генерал. После посадки он ещё идёт пешком и находит в итоге ждущих его Юлю и Харитона. Прикосновением к воде Юля вызывает оттуда космический корабль (созданный тут же или заготовленный заранее – неясно). Они с Харитоном собираются улетать.
Комментарий: Ну, сказочный такой конец, но ладно. Сойдёт.
Собственно, всё. У сценария есть две системных проблемы, которые не решаются простым штрихпунктирным изменением сцен:
1) То, что Ваня, работая в эпицентре познаний об инопланетянах и постоянно контактируя с десятками военных, которые в курсе дел, так до конца фильма и не догадывается, что Ра контролирует все инфопотоки. На этой ваниной тупости построен огромный кусок сценария, и оправдать этого колосса на глиняных ногах ничем не выходит.
2) То, что с учётом показанного из сотен тысяч человек, запертых в водном куполе, спаслось от силы человек 50-100, которые уместились на крыше вместе с героями. Потому что нужна была крыша строго определённой высоты. Так что никакого хэппи-энда, все мертвы.
Не переключайте канал. Ещё кого-нибудь распорем.
Внимание! Обзор разбит на 2 части из-за ограничения максимальных размеров ЖЖ-поста. Это 2-я часть. Части выложены одновременно, читать их стоит последовательно.
Итак, «Вторжение» (Россия, 2019). Фильм – плохой, оценка 2/10.
26 эпизод
Назначение: показать, что Артём узнал о том, что Юле и Харитону нужна помощь
Описание сцены: Артём в экзоскелете останавливается на мосту около двух пацанов, запускающих дрон. Вылезает из экзоскелета, полуголый. Пацаны убегают. Из радио, встроенного в экзоскелет (в начале объясняли, что оно есть – это сыграло сейчас, не зря), по переговорам групп он узнаёт, что Юлю и Харитона пытаются уничтожить.
Сценарные ошибки: зачем нужны пацаны? Это никак не играет, они даже не реагируют хоть сколько-нибудь интересно. Просто видят его и убегают.
И почему Артём полуголый? В костюм он залазил одетый! Когда раздеться-то успел и зачем?
Как исправить: убрать пацанов и сконцентрироваться на основной сути сцены: Артём понял, что надо спасать Юлю. И одеть Артёма.
27 эпизод
Назначение: экшн, экшн!
Описание сцены: вертолёты попадают-таки в капсулу, и её выкидывает из реки. Пока она летит над Сити, она притягивает фонтаны, воду из бутылок и вообще всю воду, которая может помочь восстановиться.
Вертолёт уже готов добить капсулу, как появляется Артём в экзоскелете и красиво вертолёт уничтожает, параллельно повредив и экзоскелет (сам выпрыгнул).
Комментарии: прямо на удивление отличная экшн-сцена драки экзоскелета с вертолётом, прорыв во тьме этого ужасного синематографа, 5 баллов.
28 эпизод
Назначение: Артём встречается с Харитоном и Юлей
Описание сцены: генерал приезжает к капсуле, но Харитон и Юля сбежали. Юля ранена. Они встречают Артёма, и Харитон говорит, что Юле для выздоровления нужна вода (к этому моменту мы уже понимаем, что она не совсем человек, это несколько раз немножко подчёркивалось, включая опыты в лаборатории). Они угоняют машину и уезжают.
Комментарий: норм. Забавна сцена угона – я в неё полностью верю, потому что это типичная сцена гоп-стопа машины, и Артём её должен в связи со своим прошлым знать, то есть да, этот навык у него есть.
29 эпизод
Назначение: объяснить происходящее зрителю
Описание сцены: Генерал едет на базу Минобороны, туда же он приказывает доставить капсулу.
Артём, Харитон и Юля едут на угнанной машине. Параллельно Харитон объясняет Артёму, что сейчас всем заправляет базовый корабль – Ра. Протокол Ра предназначен для корректировки развития других цивилизаций, например, он умеет развязывать войны. Он делает это путём перехвата и моделирования любого инфопотока (впрочем, это мы уже видели в действии).
Цель Ра – убить Юлю. Гм, да. Убить Юлю. Гм. Гм.
Комментарий: пока ни черта не понятно, почему цель Ра – убить Юлю. Но это объясняют позже, так что тут можно оставить загадкой.
30 эпизод – запараллелен с 31-м
Назначение: показать, что правительство в России всё-таки есть
Описание сцены: генерал Лебедев является на экстренное заседание не очень понятно кого – зал заседаний похож на бункер из американских фильмов о 3-й мировой. Председательствует там вице-премьер России в лице Гармаша (потому что президент и премьер на каком-то саммите и только-только вылетели).
На заседании выясняется, что инопланетяне умеют подделывать инфопоток (прослушивают запись, где лже-Лебедев отдаёт приказ стрелять на поражение по Юле). Тут же включают новости: там передаётся, что Юлию Лебедеву разыскивают за совершение теракта – взрыв здания в Москве (это тоже явно подделка Ра). Тут же показывают смоделированное, как мы знаем, селфи-видео Юли, на котором она требует от правительства под угрозой теракта обнародовать данные по инопланетному кораблю, упавшему в Чертаново.
Лебедев предлагает расконсервировать проводные коммуникации и фельдъегерскую службу, чтобы лишить Ра влияния. Вице-премьер согласен. Начинается сдача мобил.
Комментарий: сама сцена нормальная, но декоратор перестарался. Эти чёрные интерьеры напоминают не Минобороны, а театр из «Интервью с вампиром».
Также очень тупо показывают печатника, который сопровождает выпуск экстренной газеты о недоверии к цифровым источникам информации. Ну реально зачем он нужен со своим мнением? Эта сцена должна быть чисто рабочей, чтобы констатировать факт отказа от «цифры», и всё.
31 эпизод – запараллелен с 30-м
Назначение: купить воды
Описание сцены: Артём останавливает машину на парковке у супермаркета. Харитон идёт за водой для Юли. Из каждого утюга её голосом вещает Ра и угрожает террором. Параллельно показывают Останкино: телевизионщики не понимают, откуда идёт сигнал.
Харитон обнюхивает все виды воды и выбирает самую чистую – «Волну» (к чести Бондарчука это не продакт-плейсмент, а выдуманная марка). На кассе Харитон долго отказывается от карточек и наклеечек, предлагаемых навязчивой кассиршей.
На телефоны всех-всех-всех одновременно раздаются звонки от знакомых и родственников, которые требуют срочно искать Юлю Лебедеву (понятно, что все звонки смоделированы Ра).
На парковке до Харитона докапываются типичные русские менты, но он красиво от них отговаривается. На выезде с парковки Юлю замечает женщина (позвонили, напомню, вообще всем), которая сообщает о ней ближайшим ментам, но Артёму удаётся уйти от погони.
Сценарные ошибки: Мелочь: тема навязчивого и медленного кассира обыграна миллион раз (самый известный кейс – Аткинсон в «Реальной любви»). Гадкий штамп.
А теперь лажа покрупнее. В машине Артём и Харитон долго препираются, кто пойдёт за водой. Харитон настаивает на том, чтобы шёл Артём, а сам идёт лишь потому, что Артём приводит здравый аргумент: он в базах есть, а Харитона нет.
Но потом Харитон обнюхивает и пробует разные воды в ряду с водой, чтобы найти чистую – подходящую для Юли (как мы уже поняли, вода из-под крана не подходит, иначе бы они в магазин не пошли). Внимание, вопрос: как бы определил чистоту воды Артём, который гопник с Земли, а не инопланетянин со сверхчувствительностью? Сценарист, дорогой, нескладуха.
Как исправить: убрать часть с кассиром. Она неостроумна, вторична и не нужна. Замечу, что там же есть сцена со священником в ряду с водой, так она вполне ничего.
И перевернуть препирательства другой стороной. Пусть каждый, наоборот, хочет идти за водой, чтобы помочь Юле. И Харитон побеждает, и идёт. Тогда будет логично и понятно, почему он НЕ хотел отпускать Артёма – тот бы не смог определить чистоту воды.
32 эпизод
Назначение: показать, что Ваню тоже обманули, и он против Юли
Описание сцены: Ваня едет в машине, ему звонит жена. Точнее, Ра. Голосом жены он сообщает, что их дом взорвала Юля Лебедева, что его сын в больнице, чуть не погиб.
Параллельно показывают, что с женой и сыном Вани всё в порядке, но одновременно Ра звонит жене и голосом Вани рассказывает про Лебедеву. В новостях Ваня видит «подтверждение».
Сценарные ошибки: Сперва кажется, что всё нормально, сцена нормальна и к месту. Но потом ты осознаёшь, что она происходит ПОСЛЕ того, как всем военным было предписано отказаться от цифровых средств коммуникации, причём даже газету экстренную успели сверстать и напечатать. Так почему, блин, ординарец самого Лебедева по-прежнему верит смартфону???
Как исправить: как-то объяснить, почему у него всё еще смартфон. Ну, скажем, ему пытались дозвониться, а он не был на связи, не знаю. Но просто объяснить. Иначе – лажа.
33 эпизод
Назначение: передышка, герои нашли место для отдыха
Описание сцены: К Гуглу приходит участковый спросить, когда тот последний раз видел Лебедеву. Гугл говорит, что в институте. Мама Гугла прогоняет участкового, и оказывается, что Харитон, Юля и Артём прячутся в квартире Гугла.
В ванной они отмачивают (лечат) Юлю. Тут, наконец, Харитон частично объясняет, почему Ра хочет убить Юлю. Потому что она становится всё всесильнее, типа богини воды, и он просто выполняет протокол защиты, так как не может допустить образования сверхчеловека.
Комментарий: кто не смотрел «Притяжение», ни фига не поймёт, почему Юля вдруг сверхчеловеком становится. Ну, браслет, ну, водой управляет. Так что тут в диалоге нужно обязательно это объяснить поподробнее. Не все пересматривали «Притяжение» за день до просмотра «Вторжения».
34 эпизод
Назначение: развитие сюжета
Описание сцены: Артём при пособничестве Гугла упаивает Харитона вусмерть водкой и самогоном. Артём и Гугл везут Харитона на такси – сдавать генералу.
Параллельно показывают инфосводку – как обычных людей просят не слушать цифровые источники и не поддаваться на провокации.
Юля просыпается в ванной здоровой.
Комментарий: нормальная сцена, и в ней хорош Петров. Вообще я Петрова очень не люблю, его слишком много и обычно он однообразен и слаб как актёр. Но в роли послеинсультного Артёма он на удивление гармоничен и во многом вытягивает собой фильм.
Небольшая ошибка: вопрос к кусочку про инфосводку. Там корреспондент призывает всех не поддаваться, стоя на крыше одного из небоскрёбов Сити, и картинка транслируется на экран на другом. То есть, простите, но даже если сигнал аналоговый, экран так или иначе цифровой, и Ра может его подделать. Нескладуха. На деле можно просто вообще не вставлять этот эпизодик, мы уже поняли, что всех информируют (там есть сценка, где полиция разбрасывает по улицам газеты).
35 эпизод
Назначение: развитие сюжета
Описание сцены: Лебедев разговаривает с Харитоном, Артёмом и Гуглом, а потом – только с Харитоном. Генерал ставит Харитона перед выбором – или Юля, или Ра (понятно, что Юля Харитону подороже), и просит сообщить координаты Ра для удара.
Генерал поручает Ване съездить за Юлей домой к Гуглу и привезти её. Ваня по-прежнему при мобиле, ничего (!) не знает о цифровом обмане и едет к Юле с несколько иной целью.
Сценарные ошибки: А вот теперь всё, непростительная лажа, похуизм и наглость сценариста. Ваня в эпицентре событий, лично общается с генералом и по-прежнему верит мобильнику. Блин, ну я не знаю, кто тут дебил – генерал, Варя или сценарист. Последний, по-видимому.
Также не совсем понятно, как Харитон так быстро протрезвел, но ладно, допустим.
Как исправить: вот не знаю сходу, как исправить. Тут распиздяй-сценарист все дальнейшие события поставил на колонну-нескладуху – допущение, что Ваня настолько туп и упрям, что не сдал мобильник даже по прямому приказу генерала, не поверил никаким инфосводкам и уверен, что Юля пыталась убить его жену и сына.
Единственный вариант, который приходит в голову – ну пусть информация о местонахождении Юли придёт к Ване как-то опосредованно, не из уст генерала. Ваня должен быть в изоляции от всех, начиная с приказа о сдачи мобильных, чтобы не знать о происходящем в городе.
36 эпизод
Назначение: изложить план уничтожения пришельцев
Описание сцены: Пришельца обнаруживают по указанным Харитоном координатам с помощью аналогового телескопа. Штаб разрешает генералу использовать протокол защиты. Лебедев излагает план: уничтожить один из спутников, составляющих цепь, которую контролирует Ра. Ра ненадолго потеряет контроль – и не заметит ракет, которые в него направят.
Военные спутники сбивать не хочется, но в цепи есть гражданский спутник «Ростелекома». Так что в «Ростелеком» отправляется группа военных во главе с… Гуглом. Который показывает вахтёру свой пропуск стажёра (попытка зарифмовать с одной из сцен в начале) и сообщает товарищам, что их спутник будет вырублен.
Сценарные ошибки: Первая часть про план нормальная, а вот сцена в «Ростелекоме» – какое-то жуткое убожество. Почему Гугл ими командует. Потому что он стажёр в «Ростелекоме»? А без него военные не могли войти? У них ни капитана, ни майора нет, чтобы командовать? Ну понятно, что это типа комедийная немного сцена, но блин, она же неимоверно тупая.
Как исправить: окей, пусть Гугл идёт с военными – но не в каске и бронике (зачем?), а просто типа сзади как консультант, он может главному военному, скажем, показать пальцем, кто ответственный за спутниковое сопровождение. Или этаж правильный назвать. Ну то есть можно его задействовать как сотрудника «Ростелекома». Но не как прямо руководителя, простите, группы захвата.
Помимо того, я вас удивлю: чтобы вырубить спутник «Ростелекома», не нужно идти в офис «Ростелекома». Он не оттуда вырубается. В офисе девочки-секретарши сидят. А спутник вырубается из центра управления полётами, например. Или откуда-нибудь ещё. В общем, это говно какое-то, а не сцена.
37 эпизод – запараллелен с 38-м и 39-м
Назначение: свести Юлю с ненавидящим её Ваней
Описание сцены: Юля собирается уйти, мама Гугла её удерживает, но тут Ваня звонит в дверь и забирает Юлю.
Пока они едут в машине, Ваня говорит, что если с его сыном что-то случится, что он лично убьёт Юлю. Юля поражена, что Ваня не в курсе происходящего.
Сценарные ошибки: мы тоже поражены, что Ваня не в курсе происходящего.
Как исправить: ну я раньше объяснял, как исправить.
38 эпизод – запараллелен с 37-м и 39-м
Назначение: показать конфликт между Артёмом и Харитоном
Описание сцены: Артём и Харитон разговаривают, запертые в переговорке в Минобороны. Играют словами в основном. Но побеждает в словесной схватке Артём – он говорит Харитону, что рано или поздно Юля погибнет именно из-за него, Харитона, Харитон срывается и бьёт Артёма. Артём смеётся и говорит, что Харитон становится человеком. Видно, что им обоим очень плохо.
Комментарий: На удивление хорошая сцена и хороший диалог. Петров вообще отыграл на 5 баллов, не ждал такой сцены в этом фильме. Конфликт обыгран как надо.
39 эпизод – запараллелен с 37-и и 38-м
Назначение: продолжение сюжета с уничтожением Ра
Описание сцены: генерал говорит вице-премьеру, что после выведения из строя спутника «Ростелекома» у них будет всего несколько секунд. Он предлагает использовать какое-то сверхсекретное оружие «Эшелон-2», и вице-премьер соглашается.
Рыжий программист из «Ростелекома» вырубает спутник, и ракета попадает в Ра. Все счастливы.
Комментарий: не считая долбоебического вида программиста (и того, что спутник должен вырубать не он), всё нормально.
40 эпизод
Назначение: развитие сюжета с Юлей
Описание сцены: толпа штурмует Минобороны, требуя выдать им террористку Лебедеву, которую якобы прикрывает отец. Ваня с трудом и даже выстрелами поверх голов проезжает с Юлей в здание.
Юля обнимается с Харитоном. Тупой Ваня демонстративно уходит в отставку перед Лебедевым, потому что из-за дочери генерала якобы пострадал его сын.
Харитон звонит Ра, который не уничтожен. Ра говорит, что после покушения на него придётся использовать более жёсткий протокол.
Сценарные ошибки: до самого конца фильма я надеялся, что нам всё-таки объяснят толком, почему Ра остался цел и не взорвался, хотя даже показали влетающую в него ракету. Но этого так и не объяснили. Мистика, удивительная фантазия, имплантация фэнтези, Ра остался жив. С-с-сука.
Как исправить: придумать и прямо в эту сцену вписать объяснение того, почему Ра не взорвался. Понятно, что он сымитировал попадание в себя ракеты, показав свою псевдосмерть на экранах. Но почему она в него не попала?
41 эпизод
Назначение: экшн!
Описание сцены: На все экранах фейковая Юля вещает о том, что многие погибнут. Над Москвой формируется что-то вроде водяного смерча. Из-под земли восстаёт вода, поднимая машины и дома.
Ваня едет, и ему звонит фейковая жена (она же Ра). Она/он говорит, что его сын умер. Ванину машину поднимает вода.
Вода – это водяной купол диаметром 3 км, и внутри всё должно погибнуть.
Сценарные ошибки: по-прежнему бесит то, что Ваня не в курсе дел. Блин, чувак, ты уже 100 раз мог всё узнать. Ты же общаешься с высшими кругами, которые всё знают.
Как исправить: …теперь уж не знаю. Даже если до того Ваня всё время мог быть в изоляции, теперь оправдать его тупость невозможно никак.
42 эпизод
Назначение: экшн!
Описание сцены: Купол отрезал кусок Москвы, и там массово гибнут люди. Купол пытаются атаковать истребителями, но тщетно.
В третий раз (второй я не стал упоминать) мелькает мажор, у которого угнали BMW, у него квартира в Сити.
Про мажора: Сам эпизод окей, но вот про мажора скажу. Тут мне могут заметить: он появляется раз в полчаса типа показать, что вот парень случайный всё время оказывается около событий. Но это не так. Сценарист не понимает, как строится такой трюк в западном кино.
Подобный герой всегда должен быть непосредственным участником событий. Вот у него «бэху» угнали. Вот ему Харитон случайно в баре врезал. Вот именно в его квартире расположился временный штаб генерала. И так далее. То есть мы получаем дополнительного полноценного персонажа, нарисованного тонкими штрихами.
Здесь же у героя угоняют «бэху» и… всё. Во второй раз он просто один из десятков людей, у которых вода из стакана поднялась вверх, когда рядом с ними капсула пролетела. В третьей – один из тысяч, увидевших купол. У нас нет персонажа. Значит, и прорисовывать его в сцене в BMW совершенно не надо. Он в принципе нужен, как собаке пятая нога. Можно было все три раза показать разных людей, и ничего бы не изменилось.
43 эпизод
Назначение: вода прибывает!
Описание сцены: Вода прибывает. Генерал отправляет Харитона и Артёма отконвоировать Юлю к вертолёту, сам остаётся в штабе. На улицах паника.
Комментарий: не очень понятно, могут ли люди выходить из купола. Сходу кажется, что могут – это же вода, и она колышется. Но ладно, пусть не могут.
44 эпизод
Назначение: показать героизм Харитона
Описание сцены: Артём и Юля садятся в вертолёт, Харитон остаётся на крыше. Всем рекомендуется подниматься на крыши 9-этажек, так как слои воды идут навстречу друг другу сверху и снизу, и сомкнутся примерно на высоте 30 метров.
Харитон говорит генералу, что капсулу можно разогнать из купола и врубить в Ра, и Ра разрушится. Они спорят, кто полетит жертвовать собой. Но управлять умеет только Харитон, так что генерал берёт на себя координацию.
Харитон долго и красиво плывёт по затопленной Москве (сделано неплохо).
Комментарий: Нормально вроде всё.
45 эпизод
Назначение: движемся к развязке
Описание сцены: Ваня выжил – он выбирается на какую-то поверхность, ему помогают другие люди. Вертолёт с Артёмом и Юлей падает, они успевают спрыгнуть в воду.
Лебедев продолжает координировать Харитона.
Юля понимает, что если она умрёт, то всё остановится и все выживут, поэтому она кричит людям на крыше, что это она, Лебедева, что всё из-за неё, и призывает её убить. Многие на это вполне готовы. Артём из последних сил пытается её защитить, лупя случайные морды.
Генерал Лебедев героически погибает в штабе – его заливает водой.
Сценарные ошибки: вот тут не без глупости. Крики «убейте меня» выглядят очень жалко, типа я такая героиня, но вашими руками. Если бы она действительно так сорвалась, она бы покончила с собой, хотя это довольно трудно сделать с учётом того, что вода её скорее лечит, чем калечит.
Фу-фу: в сцене гибели генерала такая убогая дешёвая накладка фона за его спиной, что у меня лишь один вопрос: Фёдор Сергеевич, бюджета что ли под конец не хватило?
Как исправить: пусть Юля бы сперва попыталась реально самоубиться, типа утопиться. Но у неё не вышло по какой-то причине: она обнаружила, что вода не даёт ей умереть, не знаю. И лишь тогда пусть начнёт призывать других убить её – когда поймёт, что сама не может.
Ну и переделать сцену гибели генерала.
46 эпизод
Назначение: развязка
Описание сцены: Юля видит Ваню и призывает его её убить. Ваня ворует пистолет у какого-то армейского рядом и целится в Юлю. Артём прикрывает Юлю и Ваня стреляет в него, убивая. Но Юлю убить не решается.
Параллельно Харитон мчится к Ра через водный поток – прямо из Ра последний и исходит.
Вода смыкается.
Сценарные ошибки: Тут чуши наплели.
Во-первых, Юля одновременно орёт Ване: «Убей меня» и прячется за спиной Артёма. Прямо вот прячется. Определись же, дура, ну, чего ты хочешь.
Во-вторых, Артём не прикрывает как бы Юлю от пули, а просто стоит перед ней, и Ваня тупо его убивает. А Юлю почему-то не решается. Почему? Артём ему был никто, а Юлю он вроде как ненавидит. Два выстрела – два трупа. Почему убил только того, кто был неважен?
Ну и главное. Фишка в том, что когда до смыкания вод осталось несколько сантиметров, уже вообще всё это неважно. 100% людей под куполом мертвы, причём в большинстве своём уже давно. Эти несколько сантиметров доступны людям на единственной идеальной крыше вот такой именно высоты, и это не девятиэтажка, а нетиповая сталинка. Тех, кто поднимался на другие крыши (выше или ниже), убило уже давно, они рыб кормят.
И мне безумно интересно – кого собственно Харитон спасает? Мертвецов?
Как исправить: Сцену на крыше переделать нетрудно – чистой игрой. Пусть Ваня стреляет в Юлю, а Артём бросается и прикрывает её, и всё, вопрос закрыт. Артёма он убил случайно (не хотел) и от шока не может выстрелить в Юлю.
А вот со смертью всех надо ещё подумать, что делать. Можем, нам что-то дальше объяснят?
47 эпизод
Назначение: развязка-2
Описание сцены: Харитон цели не достигает – не хватает мощности.
Зато из тонущей Юли и её браслета растут мощные турбулентные потоки, которые выталкивают Ра на поверхность – за облака. А там уже сторожат истребители и стратегический бомбардировщик, которые расхерачивают его ракетами и бомбами.
Вода резко начинает исчезать. На юлиной крыше все выжили. Ой, и генерал всплыл – живой. Сколько ж он без воздуха протянуть-то мог. Появляется Харитон и обнимает Юлю. Артём лежит мёртвый.
Обломки Ра покоятся в центре Москвы.
Сценарные ошибки: Окей, нам уже говорили, что Юля – сверхчеловек, и это сработало, не рояль в кустах. И с самолётами логично.
Но вот с людьми… Даже если предположить, что есть набор вот такой же идеальной высоты крыш, на которых все выжили, то всё равно погибло не менее 90% всех в этой зоне. И об этом ни тут, ни дальше нет ни слова. И это жирнющий проёб фильма. Никакого хэппи-энда на самом деле нет, они никого особо не спасли, кроме себя и нескольких случайно попавших на крышу людей.
Как исправить: Ну, есть вариант. Реально посчитать, сколько в заданном куполом диаметре крыш высоты, необходимой для выживания (не только крыш – здания выше тоже сойдут, просто там надо будет не на крышах укрываться, а на каких-то определенных этажах) и прямо вот где-то сказать открытым текстом: в зоне поражения 100 000 человек, если все влезут на данные этажи и крыши, то 95 000 человек спасётся. И показать несколько разных этажей и крыш, где люди в толпе стоят, как селёдки. Чтобы мы видели: да, большинство спаслось.
В текущем же раскладе все погибли.
48 эпизод
Назначение: постразвязка
Описание сцены: на кладбище хоронят… Юлю. Присутствуют какие-то её друзья, Гугл и генерал. После похорон генерал идёт к другой могиле – Артёма.
Комментарий: Понятно, что она не погибла. Даже понятно, где она. Когда в начале генерал с Юлей ехали в машине, он произнёс шуточный монолог о том, как он может её спрятать от учёных – увезя на Камчатку. Видимо, он реализовал тот план.
49 эпизод
Назначение: постразвязка-2
Описание сцены: Камчатка. Летит вертолёт. В нём один пассажир – генерал. После посадки он ещё идёт пешком и находит в итоге ждущих его Юлю и Харитона. Прикосновением к воде Юля вызывает оттуда космический корабль (созданный тут же или заготовленный заранее – неясно). Они с Харитоном собираются улетать.
Комментарий: Ну, сказочный такой конец, но ладно. Сойдёт.
Собственно, всё. У сценария есть две системных проблемы, которые не решаются простым штрихпунктирным изменением сцен:
1) То, что Ваня, работая в эпицентре познаний об инопланетянах и постоянно контактируя с десятками военных, которые в курсе дел, так до конца фильма и не догадывается, что Ра контролирует все инфопотоки. На этой ваниной тупости построен огромный кусок сценария, и оправдать этого колосса на глиняных ногах ничем не выходит.
2) То, что с учётом показанного из сотен тысяч человек, запертых в водном куполе, спаслось от силы человек 50-100, которые уместились на крыше вместе с героями. Потому что нужна была крыша строго определённой высоты. Так что никакого хэппи-энда, все мертвы.
Не переключайте канал. Ещё кого-нибудь распорем.
Оригинал и комментарии
не стану рассказывать, что там было дальше от clear-text
БАЛЬЗАМ НА РАНЫ
Эту странную историю рассказал мне мой давний старший друг Валентин Петрович Н. Рассказал лет десять назад. Случилась же она и того раньше, в 2002-м году, а предыстория, то есть то, с чего всё началось – и вовсе за двадцать лет до 2002-го года, то есть в 1982-м, летом, еще при живом Брежневе, хотя Брежнев тут совсем ни при чем.
Сейчас Валентина Петровича нет на свете, и я могу об этом рассказывать. Тем более что он с меня никаких обещаний не брал.
Надобно сказать, что Валентин Петрович был довольно удачливый бизнесмен. Средний бизнес, разумеется. Небольшой. Но – крепкий, доходный и, главное, ровный, без ухабов и обвалов.
Один раз – вот с этого и начался наш разговор – я спросил о секрете его успеха. Почему его минуют большие и малые несчастья, которыми так богата жизнь среднего предпринимателя?
***
- Как говорится, «сами удивляемся», - сказал он. – Я сам об этом долго думал. И понял вот что. Тут не просто умение или везение. Не это главное. Главное – отношения с людьми. Скажешь, старо как мир? Целый воз дурацких книжек? Как влиять на людей, как превращать противников в союзников, и прочая чепуха? Нет, мой дорогой. Я про другое. Мой принцип - жесткость отношений. Никого никогда ни за что не прощать. Не спускать ни малейших враждебных действий и даже слов. Мстить! Да, представь себе, просто мстить. Соразмерно, конечно! – он улыбнулся.
Вот, например, - продолжал он, - в самом начале двухтысячных у меня вдруг пошли какие-то мелкие неприятности. Непонятно, почему. Как будто с левой ноги встал, и вот так каждый день. И я понял, что всему виной какая-то незалеченная рана. Даже, может быть, маленькая ранка. Царапина, в сущности. Но она свербит и гноится – почему? Потому что я за нее не отомстил.
- Господи! – сказал я. – Да кто тебя этому научил? Мстить?
- Тетя! – простодушно улыбнулся Валентин Петрович. – Моя тетя Лера, мамина сестра. Она была пианистка, не так, чтобы совсем знаменитая, но вполне. Да ты же знаешь! Концерты, гастроли, даже какие-то премии. Тетя Лера мне говорила: «Если кто-то против меня, гадит, интригует, сплетничает – я его просто уничтожаю. Всеми доступными мне средствами. И никому ничего не прощаю. Помнишь, как я тебя оставила на острове?»
***
Еще бы мне не помнить про остров! – засмеялся Валентин Петрович. – Мне было восемь лет. Мы с тетей вдвоем плавали на остров, была у нас рядом с дачей река, широкое такое место, а посредине островок. Тетя плавала отлично, а я плавать не умел, я плыл на резиновом надувном круге. Вот мы сплавали, повалялись на травке, а потом тетя вдруг спустила воздух из моего круга, сложила его вчетверо, сунула себе под лямку купальника, побежала к воде и уплыла на тот берег, где был маленький пляжик и дорога к нашему дачному поселку.
Ужас!
Я один, кругом вода, народу на берегах никого!
Потом мне тетя объяснила, в чем дело. А дело было в том, что я был маленький, но вредный. Дня два назад тетя прямо с дачи ехала на концерт. Аккомпанировать какому-то известному певцу. Песни Шуберта. «Зимний путь». А я, подлец, в самый последний момент поменял ноты у нее в портфеле. Вытащил Шуберта и сунул «В лесу родилась елочка».
«Ты представляешь себе, - сказала мне потом тетя Лера, - какой ужас, какое отчаяние меня охватило, когда я достала из портфеля ноты Шуберта – а там какой-то детсад! Слава богу, это было в артистической, а не в зале. Мне все-таки нашли нужные ноты. Консерватория, слава богу. Концерт задержали всего на десять минут. И я хотела, чтоб ты тоже ощутил это чувство одиночества и беспомощности! Ты ощутил?»
«Ощутил, - сказал я. – Еще как! Но я мог утонуть, что тогда?»
«Тогда бы меня Галя (это моя мама – пояснил Валентин Петрович) убила бы. Или посадила бы в тюрьму, не знаю! Но это уже была бы совсем другая история. А тогда мне надо было тебя наказать».
«Зачем, тетя Лера?»
«Чтоб не чувствовать, что в меня плюнули, а я утерлась и захихикала: ах, какой милый остроумный мальчик! Стащил у тети ноты перед концертом! А еще – чтобы простить. Ты понял?».
Кажется, я все понял. Тем более что все было не так уж страшно. Тетя Лера через час приплыла за мной на лодке, попросила соседа. Какая-то слишком длинная и многослойная история, нет? Ты не запутался?
***
- Нет, нет! – сказал я. – Очень интересно! Но ты же не про тетю.
- Да, конечно, - кивнул он. – Хотя на самом деле тоже про тетю. Но совсем про другую.
***
Итак, – рассказывал Валентин Петрович, - в самом начале двухтысячных я вдруг чуть-чуть захромал, вместе со своим бизнесом. И я понял, что тут не в налогах и крышах дело. Тут что-то у меня внутри. Ранка не долеченная, я уже сказал, кажется. Все свободное время я лежал на диване, прямо как сам себе психоаналитик. Лежал, глядел в потолок и пытался эту ранку разыскать. Отматывал события день за днем, месяц за месяцем, год за годом, стараясь вспомнить, кто и когда меня оскорбил, а я не ответил. Я предчувствовал, что это будет какая-то сущая ерунда, чепуха, чушь собачья…
И я все-таки вспомнил.
Но я и представить себе не мог, насколько это на самом деле полная чушь!
Это было в 1982 году, летом. То есть двадцать лет назад от того момента, когда я вспомнил. Еще Брежнев был жив, хотя Брежнев тут совсем ни при чем. Просто чтобы отметить – это была другая эра. Трижды другая!
Но не в том дело.
А дело в том, что я поехал на некую научно-практическую конференцию. Она была в загородной гостинице, рядом с маленьким русским городом Р.
Там было много народу, и не только участники, но и просто молодежь. По льготным путевкам обкома ВЛКСМ. Было лето. Июль, кажется. Молодежь торчала на пляже, мы торчали на пленарках и секциях, а вечером, как положено, танцы.
Там была одна хорошая девочка. Нина звали. Она работала в этой гостинице каким-то младшим администратором, и жила прямо рядом, там был поселочек такой. Красивая. Глаза синие. Небольшого роста. Стройная, но плотненькая. Умненькая, веселая. Мы с ней уже пару раз разговаривали. Мне она понравилась. И я, вроде бы, ей понравился тоже.
Вот мы с ней танцуем медленный танец, там танцы чередовались – два раза шейк, один раз что-то медленное, чтобы поговорить и пообниматься. Танцуем, значит. Она мне головку на плечо положила, я ее одной рукой за талию обнимаю, другой рукой по спинке глажу, все так хорошо и приятно, и мы уже договорились, что после танцев пойдем гулять на реку – и вдруг она шепотом спрашивает:
- Валь! А тебе сколько лет?
Я говорю, как есть:
- Сорок.
- Правда?
- Честно. Я сорок второго года. Вот и считай.
Она вдруг остановилась и отбросила мои руки.
- Что такое? – спросил я.
- Что я, проститутка, что ли? – она хмыкнула и шагнула в сторону.
Я схватил ее за рукав:
- Погоди! В чем дело?
- Мне двадцать лет! – сказала она. – Ты понял? Двадцать! Что я, проститутка, с сорокалетним козлом ходить?
И убежала. Я даже не успел ей вслед крикнуть «Сама дура! Сама коза!».
Стою, глазами хлопаю. Меня, сорокалетнего мужчину, оскорбили только за то, что мне сорок лет, и ни за что больше! Я понял, что чувствуют евреи или негры! Страшное, гадкое, унизительное чувство. Тем более что я эту Нину не уламывал! Не тискал, не лапал, не поил липким сладеньким винцом, не сулил подарков или, боже упаси, денег. Не дышал на нее гнилыми зубами. Не вонял пропотевшим пиджаком. Нет! Я ей вдруг стал отвратителен просто по факту своего возраста. Именно по открывшемуся ей факту, – он поднял палец, – а не по внешнему виду. Потому что я был спортивный, аккуратный, даже модный. И уж конечно, насчет этого дела был не хуже любого ее ровесника, точно говорю. Но до этого дела мы, как ты уже понял, не добрались.
***
- Но ведь это же на самом деле чушь! – сказал я.
- Допустим. Но важно не то, как я это понимаю сейчас, – строго ответил Валентин Петрович. – Важно, как я это чувствовал тогда. А тогда, в июле 1982 года, я был унижен и оскорблен, и ничего не ответил.
- А что, что именно тебя так оскорбило? – спросил я. – Хорошо, какая-то дурочка не захотела иметь дело с сорокалетним, миль пардон, козлом. Это ее проблемы.
- Что меня оскорбило? – вздохнул он. – Хороший вопрос, кстати. Наверное, страх надвинувшейся старости. Страх смерти, в конце концов! И вот в эти страхи она меня ткнула носом. Мне было ужасно, я не вру.
Он поднялся с кресла, прошелся по комнате, встал передо мной.
- Был 2002-й год, и тоже, как ни странно, июль. Или начало августа. Суббота. Время семь вечера, еще светло. Я встал с дивана, на котором валялся и размышлял, принял душ и стал одеваться. Я надел мягко-белого цвета сорочку, легкий синий костюм «Бриони», тончайшие мокасины. Полюбовался собой в зеркало. Да, мне было ровно шестьдесят лет, но я выглядел просто превосходно. Стройный, коротко стриженый, почти без седины. Я бросил в сумку несессер, фотоаппарат, бумажник, пару нижнего белья, еще одну сорочку в нераспечатанной упаковке, позвонил подруге – она была во Франции – сказал, что на уик-энд могу оказаться в местах, где нет мобильной связи. Взял ключи, сел в свой джип и поехал.
- Куда?
- В маленький русский город Р.
- Найти эту Нину и сказать ей: «Сама дура! Сама коза!»? – засмеялся я.
- Вот именно, – абсолютно серьезно ответил он.
***
Доехал я быстро, буквально за три часа.
Нашел эту самую гостиницу. От нее осталось только название, а так-то ее здорово отремонтировали. Перестроили. Евроремонт, евростиль, евро-что ты только хочешь. Захожу, спрашиваю хороший номер…
- Ты что, серьезно надеялся ее найти?
- Если я на что-то серьезно надеюсь, оно всегда сбывается, – сказал Валентин Петрович. – Тебе тоже советую. Надейся не так, хала-бала, может будет, может нет, а всей душой, и все получишь! Да. Расплачиваюсь за номер и тихонько спрашиваю девушку за стойкой: «Простите, странный такой вопрос. Давным-давно здесь работала Нина, если не ошибаюсь, Емельянова. Она и жила тут рядом. Вдруг вспомните? Соседи, то да сё… Вдруг?» А девушка мне тихо так говорит: «Нина Павловна? Да вот же она!»
Поворачиваюсь влево – там сбоку, на другом конце стойки, с пачкой бумаг и большим калькулятором, сидит эта самая Нина. Лицом – точно она.
- Сказка! – я развел руками.
- Жизнь! – он щелкнул пальцами. – Она еще интереснее. Я пошел, из машины взял букет и большую коробку конфет, подхожу к ней, что-то несу типа «наша фирма, три года назад, отличное обслуживание, я тут случайно оказался, позвольте в знак приятности…» Она вся покраснела от удовольствия. Выходит из-за стойки. Я ей ручку целую, букет вручаю и на нее смотрю. Батюшки светы. Была стройная чуть плотненькая девочка, стала раздавшаяся, даже разъевшаяся тетка. Щеки переходят в плечи, спускаются на грудь. Пузище торчит из-под форменного жакета. Ноги бутылками. Нет, ребята. Смерть лучше старости. На могильном памятнике нарисуют красивый портрет. А тут… - он махнул рукой.
***
А тут я ей говорю, – продолжал Валентин Петрович, – что-то вот бы нам с вами сняться на память. Достаю из портфеля мыльницу, зову девочку-администраторшу. Стоим мы, значит, с Ниной Павловной в обнимочку посреди холла и во весь рост отражаемся в зеркале. Девочка щелкнула нас и ушла.
Я крепко сжал её плечо и шепчу:
«Нина. Посмотри в зеркало. Не узнаешь меня?»
«Нет, - говорит, - извините».
«Нина, - говорю я. – Насчет фирмы это брехня. Мы с тобой раньше виделись. Ровно двадцать лет назад. Помнишь?»
«Нет, – говорит. – Хотя я здесь уже двадцать два года работаю. Что да, то да».
«Нина! – говорю. – Соберись, напряги память! Двадцать лет назад. Вот такой же июль. Мы танцуем. Обнимаемся. И ты спрашиваешь, сколько мне лет. Я говорю, что сорок. А ты отвечаешь, что тебе всего двадцать, и со старым козлом дальше танцевать не хочешь… Помнишь?».
«Неважно», - говорит она.
«Ага! – чуть не кричу я. – Значит, помнишь».
«Ну, допустим, – говорит она вполне спокойно. – Ну и что?»
«А теперь посмотрись в зеркало, Нина! – говорю я. – Тебе сорок. Всего сорок! Мне шестьдесят. Целых шестьдесят! Посмотри внимательно. Полюбуйся. Сравни. И скажи, кто из нас лучше выглядит?»
«Ну и что?»
«Да ничего! – говорю. – Просто так!»
«Ладно, понятно, – и идет к своим бумагам. – Извини, много работы. Время почти одиннадцать, а тут еще считать черт-те сколько».
«Где у вас тут можно поужинать?» – спрашиваю.
«Леночка, - говорит она той девочке. – Покажи, где «Бочонок»».
***
Поужинал я в этом «Бочонке», - рассказывал он дальше, - едва отбился от местных проституток, и к половине первого вошел, наконец, к себе в номер. Хороший номер, кстати. Душ и спать. Лежу и думаю: «Интересно, она что-то поняла? Почувствовала?»
- А что она должна была понять? – спросил я.
- Что зря меня обидела двадцать лет назад. А главное, чтоб ей стало хоть чуточку больно, глядя в зеркало на себя рядом со мной. Больно, обидно и унизительно.
- Одно дело уколоть, припомнить обиду, – рассудительно сказал я. – Это понятно. Но унижать-то зачем?
- А она меня зачем унизила?
- То есть прямо по заветам твоей тети Леры? – засмеялся я. – Чтоб она почувствовала то, что чувствовал ты?
- Да! – едва не крикнул он.
- Странно, – сказал я. – Между «тогда» и «сейчас» огромная разница.
- Иначе не лечится. И не прощается! – Валентин Петрович хлопнул ладонью по столу в знак непреклонности своих убеждений.
***
Долго ли, коротко, – рассказывал он, – в этих мстительных мыслях я потихоньку заснул.
И вдруг проснулся от того, что кто-то вошел в мой номер.
Я открыл глаза. Женская фигура показалась на фоне приоткрытой двери. Наверное, у нее была служебная карточка-ключ. Я протянул руку, нашарил и нажал клавишу лампы, которая стояла на тумбочке около кровати – но она загорелась всего на полсекунды, потому что раздался щелчок, и свет погас. Очевидно, женщина вытащила мою карту из кассеты у входа, и вырубила весь свет, и я не успел ее рассмотреть.
В номере было абсолютно темно. Перед сном я сам опустил жалюзи и сдвинул тяжелые двуслойные гардины.
Я услышал, как женщина подходит к моей постели. Снимает халат и бросает его на пол. Садится рядом. Ее рука откидывает одеяло. Она нагибается ко мне и горячо шепчет, едва не прикасаясь губами к моим губам:
«Прости меня. Это было так давно. Я была совсем дура. А ты такой красивый, такой хороший. Пусти меня к себе…» - и с этими словами она целует меня. Губы, шею, грудь и вообще всё. А потом налегает на меня всем телом, ложится рядом…
Потом рассвет все же стал пробиваться сквозь плотные занавески.
«Ты меня простил?» - шепнула она, поцеловала меня напоследок, вскочила, схватила с пола свой халат, накинула его на плечи и убежала. В предрассветном полумраке я увидел, что это совсем юная женщина. Небольшого роста, с гладким стройным телом – впрочем, это я не увидел, а ощутил, когда обнимал ее.
Сначала я подумал, что это мне приснилось.
Но нет! Она меня сильно укусила в плечо, до синяка, и этот синяк я утром рассматривал в ванной, в зеркале. И еще – она оставила свои тапочки. Еще одни гостиничные тапочки валялись у кровати, рядом с моими.
***
По дороге на завтрак, – продолжал Валентин Петрович, – я заглянул в холл.
Нина Павловна все так же сидела за своими бумагами.
«Доброе утро, - сказал я. – А кем ты здесь работаешь?»
«Помощник главного бухгалтера», - сказала она.
«Прямо сутками напролет?»
«Иногда приходится. Ну, всё? Отомстил и простил?»
«Нина, - сказал я. – А кто это был?»
«Где? Кто? – она явно издевалась надо мной. – Нет, ты ответь: ты меня простил?»
«Дочка?» – не отставал я.
«Вообще совсем с ума сошел – дочку ему!».
«Племянница? Сотрудница?»
«Еще чего! Ты лучше сам скажи, - усмехнулась Нина Павловна, - кого ты вместо себя положил? А то, – бесстыдно прошептала она, – а то такой веселый, как будто даже не сорок, а прямо двадцать».
***
- Ну и что дальше?
- Простил, конечно, – сказал Валентин Петрович. – Эта маленькая ранка зажила. И все у меня опять стало нормально и даже хорошо.
- Да нет, я не о том! – я даже кулаки сжал от досады. – Что там было с этой Ниной? Кто это был?
- А вот что там было дальше, не стану рассказывать.
Эту странную историю рассказал мне мой давний старший друг Валентин Петрович Н. Рассказал лет десять назад. Случилась же она и того раньше, в 2002-м году, а предыстория, то есть то, с чего всё началось – и вовсе за двадцать лет до 2002-го года, то есть в 1982-м, летом, еще при живом Брежневе, хотя Брежнев тут совсем ни при чем.
Сейчас Валентина Петровича нет на свете, и я могу об этом рассказывать. Тем более что он с меня никаких обещаний не брал.
Надобно сказать, что Валентин Петрович был довольно удачливый бизнесмен. Средний бизнес, разумеется. Небольшой. Но – крепкий, доходный и, главное, ровный, без ухабов и обвалов.
Один раз – вот с этого и начался наш разговор – я спросил о секрете его успеха. Почему его минуют большие и малые несчастья, которыми так богата жизнь среднего предпринимателя?
***
- Как говорится, «сами удивляемся», - сказал он. – Я сам об этом долго думал. И понял вот что. Тут не просто умение или везение. Не это главное. Главное – отношения с людьми. Скажешь, старо как мир? Целый воз дурацких книжек? Как влиять на людей, как превращать противников в союзников, и прочая чепуха? Нет, мой дорогой. Я про другое. Мой принцип - жесткость отношений. Никого никогда ни за что не прощать. Не спускать ни малейших враждебных действий и даже слов. Мстить! Да, представь себе, просто мстить. Соразмерно, конечно! – он улыбнулся.
Вот, например, - продолжал он, - в самом начале двухтысячных у меня вдруг пошли какие-то мелкие неприятности. Непонятно, почему. Как будто с левой ноги встал, и вот так каждый день. И я понял, что всему виной какая-то незалеченная рана. Даже, может быть, маленькая ранка. Царапина, в сущности. Но она свербит и гноится – почему? Потому что я за нее не отомстил.
- Господи! – сказал я. – Да кто тебя этому научил? Мстить?
- Тетя! – простодушно улыбнулся Валентин Петрович. – Моя тетя Лера, мамина сестра. Она была пианистка, не так, чтобы совсем знаменитая, но вполне. Да ты же знаешь! Концерты, гастроли, даже какие-то премии. Тетя Лера мне говорила: «Если кто-то против меня, гадит, интригует, сплетничает – я его просто уничтожаю. Всеми доступными мне средствами. И никому ничего не прощаю. Помнишь, как я тебя оставила на острове?»
***
Еще бы мне не помнить про остров! – засмеялся Валентин Петрович. – Мне было восемь лет. Мы с тетей вдвоем плавали на остров, была у нас рядом с дачей река, широкое такое место, а посредине островок. Тетя плавала отлично, а я плавать не умел, я плыл на резиновом надувном круге. Вот мы сплавали, повалялись на травке, а потом тетя вдруг спустила воздух из моего круга, сложила его вчетверо, сунула себе под лямку купальника, побежала к воде и уплыла на тот берег, где был маленький пляжик и дорога к нашему дачному поселку.
Ужас!
Я один, кругом вода, народу на берегах никого!
Потом мне тетя объяснила, в чем дело. А дело было в том, что я был маленький, но вредный. Дня два назад тетя прямо с дачи ехала на концерт. Аккомпанировать какому-то известному певцу. Песни Шуберта. «Зимний путь». А я, подлец, в самый последний момент поменял ноты у нее в портфеле. Вытащил Шуберта и сунул «В лесу родилась елочка».
«Ты представляешь себе, - сказала мне потом тетя Лера, - какой ужас, какое отчаяние меня охватило, когда я достала из портфеля ноты Шуберта – а там какой-то детсад! Слава богу, это было в артистической, а не в зале. Мне все-таки нашли нужные ноты. Консерватория, слава богу. Концерт задержали всего на десять минут. И я хотела, чтоб ты тоже ощутил это чувство одиночества и беспомощности! Ты ощутил?»
«Ощутил, - сказал я. – Еще как! Но я мог утонуть, что тогда?»
«Тогда бы меня Галя (это моя мама – пояснил Валентин Петрович) убила бы. Или посадила бы в тюрьму, не знаю! Но это уже была бы совсем другая история. А тогда мне надо было тебя наказать».
«Зачем, тетя Лера?»
«Чтоб не чувствовать, что в меня плюнули, а я утерлась и захихикала: ах, какой милый остроумный мальчик! Стащил у тети ноты перед концертом! А еще – чтобы простить. Ты понял?».
Кажется, я все понял. Тем более что все было не так уж страшно. Тетя Лера через час приплыла за мной на лодке, попросила соседа. Какая-то слишком длинная и многослойная история, нет? Ты не запутался?
***
- Нет, нет! – сказал я. – Очень интересно! Но ты же не про тетю.
- Да, конечно, - кивнул он. – Хотя на самом деле тоже про тетю. Но совсем про другую.
***
Итак, – рассказывал Валентин Петрович, - в самом начале двухтысячных я вдруг чуть-чуть захромал, вместе со своим бизнесом. И я понял, что тут не в налогах и крышах дело. Тут что-то у меня внутри. Ранка не долеченная, я уже сказал, кажется. Все свободное время я лежал на диване, прямо как сам себе психоаналитик. Лежал, глядел в потолок и пытался эту ранку разыскать. Отматывал события день за днем, месяц за месяцем, год за годом, стараясь вспомнить, кто и когда меня оскорбил, а я не ответил. Я предчувствовал, что это будет какая-то сущая ерунда, чепуха, чушь собачья…
И я все-таки вспомнил.
Но я и представить себе не мог, насколько это на самом деле полная чушь!
Это было в 1982 году, летом. То есть двадцать лет назад от того момента, когда я вспомнил. Еще Брежнев был жив, хотя Брежнев тут совсем ни при чем. Просто чтобы отметить – это была другая эра. Трижды другая!
Но не в том дело.
А дело в том, что я поехал на некую научно-практическую конференцию. Она была в загородной гостинице, рядом с маленьким русским городом Р.
Там было много народу, и не только участники, но и просто молодежь. По льготным путевкам обкома ВЛКСМ. Было лето. Июль, кажется. Молодежь торчала на пляже, мы торчали на пленарках и секциях, а вечером, как положено, танцы.
Там была одна хорошая девочка. Нина звали. Она работала в этой гостинице каким-то младшим администратором, и жила прямо рядом, там был поселочек такой. Красивая. Глаза синие. Небольшого роста. Стройная, но плотненькая. Умненькая, веселая. Мы с ней уже пару раз разговаривали. Мне она понравилась. И я, вроде бы, ей понравился тоже.
Вот мы с ней танцуем медленный танец, там танцы чередовались – два раза шейк, один раз что-то медленное, чтобы поговорить и пообниматься. Танцуем, значит. Она мне головку на плечо положила, я ее одной рукой за талию обнимаю, другой рукой по спинке глажу, все так хорошо и приятно, и мы уже договорились, что после танцев пойдем гулять на реку – и вдруг она шепотом спрашивает:
- Валь! А тебе сколько лет?
Я говорю, как есть:
- Сорок.
- Правда?
- Честно. Я сорок второго года. Вот и считай.
Она вдруг остановилась и отбросила мои руки.
- Что такое? – спросил я.
- Что я, проститутка, что ли? – она хмыкнула и шагнула в сторону.
Я схватил ее за рукав:
- Погоди! В чем дело?
- Мне двадцать лет! – сказала она. – Ты понял? Двадцать! Что я, проститутка, с сорокалетним козлом ходить?
И убежала. Я даже не успел ей вслед крикнуть «Сама дура! Сама коза!».
Стою, глазами хлопаю. Меня, сорокалетнего мужчину, оскорбили только за то, что мне сорок лет, и ни за что больше! Я понял, что чувствуют евреи или негры! Страшное, гадкое, унизительное чувство. Тем более что я эту Нину не уламывал! Не тискал, не лапал, не поил липким сладеньким винцом, не сулил подарков или, боже упаси, денег. Не дышал на нее гнилыми зубами. Не вонял пропотевшим пиджаком. Нет! Я ей вдруг стал отвратителен просто по факту своего возраста. Именно по открывшемуся ей факту, – он поднял палец, – а не по внешнему виду. Потому что я был спортивный, аккуратный, даже модный. И уж конечно, насчет этого дела был не хуже любого ее ровесника, точно говорю. Но до этого дела мы, как ты уже понял, не добрались.
***
- Но ведь это же на самом деле чушь! – сказал я.
- Допустим. Но важно не то, как я это понимаю сейчас, – строго ответил Валентин Петрович. – Важно, как я это чувствовал тогда. А тогда, в июле 1982 года, я был унижен и оскорблен, и ничего не ответил.
- А что, что именно тебя так оскорбило? – спросил я. – Хорошо, какая-то дурочка не захотела иметь дело с сорокалетним, миль пардон, козлом. Это ее проблемы.
- Что меня оскорбило? – вздохнул он. – Хороший вопрос, кстати. Наверное, страх надвинувшейся старости. Страх смерти, в конце концов! И вот в эти страхи она меня ткнула носом. Мне было ужасно, я не вру.
Он поднялся с кресла, прошелся по комнате, встал передо мной.
- Был 2002-й год, и тоже, как ни странно, июль. Или начало августа. Суббота. Время семь вечера, еще светло. Я встал с дивана, на котором валялся и размышлял, принял душ и стал одеваться. Я надел мягко-белого цвета сорочку, легкий синий костюм «Бриони», тончайшие мокасины. Полюбовался собой в зеркало. Да, мне было ровно шестьдесят лет, но я выглядел просто превосходно. Стройный, коротко стриженый, почти без седины. Я бросил в сумку несессер, фотоаппарат, бумажник, пару нижнего белья, еще одну сорочку в нераспечатанной упаковке, позвонил подруге – она была во Франции – сказал, что на уик-энд могу оказаться в местах, где нет мобильной связи. Взял ключи, сел в свой джип и поехал.
- Куда?
- В маленький русский город Р.
- Найти эту Нину и сказать ей: «Сама дура! Сама коза!»? – засмеялся я.
- Вот именно, – абсолютно серьезно ответил он.
***
Доехал я быстро, буквально за три часа.
Нашел эту самую гостиницу. От нее осталось только название, а так-то ее здорово отремонтировали. Перестроили. Евроремонт, евростиль, евро-что ты только хочешь. Захожу, спрашиваю хороший номер…
- Ты что, серьезно надеялся ее найти?
- Если я на что-то серьезно надеюсь, оно всегда сбывается, – сказал Валентин Петрович. – Тебе тоже советую. Надейся не так, хала-бала, может будет, может нет, а всей душой, и все получишь! Да. Расплачиваюсь за номер и тихонько спрашиваю девушку за стойкой: «Простите, странный такой вопрос. Давным-давно здесь работала Нина, если не ошибаюсь, Емельянова. Она и жила тут рядом. Вдруг вспомните? Соседи, то да сё… Вдруг?» А девушка мне тихо так говорит: «Нина Павловна? Да вот же она!»
Поворачиваюсь влево – там сбоку, на другом конце стойки, с пачкой бумаг и большим калькулятором, сидит эта самая Нина. Лицом – точно она.
- Сказка! – я развел руками.
- Жизнь! – он щелкнул пальцами. – Она еще интереснее. Я пошел, из машины взял букет и большую коробку конфет, подхожу к ней, что-то несу типа «наша фирма, три года назад, отличное обслуживание, я тут случайно оказался, позвольте в знак приятности…» Она вся покраснела от удовольствия. Выходит из-за стойки. Я ей ручку целую, букет вручаю и на нее смотрю. Батюшки светы. Была стройная чуть плотненькая девочка, стала раздавшаяся, даже разъевшаяся тетка. Щеки переходят в плечи, спускаются на грудь. Пузище торчит из-под форменного жакета. Ноги бутылками. Нет, ребята. Смерть лучше старости. На могильном памятнике нарисуют красивый портрет. А тут… - он махнул рукой.
***
А тут я ей говорю, – продолжал Валентин Петрович, – что-то вот бы нам с вами сняться на память. Достаю из портфеля мыльницу, зову девочку-администраторшу. Стоим мы, значит, с Ниной Павловной в обнимочку посреди холла и во весь рост отражаемся в зеркале. Девочка щелкнула нас и ушла.
Я крепко сжал её плечо и шепчу:
«Нина. Посмотри в зеркало. Не узнаешь меня?»
«Нет, - говорит, - извините».
«Нина, - говорю я. – Насчет фирмы это брехня. Мы с тобой раньше виделись. Ровно двадцать лет назад. Помнишь?»
«Нет, – говорит. – Хотя я здесь уже двадцать два года работаю. Что да, то да».
«Нина! – говорю. – Соберись, напряги память! Двадцать лет назад. Вот такой же июль. Мы танцуем. Обнимаемся. И ты спрашиваешь, сколько мне лет. Я говорю, что сорок. А ты отвечаешь, что тебе всего двадцать, и со старым козлом дальше танцевать не хочешь… Помнишь?».
«Неважно», - говорит она.
«Ага! – чуть не кричу я. – Значит, помнишь».
«Ну, допустим, – говорит она вполне спокойно. – Ну и что?»
«А теперь посмотрись в зеркало, Нина! – говорю я. – Тебе сорок. Всего сорок! Мне шестьдесят. Целых шестьдесят! Посмотри внимательно. Полюбуйся. Сравни. И скажи, кто из нас лучше выглядит?»
«Ну и что?»
«Да ничего! – говорю. – Просто так!»
«Ладно, понятно, – и идет к своим бумагам. – Извини, много работы. Время почти одиннадцать, а тут еще считать черт-те сколько».
«Где у вас тут можно поужинать?» – спрашиваю.
«Леночка, - говорит она той девочке. – Покажи, где «Бочонок»».
***
Поужинал я в этом «Бочонке», - рассказывал он дальше, - едва отбился от местных проституток, и к половине первого вошел, наконец, к себе в номер. Хороший номер, кстати. Душ и спать. Лежу и думаю: «Интересно, она что-то поняла? Почувствовала?»
- А что она должна была понять? – спросил я.
- Что зря меня обидела двадцать лет назад. А главное, чтоб ей стало хоть чуточку больно, глядя в зеркало на себя рядом со мной. Больно, обидно и унизительно.
- Одно дело уколоть, припомнить обиду, – рассудительно сказал я. – Это понятно. Но унижать-то зачем?
- А она меня зачем унизила?
- То есть прямо по заветам твоей тети Леры? – засмеялся я. – Чтоб она почувствовала то, что чувствовал ты?
- Да! – едва не крикнул он.
- Странно, – сказал я. – Между «тогда» и «сейчас» огромная разница.
- Иначе не лечится. И не прощается! – Валентин Петрович хлопнул ладонью по столу в знак непреклонности своих убеждений.
***
Долго ли, коротко, – рассказывал он, – в этих мстительных мыслях я потихоньку заснул.
И вдруг проснулся от того, что кто-то вошел в мой номер.
Я открыл глаза. Женская фигура показалась на фоне приоткрытой двери. Наверное, у нее была служебная карточка-ключ. Я протянул руку, нашарил и нажал клавишу лампы, которая стояла на тумбочке около кровати – но она загорелась всего на полсекунды, потому что раздался щелчок, и свет погас. Очевидно, женщина вытащила мою карту из кассеты у входа, и вырубила весь свет, и я не успел ее рассмотреть.
В номере было абсолютно темно. Перед сном я сам опустил жалюзи и сдвинул тяжелые двуслойные гардины.
Я услышал, как женщина подходит к моей постели. Снимает халат и бросает его на пол. Садится рядом. Ее рука откидывает одеяло. Она нагибается ко мне и горячо шепчет, едва не прикасаясь губами к моим губам:
«Прости меня. Это было так давно. Я была совсем дура. А ты такой красивый, такой хороший. Пусти меня к себе…» - и с этими словами она целует меня. Губы, шею, грудь и вообще всё. А потом налегает на меня всем телом, ложится рядом…
Потом рассвет все же стал пробиваться сквозь плотные занавески.
«Ты меня простил?» - шепнула она, поцеловала меня напоследок, вскочила, схватила с пола свой халат, накинула его на плечи и убежала. В предрассветном полумраке я увидел, что это совсем юная женщина. Небольшого роста, с гладким стройным телом – впрочем, это я не увидел, а ощутил, когда обнимал ее.
Сначала я подумал, что это мне приснилось.
Но нет! Она меня сильно укусила в плечо, до синяка, и этот синяк я утром рассматривал в ванной, в зеркале. И еще – она оставила свои тапочки. Еще одни гостиничные тапочки валялись у кровати, рядом с моими.
***
По дороге на завтрак, – продолжал Валентин Петрович, – я заглянул в холл.
Нина Павловна все так же сидела за своими бумагами.
«Доброе утро, - сказал я. – А кем ты здесь работаешь?»
«Помощник главного бухгалтера», - сказала она.
«Прямо сутками напролет?»
«Иногда приходится. Ну, всё? Отомстил и простил?»
«Нина, - сказал я. – А кто это был?»
«Где? Кто? – она явно издевалась надо мной. – Нет, ты ответь: ты меня простил?»
«Дочка?» – не отставал я.
«Вообще совсем с ума сошел – дочку ему!».
«Племянница? Сотрудница?»
«Еще чего! Ты лучше сам скажи, - усмехнулась Нина Павловна, - кого ты вместо себя положил? А то, – бесстыдно прошептала она, – а то такой веселый, как будто даже не сорок, а прямо двадцать».
***
- Ну и что дальше?
- Простил, конечно, – сказал Валентин Петрович. – Эта маленькая ранка зажила. И все у меня опять стало нормально и даже хорошо.
- Да нет, я не о том! – я даже кулаки сжал от досады. – Что там было с этой Ниной? Кто это был?
- А вот что там было дальше, не стану рассказывать.
Оригинал и комментарии
перечитывая классику от clear-text
КРАСИВАЯ И МОЛОДАЯ
Тоска дорожная, железная. Ранний вечер. Девушка на перроне полустанка. Отчаянный и безнадежный взгляд в окна поезда, проплывающего мимо. «Быть может, кто из проезжающих посмотрит пристальней из окон?» Пустые жалкие фантазии. Кто посмотрит? Ну, посмотрит, а дальше что? Один только раз какой-то гусар скользнул по ней улыбкой нежною и все… и поезд вдаль умчало.
Нет! Сделайте что-нибудь! Помогите, спасите, дайте надежду!
Например, вот так:
«Лишь раз гусар, рукой небрежною
Облокотясь на бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною –
И вдруг!
И вдруг, и вдруг, и вдруг – рванул рычаг стоп-крана!»
Тогда, конечно, бархат должен быть не алый, а, например, драный, для рифмы, да и вообще в этих поездах скорее всего была старая, истрепанная, а кое-где и дырявая, прожженная сигарами бархатная обивка, но дело не в этом.
А дело в том, что поезд остановился.
***
Да, тогда поезда сильно замедляли ход, проходя мимо станций, поэтому поезд остановился, проскрежетав по рельсам еще три-четыре сотни шагов. Где-то громко упал чемодан с полки. Стакан звонко покатился по полу, гремя мельхиоровой ложкой и выливая на истертый ковер остатки чая. Вагоны первого и второго класса, прокатились вперед и остановились в поле, за недлинной платформой, третий класс оказался прямо перед станционным зданием.
Молчаливые желтые и синие негромко возмущались, а поющие-плачущие зеленые отворили двери и выскочили на платформу с криком: «Кипяток! Кипяток!», держа в руках кружки и чайники. Наверное, они решили, что это самая настоящая остановка, и устремились в буфет, но не к прилавку, где все дорого, а к бесплатному восьмиведерному кипятильнику, что стоял между печью и окном. Поэтому начальник поезда не мог тронуться раньше, чем соберет всех этих людей обратно в вагоны.
Сильнее же всего начальнику поезда хотелось найти того, кто сорвал стоп-кран. Красная рукоятка с оторванной пломбой торчала в тамбуре почти пустого вагона первого класса. Никто из шестерых оставшихся пассажиров не мог сказать, кто виноват в происшествии. Как на грех, это были дамы и девицы, и один престарелый тайный советник. Никто из них не мог сотворить такую глупость. Но дверь из тамбура наружу была открыта.
Начальник поезда пошел в свое купе составлять рапорт в полицию, поручив проводникам поскорее заканчивать эту чепуху с кипятком.
***
Гусара звали князь Бельяминов. Миша. Михаил Михайлович. Тридцать один год, холост, штаб-ротмистр. Служил в Императорском полку. Богат. У папаши, Михаила Михайловича Бельяминова-старшего, был особняк на Большой Морской.
Гусар выпрыгнул из тамбура на насыпь, перебрался через мокрый некошеный ров и полем побеждал к платформе – но там нашел только суету с кипятком и жандарма, рядом с которым уже не было девушки.
Издали ему показалось, что девушка убегает от него по длинной улице, идущей в гору. Он пробежал несколько шагов за ней, потом вернулся, обратился к жандарму.
Разыскал ее дом. Разузнал, кто она: Машенька Волчанская, дворянка, дочка доктора, окончила семь классов женской гимназии в губернском городе, а здесь живет уже второй год при папаше и сестрах. Бельяминов задержался на день, снял номер в гостинице. Видел ее вечером в городском саду – она шла под руку с мамашей. Подошел, представился. Поцеловал ручки обеим дамам. Подарил цветы, угостил мороженым с сельтерской водой. Отозвал мамашу на минутку в сторону и сообщил, что приедет через месяц, когда Маше исполнится шестнадцать, делать формальное предложение.
***
Странное дело! Машенька месяцами что ни день ходила на станцию, глядела в окна проходящего петербургского скорого, она томилась тоской и одиночеством, она мечтала о чуде – что кто-нибудь из проезжающих увидит ее, как она юна, красива, как ждет любви. Но вот чудо свершилось: блестящий гусар из лейб-гвардии, богач, князь, сказочный принц – влюбляется в нее с первого взгляда, хочет ее в жены, посылает ей цветы и конфеты… А она плачет и говорит: «Нет! Нет! Я его совсем не знаю! Я его не люблю!»
Родители говорили ей положенные слова. Во-первых, что это действительно чудо, это Божий промысел, и отвергать его – это гневить Бога! Во-вторых, «стерпится – слюбится». И самый главный довод: «Да, положим, ты его не любишь. Но подумай, сколько ты сможешь сделать добра! И нам, твоим бедным родителям и сестрам, в том числе».
Чего же она боялась? Жизнь в уездном городке была сера и уныла, но это была родная привычная жизнь. Каждая выбоина в мостовой был мила, каждая бакалейная лавка знакома, каждая ступенька в церкви вытоптана сто раз, и перила на мостике через речку были деревянны и будто бы всегда теплы от ее руки. Страшно было уезжать в громадный каменно-чугунный Петербург.
Но сильней всего она боялась мужчину. Особенно – гусара. В гимназии, где она училась и жила вместе с воспитанницами в пансионе, только и было среди девиц разговоров, что о гусарах. Никому из русской кавалерии, ни уланам, ни кавалергардам, не повезло так, как гусарам – стать монстрами пугливо-страстных девичьих фантазий. Гусары казались ненасытными половыми чудовищами, в их лосинах пряталось нечто ужасное, беспощадное, пронзающее-разрывающее, похожее на слоновий хобот или даже бивень.
***
На деле всё оказалось совсем не страшно. То есть на самом деле еще хуже. Влюбленный Миша Бельяминов сумел сладить только в третью ночь. Было щекотно, мокро и обидно.
Зато старый князь отвел молодым пол-этажа в семейном особняке – целую квартиру. Они завели еженедельные приемы, стали ходить в театры. С радостного разрешения щедрого Миши она стала «делать добро», то есть посылать деньги родителям и сестрам. Миша обожал ее и даже не подозревал, сколь он забавен в своих попытках насытить ее любовью.
Она познакомилась с подполковником Томилиным, начальником своего мужа. Томилин снимал квартиру недалеко, на Казанской. Через Мойку по Красному Мосту и еще пять минут – и вот она взлетает на четвертый этаж, звонится в дверь, открывает Томилин в шлафроке – ах, бедные гусары, либо мундир, либо халат! – открывает, шутливо-строго хмурит брови и спрашивает:
- Que voulez-vous, mademoiselle?
А она, нарочно топоча каблучками, отвечает:
- Je veux jouer au cheval!
Топоча каблучками как копытами, она предлагает ему поиграть в лошадок! Он берет ее за ленты шляпы, как под уздцы, тащит в комнату, нагибает ее к дивану, задирает на ней платье, а она уже совсем голенькая – лошадки же не носят панталончиков… Она любила его лошадиной веселой любовью, но и Мишу, мужа своего, князя Бельяминова, любила тоже – с брезгливой благодарностью.
***
Ранним летом четырнадцатого Маше было едва девятнадцать. Она поехала с мужем в Баден, и знала, что муж уедет в Россию через месяц, а она останется еще отдохнуть на водах, и в июле туда прибудет Томилин. Но увы. Миша уехал, и тут Государь объявил мобилизацию. Муж и любовник словно бы забыли о ней. Они оба погибли 17 августа у реки Збруч, под Городком, в первой большой кавалерийской рубке великой войны, но Маша об этом так и не узнала. Германия скоро начала репатриацию русских, а Маша как раз увлеклась неким молодым поэтом из круга Стефана Георге; он погиб на Сомме; в Россию она так и не вернулась.
Еще через четыре с половиною года она, бывшая докторова дочка Маша Волчанская, бывшая молодая княгиня Бельяминова, а ныне работница швейной фабрики «Майер и Шульте» в крохотном городке, через службу Красного Креста разузнала все-таки, что ее сиятельные свекор и свекровь расстреляны, и скромный папа-доктор – тоже. Мама и одна из сестер остались живы. Она написала им, не надеясь, что ее письмо дойдет. Однако в те странные годы почта работала, как прежде. Они ответили слезной просьбой забрать их к себе. Забрать – но куда? Она жила в комнате вдвоем с такой же швеей. Умывальник был в коридоре. Клозет – этажом ниже. Мужа у нее не было. Она попыталась объяснить это в своем письме. Ответа не получила.
**
Осенью двадцать третьего ей было уже двадцать восемь.
Однажды субботним вечером она увидела на бульваре мужчину, который читал русскую газету, напечатанную по старинке, с «ятями» и «ерами». Подсела к нему на скамейку. Разговорились. Он оказался философ, недавно высланный из России.
- А вы кто? – спросил он.
- Буквально никто, - сказала Маша. – Просто никто. Ничтожество. Je suis littéralement nullité.
- Не говорите по-французски! – шикнул философ. – Да еще так громко! Здесь ненавидят Францию, вы что, не знаете?
- Знаю. Но увидела русского и заговорила по-французски. Забавно, правда? Ja, ich bin buchstäblich Null, nichts, niemand! Слишком философски… Как там в России? Что пишут?
- Ужасно, - сказал он. – Большевики меня изгнали, я должен был бы горевать, но я счастлив, что вырвался.
- А я скучаю, - сказала Маша.
- О чем? Вот, почитайте! – он сунул ей газету чуть ли не под нос. – Расстрелы, реквизиции и голод. А будет еще хуже.
- Не знаю, - она отвела его руку. – Здесь не сытнее. А я люблю Россию. Вспоминаю, как жила в маленьком городке, где главное событие – скорый поезд, который без остановки проходил через нашу станцию. Смешно, глупо? Но все равно люблю.
- Кому некого любить, тот любит родину! – вдруг обозлился он. – Особенно же Россию.
- А вы кого любите? – спросила Маша.
- Себя, разумеется. Но вы мне тоже нравитесь. Пойдемте ко мне.
***
Утром он, встав с постели, вдруг деловито спросил – они уже перешли на «ты»:
- Сколько я тебе должен?
- За что?
- Как это за что? – он удивленно обернулся к ней. – За… за всё за это.
- Я не знаю здешних цен, - усмехнулась она.
Хотела добавить «на проституток», но промолчала.
- Тогда пускай это будет бесплатно, - засмеялся он в ответ. – Пускай это будет взаимопомощь соотечественников на чужбине! – и засмеялся еще громче.
Деньги Маша у него все-таки взяла, купюры с безумными нулями. В станционном буфете она купила на все эти миллионы бутерброд с паштетом и бутылку пива.
Вышла наружу.
Услышала шум и свист. Приближался поезд. Станция была маленькая. Скорые на таких не останавливаются. Человек пять зевак стояли на платформе. Начальник станции три раза позвонил в колокол, привинченный к стене. Жандарм в мундире с галунами стал навытяжку и отдал честь.
Рядом с жандармом стояла девочка лет пятнадцати, с нежным румянцем и крутыми локонами. Поезд ехал мимо, чуть замедлив ход, а она, едва не встав на цыпочки, сияющими глазами смотрела в окна. Вот она помахала кому-то рукой. Маша мельком увидела, что это был молодой офицер. Кажется, он ответил улыбкой. Девочка покраснела и счастливо засмеялась.
Маша отвернулась от нее и пошла вдоль платформы.
Платформа кончилась, Маша легко спрыгнула наземь.
***
- Guck mal, Fritz! – крикнул путевой обходчик своему товарищу.
- Mein Gott! – заохал тот, глядя на Машу, лежащую навзничь головой вниз на обкошенном склоне насыпи. Взглянул в ее открытые глаза. Вздохнул: - Schön und jung…
Тоска дорожная, железная. Ранний вечер. Девушка на перроне полустанка. Отчаянный и безнадежный взгляд в окна поезда, проплывающего мимо. «Быть может, кто из проезжающих посмотрит пристальней из окон?» Пустые жалкие фантазии. Кто посмотрит? Ну, посмотрит, а дальше что? Один только раз какой-то гусар скользнул по ней улыбкой нежною и все… и поезд вдаль умчало.
Нет! Сделайте что-нибудь! Помогите, спасите, дайте надежду!
Например, вот так:
«Лишь раз гусар, рукой небрежною
Облокотясь на бархат алый,
Скользнул по ней улыбкой нежною –
И вдруг!
И вдруг, и вдруг, и вдруг – рванул рычаг стоп-крана!»
Тогда, конечно, бархат должен быть не алый, а, например, драный, для рифмы, да и вообще в этих поездах скорее всего была старая, истрепанная, а кое-где и дырявая, прожженная сигарами бархатная обивка, но дело не в этом.
А дело в том, что поезд остановился.
***
Да, тогда поезда сильно замедляли ход, проходя мимо станций, поэтому поезд остановился, проскрежетав по рельсам еще три-четыре сотни шагов. Где-то громко упал чемодан с полки. Стакан звонко покатился по полу, гремя мельхиоровой ложкой и выливая на истертый ковер остатки чая. Вагоны первого и второго класса, прокатились вперед и остановились в поле, за недлинной платформой, третий класс оказался прямо перед станционным зданием.
Молчаливые желтые и синие негромко возмущались, а поющие-плачущие зеленые отворили двери и выскочили на платформу с криком: «Кипяток! Кипяток!», держа в руках кружки и чайники. Наверное, они решили, что это самая настоящая остановка, и устремились в буфет, но не к прилавку, где все дорого, а к бесплатному восьмиведерному кипятильнику, что стоял между печью и окном. Поэтому начальник поезда не мог тронуться раньше, чем соберет всех этих людей обратно в вагоны.
Сильнее же всего начальнику поезда хотелось найти того, кто сорвал стоп-кран. Красная рукоятка с оторванной пломбой торчала в тамбуре почти пустого вагона первого класса. Никто из шестерых оставшихся пассажиров не мог сказать, кто виноват в происшествии. Как на грех, это были дамы и девицы, и один престарелый тайный советник. Никто из них не мог сотворить такую глупость. Но дверь из тамбура наружу была открыта.
Начальник поезда пошел в свое купе составлять рапорт в полицию, поручив проводникам поскорее заканчивать эту чепуху с кипятком.
***
Гусара звали князь Бельяминов. Миша. Михаил Михайлович. Тридцать один год, холост, штаб-ротмистр. Служил в Императорском полку. Богат. У папаши, Михаила Михайловича Бельяминова-старшего, был особняк на Большой Морской.
Гусар выпрыгнул из тамбура на насыпь, перебрался через мокрый некошеный ров и полем побеждал к платформе – но там нашел только суету с кипятком и жандарма, рядом с которым уже не было девушки.
Издали ему показалось, что девушка убегает от него по длинной улице, идущей в гору. Он пробежал несколько шагов за ней, потом вернулся, обратился к жандарму.
Разыскал ее дом. Разузнал, кто она: Машенька Волчанская, дворянка, дочка доктора, окончила семь классов женской гимназии в губернском городе, а здесь живет уже второй год при папаше и сестрах. Бельяминов задержался на день, снял номер в гостинице. Видел ее вечером в городском саду – она шла под руку с мамашей. Подошел, представился. Поцеловал ручки обеим дамам. Подарил цветы, угостил мороженым с сельтерской водой. Отозвал мамашу на минутку в сторону и сообщил, что приедет через месяц, когда Маше исполнится шестнадцать, делать формальное предложение.
***
Странное дело! Машенька месяцами что ни день ходила на станцию, глядела в окна проходящего петербургского скорого, она томилась тоской и одиночеством, она мечтала о чуде – что кто-нибудь из проезжающих увидит ее, как она юна, красива, как ждет любви. Но вот чудо свершилось: блестящий гусар из лейб-гвардии, богач, князь, сказочный принц – влюбляется в нее с первого взгляда, хочет ее в жены, посылает ей цветы и конфеты… А она плачет и говорит: «Нет! Нет! Я его совсем не знаю! Я его не люблю!»
Родители говорили ей положенные слова. Во-первых, что это действительно чудо, это Божий промысел, и отвергать его – это гневить Бога! Во-вторых, «стерпится – слюбится». И самый главный довод: «Да, положим, ты его не любишь. Но подумай, сколько ты сможешь сделать добра! И нам, твоим бедным родителям и сестрам, в том числе».
Чего же она боялась? Жизнь в уездном городке была сера и уныла, но это была родная привычная жизнь. Каждая выбоина в мостовой был мила, каждая бакалейная лавка знакома, каждая ступенька в церкви вытоптана сто раз, и перила на мостике через речку были деревянны и будто бы всегда теплы от ее руки. Страшно было уезжать в громадный каменно-чугунный Петербург.
Но сильней всего она боялась мужчину. Особенно – гусара. В гимназии, где она училась и жила вместе с воспитанницами в пансионе, только и было среди девиц разговоров, что о гусарах. Никому из русской кавалерии, ни уланам, ни кавалергардам, не повезло так, как гусарам – стать монстрами пугливо-страстных девичьих фантазий. Гусары казались ненасытными половыми чудовищами, в их лосинах пряталось нечто ужасное, беспощадное, пронзающее-разрывающее, похожее на слоновий хобот или даже бивень.
***
На деле всё оказалось совсем не страшно. То есть на самом деле еще хуже. Влюбленный Миша Бельяминов сумел сладить только в третью ночь. Было щекотно, мокро и обидно.
Зато старый князь отвел молодым пол-этажа в семейном особняке – целую квартиру. Они завели еженедельные приемы, стали ходить в театры. С радостного разрешения щедрого Миши она стала «делать добро», то есть посылать деньги родителям и сестрам. Миша обожал ее и даже не подозревал, сколь он забавен в своих попытках насытить ее любовью.
Она познакомилась с подполковником Томилиным, начальником своего мужа. Томилин снимал квартиру недалеко, на Казанской. Через Мойку по Красному Мосту и еще пять минут – и вот она взлетает на четвертый этаж, звонится в дверь, открывает Томилин в шлафроке – ах, бедные гусары, либо мундир, либо халат! – открывает, шутливо-строго хмурит брови и спрашивает:
- Que voulez-vous, mademoiselle?
А она, нарочно топоча каблучками, отвечает:
- Je veux jouer au cheval!
Топоча каблучками как копытами, она предлагает ему поиграть в лошадок! Он берет ее за ленты шляпы, как под уздцы, тащит в комнату, нагибает ее к дивану, задирает на ней платье, а она уже совсем голенькая – лошадки же не носят панталончиков… Она любила его лошадиной веселой любовью, но и Мишу, мужа своего, князя Бельяминова, любила тоже – с брезгливой благодарностью.
***
Ранним летом четырнадцатого Маше было едва девятнадцать. Она поехала с мужем в Баден, и знала, что муж уедет в Россию через месяц, а она останется еще отдохнуть на водах, и в июле туда прибудет Томилин. Но увы. Миша уехал, и тут Государь объявил мобилизацию. Муж и любовник словно бы забыли о ней. Они оба погибли 17 августа у реки Збруч, под Городком, в первой большой кавалерийской рубке великой войны, но Маша об этом так и не узнала. Германия скоро начала репатриацию русских, а Маша как раз увлеклась неким молодым поэтом из круга Стефана Георге; он погиб на Сомме; в Россию она так и не вернулась.
Еще через четыре с половиною года она, бывшая докторова дочка Маша Волчанская, бывшая молодая княгиня Бельяминова, а ныне работница швейной фабрики «Майер и Шульте» в крохотном городке, через службу Красного Креста разузнала все-таки, что ее сиятельные свекор и свекровь расстреляны, и скромный папа-доктор – тоже. Мама и одна из сестер остались живы. Она написала им, не надеясь, что ее письмо дойдет. Однако в те странные годы почта работала, как прежде. Они ответили слезной просьбой забрать их к себе. Забрать – но куда? Она жила в комнате вдвоем с такой же швеей. Умывальник был в коридоре. Клозет – этажом ниже. Мужа у нее не было. Она попыталась объяснить это в своем письме. Ответа не получила.
**
Осенью двадцать третьего ей было уже двадцать восемь.
Однажды субботним вечером она увидела на бульваре мужчину, который читал русскую газету, напечатанную по старинке, с «ятями» и «ерами». Подсела к нему на скамейку. Разговорились. Он оказался философ, недавно высланный из России.
- А вы кто? – спросил он.
- Буквально никто, - сказала Маша. – Просто никто. Ничтожество. Je suis littéralement nullité.
- Не говорите по-французски! – шикнул философ. – Да еще так громко! Здесь ненавидят Францию, вы что, не знаете?
- Знаю. Но увидела русского и заговорила по-французски. Забавно, правда? Ja, ich bin buchstäblich Null, nichts, niemand! Слишком философски… Как там в России? Что пишут?
- Ужасно, - сказал он. – Большевики меня изгнали, я должен был бы горевать, но я счастлив, что вырвался.
- А я скучаю, - сказала Маша.
- О чем? Вот, почитайте! – он сунул ей газету чуть ли не под нос. – Расстрелы, реквизиции и голод. А будет еще хуже.
- Не знаю, - она отвела его руку. – Здесь не сытнее. А я люблю Россию. Вспоминаю, как жила в маленьком городке, где главное событие – скорый поезд, который без остановки проходил через нашу станцию. Смешно, глупо? Но все равно люблю.
- Кому некого любить, тот любит родину! – вдруг обозлился он. – Особенно же Россию.
- А вы кого любите? – спросила Маша.
- Себя, разумеется. Но вы мне тоже нравитесь. Пойдемте ко мне.
***
Утром он, встав с постели, вдруг деловито спросил – они уже перешли на «ты»:
- Сколько я тебе должен?
- За что?
- Как это за что? – он удивленно обернулся к ней. – За… за всё за это.
- Я не знаю здешних цен, - усмехнулась она.
Хотела добавить «на проституток», но промолчала.
- Тогда пускай это будет бесплатно, - засмеялся он в ответ. – Пускай это будет взаимопомощь соотечественников на чужбине! – и засмеялся еще громче.
Деньги Маша у него все-таки взяла, купюры с безумными нулями. В станционном буфете она купила на все эти миллионы бутерброд с паштетом и бутылку пива.
Вышла наружу.
Услышала шум и свист. Приближался поезд. Станция была маленькая. Скорые на таких не останавливаются. Человек пять зевак стояли на платформе. Начальник станции три раза позвонил в колокол, привинченный к стене. Жандарм в мундире с галунами стал навытяжку и отдал честь.
Рядом с жандармом стояла девочка лет пятнадцати, с нежным румянцем и крутыми локонами. Поезд ехал мимо, чуть замедлив ход, а она, едва не встав на цыпочки, сияющими глазами смотрела в окна. Вот она помахала кому-то рукой. Маша мельком увидела, что это был молодой офицер. Кажется, он ответил улыбкой. Девочка покраснела и счастливо засмеялась.
Маша отвернулась от нее и пошла вдоль платформы.
Платформа кончилась, Маша легко спрыгнула наземь.
***
- Guck mal, Fritz! – крикнул путевой обходчик своему товарищу.
- Mein Gott! – заохал тот, глядя на Машу, лежащую навзничь головой вниз на обкошенном склоне насыпи. Взглянул в ее открытые глаза. Вздохнул: - Schön und jung…
Оригинал и комментарии
Американские наркоманские астронавты от apxiv
По наводке френда посмотрел занятный ролик, в котором чел по его мнению лихо раскатывает в ноль нелетальщиков, объясняя почему американские астронавты после длительного полета были такими бодрячками в отличие от советских дохликов, которых на носилках вывозили.
С моей точки зрения это яркий пример поверхностного исследователя, который не чувствует/осознает пределов своей некомпетенции. Нормальный же следователь всегда должен понимать когда он вступает на чужую поляну знаний лишь для того, чтобы выдвинуть свою версию/гипотезу/догадку, которую подтвердить или опровергнуть придется с помощью специальных познаний (заключения специалистов, экспертизы и пр.).
Итак, прежде чем потратить полчаса на просмотр откровений Дмитрия Конаныхина, предлагаю для удобства дальнейшего обсуждения считать в данном случае доказанными два его следующих тезиса:
1. У астронавтов Меркуриев, Джемини и Аполлонов в распоряжении были аптечки, в составе которых были сильнодействующие наркотические и психостимулирующие препараты. (Меня это совсем не удивляет, поскольку и в советской космонавтике многое идет от ВВС, а у военных аптечки формируются исходя из возможных экстремальных ситуаций);
2. Перед посадкой американские астронавты в числе прочих лекарств принимали сильный психостимулятор амфетамин.
Все. На основании этого Конаныхин со странным блеском в глазах, как будто он нанюхался американской военной аптечки, торжествующе делает вывод об окончательной и безоговорочной победе над нелетальщиками:
Для тех, кто случайно зашел или пока не в курсе, еще раз поясню, что американцы по моему мнению никуда не летали в 1965 году (речь в данном случае о Джемини-5 и Джемини-7 с будто бы 8 и 14 сутками полета соответственно) и поэтому просто не знали насколько плохо чувствуют себя люди при возвращении после длительной невесомости. Из советских источников американцы ничего не могли почерпнуть, поскольку там неизменно сообщалось что космонавты чувствуют себя хорошо.
Более того, даже советские специалисты об этом тогда не знали. И только через пять лет, в 1970 году после 18-суточного полета Севастьянова и Николаева на корабле Союз-9, в СССР начались разработки системы мер по снижению/нейтрализации вредного воздействия длительной невесомости, которые в основе своей применяются до сих пор.
Ну так вот. Главный дефект рассуждений разоблачителя Кононыхина (да и множества прочих таких же) в том, что его догадка/версия не получает никакого серьезного развития.
Например, если бы он описал какие психофизиологические изменения происходят при 14-суточном пребывании на орбите, а потом привел действие амфетамина, с ним можно было бы предметно диискутировать. А так это что-то типа пукнул в лужу. Догадайтесь мол сами.
Ну ладно. В истории "пилотируемой космонавтики НАСА" есть масса забавных случаев "утраченных высоких технологий и потери компетенций", что на самом деле означает "мы тогда наврали, это наша универсальная отмазка".
С этой точки зрения Конаныхин должен был бы коснуться вопроса почему американцы на МКС используют некошерные русские технологии заблаговременной подготовки к спуску: нагрузочные костюмы типа "Пингвин", вакуумные тренажеры для нижней части тела, индивидуальное компрессионное посадочное белье (а-ля женские утягивающие колготки) и т.п.?
Почему они после посадки вместе с русскими космонавтами послушно и тихо полулежат в креслах, а не бегают вокруг кандибобером? Ведь всего-то надо ширнуться амфетамином и утереть нос этим русским.
Н-да, надо было бы тут или описать или привести ссылку на происходящие в организме изменения при длительной невесомости, но как-нибудь потом. А пока сами - что=то типа домашнего задания ;)
С моей точки зрения это яркий пример поверхностного исследователя, который не чувствует/осознает пределов своей некомпетенции. Нормальный же следователь всегда должен понимать когда он вступает на чужую поляну знаний лишь для того, чтобы выдвинуть свою версию/гипотезу/догадку, которую подтвердить или опровергнуть придется с помощью специальных познаний (заключения специалистов, экспертизы и пр.).
Итак, прежде чем потратить полчаса на просмотр откровений Дмитрия Конаныхина, предлагаю для удобства дальнейшего обсуждения считать в данном случае доказанными два его следующих тезиса:
1. У астронавтов Меркуриев, Джемини и Аполлонов в распоряжении были аптечки, в составе которых были сильнодействующие наркотические и психостимулирующие препараты. (Меня это совсем не удивляет, поскольку и в советской космонавтике многое идет от ВВС, а у военных аптечки формируются исходя из возможных экстремальных ситуаций);
2. Перед посадкой американские астронавты в числе прочих лекарств принимали сильный психостимулятор амфетамин.
Все. На основании этого Конаныхин со странным блеском в глазах, как будто он нанюхался американской военной аптечки, торжествующе делает вывод об окончательной и безоговорочной победе над нелетальщиками:
Для тех, кто случайно зашел или пока не в курсе, еще раз поясню, что американцы по моему мнению никуда не летали в 1965 году (речь в данном случае о Джемини-5 и Джемини-7 с будто бы 8 и 14 сутками полета соответственно) и поэтому просто не знали насколько плохо чувствуют себя люди при возвращении после длительной невесомости. Из советских источников американцы ничего не могли почерпнуть, поскольку там неизменно сообщалось что космонавты чувствуют себя хорошо.
Более того, даже советские специалисты об этом тогда не знали. И только через пять лет, в 1970 году после 18-суточного полета Севастьянова и Николаева на корабле Союз-9, в СССР начались разработки системы мер по снижению/нейтрализации вредного воздействия длительной невесомости, которые в основе своей применяются до сих пор.
Ну так вот. Главный дефект рассуждений разоблачителя Кононыхина (да и множества прочих таких же) в том, что его догадка/версия не получает никакого серьезного развития.
Например, если бы он описал какие психофизиологические изменения происходят при 14-суточном пребывании на орбите, а потом привел действие амфетамина, с ним можно было бы предметно диискутировать. А так это что-то типа пукнул в лужу. Догадайтесь мол сами.
Ну ладно. В истории "пилотируемой космонавтики НАСА" есть масса забавных случаев "утраченных высоких технологий и потери компетенций", что на самом деле означает "мы тогда наврали, это наша универсальная отмазка".
С этой точки зрения Конаныхин должен был бы коснуться вопроса почему американцы на МКС используют некошерные русские технологии заблаговременной подготовки к спуску: нагрузочные костюмы типа "Пингвин", вакуумные тренажеры для нижней части тела, индивидуальное компрессионное посадочное белье (а-ля женские утягивающие колготки) и т.п.?
Почему они после посадки вместе с русскими космонавтами послушно и тихо полулежат в креслах, а не бегают вокруг кандибобером? Ведь всего-то надо ширнуться амфетамином и утереть нос этим русским.
Н-да, надо было бы тут или описать или привести ссылку на происходящие в организме изменения при длительной невесомости, но как-нибудь потом. А пока сами - что=то типа домашнего задания ;)
Оригинал и комментарии
пусть это был только сон от clear-text
«РАССКАЗ ЧЕХОВА»
У меня идет встреча с читателями – в одном очень приятном месте, вроде Дома Ученых на Пречистенке. Анфилады просторных комнат, с креслами и диванами, круглыми старинными столиками. Золоченые вазы по углам. Фигурный паркет. Тяжелые атласные гардины.
Я стою, держа в руке микрофон, посредине одной из таких комнат. Вокруг на стульях и креслах сидят человек тридцать, не более. Как часто бывает на таких встречах, меня спрашивают – что такое «хороший рассказ», какая у него должна быть композиция, язык, стиль и все такое. Я говорю:
- Давайте я вам лучше прочитаю, то есть, вернее, перескажу один рассказ Чехова. У меня с собой книжки Чехова нет, но я знаю этот рассказ почти наизусть. Я вам его сейчас изложу с небольшими сокращениями. Хорошо?
- Хорошо, хорошо! – все кивают.
Я начинаю:
***
«В город N, не самый большой из русских губернских городов, на должность земского врача приехал недавний выпускник Московского университета Сергей Сергеевич Пигарев. В городе давно уже была своя компания врачей, которые практиковали здесь с незапамятных, казалось, времен. Вальяжные седые господа, улыбчивые и добродушные, они умели деликатно щупать пульс и давать нюхательные соли дамам и девицам. При мигрени они велели тереть виски венгерским уксусом, при сердечном недомогании – прописывали лавровишневые капли, а при желудочном – капли Боткина; подавали надежду на кризис и скорое выздоровление. Они солидно принимали в прихожей конверт с гонораром – но все это в домах благородных или купеческих. Простых же обывателей, а тем паче крестьян, от всех болезней лечили содой, касторкой и в самом крайнем случае – кровососными банками.
Худой, нервный, еще не позабывший университетского курса, молодой доктор Пигарев не пришелся к этому двору. Когда его приглашали на консилиумы, он часто спорил и не соглашался с мнениями авторитетных коллег. Он всегда подозревал более тяжелую болезнь и предлагал более серьезное лечение – в отличие от остальных, которые были несгибаемыми оптимистами. Они посмеивались над ним и за глаза называли его «наш гипердиагност», прибавляя, впрочем, что это – свойство молодых и неопытных врачей. Нечего и говорить, что практики у него не было почти никакой, кроме земского места, которое приносило совсем немного денег. N-ское общество сторонилось его, он жил одиноко, снимая маленькую квартирку с пансионом в доме вдовы полковника Дашкевича на Старо-Московской улице, но – за бывшими городскими воротами, то есть почти на окраине.
Однако был один хороший дом, где его принимали.
Это была богатая семья Шаховых. Отец – помещик и фабрикант фаянсовой посуды; мать – урожденная княжна Гундорова, две бездетные образованные тетки, сестры отца – одна музыкантша, другая переводила французские романы и печатала их в столице, у Вольфа. Центром всего дома была любимая дочь и племянница Елизавета, девица двадцати пяти лет, то есть старше доктора Пигарева на год. Он удачно вылечил ее от затяжного кашля, и с тех пор Шаховы полюбили его, хотя именитые N-ские врачи хмыкали и пожимали плечами.
Сергей Сергеевич любил бывать у Шаховых, сидеть за длинным столом под низкой люстрой, болтать с тетками Анной Петровной и Ангелиной Петровной о последнем романе Мопассана, принимать из рук лакея блюдечко с мороженым, глядеть на профиль Лизы и мечтать, что это его дом, его семья, его красивая жена.
Лиза, пока не начинался ужин, обыкновенно сидела не за столом, а в стороне, у окна, напротив своего мольберта. Она рисовала и писала красками, и даже в свое время брала уроки у какого-то известного художника.
***
- Елизавета Васильевна… - начал однажды доктор Пигарев, когда они прохладным летним вечером вдруг оказались вдвоем на просторном крыльце, ведущем в сад.
Она сидела на плетеном диване, он вышел из дома с папироской и присел рядом. Она закашлялась. Он встал, шагнул в сад, затоптал папиросу в землю, вернулся.
- Как вы добры и внимательны, доктор, - сказала Елизавета. – Я все еще немного кашляю от табачного дыма.
- Простите, - сказал Сергей Сергеич.
- О, это вы меня простите! – она ласково улыбнулась. - Я измучила весь дом своим кашлем. Тетя Ангелина из-за меня перестала курить. Но я выздоровею, правда? С вашей помощью, вы ведь обещали? И тогда все в доме смогут курить, как курили раньше!
- Непременно! Вы, собственно говоря, уже здоровы. Так, небольшое раздражение в гортани… Елизавета Васильевна! Я вам хотел сказать одну важную вещь…
- Сергей Сергеевич, - улыбка ушла с ее лица. – Я знаю, что вы хотите сказать. Я очень, очень, очень ценю вас и ваше внимание. Я даже… - она вдруг покраснела и стала ломать свои длинные красивые пальцы. – Я даже, наверное, люблю вас… как друга… как прекрасного человека… и в других обстоятельствах я была бы счастлива принять ваше предложение… Мой отец вас просто обожает. Мама и тетки от вас без ума. Но поймите меня.
«Ишь, - вдруг раздраженно подумал Пигарев. – Я ей пока еще ни одного слова не сказал, а она уже отказывает!»
- Я не создана для семейного счастья. Я не жена, не хозяйка, не мать. Я художница. Это не просто мои фантазии. Я работаю над собою, я сижу за мольбертом по пять часов в день. Меня поддержал господин Поленов, он видит во мне способности.
- Разве одно мешает другому? – возразил Сергей Сергеич.
- Мне двадцать пять лет, - серьезно сказала Лиза. – Ежели бы я чувствовала в себе женское призвание, я бы вышла замуж семь лет назад, у меня уже было бы трое детей… Ах, Сергей Сергеевич, не горюйте, милый! – она откинула голову, посмотрела него как будто бы издали. – О! Я вижу, как вы нахмурились, как напряглись ваши брови и веки, как горит ваш взор, как ходят желваки на ваших скулах! С вас можно писать молодого римского христианина, который стоит перед каким-нибудь консулом или прокуратором в ожидании приговора! Какое сильное, благородное лицо… - она перевела дыхание и улыбнулась. –Простите, мой милый, мой дорогой друг. Вы меня прощаете?
Она заглянула ему в глаза и по-дружески крепко сжала его запястье.
- Я не в силах на вас сердиться, - сказал он и поцеловал ей руку, хотя его сердце было стиснуто гневом и унижением.
- Правда?
- Клянусь, - он склонил голову.
- Тогда приходите в среду на вокзал, я уезжаю в Москву. Проводите меня!
***
Но в среду его позвали на консилиум.
Пожилая купчиха мучилась нарывной опухолью на левой ноге, ближе к лодыжке. Коллеги опасались лихорадки и заражения крови, хотели оперировать, прорезать фистулу и выпустить гной, кто-то советовал ехать в ближайший университетский город, в клинику, а то и в Петербург, в Медико-хирургическую академию. Доктор Пигарев, напротив, был настроен весьма бодро – против своего всегдашнего обыкновения. Приободрив больную, он взял стакан воды, развел в нем унцию соли, намочил в растворе тряпичную повязку и велел держать ее на больном месте, не давая повязке высохнуть. Через шесть часов стал выходить гной, а еще через неделю от опухоли не было и следа.
***
Сергея Сергеича будто бы подменили.
Он стал весел и обворожительно вежлив. Входил в комнату больного, бодро потирая руки, деловито раскрывал свой саквояж, внимательно выслушивал, долго и ласково убеждал, что ничего опасного нет, сулил скорое выздоровление, лечил солевыми повязками, китайскими мазями, индийскими пряностями, прохладными купаниями и обтираниями, воздушными ванными и немецкой гимнастикой. Иногда случались и неприятности, и даже смерти, но он ловко умел списать их на прежнее неправильное лечение, на ошибки столичных светил, или же после вскрытия сообщал, что у больного был рак или внезапный разрыв аневризмы, и медицина была тут бессильна.
Он стал знаменит. Его наперерыв зазывали к себе городские обыватели – в особенности купцы, разбогатевшие мещане, евреи-лавочники – но и дворяне-помещики, проводившие в городе зиму, частенько приглашали его. По старой памяти бывал он и у Шаховых, лечил теток Анну и Ангелину, и старика Василия Петровича, и его жену, урожденную княжну Гундорову. Его частенько приглашали остаться поужинать. Он оставался, если не было дальнейших визитов. Пили хорошее французское вино, ели утку. Все тот же лакей так же раздавал блюдечки с мороженым. В углу гостиной стоял, завешенный шелковым платком, мольберт Лизы. Когда Пигарев проходил мимо, он улавливал слабый запах масляной краски. О Лизе разговор не заходил, хотя ему казалось, что от него ждут хоть какого-то вопроса. Но он молчал.
За четыре года успешной практики доктор Пигарев сильно разбогател. Съехал от полковницы Дашкевич, снял себе дом на Большой Дворянской, угол Ильинского переулка. Оборудовал там приемную. Нанял фельдшера. Но место земского врача все-таки не бросал. «Не ради денег, - объяснял он в клубе, - но ради святого принципа врачебной службы!» - и поднимал палец, на котором сидел перстень с сердоликовой печаткой.
***
Весной ему прислали приглашение от Шаховых на пасхальный обед. Он надел фрак и белый галстук и совсем было собрался ехать, но вдруг прибежал посыльный от Штерна, там захворал ребенок, и он взял саквояж и поехал сначала к больному – «Долг! Врачебный долг прежде всего!» - громко сказал доктор сам себе и полюбовался на свое отражение в зеркале. Слава богу, с ребенком Штерна ничего страшного не было – мальчишка просто-напросто объелся куличами в разговение.
Доктор Пигарев приехал к Шаховым, не ожидая от этого визита ничего особенного, потому что уже забыл про Лизу. Но как только он вошел в прихожую, по сияющему лицу старика Шахова он понял, что сейчас будет сюрприз, и он уже знал, какой. Но не мог предположить, приятный или неприятный.
Лиза, красивая, стройная, сильно похудевшая, шагнула ему навстречу, встав с дивана и простерев к нему обе руки, словно бы желая обнять его. Он смутился, но тут же вспомнил: пасха!
- Христос воскресе, Сергей Сергеевич! – и Лиза трижды поцеловала его в губы
- Воистину, Елизавета Васильевна! – он слегка обнял ее за плечи.
***
- Конечно, это были фантазии, - говорила она, когда они уже после обеда сидели в малой гостиной на диване. – Я не художница. Я просто женщина, уже немолодая, мне почти тридцать лет… - она закурила длинную папироску, закашлялась.
- Гортань раздражена, - сказал Пигарев. – Не курите. Я вот полтора года как бросил, и вам советую.
- Пустое, - сказала она, пуская дым в потолок. – Как вы, что вы? Не молчите!
- Помаленьку, - сказал он. – Служим ближнему своему. Исцеляем страждущих. Иногда получается. Чаще – продлеваем страдания. Зачем? Вот вы знаете, зачем мы это делаем? – вдруг с искренней тоской произнес он. – Я, например, не знаю. Ужасно.
- Какой вы мрачный сегодня, - улыбнулась она, заглядывая ему в глаза и дружески прикасаясь к его руке.
Почти как тогда, четыре года назад на плетеной скамье, но совсем с другим выражением – просящим и даже жалким.
Тяжелый, четырехлетней выдержки гнев снова застучал в висках доктора. Он не мог ей простить тогдашнего отказа. В голове теснились оскорбительные слова. «Прогуляла четыре года в Москве, художница… господин Поленов ее поддержал… ничего не сумела, разбила все корыта, и вот прибежала ко мне». Ему казалось, что он прямо воочию видит ее в объятиях московских бонвиванов. Он даже глаза прикрыл и помотал головой, чтобы отогнать это гадкое наваждение.
- Что с вами? – спросила она.
- Так, голова болит немного. Ничего. А вот вы бледны. Дайте руку.
Он взял ее за запястье, нащупал пульс. Долго считал удары, глядя на стрелку карманных часов. Нахмурился. Встал, прошел в прихожую, вернулся с саквояжем. Достал стетоскоп и холодно сказал:
- Расстегните платье на груди.
- Вы меня вылечите? – спросила она.
- Помолчите. Не мешайте слушать. Теперь повернитесь спиной.
- Вы меня вылечите, Сергей Сергеевич? – повторила она.
- Застегнитесь. Вам нужно срочно ехать в Москву, в университетскую клинику. Я дам вам письмо к доктору Закржевскому, своем учителю.
- Прямо завтра? - растерялась она.
- Лучше бы сегодня, - сказал он. – Жаль, пасха.
- Христос воскресе, - заплакала она, обняла его и снова поцеловала.
- Воистину, воистину, - забормотал он, быстро целуя ее в щеку. – Застегнитесь, а то сюда войдут и подумают невесть что. Застегнитесь же!»
***
Я продолжаю пересказывать эту грустную историю, и вдруг вижу, что какая-то дама, встав с кресла и отойдя к двери, говорит по мобильному. Но при этом не выходит из комнаты, одновременно слушая и меня, и своего телефонного собеседника.
Я прерываю рассказ и чуть ли не кричу:
- Здесь много места! Здесь полно других комнат, залов, коридоров и чего хотите! Идите туда и разговаривайте! Зачем именно здесь? Почему именно тут?
- Простите, простите, простите, - шепчут люди. - У нее дочь в больнице, это ей дочь из больницы звонит.
- Всё, всё, Лиза, всё, – поспешно говорит дама в телефон. – Не могу разговаривать, я на лекции, я перезвоню…
- Простите и вы меня, - говорю я этой даме. – Ну-с, продолжаем. Продолжаем?
- Да, да, продолжаем, конечно, пожалуйста, - снова шепчут слушатели.
- Итак…
***
«Доктор Пигарев больше не заходил к Шаховым, и не знал, что там дальше было с Елизаветой Васильевной. Хотел написать письмо профессору Закржевскому в университетскую клинику, да как-то не собрался. Тем более что Василий Петрович Шахов умер, а тетки Анна и Ангелина вместе с урожденной княжной Гундоровой уехали куда-то, не попрощавшись с ним.
Однажды, уже через много лет, доктор Пигарев посетил недальнюю деревню. Староста сказал, что у старухи Каликиной невестка хворает.
Была зима. Лавка, на которой лежала больная, была около двери. Семья Каликиных была большая. Молодухи шастали туда-сюда, из двери дуло. Больная невестка, исхудавшая и жаркая, с блестящими глазами и свалявшимися волосами, дрожала под коротким драным тулупом.
- Звать-то тебя как? – спросил доктор.
- Лизавета, - проговорила та прыгающими от озноба губами и посмотрела на доктора жалко и бессмысленно, как овца на мясника.
- Ну что, Лизавета? - сказал доктор. – Помираешь, поди? Это ты зря, помирать-то тебе рано! Ты еще девка хоть куда. Сейчас тебя в тепло переложат, к печке ближе. Молочка дадут горяченького, а там глядишь, к весне и оклемаешься!
Потрепал ее по голове и вышел на крыльцо. Нагнулся, захватил в пятерню снега, протер себе руки.
Старуха Каликина вышла следом.
- Это что ж такое? - вздохнула она. – Выходит, до весны ее кормить? А то как по весне помрет? Что ж тогда? Вот ведь наказание.
- Не гневи Бога, мать, - сказал доктор. – Ей жить три дня осталось. Ты ее все же в тепло положи, окажи милосердие. Пусть последний разок погреется. И молочка дай. В последний-то разок. А завтра батюшку зови. А послезавтра плотника…
Старуха шагнула назад в сени, вытащила малое лукошко с пятью яичками и куском сала:
- Вашему благородию…
- Не надо, мать, - сказал доктор. – Это на поминки сбереги. Ну, прощай.
- Точно помрет? – усомнилась старуха Каликина.
- Как Бог свят, - успокоил ее доктор.
Старуха схватила его руку и поцеловала.
Доктор отдернул руку, неизвестно зачем перекрестил старуху и пошагал по дороге, где невдалеке его ждали сани».
***
Слушатели негромко аплодируют, и кто-то спрашивает:
- А как этот рассказ называется?
- То есть?
- Ну вот вы нам пересказали рассказ Чехова. А как он называется, чтобы целиком прочитать? В книге?
- Не помню… - отвечаю я.
Я правда не помню. Может быть, у Чехова на самом деле не было такого рассказа. Даже скорее всего. Конечно, не было! Да и на Чехова не очень похоже. Мне становится неловко. Я быстро запихиваю свои бумаги в портфель, прощаюсь, спускаюсь в гардероб.
Выхожу на улицу. Зима, снег. Невдалеке стоит такси, мигая желтыми лампочками. Да, конечно, это я его вызвал.
Мне вдруг кажется, что я и есть этот доктор.
У меня идет встреча с читателями – в одном очень приятном месте, вроде Дома Ученых на Пречистенке. Анфилады просторных комнат, с креслами и диванами, круглыми старинными столиками. Золоченые вазы по углам. Фигурный паркет. Тяжелые атласные гардины.
Я стою, держа в руке микрофон, посредине одной из таких комнат. Вокруг на стульях и креслах сидят человек тридцать, не более. Как часто бывает на таких встречах, меня спрашивают – что такое «хороший рассказ», какая у него должна быть композиция, язык, стиль и все такое. Я говорю:
- Давайте я вам лучше прочитаю, то есть, вернее, перескажу один рассказ Чехова. У меня с собой книжки Чехова нет, но я знаю этот рассказ почти наизусть. Я вам его сейчас изложу с небольшими сокращениями. Хорошо?
- Хорошо, хорошо! – все кивают.
Я начинаю:
***
«В город N, не самый большой из русских губернских городов, на должность земского врача приехал недавний выпускник Московского университета Сергей Сергеевич Пигарев. В городе давно уже была своя компания врачей, которые практиковали здесь с незапамятных, казалось, времен. Вальяжные седые господа, улыбчивые и добродушные, они умели деликатно щупать пульс и давать нюхательные соли дамам и девицам. При мигрени они велели тереть виски венгерским уксусом, при сердечном недомогании – прописывали лавровишневые капли, а при желудочном – капли Боткина; подавали надежду на кризис и скорое выздоровление. Они солидно принимали в прихожей конверт с гонораром – но все это в домах благородных или купеческих. Простых же обывателей, а тем паче крестьян, от всех болезней лечили содой, касторкой и в самом крайнем случае – кровососными банками.
Худой, нервный, еще не позабывший университетского курса, молодой доктор Пигарев не пришелся к этому двору. Когда его приглашали на консилиумы, он часто спорил и не соглашался с мнениями авторитетных коллег. Он всегда подозревал более тяжелую болезнь и предлагал более серьезное лечение – в отличие от остальных, которые были несгибаемыми оптимистами. Они посмеивались над ним и за глаза называли его «наш гипердиагност», прибавляя, впрочем, что это – свойство молодых и неопытных врачей. Нечего и говорить, что практики у него не было почти никакой, кроме земского места, которое приносило совсем немного денег. N-ское общество сторонилось его, он жил одиноко, снимая маленькую квартирку с пансионом в доме вдовы полковника Дашкевича на Старо-Московской улице, но – за бывшими городскими воротами, то есть почти на окраине.
Однако был один хороший дом, где его принимали.
Это была богатая семья Шаховых. Отец – помещик и фабрикант фаянсовой посуды; мать – урожденная княжна Гундорова, две бездетные образованные тетки, сестры отца – одна музыкантша, другая переводила французские романы и печатала их в столице, у Вольфа. Центром всего дома была любимая дочь и племянница Елизавета, девица двадцати пяти лет, то есть старше доктора Пигарева на год. Он удачно вылечил ее от затяжного кашля, и с тех пор Шаховы полюбили его, хотя именитые N-ские врачи хмыкали и пожимали плечами.
Сергей Сергеевич любил бывать у Шаховых, сидеть за длинным столом под низкой люстрой, болтать с тетками Анной Петровной и Ангелиной Петровной о последнем романе Мопассана, принимать из рук лакея блюдечко с мороженым, глядеть на профиль Лизы и мечтать, что это его дом, его семья, его красивая жена.
Лиза, пока не начинался ужин, обыкновенно сидела не за столом, а в стороне, у окна, напротив своего мольберта. Она рисовала и писала красками, и даже в свое время брала уроки у какого-то известного художника.
***
- Елизавета Васильевна… - начал однажды доктор Пигарев, когда они прохладным летним вечером вдруг оказались вдвоем на просторном крыльце, ведущем в сад.
Она сидела на плетеном диване, он вышел из дома с папироской и присел рядом. Она закашлялась. Он встал, шагнул в сад, затоптал папиросу в землю, вернулся.
- Как вы добры и внимательны, доктор, - сказала Елизавета. – Я все еще немного кашляю от табачного дыма.
- Простите, - сказал Сергей Сергеич.
- О, это вы меня простите! – она ласково улыбнулась. - Я измучила весь дом своим кашлем. Тетя Ангелина из-за меня перестала курить. Но я выздоровею, правда? С вашей помощью, вы ведь обещали? И тогда все в доме смогут курить, как курили раньше!
- Непременно! Вы, собственно говоря, уже здоровы. Так, небольшое раздражение в гортани… Елизавета Васильевна! Я вам хотел сказать одну важную вещь…
- Сергей Сергеевич, - улыбка ушла с ее лица. – Я знаю, что вы хотите сказать. Я очень, очень, очень ценю вас и ваше внимание. Я даже… - она вдруг покраснела и стала ломать свои длинные красивые пальцы. – Я даже, наверное, люблю вас… как друга… как прекрасного человека… и в других обстоятельствах я была бы счастлива принять ваше предложение… Мой отец вас просто обожает. Мама и тетки от вас без ума. Но поймите меня.
«Ишь, - вдруг раздраженно подумал Пигарев. – Я ей пока еще ни одного слова не сказал, а она уже отказывает!»
- Я не создана для семейного счастья. Я не жена, не хозяйка, не мать. Я художница. Это не просто мои фантазии. Я работаю над собою, я сижу за мольбертом по пять часов в день. Меня поддержал господин Поленов, он видит во мне способности.
- Разве одно мешает другому? – возразил Сергей Сергеич.
- Мне двадцать пять лет, - серьезно сказала Лиза. – Ежели бы я чувствовала в себе женское призвание, я бы вышла замуж семь лет назад, у меня уже было бы трое детей… Ах, Сергей Сергеевич, не горюйте, милый! – она откинула голову, посмотрела него как будто бы издали. – О! Я вижу, как вы нахмурились, как напряглись ваши брови и веки, как горит ваш взор, как ходят желваки на ваших скулах! С вас можно писать молодого римского христианина, который стоит перед каким-нибудь консулом или прокуратором в ожидании приговора! Какое сильное, благородное лицо… - она перевела дыхание и улыбнулась. –Простите, мой милый, мой дорогой друг. Вы меня прощаете?
Она заглянула ему в глаза и по-дружески крепко сжала его запястье.
- Я не в силах на вас сердиться, - сказал он и поцеловал ей руку, хотя его сердце было стиснуто гневом и унижением.
- Правда?
- Клянусь, - он склонил голову.
- Тогда приходите в среду на вокзал, я уезжаю в Москву. Проводите меня!
***
Но в среду его позвали на консилиум.
Пожилая купчиха мучилась нарывной опухолью на левой ноге, ближе к лодыжке. Коллеги опасались лихорадки и заражения крови, хотели оперировать, прорезать фистулу и выпустить гной, кто-то советовал ехать в ближайший университетский город, в клинику, а то и в Петербург, в Медико-хирургическую академию. Доктор Пигарев, напротив, был настроен весьма бодро – против своего всегдашнего обыкновения. Приободрив больную, он взял стакан воды, развел в нем унцию соли, намочил в растворе тряпичную повязку и велел держать ее на больном месте, не давая повязке высохнуть. Через шесть часов стал выходить гной, а еще через неделю от опухоли не было и следа.
***
Сергея Сергеича будто бы подменили.
Он стал весел и обворожительно вежлив. Входил в комнату больного, бодро потирая руки, деловито раскрывал свой саквояж, внимательно выслушивал, долго и ласково убеждал, что ничего опасного нет, сулил скорое выздоровление, лечил солевыми повязками, китайскими мазями, индийскими пряностями, прохладными купаниями и обтираниями, воздушными ванными и немецкой гимнастикой. Иногда случались и неприятности, и даже смерти, но он ловко умел списать их на прежнее неправильное лечение, на ошибки столичных светил, или же после вскрытия сообщал, что у больного был рак или внезапный разрыв аневризмы, и медицина была тут бессильна.
Он стал знаменит. Его наперерыв зазывали к себе городские обыватели – в особенности купцы, разбогатевшие мещане, евреи-лавочники – но и дворяне-помещики, проводившие в городе зиму, частенько приглашали его. По старой памяти бывал он и у Шаховых, лечил теток Анну и Ангелину, и старика Василия Петровича, и его жену, урожденную княжну Гундорову. Его частенько приглашали остаться поужинать. Он оставался, если не было дальнейших визитов. Пили хорошее французское вино, ели утку. Все тот же лакей так же раздавал блюдечки с мороженым. В углу гостиной стоял, завешенный шелковым платком, мольберт Лизы. Когда Пигарев проходил мимо, он улавливал слабый запах масляной краски. О Лизе разговор не заходил, хотя ему казалось, что от него ждут хоть какого-то вопроса. Но он молчал.
За четыре года успешной практики доктор Пигарев сильно разбогател. Съехал от полковницы Дашкевич, снял себе дом на Большой Дворянской, угол Ильинского переулка. Оборудовал там приемную. Нанял фельдшера. Но место земского врача все-таки не бросал. «Не ради денег, - объяснял он в клубе, - но ради святого принципа врачебной службы!» - и поднимал палец, на котором сидел перстень с сердоликовой печаткой.
***
Весной ему прислали приглашение от Шаховых на пасхальный обед. Он надел фрак и белый галстук и совсем было собрался ехать, но вдруг прибежал посыльный от Штерна, там захворал ребенок, и он взял саквояж и поехал сначала к больному – «Долг! Врачебный долг прежде всего!» - громко сказал доктор сам себе и полюбовался на свое отражение в зеркале. Слава богу, с ребенком Штерна ничего страшного не было – мальчишка просто-напросто объелся куличами в разговение.
Доктор Пигарев приехал к Шаховым, не ожидая от этого визита ничего особенного, потому что уже забыл про Лизу. Но как только он вошел в прихожую, по сияющему лицу старика Шахова он понял, что сейчас будет сюрприз, и он уже знал, какой. Но не мог предположить, приятный или неприятный.
Лиза, красивая, стройная, сильно похудевшая, шагнула ему навстречу, встав с дивана и простерев к нему обе руки, словно бы желая обнять его. Он смутился, но тут же вспомнил: пасха!
- Христос воскресе, Сергей Сергеевич! – и Лиза трижды поцеловала его в губы
- Воистину, Елизавета Васильевна! – он слегка обнял ее за плечи.
***
- Конечно, это были фантазии, - говорила она, когда они уже после обеда сидели в малой гостиной на диване. – Я не художница. Я просто женщина, уже немолодая, мне почти тридцать лет… - она закурила длинную папироску, закашлялась.
- Гортань раздражена, - сказал Пигарев. – Не курите. Я вот полтора года как бросил, и вам советую.
- Пустое, - сказала она, пуская дым в потолок. – Как вы, что вы? Не молчите!
- Помаленьку, - сказал он. – Служим ближнему своему. Исцеляем страждущих. Иногда получается. Чаще – продлеваем страдания. Зачем? Вот вы знаете, зачем мы это делаем? – вдруг с искренней тоской произнес он. – Я, например, не знаю. Ужасно.
- Какой вы мрачный сегодня, - улыбнулась она, заглядывая ему в глаза и дружески прикасаясь к его руке.
Почти как тогда, четыре года назад на плетеной скамье, но совсем с другим выражением – просящим и даже жалким.
Тяжелый, четырехлетней выдержки гнев снова застучал в висках доктора. Он не мог ей простить тогдашнего отказа. В голове теснились оскорбительные слова. «Прогуляла четыре года в Москве, художница… господин Поленов ее поддержал… ничего не сумела, разбила все корыта, и вот прибежала ко мне». Ему казалось, что он прямо воочию видит ее в объятиях московских бонвиванов. Он даже глаза прикрыл и помотал головой, чтобы отогнать это гадкое наваждение.
- Что с вами? – спросила она.
- Так, голова болит немного. Ничего. А вот вы бледны. Дайте руку.
Он взял ее за запястье, нащупал пульс. Долго считал удары, глядя на стрелку карманных часов. Нахмурился. Встал, прошел в прихожую, вернулся с саквояжем. Достал стетоскоп и холодно сказал:
- Расстегните платье на груди.
- Вы меня вылечите? – спросила она.
- Помолчите. Не мешайте слушать. Теперь повернитесь спиной.
- Вы меня вылечите, Сергей Сергеевич? – повторила она.
- Застегнитесь. Вам нужно срочно ехать в Москву, в университетскую клинику. Я дам вам письмо к доктору Закржевскому, своем учителю.
- Прямо завтра? - растерялась она.
- Лучше бы сегодня, - сказал он. – Жаль, пасха.
- Христос воскресе, - заплакала она, обняла его и снова поцеловала.
- Воистину, воистину, - забормотал он, быстро целуя ее в щеку. – Застегнитесь, а то сюда войдут и подумают невесть что. Застегнитесь же!»
***
Я продолжаю пересказывать эту грустную историю, и вдруг вижу, что какая-то дама, встав с кресла и отойдя к двери, говорит по мобильному. Но при этом не выходит из комнаты, одновременно слушая и меня, и своего телефонного собеседника.
Я прерываю рассказ и чуть ли не кричу:
- Здесь много места! Здесь полно других комнат, залов, коридоров и чего хотите! Идите туда и разговаривайте! Зачем именно здесь? Почему именно тут?
- Простите, простите, простите, - шепчут люди. - У нее дочь в больнице, это ей дочь из больницы звонит.
- Всё, всё, Лиза, всё, – поспешно говорит дама в телефон. – Не могу разговаривать, я на лекции, я перезвоню…
- Простите и вы меня, - говорю я этой даме. – Ну-с, продолжаем. Продолжаем?
- Да, да, продолжаем, конечно, пожалуйста, - снова шепчут слушатели.
- Итак…
***
«Доктор Пигарев больше не заходил к Шаховым, и не знал, что там дальше было с Елизаветой Васильевной. Хотел написать письмо профессору Закржевскому в университетскую клинику, да как-то не собрался. Тем более что Василий Петрович Шахов умер, а тетки Анна и Ангелина вместе с урожденной княжной Гундоровой уехали куда-то, не попрощавшись с ним.
Однажды, уже через много лет, доктор Пигарев посетил недальнюю деревню. Староста сказал, что у старухи Каликиной невестка хворает.
Была зима. Лавка, на которой лежала больная, была около двери. Семья Каликиных была большая. Молодухи шастали туда-сюда, из двери дуло. Больная невестка, исхудавшая и жаркая, с блестящими глазами и свалявшимися волосами, дрожала под коротким драным тулупом.
- Звать-то тебя как? – спросил доктор.
- Лизавета, - проговорила та прыгающими от озноба губами и посмотрела на доктора жалко и бессмысленно, как овца на мясника.
- Ну что, Лизавета? - сказал доктор. – Помираешь, поди? Это ты зря, помирать-то тебе рано! Ты еще девка хоть куда. Сейчас тебя в тепло переложат, к печке ближе. Молочка дадут горяченького, а там глядишь, к весне и оклемаешься!
Потрепал ее по голове и вышел на крыльцо. Нагнулся, захватил в пятерню снега, протер себе руки.
Старуха Каликина вышла следом.
- Это что ж такое? - вздохнула она. – Выходит, до весны ее кормить? А то как по весне помрет? Что ж тогда? Вот ведь наказание.
- Не гневи Бога, мать, - сказал доктор. – Ей жить три дня осталось. Ты ее все же в тепло положи, окажи милосердие. Пусть последний разок погреется. И молочка дай. В последний-то разок. А завтра батюшку зови. А послезавтра плотника…
Старуха шагнула назад в сени, вытащила малое лукошко с пятью яичками и куском сала:
- Вашему благородию…
- Не надо, мать, - сказал доктор. – Это на поминки сбереги. Ну, прощай.
- Точно помрет? – усомнилась старуха Каликина.
- Как Бог свят, - успокоил ее доктор.
Старуха схватила его руку и поцеловала.
Доктор отдернул руку, неизвестно зачем перекрестил старуху и пошагал по дороге, где невдалеке его ждали сани».
***
Слушатели негромко аплодируют, и кто-то спрашивает:
- А как этот рассказ называется?
- То есть?
- Ну вот вы нам пересказали рассказ Чехова. А как он называется, чтобы целиком прочитать? В книге?
- Не помню… - отвечаю я.
Я правда не помню. Может быть, у Чехова на самом деле не было такого рассказа. Даже скорее всего. Конечно, не было! Да и на Чехова не очень похоже. Мне становится неловко. Я быстро запихиваю свои бумаги в портфель, прощаюсь, спускаюсь в гардероб.
Выхожу на улицу. Зима, снег. Невдалеке стоит такси, мигая желтыми лампочками. Да, конечно, это я его вызвал.
Мне вдруг кажется, что я и есть этот доктор.
Оригинал и комментарии
Сандре В. 18 от nikab
Ура и счастие, я дорастила дочку. Дай ей бог легкой дороги в жизни.
Оригинал и комментарии
small glass perfection от wolfox
Еще один генератор - сделай свой стеклянный шарик с мелким волшебством внутри.
Генератор
Мой шарик-чайничек (немного навеяно просмотром Jibaku Shounen Hanako-kun):
Генератор
Мой шарик-чайничек (немного навеяно просмотром Jibaku Shounen Hanako-kun):
Оригинал и комментарии
Школа шахмат "Черная пешка" от taberko
Дорогие Читатели, я так давно не писала в ЖЖ, как у вас дела? Кто еще здесь?
У нашей семьи очень много новостей. Дети подросли, мы по прежнему читаем хорошие книги и соскучились по вам и по книжным обзорам. А еще Главный Читатель и Данечка увлеклись шахматами, и мы открыли свою школу шахмат "Черная пешка". Сейчас наша школа работает онлайн и я приглашаю вас на занятия шахматами.
Школа шахмат «Черная пешка» набирает новые группы детей и взрослых для онлайн занятий шахматами!
- Высококвалифицированные тренера
- Гибкое расписание
- Индивидуальный подбор групп по возрасту и уровню игры
- Мини-группы по 4 человека или компании по 10 человек
- Первое пробное занятие бесплатно
Подключайтесь к нашим тренировкам из любой точки мира!
Записывайтесь в комментариях, пишите на e-mail blackpawnby@gmail.com или звоните по тел. +375 44 510 33 33
Cоцсети "Черной пешки":
https://www.facebook.com/BlackPawn.by
https://vk.com/blackpawnby
https://www.instagram.com/blackpawn.by/
Поддержите наш проект, поделитесь пожалуйста с друзьями 
Оригинал и комментарии
не стану рассказывать, что там было дальше от clear-text
СУББОТНИЙ СЕМЕЙНЫЙ ОБЕД
- У меня созрела идея насчет обеда! – сказал Даня Никитин своей молодой жене Варе.
Они поженились ровно неделю назад, и доедали разные вкусные вещи, которые остались от свадьбы: им нагрузили шесть огромных пакетов с коробочками разных калибров, в которых чего только не было: и салаты, и мясные нарезки, и рыбные, и сыр, и утка фаршированная, и лососина на шпажках, и куриный шашлык, и даже хлеб, и отдельно – два кило недоеденного торта. Он был очень сытный, потому что жирный и приторный, но не очень вкусный.
Но вчера вечером кончился и он.
Утром попили «кофе с таком», то есть кофе без ничего.
К двум часам у обоих слегка подвело животы.
- Что ж ты молчишь? – спросил Даня.
- Предвкушаю, – сказала Варя.
- Значит, так, – Даня даже зажмурился. – Субботний обед! Наш первый настоящий семейный обед! Сначала салат. Мы тут совсем обожрались всяким жирным и вредным, значит, салат будет самый простой. Руккола с пармезаном. Много-много рукколы и немножко тонко нарезанного сыра. Годится?
- Еще бы! – сказала Варя и облизнулась.
- Далее суп, – сказал Даня. – Суп я бы съел тоже легкий. Минестроне. А? С маленьким кусочком багета. Или даже можно без багета, – он похлопал себя по животу. – Не фиг набивать брюхо. Хочу быть красивым и стройным. Вот как ты! – и он нежно погладил Варю по ее втянутому животику.
- Спасибо, – сказала она.
- Значит, руккола с пармезаном, и минестроне, – сказал он. – Но как-то слишком постно получается! Что мы, на диету сели, а? Что у нас, анорексия? Нет уж! И вообще, зачем это кругом Италия? Руккола-хренуккола! Так что на второе я предлагаю простой, чудесный вкусный русский… – тут он щелкнул пальцами, – бефстроганов! С картофельным пюре! С настоящим пюре, с молоком или со сливками… Идет?
- Еще бы! – облизнулась Варя. – Вот это обед! Слушай, а что мне надеть?
- Да какая разница! Ты такая красивая, надевай, что хочешь, и все равно будешь лучше всех! Я ж не зря на тебе женился!
- Спасибо, – еще раз сказала Варя. – Ладно, я пошла в душ!
Голая и прекрасная, она вылезла из-под одеяла и убежала.
- Это еще не все! – сказал Даня, когда она вернулась и стала одеваться. – А на сладкое, я думаю, нужен горячий, только что испеченный абрикосовый пирог. Сейчас как раз сезон абрикосов. Пирог со свежими абрикосами, а? Ну и клюквенный морс на запивку.
- Класс! – сказала Варя.
Она уже совсем оделась – короткое светлое платье и босоножки на каблуках – и вертелась перед зеркалом, примеряя длинные бусы со стеклянными пластинками разных цветов и размеров.
- Идет? – спросила она.
- Супер! – Даня поднял большие пальцы.
- А куда мы пойдем? – спросила Варя. – Ты, кстати, тоже вставай.
- В смысле?
- Обедать мы куда пойдем?
- То есть?
- Погоди. Ты меня приглашаешь в ресторан?
- А… – сказал он. – Нет, я не в том смысле.
- А в каком ты смысле? – не поняла Варя.
- Я в смысле что иди на кухню и готовь обед. Вот так, как я сказал.
- А? – спросила она, но на всякий случай добавила: – Шутка?
- Какие шутки? – Даня поднял брови. – Жена должна готовить обед. Обед мужу. Ну и всей семье, когда дети будут. Тебе что, мама с бабушкой не объясняли?
- Чего-чего? – сощурилась Варя.
Она отступила на полшага и очень пристально на него посмотрела.
- Тихо, тихо, тихо! – взмахнул он рукой, увидев, что она сейчас то ли разрыдается, то ли даст ему по башке дареной бутылкой марочного коньяка, которая опасно стояла на столе рядом с ней. – Тихо-тихо, спокойно. А хочешь, я сам все сготовлю?
Варя помолчала полминуты, переваривая всю эту информацию, но потом обрадовалась:
- Конечно, хочу! А ты умеешь?
- Еще как! – сказал Даня. – Но тогда ты сходишь за продуктами.
- Хорошо! – сказала она, чуть подумав. – Давай список и деньги.
- Список сейчас напишу, – Даня встал с постели, стал искать бумагу и карандаш, – а деньги потом.
- В смысле?
- С деньгами пока облом, – сказал он. – Пятьсот рублей осталось на карте.
- Молодец! – хмыкнула Варя.
- А у тебя что, своей карты нет? – ответно хмыкнул Даня.
- То есть я должна покупать на свои?
- В нормальных семьях бывает общий бюджет, – строго сказал Даня. – Уж на общую еду, так это точно. А не хочешь, не надо. Хочешь все отдельно? Ладно. Тогда купи на свои, а я потом отдам половину.
- Потом – это когда?
- Мне тут должны перевести кой-какую сумму. Буквально на днях.
- Кой-какую это сколько? – поинтересовалась Варя.
- Привет тебе! – возмутился Даня. – Ты свои деньги зажимаешь, а я чтобы тебе отчет давал?
Варя помолчала, повернулась и вышла из комнаты, очень громко стукнув дверью.
***
Не стану рассказывать, что там было дальше
Но Чехов написал бы:
«Этим стуком и завершился медовый месяц».
- У меня созрела идея насчет обеда! – сказал Даня Никитин своей молодой жене Варе.
Они поженились ровно неделю назад, и доедали разные вкусные вещи, которые остались от свадьбы: им нагрузили шесть огромных пакетов с коробочками разных калибров, в которых чего только не было: и салаты, и мясные нарезки, и рыбные, и сыр, и утка фаршированная, и лососина на шпажках, и куриный шашлык, и даже хлеб, и отдельно – два кило недоеденного торта. Он был очень сытный, потому что жирный и приторный, но не очень вкусный.
Но вчера вечером кончился и он.
Утром попили «кофе с таком», то есть кофе без ничего.
К двум часам у обоих слегка подвело животы.
- Что ж ты молчишь? – спросил Даня.
- Предвкушаю, – сказала Варя.
- Значит, так, – Даня даже зажмурился. – Субботний обед! Наш первый настоящий семейный обед! Сначала салат. Мы тут совсем обожрались всяким жирным и вредным, значит, салат будет самый простой. Руккола с пармезаном. Много-много рукколы и немножко тонко нарезанного сыра. Годится?
- Еще бы! – сказала Варя и облизнулась.
- Далее суп, – сказал Даня. – Суп я бы съел тоже легкий. Минестроне. А? С маленьким кусочком багета. Или даже можно без багета, – он похлопал себя по животу. – Не фиг набивать брюхо. Хочу быть красивым и стройным. Вот как ты! – и он нежно погладил Варю по ее втянутому животику.
- Спасибо, – сказала она.
- Значит, руккола с пармезаном, и минестроне, – сказал он. – Но как-то слишком постно получается! Что мы, на диету сели, а? Что у нас, анорексия? Нет уж! И вообще, зачем это кругом Италия? Руккола-хренуккола! Так что на второе я предлагаю простой, чудесный вкусный русский… – тут он щелкнул пальцами, – бефстроганов! С картофельным пюре! С настоящим пюре, с молоком или со сливками… Идет?
- Еще бы! – облизнулась Варя. – Вот это обед! Слушай, а что мне надеть?
- Да какая разница! Ты такая красивая, надевай, что хочешь, и все равно будешь лучше всех! Я ж не зря на тебе женился!
- Спасибо, – еще раз сказала Варя. – Ладно, я пошла в душ!
Голая и прекрасная, она вылезла из-под одеяла и убежала.
- Это еще не все! – сказал Даня, когда она вернулась и стала одеваться. – А на сладкое, я думаю, нужен горячий, только что испеченный абрикосовый пирог. Сейчас как раз сезон абрикосов. Пирог со свежими абрикосами, а? Ну и клюквенный морс на запивку.
- Класс! – сказала Варя.
Она уже совсем оделась – короткое светлое платье и босоножки на каблуках – и вертелась перед зеркалом, примеряя длинные бусы со стеклянными пластинками разных цветов и размеров.
- Идет? – спросила она.
- Супер! – Даня поднял большие пальцы.
- А куда мы пойдем? – спросила Варя. – Ты, кстати, тоже вставай.
- В смысле?
- Обедать мы куда пойдем?
- То есть?
- Погоди. Ты меня приглашаешь в ресторан?
- А… – сказал он. – Нет, я не в том смысле.
- А в каком ты смысле? – не поняла Варя.
- Я в смысле что иди на кухню и готовь обед. Вот так, как я сказал.
- А? – спросила она, но на всякий случай добавила: – Шутка?
- Какие шутки? – Даня поднял брови. – Жена должна готовить обед. Обед мужу. Ну и всей семье, когда дети будут. Тебе что, мама с бабушкой не объясняли?
- Чего-чего? – сощурилась Варя.
Она отступила на полшага и очень пристально на него посмотрела.
- Тихо, тихо, тихо! – взмахнул он рукой, увидев, что она сейчас то ли разрыдается, то ли даст ему по башке дареной бутылкой марочного коньяка, которая опасно стояла на столе рядом с ней. – Тихо-тихо, спокойно. А хочешь, я сам все сготовлю?
Варя помолчала полминуты, переваривая всю эту информацию, но потом обрадовалась:
- Конечно, хочу! А ты умеешь?
- Еще как! – сказал Даня. – Но тогда ты сходишь за продуктами.
- Хорошо! – сказала она, чуть подумав. – Давай список и деньги.
- Список сейчас напишу, – Даня встал с постели, стал искать бумагу и карандаш, – а деньги потом.
- В смысле?
- С деньгами пока облом, – сказал он. – Пятьсот рублей осталось на карте.
- Молодец! – хмыкнула Варя.
- А у тебя что, своей карты нет? – ответно хмыкнул Даня.
- То есть я должна покупать на свои?
- В нормальных семьях бывает общий бюджет, – строго сказал Даня. – Уж на общую еду, так это точно. А не хочешь, не надо. Хочешь все отдельно? Ладно. Тогда купи на свои, а я потом отдам половину.
- Потом – это когда?
- Мне тут должны перевести кой-какую сумму. Буквально на днях.
- Кой-какую это сколько? – поинтересовалась Варя.
- Привет тебе! – возмутился Даня. – Ты свои деньги зажимаешь, а я чтобы тебе отчет давал?
Варя помолчала, повернулась и вышла из комнаты, очень громко стукнув дверью.
***
Не стану рассказывать, что там было дальше
Но Чехов написал бы:
«Этим стуком и завершился медовый месяц».
Оригинал и комментарии
Дачное от lemming-drover
Был на даче. Пришла дама с собачкой. Псинка -- мелкая белокурая декоративная дрянь, словом, шпиц. А у дамы просьба: так как у меня на участке растет большая ель, то не поделюсь ли я шишками? Я охотно поделился, но с вопросом: на кой черт нужны еловые шишки? Отказывается, псинка любит их грызть, а в ближайшем лесу шишки на земле валяются только сосновые, их четвероногая привереда не жалует. Дама набила шишками сумку и удалилась, очень огорчаясь, что я успел сжечь в бочке вдесятеро больше шишек. А я задумался: не перейти ли шпицу на окурки, как тому лисенку, что был описан Дарреллом? Не везде ведь растут елки.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Ура! Коронавирус побеждён!
Все, кто обзывали продолжавших служить священников - мракобесами, могут пройти в ресторан! Теперь можно!..
Ниче не забыл?
А! Мир стал иным! Неужели не видите?
(И. Ирония. Для дебилов сноска. Уже три пришло в комментарии).
Все, кто обзывали продолжавших служить священников - мракобесами, могут пройти в ресторан! Теперь можно!..
Ниче не забыл?
А! Мир стал иным! Неужели не видите?
(И. Ирония. Для дебилов сноска. Уже три пришло в комментарии).
Оригинал и комментарии
Кто не успел - поздравляйте с обезьяньим веком ;) от apxiv
Во-первых, огромная признательность всем поздравившим меня, ласковое слово и кошке приятно... Ну правда, не ожидал такого количества по всем каналам связи.
Во-вторых, небольшая печалька по поводу перехода в группу тяжеловесов-пескоструев как-то рассосалась за время отдыха от празднований, но от обезьяны надо как-то спасаться.
Поясняю.
Давным-давно, а именно на 45-летие, моя тетя в качестве тоста поздравила меня с собачьим веком и озвучила притчу, которая наверняка где-то есть в этих ваших интернетах, но я коротко изложу ее версию.
Создавая живность, бог почему-то был лимитирован в раздаче продолжительности жизни, так что на высших животных он смог выделить по 30 лет каждому.
Человек, как самое наглое существо, приперся к нему и начал выпрашивать себе еще и еще. Бог сначала отобрал для него 15 лет у лошади, потом у собаки и наконец у обезьяны, которым в результате осталось по 15 лет жизни.
С тех пор так и повелось, что по-человечески люди живут до 30 лет, затем начинается 15 лет работы как лошадь, потом собачий век, когда 15 лет человек стережет и сохраняет накопленное, а вот с 60 лет начинается век обезьяны...
Н-да. Пора выбирать себе тотемную обезьяну.
По слабой волосистости черепа вроде подходит абрам-гутан, тем более что он за умного слывет. Но морда лица у меня не такая массивная. Тогда шимпанидзе?
Какие будут мнения? Гиббона не предлагать.
Кстати, прикольно если напишете какой обезьяне вы больше всего соответствуете. Лучше заранее об этом задуматься :))
Во-вторых, небольшая печалька по поводу перехода в группу тяжеловесов-пескоструев как-то рассосалась за время отдыха от празднований, но от обезьяны надо как-то спасаться.
Поясняю.
Давным-давно, а именно на 45-летие, моя тетя в качестве тоста поздравила меня с собачьим веком и озвучила притчу, которая наверняка где-то есть в этих ваших интернетах, но я коротко изложу ее версию.
Создавая живность, бог почему-то был лимитирован в раздаче продолжительности жизни, так что на высших животных он смог выделить по 30 лет каждому.
Человек, как самое наглое существо, приперся к нему и начал выпрашивать себе еще и еще. Бог сначала отобрал для него 15 лет у лошади, потом у собаки и наконец у обезьяны, которым в результате осталось по 15 лет жизни.
С тех пор так и повелось, что по-человечески люди живут до 30 лет, затем начинается 15 лет работы как лошадь, потом собачий век, когда 15 лет человек стережет и сохраняет накопленное, а вот с 60 лет начинается век обезьяны...
Н-да. Пора выбирать себе тотемную обезьяну.
По слабой волосистости черепа вроде подходит абрам-гутан, тем более что он за умного слывет. Но морда лица у меня не такая массивная. Тогда шимпанидзе?
Какие будут мнения? Гиббона не предлагать.
Кстати, прикольно если напишете какой обезьяне вы больше всего соответствуете. Лучше заранее об этом задуматься :))
Оригинал и комментарии
Еще о законе подлости от lemming-drover
А знаете, почему в Средней полосе России который день прохладно и с неба поливает? Для себя я это объясняю так: потому что я посадил на даче рассаду дыни, поверив синоптикам, сулившим жаркое и сухое лето. А надо было посадить еще один кустик клюквы в добавок к уже имеющемуся, -- тогда, глядишь, стояла бы жара. Мораль: бороться с фундаментальными законами бесполезно, надо использовать их!
Оригинал и комментарии
chobits chobits! от wolfox
Сгенерируй себе няшу с помощью AI!
(Или аватарку. Или портрет персонажа для истории или отыгрыша. Главное - получится уникально.)
Жмите ссылку справа внизу, meet your dream, там будет понятно. Все sfw и вообще прилично, только портреты, ничего сверх.
Мои эксперименты, рандомно:
Няши выходят на ура, однозначно.
Кому лень самому - вот просто много вайфу, сеткой, автоматический генератор. Но тут встречаются адские ляпы и монстроиды, причем взятые явно из 18+ арт-кусочков.
Еще штука, для тех, чьи вкусы более специфичны. Генератор фурриков!
(нечего стесняться, мои специфичны примерно так же и еще больше)
А тут можно создавать пейзажи, например. У меня все больше выходят инопланетные, но и то хлеб.
Вот оно, правильное использование AI-мощностей! Что еще нужно?
Показывайте, какие у вас вышли няши?
(Или аватарку. Или портрет персонажа для истории или отыгрыша. Главное - получится уникально.)
Жмите ссылку справа внизу, meet your dream, там будет понятно. Все sfw и вообще прилично, только портреты, ничего сверх.
Мои эксперименты, рандомно:
Няши выходят на ура, однозначно.
Кому лень самому - вот просто много вайфу, сеткой, автоматический генератор. Но тут встречаются адские ляпы и монстроиды, причем взятые явно из 18+ арт-кусочков.
Еще штука, для тех, чьи вкусы более специфичны. Генератор фурриков!
(нечего стесняться, мои специфичны примерно так же и еще больше)
А тут можно создавать пейзажи, например. У меня все больше выходят инопланетные, но и то хлеб.
Вот оно, правильное использование AI-мощностей! Что еще нужно?
Показывайте, какие у вас вышли няши?
Оригинал и комментарии
Фотоальбом 2 от neivid
Пусть оно будет маленьким.
С корабликом, с шариком,
с черничным следом на синем поле,
и ничего боле.
Пусть окажется мальчиком.
Страницей, журнальчиком,
Погони, заборы, костры, крапива, жасмин.
Весь мир.
Или пусть будет девочкой.
Снегурочкой, веточкой.
Салочки, прятки, печенье, секреты, сирень.
Трень-брень.
Только не надо, чтобы оно стало павшим,
никем не ставшим.
Не дай бог, чтобы было бывшим,
не в срок дожившим!
Но тогда оно дальше окажется старым:
тяжелым, усталым.
Боль в суставах, плач, лебединый клич.
Паралич.
А дотуда спайки, разрывы, шрамы,
скандалы, штрафы,
темнота снаружи, разбитые фонари
и болит внутри.
Пусть останется маленьким -
ушастым, в маечке,
улыбнется со снимка на старой даче.
Не надо дальше.
С корабликом, с шариком,
с черничным следом на синем поле,
и ничего боле.
Пусть окажется мальчиком.
Страницей, журнальчиком,
Погони, заборы, костры, крапива, жасмин.
Весь мир.
Или пусть будет девочкой.
Снегурочкой, веточкой.
Салочки, прятки, печенье, секреты, сирень.
Трень-брень.
Только не надо, чтобы оно стало павшим,
никем не ставшим.
Не дай бог, чтобы было бывшим,
не в срок дожившим!
Но тогда оно дальше окажется старым:
тяжелым, усталым.
Боль в суставах, плач, лебединый клич.
Паралич.
А дотуда спайки, разрывы, шрамы,
скандалы, штрафы,
темнота снаружи, разбитые фонари
и болит внутри.
Пусть останется маленьким -
ушастым, в маечке,
улыбнется со снимка на старой даче.
Не надо дальше.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Так.
https://smi8.info/pod-senyu-esenina-ili-kak-zaxar-prilepin-i-ivan-oxlobystin-v-ryazani-cvety-sazhali/?fbclid=IwAR20yE2WCVqy-BuRrfBLFJO3xzTWGPSMTz-bkbwxZQ8eltdjtqyUzK_mgXg
https://smi8.info/pod-senyu-esenina-ili-kak-zaxar-prilepin-i-ivan-oxlobystin-v-ryazani-cvety-sazhali/?fbclid=IwAR20yE2WCVqy-BuRrfBLFJO3xzTWGPSMTz-bkbwxZQ8eltdjtqyUzK_mgXg
Оригинал и комментарии
кофе, коньяк, конфеты и пристальный взгляд от clear-text
ХОРОШИХ СЦЕНАРИЕВ НЕТ
Катя шла по коридору и вдруг налетела на Сергея Аполлоновича. То есть на самом деле это он налетел на нее – вышел из-за угла нахмуренный, прижимая айфон к уху.
- Совесть у тебя есть? – говорил он своему собеседнику. – Третий час тебе звоню, ты в недоступе, не знаю, что думать, нет, ты скажи, совесть у тебя есть, я тебя спрашиваю?.. Господи! Ну сколько можно! Купи себе второй аккумулятор, как его там, «пауэр бэнк», вот. Я уже сколько раз говорил… Ладно. Все. Пока.
Сергей Аполлонович был генеральный продюсер компании «Карамель», а Катя работала редактором. Точнее, помощником редактора.
***
- Именно Аполлонович! – повторил он свое редкостное отчество в тот единственный раз, когда она предстала перед его светлыми очами, и они пожали друг другу руки. – Но не Аполлинарьевич! – и засмеялся.
Катя тоже засмеялась, хотя не поняла шутки. Потом ей объяснили – Сергей Аполлинарьевич – это знаменитый советский режиссер Герасимов, именем которого назвали ВГИК. Но Катя училась не во ВГИКе, а совсем в другом месте, а сюда пришла, потому что мечтала стать сценаристкой. Она уже раза три проходила курсы и онлайн-мастерские. Она даже успела написать две сценарных заявки.
***
- Извините, - сказала Катя, влетев в плечо Сергея Аполлоновича.
- Да, да, - сказал он и сощурился, глядя на экран своего айфона.
Катя обогнула его и пошла дальше.
- Постойте, - вдруг сказал он. Она остановилась, обернулась. – Простите, я забыл…
- Сергей Аполлонович, я Воробьева Екатерина, первая редакция. У Валентины Сергеевны.
- Да, да. Екатерина… а по отчеству?
- Просто Катя.
Ну ведь и в самом деле. Ему полтинник с хвостиком – два года назад отмечали – а ей двадцать семь.
- Катя! – сказал он. – Выручайте. Не в службу, а в дружбу. Вызовите мне такси, если нетрудно. Моя машина с обеда в ремонте. Говорят, есть такой, как это, сервис, да? «Яндекс-такси», кажется…
Он протянул ей свой айфон.
- Вот тут где-то, наверное, должно быть. У всех есть. Должно же быть и у меня?
Катя посмотрела все приложения.
- Нет, Сергей Аполлонович, у вас нет такого. Но можно скачать. Это быстро. Это минут пять займет. И нужен номер вашего мобильного, для верификации. Они вам на него пришлют смску с паролем, мы пароль вобьем, и всё.
- Господи, - раздраженно сказал он. – А говорят «цифровая цивилизация», «цифровая цивилизация»! Тьфу! Чем больше удобства, тем всё наоборот.
***
Катя поняла, что судьба сама идет к ней в руки.
Да, она написала две заявки, но еще никому их не показывала. Ей было стыдно отдать их редакторам. Она представила себе, как ее коллеги будут разбирать и обсмеивать ее текст – точно так же, как она разбирала и обсмеивала тексты начинающих сценаристов. А тут – генеральный продюсер. Все в его руках. Он человек со вкусом и опытом. Ее заявки – хорошие, достойные, не хуже других. Лучше других! Кроме того, она сама – очень красивая. «Да, да, и не надо ханжества!» - сказала Катя сама себе.
Поэтому она просто, по-товарищески предложила, что довезет Сергея Аполлоновича до дому. На своей машине.
Зашла в свой отдел, накинула плащ и не забыла положить в сумочку обе заявки.
***
Ехали долго, стояли в пробках, очень интересно разговаривали. Про кино в том числе, и даже про сценарии. Сергей Аполлонович привычно говорил, что со сценариями беда, что хороших сценариев нет, и непонятно, откуда их брать. Катя соглашалась.
Приехали.
- Вот тут, - сказал он. – Всё. Большое спасибо. Увидимся.
Он стал шарить по дверце, искать ручку.
- Лучше бы вы спросили «сколько с меня»! – дерзко сказала Катя.
- А? – он резко повернулся к ней.
- Простите, Сергей Аполлонович, - вздохнула она, и голос ее дрогнул; казалось, она сейчас заплачет. – Вы как-то очень обидно сказали…
- Это вы меня простите, - сказал он и неожиданно нежно погладил ее по руке. – Совсем я уже перестал мышей ловить. Зайдем ко мне, Катя. Если у вас есть время, конечно. Выпьем чаю, или кофе. Съедим по конфетке.
***
Квартира у Сергея Аполлоновича была ой-ой-ой. Хотя дом снаружи вроде ничего особенного. А там одна гостиная метров сорок. Отделка стен – дворцовый класс. Катя училась сначала на инженера-строителя, потом на дизайнера, так что сразу видела, что почем. Мебель явно штучная, под заказ. Диваны – настоящая кожа. Картины современных художников. Катя не знала, каких, но ясно было, что дорогие. И еще две старинные картинки в лепных рамках, со специальными лампочками-подсветками сверху.
Катя сидела в кресле, а Сергей Аполлонович возился в смежной комнате – наверное, там была кухня-столовая. Зажужжала кофе-машинка. Через три минуты он принес кофе. Поставил на низкий стол конфеты. Разлил коньяк в красивые бокалы, и вдруг сказал:
- Ох, я и забыл! Вы же за рулем!
- Ничего, - сказала Катя и отхлебнула коньяк.
- Вы уже большая, решайте сами, – улыбнулся он. – На ваш страх и риск!
- На мой собственный! – ответно улыбнулась она и выпила еще. Для храбрости.
Закусила какой-то дорогущей иностранной конфетой. Принялась за кофе.
Сергей Аполлонович не очень настойчиво, скорее просто светски, но все же расспрашивал ее о работе, что ей нравится, что не очень. Она потихоньку стала выруливать к главной теме разговора – к ее собственным сценариям. Вернее, к заявкам. Но для начала попросила разрешения пересесть на диван.
Сергей Аполлонович сказал что-то вроде «будьте как дома» и посмотрел на нее пристально и ласково, оглядел всю, просто с головы до ног. Она скинула туфли и забралась на диван с ногами. Заметила, что он всё смотрит на ее ноги, а они у нее были очень красивые - и голени, и лодыжки, и стопы, и пальцы. Придвинула к себе сумочку, достала оттуда прозрачный файл с заявками и сказала:
- Вы говорили, что у вас нет хороших сценариев…
- Какая вы милая! – сказал он. – Нет, честное слово!
Не вставая со своего кресла, он каким-то очень добрым, домашним жестом протянул к ней обе руки, словно бы желая ее обнять. Она чуть-чуть потянулась к нему
Но тут вдали щелкнул замок и хлопнула входная дверь.
***
Катя быстро спустила ноги на пол, нашарила туфельки.
- Ничего страшного, - сказал Сергей Аполлонович. – Это мой водитель.
Приоткрылась матовая стеклянная дверь, и водитель – это был парень лет тридцати – всунул голову в комнату.
- Здрасьте! – сказал он Кате и обратился к Сергею Аполлоновичу. – Машина будет завтра к двенадцати, не раньше. Хотя обещали сегодня к ночи сделать. А что я могу?
- Чепуха, - махнул рукой Сергей Аполлонович.
Водитель прикрыл дверь и исчез.
Катя хотела было сказать: «Я вас завтра отвезу на работу», но решила, что это будет чересчур. Буря и натиск. Можно напугать человека. Поэтому она снова забралась на диван с ногами и стала этак кругами подбираться к сюжету своего будущего сценария.
Сергей Аполлонович слушал внимательно, кивал.
А Катя краем уха слышала, как водитель вошел в столовую, смежную с гостиной. Дверь была закрыта, но все равно было слышно было, как он наливает в чайник воду, включает его. Гремит тарелками. Что-то ищет в шкафах. Как чайник начинает зудеть и булькать. Щелкнул, выключился. Струя кипятка полилась в чашку.
Катя излагала сюжет, но эта возня на кухне ее просто бесила. Не в силах больше терпеть, она спросила:
- Что он там делает?
- Наверное, чай пьет, - сказал Сергей Аполлонович.
- Он еще долго будет пить чай? – спросила Катя.
- А что такое?
- Он нам не помешает? – это было уже признание полной готовности, это было приглашение.
- Мне – ни капельки, - сказал Сергей Аполлонович. - А вот вы, простите меня…
- Что?
- А вот вы можете помешать… - она вздрогнула, а он продолжал: - Нашему с ним тихому домашнему ужину. А вашу дружескую помощь я очень ценю, и надеюсь, и верю, что мы с вами и впредь…
На слове «впредь» он поднялся с кресла.
Поднялась и она с дивана, надела туфли, сунула файл с заявками обратно в сумочку и засмеялась своим фантазиям получасовой давности.
***
В прихожей он подал ей плащ и проводил до лифта.
Слегка обнял за плечи, поцеловал в щеку и сказал:
- И на прощанье: в сценаристы вам пока еще рано. В сценаристы серьезного кино, я имею в виду, вы же об этом мечтаете, так? Рано, рано! – засмеялся он. – Потому что вы пока еще просто потрясающе, просто изумительно ненаблюдательны.
Катя шла по коридору и вдруг налетела на Сергея Аполлоновича. То есть на самом деле это он налетел на нее – вышел из-за угла нахмуренный, прижимая айфон к уху.
- Совесть у тебя есть? – говорил он своему собеседнику. – Третий час тебе звоню, ты в недоступе, не знаю, что думать, нет, ты скажи, совесть у тебя есть, я тебя спрашиваю?.. Господи! Ну сколько можно! Купи себе второй аккумулятор, как его там, «пауэр бэнк», вот. Я уже сколько раз говорил… Ладно. Все. Пока.
Сергей Аполлонович был генеральный продюсер компании «Карамель», а Катя работала редактором. Точнее, помощником редактора.
***
- Именно Аполлонович! – повторил он свое редкостное отчество в тот единственный раз, когда она предстала перед его светлыми очами, и они пожали друг другу руки. – Но не Аполлинарьевич! – и засмеялся.
Катя тоже засмеялась, хотя не поняла шутки. Потом ей объяснили – Сергей Аполлинарьевич – это знаменитый советский режиссер Герасимов, именем которого назвали ВГИК. Но Катя училась не во ВГИКе, а совсем в другом месте, а сюда пришла, потому что мечтала стать сценаристкой. Она уже раза три проходила курсы и онлайн-мастерские. Она даже успела написать две сценарных заявки.
***
- Извините, - сказала Катя, влетев в плечо Сергея Аполлоновича.
- Да, да, - сказал он и сощурился, глядя на экран своего айфона.
Катя обогнула его и пошла дальше.
- Постойте, - вдруг сказал он. Она остановилась, обернулась. – Простите, я забыл…
- Сергей Аполлонович, я Воробьева Екатерина, первая редакция. У Валентины Сергеевны.
- Да, да. Екатерина… а по отчеству?
- Просто Катя.
Ну ведь и в самом деле. Ему полтинник с хвостиком – два года назад отмечали – а ей двадцать семь.
- Катя! – сказал он. – Выручайте. Не в службу, а в дружбу. Вызовите мне такси, если нетрудно. Моя машина с обеда в ремонте. Говорят, есть такой, как это, сервис, да? «Яндекс-такси», кажется…
Он протянул ей свой айфон.
- Вот тут где-то, наверное, должно быть. У всех есть. Должно же быть и у меня?
Катя посмотрела все приложения.
- Нет, Сергей Аполлонович, у вас нет такого. Но можно скачать. Это быстро. Это минут пять займет. И нужен номер вашего мобильного, для верификации. Они вам на него пришлют смску с паролем, мы пароль вобьем, и всё.
- Господи, - раздраженно сказал он. – А говорят «цифровая цивилизация», «цифровая цивилизация»! Тьфу! Чем больше удобства, тем всё наоборот.
***
Катя поняла, что судьба сама идет к ней в руки.
Да, она написала две заявки, но еще никому их не показывала. Ей было стыдно отдать их редакторам. Она представила себе, как ее коллеги будут разбирать и обсмеивать ее текст – точно так же, как она разбирала и обсмеивала тексты начинающих сценаристов. А тут – генеральный продюсер. Все в его руках. Он человек со вкусом и опытом. Ее заявки – хорошие, достойные, не хуже других. Лучше других! Кроме того, она сама – очень красивая. «Да, да, и не надо ханжества!» - сказала Катя сама себе.
Поэтому она просто, по-товарищески предложила, что довезет Сергея Аполлоновича до дому. На своей машине.
Зашла в свой отдел, накинула плащ и не забыла положить в сумочку обе заявки.
***
Ехали долго, стояли в пробках, очень интересно разговаривали. Про кино в том числе, и даже про сценарии. Сергей Аполлонович привычно говорил, что со сценариями беда, что хороших сценариев нет, и непонятно, откуда их брать. Катя соглашалась.
Приехали.
- Вот тут, - сказал он. – Всё. Большое спасибо. Увидимся.
Он стал шарить по дверце, искать ручку.
- Лучше бы вы спросили «сколько с меня»! – дерзко сказала Катя.
- А? – он резко повернулся к ней.
- Простите, Сергей Аполлонович, - вздохнула она, и голос ее дрогнул; казалось, она сейчас заплачет. – Вы как-то очень обидно сказали…
- Это вы меня простите, - сказал он и неожиданно нежно погладил ее по руке. – Совсем я уже перестал мышей ловить. Зайдем ко мне, Катя. Если у вас есть время, конечно. Выпьем чаю, или кофе. Съедим по конфетке.
***
Квартира у Сергея Аполлоновича была ой-ой-ой. Хотя дом снаружи вроде ничего особенного. А там одна гостиная метров сорок. Отделка стен – дворцовый класс. Катя училась сначала на инженера-строителя, потом на дизайнера, так что сразу видела, что почем. Мебель явно штучная, под заказ. Диваны – настоящая кожа. Картины современных художников. Катя не знала, каких, но ясно было, что дорогие. И еще две старинные картинки в лепных рамках, со специальными лампочками-подсветками сверху.
Катя сидела в кресле, а Сергей Аполлонович возился в смежной комнате – наверное, там была кухня-столовая. Зажужжала кофе-машинка. Через три минуты он принес кофе. Поставил на низкий стол конфеты. Разлил коньяк в красивые бокалы, и вдруг сказал:
- Ох, я и забыл! Вы же за рулем!
- Ничего, - сказала Катя и отхлебнула коньяк.
- Вы уже большая, решайте сами, – улыбнулся он. – На ваш страх и риск!
- На мой собственный! – ответно улыбнулась она и выпила еще. Для храбрости.
Закусила какой-то дорогущей иностранной конфетой. Принялась за кофе.
Сергей Аполлонович не очень настойчиво, скорее просто светски, но все же расспрашивал ее о работе, что ей нравится, что не очень. Она потихоньку стала выруливать к главной теме разговора – к ее собственным сценариям. Вернее, к заявкам. Но для начала попросила разрешения пересесть на диван.
Сергей Аполлонович сказал что-то вроде «будьте как дома» и посмотрел на нее пристально и ласково, оглядел всю, просто с головы до ног. Она скинула туфли и забралась на диван с ногами. Заметила, что он всё смотрит на ее ноги, а они у нее были очень красивые - и голени, и лодыжки, и стопы, и пальцы. Придвинула к себе сумочку, достала оттуда прозрачный файл с заявками и сказала:
- Вы говорили, что у вас нет хороших сценариев…
- Какая вы милая! – сказал он. – Нет, честное слово!
Не вставая со своего кресла, он каким-то очень добрым, домашним жестом протянул к ней обе руки, словно бы желая ее обнять. Она чуть-чуть потянулась к нему
Но тут вдали щелкнул замок и хлопнула входная дверь.
***
Катя быстро спустила ноги на пол, нашарила туфельки.
- Ничего страшного, - сказал Сергей Аполлонович. – Это мой водитель.
Приоткрылась матовая стеклянная дверь, и водитель – это был парень лет тридцати – всунул голову в комнату.
- Здрасьте! – сказал он Кате и обратился к Сергею Аполлоновичу. – Машина будет завтра к двенадцати, не раньше. Хотя обещали сегодня к ночи сделать. А что я могу?
- Чепуха, - махнул рукой Сергей Аполлонович.
Водитель прикрыл дверь и исчез.
Катя хотела было сказать: «Я вас завтра отвезу на работу», но решила, что это будет чересчур. Буря и натиск. Можно напугать человека. Поэтому она снова забралась на диван с ногами и стала этак кругами подбираться к сюжету своего будущего сценария.
Сергей Аполлонович слушал внимательно, кивал.
А Катя краем уха слышала, как водитель вошел в столовую, смежную с гостиной. Дверь была закрыта, но все равно было слышно было, как он наливает в чайник воду, включает его. Гремит тарелками. Что-то ищет в шкафах. Как чайник начинает зудеть и булькать. Щелкнул, выключился. Струя кипятка полилась в чашку.
Катя излагала сюжет, но эта возня на кухне ее просто бесила. Не в силах больше терпеть, она спросила:
- Что он там делает?
- Наверное, чай пьет, - сказал Сергей Аполлонович.
- Он еще долго будет пить чай? – спросила Катя.
- А что такое?
- Он нам не помешает? – это было уже признание полной готовности, это было приглашение.
- Мне – ни капельки, - сказал Сергей Аполлонович. - А вот вы, простите меня…
- Что?
- А вот вы можете помешать… - она вздрогнула, а он продолжал: - Нашему с ним тихому домашнему ужину. А вашу дружескую помощь я очень ценю, и надеюсь, и верю, что мы с вами и впредь…
На слове «впредь» он поднялся с кресла.
Поднялась и она с дивана, надела туфли, сунула файл с заявками обратно в сумочку и засмеялась своим фантазиям получасовой давности.
***
В прихожей он подал ей плащ и проводил до лифта.
Слегка обнял за плечи, поцеловал в щеку и сказал:
- И на прощанье: в сценаристы вам пока еще рано. В сценаристы серьезного кино, я имею в виду, вы же об этом мечтаете, так? Рано, рано! – засмеялся он. – Потому что вы пока еще просто потрясающе, просто изумительно ненаблюдательны.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Сетевое народное творчество, прислали.
Так как я уже очень старый, я ничего не понял.
Так как я уже очень старый, я ничего не понял.
Оригинал и комментарии
из подслушанного в метро от clear-text
ЧТО КУПИТЬ?
Девушка рассказывает подруге:
- Он звонит, что вот, типа сижу дома, скучно, никакого настроения, давай приезжай вечером, время проведем…
- А ты? - спрашивает подруга.
- А я что? Ну, раз зовет, чего ж нет? Я спрашиваю типа чего купить. Все-таки в гости еду, да? А он сразу внаглую: «Купи пачку презиков, гель для секса без запаха, и еще эту, ну, извиняюсь, виагру. Пятьдесят мэгэ доза. Две таблетки. Я тебе деньги отдам сразу, честно. А то на улицу вылазить неохота».
- Ну дает! - говорит подруга.
- Я ему тоже: «Ну ты типа даешь!» А он: «Ну ты по ходу сама спросила, чего тебе, трудно?»
- Погоди! - перебивает подруга. - А ты с ним уже...
- Да нет! В том-то и дело! Но думаю - так, значит, так. Я тоже наглая, если надо. Купила все, что просил. Еще сухого две бутылки. Оделась как надо. Ну, раз такое дело. Прихожу. Он сразу: «Давай!»
- Что давай? Прямо сразу? - вздрагивает подруга.
- Давай, говорит, что принесла. Чек есть? Ага. Держи бабки. И орет куда-то в кухню: «Сергей Петрович! Купила! Порядок!» Выходит, значит, мужик такой пожилой, за пятьдесят, лысый, жирный, в костюме. Он ему, значит, пакет передает, а мне объясняет: «Это, знакомься, дядя Сережа, материн брат, он сейчас в Питер в командировку едет, на двое суток. Сейчас он уедет, а мы с тобой тут посидим, время проведем…»
- А дальше? - подруга совсем сбита с толку.
- А что дальше? Посидели, время провели. Выпили.
- И?
- Не-а.
Девушка рассказывает подруге:
- Он звонит, что вот, типа сижу дома, скучно, никакого настроения, давай приезжай вечером, время проведем…
- А ты? - спрашивает подруга.
- А я что? Ну, раз зовет, чего ж нет? Я спрашиваю типа чего купить. Все-таки в гости еду, да? А он сразу внаглую: «Купи пачку презиков, гель для секса без запаха, и еще эту, ну, извиняюсь, виагру. Пятьдесят мэгэ доза. Две таблетки. Я тебе деньги отдам сразу, честно. А то на улицу вылазить неохота».
- Ну дает! - говорит подруга.
- Я ему тоже: «Ну ты типа даешь!» А он: «Ну ты по ходу сама спросила, чего тебе, трудно?»
- Погоди! - перебивает подруга. - А ты с ним уже...
- Да нет! В том-то и дело! Но думаю - так, значит, так. Я тоже наглая, если надо. Купила все, что просил. Еще сухого две бутылки. Оделась как надо. Ну, раз такое дело. Прихожу. Он сразу: «Давай!»
- Что давай? Прямо сразу? - вздрагивает подруга.
- Давай, говорит, что принесла. Чек есть? Ага. Держи бабки. И орет куда-то в кухню: «Сергей Петрович! Купила! Порядок!» Выходит, значит, мужик такой пожилой, за пятьдесят, лысый, жирный, в костюме. Он ему, значит, пакет передает, а мне объясняет: «Это, знакомься, дядя Сережа, материн брат, он сейчас в Питер в командировку едет, на двое суток. Сейчас он уедет, а мы с тобой тут посидим, время проведем…»
- А дальше? - подруга совсем сбита с толку.
- А что дальше? Посидели, время провели. Выпили.
- И?
- Не-а.
Оригинал и комментарии
Играем, товарищи! от nikab
Итого в следующую субботу, 13 июня с 14-00 объявляем первую посткарантинную игротеку. Приоритет - манчкин, если наберутся желающие - преф, можно тащить и какие-нить свои настолки. В меню скорее всего пироги и пирожки, может сезонные ягоды. Если с погодой повезет, можно засесть во дворе или в парке на прудах. Если не повезет или будет лень идти - дома.
Большая просьба - приходить здоровыми, без температуры и прочая :)
Большая просьба - приходить здоровыми, без температуры и прочая :)
Оригинал и комментарии
Когда позовет тебя море, часть 2 от nikab
Сын взрослел, неплохо учился, не особенно огорчал мать и не спрашивал об отце. С годами он стал несколько отдаляться, но таковы все мальчишки. Марине все время казалось, что она недодает сыну, недостаточно сильно любит его, вынуждает жить в скудости. А такой красавец и талант заслуживает самого лучшего – заграничной куртки, ладных кожаных ботинок, ярких рубашек, новенького сверкающего велосипеда. Позволить себе роскошь Марина конечно же не могла, но деньги копила. И на окончание восьмого класса подарила сыну настоящие польские джинсы и путевку в пионерлагерь на море. Не «Артек» и даже не Крым, но и подле Одессы по слухам не так уж плохо.
Она долго переживала – раньше они с мальчиком не разлучались ни на день. Тщательно собрала чемодан, переметила вещи, спрятала в кармашке сменных шортов мятую десятку «на всякий случай», трижды проверила документы – свидетельство о рождении, путевка, справка из поликлиники. Сын не замечал ее тревоги, он не мог усидеть на месте, предвкушая первую в жизни поездку прочь из тихого скучного городка. Короткое прощание на перроне, хриплый гудок – и Марина на целый месяц оказалась предоставлена сама себе.
Конечно, она попробовала поразвлекаться «как люди» - сходила в кино на «Анжелику», потопталась в клубе на танцах «Для тех, кому за 30», посидела в гостях у подруги, съездила за грибами. Но все это не имело никакого сравнения с ее собственным настоящим морем. Тем паче, что и погода стояла сказочная – теплая, ясная, с редкими легкими дождиками и безмятежными волнами, еле-еле колышущими синеву. Незнакомые деревья покрылись гроздьями желтоватых цветов, сказочный аромат спускался с гор и таял в воде. В лагунах играли пестрые рыбки, носились взад-вперед веселыми стайками. На берег вынесло стеклянный шар, полный блестящих снежинок. Стоило встряхнуть игрушку – начиналась метель, стоило блесткам осесть – проступали контуры кирпичного дома с башней и лесенкой.
Ощущение неопределенной радости переполняло Марину. Она приплясывала на камнях, пускала по волнам блинчики, жарила на костре ломтики черного хлеба, пыталась подманить недоверчивую лису и купалась с утра до вечера. И даже спать у воды рисковала – ни зверь ни человек ее не обидят нынче. Она ждала – столь же пылко, как в юности. Ведь корабль под алыми парусами приплывает к тем, кто верит в чудеса.
На самом деле присутствие незримого гостя Марина ощущала уже давно. И подарки от него находила не раз – то свежую розу, сбрызнутую росой, то гроздь невиданного винограда, то красивую ракушку с шариком жемчужины внутри. Оставалось лишь увидеться, наконец, обняться посреди волн, взглянуть в глаза и признаться: да, совершенно такой! Человек, которого искала всю жизнь, понимающий, любящий и родной, самый лучший на свете. Завершится изнурительное одиночество, уйдут холод и страх, останутся ясность и теплота близких душ. И у сына наконец-то будет отец!
В ночь полнолуния Марина почувствовала: сегодня! Она разожгла на берегу большой огонь, купалась в серебристой дорожке света, складывала из камушков спирали и пирамидки, раскладывала на блюде ранние яблоки и полные сока вишни. Глядела на горизонт – с первыми лучами солнца парус непременно полыхнет алым блеском. Представляла себе красивого капитана с прозрачно-голубыми глазами, выгоревшими добела кудрями, волевым подбородком, воображала, что трогает медные пуговицы на обшлагах мундира, гладит обветренную, чуть колючую щеку. И задремала на коврике, убаюканная сладким шелестом волн.
Когда она проснулась, палец правой руки оттягивало лучистое кольцо. Зубцы серебряной черненой короны охватывали прозрачный камень, отблескивающий на солнце. Все как в книге! Он увидел, нашел, узнал и осталось лишь дождаться неминуемой встречи. Как жаль, что на свежем воздухе так крепко спится…
Рядом с ковриком, придавленное камушком, ждало письмо. Четыре страницы убористым, на редкость красивым почерком. Автор письма словно бы наблюдал за Мариной не один год и изучил ее лучше, чем она сама себя знала. Ему нравились скромные блузки с кружевными воротниками и аккуратная белая шапочка, манера пить чай вприкуску и оттопыривать мизинец, придерживая чашку, нравилась скромность и сдержанность, духи «Ландыш» и короткая стрижка, маленькая родинка над бровью, голубенькие сережки в ушах, привычка приходить на работу на десять минут раньше срока. Он помнил ее любимые книги и щедро цитировал их, помнил про ангину у сына и сломанные замки в квартире, трогательно рассказывал, как она, Марина, хороша, когда мечтательно смотрит на дверь – словно в химчистку сейчас зайдет настоящий единорог и попросит вывести пятна со шкуры. Извиняясь за беспокойство, он старомодно признавался в большом чувстве, надеялся, что его возлюбленная принцесса обязательно будет счастлива – ведь у всех морей один берег. И закончил стихами Грина:
В Зурбагане, в горной, дикой, удивительной стране,
Я и ты, обнявшись крепко, рады бешеной весне.
Там весна приходит сразу, не томя озябших душ, -
В два-три дня установляя благодать, тепло и сушь…
Настоящая, беспримесная любовь переполняла строки, согревала усталое сердце. Быть для кого-то единственной в мире всегда прекрасно. Вот только вытянутые четкие контуры букв показались Марине знакомыми – она уже видела этот почерк и не один раз. Когда заполняла зарплатные ведомости и бланки отчетов, когда разглядывала пестрый лист стенгазеты на Новый год.
Носатый бухгалтер, Аран Шимунович, любил на досуге переписать стихотворение или мудрое изречение и повесить на доску объявлений в назидание товарищам по работе. Он был стар и смешон, этот низенький лысоватый человек, с огромными морщинистыми ушами, бородавками на щеках и густыми волосами в носу, он называл на «вы» даже дворовых кошек и уважительно относился даже к дворовым пьяницам. На восьмое марта он непременно подносил цветы женщинам, не пропуская ни вороватую директрису химчистки, ни дурочку-уборщицу. На свой день рождения раздавал маленькие подарки – так, мол, принято в горах у него на родине. Ухаживания бухгалтера Марина воспринимала стоически, но втихомолку посмеивалась – он же старый! …Откуда он мог знать о море, ее собственном тайном море?
Аран Шимунович уже полгода как вышел на пенсию, но в химчистке остался адрес – переулок Свободы, два. Марина помчалась туда, взволнованная и расстроенная, полная вопросов. Она не вполне понимала, что чувствует, но пламенная страсть старика больше не казалась ей смешной. В переулке было тихо и сонно, яблони протягивали ветки из-за заборов, пыльные псы лениво дремали на солнце, квохтали куры. Калитка дома номер два оказалась открытой, у крыльца топтались соседки – поминутно причитая они обсуждали похороны. Старик бухгалтер – такой хороший, такой вежливый человек – сегодня умер в больнице, пролежав две недели в коме после инсульта.
Не выдавая себя, Марина включилась в погребальные хлопоты как бывшая коллега. Потрясла руководство химчистки, чтобы выделили денег на гроб, выбила хорошее место на кладбище – в глубине под березками. Возилась с поминками, напекла целую гору блинов. Разбирала вещи покойного, не подала виду, когда в ящике с документами обнаружился ее якобы потерянный шарфик и открытка «С 23 февраля». И всплакнула лишь раз – стук комьев земли о гроб прозвучал поминальной молитвой ее мечтам.
Возвращение сына за суетой прошло незаметно – Марина попросила парнишку Горбаткиных встретить его с вокзала, мимолетно чмокнула в потную щеку и вернулась к неотложным делам. Глухая обида стянула обручами круг ее жизни, оставив пространство лишь для простых вещей – сходить на работу, постирать простыни, сварить суп. А когда она вновь раскрыла глаза, оказалось, что вместо родного мальчика рядом живет совершенно чужой подросток. Ершистый, грубый, циничный, думающий лишь о деньгах и способах их раздобыть. Нежное «мама, мамочка» сменилось на скучное «мать», редкие разговоры свелись к обсуждению школьных оценок и обеденного меню. Иногда его видели с девочками –то счастливыми, то заплаканными. После лагеря сын еще похорошел, но детское очарование сменилось на опасную, хищную красоту – в точности как у отца.
Однажды Марина попробовала напомнить парню о море, но получила брезгливую отповедь: хватит, мол, выдумывать себе бредни, мало того, что мы нищие, так еще и мать сумасшедшая. Может так оно и было – не раз и не два усталая женщина пробовала снова пройти сквозь стену, но всякий раз билась лбом о серую штукатурку. Дверь закрылась, радость ушла, от чудес осталась лишь старая раковина. Да и сын в городе не задержался – кое-как доучился и подался в Москву искать лучшей доли. Мать его не держала.
Тем временем жизнь в маленьком городе из унылой и скудной сделалась вовсе невыносимой. Обесценились деньги, погорели вклады на сберкнижках, закрылась химчистка – людям сделалось не до ковров и шуб. Кто мог – копался в огородах, собирал на продажу грибы и ягоды, искал цветмет, торговал привезенными с Москвы сигаретами и китайскими сосисками в банках. Кто не мог - голодал… Марине и здесь повезло: случайная знакомая с похорон старика пристроила ее нянечкой в детский сад. Денег мало, но хоть какой хлеб. Выбирать не приходилось, Марина стала выносить горшки, мыть полы, перестилать кроватки и утирать сопливые носы бледным, капризным малышам.
Воровать в садике она стеснялась, обходилась чем бог послал. Из скромной женщины в одночасье превратилась в квелую тетку, повязала волосы тусклым платком и перестала душиться. Но дети все равно любили ее – не за карамельки и яблоки, что Марина порой приносила любимчикам, а за неизменную спокойную доброту. Для женщины не составляло труда переодеть малыша и тут же застирать колготки, помочь застегнуть пуговицы и натянуть валеночки, рассказать потешку или стишок, взять на руки зареванное дитя, скучающее по маме. В работе сосредоточилась вся ее жизнь.
Пустой дом заполнила пыльная тоска, даже половицы поскрипывали уныло. Вяли комнатные цветы, капал кран, рассохлись старые рамы. Черный как ночь котенок, из жалости взятый с улицы, быстро вымахал в здоровенного негодяя, переметил все стены и удрал на свободу. Пару раз Марина видела знакомую морду в соседних дворах, но бессовестный зверь сделал вид, что незнаком с тощей теткой. Самогон как лекарство тоже не помогал – Марине становилось плохо раньше, чем сердце успокаивалось, попытка уйти в запой оказалась тщетной. Жиличка, пущенная в комнату сына, сбежала, не заплатив, и прихватила с собой жалкие Маринины цацки. Небольшое утешение дарили лишь дети – иногда приходилось брать к себе малышей, чьи родители задерживались или платили за такую ночевку. У Марины остались книжки с картинками, она потихоньку раздаривала игрушки сына и умилялась, наблюдая за тем, как безмятежно дремлют чужие дети.
Белокурая Леночка прожила у нее без малого три года. Мать Леночки возила товар, сперва с Москвы, затем с Турции, отец погиб, бабка страдала провалами в памяти и не всегда добегала до туалета. Нянечка в детском саду оказалась чистым спасением – сперва на пару ночей, следом на пару недель, а потом как-то незаметно славная малышка поселилась в доме, словно родная. Она не отличалась умом, с трудом осваивала буквы и цифры, не любила длинные сказки. Зато была добродушна, щедра на ласку и искреннюю приязнь, охотно носила нарядные платьица, позволяла заплетать себе косы и упорно называла Марину бабушкой.
Они часто играли вместе – старая тешила малую и радовалась сама, шила платья для старых кукол, вырезала из бумаги тарелочки и устраивала «пир-на-весь-мир». Перевернутую табуретку обтягивали тканью и делали то роскошную спальню, то замок принцессы, то пещеру Али-Бабы. Прятались под столом от коварных пиратов, спасали сокровище – коробку настоящих конфет, привезенную мамой девочки из очередного рейса. Искали жемчужины в старой раковине – всякий раз находя то ириску, то орешек, то кусочек белого сахара. Пускали кораблики в тазу, рассказывая стишки:
Плывёт, плывёт кораблик
На запад, на восток.
Канаты — паутинки,
А парус — лепесток.
Осенним вечером, когда по старой крыше постукивал дождь, Леночка вдруг попросилась к водичке. Марина стала увещевать ее, думая, что ребенку приспичило погулять под дождем – холодно там, родненькая, ножки промочишь. Но девочка взяла бабушку за руку и потащила сквозь стену туда, где Марина уже не чаяла побывать. Берег почти не изменился – деревья стали повыше, пляж покаменистее, лисья нора опустела да коврик конечно же давно унесло. А так все осталось прежним, даже шкатулка с монетками уцелела. От счастья Марина разревелась как маленькая, девчушке пришлось долго ее успокаивать, утирать слезы с холодных щек.
Потом было много визгу и плеску, прыжков в прибой и шутливой охоты на толстых чаек, башенок и узоров из мокрых камней. Словно вернулось время, когда сын еще любил чудаковатую маму. Шаловливой Леночке ужасно понравилось бултыхаться в воде, она неожиданно быстро научилась плавать, нужен был глаз да глаз, чтобы не улизнула одна купаться. Отдельного труда стоило убедить ее никому не рассказывать о море – мол узнают взрослые и никогда больше не пустят. Покапризничав, Леночка согласилась, и крепко хранила секрет.
Место лис, как оказалось, заняла семейка диких пятнистых кошек с прижатыми ушами и недоверчивым характером – молоко они конечно лакали, но приблизиться к себе не позволяли. В лесу поселились большущие попугаи – эти оказались куда общительнее и на разные голоса пробовали подражать человеческой речи. Однажды к берегу приплыли дельфины – мокрые и добрые. Они подталкивали носами смешных людей, давали погладить гладкие черные спины, улыбались и били хвостами. И манили плыть дальше, в синий простор, довериться ласковому колыханию вольных волн. Конечно же Леночка захотела туда, окунуться в открытое море. И конечно же Марина не пустила ее – вода коварна и дельфины при всей их прелести не друзья, люди для них такие же игрушки, как для нас с тобой, милая, мячики или скакалки.
В один из редких визитов в город мама Леночки заявила, что девочка подросла, и пора бы ей вернуться в семью. Она, мол, переезжает в Тверь, там и жилье нашлось лучше и школа и общество – нечего среди голытьбы делать. Ни мнение Леночки ни ее слезы значения не имели – сказала, значит будет по-моему. Девочка долго уговаривала бабушку уплыть подальше и спрятаться в бухтах, но Марина не стала разлучать дочь и мать. Подарила воспитаннице на прощание старую ракушку с пожеланием счастья, обняла, поцеловала в пахнущую детским мылом макушку и снова осталась одна.
В тот же год пришла телеграмма от брата – умерла мама. Пришлось собираться и ехать через полстраны, трое суток в грязном плацкарте. Горя Марина почти не испытывала – они так давно расстались, что мама из живого человека превратилась в смутное еле теплое воспоминание. Незнакомая сухонькая старушка в дешевом гробу ничем не напоминала сутулую, хлопотливую женщину, чьи руки вечно двигались – шили, вязали, месили тесто, лепили сладкие пирожки. Грузный, оплывший мужчина с красным лицом не походил на скандального худого подростка и старость сестры не обрадовала его. Длинноногим красоткам-племянницам новая родственница тоже не пришлась по душе, но они старались быть вежливыми – Марина единственная оставалась прописана в двухкомнатной квартире, пусть и в лютой глуши. Проводили маму, выпили, съели кутью – и распрощались, как не семья.
Возвращение домой оказалось медленным и интересным – по пути туда Марина не вглядывалась в пейзажи, а тут крутила головой, разглядывая зимние леса и незнакомые контуры городов. Она выходила на перрон, купила пирожков с картошкой и толстую бабу на чайник, приценивалась к хрустальному сервизу, но брать не стала – зачем? Даже поклонник завелся – отставной капитан рыболовецкого судна из Мурманска. Чем ему приглянулась скромная женщина – бог весть, но ухаживал он красиво: подавал руку и подавал пальто, приносил чай в серебристых подстаканниках, подливал туда толику коньяку из фляжки, угощал дорогими конфетами и сетовал на тяготы быта холостяка. Заинтригованная Марина расспрашивала его о штормах и бурях, тяготах корабельной службы, охотно внимала моряцким байкам пополам с приукрашенными историями. Но давать телефон или адрес наотрез отказалась. Менять жизнь она больше не хотела.
В родном городе ничего не изменилось. По-прежнему уныло пустел старый ДК, толкались у универсама бабы с немудрящим товаром – вареньем, яблоками, вязаными носками. Ветер гулял вдоль ветшающих улиц, молодежь уезжала за лучшей жизнью, старики понемногу перекочевывали на кладбище. У Горбаткиных дома остались отец с матерью, колченогая бабка, пронзительно вопящая по ночам, и тихий дурачок сын – по утрам он выходил во двор кормить уличных котиков и перешептывался с ними на своем языке. У Степанычей умер железный старик Степан и допился до белой горячки старший из братьев, зато остальные исправно производили прозрачный «как слеза» продукт и продавали его жаждущим.
Садик закрылся – слишком мало детей в группах. Сбережений оставалось немного, но вскоре пришла неожиданная радость – сын, который до этого отделывался редкими короткими письмами, начал присылать домой деньги. По тому, как суммы росли, Марина судила о его благополучии – кажется жизнь у мальчика вполне наладилась. Когда он приехал сам, то оказался шокирован – скудость! Нищета! Гребаное убожество! Поехали ко мне, мать, поживешь по-людски на старости лет, места хватит!
Чтобы не обижать мальчика, Марина отправилась с ним в Москву. Полюбовалась роскошной квартирой, полежала в горячей ванне с пузырьками со всех сторон, поспала на огромной мягкой кровати. Посидела в ресторане, поковыряла несъедобные блюда, попросила борща и картошки с сосисками, чем шокировала метрдотеля. Подруга сына, большегрудая, ярко накрашенная и совершенно неприлично одетая, лезла из кожи вон, чтобы угодить свекрови и в конце концов завоевала приязнь пожилой женщины – видать любит, ежели так пластается. Внуков бы поскорее! Хватило недели сытой жизни, потом Марина запросилась домой и упросила сына отпустить ее с богом. Отказалась от дорогих подарков, модной одежды, новой квартиры – будь счастлив и мне этого хватит!
Больше Марина из города не выезжала. Жизнь ее вошла в размеренную неспешную колею одинокого человека. Ежедневные хлопоты, походы в магазин, на базар, на почту и в поликлинику, уборка по пятницам, баня по воскресеньям. Книжки из городской библиотеки, страшные фильмы по телевизору, который наконец-то появился в доме. И море, море. Теперь на берегу стоял аккуратный навес, красовался белый шезлонг и рядом маленький столик. Чужаков не появлялось уже очень давно, беспокоиться о вещах не приходилось.
Иногда Марина добиралась до Сан-Риоля, бродила по улицам с корзинкой, полной цветов или красивых ракушек. Птичий щебет незнакомого языка забавлял ее, длинные платья женщин и кружевные чепчики на завитых головках просто очаровали, тяжелые кареты казались куда красивее неуклюжих автомобилей. За пару монет можно было получить теплую булочку, присыпанную сахарной пудрой, и жевать ее прямо на пирсе, еще за одну монетку проворный мальчишка наливал стакан ледяной воды с листиком мяты и каплей кислого сока. В бесчисленных лавочках продавали невиданные вещи – маски африканских божков, медную посуду с причудливыми узорами, резные шахматы из слоновой кости, музыкальные шкатулки с балеринами и наездницами, стеклянные шары, полные снежных блесток. На площадях давали представления бродячие акробаты, играли на аккордеонах и саксофонах уличные музыканты, танцевали со своими дамами моряки в ослепительно синих мундирах. И сама Марина, поглядывая в витрины, видела себя другой – худощавой, улыбчивой пожилой женщиной, а не пыльной старухой.
Как-то в витрине детского магазина она углядела игрушку – белый фрегат с парусами алого шелка и крохотными матросами, расставленными по палубе, красовался среди толстых кукол и пирамид кубиков. Затем увидала и мастерицу – большеглазую девушку в заношенном платьице и ситцевой выгоревшей косынке. В больших глазах, сияющих со смуглого личика, читалось ожидание необычайной судьбы. Прослезившись, Марина следила, как незнакомка исчезает в переулке, как касаются грубых булыжников маленькие босые ноги. Вскоре встретился и капитан – сероглазый красавец договаривался о чем-то с уличным скрипачом, тот чесал потный живот и посмеивался: капитан женится!
Тогда Марина снесла меняле шкатулку с разрозненными монетами, получила взамен горсть серебряных талеров и оделась как горожанка – туфли на деревянной подошве, клетчатое платье с панталончиками и нижней юбкой, отделанной яркой тесьмой, кружевной чепчик, миленькие перчатки, легкий суконный плащ. Она прошлась по городу как своя – посидела в кафе, послушала разговоры – чужой язык, как южный ветер понемногу вползал ей в сердце. На площади играли вальсы, смеялись над прохожими серые чайки, в порту гудел единственный пароход – над «углежогом» смеялись настоящие моряки, те, кто умеет поднимать паруса и выходить один на один с бурей. Откуда-то сладко пахло тропическими цветами, переговаривались пестрые попугайчики, смеялись разряженные девчонки, постукивали по булыжникам каблуками. Сказка кончилась, осталась страница со скучными цифрами и непонятными надписями, следом картонка обложки и все. Лишь море никуда не девалось.
На следующий день она услыхала звонок. Упитанный лысенький новый русский топтался на пороге, выглядел одновременно виноватым и требовательным. В полуденном свете Марина видела его особенно четко – капельки пота на блестящей макушке, толстая золотая цепь обвивает шею, шелковая рубашка обтягивает богатые телеса, на здоровенных пальцах правой руки вытатуировано по букве – Л.Е.Н.А. и трогательное сердечко со стрелочкой на большом.
- Тут такое дело, мамаша. Невеста моя смерть как хочет в этом доме пожить – ремонт сделать, полы-потолки, бла-бла. Наказала – пока не куплю, в ЗАГС не пойдет. В детстве, мля, она здесь пожила и так ей полюбилась халупа, что хоть убей.
Посмотрев в блеклые карие глазки Марина поняла – убьет. Виновато посмотрит в пол, поуговаривает для приличия и убьет, если ему отказать. Новый русский откашлялся и продолжил:
- Любые деньги, мля, наказала платить, и чтобы вежливо, по-людски, мля. А я чо? Баба просит, мужик делает. Сколько за хату хочешь, мамаша?
- Невесту Леночкой зовут?
- Есть такое.
- Сколько дадите, столько и захочу. Только одно условие – для гарантии деньги брату переведите. Согласны?
Новый русский поскреб в потном затылке, мучительно размышляя. Потом озвучил неприлично большую на взгляд Марины сумму. Они сели в машину – шикарную тачку с кондиционером и пахнущими кожей сиденьями, поехали к нотариусу, следом в единственный в городе банк переводить деньги. Довольный, что дело решилось легко, покупатель болтал ерунду про какой-то товар из Вологды и паразита Рамика, который рамсы попутал, про свадебное путешествие в Грецию, про наследников, которых непременно нарожает будущая жена. Марина его не слушала. Она попросила остановить у почтамта и отправилась звонить по межгороду. Повезло застать сына дома, мальчик даже не рассердился неурочному звонку. И минут десять терпеливо выслушивал расспросы и восклицания матери, лишь потом заторопился – дела.
Марина вернулась домой пешком, попетляла немного по жарким улицам, выстланным коврами тополиного пуха. Кое-где виднелись выгоревшие круги – не иначе, мальчишки баловались, бросали на белое зажженные спички. Подле универсама продавали свежую землянику, подле роддома счастливый папаша старательно выводил на асфальте «спасибо за дочь» и мамашки в халатиках пялились на него из окон. Через улицу Ленина прокатила веселая свадьба, водители напропалую гудели и перекрикивались, счастливая невеста высунулась в окошко и махала прохожим. Дом Культуры облепила стайка трудолюбивых рабочих – подновляли, красили, чинили выщербленные ступени, меняли отсырелые рамы. Две черные как ночь кошки развалились на солнышке во дворе, дремали, окруженные стайкой разномастных веселых котят. Бахнула тяжелая дверь, прохлада лестницы встретила последнюю жиличку старого дома. Степанычи выехали на днях, Горбаткины в прошлом месяце. Даже крысы сбежали прочь, даже ласточки вырастили птенцов и оставили гнездо на чердаке. Старый дом принадлежал ей, Марине.
Она прошлась по квартире, погладила стены, порадовалась, что не завела ни комнатных цветов, ни новой кошки. Чуть подумав, написала коротенькую записку и оставила ее на столе под тарелкой. Поглядела на лучистое колечко с голубым камнем – серебряный обруч давно врос в палец. Поклонилась на все четыре стороны и шагнула сквозь шершавую стену вперед, к морю. Сказать честно, был страх, что родная стихия отвергнет ее, но женщине и в этот раз повезло. Волны лениво набегали на камни. Им было жарко и воздуху было жарко и вода чуть слышно шипела, соприкасаясь с шершавыми спинами валунов. Пахло водорослями и йодом, откуда-то с гор долетал запах сладких белых цветов. Больше никто не стоял между Мариной и ее морем. И неважно, что алый парус оказался игрушкой в витрине. Зато осталась свобода и бескрайний колышущийся простор.
С трудом вытолкав лодку к воде, Марина села внутрь, оттолкнулась, подождала, пока волны подхватят непрочную скорлупку, и налегла на весла. Прошлое перестало иметь значение и будущего больше не существовало – только мокрое гладкое дерево под натруженными руками, только ветер в седых волосах и белые лепестки, принесенные с берега. Только секунда восхитительной, полной жизни. Вдыхая полной грудью соленый воздух, Марина не знала, куда понесет суденышко, но не сомневалась, что доплывет к верной цели. Ведь у всех морей один берег.
...В шуме ветра послышался торжествующий голос скрипки…
Она долго переживала – раньше они с мальчиком не разлучались ни на день. Тщательно собрала чемодан, переметила вещи, спрятала в кармашке сменных шортов мятую десятку «на всякий случай», трижды проверила документы – свидетельство о рождении, путевка, справка из поликлиники. Сын не замечал ее тревоги, он не мог усидеть на месте, предвкушая первую в жизни поездку прочь из тихого скучного городка. Короткое прощание на перроне, хриплый гудок – и Марина на целый месяц оказалась предоставлена сама себе.
Конечно, она попробовала поразвлекаться «как люди» - сходила в кино на «Анжелику», потопталась в клубе на танцах «Для тех, кому за 30», посидела в гостях у подруги, съездила за грибами. Но все это не имело никакого сравнения с ее собственным настоящим морем. Тем паче, что и погода стояла сказочная – теплая, ясная, с редкими легкими дождиками и безмятежными волнами, еле-еле колышущими синеву. Незнакомые деревья покрылись гроздьями желтоватых цветов, сказочный аромат спускался с гор и таял в воде. В лагунах играли пестрые рыбки, носились взад-вперед веселыми стайками. На берег вынесло стеклянный шар, полный блестящих снежинок. Стоило встряхнуть игрушку – начиналась метель, стоило блесткам осесть – проступали контуры кирпичного дома с башней и лесенкой.
Ощущение неопределенной радости переполняло Марину. Она приплясывала на камнях, пускала по волнам блинчики, жарила на костре ломтики черного хлеба, пыталась подманить недоверчивую лису и купалась с утра до вечера. И даже спать у воды рисковала – ни зверь ни человек ее не обидят нынче. Она ждала – столь же пылко, как в юности. Ведь корабль под алыми парусами приплывает к тем, кто верит в чудеса.
На самом деле присутствие незримого гостя Марина ощущала уже давно. И подарки от него находила не раз – то свежую розу, сбрызнутую росой, то гроздь невиданного винограда, то красивую ракушку с шариком жемчужины внутри. Оставалось лишь увидеться, наконец, обняться посреди волн, взглянуть в глаза и признаться: да, совершенно такой! Человек, которого искала всю жизнь, понимающий, любящий и родной, самый лучший на свете. Завершится изнурительное одиночество, уйдут холод и страх, останутся ясность и теплота близких душ. И у сына наконец-то будет отец!
В ночь полнолуния Марина почувствовала: сегодня! Она разожгла на берегу большой огонь, купалась в серебристой дорожке света, складывала из камушков спирали и пирамидки, раскладывала на блюде ранние яблоки и полные сока вишни. Глядела на горизонт – с первыми лучами солнца парус непременно полыхнет алым блеском. Представляла себе красивого капитана с прозрачно-голубыми глазами, выгоревшими добела кудрями, волевым подбородком, воображала, что трогает медные пуговицы на обшлагах мундира, гладит обветренную, чуть колючую щеку. И задремала на коврике, убаюканная сладким шелестом волн.
Когда она проснулась, палец правой руки оттягивало лучистое кольцо. Зубцы серебряной черненой короны охватывали прозрачный камень, отблескивающий на солнце. Все как в книге! Он увидел, нашел, узнал и осталось лишь дождаться неминуемой встречи. Как жаль, что на свежем воздухе так крепко спится…
Рядом с ковриком, придавленное камушком, ждало письмо. Четыре страницы убористым, на редкость красивым почерком. Автор письма словно бы наблюдал за Мариной не один год и изучил ее лучше, чем она сама себя знала. Ему нравились скромные блузки с кружевными воротниками и аккуратная белая шапочка, манера пить чай вприкуску и оттопыривать мизинец, придерживая чашку, нравилась скромность и сдержанность, духи «Ландыш» и короткая стрижка, маленькая родинка над бровью, голубенькие сережки в ушах, привычка приходить на работу на десять минут раньше срока. Он помнил ее любимые книги и щедро цитировал их, помнил про ангину у сына и сломанные замки в квартире, трогательно рассказывал, как она, Марина, хороша, когда мечтательно смотрит на дверь – словно в химчистку сейчас зайдет настоящий единорог и попросит вывести пятна со шкуры. Извиняясь за беспокойство, он старомодно признавался в большом чувстве, надеялся, что его возлюбленная принцесса обязательно будет счастлива – ведь у всех морей один берег. И закончил стихами Грина:
В Зурбагане, в горной, дикой, удивительной стране,
Я и ты, обнявшись крепко, рады бешеной весне.
Там весна приходит сразу, не томя озябших душ, -
В два-три дня установляя благодать, тепло и сушь…
Настоящая, беспримесная любовь переполняла строки, согревала усталое сердце. Быть для кого-то единственной в мире всегда прекрасно. Вот только вытянутые четкие контуры букв показались Марине знакомыми – она уже видела этот почерк и не один раз. Когда заполняла зарплатные ведомости и бланки отчетов, когда разглядывала пестрый лист стенгазеты на Новый год.
Носатый бухгалтер, Аран Шимунович, любил на досуге переписать стихотворение или мудрое изречение и повесить на доску объявлений в назидание товарищам по работе. Он был стар и смешон, этот низенький лысоватый человек, с огромными морщинистыми ушами, бородавками на щеках и густыми волосами в носу, он называл на «вы» даже дворовых кошек и уважительно относился даже к дворовым пьяницам. На восьмое марта он непременно подносил цветы женщинам, не пропуская ни вороватую директрису химчистки, ни дурочку-уборщицу. На свой день рождения раздавал маленькие подарки – так, мол, принято в горах у него на родине. Ухаживания бухгалтера Марина воспринимала стоически, но втихомолку посмеивалась – он же старый! …Откуда он мог знать о море, ее собственном тайном море?
Аран Шимунович уже полгода как вышел на пенсию, но в химчистке остался адрес – переулок Свободы, два. Марина помчалась туда, взволнованная и расстроенная, полная вопросов. Она не вполне понимала, что чувствует, но пламенная страсть старика больше не казалась ей смешной. В переулке было тихо и сонно, яблони протягивали ветки из-за заборов, пыльные псы лениво дремали на солнце, квохтали куры. Калитка дома номер два оказалась открытой, у крыльца топтались соседки – поминутно причитая они обсуждали похороны. Старик бухгалтер – такой хороший, такой вежливый человек – сегодня умер в больнице, пролежав две недели в коме после инсульта.
Не выдавая себя, Марина включилась в погребальные хлопоты как бывшая коллега. Потрясла руководство химчистки, чтобы выделили денег на гроб, выбила хорошее место на кладбище – в глубине под березками. Возилась с поминками, напекла целую гору блинов. Разбирала вещи покойного, не подала виду, когда в ящике с документами обнаружился ее якобы потерянный шарфик и открытка «С 23 февраля». И всплакнула лишь раз – стук комьев земли о гроб прозвучал поминальной молитвой ее мечтам.
Возвращение сына за суетой прошло незаметно – Марина попросила парнишку Горбаткиных встретить его с вокзала, мимолетно чмокнула в потную щеку и вернулась к неотложным делам. Глухая обида стянула обручами круг ее жизни, оставив пространство лишь для простых вещей – сходить на работу, постирать простыни, сварить суп. А когда она вновь раскрыла глаза, оказалось, что вместо родного мальчика рядом живет совершенно чужой подросток. Ершистый, грубый, циничный, думающий лишь о деньгах и способах их раздобыть. Нежное «мама, мамочка» сменилось на скучное «мать», редкие разговоры свелись к обсуждению школьных оценок и обеденного меню. Иногда его видели с девочками –то счастливыми, то заплаканными. После лагеря сын еще похорошел, но детское очарование сменилось на опасную, хищную красоту – в точности как у отца.
Однажды Марина попробовала напомнить парню о море, но получила брезгливую отповедь: хватит, мол, выдумывать себе бредни, мало того, что мы нищие, так еще и мать сумасшедшая. Может так оно и было – не раз и не два усталая женщина пробовала снова пройти сквозь стену, но всякий раз билась лбом о серую штукатурку. Дверь закрылась, радость ушла, от чудес осталась лишь старая раковина. Да и сын в городе не задержался – кое-как доучился и подался в Москву искать лучшей доли. Мать его не держала.
Тем временем жизнь в маленьком городе из унылой и скудной сделалась вовсе невыносимой. Обесценились деньги, погорели вклады на сберкнижках, закрылась химчистка – людям сделалось не до ковров и шуб. Кто мог – копался в огородах, собирал на продажу грибы и ягоды, искал цветмет, торговал привезенными с Москвы сигаретами и китайскими сосисками в банках. Кто не мог - голодал… Марине и здесь повезло: случайная знакомая с похорон старика пристроила ее нянечкой в детский сад. Денег мало, но хоть какой хлеб. Выбирать не приходилось, Марина стала выносить горшки, мыть полы, перестилать кроватки и утирать сопливые носы бледным, капризным малышам.
Воровать в садике она стеснялась, обходилась чем бог послал. Из скромной женщины в одночасье превратилась в квелую тетку, повязала волосы тусклым платком и перестала душиться. Но дети все равно любили ее – не за карамельки и яблоки, что Марина порой приносила любимчикам, а за неизменную спокойную доброту. Для женщины не составляло труда переодеть малыша и тут же застирать колготки, помочь застегнуть пуговицы и натянуть валеночки, рассказать потешку или стишок, взять на руки зареванное дитя, скучающее по маме. В работе сосредоточилась вся ее жизнь.
Пустой дом заполнила пыльная тоска, даже половицы поскрипывали уныло. Вяли комнатные цветы, капал кран, рассохлись старые рамы. Черный как ночь котенок, из жалости взятый с улицы, быстро вымахал в здоровенного негодяя, переметил все стены и удрал на свободу. Пару раз Марина видела знакомую морду в соседних дворах, но бессовестный зверь сделал вид, что незнаком с тощей теткой. Самогон как лекарство тоже не помогал – Марине становилось плохо раньше, чем сердце успокаивалось, попытка уйти в запой оказалась тщетной. Жиличка, пущенная в комнату сына, сбежала, не заплатив, и прихватила с собой жалкие Маринины цацки. Небольшое утешение дарили лишь дети – иногда приходилось брать к себе малышей, чьи родители задерживались или платили за такую ночевку. У Марины остались книжки с картинками, она потихоньку раздаривала игрушки сына и умилялась, наблюдая за тем, как безмятежно дремлют чужие дети.
Белокурая Леночка прожила у нее без малого три года. Мать Леночки возила товар, сперва с Москвы, затем с Турции, отец погиб, бабка страдала провалами в памяти и не всегда добегала до туалета. Нянечка в детском саду оказалась чистым спасением – сперва на пару ночей, следом на пару недель, а потом как-то незаметно славная малышка поселилась в доме, словно родная. Она не отличалась умом, с трудом осваивала буквы и цифры, не любила длинные сказки. Зато была добродушна, щедра на ласку и искреннюю приязнь, охотно носила нарядные платьица, позволяла заплетать себе косы и упорно называла Марину бабушкой.
Они часто играли вместе – старая тешила малую и радовалась сама, шила платья для старых кукол, вырезала из бумаги тарелочки и устраивала «пир-на-весь-мир». Перевернутую табуретку обтягивали тканью и делали то роскошную спальню, то замок принцессы, то пещеру Али-Бабы. Прятались под столом от коварных пиратов, спасали сокровище – коробку настоящих конфет, привезенную мамой девочки из очередного рейса. Искали жемчужины в старой раковине – всякий раз находя то ириску, то орешек, то кусочек белого сахара. Пускали кораблики в тазу, рассказывая стишки:
Плывёт, плывёт кораблик
На запад, на восток.
Канаты — паутинки,
А парус — лепесток.
Осенним вечером, когда по старой крыше постукивал дождь, Леночка вдруг попросилась к водичке. Марина стала увещевать ее, думая, что ребенку приспичило погулять под дождем – холодно там, родненькая, ножки промочишь. Но девочка взяла бабушку за руку и потащила сквозь стену туда, где Марина уже не чаяла побывать. Берег почти не изменился – деревья стали повыше, пляж покаменистее, лисья нора опустела да коврик конечно же давно унесло. А так все осталось прежним, даже шкатулка с монетками уцелела. От счастья Марина разревелась как маленькая, девчушке пришлось долго ее успокаивать, утирать слезы с холодных щек.
Потом было много визгу и плеску, прыжков в прибой и шутливой охоты на толстых чаек, башенок и узоров из мокрых камней. Словно вернулось время, когда сын еще любил чудаковатую маму. Шаловливой Леночке ужасно понравилось бултыхаться в воде, она неожиданно быстро научилась плавать, нужен был глаз да глаз, чтобы не улизнула одна купаться. Отдельного труда стоило убедить ее никому не рассказывать о море – мол узнают взрослые и никогда больше не пустят. Покапризничав, Леночка согласилась, и крепко хранила секрет.
Место лис, как оказалось, заняла семейка диких пятнистых кошек с прижатыми ушами и недоверчивым характером – молоко они конечно лакали, но приблизиться к себе не позволяли. В лесу поселились большущие попугаи – эти оказались куда общительнее и на разные голоса пробовали подражать человеческой речи. Однажды к берегу приплыли дельфины – мокрые и добрые. Они подталкивали носами смешных людей, давали погладить гладкие черные спины, улыбались и били хвостами. И манили плыть дальше, в синий простор, довериться ласковому колыханию вольных волн. Конечно же Леночка захотела туда, окунуться в открытое море. И конечно же Марина не пустила ее – вода коварна и дельфины при всей их прелести не друзья, люди для них такие же игрушки, как для нас с тобой, милая, мячики или скакалки.
В один из редких визитов в город мама Леночки заявила, что девочка подросла, и пора бы ей вернуться в семью. Она, мол, переезжает в Тверь, там и жилье нашлось лучше и школа и общество – нечего среди голытьбы делать. Ни мнение Леночки ни ее слезы значения не имели – сказала, значит будет по-моему. Девочка долго уговаривала бабушку уплыть подальше и спрятаться в бухтах, но Марина не стала разлучать дочь и мать. Подарила воспитаннице на прощание старую ракушку с пожеланием счастья, обняла, поцеловала в пахнущую детским мылом макушку и снова осталась одна.
В тот же год пришла телеграмма от брата – умерла мама. Пришлось собираться и ехать через полстраны, трое суток в грязном плацкарте. Горя Марина почти не испытывала – они так давно расстались, что мама из живого человека превратилась в смутное еле теплое воспоминание. Незнакомая сухонькая старушка в дешевом гробу ничем не напоминала сутулую, хлопотливую женщину, чьи руки вечно двигались – шили, вязали, месили тесто, лепили сладкие пирожки. Грузный, оплывший мужчина с красным лицом не походил на скандального худого подростка и старость сестры не обрадовала его. Длинноногим красоткам-племянницам новая родственница тоже не пришлась по душе, но они старались быть вежливыми – Марина единственная оставалась прописана в двухкомнатной квартире, пусть и в лютой глуши. Проводили маму, выпили, съели кутью – и распрощались, как не семья.
Возвращение домой оказалось медленным и интересным – по пути туда Марина не вглядывалась в пейзажи, а тут крутила головой, разглядывая зимние леса и незнакомые контуры городов. Она выходила на перрон, купила пирожков с картошкой и толстую бабу на чайник, приценивалась к хрустальному сервизу, но брать не стала – зачем? Даже поклонник завелся – отставной капитан рыболовецкого судна из Мурманска. Чем ему приглянулась скромная женщина – бог весть, но ухаживал он красиво: подавал руку и подавал пальто, приносил чай в серебристых подстаканниках, подливал туда толику коньяку из фляжки, угощал дорогими конфетами и сетовал на тяготы быта холостяка. Заинтригованная Марина расспрашивала его о штормах и бурях, тяготах корабельной службы, охотно внимала моряцким байкам пополам с приукрашенными историями. Но давать телефон или адрес наотрез отказалась. Менять жизнь она больше не хотела.
В родном городе ничего не изменилось. По-прежнему уныло пустел старый ДК, толкались у универсама бабы с немудрящим товаром – вареньем, яблоками, вязаными носками. Ветер гулял вдоль ветшающих улиц, молодежь уезжала за лучшей жизнью, старики понемногу перекочевывали на кладбище. У Горбаткиных дома остались отец с матерью, колченогая бабка, пронзительно вопящая по ночам, и тихий дурачок сын – по утрам он выходил во двор кормить уличных котиков и перешептывался с ними на своем языке. У Степанычей умер железный старик Степан и допился до белой горячки старший из братьев, зато остальные исправно производили прозрачный «как слеза» продукт и продавали его жаждущим.
Садик закрылся – слишком мало детей в группах. Сбережений оставалось немного, но вскоре пришла неожиданная радость – сын, который до этого отделывался редкими короткими письмами, начал присылать домой деньги. По тому, как суммы росли, Марина судила о его благополучии – кажется жизнь у мальчика вполне наладилась. Когда он приехал сам, то оказался шокирован – скудость! Нищета! Гребаное убожество! Поехали ко мне, мать, поживешь по-людски на старости лет, места хватит!
Чтобы не обижать мальчика, Марина отправилась с ним в Москву. Полюбовалась роскошной квартирой, полежала в горячей ванне с пузырьками со всех сторон, поспала на огромной мягкой кровати. Посидела в ресторане, поковыряла несъедобные блюда, попросила борща и картошки с сосисками, чем шокировала метрдотеля. Подруга сына, большегрудая, ярко накрашенная и совершенно неприлично одетая, лезла из кожи вон, чтобы угодить свекрови и в конце концов завоевала приязнь пожилой женщины – видать любит, ежели так пластается. Внуков бы поскорее! Хватило недели сытой жизни, потом Марина запросилась домой и упросила сына отпустить ее с богом. Отказалась от дорогих подарков, модной одежды, новой квартиры – будь счастлив и мне этого хватит!
Больше Марина из города не выезжала. Жизнь ее вошла в размеренную неспешную колею одинокого человека. Ежедневные хлопоты, походы в магазин, на базар, на почту и в поликлинику, уборка по пятницам, баня по воскресеньям. Книжки из городской библиотеки, страшные фильмы по телевизору, который наконец-то появился в доме. И море, море. Теперь на берегу стоял аккуратный навес, красовался белый шезлонг и рядом маленький столик. Чужаков не появлялось уже очень давно, беспокоиться о вещах не приходилось.
Иногда Марина добиралась до Сан-Риоля, бродила по улицам с корзинкой, полной цветов или красивых ракушек. Птичий щебет незнакомого языка забавлял ее, длинные платья женщин и кружевные чепчики на завитых головках просто очаровали, тяжелые кареты казались куда красивее неуклюжих автомобилей. За пару монет можно было получить теплую булочку, присыпанную сахарной пудрой, и жевать ее прямо на пирсе, еще за одну монетку проворный мальчишка наливал стакан ледяной воды с листиком мяты и каплей кислого сока. В бесчисленных лавочках продавали невиданные вещи – маски африканских божков, медную посуду с причудливыми узорами, резные шахматы из слоновой кости, музыкальные шкатулки с балеринами и наездницами, стеклянные шары, полные снежных блесток. На площадях давали представления бродячие акробаты, играли на аккордеонах и саксофонах уличные музыканты, танцевали со своими дамами моряки в ослепительно синих мундирах. И сама Марина, поглядывая в витрины, видела себя другой – худощавой, улыбчивой пожилой женщиной, а не пыльной старухой.
Как-то в витрине детского магазина она углядела игрушку – белый фрегат с парусами алого шелка и крохотными матросами, расставленными по палубе, красовался среди толстых кукол и пирамид кубиков. Затем увидала и мастерицу – большеглазую девушку в заношенном платьице и ситцевой выгоревшей косынке. В больших глазах, сияющих со смуглого личика, читалось ожидание необычайной судьбы. Прослезившись, Марина следила, как незнакомка исчезает в переулке, как касаются грубых булыжников маленькие босые ноги. Вскоре встретился и капитан – сероглазый красавец договаривался о чем-то с уличным скрипачом, тот чесал потный живот и посмеивался: капитан женится!
Тогда Марина снесла меняле шкатулку с разрозненными монетами, получила взамен горсть серебряных талеров и оделась как горожанка – туфли на деревянной подошве, клетчатое платье с панталончиками и нижней юбкой, отделанной яркой тесьмой, кружевной чепчик, миленькие перчатки, легкий суконный плащ. Она прошлась по городу как своя – посидела в кафе, послушала разговоры – чужой язык, как южный ветер понемногу вползал ей в сердце. На площади играли вальсы, смеялись над прохожими серые чайки, в порту гудел единственный пароход – над «углежогом» смеялись настоящие моряки, те, кто умеет поднимать паруса и выходить один на один с бурей. Откуда-то сладко пахло тропическими цветами, переговаривались пестрые попугайчики, смеялись разряженные девчонки, постукивали по булыжникам каблуками. Сказка кончилась, осталась страница со скучными цифрами и непонятными надписями, следом картонка обложки и все. Лишь море никуда не девалось.
На следующий день она услыхала звонок. Упитанный лысенький новый русский топтался на пороге, выглядел одновременно виноватым и требовательным. В полуденном свете Марина видела его особенно четко – капельки пота на блестящей макушке, толстая золотая цепь обвивает шею, шелковая рубашка обтягивает богатые телеса, на здоровенных пальцах правой руки вытатуировано по букве – Л.Е.Н.А. и трогательное сердечко со стрелочкой на большом.
- Тут такое дело, мамаша. Невеста моя смерть как хочет в этом доме пожить – ремонт сделать, полы-потолки, бла-бла. Наказала – пока не куплю, в ЗАГС не пойдет. В детстве, мля, она здесь пожила и так ей полюбилась халупа, что хоть убей.
Посмотрев в блеклые карие глазки Марина поняла – убьет. Виновато посмотрит в пол, поуговаривает для приличия и убьет, если ему отказать. Новый русский откашлялся и продолжил:
- Любые деньги, мля, наказала платить, и чтобы вежливо, по-людски, мля. А я чо? Баба просит, мужик делает. Сколько за хату хочешь, мамаша?
- Невесту Леночкой зовут?
- Есть такое.
- Сколько дадите, столько и захочу. Только одно условие – для гарантии деньги брату переведите. Согласны?
Новый русский поскреб в потном затылке, мучительно размышляя. Потом озвучил неприлично большую на взгляд Марины сумму. Они сели в машину – шикарную тачку с кондиционером и пахнущими кожей сиденьями, поехали к нотариусу, следом в единственный в городе банк переводить деньги. Довольный, что дело решилось легко, покупатель болтал ерунду про какой-то товар из Вологды и паразита Рамика, который рамсы попутал, про свадебное путешествие в Грецию, про наследников, которых непременно нарожает будущая жена. Марина его не слушала. Она попросила остановить у почтамта и отправилась звонить по межгороду. Повезло застать сына дома, мальчик даже не рассердился неурочному звонку. И минут десять терпеливо выслушивал расспросы и восклицания матери, лишь потом заторопился – дела.
Марина вернулась домой пешком, попетляла немного по жарким улицам, выстланным коврами тополиного пуха. Кое-где виднелись выгоревшие круги – не иначе, мальчишки баловались, бросали на белое зажженные спички. Подле универсама продавали свежую землянику, подле роддома счастливый папаша старательно выводил на асфальте «спасибо за дочь» и мамашки в халатиках пялились на него из окон. Через улицу Ленина прокатила веселая свадьба, водители напропалую гудели и перекрикивались, счастливая невеста высунулась в окошко и махала прохожим. Дом Культуры облепила стайка трудолюбивых рабочих – подновляли, красили, чинили выщербленные ступени, меняли отсырелые рамы. Две черные как ночь кошки развалились на солнышке во дворе, дремали, окруженные стайкой разномастных веселых котят. Бахнула тяжелая дверь, прохлада лестницы встретила последнюю жиличку старого дома. Степанычи выехали на днях, Горбаткины в прошлом месяце. Даже крысы сбежали прочь, даже ласточки вырастили птенцов и оставили гнездо на чердаке. Старый дом принадлежал ей, Марине.
Она прошлась по квартире, погладила стены, порадовалась, что не завела ни комнатных цветов, ни новой кошки. Чуть подумав, написала коротенькую записку и оставила ее на столе под тарелкой. Поглядела на лучистое колечко с голубым камнем – серебряный обруч давно врос в палец. Поклонилась на все четыре стороны и шагнула сквозь шершавую стену вперед, к морю. Сказать честно, был страх, что родная стихия отвергнет ее, но женщине и в этот раз повезло. Волны лениво набегали на камни. Им было жарко и воздуху было жарко и вода чуть слышно шипела, соприкасаясь с шершавыми спинами валунов. Пахло водорослями и йодом, откуда-то с гор долетал запах сладких белых цветов. Больше никто не стоял между Мариной и ее морем. И неважно, что алый парус оказался игрушкой в витрине. Зато осталась свобода и бескрайний колышущийся простор.
С трудом вытолкав лодку к воде, Марина села внутрь, оттолкнулась, подождала, пока волны подхватят непрочную скорлупку, и налегла на весла. Прошлое перестало иметь значение и будущего больше не существовало – только мокрое гладкое дерево под натруженными руками, только ветер в седых волосах и белые лепестки, принесенные с берега. Только секунда восхитительной, полной жизни. Вдыхая полной грудью соленый воздух, Марина не знала, куда понесет суденышко, но не сомневалась, что доплывет к верной цели. Ведь у всех морей один берег.
...В шуме ветра послышался торжествующий голос скрипки…
Оригинал и комментарии
Новая сказка Белой Росомахи от nikab
Люди знают – злые духи насылают большие беды. Прищурит страшный Харги правый глаз – нападут на сосны волосатые гусеницы, убьют лес за год. Прищурит Харги левый глаз – прольются дожди, загниет мох, отощают олешки. Оба глаза прищурит – спрячутся облака за вершины гор, сушь придет, мошка из болот поднимется. Следом крылатый Агды танцевать начнет – лес загорится, пал пойдет по земле. Ой голод будет, ой беда!
Но всего хуже, когда от стойбища к стойбищу начнет кочевать Та, что приходит ночью. Явится в стойбище испятнает кожу алыми язвами, иссушит тело жаром, измучит дрожью, а потом и жизнь заберет. Не уйти от нее, не спрятаться в чащобах, не отогнать дымом костров и меткими стрелами. Только сидеть по чумам да скулить от страха, нос на улицу не казать, даже если мать родная криком кричит. Или сладкого мяса предложить Той, самого сладкого, что есть в стойбище…
Сильный род Тукалакын давно расселился на берегу речки Токко подле Медвежьей горы. Грозные хозяева тайги бродили в низовьях, толстопятые хозяйки выпасали медвежат на черничниках и рыбных озерах. Оттого-то в верховья никто не ходил – страшно. Ни Иван за ясаком не сунется, ни китаец за корешками не явится, ни жадный бурят не придет воровать детей и молодых девушек. Вольготно жилось людям.
Ягод в верховьях росло немеряно – рукой проведешь по кочке, горсть в рот сыплешь. Грибов по осени высыпало столько, что присесть по нужде негде. Олешки плодились знатно, и мошка их не трогала. Пушной зверь сам в силки шел, из соболей одеяла шили, рысьим мехом торбаса отделывали. В горных осыпях руда медная валом лежала, в ручейках кое-где и золотишко посверкивало.
По зиме надевали молодые охотники теплые шубы, складывали на нарты меха, надевали под парки тукалакын – амулеты с медвежьим сердцем - да и ехали в Красный город, Кызыл Тура. Привозили оттуда табак, соль, муку, красные одеяла и всяческие диковины. А Делэки-горностай, самый удачливый из охотников, выменял для невесты чудную игрушку. Повернешь у коробочки ключик, поднимешь крышку, а там китаянка-танцовщица кланяется туда-сюда и колокольчики нежно позвякивают. С нее-то беды и начались.
Стала невеста Горностая женой, вскоре после свадьбы и живот у нее расти начал. Пока носила ребенка – не расставалась с игрушкой, все слушала звонкие колокольцы. Да и родила на месяц раньше срока хиленького мальчонку, а сама в верхний мир той же ночью ушла. Поглядел Горностай на сына, поморщился, а делать-то нечего. Назвал младенца Мэгдавул-торопыжка и отдал жениной родне – пусть растят. А проклятую коробчонку в озере утопил.
Люди думали, не доживет мальчонка до весны. Потом гадали – дотянет ли до осени. А он все лежал, в потолок смотрел, ни туда ни сюда не клонился. И гусиным жиром его бабка мазала, и в оленьем молоке купала и на солнце выносила – не помогало. Наконец попросила сына принести в чум медвежонка, да чтоб маленький был, сеголетка. Уколола старуха зверю лапу и мальчонке палец иглой проткнула – да и смешала кровь, обновила завет.
С того дня вживь Мэгдавула развернуло. Садиться мальчонка начал, по чуму ползать, а там и вставать, цепляясь за шерсть мохнатого братца. Две зимы они прожили неразлучно, из одной миски ели, из одной реки пили. Потом хозяин по весне вернулся к своим в низовья. Мэгдавул же к вящей радости бабки заговорил. …Лучше бы он молчал.
Все-то ему интересно было – куда ветер дует, зачем сосны растут, отчего снег идет и отчего он тает. Бабку замучил – почему глиняный горшок так звенит, а чугунок этак, почему соловей весной поет, а из рыбы слова не вытянешь, где край света и доедешь ли туда на олене? Дядьев извел – то дудочку ему вырежи, то свистульку слепи, то бубен натяни – и чтобы стучал гулко. На бубне бабка сломалась и повела внука к шаману – может дар у мальчонки наружу просится? Куда там – месяца не прошло, как назад вернули сокровище. И шкурки лисьи, что семья отдала за учебу, шаман себе не оставил. Дурачок, мол, ваш Мэгдавул, ветер у него в голове, птицы в ушах, колокольчик на сердце. Чему ни учи его – толку не выйдет.
Шаман, однако, прав оказался. Чему мальчишку ни учили – как с гуся вода все скатывалось. Лук натягивал – стрелы в тучи летели. Рыбу ловить бегал – возвращался без единой рыбешки. Зверей из силков выпускал, птиц распутывал. Олени, правда, ходили за Мэгдавулом, словно дети за мамкой, пока он играл на дудочке. Но как ляжет паренек на траву, как замечтается, в небо глядючи – только рогатых и видели.
Так-то парнишка здоровеньким рос, щуплый, но жилистый уродился. Бегал быстрее всех в стойбище, плавал как рыба, танцевал, словно духи в него вселились. На варгане играл, на конковуре-бревне палочками настукивал, морин хуур у купца выменял и на нем пиликал, на русской балалайке бренчал да так ловко, что ноги сами в пляс пускались. А вечерами сказки сказывал у костра, про зверей и птиц, что в тайге живут. Поумнеть правда не поумнел, но за незлобивый нрав многое прощалось.
Годы шли, молодые росли, старики старели. Замечать стала бабка, что девицы вокруг ее внука вьются – то одна приклонится, то другая круги натаптывает, то третья выплясывает у костра. А Мэгдавулу что – всем улыбается, всех обнимает. За девицами вдовушки потянулись на чужой огонек – всякой охота погреться холодной ночью. А следом и чужие жены стали пригожему пареньку вслед поглядывать. Неладно дело! Так-то орочоны и свою бабу гостю предложат и пузатую девку замуж возьмут. Но по обычаю все, по совести, без баловства.
Повздыхала бабка, поохала, и отправила внука в горы за медью, чтобы мужикам в стойбище глаза не мозолил. А затем приказала ему в город ехать с молодыми охотниками – вырос уже, пора на людей посмотреть да себя показать, чего стоишь. Справила ему шубу, торбаса новые подарила, пояс узорчатый, оберег с медвежьим сердцем на шею повесила. Дядья полны нарты мехов накидали, да наказали: продавать дорого, покупать дешево, с Иванами не пить и от парней не отставать.
Трое их в город собралось-то. Силач Микчан, самый мощный из охотников стойбища. Ловкач Берелту, лучший лучник, белку в глаз уложить мог. И задумчивый Мэдудин – шаманенок, ученик старого шамана. Не обидишь, не обсчитаешь таких парней! Не очень-то они обрадовались, узнав, что бестолкового Мэгдавула с собой брать придется, но со стариками не поспоришь. Присели на дорожку вокруг костра, старый шаман огонь покормил, молоком пламя залил – и в путь, через речной лед, через густой лес.
Едут охотники по чистому снегу, оленей хореями подгоняют, за ветром следят. Неугомонный Мэгдавул напевает про лесного хозяина и сладкую ягодку, парни подтягивают, кто как умеет. Дорога долгая, отчего бы не поразвлечься? Медведи спят по берлогам, волки близко не подойдут, заблудиться подле реки не заблудишься.
День да ночь да еще день – стойбище Токко, приречного лосиного рода. Люди там лосей по берегам реки бьют, мясо едят, а шкуры на соль меняют. Еще день да ночь да полдня – становище Горкит, птичье озеро. Чумы там круглый год стоят, а в них мастерицы сидят, накидки из перьев делают. Наденет такую невеста – краше солнышка станет. А еще два дня и две ночи проедешь – и Красный город на берегу увидишь. Торговля в городе богата, вино сладко, девки покладисты – только плати, дорогой гость.
День прошел в хвастовстве и побасенках, ночь-лисица черным хвостом прикрыла глаза парням, поутру подморозило, нарты птицами полетели. Вот и Токко… Один чум стоит посреди белой пустоши, ни дымка не видать, ни человека, ни псины сварливой. Затревожился Мэдудуин, воздух понюхал, словно собака, вокруг чума оббежал, на нарты назад присел – лицо белое, глаза черные. Недобрые, мол, здесь дела деются. Заглянул Микчан под полог – и застыл, зуб на зуб не попадает. Полон чум дорогих даров – и моржовый клык и медвежий мех и колоды медовые и самородки золотые. А посреди чума девица к столбу привязана, мертвая как полено, мерзлые косы до полу свисают. Что за напасть?
Сунулся Мэдудуин под полог, да и вылетел наружу, словно бабушка Огонь его по заду пришлепнула.
- Та, что приходит ночью, явится сюда на закате. Дары примет, сладкого мяса отведает и дальше потащится своей дорогой, пощадит лосиный народ. Или не пощадит, если подношение не по вкусу придется.
- А нам-то что делать? - спросил Берелту. – Самоловы настрополить или стрелами огненными злого духа встретить?
- Бежать, - ответил шаманенок. – Ой, быстро бежать! Своими тропами поведу вас, глядишь и собьется с дороги смерть.
Прыгнули парни на нарты, закричали: хурр! Хурр! Один Берелту замешкался – глянулся ему перстенек медный с зеленым камушком. И не в чуме ведь лежит, поодаль на снегу брошен. Будет подарок для невесты, ясноглазой красавицы Аялик. Схватил охотник находку, сунул в кисет да следом за парнями погнал олешек. Ай, беги мой быстроногий с ветвистыми рогами, по тундре, занесенной пушистыми снегами!
До темноты мчались нарты, словно страшный Харги за ними гонится. Село солнце, дал шаманенок оленям роздых, позволил парням подкрепиться да прикорнуть на мехах. А как луна взошла – снова поднял, напрямик через лес, по целине. Летят нарты, словно крылья у них выросли, мчат олени, пену розовая летит с морд, шаманенок бубном трясет и вопит как безумный. Вот уже и Медвежья гора вдалеке горбится и селение на дальнем берегу речки стоит. Дымят чумы, лают собаки, перекрикиваются женщины, детишки на разные голоса пересмеиваются. Никто беды и близко не ждет.
Парней к стойбищу Мэдудуин не пустил и сам к людям не пошел. Велел над обрывом костер разводить дымный, еловых веток накидать в пламя и ждать, пока старики придут. А ждать-то зябко, тревожно, ветер с востока тучи гонит, снегом колючим сыплет. Олени друг к дружке жмутся, исхудали, словно весной. Силач сало жует, дурак песни поет, стрелок шишки с веток сшибает ледышками. Шаманенок сидит как китайский идол и в бубен настукивает, духов злых отгоняет. Старого шамана приваживает – да не зря.
Явился грозный старик первым, в семь шкур укутан, семь кос по плечам позвякивают, большой бубен при нем для большого камлания да посох рогатый. Зыркнул шаман из-под косматых бровей на парней, понюхал еловый дым, сел рядом с учеником и давай переглядываться да перешептываться. Потом назад к стойбищу заспешил. Лицо белое, глаза черные, руки дрожат, еле посох удерживают. Беда пришла, всем бедам беда.
А шаманенок к парням повернулся. Лицо черное, глаза белые, от голоса птицы на лету падают:
- Кто злых духов обворовал, признавайтесь? Кто на чужое позарился? Кто дорогу к стойбищу указал, смерть на хвосте привел?
- Моя вина, - охнул Берелту. – Пожадничал, олух, перстенек для невесты на снегу подобрал. Думал, ничейный.
- Твоя вина, ты и расплатишься. От Той, что ночью приходит, откупаться придется. А краше твоей Аялик нет девушки в стойбище.
За голову схватился лучник – а поздно себя винить.
- Это что ж мы медвежье сердце, родную кровь злому духу своими руками скормим? - опешил Мэгдавул. – Может я и дурак, но такой глупости в голове тесно.
- Одна погибнет, все живы будут. Как палец гнилой режут, чтобы руку спасти, - прищурился шаман. – Не трогали бы чужого, ушли б от напасти, все бы живы остались.
- Тогда я сладким мясом стану, - пробасил силач. – Аялик дочь моего отца, не позволю девчонкой безвинной жизнь стойбища выкупать. Пусть меня злая старуха жрет – глядишь подавится.
- А я огнем ее встречу. Духа-то и порешить можно и пожечь можно и в нижний мир без рогов прогнать можно. Чем ночная убийца хуже медведя или матерого кабана? – крикнул Берелту. – Ничем. Мне без Аялик все равно не жить.
Поглядел шаманенок на парней, поглядел в огонь, поглядел на колючие звезды… Протянул ладони к теплу, умылся пламенем, закаменел лицом:
- Так тому и быть. Встретим на берегу Ту, что приходит ночью. Убьем ее или назад в нижний мир прогоним – все живы будем и род спасем. Дадим слабину – перейдет злой дух через реку, заберет Аялик и богатства тукалакын заберет. Из медвежьих сердец станет род лосиными блохами. Живыми блохами, кто бы спорил. Но сладка ли такая жизнь?
Не обрадовался старый шаман помыслам молодого, но и перечить не стал – все судьбы на небе стежками облаков вышиты, кому не жить, кому жить, кому песок ворошить. Собрались на дальнем берегу родичи, матери парней прибежали плакать по ним, сестры головы снегом посыпают, косы рвут, бабка Мэгдавула кричит-убивается – любимый внук головой в пекло полез. Красавица Аялик, в белый песцовый мех разодетая, вышла на середину реки поглядеть на своих защитников. Станцевать бы ей, закружить лебедью над рекой, попросить бабушку Огонь и ее внуков-духов спасти род, пообещать хозяину тайги стать медвежьей невестой. Да относит ветер грустную песню дудочки, гаснет в снегу звон варгана – играй не играй, не слышно…
До темноты трудились парни, таскали хворост, тянули полог, собирали большой костер. Берелту обмакивал в смолу стрелы, Микчан свинчатки положил в варежки, Мэдудуин травки пахучие разложил на оленьей коже, кровью сбрызнул бубен и заячью лапку. А Мэгдавул знать напевает да в ладоши прихлопывает – с песней, мол, и умереть не жалко.
Ночью зимы долгие, тихие – птицы спят, звери спят, лесные проказливые духи тоже спят. Редко-редко шелохнется, сбрасывая снег, ветка ели, провоет в чащобе волк, просвистит ветер – и снова ни звука. Ждут парни, друг дружку в бока пихают, ветки в пламя подбрасывают, сказки друг другу рассказывают, чтоб не так страшно было. Сел Мэгдавул поближе к огню и начал:
- Пришла однажды в наши края зима долгая да голодная. Большой мор тогда среди зверья случился – ни пищу добыть, ни от холода спрятаться. Лишь медведям по берлогам повезло отлежаться. Да только отощали бедняги донельзя, повылезали на свет, а их ветром шатает от худобы.
Бродит по тайге старый хозяин, камни переворачивает, в мышиные норы попусту кожаный нос сует. Был он когда-то велик да грозен, целый край под лапой своей держал. А потом одряхлел, охромел, молодые медведи его с богатых угодий выгнали. Век хозяина на исходе, силы иссякли, ан не сдается, крепко когтями за жизнь держится. Бродит он, переваливается, рычит на пустые норы, шатается с голодухи.
И увидел хозяина маленький зверь бурундук. Он-то запасливый был однако, много кладовых по лесу устроил. Сам пережил зиму, бурундучку свою спас, на соседей хватило и еще много осталось. Посмотрел бурундук на косолапого шатуна медведя, дрогнуло сердце от жалости. Выпрыгнул он на тропку, запищал: цвик-цвик! Да и поскакал в лес, вроде как испугался.
Рявкнул медведь и за едой погнался. Бежал-бежал бурундук, а потом цвик! И в норку. Хозяин не будь дурак начал землю когтями рыть – а там и орехи и зернышки и ягоды сушеные. Запасливый бурундук оказался!
Как запасы из первой кладовки медведь приел – ему-то на один зуб с голодухи – маленький зверь снова на пригорок вскочил – цвик! И ко второй кладовой повел, а там и к третьей и к четвертой. Старый хозяин на глазах сил набирается – вот уже и не шатает его, и не шаркает лапами и от рыка лесные жители порскают кто куда. Не пожадничал бурундук, повел медведя и к пятой кладовке-то. Да споткнулся о малую веточку – и хватанул его старый хозяин тяжелой лапой.
Пять полосок на желтой спине остались, знак медвежьей благодарности. Хорошо маленький зверь шустрый был – вывернулся, ускакал в чащу. С тех пор все бурундуки полосатые. И все по осени кладовки в лесу делают, больше чем съесть могут. Мало ли чей старик оголодает весной – будет ему подарок.
Закончилась сказка, а костер еле тлеет – заслушались парни, ни веточки в огонь не подбросили.
- Хорошо сказал, брат, - улыбнулся силач Микчан. – Доброе дело о стариках заботиться.
- Чистая правда, - поддакнул Берелту. – Сколько ни видывал бурундуков – все полосатые.
- Слишком добрый твой бурундук, - покривился шаманенок. – Полосатые жадничают, запасов делают, больше чем съесть могут. Головенки у них крохотные, память короткая, вот и забывают, кто что попрятал.
- Славная сказка, - прохрипел незнакомый голос. – Поговори еще напоследок, маленький медвежонок.
Кинул шаман ветку в костер, поднялось пламя… вскочили в ужасе парни. Сидит на бревне злой дух в женском обличье. Глаза красные, лицо черное, волосы дыбом, с зубов слюна капает, снег до самой земли прожигает, язык наружу как у собаки. Шуба черная наизнанку надета – только нелюди одежду-то выворачивают. И хохочет-заливается – радостно сквернавцу, что добрых людей провел.
- Поди прочь с нашей земли! – рявкнул силач Микчан, прыгнул вперед – повалить да придушить нечисть или в костер бросить.
Повел злой дух плечиком, вытянул вперед когтистую лапу и покатился силач с обрыва прямо на лед.
Достал Берелту верный лук, вынул из тула горючие стрелы – раз! Раз! Не горят стрелы и летят мимо цели. А злой дух знай хохочет, сов пугает. И подначивает глупого человека – тебе бы в дохлого оленя стрелять, охотничек!
Осталась одна стрела, заветная, с наконечником из небесного железа. Еще дедушке лучника ее побратим-бурят подарил. Прицелился Берелту в раззявленную пасть, натянул тетиву – и попал!
Прошла стрела неживую плоть словно воду, в сосну на краю поляны вонзилась. Топнул злой дух ножищей и стрелка снегом завалило по самую шею – не двинешься!
Вышел к костру Мэдудуин – словно сам дух Сэвеки в плаще из белых перьев. Грозен лик молодого шамана, тверда поступь, бубен стучит словно сердце медвежье в косматой груди бьется.
- Живое к живому, мертвое к мертвому. Не ждут тебя на чужой земле, не дадут тебе ни сладкого мяса, ни теплой крови. Уходи к себе в нижний мир, духов мучить, несытое чудище. Прочь!
- Не тебе меня гнать, сын женщины. Нет у вас надо мной власти, нет против меня силы сильной! – глумится дух, клыками щелкает, облизывается – вкусно мне будет вас, медвежьи сердца, жрать.
Пошел шаман вкруг костра, колотушкой размахивает, песню без слов поет. И злой дух следом – не поймешь то ли бежит от врага, то ли гонится. Снег валит, ветер воет, волки в лесах откликаются. Пламя костра то взовьется, то сникнет. Так столкнутся в осеннем лесу матерый кабан и молодой медведь – силы равны, кто кого сборет? Так идет синий лед на ледяную воду – сковать реку, остановить поток…
Вскинулось пламя к черному небу и враз потухло – лишь угольки светятся. Упал шаман на истоптанный снег словно подбитая птица, раскинул бессильные руки, выронил бубен. Захихикал злой дух тоненьким девичьим голоском, захрюкал дикой свиньей, затопотал – за обрывом река, за рекой в чумах много сладкого мяса страхом исходит, смерти дожидается. И здесь у костра лакомый кусочек сидит-ухмыляется, на дудочке наигрывает. Да так сладко, так жалостно – хочешь не хочешь, а подпоешь. Уселся злой дух на бревно и заскулил с переливами, вторя мелодии. Горе горькое у всякого есть, будь ты хоть человек, хоть зверь, хоть нежить зубастая. Умолкла дудочка, стихла песня, вдохнул воздуха Мэгдавул да завел новую сказку:
- Как снял шапку незадачливый ученик да вернулся к своим олешкам, так шаману тоска на душу легла. Окрутили мудреца золотые волосы, затмила ум бабья юбка. Бросил он чум, бросил род, бросил нажитое добро да отправился по миру счастья искать. Был шаман к тому времени крепко немолод, голову посеребрило, лицо измялось. Только сердце у него в груди билось как молодое – виделась ему огненная красавица за каждым поворотом тропы. И ведь знал он златовласку когда-то, любил горячо, жаркИ рыжие ворохом приносил к порогу лишь бы увидеть ласковую улыбку. Но сколько ни силился, сколько ни стучал в бубен, сколько ни жег горькие травы, ничего о любимой вспомнить не мог. Одни лишь сны – да и те поутру исчезали бесследно.
Долго шаман по тайге бродил, и к конным родам наведывался и у бурятов чай с салом пил и у якутов олений желудок жевал – шаману-то везде рады. Потом прибился к нойону Ивану – вывел того с отрядом в метель к жилью и убедил злых эвенов не ссориться с большим белым царем, не убивать чужаков. Так и стал с солдатами по тайге кочевать – кого подлечит, кому рыбы наловит, кому ценную шкурку на табак обменяет. И с отрядом в русский городок Туруханск прибыл.
Удивлялся шаман городскому устройству, глазел по сторонам как мальчишка. Видано ли –из камня чумы строить, из меди колокола лить, голое тело горячей водой поливать да вениками хлестать? Почему одни люди других в цепи заковывают да голодом морят, почему мертвецов в землю зарывают, отчего без денег в кабаке и чаю горячего не нальют? Одно слово – чужаки.
Не обидел шамана нойон Иван, заплатил щедро, в гостинице поселил, наказал есть да пить да нового похода весеннего дожидаться. А шаману того и надо. Много в Туруханске русских баб да девиц, много золотых кос из-под платков виднеется. Глядишь здесь, в городе дожидается шамана его суженая?
Ходил-ходил шаман по улицам и выбрел к рыночной площади. А там чего только нет. Китаец свой чай выхваляет, тувинец котлы литые, купец Иван леденцы да медовые сласти. Охотники шкурки поплоше на веревку вывешивают, а что получше из-под полы продают. Зверолов верещит барсуком: подходите, мол, люди добрые, на хищных зверей за малую мзду поглядите. Вот у нас, дамы и господа, дикая Палласова кошка, вот клыкастая кабарга, вот волчище свирепый носище. А вот научный феномен – росомаха-альбинос, белая как свадебное покрывало. Посмотрел шаман в клетку, протянул руку к замученному зверю – а с покарябанной морды человечьи глаза глядят.
- Что же дальше случилось, маленький медвежонок? – спросил злой дух.
- Рассвет, - сказал Мэгдавул. – Та, что приходит ночью, белого света днем не видит.
И вправду – посерел воздух, попрятались звезды, брызнул по кронам сосен солнечный луч. Ахнул злой дух и исчез – нет ему больше власти над тукалакын, не сожрет он медвежье сердце.
Тут и старый шаман поспел и люди из деревни набежали и впереди всех дурачкова бабка блажит – не зря, мол, внука выхаживала, дурачества его терпела. Парни все живы остались, только силач Микчан заикаться стал, лучник Берелту лука в руки больше не брал, а молодой шаман до весны на ноги встать не мог. Однако обошлось. И прекрасная Аялик…
Недолго ее «сладким мясом» подружки дразнили, недолго виноватый жених оправдывался, зачем перстенек с земли поднял. Убежала красавица с дурачком Мэгдавулом, своей волей с ним у костра окрутилась. И отправились они кочевать от стойбища к стойбищу. Со временем и нартами обзавелись и олешками и своим чумом и детишками мал мала меньше. И жили-радовались, наглядеться не могли друг на друга. Зря улыбались вдовы, глядя на пригожего музыканта, зря девицы подносили молоко с голубикой мудрому сказочнику – мужчина любит всех женщин, пока не встретит свою.
Вот только как прослышит Мэгдавул, что в края орочонов явилась Та, что приходит ночью, - бросает семью да гонит нарты туда, где злого духа видали. Если сам не знает, где искать – люди подскажут. Разведет Мэгдавул костер, дождется нечистую силу – и давай ей сказку рассказывать. Что случилось с шаманом, как старик отыскал любовь и при чем тут белая росомаха. И какой бы длинной ни была ночь – до рассвета не кончается сказка…
Но всего хуже, когда от стойбища к стойбищу начнет кочевать Та, что приходит ночью. Явится в стойбище испятнает кожу алыми язвами, иссушит тело жаром, измучит дрожью, а потом и жизнь заберет. Не уйти от нее, не спрятаться в чащобах, не отогнать дымом костров и меткими стрелами. Только сидеть по чумам да скулить от страха, нос на улицу не казать, даже если мать родная криком кричит. Или сладкого мяса предложить Той, самого сладкого, что есть в стойбище…
Сильный род Тукалакын давно расселился на берегу речки Токко подле Медвежьей горы. Грозные хозяева тайги бродили в низовьях, толстопятые хозяйки выпасали медвежат на черничниках и рыбных озерах. Оттого-то в верховья никто не ходил – страшно. Ни Иван за ясаком не сунется, ни китаец за корешками не явится, ни жадный бурят не придет воровать детей и молодых девушек. Вольготно жилось людям.
Ягод в верховьях росло немеряно – рукой проведешь по кочке, горсть в рот сыплешь. Грибов по осени высыпало столько, что присесть по нужде негде. Олешки плодились знатно, и мошка их не трогала. Пушной зверь сам в силки шел, из соболей одеяла шили, рысьим мехом торбаса отделывали. В горных осыпях руда медная валом лежала, в ручейках кое-где и золотишко посверкивало.
По зиме надевали молодые охотники теплые шубы, складывали на нарты меха, надевали под парки тукалакын – амулеты с медвежьим сердцем - да и ехали в Красный город, Кызыл Тура. Привозили оттуда табак, соль, муку, красные одеяла и всяческие диковины. А Делэки-горностай, самый удачливый из охотников, выменял для невесты чудную игрушку. Повернешь у коробочки ключик, поднимешь крышку, а там китаянка-танцовщица кланяется туда-сюда и колокольчики нежно позвякивают. С нее-то беды и начались.
Стала невеста Горностая женой, вскоре после свадьбы и живот у нее расти начал. Пока носила ребенка – не расставалась с игрушкой, все слушала звонкие колокольцы. Да и родила на месяц раньше срока хиленького мальчонку, а сама в верхний мир той же ночью ушла. Поглядел Горностай на сына, поморщился, а делать-то нечего. Назвал младенца Мэгдавул-торопыжка и отдал жениной родне – пусть растят. А проклятую коробчонку в озере утопил.
Люди думали, не доживет мальчонка до весны. Потом гадали – дотянет ли до осени. А он все лежал, в потолок смотрел, ни туда ни сюда не клонился. И гусиным жиром его бабка мазала, и в оленьем молоке купала и на солнце выносила – не помогало. Наконец попросила сына принести в чум медвежонка, да чтоб маленький был, сеголетка. Уколола старуха зверю лапу и мальчонке палец иглой проткнула – да и смешала кровь, обновила завет.
С того дня вживь Мэгдавула развернуло. Садиться мальчонка начал, по чуму ползать, а там и вставать, цепляясь за шерсть мохнатого братца. Две зимы они прожили неразлучно, из одной миски ели, из одной реки пили. Потом хозяин по весне вернулся к своим в низовья. Мэгдавул же к вящей радости бабки заговорил. …Лучше бы он молчал.
Все-то ему интересно было – куда ветер дует, зачем сосны растут, отчего снег идет и отчего он тает. Бабку замучил – почему глиняный горшок так звенит, а чугунок этак, почему соловей весной поет, а из рыбы слова не вытянешь, где край света и доедешь ли туда на олене? Дядьев извел – то дудочку ему вырежи, то свистульку слепи, то бубен натяни – и чтобы стучал гулко. На бубне бабка сломалась и повела внука к шаману – может дар у мальчонки наружу просится? Куда там – месяца не прошло, как назад вернули сокровище. И шкурки лисьи, что семья отдала за учебу, шаман себе не оставил. Дурачок, мол, ваш Мэгдавул, ветер у него в голове, птицы в ушах, колокольчик на сердце. Чему ни учи его – толку не выйдет.
Шаман, однако, прав оказался. Чему мальчишку ни учили – как с гуся вода все скатывалось. Лук натягивал – стрелы в тучи летели. Рыбу ловить бегал – возвращался без единой рыбешки. Зверей из силков выпускал, птиц распутывал. Олени, правда, ходили за Мэгдавулом, словно дети за мамкой, пока он играл на дудочке. Но как ляжет паренек на траву, как замечтается, в небо глядючи – только рогатых и видели.
Так-то парнишка здоровеньким рос, щуплый, но жилистый уродился. Бегал быстрее всех в стойбище, плавал как рыба, танцевал, словно духи в него вселились. На варгане играл, на конковуре-бревне палочками настукивал, морин хуур у купца выменял и на нем пиликал, на русской балалайке бренчал да так ловко, что ноги сами в пляс пускались. А вечерами сказки сказывал у костра, про зверей и птиц, что в тайге живут. Поумнеть правда не поумнел, но за незлобивый нрав многое прощалось.
Годы шли, молодые росли, старики старели. Замечать стала бабка, что девицы вокруг ее внука вьются – то одна приклонится, то другая круги натаптывает, то третья выплясывает у костра. А Мэгдавулу что – всем улыбается, всех обнимает. За девицами вдовушки потянулись на чужой огонек – всякой охота погреться холодной ночью. А следом и чужие жены стали пригожему пареньку вслед поглядывать. Неладно дело! Так-то орочоны и свою бабу гостю предложат и пузатую девку замуж возьмут. Но по обычаю все, по совести, без баловства.
Повздыхала бабка, поохала, и отправила внука в горы за медью, чтобы мужикам в стойбище глаза не мозолил. А затем приказала ему в город ехать с молодыми охотниками – вырос уже, пора на людей посмотреть да себя показать, чего стоишь. Справила ему шубу, торбаса новые подарила, пояс узорчатый, оберег с медвежьим сердцем на шею повесила. Дядья полны нарты мехов накидали, да наказали: продавать дорого, покупать дешево, с Иванами не пить и от парней не отставать.
Трое их в город собралось-то. Силач Микчан, самый мощный из охотников стойбища. Ловкач Берелту, лучший лучник, белку в глаз уложить мог. И задумчивый Мэдудин – шаманенок, ученик старого шамана. Не обидишь, не обсчитаешь таких парней! Не очень-то они обрадовались, узнав, что бестолкового Мэгдавула с собой брать придется, но со стариками не поспоришь. Присели на дорожку вокруг костра, старый шаман огонь покормил, молоком пламя залил – и в путь, через речной лед, через густой лес.
Едут охотники по чистому снегу, оленей хореями подгоняют, за ветром следят. Неугомонный Мэгдавул напевает про лесного хозяина и сладкую ягодку, парни подтягивают, кто как умеет. Дорога долгая, отчего бы не поразвлечься? Медведи спят по берлогам, волки близко не подойдут, заблудиться подле реки не заблудишься.
День да ночь да еще день – стойбище Токко, приречного лосиного рода. Люди там лосей по берегам реки бьют, мясо едят, а шкуры на соль меняют. Еще день да ночь да полдня – становище Горкит, птичье озеро. Чумы там круглый год стоят, а в них мастерицы сидят, накидки из перьев делают. Наденет такую невеста – краше солнышка станет. А еще два дня и две ночи проедешь – и Красный город на берегу увидишь. Торговля в городе богата, вино сладко, девки покладисты – только плати, дорогой гость.
День прошел в хвастовстве и побасенках, ночь-лисица черным хвостом прикрыла глаза парням, поутру подморозило, нарты птицами полетели. Вот и Токко… Один чум стоит посреди белой пустоши, ни дымка не видать, ни человека, ни псины сварливой. Затревожился Мэдудуин, воздух понюхал, словно собака, вокруг чума оббежал, на нарты назад присел – лицо белое, глаза черные. Недобрые, мол, здесь дела деются. Заглянул Микчан под полог – и застыл, зуб на зуб не попадает. Полон чум дорогих даров – и моржовый клык и медвежий мех и колоды медовые и самородки золотые. А посреди чума девица к столбу привязана, мертвая как полено, мерзлые косы до полу свисают. Что за напасть?
Сунулся Мэдудуин под полог, да и вылетел наружу, словно бабушка Огонь его по заду пришлепнула.
- Та, что приходит ночью, явится сюда на закате. Дары примет, сладкого мяса отведает и дальше потащится своей дорогой, пощадит лосиный народ. Или не пощадит, если подношение не по вкусу придется.
- А нам-то что делать? - спросил Берелту. – Самоловы настрополить или стрелами огненными злого духа встретить?
- Бежать, - ответил шаманенок. – Ой, быстро бежать! Своими тропами поведу вас, глядишь и собьется с дороги смерть.
Прыгнули парни на нарты, закричали: хурр! Хурр! Один Берелту замешкался – глянулся ему перстенек медный с зеленым камушком. И не в чуме ведь лежит, поодаль на снегу брошен. Будет подарок для невесты, ясноглазой красавицы Аялик. Схватил охотник находку, сунул в кисет да следом за парнями погнал олешек. Ай, беги мой быстроногий с ветвистыми рогами, по тундре, занесенной пушистыми снегами!
До темноты мчались нарты, словно страшный Харги за ними гонится. Село солнце, дал шаманенок оленям роздых, позволил парням подкрепиться да прикорнуть на мехах. А как луна взошла – снова поднял, напрямик через лес, по целине. Летят нарты, словно крылья у них выросли, мчат олени, пену розовая летит с морд, шаманенок бубном трясет и вопит как безумный. Вот уже и Медвежья гора вдалеке горбится и селение на дальнем берегу речки стоит. Дымят чумы, лают собаки, перекрикиваются женщины, детишки на разные голоса пересмеиваются. Никто беды и близко не ждет.
Парней к стойбищу Мэдудуин не пустил и сам к людям не пошел. Велел над обрывом костер разводить дымный, еловых веток накидать в пламя и ждать, пока старики придут. А ждать-то зябко, тревожно, ветер с востока тучи гонит, снегом колючим сыплет. Олени друг к дружке жмутся, исхудали, словно весной. Силач сало жует, дурак песни поет, стрелок шишки с веток сшибает ледышками. Шаманенок сидит как китайский идол и в бубен настукивает, духов злых отгоняет. Старого шамана приваживает – да не зря.
Явился грозный старик первым, в семь шкур укутан, семь кос по плечам позвякивают, большой бубен при нем для большого камлания да посох рогатый. Зыркнул шаман из-под косматых бровей на парней, понюхал еловый дым, сел рядом с учеником и давай переглядываться да перешептываться. Потом назад к стойбищу заспешил. Лицо белое, глаза черные, руки дрожат, еле посох удерживают. Беда пришла, всем бедам беда.
А шаманенок к парням повернулся. Лицо черное, глаза белые, от голоса птицы на лету падают:
- Кто злых духов обворовал, признавайтесь? Кто на чужое позарился? Кто дорогу к стойбищу указал, смерть на хвосте привел?
- Моя вина, - охнул Берелту. – Пожадничал, олух, перстенек для невесты на снегу подобрал. Думал, ничейный.
- Твоя вина, ты и расплатишься. От Той, что ночью приходит, откупаться придется. А краше твоей Аялик нет девушки в стойбище.
За голову схватился лучник – а поздно себя винить.
- Это что ж мы медвежье сердце, родную кровь злому духу своими руками скормим? - опешил Мэгдавул. – Может я и дурак, но такой глупости в голове тесно.
- Одна погибнет, все живы будут. Как палец гнилой режут, чтобы руку спасти, - прищурился шаман. – Не трогали бы чужого, ушли б от напасти, все бы живы остались.
- Тогда я сладким мясом стану, - пробасил силач. – Аялик дочь моего отца, не позволю девчонкой безвинной жизнь стойбища выкупать. Пусть меня злая старуха жрет – глядишь подавится.
- А я огнем ее встречу. Духа-то и порешить можно и пожечь можно и в нижний мир без рогов прогнать можно. Чем ночная убийца хуже медведя или матерого кабана? – крикнул Берелту. – Ничем. Мне без Аялик все равно не жить.
Поглядел шаманенок на парней, поглядел в огонь, поглядел на колючие звезды… Протянул ладони к теплу, умылся пламенем, закаменел лицом:
- Так тому и быть. Встретим на берегу Ту, что приходит ночью. Убьем ее или назад в нижний мир прогоним – все живы будем и род спасем. Дадим слабину – перейдет злой дух через реку, заберет Аялик и богатства тукалакын заберет. Из медвежьих сердец станет род лосиными блохами. Живыми блохами, кто бы спорил. Но сладка ли такая жизнь?
Не обрадовался старый шаман помыслам молодого, но и перечить не стал – все судьбы на небе стежками облаков вышиты, кому не жить, кому жить, кому песок ворошить. Собрались на дальнем берегу родичи, матери парней прибежали плакать по ним, сестры головы снегом посыпают, косы рвут, бабка Мэгдавула кричит-убивается – любимый внук головой в пекло полез. Красавица Аялик, в белый песцовый мех разодетая, вышла на середину реки поглядеть на своих защитников. Станцевать бы ей, закружить лебедью над рекой, попросить бабушку Огонь и ее внуков-духов спасти род, пообещать хозяину тайги стать медвежьей невестой. Да относит ветер грустную песню дудочки, гаснет в снегу звон варгана – играй не играй, не слышно…
До темноты трудились парни, таскали хворост, тянули полог, собирали большой костер. Берелту обмакивал в смолу стрелы, Микчан свинчатки положил в варежки, Мэдудуин травки пахучие разложил на оленьей коже, кровью сбрызнул бубен и заячью лапку. А Мэгдавул знать напевает да в ладоши прихлопывает – с песней, мол, и умереть не жалко.
Ночью зимы долгие, тихие – птицы спят, звери спят, лесные проказливые духи тоже спят. Редко-редко шелохнется, сбрасывая снег, ветка ели, провоет в чащобе волк, просвистит ветер – и снова ни звука. Ждут парни, друг дружку в бока пихают, ветки в пламя подбрасывают, сказки друг другу рассказывают, чтоб не так страшно было. Сел Мэгдавул поближе к огню и начал:
- Пришла однажды в наши края зима долгая да голодная. Большой мор тогда среди зверья случился – ни пищу добыть, ни от холода спрятаться. Лишь медведям по берлогам повезло отлежаться. Да только отощали бедняги донельзя, повылезали на свет, а их ветром шатает от худобы.
Бродит по тайге старый хозяин, камни переворачивает, в мышиные норы попусту кожаный нос сует. Был он когда-то велик да грозен, целый край под лапой своей держал. А потом одряхлел, охромел, молодые медведи его с богатых угодий выгнали. Век хозяина на исходе, силы иссякли, ан не сдается, крепко когтями за жизнь держится. Бродит он, переваливается, рычит на пустые норы, шатается с голодухи.
И увидел хозяина маленький зверь бурундук. Он-то запасливый был однако, много кладовых по лесу устроил. Сам пережил зиму, бурундучку свою спас, на соседей хватило и еще много осталось. Посмотрел бурундук на косолапого шатуна медведя, дрогнуло сердце от жалости. Выпрыгнул он на тропку, запищал: цвик-цвик! Да и поскакал в лес, вроде как испугался.
Рявкнул медведь и за едой погнался. Бежал-бежал бурундук, а потом цвик! И в норку. Хозяин не будь дурак начал землю когтями рыть – а там и орехи и зернышки и ягоды сушеные. Запасливый бурундук оказался!
Как запасы из первой кладовки медведь приел – ему-то на один зуб с голодухи – маленький зверь снова на пригорок вскочил – цвик! И ко второй кладовой повел, а там и к третьей и к четвертой. Старый хозяин на глазах сил набирается – вот уже и не шатает его, и не шаркает лапами и от рыка лесные жители порскают кто куда. Не пожадничал бурундук, повел медведя и к пятой кладовке-то. Да споткнулся о малую веточку – и хватанул его старый хозяин тяжелой лапой.
Пять полосок на желтой спине остались, знак медвежьей благодарности. Хорошо маленький зверь шустрый был – вывернулся, ускакал в чащу. С тех пор все бурундуки полосатые. И все по осени кладовки в лесу делают, больше чем съесть могут. Мало ли чей старик оголодает весной – будет ему подарок.
Закончилась сказка, а костер еле тлеет – заслушались парни, ни веточки в огонь не подбросили.
- Хорошо сказал, брат, - улыбнулся силач Микчан. – Доброе дело о стариках заботиться.
- Чистая правда, - поддакнул Берелту. – Сколько ни видывал бурундуков – все полосатые.
- Слишком добрый твой бурундук, - покривился шаманенок. – Полосатые жадничают, запасов делают, больше чем съесть могут. Головенки у них крохотные, память короткая, вот и забывают, кто что попрятал.
- Славная сказка, - прохрипел незнакомый голос. – Поговори еще напоследок, маленький медвежонок.
Кинул шаман ветку в костер, поднялось пламя… вскочили в ужасе парни. Сидит на бревне злой дух в женском обличье. Глаза красные, лицо черное, волосы дыбом, с зубов слюна капает, снег до самой земли прожигает, язык наружу как у собаки. Шуба черная наизнанку надета – только нелюди одежду-то выворачивают. И хохочет-заливается – радостно сквернавцу, что добрых людей провел.
- Поди прочь с нашей земли! – рявкнул силач Микчан, прыгнул вперед – повалить да придушить нечисть или в костер бросить.
Повел злой дух плечиком, вытянул вперед когтистую лапу и покатился силач с обрыва прямо на лед.
Достал Берелту верный лук, вынул из тула горючие стрелы – раз! Раз! Не горят стрелы и летят мимо цели. А злой дух знай хохочет, сов пугает. И подначивает глупого человека – тебе бы в дохлого оленя стрелять, охотничек!
Осталась одна стрела, заветная, с наконечником из небесного железа. Еще дедушке лучника ее побратим-бурят подарил. Прицелился Берелту в раззявленную пасть, натянул тетиву – и попал!
Прошла стрела неживую плоть словно воду, в сосну на краю поляны вонзилась. Топнул злой дух ножищей и стрелка снегом завалило по самую шею – не двинешься!
Вышел к костру Мэдудуин – словно сам дух Сэвеки в плаще из белых перьев. Грозен лик молодого шамана, тверда поступь, бубен стучит словно сердце медвежье в косматой груди бьется.
- Живое к живому, мертвое к мертвому. Не ждут тебя на чужой земле, не дадут тебе ни сладкого мяса, ни теплой крови. Уходи к себе в нижний мир, духов мучить, несытое чудище. Прочь!
- Не тебе меня гнать, сын женщины. Нет у вас надо мной власти, нет против меня силы сильной! – глумится дух, клыками щелкает, облизывается – вкусно мне будет вас, медвежьи сердца, жрать.
Пошел шаман вкруг костра, колотушкой размахивает, песню без слов поет. И злой дух следом – не поймешь то ли бежит от врага, то ли гонится. Снег валит, ветер воет, волки в лесах откликаются. Пламя костра то взовьется, то сникнет. Так столкнутся в осеннем лесу матерый кабан и молодой медведь – силы равны, кто кого сборет? Так идет синий лед на ледяную воду – сковать реку, остановить поток…
Вскинулось пламя к черному небу и враз потухло – лишь угольки светятся. Упал шаман на истоптанный снег словно подбитая птица, раскинул бессильные руки, выронил бубен. Захихикал злой дух тоненьким девичьим голоском, захрюкал дикой свиньей, затопотал – за обрывом река, за рекой в чумах много сладкого мяса страхом исходит, смерти дожидается. И здесь у костра лакомый кусочек сидит-ухмыляется, на дудочке наигрывает. Да так сладко, так жалостно – хочешь не хочешь, а подпоешь. Уселся злой дух на бревно и заскулил с переливами, вторя мелодии. Горе горькое у всякого есть, будь ты хоть человек, хоть зверь, хоть нежить зубастая. Умолкла дудочка, стихла песня, вдохнул воздуха Мэгдавул да завел новую сказку:
- Как снял шапку незадачливый ученик да вернулся к своим олешкам, так шаману тоска на душу легла. Окрутили мудреца золотые волосы, затмила ум бабья юбка. Бросил он чум, бросил род, бросил нажитое добро да отправился по миру счастья искать. Был шаман к тому времени крепко немолод, голову посеребрило, лицо измялось. Только сердце у него в груди билось как молодое – виделась ему огненная красавица за каждым поворотом тропы. И ведь знал он златовласку когда-то, любил горячо, жаркИ рыжие ворохом приносил к порогу лишь бы увидеть ласковую улыбку. Но сколько ни силился, сколько ни стучал в бубен, сколько ни жег горькие травы, ничего о любимой вспомнить не мог. Одни лишь сны – да и те поутру исчезали бесследно.
Долго шаман по тайге бродил, и к конным родам наведывался и у бурятов чай с салом пил и у якутов олений желудок жевал – шаману-то везде рады. Потом прибился к нойону Ивану – вывел того с отрядом в метель к жилью и убедил злых эвенов не ссориться с большим белым царем, не убивать чужаков. Так и стал с солдатами по тайге кочевать – кого подлечит, кому рыбы наловит, кому ценную шкурку на табак обменяет. И с отрядом в русский городок Туруханск прибыл.
Удивлялся шаман городскому устройству, глазел по сторонам как мальчишка. Видано ли –из камня чумы строить, из меди колокола лить, голое тело горячей водой поливать да вениками хлестать? Почему одни люди других в цепи заковывают да голодом морят, почему мертвецов в землю зарывают, отчего без денег в кабаке и чаю горячего не нальют? Одно слово – чужаки.
Не обидел шамана нойон Иван, заплатил щедро, в гостинице поселил, наказал есть да пить да нового похода весеннего дожидаться. А шаману того и надо. Много в Туруханске русских баб да девиц, много золотых кос из-под платков виднеется. Глядишь здесь, в городе дожидается шамана его суженая?
Ходил-ходил шаман по улицам и выбрел к рыночной площади. А там чего только нет. Китаец свой чай выхваляет, тувинец котлы литые, купец Иван леденцы да медовые сласти. Охотники шкурки поплоше на веревку вывешивают, а что получше из-под полы продают. Зверолов верещит барсуком: подходите, мол, люди добрые, на хищных зверей за малую мзду поглядите. Вот у нас, дамы и господа, дикая Палласова кошка, вот клыкастая кабарга, вот волчище свирепый носище. А вот научный феномен – росомаха-альбинос, белая как свадебное покрывало. Посмотрел шаман в клетку, протянул руку к замученному зверю – а с покарябанной морды человечьи глаза глядят.
- Что же дальше случилось, маленький медвежонок? – спросил злой дух.
- Рассвет, - сказал Мэгдавул. – Та, что приходит ночью, белого света днем не видит.
И вправду – посерел воздух, попрятались звезды, брызнул по кронам сосен солнечный луч. Ахнул злой дух и исчез – нет ему больше власти над тукалакын, не сожрет он медвежье сердце.
Тут и старый шаман поспел и люди из деревни набежали и впереди всех дурачкова бабка блажит – не зря, мол, внука выхаживала, дурачества его терпела. Парни все живы остались, только силач Микчан заикаться стал, лучник Берелту лука в руки больше не брал, а молодой шаман до весны на ноги встать не мог. Однако обошлось. И прекрасная Аялик…
Недолго ее «сладким мясом» подружки дразнили, недолго виноватый жених оправдывался, зачем перстенек с земли поднял. Убежала красавица с дурачком Мэгдавулом, своей волей с ним у костра окрутилась. И отправились они кочевать от стойбища к стойбищу. Со временем и нартами обзавелись и олешками и своим чумом и детишками мал мала меньше. И жили-радовались, наглядеться не могли друг на друга. Зря улыбались вдовы, глядя на пригожего музыканта, зря девицы подносили молоко с голубикой мудрому сказочнику – мужчина любит всех женщин, пока не встретит свою.
Вот только как прослышит Мэгдавул, что в края орочонов явилась Та, что приходит ночью, - бросает семью да гонит нарты туда, где злого духа видали. Если сам не знает, где искать – люди подскажут. Разведет Мэгдавул костер, дождется нечистую силу – и давай ей сказку рассказывать. Что случилось с шаманом, как старик отыскал любовь и при чем тут белая росомаха. И какой бы длинной ни была ночь – до рассвета не кончается сказка…
Оригинал и комментарии
от prilepin
Постоянные обновления на ю-туб канале:
Оригинал и комментарии
Газификация, но не та, или о газовых пистолетах в 1992 году от paul-kornev
Для продолжения 06'92 решил покопаться в теме газовых пистолетов в означенном году. Потому как сцену вошедшую в первую книгу я наблюдал уже в 1993 году. А ну как окажется, что на момент описываемых событий ничего в обороте не было. Ну, упоминаний "Айсберга" в 1992 году я не нашёл, зато наткнулся на прелюбопытнейшую статью:
Газета "Коммерсантъ" №36 от 16.11.1992 (приводится с сокращениями - убраны абзацы про газовые баллончики и законодательные инициативы)
Последний абзац - это просто блеск )
"Какое оружие выбрать?
Газовый пистолет почти в законе
9 ноября Борис Ельцин подписал Указ "О специальных средствах самообороны, снаряженных веществами слезоточивого и раздражающего действия". Указ, несмотря на подготовительную деятельность милиционеров, оказался для них неожиданным. По экспертным оценкам, на разработку инструкций и правил приобретения, хранения и использования этих спецсредств, а иначе говоря, газового оружия, уйдет не менее 5 месяцев. В этот срок не включено принятие Закона об оружии, слушание которого перенесено с декабря на январь-февраль (без закона полноценное действие указа невозможно.) Однако оружие в стране уже продается. Где и почем? На эти вопросы отвечает обзор Ъ.
Что почем
В СНГ ажиотажный спрос на газовые пистолеты и револьверы, по-видимому, сохранится по крайней мере до момента принятия Закона об оружии, но лишь в том случае, если закон легализует пользование огнестрельным оружием. Если этого не произойдет, газовое оружие станет еще популярнее.
С потребительской точки зрения имеющиеся на рынке СНГ газовые пистолеты и револьверы можно разделить на следующие категории (цены взяты из каталогов Германии).
1. Высококачественное дорогое тяжелое оружие, представляющее интерес для состоятельных господ, которые заботятся о своей безопасности, но не желают связываться с боевым оружием (до DM520).
FN Browning GPDA — четырнадцатизарядный пистолет (DM200--260, масса 700 г,);
Reck Miami 92 — десятизарядный пистолет (DM280, 1150 г);
Rohm 735 — девятизарядный пистолет (DM230--290, 850 г);
Rohm RG 69 — шестизарядный револьвер (DM300, 700 г);
ME 9 Mini P.A. — семизарядный пистолет (DM300--370, 960 г);
Еrma EGR 77 — шестизарядный револьвер (DM520, 1000 г).
2. Дешевое оружие — до DM110, более (Германия) или менее (Италия) высокого качества: немецкие автоматические пистолеты Rohm RG 600, RG 300, RG 3, Luger M 15, M 88 и итальянские револьверы Jaguar, Olympic 6.
3. Легкое оружие для женщин — пистолет Reck G 5 (DM 100), двуствольный пистолет Twi-Nine Derringer (DM 235), шестизарядный револьвер Uma-Lady (DM200--300).
4. Оружие среднего класса, сочетающее высокое качество и умеренные цены: семизарядный пистолет Walter PPK (DM200, 570 г), девятизарядный пистолет Geco 1910 (DM155, масса 500 г), шестизарядный револьвер Luger M 90 CS (DM169, 625 г).
Убийцы тоже плачут
Некоторые приобретают газовое оружие, чтобы переделать его под боевой патрон. C этой целью высверливается перегородка, находящаяся внутри ствола, и подбирается подходящий по калибру патрон (к пистолетам калибра 9 мм, к примеру, подходят заряды от ПМ). По данным МВД России, подобная переделка чаще всего заканчивается плачевно для самих владельцев оружия: в подавляющем большинстве случаев оно выполнено из материалов, уступающих по прочности оружейной стали, из-за чего от пользования боевыми патронами ствол просто разрывается, тем самым нанося ущерб (материальный и физический) своему владельцу.
Кто дальше
Цены, указанные в каталогах, зависят от калибра, дистанции поражения и материала, из которого изготовлена модель (модели из оружейной стали дороже моделей из силумина). По наблюдениям экспертов Ъ, различия моделей по дистанции поражения не носят принципиального характера: у короткоствольных пистолетов типа BROWNING (8 мм) он равен 8 м, у длинноствольных — до 16 м. Что касается револьверов (9 мм), то вне зависимости от модели и длины ствола дистанция составляет около 30 м.
По субъективному мнению экспертов Ъ, лучше приобретать пистолет с ударно-спусковым механизмом двойного действия типа Luger 88 (8 мм, DM280) — первый выстрел производится без предварительного взвода курка.
Как продавать
Продавцам оружия для получения прибыли рекомендуется обращать внимание клиентов при выборе оружия и определении цены на "громкость" выстрела и наличие выброса пламени из ствола. Последний эффект обеспечивается присутствием в заряде добавки элементарной поваренной соли (NaCl), но может, тем не менее, привести к увеличению цены в 1,5 раза.
Проблемы при выборе газового пистолета или револьвера возникают на этапе выяснения, что же в патроне: слезоточивый газ (CS, CN) или нервно-паралитический. Суть в том, что нервно-паралитический газ является средством смертельного действия. Установление факта его нахождения в патронах, которыми заряжен пистолет (револьвер), приводит к уголовной ответственности по ст. 226 ч. 2 УК России ("незаконное изготовление, приобретение, хранение, перевозка или сбыт сильнодействующих и ядовитых веществ"; лишение свободы до 3 лет). Как показывает практика, газовый патрон можно зарядить любым отравляющим веществом. В то же время промышленное производство патронов с "паралитиком" во всем мире ведется только по спецзаказам (как правило, от государственных ведомств) и небольшими партиями. Эта проблема актуальна и для баллончиков.
Цены упомянутых выше моделей на московском рынке, как правило, завышены минимум на DM60--70. По сведениям Ъ, сейчас многие модели пистолетов и револьверов открыто продаются в операционном зале РТСБ. Например, пистолет RECK Mod. Perfecta (8 мм) стоит $105; WALTHER Mod. PPK (8 мм, из силумина) — $180.
Эксперты Ъ в связи с указом прогнозируют резкий скачок цен на газовые "пушки". Еще летом мафиозные круги, занимающиеся продажей газового оружия, устроили "пробу сил", резко взвинтив цены на газовые пистолеты. Кроме того, ожидается появление на рынке монополистов. По мнению экспертов Ъ, ими станут люди, которые торгуют оружием уже не один год и оптовыми партиями (до указа — небольшими по 20--30 стволов). Они уже как минимум полгода готовились к появлению разрешительного документа от Ельцина.
Связь с такими людьми (имена — коммерческая тайна) скупщики держат по следующим номерам телефонов: (095) 127-85-56, 291-25-72 (Юра), 287-70-21, 946-51-06, 276-70-08,947-25-00.
А. Б."
Оригинал и комментарии
от prilepin
Очень дельный парень. Хорошо разложил.
Оригинал и комментарии
не стану разсказывать, что тамъ было дальше от clear-text
ХОДЪ ИСТОРIИ
Никодимъ остановился, оглядѣлся, вытащилъ часы.
Было одиннадцать съ половиною.
Кортежъ Государя долженъ былъ выѣхать изъ дворца черезъ полчаса, и проѣхать по этой самой набережной, гдѣ сейчасъ стоялъ, озираясь, Никодимъ.
Кажется, вотъ эти двѣ фигурки, которыя стояли около парапета – и представляли собою главныхъ дѣйствующихъ лицъ трагедіи, которую онъ обязанъ былъ предотвратить.
Подъ сюртукомъ у Никодима былъ дальнобойный американскій револьверъ. Никодимъ стрѣлялъ отлично, и безъ труда могъ бы, незамѣтно подойдя поближе, выстрѣлить и уничтожить обоихъ. Но что-то его останавливало.
Во-первыхъ, соображенія человѣческія, христiанскiя – вполнѣ возможно, что это были никакіе не заговорщики, а мирные обыватели, которые просто прогуливаются и любуются видомъ на Екатерининскiй каналъ.
Во-вторыхъ, соображенія дѣла. Вполнѣ возможно, что заговорщиковъ не двое, а четверо, шестеро – и какъ только онъ попробуетъ приблизиться къ тѣмъ двоимъ и вытащить оружiе, немедленно раздастся выстрѣлъ, и нѣкій хорошо скрытый мѣткій стрѣлокъ, сидящій невѣдомо гдѣ, застрѣлитъ его самого.
Выходъ одинъ – надобно срочно предупредить Государя.
Скорѣе во дворецъ! Прошло уже три минуты, а онъ всё болтается тутъ. Какъ назло, на набережной не было ни одного извозчика, а бѣжать бѣгомъ – это займетъ не менѣе четверти часа. Кромѣ всего, онъ же не знаетъ, отъ какого изъ дворцовыхъ подъѣздовъ будетъ отъѣзжать Государь – они могутъ просто разминуться.
Но тутъ раздалось цоканье копытъ. Раздалось и тутъ же смолкло. Зафыркали лошади.
Никодимъ обернулся. Рядомъ съ нимъ остановилась открытая пролетка. На козлахъ сидѣлъ – Никодимъ не повѣрилъ своимъ глазамъ – самъ Ардальонъ Ѳомичъ!
- Сюда! – скомандовалъ онъ.
Никодимъ забрался на жесткое кожаное сидѣнье, поднялъ крышу.
- Вотъ, - сказалъ Ардальонъ Ѳомичъ, передавая Никодиму какой-то пакетъ съ большой красной сургучной печатью.
- Что это?
- Срочное личное посланіе отъ Германскаго Императора! – усмѣхнулся Ардальонъ Ѳомичъ. – Въ собственныя руки Его Величества. Ты теперь не репортеръ изъ «Вѣдомостей», ты теперь чрезвычайный посланникъ Кайзера, понялъ?
- Яволь, ферштанденъ! – неожиданно самъ для себя заговорилъ Никодимъ по-нѣмецки. – Ихъ бинъ берайтъ аллесъ цу тунъ!
- Зеръ гутъ, - сказалъ Ардальонъ Ѳомичъ. – Главное – успѣть до выѣзда.
Они успѣли.
Для того, чтобы прочитать срочное посланіе отъ Германскаго императора, Его Величество Александръ Второй отмѣнилъ свой выѣздъ на торжественный разводъ полка.
Было первое марта 1881 года.
***
Не стану разсказывать, что тамъ было дальше…
Но ужъ такъ и быть, разскажу.
Разволновавшись отъ прочитаннаго посланія, Его Величество приказалъ подать себѣ рябчиковъ и мозельскаго. Обдумывая весьма привлекательное, но вмѣстѣ съ тѣмъ и рискованное предложеніе Кайзера, Императоръ поперхнулся косточкой рябчика. Камердинеръ тутъ же кликнулъ лакея, тотъ вызвалъ дежурнаго лейбъ-медика, но было ужъ поздно.
Такъ что Государь Императоръ скончался въ точномъ соотвѣтствіи съ записью въ Книгѣ Судебъ - въ тотъ же день, перваго марта, и даже въ тотъ же часъ, въ три часа тридцать минутъ пополудни.
А всѣ либеральныя мечтанія господъ придворныхъ реформаторовъ и прочихъ интеллигентовъ оказались пуфомъ.
Никодимъ остановился, оглядѣлся, вытащилъ часы.
Было одиннадцать съ половиною.
Кортежъ Государя долженъ былъ выѣхать изъ дворца черезъ полчаса, и проѣхать по этой самой набережной, гдѣ сейчасъ стоялъ, озираясь, Никодимъ.
Кажется, вотъ эти двѣ фигурки, которыя стояли около парапета – и представляли собою главныхъ дѣйствующихъ лицъ трагедіи, которую онъ обязанъ былъ предотвратить.
Подъ сюртукомъ у Никодима былъ дальнобойный американскій револьверъ. Никодимъ стрѣлялъ отлично, и безъ труда могъ бы, незамѣтно подойдя поближе, выстрѣлить и уничтожить обоихъ. Но что-то его останавливало.
Во-первыхъ, соображенія человѣческія, христiанскiя – вполнѣ возможно, что это были никакіе не заговорщики, а мирные обыватели, которые просто прогуливаются и любуются видомъ на Екатерининскiй каналъ.
Во-вторыхъ, соображенія дѣла. Вполнѣ возможно, что заговорщиковъ не двое, а четверо, шестеро – и какъ только онъ попробуетъ приблизиться къ тѣмъ двоимъ и вытащить оружiе, немедленно раздастся выстрѣлъ, и нѣкій хорошо скрытый мѣткій стрѣлокъ, сидящій невѣдомо гдѣ, застрѣлитъ его самого.
Выходъ одинъ – надобно срочно предупредить Государя.
Скорѣе во дворецъ! Прошло уже три минуты, а онъ всё болтается тутъ. Какъ назло, на набережной не было ни одного извозчика, а бѣжать бѣгомъ – это займетъ не менѣе четверти часа. Кромѣ всего, онъ же не знаетъ, отъ какого изъ дворцовыхъ подъѣздовъ будетъ отъѣзжать Государь – они могутъ просто разминуться.
Но тутъ раздалось цоканье копытъ. Раздалось и тутъ же смолкло. Зафыркали лошади.
Никодимъ обернулся. Рядомъ съ нимъ остановилась открытая пролетка. На козлахъ сидѣлъ – Никодимъ не повѣрилъ своимъ глазамъ – самъ Ардальонъ Ѳомичъ!
- Сюда! – скомандовалъ онъ.
Никодимъ забрался на жесткое кожаное сидѣнье, поднялъ крышу.
- Вотъ, - сказалъ Ардальонъ Ѳомичъ, передавая Никодиму какой-то пакетъ съ большой красной сургучной печатью.
- Что это?
- Срочное личное посланіе отъ Германскаго Императора! – усмѣхнулся Ардальонъ Ѳомичъ. – Въ собственныя руки Его Величества. Ты теперь не репортеръ изъ «Вѣдомостей», ты теперь чрезвычайный посланникъ Кайзера, понялъ?
- Яволь, ферштанденъ! – неожиданно самъ для себя заговорилъ Никодимъ по-нѣмецки. – Ихъ бинъ берайтъ аллесъ цу тунъ!
- Зеръ гутъ, - сказалъ Ардальонъ Ѳомичъ. – Главное – успѣть до выѣзда.
Они успѣли.
Для того, чтобы прочитать срочное посланіе отъ Германскаго императора, Его Величество Александръ Второй отмѣнилъ свой выѣздъ на торжественный разводъ полка.
Было первое марта 1881 года.
***
Не стану разсказывать, что тамъ было дальше…
Но ужъ такъ и быть, разскажу.
Разволновавшись отъ прочитаннаго посланія, Его Величество приказалъ подать себѣ рябчиковъ и мозельскаго. Обдумывая весьма привлекательное, но вмѣстѣ съ тѣмъ и рискованное предложеніе Кайзера, Императоръ поперхнулся косточкой рябчика. Камердинеръ тутъ же кликнулъ лакея, тотъ вызвалъ дежурнаго лейбъ-медика, но было ужъ поздно.
Такъ что Государь Императоръ скончался въ точномъ соотвѣтствіи съ записью въ Книгѣ Судебъ - въ тотъ же день, перваго марта, и даже въ тотъ же часъ, въ три часа тридцать минутъ пополудни.
А всѣ либеральныя мечтанія господъ придворныхъ реформаторовъ и прочихъ интеллигентовъ оказались пуфомъ.
Оригинал и комментарии
не-алиса в беззеркалье - мини-обзор halflight от wolfox
Halflight. Полусвет, полутьма, сумерки - промежуток между днем и ночью, время, когда на охоту выходят призраки. Маленькая - даже для инди-проекта - хоррор-игра, проходится часа за два-три. С учетом поиска предметов для истинной концовки, может, подольше.
Тайвань, 1940-е годы, маленькая деревня, мальчик Ся-Шэн (Xi-Sheng) отправляется на поиски своего младшего брата Му-Шэна (Mu-Sheng), который пошел поиграть со своим бамбуковым аэропланом и не вернулся к обеду. Но стоит Ся-Шэну ступить за порог дома, как начинает твориться что-то странное. Деревня пропитана вечными сумерками, как клубничным сиропом, привычные вещи обретают странные черты и искажаются - словно бы во сне, собеседники исчезают, как только отвернешься, а из-за проволочной сетки и колючего мрака наблюдают чьи-то голодные глаза. Представьте себе Spirited Away gone horribly wrong and kinda dark - получится, пожалуй, очень близко; Миядзаки вообще умеет в эту потустороннюю жуть, только очень осторожно ее касается.
Паззлы-загадки в игре довольно простые, основная задача, это, конечно, найти те самые спрятанные предметы-записки, проливающие свет на "а что тут, собственно, вообще происходит". Jump-scares даже для нервного, как тушканчик, автора, немного, можно сказать, что и нет - хоррор там вообще не в этом. В случае смерти Ся-Шэн возрождается мгновенно, там же, где и был, никаких сейвлоадов. Правда, и ручных сохранений нет, только авто - но, с другой стороны, на два-три часа геймплея...
Примечательно, что в Стиме у игры оценки Mixed. Стим-разум довольно гуманен, это не рутрекер, и он редко ставит оценки ниже Mostly Positive, а чтобы найти игру с Negative, надо очень постараться. Так что Mixed обычно обозначает диапазон от "весьма посредственно" до "ну ужас, но не ужас-ужас-ужас". Только в случае Halflight причины другие. Игру заминусовали - насколько я понимаю, игроки с материкового Китая, - за то, что персонажи-китайцы там местами говорят по-японски. Насколько я ориентируюсь в языках, а ориентируюсь я плохо - в озвучке слышен салат из китайско-японских слов, что вполне возможно при смешении диалектов, тем более в эпоху оккупации Тайваня Японией. И в любом случае это не повод минусовать действительно очень интересный и нестандартный проект. В скольких проектах про Восточную Европу из славянских слов в лучшем случае можно услышать "Tovarisch", и то с акцентом?
История же очень атмосферная и жутковатая. Тем, кто любит страшные сказки, должно понравиться.
Тайвань, 1940-е годы, маленькая деревня, мальчик Ся-Шэн (Xi-Sheng) отправляется на поиски своего младшего брата Му-Шэна (Mu-Sheng), который пошел поиграть со своим бамбуковым аэропланом и не вернулся к обеду. Но стоит Ся-Шэну ступить за порог дома, как начинает твориться что-то странное. Деревня пропитана вечными сумерками, как клубничным сиропом, привычные вещи обретают странные черты и искажаются - словно бы во сне, собеседники исчезают, как только отвернешься, а из-за проволочной сетки и колючего мрака наблюдают чьи-то голодные глаза. Представьте себе Spirited Away gone horribly wrong and kinda dark - получится, пожалуй, очень близко; Миядзаки вообще умеет в эту потустороннюю жуть, только очень осторожно ее касается.
Паззлы-загадки в игре довольно простые, основная задача, это, конечно, найти те самые спрятанные предметы-записки, проливающие свет на "а что тут, собственно, вообще происходит". Jump-scares даже для нервного, как тушканчик, автора, немного, можно сказать, что и нет - хоррор там вообще не в этом. В случае смерти Ся-Шэн возрождается мгновенно, там же, где и был, никаких сейвлоадов. Правда, и ручных сохранений нет, только авто - но, с другой стороны, на два-три часа геймплея...
Примечательно, что в Стиме у игры оценки Mixed. Стим-разум довольно гуманен, это не рутрекер, и он редко ставит оценки ниже Mostly Positive, а чтобы найти игру с Negative, надо очень постараться. Так что Mixed обычно обозначает диапазон от "весьма посредственно" до "ну ужас, но не ужас-ужас-ужас". Только в случае Halflight причины другие. Игру заминусовали - насколько я понимаю, игроки с материкового Китая, - за то, что персонажи-китайцы там местами говорят по-японски. Насколько я ориентируюсь в языках, а ориентируюсь я плохо - в озвучке слышен салат из китайско-японских слов, что вполне возможно при смешении диалектов, тем более в эпоху оккупации Тайваня Японией. И в любом случае это не повод минусовать действительно очень интересный и нестандартный проект. В скольких проектах про Восточную Европу из славянских слов в лучшем случае можно услышать "Tovarisch", и то с акцентом?
История же очень атмосферная и жутковатая. Тем, кто любит страшные сказки, должно понравиться.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Предупреждая возможные вопросы, хочу сказать, что я знаю: экранизация "Обители" готова.
Но:
- я не принимал никакого участия в съёмках;
- я не видел ни одной серии;
- мне нравится актёр Ткачук, он играет Артёма.
Это всё.
Чего они её держат, я не знаю.
https://esquire.ru/letters/184703-pyat-ekranizaciy-russkih-knig-kotorye-my-zhdem-v-2020-godu/?fbclid=IwAR1QwjMb_4yvECbuwVghQtof9iMgXLNJrdIxC_umGGoTmHAmu6g9-NPEL8A
Но:
- я не принимал никакого участия в съёмках;
- я не видел ни одной серии;
- мне нравится актёр Ткачук, он играет Артёма.
Это всё.
Чего они её держат, я не знаю.
https://esquire.ru/letters/184703-pyat-ekranizaciy-russkih-knig-kotorye-my-zhdem-v-2020-godu/?fbclid=IwAR1QwjMb_4yvECbuwVghQtof9iMgXLNJrdIxC_umGGoTmHAmu6g9-NPEL8A
Оригинал и комментарии
Поэпизодный разбор фильма "Вторжение", часть 1 (сцены 1-25) от nostradamvs
Что-то много народу говорит: «Вторжение» Фёдора Бондарчука – нормальный, хороший фильм, клёво всё и так далее. Я же, честно признаться, считаю, что Бондарчук пал ниже даже «Сталинграда», который был очень плох. Ну что ж, надо обосновать своё мнение и сделать подробный разбор сценария и режиссуры «Вторжения».
Сразу замечу важнейшую вещь. «Притяжение» тоже было плохое. Алогичный сценарий, отвратительно прописанные диалоги (сценаристов вон из профессии), примитивные сюжетные склейки. Но там была «фишка», причём забавная: инопланетяне против гопников из Чертаново, и эта «фишка» работала.
Во «Вторжении» никакой фишки нет. Это просто плохой фильм про инопланетян.
Напоминаю: я – самый объективный зритель на свете (и немножко сценарист, хотя реализованных проектов у меня немного: меня всё время выгоняют, когда я пытаюсь вложить в сценарий хоть каплю здравого смысла). Я не кинокритик, я не испытываю от кино эмоций, я смотрю его чисто математически, анализируя, что в нём так или не так, каждую сцену. И могу объяснить каждую сцену – нужна она или нет, хороша она или нет. Всё, что написано в этом посте, проносится у меня в голове во время просмотра, от первого до последнего слова. Я смотрю кино только так. Итак, «Вторжение» (Россия, 2019). Фильм – плох, оценка 2/10.
Внимание! Обзор разбит на 2 части из-за ограничения максимальных размеров ЖЖ-поста. Это 1-я часть. Части выложены одновременно, читать их стоит также одновременно.
Под катом подробный разбор фильма с объяснениями и скриншотами. Я умею так про любой фильм, если интересно – заказывайте разборы :)
Аннотация с «Кинопоиска»: Падение инопланетного объекта разделило жизни на «до» и «после». Обычная девушка из московского Чертанова — Юлия Лебедева — вынуждена смириться с ролью подопытного кролика в лаборатории, ведь она единственная была в контакте с пришельцем. Ученые и военные разбирают на атомы её чувства, эмоции и переживания, пытаясь разгадать природу растущей в ней силы. Но страшнее всего, что её сверхъестественные способности волнуют не только землян. Над планетой в буквальном смысле нависла угроза вторжения. И победить в грядущем столкновении можно только одним способом: найти в себе силы остаться людьми. Когда каждый ради общего спасения должен сделать выбор, от которого зависит жизнь и судьба миллионов, — смогут ли любовь, верность и милосердие стать сильнее безжалостной силы и инопланетных технологий?
Длительность – 129 минут.
Роли
Назначение: напомнить, что было в первом фильме
Описание сцены: параллельно с ролями идёт рваный и стилизованный под компьютерное изображение набор кадров из «Притяжения» и много-много отрывочных фраз и диалогов оттуда же.
Режиссёрские и сценарный ошибки: это, простите, очень, очень, очень плохо. С самого начала. Бондарчук даже не пытается заинтересовать зрителя, выдавая в начале 3,5-минутную (а-а-а, я реально задолбался) сцену-напоминание, которую кое-как поймут только те, кто смотрели «Притяжение».
Давайте я поясню. Разве в начале «Терминатора 2» нам объясняют, что было в «Терминаторе»? Разве в начале «Перевозчика 2» нам напоминают, что было в «Перевозчике»? Разве в начале «Истории игрушек 2» нам показывают кадры из «Истории игрушек»? Конечно, нет. Это отдельные фильмы. История, рассказанная в первом фильме, доводится до зрителей с помощью контекста и профессионализма сценариста, который вписывает это напоминание в тело фильма.
Где же мы видим такие вот пересказы? Точно, в сериалах. Почему? Потому что в горизонтальном сериале один сюжет пронизывает все серии, и человеку, который смотрел предыдущую серию неделю назад, надо напомнить, где он остановился, чтобы он не терял канвы истории. В вертикальных сериалах (трудно поверить) такого не делается. И тем более такого не делается в хороших продолжениях фильмов. Это убогий, примитивный трюк, который выдаёт неумелость сценариста с первого же кадра и путает зрителей.
Как исправить: убрать этот отстой. Сделать нормальный тизер, призванный заинтересовать любого зрителя, в том числе и не смотревшего «Притяжение». Роли сделать отдельно или вообще забить на них, в начале они не особо нужны.
1 эпизод
Назначение: рассказать, как обстоят дела на Земле сейчас
Описание сцены: под продолжение ролей нам показывают параллельно две линии: в космосе разворачивается боевой спутник или что-то такое, а в новостях рассказывают факты: России продолжает исследовать инопланетные технологии, не допуская иностранных наблюдателей (иронично, да), проходят разные саммиты, а Земля отныне и впредь готова обнаружить и отразить любую инопланетную атаку.
Комментарий к сцене: Ну вот с этого уже можно начинать, обрезав предыдущую сериальную напоминалку. Тут вся информация по делу, и вся она новая: мы поняли, что происходит и заодно вспомнили первый фильм.
2 эпизод
Назначение: показать, что инопланетяне вернулись
Описание сцены: напротив земного спутника (камера разворачивается) зависает… корабль пришельцев (как выяснится позже, он называется Сол), после чего отправляет на Землю какой-то светящийся объект.
Комментарий к сцене: Нормально, всё по делу.
3 эпизод
Назначение: показать, что инопланетянин приземлился
Описание сцены: у берегов Финляндии рыбаки ловят рыбу. Один из них зависает, глядя в море, капитан его ругает. «Зависший» видит, как в море падает что-то из космоса, остальным не говорит. Нам показывают обтекаемый объект, плывущий под водой.
Сценарные ошибки: А-а-а. Я так понимаю, что просто было много бюджета и потому решили снять эту совершенно ненужную сцену. Она никак не играет. Рыбак никому ничего не говорит. Больше рыбаки в сценарии не фигурируют. Зачем они нужны? Зачем эти актёры? Зачем этот «зависающий»? Вставить было нечего? Хронометража не хватало?
Как исправить: тут есть два решения. Простое – тупо убрать рыбаков и показать, как объект упал в море и поплыл (таково назначение сцены).
Есть более сложный вариант, русскому сценаристу недоступный. Понятно, откуда сцена взялась. То ли сценарист, то ли режиссёр увидели, что это распространённый ход в американском кино. И вставили его в русское кино. Только они не обратили внимание на то, что этот ход в американском кино используется, чтобы показать какие-то свойства прилетевшего объекта. Например, он сожрал бы всех рыбаков (типа жрёт всё, что движется), или током их ёкнул (типа током бьётся). На не для того, чтобы просто рыбаки были.
Так что да, можно ещё нагрузить сцену смыслом, показав какое-то взаимодействие между объектом и рыбаками. Он же вроде как цифровые гаджеты контролирует, как позже нам покажут. Ну вот пусть бы у всех рыбаков одновременно зазвонили мобилы, и всем им сообщили бы о смерти их жён и детей (то есть нам бы уже теперь показали, на какие адовые фейки способен инопланетянин).
4 эпизод
Назначение: видимо, напомнить о существовании главной героини
Описание сцены: Юля Лебедева бегает с собачкой по Чертаново. Собачка сбегает. Всё.
Сценарные ошибки: не особо нужная сцена, вставленная ради увеличения хронометража и пиара Sirotkin и его песни «Выше домов». Потеря собаки используется сценаристом впоследствии, но честно скажу: если эту потерю убрать, не изменится вообще ничего. Ну то есть совсем. Это не играет роли в сценарии – как потерялась, так и нашлась.
Как исправить: убрать нахрен.
5 эпизод
Назначение: видимо, напомнить нам о существовании Гугла, однокурсника-задрота, влюблённого в Юлю.
Описание сцены: Юля и Гугл сидят на лекции. Лекция очень длинная и не очень интересная – я так понимаю, что задачей было потратить бюджет на абсолютно ненужную для сценария модель робособаки, которую показывает лектор, рассказывая про то, что искусственный интеллект по умолчанию глупее человеческого. Юля вставляет мудрые замечания о том, что любовь и ненависть нужны, чтобы побороть страх смерти, а у роботов смерти нет, значит, эмоции им не нужны, и лектор, утверждая, что эмоции – следствие усложнения интеллекта, неправ.
Сценарные ошибки: Я думаю, что сценарист хотел этой сценой предсказать, что инопланетный ИИ будет точняк глупее людей. Но связи на самом деле нет. Потому что получился очень плохой монолог лектора, никак не привязанный ни к сценарию, ни к чему бы то ни было ещё. Показать, что Юля умная? Так это можно и в контекст реальных событий вписать. В общем, эта сцена тупо не нужна.
Как исправить: убрать нахрен.
Опять же, есть недоступный русскому сценаристу более сложный вариант: нагрузить лекцию информацией, которую Юля использует впоследствии для решения какой-нибудь проблемы. В американском кино часто используется трюк «герой вспомнил, что у него есть умный преподаватель и позвонил ему в момент возникновения проблемы». Но не здесь. Здесь, как положено, сценарист подвесил сцену в воздухе, и ни преподаватель, ни робособачка больше в фильме не появятся.
6 эпизод
Назначение: подчеркнуть, что Гугл – во френдзоне. Напомнить о существовании генерала Лебедева, отца Юли.
Описание сцены: В коридоре Гугл неловко пытается признаться Юле в любви, она ему говорить, ну типа ты мой друг и твоя участь – френдзона.
Юлю встречает кортеж генерала Лебедева, её отца. Заодно они подвозят Гугла. По дороге выясняется, что Гугл устроился работать в «Ростелеком», туда его и подвозят. Генерал троллит Гугла всю дорогу. В офисе «Ростелекома» выясняется, что Гугл – стажёр.
Сценарные ошибки: Да не признаются в любви так топорно даже задроты. Сценарист, ты что, девственник? Суть сцены понятна, но написал её реально идиот. Не могу никак иначе объяснить убогость диалога в коридоре.
А вот генерал норм. Ну потому что Меньшиков актёр хороший. Холодный такой, зло-ироничный.
Ещё я не понял, зачем было подчёркивать убогость Гугла сценой, когда он ищет перед охранником стажёрский пропуск. Этого же никто не видит, кроме него и охранника? Да какая к чёрту разница, кем он там работает. Хоть стажёром, хоть господом богом. В конце это попытаются оправдать вторым появлением Гугла в офисе, но при этом смысла в том, что он именно стажёр, а не, скажем, младший уборщик, не появится.
Как исправить: переписать сцену с френдзоной. Поездку с генералом можно оставить.
Сцену с пропуском убрать, вообще не нужна.
7 эпизод
Назначение: показать, что Меньшиков хороший актёр
Описание сцены: Генерал и Юля едут в секретную подмосковную спецлабораторию. По дороге Меньшиков произносит забавный монолог про то, как спрятать Юлю от учёных на Камчатке.
Комментарий: Для разрядки – нормально. Немножко пошутили.
8 эпизод
Назначение: представление экзоскелета и Вани
Описание сцены: Солдат Ваня в лаборатории разносит разные вещи с помощью инопланетного экзоскелета (штатно разносит, тренировка-исследование). Учёный рассказывает об экзоскелете генералу. Говорит о том, что тот почти целиком состоит из видоизмененной воды (эта информация впоследствии сыграет).
Комментарий: Нормально. Экзоскелет представить надо сейчас, он нам в будущем понадобится. Ваня тоже ещё появится.
9 эпизод
Назначение: напомнить про роман с инопланетянином и показать, что Юля тоже не так проста.
Описание сцены: Юля плавает в бассейне в спецкостюме с электродами на голове, а учёные опрашивают её насчёт романа с инопланетянином (да, был такой в «Притяжении»), считывая её эмоциональный фон.
На руке у Юли инопланетный браслет, он реагирует на эмоциональный фон Юли, телекинетическим образом шевеля воду.
Сценарные ошибки: Во-первых, я глухо не помню, что это за браслет. Он в первой части фигурировал? Ребята, вот это как раз надо было напомнить. Люди не пересматривали «Притяжение» за день до «Вторжения», они только общее помнят, а про браслет – забыли. Но ладно, ок, я понял, браслет как-то реагирует на эмоции Юли, и это хотят зафиксировать.
Во-вторых, сценарист как был идиот, так и остался. Нам говорят: Юля уже 100 раз отвечала на эти вопросы. И вот на 101-й учёный вдруг обнаруживает, что негативные эмоции вызывают отклик! А что, раньше при задавании тех же самых вопросов эмоции были позитивные? Отклика не вызывали? Это очень убого: показывать 100-й эксперимент и вписывать в него базовую информацию специально для зрителя.
Как исправить: например, сделать этот эксперимент первым. Тогда любые примитивные открытия будут оправданы, даже то, что негативные эмоции работают лучше позитивных. Заодно подготовкой к первому эксперименту заполнится то время хронометража, которое освободилось от выброшенных ранее бесполезных сцен.
10 эпизод
Назначение: ввести Артёма
Описание сцены: Привозят Артёма. Его конвоирует полиция, он в тюремной одежде. Его сажают на край бассейна, и он начинает, заикаясь, говорить с Юлей. Она психует и требует прекратит эксперимент (их диалог напоминает нам, что Артём чуть её случайно не убил в первой части, и она его ненавидит). Артём также говорит, что у него бы в результате событий первого фильма инсульт, потому он потрясывается и заикается.
Юля доводится до психоза, вода из бассейна поднимается вверх, везде перемыкает электричество.
Сценарные ошибки: В целом это нормально, и даже Петров неплох. Разве что два вопроса: почему у него, сидящего вроде как в тюрьме, моднявая длинноволосая причёска (должен быть бритый наголо по-хорошему), и почему он – гопник после инсульта – так красиво говорит. Сценарист, ты не пробовал монологи проговаривать, прежде чем работу сдавать?
Как исправить: побрить Петрова и вложить ему в уста ту же суть, но более простыми словами, что ли, менее складно.
11 эпизод
Назначение: техническая сцена; главный инфоблок – показать, что Артёму реально хреново и сидит он ни за что, просто потому что генерал посадил.
Описание сцены: Генерал забирает Юлю из бассейна и говорит: больше никаких исследований. Артём, когда его уводят, орёт: за что, я-то за что сижу?
Комментарий: Тут всё плюс-минус логично.
12 эпизод
Назначение: представить уж Ваню
Описание сцены: генерал вызывает солдата Ивана Караванова и приставляет его к дочери.
Комментарий: Ну да, да, в правильном месте сцена.
13 эпизод
Назначение: ввести Харитона
Описание сцены: Юля бухает в баре. Ваня сидит поодаль и думает, что Юля о нём не знает. Она заказывает ему издевательский девчачий коктейль с трубочками. Он подходит, они общаются. Она думает, что он простой солдатик и говорит с ним свысока, но он внезапно красиво парирует её стёб и вообще утирает её.
Она уже соглашается бросить бухать, чтобы он отвёз её домой, как вдруг появляется Харитон. Если вы помните, то это тот самый инопланетянин из «Притяжения», с которым у неё была любовь. Ваня дерётся с Харитоном, пытаясь отвадить его от Юли, и почти побеждает (что тоже подчёркивает крутость Вани, потому что Харитон имеет сверхчеловеческие способности), но Юля разбивает о его голову бутылку, и они с Харитоном уходят.
Сценарные ошибки: начало сцены хорошее (правда, неясно, зачем делать такой эффектный образ барменши, чтобы показать её в течение нескольких секунд), и монолог Вани даже местами отличный, Ваня вообще очень убедителен пока что как персонаж (позже это продолбают, Ваня окажется самым тупым идиотом во всём фильме).
Но появление Харитона всё портит. Ну то есть всё сделано только для того, чтобы была драка, другого назначения у топорного появления этого рояля в кустах нет. При этом постановщика драк позвать забыли, и ставил драку какой-то алкаш, потому что так плохо даже в индийском кино 1970-х не ставили. Рывки камеры все вот эти, неумение сделать натурально и интересно. И главное – не смотревшие «Притяжение» не понимают тут вообще ничего.
Как исправить: появление Харитона – это романтика и шок для героини, а не драка двух мужиков за тёлку. Харитон мог бы появиться в другой момент, когда Вани нет рядом (например, Юля вышла в туалет), и их разговор… зачем, как вы думаете, нужен не придуманный сценаристом разговор Харитона и Юли? Затем, что мы хрен помним, кто есть Харитон и чем закончилась его история в «Притяжении». Это идеальный, с-сука, момент, чтобы напомнить. Ну пусть они в женском сортире поговорят минуту для зрителя, вспомнят прошлое. Всё встанет на свои места.
А так это выглядит как появление непонятного мужика для драки.
14 эпизод
Назначение: автомобильная погоня (после драки как же без неё)
Описание сцены: Юля и Харитон пробегают через кухню ресторана. Снаружи какой-то мажор с тёлкой садятся в крутую BMW. У машины цифровое управление (нам показывают, как мажор брелком заставляет машину подъехать вперёд, напугав парковщика). Юля по просьбе Харитона набирает случайный номер, и Харитон говорит: «Сол, действуй!»
На орбите начинает шевелиться инопланетный корабль. Нам показывают, что он перехватывает контроль над машиной. Харитон и Юля садятся в BMW на заднее сиденье, и машина мчится вперёд без участия мажора, сидящего за рулём. За машиной мчится Ваня на мотоцикле. Показывают, что Сол контролирует всю «цифру» в городе: перекрывает проезд машине, которая могла бы врезаться в BMW, включает красный пешеходам, которых можно было бы сбить. На светофоре мажор и его тёлка сваливают из машины.
Ваня докладывает по пути генералу. Тот понимает, что инопланетяне в городе (он знаком с Харитоном) и отдаёт команду о полной эвакуации лаборатории.
Сценарные ошибки: И всё бы ничего, если бы не одно «но». Только абсолютный дебил не знает, как быстро и надёжно остановить автомобиль, будь он хоть 100 раз управляем инопланетянином через Интернет. Нужно дёрнуть ручник. Ручник даже на самых оцифрованных машинах – это чисто механическая система. Последняя страховка на случай, если вся цифровая система управления откажет. Работающая независимо от других систем. Но мажор идиот и этого не знает. Поэтому Сол угоняет машину и спокойно уходит на ней от Вани.
Ещё есть тупая подсценка с пешеходами. Там один в наушниках не подсекает, что красный, и идёт на красный. BMW успевает остановиться. Эта сцена натянута, потому что нужна только для того, чтобы высадить мажора.
Как исправить: обыграть ручной тормоз. Например, мажор пытается за него дёрнуть, а Харитон (он же в машине во плоти) херачит его по руке так, что тот воет всю оставшуюся дорогу и дёрнуться боится.
Если уж вы показываете, как Сол всё контролирует, не надо портить ему контроль идиотом, не заметившим красный. Пусть будет идеальный контроль. А высадить мажора можно другим способом (например, в пробку попасть, Москва же).
15 эпизод
Назначение: закончить погоню
Описание сцены: выйдя на шоссе, Ваня с одного выстрела, сидя на мотоцикле, пробивает покрышку BMW. Машину заносит, Ваню тоже, Ваня летит в воздухе, и Сол успевает развернуть BMW и «поймать» Ваню на внешнюю подушку безопасности для столкновений с пешеходами – никто не пострадал!
Комментарий: а вот это забавный ход, мне понравился. Ваня, с одного выстрела попавший в покрышку, не понравился (он же не Терминатор), а Сол хорош.
16 эпизод
Назначение: нет у неё назначения
Описание сцены: ДПС допрашивает мажора, который объясняет, что он не управлял машиной, «наловившей» миллион штрафов. Прямо в ходе беседы на телефон ему приходит ещё один штраф.
Сценарные ошибки: зачем, ну зачем эта сцена? Что мы узнаём нового? Какую атмосферу она добавляет? Актёру Васильеву не хватало экранного времени до нормального гонорара? Ну блджад.
Как исправить: убрать сцену, она вообще не нужна ни для чего (в самом конце обзора я поясню, почему персонаж мажора, как ни пытались его вписать в фильм, оказался бесполезным).
17 эпизод
Назначение: объяснить, откуда взялся Харитон
Описание сцены: BMW привозит Юлю и Харитона в деревенский дом в Подмосковье. Тут навстречу Юле выбегает её собака Чара. Харитон объясняет, что живёт на Земле уже 123 дня, у него есть работа, дом и огород (ну в целом, мы понимаем, что с возможностями Сола всё это было нетрудно обеспечить). Пока Юля плачет и пускает сопли, раздаётся звонок: это пришёл Гугл. Он знал о Харитоне и помогал ему.
Харитон должен был улететь после восстановления (он пострадал в «Притяжении»), но нарушил протокол и остался ради Юли.
Игра актёров: Сама сцена ничего, но в ней особенно видно, насколько ужасная актриса Ирина Старшенбаум. Все сцены в фильме она отыгрывает с одинаковым выражением лица, и эту тоже. Даже когда дело доходит до поцелуя.
Комментарий: нормально в целом, особых претензий тут нет. Харитон даже забавно выглядит, когда спотыкается в присутствии Юли, то есть становится эмоционально нестойким.
Единственное что – собака не имеет смысла, как я уже писал. Ни её потеря, ни её обнаружение у Харитона (и вообще неясно, какого чёрта он у Юли собаку спёр). Эту линию нужно убрать.
18 эпизод
Назначение: пересечение линий Жени и Олега
Описание сцены: Герои занимаются любовью. В это время к скромно висящему на орбите Солу подлетает огромный космический корабль пришельцев и затягивает его в себя.
Сценарные ошибки: и вот тут у меня вопрос на вопросе. Окей, я принял как допущение, что Сол мелкий, и земные системы отслеживания его не подсекали, мало ли орбитального мусора вокруг планеты летает – тысячи всяких железок. Тем более Сол был на орбите и раньше, то есть он не прилетел и его не отслеживали специально.
Но вот снова прилетел подлинный корабль пришельцев. Тот самый, ради которого нам целую сцену в начале показывали, как человечество научилось угрозы из космоса распознавать и отслеживать. Что ж, вот угроза. Здоровая, как конь. Где, блядь, эти спутники? Где система отслеживания? Почему генерал узнаёт об инопланетянах, потому что Ваня ему говорит про Харитона, а не потому что конская херня подлетает к Земле? Ну капец ваще логика.
Как исправить: исправлять нужно не тут, а раньше. Когда Ваня звонит генералу, тот уже должен знать о пришельцах (надо вставить сцену, где он о них узнаёт от системы оповещения) и ответить: знаю, знаю. Тогда сложится.
19 эпизод
Назначение: сообщить генералу, где Юля
Описание сцены: Юля звонит папе сообщить, что она его любит и что она должна улететь с Харитоном. После окончания разговора генерал приказывает отправить боевую группу по месту отслеживания звонка, то есть в дом Харитона.
Сценарные ошибки: как же херово написан этот, простите, диалог. Как будто сценарист скопипастил его из книги «типовые бессмысленные диалоги для русского кино» 1996 года издания. «Всё будет хорошо», «я тебя люблю», с-сука, у тебя с воображением и лексиконом вообще никак?
Как исправить: смысл оставить, диалог переписать от начала до конца.
20 эпизод
Назначение: расслабить зрителя
Описание сцены: милая сцена, в которой Юля и Харитон кушают блинчики и шутят. Ну и готовятся морально к отлёту.
Комментарий: смущает сам факт отлёта Юли на какую-то безвестную планету незнамо куда. Так-то нормальная сцена.
21 эпизод
Назначение: напомнить, что Артём ещё существует
Описание сцены: Лаборатория эвакуируется. Ваня вступает в небольшой конфликт с конвоируемым куда-то Артёмом.
Сценарные ошибки: во-первых, непонятно, зачем Артёма всё ещё держат в лаборатории – эксперименты окончены, можно было уже в тюрьму отвезти. Во-вторых, я не совсем понимаю, зачем эвакуировать лабораторию. Что, инопланетяне её в эвакуации не найдут?
Как исправить: И тому, и другому надо придумать и дать в сценарии нормальное объяснение. Например, эвакуируют лабораторию не абы куда, а в защищённый от обнаружения бункер. А Артёма не отправили обратно за решётку, потому что в суете не было сигнала, например, ну то есть можно и простые объяснения, но без них сцена раздражает.
22 эпизод
Назначение: а вот и завязка (ну как, не первая, но самая яркая)!
Описание сцены: группа захвата выходит к дому Харитона. Генерал отдаёт приказ не применять оружие, но захваченный инопланетянами Сол подменяет его слова и группа захвата слышит: «Уничтожить». Генерал понимает, что что-то не так, и мчится на военном джипе туда же.
Тем временем Харитон сковородкой оглушает всю группу захвата, и они с Юлей бегут к реке. Из воды появляется капсула Харитона (та самая, которая в начале прилетела на Землю), Харитон прыгает в неё, но Юля задерживается из-за собаки, которая бросается на десантника, и кто-то из преследователей в последний момент успевает в Юлю попасть из винтовки. Капсула улетает.
Ошибки постановки: это было бы нормально, если бы постановщик драк в этом фильме не был сумасшедшим пьяницей, слепоглухнемым и имбецильным. Я не могу иначе объяснить убожество постановки боевой сцены. Такого позора стыдились уже в 1990-х.
Ну и сцена с собачкой сопливенькая, киношный такой героизм Белого Бима налицо. Но ладно, её можно простить.
Как исправить: ну, сделать качественную боевую сцену, 2010-е на дворе на момент съёмок.
23 эпизод
Назначение: продолжение экшна
Описание сцены: генерал и Ваня мчатся на джипе по Москве. Параллельно Сол отдаёт приказ, и капсулу Харитона пытаются сбить самонаводящейся ракетой с Земли (Ваня и генерал получают об этом сигнал). Харитон сбивает ракету потоком сброшенной с капсулы воды (напомним, что объекты пришельцев состоят из структурированной воды), затем пролетает через облака и ныряет в Москву-реку, чтобы восстановиться.
Комментарий: нормально, вполне смотрибельно.
24 эпизод
Назначение: побег Артёма
Описание сцены: проходя мимо грузовика, где эвакуируют инопланетный экзоскелет, Артём просит у конвоира сигаретку, вырывается, забирается в грузовик, залазит в экзоскелет и, немножко покромсав окружение, сбегает.
Сценарные и режиссёрские ошибки: во-первых, как-то резво он конвоира вырубил – с учётом того, что у него кусок тела плохо слушается. Во-вторых, только недавно смотревшие «Притяжение» помнят, что Артём умеет водить экзоскелет, так как водил его в том фильме (да, водил же?).
По режиссуре – совершено зря экшн каждые несколько секунд перебивают кадрами лица Артёма. Нафиг не надо. Убого выглядит.
Как исправить: как-то иначе организовать его отрыв от конвоира – пусть тот отвлечётся на что-нибудь (ну не верю я, что больной локтем вот так вырубил здорового солдафона). Ну и надо где-то раньше, когда, например, экзоскелет показывают, напомнить в диалоге, что Артём его водил и знает, как им пользоваться. Иначе выглядит странно – как это он так быстро управление освоил.
Ну и сделать чистый экшн, без лица Артёма. Оно тут совершенно не нужно.
25 эпизод
Назначение: озвучить, что Сол деактивирован
Описание сцены: плывя под водой, Харитон вызывает Сола, но голос корабля его планеты отвечает, что Сол деактивирован. Харитон может вернуться, но один, без Юли.
Тем временем погоня продолжается: по капсуле хреначат вертолёты.
Комментарий: Ну ок, нам озвучили сцену захвата Сола, я не против.
Продолжение разбора
Сразу замечу важнейшую вещь. «Притяжение» тоже было плохое. Алогичный сценарий, отвратительно прописанные диалоги (сценаристов вон из профессии), примитивные сюжетные склейки. Но там была «фишка», причём забавная: инопланетяне против гопников из Чертаново, и эта «фишка» работала.
Во «Вторжении» никакой фишки нет. Это просто плохой фильм про инопланетян.
Напоминаю: я – самый объективный зритель на свете (и немножко сценарист, хотя реализованных проектов у меня немного: меня всё время выгоняют, когда я пытаюсь вложить в сценарий хоть каплю здравого смысла). Я не кинокритик, я не испытываю от кино эмоций, я смотрю его чисто математически, анализируя, что в нём так или не так, каждую сцену. И могу объяснить каждую сцену – нужна она или нет, хороша она или нет. Всё, что написано в этом посте, проносится у меня в голове во время просмотра, от первого до последнего слова. Я смотрю кино только так. Итак, «Вторжение» (Россия, 2019). Фильм – плох, оценка 2/10.
Внимание! Обзор разбит на 2 части из-за ограничения максимальных размеров ЖЖ-поста. Это 1-я часть. Части выложены одновременно, читать их стоит также одновременно.
Под катом подробный разбор фильма с объяснениями и скриншотами. Я умею так про любой фильм, если интересно – заказывайте разборы :)
Аннотация с «Кинопоиска»: Падение инопланетного объекта разделило жизни на «до» и «после». Обычная девушка из московского Чертанова — Юлия Лебедева — вынуждена смириться с ролью подопытного кролика в лаборатории, ведь она единственная была в контакте с пришельцем. Ученые и военные разбирают на атомы её чувства, эмоции и переживания, пытаясь разгадать природу растущей в ней силы. Но страшнее всего, что её сверхъестественные способности волнуют не только землян. Над планетой в буквальном смысле нависла угроза вторжения. И победить в грядущем столкновении можно только одним способом: найти в себе силы остаться людьми. Когда каждый ради общего спасения должен сделать выбор, от которого зависит жизнь и судьба миллионов, — смогут ли любовь, верность и милосердие стать сильнее безжалостной силы и инопланетных технологий?
Длительность – 129 минут.
Роли
Назначение: напомнить, что было в первом фильме
Описание сцены: параллельно с ролями идёт рваный и стилизованный под компьютерное изображение набор кадров из «Притяжения» и много-много отрывочных фраз и диалогов оттуда же.
Режиссёрские и сценарный ошибки: это, простите, очень, очень, очень плохо. С самого начала. Бондарчук даже не пытается заинтересовать зрителя, выдавая в начале 3,5-минутную (а-а-а, я реально задолбался) сцену-напоминание, которую кое-как поймут только те, кто смотрели «Притяжение».
Давайте я поясню. Разве в начале «Терминатора 2» нам объясняют, что было в «Терминаторе»? Разве в начале «Перевозчика 2» нам напоминают, что было в «Перевозчике»? Разве в начале «Истории игрушек 2» нам показывают кадры из «Истории игрушек»? Конечно, нет. Это отдельные фильмы. История, рассказанная в первом фильме, доводится до зрителей с помощью контекста и профессионализма сценариста, который вписывает это напоминание в тело фильма.
Где же мы видим такие вот пересказы? Точно, в сериалах. Почему? Потому что в горизонтальном сериале один сюжет пронизывает все серии, и человеку, который смотрел предыдущую серию неделю назад, надо напомнить, где он остановился, чтобы он не терял канвы истории. В вертикальных сериалах (трудно поверить) такого не делается. И тем более такого не делается в хороших продолжениях фильмов. Это убогий, примитивный трюк, который выдаёт неумелость сценариста с первого же кадра и путает зрителей.
Как исправить: убрать этот отстой. Сделать нормальный тизер, призванный заинтересовать любого зрителя, в том числе и не смотревшего «Притяжение». Роли сделать отдельно или вообще забить на них, в начале они не особо нужны.
1 эпизод
Назначение: рассказать, как обстоят дела на Земле сейчас
Описание сцены: под продолжение ролей нам показывают параллельно две линии: в космосе разворачивается боевой спутник или что-то такое, а в новостях рассказывают факты: России продолжает исследовать инопланетные технологии, не допуская иностранных наблюдателей (иронично, да), проходят разные саммиты, а Земля отныне и впредь готова обнаружить и отразить любую инопланетную атаку.
Комментарий к сцене: Ну вот с этого уже можно начинать, обрезав предыдущую сериальную напоминалку. Тут вся информация по делу, и вся она новая: мы поняли, что происходит и заодно вспомнили первый фильм.
2 эпизод
Назначение: показать, что инопланетяне вернулись
Описание сцены: напротив земного спутника (камера разворачивается) зависает… корабль пришельцев (как выяснится позже, он называется Сол), после чего отправляет на Землю какой-то светящийся объект.
Комментарий к сцене: Нормально, всё по делу.
3 эпизод
Назначение: показать, что инопланетянин приземлился
Описание сцены: у берегов Финляндии рыбаки ловят рыбу. Один из них зависает, глядя в море, капитан его ругает. «Зависший» видит, как в море падает что-то из космоса, остальным не говорит. Нам показывают обтекаемый объект, плывущий под водой.
Сценарные ошибки: А-а-а. Я так понимаю, что просто было много бюджета и потому решили снять эту совершенно ненужную сцену. Она никак не играет. Рыбак никому ничего не говорит. Больше рыбаки в сценарии не фигурируют. Зачем они нужны? Зачем эти актёры? Зачем этот «зависающий»? Вставить было нечего? Хронометража не хватало?
Как исправить: тут есть два решения. Простое – тупо убрать рыбаков и показать, как объект упал в море и поплыл (таково назначение сцены).
Есть более сложный вариант, русскому сценаристу недоступный. Понятно, откуда сцена взялась. То ли сценарист, то ли режиссёр увидели, что это распространённый ход в американском кино. И вставили его в русское кино. Только они не обратили внимание на то, что этот ход в американском кино используется, чтобы показать какие-то свойства прилетевшего объекта. Например, он сожрал бы всех рыбаков (типа жрёт всё, что движется), или током их ёкнул (типа током бьётся). На не для того, чтобы просто рыбаки были.
Так что да, можно ещё нагрузить сцену смыслом, показав какое-то взаимодействие между объектом и рыбаками. Он же вроде как цифровые гаджеты контролирует, как позже нам покажут. Ну вот пусть бы у всех рыбаков одновременно зазвонили мобилы, и всем им сообщили бы о смерти их жён и детей (то есть нам бы уже теперь показали, на какие адовые фейки способен инопланетянин).
4 эпизод
Назначение: видимо, напомнить о существовании главной героини
Описание сцены: Юля Лебедева бегает с собачкой по Чертаново. Собачка сбегает. Всё.
Сценарные ошибки: не особо нужная сцена, вставленная ради увеличения хронометража и пиара Sirotkin и его песни «Выше домов». Потеря собаки используется сценаристом впоследствии, но честно скажу: если эту потерю убрать, не изменится вообще ничего. Ну то есть совсем. Это не играет роли в сценарии – как потерялась, так и нашлась.
Как исправить: убрать нахрен.
5 эпизод
Назначение: видимо, напомнить нам о существовании Гугла, однокурсника-задрота, влюблённого в Юлю.
Описание сцены: Юля и Гугл сидят на лекции. Лекция очень длинная и не очень интересная – я так понимаю, что задачей было потратить бюджет на абсолютно ненужную для сценария модель робособаки, которую показывает лектор, рассказывая про то, что искусственный интеллект по умолчанию глупее человеческого. Юля вставляет мудрые замечания о том, что любовь и ненависть нужны, чтобы побороть страх смерти, а у роботов смерти нет, значит, эмоции им не нужны, и лектор, утверждая, что эмоции – следствие усложнения интеллекта, неправ.
Сценарные ошибки: Я думаю, что сценарист хотел этой сценой предсказать, что инопланетный ИИ будет точняк глупее людей. Но связи на самом деле нет. Потому что получился очень плохой монолог лектора, никак не привязанный ни к сценарию, ни к чему бы то ни было ещё. Показать, что Юля умная? Так это можно и в контекст реальных событий вписать. В общем, эта сцена тупо не нужна.
Как исправить: убрать нахрен.
Опять же, есть недоступный русскому сценаристу более сложный вариант: нагрузить лекцию информацией, которую Юля использует впоследствии для решения какой-нибудь проблемы. В американском кино часто используется трюк «герой вспомнил, что у него есть умный преподаватель и позвонил ему в момент возникновения проблемы». Но не здесь. Здесь, как положено, сценарист подвесил сцену в воздухе, и ни преподаватель, ни робособачка больше в фильме не появятся.
6 эпизод
Назначение: подчеркнуть, что Гугл – во френдзоне. Напомнить о существовании генерала Лебедева, отца Юли.
Описание сцены: В коридоре Гугл неловко пытается признаться Юле в любви, она ему говорить, ну типа ты мой друг и твоя участь – френдзона.
Юлю встречает кортеж генерала Лебедева, её отца. Заодно они подвозят Гугла. По дороге выясняется, что Гугл устроился работать в «Ростелеком», туда его и подвозят. Генерал троллит Гугла всю дорогу. В офисе «Ростелекома» выясняется, что Гугл – стажёр.
Сценарные ошибки: Да не признаются в любви так топорно даже задроты. Сценарист, ты что, девственник? Суть сцены понятна, но написал её реально идиот. Не могу никак иначе объяснить убогость диалога в коридоре.
А вот генерал норм. Ну потому что Меньшиков актёр хороший. Холодный такой, зло-ироничный.
Ещё я не понял, зачем было подчёркивать убогость Гугла сценой, когда он ищет перед охранником стажёрский пропуск. Этого же никто не видит, кроме него и охранника? Да какая к чёрту разница, кем он там работает. Хоть стажёром, хоть господом богом. В конце это попытаются оправдать вторым появлением Гугла в офисе, но при этом смысла в том, что он именно стажёр, а не, скажем, младший уборщик, не появится.
Как исправить: переписать сцену с френдзоной. Поездку с генералом можно оставить.
Сцену с пропуском убрать, вообще не нужна.
7 эпизод
Назначение: показать, что Меньшиков хороший актёр
Описание сцены: Генерал и Юля едут в секретную подмосковную спецлабораторию. По дороге Меньшиков произносит забавный монолог про то, как спрятать Юлю от учёных на Камчатке.
Комментарий: Для разрядки – нормально. Немножко пошутили.
8 эпизод
Назначение: представление экзоскелета и Вани
Описание сцены: Солдат Ваня в лаборатории разносит разные вещи с помощью инопланетного экзоскелета (штатно разносит, тренировка-исследование). Учёный рассказывает об экзоскелете генералу. Говорит о том, что тот почти целиком состоит из видоизмененной воды (эта информация впоследствии сыграет).
Комментарий: Нормально. Экзоскелет представить надо сейчас, он нам в будущем понадобится. Ваня тоже ещё появится.
9 эпизод
Назначение: напомнить про роман с инопланетянином и показать, что Юля тоже не так проста.
Описание сцены: Юля плавает в бассейне в спецкостюме с электродами на голове, а учёные опрашивают её насчёт романа с инопланетянином (да, был такой в «Притяжении»), считывая её эмоциональный фон.
На руке у Юли инопланетный браслет, он реагирует на эмоциональный фон Юли, телекинетическим образом шевеля воду.
Сценарные ошибки: Во-первых, я глухо не помню, что это за браслет. Он в первой части фигурировал? Ребята, вот это как раз надо было напомнить. Люди не пересматривали «Притяжение» за день до «Вторжения», они только общее помнят, а про браслет – забыли. Но ладно, ок, я понял, браслет как-то реагирует на эмоции Юли, и это хотят зафиксировать.
Во-вторых, сценарист как был идиот, так и остался. Нам говорят: Юля уже 100 раз отвечала на эти вопросы. И вот на 101-й учёный вдруг обнаруживает, что негативные эмоции вызывают отклик! А что, раньше при задавании тех же самых вопросов эмоции были позитивные? Отклика не вызывали? Это очень убого: показывать 100-й эксперимент и вписывать в него базовую информацию специально для зрителя.
Как исправить: например, сделать этот эксперимент первым. Тогда любые примитивные открытия будут оправданы, даже то, что негативные эмоции работают лучше позитивных. Заодно подготовкой к первому эксперименту заполнится то время хронометража, которое освободилось от выброшенных ранее бесполезных сцен.
10 эпизод
Назначение: ввести Артёма
Описание сцены: Привозят Артёма. Его конвоирует полиция, он в тюремной одежде. Его сажают на край бассейна, и он начинает, заикаясь, говорить с Юлей. Она психует и требует прекратит эксперимент (их диалог напоминает нам, что Артём чуть её случайно не убил в первой части, и она его ненавидит). Артём также говорит, что у него бы в результате событий первого фильма инсульт, потому он потрясывается и заикается.
Юля доводится до психоза, вода из бассейна поднимается вверх, везде перемыкает электричество.
Сценарные ошибки: В целом это нормально, и даже Петров неплох. Разве что два вопроса: почему у него, сидящего вроде как в тюрьме, моднявая длинноволосая причёска (должен быть бритый наголо по-хорошему), и почему он – гопник после инсульта – так красиво говорит. Сценарист, ты не пробовал монологи проговаривать, прежде чем работу сдавать?
Как исправить: побрить Петрова и вложить ему в уста ту же суть, но более простыми словами, что ли, менее складно.
11 эпизод
Назначение: техническая сцена; главный инфоблок – показать, что Артёму реально хреново и сидит он ни за что, просто потому что генерал посадил.
Описание сцены: Генерал забирает Юлю из бассейна и говорит: больше никаких исследований. Артём, когда его уводят, орёт: за что, я-то за что сижу?
Комментарий: Тут всё плюс-минус логично.
12 эпизод
Назначение: представить уж Ваню
Описание сцены: генерал вызывает солдата Ивана Караванова и приставляет его к дочери.
Комментарий: Ну да, да, в правильном месте сцена.
13 эпизод
Назначение: ввести Харитона
Описание сцены: Юля бухает в баре. Ваня сидит поодаль и думает, что Юля о нём не знает. Она заказывает ему издевательский девчачий коктейль с трубочками. Он подходит, они общаются. Она думает, что он простой солдатик и говорит с ним свысока, но он внезапно красиво парирует её стёб и вообще утирает её.
Она уже соглашается бросить бухать, чтобы он отвёз её домой, как вдруг появляется Харитон. Если вы помните, то это тот самый инопланетянин из «Притяжения», с которым у неё была любовь. Ваня дерётся с Харитоном, пытаясь отвадить его от Юли, и почти побеждает (что тоже подчёркивает крутость Вани, потому что Харитон имеет сверхчеловеческие способности), но Юля разбивает о его голову бутылку, и они с Харитоном уходят.
Сценарные ошибки: начало сцены хорошее (правда, неясно, зачем делать такой эффектный образ барменши, чтобы показать её в течение нескольких секунд), и монолог Вани даже местами отличный, Ваня вообще очень убедителен пока что как персонаж (позже это продолбают, Ваня окажется самым тупым идиотом во всём фильме).
Но появление Харитона всё портит. Ну то есть всё сделано только для того, чтобы была драка, другого назначения у топорного появления этого рояля в кустах нет. При этом постановщика драк позвать забыли, и ставил драку какой-то алкаш, потому что так плохо даже в индийском кино 1970-х не ставили. Рывки камеры все вот эти, неумение сделать натурально и интересно. И главное – не смотревшие «Притяжение» не понимают тут вообще ничего.
Как исправить: появление Харитона – это романтика и шок для героини, а не драка двух мужиков за тёлку. Харитон мог бы появиться в другой момент, когда Вани нет рядом (например, Юля вышла в туалет), и их разговор… зачем, как вы думаете, нужен не придуманный сценаристом разговор Харитона и Юли? Затем, что мы хрен помним, кто есть Харитон и чем закончилась его история в «Притяжении». Это идеальный, с-сука, момент, чтобы напомнить. Ну пусть они в женском сортире поговорят минуту для зрителя, вспомнят прошлое. Всё встанет на свои места.
А так это выглядит как появление непонятного мужика для драки.
14 эпизод
Назначение: автомобильная погоня (после драки как же без неё)
Описание сцены: Юля и Харитон пробегают через кухню ресторана. Снаружи какой-то мажор с тёлкой садятся в крутую BMW. У машины цифровое управление (нам показывают, как мажор брелком заставляет машину подъехать вперёд, напугав парковщика). Юля по просьбе Харитона набирает случайный номер, и Харитон говорит: «Сол, действуй!»
На орбите начинает шевелиться инопланетный корабль. Нам показывают, что он перехватывает контроль над машиной. Харитон и Юля садятся в BMW на заднее сиденье, и машина мчится вперёд без участия мажора, сидящего за рулём. За машиной мчится Ваня на мотоцикле. Показывают, что Сол контролирует всю «цифру» в городе: перекрывает проезд машине, которая могла бы врезаться в BMW, включает красный пешеходам, которых можно было бы сбить. На светофоре мажор и его тёлка сваливают из машины.
Ваня докладывает по пути генералу. Тот понимает, что инопланетяне в городе (он знаком с Харитоном) и отдаёт команду о полной эвакуации лаборатории.
Сценарные ошибки: И всё бы ничего, если бы не одно «но». Только абсолютный дебил не знает, как быстро и надёжно остановить автомобиль, будь он хоть 100 раз управляем инопланетянином через Интернет. Нужно дёрнуть ручник. Ручник даже на самых оцифрованных машинах – это чисто механическая система. Последняя страховка на случай, если вся цифровая система управления откажет. Работающая независимо от других систем. Но мажор идиот и этого не знает. Поэтому Сол угоняет машину и спокойно уходит на ней от Вани.
Ещё есть тупая подсценка с пешеходами. Там один в наушниках не подсекает, что красный, и идёт на красный. BMW успевает остановиться. Эта сцена натянута, потому что нужна только для того, чтобы высадить мажора.
Как исправить: обыграть ручной тормоз. Например, мажор пытается за него дёрнуть, а Харитон (он же в машине во плоти) херачит его по руке так, что тот воет всю оставшуюся дорогу и дёрнуться боится.
Если уж вы показываете, как Сол всё контролирует, не надо портить ему контроль идиотом, не заметившим красный. Пусть будет идеальный контроль. А высадить мажора можно другим способом (например, в пробку попасть, Москва же).
15 эпизод
Назначение: закончить погоню
Описание сцены: выйдя на шоссе, Ваня с одного выстрела, сидя на мотоцикле, пробивает покрышку BMW. Машину заносит, Ваню тоже, Ваня летит в воздухе, и Сол успевает развернуть BMW и «поймать» Ваню на внешнюю подушку безопасности для столкновений с пешеходами – никто не пострадал!
Комментарий: а вот это забавный ход, мне понравился. Ваня, с одного выстрела попавший в покрышку, не понравился (он же не Терминатор), а Сол хорош.
16 эпизод
Назначение: нет у неё назначения
Описание сцены: ДПС допрашивает мажора, который объясняет, что он не управлял машиной, «наловившей» миллион штрафов. Прямо в ходе беседы на телефон ему приходит ещё один штраф.
Сценарные ошибки: зачем, ну зачем эта сцена? Что мы узнаём нового? Какую атмосферу она добавляет? Актёру Васильеву не хватало экранного времени до нормального гонорара? Ну блджад.
Как исправить: убрать сцену, она вообще не нужна ни для чего (в самом конце обзора я поясню, почему персонаж мажора, как ни пытались его вписать в фильм, оказался бесполезным).
17 эпизод
Назначение: объяснить, откуда взялся Харитон
Описание сцены: BMW привозит Юлю и Харитона в деревенский дом в Подмосковье. Тут навстречу Юле выбегает её собака Чара. Харитон объясняет, что живёт на Земле уже 123 дня, у него есть работа, дом и огород (ну в целом, мы понимаем, что с возможностями Сола всё это было нетрудно обеспечить). Пока Юля плачет и пускает сопли, раздаётся звонок: это пришёл Гугл. Он знал о Харитоне и помогал ему.
Харитон должен был улететь после восстановления (он пострадал в «Притяжении»), но нарушил протокол и остался ради Юли.
Игра актёров: Сама сцена ничего, но в ней особенно видно, насколько ужасная актриса Ирина Старшенбаум. Все сцены в фильме она отыгрывает с одинаковым выражением лица, и эту тоже. Даже когда дело доходит до поцелуя.
Комментарий: нормально в целом, особых претензий тут нет. Харитон даже забавно выглядит, когда спотыкается в присутствии Юли, то есть становится эмоционально нестойким.
Единственное что – собака не имеет смысла, как я уже писал. Ни её потеря, ни её обнаружение у Харитона (и вообще неясно, какого чёрта он у Юли собаку спёр). Эту линию нужно убрать.
18 эпизод
Назначение: пересечение линий Жени и Олега
Описание сцены: Герои занимаются любовью. В это время к скромно висящему на орбите Солу подлетает огромный космический корабль пришельцев и затягивает его в себя.
Сценарные ошибки: и вот тут у меня вопрос на вопросе. Окей, я принял как допущение, что Сол мелкий, и земные системы отслеживания его не подсекали, мало ли орбитального мусора вокруг планеты летает – тысячи всяких железок. Тем более Сол был на орбите и раньше, то есть он не прилетел и его не отслеживали специально.
Но вот снова прилетел подлинный корабль пришельцев. Тот самый, ради которого нам целую сцену в начале показывали, как человечество научилось угрозы из космоса распознавать и отслеживать. Что ж, вот угроза. Здоровая, как конь. Где, блядь, эти спутники? Где система отслеживания? Почему генерал узнаёт об инопланетянах, потому что Ваня ему говорит про Харитона, а не потому что конская херня подлетает к Земле? Ну капец ваще логика.
Как исправить: исправлять нужно не тут, а раньше. Когда Ваня звонит генералу, тот уже должен знать о пришельцах (надо вставить сцену, где он о них узнаёт от системы оповещения) и ответить: знаю, знаю. Тогда сложится.
19 эпизод
Назначение: сообщить генералу, где Юля
Описание сцены: Юля звонит папе сообщить, что она его любит и что она должна улететь с Харитоном. После окончания разговора генерал приказывает отправить боевую группу по месту отслеживания звонка, то есть в дом Харитона.
Сценарные ошибки: как же херово написан этот, простите, диалог. Как будто сценарист скопипастил его из книги «типовые бессмысленные диалоги для русского кино» 1996 года издания. «Всё будет хорошо», «я тебя люблю», с-сука, у тебя с воображением и лексиконом вообще никак?
Как исправить: смысл оставить, диалог переписать от начала до конца.
20 эпизод
Назначение: расслабить зрителя
Описание сцены: милая сцена, в которой Юля и Харитон кушают блинчики и шутят. Ну и готовятся морально к отлёту.
Комментарий: смущает сам факт отлёта Юли на какую-то безвестную планету незнамо куда. Так-то нормальная сцена.
21 эпизод
Назначение: напомнить, что Артём ещё существует
Описание сцены: Лаборатория эвакуируется. Ваня вступает в небольшой конфликт с конвоируемым куда-то Артёмом.
Сценарные ошибки: во-первых, непонятно, зачем Артёма всё ещё держат в лаборатории – эксперименты окончены, можно было уже в тюрьму отвезти. Во-вторых, я не совсем понимаю, зачем эвакуировать лабораторию. Что, инопланетяне её в эвакуации не найдут?
Как исправить: И тому, и другому надо придумать и дать в сценарии нормальное объяснение. Например, эвакуируют лабораторию не абы куда, а в защищённый от обнаружения бункер. А Артёма не отправили обратно за решётку, потому что в суете не было сигнала, например, ну то есть можно и простые объяснения, но без них сцена раздражает.
22 эпизод
Назначение: а вот и завязка (ну как, не первая, но самая яркая)!
Описание сцены: группа захвата выходит к дому Харитона. Генерал отдаёт приказ не применять оружие, но захваченный инопланетянами Сол подменяет его слова и группа захвата слышит: «Уничтожить». Генерал понимает, что что-то не так, и мчится на военном джипе туда же.
Тем временем Харитон сковородкой оглушает всю группу захвата, и они с Юлей бегут к реке. Из воды появляется капсула Харитона (та самая, которая в начале прилетела на Землю), Харитон прыгает в неё, но Юля задерживается из-за собаки, которая бросается на десантника, и кто-то из преследователей в последний момент успевает в Юлю попасть из винтовки. Капсула улетает.
Ошибки постановки: это было бы нормально, если бы постановщик драк в этом фильме не был сумасшедшим пьяницей, слепоглухнемым и имбецильным. Я не могу иначе объяснить убожество постановки боевой сцены. Такого позора стыдились уже в 1990-х.
Ну и сцена с собачкой сопливенькая, киношный такой героизм Белого Бима налицо. Но ладно, её можно простить.
Как исправить: ну, сделать качественную боевую сцену, 2010-е на дворе на момент съёмок.
23 эпизод
Назначение: продолжение экшна
Описание сцены: генерал и Ваня мчатся на джипе по Москве. Параллельно Сол отдаёт приказ, и капсулу Харитона пытаются сбить самонаводящейся ракетой с Земли (Ваня и генерал получают об этом сигнал). Харитон сбивает ракету потоком сброшенной с капсулы воды (напомним, что объекты пришельцев состоят из структурированной воды), затем пролетает через облака и ныряет в Москву-реку, чтобы восстановиться.
Комментарий: нормально, вполне смотрибельно.
24 эпизод
Назначение: побег Артёма
Описание сцены: проходя мимо грузовика, где эвакуируют инопланетный экзоскелет, Артём просит у конвоира сигаретку, вырывается, забирается в грузовик, залазит в экзоскелет и, немножко покромсав окружение, сбегает.
Сценарные и режиссёрские ошибки: во-первых, как-то резво он конвоира вырубил – с учётом того, что у него кусок тела плохо слушается. Во-вторых, только недавно смотревшие «Притяжение» помнят, что Артём умеет водить экзоскелет, так как водил его в том фильме (да, водил же?).
По режиссуре – совершено зря экшн каждые несколько секунд перебивают кадрами лица Артёма. Нафиг не надо. Убого выглядит.
Как исправить: как-то иначе организовать его отрыв от конвоира – пусть тот отвлечётся на что-нибудь (ну не верю я, что больной локтем вот так вырубил здорового солдафона). Ну и надо где-то раньше, когда, например, экзоскелет показывают, напомнить в диалоге, что Артём его водил и знает, как им пользоваться. Иначе выглядит странно – как это он так быстро управление освоил.
Ну и сделать чистый экшн, без лица Артёма. Оно тут совершенно не нужно.
25 эпизод
Назначение: озвучить, что Сол деактивирован
Описание сцены: плывя под водой, Харитон вызывает Сола, но голос корабля его планеты отвечает, что Сол деактивирован. Харитон может вернуться, но один, без Юли.
Тем временем погоня продолжается: по капсуле хреначат вертолёты.
Комментарий: Ну ок, нам озвучили сцену захвата Сола, я не против.
Продолжение разбора
Оригинал и комментарии
Просмотрено (без "прочитано"), выпуск 279 от nostradamvs
ПРОСМОТРЕНО
Хищные птицы: Потрясающая история Харли Квинн (Birds of Prey: And the Fantabulous Emancipation of One Harley Quinn, США, 2020). Очень недотянуто. Не могу сказать, что история Харли — это очень богатый материал, сама по себе она персонаж искусственный и не лучший во вселенной Бэтмена; кроме того, после “Джокера” все новые фильмы в этой вселенной воспринимаются уже не так. Но всё равно получилось тускло. Слишком ненатуральный, слишком игровой персонаж, и слишком всё комедийно и рвано. По сути, единственный интересный персонаж — это Охотница, но это потому что я неровно дышу к Мэри Элизабет Уинстэд (я бы посмотрел спин-офф о ней). В остальном на один просмотр для фанатов. 4/10.
Правосудие Спенсера (Spenser Confidential, США, 2020). Марк Уолберг — это такой парень, который снимается в рядовом посредственном кино в ролях хороших парней. Ну вот очередной штампованный боевик про хорошего парня, которого несправедливо обидели, и он такой вышел из тюрьмы, где сидел не за что, ну и навёл справедливость с помощью бывшей жены, качка-придурка и деда из комиссии по надзору. Смотреть скучно, спасибо, штук 100 таких фильмов мы уже видели. 2/10.
Вторжение (Россия, 2019). Я написал, огромный, в двух частях обзор этого весьма посредственного, если не сказать хуже, фильма, и не вижу смысла повторяться: https://nostradamvs.livejournal.com/589093.html. Оценка — 2/10.
Мой шпион (My spy, США, 2020). Не ждал совершенно ничего, но оказалось очень мило и местами очень смешно. Полная неспособность Баутисты играть оказалась тут к месту: он играет каменного безэмоционального мужика, из которого с некоторым трудом выжимаются какие-то эмоции к концу истории. Ну собственно так и должно быть. Хотя сюжет в целом банален — ЦРУшники следят за домом жены погибшего торговца секретными материалами в надежде на то, что за данными явится его братан, уж совсем законченный уголовник. И походу дела шпион сдруживается с дочерью торговца и влюбляется в его жену. На один раз для семейного просмотра — отлично (а сцена, где девочка выходит на балконы, вообще угар). 7/10.
Зима (Россия, 2018). Довольно рядовой фильм о человеке, который в принципе всё потерял, и которого в жизни “Зима”, и гопники, случайно убивающие его отца, немного не рассчитывают на то, что терять-то уже герою нечего и им точно будет плохо. Снято довольно атмосферно и если бы не банальность сюжета, могло бы даже пахнуть Балабановым, есть такие намеренно подвешенные элементы. Но не дотянули. Намеренной слезодавилкой в виде погибшей дочери (на меня по понятным причинам действует эмоционально, но разумом я понимаю, что такое много где видел, и у Быкова, например), слишком картонным главным бандитом, “данилобагровским” обрезом. Не плохо и не хорошо. Нормально. 5/10.
Спутник (Россия, 2020). А вот прямо на удивление хорошо. Полнометражный режиссёрский дебют Егора Абраменко можно считать удачным — постановка прямо отличная, и даже очень посредственные актёры, коих в фильме прилично, играют к месту и удачно, то есть по сути вшиты режиссёров в свои роли. И Акиньшина отличная, и даже Фёдоров, который никого, кроме себя, играть не умеет. Сюжет прост: космонавт “привозит” из полёта инопланетного симбионта, и армейские не очень понимают, что с этим делать, тем более симбионт жрёт людей. Но всё это достаточно психологично; очень хорошо прописаны диалоги; логичные повороты сюжета; качественные съёмки и, как ни странно, очень достоверный симбионт. Минус, конечно, в том, что русские сценаристы в 100% случаев заваливают финал, и тут не исключение — финальная разборка получилась смятой и дублирующей предыдущую (где симбионт убивает солдат), плюс непонятно, по каким признакам Таня понимает, что симбионта не отделить, и как симбионт выжил, ну и ещё там 100 вопросов. Но в сумме внезапно зачёт. 7/10.
Тайлер Рейк: Операция по спасению (Extraction, США, 2020). И ещё один режиссёрский дебют — Сэма Харгрейва, одного из крутейших постановщиков трюков в Голливуде (“Голодные игры”, “Мстители”, “Пираты Карибского моря” и так далее). В этом и проблема фильма: он целиком состоит из совершенно однообразных перестрелок, драк и погонь. Притянутая за уши линия с умершим ребёнком главного героя — штамп, а больше ничего личного в фильме и нет, остальное — просто демонстрация способностей Харгрева как руководителя каскадёрской команды. Не надо больше, Сэм, ставь лучше трюки. Снимать фильмы — не твоё. 3/10.
Подраздел ДАУ
ДАУ. Нора мама (DAU. Nora Mother, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Продолжаем смотреть “Дау”, и мне продолжает нравится. Правда, мне не нравится Курентзис (в “Наташе” и “Вырождении” его не было) — это связано с тем, что все остальные играют сами себя мент мента, а физик физика. Курентзис же — такой же непрофессиональный актёр, как и прочие — вынужден играть персонажа, и выходит у него так себе. В остальном же “Нора мама” — это фильм, предназначенный для повышения любви к родителям. К концу думаешь: какие же они хорошие в сравнению вот с этой вот вроде как любящей мамой, которая приехала к Норе и с ногами и руками полезла в её жизнь с Дау. 7/10.
ДАУ. Три дня (DAU. Three Days, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Занятно смотреть большую часть фильма на греческом языке без перевода, но это концепт (да, я могу посмотреть и с переводом, но мне захотелось так). И знаете, на самом деле не очень важно, что говорят герои. Потому что прекрасно понятно, что говорят герои. Что крошечный глоток юношеской романтики, пришедший к сорокалетнему герою, вступает в конфликт с осточертевшим бытом. Что эта романтика сперва такая же нерешительная, как будто героям по 16 лет, и так и должно быть. И она заканчивается так, как и должна, сожалением сидящего в пустом коридоре своей жизни человека. 8/10.
ДАУ. Катя Таня (DAU. Katya Tanya, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Хорошая и грустная история о Кате (Таня в данном случае — лишь появляющийся ближе к концу очередной инструмент воздействия на Катю). Библиотекарша Катя никак не может найти “своего” человека — то Дау, то Трифонов, то ещё кто-то третий, то ещё кто-то, а потом Катя, и гэбэшники мерзотного вида (надо сказать, что гэбэшники у Хржановского получились великолепными везде, и веришь ты в эту их великолепную мерзотность совершенно безотчётно), и Катя ищет, ищет и, конечно, никогда не найдёт. 8/10.
ДАУ. Никита Таня (DAU. Nikita Tanya, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). А вот и первый фильм из “Дау”, который мне не понравился — самый слабый из виденных. Его проблема в том, что весь фильм Никита Некрасов (кстати, реально очень крутой и известный физик, в “Википедии” есть) ведёт мутные, однообразные и вымученные разговоры с женой, причём разговоры на одну и ту же тему. “Дау” в целом фильм разговорный, но в этих разговорах всегда есть поразительные повороты, эмоции, переливы, перегибы — посмотрите хотя бы на диалоги Наташи и Оли в “Наташе”. А тут бесконечный монолог Некрасова о том, что он хочет трахать не только жену, но и кого-нибудь ещё. К 30-й минуте начинает надоедать, к 60-й радуешься, что фильм всего полтора часа. 3/10.
ДАУ. Смелые люди (DAU. Brave People, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Занимательная история про слабохарактерного, но при этом принципиального немолодого физика Лосева, который дико боится, но всё-таки не идёт на сделку с ГБ, а потом дико боится, но всё-таки заставляет себя встать на защиту молодой жены. И то, и то он делает слабо, с плачем, с нытьём, но делает, в то время как значительно более сильные люди — не могут. В центре сюжета — репрессивный механизм, аресты, страх и тьма, но в целом они в центре всего “Дау”, так что “Смелых людей” можно в какой-то мере назвать квинтэссенцией происходящего. Нейтрально, 5/10.
Хищные птицы: Потрясающая история Харли Квинн (Birds of Prey: And the Fantabulous Emancipation of One Harley Quinn, США, 2020). Очень недотянуто. Не могу сказать, что история Харли — это очень богатый материал, сама по себе она персонаж искусственный и не лучший во вселенной Бэтмена; кроме того, после “Джокера” все новые фильмы в этой вселенной воспринимаются уже не так. Но всё равно получилось тускло. Слишком ненатуральный, слишком игровой персонаж, и слишком всё комедийно и рвано. По сути, единственный интересный персонаж — это Охотница, но это потому что я неровно дышу к Мэри Элизабет Уинстэд (я бы посмотрел спин-офф о ней). В остальном на один просмотр для фанатов. 4/10.
Правосудие Спенсера (Spenser Confidential, США, 2020). Марк Уолберг — это такой парень, который снимается в рядовом посредственном кино в ролях хороших парней. Ну вот очередной штампованный боевик про хорошего парня, которого несправедливо обидели, и он такой вышел из тюрьмы, где сидел не за что, ну и навёл справедливость с помощью бывшей жены, качка-придурка и деда из комиссии по надзору. Смотреть скучно, спасибо, штук 100 таких фильмов мы уже видели. 2/10.
Вторжение (Россия, 2019). Я написал, огромный, в двух частях обзор этого весьма посредственного, если не сказать хуже, фильма, и не вижу смысла повторяться: https://nostradamvs.livejournal.com/589093.html. Оценка — 2/10.
Мой шпион (My spy, США, 2020). Не ждал совершенно ничего, но оказалось очень мило и местами очень смешно. Полная неспособность Баутисты играть оказалась тут к месту: он играет каменного безэмоционального мужика, из которого с некоторым трудом выжимаются какие-то эмоции к концу истории. Ну собственно так и должно быть. Хотя сюжет в целом банален — ЦРУшники следят за домом жены погибшего торговца секретными материалами в надежде на то, что за данными явится его братан, уж совсем законченный уголовник. И походу дела шпион сдруживается с дочерью торговца и влюбляется в его жену. На один раз для семейного просмотра — отлично (а сцена, где девочка выходит на балконы, вообще угар). 7/10.
Зима (Россия, 2018). Довольно рядовой фильм о человеке, который в принципе всё потерял, и которого в жизни “Зима”, и гопники, случайно убивающие его отца, немного не рассчитывают на то, что терять-то уже герою нечего и им точно будет плохо. Снято довольно атмосферно и если бы не банальность сюжета, могло бы даже пахнуть Балабановым, есть такие намеренно подвешенные элементы. Но не дотянули. Намеренной слезодавилкой в виде погибшей дочери (на меня по понятным причинам действует эмоционально, но разумом я понимаю, что такое много где видел, и у Быкова, например), слишком картонным главным бандитом, “данилобагровским” обрезом. Не плохо и не хорошо. Нормально. 5/10.
Спутник (Россия, 2020). А вот прямо на удивление хорошо. Полнометражный режиссёрский дебют Егора Абраменко можно считать удачным — постановка прямо отличная, и даже очень посредственные актёры, коих в фильме прилично, играют к месту и удачно, то есть по сути вшиты режиссёров в свои роли. И Акиньшина отличная, и даже Фёдоров, который никого, кроме себя, играть не умеет. Сюжет прост: космонавт “привозит” из полёта инопланетного симбионта, и армейские не очень понимают, что с этим делать, тем более симбионт жрёт людей. Но всё это достаточно психологично; очень хорошо прописаны диалоги; логичные повороты сюжета; качественные съёмки и, как ни странно, очень достоверный симбионт. Минус, конечно, в том, что русские сценаристы в 100% случаев заваливают финал, и тут не исключение — финальная разборка получилась смятой и дублирующей предыдущую (где симбионт убивает солдат), плюс непонятно, по каким признакам Таня понимает, что симбионта не отделить, и как симбионт выжил, ну и ещё там 100 вопросов. Но в сумме внезапно зачёт. 7/10.
Тайлер Рейк: Операция по спасению (Extraction, США, 2020). И ещё один режиссёрский дебют — Сэма Харгрейва, одного из крутейших постановщиков трюков в Голливуде (“Голодные игры”, “Мстители”, “Пираты Карибского моря” и так далее). В этом и проблема фильма: он целиком состоит из совершенно однообразных перестрелок, драк и погонь. Притянутая за уши линия с умершим ребёнком главного героя — штамп, а больше ничего личного в фильме и нет, остальное — просто демонстрация способностей Харгрева как руководителя каскадёрской команды. Не надо больше, Сэм, ставь лучше трюки. Снимать фильмы — не твоё. 3/10.
Подраздел ДАУ
ДАУ. Нора мама (DAU. Nora Mother, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Продолжаем смотреть “Дау”, и мне продолжает нравится. Правда, мне не нравится Курентзис (в “Наташе” и “Вырождении” его не было) — это связано с тем, что все остальные играют сами себя мент мента, а физик физика. Курентзис же — такой же непрофессиональный актёр, как и прочие — вынужден играть персонажа, и выходит у него так себе. В остальном же “Нора мама” — это фильм, предназначенный для повышения любви к родителям. К концу думаешь: какие же они хорошие в сравнению вот с этой вот вроде как любящей мамой, которая приехала к Норе и с ногами и руками полезла в её жизнь с Дау. 7/10.
ДАУ. Три дня (DAU. Three Days, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Занятно смотреть большую часть фильма на греческом языке без перевода, но это концепт (да, я могу посмотреть и с переводом, но мне захотелось так). И знаете, на самом деле не очень важно, что говорят герои. Потому что прекрасно понятно, что говорят герои. Что крошечный глоток юношеской романтики, пришедший к сорокалетнему герою, вступает в конфликт с осточертевшим бытом. Что эта романтика сперва такая же нерешительная, как будто героям по 16 лет, и так и должно быть. И она заканчивается так, как и должна, сожалением сидящего в пустом коридоре своей жизни человека. 8/10.
ДАУ. Катя Таня (DAU. Katya Tanya, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Хорошая и грустная история о Кате (Таня в данном случае — лишь появляющийся ближе к концу очередной инструмент воздействия на Катю). Библиотекарша Катя никак не может найти “своего” человека — то Дау, то Трифонов, то ещё кто-то третий, то ещё кто-то, а потом Катя, и гэбэшники мерзотного вида (надо сказать, что гэбэшники у Хржановского получились великолепными везде, и веришь ты в эту их великолепную мерзотность совершенно безотчётно), и Катя ищет, ищет и, конечно, никогда не найдёт. 8/10.
ДАУ. Никита Таня (DAU. Nikita Tanya, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). А вот и первый фильм из “Дау”, который мне не понравился — самый слабый из виденных. Его проблема в том, что весь фильм Никита Некрасов (кстати, реально очень крутой и известный физик, в “Википедии” есть) ведёт мутные, однообразные и вымученные разговоры с женой, причём разговоры на одну и ту же тему. “Дау” в целом фильм разговорный, но в этих разговорах всегда есть поразительные повороты, эмоции, переливы, перегибы — посмотрите хотя бы на диалоги Наташи и Оли в “Наташе”. А тут бесконечный монолог Некрасова о том, что он хочет трахать не только жену, но и кого-нибудь ещё. К 30-й минуте начинает надоедать, к 60-й радуешься, что фильм всего полтора часа. 3/10.
ДАУ. Смелые люди (DAU. Brave People, Германия-Украина-Великобритания-Россия, 2020). Занимательная история про слабохарактерного, но при этом принципиального немолодого физика Лосева, который дико боится, но всё-таки не идёт на сделку с ГБ, а потом дико боится, но всё-таки заставляет себя встать на защиту молодой жены. И то, и то он делает слабо, с плачем, с нытьём, но делает, в то время как значительно более сильные люди — не могут. В центре сюжета — репрессивный механизм, аресты, страх и тьма, но в целом они в центре всего “Дау”, так что “Смелых людей” можно в какой-то мере назвать квинтэссенцией происходящего. Нейтрально, 5/10.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Был. Первый же длинный монолог про США и полицию - мой.
Оригинал и комментарии
Песня дня от nikab
Оригинал и комментарии
от prilepin
Такие вот новости.
https://www.kommersant.ru/doc/4373371?fbclid=IwAR2rNWfUvpTrOapie7aCzJM-rNoHmrGsx61KXuCgy5qDVx_J_wWFX_5xpuM
https://www.kommersant.ru/doc/4373371?fbclid=IwAR2rNWfUvpTrOapie7aCzJM-rNoHmrGsx61KXuCgy5qDVx_J_wWFX_5xpuM
Оригинал и комментарии
от nikab
Друзья, а нет ли у кого-нить желания поиграть в манчкин или преферанс? Окончательно одурела от карантина, хочу общества. Могу обеспечить бутербродами и вкусняшками и посидим в парке :)
Оригинал и комментарии
не стану рассказывать, что там было дальше от clear-text
ЗАВЕЩАНИЕ
Сергей Иванович стал себя как-то неважно чувствовать, особенно по утрам, особенно когда серые облака низко и быстро летели по небу, не давая дождя, но принося тоску и слабость. Как будто грязной мокрой тряпкой по голове шлепало. Голова слегка кружилась, ломота была в затылке и в глазах, и теснило в груди.
«Погода, погода! – думал Сергей Иванович. – Это всё от погоды!»
Тем более что именно это ему говорила жена Катя, когда он жаловался на ломоту и боль во всем теле. «Это ничего, это погода такая тяжелая!»
Да, наверное. Однако двадцать, десять, да что десять – всего пять лет назад никакая погода на него не влияла, и он посмеивался над своими старшими друзьями, которые кряхтели и стонали, что-де погода такая – так бы весь день на диване провалялся. А он, что в дождь, что в туман, что в жару – бодрячком бежал по своим делам.
Так что, видать, не погода, а возраст.
Впрочем, кое у кого из товарищей еще были живы отцы. Да, отцы! Бодрые сухощавые старики, смуглые, жилистые и зеркально лысые, они бегали на лыжах, играли в теннис, а один такой дед даже курил трубку, во всю грудь затягиваясь синим дымом с настырным запахом каких-то аптечных цветов. А у Сергея Ивановича от этого дыма кружилась голова и болело сердце.
Видно, каждому здоровье и долголетие дается от Бога. Ну или там от природы, от наследственности – неважно. Важно, что дается однажды и навсегда. Жребий.
Поэтому Сергей Иванович решил позаботиться о Кате.
Она и так была законной наследницей всего, что Сергей Иванович нажил и накопил, но у него были еще дети. Две дочери, уже вполне зрелые дамочки, с которыми он был в невылазной ссоре уже очень давно, а особенно после того, как женился на Кате. Тем более что она была точная ровесница младшей. Но это, в сущности, без разницы, потому что у него были дочери-погодки. Жена, царствие небесное, решила, наверное, сразу отделаться от этой странной обязанности – родить непременно двоих детей.
Дочери были прекрасно устроены в этой жизни, они были, если уж совсем грубо выражаться, гораздо богаче Сергея Ивановича. По мужьям, разумеется, но это неважно.
Важно другое. Они ненавидели Катю и Сергея Ивановича тоже. Он был убежден, что дочери непременно подадут на наследство, и не просто на свою долю – это было бы по одной шестой на каждую, оно бы и ладно.
Но они вполне могут начать унизительную процедуру «изъятия из наследственной массы всех вещей, которые не были нажиты в браке» Сергеем Ивановичем и Катей, а достались Сергею Ивановичу от бывшей жены, то есть от их матери. Например, несколько предметов старинной дорогой мебели – два секретера, шкафчик «Буль», горка позапрошлого века, письменный стол из дерева «птичий глаз». Это и правда было от родителей прежней жены. Брильянтовый гарнитур, который родители прежней жены подарили ей на свадьбу – серьги, кольцо и колье. Еще какие-то побрякушки. Наверное, треть книг в библиотеке, причем самые дорогие, двадцатых-тридцатых годов, почти полный подбор знаменитого издательства «Academia», и еще много всего. Дача, наконец! Дача тоже досталась Сергею Ивановичу от жены, по ее завещанию, целиком. Потому что она тоже терпеть не могла своих дочерей. За лихость, наглость, напор и пронырливость.
Так что вот.
Сергей Иванович не знал, насколько такая эскапада может быть успешной, и даже позвонил знакомому адвокату. Тот сказал, что процедура сложная, выиграть дочерям вряд ли удастся, но… Но хохотнул и напомнил старый анекдот, как бабка откормила борова, он вырос такой здоровый, что она сама не смогла его заколоть. Наняла двух мужиков, дала им по стакану водки, топор, нож, и погнала в сарай убивать этого громадного порося. Через час они возвращаются. «Ну что, хлопчики? Убили?» «Нет, бабка! Убить не убили, но уж зато таких пиздюлей ввалили!» То есть отбить они ничего не отобьют, но до инфаркта довести могут. Ну или нервы помотают.
Так что Сергей Иванович занялся завещанием.
Но сначала ввел Катю в курс дела.
Сказал, что чувствует себя все хуже и хуже, и вот, пора уже, как говорится, приводить свои дела в порядок. Она его обнимала и говорила, чтоб он не дурил и зря ее не расстраивал. Он возражал, объяснял ситуацию со здоровьем и со своими дочками от прежнего брака.
Он подробно показывал ей все бумаги – на квартиру и на дачу. А также банковские выписки, текущие счета и депозиты. На даче познакомил ее с членами правления кооператива, с бухгалтером, комендантом и главным водопроводчиком – потому что до этого он занимался всеми дачными делами только сам.
Потом он достал из потайного места и преподнес ей тот брильянтовый гарнитур – Катя прямо ахнула, она в первый раз увидела. Попросил примерить, полюбовался ею, все-таки сдержал вздох – уж больно Катя не была похожа на его прежнюю жену! – и написал на бумажке нечто вроде дарственной – в простой письменной форме, адвокат сказал, что так тоже можно, поскольку брильянты – это не недвижимость, и не требуют регистрации в госорганах. Ну вот и отлично. Написал дарственную и велел ей внизу приписать: «Я, такая-то, принимаю с благодарностью»; число и подпись. Показывал ей книги, объяснял, какие они ценные. Мебель тоже. «Это все будет твое, только твое! – он поднимал палец. – И ничьё, ничьё больше! Поняла?». Катя кивала, целовала его.
Все это заняло две недели.
Потом он сходил к нотариусу, составил завещание.
Вернувшись домой, он собрал все документы в одну папку, она была ярко-синего цвета. Похлопал по ней рукой. Помотал головой. Посмотрел в окно. Облака улетели. Небо было тоже синее, как эта папка; открыл балконную дверь: солнечно, но не жарко. В голове было ясно, в груди легко, в руках и ногах свободно, как десять лет назад, когда он впервые увидел Катю.
***
Она тогда шла по двору, вот по этому самому, и он увидел с балкона третьего этажа, как она восхитительно прекрасна. Как ее задержать, что делать? Он сделал вид, что уронил айфон – то есть на самом деле бросил его с балкона и заорал: «Девушка! Девушка! Я айфон уронил! Постерегите, умоляю! Я сейчас!».
Ах, как это было легко и хорошо!
***
Сергей Иванович закрыл балкон и позвал Катю.Показал ей папку. Раскрыл ее. Дал ей прочитать завещание. Быстро перелистал все остальные бумаги. Отдал ей папку и сказал:
- Спрячь. Ну и… Ну и сама понимаешь. Как только, так сразу.
- Спасибо, - серьезно сказала она. – Да. Все будет, как ты велел.
Поцеловала его. Взяла папку и понесла в спальню.
- Но полагаю, это будет очень нескоро! – сказал он ей вслед.
Она остановилась.
- А вообще все это чепуха, – сказал Сергей Иванович.
Она обернулась.
- Просто плохая погода! – засмеялся он.
- Это что, шутка была? – спросила она. У нее дрожали губы.
- А? – не понял Сергей Иванович.
- Ты надо мной шутил! – закричала она и заплакала.
***
Не стану рассказывать, что там было дальше…
Оригинал и комментарии
Песня для для фанатов Гарсиа Лорки от nikab
Оригинал и комментарии
от prilepin
Это было у нас на Хуторе. На моём дне рождения. Такая чудесная песня. Такое чудесное исполнение. Такой чудесный был день.
Оригинал и комментарии
от nikab
Отказаться от битвы сложнее чем выиграть страшный бой.
Сложнее, чем вздергивать орифламму и выходить с трубой
Прямо навстречу белым – вперед, ура!
В маленьком гордом сердце горит дыра.
Пробовал шляться без знамени, посоха и меча?
Не разбивать ни шлема ни кирпича,
Не надевать доспехи, отбросить щит
Быть беззащитным, слабым. Учиться жить
Мирно и непостыдно. Шалом – шалом.
Плащ, вздутый ветром, отныне считать крылом.
Щеки подставить буре, истечь дождем.
Взять и забыть, что воином был рожден.
Жить босиком. Ясно смотреть в глаза.
Жать на педали дали и тормоза.
Плыть по полуночи розой или луной.
Стать человеком мира.
Утешиться тишиной...
Сложнее, чем вздергивать орифламму и выходить с трубой
Прямо навстречу белым – вперед, ура!
В маленьком гордом сердце горит дыра.
Пробовал шляться без знамени, посоха и меча?
Не разбивать ни шлема ни кирпича,
Не надевать доспехи, отбросить щит
Быть беззащитным, слабым. Учиться жить
Мирно и непостыдно. Шалом – шалом.
Плащ, вздутый ветром, отныне считать крылом.
Щеки подставить буре, истечь дождем.
Взять и забыть, что воином был рожден.
Жить босиком. Ясно смотреть в глаза.
Жать на педали дали и тормоза.
Плыть по полуночи розой или луной.
Стать человеком мира.
Утешиться тишиной...
Оригинал и комментарии
Оставить отзыв с помощью аккаунта FaceBook: