ЖЖ Топ-50 постов сегодня
Недавние тренды рунета
от pesen-net
Маше 18. У неё свидание. Напялила самые облегающие штаны.
- Что это? - спросил я. – У нас два прадеда священники, один академик и один цыган. Откуда эта тяга к пороку и голым ягодицам? И где ты взяла грудь? Тебя же примут за женщину, которая хочет любви!
Я предложил одеться просто и эффектно: свитер до колена, лыжные штаны. Рассказал правила свиданий для женщин.
1. Первый поцелуй не раньше помолвки.
2. В подъезды не входить.
3. Ницше не обсуждать.
4. Домой не позже семи.
И это ещё повезло что я отец-пофигист. Будь я мать-истеричка, правила были бы намного жёстче.
Когда-то и на мне лежал покров невинности. Но однажды провожал Юлю и неведомая сила затянула меня в подъезд, и отцеловала там до синяков.
Мужчины не любят целоваться дольше четырёх часов. Начинают возиться, просятся присесть, отвлекаются. Я навсегда запомнил все трещинки в этом подъезде и как по-разному булькали его радиаторы.
На второе свидание Юля пригласила к себе. Как воспитанный гость я принёс подарок – книгу "Камасутра". Подарил, а сам сел в ногах, стал смотреть как Юля читает. Она прочла все триста страниц. И ничто в её лице не поменялось. Она сказала "ну всё, прочла". Некоторое время мы сидели молча. Потом я предложил выйти в подъезд, поцеловаться. Тут припёрлась её бабушка, наше время истекло.
В третий раз я пришёл рассказать о Фридрихе Ницше. Начал с цитаты:
"Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. И потому он ищет женщину, как самую опасную игрушку. "
И вот вам превосходство немецких техник над индийскими: минуты не прошло, Юля всосала мой язык в себя. Да с такой силой, что другие мои органы устроили пробку в районе горла.
- Вот так выполняется настоящий французский поцелуй! – сказала Юля, игриво меня оттолкнув. Следующие четыре часа мы высасывали друг из друга языки кто дальше, с какой-то даже яростью. Чмоканье сотрясало округу. А потом оказалось что Юля курит и мы расстались.
Всё это я подробно изложил Маше, как пример ненужного молодёжного пыла. Заодно объяснил, что целоваться надо без слюней, короткими очередями, слегка привлекая и одновременно отталкивая жертву. Губы должны быть чуть напряжены, тренироваться лучше на помидорке. Помидорка вот, бери, дарю.
Маша ответила:
"Возлюби ближнего своего" - это значит "Оставь ближнего своего в покое!".
И ушла. Судя по цитате, Ницше они уже прошли.
Я подглядывал сквозь занавеску. У кавалера шарфик, шапочка, перчатки, притворяется приличным, усыпляет бдительность. Формально, пошли выгуливать пёсика. В мирное время наша собачка ходит противолодочным зигзагом, брызгая на мир из пипетки. Тут же её потащили как банку за свадебной машиной. Она билась о деревья, - всем плевать. Настолько интересный разговор сразу начался.
Влюблённые гуляли четырнадцать часов. Вернувшись, собачка выпила свою миску и оба унитаза. И два дня при слове "гулять" бежала под кровать и там о чём-то причитала. И я её прекрасно понимаю. Вид со стороны на зрелые чувства кого угодно сделает неврастеником.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Вот так произойдёт по всей Украине. Приход за приходом.
Несогласных будут придушивать по углам потихоньку, и создавать группы поддержки.
Дело времени. Недолгого.
https://korrespondent.net/ukraine/4053123-v-odesskoi-oblasty-pervyi-prykhod-pereshel-v-ptsu?fbclid=IwAR3H8x0JMc8na5YHnXOmw-GAs-c46mqDeATmbYNHZftfRrtAH129nCnw0bc
Несогласных будут придушивать по углам потихоньку, и создавать группы поддержки.
Дело времени. Недолгого.
https://korrespondent.net/ukraine/4053123-v-odesskoi-oblasty-pervyi-prykhod-pereshel-v-ptsu?fbclid=IwAR3H8x0JMc8na5YHnXOmw-GAs-c46mqDeATmbYNHZftfRrtAH129nCnw0bc
Оригинал и комментарии
от prilepin
Заходят поспорить адвокаты трогательного фильма "Время первых". Удивительно, что взрослые люди. Я понимаю, когда молодые: они только такое кино и смотрели, но взрослые?
Это же, друзья мои, обычный американский фильм со всеми их типовыми ходами.
- обязательный седой генерал, которому нечего играть, но который весь фильм ходит туда-сюда с арийским лицом;
(как у американцев)
- обязательна толпа работников космической отрасли в финале, которые сидят в одном помещении и символизируют:
а) психоз
б) единство нации
в) ещё чё-нибудь
(как у американцев в 1746893 фильмах; странно, как мы до сих пор без этого обходились)
- обязательна семья, философический диалог с женой (одна штука), дочка (одна штука) и семья сидит у телика и следит, как отец вот-вот погибнет;
(как у американцев в 84376893 фильмах)
- учёный с надорванным сердцем, которому плевать на Пентагон, или на кого там, но вообще он патриот
(как у американцев)
- два потёртых плэйбоя в главных ролях, которые обмениваются шуточками, один из которых со сломанной ногой должен обязательно поднять кровать
(как у американцев).
И далее: как у американцев, как у американцев, как у американцев, как у американцев.
Мы бы никогда в открытый космос первыми не вышли, если б делали всё "как у американцев".
P/S Из положительного.
В СССР в космос представителей богоизбранного народа пускали не охотно. А тут сразу двое слетали. Хорошо же.
...да, чуть не забыл.
А чего они огонь не поддерживали, а стали замерзать? Там можно было пол тайги сжечь.
Это же, друзья мои, обычный американский фильм со всеми их типовыми ходами.
- обязательный седой генерал, которому нечего играть, но который весь фильм ходит туда-сюда с арийским лицом;
(как у американцев)
- обязательна толпа работников космической отрасли в финале, которые сидят в одном помещении и символизируют:
а) психоз
б) единство нации
в) ещё чё-нибудь
(как у американцев в 1746893 фильмах; странно, как мы до сих пор без этого обходились)
- обязательна семья, философический диалог с женой (одна штука), дочка (одна штука) и семья сидит у телика и следит, как отец вот-вот погибнет;
(как у американцев в 84376893 фильмах)
- учёный с надорванным сердцем, которому плевать на Пентагон, или на кого там, но вообще он патриот
(как у американцев)
- два потёртых плэйбоя в главных ролях, которые обмениваются шуточками, один из которых со сломанной ногой должен обязательно поднять кровать
(как у американцев).
И далее: как у американцев, как у американцев, как у американцев, как у американцев.
Мы бы никогда в открытый космос первыми не вышли, если б делали всё "как у американцев".
P/S Из положительного.
В СССР в космос представителей богоизбранного народа пускали не охотно. А тут сразу двое слетали. Хорошо же.
...да, чуть не забыл.
А чего они огонь не поддерживали, а стали замерзать? Там можно было пол тайги сжечь.
Оригинал и комментарии
Рапорт сдан от neivid
Я устала от нового года.
Нет, не так.
Я устала без нового года.
Опять не так.
...В наш первый новый год в Израиле на столе стояла большая тарелка клубники. А мы шесть дней как из Москвы! Есть фотография: я стою с этой огромной клубничной тарелкой и глупо улыбаюсь. Декабрь, девяностый год.
Я люблю новый год. Праздничное настроение, лампочки, елочки, мишуру, подарки, салат оливье. Ладно, салат оливье не люблю. Да не знаю я, люблю оливье или нет, я живой салат оливье видела в последний раз примерно в пятом классе, а готовила примерно никогда. Не в этом дело.
...В четвертый раз наутро первого января у меня был экзамен по ораторскому искусству (десятиминутная лекция перед камерой на любую тему). Я пошла на него прямо из гостей, и, не приходя в сознание, прочла комиссии лекцию «Соблюдение понедельника». В классе, помимо меня, не оказалось ни одного русского студента: все сразу предпочли идти на пересдачу.
Я устала праздновать новый год в стране, где нового года нет. Рождества здесь, конечно, тоже нет. Если вы натыкались на проспекты турфирм «Окунитесь в незабываемую рождественскую атмосферу Святой Земли» - учтите, это неправда. В Израиле не празднуют Рождество. А Новый год в том виде, к которому мы привыкли в детстве, вообще не празднуют нигде, помимо той святой земли, где мы отбывали это детство.
...В шестой раз мы созвонились с Димой, который еще был в Москве, и проговорили по телефону до утра. Телефонный счет за ту новогоднюю ночь он спрятал от мамы и оплачивал сам, спешно нанявшись на вокзал разгрузить вагоны.
Не, у нас тут ставят несколько официальных елок. Например, в Союзе Христианской Молодежи (кто-нибудь видел эту христианскую молодежь?). В центре города Яффо, где не сказать, чтобы очень удачно, но довольно тесно переплелись три мировых религии. В Хайфе даже устраивают целый фестиваль, в честь всех праздников сразу, там тоже огоньки. В монастырях вот еще. Вы давно заглядывали в монастырь?
...В одиннадцатый раз Мусе было три месяца, она железно вставала в пять утра, поэтому ложиться спать не имело смысла. Новорожденным январским утром мы сварили кофе, взяли коляску с младенцем и пошли гулять, объезжая лужи.
Детные русские израильтяне мотаются по стране от елки до елки, пытаясь на ходу придумать детям сказку. Великая русская алия добилась своего: Израиль заметил нашу маленькую страсть. Некоторые магазины клеят на окна снежинки, в новогоднюю полночь по телевизору выступает премьер-министр, а первого января можно официально не пойти на работу. Но это о другом.
...В шестнадцатый раз нас все достало, и мы били на счастье чайные чашки об камни под бой курантов. По чашке на удар.
Праздник — это когда у всех. Везде елки, всем подарки, у всех предновогодняя депрессия, в конце концов. А у нас кипит обычная жизнь, с рабочими планами на первое января. Солнце, дожди, налоговая декларация, сбор грибов (на этой неделе вовсю прут маслята, а приятели в парке набрали моховиков). Израильтяне улыбаются ласково: happy novygod, хаверим! Храните традиции, молодцы.
...В двадцать первый раз я была беременна, безалкогольна, и в четыре утра поехала отвозить гостей. На обратном пути поставила на полную громкость «Танго для Роксаны» и — улицы пустые, ни души — во все горло орала вместе с записью. Так увлеклась, что не заметила светофора. Штраф за проезд на красный свет в Израиле суров. Про тот светофор мы еще долго всем сообщали, что его содержу лично я.
Мы почти тридцать лет отмечаем новый год в частном порядке. Ни разу не пропустили. Всех приучили, молодцы. Муся клянется, что всю жизнь будет его отмечать, и детям своим передаст. Бедная моя детка, мало мне было одной тащить этот пудовый дедморозовский каприз.
...В двадцать третий раз мы подвесили перевернутую елку к потолку и наряжали ее со стремянки (особенно хорошо смотрелся дождик). А Дима подарил мне огромное «книжное» кресло и умудрился вместе с Мусей так его спрятать, что я умудрилась не найти. Правда, мы искали в темноте.
Казалось бы — брось уже, а? Никто же не заставляет тащить. Не хочешь отмечать, так не отмечай! И не нуди, между прочим. Никто же не заставляет нудить.
...В прошлом году мы большой компанией делали квест, который нужно было составить так, чтобы было интересно детям от шести до двадцати семи. Поэтому одно задание включало загадку на знание алфавита, а другое — зашифрованную теорему Ферма.
А в этот четверг я празднично одевалась на предновогодний вечер «Иерусалимского журнала». Надела серые брюки и черное платье-шинель. Махнула щеткой по волосам, посмотрелась в зеркало: стоит на фоне елки всклокоченный солдат. Смотрит строго. В холодильнике у солдата спрятан шоколадный Дед Мороз, в коробке лампочки, за пазухой мишура. Мы защищаем собственное детство, на которое давно уже никто не нападает, потому что у нас давно уже нет никакого детства. Только лампочки, елочки, мишура. Упрямая армия нового года, миллион человек с вещмешком за спиной на святой земле.
Когда последний из нас бросит этот мешок, мы исчезнем.
Нет, не так.
Я устала без нового года.
Опять не так.
...В наш первый новый год в Израиле на столе стояла большая тарелка клубники. А мы шесть дней как из Москвы! Есть фотография: я стою с этой огромной клубничной тарелкой и глупо улыбаюсь. Декабрь, девяностый год.
Я люблю новый год. Праздничное настроение, лампочки, елочки, мишуру, подарки, салат оливье. Ладно, салат оливье не люблю. Да не знаю я, люблю оливье или нет, я живой салат оливье видела в последний раз примерно в пятом классе, а готовила примерно никогда. Не в этом дело.
...В четвертый раз наутро первого января у меня был экзамен по ораторскому искусству (десятиминутная лекция перед камерой на любую тему). Я пошла на него прямо из гостей, и, не приходя в сознание, прочла комиссии лекцию «Соблюдение понедельника». В классе, помимо меня, не оказалось ни одного русского студента: все сразу предпочли идти на пересдачу.
Я устала праздновать новый год в стране, где нового года нет. Рождества здесь, конечно, тоже нет. Если вы натыкались на проспекты турфирм «Окунитесь в незабываемую рождественскую атмосферу Святой Земли» - учтите, это неправда. В Израиле не празднуют Рождество. А Новый год в том виде, к которому мы привыкли в детстве, вообще не празднуют нигде, помимо той святой земли, где мы отбывали это детство.
...В шестой раз мы созвонились с Димой, который еще был в Москве, и проговорили по телефону до утра. Телефонный счет за ту новогоднюю ночь он спрятал от мамы и оплачивал сам, спешно нанявшись на вокзал разгрузить вагоны.
Не, у нас тут ставят несколько официальных елок. Например, в Союзе Христианской Молодежи (кто-нибудь видел эту христианскую молодежь?). В центре города Яффо, где не сказать, чтобы очень удачно, но довольно тесно переплелись три мировых религии. В Хайфе даже устраивают целый фестиваль, в честь всех праздников сразу, там тоже огоньки. В монастырях вот еще. Вы давно заглядывали в монастырь?
...В одиннадцатый раз Мусе было три месяца, она железно вставала в пять утра, поэтому ложиться спать не имело смысла. Новорожденным январским утром мы сварили кофе, взяли коляску с младенцем и пошли гулять, объезжая лужи.
Детные русские израильтяне мотаются по стране от елки до елки, пытаясь на ходу придумать детям сказку. Великая русская алия добилась своего: Израиль заметил нашу маленькую страсть. Некоторые магазины клеят на окна снежинки, в новогоднюю полночь по телевизору выступает премьер-министр, а первого января можно официально не пойти на работу. Но это о другом.
...В шестнадцатый раз нас все достало, и мы били на счастье чайные чашки об камни под бой курантов. По чашке на удар.
Праздник — это когда у всех. Везде елки, всем подарки, у всех предновогодняя депрессия, в конце концов. А у нас кипит обычная жизнь, с рабочими планами на первое января. Солнце, дожди, налоговая декларация, сбор грибов (на этой неделе вовсю прут маслята, а приятели в парке набрали моховиков). Израильтяне улыбаются ласково: happy novygod, хаверим! Храните традиции, молодцы.
...В двадцать первый раз я была беременна, безалкогольна, и в четыре утра поехала отвозить гостей. На обратном пути поставила на полную громкость «Танго для Роксаны» и — улицы пустые, ни души — во все горло орала вместе с записью. Так увлеклась, что не заметила светофора. Штраф за проезд на красный свет в Израиле суров. Про тот светофор мы еще долго всем сообщали, что его содержу лично я.
Мы почти тридцать лет отмечаем новый год в частном порядке. Ни разу не пропустили. Всех приучили, молодцы. Муся клянется, что всю жизнь будет его отмечать, и детям своим передаст. Бедная моя детка, мало мне было одной тащить этот пудовый дедморозовский каприз.
...В двадцать третий раз мы подвесили перевернутую елку к потолку и наряжали ее со стремянки (особенно хорошо смотрелся дождик). А Дима подарил мне огромное «книжное» кресло и умудрился вместе с Мусей так его спрятать, что я умудрилась не найти. Правда, мы искали в темноте.
Казалось бы — брось уже, а? Никто же не заставляет тащить. Не хочешь отмечать, так не отмечай! И не нуди, между прочим. Никто же не заставляет нудить.
...В прошлом году мы большой компанией делали квест, который нужно было составить так, чтобы было интересно детям от шести до двадцати семи. Поэтому одно задание включало загадку на знание алфавита, а другое — зашифрованную теорему Ферма.
А в этот четверг я празднично одевалась на предновогодний вечер «Иерусалимского журнала». Надела серые брюки и черное платье-шинель. Махнула щеткой по волосам, посмотрелась в зеркало: стоит на фоне елки всклокоченный солдат. Смотрит строго. В холодильнике у солдата спрятан шоколадный Дед Мороз, в коробке лампочки, за пазухой мишура. Мы защищаем собственное детство, на которое давно уже никто не нападает, потому что у нас давно уже нет никакого детства. Только лампочки, елочки, мишура. Упрямая армия нового года, миллион человек с вещмешком за спиной на святой земле.
Когда последний из нас бросит этот мешок, мы исчезнем.
Оригинал и комментарии
Возникла мысль от lemming-drover
Вот эта мысль: а что, дорогие мои френды, не хотите ли вы прочесть несколько глав из нашей с Дмитрием Байкаловым несерьезной космооперы "Звездная пирамида"? Если нет -- скажите, и я не буду загрязнять вам френдленту. Если да -- тоже скажите, и тогда я обещаю разобраться, почему у меня текст ни в какую не желает убираться под кат, и с некоторыми другими проблемами, характерными для чайников, одним из которых я являюсь. Слово за вами.
P.S. Ну, раз многие хотят, то и за мной не заржавеет. Буду выкладывать понемногу.
P.S. Ну, раз многие хотят, то и за мной не заржавеет. Буду выкладывать понемногу.
Оригинал и комментарии
от prilepin
По поводу одного очередного скандала. Вспомнилось.
«Сама - как русская природа / Душа народа моего.
Она пригреет и урода, / Как птицу, выкормит его».
На этом всё. (Цитата: Сельвинский).
«Сама - как русская природа / Душа народа моего.
Она пригреет и урода, / Как птицу, выкормит его».
На этом всё. (Цитата: Сельвинский).
Оригинал и комментарии
от prilepin
Примерно так.
Я в шоке.
Я в шоке.
Оригинал и комментарии
Z Rosji do Izraela от neivid
Эту книгу можно назвать моим подарком от Деда Мороза - хотя нахальство, конечно. В Польше вышел переводной сборник прозы под общим названием "Из России в Израиль": тексты писателей, живущих в Израиле и пишущих по-русски (в середине этой фразы правильнее было бы вставить "но"). Четыре автора - Дина Рубина, Денис Соболев, Яков Шехтер и я.
Я догадываюсь, что не все здесь читают по-польски. Вдобавок, все здесь явно читают по-русски, то есть могут прочитать оригинал - так что это не ссылка для чтения, а возможность поделиться радостью. Мои тексты в книге - рассказ "Гурион" и повесть "Миньян". Спасибо Агнешке Ленарт из Силезского университета, спасибо профессору Роману Кацману из университета Бар-Илан и всем, кто принимал участие в этом совершенно марсианском проекте: переводе израильских авторов, пишущих по-русски, на польский язык. Одновременно вышла аудиокнига. Следующим этапом мы планируем высадку на Луну.
Я догадываюсь, что не все здесь читают по-польски. Вдобавок, все здесь явно читают по-русски, то есть могут прочитать оригинал - так что это не ссылка для чтения, а возможность поделиться радостью. Мои тексты в книге - рассказ "Гурион" и повесть "Миньян". Спасибо Агнешке Ленарт из Силезского университета, спасибо профессору Роману Кацману из университета Бар-Илан и всем, кто принимал участие в этом совершенно марсианском проекте: переводе израильских авторов, пишущих по-русски, на польский язык. Одновременно вышла аудиокнига. Следующим этапом мы планируем высадку на Луну.
Оригинал и комментарии
не люби, богатый, бедную от clear-text
ЗИМНЯЯ СКАЗКА
Мальчик Ваня жил на четвертом этаже, и на пятом тоже – у них была двухэтажная квартира в огромном новом доме из гранита, мрамора и хрусталя, в переулке недалеко от Белорусского вокзала, на месте старой фабрики.
Но совсем рядом была старая панельная многоэтажка, и вот в ней-то как раз и жила девочка Настя. В однокомнатной квартире на первом этаже, что несколько облегчало жизнь ее мамы, потому что девочка не могла ходить. У девочки была какая-то редчайшая болезнь. Синдром Какусаки-Цукисуки, или вроде этого. Так она объясняла мальчику, смеясь. Потому что в ее положении ей ничего, кроме смеха, не оставалось. Сами смотрите – папы нет и никогда не было, у мамы грошовая зарплата и крохотная пенсия на ребенка-инвалида. Мама приходила с работы, кормила дочь, а потом выволакивала ее на коляске погулять, и оставляла во дворе на часок-другой.
Девочка была совсем некрасивая. У нее была плохо зашитая заячья губа, редкие крупные зубы, большие косо стоящие глаза. Прикрытые одеялом тонкие-претонкие ноги с навечно распухшими коленками. Зато руки, несмотря на ее четырнадцать лет, были большие и сильные, с широкими ладонями и намозоленными пальцами, потому что она сама вертела колеса своей коляски. Она была похожа на лягушку.
Мальчик влюбился в нее сразу. Дело было зимой. Он случайно проходил мимо детской площадки рядом с этой панельной многоэтажкой, и увидел, как она одна катается в своей коляске вокруг заснеженной песочницы. Он целый час ходил рядом и смотрел в ее широко и косо расставленные серые глаза.
Вечером рассказал про нее своей маме. Какая она милая, бедная, несчастная, но веселая и умная, и вообще потрясающая. Мама сказала: «Завтра отнеси ей что-нибудь вкусное» - и сама собрала корзинку фруктов, растроганно думая, какая добрая душа у ее мальчика.
Хотя на самом деле надо было тем же вечером увозить сына в другую страну и там отдавать в кадетское училище или буддийскую семинарию, потому что с каждым днем он все сильнее привязывался к этой инвалидке. И вообще ни с кем не водился, кроме нее. Вот ему уже пятнадцать лет исполнилось, потом шестнадцать – а он, придя из школы, тут же бежал к ней, вытаскивал ее гулять, и они о чем-то долго разговаривали. Это было уже похоже на легкое безумие.
Потом Настина мама умерла, а папы не было вовсе, и Ваня попросил свою маму нанять для Насти помощницу.
***
- Ну и какие у тебя планы? – однажды спросила Ванина мама, у которой уже лопалось терпение на все это смотреть.
- Обыкновенные, - сказал Ваня. – Нам исполнится восемнадцать, и мы поженимся. Только, мама, она почему-то не хочет. Может быть, стесняется? Ты с ней поговори, ладно?
- Но нельзя же насильно! – обрадовалась мама. – Я, конечно, попробую, но ей решать, она самостоятельный человек, личность! Вдруг она тебя на самом деле не любит?
- Ну и что? – Ваня пожал плечами. – Я-то ее все равно люблю. А если она не захочет, буду ее дальше уговаривать. Не сразу, так через год, пять, десять, она все-таки меня полюбит.
- Она не сможет быть твоей женой, - сказала мама.
- А почему?
- Она больна.
- Я знаю.
- Нет! – жестко сказала мама. – Ты не все знаешь. Я говорила с врачами.
- Кто тебя просил? – закричал Ваня.
- Но ты же мой сын! – крикнула она в ответ. – Я же не против! Женись хоть на лягушке, мы с папой вас обеспечим, и детей ваших, и внуков. Но я должна знать. Я всё узнала. У нее глубокий инфантилизм половых органов, – чеканила мама. – У нее матка и влагалище как у годовалого ребенка. Прости меня, что я так вслух. Она не сможет не только рожать, она не сможет быть твоей женой в самом простом смысле, понял?
- Ерунда, - сказал мальчик. – Обойдемся. Я ее люблю, и все. А потом она может выздороветь. Вдруг, понимаешь? Чудом, понимаешь?
Мама внимательно посмотрела на Ваню и улыбнулась.
Ваня растерянно взглянул на нее, на ее лицо, неожиданно ставшее сказочно добрым, ласковым и чуточку беспечным. Хотя полминуты назад она была вся красная, злая и озабоченная.
- Кто знает, - прошептала она, взяв сына за руки. – Я тоже верю в чудеса. Вдруг ты ее однажды поцелуешь, как Иван Царевич свою Царевну-Лягушку, и она превратится в волшебную красавицу.
- Перестань! – сказал он, выдернул руки и чуть не заплакал. Но потом спросил: – Точно?
- Вдруг… - легко вздохнула мама.
***
Насте исполнилось восемнадцать. Был праздник в маленькой квартире в панельной многоэтажке. Настя, Ваня, Ванина мама и Настина помощница-сиделка Клавдия Петровна. Торт со свечками и немного сухого вина.
Это была суббота.
В воскресенье Ваня, как всегда, пошел к Насте. Позвонил, предупреждая. Потом отпер дверь своим ключом. Вошел. Настя лежала в кровати. Она лежала на спине, укрывшись до подбородка, и спала. Ваня приблизился к ней. Она была совсем бледная и как будто неживая. Ему стало страшно. Он присмотрелся к ее груди. Было заметно, что она дышит. Он стал у изголовья на колени и шепотом позвал: «Настя!» Она не отозвалась. Тогда он нагнулся и первый раз в жизни прикоснулся губами к ее губам.
Настя открыла глаза, выпростала руки из-под одеяла и обняла его, и поцеловала, и вдруг спрыгнула с кровати и прижалась к нему. Она была стройная, длинноногая и прекрасная. Здоровая и сильная. Только маленький, едва заметный шрам от заячьей губы и чуть крупноватые зубы.
Они поженились.
Ванины родители купили им большую квартиру неподалеку. Ваня и Настя поступили в институт и окончили его. Потом Настя родила мальчика, а через полтора года – второго. Все шло отлично, кроме одного печального случая: Ванин папа скоропостижно скончался на горнолыжном курорте при не совсем ясных обстоятельствах. Ваня унаследовал четверть его немалого состояния.
***
Да, все шло отлично, но однажды, когда после свадьбы прошло уже двенадцать лет, тридцатилетний Ваня пришел с работы домой и увидел плачущую Настю.
- Что с тобой? – он усадил ее на диван, обнял.
- Мама умерла…
- Что?! – он вскочил с места.
- Да нет, моя.
- Твоя? – изумился Ваня и снова сел. – Она же умерла лет пятнадцать назад! Мы же к ней на могилу ходим!
- Перестань! Хватит притворяться. Мама нашлась. Вернее, я ее нашла. Но не успела повидать. Я ее не осуждаю. Она была слабая женщина. Пила, болела. Я не решалась. Мне страшно было ее увидеть. Сегодня набралась сил, позвонила. Соседи сказали, что всё, умерла.
Она снова заплакала.
- Кто-то из нас с ума сошел, - сказал Ваня.
- Не притворяйся! – крикнула она. - Что, правда не понимаешь? Так вот тебе! Я детдомовская. Ничейная. Отказная в смысле. Твоя мама Аглая Павловна меня нашла. Вернее, выбрала. Долго выбирала, наверное. Чтоб вот такая. С бывшей заячьей губой, но глазастенькая. Она меня долго готовила. Сначала уговаривала. Потом документы мне меняла. Потом все объясняла, как меня зовут, что и как, про квартиру и двор, про твои любимые книжки…
- А потом заменила? – спросил Ваня. - Прямо вот в эту ночь?
- Да. В половине пятого утра.
- Как интересно, - Ваня вытащил из кармана телефон, набрал номер. – Мама, привет, это я. Ничего, нормально. У меня к тебе один маленький вопрос. Вот скажи, в эту самую ночь, когда мы праздновали Насте восемнадцать лет… Вы ей потом сделали укол, погрузили на машину, и тю-тю?
В телефоне было молчание.
- Какое тю-тю, ты что? – возмутилась Настя, которая сидела рядом с ним на диване. – Аглая Павловна мне все объяснила! Что она была согласна! Что ей дадут деньги, переведут в самый лучший частный интернат… Пожизненное содержание! Она же сама не хотела за тебя замуж, ты же сам это своей матери говорил!
- Ясно, - кивнул Ваня и нажал отбой, кинул телефон на диван.
Через несколько секунд телефон зазвонил.
- Алло? – сказал Ваня. – Не звоните мне больше, мадам.
Телефон зазвонил снова.
- Маменька, сколько раз повторять, - сказал он даже с некоторой учтивостью. – Не звоните мне больше. Забудьте про меня. Выкиньте из головы. И ты, - он повернулся к Насте, – тоже выкинь меня из головы. Хорошо, что дети на каникулах. Передай им, что папы у них больше нет.
- Дети-то в чем виноваты? – зарыдала Настя.
- Ни в чем, - пожал плечами Ваня. – И ты ни в чем не виновата. Но я не могу тебя видеть. Хотя ты, конечно, должна была сознаться. Почему ты не созналась?
- Твоя мама сказала, что ты сумасшедший. Не сильно, слегка. Но реально тронутый. Что ты на полном серьезе веришь в чудеса и сказки. Что уродка-инвалидка от любви превращается в красивую девушку.
- Тем более, - сказал Ваня и встал, подобрал с дивана телефон. – Насчет денег я сделаю все нужные распоряжения, с тобой свяжутся, прощай.
- Ты и есть сумасшедший! – крикнула она ему вслед.
***
Он разыскал ту, настоящую Настю, через полгода.
Это был и вправду дорогой частный интернат, под Ростовом Великим. У нее был там отдельный двухкомнатный блок, личная нянечка и муж – почти слепой безногий художник, когда-то довольно известный: его совсем старую картину «Поэт, певец и клоун» недавно продали в Лондоне за полтора миллиона фунтов. Ване это рассказал директор интерната.
Ваня обрадовался, что с Настей все в порядке, но понял, что ожидал чего-то другого. Ехал, чтобы броситься в ножки, вымолить прощение, а потом забрать к себе. А так – и встречаться, собственно говоря, незачем.
Была зима. Настоящая, морозная, снежная.
Дорога шла прямо, упираясь в золотой круг садящегося солнца. Обледенелая колея сверкала зеркалом. Снег розовел на верхушках громадных елей.
В жизни не было ничего. Вообще ничего, кроме этой зимы, этого снега, этого темнеющего неба, этого колкого ветра.
Мальчик Ваня жил на четвертом этаже, и на пятом тоже – у них была двухэтажная квартира в огромном новом доме из гранита, мрамора и хрусталя, в переулке недалеко от Белорусского вокзала, на месте старой фабрики.
Но совсем рядом была старая панельная многоэтажка, и вот в ней-то как раз и жила девочка Настя. В однокомнатной квартире на первом этаже, что несколько облегчало жизнь ее мамы, потому что девочка не могла ходить. У девочки была какая-то редчайшая болезнь. Синдром Какусаки-Цукисуки, или вроде этого. Так она объясняла мальчику, смеясь. Потому что в ее положении ей ничего, кроме смеха, не оставалось. Сами смотрите – папы нет и никогда не было, у мамы грошовая зарплата и крохотная пенсия на ребенка-инвалида. Мама приходила с работы, кормила дочь, а потом выволакивала ее на коляске погулять, и оставляла во дворе на часок-другой.
Девочка была совсем некрасивая. У нее была плохо зашитая заячья губа, редкие крупные зубы, большие косо стоящие глаза. Прикрытые одеялом тонкие-претонкие ноги с навечно распухшими коленками. Зато руки, несмотря на ее четырнадцать лет, были большие и сильные, с широкими ладонями и намозоленными пальцами, потому что она сама вертела колеса своей коляски. Она была похожа на лягушку.
Мальчик влюбился в нее сразу. Дело было зимой. Он случайно проходил мимо детской площадки рядом с этой панельной многоэтажкой, и увидел, как она одна катается в своей коляске вокруг заснеженной песочницы. Он целый час ходил рядом и смотрел в ее широко и косо расставленные серые глаза.
Вечером рассказал про нее своей маме. Какая она милая, бедная, несчастная, но веселая и умная, и вообще потрясающая. Мама сказала: «Завтра отнеси ей что-нибудь вкусное» - и сама собрала корзинку фруктов, растроганно думая, какая добрая душа у ее мальчика.
Хотя на самом деле надо было тем же вечером увозить сына в другую страну и там отдавать в кадетское училище или буддийскую семинарию, потому что с каждым днем он все сильнее привязывался к этой инвалидке. И вообще ни с кем не водился, кроме нее. Вот ему уже пятнадцать лет исполнилось, потом шестнадцать – а он, придя из школы, тут же бежал к ней, вытаскивал ее гулять, и они о чем-то долго разговаривали. Это было уже похоже на легкое безумие.
Потом Настина мама умерла, а папы не было вовсе, и Ваня попросил свою маму нанять для Насти помощницу.
***
- Ну и какие у тебя планы? – однажды спросила Ванина мама, у которой уже лопалось терпение на все это смотреть.
- Обыкновенные, - сказал Ваня. – Нам исполнится восемнадцать, и мы поженимся. Только, мама, она почему-то не хочет. Может быть, стесняется? Ты с ней поговори, ладно?
- Но нельзя же насильно! – обрадовалась мама. – Я, конечно, попробую, но ей решать, она самостоятельный человек, личность! Вдруг она тебя на самом деле не любит?
- Ну и что? – Ваня пожал плечами. – Я-то ее все равно люблю. А если она не захочет, буду ее дальше уговаривать. Не сразу, так через год, пять, десять, она все-таки меня полюбит.
- Она не сможет быть твоей женой, - сказала мама.
- А почему?
- Она больна.
- Я знаю.
- Нет! – жестко сказала мама. – Ты не все знаешь. Я говорила с врачами.
- Кто тебя просил? – закричал Ваня.
- Но ты же мой сын! – крикнула она в ответ. – Я же не против! Женись хоть на лягушке, мы с папой вас обеспечим, и детей ваших, и внуков. Но я должна знать. Я всё узнала. У нее глубокий инфантилизм половых органов, – чеканила мама. – У нее матка и влагалище как у годовалого ребенка. Прости меня, что я так вслух. Она не сможет не только рожать, она не сможет быть твоей женой в самом простом смысле, понял?
- Ерунда, - сказал мальчик. – Обойдемся. Я ее люблю, и все. А потом она может выздороветь. Вдруг, понимаешь? Чудом, понимаешь?
Мама внимательно посмотрела на Ваню и улыбнулась.
Ваня растерянно взглянул на нее, на ее лицо, неожиданно ставшее сказочно добрым, ласковым и чуточку беспечным. Хотя полминуты назад она была вся красная, злая и озабоченная.
- Кто знает, - прошептала она, взяв сына за руки. – Я тоже верю в чудеса. Вдруг ты ее однажды поцелуешь, как Иван Царевич свою Царевну-Лягушку, и она превратится в волшебную красавицу.
- Перестань! – сказал он, выдернул руки и чуть не заплакал. Но потом спросил: – Точно?
- Вдруг… - легко вздохнула мама.
***
Насте исполнилось восемнадцать. Был праздник в маленькой квартире в панельной многоэтажке. Настя, Ваня, Ванина мама и Настина помощница-сиделка Клавдия Петровна. Торт со свечками и немного сухого вина.
Это была суббота.
В воскресенье Ваня, как всегда, пошел к Насте. Позвонил, предупреждая. Потом отпер дверь своим ключом. Вошел. Настя лежала в кровати. Она лежала на спине, укрывшись до подбородка, и спала. Ваня приблизился к ней. Она была совсем бледная и как будто неживая. Ему стало страшно. Он присмотрелся к ее груди. Было заметно, что она дышит. Он стал у изголовья на колени и шепотом позвал: «Настя!» Она не отозвалась. Тогда он нагнулся и первый раз в жизни прикоснулся губами к ее губам.
Настя открыла глаза, выпростала руки из-под одеяла и обняла его, и поцеловала, и вдруг спрыгнула с кровати и прижалась к нему. Она была стройная, длинноногая и прекрасная. Здоровая и сильная. Только маленький, едва заметный шрам от заячьей губы и чуть крупноватые зубы.
Они поженились.
Ванины родители купили им большую квартиру неподалеку. Ваня и Настя поступили в институт и окончили его. Потом Настя родила мальчика, а через полтора года – второго. Все шло отлично, кроме одного печального случая: Ванин папа скоропостижно скончался на горнолыжном курорте при не совсем ясных обстоятельствах. Ваня унаследовал четверть его немалого состояния.
***
Да, все шло отлично, но однажды, когда после свадьбы прошло уже двенадцать лет, тридцатилетний Ваня пришел с работы домой и увидел плачущую Настю.
- Что с тобой? – он усадил ее на диван, обнял.
- Мама умерла…
- Что?! – он вскочил с места.
- Да нет, моя.
- Твоя? – изумился Ваня и снова сел. – Она же умерла лет пятнадцать назад! Мы же к ней на могилу ходим!
- Перестань! Хватит притворяться. Мама нашлась. Вернее, я ее нашла. Но не успела повидать. Я ее не осуждаю. Она была слабая женщина. Пила, болела. Я не решалась. Мне страшно было ее увидеть. Сегодня набралась сил, позвонила. Соседи сказали, что всё, умерла.
Она снова заплакала.
- Кто-то из нас с ума сошел, - сказал Ваня.
- Не притворяйся! – крикнула она. - Что, правда не понимаешь? Так вот тебе! Я детдомовская. Ничейная. Отказная в смысле. Твоя мама Аглая Павловна меня нашла. Вернее, выбрала. Долго выбирала, наверное. Чтоб вот такая. С бывшей заячьей губой, но глазастенькая. Она меня долго готовила. Сначала уговаривала. Потом документы мне меняла. Потом все объясняла, как меня зовут, что и как, про квартиру и двор, про твои любимые книжки…
- А потом заменила? – спросил Ваня. - Прямо вот в эту ночь?
- Да. В половине пятого утра.
- Как интересно, - Ваня вытащил из кармана телефон, набрал номер. – Мама, привет, это я. Ничего, нормально. У меня к тебе один маленький вопрос. Вот скажи, в эту самую ночь, когда мы праздновали Насте восемнадцать лет… Вы ей потом сделали укол, погрузили на машину, и тю-тю?
В телефоне было молчание.
- Какое тю-тю, ты что? – возмутилась Настя, которая сидела рядом с ним на диване. – Аглая Павловна мне все объяснила! Что она была согласна! Что ей дадут деньги, переведут в самый лучший частный интернат… Пожизненное содержание! Она же сама не хотела за тебя замуж, ты же сам это своей матери говорил!
- Ясно, - кивнул Ваня и нажал отбой, кинул телефон на диван.
Через несколько секунд телефон зазвонил.
- Алло? – сказал Ваня. – Не звоните мне больше, мадам.
Телефон зазвонил снова.
- Маменька, сколько раз повторять, - сказал он даже с некоторой учтивостью. – Не звоните мне больше. Забудьте про меня. Выкиньте из головы. И ты, - он повернулся к Насте, – тоже выкинь меня из головы. Хорошо, что дети на каникулах. Передай им, что папы у них больше нет.
- Дети-то в чем виноваты? – зарыдала Настя.
- Ни в чем, - пожал плечами Ваня. – И ты ни в чем не виновата. Но я не могу тебя видеть. Хотя ты, конечно, должна была сознаться. Почему ты не созналась?
- Твоя мама сказала, что ты сумасшедший. Не сильно, слегка. Но реально тронутый. Что ты на полном серьезе веришь в чудеса и сказки. Что уродка-инвалидка от любви превращается в красивую девушку.
- Тем более, - сказал Ваня и встал, подобрал с дивана телефон. – Насчет денег я сделаю все нужные распоряжения, с тобой свяжутся, прощай.
- Ты и есть сумасшедший! – крикнула она ему вслед.
***
Он разыскал ту, настоящую Настю, через полгода.
Это был и вправду дорогой частный интернат, под Ростовом Великим. У нее был там отдельный двухкомнатный блок, личная нянечка и муж – почти слепой безногий художник, когда-то довольно известный: его совсем старую картину «Поэт, певец и клоун» недавно продали в Лондоне за полтора миллиона фунтов. Ване это рассказал директор интерната.
Ваня обрадовался, что с Настей все в порядке, но понял, что ожидал чего-то другого. Ехал, чтобы броситься в ножки, вымолить прощение, а потом забрать к себе. А так – и встречаться, собственно говоря, незачем.
Была зима. Настоящая, морозная, снежная.
Дорога шла прямо, упираясь в золотой круг садящегося солнца. Обледенелая колея сверкала зеркалом. Снег розовел на верхушках громадных елей.
В жизни не было ничего. Вообще ничего, кроме этой зимы, этого снега, этого темнеющего неба, этого колкого ветра.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Так будет.
Когда я об этом начал говорить и сделал даже "Уроки русского" по этому поводу, сразу три "православных" сайта устами своих авторов обвинили меня в экстремизме, либерал-христианстве и разжигании.
Я не знаю конкретно, что происходит в недрах РПЦ.
Но предполагаю, что там идёт точечная работа и торговля. "А вот это оставьте, а вон там не трогайте, а если вы нам так, то мы вам так".
Такая стратегия обречена на неудачу. Мы проигрываем.
Когда я об этом начал говорить и сделал даже "Уроки русского" по этому поводу, сразу три "православных" сайта устами своих авторов обвинили меня в экстремизме, либерал-христианстве и разжигании.
Я не знаю конкретно, что происходит в недрах РПЦ.
Но предполагаю, что там идёт точечная работа и торговля. "А вот это оставьте, а вон там не трогайте, а если вы нам так, то мы вам так".
Такая стратегия обречена на неудачу. Мы проигрываем.
Оригинал и комментарии
от bormor
Жульничество, конечно, потому что приснилось мне это не сегодня и даже не вчера, а где-то с неделю назад, просто не стал сразу записывать, но пусть считается за новогодний сон.
Тёмная квартира. Видны только тени, слышны только шорохи.
Скрип. Детский голос: "Кто-то тут есть?"
В ответ - молчание, но такое, знаете... чувствуется, что там, в темноте, кто-то молчит.
-Дедушка Мороз, это ты?
Молчание.
-Можешь не прятаться, я тебя слышу. Ты ведь Дедушка Мороз?
-Чё?.. Ну... ага, я это. Ухожу уже. А ты чего не спишь, спи давай.
-А ты настоящий Дед Мороз?
-А то! Настоящий. Точняк.
-Жалко.
-Не понял! Чё вдруг жалко-то?
-К Серёжке на Новый год фальшивый приходил. Серёжкин папа, только с ватной бородой...
-Ну и?
-Ну и лучше бы тоже был моим папой. Я по нему скучаю.
-Давно не виделись, что ли?
-Полгода...
-А-а... ясно. А мамка, наверное, говорит, что он уехал далеко-далеко, да? Капитан, типа, дальнего плавания?
-Я думаю, он капитан космического корабля. Мама так и сказала, что он теперь в небесах и я его больше не увижу.
-А-а... ну да. Космические корабли, они конечно... они долго летят. Пока туда, пока обратно...
-И письма из космоса не ходят. И позвонить нельзя. Жалко.
-Да... жалко.
-А в Новый год чудеса случаются, вот я и жду: вдруг придёт папа с ватной бородой? А ты настоящий...
-Да... настоящий. Слушай, а звать-то тебя как?
-Сашка.
-А, ну точно! Слышь, Санёк, а я ведь твоего папку знаю! Ну точно! Я ж сюда не просто так! Я ж от него как-раз! Он просил тебе письмо передать, то есть не письмо, открытку новогоднюю, и подарок ещё какой-то был... Только я ту открытку потерял - ну, знаешь, со всеми бывает, ты не сердись, Санёк, из кармана, понимаешь, выпала, не помню когда. Синенькая такая, с ёлочкой, с зайчиками там... с белочками... Поздравляю, мол, Шурка, и мамку твою позравляю, ну и всё такое. Чё там обычно пишут? А подарок... сейчас, дай сообразить... а, вот, нашёл. Держи. Ножик швейцарский. Бери, хороший ножик-то. Подарок тебе от бати. Передай, сказал, Сашке моему, пусть за грибами ходит.
-Дедушка Мороз, я девочка.
-Чё?.. А, ну да. Точно. Он так и сказал. Передай, мол, моей Сашке, на память. И открытку ещё, только открытку-то я потерял. Вот. Уж прости. А ножик я вот сюда, под ёлочку положу...
В тёмной-тёмной комнате одна маленькая тень быстро-быстро делает несколько маленьких шажков и крепко обнимает другую, большую.
-Спасибо, Дедушка Мороз. Ты такой добрый. Это мой самый лучший новогодний подарок!
Тёмная квартира. Видны только тени, слышны только шорохи.
Скрип. Детский голос: "Кто-то тут есть?"
В ответ - молчание, но такое, знаете... чувствуется, что там, в темноте, кто-то молчит.
-Дедушка Мороз, это ты?
Молчание.
-Можешь не прятаться, я тебя слышу. Ты ведь Дедушка Мороз?
-Чё?.. Ну... ага, я это. Ухожу уже. А ты чего не спишь, спи давай.
-А ты настоящий Дед Мороз?
-А то! Настоящий. Точняк.
-Жалко.
-Не понял! Чё вдруг жалко-то?
-К Серёжке на Новый год фальшивый приходил. Серёжкин папа, только с ватной бородой...
-Ну и?
-Ну и лучше бы тоже был моим папой. Я по нему скучаю.
-Давно не виделись, что ли?
-Полгода...
-А-а... ясно. А мамка, наверное, говорит, что он уехал далеко-далеко, да? Капитан, типа, дальнего плавания?
-Я думаю, он капитан космического корабля. Мама так и сказала, что он теперь в небесах и я его больше не увижу.
-А-а... ну да. Космические корабли, они конечно... они долго летят. Пока туда, пока обратно...
-И письма из космоса не ходят. И позвонить нельзя. Жалко.
-Да... жалко.
-А в Новый год чудеса случаются, вот я и жду: вдруг придёт папа с ватной бородой? А ты настоящий...
-Да... настоящий. Слушай, а звать-то тебя как?
-Сашка.
-А, ну точно! Слышь, Санёк, а я ведь твоего папку знаю! Ну точно! Я ж сюда не просто так! Я ж от него как-раз! Он просил тебе письмо передать, то есть не письмо, открытку новогоднюю, и подарок ещё какой-то был... Только я ту открытку потерял - ну, знаешь, со всеми бывает, ты не сердись, Санёк, из кармана, понимаешь, выпала, не помню когда. Синенькая такая, с ёлочкой, с зайчиками там... с белочками... Поздравляю, мол, Шурка, и мамку твою позравляю, ну и всё такое. Чё там обычно пишут? А подарок... сейчас, дай сообразить... а, вот, нашёл. Держи. Ножик швейцарский. Бери, хороший ножик-то. Подарок тебе от бати. Передай, сказал, Сашке моему, пусть за грибами ходит.
-Дедушка Мороз, я девочка.
-Чё?.. А, ну да. Точно. Он так и сказал. Передай, мол, моей Сашке, на память. И открытку ещё, только открытку-то я потерял. Вот. Уж прости. А ножик я вот сюда, под ёлочку положу...
В тёмной-тёмной комнате одна маленькая тень быстро-быстро делает несколько маленьких шажков и крепко обнимает другую, большую.
-Спасибо, Дедушка Мороз. Ты такой добрый. Это мой самый лучший новогодний подарок!
Оригинал и комментарии
от prilepin
12 января родился Джек Лондон.
Самый популярный (взрослый иностранный) писатель в СССР. (Общий тираж 956 изданий составил 77,153 млн экземпляров). В каком-то смысле: СССР - страна, воспитанная Джеком. Социалист, алкоголик, самоубийца. Романтик и победитель. Всё, как у СССР.
Самый популярный (взрослый иностранный) писатель в СССР. (Общий тираж 956 изданий составил 77,153 млн экземпляров). В каком-то смысле: СССР - страна, воспитанная Джеком. Социалист, алкоголик, самоубийца. Романтик и победитель. Всё, как у СССР.
Оригинал и комментарии
от prilepin
После новогодних ещё раз заглянул на суд к Олегу Сорокину.
Мне там уже отказали быть общественным защитником (знаний не хватает якобы), поэтому я из интереса зашёл. Привычка досматривать и дочитывать всё подряд с детства. Лет 15 назад, к тому же, я работал криминальным репортёром. Суд - то ещё действо. На философский лад настраивает. Типа: всё тщета, всё стремительно и мимолётно.
На первом заседании появился известный адвокат Горгадзе из Москвы, вызвался защищать Воронина. Просил дать ему всего два часа, чтобы въехать в тему и поговорить с подзащитным. Отказали, конечно.
Сегодня ещё веселее.
На суде по делу Сорокина вдруг выяснилось, что в деле есть материалы с грифом "Секретно" и "Совсекретно". Это как раз не удивительно, потому что в деле речь идет об оперативно-розыскном мероприятии (ОРМ), а под каждое ОРМ оформляется стопка бумаг - приказов, заданий, рапортов, и эти бумаги засекречиваются. А еще есть кипа ведомственных инструкций по ОРД. Это знает каждый, кто служил в органах МВД, и даже я, хотя по мнению судьи и прокурора у меня не достаточно опыта и знаний, чтобы участвовать в рассмотрении этого дела.
Удивительно другое. Вот эта прокурор, которая заявила, что у меня не хватит знаний, и эта судья, которая поддержала позицию прокурора, сильно удивились, когда защитники полковника милиции Воронина сообщили им о наличии в деле секретных материалов. Прокурор поначалу даже заявила, что нет таких материалов в деле. Но потом ей указали номера томов и листов, и она признала, что да, стоит на этих листах гриф "Секретно", и нет на них никаких указаний на то, что материалы рассекречены.
А это значит, что дело с самого начала занесли не в тот суд. Потому что все дела, связанные с гостайной, по закону рассматривает областной суд, а не районный, Это я тоже знаю, в отличие от.
Прокурор попросила перерыв до понедельника. Судья перерыв объявила. Будут думать, что делать.
Есть смысл подозревать, что все дело такое - местами несуразное, местами сырое, местами нитки торчат.
Несите другой делосшиватель. Этот поломался.
Мне там уже отказали быть общественным защитником (знаний не хватает якобы), поэтому я из интереса зашёл. Привычка досматривать и дочитывать всё подряд с детства. Лет 15 назад, к тому же, я работал криминальным репортёром. Суд - то ещё действо. На философский лад настраивает. Типа: всё тщета, всё стремительно и мимолётно.
На первом заседании появился известный адвокат Горгадзе из Москвы, вызвался защищать Воронина. Просил дать ему всего два часа, чтобы въехать в тему и поговорить с подзащитным. Отказали, конечно.
Сегодня ещё веселее.
На суде по делу Сорокина вдруг выяснилось, что в деле есть материалы с грифом "Секретно" и "Совсекретно". Это как раз не удивительно, потому что в деле речь идет об оперативно-розыскном мероприятии (ОРМ), а под каждое ОРМ оформляется стопка бумаг - приказов, заданий, рапортов, и эти бумаги засекречиваются. А еще есть кипа ведомственных инструкций по ОРД. Это знает каждый, кто служил в органах МВД, и даже я, хотя по мнению судьи и прокурора у меня не достаточно опыта и знаний, чтобы участвовать в рассмотрении этого дела.
Удивительно другое. Вот эта прокурор, которая заявила, что у меня не хватит знаний, и эта судья, которая поддержала позицию прокурора, сильно удивились, когда защитники полковника милиции Воронина сообщили им о наличии в деле секретных материалов. Прокурор поначалу даже заявила, что нет таких материалов в деле. Но потом ей указали номера томов и листов, и она признала, что да, стоит на этих листах гриф "Секретно", и нет на них никаких указаний на то, что материалы рассекречены.
А это значит, что дело с самого начала занесли не в тот суд. Потому что все дела, связанные с гостайной, по закону рассматривает областной суд, а не районный, Это я тоже знаю, в отличие от.
Прокурор попросила перерыв до понедельника. Судья перерыв объявила. Будут думать, что делать.
Есть смысл подозревать, что все дело такое - местами несуразное, местами сырое, местами нитки торчат.
Несите другой делосшиватель. Этот поломался.
Оригинал и комментарии
Так получилось... от neivid
Дорогие все! Семнадцатого января в Иерусалиме, в зале Ури-Цви Гринберга, будет мой вечер - я буду, как обычно, читать прозу и стихи. Плюс немного музыки, потому что мне согласился помочь Вит Гуткин.
Те, кто спрашивал (а также те, кто не спрашивал) - приходите, я буду рада. Надо как-то встречаться, а то мы уже скоро состаримся, а повидаться так и не довелось.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Очень важный момент (ещё раз про кино).
В американском кино, помещая персонажей в годы великой депрессии, войны Севера и Юга, Второй мировой или времени "войны ковбойцев с индейцами", режиссёры и сценаристы учитывают (стараются учитывать) контекст и время. Это одна из задач, которая там неизбежно и профессионально вытягивается. В эпоху депрессии живут одни люди, в эпоху Холодной войны - другие, за индейцами скачут третьи. (Американцы много мифологизируют (врут), подгоняют под нынешний контекст, это да; но я про другое).
Современное российское кино, показывая людей в СССР - снимает НЕ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ. Это какие-то средне-усреднённые полухипстеры, полупокеры, полуменеджеры полусреднего звена. Эти персонажи (в фильмах) на самом деле, сколько бы они там не произносили монологов про репрессии - НЕ знали голода, НЕ видели войны, НЕ жили при Сталине, НЕ воспитывались на Павке Корчагине. У них нет оттуда ничего. Если их помещают в крестьянскую избу - они пугаются там всего. Если им красный галстук повязывают, у них обязательное придурковатое лицо.
(Исключения, конечно, есть - скажем, "Оттепель" Тодоровского, а, пожалуй, даже и Урсуляк с его экранизациями Трифонова или Гроссмана; даже в "Конце прекрасной эпохи" Говорухина, в целом не очень удачном, и то есть ощущение времени).
Короче, у нас задача простая: в кино должны быть понятные люди для юного зрителя. А то он начнёт думать, и поломается.
Американцы с большим уважением относятся к своему юному зрителю. Не имея и сотой доли той мощной истории, что имеем мы, они изо всех сил насыщают её плотью, кровью и речью.
Мы, имея историю, высасываем и сплёвываем из неё самое основное, суть.
В американском кино, помещая персонажей в годы великой депрессии, войны Севера и Юга, Второй мировой или времени "войны ковбойцев с индейцами", режиссёры и сценаристы учитывают (стараются учитывать) контекст и время. Это одна из задач, которая там неизбежно и профессионально вытягивается. В эпоху депрессии живут одни люди, в эпоху Холодной войны - другие, за индейцами скачут третьи. (Американцы много мифологизируют (врут), подгоняют под нынешний контекст, это да; но я про другое).
Современное российское кино, показывая людей в СССР - снимает НЕ СОВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ. Это какие-то средне-усреднённые полухипстеры, полупокеры, полуменеджеры полусреднего звена. Эти персонажи (в фильмах) на самом деле, сколько бы они там не произносили монологов про репрессии - НЕ знали голода, НЕ видели войны, НЕ жили при Сталине, НЕ воспитывались на Павке Корчагине. У них нет оттуда ничего. Если их помещают в крестьянскую избу - они пугаются там всего. Если им красный галстук повязывают, у них обязательное придурковатое лицо.
(Исключения, конечно, есть - скажем, "Оттепель" Тодоровского, а, пожалуй, даже и Урсуляк с его экранизациями Трифонова или Гроссмана; даже в "Конце прекрасной эпохи" Говорухина, в целом не очень удачном, и то есть ощущение времени).
Короче, у нас задача простая: в кино должны быть понятные люди для юного зрителя. А то он начнёт думать, и поломается.
Американцы с большим уважением относятся к своему юному зрителю. Не имея и сотой доли той мощной истории, что имеем мы, они изо всех сил насыщают её плотью, кровью и речью.
Мы, имея историю, высасываем и сплёвываем из неё самое основное, суть.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Кстати, о кино.
Сейчас все обсуждают современные российские киноленты о войне.
Посмотрел, наконец, я фильм "По соображениям совести", пятый фильм великого Мэла Гибсона.
Ну что сказать.
Пока у нас (чтоб детям понравилось) ходят по задворкам Голливуда, в Голливуде делают новый канон.
Гибсон - крутейший мужик.
Ну и, отдельно, за фразу "Я извинюсь, когда замёрзнет ад. Они могут отвалить" - ему привет из мрачной России.
По поводу чего она была сказана, уточнять не стану.
..."По соображениям совести", кстати, котируют ополченцы. Но я ни разу не видел, чтоб кто-нибудь из них смотрел новейшие наши блок-бастеры про "войну".
Может, смотрят, но я не видел. Как смотрят "По соображениям совести" - видел.
Сейчас все обсуждают современные российские киноленты о войне.
Посмотрел, наконец, я фильм "По соображениям совести", пятый фильм великого Мэла Гибсона.
Ну что сказать.
Пока у нас (чтоб детям понравилось) ходят по задворкам Голливуда, в Голливуде делают новый канон.
Гибсон - крутейший мужик.
Ну и, отдельно, за фразу "Я извинюсь, когда замёрзнет ад. Они могут отвалить" - ему привет из мрачной России.
По поводу чего она была сказана, уточнять не стану.
..."По соображениям совести", кстати, котируют ополченцы. Но я ни разу не видел, чтоб кто-нибудь из них смотрел новейшие наши блок-бастеры про "войну".
Может, смотрят, но я не видел. Как смотрят "По соображениям совести" - видел.
Оригинал и комментарии
а вот еще был случай от clear-text
ПОТАНЦУЕМ?
- Потанцуем? – Женя подсел к девушке, которая одиноко примостилась на краешке дивана.
Он пришел в гости один, потому что был в ссоре со своей нерасписанной женой Полиной. Но гостей как раз было четное количество. Четыре на четыре, так что все хорошо.
Девушка едва повернула голову и поглядела на него холодно и недовольно. Потом даже не покачала головой, а одними глазами, чуть прикрыв их и отведя взгляд, дала отрицательный ответ.
Он вздохнул, встал, прошел через танцующую компанию на кухню. Обернулся. Девушка все так же каменно сидела, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Ее лицо было похоже на скорбную театральную маску: кончики губ книзу, между бровями вертикальные морщинки.
Он знал, кто она. Ее звали Кира, она была с соседней кафедры. Один раз они, кажется, пили кофе за одним столиком в буфете. Кажется, даже поговорили. Расписание, отчеты, всё такое. Она тогда показалась ему красивой. Она и сейчас была ничего себе, если бы не тоскливо-надменное выражение лица. Ну и ладно. Наплевать. Надо выпить, а потом поехать домой, с женой мириться, раз тут не обломилось. В кухне должна быть кошелка с вином, которую он лично принес.
В кухне он наткнулся на Юру Грунского, хозяина квартиры.
- О, - сказал Грунский. – Вот и ты. Это класс. Слушай меня. Ты можешь с этой дурой что-нибудь сделать?
- Что?
- Да что хочешь. Чтоб она не сидела с кислой рожей. Она меня раздражает! Пусть танцует, пьет, хохмит. Или пускай валит.
- Блин. А зачем ты ее пригласил?
- Мудак был. Она сама напросилась. Мы стоим с Котей, договариваемся. А она вдруг: «Позовите меня тоже». Так внезапно. Кто она мне, всем нам? Даже странно. Рожа такая грустная. Я сказал: «Ну, приходи». Минутная слабость, типа.
- Ну и?
- Вытури ее, а? Выгони к херам! Или развесели. Сделай что-нибудь! Не могу!
- А почему именно я? – обиделся Женя.
- А потому что ты все равно один пришел! – тихо засмеялся Грунский. – Она тоже одна. Я с Ларкой, Костик с Балясиной, Куня с Аликом, так что она твоя! Вперед, не плача!
Ткнул его в плечо и убежал.
Хорошо.
- Кира, - сказал Женя, снова усевшись рядом с ней. – Что ты скисла? Давай веселиться. Мы будем петь и смеяться, как дети! Попробуем потанцевать. Не умеешь? Не беда! Пойдем на кухню, винца попьем. Или в ванную, а?
- Зачем в ванную? – она на полном серьезе нахмурилась.
- Поплаваем немножко.
- Отстань, - буркнула она. – Глупо шутишь!
- Хорошо. Тогда серьезно. Кира, у тебя что-то случилось? Что ты как на похоронах любимой тети?
- Чего тебе надо?
- Веселись, - повторил он. – Пей, пой, прыгай. Можешь, хочешь, будешь? Тогда вперед. Полминуты на перевстряску. Или уматывай. Я серьезно говорю. Я тебя провожу. На такси до дома. Решай.
- Спасибо, - мрачно сказала она и встала с дивана.
- Юра! – крикнул Женя хозяину. – Мы с Кирой пойдем прогуляемся.
Они стояли на остановке троллейбуса.
- Может, сама доедешь? – спросил Женя.
- Ты обещал, - сказала она.
- Ладно.
Она жила далеко и неудобно.
Попросила довести ее до квартиры. Женя оставил такси ждать.
***
Дверь в квартиру была открыта. Кира приложила палец к губам и на цыпочках вошла в дверь. Женя пошел за ней следом. Там была нищая и захламленная комната: коробки, сломанное кресло, сдохшие цветы на окнах, диван, покрытый дырявым пледом. Из другой двери вышел жирный мужик лет сорока-пятидесяти, в пижаме. Под мышкой у него, свисая с полусогнутой руки, торчал сонный годовалый ребенок, пялил серые глазенки.
- Ну? – заорал мужик. – Нагулялась-натаскалась? Наблядовалась? Кому морду бить? Тебе? Или хахалю твоему? – он повернулся к Жене
- Не бойся, - сказала Кира. – Он только орет, а драться не умеет и не любит. Он сам боится в морду получить.
- Чтоб ты сдохла! – заорал мужик. – Мальчик три раза обосрался!
- Сам ты обосрался, - злобно сказала Кира.
- Сука! – закричал мужик и попытался ударить Киру ребенком по голове.
Она увернулась. Он закрутил ребенка у себя над головой, как городошную биту. Женя выхватил у него ребенка, прикрыл рукой. Ребенок даже не заплакал.
- Тебе лучше отсюда уехать, - сказал он Кире.
- Сейчас, - сказала она. – Я только соберусь.
Она собралась очень быстро, как в кино или во сне. Полминуты пометалась по квартире, вжик-вжик – и уже стояла с двумя сумками и рюкзаком за плечами.
Спустились вниз, сели в такси. Таксист спросил адрес. Кира вопросительно посмотрела на Женю.
- То есть в смысле? – он не понял.
- Ну ты же сказал, что ты меня увозишь, - сказала она.
- Э, нет! – возразил он, пересаживая ребенка ей на колени. – Я просто посоветовал тебе уехать. А остальное ты сама. Говори, куда.
- А мне некуда, - сказала она.
- Куда едем? – снова спросил таксист.
Женя назвал адрес. Это была его собственная квартира. Досталась от бабушки. Он там жил с Полиной, своей нерасписанной женой.
- Это у тебя папа или муж? – спросил Женя про того мужика. – Дядя или отчим?
- Не важно! – сказала Кира.
Ну, не важно так не важно.
***
- Красота! – сказала Полина, когда они с сумками и с ребенком ввалились в квартиру. – А мне, значит, выметаться? Предупредил бы хоть!
- Ты что! Ты что! – Женя покраснел и стал ее хватать за руки, пытаясь погладить и приласкаться. – Это Кира с соседней кафедры, у нее семейные угрозы, она буквально ненадолго. Вы ведь ненадолго?
Полина выдернула руки и тоже посмотрела на Киру.
- Посмотрим, - сказала Кира и как будто пригрозила: – А если вам неудобно, то я могу уйти прямо сейчас!
И повернулась к Жене и Полине своим трагически каменным лицом.
- Ну, разбирайтесь сами, – сказала Полина, быстренько переоделась, накрасилась и ушла, дверным замком щелкнула, даже не попрощалась.
- Располагайся пока, - сказал Женя. – Вот тут свободная комната, бывшая дедушкина. А я пойду проветрюсь.
Вышел из квартиры и вспомнил, что у Юры Грунского сейчас гости. Правда, для него пары нет, ну и неважно. Выпить можно будет. Тем более что он целую кошелку вина принес, имеет право.
На метро доехал буквально за полчаса.
Боялся, что они уже по комнатам расползутся. Но нет, музыка-танцы, дым коромыслом, привет-привет и все такое.
Зашел в комнату, а там на диване сидит Полина. Нога на ногу, с бокалом и яблоком. Вот это да!
Налил себе вина, выпил. Подсел к ней.
- Потанцуем?
- А то! – она засмеялась, встала, положила ему руки на плечи.
Он притянул ее к себе. Они поцеловались.
Было весело и шумно, было прекрасно, было про всё забыть и радоваться жизни. Когда они под утро вернулись домой, никакой Киры там не было.
Юрка Грунский тоже ничего не помнил. А соседнюю кафедру слили с какой-то другой и перевели в новый корпус, на Калужском шоссе.
- Потанцуем? – Женя подсел к девушке, которая одиноко примостилась на краешке дивана.
Он пришел в гости один, потому что был в ссоре со своей нерасписанной женой Полиной. Но гостей как раз было четное количество. Четыре на четыре, так что все хорошо.
Девушка едва повернула голову и поглядела на него холодно и недовольно. Потом даже не покачала головой, а одними глазами, чуть прикрыв их и отведя взгляд, дала отрицательный ответ.
Он вздохнул, встал, прошел через танцующую компанию на кухню. Обернулся. Девушка все так же каменно сидела, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Ее лицо было похоже на скорбную театральную маску: кончики губ книзу, между бровями вертикальные морщинки.
Он знал, кто она. Ее звали Кира, она была с соседней кафедры. Один раз они, кажется, пили кофе за одним столиком в буфете. Кажется, даже поговорили. Расписание, отчеты, всё такое. Она тогда показалась ему красивой. Она и сейчас была ничего себе, если бы не тоскливо-надменное выражение лица. Ну и ладно. Наплевать. Надо выпить, а потом поехать домой, с женой мириться, раз тут не обломилось. В кухне должна быть кошелка с вином, которую он лично принес.
В кухне он наткнулся на Юру Грунского, хозяина квартиры.
- О, - сказал Грунский. – Вот и ты. Это класс. Слушай меня. Ты можешь с этой дурой что-нибудь сделать?
- Что?
- Да что хочешь. Чтоб она не сидела с кислой рожей. Она меня раздражает! Пусть танцует, пьет, хохмит. Или пускай валит.
- Блин. А зачем ты ее пригласил?
- Мудак был. Она сама напросилась. Мы стоим с Котей, договариваемся. А она вдруг: «Позовите меня тоже». Так внезапно. Кто она мне, всем нам? Даже странно. Рожа такая грустная. Я сказал: «Ну, приходи». Минутная слабость, типа.
- Ну и?
- Вытури ее, а? Выгони к херам! Или развесели. Сделай что-нибудь! Не могу!
- А почему именно я? – обиделся Женя.
- А потому что ты все равно один пришел! – тихо засмеялся Грунский. – Она тоже одна. Я с Ларкой, Костик с Балясиной, Куня с Аликом, так что она твоя! Вперед, не плача!
Ткнул его в плечо и убежал.
Хорошо.
- Кира, - сказал Женя, снова усевшись рядом с ней. – Что ты скисла? Давай веселиться. Мы будем петь и смеяться, как дети! Попробуем потанцевать. Не умеешь? Не беда! Пойдем на кухню, винца попьем. Или в ванную, а?
- Зачем в ванную? – она на полном серьезе нахмурилась.
- Поплаваем немножко.
- Отстань, - буркнула она. – Глупо шутишь!
- Хорошо. Тогда серьезно. Кира, у тебя что-то случилось? Что ты как на похоронах любимой тети?
- Чего тебе надо?
- Веселись, - повторил он. – Пей, пой, прыгай. Можешь, хочешь, будешь? Тогда вперед. Полминуты на перевстряску. Или уматывай. Я серьезно говорю. Я тебя провожу. На такси до дома. Решай.
- Спасибо, - мрачно сказала она и встала с дивана.
- Юра! – крикнул Женя хозяину. – Мы с Кирой пойдем прогуляемся.
Они стояли на остановке троллейбуса.
- Может, сама доедешь? – спросил Женя.
- Ты обещал, - сказала она.
- Ладно.
Она жила далеко и неудобно.
Попросила довести ее до квартиры. Женя оставил такси ждать.
***
Дверь в квартиру была открыта. Кира приложила палец к губам и на цыпочках вошла в дверь. Женя пошел за ней следом. Там была нищая и захламленная комната: коробки, сломанное кресло, сдохшие цветы на окнах, диван, покрытый дырявым пледом. Из другой двери вышел жирный мужик лет сорока-пятидесяти, в пижаме. Под мышкой у него, свисая с полусогнутой руки, торчал сонный годовалый ребенок, пялил серые глазенки.
- Ну? – заорал мужик. – Нагулялась-натаскалась? Наблядовалась? Кому морду бить? Тебе? Или хахалю твоему? – он повернулся к Жене
- Не бойся, - сказала Кира. – Он только орет, а драться не умеет и не любит. Он сам боится в морду получить.
- Чтоб ты сдохла! – заорал мужик. – Мальчик три раза обосрался!
- Сам ты обосрался, - злобно сказала Кира.
- Сука! – закричал мужик и попытался ударить Киру ребенком по голове.
Она увернулась. Он закрутил ребенка у себя над головой, как городошную биту. Женя выхватил у него ребенка, прикрыл рукой. Ребенок даже не заплакал.
- Тебе лучше отсюда уехать, - сказал он Кире.
- Сейчас, - сказала она. – Я только соберусь.
Она собралась очень быстро, как в кино или во сне. Полминуты пометалась по квартире, вжик-вжик – и уже стояла с двумя сумками и рюкзаком за плечами.
Спустились вниз, сели в такси. Таксист спросил адрес. Кира вопросительно посмотрела на Женю.
- То есть в смысле? – он не понял.
- Ну ты же сказал, что ты меня увозишь, - сказала она.
- Э, нет! – возразил он, пересаживая ребенка ей на колени. – Я просто посоветовал тебе уехать. А остальное ты сама. Говори, куда.
- А мне некуда, - сказала она.
- Куда едем? – снова спросил таксист.
Женя назвал адрес. Это была его собственная квартира. Досталась от бабушки. Он там жил с Полиной, своей нерасписанной женой.
- Это у тебя папа или муж? – спросил Женя про того мужика. – Дядя или отчим?
- Не важно! – сказала Кира.
Ну, не важно так не важно.
***
- Красота! – сказала Полина, когда они с сумками и с ребенком ввалились в квартиру. – А мне, значит, выметаться? Предупредил бы хоть!
- Ты что! Ты что! – Женя покраснел и стал ее хватать за руки, пытаясь погладить и приласкаться. – Это Кира с соседней кафедры, у нее семейные угрозы, она буквально ненадолго. Вы ведь ненадолго?
Полина выдернула руки и тоже посмотрела на Киру.
- Посмотрим, - сказала Кира и как будто пригрозила: – А если вам неудобно, то я могу уйти прямо сейчас!
И повернулась к Жене и Полине своим трагически каменным лицом.
- Ну, разбирайтесь сами, – сказала Полина, быстренько переоделась, накрасилась и ушла, дверным замком щелкнула, даже не попрощалась.
- Располагайся пока, - сказал Женя. – Вот тут свободная комната, бывшая дедушкина. А я пойду проветрюсь.
Вышел из квартиры и вспомнил, что у Юры Грунского сейчас гости. Правда, для него пары нет, ну и неважно. Выпить можно будет. Тем более что он целую кошелку вина принес, имеет право.
На метро доехал буквально за полчаса.
Боялся, что они уже по комнатам расползутся. Но нет, музыка-танцы, дым коромыслом, привет-привет и все такое.
Зашел в комнату, а там на диване сидит Полина. Нога на ногу, с бокалом и яблоком. Вот это да!
Налил себе вина, выпил. Подсел к ней.
- Потанцуем?
- А то! – она засмеялась, встала, положила ему руки на плечи.
Он притянул ее к себе. Они поцеловались.
Было весело и шумно, было прекрасно, было про всё забыть и радоваться жизни. Когда они под утро вернулись домой, никакой Киры там не было.
Юрка Грунский тоже ничего не помнил. А соседнюю кафедру слили с какой-то другой и перевели в новый корпус, на Калужском шоссе.
Оригинал и комментарии
таинственным я занят разговором от clear-text
БЕЗ СЛОВ
Я тогда работал в одной конторе, и там часто показывали документальное или научно-популярное кино, в специальном маленьком зале.
Однажды я сижу и смотрю какой-то фильм, про что – не помню. Вдруг слева рядом со мной кто-то садится. Поглядел, вижу – одна наша сотрудница. Мы с ней были неплохо знакомы, болтали в буфете, один раз даже вместе шли до метро и потом ехали до какой-то там пересадки. Чуть моложе меня, замужем. Я тоже, кстати, уже был женат, дочке два года. Смотрю на нее. Красивый профиль в темноте виден. Она на меня косится, кивает мне, а я – ей.
Я сижу, скрестив руки на животе, и как-то так вышло, что правой рукой случайно касаюсь ее руки. А она сидит, заложив большие пальцы рук за широкий пояс юбки – тогда носили такие полудлинные твидовые юбки с лаковыми поясами, латунная пряжка. То есть ее правая рука рядом со мной. Так что я прикасаюсь к ее правой руке. Самыми кончиками пальцев случайно дотрагиваюсь до тыльной стороны ее ладони.
Задерживаю пальцы буквально на долю секунды. Чувствую легкое ответное движение. Не отнимаю пальцы. Она тоже не отодвигает руку. Чуточку прижимаю кончики пальцев к ее руке. Она слегка двигает рукой – чуть-чуть к себе и потом как бы по длинной оси, так что получается, как будто я ее легонько глажу пальцами по ее пальцам с тыльной стороны. Я беру ее за руку, перебираю пальцы. Она тоже. Я совсем осмелел, стал гладить пальцем щелочку между ее указательным и средним. Она вдруг – хоп! И поймала мой палец между своими, и держит. Я легонько пытаюсь освободить его, а она не пускает. А потом – отпустит и схватит, отпустит и схватит. Такая вот игра.
Дальше она меня взяла всей рукой за палец и стала сжимать, а я стал его двигать туда-сюда, то есть началось что-то уже совсем откровенное.
Но вдруг она перестала сжимать мой палец и даже как будто чуть-чуть отстранилась. Я ее беру за указательный и средний, хочу их раздвинуть и попасть в эту ложбинку – она не пускает. Хочу взять ее за все пальцы сразу – опять никак. Несколько раз пытался. Что такое? Вдруг она меня очень нежно берет за руку и ногтем тихонько щелкает по моему обручальному кольцу. Я в ответ поглаживаю ее безымянный палец, нахожу ее обручальное кольцо и тоже по нему постукиваю ногтем.
Она отводит руку, но через десять секунд возвращает ее. Я перебираю ее пальцы и чувствую, что кольца нет. Я глажу ее безымянный палец по всей длине, ощущаю круговую ложбинку от снятого обручального кольца.
Она берет двумя пальцами мое обручальное кольцо и начинает его тихонько вертеть, вправо-влево. Потом вопросительно постукивает по нему ногтем. Потом начинает его потихоньку стаскивать.
Я сжимаю кулак.
Она убирает руку.
Потом мы, конечно, много раз болтали в буфете. Так просто, ни о чем.
***
Возможно, кого-то удивит жест женщины, которая во время флирта демонстративно сняла обручальное кольцо, намекнув тем самым на... А на что? Ну конечно, не на то, что она готова вот прямо тут же развестись со своим мужем. Намекнув на готовность к "отношениям", как нынче говорят.
Но я - тогда - не удивился. Такие знаки были отчасти приняты и понятны - в цепи эротических намеков. Например, я видел девушку, которая вдруг, загадочно улыбаясь, накрывала платком икону, которая висела на стене. И ее планы сразу становилсь несколько яснее.
Мой приятель рассказывал, что сидел в гостях у одной иностранной девушки. У нее на столике стояла двойная рамка с фотографиями ее папы и мамы. После нескольких бокалов вина она спрятала эти фото в ящик стола, сказав: "Не хочу огорчать своих родителей, они ведь думают, что я - хорошая девочка".
Больше того! У меня был знакомый, который в гостях, перед тем как нажраться водки до посинения, снимал парадный пиджак с орденом Ленина и относил в прихожую, вешал рядом с пальто.
Я тогда работал в одной конторе, и там часто показывали документальное или научно-популярное кино, в специальном маленьком зале.
Однажды я сижу и смотрю какой-то фильм, про что – не помню. Вдруг слева рядом со мной кто-то садится. Поглядел, вижу – одна наша сотрудница. Мы с ней были неплохо знакомы, болтали в буфете, один раз даже вместе шли до метро и потом ехали до какой-то там пересадки. Чуть моложе меня, замужем. Я тоже, кстати, уже был женат, дочке два года. Смотрю на нее. Красивый профиль в темноте виден. Она на меня косится, кивает мне, а я – ей.
Я сижу, скрестив руки на животе, и как-то так вышло, что правой рукой случайно касаюсь ее руки. А она сидит, заложив большие пальцы рук за широкий пояс юбки – тогда носили такие полудлинные твидовые юбки с лаковыми поясами, латунная пряжка. То есть ее правая рука рядом со мной. Так что я прикасаюсь к ее правой руке. Самыми кончиками пальцев случайно дотрагиваюсь до тыльной стороны ее ладони.
Задерживаю пальцы буквально на долю секунды. Чувствую легкое ответное движение. Не отнимаю пальцы. Она тоже не отодвигает руку. Чуточку прижимаю кончики пальцев к ее руке. Она слегка двигает рукой – чуть-чуть к себе и потом как бы по длинной оси, так что получается, как будто я ее легонько глажу пальцами по ее пальцам с тыльной стороны. Я беру ее за руку, перебираю пальцы. Она тоже. Я совсем осмелел, стал гладить пальцем щелочку между ее указательным и средним. Она вдруг – хоп! И поймала мой палец между своими, и держит. Я легонько пытаюсь освободить его, а она не пускает. А потом – отпустит и схватит, отпустит и схватит. Такая вот игра.
Дальше она меня взяла всей рукой за палец и стала сжимать, а я стал его двигать туда-сюда, то есть началось что-то уже совсем откровенное.
Но вдруг она перестала сжимать мой палец и даже как будто чуть-чуть отстранилась. Я ее беру за указательный и средний, хочу их раздвинуть и попасть в эту ложбинку – она не пускает. Хочу взять ее за все пальцы сразу – опять никак. Несколько раз пытался. Что такое? Вдруг она меня очень нежно берет за руку и ногтем тихонько щелкает по моему обручальному кольцу. Я в ответ поглаживаю ее безымянный палец, нахожу ее обручальное кольцо и тоже по нему постукиваю ногтем.
Она отводит руку, но через десять секунд возвращает ее. Я перебираю ее пальцы и чувствую, что кольца нет. Я глажу ее безымянный палец по всей длине, ощущаю круговую ложбинку от снятого обручального кольца.
Она берет двумя пальцами мое обручальное кольцо и начинает его тихонько вертеть, вправо-влево. Потом вопросительно постукивает по нему ногтем. Потом начинает его потихоньку стаскивать.
Я сжимаю кулак.
Она убирает руку.
Потом мы, конечно, много раз болтали в буфете. Так просто, ни о чем.
***
Возможно, кого-то удивит жест женщины, которая во время флирта демонстративно сняла обручальное кольцо, намекнув тем самым на... А на что? Ну конечно, не на то, что она готова вот прямо тут же развестись со своим мужем. Намекнув на готовность к "отношениям", как нынче говорят.
Но я - тогда - не удивился. Такие знаки были отчасти приняты и понятны - в цепи эротических намеков. Например, я видел девушку, которая вдруг, загадочно улыбаясь, накрывала платком икону, которая висела на стене. И ее планы сразу становилсь несколько яснее.
Мой приятель рассказывал, что сидел в гостях у одной иностранной девушки. У нее на столике стояла двойная рамка с фотографиями ее папы и мамы. После нескольких бокалов вина она спрятала эти фото в ящик стола, сказав: "Не хочу огорчать своих родителей, они ведь думают, что я - хорошая девочка".
Больше того! У меня был знакомый, который в гостях, перед тем как нажраться водки до посинения, снимал парадный пиджак с орденом Ленина и относил в прихожую, вешал рядом с пальто.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Компаха.
"Комитет Государственной думы России по культуре огласил список людей, которые будут включены в новый состав общественного совета.
В документе значатся следующие общественные деятели:
спецпредставитель президента России по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой;
глава Государственного академического Большого театра Владимир Урин;
музыкант и лидер группы "Машина Времени" Андрей Макаревич;
писатель Захар Прилепин;
актер и худрук Театра Олега Табакова Владимир Машков;
актер и худрук Московского Губернского драмтеатра Сергей Безруков;
руководитель концерна "Мосфильм" Карен Шахназаров".
"Комитет Государственной думы России по культуре огласил список людей, которые будут включены в новый состав общественного совета.
В документе значатся следующие общественные деятели:
спецпредставитель президента России по международному культурному сотрудничеству Михаил Швыдкой;
глава Государственного академического Большого театра Владимир Урин;
музыкант и лидер группы "Машина Времени" Андрей Макаревич;
писатель Захар Прилепин;
актер и худрук Театра Олега Табакова Владимир Машков;
актер и худрук Московского Губернского драмтеатра Сергей Безруков;
руководитель концерна "Мосфильм" Карен Шахназаров".
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (2) от lemming-drover
Ничего еще не решив, Ларсен коротал время в баре при космодроме. Подробно описывать его совершенно излишне – всякому известно, как должен выглядеть бар при космодроме на захудалой периферийной планете. Длинная стойка полированного дерева с торчащими возле нее, как опята, одноногими табуретами, ряд разделенных барьерами столов. Сбоку на низком помосте играет джаз-банд, составленный из странных негуманоидных существ, вывезенных с планеты SW2001, – отнюдь не братьев по разуму (сколько там того разума!), но поддающихся дрессировке и не лишенных музыкальных способностей. Посетители бара – исключительно люди. Какие угодно оттенки кожи, разрезы глаз и фасоны одежды. Здесь только экипажи транзитных кораблей и немного местной шушеры – шлюхи, жулики, спившиеся попрошайки. Словом, все свои. Найдись вдруг в Галактике разумные негуманоиды, их бы отсюда поперли. Тех, у кого больше двух глаз и четырех конечностей, не говоря уже о всяких там чешуеглазых, мультиутробных и газообразных, сюда не допускают. И пусть только какой-нибудь троякодышащий попробует возразить! Человек в Галактике звучит не только гордо, но и надменно. Мы сильнее всех, распространились повсюду и не допустим конкуренции. Знай наших!
Квадратный вышибала подпирает стену, спрятав под мышками кулаки-гири и наблюдая за посетителями сквозь сонный прищур. Пока все тихо, и заведение кажется почти благопристойным. Примерно такие же можно встретить в беднейших районах мегаполисов планет второй-третьей ступеней галактической пирамиды, а если хорошенько поискать, то и на самом Суррахе.
Накурено. Здесь пьют все, что горит, и курят все, что дымит. Под слоем недвижного дыма, похожим на геологический пласт, за столиком у стены сидят четверо мужчин. Трое из них – типичные межпланетники, четвертый – обыкновенный забулдыга. Ему то и дело подливают местное фиолетовое пойло в нечистый стакан. Забулдыга так и мелет языком.
– Зябь. Зябь, говорю, чтоб тебя так и этак... Номер в каталоге? Погоди, какой же номер?.. Помнил... забыл... Э! Захочешь – найдешь, чтоб тебя... Зябь – это они сами свою планету так называют... Нет, там не очень холодно... Ну да, дыра, а ты чего хотел? Ясное дело – дыра... Конечно, вне пирамиды... Сонное царство... Я туда летал когда-то с товаром. Потеря времени ой-ой, а барыш никудышный, чтоб тебя так и этак... Ик! Аграрная планета. Управляется... этими, как их... архонтами? Старейшинами?.. А, вспомнил: архистарейшинами. Люди там – ик! – живут испокон веков, а толку нет. Дерьмо планета... ик! Но точно вне пирамиды...
Трое межпланетников терпеливо внимают. Тем временем по рукаву забулдыги ползет «блоха» – мелкий, размером не более настоящей прыгучей блохи, шпион-робот. Тот, кому «блоха» транслирует подслушанный разговор, восседает на табурете-опенке возле стойки, неспешно потягивая местное пиво из большой стеклянной кружки. Это мускулистый мужчина средних лет, коротко стриженый, с жестким взглядом и малоподвижным лицом, наискось пересеченным шрамом. Микроскопический приемник сообщений от «блохи» имплантирован ему непосредственно в правую барабанную перепонку – безвредно и удобно.
Зовут мужчину – Ларсен. Просто Ларсен, без имени. Космический волк Ларсен, известный на многих планетах как один из самых отчаянных вольных вербовщиков. Ему не нравится местное пиво, не нравится планета, не нравится этот бар, его посетители и вид из окна на тесное поле космодрома. Тем временем шпионское оборудование работает на него, потому что какой же вольный вербовщик станет даром терять время? Только природный неудачник или глупец, что одно и то же.
Как и троица межпланетников, Ларсен впервые слышит слово «Зябь». Это что – планета?
СтОящая?
Вряд ли. Хотя как сказать...
И точно вне имперской пирамиды...
Интересно!
Пьянчужка сосет фиолетовую отраву и сам меняется в цвете. На помосте солист – недоделыш по разуму, сукин сын – свернул нижнюю губу в длинную трубку и выводит на ней такое, что одновременно хочется жить на всю катушку и помереть в сладких судорогах. Налицо противоречие, а значит, надо заказать еще и нарезаться как следует. Хороша у недоделыша губа, лучше саксофона. Завтра с утра многим на борт – и нырь в гиперпространство! Гуляй, пока гуляется! Эх!..
– Разве ж это пойло? – кривится забулдыга. – Вот на Зяби – там пойло, да! Всем пойлам пойло. Вам такое и не снилось, так твою распротак… Не напиток – симфония!
– Да ну? – подзуживает его один из троицы, вместо того чтобы возмутиться нахальством пьянчуги, ругающего дармовщинку, и даже поддерживает его слегка за талию, чтобы забулдыга не завалился набок. – Сам пил?
– Сам-сусам, чтоб тебя… Я везде бывал. Я все пил.
– А как называется?
– Гу-кло... Или бу-дло? Забыл, чтоб тебя... Как-то так...
– Может, ду-пло? – выдвигает гипотезу один из троицы. – Наверное, по способу приготовления названо. На Симмаре выдерживают бренди в дуплах живых деревьев. Вкусная штука.
– М-может и д-дупло...
Пьянчугу штормит и кренит. Ему подливают, его аккуратно придерживают и торопятся расспросить, пока он еще способен ворочать языком. Делая вид, что целиком сосредоточен на смаковании пива, Ларсен связывается с кораблем.
– Как самочувствие? – тихонько шепчет он.
– Спасибо, хозяин. Паршиво.
– Вот что… Найди-ка мне все, что у тебя есть по планете Зябь… Нет, я не знаю ее номер, поищи по названию. Данные из старых и новых имперских архивов, случайные и сомнительные сведения, байки, все годится… И будь готов к старту.
Секунда тишины. В эту секунду мог бы уместиться тяжкий вздох пожилого звездолета. Не корабль – старая кляча с девятью почкованиями в прошлом… Но очень дисциплинированная кляча. Поэтому никаких вздохов.
– Хозяин… Планеты Зябь в моей памяти нет.
Ларсен не спорит. Раз нет, значит, никогда и не было. Хотя случай редкий.
– А близкое по звучанию?
– Есть Зыбь, Сыпь, Бязь, и Зяблик. С чего начать?
– С Зыби. – Ларсен внимательно слушает. – Стоп!.. Как ты сказал?.. Управляется архистарейшинами? Ага. Она самая. Какой уровень пирамиды?
– Планета вне пирамиды. Последние данные получены сто восемнадцать стандартных суток назад.
– Что известно об экономике?
– Аграрная планета. Экспорт и импорт крайне незначительны. Собственные средства межзвездных сообщений отсутствуют.
– Координаты есть? Рассчитай по-быстрому наивыгоднейший курс.
– Сделано. Расчетное время полета – двести три стандартных часа.
– Будь в готовности. Конец связи.
Ларсен глотал пиво, а в голове его шел свой расчет, быстрый и холодный. Двести три часа – это, грубо говоря, восемь с половиной стандартных суток. Если постараться, можно, наверное, добраться и за семь. Прямо сейчас встать и без спешки двинуться к своему кораблю через летное поле. Яснее ясного: трое межпланетников – вербовщики. Не самые удачливые, иначе не стали бы расспрашивать кого попало о какой-то Зяби. Еще вчера Ларсен и сам не стал бы слушать про забытую богом и людьми дыру. Мало ли в Галактике нищих планет! Иные никак не придут в себя после войн, а некоторые всегда прозябали в исконном ничтожестве и будут прозябать. Зябь – очень подходящая для такой планеты кличка.
Но так было вчера.
Это раз.
Наличных средств кот наплакал – это два. При таких обстоятельствах в отпуск не уходят. Звездолету придется еще раз поднатужиться. Риск?
Риск. Но, вероятно, оправданный.
Планета бедна? Допустим. Призовые за вербовку не оправдают ожиданий. Это минус, и большой.
Зато есть и четвертое, самое главное: неважно, кто правит Зябью, хоть архистарейшины, хоть архимандриты, хоть гамадрилы, а важно то, что в их распоряжении нет ни одного корабля. Следовательно, среди туземцев днем с огнем не найдешь межпланетника. Архистарейшины – это даже неплохо. Где старость, там и косность. Кто полетит от Зяби заполнять следующий уровень пирамиды? Не Ларсен ли? За приличный процент, разумеется.
Наклевывался вариант.
Патент от планеты Рагабар, разрешавший Ларсену вербовку пяти населенных планет, был выдан сроком на один стандартный год. Год заканчивался, а Ларсен успел завербовать лишь четыре планеты из пяти разрешенных имперским законодательством. Вряд ли планета стоила вербовки, но навязать ей свои услуги означало завершить старый контракт, заключить новый и вдобавок получить молодой звездолет – плоть от плоти старого. Что может быть нужнее вольному вербовщику?
Значит, Зябь?
Именно так. Звездолету это совсем не понравится, да кто ж его спросит. Местный спец по здоровью квазиживых кораблей может катиться к дьяволу со своими рекомендациями. Кораблю придется поднатужиться.
Ларсен отодвинул недопитую кружку. Встал. Собираясь уходить, мазнул быстрым и как бы случайным взглядом по космолетчикам, угощавшим забулдыгу.
Это было ошибкой. Тем более что мгновением ранее шпионская «блоха», пытаясь оптимизировать прием и передачу голосовой информации, напрягла свой невеликий мыслительный аппарат и совершила точный прыжок с рукава забулдыги на обод его стакана.
Ну вот зачем, спрашивается?
Бессмысленный вопрос. Дура – она и есть дура.
– Черт, – пробормотал один из космолетчиков, зорким глазом заметив маневр «блохи» в неярком освещении бара. А второй добавил совсем непечатное.
Третий дунул – резко и прицельно.
«Блоха» свалилась в напиток. Мелко задрыгала лапками, борясь с поверхностным натяжением.
Ничего этого забулдыга не заметил. Ему было хорошо. Дармовая выпивка, удовольствие от беседы... чего еще желать? Заплетающимся языком он продолжал бубнить про Зябь и про напиток по имени ду-пло, а трое вербовщиков как по команде мгновенно обшарили глазами бар.
И встретились со взглядом Ларсена. Якобы случайным. Но стальным.
Все сразу стало ясно этим троим. Они разом вскочили. Лишившись подпорки, забулдыга начал крениться набок. Несколько удивившись этому обстоятельству, он в первую секунду перестал болтать, во вторую – осознал неизбежность дальнейшего крена, а в третью – допил одним глотком то, что оставалось у него в стакане. Вместе с фиолетовым пойлом в пищевод и далее в желудок забулдыги низринулась и «блоха». Продолжала ли она и оттуда передачу данных, а если да, то что именно передавала, нас не должно интересовать.
Зато более или менее известно, что происходило в баре вне требухи мягко свалившегося со стула пьянчуги. Троица решительно устремилась к выходу. Сцапав со стойки ближайшую кружку, Ларсен молча запустил ею в голову тому, в ком по манере держаться опознал командира корабля.
Попал.
Одним меньше, но двое тут как тут. Крик, визг, опрокинутые стулья, хуки и апперкоты, шлюхи – врассыпную, бармен орет, вышибала отлепляется от стены... Куда там – уже через три секунды в воздухе мелькают десятки кулаков. Публика будто только и ждала сигнала. Со столов сыплется выпивка и снедь, кого-то бьют бутылкой по черепу, кто-то бездоказательно вопит: «Убили-и-и!», – кто-то с рычанием выплевывает зубы, глаза налиты кровью, отборная ругань, хаос и ад. Драка затапливает сцену, как цунами, недобратья по разуму из джаз-банда лезут прятаться под столы, солисту-виртуозу оттоптали нижнюю губу. Только сейчас до отмахивающихся кулаками межпланетников доходит, ради чего было затеяно побоище. А Ларсен с разбитыми костяшками пальцев и быстро распухающим ухом уже вырвался из свалки, он уже снаружи и бежит, бежит к своему звездолету... Скорее! Скорее! Это гонка, это спорт сильных. Кто раньше прибудет на Зябь, тот, пожалуй, и выиграл. Ну не глупо ли дарить соперникам хотя бы тень шанса?
Забегая вперед, скажем: Ларсен опередил конкурентов и первым вступил в переговоры с правительством Зяби. С его опытом задача казалась несложной. Он повел дело так, что пресловутые архистарейшины наотрез отказали опоздавшим конкурентам. Первая часть переговоров была проведена почти идеально.
А дальше произошло непредвиденное.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Кто, к слову сказать, знает правда ли эта история про Власова? - когда он вышел к немцам сдаваться, с ним были два его охранника, советские бойцы. Власов сказал немцам: "Я советский генерал, я сдаюсь, передайте своему командиру". Бойцы немецкого не знали, но скоро сообразили, что происходит и предприняли попытку Власова застрелить или задушить, но были убиты немцами.
Если это выдуманная история - то очень сильная.
Если правда - то, да, об этом упыре наши лучшие умы напишут ещё десяток-другой-третий книг, статей, постов. А у тех бойцов и имён не осталось.
Пропали как "власовцы".
А были - герои.
Это, кстати, тоже на его совести. Там огромное количество бойцов было в его армии, которые бились до последнего. И в памяти, и в праве на подвиг им отказано.
Это кошмар. Не дай Бог никому так умереть.
Если это выдуманная история - то очень сильная.
Если правда - то, да, об этом упыре наши лучшие умы напишут ещё десяток-другой-третий книг, статей, постов. А у тех бойцов и имён не осталось.
Пропали как "власовцы".
А были - герои.
Это, кстати, тоже на его совести. Там огромное количество бойцов было в его армии, которые бились до последнего. И в памяти, и в праве на подвиг им отказано.
Это кошмар. Не дай Бог никому так умереть.
Оригинал и комментарии
happy mew year от кота шерлока! от wolfox
Оригинал и комментарии
орфография-то меняется от bakluzhino
Году этак в восьмидесятом сотворил двустишие. Чисто волжское.
В неглубоком водоёме закисал
Браконьерами подорванный русал.
А сегодня смотрю в ленте, там "Русал" уже с большой буквы и в кавычках.
В неглубоком водоёме закисал
Браконьерами подорванный русал.
А сегодня смотрю в ленте, там "Русал" уже с большой буквы и в кавычках.
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (4) от lemming-drover
Император наморщил лоб. Куда клонит этот прожектер?
– Экономическая выгода? Но Суррах не в состоянии...
Император не договорил. Обоим было прекрасно известно, что императорская власть реально не простирается дальше дворца с протекающей крышей. И все же император поставил бы десять к одному на то, министр назначит именно Суррах «центром кристаллизации» воссоздаваемой по его фантастическому проекту империи.
В ответ на реплику императора министр замахал руками, как будто отгоняя комарье, в чем не было нужды – висящий над тундрой гнус лишь гудел почем зря, вовсе не интересуясь людьми.
– Разумеется, Суррах не в состоянии! То есть – традиционными методами не в состоянии... Но есть и нетрадиционные...
– Подкуп?
– Увы, и это не выход. Простите, но империя не настолько богата.
Напоминать было незачем – император превосходно знал финансовое состояние империи. Для подсчета активов не потребовалось бы много времени. Даже если бы удалось взять под контроль ресурсы планеты (а кто позволит? да за одно намерение императора задавят, как муху!), это еще не стало бы началом воссоздания империи.
– Перестаньте наконец ходить вокруг да около, – сказал император сердито. – Докладывайте четко и по существу. Что вы придумали? У вас осталось семь минут.
– Придумал не я, – с деланной печалью сознался министр. – Если бы я – счел бы себя гением. К сожалению, я таковым не являюсь. Однако вашему... вам, вероятно, известно, что я провожу свободное время в исторических изысканиях?
Свободного времени у министра вообще не должно быть, подумал император. Мысль была древняя, реликтовая, залетевшая в голову из далекого прошлого, когда галактическая империя была взаправду галактической. Император спрятал ее и ответил с тонкой иронией:
– Мы наслышаны об этом. Так вы нашли хорошо забытое старое?
– Именно! В самый корень смотрите, ваше импе... ой, прошу прощения. Идея старинная, возникла на Земле Изначальной задолго до ЭЛЭ. Идея пирамиды.
– Хео Пса? – в свою очередь проявил знание древней истории император. – Нам не очень понятно, при чем тут архитектура и древний монарх с собачьим прозвищем...
– Минуту терпения, государь! Никакой архитектуры. Та пирамида, о которой я имею честь докладывать, строилась проще. Какой-нибудь умник рассылал по пяти случайным адресам пять писем с просьбой перечислить ему некоторую незначительную сумму денег. Тем же письмом он давал право своим адресатам сформировать следующую ступень пирамиды – отправить по другим пяти адресам письма аналогичного содержания. И так далее. Поступающие "снизу" деньги делились в некоторой пропорции: часть оседала на данной ступени, часть поступала "наверх". Таким образом, создавался устойчивый поток денежных средств от нижних ступеней к высшим. Наибольшую выгоду, естественно, получал инициатор – тот, кто стоял на вершине пирамиды...
– А наименьшую – тот, кто внизу? – догадливо усмехнулся император. – Проще говоря, он имел одни расходы и никакой выгоды?
– Поначалу, государь, только поначалу!.. Дальнейшее зависело исключительно от его способности выстроить следующую ступень – уговорить, убедить, заинтересовать тех, кто вне пирамиды. И пирамида постепенно росла сверху вниз, вовлекая в себя все большее число людей, пока не упиралась в естественный предел...
– Нам эта махинация кажется жульнической, – заметил император, но тон его голоса не выдавал уверенности в этом.
– В некотором роде, в некотором роде... В условиях Земли Изначальной, да и любой изолированной планеты – несомненно! Планета не резиновая, ресурсы ограничены, максимальная численность населения тоже, поэтому естественный предел будет достигнут, во-первых, неизбежно, а во-вторых, довольно быстро. Но в масштабах Вселенной да к тому же при непрекращающейся экспансии... Пирамида будет расти вниз постоянно и вряд ли когда-нибудь остановит свой рост. За счет новых колоний правительства и народы "низовых" планет могут рассчитывать со временем повысить свой статус, а с ним и национальный доход. Безусловно, обидно быть низшей – допустим, двадцатой ступенью в двадцатиступенчатой пирамиде. Но быть двадцатой ступенью в пирамиде, состоящей, допустим, из пятидесяти ступеней, – почетно и выгодно!..
Министр говорил, а император решил больше не напоминать ему о времени. Идея была во всяком случае нова и небезынтересна. Пусть безумна... Не фантастична – именно безумна. Но чтобы собрать империю воедино, как раз и требовалась безумная идея. Все разумные идеи были испробованы давно и не по одному разу – всегда с комично жалким результатом...
Как бы то ни было, предложение министра стоило дослушать до конца.
Свернув на боковую дорожку, уперлись в океан. Переброшенный через него мостик из твердого вакуума был невидим. Слабо фосфоресцирующая пунктирная линия указывала направление. Впереди за океанской дымкой проступали очертания другого материка. Можно было различить вдали длинную горную гряду с парочкой курящихся вулканов и уменьшенную копию водопада Апемей.
На мостике министр ежился, избегал смотреть вниз, с величайшим недоверием ступал по твердому ничто, но речи не прервал. На красоту пампасов он не обратил никакого внимания. Проигнорировал и дурака-страуса, упорно бегающего по кругу, словно на корде, и уже вытоптавшего себе беговую дорожку, – биомеханическая кукла явно нуждалась в отладке.
– С чего начать? – Вошедший в азарт министр рубил воздух рукой. – Во-первых, никакой огласки. Только узкий круг заинтересованных лиц из числа членов правительства Сурраха. Идея не должна просочиться раньше времени – нам нужна одна пирамида в Галактике, а не несколько. Во-вторых, совершенно необходимо приобрести на Цельбаре технологию производства квазибиологических почкующихся звездолетов типа "Гидра"...
На этих словах император прервал министра, и тому пришлось выслушать мнение монарха. Вкратце оно сводилось к тому, что министр сошел с ума. Император нищ. Ах, речь идет не о нем?.. Скажите, пожалуйста, насколько это упрощает дело! Да вы в курсе, что экономика Сурраха не выдержит такого удара? На Южном материке засуха, народу грозит голод. Северные районы пострадали от наводнения, и правительству опять-таки надо изыскивать средства. Новые концессии не приносят ожидаемой прибыли. Промышленность давно в застое. Новых рынков нет. Инфляция пугает. Вы что, только вчера родились?
Нет, министр родился не вчера. Самое интересное, что не выглядел он и сумасшедшим.
– И все-таки деньги необходимо изыскать, – твердо заявил он, – либо заинтересовать Цельбар иным способом. Прошу вас, государь, ознакомиться со списком лиц, которых я предлагаю привлечь к участию в проекте...
Император брезгливо принял бумагу. Читая, несколько раз тихонько хмыкнул. Кандидаты были как на подбор – все до единого честолюбцы и притом корыстолюбцы. Можно ли заинтересовать их местами в новом имперском правительстве, если произойдет чудо и слово «империя» перестанет быть пустым звуком?
Похоже, да.
– В самом крайнем случае можно приобрести в собственность несколько звездолетов, – продолжал министр. – Цельбариты предпочитают отдавать их в аренду, но нам надо получить их в собственность. Хотя бы всего один, но такой, чтобы реально мог почковаться. Потом мы уже сами будем отдавать звездолеты в аренду с правом субаренды...
Совершенно простонародным жестом император почесал в затылке.
– Вас трудно понять... Денег нет, население нищает, дворец который год не ремонтируется, страус, вон, не отлажен, а вы о чем?.. Ну хорошо. Допустим, мы строим пирамиду. Допустим даже, что мы залезли в неоплатные долги и достали деньги. С чего вы предлагаете начать?
– С тщательного подбора кандидатов на вторую ступень пирамиды. Предварительный список мною составлен. Эти планеты не должны быть ни чрезмерно развитыми, ни нищими. Это первое. Их правительства должны быть достаточно лояльны к империи – пусть чисто внешне. Надо показать, что лояльность щедро вознаграждается. Это второе. Далее – дипломатическая подготовка. Это самое сложное...
– Вот именно! – Император невесело усмехнулся. – Вы сами только что сказали, что нам нужна всего одна пирамида. Кто помешает правительствам планет из вашего списка воспользоваться чужой идеей? Неужели вы всерьез считаете, что у них не возникнет соблазна начать строить свою собственную пирамиду?
Император догадывался: у министра есть ответ и на это. Иначе не могло и быть – не дурак же он. Возможно, фантазер, но точно не глупец.
Не считал себя глупцом и император – притом имея на это некоторые основания. Тут было чем гордиться. Леопольд Двести Двадцать Седьмой, прямой и законный потомок длиннейшей череды императоров Млечного Пути и Магелланова Потока, потенциальная жертва бесчисленных инцестов, не был слабоумным вырожденцем. Не был, правда, и гением – всей изощренной мощи генетических технологий едва хватило на то, чтобы родить и вырастить его сравнительно нормальным человеком без особых отклонений "в минус". Об отклонениях "в плюс" речь не шла, особенно в интеллектуальной сфере. Но слабоумным император не был.
Сейчас он с удовольствием задавал вопросы министру, надеясь сбить того с толку, и с неменьшим удовольствием отмечая: проект хорошо продуман. Конечно, это вполне безумная идея... но ведь может сработать! Притом если не она, тогда что? Министр был прав: ни военная сила, ни религия, ни великая и светлая цель не способны на то, на что способна вульгарная алчность. Вложить толику денежных средств, выждать, ровным счетом ничего не делая, и получить гарантированные дивиденды! Чудесно. Это именно то, чего хочется и людям, и правительствам. То, чего им всегда хотелось и будет хотеться. Вот он, без громких слов и прекраснодушных мечтаний путь к объединению империи! К правильной империи с пирамидальной структурой! Или нет... пожалуй, это лишь первый шаг к объединению.
Но дальше дело пойдет само собой.
– Имперский авторитет! – восклицал министр. – Он остался. По сути – простите меня, государь, – остался только он. Но он может быть использован, и мы заставим его работать! Ведь начнутся споры! Скажем, сразу две планеты захотят подгрести под себя третью. Или кто-то захочет иметь под собой не пять, как мы дозволим, а пятьдесят миров. Как быть в подобных случаях? Не решать же конфликт военным путем! Пожалуйста: имперское правосудие всегда к услугам спорящих сторон. Тяжбы о приоритете, тяжбы финансовые, аудит – всё за нами. Поэтому, как я уже говорил, нам со временем понадобится не одна юридическая академия, а сто. Разумеется, верховную судебную власть будет осуществлять император и назначенные им лица. Таким образом, построив имперскую пирамиду на голой выгоде, мы очень скоро скрепим ее, как цементом, единой системой правосудия. Это сработает. Кстати, у нас прибавится еще одна статья доходов – плата за судебные издержки. Мы решим проблему занятости. Я уже предвижу тот день, когда каждый житель Сурраха, имеющий хоть каплю мозгов в голове, станет юристом... Ну а если кто-то вместо обращения в имперский суд рискнет начать войну – мы сумеем наказать такого прыткого. За льготы в выплатах или место на ступень выше кто угодно предоставит нам парочку космических эскадр...
– Ну и сколько же мы будем брать с наших непосредственных вассалов? – спросил император, невольно улыбаясь. – Какую-либо фиксированную сумму? Очень хорошо. В Галактике сама собой установится единая валюта.
– Простите, но я предложил бы брать определенный процент от национального дохода, – несколько извиняющимся тоном возразил министр. – Скажем, пять процентов. Все-таки уровень доходов у всех разный, часто даже очень разный... Кроме того, планета-сеньор, получив слаборазвитую планету-вассала, будет пытаться поднять ее доходы. Это в ее прямых интересах.
– И в интересах империи, – заметил император, улыбнувшись еще шире.
– Безусловно! – просиял и министр.
Он уже не потел. Ветер пампасов высушил его череп. Но глаза сияли прежним лихорадочным блеском.
Ни слова ни говоря, монарх тронулся в обратный путь через океан. Под невидимым мостом всплыл из синей глубины острый плавник какой-то твари, показался во впадине между волнами и вновь затонул.
Было о чем подумать. Безумная идея министра обещала в перспективе многое. Да что там многое – она обещала попросту всё! За так. То есть не совсем, конечно, даром, и первоначальные расходы будут чрезвычайно обременительны – но потом!.. Но в перспективе!..
Империя во всем ее блеске! Единая человеческая империя во Вселенной! Воскресшая из праха, как та птица... как там ее? Фендрик, что ли? Или Фенек? Ну, неважно... От желающих присоединиться к империи отбоя не будет. Они кинутся толпами, обгоняя, отталкивая и оттирая друг друга, потому что замешкавшемуся достанется место ступенью ниже. А то и двумя...
И все же метод самосборки имперской пирамиды смущал монарха. Но ведь другого метода нет и, похоже, не предвидится...
Пока собеседники прогуливались по ту сторону океана, в джунглях успел пролиться дождь. Алмазами сверкали капли. На лиане, обвившей ствол железного дерева, распустились цветы. Рогатый хамелеон сидел на ветке, маскируясь под корявый нарост. Большой питон струился по ветвям, следя остановившимся взглядом за давешним гиббоном. Под пестрой шкурой перекатывались желваки мышц. Заметив рептилию, гиббон живо вознесся в крону и оттуда заверещал пронзительно.
Куклы... Кукле-гиббону не грозила смертельная опасность, а кукла-питон не нуждалась в пище. Одна видимость. Не станет ли предлагаемая пирамида точно такой же видимостью империи?
Пусть так, подумал император. Но это много лучше, чем ничего. Это начало. Для начала пусть будет хотя бы видимость, а о дальнейшем пусть позаботятся потомки.
– Давайте ваш список кандидатов, – обернулся он к министру, неслышно ступающему на полшага позади. – На пятнадцать часов назначаю заседание Малого Совета. Там и обсудим ваш проект. Можете рассчитывать на мою поддержку.
И отпустил счастливого министра мановением руки.
* * *
Так все это было или не совсем так, мы не знаем, как никогда не узнаем, какими словами строитель Имхотеп склонял фараона Джосера к возведению первой из когда-либо построенных людьми пирамид. Известно только, что большинство историков сошлось во мнении: это могло быть так. Мы же, со своей стороны, если и присочинили что-то, то, право же, немногое. Да и не важно это. Куда важнее другое: уже следующий император, а именно Леопольд Двести Двадцать Восьмой, был коронован в великолепнейшем храме, выстроенном на собственные средства, и принимал поздравления великого множества вассалов, слетевшихся на Суррах с тысяч планет, в новой императорской резиденции, увидев которую, лучший поэт воссозданной империи Титар Светозарный онемел, осознал невозможность описать величие и красоту постройки и поклялся больше никогда в жизни ничего не рифмовать.
Да и могло ли, судите сами, быть иначе, если Суррах стал вершиной имперской пирамиды, еще даже не достроенной, а император – драгоценным алмазом на ее маковке? Если алчность – прав был министр! – действительно великолепный движитель и привод? И пусть тот министр был в конце концов сгноен в тюрьме за злоупотребления, а еще потому, что чересчур много о себе возомнил, – все равно он был прав. Разум, совесть, честь, любовь – прекрасные слова и еще лучшие понятия, кто станет спорить, но ведь не из них же строятся имперские пирамиды!
Нет, не из них.
Оригинал и комментарии
от prilepin
С интересом разглядываю, ища черты.
Слева дочь Лимонова, справа сын Лимонова.
Посредине его прекрасная бывшая жена.
Слева дочь Лимонова, справа сын Лимонова.
Посредине его прекрасная бывшая жена.
Оригинал и комментарии
с наступающим! от clear-text
ОЧЕНЬ СВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ
Один бездомный мужчина почти сорока лет, фамилия Закурдяев, зовут Петя, зашел в книжный магазин погреться. Охранники на него не обратили внимания. Была зима и метель, и на всех, кто входил, были небольшие горки снега, а тут уж не разглядишь, что там под снегом – дорогое пальто или бомжатская кацавейка.
Но не в том дело.
Петя быстро прошел вглубь магазина, аккуратно стряхнул с шапки снег, потопал сапогами, огляделся – и вдруг увидел, что тут можно присесть! Там стояло два десятка стульев, а перед ними плакат: «Мастер-класс – новогодняя открытка». Петя уселся с краю. Вдохнул приятный запах. Рядом был буфет со столиками, и молодые парни и девушки покупали пиццу и кофе, а также лапшовый суп с мясом в больших железных мисках. «Прям как на зоне!», - на всякий случай брезгливо подумал Петя, специально, чтобы не захотелось есть. Пристроился поудобнее, уперся спиной, крепко схватил сам себя под локти и стал задремывать в тепле и ярком свете.
Сквозь сон он слышал громкий голос девушки. Она объясняла, как надо рисовать открытку с Новым годом. Нарисовать зайчика, Снегурочку, хомяка или котика. Он заснул еще крепче. Потом его потеребили. Другая девушка выдала ему кусок перегнутой плотной бумаги и целый стакан фломастеров. А также картонку, планшетку-подставку.
Петя задумался. Рисовать не хотелось. Но отказываться было неудобно. На первой сторонке он нарисовал три красных линии и жирную черную снежинку. На раскрытой части – человека с мешком, который опоздал на трамвай и сел прямо в снег. А на задней сторонке написал: «Но все равно поздравляю!». Отдал это девушке и снова задремал.
Оказалось, он занял первое место. Хотя у других были очень красивые хомячки в красных колпачках. Эти девушки пожали Пете руку и дали ему лапшовый суп с мясом, из железной миски, и кусок пиццы, и еще кофе. Ему было неудобно. Но они сказали: «Это премия!». Пригласили его прийти завтра, уже в другой магазин.
Он пришел. Потом еще раз. Какой-то дядя заплатил ему за рисунки. Петя обрадовался. Купил пуховик и мобильник. Потом какая-то тетя сказала, что тот дядя – жулик, и увезла Петю во Францию. Он стал называться Пьер Закюр. Пишется Pierre Zakurd, его научили правильно подписываться. Тем более что он получал какие-то невероятные тыщи и даже больше. Он точно не знал.
Но в зимние месяцы он все равно возвращался в Москву и вел в магазинах мастер-классы «Новогодняя открытка», а тех девушек взял себе в ассистентки. И внимательно следил, чтобы охрана пускала всех, особенно бомжей. Чисто погреться. Ну или вдруг кому-нибудь тоже повезет, как ему? Вот будет здорово!
- Mais ces sont vos rivaux! – недовольно говорил его секретарь. Типа «это же ваши конкуренты».
Но Петя махал рукой и говорил:
- Rien!
Типа «фигня».
Один бездомный мужчина почти сорока лет, фамилия Закурдяев, зовут Петя, зашел в книжный магазин погреться. Охранники на него не обратили внимания. Была зима и метель, и на всех, кто входил, были небольшие горки снега, а тут уж не разглядишь, что там под снегом – дорогое пальто или бомжатская кацавейка.
Но не в том дело.
Петя быстро прошел вглубь магазина, аккуратно стряхнул с шапки снег, потопал сапогами, огляделся – и вдруг увидел, что тут можно присесть! Там стояло два десятка стульев, а перед ними плакат: «Мастер-класс – новогодняя открытка». Петя уселся с краю. Вдохнул приятный запах. Рядом был буфет со столиками, и молодые парни и девушки покупали пиццу и кофе, а также лапшовый суп с мясом в больших железных мисках. «Прям как на зоне!», - на всякий случай брезгливо подумал Петя, специально, чтобы не захотелось есть. Пристроился поудобнее, уперся спиной, крепко схватил сам себя под локти и стал задремывать в тепле и ярком свете.
Сквозь сон он слышал громкий голос девушки. Она объясняла, как надо рисовать открытку с Новым годом. Нарисовать зайчика, Снегурочку, хомяка или котика. Он заснул еще крепче. Потом его потеребили. Другая девушка выдала ему кусок перегнутой плотной бумаги и целый стакан фломастеров. А также картонку, планшетку-подставку.
Петя задумался. Рисовать не хотелось. Но отказываться было неудобно. На первой сторонке он нарисовал три красных линии и жирную черную снежинку. На раскрытой части – человека с мешком, который опоздал на трамвай и сел прямо в снег. А на задней сторонке написал: «Но все равно поздравляю!». Отдал это девушке и снова задремал.
Оказалось, он занял первое место. Хотя у других были очень красивые хомячки в красных колпачках. Эти девушки пожали Пете руку и дали ему лапшовый суп с мясом, из железной миски, и кусок пиццы, и еще кофе. Ему было неудобно. Но они сказали: «Это премия!». Пригласили его прийти завтра, уже в другой магазин.
Он пришел. Потом еще раз. Какой-то дядя заплатил ему за рисунки. Петя обрадовался. Купил пуховик и мобильник. Потом какая-то тетя сказала, что тот дядя – жулик, и увезла Петю во Францию. Он стал называться Пьер Закюр. Пишется Pierre Zakurd, его научили правильно подписываться. Тем более что он получал какие-то невероятные тыщи и даже больше. Он точно не знал.
Но в зимние месяцы он все равно возвращался в Москву и вел в магазинах мастер-классы «Новогодняя открытка», а тех девушек взял себе в ассистентки. И внимательно следил, чтобы охрана пускала всех, особенно бомжей. Чисто погреться. Ну или вдруг кому-нибудь тоже повезет, как ему? Вот будет здорово!
- Mais ces sont vos rivaux! – недовольно говорил его секретарь. Типа «это же ваши конкуренты».
Но Петя махал рукой и говорил:
- Rien!
Типа «фигня».
Оригинал и комментарии
от prilepin
Во время похода на Москву в ноябре 1941 года, немецкий военный врач из 276-й дивизии так сравнивал солдат двух армий:
«Русский... чувствует себя в лесу как дома. Дайте ему топор и нож, и через несколько часов он смастерит что угодно - сани, носилки, шалаш... сделает печку из пары старых канистр. Наши же солдаты стоят с несчастным видом и жгут драгоценный бензин, чтобы согреться. Ночью они набиваются в те немногие деревянные дома, которые еще уцелели. Несколько раз мы обнаруживали наших часовых заснувшими... на самом деле они замерзли до смерти».
(К вопросу о фильме, где замерзали два немецких, тьфу ты, русских космонавта).
«Русский... чувствует себя в лесу как дома. Дайте ему топор и нож, и через несколько часов он смастерит что угодно - сани, носилки, шалаш... сделает печку из пары старых канистр. Наши же солдаты стоят с несчастным видом и жгут драгоценный бензин, чтобы согреться. Ночью они набиваются в те немногие деревянные дома, которые еще уцелели. Несколько раз мы обнаруживали наших часовых заснувшими... на самом деле они замерзли до смерти».
(К вопросу о фильме, где замерзали два немецких, тьфу ты, русских космонавта).
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (13), на чем и заканчиваю выкладывать кусок от lemming-drover
Глава 7. Ларсен и Зябь
Ему тоже хотелось кричать. Он молчал лишь потому, что от кричи, не кричи – ничего уже не изменишь. Но по адресу Зяби и ее архистарейшин Ларсен, скрежеща зубами, мысленно произнес немало разных слов.
Его провели! До последней минуты он оставался в убеждении, что архистарейшины ему же и поручат вербовку планет-вассалов. Кому же еще, как не ему? И пункт договора о передаче правительству зародыша нового звездолета он выполнил с легким сердцем. И по закону, и по договору зародыш принадлежал правительству этой никчемной планеты, но, спрашивается, на что он этим ископаемым? И сами ведь не полетят на вербовку, и не найдут среди туземцев никого, кто мог бы полететь. Дело для них новое, заведомо рискованное и уж точно не для заплесневелых мозгов. Ну, конечно, они должны были сторговаться с ним, Ларсеном!
Вышло иначе. Получив зародыш и уверения в том, что именно так он и должен поначалу выглядеть, а равно и инструкцию по уходу за ним, архистарейшины взяли тайм-аут. Ларсена это не встревожило. В конце концов, если старые пеньки не умеют шевелить мозгами быстро, то пусть шевелят медленно. Можно и подождать.
– Эй! Ты в порядке?
Корабль отозвался в том смысле, что желает отдыха, подзарядки и самопрофилактики. Всякому известно: желание корабля заняться своим здоровьем – нехороший признак. У людей примерно так же. Корабль больше не мог почковаться, и это было плохо. Но он был еще жив, и это было хорошо.
Правда, для подзарядки ему требовалась энергия извне. Планета находилась далековато от своей звезды, и звездолет просил разрешения приблизиться к ней, чтобы хорошенько прожариться в ее лучах. Проделать это без человека на борту ему было даже удобнее.
– Оставайся на месте, – велел Ларсен. – Можешь заняться самопрофилактикой.
– Благодарю, хозяин. Сколько у меня времени?
– А я почем знаю? Несколько дней.
– Позволю себе заметить: на полную регенерацию изношенных систем мне потребуется не менее восемнадцати стандартных суток.
– Даю десять.
– Этого недостаточно, хозяин.
– Поговори еще у меня! – буркнул Ларсен. – Много воли взял. Начни с главного, а там посмотрим. Пока справляйся без подсказок.
– Хозяин покидает меня?
– На несколько дней. Режим безопасности – «умеренно дружелюбная планета», на защитный периметр энергию не трать. Если в тебя попытается проникнуть посторонний – долбани его легонько, чтоб жив остался.
Последние слова были сказаны на всякий случай. Побывав по роду профессии на многих планетах, Ларсен умел быстро составить мнение о туземцах. Зябиане не вызывали опасений. Простейший тест подтвердил это: пустой пластиковый ящик, который Ларсен сразу после приземления нарочно вынес из корабля, так и лежал на своем месте, помеченный собаками, но не тронутый человеком. Ящик был виден издалека, но по траве к нему не тянулись ничьи следы, за исключением следов самого Ларсена. Более суток очень удобный ящик, полезный в хозяйстве всякому селянину, стоял на виду бесхозным и никому не понадобился!
Нелюбопытны и законопослушны – только такое умозаключение и можно было сделать о зябианах на основе ящичного теста. Не позволяя себе расслабиться, Ларсен в то же время не ощущал беспокойства. Вместо того чтобы ночевать в звездолете, он вернулся в Пупыри, вновь заселился в гостиницу и стал ждать.
Ответ архистарейшин был получен через секретаря спустя три дня. Отказ. Простой и категорический отказ.
Удар был тем болезненнее, что Ларсен не ждал его. Понадобилось время, чтобы понять: архистарейшины против всех ожиданий решили рискнуть. Эти скопидомы решили, что смогут обойтись своими силами, а его, Ларсена, просто и без всяких затей спихнули в кювет, даже не поторговавшись как следует. Скупердяи сельские, дремотные, заскорузлые!
Но хитрые.
Пришлось признать: в оценке туземцев он ошибся, потому-то и решил, что с них можно содрать столько, сколько захочется. На других вербуемых планетах его запросы были куда скромнее. И всё, как правило, сходило гладко.
Будучи вспыльчив по природе, Ларсен поломал кое-что в гостинице, но, несколько остыв, щедро заплатил хозяйке за ущерб, избежав таким образом объяснений с полицией.
А вопить от ярости все-таки не стал. Это было не в его характере. Молчаливая злость куда опаснее для недругов, нежели шумная.
Опыт и логика подсказывали: человеческие руины, называющие себя архистарейшинами, не совсем глупы. Сами они нипочем не отправятся в Галактику в качестве вербовщиков. Значит, найдут других из числа зябиан. Ха-ха, тут им придется постараться...
Даже интересно: среди кого они начнут поиски?
Туземцы – народ дремучий, мирный, тихий. За три дня Ларсен повидал многих столичных жителей и ни в одном не почувствовал даже слабого намека на авантюризм. Их азарт проявлялся лишь при драках уличных собак – тут туземцы собирались толпой, болели за того или иного пса и делали ставки. Может быть, армия как естественное прибежище энергичных, агрессивных от природы людей? У Зяби ее не было. Полиция? Как и повсюду в Галактике, полицейских Зяби интересовало теплое благополучие, а не безумные, по их мнению, предприятия. Пожарные? Спасатели? Профессиональные спортсмены? Первые и вторые недалеко ушли от полицейских, а третьих на Зяби не было. Кого, спрашивается, местное правительство пошлет в бесконечно далекий и пугающий аборигенов космос? Где они, искатели приключений?
Их не было даже в столичных барах, трактирах и кабаках всех сортов. Ларсен обошел десятка два подобных заведений, от фешенебельных, по меркам здешнего захолустья, до грязных забегаловок, узнал, что местное пойло, в самом деле превосходное на вкус и убойное в смысле результата, называется не «гу-кло» или «ду-пло», а «бу-хло», нанял нескольких пьянчужек, чтобы те прислушивались к свежим сплетням и докладывали ему, но так и не увидел ни одной достойной внимания драки.
Ларсен не поручился бы головой, что на Зяби вообще нет искателей приключений, но счел этот вариант наименее вероятным. Есть, конечно, авантюристы, где-нибудь да существуют. А только поди найди их в короткий срок!
Итак, первый вариант отпадал. Вариант второй: отбор достойнейших. Соберут, как это водится на патриархальных планетах, многолюдную сходку, выберут всем миром благополучных и честных – тут уж не откажешься без того, чтобы подвергнуться всеобщему осуждению. Ну допустим, выберут лучших... То-то и оно, что лучшие-то они здесь, а не там, где им предстоит действовать. Там-то они сразу напортачат и вернутся, поджав хвост, ибо деревенщина и в Галактике останется деревенщиной.
Ларсен поставил бы пять против одного на то, что архистарейшины это понимают. Лысые пеньки, развалины, – а ум еще теплится! Так что и этот вариант не казался очень уж вероятным.
Оставалось третье: кандидаты в вербовщики будут назначены из числа тех, кто провинился перед законом.
Такие есть всегда и везде, даже на самой благополучной планете. Вопрос лишь в их количестве. Человек везде человек; сонное царство Зяби просто не могло до конца вытравить в каждом зябианине предприимчивость вкупе с некоторым пренебрежением к законам. А если так, то архистарейшинам останется лишь выбрать среди правонарушителей – покоенарушителей по-местному – несколько подходящих кандидатур.
Можно, кстати, и сэкономить на их вознаграждении. Забвение прежних проступков – уже само по себе замечательный стимул лететь куда угодно, хоть к другой галактике, и вернуться героями в ореоле славы.
Этот вариант Ларсен посчитал самым вероятным. Уже следующим вечером, поставив в харчевне выпивку туповатому телеграфисту, он узнал о телеграммах, разосланных в полицейские отделения на местах. Пазл сложился.
Оставалось ждать. Ларсен жил в гостинице, тратя имперские банкноты, принимаемые здесь по грабительскому курсу, дегустировал туземное бу-хло, слушал разговоры завсегдатаев местного бара, порой ставил кому-нибудь выпивку в обмен на крохи информации, выжидал и наблюдал. Когда вся команда новоиспеченных вербовщиков соберется вместе, оценит сложность задачи и придет от нее в ужас, он попытается договориться с ними.
Возможно, они согласятся.
Возможно – откажутся. И напрасно. Это будет непродуманное, весьма опрометчивое решение. Во-первых, они начнут спотыкаться с первых же шагов, в чем им следует помочь – раз, другой, третий и помогать до тех пор, пока они сами не взмолятся о помощи.
А во-вторых, с полученным туземцами единственным эмбрионом звездолета всегда может что-нибудь случиться.
Оригинал и комментарии
архимед обесточенный от bakluzhino
Доживая в недоумении
остающиеся года,
я одно приобрёл умение —
не упорствовать никогда.
Догрызая горбушку чёрствую
непонятных старческих лет,
потому-то и не упорствую —
сила есть, а упора нет.
Так что в смысле необходимого
мне бы точку, всего одну, —
мир не мир, но себя родимого
я уж точно переверну.
остающиеся года,
я одно приобрёл умение —
не упорствовать никогда.
Догрызая горбушку чёрствую
непонятных старческих лет,
потому-то и не упорствую —
сила есть, а упора нет.
Так что в смысле необходимого
мне бы точку, всего одну, —
мир не мир, но себя родимого
я уж точно переверну.
Оригинал и комментарии
И если подводить итоги от nikab
Возможно промежуточные моей фестивальной жизни, следует задаться вопросом - а туда ли я свернула три с половиной года назад?
Да, это дало мне море счастья, приключений, впечатлений и навыков. Да я научилась танцевать контактную импровизацию, заваривать чай, делать йогу, жить без мяса и прочая. Но этот мир отторгает меня и я при всем восторге не вхожу в него до конца, осваивая форму не принимаю дух. Я могу вволю фестивалить, отплясывать, слушать дивную музыку, работать, поддерживать и беседовать, фестивали для меня место где я могу встретить таких же чудиков, сенсориков, кинестетиков, ясно видящих. Пространство, где я беспрепятственно разрешаю себе быть собой... Но почему я не могу позволить себе то же самое в моем собственном доме и в моей собственной жизни? Зачем раз за разом пытаюсь втолкнуть себя людям как залежалый товар, увидеть свое отражение в чужих глазах вместо того, чтобы смотреть на себя в зеркало. На себя, а не на какую-то придуманную старую девочку в пестрых шмотках. Почему я не ценю себя настоящую, за что обижаю, в какие рамки раз за разом пытаюсь загнать?
Я есть. У меня есть мой мир и моя жизнь. Мои дети и мои звери. Мои книги и мои стихи. Мой дом. И чем больше силы я отдам себе и своим близким, а не чужим придуманным жизням, тем дальше смогу пройти.
Спасибо, господи, за это своевременное осознание.
Да, это дало мне море счастья, приключений, впечатлений и навыков. Да я научилась танцевать контактную импровизацию, заваривать чай, делать йогу, жить без мяса и прочая. Но этот мир отторгает меня и я при всем восторге не вхожу в него до конца, осваивая форму не принимаю дух. Я могу вволю фестивалить, отплясывать, слушать дивную музыку, работать, поддерживать и беседовать, фестивали для меня место где я могу встретить таких же чудиков, сенсориков, кинестетиков, ясно видящих. Пространство, где я беспрепятственно разрешаю себе быть собой... Но почему я не могу позволить себе то же самое в моем собственном доме и в моей собственной жизни? Зачем раз за разом пытаюсь втолкнуть себя людям как залежалый товар, увидеть свое отражение в чужих глазах вместо того, чтобы смотреть на себя в зеркало. На себя, а не на какую-то придуманную старую девочку в пестрых шмотках. Почему я не ценю себя настоящую, за что обижаю, в какие рамки раз за разом пытаюсь загнать?
Я есть. У меня есть мой мир и моя жизнь. Мои дети и мои звери. Мои книги и мои стихи. Мой дом. И чем больше силы я отдам себе и своим близким, а не чужим придуманным жизням, тем дальше смогу пройти.
Спасибо, господи, за это своевременное осознание.
Оригинал и комментарии
меньше ста долларов от clear-text
ОБЪЕКТИВАЦИЯ
Он вошел в кафе, огляделся.
У стойки, где надо было брать кофе, стояла девушка. То есть молодая женщина. Она стояла к нему спиной. Она была в коротком белом платье – возможно, это была униформа: дело было в большом торговом центре, и она, не исключено, была продавщицей, которая зашла быстро глотнуть чашечку эспрессо. А может быть, и нет – у нее в левой руке была очень хорошая сумочка, и еще пакет с покупками. Но неважно! Главное – девушка была умопомрачительно прекрасна. То есть не она сама, а ее фигура сзади. Боже! Это было какое-то чудо. Округлые плечи, тонкая сильная талия, попа как яблоко, безупречные длинные ножки в отличных туфельках на не очень высоких, но выразительных каблуках.
Она повернулась к бармену, мелькнул приятный профиль, но бог с ним, с профилем. Он смотрел на ее фигуру. Платье было тончайшее, почти прозрачное, и ему показалось, что он видит волшебные ямочки на ее талии – выше попы. А попа была отрисована во всех подробностях, и уже казалось, что это даже не яблоко, а бархатный раздвоенный персик, чуть треснувший от спелости, и там, в глубине нежной расселины, виднелась темная персиковая косточка… Его воображению виднелась, конечно же. Но у него дыхание перехватило и потемнело в глазах.
О, боже, было бы это десять или хотя бы пять лет назад… Он бы что угодно сделал, в лепешку бы расшибся, познакомился бы с ней, увлек бы, обаял, очаровал, забросал подарками, затаскал по ресторанам и театрам, женился бы на ней – и неважно, кто она: продавщица или аспирантка, москвичка или приезжая, умная, нежная и образованная, или тупая холодная дура, наивная или хитрая, верная или блядь, добрая или корыстная – все это неважно, все это чепуха и чушь по сравнению с наслаждением обнимать это тело, знать, что эти ножки, эта талия, эта упоительная попка, эта манящая персиковая косточка – это моё, я обладаю этим и наслаждаюсь обладанием… Пусть она изменяет, пусть она скандалит, пусть она тянет деньги – но она моя, и ради этого я живу. Делай что хочешь, только пускай меня к себе под одеяло каждую ночь.
Кстати, так или примерно так у него уже было. Раза три. Или даже четыре.
Нет, всё!
Он перевел дыхание и вспомнил, что уже год назад твердо усвоил: все это, что таким восторженным вихрем за две секунды пронеслось у него в душе – всё это, ради чего еще несколько лет назад он терпел унижения, моральные пощечины, ссоры с родителями и немалые денежные траты – что вся эта радость обладания восхитительным телом стоит пять тысяч рублей. Самое большее – восемь. Но не десять. А если повезет, то и четыре. Не считая ужина, конечно. Он хмыкнул и подошел к бару – она как раз отошла, держа в руках поднос с чашкой кофе и стаканом холодной воды.
Наверное, он очень громко хмыкнул, даже коротко хохотнул. Поэтому она покосилась на него, а потом, поставив кофе и воду на столик, подняла на него глаза.
Он был в короткой куртке и джинсах, в мягких кожаных туфлях, на плече – недешевая кожаная сумка. Он был очень хорош собой. Светлый шатен, загорелый, с серо-зелеными глазами. Рост не меньше чем метр восемьдесят, но и не сильно больше – то есть высокий, но не громадный, не каланча. Большие красивые руки. Тонкая талия, совершенно плоский живот, узкие бедра, длинные ноги с красивыми лодыжками – это видно было, потому что джинсы были по последней моде чуть коротковаты, а туфли надеты на босу ногу. Он чуть повернулся к стойке бара, и она увидела крутые маленькие спортивные ягодицы, а спереди, в джинсах – целый бугор, с трудом впихнутый – она себе это представила – в тонкие трусики. У нее потемнело в глазах и перехватило дыхание, она представила себе всё это, как оно сначала свисает смуглым крюком, а потом распрямляется и поднимается, на восемь дюймов жадной плоти.
О, боже, было бы это пять лет назад, три года назад! Она бы в лепешку расшиблась, познакомилась бы с ним, обворожила, очаровала, соблазнила бы, привела бы к себе, затащила бы в постель, поселила бы у себя, и неважно, кто это – курьер или бизнесмен, мальчик из хорошей московской семьи или сын алкоголиков из провинции, умный или дурак, добряк или сволочь, трудяга или альфонс ленивый, верный друг или наградит триппером на третью неделю совместной жизни – все это не имеет никакого значения, в сравнении со счастьем ощущать его тело в своем. Знать и чувствовать, что эти серые глаза, смуглое лицо, умелые губы, бесстыдные пальцы, узкие бедра, неустанная плоть – это все мое… Изменяй мне, презирай меня, обворовывай меня, бей меня – но приходи ко мне ночью.
У нее так уже было. Раза три. А если честно, то четыре.
Наверное, хватит?
Она сама над собой засмеялась. Ведь всем этим мечтам-усладам цена – пять тысяч рублей. Ну да, не три копейки. Но ведь даже не сто долларов. Ну, в крайнем случае семь-восемь тысяч. Терпимо. Вполне подъемная сумма. Плюс кофе с пирожными.
- Простите, - он подошел к ней, поставил свой кофе на ее столик. – Можно к вам?
- Отвяжитесь, бога ради, - вздохнула она.
- И вы тоже! – неизвестно почему сказал он.
Он вошел в кафе, огляделся.
У стойки, где надо было брать кофе, стояла девушка. То есть молодая женщина. Она стояла к нему спиной. Она была в коротком белом платье – возможно, это была униформа: дело было в большом торговом центре, и она, не исключено, была продавщицей, которая зашла быстро глотнуть чашечку эспрессо. А может быть, и нет – у нее в левой руке была очень хорошая сумочка, и еще пакет с покупками. Но неважно! Главное – девушка была умопомрачительно прекрасна. То есть не она сама, а ее фигура сзади. Боже! Это было какое-то чудо. Округлые плечи, тонкая сильная талия, попа как яблоко, безупречные длинные ножки в отличных туфельках на не очень высоких, но выразительных каблуках.
Она повернулась к бармену, мелькнул приятный профиль, но бог с ним, с профилем. Он смотрел на ее фигуру. Платье было тончайшее, почти прозрачное, и ему показалось, что он видит волшебные ямочки на ее талии – выше попы. А попа была отрисована во всех подробностях, и уже казалось, что это даже не яблоко, а бархатный раздвоенный персик, чуть треснувший от спелости, и там, в глубине нежной расселины, виднелась темная персиковая косточка… Его воображению виднелась, конечно же. Но у него дыхание перехватило и потемнело в глазах.
О, боже, было бы это десять или хотя бы пять лет назад… Он бы что угодно сделал, в лепешку бы расшибся, познакомился бы с ней, увлек бы, обаял, очаровал, забросал подарками, затаскал по ресторанам и театрам, женился бы на ней – и неважно, кто она: продавщица или аспирантка, москвичка или приезжая, умная, нежная и образованная, или тупая холодная дура, наивная или хитрая, верная или блядь, добрая или корыстная – все это неважно, все это чепуха и чушь по сравнению с наслаждением обнимать это тело, знать, что эти ножки, эта талия, эта упоительная попка, эта манящая персиковая косточка – это моё, я обладаю этим и наслаждаюсь обладанием… Пусть она изменяет, пусть она скандалит, пусть она тянет деньги – но она моя, и ради этого я живу. Делай что хочешь, только пускай меня к себе под одеяло каждую ночь.
Кстати, так или примерно так у него уже было. Раза три. Или даже четыре.
Нет, всё!
Он перевел дыхание и вспомнил, что уже год назад твердо усвоил: все это, что таким восторженным вихрем за две секунды пронеслось у него в душе – всё это, ради чего еще несколько лет назад он терпел унижения, моральные пощечины, ссоры с родителями и немалые денежные траты – что вся эта радость обладания восхитительным телом стоит пять тысяч рублей. Самое большее – восемь. Но не десять. А если повезет, то и четыре. Не считая ужина, конечно. Он хмыкнул и подошел к бару – она как раз отошла, держа в руках поднос с чашкой кофе и стаканом холодной воды.
Наверное, он очень громко хмыкнул, даже коротко хохотнул. Поэтому она покосилась на него, а потом, поставив кофе и воду на столик, подняла на него глаза.
Он был в короткой куртке и джинсах, в мягких кожаных туфлях, на плече – недешевая кожаная сумка. Он был очень хорош собой. Светлый шатен, загорелый, с серо-зелеными глазами. Рост не меньше чем метр восемьдесят, но и не сильно больше – то есть высокий, но не громадный, не каланча. Большие красивые руки. Тонкая талия, совершенно плоский живот, узкие бедра, длинные ноги с красивыми лодыжками – это видно было, потому что джинсы были по последней моде чуть коротковаты, а туфли надеты на босу ногу. Он чуть повернулся к стойке бара, и она увидела крутые маленькие спортивные ягодицы, а спереди, в джинсах – целый бугор, с трудом впихнутый – она себе это представила – в тонкие трусики. У нее потемнело в глазах и перехватило дыхание, она представила себе всё это, как оно сначала свисает смуглым крюком, а потом распрямляется и поднимается, на восемь дюймов жадной плоти.
О, боже, было бы это пять лет назад, три года назад! Она бы в лепешку расшиблась, познакомилась бы с ним, обворожила, очаровала, соблазнила бы, привела бы к себе, затащила бы в постель, поселила бы у себя, и неважно, кто это – курьер или бизнесмен, мальчик из хорошей московской семьи или сын алкоголиков из провинции, умный или дурак, добряк или сволочь, трудяга или альфонс ленивый, верный друг или наградит триппером на третью неделю совместной жизни – все это не имеет никакого значения, в сравнении со счастьем ощущать его тело в своем. Знать и чувствовать, что эти серые глаза, смуглое лицо, умелые губы, бесстыдные пальцы, узкие бедра, неустанная плоть – это все мое… Изменяй мне, презирай меня, обворовывай меня, бей меня – но приходи ко мне ночью.
У нее так уже было. Раза три. А если честно, то четыре.
Наверное, хватит?
Она сама над собой засмеялась. Ведь всем этим мечтам-усладам цена – пять тысяч рублей. Ну да, не три копейки. Но ведь даже не сто долларов. Ну, в крайнем случае семь-восемь тысяч. Терпимо. Вполне подъемная сумма. Плюс кофе с пирожными.
- Простите, - он подошел к ней, поставил свой кофе на ее столик. – Можно к вам?
- Отвяжитесь, бога ради, - вздохнула она.
- И вы тоже! – неизвестно почему сказал он.
Оригинал и комментарии
о важности правильной тренировки от clear-text
УДАР
Этот мужик стоял у кассы, выкладывал покупки из тележки на стол. «Пакет нужен?» - спросила продавщица. «Нужен, нужен». Круглые баночки с детским питанием, хлеб, сахар, печенье, упаковки овощей. Сосиски. Бутылка постного масла. Джем. Сметана. Касса пищала. Продавщица спросила: «Социальная карта есть?» Мужик вытащил из бумажника синеватый прямоугольник. Касса пискнула еще раз. Значит, мужик был пенсионер. Но выглядел нестарым. Лицо у него было серенькое такое, обыкновенное. Рядом с ним мальчик лет семи разворачивал глазированный сырок. Внучок, наверное.
Саша вспомнил, что что говорил инструктор. Возбуждать в себе злобу нельзя. Презрение – тоже. Нельзя говорить в уме «ах ты козел плюгавый, дерьмо, ничтожество». Надо быть совершенно холодным, спокойным, равнодушным.
Саша покосился на своих спутников. Один из них как будто бы рассматривал винные бутылки на стеллаже, а второй просто стоял за Сашиной спиной и делал вид, что пересчитывает деньги в своем кошельке. То есть они – рядом.
Саша собрал во рту всю слюну и громко цокнул языком.
Мужик обернулся.
Саша плюнул ему в лицо. Попал между носом и левым глазом.
Мужик изумленно заморгал.
***
Дело в том, что Сашу позвали на одну очень интересную работу. Деньги и карьерный рост. Он подумал и согласился. С ним занимались два человека – инструктор и помощник. Саша не знал, как их зовут.
Инструктор говорил:
«Держать удар легко. Типа в переносном смысле. Ну, типа, жена изменила, друг деньги не отдал, босс нахамил, ну и так далее типа того. Немножко разумности, вот и все. Собраться. Подумать про себя, типа, например, “бог его накажет; главное, я жив-здоров; не я первый, не я последний; и вообще бывает хуже”. Ну и все такое. А в прямом смысле удар вообще фигня. Пластырёк налепил и дальше пошел».
«А что трудно?» - спросил Саша.
«Трудно бывает удар нанести».
«Да ну! Влындить, и все дела!», - Саша хорохорился.
«Э, нет! – смеялся инструктор. – Мы же все в глубине души хорошие люди! Нас же мама с бабушкой учили! Сказки нам читали! Нам же тяжело, иногда просто невозможно сделать человеку больно! Особенно незнакомому. Поломать ребра – херня, срастется. А вот человеку жизнь поломать! Посадить его на много лет. Отнять имущество. Да еще опозорить, чтоб родная мать его прокляла, чтоб дети его стыдились. Это труднее. Не все справляются. Многие спекаются. Не могут, слабаки, перешагнуть».
«А я смогу? – спросил Саша. – Вот вы как думаете?»
Потому что у него были глубоко личные причины ненавидеть если не все население родной страны, то уж процентов пятьдесят – точно. А на другие страны и народы ему было вообще плевать. Можно напалмом с воздуха, как в кино.
«Надо учиться, - сказал инструктор. – Завтра пойдем в супермаркет. Ты в очереди выберешь человека, вот любого человека, какого захочешь, и плюнешь ему в рожу. Случайному человеку. Вот так, просто. Ни с того, ни с сего. Раз – и харкнул. Не бойся. Тебе за это ничего не будет. Мы будем рядом, буквально в полушаге. Если что, так сразу», - инструктор положил руку на плечо своему помощнику.
Они оба были как будто одинаковые. Крупные, плотные, мускулистые.
***
Мужик изумленно и будто бы жалобно заморгал, стряхивая Сашин плевок с лица, с выражением ужаса и омерзения поглядел на него – и вдруг резко двинул ему левой в живот.
Саша согнулся, и тогда мужик во всю сласть правой рукой долбанул ему в челюсть. Саша отлетел на стеллаж с бутылками. Раздался звон стекла: штук пять упало и разбилось. Секунд на десять он потерял сознание, это был настоящий нокаут. Очнулся. Все было в тумане. Пахло вином, целая лужа на кафельном полу, и зеленые осколки. Он увидел, как мужик кладет свои покупки в кошелку.
«Пойдем, Кирюша», - сказал мужик своему внуку и салфеткой вытер ему губы, все в шоколадной глазури.
Они вдвоем перешагнули через Сашу и вышли вон.
Саша вскочил, шатаясь. Огляделся.
«Эй, - осипшим голосом крикнул он. – Вы где? Эй! Сюда!»
Инструктор и помощник как из-под земли выскочили.
Пошептались с охранником.
Вывели Сашу наружу, отошли на три шага от крыльца.
«Вы же сказали, что мне ничего не будет! – возмутился он. – Вы же мне обещали! Вы сказали, что будете рядом! В полушаге! Куда вы подевались? – и вдруг догадался: - А этот хрен с горы, боксер этот, он тоже из ваших? Он же бьет, как профи! Нечестно! Предупреждать надо!».
«Вернись и заплати за разбитые бутылки», - сказал инструктор.
«Я?!»
«А что, я, что ли?» - подал голос помощник инструктора.
«У меня столько денег нет», - уперся Саша.
«Тогда они вызовут полицию. Давай, живенько. И пока всё. С тобой пока всё».
«Почему?» - отчаянно вскричал Саша
«Потому что ты не можешь держать удар. Ну, ладно. Набери мне через годик».
***
Ровно через год Саша, как было велено, набрал. Но там ответили: «Здравствуйте, меня зовут Милана, бесплатные обследования позвоночника в рамках программы “Здоровая Москва”, скажите номер вашего страхового полиса».
Этот мужик стоял у кассы, выкладывал покупки из тележки на стол. «Пакет нужен?» - спросила продавщица. «Нужен, нужен». Круглые баночки с детским питанием, хлеб, сахар, печенье, упаковки овощей. Сосиски. Бутылка постного масла. Джем. Сметана. Касса пищала. Продавщица спросила: «Социальная карта есть?» Мужик вытащил из бумажника синеватый прямоугольник. Касса пискнула еще раз. Значит, мужик был пенсионер. Но выглядел нестарым. Лицо у него было серенькое такое, обыкновенное. Рядом с ним мальчик лет семи разворачивал глазированный сырок. Внучок, наверное.
Саша вспомнил, что что говорил инструктор. Возбуждать в себе злобу нельзя. Презрение – тоже. Нельзя говорить в уме «ах ты козел плюгавый, дерьмо, ничтожество». Надо быть совершенно холодным, спокойным, равнодушным.
Саша покосился на своих спутников. Один из них как будто бы рассматривал винные бутылки на стеллаже, а второй просто стоял за Сашиной спиной и делал вид, что пересчитывает деньги в своем кошельке. То есть они – рядом.
Саша собрал во рту всю слюну и громко цокнул языком.
Мужик обернулся.
Саша плюнул ему в лицо. Попал между носом и левым глазом.
Мужик изумленно заморгал.
***
Дело в том, что Сашу позвали на одну очень интересную работу. Деньги и карьерный рост. Он подумал и согласился. С ним занимались два человека – инструктор и помощник. Саша не знал, как их зовут.
Инструктор говорил:
«Держать удар легко. Типа в переносном смысле. Ну, типа, жена изменила, друг деньги не отдал, босс нахамил, ну и так далее типа того. Немножко разумности, вот и все. Собраться. Подумать про себя, типа, например, “бог его накажет; главное, я жив-здоров; не я первый, не я последний; и вообще бывает хуже”. Ну и все такое. А в прямом смысле удар вообще фигня. Пластырёк налепил и дальше пошел».
«А что трудно?» - спросил Саша.
«Трудно бывает удар нанести».
«Да ну! Влындить, и все дела!», - Саша хорохорился.
«Э, нет! – смеялся инструктор. – Мы же все в глубине души хорошие люди! Нас же мама с бабушкой учили! Сказки нам читали! Нам же тяжело, иногда просто невозможно сделать человеку больно! Особенно незнакомому. Поломать ребра – херня, срастется. А вот человеку жизнь поломать! Посадить его на много лет. Отнять имущество. Да еще опозорить, чтоб родная мать его прокляла, чтоб дети его стыдились. Это труднее. Не все справляются. Многие спекаются. Не могут, слабаки, перешагнуть».
«А я смогу? – спросил Саша. – Вот вы как думаете?»
Потому что у него были глубоко личные причины ненавидеть если не все население родной страны, то уж процентов пятьдесят – точно. А на другие страны и народы ему было вообще плевать. Можно напалмом с воздуха, как в кино.
«Надо учиться, - сказал инструктор. – Завтра пойдем в супермаркет. Ты в очереди выберешь человека, вот любого человека, какого захочешь, и плюнешь ему в рожу. Случайному человеку. Вот так, просто. Ни с того, ни с сего. Раз – и харкнул. Не бойся. Тебе за это ничего не будет. Мы будем рядом, буквально в полушаге. Если что, так сразу», - инструктор положил руку на плечо своему помощнику.
Они оба были как будто одинаковые. Крупные, плотные, мускулистые.
***
Мужик изумленно и будто бы жалобно заморгал, стряхивая Сашин плевок с лица, с выражением ужаса и омерзения поглядел на него – и вдруг резко двинул ему левой в живот.
Саша согнулся, и тогда мужик во всю сласть правой рукой долбанул ему в челюсть. Саша отлетел на стеллаж с бутылками. Раздался звон стекла: штук пять упало и разбилось. Секунд на десять он потерял сознание, это был настоящий нокаут. Очнулся. Все было в тумане. Пахло вином, целая лужа на кафельном полу, и зеленые осколки. Он увидел, как мужик кладет свои покупки в кошелку.
«Пойдем, Кирюша», - сказал мужик своему внуку и салфеткой вытер ему губы, все в шоколадной глазури.
Они вдвоем перешагнули через Сашу и вышли вон.
Саша вскочил, шатаясь. Огляделся.
«Эй, - осипшим голосом крикнул он. – Вы где? Эй! Сюда!»
Инструктор и помощник как из-под земли выскочили.
Пошептались с охранником.
Вывели Сашу наружу, отошли на три шага от крыльца.
«Вы же сказали, что мне ничего не будет! – возмутился он. – Вы же мне обещали! Вы сказали, что будете рядом! В полушаге! Куда вы подевались? – и вдруг догадался: - А этот хрен с горы, боксер этот, он тоже из ваших? Он же бьет, как профи! Нечестно! Предупреждать надо!».
«Вернись и заплати за разбитые бутылки», - сказал инструктор.
«Я?!»
«А что, я, что ли?» - подал голос помощник инструктора.
«У меня столько денег нет», - уперся Саша.
«Тогда они вызовут полицию. Давай, живенько. И пока всё. С тобой пока всё».
«Почему?» - отчаянно вскричал Саша
«Потому что ты не можешь держать удар. Ну, ладно. Набери мне через годик».
***
Ровно через год Саша, как было велено, набрал. Но там ответили: «Здравствуйте, меня зовут Милана, бесплатные обследования позвоночника в рамках программы “Здоровая Москва”, скажите номер вашего страхового полиса».
Оригинал и комментарии
в недалеком будущем от clear-text
ЛУЗЕРКА
Рома и Коля сидели в баре модного московского фитнес-центра «Марабу». Они только что покачались на тренажерах, поплавали в бассейне, сделали массаж, приняли душ, и вот теперь, удобно устроившись в креслах, пили легкий декоффеинированый «латте» на кокосовом молоке, и ждали своего друга Васю, который почему-то опаздывал.
Рома и Коля были счастливы в семейной жизни. Ромина жена была вице-президентка компании «МосМетроПасс», а Колина – директорка ИТЭК, «Института трансазиатских энергетических коммуникаций». Они очень хорошо зарабатывали, и полностью обеспечивали своих мужей и детей. В семье Ромы был всего один ребенок, палестинской национальности, а у Коли целых трое, усыновленных из Филиппин. Рожать детей уже лет пятнадцать стало совсем не модно, да и понятно почему. Но иметь детей было обязательно, поэтому их усыновляли из бедных стран.
У Васи детей было двое, оба креолы из Эквадора, кровные братья, славные ребята, один школьник, другой на первом курсе. Хорошие, но сильно закомплексованные. Ясное дело – Васина жена была обыкновенная менеджерка в какой-то зачуханной торговой фирме, с очень скромной зарплатой и средненькой квартиркой. Даже непонятно, как она смогла уговорить в мужья такого красавца и умника, как Вася. Да еще и двоих детей завести. И вот теперь ребята были травмированы из-за того, что у них всегда – устаревшие гаджеты и в ноябре – футболки октябрьской коллекции, а то и сентябрьской, вообще позор.
Поскольку Вася опаздывал, Рома и Коля как раз обсуждали вот этот вопрос. Они знали, что Васе не по карману абонемент в «Марабу». Хотели помочь ему деньгами, но боялись оскорбить его гордость. Что они могли для него сделать? Заказывать ему кофе, обманывая, что это комплимент от кафе?
- Надо с ним серьезно поговорить, - сказал Коля. – Вот так, искренне и по-дружески. Сказать, что он должен уходить от этой лузерки.
- Да, - кивнул Рома. – Тут мы переодевались, я глянул на его трусы и майку, стыдно смотреть. Вообще баба, которая не может обеспечить мужика – это не баба!
- Лузерка, я же говорю! – сказал Коля, как припечатал.
- Тссс! – шепнул Рома. – Он идет!
Вася подошел к друзьям, они коротко обнялись.
Он стал сбивчиво объяснять, что младший парень в школе посеял планшет, пришлось ехать, помогать искать – вот поэтому он и опоздал. Вася говорил, опустив голову, а то и слегка отвернувшись.
- Так! – строго сказал Коля и резко взял его за подбородок, повернул к себе. – А вот это, вот это – что?
Под глазом у Васи расплывался небольшой, но вполне однозначный синяк.
Вася отвернулся и пробормотал:
- Да утром встал в туалет, кругом темно, я и треснулся об угол шкафа в коридоре. Ребят, я пойду сплаваю, а вы меня не ждите…
Он быстро ушел.
- Вот ведь горе какое! - всплеснул руками Рома.
- Лузерки, они такие, - сказал Коля. – Вымещают свои проблемы на тех, кто не может дать сдачи! Бежать ему надо, бежать! Детей в охапку, и ноги!
- Ага, - вздохнул Рома. – Ноги! Легко сказать. А куда? На улицу?
- Погоди, - задумался Коля. – Я всё Маше расскажу. Прямо сегодня вечером. Попрошу, она даст денег, чтоб ему снять квартиру на первое время… Обязательно даст. Она понимает. Она мне сама говорила, что от лузерок надо спасаться, пока цел. Я прямо разволновался. Друг на глазах погибает! Возьму еще двойной эспрессо!
- Говорят, портит кожу лица, - задумчиво предостерег Рома.
- Плевать! Что я, не мужик? – и Коля махнул рукой бармену.
Рома и Коля сидели в баре модного московского фитнес-центра «Марабу». Они только что покачались на тренажерах, поплавали в бассейне, сделали массаж, приняли душ, и вот теперь, удобно устроившись в креслах, пили легкий декоффеинированый «латте» на кокосовом молоке, и ждали своего друга Васю, который почему-то опаздывал.
Рома и Коля были счастливы в семейной жизни. Ромина жена была вице-президентка компании «МосМетроПасс», а Колина – директорка ИТЭК, «Института трансазиатских энергетических коммуникаций». Они очень хорошо зарабатывали, и полностью обеспечивали своих мужей и детей. В семье Ромы был всего один ребенок, палестинской национальности, а у Коли целых трое, усыновленных из Филиппин. Рожать детей уже лет пятнадцать стало совсем не модно, да и понятно почему. Но иметь детей было обязательно, поэтому их усыновляли из бедных стран.
У Васи детей было двое, оба креолы из Эквадора, кровные братья, славные ребята, один школьник, другой на первом курсе. Хорошие, но сильно закомплексованные. Ясное дело – Васина жена была обыкновенная менеджерка в какой-то зачуханной торговой фирме, с очень скромной зарплатой и средненькой квартиркой. Даже непонятно, как она смогла уговорить в мужья такого красавца и умника, как Вася. Да еще и двоих детей завести. И вот теперь ребята были травмированы из-за того, что у них всегда – устаревшие гаджеты и в ноябре – футболки октябрьской коллекции, а то и сентябрьской, вообще позор.
Поскольку Вася опаздывал, Рома и Коля как раз обсуждали вот этот вопрос. Они знали, что Васе не по карману абонемент в «Марабу». Хотели помочь ему деньгами, но боялись оскорбить его гордость. Что они могли для него сделать? Заказывать ему кофе, обманывая, что это комплимент от кафе?
- Надо с ним серьезно поговорить, - сказал Коля. – Вот так, искренне и по-дружески. Сказать, что он должен уходить от этой лузерки.
- Да, - кивнул Рома. – Тут мы переодевались, я глянул на его трусы и майку, стыдно смотреть. Вообще баба, которая не может обеспечить мужика – это не баба!
- Лузерка, я же говорю! – сказал Коля, как припечатал.
- Тссс! – шепнул Рома. – Он идет!
Вася подошел к друзьям, они коротко обнялись.
Он стал сбивчиво объяснять, что младший парень в школе посеял планшет, пришлось ехать, помогать искать – вот поэтому он и опоздал. Вася говорил, опустив голову, а то и слегка отвернувшись.
- Так! – строго сказал Коля и резко взял его за подбородок, повернул к себе. – А вот это, вот это – что?
Под глазом у Васи расплывался небольшой, но вполне однозначный синяк.
Вася отвернулся и пробормотал:
- Да утром встал в туалет, кругом темно, я и треснулся об угол шкафа в коридоре. Ребят, я пойду сплаваю, а вы меня не ждите…
Он быстро ушел.
- Вот ведь горе какое! - всплеснул руками Рома.
- Лузерки, они такие, - сказал Коля. – Вымещают свои проблемы на тех, кто не может дать сдачи! Бежать ему надо, бежать! Детей в охапку, и ноги!
- Ага, - вздохнул Рома. – Ноги! Легко сказать. А куда? На улицу?
- Погоди, - задумался Коля. – Я всё Маше расскажу. Прямо сегодня вечером. Попрошу, она даст денег, чтоб ему снять квартиру на первое время… Обязательно даст. Она понимает. Она мне сама говорила, что от лузерок надо спасаться, пока цел. Я прямо разволновался. Друг на глазах погибает! Возьму еще двойной эспрессо!
- Говорят, портит кожу лица, - задумчиво предостерег Рома.
- Плевать! Что я, не мужик? – и Коля махнул рукой бармену.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Дети Донбасса.
...ой, чуть не забыл. Свободу Сенцову.
Теперь вроде всё.
А то вроде как-то неприлично детей Донбасса показывать.
...ой, чуть не забыл. Свободу Сенцову.
Теперь вроде всё.
А то вроде как-то неприлично детей Донбасса показывать.
Оригинал и комментарии
Ренегат от paul-kornev
Если кто не в курсе, то некоторое время назад я завёл раздел на АТ...
Нет, это не призыв всё бросать и бежать туда покупать мои книги.
И нет, это не говорит о том, что в дальнейшем книги нужно покупать именно там.
Это даже не говорит о том, что для меня как автора интересней всего, чтобы покупки шли через этот сайт.
Как говорил уже не раз: если мои книги где-то выставлены на продажу, значит мне это выгодно. Литрес, официальный сайт, Миры Круза, АТ - выбирайте, где удобно покупать именно вам. Ну и про бумагу не забывайте.
К чему я это начал: на АТ идёт выкладка моей новой книги "Ренегат". Для тех, кому интересно, читать по кускам, идите и читайте
P.S. Чтобы два раза не вставать: на Мирах Круза предзаказ тоже будет, но позже
Небесный эфир пронизывает всё сущее, и знающие люди способны прикасаться к нему, сплетать в заклинания, использовать в собственных целях. И отнюдь не всегда – во благо окружающим. Присягнувшие князьям запределья чернокнижники готовы принести в жертву потусторонним владыкам всех и вся, лишь бы только добиться своего.
Выявление отступников из числа учёного люда возложено на Вселенскую комиссию по этике. Филипп Олеандр вон Черен – магистр-расследующий, молодой и амбициозный. Он ритуалист и адепт тайных искусств, но волшебному жезлу предпочитает пару покрытых колдовскими формулами пистолей, а в подручных у него наёмники и бретёры. Филипп не отступается от самых запутанных дел, не боится грязи и крови, ведь у него имеются собственные счёты к чернокнижникам. Впрочем, хватает и скелетов в шкафу. Неспроста же его прозвали Ренегатом…
Выявление отступников из числа учёного люда возложено на Вселенскую комиссию по этике. Филипп Олеандр вон Черен – магистр-расследующий, молодой и амбициозный. Он ритуалист и адепт тайных искусств, но волшебному жезлу предпочитает пару покрытых колдовскими формулами пистолей, а в подручных у него наёмники и бретёры. Филипп не отступается от самых запутанных дел, не боится грязи и крови, ведь у него имеются собственные счёты к чернокнижникам. Впрочем, хватает и скелетов в шкафу. Неспроста же его прозвали Ренегатом…
Оригинал и комментарии
Большая ослиная тайна от nikab
Стоять на солнце жарким июльским днем утомительное занятие. Бегать по кругу тем паче, даже для шкодного малыша или веселого жеребенка, полного неуемных жизненных сил. А когда тебе знаком каждый бугорок, каждая выбоина в асфальте, каждая веточка чахлого тополя подле выгоревшей на солнце кассы и каждый прут кованого забора – впору орать с тоски. Ослица Гертруда наизусть знала маршрут и порой, когда ей становилось особенно скучно, трусила по дорожке, для разнообразия крепко зажмурив глаза. Никто, даже погонщица, улыбчивая размалеванная девица, не обращал внимания на причуды длинноухой трудяги – возит детей и ладно.
Своих разномастных и разноголосых сиюминутных всадников, ослица не без оснований побаивалась. С балованного ребенка станется запустить пальцы в глаз или ноздрю живой игрушке, дернуть за ухо или ткнуть карандашом в бок под одобрительный гогот или робкие протесты родителей. Как-то раз Гертруде даже подсунули камень, запихнутый в булочку – ослица надколола зуб и по сей день жалела, что не успела укусить шутника. Чаще конечно встречались другие малыши – щедрые, добрые и приветливые. Но когда в двадцатый раз за день приходится изображать радость оттого, что человеческий детеныш вытирает об гриву грязные липкие пальцы, терпение может и лопнуть... У кого угодно, кроме белых ослов.
Семейство Гертруды служило в зоопарке без малого сотню лет. Еще прапрадед, упрямый осел Кайзер катал малышню по узким дорожкам парка. Ушастый мудрец с цирковых времен знал грамоту, кое-как научил все потомство различать буквы и складывать их в слова. И под большим секретом передал детям и внукам большую ослиную тайну.
Далеко-далеко отсюда за синим морем на жарком юге есть город Ерушалаим. Живут там добрые люди, строят храмы и растят виноград. Однажды в канун праздника Пасхи в ворота Ерушалаима должен въехать божий сын, мальчик из Вифлеема. Верхом на белой ослице, благословенной из избранных, лучшей из лучших. Когда-то одна ослица уже спасла маму божьего сына, увезла от врагов и согрела своим телом в яслях, за это ее сестра и заслужила награду. Люди встретят божьего сына пальмовыми ветвями, затрубят в трубы и коронуют царем царей. Все ослы с того дня получат свободу – никто больше не принудит гордое племя таскать тяжелые грузы, возить воду и потешать людей, никто не ударит ни палкой, ни сапогом, ни плеткой. А чтобы приблизить чудесный миг, надлежит покорно трудиться изо всех сил. И ни в коем случае не обижать детишек – мало ли кто окажется божьим сыном, и кому из ослиного рода выпадет честь поспешать в безвестный Ерушалаим.
Маленькой Гертруде так понравилась эта сказка, что она изо всех сил старалась скорее вырасти. Хорошо кушала, старательно хрустя сладкой морковкой и нелюбимой брюквой, грелась на солнышке и с завистью поглядывала на взрослых – шесть дней в неделю папа, мама и старший брат возили детей по дорожкам парка с утра до вечера, и лишь по понедельникам отдыхали в стойлах. Вдруг маме повезет, и она пойдет пешком далеко-далеко? А ей, Гертруде, чудес уже не достанется? Нет уж, надо поторопиться!
Когда мама заболела, стала худеть, хромать, а потом не вернулась с работы, Гертруда решила, что она отправилась прямо в Ерушалаим. Отец с братом не стали разубеждать малышку, но сделались понуры, упрямы и шептались о чем-то в дальнем углу стойла. Гертруда подслушала их разговор – старшие думали, что мама больше никогда не вернется. «Неправда! Божий сын, попроси своего папу, пусть произойдет чудо» - попросила Гертруда так громко, что прибежал ночной сторож – разобраться, с чего вдруг осленок ревет как резаный. А выяснив, что причин нет, пребольно огрел скандалистку веником.
Божий сын ли помог или ветеринар в зоопарке знал свое дело, но спустя время маму вернули в загон. Работать она перестала и от хромоты не избавилась, но посетителей развлекать могла и старалась по мере сил – брала из рук яблоки и хлебные корки, неуклюже прыгала, мотала ушастой головой, громко фыркала. Счастливая Гертруда держалась рядом. Она клала морду матери на спину, играла в «утащу сено» и радовалась, что Ерушалаим еще далеко.
Вскоре Гертруду начали выводить на дорожку в выходной день, когда остальные ослы отдыхали от трудов праведных. Ее приучали носить упряжь и седло, тащить пустую тележку, шагать и останавливаться по команде. Служительница Варвара Петровна хорошо обращалась с новой работницей, не подгоняла хлыстом, не наказывала за ошибки, баловала вкусненьким и даже чистила самолично, чтобы белая шерсть Гертруды лоснилась и блестела. Сама служительница выглядела грубой и не слишком опрятной, носы ее больших сапог вечно покрывала корка грязи, а изо рта пахло кислой дрянью. Иногда женщину пошатывало, сильные руки дрожали, а однажды она даже расплакалась, обняв подопечную за шею. Но дело свое Варвара Петровна знала. И ослицу выездила как надо.
Весной на майские праздники Гертруда впервые вышла на круг вместе с отцом и братом. Яркий, веселый солнечный день запомнился ей на всю жизнь. Ослица выглядела прелестно – сверкающая шерсть без единого пятнышка, глянцевые черные копытца, красные и голубые ленты в гриве. Нарядные дети окружили ее, смеясь от восторга, хвалили, гладили, угощали наперебой. Первой всадницей стала чернокудрая пухлая девочка в теплом пальто и красных башмачках, пахнущая печеньем и карамельками. Ее коленки совсем не стискивали бока ослицы, тонкие пальчики легонько трогали шерсть. Гертруда осторожно несла ребенка, медленно переступала ногами, ужасно боясь – вдруг уронит. Но все обошлось, девочка проехала свой круг, и носатый старик осторожно снял ее с седла под умиленные вздохи толстой старухи. Гертруда почувствовала себя счастливой. И охотно подставила спину следующему малышу – пугливому бледнолицему дошколенку.
В первый рабочий день никакого божьего дитя на кругу не оказалось. И в десятый. И в десять раз десятый тоже. Гертруда сбилась со счету, а затем и вовсе перестала мечтать – большая ослиная тайна оказалась морковкой, которую вешают перед мордой, чтобы глупый зверь бежал дальше.
Жизнь трусила своим чередом. Солнечные дни сменялись дождливыми, зимы – веснами, зелень – снегом. Однажды неосторожная Варвара Петровна уснула на скамейке рядом с кассами, на нее долго кричали, потом увели, а на следующий день детскими покатушками занялся неприятный тощий парнишка, один из многих погонщиков. В свой черед исчезла мама – теперь уже насовсем. Папа еще жамкал сено в загоне, но к детишкам больше не выходил. Брата продали в детский лагерь, голуби и вороны иногда приносили от него весточки.
Сама Гертруда оставалась красой и гордостью зоопарка. Она не брыкалась, не показывала характер, не пыталась сбросить даже самых вредных детишек и почти никого не кусала. Малыши обожали белую ослицу и бывало, что годами тянули родителей в зоопарк чуть не каждые выходные – покататься верхом. И погонщики хорошо относились к беспроблемной старательной животине – по крайне мере парнишка, имевший привычку почем зря лупцевать четвероногих трудяг, исчез из зоопарка довольно быстро.
Справляться с работой все еще получалось неплохо. Случалось, что побаливали копыта, ныла спина, становилось труднее часами стоять на пронизывающем ветру или под снегопадом. Но Гертруда бодрилась, громогласно якала, когда погонщица приходила в загон поутру, шутливо прикусывала ее за рукав или пихала в бок мордой. И детишки вправду встречались вполне приятные и фотографироваться с ними, делая умильную морду, ослице нравилось. И даже брюкву с годами получилось распробовать – резкий вкус, спорный, но интересный, разнообразие создает. И не верить в чудеса в зоопарке, где кошка вынянчила дракона, а слоны воспитали мамонта – дохлый номер…
Назойливая муха забралась Гертруде прямо в ноздрю. Ослица чихнула и открыла глаза – июльская жара сморила ее, вогнала в дрему. По счастью солнце уже клонилось к закату – скоро зоопарк закроют до утра, можно будет вернуться в тень, к корыту с водой, душистому сену и прохладному стойлу.
Последний за сегодня всадник, чернокудрый смуглый мальчишка выглядел легким и маленьким для своих лет. Он пытался приподняться в седле, махал рукой, широко улыбался в камеру телефона, переговаривался с загорелой красавицей мамой, мешая знакомые слова с чужими, звонкими и резкими. Погонщица неодобрительно косилась на шалуна, но молчала – клиент всегда прав. Гертруда от скуки вслушивалась в быструю речь – мальчик не местный, явно приехал издалека. А мамаша его явно здешняя и судя по разговору когда-то в детстве сама сидела верхом на прелестной белой ослице… Ай! Ай!
Острый камешек впился в копыто Гертруды у самой стрелки, она споткнулась и припала на передние ноги, чтобы всадник не вылетел из седла. Мальчик уцелел, он легко соскочил со спины. А вот передние коленки ослицы проехались по асфальту, оставляя темные следы и клочки шерсти.
Как больно! Не удержавшись, Гертруда издала хриплый вопль и опустилась набок, чтобы дать ногам передышку. Только б не перелом! Ветеринар в зоопарке хороший, но со сломанной ногой ездовое животное становится бесполезно. С молодым еще повозятся, а лимит старых ослов исчерпан. Дети больше не любят ездить верхом.
Запрокинув голову, Гертруда взревела еще раз от отчаяния – жаль, что ослы не плачут. Ноги жгло, словно раны посыпало солью. Подняться не получилось, погонщица дернула разок-другой за уздечку и убежала куда глаза глядят искать помощи. Чем тут поможешь?
Вода! Холодная вода из бутылки полилась на свежие раны, облегчая страдание. Давешний всадник, чернокудрый взволнованный мальчик извел питье до последней капли, он что-то жалостно бормотал, смывал пыль, пытался отчистить кровь влажными салфетками. Загорелая мама придерживала Гертруде голову, ее тонкие пальцы оказались удивительно сильными. Гертруда глубоко вдохнула, набирая воздух для нового рева –и почувствовала, что боль начинает понемногу слабеть. То ли холодная вода, то ли искренняя забота сделали свое дело.
Сторож Палыч первым поспел на круг, но вмешиваться не стал. Спорить с ветеринаром себе дороже, а посторонняя тетка явно знает, что делает. По любому ослице беда, жаль, хорошая была скотинка.
- Ишь, какие помощнички добрые выискались, - буркнул сторож. – Откель вы такие на мою голову взялись?
- Анахну ми Бейт-Лехем, - ответил мальчишка и вытер рукавом чумазую физиономию. – We are from Bethleem
- Откель-откель? – удивился Палыч – он не знал ни одного языка кроме русского в двух вариантах.
- Из Вифлеема. Ну из Израиля, - пояснила мама. – В гости к семье приехали, захотела показать сыну наш зоопарк.
Мальчик из Вифлеема. Божий сын. Тот самый мальчик. А она разлеглась тут в пыли!!!
Напрягая все силы, Гертруда перекатилась на живот, рванулась, согнула окровавленные колени, кое-как распрямила ноги… И встала. И сделала шаг, потом другой, третий – хрипло дыша, стиснув зубы, но твердо.
Мальчик, всхлипнув, прижался к маме. Сторож Палыч перекрестился и попятился, мятое лицо старика побледнело. Перепуганная погонщица бросилась к Гертруде, вопреки правилам бухнулась в грязь, разглядывая раны – ни кровавого месива ни осколков костей. Обошлось!
Ослицу помыли из шланга, ветеринар Коркия наложил повязки, вколол в мышцу ужасно болючую прививку и настоятельно рекомендовал две недели отпуска и усиленное питание. Погонщица самолично задала питомице свежего сена, порезала и скормила с ладони два яблока, а потом долго гладила влажную белую гриву Гертруды, бормоча ласковую ерунду. Похоже за два лета совместной работы она успела привязаться к ослице.
Старик отец воспринял новость о божьем сыне без особенной радости – поднял голову, вякнул «я» и снова сунул морду в кормушку. Не поверил или не понял? Гертруда не стала разбираться. Ноги все еще ныли, жара и усталость измотали немолодую ослицу. Едва солнце закатилось за горизонт, Гертруда забилась в угол стойла и провалилась в дрему, всхрапывая и брыкаясь во сне. Ей чудилось, что она изо всех сил мчится по узкой горной дороге – с одной стороны отвесная скала, с другой глубокий обрыв и пропасть. Сзади за поворотом визжащие от злости лошади, свирепые всадники в гребнястых шлемах и алых плащах. На спине, уцепившись пальцами в гриву – худенький чернокудрый мальчишка. А впереди в облаке утреннего тумана золотые купола и желтый туф крепостных стен далекого города Ерушалаима…
Своих разномастных и разноголосых сиюминутных всадников, ослица не без оснований побаивалась. С балованного ребенка станется запустить пальцы в глаз или ноздрю живой игрушке, дернуть за ухо или ткнуть карандашом в бок под одобрительный гогот или робкие протесты родителей. Как-то раз Гертруде даже подсунули камень, запихнутый в булочку – ослица надколола зуб и по сей день жалела, что не успела укусить шутника. Чаще конечно встречались другие малыши – щедрые, добрые и приветливые. Но когда в двадцатый раз за день приходится изображать радость оттого, что человеческий детеныш вытирает об гриву грязные липкие пальцы, терпение может и лопнуть... У кого угодно, кроме белых ослов.
Семейство Гертруды служило в зоопарке без малого сотню лет. Еще прапрадед, упрямый осел Кайзер катал малышню по узким дорожкам парка. Ушастый мудрец с цирковых времен знал грамоту, кое-как научил все потомство различать буквы и складывать их в слова. И под большим секретом передал детям и внукам большую ослиную тайну.
Далеко-далеко отсюда за синим морем на жарком юге есть город Ерушалаим. Живут там добрые люди, строят храмы и растят виноград. Однажды в канун праздника Пасхи в ворота Ерушалаима должен въехать божий сын, мальчик из Вифлеема. Верхом на белой ослице, благословенной из избранных, лучшей из лучших. Когда-то одна ослица уже спасла маму божьего сына, увезла от врагов и согрела своим телом в яслях, за это ее сестра и заслужила награду. Люди встретят божьего сына пальмовыми ветвями, затрубят в трубы и коронуют царем царей. Все ослы с того дня получат свободу – никто больше не принудит гордое племя таскать тяжелые грузы, возить воду и потешать людей, никто не ударит ни палкой, ни сапогом, ни плеткой. А чтобы приблизить чудесный миг, надлежит покорно трудиться изо всех сил. И ни в коем случае не обижать детишек – мало ли кто окажется божьим сыном, и кому из ослиного рода выпадет честь поспешать в безвестный Ерушалаим.
Маленькой Гертруде так понравилась эта сказка, что она изо всех сил старалась скорее вырасти. Хорошо кушала, старательно хрустя сладкой морковкой и нелюбимой брюквой, грелась на солнышке и с завистью поглядывала на взрослых – шесть дней в неделю папа, мама и старший брат возили детей по дорожкам парка с утра до вечера, и лишь по понедельникам отдыхали в стойлах. Вдруг маме повезет, и она пойдет пешком далеко-далеко? А ей, Гертруде, чудес уже не достанется? Нет уж, надо поторопиться!
Когда мама заболела, стала худеть, хромать, а потом не вернулась с работы, Гертруда решила, что она отправилась прямо в Ерушалаим. Отец с братом не стали разубеждать малышку, но сделались понуры, упрямы и шептались о чем-то в дальнем углу стойла. Гертруда подслушала их разговор – старшие думали, что мама больше никогда не вернется. «Неправда! Божий сын, попроси своего папу, пусть произойдет чудо» - попросила Гертруда так громко, что прибежал ночной сторож – разобраться, с чего вдруг осленок ревет как резаный. А выяснив, что причин нет, пребольно огрел скандалистку веником.
Божий сын ли помог или ветеринар в зоопарке знал свое дело, но спустя время маму вернули в загон. Работать она перестала и от хромоты не избавилась, но посетителей развлекать могла и старалась по мере сил – брала из рук яблоки и хлебные корки, неуклюже прыгала, мотала ушастой головой, громко фыркала. Счастливая Гертруда держалась рядом. Она клала морду матери на спину, играла в «утащу сено» и радовалась, что Ерушалаим еще далеко.
Вскоре Гертруду начали выводить на дорожку в выходной день, когда остальные ослы отдыхали от трудов праведных. Ее приучали носить упряжь и седло, тащить пустую тележку, шагать и останавливаться по команде. Служительница Варвара Петровна хорошо обращалась с новой работницей, не подгоняла хлыстом, не наказывала за ошибки, баловала вкусненьким и даже чистила самолично, чтобы белая шерсть Гертруды лоснилась и блестела. Сама служительница выглядела грубой и не слишком опрятной, носы ее больших сапог вечно покрывала корка грязи, а изо рта пахло кислой дрянью. Иногда женщину пошатывало, сильные руки дрожали, а однажды она даже расплакалась, обняв подопечную за шею. Но дело свое Варвара Петровна знала. И ослицу выездила как надо.
Весной на майские праздники Гертруда впервые вышла на круг вместе с отцом и братом. Яркий, веселый солнечный день запомнился ей на всю жизнь. Ослица выглядела прелестно – сверкающая шерсть без единого пятнышка, глянцевые черные копытца, красные и голубые ленты в гриве. Нарядные дети окружили ее, смеясь от восторга, хвалили, гладили, угощали наперебой. Первой всадницей стала чернокудрая пухлая девочка в теплом пальто и красных башмачках, пахнущая печеньем и карамельками. Ее коленки совсем не стискивали бока ослицы, тонкие пальчики легонько трогали шерсть. Гертруда осторожно несла ребенка, медленно переступала ногами, ужасно боясь – вдруг уронит. Но все обошлось, девочка проехала свой круг, и носатый старик осторожно снял ее с седла под умиленные вздохи толстой старухи. Гертруда почувствовала себя счастливой. И охотно подставила спину следующему малышу – пугливому бледнолицему дошколенку.
В первый рабочий день никакого божьего дитя на кругу не оказалось. И в десятый. И в десять раз десятый тоже. Гертруда сбилась со счету, а затем и вовсе перестала мечтать – большая ослиная тайна оказалась морковкой, которую вешают перед мордой, чтобы глупый зверь бежал дальше.
Жизнь трусила своим чередом. Солнечные дни сменялись дождливыми, зимы – веснами, зелень – снегом. Однажды неосторожная Варвара Петровна уснула на скамейке рядом с кассами, на нее долго кричали, потом увели, а на следующий день детскими покатушками занялся неприятный тощий парнишка, один из многих погонщиков. В свой черед исчезла мама – теперь уже насовсем. Папа еще жамкал сено в загоне, но к детишкам больше не выходил. Брата продали в детский лагерь, голуби и вороны иногда приносили от него весточки.
Сама Гертруда оставалась красой и гордостью зоопарка. Она не брыкалась, не показывала характер, не пыталась сбросить даже самых вредных детишек и почти никого не кусала. Малыши обожали белую ослицу и бывало, что годами тянули родителей в зоопарк чуть не каждые выходные – покататься верхом. И погонщики хорошо относились к беспроблемной старательной животине – по крайне мере парнишка, имевший привычку почем зря лупцевать четвероногих трудяг, исчез из зоопарка довольно быстро.
Справляться с работой все еще получалось неплохо. Случалось, что побаливали копыта, ныла спина, становилось труднее часами стоять на пронизывающем ветру или под снегопадом. Но Гертруда бодрилась, громогласно якала, когда погонщица приходила в загон поутру, шутливо прикусывала ее за рукав или пихала в бок мордой. И детишки вправду встречались вполне приятные и фотографироваться с ними, делая умильную морду, ослице нравилось. И даже брюкву с годами получилось распробовать – резкий вкус, спорный, но интересный, разнообразие создает. И не верить в чудеса в зоопарке, где кошка вынянчила дракона, а слоны воспитали мамонта – дохлый номер…
Назойливая муха забралась Гертруде прямо в ноздрю. Ослица чихнула и открыла глаза – июльская жара сморила ее, вогнала в дрему. По счастью солнце уже клонилось к закату – скоро зоопарк закроют до утра, можно будет вернуться в тень, к корыту с водой, душистому сену и прохладному стойлу.
Последний за сегодня всадник, чернокудрый смуглый мальчишка выглядел легким и маленьким для своих лет. Он пытался приподняться в седле, махал рукой, широко улыбался в камеру телефона, переговаривался с загорелой красавицей мамой, мешая знакомые слова с чужими, звонкими и резкими. Погонщица неодобрительно косилась на шалуна, но молчала – клиент всегда прав. Гертруда от скуки вслушивалась в быструю речь – мальчик не местный, явно приехал издалека. А мамаша его явно здешняя и судя по разговору когда-то в детстве сама сидела верхом на прелестной белой ослице… Ай! Ай!
Острый камешек впился в копыто Гертруды у самой стрелки, она споткнулась и припала на передние ноги, чтобы всадник не вылетел из седла. Мальчик уцелел, он легко соскочил со спины. А вот передние коленки ослицы проехались по асфальту, оставляя темные следы и клочки шерсти.
Как больно! Не удержавшись, Гертруда издала хриплый вопль и опустилась набок, чтобы дать ногам передышку. Только б не перелом! Ветеринар в зоопарке хороший, но со сломанной ногой ездовое животное становится бесполезно. С молодым еще повозятся, а лимит старых ослов исчерпан. Дети больше не любят ездить верхом.
Запрокинув голову, Гертруда взревела еще раз от отчаяния – жаль, что ослы не плачут. Ноги жгло, словно раны посыпало солью. Подняться не получилось, погонщица дернула разок-другой за уздечку и убежала куда глаза глядят искать помощи. Чем тут поможешь?
Вода! Холодная вода из бутылки полилась на свежие раны, облегчая страдание. Давешний всадник, чернокудрый взволнованный мальчик извел питье до последней капли, он что-то жалостно бормотал, смывал пыль, пытался отчистить кровь влажными салфетками. Загорелая мама придерживала Гертруде голову, ее тонкие пальцы оказались удивительно сильными. Гертруда глубоко вдохнула, набирая воздух для нового рева –и почувствовала, что боль начинает понемногу слабеть. То ли холодная вода, то ли искренняя забота сделали свое дело.
Сторож Палыч первым поспел на круг, но вмешиваться не стал. Спорить с ветеринаром себе дороже, а посторонняя тетка явно знает, что делает. По любому ослице беда, жаль, хорошая была скотинка.
- Ишь, какие помощнички добрые выискались, - буркнул сторож. – Откель вы такие на мою голову взялись?
- Анахну ми Бейт-Лехем, - ответил мальчишка и вытер рукавом чумазую физиономию. – We are from Bethleem
- Откель-откель? – удивился Палыч – он не знал ни одного языка кроме русского в двух вариантах.
- Из Вифлеема. Ну из Израиля, - пояснила мама. – В гости к семье приехали, захотела показать сыну наш зоопарк.
Мальчик из Вифлеема. Божий сын. Тот самый мальчик. А она разлеглась тут в пыли!!!
Напрягая все силы, Гертруда перекатилась на живот, рванулась, согнула окровавленные колени, кое-как распрямила ноги… И встала. И сделала шаг, потом другой, третий – хрипло дыша, стиснув зубы, но твердо.
Мальчик, всхлипнув, прижался к маме. Сторож Палыч перекрестился и попятился, мятое лицо старика побледнело. Перепуганная погонщица бросилась к Гертруде, вопреки правилам бухнулась в грязь, разглядывая раны – ни кровавого месива ни осколков костей. Обошлось!
Ослицу помыли из шланга, ветеринар Коркия наложил повязки, вколол в мышцу ужасно болючую прививку и настоятельно рекомендовал две недели отпуска и усиленное питание. Погонщица самолично задала питомице свежего сена, порезала и скормила с ладони два яблока, а потом долго гладила влажную белую гриву Гертруды, бормоча ласковую ерунду. Похоже за два лета совместной работы она успела привязаться к ослице.
Старик отец воспринял новость о божьем сыне без особенной радости – поднял голову, вякнул «я» и снова сунул морду в кормушку. Не поверил или не понял? Гертруда не стала разбираться. Ноги все еще ныли, жара и усталость измотали немолодую ослицу. Едва солнце закатилось за горизонт, Гертруда забилась в угол стойла и провалилась в дрему, всхрапывая и брыкаясь во сне. Ей чудилось, что она изо всех сил мчится по узкой горной дороге – с одной стороны отвесная скала, с другой глубокий обрыв и пропасть. Сзади за поворотом визжащие от злости лошади, свирепые всадники в гребнястых шлемах и алых плащах. На спине, уцепившись пальцами в гриву – худенький чернокудрый мальчишка. А впереди в облаке утреннего тумана золотые купола и желтый туф крепостных стен далекого города Ерушалаима…
Оригинал и комментарии
гороскопическое от bakluzhino
Ну, подумаешь, свинищи
ожидается наезд!
Помолитесь — и две тыщи
девятнадцатый не съест.
ожидается наезд!
Помолитесь — и две тыщи
девятнадцатый не съест.
Оригинал и комментарии
И о планах на будущее от nikab
Следующий год - первый за много-много, когда я не хочу ничего для себя планировать. Тому, кто сверху, виднее куда меня направить и как мною распорядиться. Послужить как известно я всегда готова, но понятия не имею, куда и каким образом меня призовут.
Оригинал и комментарии
этнография и антропология от clear-text
ЧЕСТНЫЙ СТУКАЧ
Был у меня знакомый стукач, человек честный и порядочный. Вот как это выяснилось. Про него говорили, и вроде бы даже основательно, что он стучит. Причем не просто постукивает по зову души и в странных надеждах, а на постоянной основе. Почти что профессионально. Но доказательств у меня не было никаких (разумеется, не об агентской карточке речь! а о том, чтоб я лично, по своим наблюдениям, понял: он настучал вот на этого человека). Поэтому я, внутренне гордясь собой, думал так: «вот все говорят, что он агент. С агентом-стукачом я бы, конечно, не стал дружить. Но он приятный человек, а у меня нет доказательств. И я не желаю идти на поводу у слухов и сплетен - вот какой я весь из себя ни от кого не зависимый!»
Этот парень был старше меня, умный, знающий, веселый и добрый, с кучей друзей-знакомых. В факультетской иерархии он стоял гораздо выше меня - я второкурсник, а он аспирант третьего года. Но мы дружили. Он со мной подружился, возможно, сначала из корысти: у меня часто родители с сестрой уезжали на дачу и оставляли меня одного в огромной квартире. Он туда ко мне водил девчонок. Но потом я дело так поставил: ты мой друг, но у меня не караван-сарай. В общем, Платон мне друг, но порядок дороже: приводи девчонку непременно с подругой, а иначе извини, я очень занят, сам понимаешь, май на дворе, курсовая горит! И с подругой не обмани, чтоб она тоже была боевая, а то, сам понимаешь, мама с папой могут внезапно позвонить, что выезжают с дачи и будут через час.
Вот какой тогда я был строгий и жесткий. Но ему, смешно сказать, это понравилось, и мы как следует сдружились, общались не только по девчонкам, но и просто так. Чай пили, гуляли, болтали - он очень умный и знающий был человек, я много из этих разговоров почерпнул.
Вот.
А тут я познакомился с одной чудесной компанией. Творческая молодежь. Поэты, художники, кинооператоры. Разумеется, диссиденты (хотя это слово тогда было не очень в ходу). Но читали самиздат, спорили о путях будущей России, все такое. Они мне очень нравились.
И вот я сказал им: «Давайте я к вам приведу одного своего друга. Аспирант, умница и все такое». «Конечно, давай».
Я ему говорю:
- Давай пойдем в гости к одним ребятам?
- А кто они? - спрашивает.
Я ему все рассказал.
- Ага, - говорит он. - Да, милые ребята, понятно. Но они, наверное, все время ведут всякие, так сказать, ревизионистские разговорчики? А? Ведут или не ведут?
- Ведут, - говорю.
- Тогда не надо, - вздохнул он. - Хорошие же ребята, талантливые, ты сам сказал, и я тебе верю. Ну их!
И вот тут я понял, что он на самом деле стукач-профи. Но просто не хочет лишней работы. Или не хочет закладывать моих приятелей. Потому что если бы он пришел, то был бы обязан отчитаться. А так - нет, и нет. То есть он поступил как бы честно и порядочно, по стукаческому кодексу чести. Вдруг такой есть, и там сказано: «На друга друга твоего не стучи». Смешно... И грустно.
Поняв это, я потихоньку стал с ним расставаться. Тем более, что он меня вдруг сильно подвел по части девчонок, и я на него рассердился. А может быть, он нарочно это сделал, поняв, что я про него все понял? Устроил лажу специально, чтоб я с ним поссорился? Не знаю.
С тех пор мы виделись буквально три раза.
Был у меня знакомый стукач, человек честный и порядочный. Вот как это выяснилось. Про него говорили, и вроде бы даже основательно, что он стучит. Причем не просто постукивает по зову души и в странных надеждах, а на постоянной основе. Почти что профессионально. Но доказательств у меня не было никаких (разумеется, не об агентской карточке речь! а о том, чтоб я лично, по своим наблюдениям, понял: он настучал вот на этого человека). Поэтому я, внутренне гордясь собой, думал так: «вот все говорят, что он агент. С агентом-стукачом я бы, конечно, не стал дружить. Но он приятный человек, а у меня нет доказательств. И я не желаю идти на поводу у слухов и сплетен - вот какой я весь из себя ни от кого не зависимый!»
Этот парень был старше меня, умный, знающий, веселый и добрый, с кучей друзей-знакомых. В факультетской иерархии он стоял гораздо выше меня - я второкурсник, а он аспирант третьего года. Но мы дружили. Он со мной подружился, возможно, сначала из корысти: у меня часто родители с сестрой уезжали на дачу и оставляли меня одного в огромной квартире. Он туда ко мне водил девчонок. Но потом я дело так поставил: ты мой друг, но у меня не караван-сарай. В общем, Платон мне друг, но порядок дороже: приводи девчонку непременно с подругой, а иначе извини, я очень занят, сам понимаешь, май на дворе, курсовая горит! И с подругой не обмани, чтоб она тоже была боевая, а то, сам понимаешь, мама с папой могут внезапно позвонить, что выезжают с дачи и будут через час.
Вот какой тогда я был строгий и жесткий. Но ему, смешно сказать, это понравилось, и мы как следует сдружились, общались не только по девчонкам, но и просто так. Чай пили, гуляли, болтали - он очень умный и знающий был человек, я много из этих разговоров почерпнул.
Вот.
А тут я познакомился с одной чудесной компанией. Творческая молодежь. Поэты, художники, кинооператоры. Разумеется, диссиденты (хотя это слово тогда было не очень в ходу). Но читали самиздат, спорили о путях будущей России, все такое. Они мне очень нравились.
И вот я сказал им: «Давайте я к вам приведу одного своего друга. Аспирант, умница и все такое». «Конечно, давай».
Я ему говорю:
- Давай пойдем в гости к одним ребятам?
- А кто они? - спрашивает.
Я ему все рассказал.
- Ага, - говорит он. - Да, милые ребята, понятно. Но они, наверное, все время ведут всякие, так сказать, ревизионистские разговорчики? А? Ведут или не ведут?
- Ведут, - говорю.
- Тогда не надо, - вздохнул он. - Хорошие же ребята, талантливые, ты сам сказал, и я тебе верю. Ну их!
И вот тут я понял, что он на самом деле стукач-профи. Но просто не хочет лишней работы. Или не хочет закладывать моих приятелей. Потому что если бы он пришел, то был бы обязан отчитаться. А так - нет, и нет. То есть он поступил как бы честно и порядочно, по стукаческому кодексу чести. Вдруг такой есть, и там сказано: «На друга друга твоего не стучи». Смешно... И грустно.
Поняв это, я потихоньку стал с ним расставаться. Тем более, что он меня вдруг сильно подвел по части девчонок, и я на него рассердился. А может быть, он нарочно это сделал, поняв, что я про него все понял? Устроил лажу специально, чтоб я с ним поссорился? Не знаю.
С тех пор мы виделись буквально три раза.
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (8) от lemming-drover
Глава 5. Ипат Шкворень, фермер
Эй, ушастые! А ну, марш в загон! Давай-давай!..
Хлопнул бич. Но вот странность: Ипат Шкворень не держал в руках никакого бича. Откуда же хлопок?.. Но кенгуролики тяжеловесно заскакали по направлению к воротам загона. Набив животы на пастбище, они были настроены благодушно и слушались хозяина сразу. Им, сытым канальям, было просто лень проявлять норов.
"И охота тебе возиться с этими лопоухими?" – дивились соседи. Кое-какой резон в их словах был. Во всем уезде лишь один Ипат держал крупный скот. Гораздо проще засеять поле, собрать урожай, оставить сколько надо на семена и прокорм семьи, а излишки, благо город рядом, обменять на инвентарь, удобрения, домашнюю утварь и прочее. В том числе и на мясо – самое обыкновенное, выращенное на биоферме в большом баке. Вполне приемлемое мясо, ничуть не хуже слонины. Хвост кенгуролика, конечно, вкуснее, но не настолько же, чтобы платить за него втрое!
Словом, практичные соседи считали Ипата Шкворня чудаком. Пожалуй, так оно и было. Ипат просто любил кенгуроликов, эту древнюю помесь, порожденную беспокойными предками в попытках вывести универсальный скот для землеподобных планет. Умели же когда-то! Много чего намудрили люди в древние времена, и кое-что прижилось. А нынче не мудрят. Некому мудрить. Правду говорят старейшины: Золотой век остался в прошлом. Серебряный, впрочем, тоже...
Кто-то толкнул Ипата в бок. Да что же это такое, а?..
Морщась от тупой боли под черепной крышкой, Ипат завертел головой и осознал, что находится в помещении. Ага... Угу... Значит, ненароком задремал и видел сон. Ничего страшного. Бывает.
– Заснул, дядя? Двигайся. Ты следующий. – Ипата снова пихнули.
Следующий?.. Куда следующий?..
Кажется, он произнес эти слова вслух.
– Судиться, дядя, – хихикнул тощий оборванный мальчишка, устроившийся на скамье слева от Ипата. А справа уже никого не было – была там дверь, и возле нее скучал охранник. Двое точно таких же торчали у входной двери.
Вот оно что. Суд архистарейшин. Ой, мамочки...
Теперь Ипат вспомнил. Нет, вчера он никого не убил – этого еще не хватало! Но зашиб соседа крепко. Тот, по мнению Ипата, был сам виноват. Если не хочешь, чтобы чужой скот чинил потравы, – огораживай поле! За кенгуроликами ведь не уследишь – прыгучая скотинка, да и свежую зелень любит.
Вообще-то Ипат собирался уладить дело по-доброму. Ну, заплатил бы немного за потраву, подсобил бы соседу в хозяйстве – вот и забыта ссора. Дело-то житейское. С соседями надо жить в мире. Но вчера обоих по пьяному делу бес попутал – слово за слово, ну и вышла драка. Одолел Ипат. Крепко намял бока соседушке. Казалось бы, ну и что с того? Назавтра выставил бы потерпевшему бутыль настойки – глядишь и помирились бы. Свои ведь люди.
Выходит, сосед нажаловался старосте. Вот гад! Не будет ему теперь никакой настойки!
Да, но почему суд архистарейшин? Мелкие дела о побоях и потравах завсегда разбирает деревенский староста, а тут глянь-ко! – доставили аж в самые Пупыри...
Неприятная мысль поразила Ипата: вдруг все-таки убил? Мнилось: максимум сломал недругу ребро-другое. Но убийство?!
Вспомнилось: сосед уковылял кое-как, но все же на своих ногах. А вдруг приковылял домой, лег на лавку да и помер от побоев?..
За убийство – страшная кара. Даже не каторга – хуже. Изгнание в пустыню, в Дурные земли, откуда не возвращаются. Велика планета, да только мало на ней мест, где работящий человек может прокормиться. Если воспарить мыслью в неведомые выси и оттуда окинуть взором материки и океаны Зяби, картина выйдет безотрадная и даже пугающая. Обжитые места протянулись широкой неровной полосой по самому крупному материку и служат домом родным для нескольких миллионов человек. А вокруг – пустыни. Холодные на севере, жаркие на юге, но равно неплодородные, выжженные древними войнами. Грунт, спекшийся в черное стекло. Пыль, которая медленно убивает. Мало воды, да и та отравленная. Руины забытых городов – обожженные, оплавленные, опасные. Странные несъедобные растения, каких нигде больше нет. Голод и смерть.
Неужели сосед помер, а он, Ипат Шкворень, – убийца?!
Тогда конец.
– Не знаешь, за какой грех меня судить будут? – тихонько поинтересовался Ипат у мальчишки.
Тот даже присвистнул, за что удостоился мрачного взгляда охранника.
– Ну ты даешь, дядя! Забыл? В стельку был, что ли? Ни бум-бум?
Непочтительность к старшим исстари почиталась на Зяби за порок. Но вместо того чтобы оттаскать нахального щенка за уши, Ипат лишь молча кивнул, боясь услышать самое страшное.
– А мне почем знать, дядя, – ответствовал мальчишка. – У меня тут свой интерес, у тебя – свой. Да не шибко-то и любопытно.
– А ты что натворил? – спросил Ипат.
– Я-то? – Мальчишка откинулся на спинку скамьи и беззвучно засмеялся, показав мелкие зубы. – Я, дядя, сирота, брожу по свету.
– И давно бродишь?
– Сколько себя помню.
– Неужто нравится? – простодушно удивился Ипат.
– Ага. Ловят только. Как поймают, так и тащат в воспитательный дом какой-нибудь – фермера из меня делать. Пахать учили, сеять... Не по мне это. Мне бы где при фабрике пристроиться, меня к технике тянет, а у фермера какая техника? Жатка да молотилка. Скучно. Ну, я и в бега.
– Надрать бы тебе задницу, – сердито сказал Ипат.
– А то не драли, что ли?
– Постой-постой... – Ипат озадаченно почесал лоб. – Если тебя взяли за бродяжничество, то почему сразу на суд к архистарейшинам? Из-за такой малости...
– Ну, малось там, не малость... – Мальчишка вдруг прыснул. – Так, пошалил немного... Угнал механическую повозку – покататься. Я, дядя, скорость люблю. За это и попал в Пупыри из Земноводска.
Ипату показалось, что он ослышался.
– Из самого Земноводска? Тебя привезли из Земноводска на суд архистарейшин за угон повозки? Тамошние старейшины не разобрались, что ли? Ты сказок-то мне не рассказывай, молоко еще не обсохло...
– Не веришь – ну и не надо, – сказал мальчишка и отвернулся, презрительно дернув плечом. Однако спустя небольшое время повернулся к Ипату вновь. – Эй, дядя! Ты хоть знаешь, что на прошлой неделе на Зябь прилетел космический торговец?
– Ну, знаю, – буркнул Ипат. – Он и сейчас тут. И что?
– Он не торговец.
– Почему?
– Это ты у него спроси, почему. Просто не торговец.
– А кто?
– Толком не знаю, – малость помявшись, сознался мальчишка. – Но тут дела не торговые, это точно. Архистарейшины что-то затеяли. Понял, нет?
– Ну? – спросил Ипат.
– Не нукай, не запряг, – нахально ответил малец, явно напрашиваясь на затрещину. – Хочешь знать, почему я не убег с этапа?
– Потому что не смог.
– Гулкий ты, дядя! Как дерево. Да я на самом-то деле и утек, а потом покумекал и вернулся. Меня ж на полицейской механической повозке везли, а она возьми да и сломайся на полдороге. Кто ее чинил, по-твоему? Я и чинил. Сто раз мог смыться, а не стал. Скажу больше, только это секрет: полицейские меня потом не запирали и даже дали порулить – поняли, что не сбегу. Почему – знаешь?
«Не больно-то интересно», – хотелось пробурчать Ипату, однако любопытство пересилило.
– Почему?
– Потому что докумекал: тут что-то затевается. Из разговоров понял. Во-первых, что-то насчет инопланетной техники. Во-вторых, архистарейшинам на это дело нужны люди. В-третьих, кто попало не годится. В-четвертых, дело это непривычное и, возможно, опасное. Добровольцев не будет, хоть обойди всю Зябь, вот разве только я один. В-пятых, насчет меня из Пупырей в Земноводск пришла телеграмма. Все сходится. Я нужен архистарейшинам. Может, и ты, дядя, им приглянулся, даром что дерево-деревом, а?
Ипат открыл уже рот, намереваясь поставить наглого шкета на место, но тут распахнулась дверь справа и чей-то сонный голос из глубин помещения за дверью возвестил: "Следующий!"
И малолетний покоенарушитель немедленно вылетел из головы Ипата Шкворня. Хуже всего было то, что, вылетая, он привел мысли Ипата в полный беспорядок. Как теперь оправдываться перед судом?
Ипат тяжко вздохнул. Затем поднялся с лавки и, чувствуя в ногах противную деревянность, вошел в зал суда.
Оригинал и комментарии
И если подводить итоги уходящего года от nikab
Я скажу, что уходит не самый легкий из моих лет, не самый полный и не самый счастливый.
Я начала роман и не закончила его. Я начала повесть и остановилась на двух третях. Я встретила мужчину, которого искала всю жизнь - фэа прекрасней мне не встречалось за сорок четыре года - и оказалась ему неинтересна. Меня перестали публиковать в издательствах - один-единственный рассказ в коллективном сборнике и ни разу не через фантастику. Я вылетела из проекта, где могла хорошо опубликоваться причем не по своей вине. Я узнала, что по закону мой дом скорее всего вообще нельзя оформить. Я узнала что на свете существуют люди, оправдывающие педофилию и сутенерство, и с некоторыми из этих людей я делила кров и стол. Я существенно испортила себе здоровье и во второй раз в жизни чуть не умерла. Я вообще никак не отметила день рождения - без подарков и без гостей. Я потеряла лучшую в жизни кошку. Я потеряла самого близкого друга и еще несколько значимых людей. Я продолбала Никафест - нынешний был худшим из серии. Наконец, я сломала камеру, протратила любимый казан, палатку, новый рюкзак и разбила любимый чайник... Составила список и поняла плюс-минус, отчего мне под конец года так э... нелегко, скажем вежливо.
Но зато. Я перевыпустила "Сказки с крыш" (хочу, хочу вторую половину тиража!) и получила на них фантастическую по красоте рецензию и кучу хороших отзывов. Я выпустила "Песни для короля ящериц" и у меня есть итог десяти лет работы. Я написала "Сердце осы" и "Каприз погоды" и кучу сказок и двадцать шесть стихов. У меня была Армения и Ереван и Арарат и тетя Джуля. И победа народа - бескровная чистая революция и лепестки роз под ногами. У меня были Квамманга и Асана, полтора месяца в лесу с великолепной командой замечательных, искренних, сильных и мудрых людей. У меня были сказки в чайной, монахи на кухне, кришнаиты, признавшие что "Радха тебя любит" и наверное лучшая кухня из всех, которые я ставила. У меня был божественный Ави Адир и контемпорари дэнс на его концерте. У меня были долгие яблочные дни в Лаки и чудо дерева, усеянного плодами. Мои сказки - и с крыш и не с крыш пришлись весьма ко двору в группе "Городских сказок", ТГЛ будет делать аудиосерию сказок с крыш, а бесценный мой Лучик - другую серию. У меня были дреды, о которых я столько лет мечтала. У меня были концерты в Москве (спасибо, друзья, которые это устроили). У меня появилась названая дочка и я ее люблю. Я упрямо и настойчиво делаю сурью намаскар каждый день. Я стала фотографировать ан масс приемлемо. Я купалась в октябрьском солнце и была счастлива всем сердцем. Я нашла новый дом с печкой и огромными потолками, собирала виноград в своем дворе. И даже какое-то время ощущала себя любимой - иллюзия, но сладостная иллюзия. И гуляла по сказочному солнцу Москвы. И плескалась в октябрьской Лиске. И танцевала вволю. И научилась сдерживать эмоции, если это нужно. И помирилась с лучшими друзьями и не потеряла их, хотя прилагала усилия. И даже пара мелких премий где-то была :) И ценнейший опыт - два с половиной месяца, друзья мои, я жила без работы, буквально попущением божьим. И бог попустил - не скажу, что месяцы были легкими, но ни голодать, ни лезть в долги не пришлось.
Примерно так :) Надеюсь более никаких сюрпризов уходящий год мне не преподнесет.
Я начала роман и не закончила его. Я начала повесть и остановилась на двух третях. Я встретила мужчину, которого искала всю жизнь - фэа прекрасней мне не встречалось за сорок четыре года - и оказалась ему неинтересна. Меня перестали публиковать в издательствах - один-единственный рассказ в коллективном сборнике и ни разу не через фантастику. Я вылетела из проекта, где могла хорошо опубликоваться причем не по своей вине. Я узнала, что по закону мой дом скорее всего вообще нельзя оформить. Я узнала что на свете существуют люди, оправдывающие педофилию и сутенерство, и с некоторыми из этих людей я делила кров и стол. Я существенно испортила себе здоровье и во второй раз в жизни чуть не умерла. Я вообще никак не отметила день рождения - без подарков и без гостей. Я потеряла лучшую в жизни кошку. Я потеряла самого близкого друга и еще несколько значимых людей. Я продолбала Никафест - нынешний был худшим из серии. Наконец, я сломала камеру, протратила любимый казан, палатку, новый рюкзак и разбила любимый чайник... Составила список и поняла плюс-минус, отчего мне под конец года так э... нелегко, скажем вежливо.
Но зато. Я перевыпустила "Сказки с крыш" (хочу, хочу вторую половину тиража!) и получила на них фантастическую по красоте рецензию и кучу хороших отзывов. Я выпустила "Песни для короля ящериц" и у меня есть итог десяти лет работы. Я написала "Сердце осы" и "Каприз погоды" и кучу сказок и двадцать шесть стихов. У меня была Армения и Ереван и Арарат и тетя Джуля. И победа народа - бескровная чистая революция и лепестки роз под ногами. У меня были Квамманга и Асана, полтора месяца в лесу с великолепной командой замечательных, искренних, сильных и мудрых людей. У меня были сказки в чайной, монахи на кухне, кришнаиты, признавшие что "Радха тебя любит" и наверное лучшая кухня из всех, которые я ставила. У меня был божественный Ави Адир и контемпорари дэнс на его концерте. У меня были долгие яблочные дни в Лаки и чудо дерева, усеянного плодами. Мои сказки - и с крыш и не с крыш пришлись весьма ко двору в группе "Городских сказок", ТГЛ будет делать аудиосерию сказок с крыш, а бесценный мой Лучик - другую серию. У меня были дреды, о которых я столько лет мечтала. У меня были концерты в Москве (спасибо, друзья, которые это устроили). У меня появилась названая дочка и я ее люблю. Я упрямо и настойчиво делаю сурью намаскар каждый день. Я стала фотографировать ан масс приемлемо. Я купалась в октябрьском солнце и была счастлива всем сердцем. Я нашла новый дом с печкой и огромными потолками, собирала виноград в своем дворе. И даже какое-то время ощущала себя любимой - иллюзия, но сладостная иллюзия. И гуляла по сказочному солнцу Москвы. И плескалась в октябрьской Лиске. И танцевала вволю. И научилась сдерживать эмоции, если это нужно. И помирилась с лучшими друзьями и не потеряла их, хотя прилагала усилия. И даже пара мелких премий где-то была :) И ценнейший опыт - два с половиной месяца, друзья мои, я жила без работы, буквально попущением божьим. И бог попустил - не скажу, что месяцы были легкими, но ни голодать, ни лезть в долги не пришлось.
Примерно так :) Надеюсь более никаких сюрпризов уходящий год мне не преподнесет.
Оригинал и комментарии
Романтическое признание от nikab
Прекрасно... если это продолжение чудного дня. Который начался с того, что милашка Гермес пометил мне куртку и обнаружила я это только в цивильнейшем кафе "Блэк энд вайт", куда я явилась, чтобы продолбать назначенную встречу - мне хотели подарить колоду Таро, а я опоздала на полчаса. Затем выяснилось, что во всем городе, артикль и артикль, я не могу отправить посылки с книжками, потому что на почте России артикль три раза, нет конвертов и упаковок. И все остальное сегодня проистекало примерно так же и о романтике я мечтала как невеста о прыщах на голове перед свадьбой.
Ноет котик, ноет кротик, ноет мать его так в небе самолетик... Фантастическая концентрация фантастической ерунды.
Ноет котик, ноет кротик, ноет мать его так в небе самолетик... Фантастическая концентрация фантастической ерунды.
Оригинал и комментарии
этак я полюблю иронию судьбы... от bakluzhino
Когда святый отче обвиняет кинематограф в возбуждении ложных несбыточных надежд, не присутствует ли в этом чувства ревности?
Оригинал и комментарии
от prilepin
Отдельный момент - это, конечно, исторические фильмы. В исторических фильмах персонажи должны говорить наоборот. Таков наш закон. Вместо "Принеси воды" - "Воды вынеси мне, матушка".
В исторических фильмах надо окать, делать размеренные движения руками, оглаживать бороду и тщательно изображать ансамбль Бабкиной.
То, что в "историческую эпоху" люди разговаривали как люди, жили, как люди и целовались, как люди, осознать просто невозможно.
Ну, ничего. Всё поправимо.
В исторических фильмах надо окать, делать размеренные движения руками, оглаживать бороду и тщательно изображать ансамбль Бабкиной.
То, что в "историческую эпоху" люди разговаривали как люди, жили, как люди и целовались, как люди, осознать просто невозможно.
Ну, ничего. Всё поправимо.
Оригинал и комментарии
spider sense never lies от wolfox
Oh, Spidey Bells, Spidey Bells
Swinging through Midtown
Oh what fun to sling a web
And take the bad guys down
Spidey Bells, Spidey Bells
Quipping all the time
Oh, what fun to swing around
New York while fighting crime
В последнее время я на фильмы на супергероев не хожу даже несмотря на то, что они радуют мою прозопагнозию (действующих лиц различать не надо, чего там: с бородой и молотом - Тор, такой же, но без молота и мокрый - Аквамен, зеленый - Халк, в летающем айпаде последней модели - Айронмен, тян - Наташа, а кто остался, по принципу исключения - либо Муравей, либо Хоукай, лепота). Плюс Локи с рожками и Камбербетч со фракталами. Но смысл? Идея-то каждый раз одна и та же, хоть ты вселенную на кубики Лего разбери и собери заново вверх ногами.
А уж Спайди-то вообще никогда моим любимым героем не был. Но...
Но все бывает в первый раз - а постмодерн начинает, продолжает и выигрывает там, где у оного постмодерна ("сейчас иронически обыграем", ага), казалось бы, вообще не осталось новых инструментов. Новых и нет - так используем старые! Комиксную рисовку а-ля Wolf Among Us, текстовые комиксные же "бабблы", меняющиеся соответственно перелистываемым страницам кадры, совершенно непредсказуемые цветовые решения "наш CMYK-принтер сошел с ума", сочетаемость несочетаемого, дающая в итоге просто убийственную гармонию...Сами посудите: шесть Спайдерменов, и из них более-менее традиционны, если можно так сказать, только три - сам Питер Паркер (постаревший, заматеревший и небритый), наш главный герой Майлз Моралес и красотка Спайдер-Гвен в голубых балетках. Еще присутствуют нуарный Спайди, сам сурово-монохромный и видящий мир в аналогичных цветах (кубик Рубика для него оказывается непосильной задачей), мультяшный поросенок Спайдер Хэм (изначально он был обыкновенным пауком, но потом превратился в антропоморфную свинью... Don't ask), соответственно жанру дерущийся гигантскими молотками и наковальнями, падающими из ниоткуда. Ну и анимешная Пенни Паркер, школьница из будущего, классически управляющая огромным роботом. Ее, на мой взгляд, сделали чересчур уж "типово-манговой", упростив рисовку до предела - могли бы сотворить персонажа гораздо, гораздо круче. Но и так отлично!
И вся эта безумная компания, умещаясь на одном экране, смотрится удивительно... сработанно. Естественно. Четко.
А уж как оно изображено! Ярко, в бесконечном движении, в ловких сальто по лесу и между зданиями, раскладываясь на все те же CMYK-цвета вместо устаревшего RGB, завораживая потрясающим паучьим танцем. И не только паучьим: чего стоит только Док Октопус, мой любимчик еще со старых сериальных мультфильмов! И что с ним тут сделали, аааа! Ладно, не буду спойлерить, но отдельно проташусь от Спайдер-Гвен, например. Какие у нее прекрасные обложки собственного комикса!
И вдобавок - посоветую подождать конца титров, там сюрприз будет.
Thwipping through the streets
Of New York every night
Wrapping bad guys up
In my web so tight
Crawling up the walls
Making villains fight
What fun to make the holidays
Free from crime tonight
Swinging through Midtown
Oh what fun to sling a web
And take the bad guys down
Spidey Bells, Spidey Bells
Quipping all the time
Oh, what fun to swing around
New York while fighting crime
В последнее время я на фильмы на супергероев не хожу даже несмотря на то, что они радуют мою прозопагнозию (действующих лиц различать не надо, чего там: с бородой и молотом - Тор, такой же, но без молота и мокрый - Аквамен, зеленый - Халк, в летающем айпаде последней модели - Айронмен, тян - Наташа, а кто остался, по принципу исключения - либо Муравей, либо Хоукай, лепота). Плюс Локи с рожками и Камбербетч со фракталами. Но смысл? Идея-то каждый раз одна и та же, хоть ты вселенную на кубики Лего разбери и собери заново вверх ногами.
А уж Спайди-то вообще никогда моим любимым героем не был. Но...
Но все бывает в первый раз - а постмодерн начинает, продолжает и выигрывает там, где у оного постмодерна ("сейчас иронически обыграем", ага), казалось бы, вообще не осталось новых инструментов. Новых и нет - так используем старые! Комиксную рисовку а-ля Wolf Among Us, текстовые комиксные же "бабблы", меняющиеся соответственно перелистываемым страницам кадры, совершенно непредсказуемые цветовые решения "наш CMYK-принтер сошел с ума", сочетаемость несочетаемого, дающая в итоге просто убийственную гармонию...Сами посудите: шесть Спайдерменов, и из них более-менее традиционны, если можно так сказать, только три - сам Питер Паркер (постаревший, заматеревший и небритый), наш главный герой Майлз Моралес и красотка Спайдер-Гвен в голубых балетках. Еще присутствуют нуарный Спайди, сам сурово-монохромный и видящий мир в аналогичных цветах (кубик Рубика для него оказывается непосильной задачей), мультяшный поросенок Спайдер Хэм (изначально он был обыкновенным пауком, но потом превратился в антропоморфную свинью... Don't ask), соответственно жанру дерущийся гигантскими молотками и наковальнями, падающими из ниоткуда. Ну и анимешная Пенни Паркер, школьница из будущего, классически управляющая огромным роботом. Ее, на мой взгляд, сделали чересчур уж "типово-манговой", упростив рисовку до предела - могли бы сотворить персонажа гораздо, гораздо круче. Но и так отлично!
И вся эта безумная компания, умещаясь на одном экране, смотрится удивительно... сработанно. Естественно. Четко.
А уж как оно изображено! Ярко, в бесконечном движении, в ловких сальто по лесу и между зданиями, раскладываясь на все те же CMYK-цвета вместо устаревшего RGB, завораживая потрясающим паучьим танцем. И не только паучьим: чего стоит только Док Октопус, мой любимчик еще со старых сериальных мультфильмов! И что с ним тут сделали, аааа! Ладно, не буду спойлерить, но отдельно проташусь от Спайдер-Гвен, например. Какие у нее прекрасные обложки собственного комикса!
И вдобавок - посоветую подождать конца титров, там сюрприз будет.
Thwipping through the streets
Of New York every night
Wrapping bad guys up
In my web so tight
Crawling up the walls
Making villains fight
What fun to make the holidays
Free from crime tonight
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (3) от lemming-drover
Глава 2. Леопольд CCXXVII, монарх
Кап. Кап. Кап. Кап. Кап.
Мерный убаюкивающий стук. Император повозился, плотнее укутываясь в старое одеяло. В спальне было холодно. Тускло горел ночник, пахло гнилью и поганками, влажно поблескивал старинный гобелен, некогда изображавший то ли похищение сабинянок, то ли избиение младенцев, а ныне покрытый причудливыми узорами зеленой и розовой плесени. За свою долгую службу гобелен впитал в себя, а затем испарил, наверное, кубокилометр стекающей по стене дождевой воды.
Нет, пожалуй, все-таки меньше. Не всегда же крыша дворца была хронически дырявой...
Кап. Кап. Кап.
Кап-кап! – звонко и даже с эхом. Не о воду. О металл.
Император, решивший было, что ухо не отмерзнет, если оставить его снаружи, поспешно натянул на ушную раковину одеяло. Мысленно выругался. Звать дворецкого не имело смысла, дворецкий все сделал правильно. В основном. Один таз – под основную протечку, другой – под ту, где капает помалу и лишь во время затяжных дождей. Только надо было положить тряпку во второй таз, чтобы властелин всея Галактики не вздрагивал от редких и всегда неожиданных ударов полновесной, долго копившейся на потолке капли о дно пустой посудины.
Теперь не спалось. Император лежал и думал об уходящей в глубь тысячелетий веренице коронованных предков. Были среди них добряки и деспоты, щедрые и алчные, деятельные натуры и лентяи, встречались умницы, но попадались и дураки, была даже парочка сумасшедших... всякие были – но ни один из них не потерпел бы столь унизительного положения. Уж как минимум они уволили бы нерадивого слугу, не посмотрев, что он стар и предан монарху всей душой. Хотя нет... Отец уже не уволил бы, а пожалуй, что и дед. При них было то же самое, ну, может, чуть-чуть лучше. А началось давным-давно...
Длинный-длинный ряд славных предков... Самодержцев. Властелинов тысяч обитаемых планет и всея Галактики. Почти богов... Как и почему случилось то, что случилось? Кто из предков проморгал начало коррозии великой монархии? Кто первым спохватился, но уже ничего не мог сделать с окрепшими торгово-промышленными корпорациями, рвущимися к власти? Как вышло, что монархия оказалась повязанной по рукам и ногам? Как дошло до того, что императорский двор – одно название, что двор! – стал существовать на пособие, неаккуратно выплачиваемое правительством Сурраха? Если хорошенько поискать в архивах, ответ, наверное, найдется. Жаль только, что знание исторических фактов ничего не изменит. Все в этом мире подвержено энтропии, включая императорскую власть. Что рождено, то обречено состариться и умереть. Вечный, нескончаемый круговорот...
Жениться надо, подумал император, поежившись. Как минимум спать будет теплее. Отец и дед сказали бы еще: пора подумать о продолжении рода. Но с кем и, главное, зачем его продолжать? Можно, конечно, осторожно прозондировать почву насчет брака с дочерью того или иного финансового туза. В общем-то дельная мысль. Все равно, конечно, придется быть куклой в руках воротил галактического бизнеса, но по крайней мере куклой ухоженной. И в отремонтированном дворце. Выбрать невесту из клана могущественного и с перспективами, предложив взамен авторитет императорской власти – величину невесомую, по сути чисто мнимую, но ведь в теории еще существующую...
Можно нарваться на отказ, между прочим! Тогда позор, а при огласке, вероятно, отречение. В чью пользу? А в ничью. Те, у кого в руках реальная власть, вполне могут обойтись и без императора. На что им император, коль скоро империя существует лишь на пожелтевшей от времени бумаге?
С этой горькой мыслью император уснул, а проснулся рано. Дождь кончился еще затемно, капли уже не падали в тазы, сквозь окно и тяжелые шторы просачивался шум проснувшегося мегаполиса, а из-за двери доносились голоса. Первый – дребезжащий старческий фальцет – принадлежал дворецкому, второй – звучный баритон – первому министру. Не сурраханскому министру – имперскому. Не должность, а пустой звук.
Эти двое переругивались чуть ли не в полный голос.
Что понадобилось здесь первому министру в такую рань?
Император зевнул и откинул одеяло. Сразу стало зябко. Ежась, император вскочил. Приплясывая босиком, стянул через голову ночную рубашку. Попрыгал на одной ноге, влезая в штаны. Стуча зубами, облачился в теплый халат. Нашарил и надел тапочки, справил малую нужду и задвинул ночную посудину ногой под кровать. Крикнул дворецкому, что он может войти, и дворецкий вошел. Поклонился.
– Желаю здравствовать вашему императорскому величеству. С добрым утром.
Император благосклонно кивнул.
– Первый министр просит аудиенции. Прикажете принять его за утренним туалетом?
– Нет. Проводи его в Земной зал. Пусть подождет. Неси умыться и подай легкий завтрак... Стой... Чего ради он явился в такую рань?
– Он утверждает, что у него конфиденциальное сообщение чрезвычайной важности, ваше императорское величество. Очень возбужден...
– Ладно, ступай.
Отвесив поклон, дворецкий засеменил прочь мелкими старческими шажками, а император повеселел. Он был заинтригован и любил быть заинтригованным, но как же редко это случалось! Если ты коронованное ничтожество, то никому нет смысла интриговать ни за тебя, ни против тебя. Живи себе, отсчитывая дни, похожие один на другой, как похожи друг на друга бациллы коклюша, до нытья в висках занимаясь тем, чем еще позволено заниматься императору. Принимай участие в торжествах, подписывай наградные листы, скрепляй своим номинальным авторитетом то, что и без таких скреп не развалилось бы... Механическая кукла справилась бы ничуть не хуже.
Неужели случилось что-то из ряда вон?..
Умываясь, утираясь, причесываясь и наскоро проглатывая завтрак, император изнывал от любопытства. Что могло произойти? Прислуживающий за столом дворецкий был безнадежен как источник информации. За окном шумел город, облачность вроде рассеивалась, вот-вот должно было выглянуть зеленоватое солнце, и было видно, как вдали опускается, нацеливаясь на пригородный космодром, грузовой звездолет. Утро как утро, ничего экстраординарного. Император уже жалел, что не назначил аудиенцию немедленно. Неужели правительство решило-таки выделить деньги на содержание императорского двора, а если решило, то сколько даст? Погасит задолженность за позапрошлый год или, может быть, выплатит всю полагающуюся сумму? Нет, второе вряд ли, таких чудес на свете не бывает...
Земной зал походил на оранжерею. Эта часть дворца, не в пример прочим частям, всегда содержалась в относительном порядке, будучи приравненной к музею общепланетного значения. Сюда порой водили послов и заезжих шишек, чтобы те ахали. Здесь были собраны образцы флоры и фауны с прародины человечества – утерянной, а вернее всего, испепеленной в войнах Земли Изначальной. Климатические установки поддерживали необходимые параметры атмосферы. Над буйно разросшимися влажными джунглями повисла сизая муссонная туча, а всего лишь в полусотне шагов жгучее солнце нещадно палило саванну. Дальше шла пустыня, за ней тянулись леса, степи, снова леса, переходящие в тундру, и наконец полярные льды. К дорожке, по которой так приятно шагать из жары в холод и обратно, выходили животные – шедевры биомеханики тысячелетней давности, – но на саму дорожку не посягали. В воздухе летали насекомые и птицы, но первые не садились на кожу, а вторые не гадили.
Трубил слон, якобы продираясь через джунгли, а на самом деле протискиваясь так, чтобы не сломать ни одной зеленой ветки. Из безопасного болота страстно мычал безопасный крокодил. Над дорожкой, уцепившись одной лапой за сук, маятником раскачивался лохматый гиббон.
Под гиббоном терпеливо ожидал министр – лысый человечек более чем заурядной внешности. Серая мышь. За пять лет, проведенных им на своем посту, он не сделал ничего выдающегося, да и не мог сделать. Любая шавка в правительстве Сурраха была стократ сильнее первого министра распавшейся империи. Как все имперские министры, он существовал на неаккуратно выплачиваемое правительством Сурраха пособие, чем-то приторговывал, играл на бирже и черепаховых бегах, был лишен чрезмерных амбиций, взяток не брал, поскольку ему их не предлагали, и на своем посту вполне устраивал власть имущих. В прошлом он то ли проштрафился чем-то, то ли не показал должных способностей, поломал карьеру и был, наверное, счастлив, когда ему предложили эту синекуру. Странно, что не спился. Быть куклой куклы – это ли мечта честолюбца? Императору было доподлинно известно, что последние год-два министр все свободное время проводит в гипнобиблиотеке, заказывая исключительно материалы по древней истории. По меньшей мере странное хобби, но вроде безвредное...
Церемониальный поклон у министра совсем не вышел. Да что с ним такое? Улыбается... И улыбка-то шалая...
– Ваше императорское величество! – с запинкой выговорил министр, дождавшись благосклонного кивка самодержца. И вдруг выпалил: – Я знаю, как объединить империю! Я нашел!!!
Даже не пожелал монарху здравствовать. В глазах министра – император присмотрелся – напрочь отсутствовало снисходительное понимание той жалкой роли, каковую приходится играть номинальному властителю Млечного Пути и ближайших окрестностей. Напротив, глаза министра горели огнем. "Да он в восторге!" – внезапно осознал император и на всякий случай сделал шаг назад.
– В самом деле? Уж не переутомились ли вы?
– Ни в коем случае, ваше императорское величество. – Видно было, как министр титаническими усилиями сдерживает возбуждение. – Я знал, что решение существует, я всегда это чувствовал, и вот оно найдено! Я совершенно в этом уверен. Восстановление империи в масштабах Галактики возможно. Более того – в неограниченных масштабах!
Сумасшедшим он, пожалуй, не выглядел. Сумасшедшими были только его слова. Пожалуй, звонить на пост охраны было преждевременно. Пусть сначала выскажется до конца, вон как его распирает...
– Пройдемся к торосам, – предложил император. – Рассказывайте. Надеюсь, вы не предлагаете военное решение проблемы?
Забывшийся министр замахал руками так, что гиббон, качающийся над его головой, мерзко вякнул и скрылся в листве.
– Ваше императорское величество!...
Едва заметным жестом император остановил министра:
– Оставьте титулование. Покороче. Можете "выкать". У нас мало времени, и мы еще не завтракали. – Солгал, конечно, но почему бы и не солгать ради уместной предосторожности. – Мы можем уделить вам десять минут и ни секундой больше. Излагайте.
Чего император терпеть не мог, так это бессвязности в докладах со всякими эканиями и меканиями. Сейчас он с удовольствием наблюдал, как на лице министра мгновенно выступили крупные капли пота, выдавая сумбур в мыслях. С одной стороны – милостивое разрешение беседовать запросто, можно сказать, доверительно. С другой стороны – ясное дело, министр рассчитывал на более продолжительную аудиенцию. Теперь он вынужден был мгновенно перекроить заготовленную речь.
И министр нашелся. Начал он, правда, с такой темы, что император удивленно приподнял бровь.
– Ваше импе... вы намереваетесь почтить своим присутствием сегодняшнюю церемонию открытия юридической академии?
– Совершенно верно. Намереваемся.
– В добрый час. – Министр настолько охамел, что, забыв этикет, осмелился одобрить действия монарха едва ли не покровительственным тоном! – Пусть эта академия станет первой ласточкой. В дальнейшем нам понадобится не одна, а сто юридических академий...
Добился – вверх поползла и вторая монаршая бровь.
– Почему?
– Нижайше прошу проявить терпение. Начну по порядку. В святом деле объединения империи военного решения быть не может. Вероятно, Сурраху по силам завоевать десять-пятнадцать звездных систем из числа слаборазвитых, но тут-то нам и конец. Сильные выждут, и, когда мы выдохнемся, нанесут нам смертельный удар. Даже если этого не произойдет – все равно мы не сможем удержать завоеванные планеты. Да и в каком виде они нам достанутся после войны?!
Император чуть заметно кивнул – министр излагал вполне очевидные вещи. Более того – уже почти не болезненные. Даже у прапрапрадеда нынешнего императора слова о бессилии империи уже не могли вызвать ярость. Привык. А прадед уже начал смиряться с бессилием императорской власти в границах Сурраха.
– Но если не грубая сила, то какая общая идея может привести к воссозданию империи? – продолжал министр. – О старых имперских законах я не говорю, они размыты, оспорены, забыты и не действуют. Если бы человечество столкнулось с угрозой со стороны могущественного внешнего врага – тогда иное дело. Тогда сама логика событий заставила бы правительства и народы тысяч независимых планет вспомнить, что они когда-то были частью единого целого. Вся беда в том, что внешнего врага у нас не имеется. Среди эндемичных форм галактической жизни есть относительно развитые существа, но людям они не конкуренты...
– Предлагаете развить их и вооружить? – со странной улыбкой отреагировал император.
– Что вы! Ни в коем случае! Я мечтаю о воссоздании империи, но не такой же ценой!.. Однако где же выход? Поиск объединяющей идеи – вот что занимало меня многие годы. Внешняя опасность? Ее неоткуда взять. Галактическая торговля? Это хорошая смазка для исправно работающего механизма, но не для рассыпанных ржавых деталей... Объединяющая религия? Можно изобрести хоть сотню новых религий, но ведь мгновенно расцветет сектантство... Идея колонизации всей Вселенной? Вряд ли жителей большинства звездных систем удастся заинтересовать этой идеей – они решают свои местные проблемы... Где же выход?
По мере движения беседующих из экваториальных лесов к полярным тундрам становилось все легче дышать. Может быть, поэтому император и терпел риторику министра, повторявшего сейчас тезисы, многократно выдвинутые и отвергнутые по меньшей мере десятью последними поколениями галактических монархов. Куда не кинь – везде клин. Ах, какая это была красота – единая галактическая империя! Какая мощь! Но некуда оказалось ее применить – и разбилась чашка на мелкие осколки. Где найти клей, способный склеить ее вновь? Нет такого клея. Не изобретен и в природе не найден.
И этот наивный прожектер с бутафорским министерским портфелем отважно полагает, что он его нашел? Ну-ну...
Среди тщедушных елей и карликовых берез огромный лось принюхивался к мухомору. Чуть далее биомеханический белый медведь сидел у полыньи, терпеливо карауля нерпу, и всякий раз промахивался, когда та высовывала из темной воды усатую морду. В небе разгоралось полярное сияние. Сильно похолодало. Император взял министра за локоть, развернул обратно.
– Прошло две минуты. Не надо рассказывать нам, почему воссоздание империи кажется вам невозможным. Расскажите, что вы придумали.
– Алчность, – выдохнул министр и вспотел еще сильнее, несмотря на студеный ветерок с торосов. – Просто алчность. Когда невозможно воспользоваться лучшими человеческими качествами, приходится эксплуатировать худшие.
Оригинал и комментарии
И к слову о новогодних подарках от nikab
Одна хорошая девочка оказалась волей судьбы в месте, совершенно для нее не подходящем и не предназначенном.
Дедушка Мороз, я очень хочу чуда. Пусть она вернется домой, живая и здоровая, и пусть ее родные тоже будут живы и здоровы и ее свобода реализуется наилучшим для нее образом.
Поможете пожеланиями, друзья?
Дедушка Мороз, я очень хочу чуда. Пусть она вернется домой, живая и здоровая, и пусть ее родные тоже будут живы и здоровы и ее свобода реализуется наилучшим для нее образом.
Поможете пожеланиями, друзья?
Оригинал и комментарии
Обновление планов от paul-kornev
http://pavel-kornev.ru/home/1101-plans.html
Оригинал и комментарии
Дни станут длиннее :) от nikab
А Батхан-сарай уже готов к новогодним праздникам :)
Оригинал и комментарии
Удивительно от nikab
Обыкновенно мой новый год отличается одним лозунгом - все хочу, а денег нет.
Нынче же - деньги есть и по ходу будут, а не хочется ничего :((( Даже новогодние аладдины из Детей Света не хочется - ИМХО это уже печаль.
Нынче же - деньги есть и по ходу будут, а не хочется ничего :((( Даже новогодние аладдины из Детей Света не хочется - ИМХО это уже печаль.
Оригинал и комментарии
Оставить отзыв с помощью аккаунта FaceBook: