ЖЖ Топ-50 постов сегодня
Недавние тренды рунета
от pesen-net
Маше 18. У неё свидание. Напялила самые облегающие штаны.
- Что это? - спросил я. – У нас два прадеда священники, один академик и один цыган. Откуда эта тяга к пороку и голым ягодицам? И где ты взяла грудь? Тебя же примут за женщину, которая хочет любви!
Я предложил одеться просто и эффектно: свитер до колена, лыжные штаны. Рассказал правила свиданий для женщин.
1. Первый поцелуй не раньше помолвки.
2. В подъезды не входить.
3. Ницше не обсуждать.
4. Домой не позже семи.
И это ещё повезло что я отец-пофигист. Будь я мать-истеричка, правила были бы намного жёстче.
Когда-то и на мне лежал покров невинности. Но однажды провожал Юлю и неведомая сила затянула меня в подъезд, и отцеловала там до синяков.
Мужчины не любят целоваться дольше четырёх часов. Начинают возиться, просятся присесть, отвлекаются. Я навсегда запомнил все трещинки в этом подъезде и как по-разному булькали его радиаторы.
На второе свидание Юля пригласила к себе. Как воспитанный гость я принёс подарок – книгу "Камасутра". Подарил, а сам сел в ногах, стал смотреть как Юля читает. Она прочла все триста страниц. И ничто в её лице не поменялось. Она сказала "ну всё, прочла". Некоторое время мы сидели молча. Потом я предложил выйти в подъезд, поцеловаться. Тут припёрлась её бабушка, наше время истекло.
В третий раз я пришёл рассказать о Фридрихе Ницше. Начал с цитаты:
"Двух вещей хочет настоящий мужчина: опасности и игры. И потому он ищет женщину, как самую опасную игрушку. "
И вот вам превосходство немецких техник над индийскими: минуты не прошло, Юля всосала мой язык в себя. Да с такой силой, что другие мои органы устроили пробку в районе горла.
- Вот так выполняется настоящий французский поцелуй! – сказала Юля, игриво меня оттолкнув. Следующие четыре часа мы высасывали друг из друга языки кто дальше, с какой-то даже яростью. Чмоканье сотрясало округу. А потом оказалось что Юля курит и мы расстались.
Всё это я подробно изложил Маше, как пример ненужного молодёжного пыла. Заодно объяснил, что целоваться надо без слюней, короткими очередями, слегка привлекая и одновременно отталкивая жертву. Губы должны быть чуть напряжены, тренироваться лучше на помидорке. Помидорка вот, бери, дарю.
Маша ответила:
"Возлюби ближнего своего" - это значит "Оставь ближнего своего в покое!".
И ушла. Судя по цитате, Ницше они уже прошли.
Я подглядывал сквозь занавеску. У кавалера шарфик, шапочка, перчатки, притворяется приличным, усыпляет бдительность. Формально, пошли выгуливать пёсика. В мирное время наша собачка ходит противолодочным зигзагом, брызгая на мир из пипетки. Тут же её потащили как банку за свадебной машиной. Она билась о деревья, - всем плевать. Настолько интересный разговор сразу начался.
Влюблённые гуляли четырнадцать часов. Вернувшись, собачка выпила свою миску и оба унитаза. И два дня при слове "гулять" бежала под кровать и там о чём-то причитала. И я её прекрасно понимаю. Вид со стороны на зрелые чувства кого угодно сделает неврастеником.
Оригинал и комментарии
Молдавия. от pesen-net
Я сказал организаторам: меня же никто не знает. Десять человек читали, из них придёт пять. Давайте соберёмся в книжном магазине. Тихо посидим.
- Ну разумеется! – сказали организаторы. И арендовали филармонию.
Молдавские продюсеры могут вырастить артиста из любого толстяка, пойманного в аэропорту. Меня возили на двух машинах, иногда на трёх. Кормили шесть раз в день. Город видел: кто-то важный приехал.
Вот какие поводы для похода в ресторан существуют в Кишинёве:
1. Нам надо поговорить.
2. Потому что Геля пришла.
3. Это Серёжа, познакомьтесь.
4. Здесь будет вкусно.
5. Этот человек - министр спорта.
6. Скоро интервью, надо поесть.
7. Гриша советовал это место.
И конечно, с такой загруженностью, времени на завтрак или обед у людей совсем не остаётся. Поэтому они там ещё и худые. Меня довели до состояния шара, потом выкатили на сцену. Зал оказался полон. Я кое-как вернулся в кулисы, сказал:
- Послушайте, должны были прийти пятеро. Кто остальные 800?
- Не волнуйся, они тебя тоже не знают. Им сказали, будет весело.
- Кто сказал?
- Гриша.
В Кишинёве все знают всех. Гриша - муж Любы, брат Пети и всеобщий друг. Дружба и праздники в Молдавии дороже здравого смысла. На третий день я поклялся сам так жить. Моё второе кредо, - никогда не сдаваться, позориться до конца.
Я читал драматическую лекцию, в которой все померли. Публика сохраняла хорошее настроение вопреки моему артистизму. В произвольный момент в первом ряду захохотала пани Ангелина. "Наконец-то смешное", - догадались книголюбы.
Выходили чтецы. Миллионер Анатолий рассказал историю моего развода, звенящую от трагизма. Александр поведал о том, как моя первая любовь променяла меня на мазду. Чудесная девушка Ёлка (в Молдавии именем человека может стать любое красивое слово) рассказала про сотрясения мозга у детей. Я рыдал в кулисах. Слушатели сползали на пол. И лишь нехватка времени не позволила нашему литературному салону перерасти в свадьбу с музыкой и дракой.
Позже, разглядывая фото, я установил причины радости. В самые грустные моменты у меня из-под майки выглядывал дерзкий живот. Мерзкий бледный полумесяц на ослепительно чёрном фоне. Теперь понятно, отчего гибнут молодыми некоторые поэты. От таких примерно фотографий.
Дочь Ляля советует в следующий раз написать на животе "Привет, Молдавия". И тогда из лузера я сразу стану хайпером. В комментариях вы можете предложить другие поучительные надписи, уместные для звезды.
Несмотря на пережитый позор, мне очень понравилась Молдавия целиком. Смотрите, например, какие там филологи. Звать Таис, забежала поговорить о Борхесе.
На втором фото я сам, как бы обнимаю всё происходящее.
Оригинал и комментарии
от prilepin
А ваше мнение?
https://www.youtube.com/watch?v=YSDwz5Lw8ZE&list=PLSgy-gJ-dkS9QmKvn-FoHK9EwSNTIBofF&index=2&t=37s
https://www.youtube.com/watch?v=YSDwz5Lw8ZE&list=PLSgy-gJ-dkS9QmKvn-FoHK9EwSNTIBofF&index=2&t=37s
Оригинал и комментарии
+1 от dreamer-m
Сегодня меня можно поздравлять :)
Можно было подобрать собаку с деньрожденьишным тортом, но играющие в D&D собаки мне почему-то нравятся больше
This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/419959.html. Please comment there using OpenID.
Можно было подобрать собаку с деньрожденьишным тортом, но играющие в D&D собаки мне почему-то нравятся больше
This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/419959.html. Please comment there using OpenID.
Оригинал и комментарии
от prilepin
А что происходит вообще?
Теперь так всё время будет?
Теперь так всё время будет?
Оригинал и комментарии
анна каренина срывает чеку, прежде чем лечь под колесо (с) от wolfox
Книжное (не все же про игры писать, ну): благодаря наводке от Winter Grin наткнулась на потрясающую "Геносказку". Кажется, это первая книга с изрядным количеством gore, где оный gore меня не отвращает, а, наоборот, завораживает. Вероятно, потому, что он вписывается в мир и смотрится максимально естественно.
(Святая Селестия, как этот gore на русский-то перевести? Graphic violence visually depicted? Тьфу, это ж не русский. В Steam этот тэг обозначен как "мясо", но гм. "Мясо", "рыба", "фрукты-овощи"... нет, простите, совсем другая категория. Кровь, кишки, "долго мне будут являться во сне те голубые глаза на сосне" - разве что так.)
"Геносказка" - замечательная история про измученный и безнадежный мир умирающего постапокалипсиса - да такой, что по сравнению с ним мир Фоллаута полон радуг и единорогов; мир, где калечащая генетика стала единственным божеством и ужаснейшим проклятием; мир, где людей в исконном смысле этого слова уже и не найти. А начинается история с известнейшего зачина - Гензель и Гретель идут по лесу. Только и Гензель не совсем тот, и Гретель немного странная, и лес... лесом его назвать язык не поворачивается.
(Да, говорят, что постмодернизм и переделка классики понемногу выходят из моды. Ничего не знаю. Я их люблю нежно и всегда буду любить.)
Автор "Геносказки", кстати, внезапно тот самый Константин Соловьев, , жж-юзер
sublieutenant, автор "Поня Бледного", который ("Понь", а не автор) мне как раз в свое время не понравился. Ну елки-метелки, представьте, что над вашим любимым каноном злостно поиздевались, да еще и Сталина-попаданца добавили! (И это при том, что аналогичное издевательство над каноном, включающее постъядерные эквестрийские Пустоши - одно из моих любимых.) А вот "Геносказка" хороша без вопросов.
И еще очень порадовала его же "Нантская история", впечатляющая не только сюжетом и вархаммеро-стилем вселенной (церковь, подмявшая под себя все, что можно - и радиоактивные руины; рыцари в силовой броне - и нескончаемые войны, чума, нищета; информационные терминалы - и власть дворян и Императора), но и уникальностью: вы когда-нибудь встречали книгу, где главная героиня, от лица которой ведется повествование - полностью парализована (от шеи вниз), и не в состоянии шевельнуть даже пальцем? Вот-вот. При этом действий, идей, открытий, экшена и интереснейших персонажей в книге не меньше, чем в любом бестселлере. Эксперимент определенно удался. Всячески рекомендую.
(Святая Селестия, как этот gore на русский-то перевести? Graphic violence visually depicted? Тьфу, это ж не русский. В Steam этот тэг обозначен как "мясо", но гм. "Мясо", "рыба", "фрукты-овощи"... нет, простите, совсем другая категория. Кровь, кишки, "долго мне будут являться во сне те голубые глаза на сосне" - разве что так.)
"Геносказка" - замечательная история про измученный и безнадежный мир умирающего постапокалипсиса - да такой, что по сравнению с ним мир Фоллаута полон радуг и единорогов; мир, где калечащая генетика стала единственным божеством и ужаснейшим проклятием; мир, где людей в исконном смысле этого слова уже и не найти. А начинается история с известнейшего зачина - Гензель и Гретель идут по лесу. Только и Гензель не совсем тот, и Гретель немного странная, и лес... лесом его назвать язык не поворачивается.
(Да, говорят, что постмодернизм и переделка классики понемногу выходят из моды. Ничего не знаю. Я их люблю нежно и всегда буду любить.)
Автор "Геносказки", кстати, внезапно тот самый Константин Соловьев, , жж-юзер
sublieutenant, автор "Поня Бледного", который ("Понь", а не автор) мне как раз в свое время не понравился. Ну елки-метелки, представьте, что над вашим любимым каноном злостно поиздевались, да еще и Сталина-попаданца добавили! (И это при том, что аналогичное издевательство над каноном, включающее постъядерные эквестрийские Пустоши - одно из моих любимых.) А вот "Геносказка" хороша без вопросов.И еще очень порадовала его же "Нантская история", впечатляющая не только сюжетом и вархаммеро-стилем вселенной (церковь, подмявшая под себя все, что можно - и радиоактивные руины; рыцари в силовой броне - и нескончаемые войны, чума, нищета; информационные терминалы - и власть дворян и Императора), но и уникальностью: вы когда-нибудь встречали книгу, где главная героиня, от лица которой ведется повествование - полностью парализована (от шеи вниз), и не в состоянии шевельнуть даже пальцем? Вот-вот. При этом действий, идей, открытий, экшена и интереснейших персонажей в книге не меньше, чем в любом бестселлере. Эксперимент определенно удался. Всячески рекомендую.
Оригинал и комментарии
Рапорт сдан от neivid
Я устала от нового года.
Нет, не так.
Я устала без нового года.
Опять не так.
...В наш первый новый год в Израиле на столе стояла большая тарелка клубники. А мы шесть дней как из Москвы! Есть фотография: я стою с этой огромной клубничной тарелкой и глупо улыбаюсь. Декабрь, девяностый год.
Я люблю новый год. Праздничное настроение, лампочки, елочки, мишуру, подарки, салат оливье. Ладно, салат оливье не люблю. Да не знаю я, люблю оливье или нет, я живой салат оливье видела в последний раз примерно в пятом классе, а готовила примерно никогда. Не в этом дело.
...В четвертый раз наутро первого января у меня был экзамен по ораторскому искусству (десятиминутная лекция перед камерой на любую тему). Я пошла на него прямо из гостей, и, не приходя в сознание, прочла комиссии лекцию «Соблюдение понедельника». В классе, помимо меня, не оказалось ни одного русского студента: все сразу предпочли идти на пересдачу.
Я устала праздновать новый год в стране, где нового года нет. Рождества здесь, конечно, тоже нет. Если вы натыкались на проспекты турфирм «Окунитесь в незабываемую рождественскую атмосферу Святой Земли» - учтите, это неправда. В Израиле не празднуют Рождество. А Новый год в том виде, к которому мы привыкли в детстве, вообще не празднуют нигде, помимо той святой земли, где мы отбывали это детство.
...В шестой раз мы созвонились с Димой, который еще был в Москве, и проговорили по телефону до утра. Телефонный счет за ту новогоднюю ночь он спрятал от мамы и оплачивал сам, спешно нанявшись на вокзал разгрузить вагоны.
Не, у нас тут ставят несколько официальных елок. Например, в Союзе Христианской Молодежи (кто-нибудь видел эту христианскую молодежь?). В центре города Яффо, где не сказать, чтобы очень удачно, но довольно тесно переплелись три мировых религии. В Хайфе даже устраивают целый фестиваль, в честь всех праздников сразу, там тоже огоньки. В монастырях вот еще. Вы давно заглядывали в монастырь?
...В одиннадцатый раз Мусе было три месяца, она железно вставала в пять утра, поэтому ложиться спать не имело смысла. Новорожденным январским утром мы сварили кофе, взяли коляску с младенцем и пошли гулять, объезжая лужи.
Детные русские израильтяне мотаются по стране от елки до елки, пытаясь на ходу придумать детям сказку. Великая русская алия добилась своего: Израиль заметил нашу маленькую страсть. Некоторые магазины клеят на окна снежинки, в новогоднюю полночь по телевизору выступает премьер-министр, а первого января можно официально не пойти на работу. Но это о другом.
...В шестнадцатый раз нас все достало, и мы били на счастье чайные чашки об камни под бой курантов. По чашке на удар.
Праздник — это когда у всех. Везде елки, всем подарки, у всех предновогодняя депрессия, в конце концов. А у нас кипит обычная жизнь, с рабочими планами на первое января. Солнце, дожди, налоговая декларация, сбор грибов (на этой неделе вовсю прут маслята, а приятели в парке набрали моховиков). Израильтяне улыбаются ласково: happy novygod, хаверим! Храните традиции, молодцы.
...В двадцать первый раз я была беременна, безалкогольна, и в четыре утра поехала отвозить гостей. На обратном пути поставила на полную громкость «Танго для Роксаны» и — улицы пустые, ни души — во все горло орала вместе с записью. Так увлеклась, что не заметила светофора. Штраф за проезд на красный свет в Израиле суров. Про тот светофор мы еще долго всем сообщали, что его содержу лично я.
Мы почти тридцать лет отмечаем новый год в частном порядке. Ни разу не пропустили. Всех приучили, молодцы. Муся клянется, что всю жизнь будет его отмечать, и детям своим передаст. Бедная моя детка, мало мне было одной тащить этот пудовый дедморозовский каприз.
...В двадцать третий раз мы подвесили перевернутую елку к потолку и наряжали ее со стремянки (особенно хорошо смотрелся дождик). А Дима подарил мне огромное «книжное» кресло и умудрился вместе с Мусей так его спрятать, что я умудрилась не найти. Правда, мы искали в темноте.
Казалось бы — брось уже, а? Никто же не заставляет тащить. Не хочешь отмечать, так не отмечай! И не нуди, между прочим. Никто же не заставляет нудить.
...В прошлом году мы большой компанией делали квест, который нужно было составить так, чтобы было интересно детям от шести до двадцати семи. Поэтому одно задание включало загадку на знание алфавита, а другое — зашифрованную теорему Ферма.
А в этот четверг я празднично одевалась на предновогодний вечер «Иерусалимского журнала». Надела серые брюки и черное платье-шинель. Махнула щеткой по волосам, посмотрелась в зеркало: стоит на фоне елки всклокоченный солдат. Смотрит строго. В холодильнике у солдата спрятан шоколадный Дед Мороз, в коробке лампочки, за пазухой мишура. Мы защищаем собственное детство, на которое давно уже никто не нападает, потому что у нас давно уже нет никакого детства. Только лампочки, елочки, мишура. Упрямая армия нового года, миллион человек с вещмешком за спиной на святой земле.
Когда последний из нас бросит этот мешок, мы исчезнем.
Нет, не так.
Я устала без нового года.
Опять не так.
...В наш первый новый год в Израиле на столе стояла большая тарелка клубники. А мы шесть дней как из Москвы! Есть фотография: я стою с этой огромной клубничной тарелкой и глупо улыбаюсь. Декабрь, девяностый год.
Я люблю новый год. Праздничное настроение, лампочки, елочки, мишуру, подарки, салат оливье. Ладно, салат оливье не люблю. Да не знаю я, люблю оливье или нет, я живой салат оливье видела в последний раз примерно в пятом классе, а готовила примерно никогда. Не в этом дело.
...В четвертый раз наутро первого января у меня был экзамен по ораторскому искусству (десятиминутная лекция перед камерой на любую тему). Я пошла на него прямо из гостей, и, не приходя в сознание, прочла комиссии лекцию «Соблюдение понедельника». В классе, помимо меня, не оказалось ни одного русского студента: все сразу предпочли идти на пересдачу.
Я устала праздновать новый год в стране, где нового года нет. Рождества здесь, конечно, тоже нет. Если вы натыкались на проспекты турфирм «Окунитесь в незабываемую рождественскую атмосферу Святой Земли» - учтите, это неправда. В Израиле не празднуют Рождество. А Новый год в том виде, к которому мы привыкли в детстве, вообще не празднуют нигде, помимо той святой земли, где мы отбывали это детство.
...В шестой раз мы созвонились с Димой, который еще был в Москве, и проговорили по телефону до утра. Телефонный счет за ту новогоднюю ночь он спрятал от мамы и оплачивал сам, спешно нанявшись на вокзал разгрузить вагоны.
Не, у нас тут ставят несколько официальных елок. Например, в Союзе Христианской Молодежи (кто-нибудь видел эту христианскую молодежь?). В центре города Яффо, где не сказать, чтобы очень удачно, но довольно тесно переплелись три мировых религии. В Хайфе даже устраивают целый фестиваль, в честь всех праздников сразу, там тоже огоньки. В монастырях вот еще. Вы давно заглядывали в монастырь?
...В одиннадцатый раз Мусе было три месяца, она железно вставала в пять утра, поэтому ложиться спать не имело смысла. Новорожденным январским утром мы сварили кофе, взяли коляску с младенцем и пошли гулять, объезжая лужи.
Детные русские израильтяне мотаются по стране от елки до елки, пытаясь на ходу придумать детям сказку. Великая русская алия добилась своего: Израиль заметил нашу маленькую страсть. Некоторые магазины клеят на окна снежинки, в новогоднюю полночь по телевизору выступает премьер-министр, а первого января можно официально не пойти на работу. Но это о другом.
...В шестнадцатый раз нас все достало, и мы били на счастье чайные чашки об камни под бой курантов. По чашке на удар.
Праздник — это когда у всех. Везде елки, всем подарки, у всех предновогодняя депрессия, в конце концов. А у нас кипит обычная жизнь, с рабочими планами на первое января. Солнце, дожди, налоговая декларация, сбор грибов (на этой неделе вовсю прут маслята, а приятели в парке набрали моховиков). Израильтяне улыбаются ласково: happy novygod, хаверим! Храните традиции, молодцы.
...В двадцать первый раз я была беременна, безалкогольна, и в четыре утра поехала отвозить гостей. На обратном пути поставила на полную громкость «Танго для Роксаны» и — улицы пустые, ни души — во все горло орала вместе с записью. Так увлеклась, что не заметила светофора. Штраф за проезд на красный свет в Израиле суров. Про тот светофор мы еще долго всем сообщали, что его содержу лично я.
Мы почти тридцать лет отмечаем новый год в частном порядке. Ни разу не пропустили. Всех приучили, молодцы. Муся клянется, что всю жизнь будет его отмечать, и детям своим передаст. Бедная моя детка, мало мне было одной тащить этот пудовый дедморозовский каприз.
...В двадцать третий раз мы подвесили перевернутую елку к потолку и наряжали ее со стремянки (особенно хорошо смотрелся дождик). А Дима подарил мне огромное «книжное» кресло и умудрился вместе с Мусей так его спрятать, что я умудрилась не найти. Правда, мы искали в темноте.
Казалось бы — брось уже, а? Никто же не заставляет тащить. Не хочешь отмечать, так не отмечай! И не нуди, между прочим. Никто же не заставляет нудить.
...В прошлом году мы большой компанией делали квест, который нужно было составить так, чтобы было интересно детям от шести до двадцати семи. Поэтому одно задание включало загадку на знание алфавита, а другое — зашифрованную теорему Ферма.
А в этот четверг я празднично одевалась на предновогодний вечер «Иерусалимского журнала». Надела серые брюки и черное платье-шинель. Махнула щеткой по волосам, посмотрелась в зеркало: стоит на фоне елки всклокоченный солдат. Смотрит строго. В холодильнике у солдата спрятан шоколадный Дед Мороз, в коробке лампочки, за пазухой мишура. Мы защищаем собственное детство, на которое давно уже никто не нападает, потому что у нас давно уже нет никакого детства. Только лампочки, елочки, мишура. Упрямая армия нового года, миллион человек с вещмешком за спиной на святой земле.
Когда последний из нас бросит этот мешок, мы исчезнем.
Оригинал и комментарии
Слом шаблона об колено от neivid
Ханука — праздник бытовых чудес. Он не о том, что бывает, если хорошо себя вести, он о том, что вообще бывает. Немножко тут, капельку там, по сусекам поскрести, по подвалам подмести, искоса посмотреть, голову наклонить, добавить масла и размешать. И, конечно, зажечь свечу.
Я хожу по улицам и ловлю глазами праздничную мелочь. Рассовываю по карманам, коплю на черный день. Смотри, смотри. Всю неделю прямо сейчас здесь происходит крошечное домашнее чудо, которое заключается только в том, что нигде другом месте такого нет.
* * *
Молодая религиозная пара зажигает ханукальные свечи. Не в доме, не возле дома, не у подъезда и даже не где-нибудь в парке, а просто на улице, возле дороги. Надеюсь, им просто так захотелось, а не то что бы лучшего места для них не нашлось. Впрочем, место вполне подходящее: здесь до сих пор не горит ни одной свечи.
А теперь вот горят, толстенькие рядком, важно покачивая пламенем.
Мужчина возится вокруг закрытого подсвечника-ханукии, ставя его потверже и поправляя стекло. Мимо быстрым шагом идут прохожие. А женщина, совсем еще юная девочка в высоком платке-тюрбане, тихонько что-то поет - напевает свечкам, ласково и мелодично, чтобы на незнакомой улице им не было страшно. Свечи жмурятся от ее голоса как котята и, кажется, вот-вот заурчат.
* * *
На поле в парке играют две женские футбольные команды. Я застреваю посмотреть: красиво играют.
С краю поля болеют зрители, среди них кудрявый малыш в футболке с надписью «чемпион». Смотрит, не отрываясь.
- Папа, - спрашивает завороженно, - а мальчики тоже могут играть в футбол?
Задерживаю дыхание. Длинный папа, держащий чемпиона на плечах, косится по сторонам и веско отвечает:
- Безусловно, Рони. В футбол могут играть АБСОЛЮТНО ВСЕ.
* * *
В рифму, совершенно в другом городе компания тоже гоняет мяч. Трое смуглых ребят восточного вида, белокурый русский, вратарь с длинными пейсами, двое эфиопов и араб.
- Елена! - кричат игроки высокому русскому, - Елена, бей на правый край!
Я вспоминаю, что в футбол могут играть абсолютно все: у светловолосого нападающего Елены из-под куртки видна помятая юбка. Елена подпрыгивает и бьет, игроки задирают головы и глядят, мяч летит по дуге, отражаясь в лужах. Тут бы появиться пяти разноцветным мамам (две темнокожих, три горбоносых, одна в хиджабе, одна в парике, ну и последняя, видимо, с балалайкой наперевес), но вместо них раздается приятный бас:
- Пончики, пончики! Налетай! - это хабадники несут Слово Божье, воплощенное в калориях и варенье.
Команда распадается и бежит наперегонки. Бородатый податель пончиков покачивает подносом, видит их восьмерых и комментирует:
- О! Ханукия!
Вдоль подноса идет полосатый кот, делая вид, что он тут просто так.
* * *
В районе пабов за уличным столиком сидит компания их трех усталых человек. Отдельно, рядом, стоит их запах. Ленц сказал бы: «Коньяк, ром, вишневая настойка, абсент...» - а еще, подозреваю, стеклоочиститель «Блик два».
Огибая запах, ловлю разговор:
(первый собеседник, с неподдельным удивлением)
- Что? У тебя — сценофобия? Серьезно?
(второй, с прекрасной дикцией, печально)
- Ну да. А у кого ее нет?
Интересно, а сценофобы могут играть в футбол?
* * *
Возле шоссе стоит рекламный щит, разделенный на две части — так, что плакаты на двух половинках щита не связаны между собой. Еду мимо, прищуриваюсь. На верхней - портрет недавно покойного главного сефардского раввина, с посвящением: «Отец, мы продолжаем». На нижней, вплотную к верхней — огнедышащий дракон и подпись: «Наши игры с огнем».
* * *
Двое высоких плечистых парней, переругиваясь, возятся возле открытого автомобиля, широкими спинами загораживая происходящее. «Труп прячут» - мелькает в голове, и я немедленно подхожу поближе.
Вблизи выясняется, что парни деловито и споро собирают на обочине резное деревянное трюмо. Вечерний дождик кропит кокетливый силуэт на гнутых ножках. Трюмо покачивается, волнами отражая улицу, фонари, лужи и горящие свечки в доме напротив.
- Дерево треснуло, сука, - сплевывает один из парней. - Шатается, тля.
- Гонишь, тля, - отвечает второй. - Это, сука, семнадцатый век.
Мимо трюмо идет девчонка, ловит свое отражение и быстро поправляет влажные кудри, приводя их в ей одной заметный порядок. Зеркало семнадцатого века отражает ее расплывчатой и таинственной. Один из парней затихает и тоже во что-то всматривается. Другой закуривает, обволакивая дымом волнистое стекло.
Я любуюсь семнадцатым веком на обочине нового года и тоже машинально что-то на себе поправляю. «Вот бы, - думаю, - они его здесь насовсем оставили». Парни устало курят, и свечки расплываются в старой раме, напоминая, что нигде и ничего не остается насовсем.
Я хожу по улицам и ловлю глазами праздничную мелочь. Рассовываю по карманам, коплю на черный день. Смотри, смотри. Всю неделю прямо сейчас здесь происходит крошечное домашнее чудо, которое заключается только в том, что нигде другом месте такого нет.
* * *
Молодая религиозная пара зажигает ханукальные свечи. Не в доме, не возле дома, не у подъезда и даже не где-нибудь в парке, а просто на улице, возле дороги. Надеюсь, им просто так захотелось, а не то что бы лучшего места для них не нашлось. Впрочем, место вполне подходящее: здесь до сих пор не горит ни одной свечи.
А теперь вот горят, толстенькие рядком, важно покачивая пламенем.
Мужчина возится вокруг закрытого подсвечника-ханукии, ставя его потверже и поправляя стекло. Мимо быстрым шагом идут прохожие. А женщина, совсем еще юная девочка в высоком платке-тюрбане, тихонько что-то поет - напевает свечкам, ласково и мелодично, чтобы на незнакомой улице им не было страшно. Свечи жмурятся от ее голоса как котята и, кажется, вот-вот заурчат.
* * *
На поле в парке играют две женские футбольные команды. Я застреваю посмотреть: красиво играют.
С краю поля болеют зрители, среди них кудрявый малыш в футболке с надписью «чемпион». Смотрит, не отрываясь.
- Папа, - спрашивает завороженно, - а мальчики тоже могут играть в футбол?
Задерживаю дыхание. Длинный папа, держащий чемпиона на плечах, косится по сторонам и веско отвечает:
- Безусловно, Рони. В футбол могут играть АБСОЛЮТНО ВСЕ.
* * *
В рифму, совершенно в другом городе компания тоже гоняет мяч. Трое смуглых ребят восточного вида, белокурый русский, вратарь с длинными пейсами, двое эфиопов и араб.
- Елена! - кричат игроки высокому русскому, - Елена, бей на правый край!
Я вспоминаю, что в футбол могут играть абсолютно все: у светловолосого нападающего Елены из-под куртки видна помятая юбка. Елена подпрыгивает и бьет, игроки задирают головы и глядят, мяч летит по дуге, отражаясь в лужах. Тут бы появиться пяти разноцветным мамам (две темнокожих, три горбоносых, одна в хиджабе, одна в парике, ну и последняя, видимо, с балалайкой наперевес), но вместо них раздается приятный бас:
- Пончики, пончики! Налетай! - это хабадники несут Слово Божье, воплощенное в калориях и варенье.
Команда распадается и бежит наперегонки. Бородатый податель пончиков покачивает подносом, видит их восьмерых и комментирует:
- О! Ханукия!
Вдоль подноса идет полосатый кот, делая вид, что он тут просто так.
* * *
В районе пабов за уличным столиком сидит компания их трех усталых человек. Отдельно, рядом, стоит их запах. Ленц сказал бы: «Коньяк, ром, вишневая настойка, абсент...» - а еще, подозреваю, стеклоочиститель «Блик два».
Огибая запах, ловлю разговор:
(первый собеседник, с неподдельным удивлением)
- Что? У тебя — сценофобия? Серьезно?
(второй, с прекрасной дикцией, печально)
- Ну да. А у кого ее нет?
Интересно, а сценофобы могут играть в футбол?
* * *
Возле шоссе стоит рекламный щит, разделенный на две части — так, что плакаты на двух половинках щита не связаны между собой. Еду мимо, прищуриваюсь. На верхней - портрет недавно покойного главного сефардского раввина, с посвящением: «Отец, мы продолжаем». На нижней, вплотную к верхней — огнедышащий дракон и подпись: «Наши игры с огнем».
* * *
Двое высоких плечистых парней, переругиваясь, возятся возле открытого автомобиля, широкими спинами загораживая происходящее. «Труп прячут» - мелькает в голове, и я немедленно подхожу поближе.
Вблизи выясняется, что парни деловито и споро собирают на обочине резное деревянное трюмо. Вечерний дождик кропит кокетливый силуэт на гнутых ножках. Трюмо покачивается, волнами отражая улицу, фонари, лужи и горящие свечки в доме напротив.
- Дерево треснуло, сука, - сплевывает один из парней. - Шатается, тля.
- Гонишь, тля, - отвечает второй. - Это, сука, семнадцатый век.
Мимо трюмо идет девчонка, ловит свое отражение и быстро поправляет влажные кудри, приводя их в ей одной заметный порядок. Зеркало семнадцатого века отражает ее расплывчатой и таинственной. Один из парней затихает и тоже во что-то всматривается. Другой закуривает, обволакивая дымом волнистое стекло.
Я любуюсь семнадцатым веком на обочине нового года и тоже машинально что-то на себе поправляю. «Вот бы, - думаю, - они его здесь насовсем оставили». Парни устало курят, и свечки расплываются в старой раме, напоминая, что нигде и ничего не остается насовсем.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Ругают Безрукова, ругают, а в рейтинге любимых артистов - который год на первом месте. Чудеса.
Хабенский и Машков на втором и третьем.
"Обитель". В следующем году. Уже скоро.
(К слову сказать, при всём, как говорится, уважении, я всё равно не очень понимаю, почему, к примеру, Безруков-Хабенский-Машков, а не Ф.Бондарчук-Пускепалис-Мерзликин, или Олег Меньшиков-Евгений Миронов-Данила Козловский. Наверное, мало кино смотрю).
Хабенский и Машков на втором и третьем.
"Обитель". В следующем году. Уже скоро.
(К слову сказать, при всём, как говорится, уважении, я всё равно не очень понимаю, почему, к примеру, Безруков-Хабенский-Машков, а не Ф.Бондарчук-Пускепалис-Мерзликин, или Олег Меньшиков-Евгений Миронов-Данила Козловский. Наверное, мало кино смотрю).
Оригинал и комментарии
Возникла мысль от lemming-drover
Вот эта мысль: а что, дорогие мои френды, не хотите ли вы прочесть несколько глав из нашей с Дмитрием Байкаловым несерьезной космооперы "Звездная пирамида"? Если нет -- скажите, и я не буду загрязнять вам френдленту. Если да -- тоже скажите, и тогда я обещаю разобраться, почему у меня текст ни в какую не желает убираться под кат, и с некоторыми другими проблемами, характерными для чайников, одним из которых я являюсь. Слово за вами.
P.S. Ну, раз многие хотят, то и за мной не заржавеет. Буду выкладывать понемногу.
P.S. Ну, раз многие хотят, то и за мной не заржавеет. Буду выкладывать понемногу.
Оригинал и комментарии
девушка с шестью бемолями цвета льна от vinah
Я сейчас переживаю психологическую травму, которая формально не выглядит катастрофой (все живы и относительно здоровы), но разрушила меня чуть менее чем полностью (видимо, фон оказался благоприятный, способствующий), поэтому я решила купить себе пианино, чтобы заземлиться и снять стресс. Я и раньше замечала, что в состоянии сильнейшего стресса пианино мне почему-то помогает - словно оно не было его, стресса, непосредственным источником все мое детство, пока я училась в музыкальной школе, до 14 лет. Может, это подобное, которое излечивается подобным, я не знаю: теория прививок? Я до сих пор вспоминаю музыкальную школу как кошмар - от переживаний и стресса же у меня была чудовищная экзема на кончиках всех пальцев: когда я играла этюды Черни, пальцы лопались и кровили, и пианино-кровопийца все было залито кровью, как в том культовом старом фильме ужасов "Hausu", где рояль пожрал японских школьниц, и белый котя плавал по кровавым рекам на костяном плотике. Экзамены в музыкальной школе мне снятся до сих пор. Еще иногда снится, что лето закончилось, а я так и не разучила заданные мне пьесы для чтения с листа, и кровавые клавиши уже оскалились, чтобы пообрубать мне фаланги.
Тем не менее, в Барде пианино оказалось серьезным стрессоуничтожителем; мне кто-то однажды посоветовал заглянуть в репетиционные комнаты - спасибо этому человеку! Репетиционные комнаты были домиком в лесу, в домике было 12 звукоизоляционных камер с окошками с видом на лес же; в каждой камере был рояль или пианино. Я закрывалась в камерах, там можно было вначале немного покричать (очень классно), а потом поиграть на фортепиано. Все это удивительным образом снимало зажим в челюсти и шее, расслабляло спину, настраивало на спокойный, мягкий сон. Как сейчас помню - каждый вечер часов в 11 я выбиралась из студии, садилась на велосипед и ехала в этот лесной домик; он всегда был открыт, свет в комнатках включался автоматически от движения, и когда я проходила по коридору, меня преследовало приветственное фотощелканье лампочек, как на оскаровской церемонии. Я выбирала рояль, всегда разный, и где-то час играла на нем какую-нибудь ерунду по памяти - я уже не помнила ничего из того, что играла в музыкальной школе (и слава богу!), но у меня относительно неплохой интервальный слух - я могу подобрать любую мелодию из головы, и само это ощущение переноса чего-то из памяти и призрачности в материю, в тугой звон, в эту молоточковую убедительность словно вбивали меня в землю, как дерево или гвоздь или громоотвод. Я не очень понимала, как оно работает, но во времена летних сессий оно работало безотказно - и недавно, кстати, я посоветовала этот способ снятия стресса молодому куратору из Риги (в Барде есть также школа молодых кураторов), и молодая куратор из Риги прислала мне на днях фото рояля и написала: спасибо, спасибо, это работает! Еще бы оно не работало.
В резиденции Макдоуэлла я тоже иногда играла на рояле, но в библиотеке он был только один - чаще всего его заполняла всего целиком драматург Корделия, играющая на нем девушку с волосами цвета льна, одну из прелюдий Дебюсси. Эта прелюдия у меня ассоциируется исключительно с райскими временами резиденции, мне достаточно ее мысленно проиграть в голове, чтобы немного успокоиться, если надо успокоиться. В общем, когда я вернулась в Нью-Йорк и обнаружила, что моя психологическая травма не прошла целиком, я решила купить пианино. Пианино я купила у подруги-композитора, у нее было одно лишнее, она записала на нем отличный альбом и дала около сотни концертов в лучших барах Бруклина и Манхэттэна. Вначале я получила от нее пизды за то, что начала вертеть носом, когда узнала, что у пианино 88 клавиш. "Многовато клавиш", - сказала я, потому что уже испробовала какую-то милейшую самограйку попроще в доме потомков певицы и поэта В.Долиной, и настраивалась на такую же самограйку. Подруга-композитор разобиделась и ответила как-то грубо, типа чо тебе мои клавиши не нравятся, в смысле много; но мы потом как-то разобрались - никогда не говорите друзьям-композиторам, что в их фортепиано слишком много клавиш! Это как сказать другу-писателю, что в его доме слишком много книг.
Так или иначе, вечер, когда я притащила в дом пианино (занявшее приблизительно половину моего жилого пространства), был первым счастливым вечером этого ноября, хотя, кстати, это уже был декабрь. И правда, я притащила пианино в декабре, но все равно это был первый счастливый вечер since ноябрь, назовем это так! Это было настоящее взрослое пианино - 88 клавиш, молоточковое, тяжелое, неотличимое по физическим ощущениям от аналогового деревянного. Я тут же жахнула вина и начала пытаться играть на нем "Щелкунчика", ложного Баха (ложный Бах играется легко - включаешь клавесинчик и двумя руками с назидательными интонациями играешь что-то запредельно гармоничное и хорошо темперированное, и каждая рука должна играть отдельное, но одинаково хорошо темперированное!), полонез Огинского (странно, но я вспомнила правую руку, и начисто забыла левую, словно во времена музыкальной школы я была однорукой), композицию Arcade Fire "Intervention" (у пианино оказался такой великолепно сэмплированный орган, что на нем невозможно не начать сразу же играть интервеншн, если вы меня понимаете), одесские песни, радиопозывные пионерской зорьки, "радзіма мая дарагая", гимн СССР, песню Боуи про Майора Тома, начало песни Пола Маккартни "Мистер Беллами" и "Двойной Секстет" Стивена нашего Райха. Все - ужасно плохо, попадая не в те ноты и подбирая на ходу. Но как приятно же!
Единственной композицией, которую мои руки механически помнили с тех времен, когда я училась в музыкальной школе, оказалась Martha My Dear музыкального коллектива Битлз в бойком ми-бемоль мажоре. Все остальное я могла играть только из памяти, напрямую. Пальцы забыли все, кроме Марты. Ах, да, и правая рука полонеза Огинского. Марта и прощание с родиной - вот реальность моей мышечной, церебральной музыкальной памяти. Чайковский с Бетховеном благополучно канули в небытие. Видимо, с тех пор в моем мозгу сменились все нейроны.
Я поняла, что должна разучивать какие-то пьесы по нотам, иначе мы так далеко не уйдем - но когда я открыла какие-то ноты Баха, поняла, что забыла басовый ключ. Вообще целиком. Это удивительно! Это как забыть алфавит или язык! Видимо, нейроны сменились только в правом полушарии - оно отвечает за левую руку. Как жаль, что Оливер Сакс уже умер, и я пока не могу ему об этом рассказать, а когда смогу - это уже будет нам обоим не так интересно. Но я все равно скачала ноты пьесы Дебюсси про девушку с волосами цвета льна. Когда я их открыла, я завыла от ужаса, и налила себе еще вина. Оказалось, что сраный Дебюсси написал это в какой-то страшной тональности с шестью бемолями. Шестью бемолями, Карл! Я не выдумываю и не преувеличиваю - ТАМ ШЕСТЬ ЕБУЧИХ БЕМОЛЕЙ. В музыкальной школе я такого даже в глаза не видела. Нас, возможно, все-таки щадили, берегли от такого, может быть, детям такое нельзя показывать. Я попыталась разобрать один аккорд, после чего сказала себе: Татьяна, посмотрим правде в глаза, возможно, есть резон нам все-таки начать с "Болезни куклы"? Но отогнала от себя эту мысль и решила: ну, я разучу Дебюсси, скажем, к Новому Году! Потом я нашла на ютубе видео, где какой-то бойкий российский пианист играет эту прелюдию при большом скоплении народа в концертном зале. Ой, кажется, я имела в виду 2020 год, поняла я. Но, значит, есть шанс, что я все-таки не умру.
- Если тебя выгонят из страны, ты все оставишь, а вот пианино должна будешь увезти с собой.- радостно и как-то даже слишком утвердительно сказала мама, когда я выполнила камингаут. Моя мама по образованию - пианист. В мире существуют люди, которые выбрали это как образование и занимались этим как профессией, и эти люди - моя мама. Наверное, в том мире, где они существуют, твое первое серьезное взрослое пианино - это, пожалуй, та единственная вещь, которую тебе и можно будет взять с собой в ситуации какого угодно изгнания из одного мира в другой. И если раньше бы меня это испугало, то теперь, действительно, успокоило.
Тем не менее, в Барде пианино оказалось серьезным стрессоуничтожителем; мне кто-то однажды посоветовал заглянуть в репетиционные комнаты - спасибо этому человеку! Репетиционные комнаты были домиком в лесу, в домике было 12 звукоизоляционных камер с окошками с видом на лес же; в каждой камере был рояль или пианино. Я закрывалась в камерах, там можно было вначале немного покричать (очень классно), а потом поиграть на фортепиано. Все это удивительным образом снимало зажим в челюсти и шее, расслабляло спину, настраивало на спокойный, мягкий сон. Как сейчас помню - каждый вечер часов в 11 я выбиралась из студии, садилась на велосипед и ехала в этот лесной домик; он всегда был открыт, свет в комнатках включался автоматически от движения, и когда я проходила по коридору, меня преследовало приветственное фотощелканье лампочек, как на оскаровской церемонии. Я выбирала рояль, всегда разный, и где-то час играла на нем какую-нибудь ерунду по памяти - я уже не помнила ничего из того, что играла в музыкальной школе (и слава богу!), но у меня относительно неплохой интервальный слух - я могу подобрать любую мелодию из головы, и само это ощущение переноса чего-то из памяти и призрачности в материю, в тугой звон, в эту молоточковую убедительность словно вбивали меня в землю, как дерево или гвоздь или громоотвод. Я не очень понимала, как оно работает, но во времена летних сессий оно работало безотказно - и недавно, кстати, я посоветовала этот способ снятия стресса молодому куратору из Риги (в Барде есть также школа молодых кураторов), и молодая куратор из Риги прислала мне на днях фото рояля и написала: спасибо, спасибо, это работает! Еще бы оно не работало.
В резиденции Макдоуэлла я тоже иногда играла на рояле, но в библиотеке он был только один - чаще всего его заполняла всего целиком драматург Корделия, играющая на нем девушку с волосами цвета льна, одну из прелюдий Дебюсси. Эта прелюдия у меня ассоциируется исключительно с райскими временами резиденции, мне достаточно ее мысленно проиграть в голове, чтобы немного успокоиться, если надо успокоиться. В общем, когда я вернулась в Нью-Йорк и обнаружила, что моя психологическая травма не прошла целиком, я решила купить пианино. Пианино я купила у подруги-композитора, у нее было одно лишнее, она записала на нем отличный альбом и дала около сотни концертов в лучших барах Бруклина и Манхэттэна. Вначале я получила от нее пизды за то, что начала вертеть носом, когда узнала, что у пианино 88 клавиш. "Многовато клавиш", - сказала я, потому что уже испробовала какую-то милейшую самограйку попроще в доме потомков певицы и поэта В.Долиной, и настраивалась на такую же самограйку. Подруга-композитор разобиделась и ответила как-то грубо, типа чо тебе мои клавиши не нравятся, в смысле много; но мы потом как-то разобрались - никогда не говорите друзьям-композиторам, что в их фортепиано слишком много клавиш! Это как сказать другу-писателю, что в его доме слишком много книг.
Так или иначе, вечер, когда я притащила в дом пианино (занявшее приблизительно половину моего жилого пространства), был первым счастливым вечером этого ноября, хотя, кстати, это уже был декабрь. И правда, я притащила пианино в декабре, но все равно это был первый счастливый вечер since ноябрь, назовем это так! Это было настоящее взрослое пианино - 88 клавиш, молоточковое, тяжелое, неотличимое по физическим ощущениям от аналогового деревянного. Я тут же жахнула вина и начала пытаться играть на нем "Щелкунчика", ложного Баха (ложный Бах играется легко - включаешь клавесинчик и двумя руками с назидательными интонациями играешь что-то запредельно гармоничное и хорошо темперированное, и каждая рука должна играть отдельное, но одинаково хорошо темперированное!), полонез Огинского (странно, но я вспомнила правую руку, и начисто забыла левую, словно во времена музыкальной школы я была однорукой), композицию Arcade Fire "Intervention" (у пианино оказался такой великолепно сэмплированный орган, что на нем невозможно не начать сразу же играть интервеншн, если вы меня понимаете), одесские песни, радиопозывные пионерской зорьки, "радзіма мая дарагая", гимн СССР, песню Боуи про Майора Тома, начало песни Пола Маккартни "Мистер Беллами" и "Двойной Секстет" Стивена нашего Райха. Все - ужасно плохо, попадая не в те ноты и подбирая на ходу. Но как приятно же!
Единственной композицией, которую мои руки механически помнили с тех времен, когда я училась в музыкальной школе, оказалась Martha My Dear музыкального коллектива Битлз в бойком ми-бемоль мажоре. Все остальное я могла играть только из памяти, напрямую. Пальцы забыли все, кроме Марты. Ах, да, и правая рука полонеза Огинского. Марта и прощание с родиной - вот реальность моей мышечной, церебральной музыкальной памяти. Чайковский с Бетховеном благополучно канули в небытие. Видимо, с тех пор в моем мозгу сменились все нейроны.
Я поняла, что должна разучивать какие-то пьесы по нотам, иначе мы так далеко не уйдем - но когда я открыла какие-то ноты Баха, поняла, что забыла басовый ключ. Вообще целиком. Это удивительно! Это как забыть алфавит или язык! Видимо, нейроны сменились только в правом полушарии - оно отвечает за левую руку. Как жаль, что Оливер Сакс уже умер, и я пока не могу ему об этом рассказать, а когда смогу - это уже будет нам обоим не так интересно. Но я все равно скачала ноты пьесы Дебюсси про девушку с волосами цвета льна. Когда я их открыла, я завыла от ужаса, и налила себе еще вина. Оказалось, что сраный Дебюсси написал это в какой-то страшной тональности с шестью бемолями. Шестью бемолями, Карл! Я не выдумываю и не преувеличиваю - ТАМ ШЕСТЬ ЕБУЧИХ БЕМОЛЕЙ. В музыкальной школе я такого даже в глаза не видела. Нас, возможно, все-таки щадили, берегли от такого, может быть, детям такое нельзя показывать. Я попыталась разобрать один аккорд, после чего сказала себе: Татьяна, посмотрим правде в глаза, возможно, есть резон нам все-таки начать с "Болезни куклы"? Но отогнала от себя эту мысль и решила: ну, я разучу Дебюсси, скажем, к Новому Году! Потом я нашла на ютубе видео, где какой-то бойкий российский пианист играет эту прелюдию при большом скоплении народа в концертном зале. Ой, кажется, я имела в виду 2020 год, поняла я. Но, значит, есть шанс, что я все-таки не умру.
- Если тебя выгонят из страны, ты все оставишь, а вот пианино должна будешь увезти с собой.- радостно и как-то даже слишком утвердительно сказала мама, когда я выполнила камингаут. Моя мама по образованию - пианист. В мире существуют люди, которые выбрали это как образование и занимались этим как профессией, и эти люди - моя мама. Наверное, в том мире, где они существуют, твое первое серьезное взрослое пианино - это, пожалуй, та единственная вещь, которую тебе и можно будет взять с собой в ситуации какого угодно изгнания из одного мира в другой. И если раньше бы меня это испугало, то теперь, действительно, успокоило.
Оригинал и комментарии
Итоги года от lemming-drover
Их уже можно подвести. Никогда еще, исключая годы ученичества, я не писал так мало! Наверное, раза в три меньше, чем обычно. Зато с увлечением тёр стекло и сделал несколько хороших астрономических зеркал. Но ждал, что свершится нечто, и вот оно свершилось: мне вновь по-настоящему захотелось работать над текстами. Заканчиваю первую часть "Простолюдина", еще не зная, оставлю ли я это название за всем романом или только за первой его частью. Мой герой уже успел свалиться с Луны, пренебречь титулом, побывать в психушке, жениться, застрелить на дуэли человека, поплавать с акулами и несколько раз нахамить императору. Я даже придумал убедительное объяснение, почему при всем при том он еще жив, и раскрою секрет во второй части. :) Так что роман я, по всей видимости, напишу, ничего не зная заранее о его судьбе. (К примеру, наша с Димой Байкаловым "Звездная пирамида" лежит в Эксмо без движения уже без малого два года.) Зато в работе над "Простолюдином" нахожу удовольствие -- мазохистское, конечно, но ведь это совершенно нормально. Какое еще удовольствие доступно писателю, когда он трезв и перебирает в своей башке слова, следуя завету Марка Твена "найти слово, а не его троюродного брата"?
Оригинал и комментарии
от bormor
Жульничество, конечно, потому что приснилось мне это не сегодня и даже не вчера, а где-то с неделю назад, просто не стал сразу записывать, но пусть считается за новогодний сон.
Тёмная квартира. Видны только тени, слышны только шорохи.
Скрип. Детский голос: "Кто-то тут есть?"
В ответ - молчание, но такое, знаете... чувствуется, что там, в темноте, кто-то молчит.
-Дедушка Мороз, это ты?
Молчание.
-Можешь не прятаться, я тебя слышу. Ты ведь Дедушка Мороз?
-Чё?.. Ну... ага, я это. Ухожу уже. А ты чего не спишь, спи давай.
-А ты настоящий Дед Мороз?
-А то! Настоящий. Точняк.
-Жалко.
-Не понял! Чё вдруг жалко-то?
-К Серёжке на Новый год фальшивый приходил. Серёжкин папа, только с ватной бородой...
-Ну и?
-Ну и лучше бы тоже был моим папой. Я по нему скучаю.
-Давно не виделись, что ли?
-Полгода...
-А-а... ясно. А мамка, наверное, говорит, что он уехал далеко-далеко, да? Капитан, типа, дальнего плавания?
-Я думаю, он капитан космического корабля. Мама так и сказала, что он теперь в небесах и я его больше не увижу.
-А-а... ну да. Космические корабли, они конечно... они долго летят. Пока туда, пока обратно...
-И письма из космоса не ходят. И позвонить нельзя. Жалко.
-Да... жалко.
-А в Новый год чудеса случаются, вот я и жду: вдруг придёт папа с ватной бородой? А ты настоящий...
-Да... настоящий. Слушай, а звать-то тебя как?
-Сашка.
-А, ну точно! Слышь, Санёк, а я ведь твоего папку знаю! Ну точно! Я ж сюда не просто так! Я ж от него как-раз! Он просил тебе письмо передать, то есть не письмо, открытку новогоднюю, и подарок ещё какой-то был... Только я ту открытку потерял - ну, знаешь, со всеми бывает, ты не сердись, Санёк, из кармана, понимаешь, выпала, не помню когда. Синенькая такая, с ёлочкой, с зайчиками там... с белочками... Поздравляю, мол, Шурка, и мамку твою позравляю, ну и всё такое. Чё там обычно пишут? А подарок... сейчас, дай сообразить... а, вот, нашёл. Держи. Ножик швейцарский. Бери, хороший ножик-то. Подарок тебе от бати. Передай, сказал, Сашке моему, пусть за грибами ходит.
-Дедушка Мороз, я девочка.
-Чё?.. А, ну да. Точно. Он так и сказал. Передай, мол, моей Сашке, на память. И открытку ещё, только открытку-то я потерял. Вот. Уж прости. А ножик я вот сюда, под ёлочку положу...
В тёмной-тёмной комнате одна маленькая тень быстро-быстро делает несколько маленьких шажков и крепко обнимает другую, большую.
-Спасибо, Дедушка Мороз. Ты такой добрый. Это мой самый лучший новогодний подарок!
Тёмная квартира. Видны только тени, слышны только шорохи.
Скрип. Детский голос: "Кто-то тут есть?"
В ответ - молчание, но такое, знаете... чувствуется, что там, в темноте, кто-то молчит.
-Дедушка Мороз, это ты?
Молчание.
-Можешь не прятаться, я тебя слышу. Ты ведь Дедушка Мороз?
-Чё?.. Ну... ага, я это. Ухожу уже. А ты чего не спишь, спи давай.
-А ты настоящий Дед Мороз?
-А то! Настоящий. Точняк.
-Жалко.
-Не понял! Чё вдруг жалко-то?
-К Серёжке на Новый год фальшивый приходил. Серёжкин папа, только с ватной бородой...
-Ну и?
-Ну и лучше бы тоже был моим папой. Я по нему скучаю.
-Давно не виделись, что ли?
-Полгода...
-А-а... ясно. А мамка, наверное, говорит, что он уехал далеко-далеко, да? Капитан, типа, дальнего плавания?
-Я думаю, он капитан космического корабля. Мама так и сказала, что он теперь в небесах и я его больше не увижу.
-А-а... ну да. Космические корабли, они конечно... они долго летят. Пока туда, пока обратно...
-И письма из космоса не ходят. И позвонить нельзя. Жалко.
-Да... жалко.
-А в Новый год чудеса случаются, вот я и жду: вдруг придёт папа с ватной бородой? А ты настоящий...
-Да... настоящий. Слушай, а звать-то тебя как?
-Сашка.
-А, ну точно! Слышь, Санёк, а я ведь твоего папку знаю! Ну точно! Я ж сюда не просто так! Я ж от него как-раз! Он просил тебе письмо передать, то есть не письмо, открытку новогоднюю, и подарок ещё какой-то был... Только я ту открытку потерял - ну, знаешь, со всеми бывает, ты не сердись, Санёк, из кармана, понимаешь, выпала, не помню когда. Синенькая такая, с ёлочкой, с зайчиками там... с белочками... Поздравляю, мол, Шурка, и мамку твою позравляю, ну и всё такое. Чё там обычно пишут? А подарок... сейчас, дай сообразить... а, вот, нашёл. Держи. Ножик швейцарский. Бери, хороший ножик-то. Подарок тебе от бати. Передай, сказал, Сашке моему, пусть за грибами ходит.
-Дедушка Мороз, я девочка.
-Чё?.. А, ну да. Точно. Он так и сказал. Передай, мол, моей Сашке, на память. И открытку ещё, только открытку-то я потерял. Вот. Уж прости. А ножик я вот сюда, под ёлочку положу...
В тёмной-тёмной комнате одна маленькая тень быстро-быстро делает несколько маленьких шажков и крепко обнимает другую, большую.
-Спасибо, Дедушка Мороз. Ты такой добрый. Это мой самый лучший новогодний подарок!
Оригинал и комментарии
Как реализовать пари в сетевых спорах? от apxiv
Вопрос у меня давно назрел, но в данном случае катализатором послужил пост photo_vlad от 22 октября 2017 г. "Внимание! Объявляется открытие космического тотализатора." : "В 2018г., до его окончания, знаменитый инженер без образования, изобретатель без изобретений и гений без сомнений Илон Маск планирует отправить двух туристов по самому дальнему в истории туризма маршруту - в облёт Луны..."
В комментариях Влад задает безответные вопросы: "Ставить будете? Сколько? На что?"
В том числе и ключевой вопрос: "А как вы собираетесь получить свой выигрыш?"
Интересно, что бы ответил Влад, если бы его сбеседник заявил о готовности поставить на свершение обещаний Маска например 1000 долларов США? Куды денежки заносить?
Вот сколько уже видел предложений пари в сетевых спорах, но не вижу нормального механизма их реализации. Просмотрел сайты ведущих букмекерских конторы в России - они все принимают ставки только на спортивные события.
Нужен авторитетный букмекер, который принимает ставки на произвольно предложенные темы пари, например: "Илон Маск вопреки обещаниям не запустить до конца 2018 года двух туристов в облет Луны".
И тогда пари в интернетских срачах могут выглядеть так:
- Я поставил 1000 руб. на то, что Маск не сможет запустить до конца 2018 года двух туристов в облет Луны. Подтверждение: тикет №... + ссылка на сайт букмекера;
- Оппонент либо по-тихому сливается, либо гордо отвечает: "Я поставил ...руб. на то, что данное событие произойдет в обозначенные сроки. Подтверждение: тикет №... + ссылка на него на сайте букмекера".
Тут даже не надо раскрывать персональные данные, например если по ссылкам можно прочитать что за photo_vlad по этой сделке пари поставлено столько-то рублей, а за его оппонента, например какого-то 
reeboksuck - 100 рублей, то нам, наблюдателям, все равно какой реальный плательщик получит выигрыш, зато коэффициент и результат будут наглядным уроком любителям потрепать языком... уже не безнаказанно, а ударом по карману.
В общем-то, вопрос остается: "Кому какие известны успешные механизмы реализации сделок пари на основании сетевых споров?"
З.Ы. Разовые случаи пари наблюдал на Афтершоке, но там деньги отправлялись хозяину сайта, ЕМНИП. Создание букмекерской конторы на произвольно назначенные события, а не только на спортивные, может стать неплохой бизнес-темой. Отдаю идею безвозмездно, то есть даром ;)
Оригинал и комментарии
мне в моем метро никогда не тесно от clear-text
КРАСНАЯ ЛИНИЯ
На станции «Парк культуры» в вагон вошла девушка и уселась рядом с ним. Вытащила из рюкзака большую тетрадь, раскрыла ее и стала что-то записывать. Он скосил глаза. У девушки был крупный отчетливый почерк. Вот это да! Это были наброски лекции или семинара. С ума сойти. Что-то про Александра Македонского. С обзором литературы. Вот она написала: Фридрих Шахермайер.
- Фриц, а не Фридрих, - негромко сказал он. – Шахермайр. Не «майер», а просто «майр».
Она кивнула и исправила, даже не взглянув на него.
А он стал на нее смотреть. Она была совсем молодая, не более двадцати пяти. Наверное, аспирантка, и вот уже читает лекции или ведет семинары. То есть уже взрослая дама. Но все-таки очень юная. У нее были совсем детские руки, такие бывают у девочек в двенадцать лет, с бледными пальцами и прозрачными ноготками. Но она крепко держала авторучку и уверенно заполняла лист, соединяя стрелками имена и даты, рисуя квадратики, нумеруя параграфы. Ишь ты! Неужели она на том же факультете, который он окончил сто лет назад? Он давно бросил науку ради так называемого «реального дела». То есть ради больших и быстрых денег, если честно. Ну и каков результат? Где эти деньги? Где вообще что-нибудь? Заработал на безбедную старость, вот и весь итог жизни. Господи, тоска-то какая.
Он не удержался от громкого вздоха.
Она подняла лицо, посмотрела на него, как будто возвращаясь из античности в наше время.
- Небось, на кафедре у Амины Магомедовны? – спросил он.
- Да, - она кивнула. – Хотя Амина Магомедовна уже не зав. Но иногда читает лекции. Зав теперь Бевзенко, знаете?
- Нет, - сказал он, вглядываясь в неё.
Выпуклые скулы, широкие брови, крупный чуть вздернутый нос, тонкие русые волосы пушатся на висках. Она была на кого-то похожа, убийственно похожа, мучительно похожа, но на кого? Черт. Это уже старческое, когда не можешь вспомнить знакомого лица. Или наоборот, «дежа вю»? Тоже какой-то свих. Не легче. Он вздохнул еще раз.
- Нет, - повторил он. – Бевзенко не знаю. Я очень давно бросил профессию. Но учился как раз у Амины Магомедовны, великая женщина…
- Моя мама тоже у нее училась, - сказала девушка. - И бабушка тоже была на нашем факультете, но на другой кафедре.
Его как будто жаром обдало.
Он снова вгляделся в ее чудесное, милое, курносое личико и вспомнил – Галя!
***
Такие же брови, такой же нос, такие же чуть азиатские скулы.
Галя была в него покорно влюблена. Но в него тогда были многие влюблены, а он капризничал и выпендривался, дурак. Однажды он ее попросил остаться, когда все ребята расходились. Помочь убрать посуду и все такое. По тогдашним манерам, это было чуть ли не предложение руки и сердца. Но потом, в самый долгожданный момент, сказал загадочным тоном: «Пожалуй, тебе лучше уйти». Галя опустила руки – они обнимались, стоя около дивана – опустила глаза и пошла к двери. Но позвонила с дороги, из телефона-автомата, и сказала: «Ты все равно очень хороший». Она заблуждалась. Потому что он был не просто плохой, а очень плохой.
Потому что через неделю он позвонил ей и сказал: «А вот теперь приезжай».
Она приехала. Было лето. Июль. Стояла страшная жара.
Она была одета во все новое-красивое-ни-разу-не-надёванное, он это сразу понял, когда она начала раздеваться. Он даже не сказал ей: раздевайся. Она тоже ничего не сказала. Было так жарко, что говорить невозможно. Она разделась. Она была невинна. Ей было больно. Она заплакала. Потом проглотила слезы и улыбнулась. Потом он молча стал глядеть в потолок. Она встала и оделась. Потом недолго посидела на краю дивана, ловя его рассеянный взгляд. Встретившись с ним глазами, она вопросительно подняла брови. Он прикрыл глаза. Она встала и тихонько вышла из комнаты. Он слышал, как она молча стоит в прихожей. Потом вышла из квартиры. Закрыла за собой дверь, осторожно прищелкнув замок. Сквозь все стены слышно было, как она вошла в лифт, как стукнула тяжелая решетчатая дверь, как лифт поехал вниз.
Они так и не сказали друг другу ни слова – ни в этот раз, ни потом. Потому что никакого «потом» не было. Июль, август, а в сентябре Галя не появилась на занятиях. Или, может быть, появилась, но он как-то упустил ее. Нет, точно, она совсем пропала.
***
А вот сейчас, буквально за секунду, он все понял.
Понял, почему Галя исчезла. Недаром же эта девушка сказала: «бабушка была на нашем факультете». Не «окончила», а именно «была»… А потом ушла, когда забеременела. А потом родила маму вот этой девочки. Вот этой молодой женщины, которая едет вести семинар по Александру Македонскому. Боже мой, какой ужас и какое счастье – внучка! Какое чудо!
Захотелось ее обнять и во всём признаться, и отдать ей все книги, которые остались с тех пор, стояли в особом «историческом», как он называл, шкафу. Дарить подарки. Вообще заботиться и принимать участие. А может быть, она скоро выйдет замуж, и он станет прадедушкой. С ума сойти!
- А ваша бабушка…
- Она умерла год назад, - сказала девушка, закрывая тетрадь.
Уже проехали станцию «Воробьевы горы». Следующая станция «Университет».
- Господи боже мой, как жалко! - совершенно искренне воскликнул он, и едва не прослезился. – Как ее звали? Понимаете, может быть, я ее знал тогда. На факультете.
- Екатерина Сергеевна, - сказала девушка. – Девичья фамилия Верещак. Она тогда была Катя Верещак, вот. Вы в каком году оканчивали?
- Катя Верещак? – нахмурился он. – М-ммм… Нет. Не помню. Точно не помню. Жаль. Извините.
- Что вы, что вы! – сказала девушка, вставая, надевая рюкзак, и небрежно кивая ему.
Он недовольно взглянул на ее курносое и скуластое, некрасивое и неприятное лицо, и даже не кивнул в ответ.
На станции «Парк культуры» в вагон вошла девушка и уселась рядом с ним. Вытащила из рюкзака большую тетрадь, раскрыла ее и стала что-то записывать. Он скосил глаза. У девушки был крупный отчетливый почерк. Вот это да! Это были наброски лекции или семинара. С ума сойти. Что-то про Александра Македонского. С обзором литературы. Вот она написала: Фридрих Шахермайер.
- Фриц, а не Фридрих, - негромко сказал он. – Шахермайр. Не «майер», а просто «майр».
Она кивнула и исправила, даже не взглянув на него.
А он стал на нее смотреть. Она была совсем молодая, не более двадцати пяти. Наверное, аспирантка, и вот уже читает лекции или ведет семинары. То есть уже взрослая дама. Но все-таки очень юная. У нее были совсем детские руки, такие бывают у девочек в двенадцать лет, с бледными пальцами и прозрачными ноготками. Но она крепко держала авторучку и уверенно заполняла лист, соединяя стрелками имена и даты, рисуя квадратики, нумеруя параграфы. Ишь ты! Неужели она на том же факультете, который он окончил сто лет назад? Он давно бросил науку ради так называемого «реального дела». То есть ради больших и быстрых денег, если честно. Ну и каков результат? Где эти деньги? Где вообще что-нибудь? Заработал на безбедную старость, вот и весь итог жизни. Господи, тоска-то какая.
Он не удержался от громкого вздоха.
Она подняла лицо, посмотрела на него, как будто возвращаясь из античности в наше время.
- Небось, на кафедре у Амины Магомедовны? – спросил он.
- Да, - она кивнула. – Хотя Амина Магомедовна уже не зав. Но иногда читает лекции. Зав теперь Бевзенко, знаете?
- Нет, - сказал он, вглядываясь в неё.
Выпуклые скулы, широкие брови, крупный чуть вздернутый нос, тонкие русые волосы пушатся на висках. Она была на кого-то похожа, убийственно похожа, мучительно похожа, но на кого? Черт. Это уже старческое, когда не можешь вспомнить знакомого лица. Или наоборот, «дежа вю»? Тоже какой-то свих. Не легче. Он вздохнул еще раз.
- Нет, - повторил он. – Бевзенко не знаю. Я очень давно бросил профессию. Но учился как раз у Амины Магомедовны, великая женщина…
- Моя мама тоже у нее училась, - сказала девушка. - И бабушка тоже была на нашем факультете, но на другой кафедре.
Его как будто жаром обдало.
Он снова вгляделся в ее чудесное, милое, курносое личико и вспомнил – Галя!
***
Такие же брови, такой же нос, такие же чуть азиатские скулы.
Галя была в него покорно влюблена. Но в него тогда были многие влюблены, а он капризничал и выпендривался, дурак. Однажды он ее попросил остаться, когда все ребята расходились. Помочь убрать посуду и все такое. По тогдашним манерам, это было чуть ли не предложение руки и сердца. Но потом, в самый долгожданный момент, сказал загадочным тоном: «Пожалуй, тебе лучше уйти». Галя опустила руки – они обнимались, стоя около дивана – опустила глаза и пошла к двери. Но позвонила с дороги, из телефона-автомата, и сказала: «Ты все равно очень хороший». Она заблуждалась. Потому что он был не просто плохой, а очень плохой.
Потому что через неделю он позвонил ей и сказал: «А вот теперь приезжай».
Она приехала. Было лето. Июль. Стояла страшная жара.
Она была одета во все новое-красивое-ни-разу-не-надёванное, он это сразу понял, когда она начала раздеваться. Он даже не сказал ей: раздевайся. Она тоже ничего не сказала. Было так жарко, что говорить невозможно. Она разделась. Она была невинна. Ей было больно. Она заплакала. Потом проглотила слезы и улыбнулась. Потом он молча стал глядеть в потолок. Она встала и оделась. Потом недолго посидела на краю дивана, ловя его рассеянный взгляд. Встретившись с ним глазами, она вопросительно подняла брови. Он прикрыл глаза. Она встала и тихонько вышла из комнаты. Он слышал, как она молча стоит в прихожей. Потом вышла из квартиры. Закрыла за собой дверь, осторожно прищелкнув замок. Сквозь все стены слышно было, как она вошла в лифт, как стукнула тяжелая решетчатая дверь, как лифт поехал вниз.
Они так и не сказали друг другу ни слова – ни в этот раз, ни потом. Потому что никакого «потом» не было. Июль, август, а в сентябре Галя не появилась на занятиях. Или, может быть, появилась, но он как-то упустил ее. Нет, точно, она совсем пропала.
***
А вот сейчас, буквально за секунду, он все понял.
Понял, почему Галя исчезла. Недаром же эта девушка сказала: «бабушка была на нашем факультете». Не «окончила», а именно «была»… А потом ушла, когда забеременела. А потом родила маму вот этой девочки. Вот этой молодой женщины, которая едет вести семинар по Александру Македонскому. Боже мой, какой ужас и какое счастье – внучка! Какое чудо!
Захотелось ее обнять и во всём признаться, и отдать ей все книги, которые остались с тех пор, стояли в особом «историческом», как он называл, шкафу. Дарить подарки. Вообще заботиться и принимать участие. А может быть, она скоро выйдет замуж, и он станет прадедушкой. С ума сойти!
- А ваша бабушка…
- Она умерла год назад, - сказала девушка, закрывая тетрадь.
Уже проехали станцию «Воробьевы горы». Следующая станция «Университет».
- Господи боже мой, как жалко! - совершенно искренне воскликнул он, и едва не прослезился. – Как ее звали? Понимаете, может быть, я ее знал тогда. На факультете.
- Екатерина Сергеевна, - сказала девушка. – Девичья фамилия Верещак. Она тогда была Катя Верещак, вот. Вы в каком году оканчивали?
- Катя Верещак? – нахмурился он. – М-ммм… Нет. Не помню. Точно не помню. Жаль. Извините.
- Что вы, что вы! – сказала девушка, вставая, надевая рюкзак, и небрежно кивая ему.
Он недовольно взглянул на ее курносое и скуластое, некрасивое и неприятное лицо, и даже не кивнул в ответ.
Оригинал и комментарии
От Гомера до Байрона от dreamer-m
Уфф. Неспешно идёт что-то тема личной значимости. Декабрьский загон и всё такое.
В художественной литературе личная значимость главных героев подчёркивалась со времён устных баек диких охотников, и мы находим там целый спектр методов её подчёркивания.
О чьих действиях больше автор рассказывает (список кораблей длинный, но Агамемнон особенный среди всех).
Чьим желаниям и эмоциям уделяется внимание как сюжетообразующим («захотел царь построить себе дворец», «захотел волк съесть козлят» - чаще всего сюжетообразующими являются не желания главного героя, а желания его антагонистов или квестодателей, кстати, и на этом стоит их значимость в сказке).
Кому выдадут плюшки в середине истории или в конце (вы вот часто видели, чтобы волшебный помощник какие-то награды в конце получил? Я в незначительном количестве видела, но я специально искала. А так, извините, всё только главным героям, и отдельно лжегерою в середине).
Герои и способы показа их личной значимости менялись век за веком, сообразно экономическим и социальным условиям. Герой, пришедший с самой эффектной речью к фараону и так выигравший дело в суде. Герой, замесивший стопятьсот половцев и так защитивший родной город. Герой, отправившийся за Граалем и увидевший-таки его в конце пути. Герой-хороший мальчик, выбравшийся из нищеты благодаря упорному труду и своевременному наследству от волшебным образом появившегося дядюшки… Везде деятельная значимость и социальная значимость имеют свои индивидуальные комбинации.
Теперь я хочу беру и пристально смотрю на тот период, когда стали рассыпаться старые европейские сказки и связанные с ними архетипичные истории (помните цикл по тегу «3 кг яблок от Геперид»?). Так вот, никто по ним в ту пору особо не плакал - сильно позже заплакали - потому что в европейской литературе в это время творилось много интересного. Классицизм в литературе, просветительство с его адовой антихудожественной дидактичностью текстов, выросший в пику осточертевшему классицизму сентиментализм, за ним романтизм… Переход от классицистического культа разума и твёрдой морали к восславлению эмоций был принципиальным моментом, потому что без него вряд ли мог бы появиться такой тип героя как байронический. Чайльд-Гарольда на русскоязычной территории, пожалуй, не очень знают, у нас его полностью затмили Онегин с Печориным. Эти герои прогремели - и не в последнюю очередь особым способом формирования их личной значимости.
Яркое, чёткое их отличие от героев классических, архетипичных - отсутствие осмысленных целей, решаемых в течение произведения. У них иначе построена мотивация - и как, следствие, логика событий в произведении. Герой байронического типа обеспечен («наследник всех своих родных»), образован, красив и обладает изрядной социальной хитростью (которую и в те времена было прилично выдавать за интеллект). Он не ищет себе дом, у него нет проблем с жениться на принцессе (но он не хочет), его никто не травит и не пытается убить. Но этому герою скучно, он не видит смысла достигать каких-то целей. Мир с точки зрения такого героя убог, люди вокруг тупы и омерзительны - а он один стоит среди всего этого, гениальный и недооценённый (а вокруг так и вьются влюблённые женщины).
Действия его довольно точно соответствуют действиям антигероя знакомых тогдашнему читателю жанров: отвергнуть или предать друга, соблазнить и бросить прекрасную даму… Подача такого героя зависит от автора: Чайльд Гарольд серьёзен и трагичен, Пушкин же над Онегиным довольно очевидно смеётся и намеренно в конце истории оставляет его в глупом социальном положении (этот момент будет важен потом, когда буду про Мэри-Сью говорить). Обратите внимание: термин «социопатия» ещё не изобрели, слово «нарцисс» означает совсем не то, что в современных интернетах, и читатели с критиками в ту эпоху видят в княжне Мэри «романтическую героиню», а не «нарциссический трофей».
Байронический герой (имиджный Бунтарь, если брать материалы цикла про яблоки от Гесперид) прогремел, став находкой и изрядно направив мысль литераторов и читателей следующих… уже веков, кстати, время-то идёт! Такой герой, на первый взгляд, очень стремится к личной значимости вида «я сделал», но все последствия его действий а)социальны и деструктивны для окружения (особенно для дружественного окружения, за счёт которого персонаж, собственно, и живёт) и б) не опознаются им же самим как достаточно значимые. Поехать на войну со скуки и там ввязываться в рискованные предприятия, чисто чтобы пострелять? Да, конечно, отличные сюжетики получаются, но всё не то, не то, как же скучно с вами, люди…
От «скуки» у архаической сказки и классической литературы рецепта не было.
Чем заняться герою (антигерою, но кто обращает внимание на такие мелочи), который слишком хорош для этого приземлённого мира?
Продолжение следует.
This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/420303.html. Please comment there using OpenID.
В художественной литературе личная значимость главных героев подчёркивалась со времён устных баек диких охотников, и мы находим там целый спектр методов её подчёркивания.
О чьих действиях больше автор рассказывает (список кораблей длинный, но Агамемнон особенный среди всех).
Чьим желаниям и эмоциям уделяется внимание как сюжетообразующим («захотел царь построить себе дворец», «захотел волк съесть козлят» - чаще всего сюжетообразующими являются не желания главного героя, а желания его антагонистов или квестодателей, кстати, и на этом стоит их значимость в сказке).
Кому выдадут плюшки в середине истории или в конце (вы вот часто видели, чтобы волшебный помощник какие-то награды в конце получил? Я в незначительном количестве видела, но я специально искала. А так, извините, всё только главным героям, и отдельно лжегерою в середине).
Герои и способы показа их личной значимости менялись век за веком, сообразно экономическим и социальным условиям. Герой, пришедший с самой эффектной речью к фараону и так выигравший дело в суде. Герой, замесивший стопятьсот половцев и так защитивший родной город. Герой, отправившийся за Граалем и увидевший-таки его в конце пути. Герой-хороший мальчик, выбравшийся из нищеты благодаря упорному труду и своевременному наследству от волшебным образом появившегося дядюшки… Везде деятельная значимость и социальная значимость имеют свои индивидуальные комбинации.
Теперь я хочу беру и пристально смотрю на тот период, когда стали рассыпаться старые европейские сказки и связанные с ними архетипичные истории (помните цикл по тегу «3 кг яблок от Геперид»?). Так вот, никто по ним в ту пору особо не плакал - сильно позже заплакали - потому что в европейской литературе в это время творилось много интересного. Классицизм в литературе, просветительство с его адовой антихудожественной дидактичностью текстов, выросший в пику осточертевшему классицизму сентиментализм, за ним романтизм… Переход от классицистического культа разума и твёрдой морали к восславлению эмоций был принципиальным моментом, потому что без него вряд ли мог бы появиться такой тип героя как байронический. Чайльд-Гарольда на русскоязычной территории, пожалуй, не очень знают, у нас его полностью затмили Онегин с Печориным. Эти герои прогремели - и не в последнюю очередь особым способом формирования их личной значимости.
Яркое, чёткое их отличие от героев классических, архетипичных - отсутствие осмысленных целей, решаемых в течение произведения. У них иначе построена мотивация - и как, следствие, логика событий в произведении. Герой байронического типа обеспечен («наследник всех своих родных»), образован, красив и обладает изрядной социальной хитростью (которую и в те времена было прилично выдавать за интеллект). Он не ищет себе дом, у него нет проблем с жениться на принцессе (но он не хочет), его никто не травит и не пытается убить. Но этому герою скучно, он не видит смысла достигать каких-то целей. Мир с точки зрения такого героя убог, люди вокруг тупы и омерзительны - а он один стоит среди всего этого, гениальный и недооценённый (а вокруг так и вьются влюблённые женщины).
Действия его довольно точно соответствуют действиям антигероя знакомых тогдашнему читателю жанров: отвергнуть или предать друга, соблазнить и бросить прекрасную даму… Подача такого героя зависит от автора: Чайльд Гарольд серьёзен и трагичен, Пушкин же над Онегиным довольно очевидно смеётся и намеренно в конце истории оставляет его в глупом социальном положении (этот момент будет важен потом, когда буду про Мэри-Сью говорить). Обратите внимание: термин «социопатия» ещё не изобрели, слово «нарцисс» означает совсем не то, что в современных интернетах, и читатели с критиками в ту эпоху видят в княжне Мэри «романтическую героиню», а не «нарциссический трофей».
Байронический герой (имиджный Бунтарь, если брать материалы цикла про яблоки от Гесперид) прогремел, став находкой и изрядно направив мысль литераторов и читателей следующих… уже веков, кстати, время-то идёт! Такой герой, на первый взгляд, очень стремится к личной значимости вида «я сделал», но все последствия его действий а)социальны и деструктивны для окружения (особенно для дружественного окружения, за счёт которого персонаж, собственно, и живёт) и б) не опознаются им же самим как достаточно значимые. Поехать на войну со скуки и там ввязываться в рискованные предприятия, чисто чтобы пострелять? Да, конечно, отличные сюжетики получаются, но всё не то, не то, как же скучно с вами, люди…
От «скуки» у архаической сказки и классической литературы рецепта не было.
Чем заняться герою (антигерою, но кто обращает внимание на такие мелочи), который слишком хорош для этого приземлённого мира?
Продолжение следует.
This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/420303.html. Please comment there using OpenID.
Оригинал и комментарии
а вот еще был случай от clear-text
ПОТАНЦУЕМ?
- Потанцуем? – Женя подсел к девушке, которая одиноко примостилась на краешке дивана.
Он пришел в гости один, потому что был в ссоре со своей нерасписанной женой Полиной. Но гостей как раз было четное количество. Четыре на четыре, так что все хорошо.
Девушка едва повернула голову и поглядела на него холодно и недовольно. Потом даже не покачала головой, а одними глазами, чуть прикрыв их и отведя взгляд, дала отрицательный ответ.
Он вздохнул, встал, прошел через танцующую компанию на кухню. Обернулся. Девушка все так же каменно сидела, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Ее лицо было похоже на скорбную театральную маску: кончики губ книзу, между бровями вертикальные морщинки.
Он знал, кто она. Ее звали Кира, она была с соседней кафедры. Один раз они, кажется, пили кофе за одним столиком в буфете. Кажется, даже поговорили. Расписание, отчеты, всё такое. Она тогда показалась ему красивой. Она и сейчас была ничего себе, если бы не тоскливо-надменное выражение лица. Ну и ладно. Наплевать. Надо выпить, а потом поехать домой, с женой мириться, раз тут не обломилось. В кухне должна быть кошелка с вином, которую он лично принес.
В кухне он наткнулся на Юру Грунского, хозяина квартиры.
- О, - сказал Грунский. – Вот и ты. Это класс. Слушай меня. Ты можешь с этой дурой что-нибудь сделать?
- Что?
- Да что хочешь. Чтоб она не сидела с кислой рожей. Она меня раздражает! Пусть танцует, пьет, хохмит. Или пускай валит.
- Блин. А зачем ты ее пригласил?
- Мудак был. Она сама напросилась. Мы стоим с Котей, договариваемся. А она вдруг: «Позовите меня тоже». Так внезапно. Кто она мне, всем нам? Даже странно. Рожа такая грустная. Я сказал: «Ну, приходи». Минутная слабость, типа.
- Ну и?
- Вытури ее, а? Выгони к херам! Или развесели. Сделай что-нибудь! Не могу!
- А почему именно я? – обиделся Женя.
- А потому что ты все равно один пришел! – тихо засмеялся Грунский. – Она тоже одна. Я с Ларкой, Костик с Балясиной, Куня с Аликом, так что она твоя! Вперед, не плача!
Ткнул его в плечо и убежал.
Хорошо.
- Кира, - сказал Женя, снова усевшись рядом с ней. – Что ты скисла? Давай веселиться. Мы будем петь и смеяться, как дети! Попробуем потанцевать. Не умеешь? Не беда! Пойдем на кухню, винца попьем. Или в ванную, а?
- Зачем в ванную? – она на полном серьезе нахмурилась.
- Поплаваем немножко.
- Отстань, - буркнула она. – Глупо шутишь!
- Хорошо. Тогда серьезно. Кира, у тебя что-то случилось? Что ты как на похоронах любимой тети?
- Чего тебе надо?
- Веселись, - повторил он. – Пей, пой, прыгай. Можешь, хочешь, будешь? Тогда вперед. Полминуты на перевстряску. Или уматывай. Я серьезно говорю. Я тебя провожу. На такси до дома. Решай.
- Спасибо, - мрачно сказала она и встала с дивана.
- Юра! – крикнул Женя хозяину. – Мы с Кирой пойдем прогуляемся.
Они стояли на остановке троллейбуса.
- Может, сама доедешь? – спросил Женя.
- Ты обещал, - сказала она.
- Ладно.
Она жила далеко и неудобно.
Попросила довести ее до квартиры. Женя оставил такси ждать.
***
Дверь в квартиру была открыта. Кира приложила палец к губам и на цыпочках вошла в дверь. Женя пошел за ней следом. Там была нищая и захламленная комната: коробки, сломанное кресло, сдохшие цветы на окнах, диван, покрытый дырявым пледом. Из другой двери вышел жирный мужик лет сорока-пятидесяти, в пижаме. Под мышкой у него, свисая с полусогнутой руки, торчал сонный годовалый ребенок, пялил серые глазенки.
- Ну? – заорал мужик. – Нагулялась-натаскалась? Наблядовалась? Кому морду бить? Тебе? Или хахалю твоему? – он повернулся к Жене
- Не бойся, - сказала Кира. – Он только орет, а драться не умеет и не любит. Он сам боится в морду получить.
- Чтоб ты сдохла! – заорал мужик. – Мальчик три раза обосрался!
- Сам ты обосрался, - злобно сказала Кира.
- Сука! – закричал мужик и попытался ударить Киру ребенком по голове.
Она увернулась. Он закрутил ребенка у себя над головой, как городошную биту. Женя выхватил у него ребенка, прикрыл рукой. Ребенок даже не заплакал.
- Тебе лучше отсюда уехать, - сказал он Кире.
- Сейчас, - сказала она. – Я только соберусь.
Она собралась очень быстро, как в кино или во сне. Полминуты пометалась по квартире, вжик-вжик – и уже стояла с двумя сумками и рюкзаком за плечами.
Спустились вниз, сели в такси. Таксист спросил адрес. Кира вопросительно посмотрела на Женю.
- То есть в смысле? – он не понял.
- Ну ты же сказал, что ты меня увозишь, - сказала она.
- Э, нет! – возразил он, пересаживая ребенка ей на колени. – Я просто посоветовал тебе уехать. А остальное ты сама. Говори, куда.
- А мне некуда, - сказала она.
- Куда едем? – снова спросил таксист.
Женя назвал адрес. Это была его собственная квартира. Досталась от бабушки. Он там жил с Полиной, своей нерасписанной женой.
- Это у тебя папа или муж? – спросил Женя про того мужика. – Дядя или отчим?
- Не важно! – сказала Кира.
Ну, не важно так не важно.
***
- Красота! – сказала Полина, когда они с сумками и с ребенком ввалились в квартиру. – А мне, значит, выметаться? Предупредил бы хоть!
- Ты что! Ты что! – Женя покраснел и стал ее хватать за руки, пытаясь погладить и приласкаться. – Это Кира с соседней кафедры, у нее семейные угрозы, она буквально ненадолго. Вы ведь ненадолго?
Полина выдернула руки и тоже посмотрела на Киру.
- Посмотрим, - сказала Кира и как будто пригрозила: – А если вам неудобно, то я могу уйти прямо сейчас!
И повернулась к Жене и Полине своим трагически каменным лицом.
- Ну, разбирайтесь сами, – сказала Полина, быстренько переоделась, накрасилась и ушла, дверным замком щелкнула, даже не попрощалась.
- Располагайся пока, - сказал Женя. – Вот тут свободная комната, бывшая дедушкина. А я пойду проветрюсь.
Вышел из квартиры и вспомнил, что у Юры Грунского сейчас гости. Правда, для него пары нет, ну и неважно. Выпить можно будет. Тем более что он целую кошелку вина принес, имеет право.
На метро доехал буквально за полчаса.
Боялся, что они уже по комнатам расползутся. Но нет, музыка-танцы, дым коромыслом, привет-привет и все такое.
Зашел в комнату, а там на диване сидит Полина. Нога на ногу, с бокалом и яблоком. Вот это да!
Налил себе вина, выпил. Подсел к ней.
- Потанцуем?
- А то! – она засмеялась, встала, положила ему руки на плечи.
Он притянул ее к себе. Они поцеловались.
Было весело и шумно, было прекрасно, было про всё забыть и радоваться жизни. Когда они под утро вернулись домой, никакой Киры там не было.
Юрка Грунский тоже ничего не помнил. А соседнюю кафедру слили с какой-то другой и перевели в новый корпус, на Калужском шоссе.
- Потанцуем? – Женя подсел к девушке, которая одиноко примостилась на краешке дивана.
Он пришел в гости один, потому что был в ссоре со своей нерасписанной женой Полиной. Но гостей как раз было четное количество. Четыре на четыре, так что все хорошо.
Девушка едва повернула голову и поглядела на него холодно и недовольно. Потом даже не покачала головой, а одними глазами, чуть прикрыв их и отведя взгляд, дала отрицательный ответ.
Он вздохнул, встал, прошел через танцующую компанию на кухню. Обернулся. Девушка все так же каменно сидела, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Ее лицо было похоже на скорбную театральную маску: кончики губ книзу, между бровями вертикальные морщинки.
Он знал, кто она. Ее звали Кира, она была с соседней кафедры. Один раз они, кажется, пили кофе за одним столиком в буфете. Кажется, даже поговорили. Расписание, отчеты, всё такое. Она тогда показалась ему красивой. Она и сейчас была ничего себе, если бы не тоскливо-надменное выражение лица. Ну и ладно. Наплевать. Надо выпить, а потом поехать домой, с женой мириться, раз тут не обломилось. В кухне должна быть кошелка с вином, которую он лично принес.
В кухне он наткнулся на Юру Грунского, хозяина квартиры.
- О, - сказал Грунский. – Вот и ты. Это класс. Слушай меня. Ты можешь с этой дурой что-нибудь сделать?
- Что?
- Да что хочешь. Чтоб она не сидела с кислой рожей. Она меня раздражает! Пусть танцует, пьет, хохмит. Или пускай валит.
- Блин. А зачем ты ее пригласил?
- Мудак был. Она сама напросилась. Мы стоим с Котей, договариваемся. А она вдруг: «Позовите меня тоже». Так внезапно. Кто она мне, всем нам? Даже странно. Рожа такая грустная. Я сказал: «Ну, приходи». Минутная слабость, типа.
- Ну и?
- Вытури ее, а? Выгони к херам! Или развесели. Сделай что-нибудь! Не могу!
- А почему именно я? – обиделся Женя.
- А потому что ты все равно один пришел! – тихо засмеялся Грунский. – Она тоже одна. Я с Ларкой, Костик с Балясиной, Куня с Аликом, так что она твоя! Вперед, не плача!
Ткнул его в плечо и убежал.
Хорошо.
- Кира, - сказал Женя, снова усевшись рядом с ней. – Что ты скисла? Давай веселиться. Мы будем петь и смеяться, как дети! Попробуем потанцевать. Не умеешь? Не беда! Пойдем на кухню, винца попьем. Или в ванную, а?
- Зачем в ванную? – она на полном серьезе нахмурилась.
- Поплаваем немножко.
- Отстань, - буркнула она. – Глупо шутишь!
- Хорошо. Тогда серьезно. Кира, у тебя что-то случилось? Что ты как на похоронах любимой тети?
- Чего тебе надо?
- Веселись, - повторил он. – Пей, пой, прыгай. Можешь, хочешь, будешь? Тогда вперед. Полминуты на перевстряску. Или уматывай. Я серьезно говорю. Я тебя провожу. На такси до дома. Решай.
- Спасибо, - мрачно сказала она и встала с дивана.
- Юра! – крикнул Женя хозяину. – Мы с Кирой пойдем прогуляемся.
Они стояли на остановке троллейбуса.
- Может, сама доедешь? – спросил Женя.
- Ты обещал, - сказала она.
- Ладно.
Она жила далеко и неудобно.
Попросила довести ее до квартиры. Женя оставил такси ждать.
***
Дверь в квартиру была открыта. Кира приложила палец к губам и на цыпочках вошла в дверь. Женя пошел за ней следом. Там была нищая и захламленная комната: коробки, сломанное кресло, сдохшие цветы на окнах, диван, покрытый дырявым пледом. Из другой двери вышел жирный мужик лет сорока-пятидесяти, в пижаме. Под мышкой у него, свисая с полусогнутой руки, торчал сонный годовалый ребенок, пялил серые глазенки.
- Ну? – заорал мужик. – Нагулялась-натаскалась? Наблядовалась? Кому морду бить? Тебе? Или хахалю твоему? – он повернулся к Жене
- Не бойся, - сказала Кира. – Он только орет, а драться не умеет и не любит. Он сам боится в морду получить.
- Чтоб ты сдохла! – заорал мужик. – Мальчик три раза обосрался!
- Сам ты обосрался, - злобно сказала Кира.
- Сука! – закричал мужик и попытался ударить Киру ребенком по голове.
Она увернулась. Он закрутил ребенка у себя над головой, как городошную биту. Женя выхватил у него ребенка, прикрыл рукой. Ребенок даже не заплакал.
- Тебе лучше отсюда уехать, - сказал он Кире.
- Сейчас, - сказала она. – Я только соберусь.
Она собралась очень быстро, как в кино или во сне. Полминуты пометалась по квартире, вжик-вжик – и уже стояла с двумя сумками и рюкзаком за плечами.
Спустились вниз, сели в такси. Таксист спросил адрес. Кира вопросительно посмотрела на Женю.
- То есть в смысле? – он не понял.
- Ну ты же сказал, что ты меня увозишь, - сказала она.
- Э, нет! – возразил он, пересаживая ребенка ей на колени. – Я просто посоветовал тебе уехать. А остальное ты сама. Говори, куда.
- А мне некуда, - сказала она.
- Куда едем? – снова спросил таксист.
Женя назвал адрес. Это была его собственная квартира. Досталась от бабушки. Он там жил с Полиной, своей нерасписанной женой.
- Это у тебя папа или муж? – спросил Женя про того мужика. – Дядя или отчим?
- Не важно! – сказала Кира.
Ну, не важно так не важно.
***
- Красота! – сказала Полина, когда они с сумками и с ребенком ввалились в квартиру. – А мне, значит, выметаться? Предупредил бы хоть!
- Ты что! Ты что! – Женя покраснел и стал ее хватать за руки, пытаясь погладить и приласкаться. – Это Кира с соседней кафедры, у нее семейные угрозы, она буквально ненадолго. Вы ведь ненадолго?
Полина выдернула руки и тоже посмотрела на Киру.
- Посмотрим, - сказала Кира и как будто пригрозила: – А если вам неудобно, то я могу уйти прямо сейчас!
И повернулась к Жене и Полине своим трагически каменным лицом.
- Ну, разбирайтесь сами, – сказала Полина, быстренько переоделась, накрасилась и ушла, дверным замком щелкнула, даже не попрощалась.
- Располагайся пока, - сказал Женя. – Вот тут свободная комната, бывшая дедушкина. А я пойду проветрюсь.
Вышел из квартиры и вспомнил, что у Юры Грунского сейчас гости. Правда, для него пары нет, ну и неважно. Выпить можно будет. Тем более что он целую кошелку вина принес, имеет право.
На метро доехал буквально за полчаса.
Боялся, что они уже по комнатам расползутся. Но нет, музыка-танцы, дым коромыслом, привет-привет и все такое.
Зашел в комнату, а там на диване сидит Полина. Нога на ногу, с бокалом и яблоком. Вот это да!
Налил себе вина, выпил. Подсел к ней.
- Потанцуем?
- А то! – она засмеялась, встала, положила ему руки на плечи.
Он притянул ее к себе. Они поцеловались.
Было весело и шумно, было прекрасно, было про всё забыть и радоваться жизни. Когда они под утро вернулись домой, никакой Киры там не было.
Юрка Грунский тоже ничего не помнил. А соседнюю кафедру слили с какой-то другой и перевели в новый корпус, на Калужском шоссе.
Оригинал и комментарии
Тридцатилетняя война от clear-text
АПТЕКА ЗА УГЛОМ
- Подожди, подожди, - вдруг сказала она. – Подожди.
- Что такое? – он заглянул ей в глаза.
- Ничего, ничего, - она часто дышала и даже вздрагивала, прижавшись к нему вся, от груди до колен. – У тебя презерватив есть?
- Нет, – он разжал объятия. – А ты что, мне не доверяешь?
Он почти обиделся. Презерватив ей нужен! Раньше надо было говорить! Но тут же остановил сам себя. Они же только вчера познакомились, сегодня он первый раз у нее дома, сидят, пьют вино едят конфеты, не могла же она сразу, ни с бухты-барахты про гондоны, вдруг бы у них вообще ничего бы не получилось, не начался бы этот странный разговор, когда он сел на диван рядом с ней, положил ей руку на плечо, а она отодвинулась и спросила:
- Я тебе нравлюсь? – он кивнул. – Ты меня хочешь? – Он кивнул еще раз, потянулся к ней, но она шлепнула его по руке и сказала: – Раз так, тогда скажи вот это самое, но красивыми словами. Объяснись в любви. А то ничего не будет!
- Хорошо, - сказал он. – Дай сосредоточиться.
Сосредоточился и объяснился в любви. Красивыми словами.
- Хорошо, - сказала она. – Даже очень. Давай попробуем.
Встала с дивана, они обнялись, начали целоваться, он стал под свитером расстегивать ей лифчик, и вот тут она вспомнила про презерватив. Улыбнулась:
- Тут внизу аптека. Прямо в доме. Выйдешь из подъезда и налево. Сразу за углом. А я пока в душ пойду. Дверь не буду запирать, просто ручку нажмешь и войдешь. На подъезде код 16-18-48, легко запомнить.
- Почему легко?
- Тридцатилетняя война, - засмеялась она. – Ты же сказал, что любишь книжки про историю. Тысяча шестьсот восемнадцать тире сорок восемь. Давай. Я жду!
Она сняла свитер, повернулась и пошла в ванную, на ходу снимая лифчик.
***
Он пешком сбежал с шестого этажа.
Аптека и вправду была прямо за углом. На двери висела надпись: «технический перерыв 30 мин». Он огляделся. О! Буквально в ста метрах, через дорогу, по диагонали, еще одна. Добежал. Закрыто. Мимо шла пожилая тетя. «Простите, - он запыхался. – Где тут аптека?» «Вам плохо? – остановилась она, раскрыла сумочку. – Сердце? Вот у меня валидол, азотистый спрей. Давление? Анаприлин. Живот? Ношпа». «Нет, спасибо… Я здоров!» «Папе-маме плохо? Пойдемте. Я медсестра со скорой». «Да нет, спасибо». Кажется, она что-то поняла. Усмехнулась. «Вон там еще аптека» - и показала на ту, где он только что был. «Там закрыто!» - сказал он, но тетя уже ушла.
Проклятие. Он вернулся к аптеке за углом. Перерыв еще не кончился, но у дверей уже стояли две парочки. Неужели тоже за презервативами?
Остановилось такси, вылез какой-то дядя, стал смотреть на небо и ладонью водить в воздухе, пробовать, идет ли дождь.
Он бросился к такси:
- Есть тут ресторан? Чтоб совсем рядом? Быстро, взад-назад!
Потому что в ресторанах в туалетах стоят автоматы по продаже гондонов.
***
Ресторан был шикарный. Пускать не хотели. Все объяснил швейцару и дал ему пятисотку. Автомат в сортире был. Нужные купюры были. Щелк! – и ему в ладонь упала желто-красная упаковка. Он положил ее в бумажник.
Вдруг позади услышал возню и жалобные стоны. Обернулся. В углу, спиной к нему, два парня хватали за руки какого-то пожилого худенького интеллигента. Тот чуть не плакал и все пытался нажать кнопку на своем мобильнике.
Ему кровь бросилась в голову. Он ненавидел, когда обижают слабых. Особенно детей и стариков. Резко схватил табурет – тяжелый, литой-витой-чугунный – подшагнул сзади и вырубил обоих. Пожилой куда-то юркнул и исчез.
Он быстро вышел на улицу. Там стоял здоровенный джип. Дверца открылась.
- А ну сюда! – сказал тихий тяжелый голос. Сзади подтолкнули.
Внутри сидел этот пожилой интеллигент. Дверца захлопнулась. Джип тронулся.
- Куда вы меня везете? – вскрикнул он.
- Я Доня Хабаровский, - интеллигент протянул сухонькую ладонь. – Слыхал? Нет? Ну, тебе повезло. Но не в том дело. Я тебе должен. Кого ты примочил – то ли менты, то ли следком, то ли гэбуха, я пока не разобрался. Но в любом разе тебе – всё. Они будут думать, что ты мой. И ведь не докажешь, а? – он захихикал. – Но ты не ссы. Я тебе должен. Я тебя вывезу. Но чтобы тихо. Отдай мобилу.
Он отдал.
Улетали на бизнес-джете, без погранцов и досмотра. Он читал про такое, но думал, что это врут. Однако правда.
Прилетели не пойми куда. Что-то скандинавское, по погоде и пейзажу. Оттуда в Америку. Доня выдал ему сорок штук баксов и документы на имя Энрике Курцхаймера, гражданина Аргентины.
- В расчете? – спросил Доня.
- Спасибо, - сказал он.
- В случае чего меня не ищи, - сказал Доня. – Могут зачалить. Пока.
***
Он и не искал. Он нашел работу. Слава богу, хоть увлекался книжками по истории, но окончил МГСУ, бывший МИСИ. Водопровод везде водопровод, и канализация тоже. Женился на хорошей американке – высокой, золотистой, с большими ногами, синими глазами и силиконовым бюстом. Двоих детей она ему родила, мальчика и девочку. Натурализовался в Америке, стал Генри Курц, для простоты и краткости. Дети совсем выросли. У старшей девочки свой родился. Шесть лет парню. Умница. Играет в игры, особенно по истории. Вопросы задает.
- Grandpa, – спросил внук однажды. - And when was the Thirty-Year War, hey? And don’t look into the gadget!
Он вдруг резко вспомнил и сказал:
- Sixteen eighteen – sixteen forty eight.
- Cool! Champion! So smart you are, Granddy!
«А сейчас, выходит, юбилей типа? - подумал он. – Четыреста лет?»
Пошел в свою комнату, достал из ящика старый бумажник. Там в секретном кармашке лежал гондон.
Значит, пора. Тридцатилетняя война окончена.
***
Аэропорт, граница, такси. Вечер.
Вот и подъезд.
Он набрал 16-18-48. Дверь запищала и поддалась. Лифт, шестой этаж. Номер квартиры он не помнил. Так, зрительно.
Нажал на ручку и вошел.
Она стояла посреди комнаты, совсем голая – только что из душа. Капли воды стекали по ее морщинистой шее на плоскую вялую грудь. Седые волосы были закручены в пучок на голове. Они обнялись и поцеловались, ее мокрое тело впечаталось в его пиджак. Она потрясающе целовалась. Он почувствовал, что уже готов. Стал расстегивать рубашку.
- Подожди, подожди, - вдруг сказала она. – Презерватив принес?
- Да! – закричал он, вытащив из бумажника тот самый желто-красный пакетик. – Вот!
Она разорвала упаковку.
- Он совсем старый, он сыплется в руках, - засмеялась она. – Тут внизу аптека. Прямо в доме. Выйдешь из подъезда, и налево, за углом.
- Подожди, подожди, - вдруг сказала она. – Подожди.
- Что такое? – он заглянул ей в глаза.
- Ничего, ничего, - она часто дышала и даже вздрагивала, прижавшись к нему вся, от груди до колен. – У тебя презерватив есть?
- Нет, – он разжал объятия. – А ты что, мне не доверяешь?
Он почти обиделся. Презерватив ей нужен! Раньше надо было говорить! Но тут же остановил сам себя. Они же только вчера познакомились, сегодня он первый раз у нее дома, сидят, пьют вино едят конфеты, не могла же она сразу, ни с бухты-барахты про гондоны, вдруг бы у них вообще ничего бы не получилось, не начался бы этот странный разговор, когда он сел на диван рядом с ней, положил ей руку на плечо, а она отодвинулась и спросила:
- Я тебе нравлюсь? – он кивнул. – Ты меня хочешь? – Он кивнул еще раз, потянулся к ней, но она шлепнула его по руке и сказала: – Раз так, тогда скажи вот это самое, но красивыми словами. Объяснись в любви. А то ничего не будет!
- Хорошо, - сказал он. – Дай сосредоточиться.
Сосредоточился и объяснился в любви. Красивыми словами.
- Хорошо, - сказала она. – Даже очень. Давай попробуем.
Встала с дивана, они обнялись, начали целоваться, он стал под свитером расстегивать ей лифчик, и вот тут она вспомнила про презерватив. Улыбнулась:
- Тут внизу аптека. Прямо в доме. Выйдешь из подъезда и налево. Сразу за углом. А я пока в душ пойду. Дверь не буду запирать, просто ручку нажмешь и войдешь. На подъезде код 16-18-48, легко запомнить.
- Почему легко?
- Тридцатилетняя война, - засмеялась она. – Ты же сказал, что любишь книжки про историю. Тысяча шестьсот восемнадцать тире сорок восемь. Давай. Я жду!
Она сняла свитер, повернулась и пошла в ванную, на ходу снимая лифчик.
***
Он пешком сбежал с шестого этажа.
Аптека и вправду была прямо за углом. На двери висела надпись: «технический перерыв 30 мин». Он огляделся. О! Буквально в ста метрах, через дорогу, по диагонали, еще одна. Добежал. Закрыто. Мимо шла пожилая тетя. «Простите, - он запыхался. – Где тут аптека?» «Вам плохо? – остановилась она, раскрыла сумочку. – Сердце? Вот у меня валидол, азотистый спрей. Давление? Анаприлин. Живот? Ношпа». «Нет, спасибо… Я здоров!» «Папе-маме плохо? Пойдемте. Я медсестра со скорой». «Да нет, спасибо». Кажется, она что-то поняла. Усмехнулась. «Вон там еще аптека» - и показала на ту, где он только что был. «Там закрыто!» - сказал он, но тетя уже ушла.
Проклятие. Он вернулся к аптеке за углом. Перерыв еще не кончился, но у дверей уже стояли две парочки. Неужели тоже за презервативами?
Остановилось такси, вылез какой-то дядя, стал смотреть на небо и ладонью водить в воздухе, пробовать, идет ли дождь.
Он бросился к такси:
- Есть тут ресторан? Чтоб совсем рядом? Быстро, взад-назад!
Потому что в ресторанах в туалетах стоят автоматы по продаже гондонов.
***
Ресторан был шикарный. Пускать не хотели. Все объяснил швейцару и дал ему пятисотку. Автомат в сортире был. Нужные купюры были. Щелк! – и ему в ладонь упала желто-красная упаковка. Он положил ее в бумажник.
Вдруг позади услышал возню и жалобные стоны. Обернулся. В углу, спиной к нему, два парня хватали за руки какого-то пожилого худенького интеллигента. Тот чуть не плакал и все пытался нажать кнопку на своем мобильнике.
Ему кровь бросилась в голову. Он ненавидел, когда обижают слабых. Особенно детей и стариков. Резко схватил табурет – тяжелый, литой-витой-чугунный – подшагнул сзади и вырубил обоих. Пожилой куда-то юркнул и исчез.
Он быстро вышел на улицу. Там стоял здоровенный джип. Дверца открылась.
- А ну сюда! – сказал тихий тяжелый голос. Сзади подтолкнули.
Внутри сидел этот пожилой интеллигент. Дверца захлопнулась. Джип тронулся.
- Куда вы меня везете? – вскрикнул он.
- Я Доня Хабаровский, - интеллигент протянул сухонькую ладонь. – Слыхал? Нет? Ну, тебе повезло. Но не в том дело. Я тебе должен. Кого ты примочил – то ли менты, то ли следком, то ли гэбуха, я пока не разобрался. Но в любом разе тебе – всё. Они будут думать, что ты мой. И ведь не докажешь, а? – он захихикал. – Но ты не ссы. Я тебе должен. Я тебя вывезу. Но чтобы тихо. Отдай мобилу.
Он отдал.
Улетали на бизнес-джете, без погранцов и досмотра. Он читал про такое, но думал, что это врут. Однако правда.
Прилетели не пойми куда. Что-то скандинавское, по погоде и пейзажу. Оттуда в Америку. Доня выдал ему сорок штук баксов и документы на имя Энрике Курцхаймера, гражданина Аргентины.
- В расчете? – спросил Доня.
- Спасибо, - сказал он.
- В случае чего меня не ищи, - сказал Доня. – Могут зачалить. Пока.
***
Он и не искал. Он нашел работу. Слава богу, хоть увлекался книжками по истории, но окончил МГСУ, бывший МИСИ. Водопровод везде водопровод, и канализация тоже. Женился на хорошей американке – высокой, золотистой, с большими ногами, синими глазами и силиконовым бюстом. Двоих детей она ему родила, мальчика и девочку. Натурализовался в Америке, стал Генри Курц, для простоты и краткости. Дети совсем выросли. У старшей девочки свой родился. Шесть лет парню. Умница. Играет в игры, особенно по истории. Вопросы задает.
- Grandpa, – спросил внук однажды. - And when was the Thirty-Year War, hey? And don’t look into the gadget!
Он вдруг резко вспомнил и сказал:
- Sixteen eighteen – sixteen forty eight.
- Cool! Champion! So smart you are, Granddy!
«А сейчас, выходит, юбилей типа? - подумал он. – Четыреста лет?»
Пошел в свою комнату, достал из ящика старый бумажник. Там в секретном кармашке лежал гондон.
Значит, пора. Тридцатилетняя война окончена.
***
Аэропорт, граница, такси. Вечер.
Вот и подъезд.
Он набрал 16-18-48. Дверь запищала и поддалась. Лифт, шестой этаж. Номер квартиры он не помнил. Так, зрительно.
Нажал на ручку и вошел.
Она стояла посреди комнаты, совсем голая – только что из душа. Капли воды стекали по ее морщинистой шее на плоскую вялую грудь. Седые волосы были закручены в пучок на голове. Они обнялись и поцеловались, ее мокрое тело впечаталось в его пиджак. Она потрясающе целовалась. Он почувствовал, что уже готов. Стал расстегивать рубашку.
- Подожди, подожди, - вдруг сказала она. – Презерватив принес?
- Да! – закричал он, вытащив из бумажника тот самый желто-красный пакетик. – Вот!
Она разорвала упаковку.
- Он совсем старый, он сыплется в руках, - засмеялась она. – Тут внизу аптека. Прямо в доме. Выйдешь из подъезда, и налево, за углом.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Пелевин про Пелевина и (очень круто) про Введенского, про Лавренева, про Лимонова: про всё - в точку.
Ну и про меня заодно: "Прилепин сейчас чуть ли не один отдувается перед всем самоназванным «литпроцессом» за все честное, подлинное и русское, что есть в нашей литературе. И да, он отличный публицист, в одном посте в фейсбуке может так сказануть, что просто ах, от души вообще. Прилепин — классик, вполне определенно, самый настоящий и живой".
https://readovka.ru/news/40331?sourse=yandex-news&fbclid=IwAR27GckpHNFXU3Wxlq9eRs8mJQQCKGtTtVd5yS5in9yBVPFD9Nz-mFBBRCQ
Ну и про меня заодно: "Прилепин сейчас чуть ли не один отдувается перед всем самоназванным «литпроцессом» за все честное, подлинное и русское, что есть в нашей литературе. И да, он отличный публицист, в одном посте в фейсбуке может так сказануть, что просто ах, от души вообще. Прилепин — классик, вполне определенно, самый настоящий и живой".
https://readovka.ru/news/40331?sourse=yandex-news&fbclid=IwAR27GckpHNFXU3Wxlq9eRs8mJQQCKGtTtVd5yS5in9yBVPFD9Nz-mFBBRCQ
Оригинал и комментарии
таинственным я занят разговором от clear-text
БЕЗ СЛОВ
Я тогда работал в одной конторе, и там часто показывали документальное или научно-популярное кино, в специальном маленьком зале.
Однажды я сижу и смотрю какой-то фильм, про что – не помню. Вдруг слева рядом со мной кто-то садится. Поглядел, вижу – одна наша сотрудница. Мы с ней были неплохо знакомы, болтали в буфете, один раз даже вместе шли до метро и потом ехали до какой-то там пересадки. Чуть моложе меня, замужем. Я тоже, кстати, уже был женат, дочке два года. Смотрю на нее. Красивый профиль в темноте виден. Она на меня косится, кивает мне, а я – ей.
Я сижу, скрестив руки на животе, и как-то так вышло, что правой рукой случайно касаюсь ее руки. А она сидит, заложив большие пальцы рук за широкий пояс юбки – тогда носили такие полудлинные твидовые юбки с лаковыми поясами, латунная пряжка. То есть ее правая рука рядом со мной. Так что я прикасаюсь к ее правой руке. Самыми кончиками пальцев случайно дотрагиваюсь до тыльной стороны ее ладони.
Задерживаю пальцы буквально на долю секунды. Чувствую легкое ответное движение. Не отнимаю пальцы. Она тоже не отодвигает руку. Чуточку прижимаю кончики пальцев к ее руке. Она слегка двигает рукой – чуть-чуть к себе и потом как бы по длинной оси, так что получается, как будто я ее легонько глажу пальцами по ее пальцам с тыльной стороны. Я беру ее за руку, перебираю пальцы. Она тоже. Я совсем осмелел, стал гладить пальцем щелочку между ее указательным и средним. Она вдруг – хоп! И поймала мой палец между своими, и держит. Я легонько пытаюсь освободить его, а она не пускает. А потом – отпустит и схватит, отпустит и схватит. Такая вот игра.
Дальше она меня взяла всей рукой за палец и стала сжимать, а я стал его двигать туда-сюда, то есть началось что-то уже совсем откровенное.
Но вдруг она перестала сжимать мой палец и даже как будто чуть-чуть отстранилась. Я ее беру за указательный и средний, хочу их раздвинуть и попасть в эту ложбинку – она не пускает. Хочу взять ее за все пальцы сразу – опять никак. Несколько раз пытался. Что такое? Вдруг она меня очень нежно берет за руку и ногтем тихонько щелкает по моему обручальному кольцу. Я в ответ поглаживаю ее безымянный палец, нахожу ее обручальное кольцо и тоже по нему постукиваю ногтем.
Она отводит руку, но через десять секунд возвращает ее. Я перебираю ее пальцы и чувствую, что кольца нет. Я глажу ее безымянный палец по всей длине, ощущаю круговую ложбинку от снятого обручального кольца.
Она берет двумя пальцами мое обручальное кольцо и начинает его тихонько вертеть, вправо-влево. Потом вопросительно постукивает по нему ногтем. Потом начинает его потихоньку стаскивать.
Я сжимаю кулак.
Она убирает руку.
Потом мы, конечно, много раз болтали в буфете. Так просто, ни о чем.
***
Возможно, кого-то удивит жест женщины, которая во время флирта демонстративно сняла обручальное кольцо, намекнув тем самым на... А на что? Ну конечно, не на то, что она готова вот прямо тут же развестись со своим мужем. Намекнув на готовность к "отношениям", как нынче говорят.
Но я - тогда - не удивился. Такие знаки были отчасти приняты и понятны - в цепи эротических намеков. Например, я видел девушку, которая вдруг, загадочно улыбаясь, накрывала платком икону, которая висела на стене. И ее планы сразу становилсь несколько яснее.
Мой приятель рассказывал, что сидел в гостях у одной иностранной девушки. У нее на столике стояла двойная рамка с фотографиями ее папы и мамы. После нескольких бокалов вина она спрятала эти фото в ящик стола, сказав: "Не хочу огорчать своих родителей, они ведь думают, что я - хорошая девочка".
Больше того! У меня был знакомый, который в гостях, перед тем как нажраться водки до посинения, снимал парадный пиджак с орденом Ленина и относил в прихожую, вешал рядом с пальто.
Я тогда работал в одной конторе, и там часто показывали документальное или научно-популярное кино, в специальном маленьком зале.
Однажды я сижу и смотрю какой-то фильм, про что – не помню. Вдруг слева рядом со мной кто-то садится. Поглядел, вижу – одна наша сотрудница. Мы с ней были неплохо знакомы, болтали в буфете, один раз даже вместе шли до метро и потом ехали до какой-то там пересадки. Чуть моложе меня, замужем. Я тоже, кстати, уже был женат, дочке два года. Смотрю на нее. Красивый профиль в темноте виден. Она на меня косится, кивает мне, а я – ей.
Я сижу, скрестив руки на животе, и как-то так вышло, что правой рукой случайно касаюсь ее руки. А она сидит, заложив большие пальцы рук за широкий пояс юбки – тогда носили такие полудлинные твидовые юбки с лаковыми поясами, латунная пряжка. То есть ее правая рука рядом со мной. Так что я прикасаюсь к ее правой руке. Самыми кончиками пальцев случайно дотрагиваюсь до тыльной стороны ее ладони.
Задерживаю пальцы буквально на долю секунды. Чувствую легкое ответное движение. Не отнимаю пальцы. Она тоже не отодвигает руку. Чуточку прижимаю кончики пальцев к ее руке. Она слегка двигает рукой – чуть-чуть к себе и потом как бы по длинной оси, так что получается, как будто я ее легонько глажу пальцами по ее пальцам с тыльной стороны. Я беру ее за руку, перебираю пальцы. Она тоже. Я совсем осмелел, стал гладить пальцем щелочку между ее указательным и средним. Она вдруг – хоп! И поймала мой палец между своими, и держит. Я легонько пытаюсь освободить его, а она не пускает. А потом – отпустит и схватит, отпустит и схватит. Такая вот игра.
Дальше она меня взяла всей рукой за палец и стала сжимать, а я стал его двигать туда-сюда, то есть началось что-то уже совсем откровенное.
Но вдруг она перестала сжимать мой палец и даже как будто чуть-чуть отстранилась. Я ее беру за указательный и средний, хочу их раздвинуть и попасть в эту ложбинку – она не пускает. Хочу взять ее за все пальцы сразу – опять никак. Несколько раз пытался. Что такое? Вдруг она меня очень нежно берет за руку и ногтем тихонько щелкает по моему обручальному кольцу. Я в ответ поглаживаю ее безымянный палец, нахожу ее обручальное кольцо и тоже по нему постукиваю ногтем.
Она отводит руку, но через десять секунд возвращает ее. Я перебираю ее пальцы и чувствую, что кольца нет. Я глажу ее безымянный палец по всей длине, ощущаю круговую ложбинку от снятого обручального кольца.
Она берет двумя пальцами мое обручальное кольцо и начинает его тихонько вертеть, вправо-влево. Потом вопросительно постукивает по нему ногтем. Потом начинает его потихоньку стаскивать.
Я сжимаю кулак.
Она убирает руку.
Потом мы, конечно, много раз болтали в буфете. Так просто, ни о чем.
***
Возможно, кого-то удивит жест женщины, которая во время флирта демонстративно сняла обручальное кольцо, намекнув тем самым на... А на что? Ну конечно, не на то, что она готова вот прямо тут же развестись со своим мужем. Намекнув на готовность к "отношениям", как нынче говорят.
Но я - тогда - не удивился. Такие знаки были отчасти приняты и понятны - в цепи эротических намеков. Например, я видел девушку, которая вдруг, загадочно улыбаясь, накрывала платком икону, которая висела на стене. И ее планы сразу становилсь несколько яснее.
Мой приятель рассказывал, что сидел в гостях у одной иностранной девушки. У нее на столике стояла двойная рамка с фотографиями ее папы и мамы. После нескольких бокалов вина она спрятала эти фото в ящик стола, сказав: "Не хочу огорчать своих родителей, они ведь думают, что я - хорошая девочка".
Больше того! У меня был знакомый, который в гостях, перед тем как нажраться водки до посинения, снимал парадный пиджак с орденом Ленина и относил в прихожую, вешал рядом с пальто.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Тело Валерия Иванова, десантника, ветерана войны в Чеченской республике, русского добровольца, зверски убитого в Дрогобычской исправительной колонии № 40, где он отбывал наказание по ст.110 УК Украины за «участие в военном конфликте в Донбассе», сегодня, 28 декабря ночью доставлено на его родину — в город Северодвинск Архангельской области.
9 декабря этого года, он был зверски замучен охраной тюрьмы. Ранее Валерия неоднократно подавали в списках на обмен, и один раз даже вывозили для обмена. Но по настоянию Ирины Геращенко, его, как и других военнопленных граждан РФ, вычеркнули из списка, и увезли обратно с границы в тюрьму.
9 декабря этого года, он был зверски замучен охраной тюрьмы. Ранее Валерия неоднократно подавали в списках на обмен, и один раз даже вывозили для обмена. Но по настоянию Ирины Геращенко, его, как и других военнопленных граждан РФ, вычеркнули из списка, и увезли обратно с границы в тюрьму.
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (2) от lemming-drover
Ничего еще не решив, Ларсен коротал время в баре при космодроме. Подробно описывать его совершенно излишне – всякому известно, как должен выглядеть бар при космодроме на захудалой периферийной планете. Длинная стойка полированного дерева с торчащими возле нее, как опята, одноногими табуретами, ряд разделенных барьерами столов. Сбоку на низком помосте играет джаз-банд, составленный из странных негуманоидных существ, вывезенных с планеты SW2001, – отнюдь не братьев по разуму (сколько там того разума!), но поддающихся дрессировке и не лишенных музыкальных способностей. Посетители бара – исключительно люди. Какие угодно оттенки кожи, разрезы глаз и фасоны одежды. Здесь только экипажи транзитных кораблей и немного местной шушеры – шлюхи, жулики, спившиеся попрошайки. Словом, все свои. Найдись вдруг в Галактике разумные негуманоиды, их бы отсюда поперли. Тех, у кого больше двух глаз и четырех конечностей, не говоря уже о всяких там чешуеглазых, мультиутробных и газообразных, сюда не допускают. И пусть только какой-нибудь троякодышащий попробует возразить! Человек в Галактике звучит не только гордо, но и надменно. Мы сильнее всех, распространились повсюду и не допустим конкуренции. Знай наших!
Квадратный вышибала подпирает стену, спрятав под мышками кулаки-гири и наблюдая за посетителями сквозь сонный прищур. Пока все тихо, и заведение кажется почти благопристойным. Примерно такие же можно встретить в беднейших районах мегаполисов планет второй-третьей ступеней галактической пирамиды, а если хорошенько поискать, то и на самом Суррахе.
Накурено. Здесь пьют все, что горит, и курят все, что дымит. Под слоем недвижного дыма, похожим на геологический пласт, за столиком у стены сидят четверо мужчин. Трое из них – типичные межпланетники, четвертый – обыкновенный забулдыга. Ему то и дело подливают местное фиолетовое пойло в нечистый стакан. Забулдыга так и мелет языком.
– Зябь. Зябь, говорю, чтоб тебя так и этак... Номер в каталоге? Погоди, какой же номер?.. Помнил... забыл... Э! Захочешь – найдешь, чтоб тебя... Зябь – это они сами свою планету так называют... Нет, там не очень холодно... Ну да, дыра, а ты чего хотел? Ясное дело – дыра... Конечно, вне пирамиды... Сонное царство... Я туда летал когда-то с товаром. Потеря времени ой-ой, а барыш никудышный, чтоб тебя так и этак... Ик! Аграрная планета. Управляется... этими, как их... архонтами? Старейшинами?.. А, вспомнил: архистарейшинами. Люди там – ик! – живут испокон веков, а толку нет. Дерьмо планета... ик! Но точно вне пирамиды...
Трое межпланетников терпеливо внимают. Тем временем по рукаву забулдыги ползет «блоха» – мелкий, размером не более настоящей прыгучей блохи, шпион-робот. Тот, кому «блоха» транслирует подслушанный разговор, восседает на табурете-опенке возле стойки, неспешно потягивая местное пиво из большой стеклянной кружки. Это мускулистый мужчина средних лет, коротко стриженый, с жестким взглядом и малоподвижным лицом, наискось пересеченным шрамом. Микроскопический приемник сообщений от «блохи» имплантирован ему непосредственно в правую барабанную перепонку – безвредно и удобно.
Зовут мужчину – Ларсен. Просто Ларсен, без имени. Космический волк Ларсен, известный на многих планетах как один из самых отчаянных вольных вербовщиков. Ему не нравится местное пиво, не нравится планета, не нравится этот бар, его посетители и вид из окна на тесное поле космодрома. Тем временем шпионское оборудование работает на него, потому что какой же вольный вербовщик станет даром терять время? Только природный неудачник или глупец, что одно и то же.
Как и троица межпланетников, Ларсен впервые слышит слово «Зябь». Это что – планета?
СтОящая?
Вряд ли. Хотя как сказать...
И точно вне имперской пирамиды...
Интересно!
Пьянчужка сосет фиолетовую отраву и сам меняется в цвете. На помосте солист – недоделыш по разуму, сукин сын – свернул нижнюю губу в длинную трубку и выводит на ней такое, что одновременно хочется жить на всю катушку и помереть в сладких судорогах. Налицо противоречие, а значит, надо заказать еще и нарезаться как следует. Хороша у недоделыша губа, лучше саксофона. Завтра с утра многим на борт – и нырь в гиперпространство! Гуляй, пока гуляется! Эх!..
– Разве ж это пойло? – кривится забулдыга. – Вот на Зяби – там пойло, да! Всем пойлам пойло. Вам такое и не снилось, так твою распротак… Не напиток – симфония!
– Да ну? – подзуживает его один из троицы, вместо того чтобы возмутиться нахальством пьянчуги, ругающего дармовщинку, и даже поддерживает его слегка за талию, чтобы забулдыга не завалился набок. – Сам пил?
– Сам-сусам, чтоб тебя… Я везде бывал. Я все пил.
– А как называется?
– Гу-кло... Или бу-дло? Забыл, чтоб тебя... Как-то так...
– Может, ду-пло? – выдвигает гипотезу один из троицы. – Наверное, по способу приготовления названо. На Симмаре выдерживают бренди в дуплах живых деревьев. Вкусная штука.
– М-может и д-дупло...
Пьянчугу штормит и кренит. Ему подливают, его аккуратно придерживают и торопятся расспросить, пока он еще способен ворочать языком. Делая вид, что целиком сосредоточен на смаковании пива, Ларсен связывается с кораблем.
– Как самочувствие? – тихонько шепчет он.
– Спасибо, хозяин. Паршиво.
– Вот что… Найди-ка мне все, что у тебя есть по планете Зябь… Нет, я не знаю ее номер, поищи по названию. Данные из старых и новых имперских архивов, случайные и сомнительные сведения, байки, все годится… И будь готов к старту.
Секунда тишины. В эту секунду мог бы уместиться тяжкий вздох пожилого звездолета. Не корабль – старая кляча с девятью почкованиями в прошлом… Но очень дисциплинированная кляча. Поэтому никаких вздохов.
– Хозяин… Планеты Зябь в моей памяти нет.
Ларсен не спорит. Раз нет, значит, никогда и не было. Хотя случай редкий.
– А близкое по звучанию?
– Есть Зыбь, Сыпь, Бязь, и Зяблик. С чего начать?
– С Зыби. – Ларсен внимательно слушает. – Стоп!.. Как ты сказал?.. Управляется архистарейшинами? Ага. Она самая. Какой уровень пирамиды?
– Планета вне пирамиды. Последние данные получены сто восемнадцать стандартных суток назад.
– Что известно об экономике?
– Аграрная планета. Экспорт и импорт крайне незначительны. Собственные средства межзвездных сообщений отсутствуют.
– Координаты есть? Рассчитай по-быстрому наивыгоднейший курс.
– Сделано. Расчетное время полета – двести три стандартных часа.
– Будь в готовности. Конец связи.
Ларсен глотал пиво, а в голове его шел свой расчет, быстрый и холодный. Двести три часа – это, грубо говоря, восемь с половиной стандартных суток. Если постараться, можно, наверное, добраться и за семь. Прямо сейчас встать и без спешки двинуться к своему кораблю через летное поле. Яснее ясного: трое межпланетников – вербовщики. Не самые удачливые, иначе не стали бы расспрашивать кого попало о какой-то Зяби. Еще вчера Ларсен и сам не стал бы слушать про забытую богом и людьми дыру. Мало ли в Галактике нищих планет! Иные никак не придут в себя после войн, а некоторые всегда прозябали в исконном ничтожестве и будут прозябать. Зябь – очень подходящая для такой планеты кличка.
Но так было вчера.
Это раз.
Наличных средств кот наплакал – это два. При таких обстоятельствах в отпуск не уходят. Звездолету придется еще раз поднатужиться. Риск?
Риск. Но, вероятно, оправданный.
Планета бедна? Допустим. Призовые за вербовку не оправдают ожиданий. Это минус, и большой.
Зато есть и четвертое, самое главное: неважно, кто правит Зябью, хоть архистарейшины, хоть архимандриты, хоть гамадрилы, а важно то, что в их распоряжении нет ни одного корабля. Следовательно, среди туземцев днем с огнем не найдешь межпланетника. Архистарейшины – это даже неплохо. Где старость, там и косность. Кто полетит от Зяби заполнять следующий уровень пирамиды? Не Ларсен ли? За приличный процент, разумеется.
Наклевывался вариант.
Патент от планеты Рагабар, разрешавший Ларсену вербовку пяти населенных планет, был выдан сроком на один стандартный год. Год заканчивался, а Ларсен успел завербовать лишь четыре планеты из пяти разрешенных имперским законодательством. Вряд ли планета стоила вербовки, но навязать ей свои услуги означало завершить старый контракт, заключить новый и вдобавок получить молодой звездолет – плоть от плоти старого. Что может быть нужнее вольному вербовщику?
Значит, Зябь?
Именно так. Звездолету это совсем не понравится, да кто ж его спросит. Местный спец по здоровью квазиживых кораблей может катиться к дьяволу со своими рекомендациями. Кораблю придется поднатужиться.
Ларсен отодвинул недопитую кружку. Встал. Собираясь уходить, мазнул быстрым и как бы случайным взглядом по космолетчикам, угощавшим забулдыгу.
Это было ошибкой. Тем более что мгновением ранее шпионская «блоха», пытаясь оптимизировать прием и передачу голосовой информации, напрягла свой невеликий мыслительный аппарат и совершила точный прыжок с рукава забулдыги на обод его стакана.
Ну вот зачем, спрашивается?
Бессмысленный вопрос. Дура – она и есть дура.
– Черт, – пробормотал один из космолетчиков, зорким глазом заметив маневр «блохи» в неярком освещении бара. А второй добавил совсем непечатное.
Третий дунул – резко и прицельно.
«Блоха» свалилась в напиток. Мелко задрыгала лапками, борясь с поверхностным натяжением.
Ничего этого забулдыга не заметил. Ему было хорошо. Дармовая выпивка, удовольствие от беседы... чего еще желать? Заплетающимся языком он продолжал бубнить про Зябь и про напиток по имени ду-пло, а трое вербовщиков как по команде мгновенно обшарили глазами бар.
И встретились со взглядом Ларсена. Якобы случайным. Но стальным.
Все сразу стало ясно этим троим. Они разом вскочили. Лишившись подпорки, забулдыга начал крениться набок. Несколько удивившись этому обстоятельству, он в первую секунду перестал болтать, во вторую – осознал неизбежность дальнейшего крена, а в третью – допил одним глотком то, что оставалось у него в стакане. Вместе с фиолетовым пойлом в пищевод и далее в желудок забулдыги низринулась и «блоха». Продолжала ли она и оттуда передачу данных, а если да, то что именно передавала, нас не должно интересовать.
Зато более или менее известно, что происходило в баре вне требухи мягко свалившегося со стула пьянчуги. Троица решительно устремилась к выходу. Сцапав со стойки ближайшую кружку, Ларсен молча запустил ею в голову тому, в ком по манере держаться опознал командира корабля.
Попал.
Одним меньше, но двое тут как тут. Крик, визг, опрокинутые стулья, хуки и апперкоты, шлюхи – врассыпную, бармен орет, вышибала отлепляется от стены... Куда там – уже через три секунды в воздухе мелькают десятки кулаков. Публика будто только и ждала сигнала. Со столов сыплется выпивка и снедь, кого-то бьют бутылкой по черепу, кто-то бездоказательно вопит: «Убили-и-и!», – кто-то с рычанием выплевывает зубы, глаза налиты кровью, отборная ругань, хаос и ад. Драка затапливает сцену, как цунами, недобратья по разуму из джаз-банда лезут прятаться под столы, солисту-виртуозу оттоптали нижнюю губу. Только сейчас до отмахивающихся кулаками межпланетников доходит, ради чего было затеяно побоище. А Ларсен с разбитыми костяшками пальцев и быстро распухающим ухом уже вырвался из свалки, он уже снаружи и бежит, бежит к своему звездолету... Скорее! Скорее! Это гонка, это спорт сильных. Кто раньше прибудет на Зябь, тот, пожалуй, и выиграл. Ну не глупо ли дарить соперникам хотя бы тень шанса?
Забегая вперед, скажем: Ларсен опередил конкурентов и первым вступил в переговоры с правительством Зяби. С его опытом задача казалась несложной. Он повел дело так, что пресловутые архистарейшины наотрез отказали опоздавшим конкурентам. Первая часть переговоров была проведена почти идеально.
А дальше произошло непредвиденное.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Просто молодец.
Надо однажды заняться этой темой всерьёз.
И, да, я писал уже много раз: в XIX веке социалисты и либералы были зачастую почти неразличимы.
Сегодня они (в России) находятся на разных полюсах.
https://www.facebook.com/razdelnyy/posts/1572874512856640
Матвей Раздельный /ФБ/
·
СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ДУША ДОСТОЕВСКОГО
Социализм — реалистичная сказка, в которой хотелось бы жить.
Социализм, разумно и с сердцем выстроенный, греет душу и растягивает её, точно баянист меха.
Я не верю в капиталистическое будущее, если мы хоть на секунду допускаем, что наше будущее может быть светлым.
Когда говорят, что реставрация социализма невозможна, я этого не принимаю.
Я не верю, что доброе и светлое невозможно выстроить целиком, не вкрапляя элементы этого доброго и светлого во что-то возмутительно циническое. Тем более что, как сказал когда-то Борис Слуцкий, «социализм был выстроен», и речь идёт именно о его реставрации или, если угодно, о возрождении социализма с учётом накопленного опыта.
Надо понимать, что капитализм и социализм враждуют друг с другом даже не на экономическом или политическом, а на энергетическом каком-то уровне.
«Здесь диавол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», сказано у Достоевского. Сделаю оговорку: капитализм, конечно, не есть диавол, а социализм не есть Бог, однако некоторое покровительство двум этим доктринам со стороны высших и низших сил я, например, ощущаю.
Известно, что Достоевский не любил либерализм. С этим никто уже, кажется, не спорит. Поэтому либералы (а им в этом усердно помогают монархисты особой — дремуче-белогвардейской — закваски) всячески стараются доказать, что уж социализм-то Фёдор Михайлович и вовсе на дух не переносил, потому как сочинял он всё про Бога и консерватизм, а какой же тут, помилуйте, социализм, когда всё про Бога и консерватизм?
Но доказать ничего не получится.
Достоевский очень живо реагировал на свежую и выстраданную человеческую мысль и на мечтание и веру человеческие.
Он, не спорю, критиковал социалистов за отрицание ими Бога и учение о среде (была в обществе такая мысль, что, мол, даже преступник ворует и убивает лишь оттого, что такова среда, в которой он живёт, а потому преступник вроде как и не является преступником, а преступен только государственный режим, который повинен в существовании указанной среды), однако далеко не все социалисты были атеистами (а сегодня, я убеждён, социалист даже и не имеет права быть атеистом), учение же о среде продвигали отнюдь не социалисты, а сочувствующие им либералы (спутать одних с другими в XIX веке было не так уж сложно: либералы были ещё не настолько «либеральны», а социалисты ещё не успели попробовать себя в деле).
При этом Достоевский на каторгу попал из-за плюс-минус социалистических взглядов. Это раз.
В книгах Достоевского нет ни одного плюс-минус отрицательного персонажа-социалиста, хотя персонажей-социалистов в них немало: Лебезятников, Красоткин, Алёша, как мы теперь знаем, во втором томе «Братьев Карамазовых» должен был сделаться социалистом. Это два.
И три:
У позднего Достоевского имеется множество письменных размышлений о социализме как славянофильстве.
Началось это, по-моему, с «Зимних заметок о летних впечатлениях», где (пересказываю своими словами и как запомнил) было сказано, что если где-то социализм и может одержать верх, так это в России. Мысль эта была выражена в том же примерно ключе, в котором она будет выражена много позже в трудах А.В. Пыжикова «Грани русского раскола: заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года» и «Корни сталинского большевизма».
Натуральной апологией социализма можно считать июньский выпуск «Дневника писателя» за 1876 год.
Достоевский говорит в нём (я опять по памяти), рассуждая о Белинском, что тот, будучи социалистом в Европе, тем самым — т.е. в этот же самый момент — как бы становился консерватором для России. Достоевский называет это парадоксом. Изъяном русских социалистов (вроде Белинского) Достоевский считает неумение понять, что Россия не есть Европа. Как только русские (вроде Белинского) приезжали в Европу, они, тщательно изучив европейскую действительность, тотчас же примыкали к левому оппозиционному движению, т.е. они не европейцами желали стать, а совсем наоборот — желали бороться с существующим в Европе положением дел. В России же такие русские социалисты видели вторую Европу и желали бороться в ней теми же методами и против того же, против чего они желали бороться в Европе, не замечая при этом разницы между Россией и Европой. И только потому, намекает нам Достоевский, русские социалисты не смогли найти общего языка со славянофилами. (Те разницу между Россией и Европой, конечно, видели.)
На мой взгляд, в годы правления Сталина как раз-таки и произошла своего рода спайка таких вот русских социалистов и славянофилов. Так что парадокс Достоевского на деле оказался не таким уж и парадоксальным.
P.S. Я не думаю, что Достоевский, доживи он до 20-х годов XX века, стал бы пересказывать глупые анекдоты про «по мощам и елей» и т.п. (Я образно говорю.)
Надо однажды заняться этой темой всерьёз.
И, да, я писал уже много раз: в XIX веке социалисты и либералы были зачастую почти неразличимы.
Сегодня они (в России) находятся на разных полюсах.
https://www.facebook.com/razdelnyy/posts/1572874512856640
Матвей Раздельный /ФБ/
·
СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ ДУША ДОСТОЕВСКОГО
Социализм — реалистичная сказка, в которой хотелось бы жить.
Социализм, разумно и с сердцем выстроенный, греет душу и растягивает её, точно баянист меха.
Я не верю в капиталистическое будущее, если мы хоть на секунду допускаем, что наше будущее может быть светлым.
Когда говорят, что реставрация социализма невозможна, я этого не принимаю.
Я не верю, что доброе и светлое невозможно выстроить целиком, не вкрапляя элементы этого доброго и светлого во что-то возмутительно циническое. Тем более что, как сказал когда-то Борис Слуцкий, «социализм был выстроен», и речь идёт именно о его реставрации или, если угодно, о возрождении социализма с учётом накопленного опыта.
Надо понимать, что капитализм и социализм враждуют друг с другом даже не на экономическом или политическом, а на энергетическом каком-то уровне.
«Здесь диавол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей», сказано у Достоевского. Сделаю оговорку: капитализм, конечно, не есть диавол, а социализм не есть Бог, однако некоторое покровительство двум этим доктринам со стороны высших и низших сил я, например, ощущаю.
Известно, что Достоевский не любил либерализм. С этим никто уже, кажется, не спорит. Поэтому либералы (а им в этом усердно помогают монархисты особой — дремуче-белогвардейской — закваски) всячески стараются доказать, что уж социализм-то Фёдор Михайлович и вовсе на дух не переносил, потому как сочинял он всё про Бога и консерватизм, а какой же тут, помилуйте, социализм, когда всё про Бога и консерватизм?
Но доказать ничего не получится.
Достоевский очень живо реагировал на свежую и выстраданную человеческую мысль и на мечтание и веру человеческие.
Он, не спорю, критиковал социалистов за отрицание ими Бога и учение о среде (была в обществе такая мысль, что, мол, даже преступник ворует и убивает лишь оттого, что такова среда, в которой он живёт, а потому преступник вроде как и не является преступником, а преступен только государственный режим, который повинен в существовании указанной среды), однако далеко не все социалисты были атеистами (а сегодня, я убеждён, социалист даже и не имеет права быть атеистом), учение же о среде продвигали отнюдь не социалисты, а сочувствующие им либералы (спутать одних с другими в XIX веке было не так уж сложно: либералы были ещё не настолько «либеральны», а социалисты ещё не успели попробовать себя в деле).
При этом Достоевский на каторгу попал из-за плюс-минус социалистических взглядов. Это раз.
В книгах Достоевского нет ни одного плюс-минус отрицательного персонажа-социалиста, хотя персонажей-социалистов в них немало: Лебезятников, Красоткин, Алёша, как мы теперь знаем, во втором томе «Братьев Карамазовых» должен был сделаться социалистом. Это два.
И три:
У позднего Достоевского имеется множество письменных размышлений о социализме как славянофильстве.
Началось это, по-моему, с «Зимних заметок о летних впечатлениях», где (пересказываю своими словами и как запомнил) было сказано, что если где-то социализм и может одержать верх, так это в России. Мысль эта была выражена в том же примерно ключе, в котором она будет выражена много позже в трудах А.В. Пыжикова «Грани русского раскола: заметки о нашей истории от XVII века до 1917 года» и «Корни сталинского большевизма».
Натуральной апологией социализма можно считать июньский выпуск «Дневника писателя» за 1876 год.
Достоевский говорит в нём (я опять по памяти), рассуждая о Белинском, что тот, будучи социалистом в Европе, тем самым — т.е. в этот же самый момент — как бы становился консерватором для России. Достоевский называет это парадоксом. Изъяном русских социалистов (вроде Белинского) Достоевский считает неумение понять, что Россия не есть Европа. Как только русские (вроде Белинского) приезжали в Европу, они, тщательно изучив европейскую действительность, тотчас же примыкали к левому оппозиционному движению, т.е. они не европейцами желали стать, а совсем наоборот — желали бороться с существующим в Европе положением дел. В России же такие русские социалисты видели вторую Европу и желали бороться в ней теми же методами и против того же, против чего они желали бороться в Европе, не замечая при этом разницы между Россией и Европой. И только потому, намекает нам Достоевский, русские социалисты не смогли найти общего языка со славянофилами. (Те разницу между Россией и Европой, конечно, видели.)
На мой взгляд, в годы правления Сталина как раз-таки и произошла своего рода спайка таких вот русских социалистов и славянофилов. Так что парадокс Достоевского на деле оказался не таким уж и парадоксальным.
P.S. Я не думаю, что Достоевский, доживи он до 20-х годов XX века, стал бы пересказывать глупые анекдоты про «по мощам и елей» и т.п. (Я образно говорю.)
Оригинал и комментарии
от prilepin
Ещё из новостей.
Компания "Медиалогия" составила список самых упоминаемых знаменитостей в российских СМИ за 2018 год. Рейтинг появился в четверг, 27 декабря.
Самым популярным спортсменом стал футболист петербургского "Зенита" и российской сборной Артем Дзюба (105 567 упоминаний), самой популярной певицей — Ольга Бузова (132 757 упоминаний), а среди артистов лидирует Константин Хабенский (27 819 раз). Самым популярным писателем оказался Захар Прилепин, о нем написали 18 606 раз.
(Захар Прилепин попал в рейтинг самых часто упоминаемых в СМИ писателей по итогам 2018 года. По данным «Медиалогии», писатель занял первую строчку в топ-5 с 18606 сообщениями в газетах, журналах, информагентствах и прочих средствах массовой информации.
На втором месте оказалась Гузель Яхина (16769), на третьем - Людмила Улицкая (5720), а на четвертом - Борис Акунин (5434). Замыкает пятерку самых медийных писателей Алексей Иванов (5319)).
То есть, можно пересчитать упоминания в медиа всех самых известных писателей современной России (всех экранизируемых, цитируемых, изучаемых уже в университетах) - и выяснить, что одну (одну!) Ольгу Бузову упоминают в два раза чаще всей этой толпы сочинителей.
Ликую.
Компания "Медиалогия" составила список самых упоминаемых знаменитостей в российских СМИ за 2018 год. Рейтинг появился в четверг, 27 декабря.
Самым популярным спортсменом стал футболист петербургского "Зенита" и российской сборной Артем Дзюба (105 567 упоминаний), самой популярной певицей — Ольга Бузова (132 757 упоминаний), а среди артистов лидирует Константин Хабенский (27 819 раз). Самым популярным писателем оказался Захар Прилепин, о нем написали 18 606 раз.
(Захар Прилепин попал в рейтинг самых часто упоминаемых в СМИ писателей по итогам 2018 года. По данным «Медиалогии», писатель занял первую строчку в топ-5 с 18606 сообщениями в газетах, журналах, информагентствах и прочих средствах массовой информации.
На втором месте оказалась Гузель Яхина (16769), на третьем - Людмила Улицкая (5720), а на четвертом - Борис Акунин (5434). Замыкает пятерку самых медийных писателей Алексей Иванов (5319)).
То есть, можно пересчитать упоминания в медиа всех самых известных писателей современной России (всех экранизируемых, цитируемых, изучаемых уже в университетах) - и выяснить, что одну (одну!) Ольгу Бузову упоминают в два раза чаще всей этой толпы сочинителей.
Ликую.
Оригинал и комментарии
И еще к препредпредыдущему посту от nikab
О разнице ощущения и восприятия. ИМХО очень важно чтобы люди живущие вместе либо изначально имели общий язык быта и взаимодействия с окружающей реальностью либо были готовы уважать привычки другого и подстраиваться под них.
Если человеку важно, чтобы чашки, книги и баночки с кремами стояли строго в определенном порядке, его будет адски бесить сожитель\ница, которые нарушают этот порядок. А партнер, для которого это неважно, будет считать, что человек заедается на пустом месте.
Если человека раздражают жирные "жопки" тарелок, осадок на раковине и отпечатки пальцев на зеркале, он будет до седьмого пота вылизывать дом и огрызаться на "свинью" или молча копить недовольство. А человек в силу своего устройства, не замечающий таких мелочей, просто пожмет плечами - ну тарелка, ну жирная снизу, ну и бог с ней.
Если у человека (у меня например) нарушается концентрация и вырастает головная боль от постороннего, не выбранного мной сейчас шума, телевизора, радио, музыки и тыды, ему будет крайне сложно жить в одной квартире с сожителем\ницей, имеющими привычку включать фоновое радио или телек. Я реально в таких ситуациях через пару часов готова бежать куда угодно, мне физически плохо. А мама моя без телевизора не может :( И к слову о проговаривании словами через рот - примерно половине вписчиков не удается объяснить, что "тихо", "мультик ребенку" и "ролики в ютубе" это тоже звук и пожалуйста возьмите наушники с полки. И ага я только недавно осознала, что это не злонамеренность, а реальное непонимание - для человека нет такой проблемы и он не вникает, что другого оно может напрячь.
Если человеку нужно личное пространство с закрытой дверью и время, когда его из этого пространства точно не выдернут, адски сложно объяснить родственникам, что вопрос "что ты будешь на ужин" или "милый\ая, где моя чашка" - это тоже беспокойство и потом концентрацию придется восстанавливать, а если вылетаешь из мысли или процесса, можешь тупо взорваться гневом или не восстановить то, над чем работал.
Понять, почему другому человеку важна мелочь, которую ты даже не замечаешь, которой нет в твоей картине мира, невероятно трудно. Ну не подняли или не опустили крышку унитаза, забыли закрутить колпачок на пасте, позволили собаке валяться на постели или жестко наказали за сворованный кусок колбасы, не сообщили о том, что задерживаются с работы или отчитываются каждый час где и что...
Тем, кто плюс-минус живет на одной волне - намного проще. Если оба - чистюли или неряхи, аудиалы или кинестетики, кулинарные маньяки или заказчики "корма универсального 1 кг", если оба понимают, почему важно поддерживать постоянный контакт и звонить друг другу по 20 раз или почему важно этого не делать и оставлять партнеру пространство - многих проблем удается избежать просто потому что людям комфортно вместе и комфортно в своем общем доме, из ресурсной дыры жилище и взаимодействие с партнером в этом жилище превращается в нескончаемый источник ресурса.
Если же люди "сделаны из разного теста", увы есть только один выход для обоих. Принимать особенности партнера. Принимать в общем безоговорочно - если человек чистит чашку зубным порошком, бреет пальцы на ногах или спит в чепчике - ЕМУ. ЭТО. ВАЖНО. И понимать, какие особенности вы готовы принять, не поступаясь своим комфортом, а где придется искать компромиссы вроде автоподнималки крышки или наушников для ТВ.
А если взаимного принятия нет, то и объяснять смысла, увы, нет - даже если человек разово сделает так, как его попросили, он будет считать, что потворствует чужим капризам и придурям. И рано или поздно оно выстрелит :(
Дома должно быть тепло и уютно. Для всех, кто в этом доме живет.
Если человеку важно, чтобы чашки, книги и баночки с кремами стояли строго в определенном порядке, его будет адски бесить сожитель\ница, которые нарушают этот порядок. А партнер, для которого это неважно, будет считать, что человек заедается на пустом месте.
Если человека раздражают жирные "жопки" тарелок, осадок на раковине и отпечатки пальцев на зеркале, он будет до седьмого пота вылизывать дом и огрызаться на "свинью" или молча копить недовольство. А человек в силу своего устройства, не замечающий таких мелочей, просто пожмет плечами - ну тарелка, ну жирная снизу, ну и бог с ней.
Если у человека (у меня например) нарушается концентрация и вырастает головная боль от постороннего, не выбранного мной сейчас шума, телевизора, радио, музыки и тыды, ему будет крайне сложно жить в одной квартире с сожителем\ницей, имеющими привычку включать фоновое радио или телек. Я реально в таких ситуациях через пару часов готова бежать куда угодно, мне физически плохо. А мама моя без телевизора не может :( И к слову о проговаривании словами через рот - примерно половине вписчиков не удается объяснить, что "тихо", "мультик ребенку" и "ролики в ютубе" это тоже звук и пожалуйста возьмите наушники с полки. И ага я только недавно осознала, что это не злонамеренность, а реальное непонимание - для человека нет такой проблемы и он не вникает, что другого оно может напрячь.
Если человеку нужно личное пространство с закрытой дверью и время, когда его из этого пространства точно не выдернут, адски сложно объяснить родственникам, что вопрос "что ты будешь на ужин" или "милый\ая, где моя чашка" - это тоже беспокойство и потом концентрацию придется восстанавливать, а если вылетаешь из мысли или процесса, можешь тупо взорваться гневом или не восстановить то, над чем работал.
Понять, почему другому человеку важна мелочь, которую ты даже не замечаешь, которой нет в твоей картине мира, невероятно трудно. Ну не подняли или не опустили крышку унитаза, забыли закрутить колпачок на пасте, позволили собаке валяться на постели или жестко наказали за сворованный кусок колбасы, не сообщили о том, что задерживаются с работы или отчитываются каждый час где и что...
Тем, кто плюс-минус живет на одной волне - намного проще. Если оба - чистюли или неряхи, аудиалы или кинестетики, кулинарные маньяки или заказчики "корма универсального 1 кг", если оба понимают, почему важно поддерживать постоянный контакт и звонить друг другу по 20 раз или почему важно этого не делать и оставлять партнеру пространство - многих проблем удается избежать просто потому что людям комфортно вместе и комфортно в своем общем доме, из ресурсной дыры жилище и взаимодействие с партнером в этом жилище превращается в нескончаемый источник ресурса.
Если же люди "сделаны из разного теста", увы есть только один выход для обоих. Принимать особенности партнера. Принимать в общем безоговорочно - если человек чистит чашку зубным порошком, бреет пальцы на ногах или спит в чепчике - ЕМУ. ЭТО. ВАЖНО. И понимать, какие особенности вы готовы принять, не поступаясь своим комфортом, а где придется искать компромиссы вроде автоподнималки крышки или наушников для ТВ.
А если взаимного принятия нет, то и объяснять смысла, увы, нет - даже если человек разово сделает так, как его попросили, он будет считать, что потворствует чужим капризам и придурям. И рано или поздно оно выстрелит :(
Дома должно быть тепло и уютно. Для всех, кто в этом доме живет.
Оригинал и комментарии
орфография-то меняется от bakluzhino
Году этак в восьмидесятом сотворил двустишие. Чисто волжское.
В неглубоком водоёме закисал
Браконьерами подорванный русал.
А сегодня смотрю в ленте, там "Русал" уже с большой буквы и в кавычках.
В неглубоком водоёме закисал
Браконьерами подорванный русал.
А сегодня смотрю в ленте, там "Русал" уже с большой буквы и в кавычках.
Оригинал и комментарии
happy mew year от кота шерлока! от wolfox
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (4) от lemming-drover
Император наморщил лоб. Куда клонит этот прожектер?
– Экономическая выгода? Но Суррах не в состоянии...
Император не договорил. Обоим было прекрасно известно, что императорская власть реально не простирается дальше дворца с протекающей крышей. И все же император поставил бы десять к одному на то, министр назначит именно Суррах «центром кристаллизации» воссоздаваемой по его фантастическому проекту империи.
В ответ на реплику императора министр замахал руками, как будто отгоняя комарье, в чем не было нужды – висящий над тундрой гнус лишь гудел почем зря, вовсе не интересуясь людьми.
– Разумеется, Суррах не в состоянии! То есть – традиционными методами не в состоянии... Но есть и нетрадиционные...
– Подкуп?
– Увы, и это не выход. Простите, но империя не настолько богата.
Напоминать было незачем – император превосходно знал финансовое состояние империи. Для подсчета активов не потребовалось бы много времени. Даже если бы удалось взять под контроль ресурсы планеты (а кто позволит? да за одно намерение императора задавят, как муху!), это еще не стало бы началом воссоздания империи.
– Перестаньте наконец ходить вокруг да около, – сказал император сердито. – Докладывайте четко и по существу. Что вы придумали? У вас осталось семь минут.
– Придумал не я, – с деланной печалью сознался министр. – Если бы я – счел бы себя гением. К сожалению, я таковым не являюсь. Однако вашему... вам, вероятно, известно, что я провожу свободное время в исторических изысканиях?
Свободного времени у министра вообще не должно быть, подумал император. Мысль была древняя, реликтовая, залетевшая в голову из далекого прошлого, когда галактическая империя была взаправду галактической. Император спрятал ее и ответил с тонкой иронией:
– Мы наслышаны об этом. Так вы нашли хорошо забытое старое?
– Именно! В самый корень смотрите, ваше импе... ой, прошу прощения. Идея старинная, возникла на Земле Изначальной задолго до ЭЛЭ. Идея пирамиды.
– Хео Пса? – в свою очередь проявил знание древней истории император. – Нам не очень понятно, при чем тут архитектура и древний монарх с собачьим прозвищем...
– Минуту терпения, государь! Никакой архитектуры. Та пирамида, о которой я имею честь докладывать, строилась проще. Какой-нибудь умник рассылал по пяти случайным адресам пять писем с просьбой перечислить ему некоторую незначительную сумму денег. Тем же письмом он давал право своим адресатам сформировать следующую ступень пирамиды – отправить по другим пяти адресам письма аналогичного содержания. И так далее. Поступающие "снизу" деньги делились в некоторой пропорции: часть оседала на данной ступени, часть поступала "наверх". Таким образом, создавался устойчивый поток денежных средств от нижних ступеней к высшим. Наибольшую выгоду, естественно, получал инициатор – тот, кто стоял на вершине пирамиды...
– А наименьшую – тот, кто внизу? – догадливо усмехнулся император. – Проще говоря, он имел одни расходы и никакой выгоды?
– Поначалу, государь, только поначалу!.. Дальнейшее зависело исключительно от его способности выстроить следующую ступень – уговорить, убедить, заинтересовать тех, кто вне пирамиды. И пирамида постепенно росла сверху вниз, вовлекая в себя все большее число людей, пока не упиралась в естественный предел...
– Нам эта махинация кажется жульнической, – заметил император, но тон его голоса не выдавал уверенности в этом.
– В некотором роде, в некотором роде... В условиях Земли Изначальной, да и любой изолированной планеты – несомненно! Планета не резиновая, ресурсы ограничены, максимальная численность населения тоже, поэтому естественный предел будет достигнут, во-первых, неизбежно, а во-вторых, довольно быстро. Но в масштабах Вселенной да к тому же при непрекращающейся экспансии... Пирамида будет расти вниз постоянно и вряд ли когда-нибудь остановит свой рост. За счет новых колоний правительства и народы "низовых" планет могут рассчитывать со временем повысить свой статус, а с ним и национальный доход. Безусловно, обидно быть низшей – допустим, двадцатой ступенью в двадцатиступенчатой пирамиде. Но быть двадцатой ступенью в пирамиде, состоящей, допустим, из пятидесяти ступеней, – почетно и выгодно!..
Министр говорил, а император решил больше не напоминать ему о времени. Идея была во всяком случае нова и небезынтересна. Пусть безумна... Не фантастична – именно безумна. Но чтобы собрать империю воедино, как раз и требовалась безумная идея. Все разумные идеи были испробованы давно и не по одному разу – всегда с комично жалким результатом...
Как бы то ни было, предложение министра стоило дослушать до конца.
Свернув на боковую дорожку, уперлись в океан. Переброшенный через него мостик из твердого вакуума был невидим. Слабо фосфоресцирующая пунктирная линия указывала направление. Впереди за океанской дымкой проступали очертания другого материка. Можно было различить вдали длинную горную гряду с парочкой курящихся вулканов и уменьшенную копию водопада Апемей.
На мостике министр ежился, избегал смотреть вниз, с величайшим недоверием ступал по твердому ничто, но речи не прервал. На красоту пампасов он не обратил никакого внимания. Проигнорировал и дурака-страуса, упорно бегающего по кругу, словно на корде, и уже вытоптавшего себе беговую дорожку, – биомеханическая кукла явно нуждалась в отладке.
– С чего начать? – Вошедший в азарт министр рубил воздух рукой. – Во-первых, никакой огласки. Только узкий круг заинтересованных лиц из числа членов правительства Сурраха. Идея не должна просочиться раньше времени – нам нужна одна пирамида в Галактике, а не несколько. Во-вторых, совершенно необходимо приобрести на Цельбаре технологию производства квазибиологических почкующихся звездолетов типа "Гидра"...
На этих словах император прервал министра, и тому пришлось выслушать мнение монарха. Вкратце оно сводилось к тому, что министр сошел с ума. Император нищ. Ах, речь идет не о нем?.. Скажите, пожалуйста, насколько это упрощает дело! Да вы в курсе, что экономика Сурраха не выдержит такого удара? На Южном материке засуха, народу грозит голод. Северные районы пострадали от наводнения, и правительству опять-таки надо изыскивать средства. Новые концессии не приносят ожидаемой прибыли. Промышленность давно в застое. Новых рынков нет. Инфляция пугает. Вы что, только вчера родились?
Нет, министр родился не вчера. Самое интересное, что не выглядел он и сумасшедшим.
– И все-таки деньги необходимо изыскать, – твердо заявил он, – либо заинтересовать Цельбар иным способом. Прошу вас, государь, ознакомиться со списком лиц, которых я предлагаю привлечь к участию в проекте...
Император брезгливо принял бумагу. Читая, несколько раз тихонько хмыкнул. Кандидаты были как на подбор – все до единого честолюбцы и притом корыстолюбцы. Можно ли заинтересовать их местами в новом имперском правительстве, если произойдет чудо и слово «империя» перестанет быть пустым звуком?
Похоже, да.
– В самом крайнем случае можно приобрести в собственность несколько звездолетов, – продолжал министр. – Цельбариты предпочитают отдавать их в аренду, но нам надо получить их в собственность. Хотя бы всего один, но такой, чтобы реально мог почковаться. Потом мы уже сами будем отдавать звездолеты в аренду с правом субаренды...
Совершенно простонародным жестом император почесал в затылке.
– Вас трудно понять... Денег нет, население нищает, дворец который год не ремонтируется, страус, вон, не отлажен, а вы о чем?.. Ну хорошо. Допустим, мы строим пирамиду. Допустим даже, что мы залезли в неоплатные долги и достали деньги. С чего вы предлагаете начать?
– С тщательного подбора кандидатов на вторую ступень пирамиды. Предварительный список мною составлен. Эти планеты не должны быть ни чрезмерно развитыми, ни нищими. Это первое. Их правительства должны быть достаточно лояльны к империи – пусть чисто внешне. Надо показать, что лояльность щедро вознаграждается. Это второе. Далее – дипломатическая подготовка. Это самое сложное...
– Вот именно! – Император невесело усмехнулся. – Вы сами только что сказали, что нам нужна всего одна пирамида. Кто помешает правительствам планет из вашего списка воспользоваться чужой идеей? Неужели вы всерьез считаете, что у них не возникнет соблазна начать строить свою собственную пирамиду?
Император догадывался: у министра есть ответ и на это. Иначе не могло и быть – не дурак же он. Возможно, фантазер, но точно не глупец.
Не считал себя глупцом и император – притом имея на это некоторые основания. Тут было чем гордиться. Леопольд Двести Двадцать Седьмой, прямой и законный потомок длиннейшей череды императоров Млечного Пути и Магелланова Потока, потенциальная жертва бесчисленных инцестов, не был слабоумным вырожденцем. Не был, правда, и гением – всей изощренной мощи генетических технологий едва хватило на то, чтобы родить и вырастить его сравнительно нормальным человеком без особых отклонений "в минус". Об отклонениях "в плюс" речь не шла, особенно в интеллектуальной сфере. Но слабоумным император не был.
Сейчас он с удовольствием задавал вопросы министру, надеясь сбить того с толку, и с неменьшим удовольствием отмечая: проект хорошо продуман. Конечно, это вполне безумная идея... но ведь может сработать! Притом если не она, тогда что? Министр был прав: ни военная сила, ни религия, ни великая и светлая цель не способны на то, на что способна вульгарная алчность. Вложить толику денежных средств, выждать, ровным счетом ничего не делая, и получить гарантированные дивиденды! Чудесно. Это именно то, чего хочется и людям, и правительствам. То, чего им всегда хотелось и будет хотеться. Вот он, без громких слов и прекраснодушных мечтаний путь к объединению империи! К правильной империи с пирамидальной структурой! Или нет... пожалуй, это лишь первый шаг к объединению.
Но дальше дело пойдет само собой.
– Имперский авторитет! – восклицал министр. – Он остался. По сути – простите меня, государь, – остался только он. Но он может быть использован, и мы заставим его работать! Ведь начнутся споры! Скажем, сразу две планеты захотят подгрести под себя третью. Или кто-то захочет иметь под собой не пять, как мы дозволим, а пятьдесят миров. Как быть в подобных случаях? Не решать же конфликт военным путем! Пожалуйста: имперское правосудие всегда к услугам спорящих сторон. Тяжбы о приоритете, тяжбы финансовые, аудит – всё за нами. Поэтому, как я уже говорил, нам со временем понадобится не одна юридическая академия, а сто. Разумеется, верховную судебную власть будет осуществлять император и назначенные им лица. Таким образом, построив имперскую пирамиду на голой выгоде, мы очень скоро скрепим ее, как цементом, единой системой правосудия. Это сработает. Кстати, у нас прибавится еще одна статья доходов – плата за судебные издержки. Мы решим проблему занятости. Я уже предвижу тот день, когда каждый житель Сурраха, имеющий хоть каплю мозгов в голове, станет юристом... Ну а если кто-то вместо обращения в имперский суд рискнет начать войну – мы сумеем наказать такого прыткого. За льготы в выплатах или место на ступень выше кто угодно предоставит нам парочку космических эскадр...
– Ну и сколько же мы будем брать с наших непосредственных вассалов? – спросил император, невольно улыбаясь. – Какую-либо фиксированную сумму? Очень хорошо. В Галактике сама собой установится единая валюта.
– Простите, но я предложил бы брать определенный процент от национального дохода, – несколько извиняющимся тоном возразил министр. – Скажем, пять процентов. Все-таки уровень доходов у всех разный, часто даже очень разный... Кроме того, планета-сеньор, получив слаборазвитую планету-вассала, будет пытаться поднять ее доходы. Это в ее прямых интересах.
– И в интересах империи, – заметил император, улыбнувшись еще шире.
– Безусловно! – просиял и министр.
Он уже не потел. Ветер пампасов высушил его череп. Но глаза сияли прежним лихорадочным блеском.
Ни слова ни говоря, монарх тронулся в обратный путь через океан. Под невидимым мостом всплыл из синей глубины острый плавник какой-то твари, показался во впадине между волнами и вновь затонул.
Было о чем подумать. Безумная идея министра обещала в перспективе многое. Да что там многое – она обещала попросту всё! За так. То есть не совсем, конечно, даром, и первоначальные расходы будут чрезвычайно обременительны – но потом!.. Но в перспективе!..
Империя во всем ее блеске! Единая человеческая империя во Вселенной! Воскресшая из праха, как та птица... как там ее? Фендрик, что ли? Или Фенек? Ну, неважно... От желающих присоединиться к империи отбоя не будет. Они кинутся толпами, обгоняя, отталкивая и оттирая друг друга, потому что замешкавшемуся достанется место ступенью ниже. А то и двумя...
И все же метод самосборки имперской пирамиды смущал монарха. Но ведь другого метода нет и, похоже, не предвидится...
Пока собеседники прогуливались по ту сторону океана, в джунглях успел пролиться дождь. Алмазами сверкали капли. На лиане, обвившей ствол железного дерева, распустились цветы. Рогатый хамелеон сидел на ветке, маскируясь под корявый нарост. Большой питон струился по ветвям, следя остановившимся взглядом за давешним гиббоном. Под пестрой шкурой перекатывались желваки мышц. Заметив рептилию, гиббон живо вознесся в крону и оттуда заверещал пронзительно.
Куклы... Кукле-гиббону не грозила смертельная опасность, а кукла-питон не нуждалась в пище. Одна видимость. Не станет ли предлагаемая пирамида точно такой же видимостью империи?
Пусть так, подумал император. Но это много лучше, чем ничего. Это начало. Для начала пусть будет хотя бы видимость, а о дальнейшем пусть позаботятся потомки.
– Давайте ваш список кандидатов, – обернулся он к министру, неслышно ступающему на полшага позади. – На пятнадцать часов назначаю заседание Малого Совета. Там и обсудим ваш проект. Можете рассчитывать на мою поддержку.
И отпустил счастливого министра мановением руки.
* * *
Так все это было или не совсем так, мы не знаем, как никогда не узнаем, какими словами строитель Имхотеп склонял фараона Джосера к возведению первой из когда-либо построенных людьми пирамид. Известно только, что большинство историков сошлось во мнении: это могло быть так. Мы же, со своей стороны, если и присочинили что-то, то, право же, немногое. Да и не важно это. Куда важнее другое: уже следующий император, а именно Леопольд Двести Двадцать Восьмой, был коронован в великолепнейшем храме, выстроенном на собственные средства, и принимал поздравления великого множества вассалов, слетевшихся на Суррах с тысяч планет, в новой императорской резиденции, увидев которую, лучший поэт воссозданной империи Титар Светозарный онемел, осознал невозможность описать величие и красоту постройки и поклялся больше никогда в жизни ничего не рифмовать.
Да и могло ли, судите сами, быть иначе, если Суррах стал вершиной имперской пирамиды, еще даже не достроенной, а император – драгоценным алмазом на ее маковке? Если алчность – прав был министр! – действительно великолепный движитель и привод? И пусть тот министр был в конце концов сгноен в тюрьме за злоупотребления, а еще потому, что чересчур много о себе возомнил, – все равно он был прав. Разум, совесть, честь, любовь – прекрасные слова и еще лучшие понятия, кто станет спорить, но ведь не из них же строятся имперские пирамиды!
Нет, не из них.
Оригинал и комментарии
с наступающим! от clear-text
ОЧЕНЬ СВЯТОЧНЫЙ РАССКАЗ
Один бездомный мужчина почти сорока лет, фамилия Закурдяев, зовут Петя, зашел в книжный магазин погреться. Охранники на него не обратили внимания. Была зима и метель, и на всех, кто входил, были небольшие горки снега, а тут уж не разглядишь, что там под снегом – дорогое пальто или бомжатская кацавейка.
Но не в том дело.
Петя быстро прошел вглубь магазина, аккуратно стряхнул с шапки снег, потопал сапогами, огляделся – и вдруг увидел, что тут можно присесть! Там стояло два десятка стульев, а перед ними плакат: «Мастер-класс – новогодняя открытка». Петя уселся с краю. Вдохнул приятный запах. Рядом был буфет со столиками, и молодые парни и девушки покупали пиццу и кофе, а также лапшовый суп с мясом в больших железных мисках. «Прям как на зоне!», - на всякий случай брезгливо подумал Петя, специально, чтобы не захотелось есть. Пристроился поудобнее, уперся спиной, крепко схватил сам себя под локти и стал задремывать в тепле и ярком свете.
Сквозь сон он слышал громкий голос девушки. Она объясняла, как надо рисовать открытку с Новым годом. Нарисовать зайчика, Снегурочку, хомяка или котика. Он заснул еще крепче. Потом его потеребили. Другая девушка выдала ему кусок перегнутой плотной бумаги и целый стакан фломастеров. А также картонку, планшетку-подставку.
Петя задумался. Рисовать не хотелось. Но отказываться было неудобно. На первой сторонке он нарисовал три красных линии и жирную черную снежинку. На раскрытой части – человека с мешком, который опоздал на трамвай и сел прямо в снег. А на задней сторонке написал: «Но все равно поздравляю!». Отдал это девушке и снова задремал.
Оказалось, он занял первое место. Хотя у других были очень красивые хомячки в красных колпачках. Эти девушки пожали Пете руку и дали ему лапшовый суп с мясом, из железной миски, и кусок пиццы, и еще кофе. Ему было неудобно. Но они сказали: «Это премия!». Пригласили его прийти завтра, уже в другой магазин.
Он пришел. Потом еще раз. Какой-то дядя заплатил ему за рисунки. Петя обрадовался. Купил пуховик и мобильник. Потом какая-то тетя сказала, что тот дядя – жулик, и увезла Петю во Францию. Он стал называться Пьер Закюр. Пишется Pierre Zakurd, его научили правильно подписываться. Тем более что он получал какие-то невероятные тыщи и даже больше. Он точно не знал.
Но в зимние месяцы он все равно возвращался в Москву и вел в магазинах мастер-классы «Новогодняя открытка», а тех девушек взял себе в ассистентки. И внимательно следил, чтобы охрана пускала всех, особенно бомжей. Чисто погреться. Ну или вдруг кому-нибудь тоже повезет, как ему? Вот будет здорово!
- Mais ces sont vos rivaux! – недовольно говорил его секретарь. Типа «это же ваши конкуренты».
Но Петя махал рукой и говорил:
- Rien!
Типа «фигня».
Один бездомный мужчина почти сорока лет, фамилия Закурдяев, зовут Петя, зашел в книжный магазин погреться. Охранники на него не обратили внимания. Была зима и метель, и на всех, кто входил, были небольшие горки снега, а тут уж не разглядишь, что там под снегом – дорогое пальто или бомжатская кацавейка.
Но не в том дело.
Петя быстро прошел вглубь магазина, аккуратно стряхнул с шапки снег, потопал сапогами, огляделся – и вдруг увидел, что тут можно присесть! Там стояло два десятка стульев, а перед ними плакат: «Мастер-класс – новогодняя открытка». Петя уселся с краю. Вдохнул приятный запах. Рядом был буфет со столиками, и молодые парни и девушки покупали пиццу и кофе, а также лапшовый суп с мясом в больших железных мисках. «Прям как на зоне!», - на всякий случай брезгливо подумал Петя, специально, чтобы не захотелось есть. Пристроился поудобнее, уперся спиной, крепко схватил сам себя под локти и стал задремывать в тепле и ярком свете.
Сквозь сон он слышал громкий голос девушки. Она объясняла, как надо рисовать открытку с Новым годом. Нарисовать зайчика, Снегурочку, хомяка или котика. Он заснул еще крепче. Потом его потеребили. Другая девушка выдала ему кусок перегнутой плотной бумаги и целый стакан фломастеров. А также картонку, планшетку-подставку.
Петя задумался. Рисовать не хотелось. Но отказываться было неудобно. На первой сторонке он нарисовал три красных линии и жирную черную снежинку. На раскрытой части – человека с мешком, который опоздал на трамвай и сел прямо в снег. А на задней сторонке написал: «Но все равно поздравляю!». Отдал это девушке и снова задремал.
Оказалось, он занял первое место. Хотя у других были очень красивые хомячки в красных колпачках. Эти девушки пожали Пете руку и дали ему лапшовый суп с мясом, из железной миски, и кусок пиццы, и еще кофе. Ему было неудобно. Но они сказали: «Это премия!». Пригласили его прийти завтра, уже в другой магазин.
Он пришел. Потом еще раз. Какой-то дядя заплатил ему за рисунки. Петя обрадовался. Купил пуховик и мобильник. Потом какая-то тетя сказала, что тот дядя – жулик, и увезла Петю во Францию. Он стал называться Пьер Закюр. Пишется Pierre Zakurd, его научили правильно подписываться. Тем более что он получал какие-то невероятные тыщи и даже больше. Он точно не знал.
Но в зимние месяцы он все равно возвращался в Москву и вел в магазинах мастер-классы «Новогодняя открытка», а тех девушек взял себе в ассистентки. И внимательно следил, чтобы охрана пускала всех, особенно бомжей. Чисто погреться. Ну или вдруг кому-нибудь тоже повезет, как ему? Вот будет здорово!
- Mais ces sont vos rivaux! – недовольно говорил его секретарь. Типа «это же ваши конкуренты».
Но Петя махал рукой и говорил:
- Rien!
Типа «фигня».
Оригинал и комментарии
Переводческий вечер от dreamer-m
- А кошку у этой ведьмы зовут Katzinka. «Кацинька».
- Ну так и оставь – «Котинька».
-Нет! Немцы специально взяли не свой суффикс. Если бы они хотели просто уменьшительное от знакомого корня, то так и писали бы.
- Угу, «кацхен».
- А у них специально -inka. И если я хочу сохранить вот эту смесь, мне надо к нашему родному суффиксу добавить, наоборот, чужой корень, чтобы совсем знакомого слова не получалось. Кац-инька… Или наоборот, назвать эту кошку «Котхен».
This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/420365.html. Please comment there using OpenID.
- Ну так и оставь – «Котинька».
-Нет! Немцы специально взяли не свой суффикс. Если бы они хотели просто уменьшительное от знакомого корня, то так и писали бы.
- Угу, «кацхен».
- А у них специально -inka. И если я хочу сохранить вот эту смесь, мне надо к нашему родному суффиксу добавить, наоборот, чужой корень, чтобы совсем знакомого слова не получалось. Кац-инька… Или наоборот, назвать эту кошку «Котхен».
This entry was originally posted at https://yutaku.dreamwidth.org/420365.html. Please comment there using OpenID.
Оригинал и комментарии
от prilepin
"Писателями 2018 года, по мнению россиян, стали Дарья Донцова, Захар Прилепин и Александр Пушкин, следует из опроса Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ)".
Могу сказать только одно.
Дорогие россияне (реально: самая читающая страна в мире ещё в 1990 году) ни хера не читают.
То, что я самый знаменитый писатель в России, на этом фоне не приносит мне никакой особенной радости.
В России живут невиданные мастера: Евгений Водолазкин, Алексей Иванов, Алексей Варламов, Павел Крусанов, Михаил Тарковский.
Леонид Абрамович Юзефович.
Живёт Александр Терехов, я считаю, что он гений и наивысшая точка развития русского языка на сегодняшний день.
(Своих ровесников не стану перечислять, хотя мог бы).
Живёт Эдуард Лимонов, титан на самом деле: не по российским замерам, а по мировым.
Юрий Васильевич Бондарев жив - чьи военные романы: безусловная классика и написаны они бесподобно.
И все перечисленные, и не названные мной вместе (все вместе взятые) менее известны стране, чем один какой-нибудь дегенеративный видео-блогер или один весельчак из Камеди-клаб (да продлит Господь их прекрасные дни).
Тьфу.
Могу сказать только одно.
Дорогие россияне (реально: самая читающая страна в мире ещё в 1990 году) ни хера не читают.
То, что я самый знаменитый писатель в России, на этом фоне не приносит мне никакой особенной радости.
В России живут невиданные мастера: Евгений Водолазкин, Алексей Иванов, Алексей Варламов, Павел Крусанов, Михаил Тарковский.
Леонид Абрамович Юзефович.
Живёт Александр Терехов, я считаю, что он гений и наивысшая точка развития русского языка на сегодняшний день.
(Своих ровесников не стану перечислять, хотя мог бы).
Живёт Эдуард Лимонов, титан на самом деле: не по российским замерам, а по мировым.
Юрий Васильевич Бондарев жив - чьи военные романы: безусловная классика и написаны они бесподобно.
И все перечисленные, и не названные мной вместе (все вместе взятые) менее известны стране, чем один какой-нибудь дегенеративный видео-блогер или один весельчак из Камеди-клаб (да продлит Господь их прекрасные дни).
Тьфу.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Новая. Про юбиляров прошлого и нынешнего года.
Поколение 1937-38.
Финальный, 50-й, выпуск в этом году.
В следующем - продолжим.
Спасибо зрителям за высокие рейтинги. Горд вами. Не валяю дурака и не кокетничаю. Горд людьми, которые дают очень высокие показатели программе, где говорится о сложных вещах.
Поколение 1937-38.
Финальный, 50-й, выпуск в этом году.
В следующем - продолжим.
Спасибо зрителям за высокие рейтинги. Горд вами. Не валяю дурака и не кокетничаю. Горд людьми, которые дают очень высокие показатели программе, где говорится о сложных вещах.
Оригинал и комментарии
архимед обесточенный от bakluzhino
Доживая в недоумении
остающиеся года,
я одно приобрёл умение —
не упорствовать никогда.
Догрызая горбушку чёрствую
непонятных старческих лет,
потому-то и не упорствую —
сила есть, а упора нет.
Так что в смысле необходимого
мне бы точку, всего одну, —
мир не мир, но себя родимого
я уж точно переверну.
остающиеся года,
я одно приобрёл умение —
не упорствовать никогда.
Догрызая горбушку чёрствую
непонятных старческих лет,
потому-то и не упорствую —
сила есть, а упора нет.
Так что в смысле необходимого
мне бы точку, всего одну, —
мир не мир, но себя родимого
я уж точно переверну.
Оригинал и комментарии
И если подводить итоги от nikab
Возможно промежуточные моей фестивальной жизни, следует задаться вопросом - а туда ли я свернула три с половиной года назад?
Да, это дало мне море счастья, приключений, впечатлений и навыков. Да я научилась танцевать контактную импровизацию, заваривать чай, делать йогу, жить без мяса и прочая. Но этот мир отторгает меня и я при всем восторге не вхожу в него до конца, осваивая форму не принимаю дух. Я могу вволю фестивалить, отплясывать, слушать дивную музыку, работать, поддерживать и беседовать, фестивали для меня место где я могу встретить таких же чудиков, сенсориков, кинестетиков, ясно видящих. Пространство, где я беспрепятственно разрешаю себе быть собой... Но почему я не могу позволить себе то же самое в моем собственном доме и в моей собственной жизни? Зачем раз за разом пытаюсь втолкнуть себя людям как залежалый товар, увидеть свое отражение в чужих глазах вместо того, чтобы смотреть на себя в зеркало. На себя, а не на какую-то придуманную старую девочку в пестрых шмотках. Почему я не ценю себя настоящую, за что обижаю, в какие рамки раз за разом пытаюсь загнать?
Я есть. У меня есть мой мир и моя жизнь. Мои дети и мои звери. Мои книги и мои стихи. Мой дом. И чем больше силы я отдам себе и своим близким, а не чужим придуманным жизням, тем дальше смогу пройти.
Спасибо, господи, за это своевременное осознание.
Да, это дало мне море счастья, приключений, впечатлений и навыков. Да я научилась танцевать контактную импровизацию, заваривать чай, делать йогу, жить без мяса и прочая. Но этот мир отторгает меня и я при всем восторге не вхожу в него до конца, осваивая форму не принимаю дух. Я могу вволю фестивалить, отплясывать, слушать дивную музыку, работать, поддерживать и беседовать, фестивали для меня место где я могу встретить таких же чудиков, сенсориков, кинестетиков, ясно видящих. Пространство, где я беспрепятственно разрешаю себе быть собой... Но почему я не могу позволить себе то же самое в моем собственном доме и в моей собственной жизни? Зачем раз за разом пытаюсь втолкнуть себя людям как залежалый товар, увидеть свое отражение в чужих глазах вместо того, чтобы смотреть на себя в зеркало. На себя, а не на какую-то придуманную старую девочку в пестрых шмотках. Почему я не ценю себя настоящую, за что обижаю, в какие рамки раз за разом пытаюсь загнать?
Я есть. У меня есть мой мир и моя жизнь. Мои дети и мои звери. Мои книги и мои стихи. Мой дом. И чем больше силы я отдам себе и своим близким, а не чужим придуманным жизням, тем дальше смогу пройти.
Спасибо, господи, за это своевременное осознание.
Оригинал и комментарии
о важности правильной тренировки от clear-text
УДАР
Этот мужик стоял у кассы, выкладывал покупки из тележки на стол. «Пакет нужен?» - спросила продавщица. «Нужен, нужен». Круглые баночки с детским питанием, хлеб, сахар, печенье, упаковки овощей. Сосиски. Бутылка постного масла. Джем. Сметана. Касса пищала. Продавщица спросила: «Социальная карта есть?» Мужик вытащил из бумажника синеватый прямоугольник. Касса пискнула еще раз. Значит, мужик был пенсионер. Но выглядел нестарым. Лицо у него было серенькое такое, обыкновенное. Рядом с ним мальчик лет семи разворачивал глазированный сырок. Внучок, наверное.
Саша вспомнил, что что говорил инструктор. Возбуждать в себе злобу нельзя. Презрение – тоже. Нельзя говорить в уме «ах ты козел плюгавый, дерьмо, ничтожество». Надо быть совершенно холодным, спокойным, равнодушным.
Саша покосился на своих спутников. Один из них как будто бы рассматривал винные бутылки на стеллаже, а второй просто стоял за Сашиной спиной и делал вид, что пересчитывает деньги в своем кошельке. То есть они – рядом.
Саша собрал во рту всю слюну и громко цокнул языком.
Мужик обернулся.
Саша плюнул ему в лицо. Попал между носом и левым глазом.
Мужик изумленно заморгал.
***
Дело в том, что Сашу позвали на одну очень интересную работу. Деньги и карьерный рост. Он подумал и согласился. С ним занимались два человека – инструктор и помощник. Саша не знал, как их зовут.
Инструктор говорил:
«Держать удар легко. Типа в переносном смысле. Ну, типа, жена изменила, друг деньги не отдал, босс нахамил, ну и так далее типа того. Немножко разумности, вот и все. Собраться. Подумать про себя, типа, например, “бог его накажет; главное, я жив-здоров; не я первый, не я последний; и вообще бывает хуже”. Ну и все такое. А в прямом смысле удар вообще фигня. Пластырёк налепил и дальше пошел».
«А что трудно?» - спросил Саша.
«Трудно бывает удар нанести».
«Да ну! Влындить, и все дела!», - Саша хорохорился.
«Э, нет! – смеялся инструктор. – Мы же все в глубине души хорошие люди! Нас же мама с бабушкой учили! Сказки нам читали! Нам же тяжело, иногда просто невозможно сделать человеку больно! Особенно незнакомому. Поломать ребра – херня, срастется. А вот человеку жизнь поломать! Посадить его на много лет. Отнять имущество. Да еще опозорить, чтоб родная мать его прокляла, чтоб дети его стыдились. Это труднее. Не все справляются. Многие спекаются. Не могут, слабаки, перешагнуть».
«А я смогу? – спросил Саша. – Вот вы как думаете?»
Потому что у него были глубоко личные причины ненавидеть если не все население родной страны, то уж процентов пятьдесят – точно. А на другие страны и народы ему было вообще плевать. Можно напалмом с воздуха, как в кино.
«Надо учиться, - сказал инструктор. – Завтра пойдем в супермаркет. Ты в очереди выберешь человека, вот любого человека, какого захочешь, и плюнешь ему в рожу. Случайному человеку. Вот так, просто. Ни с того, ни с сего. Раз – и харкнул. Не бойся. Тебе за это ничего не будет. Мы будем рядом, буквально в полушаге. Если что, так сразу», - инструктор положил руку на плечо своему помощнику.
Они оба были как будто одинаковые. Крупные, плотные, мускулистые.
***
Мужик изумленно и будто бы жалобно заморгал, стряхивая Сашин плевок с лица, с выражением ужаса и омерзения поглядел на него – и вдруг резко двинул ему левой в живот.
Саша согнулся, и тогда мужик во всю сласть правой рукой долбанул ему в челюсть. Саша отлетел на стеллаж с бутылками. Раздался звон стекла: штук пять упало и разбилось. Секунд на десять он потерял сознание, это был настоящий нокаут. Очнулся. Все было в тумане. Пахло вином, целая лужа на кафельном полу, и зеленые осколки. Он увидел, как мужик кладет свои покупки в кошелку.
«Пойдем, Кирюша», - сказал мужик своему внуку и салфеткой вытер ему губы, все в шоколадной глазури.
Они вдвоем перешагнули через Сашу и вышли вон.
Саша вскочил, шатаясь. Огляделся.
«Эй, - осипшим голосом крикнул он. – Вы где? Эй! Сюда!»
Инструктор и помощник как из-под земли выскочили.
Пошептались с охранником.
Вывели Сашу наружу, отошли на три шага от крыльца.
«Вы же сказали, что мне ничего не будет! – возмутился он. – Вы же мне обещали! Вы сказали, что будете рядом! В полушаге! Куда вы подевались? – и вдруг догадался: - А этот хрен с горы, боксер этот, он тоже из ваших? Он же бьет, как профи! Нечестно! Предупреждать надо!».
«Вернись и заплати за разбитые бутылки», - сказал инструктор.
«Я?!»
«А что, я, что ли?» - подал голос помощник инструктора.
«У меня столько денег нет», - уперся Саша.
«Тогда они вызовут полицию. Давай, живенько. И пока всё. С тобой пока всё».
«Почему?» - отчаянно вскричал Саша
«Потому что ты не можешь держать удар. Ну, ладно. Набери мне через годик».
***
Ровно через год Саша, как было велено, набрал. Но там ответили: «Здравствуйте, меня зовут Милана, бесплатные обследования позвоночника в рамках программы “Здоровая Москва”, скажите номер вашего страхового полиса».
Этот мужик стоял у кассы, выкладывал покупки из тележки на стол. «Пакет нужен?» - спросила продавщица. «Нужен, нужен». Круглые баночки с детским питанием, хлеб, сахар, печенье, упаковки овощей. Сосиски. Бутылка постного масла. Джем. Сметана. Касса пищала. Продавщица спросила: «Социальная карта есть?» Мужик вытащил из бумажника синеватый прямоугольник. Касса пискнула еще раз. Значит, мужик был пенсионер. Но выглядел нестарым. Лицо у него было серенькое такое, обыкновенное. Рядом с ним мальчик лет семи разворачивал глазированный сырок. Внучок, наверное.
Саша вспомнил, что что говорил инструктор. Возбуждать в себе злобу нельзя. Презрение – тоже. Нельзя говорить в уме «ах ты козел плюгавый, дерьмо, ничтожество». Надо быть совершенно холодным, спокойным, равнодушным.
Саша покосился на своих спутников. Один из них как будто бы рассматривал винные бутылки на стеллаже, а второй просто стоял за Сашиной спиной и делал вид, что пересчитывает деньги в своем кошельке. То есть они – рядом.
Саша собрал во рту всю слюну и громко цокнул языком.
Мужик обернулся.
Саша плюнул ему в лицо. Попал между носом и левым глазом.
Мужик изумленно заморгал.
***
Дело в том, что Сашу позвали на одну очень интересную работу. Деньги и карьерный рост. Он подумал и согласился. С ним занимались два человека – инструктор и помощник. Саша не знал, как их зовут.
Инструктор говорил:
«Держать удар легко. Типа в переносном смысле. Ну, типа, жена изменила, друг деньги не отдал, босс нахамил, ну и так далее типа того. Немножко разумности, вот и все. Собраться. Подумать про себя, типа, например, “бог его накажет; главное, я жив-здоров; не я первый, не я последний; и вообще бывает хуже”. Ну и все такое. А в прямом смысле удар вообще фигня. Пластырёк налепил и дальше пошел».
«А что трудно?» - спросил Саша.
«Трудно бывает удар нанести».
«Да ну! Влындить, и все дела!», - Саша хорохорился.
«Э, нет! – смеялся инструктор. – Мы же все в глубине души хорошие люди! Нас же мама с бабушкой учили! Сказки нам читали! Нам же тяжело, иногда просто невозможно сделать человеку больно! Особенно незнакомому. Поломать ребра – херня, срастется. А вот человеку жизнь поломать! Посадить его на много лет. Отнять имущество. Да еще опозорить, чтоб родная мать его прокляла, чтоб дети его стыдились. Это труднее. Не все справляются. Многие спекаются. Не могут, слабаки, перешагнуть».
«А я смогу? – спросил Саша. – Вот вы как думаете?»
Потому что у него были глубоко личные причины ненавидеть если не все население родной страны, то уж процентов пятьдесят – точно. А на другие страны и народы ему было вообще плевать. Можно напалмом с воздуха, как в кино.
«Надо учиться, - сказал инструктор. – Завтра пойдем в супермаркет. Ты в очереди выберешь человека, вот любого человека, какого захочешь, и плюнешь ему в рожу. Случайному человеку. Вот так, просто. Ни с того, ни с сего. Раз – и харкнул. Не бойся. Тебе за это ничего не будет. Мы будем рядом, буквально в полушаге. Если что, так сразу», - инструктор положил руку на плечо своему помощнику.
Они оба были как будто одинаковые. Крупные, плотные, мускулистые.
***
Мужик изумленно и будто бы жалобно заморгал, стряхивая Сашин плевок с лица, с выражением ужаса и омерзения поглядел на него – и вдруг резко двинул ему левой в живот.
Саша согнулся, и тогда мужик во всю сласть правой рукой долбанул ему в челюсть. Саша отлетел на стеллаж с бутылками. Раздался звон стекла: штук пять упало и разбилось. Секунд на десять он потерял сознание, это был настоящий нокаут. Очнулся. Все было в тумане. Пахло вином, целая лужа на кафельном полу, и зеленые осколки. Он увидел, как мужик кладет свои покупки в кошелку.
«Пойдем, Кирюша», - сказал мужик своему внуку и салфеткой вытер ему губы, все в шоколадной глазури.
Они вдвоем перешагнули через Сашу и вышли вон.
Саша вскочил, шатаясь. Огляделся.
«Эй, - осипшим голосом крикнул он. – Вы где? Эй! Сюда!»
Инструктор и помощник как из-под земли выскочили.
Пошептались с охранником.
Вывели Сашу наружу, отошли на три шага от крыльца.
«Вы же сказали, что мне ничего не будет! – возмутился он. – Вы же мне обещали! Вы сказали, что будете рядом! В полушаге! Куда вы подевались? – и вдруг догадался: - А этот хрен с горы, боксер этот, он тоже из ваших? Он же бьет, как профи! Нечестно! Предупреждать надо!».
«Вернись и заплати за разбитые бутылки», - сказал инструктор.
«Я?!»
«А что, я, что ли?» - подал голос помощник инструктора.
«У меня столько денег нет», - уперся Саша.
«Тогда они вызовут полицию. Давай, живенько. И пока всё. С тобой пока всё».
«Почему?» - отчаянно вскричал Саша
«Потому что ты не можешь держать удар. Ну, ладно. Набери мне через годик».
***
Ровно через год Саша, как было велено, набрал. Но там ответили: «Здравствуйте, меня зовут Милана, бесплатные обследования позвоночника в рамках программы “Здоровая Москва”, скажите номер вашего страхового полиса».
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (13), на чем и заканчиваю выкладывать кусок от lemming-drover
Глава 7. Ларсен и Зябь
Ему тоже хотелось кричать. Он молчал лишь потому, что от кричи, не кричи – ничего уже не изменишь. Но по адресу Зяби и ее архистарейшин Ларсен, скрежеща зубами, мысленно произнес немало разных слов.
Его провели! До последней минуты он оставался в убеждении, что архистарейшины ему же и поручат вербовку планет-вассалов. Кому же еще, как не ему? И пункт договора о передаче правительству зародыша нового звездолета он выполнил с легким сердцем. И по закону, и по договору зародыш принадлежал правительству этой никчемной планеты, но, спрашивается, на что он этим ископаемым? И сами ведь не полетят на вербовку, и не найдут среди туземцев никого, кто мог бы полететь. Дело для них новое, заведомо рискованное и уж точно не для заплесневелых мозгов. Ну, конечно, они должны были сторговаться с ним, Ларсеном!
Вышло иначе. Получив зародыш и уверения в том, что именно так он и должен поначалу выглядеть, а равно и инструкцию по уходу за ним, архистарейшины взяли тайм-аут. Ларсена это не встревожило. В конце концов, если старые пеньки не умеют шевелить мозгами быстро, то пусть шевелят медленно. Можно и подождать.
– Эй! Ты в порядке?
Корабль отозвался в том смысле, что желает отдыха, подзарядки и самопрофилактики. Всякому известно: желание корабля заняться своим здоровьем – нехороший признак. У людей примерно так же. Корабль больше не мог почковаться, и это было плохо. Но он был еще жив, и это было хорошо.
Правда, для подзарядки ему требовалась энергия извне. Планета находилась далековато от своей звезды, и звездолет просил разрешения приблизиться к ней, чтобы хорошенько прожариться в ее лучах. Проделать это без человека на борту ему было даже удобнее.
– Оставайся на месте, – велел Ларсен. – Можешь заняться самопрофилактикой.
– Благодарю, хозяин. Сколько у меня времени?
– А я почем знаю? Несколько дней.
– Позволю себе заметить: на полную регенерацию изношенных систем мне потребуется не менее восемнадцати стандартных суток.
– Даю десять.
– Этого недостаточно, хозяин.
– Поговори еще у меня! – буркнул Ларсен. – Много воли взял. Начни с главного, а там посмотрим. Пока справляйся без подсказок.
– Хозяин покидает меня?
– На несколько дней. Режим безопасности – «умеренно дружелюбная планета», на защитный периметр энергию не трать. Если в тебя попытается проникнуть посторонний – долбани его легонько, чтоб жив остался.
Последние слова были сказаны на всякий случай. Побывав по роду профессии на многих планетах, Ларсен умел быстро составить мнение о туземцах. Зябиане не вызывали опасений. Простейший тест подтвердил это: пустой пластиковый ящик, который Ларсен сразу после приземления нарочно вынес из корабля, так и лежал на своем месте, помеченный собаками, но не тронутый человеком. Ящик был виден издалека, но по траве к нему не тянулись ничьи следы, за исключением следов самого Ларсена. Более суток очень удобный ящик, полезный в хозяйстве всякому селянину, стоял на виду бесхозным и никому не понадобился!
Нелюбопытны и законопослушны – только такое умозаключение и можно было сделать о зябианах на основе ящичного теста. Не позволяя себе расслабиться, Ларсен в то же время не ощущал беспокойства. Вместо того чтобы ночевать в звездолете, он вернулся в Пупыри, вновь заселился в гостиницу и стал ждать.
Ответ архистарейшин был получен через секретаря спустя три дня. Отказ. Простой и категорический отказ.
Удар был тем болезненнее, что Ларсен не ждал его. Понадобилось время, чтобы понять: архистарейшины против всех ожиданий решили рискнуть. Эти скопидомы решили, что смогут обойтись своими силами, а его, Ларсена, просто и без всяких затей спихнули в кювет, даже не поторговавшись как следует. Скупердяи сельские, дремотные, заскорузлые!
Но хитрые.
Пришлось признать: в оценке туземцев он ошибся, потому-то и решил, что с них можно содрать столько, сколько захочется. На других вербуемых планетах его запросы были куда скромнее. И всё, как правило, сходило гладко.
Будучи вспыльчив по природе, Ларсен поломал кое-что в гостинице, но, несколько остыв, щедро заплатил хозяйке за ущерб, избежав таким образом объяснений с полицией.
А вопить от ярости все-таки не стал. Это было не в его характере. Молчаливая злость куда опаснее для недругов, нежели шумная.
Опыт и логика подсказывали: человеческие руины, называющие себя архистарейшинами, не совсем глупы. Сами они нипочем не отправятся в Галактику в качестве вербовщиков. Значит, найдут других из числа зябиан. Ха-ха, тут им придется постараться...
Даже интересно: среди кого они начнут поиски?
Туземцы – народ дремучий, мирный, тихий. За три дня Ларсен повидал многих столичных жителей и ни в одном не почувствовал даже слабого намека на авантюризм. Их азарт проявлялся лишь при драках уличных собак – тут туземцы собирались толпой, болели за того или иного пса и делали ставки. Может быть, армия как естественное прибежище энергичных, агрессивных от природы людей? У Зяби ее не было. Полиция? Как и повсюду в Галактике, полицейских Зяби интересовало теплое благополучие, а не безумные, по их мнению, предприятия. Пожарные? Спасатели? Профессиональные спортсмены? Первые и вторые недалеко ушли от полицейских, а третьих на Зяби не было. Кого, спрашивается, местное правительство пошлет в бесконечно далекий и пугающий аборигенов космос? Где они, искатели приключений?
Их не было даже в столичных барах, трактирах и кабаках всех сортов. Ларсен обошел десятка два подобных заведений, от фешенебельных, по меркам здешнего захолустья, до грязных забегаловок, узнал, что местное пойло, в самом деле превосходное на вкус и убойное в смысле результата, называется не «гу-кло» или «ду-пло», а «бу-хло», нанял нескольких пьянчужек, чтобы те прислушивались к свежим сплетням и докладывали ему, но так и не увидел ни одной достойной внимания драки.
Ларсен не поручился бы головой, что на Зяби вообще нет искателей приключений, но счел этот вариант наименее вероятным. Есть, конечно, авантюристы, где-нибудь да существуют. А только поди найди их в короткий срок!
Итак, первый вариант отпадал. Вариант второй: отбор достойнейших. Соберут, как это водится на патриархальных планетах, многолюдную сходку, выберут всем миром благополучных и честных – тут уж не откажешься без того, чтобы подвергнуться всеобщему осуждению. Ну допустим, выберут лучших... То-то и оно, что лучшие-то они здесь, а не там, где им предстоит действовать. Там-то они сразу напортачат и вернутся, поджав хвост, ибо деревенщина и в Галактике останется деревенщиной.
Ларсен поставил бы пять против одного на то, что архистарейшины это понимают. Лысые пеньки, развалины, – а ум еще теплится! Так что и этот вариант не казался очень уж вероятным.
Оставалось третье: кандидаты в вербовщики будут назначены из числа тех, кто провинился перед законом.
Такие есть всегда и везде, даже на самой благополучной планете. Вопрос лишь в их количестве. Человек везде человек; сонное царство Зяби просто не могло до конца вытравить в каждом зябианине предприимчивость вкупе с некоторым пренебрежением к законам. А если так, то архистарейшинам останется лишь выбрать среди правонарушителей – покоенарушителей по-местному – несколько подходящих кандидатур.
Можно, кстати, и сэкономить на их вознаграждении. Забвение прежних проступков – уже само по себе замечательный стимул лететь куда угодно, хоть к другой галактике, и вернуться героями в ореоле славы.
Этот вариант Ларсен посчитал самым вероятным. Уже следующим вечером, поставив в харчевне выпивку туповатому телеграфисту, он узнал о телеграммах, разосланных в полицейские отделения на местах. Пазл сложился.
Оставалось ждать. Ларсен жил в гостинице, тратя имперские банкноты, принимаемые здесь по грабительскому курсу, дегустировал туземное бу-хло, слушал разговоры завсегдатаев местного бара, порой ставил кому-нибудь выпивку в обмен на крохи информации, выжидал и наблюдал. Когда вся команда новоиспеченных вербовщиков соберется вместе, оценит сложность задачи и придет от нее в ужас, он попытается договориться с ними.
Возможно, они согласятся.
Возможно – откажутся. И напрасно. Это будет непродуманное, весьма опрометчивое решение. Во-первых, они начнут спотыкаться с первых же шагов, в чем им следует помочь – раз, другой, третий и помогать до тех пор, пока они сами не взмолятся о помощи.
А во-вторых, с полученным туземцами единственным эмбрионом звездолета всегда может что-нибудь случиться.
Оригинал и комментарии
в недалеком будущем от clear-text
ЛУЗЕРКА
Рома и Коля сидели в баре модного московского фитнес-центра «Марабу». Они только что покачались на тренажерах, поплавали в бассейне, сделали массаж, приняли душ, и вот теперь, удобно устроившись в креслах, пили легкий декоффеинированый «латте» на кокосовом молоке, и ждали своего друга Васю, который почему-то опаздывал.
Рома и Коля были счастливы в семейной жизни. Ромина жена была вице-президентка компании «МосМетроПасс», а Колина – директорка ИТЭК, «Института трансазиатских энергетических коммуникаций». Они очень хорошо зарабатывали, и полностью обеспечивали своих мужей и детей. В семье Ромы был всего один ребенок, палестинской национальности, а у Коли целых трое, усыновленных из Филиппин. Рожать детей уже лет пятнадцать стало совсем не модно, да и понятно почему. Но иметь детей было обязательно, поэтому их усыновляли из бедных стран.
У Васи детей было двое, оба креолы из Эквадора, кровные братья, славные ребята, один школьник, другой на первом курсе. Хорошие, но сильно закомплексованные. Ясное дело – Васина жена была обыкновенная менеджерка в какой-то зачуханной торговой фирме, с очень скромной зарплатой и средненькой квартиркой. Даже непонятно, как она смогла уговорить в мужья такого красавца и умника, как Вася. Да еще и двоих детей завести. И вот теперь ребята были травмированы из-за того, что у них всегда – устаревшие гаджеты и в ноябре – футболки октябрьской коллекции, а то и сентябрьской, вообще позор.
Поскольку Вася опаздывал, Рома и Коля как раз обсуждали вот этот вопрос. Они знали, что Васе не по карману абонемент в «Марабу». Хотели помочь ему деньгами, но боялись оскорбить его гордость. Что они могли для него сделать? Заказывать ему кофе, обманывая, что это комплимент от кафе?
- Надо с ним серьезно поговорить, - сказал Коля. – Вот так, искренне и по-дружески. Сказать, что он должен уходить от этой лузерки.
- Да, - кивнул Рома. – Тут мы переодевались, я глянул на его трусы и майку, стыдно смотреть. Вообще баба, которая не может обеспечить мужика – это не баба!
- Лузерка, я же говорю! – сказал Коля, как припечатал.
- Тссс! – шепнул Рома. – Он идет!
Вася подошел к друзьям, они коротко обнялись.
Он стал сбивчиво объяснять, что младший парень в школе посеял планшет, пришлось ехать, помогать искать – вот поэтому он и опоздал. Вася говорил, опустив голову, а то и слегка отвернувшись.
- Так! – строго сказал Коля и резко взял его за подбородок, повернул к себе. – А вот это, вот это – что?
Под глазом у Васи расплывался небольшой, но вполне однозначный синяк.
Вася отвернулся и пробормотал:
- Да утром встал в туалет, кругом темно, я и треснулся об угол шкафа в коридоре. Ребят, я пойду сплаваю, а вы меня не ждите…
Он быстро ушел.
- Вот ведь горе какое! - всплеснул руками Рома.
- Лузерки, они такие, - сказал Коля. – Вымещают свои проблемы на тех, кто не может дать сдачи! Бежать ему надо, бежать! Детей в охапку, и ноги!
- Ага, - вздохнул Рома. – Ноги! Легко сказать. А куда? На улицу?
- Погоди, - задумался Коля. – Я всё Маше расскажу. Прямо сегодня вечером. Попрошу, она даст денег, чтоб ему снять квартиру на первое время… Обязательно даст. Она понимает. Она мне сама говорила, что от лузерок надо спасаться, пока цел. Я прямо разволновался. Друг на глазах погибает! Возьму еще двойной эспрессо!
- Говорят, портит кожу лица, - задумчиво предостерег Рома.
- Плевать! Что я, не мужик? – и Коля махнул рукой бармену.
Рома и Коля сидели в баре модного московского фитнес-центра «Марабу». Они только что покачались на тренажерах, поплавали в бассейне, сделали массаж, приняли душ, и вот теперь, удобно устроившись в креслах, пили легкий декоффеинированый «латте» на кокосовом молоке, и ждали своего друга Васю, который почему-то опаздывал.
Рома и Коля были счастливы в семейной жизни. Ромина жена была вице-президентка компании «МосМетроПасс», а Колина – директорка ИТЭК, «Института трансазиатских энергетических коммуникаций». Они очень хорошо зарабатывали, и полностью обеспечивали своих мужей и детей. В семье Ромы был всего один ребенок, палестинской национальности, а у Коли целых трое, усыновленных из Филиппин. Рожать детей уже лет пятнадцать стало совсем не модно, да и понятно почему. Но иметь детей было обязательно, поэтому их усыновляли из бедных стран.
У Васи детей было двое, оба креолы из Эквадора, кровные братья, славные ребята, один школьник, другой на первом курсе. Хорошие, но сильно закомплексованные. Ясное дело – Васина жена была обыкновенная менеджерка в какой-то зачуханной торговой фирме, с очень скромной зарплатой и средненькой квартиркой. Даже непонятно, как она смогла уговорить в мужья такого красавца и умника, как Вася. Да еще и двоих детей завести. И вот теперь ребята были травмированы из-за того, что у них всегда – устаревшие гаджеты и в ноябре – футболки октябрьской коллекции, а то и сентябрьской, вообще позор.
Поскольку Вася опаздывал, Рома и Коля как раз обсуждали вот этот вопрос. Они знали, что Васе не по карману абонемент в «Марабу». Хотели помочь ему деньгами, но боялись оскорбить его гордость. Что они могли для него сделать? Заказывать ему кофе, обманывая, что это комплимент от кафе?
- Надо с ним серьезно поговорить, - сказал Коля. – Вот так, искренне и по-дружески. Сказать, что он должен уходить от этой лузерки.
- Да, - кивнул Рома. – Тут мы переодевались, я глянул на его трусы и майку, стыдно смотреть. Вообще баба, которая не может обеспечить мужика – это не баба!
- Лузерка, я же говорю! – сказал Коля, как припечатал.
- Тссс! – шепнул Рома. – Он идет!
Вася подошел к друзьям, они коротко обнялись.
Он стал сбивчиво объяснять, что младший парень в школе посеял планшет, пришлось ехать, помогать искать – вот поэтому он и опоздал. Вася говорил, опустив голову, а то и слегка отвернувшись.
- Так! – строго сказал Коля и резко взял его за подбородок, повернул к себе. – А вот это, вот это – что?
Под глазом у Васи расплывался небольшой, но вполне однозначный синяк.
Вася отвернулся и пробормотал:
- Да утром встал в туалет, кругом темно, я и треснулся об угол шкафа в коридоре. Ребят, я пойду сплаваю, а вы меня не ждите…
Он быстро ушел.
- Вот ведь горе какое! - всплеснул руками Рома.
- Лузерки, они такие, - сказал Коля. – Вымещают свои проблемы на тех, кто не может дать сдачи! Бежать ему надо, бежать! Детей в охапку, и ноги!
- Ага, - вздохнул Рома. – Ноги! Легко сказать. А куда? На улицу?
- Погоди, - задумался Коля. – Я всё Маше расскажу. Прямо сегодня вечером. Попрошу, она даст денег, чтоб ему снять квартиру на первое время… Обязательно даст. Она понимает. Она мне сама говорила, что от лузерок надо спасаться, пока цел. Я прямо разволновался. Друг на глазах погибает! Возьму еще двойной эспрессо!
- Говорят, портит кожу лица, - задумчиво предостерег Рома.
- Плевать! Что я, не мужик? – и Коля махнул рукой бармену.
Оригинал и комментарии
меньше ста долларов от clear-text
ОБЪЕКТИВАЦИЯ
Он вошел в кафе, огляделся.
У стойки, где надо было брать кофе, стояла девушка. То есть молодая женщина. Она стояла к нему спиной. Она была в коротком белом платье – возможно, это была униформа: дело было в большом торговом центре, и она, не исключено, была продавщицей, которая зашла быстро глотнуть чашечку эспрессо. А может быть, и нет – у нее в левой руке была очень хорошая сумочка, и еще пакет с покупками. Но неважно! Главное – девушка была умопомрачительно прекрасна. То есть не она сама, а ее фигура сзади. Боже! Это было какое-то чудо. Округлые плечи, тонкая сильная талия, попа как яблоко, безупречные длинные ножки в отличных туфельках на не очень высоких, но выразительных каблуках.
Она повернулась к бармену, мелькнул приятный профиль, но бог с ним, с профилем. Он смотрел на ее фигуру. Платье было тончайшее, почти прозрачное, и ему показалось, что он видит волшебные ямочки на ее талии – выше попы. А попа была отрисована во всех подробностях, и уже казалось, что это даже не яблоко, а бархатный раздвоенный персик, чуть треснувший от спелости, и там, в глубине нежной расселины, виднелась темная персиковая косточка… Его воображению виднелась, конечно же. Но у него дыхание перехватило и потемнело в глазах.
О, боже, было бы это десять или хотя бы пять лет назад… Он бы что угодно сделал, в лепешку бы расшибся, познакомился бы с ней, увлек бы, обаял, очаровал, забросал подарками, затаскал по ресторанам и театрам, женился бы на ней – и неважно, кто она: продавщица или аспирантка, москвичка или приезжая, умная, нежная и образованная, или тупая холодная дура, наивная или хитрая, верная или блядь, добрая или корыстная – все это неважно, все это чепуха и чушь по сравнению с наслаждением обнимать это тело, знать, что эти ножки, эта талия, эта упоительная попка, эта манящая персиковая косточка – это моё, я обладаю этим и наслаждаюсь обладанием… Пусть она изменяет, пусть она скандалит, пусть она тянет деньги – но она моя, и ради этого я живу. Делай что хочешь, только пускай меня к себе под одеяло каждую ночь.
Кстати, так или примерно так у него уже было. Раза три. Или даже четыре.
Нет, всё!
Он перевел дыхание и вспомнил, что уже год назад твердо усвоил: все это, что таким восторженным вихрем за две секунды пронеслось у него в душе – всё это, ради чего еще несколько лет назад он терпел унижения, моральные пощечины, ссоры с родителями и немалые денежные траты – что вся эта радость обладания восхитительным телом стоит пять тысяч рублей. Самое большее – восемь. Но не десять. А если повезет, то и четыре. Не считая ужина, конечно. Он хмыкнул и подошел к бару – она как раз отошла, держа в руках поднос с чашкой кофе и стаканом холодной воды.
Наверное, он очень громко хмыкнул, даже коротко хохотнул. Поэтому она покосилась на него, а потом, поставив кофе и воду на столик, подняла на него глаза.
Он был в короткой куртке и джинсах, в мягких кожаных туфлях, на плече – недешевая кожаная сумка. Он был очень хорош собой. Светлый шатен, загорелый, с серо-зелеными глазами. Рост не меньше чем метр восемьдесят, но и не сильно больше – то есть высокий, но не громадный, не каланча. Большие красивые руки. Тонкая талия, совершенно плоский живот, узкие бедра, длинные ноги с красивыми лодыжками – это видно было, потому что джинсы были по последней моде чуть коротковаты, а туфли надеты на босу ногу. Он чуть повернулся к стойке бара, и она увидела крутые маленькие спортивные ягодицы, а спереди, в джинсах – целый бугор, с трудом впихнутый – она себе это представила – в тонкие трусики. У нее потемнело в глазах и перехватило дыхание, она представила себе всё это, как оно сначала свисает смуглым крюком, а потом распрямляется и поднимается, на восемь дюймов жадной плоти.
О, боже, было бы это пять лет назад, три года назад! Она бы в лепешку расшиблась, познакомилась бы с ним, обворожила, очаровала, соблазнила бы, привела бы к себе, затащила бы в постель, поселила бы у себя, и неважно, кто это – курьер или бизнесмен, мальчик из хорошей московской семьи или сын алкоголиков из провинции, умный или дурак, добряк или сволочь, трудяга или альфонс ленивый, верный друг или наградит триппером на третью неделю совместной жизни – все это не имеет никакого значения, в сравнении со счастьем ощущать его тело в своем. Знать и чувствовать, что эти серые глаза, смуглое лицо, умелые губы, бесстыдные пальцы, узкие бедра, неустанная плоть – это все мое… Изменяй мне, презирай меня, обворовывай меня, бей меня – но приходи ко мне ночью.
У нее так уже было. Раза три. А если честно, то четыре.
Наверное, хватит?
Она сама над собой засмеялась. Ведь всем этим мечтам-усладам цена – пять тысяч рублей. Ну да, не три копейки. Но ведь даже не сто долларов. Ну, в крайнем случае семь-восемь тысяч. Терпимо. Вполне подъемная сумма. Плюс кофе с пирожными.
- Простите, - он подошел к ней, поставил свой кофе на ее столик. – Можно к вам?
- Отвяжитесь, бога ради, - вздохнула она.
- И вы тоже! – неизвестно почему сказал он.
Он вошел в кафе, огляделся.
У стойки, где надо было брать кофе, стояла девушка. То есть молодая женщина. Она стояла к нему спиной. Она была в коротком белом платье – возможно, это была униформа: дело было в большом торговом центре, и она, не исключено, была продавщицей, которая зашла быстро глотнуть чашечку эспрессо. А может быть, и нет – у нее в левой руке была очень хорошая сумочка, и еще пакет с покупками. Но неважно! Главное – девушка была умопомрачительно прекрасна. То есть не она сама, а ее фигура сзади. Боже! Это было какое-то чудо. Округлые плечи, тонкая сильная талия, попа как яблоко, безупречные длинные ножки в отличных туфельках на не очень высоких, но выразительных каблуках.
Она повернулась к бармену, мелькнул приятный профиль, но бог с ним, с профилем. Он смотрел на ее фигуру. Платье было тончайшее, почти прозрачное, и ему показалось, что он видит волшебные ямочки на ее талии – выше попы. А попа была отрисована во всех подробностях, и уже казалось, что это даже не яблоко, а бархатный раздвоенный персик, чуть треснувший от спелости, и там, в глубине нежной расселины, виднелась темная персиковая косточка… Его воображению виднелась, конечно же. Но у него дыхание перехватило и потемнело в глазах.
О, боже, было бы это десять или хотя бы пять лет назад… Он бы что угодно сделал, в лепешку бы расшибся, познакомился бы с ней, увлек бы, обаял, очаровал, забросал подарками, затаскал по ресторанам и театрам, женился бы на ней – и неважно, кто она: продавщица или аспирантка, москвичка или приезжая, умная, нежная и образованная, или тупая холодная дура, наивная или хитрая, верная или блядь, добрая или корыстная – все это неважно, все это чепуха и чушь по сравнению с наслаждением обнимать это тело, знать, что эти ножки, эта талия, эта упоительная попка, эта манящая персиковая косточка – это моё, я обладаю этим и наслаждаюсь обладанием… Пусть она изменяет, пусть она скандалит, пусть она тянет деньги – но она моя, и ради этого я живу. Делай что хочешь, только пускай меня к себе под одеяло каждую ночь.
Кстати, так или примерно так у него уже было. Раза три. Или даже четыре.
Нет, всё!
Он перевел дыхание и вспомнил, что уже год назад твердо усвоил: все это, что таким восторженным вихрем за две секунды пронеслось у него в душе – всё это, ради чего еще несколько лет назад он терпел унижения, моральные пощечины, ссоры с родителями и немалые денежные траты – что вся эта радость обладания восхитительным телом стоит пять тысяч рублей. Самое большее – восемь. Но не десять. А если повезет, то и четыре. Не считая ужина, конечно. Он хмыкнул и подошел к бару – она как раз отошла, держа в руках поднос с чашкой кофе и стаканом холодной воды.
Наверное, он очень громко хмыкнул, даже коротко хохотнул. Поэтому она покосилась на него, а потом, поставив кофе и воду на столик, подняла на него глаза.
Он был в короткой куртке и джинсах, в мягких кожаных туфлях, на плече – недешевая кожаная сумка. Он был очень хорош собой. Светлый шатен, загорелый, с серо-зелеными глазами. Рост не меньше чем метр восемьдесят, но и не сильно больше – то есть высокий, но не громадный, не каланча. Большие красивые руки. Тонкая талия, совершенно плоский живот, узкие бедра, длинные ноги с красивыми лодыжками – это видно было, потому что джинсы были по последней моде чуть коротковаты, а туфли надеты на босу ногу. Он чуть повернулся к стойке бара, и она увидела крутые маленькие спортивные ягодицы, а спереди, в джинсах – целый бугор, с трудом впихнутый – она себе это представила – в тонкие трусики. У нее потемнело в глазах и перехватило дыхание, она представила себе всё это, как оно сначала свисает смуглым крюком, а потом распрямляется и поднимается, на восемь дюймов жадной плоти.
О, боже, было бы это пять лет назад, три года назад! Она бы в лепешку расшиблась, познакомилась бы с ним, обворожила, очаровала, соблазнила бы, привела бы к себе, затащила бы в постель, поселила бы у себя, и неважно, кто это – курьер или бизнесмен, мальчик из хорошей московской семьи или сын алкоголиков из провинции, умный или дурак, добряк или сволочь, трудяга или альфонс ленивый, верный друг или наградит триппером на третью неделю совместной жизни – все это не имеет никакого значения, в сравнении со счастьем ощущать его тело в своем. Знать и чувствовать, что эти серые глаза, смуглое лицо, умелые губы, бесстыдные пальцы, узкие бедра, неустанная плоть – это все мое… Изменяй мне, презирай меня, обворовывай меня, бей меня – но приходи ко мне ночью.
У нее так уже было. Раза три. А если честно, то четыре.
Наверное, хватит?
Она сама над собой засмеялась. Ведь всем этим мечтам-усладам цена – пять тысяч рублей. Ну да, не три копейки. Но ведь даже не сто долларов. Ну, в крайнем случае семь-восемь тысяч. Терпимо. Вполне подъемная сумма. Плюс кофе с пирожными.
- Простите, - он подошел к ней, поставил свой кофе на ее столик. – Можно к вам?
- Отвяжитесь, бога ради, - вздохнула она.
- И вы тоже! – неизвестно почему сказал он.
Оригинал и комментарии
Ренегат от paul-kornev
Если кто не в курсе, то некоторое время назад я завёл раздел на АТ...
Нет, это не призыв всё бросать и бежать туда покупать мои книги.
И нет, это не говорит о том, что в дальнейшем книги нужно покупать именно там.
Это даже не говорит о том, что для меня как автора интересней всего, чтобы покупки шли через этот сайт.
Как говорил уже не раз: если мои книги где-то выставлены на продажу, значит мне это выгодно. Литрес, официальный сайт, Миры Круза, АТ - выбирайте, где удобно покупать именно вам. Ну и про бумагу не забывайте.
К чему я это начал: на АТ идёт выкладка моей новой книги "Ренегат". Для тех, кому интересно, читать по кускам, идите и читайте
P.S. Чтобы два раза не вставать: на Мирах Круза предзаказ тоже будет, но позже
Небесный эфир пронизывает всё сущее, и знающие люди способны прикасаться к нему, сплетать в заклинания, использовать в собственных целях. И отнюдь не всегда – во благо окружающим. Присягнувшие князьям запределья чернокнижники готовы принести в жертву потусторонним владыкам всех и вся, лишь бы только добиться своего.
Выявление отступников из числа учёного люда возложено на Вселенскую комиссию по этике. Филипп Олеандр вон Черен – магистр-расследующий, молодой и амбициозный. Он ритуалист и адепт тайных искусств, но волшебному жезлу предпочитает пару покрытых колдовскими формулами пистолей, а в подручных у него наёмники и бретёры. Филипп не отступается от самых запутанных дел, не боится грязи и крови, ведь у него имеются собственные счёты к чернокнижникам. Впрочем, хватает и скелетов в шкафу. Неспроста же его прозвали Ренегатом…
Выявление отступников из числа учёного люда возложено на Вселенскую комиссию по этике. Филипп Олеандр вон Черен – магистр-расследующий, молодой и амбициозный. Он ритуалист и адепт тайных искусств, но волшебному жезлу предпочитает пару покрытых колдовскими формулами пистолей, а в подручных у него наёмники и бретёры. Филипп не отступается от самых запутанных дел, не боится грязи и крови, ведь у него имеются собственные счёты к чернокнижникам. Впрочем, хватает и скелетов в шкафу. Неспроста же его прозвали Ренегатом…
Оригинал и комментарии
Большая ослиная тайна от nikab
Стоять на солнце жарким июльским днем утомительное занятие. Бегать по кругу тем паче, даже для шкодного малыша или веселого жеребенка, полного неуемных жизненных сил. А когда тебе знаком каждый бугорок, каждая выбоина в асфальте, каждая веточка чахлого тополя подле выгоревшей на солнце кассы и каждый прут кованого забора – впору орать с тоски. Ослица Гертруда наизусть знала маршрут и порой, когда ей становилось особенно скучно, трусила по дорожке, для разнообразия крепко зажмурив глаза. Никто, даже погонщица, улыбчивая размалеванная девица, не обращал внимания на причуды длинноухой трудяги – возит детей и ладно.
Своих разномастных и разноголосых сиюминутных всадников, ослица не без оснований побаивалась. С балованного ребенка станется запустить пальцы в глаз или ноздрю живой игрушке, дернуть за ухо или ткнуть карандашом в бок под одобрительный гогот или робкие протесты родителей. Как-то раз Гертруде даже подсунули камень, запихнутый в булочку – ослица надколола зуб и по сей день жалела, что не успела укусить шутника. Чаще конечно встречались другие малыши – щедрые, добрые и приветливые. Но когда в двадцатый раз за день приходится изображать радость оттого, что человеческий детеныш вытирает об гриву грязные липкие пальцы, терпение может и лопнуть... У кого угодно, кроме белых ослов.
Семейство Гертруды служило в зоопарке без малого сотню лет. Еще прапрадед, упрямый осел Кайзер катал малышню по узким дорожкам парка. Ушастый мудрец с цирковых времен знал грамоту, кое-как научил все потомство различать буквы и складывать их в слова. И под большим секретом передал детям и внукам большую ослиную тайну.
Далеко-далеко отсюда за синим морем на жарком юге есть город Ерушалаим. Живут там добрые люди, строят храмы и растят виноград. Однажды в канун праздника Пасхи в ворота Ерушалаима должен въехать божий сын, мальчик из Вифлеема. Верхом на белой ослице, благословенной из избранных, лучшей из лучших. Когда-то одна ослица уже спасла маму божьего сына, увезла от врагов и согрела своим телом в яслях, за это ее сестра и заслужила награду. Люди встретят божьего сына пальмовыми ветвями, затрубят в трубы и коронуют царем царей. Все ослы с того дня получат свободу – никто больше не принудит гордое племя таскать тяжелые грузы, возить воду и потешать людей, никто не ударит ни палкой, ни сапогом, ни плеткой. А чтобы приблизить чудесный миг, надлежит покорно трудиться изо всех сил. И ни в коем случае не обижать детишек – мало ли кто окажется божьим сыном, и кому из ослиного рода выпадет честь поспешать в безвестный Ерушалаим.
Маленькой Гертруде так понравилась эта сказка, что она изо всех сил старалась скорее вырасти. Хорошо кушала, старательно хрустя сладкой морковкой и нелюбимой брюквой, грелась на солнышке и с завистью поглядывала на взрослых – шесть дней в неделю папа, мама и старший брат возили детей по дорожкам парка с утра до вечера, и лишь по понедельникам отдыхали в стойлах. Вдруг маме повезет, и она пойдет пешком далеко-далеко? А ей, Гертруде, чудес уже не достанется? Нет уж, надо поторопиться!
Когда мама заболела, стала худеть, хромать, а потом не вернулась с работы, Гертруда решила, что она отправилась прямо в Ерушалаим. Отец с братом не стали разубеждать малышку, но сделались понуры, упрямы и шептались о чем-то в дальнем углу стойла. Гертруда подслушала их разговор – старшие думали, что мама больше никогда не вернется. «Неправда! Божий сын, попроси своего папу, пусть произойдет чудо» - попросила Гертруда так громко, что прибежал ночной сторож – разобраться, с чего вдруг осленок ревет как резаный. А выяснив, что причин нет, пребольно огрел скандалистку веником.
Божий сын ли помог или ветеринар в зоопарке знал свое дело, но спустя время маму вернули в загон. Работать она перестала и от хромоты не избавилась, но посетителей развлекать могла и старалась по мере сил – брала из рук яблоки и хлебные корки, неуклюже прыгала, мотала ушастой головой, громко фыркала. Счастливая Гертруда держалась рядом. Она клала морду матери на спину, играла в «утащу сено» и радовалась, что Ерушалаим еще далеко.
Вскоре Гертруду начали выводить на дорожку в выходной день, когда остальные ослы отдыхали от трудов праведных. Ее приучали носить упряжь и седло, тащить пустую тележку, шагать и останавливаться по команде. Служительница Варвара Петровна хорошо обращалась с новой работницей, не подгоняла хлыстом, не наказывала за ошибки, баловала вкусненьким и даже чистила самолично, чтобы белая шерсть Гертруды лоснилась и блестела. Сама служительница выглядела грубой и не слишком опрятной, носы ее больших сапог вечно покрывала корка грязи, а изо рта пахло кислой дрянью. Иногда женщину пошатывало, сильные руки дрожали, а однажды она даже расплакалась, обняв подопечную за шею. Но дело свое Варвара Петровна знала. И ослицу выездила как надо.
Весной на майские праздники Гертруда впервые вышла на круг вместе с отцом и братом. Яркий, веселый солнечный день запомнился ей на всю жизнь. Ослица выглядела прелестно – сверкающая шерсть без единого пятнышка, глянцевые черные копытца, красные и голубые ленты в гриве. Нарядные дети окружили ее, смеясь от восторга, хвалили, гладили, угощали наперебой. Первой всадницей стала чернокудрая пухлая девочка в теплом пальто и красных башмачках, пахнущая печеньем и карамельками. Ее коленки совсем не стискивали бока ослицы, тонкие пальчики легонько трогали шерсть. Гертруда осторожно несла ребенка, медленно переступала ногами, ужасно боясь – вдруг уронит. Но все обошлось, девочка проехала свой круг, и носатый старик осторожно снял ее с седла под умиленные вздохи толстой старухи. Гертруда почувствовала себя счастливой. И охотно подставила спину следующему малышу – пугливому бледнолицему дошколенку.
В первый рабочий день никакого божьего дитя на кругу не оказалось. И в десятый. И в десять раз десятый тоже. Гертруда сбилась со счету, а затем и вовсе перестала мечтать – большая ослиная тайна оказалась морковкой, которую вешают перед мордой, чтобы глупый зверь бежал дальше.
Жизнь трусила своим чередом. Солнечные дни сменялись дождливыми, зимы – веснами, зелень – снегом. Однажды неосторожная Варвара Петровна уснула на скамейке рядом с кассами, на нее долго кричали, потом увели, а на следующий день детскими покатушками занялся неприятный тощий парнишка, один из многих погонщиков. В свой черед исчезла мама – теперь уже насовсем. Папа еще жамкал сено в загоне, но к детишкам больше не выходил. Брата продали в детский лагерь, голуби и вороны иногда приносили от него весточки.
Сама Гертруда оставалась красой и гордостью зоопарка. Она не брыкалась, не показывала характер, не пыталась сбросить даже самых вредных детишек и почти никого не кусала. Малыши обожали белую ослицу и бывало, что годами тянули родителей в зоопарк чуть не каждые выходные – покататься верхом. И погонщики хорошо относились к беспроблемной старательной животине – по крайне мере парнишка, имевший привычку почем зря лупцевать четвероногих трудяг, исчез из зоопарка довольно быстро.
Справляться с работой все еще получалось неплохо. Случалось, что побаливали копыта, ныла спина, становилось труднее часами стоять на пронизывающем ветру или под снегопадом. Но Гертруда бодрилась, громогласно якала, когда погонщица приходила в загон поутру, шутливо прикусывала ее за рукав или пихала в бок мордой. И детишки вправду встречались вполне приятные и фотографироваться с ними, делая умильную морду, ослице нравилось. И даже брюкву с годами получилось распробовать – резкий вкус, спорный, но интересный, разнообразие создает. И не верить в чудеса в зоопарке, где кошка вынянчила дракона, а слоны воспитали мамонта – дохлый номер…
Назойливая муха забралась Гертруде прямо в ноздрю. Ослица чихнула и открыла глаза – июльская жара сморила ее, вогнала в дрему. По счастью солнце уже клонилось к закату – скоро зоопарк закроют до утра, можно будет вернуться в тень, к корыту с водой, душистому сену и прохладному стойлу.
Последний за сегодня всадник, чернокудрый смуглый мальчишка выглядел легким и маленьким для своих лет. Он пытался приподняться в седле, махал рукой, широко улыбался в камеру телефона, переговаривался с загорелой красавицей мамой, мешая знакомые слова с чужими, звонкими и резкими. Погонщица неодобрительно косилась на шалуна, но молчала – клиент всегда прав. Гертруда от скуки вслушивалась в быструю речь – мальчик не местный, явно приехал издалека. А мамаша его явно здешняя и судя по разговору когда-то в детстве сама сидела верхом на прелестной белой ослице… Ай! Ай!
Острый камешек впился в копыто Гертруды у самой стрелки, она споткнулась и припала на передние ноги, чтобы всадник не вылетел из седла. Мальчик уцелел, он легко соскочил со спины. А вот передние коленки ослицы проехались по асфальту, оставляя темные следы и клочки шерсти.
Как больно! Не удержавшись, Гертруда издала хриплый вопль и опустилась набок, чтобы дать ногам передышку. Только б не перелом! Ветеринар в зоопарке хороший, но со сломанной ногой ездовое животное становится бесполезно. С молодым еще повозятся, а лимит старых ослов исчерпан. Дети больше не любят ездить верхом.
Запрокинув голову, Гертруда взревела еще раз от отчаяния – жаль, что ослы не плачут. Ноги жгло, словно раны посыпало солью. Подняться не получилось, погонщица дернула разок-другой за уздечку и убежала куда глаза глядят искать помощи. Чем тут поможешь?
Вода! Холодная вода из бутылки полилась на свежие раны, облегчая страдание. Давешний всадник, чернокудрый взволнованный мальчик извел питье до последней капли, он что-то жалостно бормотал, смывал пыль, пытался отчистить кровь влажными салфетками. Загорелая мама придерживала Гертруде голову, ее тонкие пальцы оказались удивительно сильными. Гертруда глубоко вдохнула, набирая воздух для нового рева –и почувствовала, что боль начинает понемногу слабеть. То ли холодная вода, то ли искренняя забота сделали свое дело.
Сторож Палыч первым поспел на круг, но вмешиваться не стал. Спорить с ветеринаром себе дороже, а посторонняя тетка явно знает, что делает. По любому ослице беда, жаль, хорошая была скотинка.
- Ишь, какие помощнички добрые выискались, - буркнул сторож. – Откель вы такие на мою голову взялись?
- Анахну ми Бейт-Лехем, - ответил мальчишка и вытер рукавом чумазую физиономию. – We are from Bethleem
- Откель-откель? – удивился Палыч – он не знал ни одного языка кроме русского в двух вариантах.
- Из Вифлеема. Ну из Израиля, - пояснила мама. – В гости к семье приехали, захотела показать сыну наш зоопарк.
Мальчик из Вифлеема. Божий сын. Тот самый мальчик. А она разлеглась тут в пыли!!!
Напрягая все силы, Гертруда перекатилась на живот, рванулась, согнула окровавленные колени, кое-как распрямила ноги… И встала. И сделала шаг, потом другой, третий – хрипло дыша, стиснув зубы, но твердо.
Мальчик, всхлипнув, прижался к маме. Сторож Палыч перекрестился и попятился, мятое лицо старика побледнело. Перепуганная погонщица бросилась к Гертруде, вопреки правилам бухнулась в грязь, разглядывая раны – ни кровавого месива ни осколков костей. Обошлось!
Ослицу помыли из шланга, ветеринар Коркия наложил повязки, вколол в мышцу ужасно болючую прививку и настоятельно рекомендовал две недели отпуска и усиленное питание. Погонщица самолично задала питомице свежего сена, порезала и скормила с ладони два яблока, а потом долго гладила влажную белую гриву Гертруды, бормоча ласковую ерунду. Похоже за два лета совместной работы она успела привязаться к ослице.
Старик отец воспринял новость о божьем сыне без особенной радости – поднял голову, вякнул «я» и снова сунул морду в кормушку. Не поверил или не понял? Гертруда не стала разбираться. Ноги все еще ныли, жара и усталость измотали немолодую ослицу. Едва солнце закатилось за горизонт, Гертруда забилась в угол стойла и провалилась в дрему, всхрапывая и брыкаясь во сне. Ей чудилось, что она изо всех сил мчится по узкой горной дороге – с одной стороны отвесная скала, с другой глубокий обрыв и пропасть. Сзади за поворотом визжащие от злости лошади, свирепые всадники в гребнястых шлемах и алых плащах. На спине, уцепившись пальцами в гриву – худенький чернокудрый мальчишка. А впереди в облаке утреннего тумана золотые купола и желтый туф крепостных стен далекого города Ерушалаима…
Своих разномастных и разноголосых сиюминутных всадников, ослица не без оснований побаивалась. С балованного ребенка станется запустить пальцы в глаз или ноздрю живой игрушке, дернуть за ухо или ткнуть карандашом в бок под одобрительный гогот или робкие протесты родителей. Как-то раз Гертруде даже подсунули камень, запихнутый в булочку – ослица надколола зуб и по сей день жалела, что не успела укусить шутника. Чаще конечно встречались другие малыши – щедрые, добрые и приветливые. Но когда в двадцатый раз за день приходится изображать радость оттого, что человеческий детеныш вытирает об гриву грязные липкие пальцы, терпение может и лопнуть... У кого угодно, кроме белых ослов.
Семейство Гертруды служило в зоопарке без малого сотню лет. Еще прапрадед, упрямый осел Кайзер катал малышню по узким дорожкам парка. Ушастый мудрец с цирковых времен знал грамоту, кое-как научил все потомство различать буквы и складывать их в слова. И под большим секретом передал детям и внукам большую ослиную тайну.
Далеко-далеко отсюда за синим морем на жарком юге есть город Ерушалаим. Живут там добрые люди, строят храмы и растят виноград. Однажды в канун праздника Пасхи в ворота Ерушалаима должен въехать божий сын, мальчик из Вифлеема. Верхом на белой ослице, благословенной из избранных, лучшей из лучших. Когда-то одна ослица уже спасла маму божьего сына, увезла от врагов и согрела своим телом в яслях, за это ее сестра и заслужила награду. Люди встретят божьего сына пальмовыми ветвями, затрубят в трубы и коронуют царем царей. Все ослы с того дня получат свободу – никто больше не принудит гордое племя таскать тяжелые грузы, возить воду и потешать людей, никто не ударит ни палкой, ни сапогом, ни плеткой. А чтобы приблизить чудесный миг, надлежит покорно трудиться изо всех сил. И ни в коем случае не обижать детишек – мало ли кто окажется божьим сыном, и кому из ослиного рода выпадет честь поспешать в безвестный Ерушалаим.
Маленькой Гертруде так понравилась эта сказка, что она изо всех сил старалась скорее вырасти. Хорошо кушала, старательно хрустя сладкой морковкой и нелюбимой брюквой, грелась на солнышке и с завистью поглядывала на взрослых – шесть дней в неделю папа, мама и старший брат возили детей по дорожкам парка с утра до вечера, и лишь по понедельникам отдыхали в стойлах. Вдруг маме повезет, и она пойдет пешком далеко-далеко? А ей, Гертруде, чудес уже не достанется? Нет уж, надо поторопиться!
Когда мама заболела, стала худеть, хромать, а потом не вернулась с работы, Гертруда решила, что она отправилась прямо в Ерушалаим. Отец с братом не стали разубеждать малышку, но сделались понуры, упрямы и шептались о чем-то в дальнем углу стойла. Гертруда подслушала их разговор – старшие думали, что мама больше никогда не вернется. «Неправда! Божий сын, попроси своего папу, пусть произойдет чудо» - попросила Гертруда так громко, что прибежал ночной сторож – разобраться, с чего вдруг осленок ревет как резаный. А выяснив, что причин нет, пребольно огрел скандалистку веником.
Божий сын ли помог или ветеринар в зоопарке знал свое дело, но спустя время маму вернули в загон. Работать она перестала и от хромоты не избавилась, но посетителей развлекать могла и старалась по мере сил – брала из рук яблоки и хлебные корки, неуклюже прыгала, мотала ушастой головой, громко фыркала. Счастливая Гертруда держалась рядом. Она клала морду матери на спину, играла в «утащу сено» и радовалась, что Ерушалаим еще далеко.
Вскоре Гертруду начали выводить на дорожку в выходной день, когда остальные ослы отдыхали от трудов праведных. Ее приучали носить упряжь и седло, тащить пустую тележку, шагать и останавливаться по команде. Служительница Варвара Петровна хорошо обращалась с новой работницей, не подгоняла хлыстом, не наказывала за ошибки, баловала вкусненьким и даже чистила самолично, чтобы белая шерсть Гертруды лоснилась и блестела. Сама служительница выглядела грубой и не слишком опрятной, носы ее больших сапог вечно покрывала корка грязи, а изо рта пахло кислой дрянью. Иногда женщину пошатывало, сильные руки дрожали, а однажды она даже расплакалась, обняв подопечную за шею. Но дело свое Варвара Петровна знала. И ослицу выездила как надо.
Весной на майские праздники Гертруда впервые вышла на круг вместе с отцом и братом. Яркий, веселый солнечный день запомнился ей на всю жизнь. Ослица выглядела прелестно – сверкающая шерсть без единого пятнышка, глянцевые черные копытца, красные и голубые ленты в гриве. Нарядные дети окружили ее, смеясь от восторга, хвалили, гладили, угощали наперебой. Первой всадницей стала чернокудрая пухлая девочка в теплом пальто и красных башмачках, пахнущая печеньем и карамельками. Ее коленки совсем не стискивали бока ослицы, тонкие пальчики легонько трогали шерсть. Гертруда осторожно несла ребенка, медленно переступала ногами, ужасно боясь – вдруг уронит. Но все обошлось, девочка проехала свой круг, и носатый старик осторожно снял ее с седла под умиленные вздохи толстой старухи. Гертруда почувствовала себя счастливой. И охотно подставила спину следующему малышу – пугливому бледнолицему дошколенку.
В первый рабочий день никакого божьего дитя на кругу не оказалось. И в десятый. И в десять раз десятый тоже. Гертруда сбилась со счету, а затем и вовсе перестала мечтать – большая ослиная тайна оказалась морковкой, которую вешают перед мордой, чтобы глупый зверь бежал дальше.
Жизнь трусила своим чередом. Солнечные дни сменялись дождливыми, зимы – веснами, зелень – снегом. Однажды неосторожная Варвара Петровна уснула на скамейке рядом с кассами, на нее долго кричали, потом увели, а на следующий день детскими покатушками занялся неприятный тощий парнишка, один из многих погонщиков. В свой черед исчезла мама – теперь уже насовсем. Папа еще жамкал сено в загоне, но к детишкам больше не выходил. Брата продали в детский лагерь, голуби и вороны иногда приносили от него весточки.
Сама Гертруда оставалась красой и гордостью зоопарка. Она не брыкалась, не показывала характер, не пыталась сбросить даже самых вредных детишек и почти никого не кусала. Малыши обожали белую ослицу и бывало, что годами тянули родителей в зоопарк чуть не каждые выходные – покататься верхом. И погонщики хорошо относились к беспроблемной старательной животине – по крайне мере парнишка, имевший привычку почем зря лупцевать четвероногих трудяг, исчез из зоопарка довольно быстро.
Справляться с работой все еще получалось неплохо. Случалось, что побаливали копыта, ныла спина, становилось труднее часами стоять на пронизывающем ветру или под снегопадом. Но Гертруда бодрилась, громогласно якала, когда погонщица приходила в загон поутру, шутливо прикусывала ее за рукав или пихала в бок мордой. И детишки вправду встречались вполне приятные и фотографироваться с ними, делая умильную морду, ослице нравилось. И даже брюкву с годами получилось распробовать – резкий вкус, спорный, но интересный, разнообразие создает. И не верить в чудеса в зоопарке, где кошка вынянчила дракона, а слоны воспитали мамонта – дохлый номер…
Назойливая муха забралась Гертруде прямо в ноздрю. Ослица чихнула и открыла глаза – июльская жара сморила ее, вогнала в дрему. По счастью солнце уже клонилось к закату – скоро зоопарк закроют до утра, можно будет вернуться в тень, к корыту с водой, душистому сену и прохладному стойлу.
Последний за сегодня всадник, чернокудрый смуглый мальчишка выглядел легким и маленьким для своих лет. Он пытался приподняться в седле, махал рукой, широко улыбался в камеру телефона, переговаривался с загорелой красавицей мамой, мешая знакомые слова с чужими, звонкими и резкими. Погонщица неодобрительно косилась на шалуна, но молчала – клиент всегда прав. Гертруда от скуки вслушивалась в быструю речь – мальчик не местный, явно приехал издалека. А мамаша его явно здешняя и судя по разговору когда-то в детстве сама сидела верхом на прелестной белой ослице… Ай! Ай!
Острый камешек впился в копыто Гертруды у самой стрелки, она споткнулась и припала на передние ноги, чтобы всадник не вылетел из седла. Мальчик уцелел, он легко соскочил со спины. А вот передние коленки ослицы проехались по асфальту, оставляя темные следы и клочки шерсти.
Как больно! Не удержавшись, Гертруда издала хриплый вопль и опустилась набок, чтобы дать ногам передышку. Только б не перелом! Ветеринар в зоопарке хороший, но со сломанной ногой ездовое животное становится бесполезно. С молодым еще повозятся, а лимит старых ослов исчерпан. Дети больше не любят ездить верхом.
Запрокинув голову, Гертруда взревела еще раз от отчаяния – жаль, что ослы не плачут. Ноги жгло, словно раны посыпало солью. Подняться не получилось, погонщица дернула разок-другой за уздечку и убежала куда глаза глядят искать помощи. Чем тут поможешь?
Вода! Холодная вода из бутылки полилась на свежие раны, облегчая страдание. Давешний всадник, чернокудрый взволнованный мальчик извел питье до последней капли, он что-то жалостно бормотал, смывал пыль, пытался отчистить кровь влажными салфетками. Загорелая мама придерживала Гертруде голову, ее тонкие пальцы оказались удивительно сильными. Гертруда глубоко вдохнула, набирая воздух для нового рева –и почувствовала, что боль начинает понемногу слабеть. То ли холодная вода, то ли искренняя забота сделали свое дело.
Сторож Палыч первым поспел на круг, но вмешиваться не стал. Спорить с ветеринаром себе дороже, а посторонняя тетка явно знает, что делает. По любому ослице беда, жаль, хорошая была скотинка.
- Ишь, какие помощнички добрые выискались, - буркнул сторож. – Откель вы такие на мою голову взялись?
- Анахну ми Бейт-Лехем, - ответил мальчишка и вытер рукавом чумазую физиономию. – We are from Bethleem
- Откель-откель? – удивился Палыч – он не знал ни одного языка кроме русского в двух вариантах.
- Из Вифлеема. Ну из Израиля, - пояснила мама. – В гости к семье приехали, захотела показать сыну наш зоопарк.
Мальчик из Вифлеема. Божий сын. Тот самый мальчик. А она разлеглась тут в пыли!!!
Напрягая все силы, Гертруда перекатилась на живот, рванулась, согнула окровавленные колени, кое-как распрямила ноги… И встала. И сделала шаг, потом другой, третий – хрипло дыша, стиснув зубы, но твердо.
Мальчик, всхлипнув, прижался к маме. Сторож Палыч перекрестился и попятился, мятое лицо старика побледнело. Перепуганная погонщица бросилась к Гертруде, вопреки правилам бухнулась в грязь, разглядывая раны – ни кровавого месива ни осколков костей. Обошлось!
Ослицу помыли из шланга, ветеринар Коркия наложил повязки, вколол в мышцу ужасно болючую прививку и настоятельно рекомендовал две недели отпуска и усиленное питание. Погонщица самолично задала питомице свежего сена, порезала и скормила с ладони два яблока, а потом долго гладила влажную белую гриву Гертруды, бормоча ласковую ерунду. Похоже за два лета совместной работы она успела привязаться к ослице.
Старик отец воспринял новость о божьем сыне без особенной радости – поднял голову, вякнул «я» и снова сунул морду в кормушку. Не поверил или не понял? Гертруда не стала разбираться. Ноги все еще ныли, жара и усталость измотали немолодую ослицу. Едва солнце закатилось за горизонт, Гертруда забилась в угол стойла и провалилась в дрему, всхрапывая и брыкаясь во сне. Ей чудилось, что она изо всех сил мчится по узкой горной дороге – с одной стороны отвесная скала, с другой глубокий обрыв и пропасть. Сзади за поворотом визжащие от злости лошади, свирепые всадники в гребнястых шлемах и алых плащах. На спине, уцепившись пальцами в гриву – худенький чернокудрый мальчишка. А впереди в облаке утреннего тумана золотые купола и желтый туф крепостных стен далекого города Ерушалаима…
Оригинал и комментарии
гороскопическое от bakluzhino
Ну, подумаешь, свинищи
ожидается наезд!
Помолитесь — и две тыщи
девятнадцатый не съест.
ожидается наезд!
Помолитесь — и две тыщи
девятнадцатый не съест.
Оригинал и комментарии
И о планах на будущее от nikab
Следующий год - первый за много-много, когда я не хочу ничего для себя планировать. Тому, кто сверху, виднее куда меня направить и как мною распорядиться. Послужить как известно я всегда готова, но понятия не имею, куда и каким образом меня призовут.
Оригинал и комментарии
И если подводить итоги уходящего года от nikab
Я скажу, что уходит не самый легкий из моих лет, не самый полный и не самый счастливый.
Я начала роман и не закончила его. Я начала повесть и остановилась на двух третях. Я встретила мужчину, которого искала всю жизнь - фэа прекрасней мне не встречалось за сорок четыре года - и оказалась ему неинтересна. Меня перестали публиковать в издательствах - один-единственный рассказ в коллективном сборнике и ни разу не через фантастику. Я вылетела из проекта, где могла хорошо опубликоваться причем не по своей вине. Я узнала, что по закону мой дом скорее всего вообще нельзя оформить. Я узнала что на свете существуют люди, оправдывающие педофилию и сутенерство, и с некоторыми из этих людей я делила кров и стол. Я существенно испортила себе здоровье и во второй раз в жизни чуть не умерла. Я вообще никак не отметила день рождения - без подарков и без гостей. Я потеряла лучшую в жизни кошку. Я потеряла самого близкого друга и еще несколько значимых людей. Я продолбала Никафест - нынешний был худшим из серии. Наконец, я сломала камеру, протратила любимый казан, палатку, новый рюкзак и разбила любимый чайник... Составила список и поняла плюс-минус, отчего мне под конец года так э... нелегко, скажем вежливо.
Но зато. Я перевыпустила "Сказки с крыш" (хочу, хочу вторую половину тиража!) и получила на них фантастическую по красоте рецензию и кучу хороших отзывов. Я выпустила "Песни для короля ящериц" и у меня есть итог десяти лет работы. Я написала "Сердце осы" и "Каприз погоды" и кучу сказок и двадцать шесть стихов. У меня была Армения и Ереван и Арарат и тетя Джуля. И победа народа - бескровная чистая революция и лепестки роз под ногами. У меня были Квамманга и Асана, полтора месяца в лесу с великолепной командой замечательных, искренних, сильных и мудрых людей. У меня были сказки в чайной, монахи на кухне, кришнаиты, признавшие что "Радха тебя любит" и наверное лучшая кухня из всех, которые я ставила. У меня был божественный Ави Адир и контемпорари дэнс на его концерте. У меня были долгие яблочные дни в Лаки и чудо дерева, усеянного плодами. Мои сказки - и с крыш и не с крыш пришлись весьма ко двору в группе "Городских сказок", ТГЛ будет делать аудиосерию сказок с крыш, а бесценный мой Лучик - другую серию. У меня были дреды, о которых я столько лет мечтала. У меня были концерты в Москве (спасибо, друзья, которые это устроили). У меня появилась названая дочка и я ее люблю. Я упрямо и настойчиво делаю сурью намаскар каждый день. Я стала фотографировать ан масс приемлемо. Я купалась в октябрьском солнце и была счастлива всем сердцем. Я нашла новый дом с печкой и огромными потолками, собирала виноград в своем дворе. И даже какое-то время ощущала себя любимой - иллюзия, но сладостная иллюзия. И гуляла по сказочному солнцу Москвы. И плескалась в октябрьской Лиске. И танцевала вволю. И научилась сдерживать эмоции, если это нужно. И помирилась с лучшими друзьями и не потеряла их, хотя прилагала усилия. И даже пара мелких премий где-то была :) И ценнейший опыт - два с половиной месяца, друзья мои, я жила без работы, буквально попущением божьим. И бог попустил - не скажу, что месяцы были легкими, но ни голодать, ни лезть в долги не пришлось.
Примерно так :) Надеюсь более никаких сюрпризов уходящий год мне не преподнесет.
Я начала роман и не закончила его. Я начала повесть и остановилась на двух третях. Я встретила мужчину, которого искала всю жизнь - фэа прекрасней мне не встречалось за сорок четыре года - и оказалась ему неинтересна. Меня перестали публиковать в издательствах - один-единственный рассказ в коллективном сборнике и ни разу не через фантастику. Я вылетела из проекта, где могла хорошо опубликоваться причем не по своей вине. Я узнала, что по закону мой дом скорее всего вообще нельзя оформить. Я узнала что на свете существуют люди, оправдывающие педофилию и сутенерство, и с некоторыми из этих людей я делила кров и стол. Я существенно испортила себе здоровье и во второй раз в жизни чуть не умерла. Я вообще никак не отметила день рождения - без подарков и без гостей. Я потеряла лучшую в жизни кошку. Я потеряла самого близкого друга и еще несколько значимых людей. Я продолбала Никафест - нынешний был худшим из серии. Наконец, я сломала камеру, протратила любимый казан, палатку, новый рюкзак и разбила любимый чайник... Составила список и поняла плюс-минус, отчего мне под конец года так э... нелегко, скажем вежливо.
Но зато. Я перевыпустила "Сказки с крыш" (хочу, хочу вторую половину тиража!) и получила на них фантастическую по красоте рецензию и кучу хороших отзывов. Я выпустила "Песни для короля ящериц" и у меня есть итог десяти лет работы. Я написала "Сердце осы" и "Каприз погоды" и кучу сказок и двадцать шесть стихов. У меня была Армения и Ереван и Арарат и тетя Джуля. И победа народа - бескровная чистая революция и лепестки роз под ногами. У меня были Квамманга и Асана, полтора месяца в лесу с великолепной командой замечательных, искренних, сильных и мудрых людей. У меня были сказки в чайной, монахи на кухне, кришнаиты, признавшие что "Радха тебя любит" и наверное лучшая кухня из всех, которые я ставила. У меня был божественный Ави Адир и контемпорари дэнс на его концерте. У меня были долгие яблочные дни в Лаки и чудо дерева, усеянного плодами. Мои сказки - и с крыш и не с крыш пришлись весьма ко двору в группе "Городских сказок", ТГЛ будет делать аудиосерию сказок с крыш, а бесценный мой Лучик - другую серию. У меня были дреды, о которых я столько лет мечтала. У меня были концерты в Москве (спасибо, друзья, которые это устроили). У меня появилась названая дочка и я ее люблю. Я упрямо и настойчиво делаю сурью намаскар каждый день. Я стала фотографировать ан масс приемлемо. Я купалась в октябрьском солнце и была счастлива всем сердцем. Я нашла новый дом с печкой и огромными потолками, собирала виноград в своем дворе. И даже какое-то время ощущала себя любимой - иллюзия, но сладостная иллюзия. И гуляла по сказочному солнцу Москвы. И плескалась в октябрьской Лиске. И танцевала вволю. И научилась сдерживать эмоции, если это нужно. И помирилась с лучшими друзьями и не потеряла их, хотя прилагала усилия. И даже пара мелких премий где-то была :) И ценнейший опыт - два с половиной месяца, друзья мои, я жила без работы, буквально попущением божьим. И бог попустил - не скажу, что месяцы были легкими, но ни голодать, ни лезть в долги не пришлось.
Примерно так :) Надеюсь более никаких сюрпризов уходящий год мне не преподнесет.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Посмотрел фильм "Коллеги". Василий Лановой, Василий Ливанов, Олег Анофриев. Юные! По ранней, насквозь советской, повести Василия Аксёнова.
В советских фильмах аномально много курили. Герои курят весь фильм. В коридорах административных зданий, на заседаниях, в кабинетах. Сейчас таким странным кажется это. А ведь ещё десять лет назад, пять лет назад курили сами везде.
А ещё у отрицательного героя (заведующий складом, вор) - украинская фамилия.
Частая, на самом деле, история в советской прозе (в советском кино).
Ещё один довод всем "замайданцам": в пользу того, что москали всегда гнобили истинных украинцев. Дарю.
Василий Аксёнов, на самом деле, при всём своём антисоветизме, был тот ещё империалист и ксенофоб. Во время "чеченской" - он чётко встал на сторону федералов, в отличие от "окуджав". Весь прогрессивный мир ошалел от такого поведения "Васи".
Какова сегодня его была бы его позиция лично мне совершенно очевидно. (Точно такая же как у его друга Александра Абрамовича Кабакова). Как Митька Ольшанский доказывал бы, что Украину создали Сталин с Лениным, и всё такое.
Но настаивать не стану на своей правоте.
Я Аксёнова застал живого и здорового. Крупный был дядька, харизматичный.
За одним столом сидел я с Войновичем, Аксёновым, Маканиным. А уже - история.
Всё быстро.
В советских фильмах аномально много курили. Герои курят весь фильм. В коридорах административных зданий, на заседаниях, в кабинетах. Сейчас таким странным кажется это. А ведь ещё десять лет назад, пять лет назад курили сами везде.
А ещё у отрицательного героя (заведующий складом, вор) - украинская фамилия.
Частая, на самом деле, история в советской прозе (в советском кино).
Ещё один довод всем "замайданцам": в пользу того, что москали всегда гнобили истинных украинцев. Дарю.
Василий Аксёнов, на самом деле, при всём своём антисоветизме, был тот ещё империалист и ксенофоб. Во время "чеченской" - он чётко встал на сторону федералов, в отличие от "окуджав". Весь прогрессивный мир ошалел от такого поведения "Васи".
Какова сегодня его была бы его позиция лично мне совершенно очевидно. (Точно такая же как у его друга Александра Абрамовича Кабакова). Как Митька Ольшанский доказывал бы, что Украину создали Сталин с Лениным, и всё такое.
Но настаивать не стану на своей правоте.
Я Аксёнова застал живого и здорового. Крупный был дядька, харизматичный.
За одним столом сидел я с Войновичем, Аксёновым, Маканиным. А уже - история.
Всё быстро.
Оригинал и комментарии
от prilepin
Был на суде над Олегом Сорокиным.
Судье 29 лет. Когда ей адвокаты говорят, что она, э-э, не совсем права - улыбается.
Такая показательная улыбка.
Где-то я уже встречал эту улыбку.
Сорокин под арестом уже год. Время несётся. Здесь несётся, у него, думаю, нет.
Даже стороннему наблюдателю, в данном случае - мне, всё сильнее кажется, что ничего сложного в расследовании дела нет.
Любой нижегородец так или иначе с информацией по делу Сорокину сталкивался сто раз.
По обоим эпизодам в основе обвинения та же самая инфа, что была многократно (с 2004 года!) обмусолена в медиа: дело Садекова, и всё то, что Новоселов излагает с конца апреля 2004-го.
Информация старая, а суд всё равно не очень готов оказался.
За год не ознакомили Сорокина с несколькими томами - из восьмидесяти томов дела. В итоге судья объявляла перерыв в заседании и давала два дня, чтобы подсудимому показали тома, которые он в глаза не видел.
Подсудимым не показали вещдоки, а это, на всякий случай, диски с записями прослушки телефонных и нетелефонных разговоров фигурантов, причем на эти разговоры ссылается обвинение.
Много удивительного, много. По фактам, которые в течение 14 лет излагает Новоселов, ему много раз отказывали в возбуждении уголовного дела. Прокуратура отказывала. И еще шла в суд, куда Новоселов обжаловал отказ, и там отстаивала свою правоту. И успешно отстаивала. Сейчас позиция прокуратуры развернулась на 180 градусов, хотя никаких новых фактов не появилось.
Короче, вот что.
Если хотят доказать вину Сорокина, пусть белые нитки уберут, и спокойно доказывают вину.
А не так, как сейчас доказывают.
Адвокаты предложили меня сегодня в качестве общественного защитника. Видели бы вы сторону обвинения!
Мне кажется, у них цвет лица изменился.
Отказали, конечно.
Ну, я всё равно буду присматривать за делом.
Помню, двадцать лет назад я года полтора работал криминальным репортёром.
В том же зале, где судят Сорокина, просидел десятки часов. Чувствовал себя Гиляровским.
Какая-то вторая молодость началась.
То бесконечные высылки ополченцев на Украину, то веерные запреты рэп-концертов, то другоросса Сашу Аверина
усадили на три года - и всё это без перерыва: политические активисты, театральные режиссёры, сепаратисты, градоначальники, кто следующий.
Как будто страна не совсем понимает, что она такое: такое вот ощущение.
Судье 29 лет. Когда ей адвокаты говорят, что она, э-э, не совсем права - улыбается.
Такая показательная улыбка.
Где-то я уже встречал эту улыбку.
Сорокин под арестом уже год. Время несётся. Здесь несётся, у него, думаю, нет.
Даже стороннему наблюдателю, в данном случае - мне, всё сильнее кажется, что ничего сложного в расследовании дела нет.
Любой нижегородец так или иначе с информацией по делу Сорокину сталкивался сто раз.
По обоим эпизодам в основе обвинения та же самая инфа, что была многократно (с 2004 года!) обмусолена в медиа: дело Садекова, и всё то, что Новоселов излагает с конца апреля 2004-го.
Информация старая, а суд всё равно не очень готов оказался.
За год не ознакомили Сорокина с несколькими томами - из восьмидесяти томов дела. В итоге судья объявляла перерыв в заседании и давала два дня, чтобы подсудимому показали тома, которые он в глаза не видел.
Подсудимым не показали вещдоки, а это, на всякий случай, диски с записями прослушки телефонных и нетелефонных разговоров фигурантов, причем на эти разговоры ссылается обвинение.
Много удивительного, много. По фактам, которые в течение 14 лет излагает Новоселов, ему много раз отказывали в возбуждении уголовного дела. Прокуратура отказывала. И еще шла в суд, куда Новоселов обжаловал отказ, и там отстаивала свою правоту. И успешно отстаивала. Сейчас позиция прокуратуры развернулась на 180 градусов, хотя никаких новых фактов не появилось.
Короче, вот что.
Если хотят доказать вину Сорокина, пусть белые нитки уберут, и спокойно доказывают вину.
А не так, как сейчас доказывают.
Адвокаты предложили меня сегодня в качестве общественного защитника. Видели бы вы сторону обвинения!
Мне кажется, у них цвет лица изменился.
Отказали, конечно.
Ну, я всё равно буду присматривать за делом.
Помню, двадцать лет назад я года полтора работал криминальным репортёром.
В том же зале, где судят Сорокина, просидел десятки часов. Чувствовал себя Гиляровским.
Какая-то вторая молодость началась.
То бесконечные высылки ополченцев на Украину, то веерные запреты рэп-концертов, то другоросса Сашу Аверина
усадили на три года - и всё это без перерыва: политические активисты, театральные режиссёры, сепаратисты, градоначальники, кто следующий.
Как будто страна не совсем понимает, что она такое: такое вот ощущение.
Оригинал и комментарии
Небесный эфир: текущее от paul-kornev
По предварительной информации "Ренегат" выйдет в середине февраля (электронка и аудио на две недели позже), а пока могу сообщить, что понемногу начинается работа над второй частью, получившей название "Ритуалист".
Без новых персонажей, разумеется, не обойдётся и фотографию для визуализации одного - точнее, одной - из них я как-то сразу отыскал в интернете.
Фрейлейн Марта, ведьма (на фото модель Эбби Ли)
http://pavel-kornev.ru/blog/1099-renegat.html
Оригинал и комментарии
"Звездная пирамида" (8) от lemming-drover
Глава 5. Ипат Шкворень, фермер
Эй, ушастые! А ну, марш в загон! Давай-давай!..
Хлопнул бич. Но вот странность: Ипат Шкворень не держал в руках никакого бича. Откуда же хлопок?.. Но кенгуролики тяжеловесно заскакали по направлению к воротам загона. Набив животы на пастбище, они были настроены благодушно и слушались хозяина сразу. Им, сытым канальям, было просто лень проявлять норов.
"И охота тебе возиться с этими лопоухими?" – дивились соседи. Кое-какой резон в их словах был. Во всем уезде лишь один Ипат держал крупный скот. Гораздо проще засеять поле, собрать урожай, оставить сколько надо на семена и прокорм семьи, а излишки, благо город рядом, обменять на инвентарь, удобрения, домашнюю утварь и прочее. В том числе и на мясо – самое обыкновенное, выращенное на биоферме в большом баке. Вполне приемлемое мясо, ничуть не хуже слонины. Хвост кенгуролика, конечно, вкуснее, но не настолько же, чтобы платить за него втрое!
Словом, практичные соседи считали Ипата Шкворня чудаком. Пожалуй, так оно и было. Ипат просто любил кенгуроликов, эту древнюю помесь, порожденную беспокойными предками в попытках вывести универсальный скот для землеподобных планет. Умели же когда-то! Много чего намудрили люди в древние времена, и кое-что прижилось. А нынче не мудрят. Некому мудрить. Правду говорят старейшины: Золотой век остался в прошлом. Серебряный, впрочем, тоже...
Кто-то толкнул Ипата в бок. Да что же это такое, а?..
Морщась от тупой боли под черепной крышкой, Ипат завертел головой и осознал, что находится в помещении. Ага... Угу... Значит, ненароком задремал и видел сон. Ничего страшного. Бывает.
– Заснул, дядя? Двигайся. Ты следующий. – Ипата снова пихнули.
Следующий?.. Куда следующий?..
Кажется, он произнес эти слова вслух.
– Судиться, дядя, – хихикнул тощий оборванный мальчишка, устроившийся на скамье слева от Ипата. А справа уже никого не было – была там дверь, и возле нее скучал охранник. Двое точно таких же торчали у входной двери.
Вот оно что. Суд архистарейшин. Ой, мамочки...
Теперь Ипат вспомнил. Нет, вчера он никого не убил – этого еще не хватало! Но зашиб соседа крепко. Тот, по мнению Ипата, был сам виноват. Если не хочешь, чтобы чужой скот чинил потравы, – огораживай поле! За кенгуроликами ведь не уследишь – прыгучая скотинка, да и свежую зелень любит.
Вообще-то Ипат собирался уладить дело по-доброму. Ну, заплатил бы немного за потраву, подсобил бы соседу в хозяйстве – вот и забыта ссора. Дело-то житейское. С соседями надо жить в мире. Но вчера обоих по пьяному делу бес попутал – слово за слово, ну и вышла драка. Одолел Ипат. Крепко намял бока соседушке. Казалось бы, ну и что с того? Назавтра выставил бы потерпевшему бутыль настойки – глядишь и помирились бы. Свои ведь люди.
Выходит, сосед нажаловался старосте. Вот гад! Не будет ему теперь никакой настойки!
Да, но почему суд архистарейшин? Мелкие дела о побоях и потравах завсегда разбирает деревенский староста, а тут глянь-ко! – доставили аж в самые Пупыри...
Неприятная мысль поразила Ипата: вдруг все-таки убил? Мнилось: максимум сломал недругу ребро-другое. Но убийство?!
Вспомнилось: сосед уковылял кое-как, но все же на своих ногах. А вдруг приковылял домой, лег на лавку да и помер от побоев?..
За убийство – страшная кара. Даже не каторга – хуже. Изгнание в пустыню, в Дурные земли, откуда не возвращаются. Велика планета, да только мало на ней мест, где работящий человек может прокормиться. Если воспарить мыслью в неведомые выси и оттуда окинуть взором материки и океаны Зяби, картина выйдет безотрадная и даже пугающая. Обжитые места протянулись широкой неровной полосой по самому крупному материку и служат домом родным для нескольких миллионов человек. А вокруг – пустыни. Холодные на севере, жаркие на юге, но равно неплодородные, выжженные древними войнами. Грунт, спекшийся в черное стекло. Пыль, которая медленно убивает. Мало воды, да и та отравленная. Руины забытых городов – обожженные, оплавленные, опасные. Странные несъедобные растения, каких нигде больше нет. Голод и смерть.
Неужели сосед помер, а он, Ипат Шкворень, – убийца?!
Тогда конец.
– Не знаешь, за какой грех меня судить будут? – тихонько поинтересовался Ипат у мальчишки.
Тот даже присвистнул, за что удостоился мрачного взгляда охранника.
– Ну ты даешь, дядя! Забыл? В стельку был, что ли? Ни бум-бум?
Непочтительность к старшим исстари почиталась на Зяби за порок. Но вместо того чтобы оттаскать нахального щенка за уши, Ипат лишь молча кивнул, боясь услышать самое страшное.
– А мне почем знать, дядя, – ответствовал мальчишка. – У меня тут свой интерес, у тебя – свой. Да не шибко-то и любопытно.
– А ты что натворил? – спросил Ипат.
– Я-то? – Мальчишка откинулся на спинку скамьи и беззвучно засмеялся, показав мелкие зубы. – Я, дядя, сирота, брожу по свету.
– И давно бродишь?
– Сколько себя помню.
– Неужто нравится? – простодушно удивился Ипат.
– Ага. Ловят только. Как поймают, так и тащат в воспитательный дом какой-нибудь – фермера из меня делать. Пахать учили, сеять... Не по мне это. Мне бы где при фабрике пристроиться, меня к технике тянет, а у фермера какая техника? Жатка да молотилка. Скучно. Ну, я и в бега.
– Надрать бы тебе задницу, – сердито сказал Ипат.
– А то не драли, что ли?
– Постой-постой... – Ипат озадаченно почесал лоб. – Если тебя взяли за бродяжничество, то почему сразу на суд к архистарейшинам? Из-за такой малости...
– Ну, малось там, не малость... – Мальчишка вдруг прыснул. – Так, пошалил немного... Угнал механическую повозку – покататься. Я, дядя, скорость люблю. За это и попал в Пупыри из Земноводска.
Ипату показалось, что он ослышался.
– Из самого Земноводска? Тебя привезли из Земноводска на суд архистарейшин за угон повозки? Тамошние старейшины не разобрались, что ли? Ты сказок-то мне не рассказывай, молоко еще не обсохло...
– Не веришь – ну и не надо, – сказал мальчишка и отвернулся, презрительно дернув плечом. Однако спустя небольшое время повернулся к Ипату вновь. – Эй, дядя! Ты хоть знаешь, что на прошлой неделе на Зябь прилетел космический торговец?
– Ну, знаю, – буркнул Ипат. – Он и сейчас тут. И что?
– Он не торговец.
– Почему?
– Это ты у него спроси, почему. Просто не торговец.
– А кто?
– Толком не знаю, – малость помявшись, сознался мальчишка. – Но тут дела не торговые, это точно. Архистарейшины что-то затеяли. Понял, нет?
– Ну? – спросил Ипат.
– Не нукай, не запряг, – нахально ответил малец, явно напрашиваясь на затрещину. – Хочешь знать, почему я не убег с этапа?
– Потому что не смог.
– Гулкий ты, дядя! Как дерево. Да я на самом-то деле и утек, а потом покумекал и вернулся. Меня ж на полицейской механической повозке везли, а она возьми да и сломайся на полдороге. Кто ее чинил, по-твоему? Я и чинил. Сто раз мог смыться, а не стал. Скажу больше, только это секрет: полицейские меня потом не запирали и даже дали порулить – поняли, что не сбегу. Почему – знаешь?
«Не больно-то интересно», – хотелось пробурчать Ипату, однако любопытство пересилило.
– Почему?
– Потому что докумекал: тут что-то затевается. Из разговоров понял. Во-первых, что-то насчет инопланетной техники. Во-вторых, архистарейшинам на это дело нужны люди. В-третьих, кто попало не годится. В-четвертых, дело это непривычное и, возможно, опасное. Добровольцев не будет, хоть обойди всю Зябь, вот разве только я один. В-пятых, насчет меня из Пупырей в Земноводск пришла телеграмма. Все сходится. Я нужен архистарейшинам. Может, и ты, дядя, им приглянулся, даром что дерево-деревом, а?
Ипат открыл уже рот, намереваясь поставить наглого шкета на место, но тут распахнулась дверь справа и чей-то сонный голос из глубин помещения за дверью возвестил: "Следующий!"
И малолетний покоенарушитель немедленно вылетел из головы Ипата Шкворня. Хуже всего было то, что, вылетая, он привел мысли Ипата в полный беспорядок. Как теперь оправдываться перед судом?
Ипат тяжко вздохнул. Затем поднялся с лавки и, чувствуя в ногах противную деревянность, вошел в зал суда.
Оригинал и комментарии
Романтическое признание от nikab
Прекрасно... если это продолжение чудного дня. Который начался с того, что милашка Гермес пометил мне куртку и обнаружила я это только в цивильнейшем кафе "Блэк энд вайт", куда я явилась, чтобы продолбать назначенную встречу - мне хотели подарить колоду Таро, а я опоздала на полчаса. Затем выяснилось, что во всем городе, артикль и артикль, я не могу отправить посылки с книжками, потому что на почте России артикль три раза, нет конвертов и упаковок. И все остальное сегодня проистекало примерно так же и о романтике я мечтала как невеста о прыщах на голове перед свадьбой.
Ноет котик, ноет кротик, ноет мать его так в небе самолетик... Фантастическая концентрация фантастической ерунды.
Ноет котик, ноет кротик, ноет мать его так в небе самолетик... Фантастическая концентрация фантастической ерунды.
Оригинал и комментарии
от prilepin
В Нижнем продолжается суд над Олегом Сорокиным.
Судья отказала младшему сыну Сорокина в свидании с отцом.
Сделано это было, как сам Сорокин совершенно обоснованно заметил, в «иезуитской форме».
Он рассказывает: «Сначала судья сказала, чтобы сын приехал и лично подал заявление. Парень приехал из-за границы, где он учится, чтобы навестить отца перед Новым годом, пришел и получил отказ. Чем мальчишка виноват? Зачем такая неоправданная жестокость?»
И далее продолжает: «Всем понято, что это форма давления. Была договоренность: я и мой старший сын Никита слагаем полномочия депутатов ОЗС – за это мне дают свидания с младшим сыном. Теперь эта договоренность не выполняется. Суд говорит, что это была договоренность со следствием, а «мы ее знать не знаем»».
Что тут сказать.
Нет, я всё понимаю: политика, экономика, «пришло наше время», всё такое.
Но вот так-то зачем?
Ну, ей-Богу. Нравится вам Сорокин – не нравится, это никакого значения не имеет. Считаете вы, что он вас в чём-то обокрал – на здоровье (его, кстати, не за это судят). Но я так и не понял: а зачем с сыном-то так?
Вот судья, ей 29 лет, она женщина. И она подобным образом себя ведёт. Зачем?
Я детей Сорокина видел однажды, но наблюдал, правда, в течение нескольких часов. У меня своих четверо (от одной жены) – у него трое (от одной жены) – я к тому, что у меня есть кое-какой опыт наблюдения за детьми. На меня подействовало тогда, что все трое вели себя просто безупречно. Старшие сыновья сидели со взрослыми за столом и лично мне показались весьма разумными, собранными и дельными. Точно не набаловками и не - как это раньше называлось (сейчас – не знаю) - мажорами.
И вот пацан ехал издалека. На Новый год повидаться с отцом. Пацану заранее сказали: дали добро на свидание, всё получится.
Он надеялся.
Приехал, ему говорят: иди отсюда.
Нормально?
Мне кажется, что-то дурное происходит сейчас. Только мне так кажется?
Судья отказала младшему сыну Сорокина в свидании с отцом.
Сделано это было, как сам Сорокин совершенно обоснованно заметил, в «иезуитской форме».
Он рассказывает: «Сначала судья сказала, чтобы сын приехал и лично подал заявление. Парень приехал из-за границы, где он учится, чтобы навестить отца перед Новым годом, пришел и получил отказ. Чем мальчишка виноват? Зачем такая неоправданная жестокость?»
И далее продолжает: «Всем понято, что это форма давления. Была договоренность: я и мой старший сын Никита слагаем полномочия депутатов ОЗС – за это мне дают свидания с младшим сыном. Теперь эта договоренность не выполняется. Суд говорит, что это была договоренность со следствием, а «мы ее знать не знаем»».
Что тут сказать.
Нет, я всё понимаю: политика, экономика, «пришло наше время», всё такое.
Но вот так-то зачем?
Ну, ей-Богу. Нравится вам Сорокин – не нравится, это никакого значения не имеет. Считаете вы, что он вас в чём-то обокрал – на здоровье (его, кстати, не за это судят). Но я так и не понял: а зачем с сыном-то так?
Вот судья, ей 29 лет, она женщина. И она подобным образом себя ведёт. Зачем?
Я детей Сорокина видел однажды, но наблюдал, правда, в течение нескольких часов. У меня своих четверо (от одной жены) – у него трое (от одной жены) – я к тому, что у меня есть кое-какой опыт наблюдения за детьми. На меня подействовало тогда, что все трое вели себя просто безупречно. Старшие сыновья сидели со взрослыми за столом и лично мне показались весьма разумными, собранными и дельными. Точно не набаловками и не - как это раньше называлось (сейчас – не знаю) - мажорами.
И вот пацан ехал издалека. На Новый год повидаться с отцом. Пацану заранее сказали: дали добро на свидание, всё получится.
Он надеялся.
Приехал, ему говорят: иди отсюда.
Нормально?
Мне кажется, что-то дурное происходит сейчас. Только мне так кажется?
Оригинал и комментарии
spider sense never lies от wolfox
Oh, Spidey Bells, Spidey Bells
Swinging through Midtown
Oh what fun to sling a web
And take the bad guys down
Spidey Bells, Spidey Bells
Quipping all the time
Oh, what fun to swing around
New York while fighting crime
В последнее время я на фильмы на супергероев не хожу даже несмотря на то, что они радуют мою прозопагнозию (действующих лиц различать не надо, чего там: с бородой и молотом - Тор, такой же, но без молота и мокрый - Аквамен, зеленый - Халк, в летающем айпаде последней модели - Айронмен, тян - Наташа, а кто остался, по принципу исключения - либо Муравей, либо Хоукай, лепота). Плюс Локи с рожками и Камбербетч со фракталами. Но смысл? Идея-то каждый раз одна и та же, хоть ты вселенную на кубики Лего разбери и собери заново вверх ногами.
А уж Спайди-то вообще никогда моим любимым героем не был. Но...
Но все бывает в первый раз - а постмодерн начинает, продолжает и выигрывает там, где у оного постмодерна ("сейчас иронически обыграем", ага), казалось бы, вообще не осталось новых инструментов. Новых и нет - так используем старые! Комиксную рисовку а-ля Wolf Among Us, текстовые комиксные же "бабблы", меняющиеся соответственно перелистываемым страницам кадры, совершенно непредсказуемые цветовые решения "наш CMYK-принтер сошел с ума", сочетаемость несочетаемого, дающая в итоге просто убийственную гармонию...Сами посудите: шесть Спайдерменов, и из них более-менее традиционны, если можно так сказать, только три - сам Питер Паркер (постаревший, заматеревший и небритый), наш главный герой Майлз Моралес и красотка Спайдер-Гвен в голубых балетках. Еще присутствуют нуарный Спайди, сам сурово-монохромный и видящий мир в аналогичных цветах (кубик Рубика для него оказывается непосильной задачей), мультяшный поросенок Спайдер Хэм (изначально он был обыкновенным пауком, но потом превратился в антропоморфную свинью... Don't ask), соответственно жанру дерущийся гигантскими молотками и наковальнями, падающими из ниоткуда. Ну и анимешная Пенни Паркер, школьница из будущего, классически управляющая огромным роботом. Ее, на мой взгляд, сделали чересчур уж "типово-манговой", упростив рисовку до предела - могли бы сотворить персонажа гораздо, гораздо круче. Но и так отлично!
И вся эта безумная компания, умещаясь на одном экране, смотрится удивительно... сработанно. Естественно. Четко.
А уж как оно изображено! Ярко, в бесконечном движении, в ловких сальто по лесу и между зданиями, раскладываясь на все те же CMYK-цвета вместо устаревшего RGB, завораживая потрясающим паучьим танцем. И не только паучьим: чего стоит только Док Октопус, мой любимчик еще со старых сериальных мультфильмов! И что с ним тут сделали, аааа! Ладно, не буду спойлерить, но отдельно проташусь от Спайдер-Гвен, например. Какие у нее прекрасные обложки собственного комикса!
И вдобавок - посоветую подождать конца титров, там сюрприз будет.
Thwipping through the streets
Of New York every night
Wrapping bad guys up
In my web so tight
Crawling up the walls
Making villains fight
What fun to make the holidays
Free from crime tonight
Swinging through Midtown
Oh what fun to sling a web
And take the bad guys down
Spidey Bells, Spidey Bells
Quipping all the time
Oh, what fun to swing around
New York while fighting crime
В последнее время я на фильмы на супергероев не хожу даже несмотря на то, что они радуют мою прозопагнозию (действующих лиц различать не надо, чего там: с бородой и молотом - Тор, такой же, но без молота и мокрый - Аквамен, зеленый - Халк, в летающем айпаде последней модели - Айронмен, тян - Наташа, а кто остался, по принципу исключения - либо Муравей, либо Хоукай, лепота). Плюс Локи с рожками и Камбербетч со фракталами. Но смысл? Идея-то каждый раз одна и та же, хоть ты вселенную на кубики Лего разбери и собери заново вверх ногами.
А уж Спайди-то вообще никогда моим любимым героем не был. Но...
Но все бывает в первый раз - а постмодерн начинает, продолжает и выигрывает там, где у оного постмодерна ("сейчас иронически обыграем", ага), казалось бы, вообще не осталось новых инструментов. Новых и нет - так используем старые! Комиксную рисовку а-ля Wolf Among Us, текстовые комиксные же "бабблы", меняющиеся соответственно перелистываемым страницам кадры, совершенно непредсказуемые цветовые решения "наш CMYK-принтер сошел с ума", сочетаемость несочетаемого, дающая в итоге просто убийственную гармонию...Сами посудите: шесть Спайдерменов, и из них более-менее традиционны, если можно так сказать, только три - сам Питер Паркер (постаревший, заматеревший и небритый), наш главный герой Майлз Моралес и красотка Спайдер-Гвен в голубых балетках. Еще присутствуют нуарный Спайди, сам сурово-монохромный и видящий мир в аналогичных цветах (кубик Рубика для него оказывается непосильной задачей), мультяшный поросенок Спайдер Хэм (изначально он был обыкновенным пауком, но потом превратился в антропоморфную свинью... Don't ask), соответственно жанру дерущийся гигантскими молотками и наковальнями, падающими из ниоткуда. Ну и анимешная Пенни Паркер, школьница из будущего, классически управляющая огромным роботом. Ее, на мой взгляд, сделали чересчур уж "типово-манговой", упростив рисовку до предела - могли бы сотворить персонажа гораздо, гораздо круче. Но и так отлично!
И вся эта безумная компания, умещаясь на одном экране, смотрится удивительно... сработанно. Естественно. Четко.
А уж как оно изображено! Ярко, в бесконечном движении, в ловких сальто по лесу и между зданиями, раскладываясь на все те же CMYK-цвета вместо устаревшего RGB, завораживая потрясающим паучьим танцем. И не только паучьим: чего стоит только Док Октопус, мой любимчик еще со старых сериальных мультфильмов! И что с ним тут сделали, аааа! Ладно, не буду спойлерить, но отдельно проташусь от Спайдер-Гвен, например. Какие у нее прекрасные обложки собственного комикса!
И вдобавок - посоветую подождать конца титров, там сюрприз будет.
Thwipping through the streets
Of New York every night
Wrapping bad guys up
In my web so tight
Crawling up the walls
Making villains fight
What fun to make the holidays
Free from crime tonight
Оригинал и комментарии
Оставить отзыв с помощью аккаунта FaceBook: