Иллюстрации к повести В.Крапивина «Мальчик со шпагой» в журнале «Пионер» (№6, июнь 1974 года).

Написав пост памяти Владислава Крапивина, я внезапно для самого себя испытал непреодолимое желание наконец прочитать его программную повесть «Мальчик со шпагой». В детстве минула меня чаша сия, хотя история Серёжи Каховского (главного героя повести) печаталась даже в журнале «Пионер» (который, как известно, всем ребятам пример). Ну не читал я в детстве историю клуба «Эспада». Так я и «Мёртвые души» только в зрелом возрасте прочитал полностью (получив, между нами говоря, искреннее удовольствие, что лишний раз свидетельствует о том, что заставлять современных школьников читать книги, писанные для взрослых жителей XIX века – варварство). Словом, почему бы не прочитать сегодня и детскую повесть, взглянув на неё глазами взрослого человека. Читал конечно не запоем, но отмечу, что язык у Крапивина оказался весьма качественным и, несмотря на некоторые, естественные для детской повести наивнизмы, в целом перипетии судьбы главного героя – Серёжи Каховского, держали моё внимание вельми крепко. Не знаю какое впечатление произвела бы на меня повесть Крапивина, прочитай я её в 1973 или 1974 году – когда она была впервые опубликована, т.е. когда мне самому было примерно столько же лет, сколько главному герою (повесть публиковалась в «Пионере» частями в 1973, 1974 и в 1975-м годах). Но сегодня, с вершины своего опыта, я бы кратко охарактеризовал её так: повесть о мальчике, который входит во взрослую жизнь и начинает ощущать усиливающееся давление Совка на всё, что он считает дорогим и важным для себя. Собственно, именно это является главным в этой повести Крапивина. Ниже я берусь доказать этот тезис. Будем считать, что это нечто вроде школьного сочинения по прочитанной книжке. Правда заранее предупреждаю врагов многих букв – сочинение моё получилось очень большим, так что лучше не испытывайте свои нервы понапрасну. Для всех прочих – милости прощу под кат.



Разумеется, в 1972-74 г.г., когда была написана повесть «Мальчик со шпагой», не существовало даже самого такого термина – Совок, который кратко определяет общественно-политические отношения и бытовые реалия СССР брежневской поры. Когда некоторые особенно впечатлительные граждане с горящими глазами пеняют мне «Да как ты так можешь свою родину называть этим словом – Совок», то таковые граждане лишь демонстрируют, что не понимают суть вещей. Совок – это не название страны. Процитирую определение, которое я сам дал в своём широко известном в узких кругах фильме «Что такое Совок?».

Совок – это общественные и межличностные отношения, возникшие в СССР благодаря тотальному проникновению коммунистической идеологии во все сферы жизни людей. Совок – это детерминированная этими отношениями материальная бытовая культура, в которой обитало население страны. Ну и конечно же, Совок – это существо, которое комфортно могло жить только в сфере этих отношений, а к нормальной жизни не приспособлено.

Вот, собственно, что такое в моём понимании Совок и именно этим определением следует руководствоваться, читая мои последующие рассуждения о повести Крапивина «Мальчик со шпагой»

Повесть начинается с того, как Совок обрушивается на Серёжу Каховского – в лице начальника пионерлагеря с милой говорящей фамилией Совков – и заканчивается в сущности победой Совка. Но на этом я остановлюсь отдельно во второй части своего исследования. А пока – общая характеристика.

Итак, главный герой – пионер Сергей Каховский. Из повести я так и не уяснил, в каком он учился классе. Либо в шестом, либо в седьмом. Возможно, я не очень внимательно читал и пропустил момент, где об этом говорится напрямую. Но это не столь важно. Будем считать, что Серёжа Каховский учится в шестом классе. То есть ему примерно двенадцать лет. Поскольку свою повесть Крапивин начал писать в 1972 году, но поскольку в повести упоминается свержение Сальвадора Альенде (которое армия под командованием генерала Пиночета свершила 11 сентября 1973 года), временная привязка в повести очень чёткая: лето 1973 – лето 1974 г.г. Стало быть Серёжа Каховский родился в 1961 году или около того.

Всё происходящее в повести подаётся через призму восприятия 12-летнего мальчика (что естественно для детской книги). А у ребёнка всё достаточно просто и полярно. Все, кто ему нравятся – а нравятся ему обычно те, кто потрафляют ему в его желаниях – хорошие, кто не нравятся – плохие. В этом смысле и почти все взрослые, которые встречаются Серёже, делятся либо на абсолютно хороших, либо на абсолютно плохих. Своего героя Крапивин показал мальчиком, который на поведение людей обращает куда большее внимание, чем на, скажем, окружающую природу. То есть Серёжа конечно рад зелёной траве-мураве или синему морю (морю рад особенно сильно, но лишь в самом конце повести), но львиная доля всего повествования связана либо с его общением со взрослыми людьми, либо с его внутренним анализом поведения тех людей, с которыми он общался. Собственно, акцент на окружающем ландшафте сделан только в самом конце – когда Серёжа с другом оказались в Севастополе, а точнее – в Херсонесе. И вот тут Крапивин заставляет Серёжу приходить в восторг и от остатков древнегреческих построек, и от знаменитого сигнального колокола, укрепленного на квадратных столбах.


Кадр из фильма «Приключения Буратино» (СССР, 1975 год).

Кстати, про колокол. В детском телефильме «Приключения Буратино» есть кадр, в котором Буратино вместе с жуликами Базилио и Алисой крадутся мимо спящего стражника, облокотившегося на одну из опор колокола. Буратино потом из озорства дёргает вёрёвку колокола. Этот телефильм вышел на экраны в 1975 году, то вскоре после выхода повести Крапивина «Мальчик со шпагой». Возможно данный эпизод был чем-то вроде «пасхалки» (как говорят нынче, а раньше это называлось реминисценцией), т.е. скрытого артефакта-намёка в одном произведении на другое произведение. Хотя, может это я додумываю и режиссёру телефильма «Приключения Буратино» Леониду Нечаеву просто понравился этот колокол, а повести Крапивина он не читал. Хотя, с другой стороны, не может быть, чтобы режиссёр детского телефильма не интересовался самой известной детской повестью, которая к тому же печаталась в журнале «Пионер» и сразу же стала, что называется, культовой. А так интересная была бы перекличка – экзальтированный на защиту справедливости советский пионер Серёжа Каховский видит колокол в Херсонесе, а ему через этот колокол передаёт привет другой борец за справедливость – деревянный Буратино, которого сопровождают прохиндеи кот Базилио и лиса Алиса. Некий намёк на то, что яростные поиски справедливости подчас приводят в лапы к жуликам. Но, повторю, возможно это не более, чем случайность. Просто колокол красивый.

И ещё отдельно скажу про тему Севастополя. Говорят, у Крапивина это была некая idee fixe. Крапивин любил Севастополь со всей страстью человека, родившегося в Тюмени и выросшего на Урале. Соответственно, и своего героя Серёжу Каховского Крапивин наделяет большой мечтой – побывать в Севастополе. Сегодня, в силу геополитических потрясений, связанных с Крымом, этой крапивинской мечте иные граждане придают некий политический оттенок. Да и сам Крапивин, похоже, в старости, когда сознание частично мутнеет и уже не может чётко отделить своих реальных ощущений от ощущений, полученных из телевизора, стал придавать своей мечте о Севастополе совсем не ту окраску, которая у него была изначально. Но вспомним 1972–74 г.г., когда создавалась повесть «Мальчик со шпагой». Никаких геополитических противостояний по поводу Крыма и Севастополя тогда не было. Севастополь был точно таким же советским городом, как любой другой. Никакие советские патриоты не засыпали с мечтой «вернуть Севастополь». Это был просто советский город у моря. Такой же, как, например, Новороссийск.


На фото: Крокодил Гена и Чебурашка – межевые знаки СССР брежневской поры. «СССР там, где Чебурашка». Севастополь, Приморский бульвар, 1974 год.

Поэтому никакого политического подтекста в отношении Крапивина к Севастополю в 60-х и 70-х не было и быть не могло. Но при этом почему-то именно этот город грезился ему как некая далёкая мечта, которая манила. Но с чего вдруг у Крапивина возникла эта idee fixe, связанная именно с Севастополем? Крапивин бредил морем и кораблями. Факт известный. Но почему бы свою мечту о море не отнести подальше, чтобы она стала в самом деле романтичной? Скажем, на Кубу? Мечтать о Кубе и Гаване для советского морского романтика 60-х – вроде самое то? А то можно замахнуться и на Марсель! Словом, как ни крути, Севастополь – достаточно приземлённая цель для того, кто бредит морскими странствиями.

Конечно, этот город окутан всполохами воинской славы. Тут вам и Крымская война 1853–1856 с её героической, но, увы, бесперспективной защитой Севастополя. Тут и Вторая мировая с героической защитой города, продолжавшейся 250 дней. Эта вторая защита Севастополя, увы, закончилась также плачевно, как и первая – город был сдан врагу.

Вообще надо отметить – к повести и мечтам Крапивина это, правда, отношения не имеет – что никому и никогда не удавалось защитить Севастополь – и вообще, Крым, от врага. Любой враг, который хотел наложить лапу на Крым и Севастополь, это намерение осуществлял. Иногда после долгого – и, увы, бессмысленного – сопротивления защитников, а иногда почти сразу. Севастополь, как военно-морская база, имеет массу плюсов с точки зрения стоянки кораблей и способен неплохо защищаться от атак с моря. Но его ахиллесовой пятой является север – Крым. Никто и никогда не мог защитить Крым от высадки вражеских десантов. Не буду брать более древние события, ограничусь только XX веком. Скажем, немцы в мае 1944 года даже не сильно сопротивлялись, сдав Севастополь в течение нескольких дней. И поступили, безусловно, правильно, поскольку даже если бы они оказали сопротивления как при защите Берлина, то всё равно рано или поздно потеряли бы Севастополь. Точно также, как Красная армия потеряла его за два года до этого. Ну или период Гражданской войны. Севастополь буквально переходил из рук в руки. То его брали немцы на несколько месяцев, то французы, то Красная армия, то её выбивали Белые (1919 год), а когда красные прорвали Перекоп, то снова захватили Севастополь почти без шума и пыли (сразу после чего устроив массовые расстрелы – ликвидировали даже своих вчерашних союзников, анархистов).


На фото: немецкие подлодки в бухте Севастополя во время кратковременной немецкой оккупации 1918 года.

Севастополь защищать бессмысленно. И считать такой город городом русской славы – ну это значит считать русской славой массовую и бессмысленную гибель русских солдат. Одно дело с воодушевлением вспоминать победные сражения (Суворов, Румянцев, Ушаков и т.д.) или хотя бы условно ничейные (Кутузов при Бородино), и совсем другое – воодушевляться, скажем, Аустерлицем. Все обороны Севастополя – это тот же Аустерлиц. Героизма много, а результат – плачевный.

Не знаю, понимал ли это Крапивин. Но он буквально бредил Севастополем. И точно также мечтал о Севастополе его герой Серёжа Каховский. Почему? Вроде, повторю, хотя бы и тот же Новороссийск был городом у моря, и тоже был опалён войной. Как стало известно в 1978 году благодаря воспоминаниям «Малая земля» талантливого советского писателя Л.И.Брежнева, в годы Второй мировой войны под Новороссийском разворачивались события не менее героические, чем в Севастополе. Так что одним героическим боевым прошлым эту любовь не объяснить. Был какой-то дополнительный фактор такой притягательности Севастополя.

Вспомним, чем был Севастополь в советское время. Это главная база Черноморского ВМФ. Соответственно, город был т.н. «закрытым». Не то чтобы в него невозможно было попасть в принципе. Возможности были. Скажем, когда я летом 1981 года трудился на консервном заводе под Симферополем (детский труд в СССР был запрещён, ога), то нас как-то раз в воскресенье возили в Севастополь с экскурсией. Но при этом предварительно настроили в таком духе: «Это вам не что-нибудь, это военно-морская база, тут вам не там и вообще чтобы всё было пучком». Когда на автобусе въезжаешь в предместья города и проезжаешь мимо какой-то бухты (видимо той самой на фото с немецкими подлодками), в которой у берега буднично стоят подводные лодки (уже советские), то восприятие города сразу совсем другое, чем просто «город у моря».

Я хочу сказать, что вот этот флёр «закрытости» и делал для Крапивина таким притягательным Севастополь. Конечно, в СССР были и другие закрытые города. Но они не были связаны с морем. А если вспомнить Владивосток, то он не имел такого ореола воинской славы, как Севастополь. Итого: воинская слава – раз, тёплое Чёрное море – два и таинственная бирка «закрытый город» – три.

Ведь для такого романтика, как Крапивин, странствия должны быть не простой увеселительной прогулкой. Странствия должны быть сопряжены с трудностями. Взрослый трезвый человек понимал, что Марсель или Гавана будут совсем уж оторванной от реальности мечтой. Советский мальчишка никогда не попадёт в эти далёкие города с такими сладостными романтическими названиями. Ну разве что, как у моего друга и одноклассника, папа работал в советском Ингосстрахе. И тогда можно попасть в Гавану и даже в Дели. Но у многих ли советских детей папы работали в Ингосстрахе? А мечта должна быть хотя и труднодостижимой, но всё же достижимой. И вот тут Севастополь – самое то. С одной стороны, попасть в этот город не так просто, как в Анапу. С другой – попасть всё же можно, если изловчиться. У Серёжи Каховского, кстати, один из друзей побывал в Анапе, откуда привёз Серёже синего пластмассового краба (почему синего – непонятно; видимо по той же причине, по которой Фрунзик Мкртчян в фильме «Мимино» не мог найти зеленого крокодила, и был вынужден довольствоваться идеологически правильным красным цветом). Серёжа краба принял с благодарность, но этот подарок не заставил его мечтать об Анапе.

Словом, Севастополь для Крапивина был почти тем же самым, что какой-нибудь Марсель или Пусан. Только в отличие от Марселя и Пусана (или Роттердама, или Калькутты и т.д. и т.п.) в Севастополь советский мальчишка всё же мог попасть. Вот отсюда и все эти мечты про Севастополь. Ну это моя версия, конечно. Основанная на знании психологии индивида, которая (психология) раскрывается на страницах повести.

Я моменту с Севастополем уделил столько места, поскольку тема эта стала достаточно политизированной. А для Крапивина – по крайней мере, для Крапивина образца 1972 года – никакой политики тут не было. Севастополь для него – и для его героя Серёжи Каховского – это просто очень далёкая и романтическая цель, но в которую можно попасть, проявив известную настойчивость. Ладно, идём далее.

Как я уже сказал, мир в повести подан через призму восприятия 12-летнего мальчика Серёжи Каховского. А мир этот, не забудем – это, в основном, СССР. Каким же разворачивается перед читателем СССР Серёжи Каховского? По большому счёту – достаточно депрессивным. Серёжа постоянно находится в стрессе от тех или иных печальных событий.

Начнём с того, что Серёжа растёт без мамы. Его мама умерла в командировке, простудившись (привет самой лучшей советской медицине). И теперь у него есть только папа. У папы, правда, есть новая жена и даже дочка от этой новой жены, то есть сестра Серёжи. Но Серёжа не принял новую жену отца, она для него не более чем «тётя Галя». Да и свою сестру Марину, похоже, он не слишком любит. Если её и упоминает иногда, то как-то отстранённо, как чужого человека. Я поначалу даже не понял, что Марина – это его родная сестра. Порой он даже называет её Маринкой – с пренебрежительным суффиксом «НК». И это при том, что для других персонажей, близких Серёже, Крапивин находит много тёплых и эмоциональных слов, и называя их по именам, он не использует суффикс «НК».

Отец, которого Серёжа любит всем сердцем, очень часто пропадает в командировках, в тайге. В общем, Серёжа почти всегда находится с чужими ему, в сущности, «тётей Галей» и «Маринкой». Они относятся к нему со всем сердцем. И он, вроде, хотел бы оттаять. Но не получается. Словом, такая внутренняя эмиграция с постоянными воспоминаниями о маме.

Эта внутренняя дыра в душе Серёжи вызывает у него повышенную эмоциональную привязанность к тем взрослым, которые ему по каким-либо причинам понравились и приняли участие в его жизни. Говоря шире, хотя Серёжа не является сиротой, но у него присутствует «комплекс сироты» и постоянная подсознательная потребность в приюте. Крапивин, почти в самом начале, пишет: «Человек устроен так, что ему обязательно нужен приют». Не дом, не «свой угол», а именно – приют. Слово это, понятное дело, больше подходит именно к сиротам, а не к людям, у которых всё в жизни в порядке. Крыша над головой нужна всем. Приют – некоторым. И приют не обязательно должен быть в виде материального «угла». Приют – это и добрые человеческие отношения.

И если говорить про человеческие отношения, то общая депрессивная обстановка повести накаляется глава за главой. Собственно, вся повесть – это цепь человеческих потерь Серёжи Каховского. Стоит ему привязаться к какому-то взрослому человеку, и можно на нём ставить крест – этот человек трагически исчезнет из жизни Серёжи. Причём именно трагически, т.е. не просто «уедет на новую квартиру», а случится что-то нехорошее или печальное.

В пионерлагере – с которого, собственно, и начинается описание года из жизни Серёжи Каховского – он начинает эмоционально привязываться к вожатому третьего отряда Косте. Тот играет на гитаре и сочиняет песни, находящие отклик в душе у Серёжи – про горниста Алёшку, у которого отобрали трубу (что лично у меня отозвалось воспоминанием о Бельбо из «Маятника Фуко» – крапивинский трубач без трубы за 15 лет до Эко). Но стоило установиться какой-то эмоциональной связи, как вожатый Костя вынужден уехать из лагеря. И не просто так «по делам», а из-за тяжёлой болезни матери.

Другая сильная привязка Серёжи – командир «Эспады» Олег. Но и его под занавес потеряет Серёжа Каховский, да ещё на фоне трагедии фактически уничтоженного отряда. Олег, по сути, дезертирует. Почему Крапивин пошёл именно по этому пути развития персонажа – ведь почти всю книгу Олег предстаёт волевым, сильным и героическим персонажем? И вдруг – ломается. Серёжа очень тяжело переживает эту ситуацию. (О том, почему сломался Олег, я скажу во второй части моего сочинения, про давление Совка).


Иллюстрация к сцене после похорон к части «Флаг-капитаны» («Пионер», №7, 1975 год).

Ну и конечно смерть журналиста Иванова, который так помог Серёже в первой части повести – «Мальчик со станции Роса». Смерть Иванова для Серёжи и так огромная потеря и сильный стресс, так он ещё и умирает в тот момент, когда гибнет отряда «Эспада» и Серёжа именно у Иванова хотел получить помощь. Причём Крапивин показывает смерть в самых мрачных деталях, которые дети обычно не хотят замечать – гроб, труп лежащий в гробу, кладбище, траурные речи. Скажем прямо, не самый характерный сюжет для советской детской книжки.

Малые потери в лице тех членов «Эспады», которые предают высокие принципы и либо теряются, либо даже перемещаются в стан явных врагов. Как тот же Сенцов, который был членом «Эспады», а потом оказался дружком мерзких хулиганов.

Усиливают накал депрессии истории второстепенных персонажей, таких как второклассник Стасик, которого отец бьёт за малейшую провинность. Серёжа защищает Стасика как может, а в пиковой ситуации даже совершает подвиг («Звёздный час Серёжи Каховского»). Но Стасик не только не прочувствовал момента, но из трусости подлизывается к врагу Серёжи – хулигану Гусыне (отдаёт тому нож бандита). Это так травмирует Серёжу, что он, не сдержавшись, сам бьёт Стасика по лицу и потом мучительно переживает содеянное.

Вообще книга представляет из себя нарезку разных депрессивных ситуаций и последующих долгих самокопаний Серёжи, который постоянно оценивает свои мотивы и поступки, поступки других людей, постоянно мучительно переживает за что-то и т.д.. Я читал повесть «Мальчик со шпагой» и думал: «Этот Серёжа хоть когда-нибудь будет веселиться и дурачиться как обычный 12-летний пацан или так и будет как маленький старичок давать оценки поступкам окружающих?»


Кадр из советского 9-серийного телеспектакля «Мальчик со шпагой» (1975 год).

Ни одной смешной или весёлой истории за целый описанный год с Серёжей так и не случилось. Зато депрессивных, или грустных, или опасных – как на конвейере. Причём Серёжа часто сам провоцирует такие истории, постоянно всем навязывая именно свою модель правильного поведения. Причём от взрослых он требует соответствия собственным представлениям о хорошем и плохом точно также, как от своих сверстников. Если он считает, что взрослый поступил подло – а взрослые в повести «Мальчик со шпагой» в самом деле периодически поступают подло – то он говорит им это прямо в лицо. И тут имеется некая проблема. С одной стороны, честность и порядочность во всех поступках – одна из базовых составляющих его свода «что такое хорошо и что такое плохо». Однако Серёжа не понимает – почему-то никто ему этого не объяснил – что взрослый человек не примет нравоучений, исходящих от 12-летнего мальчишки и всего, что можно добиться – это эскалации конфликта.

Ещё хочу отметить одну странную особенность повести. Это некий неосознанный расизм. Как ни странно это звучит по отношению к автору советских детских книжек, автору повести, которая печаталась в журнале «Пионер», но это так. Читатель смотрит на мир глазами Серёжи Каховского. А как смотрит на мир сам Серёжа? Прямо и честно – в рамках своего кодекса. Но вот что удивительно. Когда Серёже нравится какой-то мальчик, то он обязательно отмечает, что у того светлые волосы и голубые или серые глаза (иногда зелёные). А вот у тех, кто ему не нравится, волосы всегда тёмные или даже чёрные.


Даже на иллюстрациях главные враги Серёжи имеют чёрные волосы (иллюстрация повести из журнала «Пионер», №6, 1973 год).

Иногда бывают забавные метаморфозы восприятия. Один участник «Эспады» казался Серёже каким-то надменным и скорее неприятным. И Серёжа отмечает про себя чёрный цвет его волос и карие глаза. А потом этот мальчик говорит Серёже что-то приятное и – о чудо – Серёжа вдруг видит, что его волосы вовсе не чёрные, а просто тёмно- русые. И это не какая-то пара моментов. Серёжа – то есть, по сути, Крапивин – постоянно любуется светлыми волосами и сине-серыми глазами тех, кто ему нравится. И постоянно с какой-то особой трепетностью отмечает худые ножки, выглядывающие из штанин шорт.


Кадр из мультфильма «Малыш и Карслон» (Союзмультфильм, 1968 год)

Мне кажется, расовым идеалам Крапивина был Малыш из советского мультика «Малыш и Карлсон». Те же тонкие ножки, выглядывающие из шорт, та же копна светло-русых волос и – голубые глаза. И, кстати, не знаю как в оригинальной книжке Астрид Линдгрен (не читал), но в советском мультфильме тоже атмосфера несколько депрессивная и единственная отдушина Малыша – Карлсон. Некая параллель очевидна. Вечно грустящий Малыш находит себе товарища в лице мужичка Карслона. Вечно тоскующий о чём-то Серёжа Каховский тоже находит себе друзей в лице взрослых.

Если уж продолжить эту аналогию, то нельзя не вспомнить слова Астрид Линдгрен, сказанные ею в 1940 году «лучше я буду всю оставшуюся жизнь кричать "Хайль Гитлер!", чем иметь здесь, в Швеции, русских. Ничего более отвратительного я не могу себе и представить». И хотя позднее она подкорректировала своё отношение к национал-социалистскому режиму, всё же слова из песни не выкинуть. Правда нельзя не отметить, что эти слова вырвались у неё после того, как она узнала о советской оккупации прибалтийских республик летом 1940 года.

В прошлом посте я сказал, что Крапивинский отряд «Каравелла» своей символикой напоминает Гитлерюгенд. По прочтении «Мальчика со шпагой» я скажу больше – Крапивину было бы весьма комфортно, окажись он гостем какого-нибудь летнего лагеря Гитлерюгенда. Те же мальчики со светлыми волосами и голубыми глазами, те же голые ноги, торчащие из коротких штанов, те же разговоры о долге, чести, борьбе против всего плохого.


На фото: члены Гитлерюгенда в летнем лагере. Австрия, конец 30-х.

Но Серёжа Каховский не член Гитлерюгенда. Он – член Всесоюзной пионерской организации имени В. И. Ленина. И он, разумеется, против фашизма. Причём фашизм в повести Крапивина вполне конкретен – это захват Пиночетом власти в Чили. Не то чтобы этому моменту в повести уделено много места, но один из друзей Серёжи Каховского каким-то боком познакомился с чилийским мальчиком. А у того отец – коммунист. И вот теперь друг и сам Серёжа переживают (Серёжа вообще любит переживать за других), не попал ли отец того мальчика в концлагерь. А когда им в руки попадает какой-то иностранный журнал (кто-то из взрослых имел какие-то заграничные контакты и ему прислали), то они в с тревогой рассматривают фотографию из Чили, на которой на мостовой лежит окровавленное тело какого-то чилийского мальчика и пытаются понять, не тот ли это чилийский знакомый. Вот и ещё одна смерть в жизни Серёжи Каховского – смерть никогда им невиданного, но ставшего дорогим для него чилийского мальчика. Серёжа Каховский вообще всегда готов (как велит масонско-пионерский призыв) всем сердцем откликаться на такие события.


На фото: 11 сентября 1973 года, Сантьяго (Чили). Военный переворот. Солдаты арестовывают сторонников блока «Народное единство».

Кстати, замечу в скобках, что переворот Пиночета был последним, так сказать, подарком советскому агитпропу. Ведь советская пропаганда, направленная на пионеров и комсомольцев, постоянно говорила про прогрессивные левые идеи и противостоящие им ужасные чёрные идеи фашизма, который несёт смерть и разрушение. Но в конце 60-х годов СССР противостоял в основном как раз левым идеям – тут вам и ввод войск в Прагу, и конфликт на советско-китайской границе. А где же фашизм? И тут – ура, ура, ура – 11 сентября 1973 года армия, которую возглавил генерал Пиночет, начала в Чили штурм президентского дворца. Левый президент Сальвадор Альенде (в его блок «Народное единство» входили социалисты, коммунисты и социал-демократы) не капитулировал, а с автоматом в руках – красавчик – предпочёл погибнуть, но не сдаться. Захватившие власть военные тут же организовали импровизированные концлагеря, включая печально известный лагерь на стадионе «Сантьяго», где расправлялись над коммунистами и левыми. В общем, как ни крути, красивая картинка для советской пропаганды. А чилийский певец Виктор Хара стал известен каждому советскому пионеру. Никто никогда не слышал его песен, зато все знали, как его пытали «фашисты», как прикладами автоматов ломали ему пальцы, чтобы он никогда не смог взять в руки гитару и как, в итоге, застрелили. Это был сильный образ и моё детство, как и детство Серёжи Каховского, прошло под его сенью (кстати, сравнительно недавно всех виновных в убийстве Виктора Хары осудили, включая главного виннового – лейтенанта Педро Барьентоса, которого в 2016 году суд Флориды признал виновным в этом преступлении).


Страницы из советского журнала «Пионер» (№2, февраль 1974 года).

С другой стороны – расширю уж скобки «шопота в зал» – антифашистский пафос рассказов про события в Чили имел серьёзный «фашистский» противовес в виде фильма «Семнадцать мгновений весны», премьера которого по советскому ТВ прошла буквально за месяц до переворота в Чили – в августе 1973 года. А «Семнадцать мгновений весны» вообще не имел антифашистского заряда. Это был просто интересный детектив про советского разведчика, который время от времени щеголял в до чёртиков красивой форме СС и вообще было страшно интересно следить за перипетиями внутренней борьбы высших сановников Рейха. А Борман так вообще в фильме показан как ангел-хранитель Штирлица. В общем, несмотря на Пиночета, мы в детстве играли в «Семнадцать мгновений весны» и молодецки отдавали друг другу нацистский салют.

Если уж говорить про реалии советского детства той поры, то нельзя не отметить, что «Семнадцать мгновений весны» в плане предпочтений отодвинул другую детскую манию того периода – игры в Фантомаса. Это было настолько крупное явление, что породило всплеск подростковой преступности и для борьбы с ней по заказу министра внутренних дел СССР Николая Щёлокова даже сняли фильм «Анискин и Фантомас» с обаятельным Михаилом Жаровым в главной роли, который гоняет деревенских «фантомасов». И фильм этот был снят в том же самом 1973 году, а вышел на экраны весной 1974 года.


Кадр из фильма «Анискин и Фантомас» (СССР, 1974 год).

Но ничего этого в повести «Мальчик со шпагой» не отражено. По ней вообще невозможно понять, чем жили советские дети и подростки первой половины 70-х. Повторю, Серёжа – пионер. Но вот что странно в повести Крапивина, которая посвящена целому году жизни советского пионера и даже печаталась в журнале «Пионер» – почти невозможно понять, как жили типовые советские пионеры. Собственно, даже учёба в школе почти не показана. Если школа и упоминается в повести, то исключительно как арена очередного конфликта Серёжи Каховского. Если показан урок, то исключительно для того, чтобы через пару абзацев Серёжа сбежал с этого урока, поскольку «где-то случилась несправедливость». А поскольку у Серёжи талант наживать себе врагов среди взрослых, то ничего удивительного, что его врагами становятся одна из учительниц и завуч школы. И не только они.

Единственный полноценный «пионерский» фрагмент – сцена приёма октябрят в пионеры (а тут не могу не вспомнить схожую сцену из фильма 1972 года «Чудак из пятого Б»). Этот эпизод, судя по всему, Крапивин вставил по необходимости. Ну в самом деле, не могла же в советском журнале «Пионер» публиковаться повесть, в которой не упоминаются пионерский формальности. Но даже этот эпизод Крапивин использует лишь для того, чтобы втянуть Серёжу Каховского ещё в один конфликт – на этот раз с председателем совета дружины школы. Словом, школа и пионерская жизнь как таковая, или обычные утехи школьников после учебы – это совсем не то, что интересует и волнует Серёжу Каховского и, видимо, писателя Крапивина.

Так каков же внутренний мир пионера Серёжи Каховского? А он вообще не имеет ничего общего с советской официальной и неофициальной, но массовой составляющей. Серёжа Каховский живёт в некотором собственном мире. Сразу после пионерлагеря он пришёл в отряд «Эспада», который формально числится пионерским отрядом (как и крапивинская «Каравелла»), но ничего общего с пионерской организацией не имеющий, кроме ритуального ношения пионерских галстуков, как элементов формы «Эспады». А за пределами «Эспады»? Да и там Серёжу волнует совсем не советские темы. Он строит себе модель замка из пенопласта, он зачитывается книжками «Три мушкетёра» и «Двадцать лет спустя». Он ни разу не принимает участия ни в каких общедворовых играх. Хотя неоднократно наблюдает, как дети играют во дворе – в тот же футбол, например – но ни разу не присоединяется к ним.

И вот тут я подходу к главному. К теме Совка, который окружает Серёжу. Моё определение совка, если кто забыл, я дал в начале этого эссе.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Оригинал и комментарии

Иван Грозный пытает своих врагов в Ливонии (немецкая гравюра, XVII век)

Миф 1

Иван Грозный с детства проявлял патологическую жестокость

Иван Васильевич начал своё правление актом прощения и милосердия. В 1540 году он освободил из-под стражи опального князя Бельского, и этот великодушный поступок стал его первым официальным волеизъявлением.

Первое же распоряжение о казни он отдал 29 декабря 1543 года, когда неожиданно для всех приказал схватить старшего из бояр Шуйских — князя Андрея — и отдать псарям, которые убили его. В пору малолетства Ивана бояре разоряли государство хуже басурман, по слову летописца. Расправа с главой могущественного боярского рода привела бояр в чувство. «С этих пор, — говорит летописец, — начали бояре от государя страх иметь и послушание».

Миф 2
Иван Грозный — деспот, чьё правление разорило страну

На самом деле правление Ивана Грозного ознаменовалось настоящим разгулом демократии. Грозный царь не плодил чиновничество и бюрократию, а наоборот, усиленно сокращал их. Особенно ярко эта черта преобразований Ивана Грозного сказалась в реформе местного самоуправления. Его правительство прекратило посылать из Москвы в города и волости наместников и передало все тамошние дела в руки старост, избираемых самими местными жителями. Кстати, многие историки не без основания считают земскую реформу Ивана Грозного образцом административного реформирования.

Реформы Ивана сразу же привели к росту народного благосостояния. Спустя шесть лет после их начала Россию посетил английский путешественник Ричард Ченслор. На страницах своего дневника он выразил искреннее восхищение увиденным: «Страна изобилует малыми деревушками, которые так полны народу, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком громадном количестве, что только диву даёшься». Эту картину народного благоденствия можно считать высшей похвалой реформам, предпринятым Иваном Грозным.

А вот современная русская деревня, увы, вызывает совсем другие впечатления…

Миф 3
Иван Грозный отдал страну на разграбление опричникам

Необходимо внести некоторое уточнение и в сложившееся представление об опричниках как откровенных разбойниках. Самовольным разбоем они, по правде сказать, промышляли редко. Но в стране тогда появилось множество мнимых опричников — они-то и занимались открытыми грабежами и убийствами. На это прямо указывает один современник: «Многие рыскали шайками по стране и разъезжали, якобы из опричнины, убивали по большим дорогам всякого, кто им попадался навстречу, грабили многие города и посады, били насмерть людей и жгли дома… За этими делами присмотра тогда не было».

Так что вешать на опричников чужие грехи ни к чему — у них и своих предостаточно.

Миф 4
Иван Грозный — самый кровавый правитель дореволюционной России и Европы того времени

Масштабы опричного террора обыкновенно сильно преувеличивают. Между тем в распоряжении учёных имеются более достоверные сведения — составленные Иваном поминальные списки за упокой души загубленных им людей. Эти документы иначе называются синодиками Ивана Грозного. В наиболее полных царских синодиках общее количество казнённых за все время опричнины достигает трёх тысяч восьмисот человек.

Эти данные не дают повода видеть в Грозном самого кровавого государя нашей истории. Достаточно хотя бы вспомнить, что Пётр I казнил за раз около четырёх тысяч стрельцов.

Равным образом несправедливо приравнивать опричнину к величайшим преступлениям Средневековья. Вспомним, что жертвы инквизиции исчисляются десятками тысяч. В Тридцатилетней войне 1618–1648 годов, в которой приняли участие крупнейшие государства Западной Европы, одна только Германия потеряла около половины населения. А о современной Грозному Англии XVI века, где молодой капитализм творил свои первые злодеяния, сами же англичане писали, что заезжий путешественник мог бы подумать, что страна пережила опустошительное нашествие или повальный мор.

Миф 5
Иван Грозный — душевнобольной человек

Множество россиян уверены, что у Ивана Грозного было не всё в порядке с головой. И пример им в этом подают историки, которые не скупятся на унизительные эпитеты для грозного царя. Скажем, Ключевский писал, имея в виду свидетельства источников об опричных казнях: «читая обо всём этом, подумаешь, что это был зверь от природы». По характеристике других историков, Иван был безумный тиран, сумасброд и кровавый маньяк.

Однако современники, видевшие Грозного своими глазами, не заметили в его поведении ничего безумного и маниакального. Напротив, их отзывы о русском государе полны хвалебных и даже восторженных оценок. Один иностранец отмечал, что «величие его наружности и движения таковы, что если его одеть как крестьянина и поставить в толпу его крестьян, то и тут его тотчас можно признать за человека необыкновенного». Другой, увидев царя, не скрывал своего изумления — так не похож был настоящий Грозный на того монстра, которым его представляли за границей: «красив собою, умён, благороден и великодушен», правит «с величайшей справедливостью», так что «заслуживает быть поставленным наряду с отличнейшими государями нашего времени, если только не превосходит их». Англичанин Джером Горсей также не в силах скрыть своего восхищения: царь, по его мнению, «одарён большим умом, блестящими дарованиями, привлекательностью, одним словом, создан для управления такой огромной монархией». Горсею вторит его соотечественник Джильс Флетчер: «Это человек высокого духа… Тонкий политик в своём роде». А немецкие купцы из города Любека вынесли впечатление от встречи с Иваном, что «вообще он, кажется, весёлого характера и, надобно полагать по всему, ума необыкновенного».

И такого вот государя нынче прочат в пациенты психиатрической клиники!

Что касается состояния здоровья Ивана Васильевича, то наука располагает вполне конкретными данными судебно-медицинского исследования останков грозного царя. Эта экспертиза была проведена в конце 1960-х годов при вскрытии царской гробницы в Архангельском соборе Кремля. Она показала, что царь в конце жизни страдал нервными, а не психическими расстройствами. Он действовал, находясь в здравом уме, и в полном соответствии с духом своего времени.

Миф 6
Иван Грозный привёл Россию к военному поражению

Одна из аксиом военного искусства гласит, что страна, ведущая войну на два фронта, обречена на поражение. При Иване Грозном Россия вела войну даже не на два, а сразу на три фронта: на западе она втянулась в 25-летнюю Ливонскую войну, на востоке покоряла Поволжье и Сибирь, на юге отбивалась от набегов крымской орды. И при этом не только выстояла, но даже раздвинула свои границы!

Миф 7
Иван Грозный — сыноубийца

Противостояние отца и сына нашло своё трагическое разрешение в ноябре 1581 года. Об этом происшествии мы имеем противоречивые показания. Версия об убийстве возникла сразу же. Но вместе с тем голландец Исаак Масса два десятилетия спустя слышал в Москве совершенно мирное объяснение смерти царевича: при возвращении с богомолья Иван простудился и скончался на руках у отца в Александровской слободе.

Так кто же прав?

Единственный очевидец случившегося — сам Грозный — тоже оставил описание приключившегося с царевичем несчастья. Руководители Боярской думы получили от него грамоту, в которой говорилось, что царевич Иван внезапно «разнемогся и нынче конечно болен» (то есть находится при смерти). Как видим, царь ни словом не обмолвился о полученной царевичем ране. Напротив: его слова подтверждают, что причиной смерти царевича была какая-то опасная болезнь, видимо горячка.

Кстати, исследование археологами останков царевича Ивана показало, что подтвердить у него черепную травму не представляется возможным, поскольку кости черепа подверглись почти полному разрушению от времени. Однако следов крови на его волосах обнаружено не было.

Ну и последнее: известно, что Иван Грозный, составивший длиннейшие поминальные списки убиенных им людей, никогда не каялся в убийстве сына, а только молился за упокой его души.

Вышла моя новая книга «Сотворение мифа»

Написана честно. Надеюсь на ваш читательский интерес.

В настоящее время «Сотворение мифа» — это единственная книга, которая в популярном стиле и доступным языком знакомит читателя с проблемами становления русской историографии, рисует портреты первых российских учёных-историков и разворачивает полную картину зарождения норманнизма в Швеции и его последующего укоренения на русской почве.

Книга содержит очерк древней русской истории, написанный с позиций современного исторического знания.

Библиографический список состоит из 100 изданий.

Подробное описание книги.

Тираж книги я распространяю сам. Начал рассылку. Сделать заказ можно, написав на мой мейл 

cer6042@yandex.ru

Цена 1 экз. с автографом — 600 руб.

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Гитлер, не имеющий детей, в рекламных целях часто фотографировался с детьми, чтобы выглядеть в глазах народа более положительно, этаким отцом нации. Фотографии с этой милой девочкой стоят особняком, ее называли «дитя фюрера» и расходились они миллионными тиражами по всей Германии.

Бернардин (Берниль) Ниенау, родилась 20 апреля 1926 года, в Дортмунде, в один день с Гитлером. На фото ей 7 лет. Отец Берниль — Бернард, умер еще до ее рождения.

Жила она вместе с бабушкой и матерью, которую звали Каролиной Ниенау. Отец был немец. Бабушка и мать — еврейки. Соответственно, и Берниль числилась той же национальности.

20 апреля 1933 года мать с дочерью были в первых рядах толпы встречающих именинника-фюрера возле альпийской резиденции Бергхоф.

Гитлер заметил Берниль и пригласил в резиденцию. Узнав, что у нее тоже день рождения, напоил чаем, угостил сладостями. Провели фотосессию. Вся страна узнала, у Гитлера есть девочка-друг. Ей было разрешено посещать его в любое время.

Гитлер присылал девочке свои фото с подписью и горные цветы-эдельвейсы. О ее происхождении он знал. Берниль писала ему. Всего с 1933 по 1938 год было написано 17 писем. Она вязала ему теплые носки, раскрашивала полученные фото цветами.

Конец этой переписке в 1938 году положил Мартин Борман, донеся своему вождю, что такие близкие отношения с семьей евреев-полукровок накладывают на него тень.

Гитлер отреагировал на Бормана словами: « Есть люди, у которых есть настоящий талант, чтобы испортить мне каждую радость».

Однако приказ Бормана о запрете Берниль и ее матери приближаться к резиденции в Бергхофе был оставлен в силе.

В годы Холокоста былая близость к Гитлеру уберегла это семейство от концлагеря. Боялись рассердить фюрера. Впрочем, Берниль прожила недолго. После школы начала работать чертежницей. Однако в 1943 году заболела полиомелитом и умерла. Мать же умерла через много лет после войны.

Вышла моя новая книга «Сотворение мифа»

Написана честно. Надеюсь на ваш читательский интерес.

В настоящее время «Сотворение мифа» — это единственная книга, которая в популярном стиле и доступным языком знакомит читателя с проблемами становления русской историографии, рисует портреты первых российских учёных-историков и разворачивает полную картину зарождения норманнизма в Швеции и его последующего укоренения на русской почве.

Книга содержит очерк древней русской истории, написанный с позиций современного исторического знания.

Библиографический список состоит из 100 изданий.

Подробное описание книги.

Тираж книги я распространяю сам. Начал рассылку. Сделать заказ можно, написав на мой мейл 

cer6042@yandex.ru

Цена 1 экз. с автографом — 600 руб.

Оригинал и комментарии

Приводят поэта Френкеля к Буденному знакомить. Тот уже изрядно бухой и веселый.

— Ну, здорово. Это ты что ли написал "Марш Первой конной"?

— Я, товарищ Буденный.

— Молодец! Уважаю. Садись... Да не бледней, не бледней. Давай выпьем. По стакану, по стакану давай.

Выпили. Закусили.

— А сам-то где служил в Гражданскую?

— Товарищ Буденный, как где, у вас в Первой конной и служил!

— Да ты что? Еще больше уважаю. За это надо выпить. Давай стакан.

Выпили. Закусили.

— Да-а, славные были времена. А помнишь, как мы 19-м году... Врываемся мы в одно еврейское село... Шашки наголо... Ты сам-то кто будешь по национальности?

— (Испуганно) Еврей, товарищ Буденный.

— Еврей? Хорошо, я тебе другую историю расскажу...

Оригинал и комментарии

       Версия (очень живописная) Куликовской битвы от Э.В. и И.М. Путятиных:

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

В рамках столь поощряемой сегодня российским Следственным комитетом борьбы с фальсификацией истории имею, что доложить. Суть проста: рассказы про исконный отечественный борщ со свеклой, да и вообще про свеклу, которой русские красавицы щеки румянили, чтобы равноапостольного князя Владимира ублажить, это… как бы помягче сказать, враки.

«Историки» русской кухни, которые не интересуются ничем, кроме монастырских книг, да «Домостроя», закономерно попадают в западню невежества. Понятно, что читать на иностранных языках почвенная публика не обучена. А зря. Это как раз тот случай, когда, не зная исторического международного контекста, создаешь выдумки об истории отечественной.

Возможно, вы замечали, что в «Домострое» про свеклу сказано не очень однозначно. То есть «свеклу ставят». Или вот такой пассаж: «А в ту пору и до осени борщъ режучи сушит, ино всегда пригодится — и в год, и в даль; и капусту все лето варит и свеклу, а в осень копусту солити, а свеколной росолъ ставит». О чем тут речь – о свекольных клубнях или ботве – совсем не очевидно. 

Пора уже рассказать, в чем тут дело. Свекла была популярным овощем со времен Римской империи, хотя в то время она употреблялась в пищу гораздо реже. Известно о ее использовании в супах и похлебках. Позже из-за своих корней она выращивалась и в Средние века, когда ее так и называли римской свеклой (Beta Romana), особенно в монастырских садах Франции, Испании и Италии.

Прекрасный обзор истории свеклы дает в своей книге «Beetroot» (2004) английский эксперт Стивен Ноттингем (Stephen Nottingham). Причем, выводы из этой работы окажутся весьма неожиданными.

Средневековые травники и гастрономы употребляли свеклу и пропагандировали ее преимущества. Хильдегард фон Бинген (Hildegard von Bingen, 1098-1179) записала подробности приготовления свеклы. Хильдегард в наши дни в основном почитается за ее возвышенную духовную музыку, но она также была настоятельница, целительница, хорошо разбирающаяся в травах. В своей книге Naturkunde, переведенной на современный немецкий язык Питером Рите, она описывает белую свеклу, которую нужно очистить (то есть корень). Причем отмечала, что полезнее есть ее приготовленной, чем сырой. 

Подчеркну, что имелись в виду корнеплоды белой свеклы, которые часто использовались тогда в медицине, но редко шли в пищу. Еще один известный травник того периода, Альберт Великий (Albertus Magnus, ок. 1200-1280) упоминает листовую свеклу, похожую на мангольд, но даже не вспоминает корни свеклы (Beta vulgaris) в своих наблюдениях за растениями в XIII веке.

В отличие от знакомой нам свеклы, листовая свекла действительно приобрела популярность в Средние века. Со времен Римской империи она процветала и в арабском мире. Португальцы приняли арабское слово для свеклы (selg) как acelga или selga. Листовая свекла была известна как асельга в XIII веке на всем Пиренейском полуострове. Собственно, и сегодня мангольд именуется так в португальском и испанском языках.

Важно иметь в виду и еще одно обстоятельство – отсутствие до поры до времени массовой селекции. В Средние века корнеплоды свеклы оставались длинными и тонкими. И совсем не напоминали сегодняшние пухлые и округлые. До XVI века о толстых корнях свеклы вообще почти не упоминается. 

Затем слово Beta встречается в английском рецепте 1390 года. Барбар (ум. 1493) упоминает одиночный, длинный, прямой, мясистый, сладкий корень свеклы, который можно было есть. Это описание было повторяется Жаном Рюэлем (французским врачом и ботаником), в работе 1536 года, а также немцем Леонартом Фуксиусом (Leonhartus Fuchsius) в 1542 году. 

Итальянский врач и гурман XV века Платина (Бартоломео Сакки, Bartolomeo Sacchi) издал свой получивший широкую известность труд De Honesta Voluptate et Valitudine Vulgare (О правильном удовольствии и добром здравии) в 1460 году. Это была первая поваренная книга, в которой излагались основы современной (той эпохе) итальянской кухни и «средиземноморской диеты». Платина включает в рецепты белый мангольд и приводит рецепт зеленого соуса, включающего листовую свеклу, петрушку и пшеничную муку для загущения. Он описывает и обжаренную на углях свеклу, которая помогает избавиться от запаха чеснока. 

К концу XV века различные культивируемые формы Beta vulgaris уже встречались по всей Европе. В отличие от римлян, которые, в первую очередь, использовали корень свеклы в лечебных целях, с XVI века люди употребляют ее в основном как овощ. Были выведены новые столовые сорта. А начиная с 1530-х годов, начинают появляться подробные описания корнеплодов свеклы.

Так, Андреа Чезальпино (Andreas Caesalpinus) в своей книге De Plantis (1538 года) выделяет четыре вида свеклы, один из которых имел красные корни. Итальянский естествоиспытатель Пьетро Андреа Маттиоли описывает новую свеклу (Beta rubra) в Германии в 1558 году. Ее корень напоминал красную репу, которую можно было есть. Эта свекла, отмечает он, сильно отличается от белой и черной свеклы, обычно выращиваемой в итальянских садах того времени. По сути, это одни из первых описаний, в которых конкретно отмечалось покраснение корня.

Матиас де Л’Обель (Matthias de l'Obel) в 1570 году также описывают новую красную свеклу, указывая на ее редкость. Итальянцы вывели разные сорта свеклы в XV-XVI веках. Некоторые из этих ранних разновидностей были завезены в Северную Европу. Ботаник Камерариус (Rudolph Jacob Camerarius) описывает более короткие и толстые корнеплоды свеклы из Италии в 1586 году. Французский ботаник и физиолог Жак Далешам (Jacques Daléchamps) упоминает этот сорт в 1587 году в своей «Generalis Plantarum». Кроме того, он описывает и улучшенный длиннокорневой вид, известный как свекла римская (Beta romana). Сегодня он рассматривается учеными как прототип современной свеклы, давший начало как длиннокорневым, так и толстым шаровидным сортам. Впервые этот термин появляется в литературе в Германии в 1558 г., затем в Англии в 1576 г. 

Новые сорта свеклы с энтузиазмом выращивали в Германии, где огородники в позднем Средневековье сыграли ключевую роль в селекции этого овоща и его использования в кулинарных целях. Из Германии популярность свеклы как корнеплода распространилась на восток – в Польшу, Литву, Россию и Украину, а также на север до Скандинавии. Свекла приобрела серьезное значение в кухне Центральной и Восточной Европы к концу Средних веков. Первые упоминания ее в славянской кулинарии отмечается в книгах, датируемых между XIV и XVI веками. Борщ – классическое блюдо Польши, России и Украины происходит из того же времени. Кстати, как и другие блюда из свеклы, такие как скандинавская сельдь с салатом из свеклы. Крупные длиннокорневые корнеплоды свеклы собирались осенью для потребления зимой.

Одновременно новые сорта свеклы завоевывают и Францию. Французский агроном Оливье де Серр (Olivier de Serres) рассказывает в 1629 году про сорт свеклы как «вид пастернака, который недавно прибыл из Италии». Он подчеркивает, что у него очень красный и довольно толстый корень, с толстыми листьями, и все это можно есть. 

А классик французской кулинарии Франсуая де Ла Варенн (François Pierre de la Varenne), описал приготовление свеклы в своей книге La Cuisine Français в 1651 году. Согласно рецепту, предварительно приготовленная свекла очищается, нарезается кружочками и обжаривается на сливочном масле с добавлением измельченного лука и уксуса.

Какие выводы следуют для нас из этого обзора? Их несколько:

1. Свекла вполне могла прийти на Русь из Византии еще в XI-XII веках, но никак не раньше.

2. Сложившаяся в ту эпоху практика предусматривала использование главным образом листьев свеклы (ботвы), а не корнеплодов.

3. Сами корнеплоды свеклы до XV века имели не красный, а белый и черный цвет. Красная свекла, появившаяся в результате селекции в Европе, приходит к славянам к концу XV-началу XVI века.

4. Никакой классический красный борщ из свеклы не мог быть приготовлен ни в России, ни в Украине до XVI века.  

Оригинал и комментарии

Это выражение уже давно стало мемом.

Услышав или прочитав его, верный сетевой сталинец делает понимающее выражение лица и начинает перемигиваться с братьями по разуму: «Выдумки СоЛЖЕницына, плавали, знаем... Весь антисталинский миф состоит из таких вот инсинуаций и фальсификаций советской истории! Антисоветчикам ни в чём верить нельзя!»

Понятное дело, что до научного разбора возникновения данного мема верный сталинец никогда не опустится. Поэтому придётся сделать это вместо него.

Во-первых, напомню, что Солженицын существенно недооценил размах Большого террора 1937—1938 годов. По этому поводу в «Архипелаге ГУЛАГ» написано следующее: «Какой правовед, какой уголовный историк приведёт нам проверенную статистику? где тот спецхран, куда бы нам проникнуть и вычитать цифры? Их нет. Их и не будет. Осмелимся поэтому лишь повторить те цифры-слухи, которые посвежу, в 1939—40 годах, бродили под бутырскими сводами и истекали от крупных и средних павших ежовцев, прошедших те камеры незадолго (они-то знали!). Говорили ежовцы, что в два эти года расстреляно по Союзу полмиллиона «политических» и 480 тысяч блатарей (59-3, их стреляли как «опору Ягоды»; этим и подрезан был «старый воровской благородный» мир)».

Между тем общепринятая в современной научной литературе цифра «политических» жертв Большого террора составляет 681 692 человека. Опять «наврал» Солженицын! Только об этой его «лжи» верный сталинец никогда не обмолвит словечка.

Теперь о пресловутых «ста миллионах».

Во втором томе «Архипелага ГУЛАГ» Солженицын пишет: «По подсчётам эмигрировавшего профессора статистики И.А. Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости, — оно обошлось нам в... 66,7 миллионов человек (без этого дефицита — 55 миллионов)».

Эту оценку потерь писатель повторил в интервью 1976 года: «Профессор Курганов косвенным путём подсчитал, что с 1917 года по 1959 только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами, — только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек» (Публицистика: В 3 т. Т. 2. С. 451).

Итак, мы видим, что Солженицын в данном случае ссылается на научное исследование проф. Курганова (библиографический список см. в конце статьи). Причём речь идёт не о прямых потерях от репрессий, а «демографических»: цифра 66 миллионов включает, помимо ГУЛАГа, потери в Гражданской войне, террор первых лет советской власти, чудовищную смертность от голода, коллективизацию с её высылкой миллионов крестьян, четверть которых погибла, и, наконец, больше 10 миллионов не рождённых душ.

Была ли эта оценка научной?

Коренным недостатком методики Курганова было то, что он смешал прямые потери с косвенными (снижением рождаемости). Однако, что касается десятков миллионов жертв коммунизма, то подобной статистической оценки придерживались многие историки того времени. Можно даже сказать, что таково было устоявшееся представление в научной среде. Например, О.Г. Шатуновская (член комиссии Президиума ЦК КПСС по расследованию судебных процессов 1930-х гг.) считала, что с 1935 г. до начала войны было арестовано 19,8 млн. человек, из них расстреляно 7 млн. По данным советского историка Р.А. Медведева, в результате политических репрессий СССР потерял 40 млн. человек. Британский историк Р. Конквест оценивал количество заключённых ГУЛАГа в 25—30 млн., из которых 1 млн. был расстрелян в 1937–1938 гг., а ещё 2 млн. погибли от голода.

Виноваты ли учёные в том, что их выводы, как потом выяснилось, сильно разошлись с действительностью? Только отчасти. Намеренными фальсификациями и подлогами никто не занимался. Точные сведения о большевистских репрессиях в СССР в советское время не публиковались. Архивы были закрыты. Сам интерес к данной теме был чреват для исследователя серьёзными последствиями, вплоть до уголовного преследования.

В силу этих обстоятельств, все подсчёты жертв политических репрессий могли быть чисто «прикидочными», гипотетическими. Подлинно научных оценок масштабов советских репрессий не могло существовать по объективным причинам. Историки не виноваты в том, что им приходилось действовать наощупь.

Даже в начале 1990-х гг. председатель Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте Российской Федерации А.Н. Яковлев все ещё полагал, что СССР потерял от казней и голода 20—25 млн. человек (при том, что только в РСФСР было арестовано около 41 млн.).

Сегодня историки располагают достоверной статистической базой для своих исследований и более совершенными методиками подсчёта. Согласно последним данным, большевистская модернизация России обошлась нам примерно в 10 млн. жертв Гражданской войны и 12–15 млн. репрессированных (в том числе 2—4 млн. погибших) в годы правления Сталина, без учёта жертв голода (10—15 млн.).

Не «сто миллионов», конечно. Но на преступление века по-прежнему тянет.

Уточнение цифр, безусловно, продолжится, и, можно заявить со всей ответственностью, только в сторону увеличения.

Список литературы:

Конквест Р. Великий террор, 1969, «Жатва скорби», 1986.

Курганов И. Три цифры // Новое русское слово. 1964. 12 апреля.

Медведев Р. Трагическая статистика // Аргументы и факты. 1989. 4–10 февраля. № 5. С. 7.

Померанц Г. С. Государственная тайна пенсионерки // Новый мир. 2002. № 5. С. 142–143.

Шатуновская О. Г. Цит. по: Померанц Г.С. Государственная тайна пенсионерки // Новый мир. 2002. № 5. С. 142–143.

Яковлев А. Н. Сумерки. М.: Материк, 2005. С. 26, 217–222

Мои книги

Последняя война Российской империи (описание, отзывы, как заказать)

Электронные и бумажные книги в Директ-Медиа:

Иван Грозный

Царевич Дмитрий. Марина Мнишек

Пётр I

Александр Суворов

Александр I

Оригинал и комментарии

       Начал читать "Французскую революцию" Д. Бовыкина и А. Чудинова, вышедшую совсем недавно в издательстве "Альпина Нон-фикшн".



       Занимательное, надо сказать, чтение выходит. Авторы отошли от традиционной апологетической трактовки событий того славного (или нет - смотря для кого) десятилетия и весьма критически подошли к объекту описания (в духе Карлейля). Так, применительно к событиям, предшествовавшим революции, и вызвавшим ее причинам авторы подчеркивают, что системного кризиса во Франции к 1789 г. не было. Страна достаточно динамично развивалась и постепенно догоняла своего конкурента по ту сторону Ла-Манша (и должна была догнать - скорее рано, чем поздно, учитывая тот ресурсный и демографический потенциал, которым обладала Франция на фоне Британии). Естественно, были и проблемы, и проблемы серьезные (но у кого их не было в то время?), но сказать, что эти проблемы носили принципиально нерешаемый характер и были фатальны, нельзя. Так что, в изложении авторов, революция отнюдь не выглядела неизбежной.
       Однако к концу 80-х гг. XVIII в. во Франции сложилась ситуация, которую можно было бы назвать "идеальным штормом". Не слишком успешная и затратная внешняя политика, колоссальный внешний долг (одним из главных виновников которого был финансовый "гений" Неккер), на обслуживание которого уходила львиная доля госбюджета, оказавшиеся невыгодными для Франции торговые соглашения с Британией, пара неблагоприятных в природном отношении лет, которые серьезно потрепали аграрный сектор французской экономики - все эти явления создали определенные предпосылки для формирования этого самого "идеального шторма".
       Но, в принципе, так ли уж внове были эти проблемы для Франции? Вряд ли. Из Войны за испанское наследство Франция вышла, пожалуй, еще в худшем состоянии, чем то, в котором она оказалась к 1789 г. "Вишенкой на торте" и последней соломинкой стали ошибочные действия королевской верховной администрации, которая пыталась и не смогла найти выход из создавшегося кризисного, прежде всего в финансовом смысле, положения. Попытки провести налоговую реформу натолкнулись на сопротивлении старой элиты, не желавшей отказываться от своих привилегий, и, стремясь поставить короля на место, она активизировала оппозиционную деятельность, которая постепенно развивалась по сценарию, который сегодня назвали бы сценарием "цветной революции" (и даже свои соцсети были, с накачкой возбужденного общественного мнения против короны). Правда. эта элита не рассчитала свои силы и не учла, что не только она хочет стать "здесь властью" и "порулить", а также забыла о том, что у норота французского, всех этих санкюлотов городских и деревенского мужичья, тоже есть свой интерес. В общем, события довольно быстро набрали такой оборот, на который фрондеры из аристократии шпаги, мантии сутаны никак не рассчитывали.
       К несчастью для Франции, Людовик XVI оказался не тем человеком и не на том месте. Хороший, в общем-то не злой человек, любящий отец и супруг, для политика, оказавшегося на троне Франции в "сии минуты роковые" он оказался никудышным кандидатом. "Слишком поздно и слишком мало" - так можно охарактеризовать его действия и в преддверии революции, и в ее начале. И его нерешительность,боязнь взять на себя ответственность, "успешный", раз за разом, выбор из всех возможных вариантов действия наихудшие, быстро довел Францию до цугундера, погубил королевство, себя, свою семью и сотни тысяч людей. В общем, печальная картина - как один человек способен погубить все и вся...



       P.S. Особенно отмечу, что книга написана легким, приятным для чтения языком.
       P.P.S. Кстати, масса параллелей с нашей историей напрашивается.

Оригинал и комментарии

miner_07

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

       Намедни посмотрел-послушал (из энтомологического интереса) видео-опус Т. Эйдельман о Новгороде Великом (ссылку не даю, гуглится на раз), Изрядно впечатлен, да, в особенности этой фразой из "рекламы" ролика:

      Был на Руси вольный город Новгород, много веков собиралось здесь вече, а купцы отправлялись во все концы земли. Значит, и такое возможно, значит, жили в нашей стране люди, которые сами решали, как им жить, не боялись брать на себя ответственность...

      Осталось только уточнить, кто эти люди, которые сами решали, как им жить и которые не боялись брать на себя ответственность, чтобы все встало на свои места. В общем, снова полуправда, которая на деле хуже откровенной лжи. Небесный Новгород и фольк-хистори в горошек, мелкий, as is, да ( в точности по Ницше в духе покойного Зимина:

      Это как бы попытка создать себе a posteriori такое прошлое, от которого мы желали бы происходить в противоположность тому прошлому, от которого мы действительно происходим)

      Эту бы энергию да на благие цели.



      P.S. Князь Курбский, который "князь я али не князь? Тварь дрожащая или право имею?", из тех самых ответственных людей, кстати.

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

       Молчит, не отпускает...
       Есть в Уйютненькой такой весь из себя ein popularische top-blogger nosikot, за коим я наблюдаю который год с изрядным энтомологическим интересом - периодически захожу на его страничку, зная, что он непременно порадует меня этаким перлом. А и то правда - и швец, и жнец, и на дуде игрец, "эксперт" во всем (и с апломбом размером с Эверест, если не больше - убежден в том, что есть два мнения, его и неправильное), от экономики до политики, от авиастроения до истории - до последней в особенности (еще бы - буквы он знает, слова из букв складывать умеет, а из слов - целые предложения, а потом и тексты).
       Вот и сейчас он снова, как и год назад меня порадовал (постоянство - признак мастерства, однако). Чем, спросите вы - а вот. Тут намедни жаловались в Мордокниге, что годовщина Куликовской битвы незамеченной прошла, так наш ein popularische top-blogger вспомнил, и еще как (дальше самая мякотка):

       В этот день в 1380 году состоялась Куликовская битва (место столкновения неизвестно). Задумка вел.кн. Дмитрия Ивановича была неплохой - бить врагов по частям (если это задумка, конечно), в первой части его воины, в ходе ожесточенного сражения разбили отряды узурпатора Мамая, но понесли такие потери, что подошедшие войска ВКЛ (западно-русского гос-ва) и отряды Олега Рязанского без особого труда нанесли им сокрушительное поражение, после чего заняли Москву. Дмитрий бежал на с-в княжества.
       Отбить Москву смог Тохтамыш (чингизид) в 1382 году, но при этом он полностью разрушил город, перебил или увел его жителей - так что как минимум до 2-й пол. 15 в. Москва НЕ была столицей (в это время в ее качестве указывают обычно Коломну).
       Вдобавок после 1382 г. Дмитрию пришлось выплачивать Империи "недоимку" по налогам - для чего пришлось серьезно "ободрать" оставшихся подданных - наверное он тоже повысил им пенсионный возраст и НДС с акцизами на бензин поднял...
       В целом правление Дмитрия "Донского" стоит оценивать как бедственное для Руси, а самого его - как обладателя весьма спорных качеств (например отраженное в летописях его участие в Куликовской битве в качестве "простого воина" вообще в это время было неприемлемым!)...

       В общем, как говорится, no comments! Неплохо так ein popularische top-blogger курнул, очень неплохо...

      Недавняя картинка как раз в тему:

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

thor_2006

Оригинал и комментарии

Вот интересно. Иногда пишешь-пишешь, рассказываешь в подробностях о том, что ели наши предки. А читатели все грустнеют от подробностей. А порой – как сейчас – приведешь пару картинок. И уже только улыбка на лице собеседника.

Ботвинья… Писал я про нее много. Но, пожалуй, все, что нужно знать о ней, – в этих сканах. Блюдо, как видите, включено в незамысловатый сборник «Дешевый русский стол». Ну, то есть дешевый в 1868 году. Да и правда, что там дорогого?

«Летом – пишет автор Петр Андреев, - подают иногда вместо супа ботвинье с рыбой. К ботвинью лучше всего идет малосольная осетрина. Также подают к ботвинью малосольную белугу, севрюгу и другую соленую рыбу, а где можно достать, свежую осетрину и лососину. Ботвинье приготовляется таким образом: взять какой угодно зелени, щавелю, шпината, или свекольника, сварить в воде до мягка, откинуть на сито и выжать воду. Потом изрубить, прибавить мелкоискрошенных огурцов, зеленого рубленного укропа и луку.

Если есть раки, то очистить потребное число раковых шеек, нарезать, положить в ботвинье, налить квасом или кислыми щами. Можно также приготовить ботвинье из свеклы: сварить свеклу, вычистить, изрубить мелко прибавить рубленного луку, укропу, накрошить свежих или малосольных огурцов.

Тем же читателям, которые накопили на этот дешевый стол, предлагаю посмотреть, как Ольга Сюткина готовит это блюдо уже в современных условиях:

Да, не забывайте, что на сдачу от этого дешевого русского стола вам еще до конца месяца жить.

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

«Идеальный рецепт, если к чаю пришли незваные гости», - пишут французские кулинарные журналы. В СССР же рецепт объяснялся доступностью продуктов — ингредиенты «картошки» всегда можно было достать. 

Сейчас советское прошлое, и кулинария в первую очередь, вызывает ностальгическое чувство. А мы согласны с Гелией Делеринс: брать нужно в наборе. Замечательное пирожное вместе с дефицитом продуктов. Именно о пирожном картошка на фоне советского и французского пейзажа она и рассказывает на страницах «Огонька»:

Были в моем советском детстве десерты, которые я и сейчас с удовольствием готовлю. Семейный «наполеон» любят даже мои дети, несмотря на знакомство с французским «мильфеем». Маковый пирог регулярно появляется на столе. Но самым вожделенным пирожным остается «картошка». Видимо, это и есть тот самый comfort food — идущая из детства и поддерживающая веру во все хорошее еда. Пока повсеместно не утвердилась никем не доказанная версия финского происхождения «картошки», я была уверена, что ничего более «своего, родного», чем это пирожное, не найти. «Наполеон» — иностранец, «Птичье молоко» появилось позднее, уже в конце 1970-х, а «картошка» была всегда. Вернее, всегда хотелось ее съесть, а с прилавков кондитерских она исчезала, едва появившись.

Даже когда я обнаружила «картошку» в витрине французской булочной, моя вера в советское происхождение пирожного не пропала. Наверняка же где-нибудь в Москве увидели, уверенно сказала моя маленькая тогда дочь, выдвинув оригинальную идею международного обмена «картошки» на «наполеон».

«Картошку» делали, конечно, из подручного продукта — из крошек. Правда, крошки тоже бывают разные. Во Франции они остаются от печенья, которое весь мир называет «Савоярди» и «Дамские пальчики», а сами французы упорно клонят в свою сторону и зовут их «Будуар».

Первые два названия загадки не представляют. Печенье, как считается, было выдумано в Савойе еще в Средние века и стало официальным десертом Савойского двора. По форме оно действительно напоминает дамские пальцы. С «Будуаром» дело сложнее. Такое название дал печенью Антонин Карем, отец — основатель кодифицированной французской кухни. Карем служил поваром у главы французской дипломатии Талейрана, которому, в частности, пришлось отстаивать интересы Франции на Венском конгрессе, после поражения Наполеона. Обсуждения, торговля землями и репарациями были сложными. Печенье чаще всего подавали к шампанскому, оно незаметно съедалось во время разговоров, которые в большинстве своем были закрытыми и «будуарными». Так Карем и назвал отработанный им в деталях рецепт.

Для «картошки» эти «Дамские пальчики», «Будуары» и «Савоярди» подходят больше всего. Они хорошо крошатся и впитывают жидкость. Именно из них сооружают бортики шарлоток и тортов с муссами. Никаких будуаров в наше время, конечно, не было, ни в прямом смысле, ни в переносном. Но зато было печенье «Юбилейное», которое и шло на крошку. И еще в каждом доме сушили сухари. Памятью о голоде, жившей в каждом доме, питался стыд перед выброшенной горбушкой. Иногда именно накопившиеся эти куски и подвигали к печению пирожного — дай-ка мы все же их используем.

Пирожное «картошка»

Какао 3 ст. л. и еще 1–2 для подачи

Бисквитное печенье или сухари 150 г.

Сахарная пудра 30 или 50 г, если использованы домашние сухари

Молоко 80 г.

Миндаль 50 г.

Масло 50 г.

Ром 2 ст. л.

Ванильный экстракт

С сухарями, на мой взгляд, получалось вкуснее. С ними можно было отмерить столько сахарной пудры, сколько хочешь, а печенье было сладким изначально, как и покупные сухари, которые тоже часто шли в ход.

К сухарям нужно было добавить столовую ложку какао и сахарную пудру. Берите настоящий какао-порошок, горький, а не готовые детские смеси с молоком и сахаром. Перемешать, а потом соединить эту сухую смесь с маслом комнатной температуры, уже совсем мягким. Немного смеси при этом оставьте — она вам пригодится в конце.

Сейчас масло нужно вынуть из холодильника и ждать, когда оно размягчится. А тогда это мягкое состояние было для него само собой разумеющимся — холодильники в 60-е и даже 70-е были далеко не у всех. Многие мои сверстники и сверстницы вспоминают курицу в авоське, вывешенную за окно, холодные ящики под подоконниками в старых домах и продукты между двумя оконными стеклами. Выйдя замуж и приехав в 1980-х в Ленинград, я обнаружила, что в семье мужа, а также, видимо, и в остальных семьях бесконечной коммунальной квартиры холодильников не было и в это десятилетие. Для Москвы это уже было редкостью. Масло в банке с водой казалось чудом природы — не смешивается, не размазывается и ничего не пачкает! Для пирожных оно тоже подходило идеально.

Еще один ингредиент — орехи. Когда-то это могли быть только грецкие, арахис сюда не годится, а других не припомню. Грецкие орехи в «картошке» хороши по-прежнему, и все же я бы предпочла миндаль, как во французском рецепте. В любом случае немного орехов нужно поколоть грубо, оставив их в виде небольших осколков, а основную массу превратить в пудру и смешать со всем остальным. Наконец, немного молока — смотрите сами, «тесто» должно получиться крутое, тяжелое. Мешайте его, пока не станет абсолютно однородным, а пока мешаете, добавьте несколько капель ванильного концентрата и пару ложек рома или коньяка, если хотите. Это заставляет забыть простое, почти картофельное происхождение пирожного.

Теперь зачерпните смесь столовой ложкой и скатайте шарик, а потом придайте ему продолговатую форму. Это и есть пирожное-картофелина. Обваляйте ее в смеси из крошек, какао и сахара. Для полного сходства кондитеры украшали пирожное тремя белыми «глазками» из масляного крема, как на проросшей картошке. Не уверена, что вы захотите возиться с кремом для крошечных завитков. Лучше взять половинки очищенного миндаля или лепестки из него же, или же растопить кусочек белого шоколада и нарисовать им «глазки».

Французские кулинарные журналы правы — пирожное быстрое, в случае нежданного гостя может выручить. Особенно если этот гость — ностальгия.

Оригинал и комментарии

Новые продукты, приходившие в русскую кухню, далеко не сразу занимали соответствующие «полочки» в меню. Так картофель еще в конце XVIII века подавали с сахаром. Но, оказалось, мы сегодня попросту забыли об экзотических способах приготовления… обычных огурцов.

На днях в Записках графа Федора Петровича Толстого (1783-1873), русского живописца, вице-президента Императорской Академии художеств, встретил любопытную фразу. Он описывал жизнь и быт другого члена этой фамилии – знаменитого библиофила Федора Андреевича Толстого (1758-1849). Который сам был из мелкопоместных дворян, но разбогател благодаря браку со Степанидой Дурасовой, наследницей миллионного состояния своего деда – симбирского купца Ивана Мясникова. 

Впрочем, семейный быт четы был причудлив:

«Из тщеславия граф Федор Андреевич Толстой не жалел ничего на обеды и балы, которые действительно были лучшими в Москве, чему не препятствовала и жена. Зато за вседневным ее обедом совершенно нечего было есть. У ней я в первый раз увидел, как за обедом вместо жаркого подавали жареные в масле соленые огурцы» (Записки графа Ф.П.Толстого. Русская старина. Т.VII, СПб., 1873).

Что за странные жареные огурцы, подумал я. Да еще соленые. Однако, поиски в библиотеке привели к неожиданному результату. Было-было, оказывается, такое блюдо в ту эпоху. Жареных соленых огурцов, не нашел. А вот обычные – пожалуйста. Изданный в Санкт-Петербурге в 1828 году «Поваренный календарь или Самоучитель поваренного искусства» позволяет нам ознакомиться с таким рецептом:

«Огурцы свежие надлежит очистить, искрошить и посыпать солью, чтобы дали из себя сок, который слей. Огурцы же обжарь в масле коровьем с прибавкою лука, накати мясным отваром, смешанным пополам с уксусом, приправь перцем, базиликом, драгуном и тому подобным. Подбей соус яичными желтками.

Подавая на стол, уклади сей соус яйцами цельными в пол-смятку или, как говорится, в мешочек зажаренными, которые приготовляются таким образом: распусти над огнем в сковороде масла коровьего, выпусти в него яйца, каждое особливо с осторожностию, чтобы не разорвались, пересыпь щепотью муки, обжарь, но столько, чтобы желтки остались жидкими».

Не знаю, как вам, а мне такое блюдо вполне заменило бы мясное жаркое. Ну, хотя бы в качестве разгрузочного дня.

Оригинал и комментарии

v_zamiatin

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

       Не совсем, конечно, флотофильства, скорее в память о прежнем увлечении - лет этак с тридцать и больше того историей флота я очень даже увлекался в особенности флота "викторианской", до, ети ее, дредноутной, эпохи.
       Ув. biber550 намедни разместил любопытный пост-размышление Как проектировать и строить крейсера. Инструкция для попаданцев. Текст довольно обширный, но стоящий для того, чтобы уделить ему некоторое время для прочтения.
       Соглашаясь с некоторыми тезисами автора "Инструкции" (в частности, относительно разделения крейсеров на три ранга), кое-что вызывает сомнения. В частности, первое, обо что я запнулся, так это о тезис, что вообще все крейсера Золотой Эпохи вели свой род от миноносцев, ссылаясь при этом на британский опыт постройки Mersey-class protected cruiser? который, по утверждению ув. biber550, вел свое происхождение от торпедного крейсера. Надо полагать, автор имел в виду довольно многочисленные британские torpedo gunboats, но, в таком случае, как "Mersey" мог стать улучшенной версией того же "Rattlesnake", если головной крейсер серии был заложен двумя годами прежде, чем началась постройка первой британской торпедной канонерки (впрочем, не спасает положение и сравнение "Mersey" с "Scout", поскольку последний, " third class torpedo cruiser", был заложен тогда же, что и "Mersey")? Скорее, стоит вести речь о постепенном развитии одной и той же линии - от "Iris" через "Leander" к "Mersey", "Apollo" и дальше.
       Не совсем ясно, что имеет ввиду автор, когда, характеризуя крейсера I ранга, пишет, что они представляют собой большие крейсера способные как на самостоятельное крейсерство, так и на бой в линии рядом с бэттлшипами. Пусть на вторых ролях- как быстрое крыло или добиватели отколовшихся/подранков, блокирование более слабой части линии противника, но в линии главной баталии. Подобного рода большие крейсера, причем имеющие броневой пояс по ватерлинии, появляются, по большому счету, лишь на закате эры "викторианского" флота. К их числу можно отнести, пожалуй, японскую Tsukuba, французский Waldeck-Rousseau или британский Minotaur (отчасти - немецкий Fürst Bismarck, но только потому, что сами немцы не совсем определились, для чего им нужен такой вот "капитал шип"). Прочие же крейсера I ранга, равно "protected" или "armored"? постройки 90-х гг. XIX в., для разведчика были слишком большими и дорогими (как, например, Powerful), а для "капитал шипа" недостаточно хорошо вооруженными и защищенными (японские "асамоиды" "Асама" и "Идзумо" в Цусиме в противостоянии с русскиvb броненосцами показали себя не слишком хорошо - ставить их в боевую линию рядом с "нормальными" броненосцами I класса японцы могли только от свое бедности - почему, собственно говоря, и появилась пресловутая "Цукуба", которая на фоне "Асамы" смотрелась более или менее приличным "капитал шипом", а не недомерком). Это англичане могли позволить себе баловаться с такими крейсерами-переростками типа Cressy размером с обычный броненосец I класса, ибо в те благословенные для мореманов и флотофилов времена британский парламент не скупился на военно-морские расходы, поддерживая пресловутый Two Power Standard. Прочим же претендентам на "Трезубец Нептуна" приходилось довольствоваться меньшим и умерять свои хотелки размером выделенных собственными парламентами (или министрами финансов - вроде нашего Витте) средств. А тут надо было выбирать - или строить "нормальные" броненосцы, чтобы хотя бы ядро флота заполучить, или же пуститься во все тяжкие, экспериментируя и рождая "ублюдков" вроде Regina Elena - ни Богу свечка, ни черту кочерга.
       В общем, удовольствие строить большие крейсера I ранга - это для богатых и для тех, кому это чрезвычайно нужно (для американцев и японцев - как для морских держав), а для остальных подобного рода корабли - по преимуществу типичные белые слоны. Особого смысла в их постройке не было - лучше иметь два броненосца II класса (типа нашего Пересвета или британского же Duncan), чем три таких крейсера-переростка. В боевой линии от них пользы всяко разно было бы больше, чем от того же "Defence".
       Другое дело - крейсера II и III класса. Достаточно легкие, неплохо вооруженные и, что самое главное, дешевые (на фоне переростков). И, что самое главное, они заполняют важнейшие "экологические" ниши ближней и дальней разведки, охранения и борьбы с легкими силами неприятеля. А еще они могут выступать в роли истребителей неприятельской торговли, стационеров и демонстраторов флага всяким папуасам и зусулам и пр. Понятно, что они, в итоге, и образовали самый многочисленный класс кораблей в "викторианских" флотах.
       Что касается конкретных деталей (технических прежде всего), то ту уж все определялось национальными традициями и взглядами, которые разделяли адмирала данного флота - какой доктриной они руководствовались и к чему они стремились, заказывая крейсера подобных классов. И если у нас, к примеру, вплоть до самого конца XIX в. ориентировались на противостояние с Британией, атакуя ее коммуникации, то, естественно, и строились большие крейсера II ранга водоизмещением 6-7 тыс. тонн, достаточно мореходные (в отличие от тех же японских "собачек", которые были явно перегружены и отличались, мягко говоря, не самой лучшей мореходностью - отсюда и вопрос об их реальных скоростных качествах и способности использовать свою на бумаге мощную артиллерию в свежую погоду) и неплохо вооруженные (для борьбы с теми же многочисленными британскими крейсерами II и III классов). Когда же встал вопрос о завоевании доминирования на Дальнем Востоке, то для эскадренной службы появляется на свет знаменитый Новик ( с детства влюблен в это ладный кораблик!). В общем, худо ли, бедно ли, но к началу русско-японской войны русский флот подошел, повторюсь еще раз, имея достаточно сбалансированный и современный состав. Результат, вызывающий удивление, учитывая ограниченность военно-морского бюджета и шараханья из стороны в сторону при определении того, какие и сколько кораблей все таки нужно иметь.
       В общем, подводя общий итог. Крейсера I класса - фтопку, баловство дорогостоящее, не оправдывающее вложений в свою постройку и содержание, этакие недоброненосцы (ну и зачем, в таком случае, они нужны, если у вас нет лишних, как у англичан, денег?), реально же полезны и важны крейсера II и III классов, в силу своей дешевизны и универсальности болеt распространенные и способные решать большую часть задач, стоящих перед крейсерами.

Оригинал и комментарии

Евпатия Коловратия брюки один Хостоврул превращается в элегантные шорты пару Хостоврулов.



      Не могу удержаться и не запостить еще одну эпическую картину-иллюстрацию на вечную тему.

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Странные-странные. И не надо здесь вспоминать Леонида Ильича. Этот разговор действительно о сосисках. Которые в отличие от сегодняшнего дня в прошлом были гораздо затейливее. 

Сосиска знакома нашим соотечественникам довольно давно. Вероятно, первые блюда, похожие на нее приходили к нам еще в петровскую пору из Голландии, Германии. Сосиски с пивом подавались для иностранных моряков и шкиперов в первом трактире, открывшемся в Санкт-Петербурге в начале XVIII века. Тогда бывший повар Петра I немец Фельтен основал в городе заведение под названием «Аустерия четырех фрегатов». История не донесла до нас название того блюда. Но нет никаких сомнений, что некий аналог современных сосисок и колбасок там подавались.

А вот дальше жизнь российской сосиски складывалась по-разному. Понятно, что большинство рецептов представляли собой незатейливые изделия из свинины, шпика и специй. Их можно было встретить и 100 лет спустя в заведениях колбасников в Санкт-Петербурге и Москве. Вот, скажем, изданный в 1829 году «Новейший и любопытнейший указатель Москвы» рассказывает, что в заведении Маттерна на Моховой «продаются и на заказ делаются английские сосиски». А у Безоцци «близ Кузнецкого моста» предлагают «сосиски с трюфелем».

Но кухня развивалась и в сторону изящества. Вот почему у классика нашей гастрономии XIX века Игнатия Радецкого мы находим «сосиски из зайца». Которые требуется «обжарить в масле, и когда будут готовы, снять на тарелку, загляссеровать и, остудив на льду, обложить рубленным ланспиком». А в «Ручной книге русской опытной хозяйки» Екатерины Авдеевой и вовсе апофеоз фантазии и щедрости:

Но, что интересно, дешевая кухня тоже не стоит на месте. И по мере того, как сосиски становятся общедоступным товаром, принимает их в свой рацион. Вы думаете, что сосиски в тесте – это изобретение сегодняшнего фаст-фуда? Ничуть! Первые подобные рецепты мы встречаем уже в конце XIX века. 

Мария Ределин в книге «Дом и хозяйство» (СПб., 1895) дает такой рецепт: 

«Завернув в тесто все сосиски, их укладывают на лист, вымазанный маслом, дают еще подняться в продолжение 1,5 часов после чего смазывают яйцом и пекут сначала в умеренном, а потом более сильном жару. Подают эти пирожки вместо закуски или же к бульону».

А в изданном в 1874 году в Санкт-Петербурге безымянном сборнике «Приготовление кушаний без кухарки» и вовсе встречаем что-то родное и близкое:

В общем, русская фантазия не стояла на месте. А девизом ее вполне можно было бы взять строки Некрасова: 

Буду новую сосиску

Каждый день изобретать,

Буду мнение без риску

О салате подавать.

Оригинал и комментарии

мой день сделан - можно уходить на покой!

Оригинал и комментарии

id77

prajt

rus_sumer

Оригинал и комментарии

Московский князь Дмитрий Иванович одержал немало побед над злейшими врагами возрождавшейся Руси. Но в памяти народа он навсегда остался победителем на Куликовом поле и вошёл в историю с прозвищем Донской. Однако эта великая победа как бы отодвинула в тень другие его государственные подвиги. Ибо за десять лет до Куликовой сечи, избавившей Русь от порабощения Востоком, князь Дмитрий не дал поглотить молодую Московскую державу опасному западному хищнику — Литве.

Усиление Литовского государства происходило одновременно с возвышением Москвы. Но если Москва росла, возвращая себе своё — русское, то Литва расширялась за счёт чужого — тоже русского. В конце XIII — середине XIV века литовские князья захватили земли Западной Руси, вплоть до Смоленска, подчинили себе Киев и получили выход к Чёрному морю. На несколько десятилетий Литва превратилась едва ли не в крупнейшее государство Европы — был в её истории такой счастливый момент.

Проглотив чуть ли не половину тогдашней Руси, Литва при князе Ольгерде положила глаз и на Москву. К счастью, Дмитрий Иванович принял меры предосторожности. Самой важной из них была замена в 1367 году деревянных стен Кремля на белокаменные. Строительство новых укреплений было произведено весьма своевременно, так как уже в следующем 1368 году большое войско Ольгерда подошло к Москве. К литовцам присоединился тверской князь Михаил Александрович. Это было первое вражеское нашествие, которое испытала Москва после монгольского разорения. Ольгерд и Михаил безжалостно разграбили московские окрестности, но взять Кремль не смогли. В 1370 году они повторили свою попытку одолеть новые стены Кремля — и вновь безуспешно.

Между тем Дмитрий Иванович, заручившись поддержкой в Золотой Орде, в 1375 году вынудил Михаила признать старшинство Москвы. Потеряв союзника, Ольгерд поостерёгся начинать новую войну против московского князя.

Сегодня Литва любит выставлять себя беззащитным ягнёнком, пострадавшим от русского медведя. Однако не забудем, что шесть веков назад этот ягнёнок в несколько раз превосходил по территории Московское княжество и угрожал самому существованию России.

Литва была усмирена как раз вовремя. В конце 70-х годов в Орде подходила к концу «великая замятня» — 20-летняя междоусобица, во время которой на ордынском престоле сменилось больше 20 ханов, оспаривавших друг у друга наследство Батыя. Возможно, именно в это время в русский язык вошло слово «кутерьма» со значением «суета, сутолока, возня». На татарском языке «кутерьма» означала тогда церемонию «несения на войлоке», которая повторялась после каждого нового дворцового переворота.

В конце концов власть перешла в руки беклярибека Мамая, который не был Чингизидом и правил от имени лица ханов-марионеток. Именно в этот момент произошло столкновение Орды с Русью. Так почему русские полки на Куликово поле вывел именно Дмитрий Донской и именно в 1380 году?

Ответ не может быть односложным.

Во-первых, не забудем, что и Русь при Дмитрии Донском уже не была прежней Русью. Московские князья со времён Ивана Калиты привыкли располагать полками подручных князей. И главное, Ивану Калите и его преемникам целых сорок лет удавалось оберегать русские земли от татарских нашествий и разорений. За эти годы возмужало целое поколение русских людей, не знавшее трепета отцов перед Золотой Ордой, которая к тому же у всех на глазах самоистреблялась в междоусобицах.

А во-вторых, князь Дмитрий Иванович Донской был представителем этого нового поколения. Он не был похож на прежних московских князей, для которых подчинение Орде было горькой необходимостью. Дмитрий вырос в неповиновении ханской воле. С юных лет он привык действовать иначе, чем его отец и дед. Будучи ещё отроком, он с оружием в руках добыл себе старшинство между русскими князьями и потом до 30-летнего возраста не выпускал из рук меча. В 70-х годах XIV века он выдержал опасную борьбу с Литвой и Тверью и вышел из неё победителем с полным сознанием своих сил.

Поэтому неудивительно, что, когда Дмитрию Ивановичу представился шанс сбросить ненавистное монгольское иго, он ударил не колеблясь.

Главному событию русской истории XIV века — Куликовской битве — предшествовали важные события. Ибо история, как хороший режиссёр, позаботилась о том, чтобы предпослать главному действию драмы захватывающую прелюдию.

1375 год обозначил новый рубеж в отношениях Руси с Золотой Ордой. Начиная с этого времени русские князья проявляют полное пренебрежение к власти ордынских ханов. И даже более того: Москва и её союзники повсеместно переходят в наступление на Орду. Так, в Нижнем Новгороде народ поднялся против послов хана Мамая, приехавших в город с полуторатысячным отрядом. До сих пор русские князья всегда были готовы подавить народные бунты против монголов. Однако на этот раз нижегородский князь Василий Дмитриевич не только одобрил поступок горожан, перебивших большинство воинов Мамая, но даже приказал казнить захваченного в плен старшего посла. А в следующем 1376 году нижегородцы сами появились у стен Казани, взяли с города большую дань и заставили местных татарских мурз признать над собой власть Великого князя московского.

Правда, после этих первых успехов на русских пролился ушат холодной воды. В 1377 году казанский царевич Арапша разбил многочисленную русскую рать на реке Пьяне, а затем сжёг Нижний Новгород.

Вдохновлённый этими известиями, Мамай послал воеводу Бегича с сильным войском наказать главного виновника беспорядков — московского князя. Но Дмитрий Иванович не стал дожидаться вторжения врага в московские пределы и сам выступил навстречу Бегичу. Противники встретились на берегах реки Вожи (притока Оки на рязанской земле). В последовавшей битве Дмитрий Иванович успешно использовал классический монгольский приём окружения вражеской армии с обоих флангов. Войско Бегича потерпело жестокое поражение, жалкие остатки его в беспорядке бежали, бросив обоз.

Впервые со времён нашествия Батыя русские одержали победу над монголами в открытом бою. Страх перед ордынской силой был окончательно преодолён. Поэтому сражение на реке Воже можно по праву считать матерью Куликовской битвы.

Страшная сеча на Куликовом поле навсегда осталась в народной памяти символом непобедимости России, наряду с Бородино и Сталинградом.

Поход Мамая на Русь в 1380 году был вызван желанием наказать московского князя Дмитрия Ивановича, уже открыто проявлявшего непокорность власти ордынских ханов. Но Русь была уже не та, что при Батые. Объединительная политика московских князей принесла свои плоды. Под знамёна Дмитрия Ивановича собрались полки почти всех русских княжеств. Не пришли только давние противники Москвы — новгородцы, тверичи и рязанцы.

По оценкам современных историков, на Куликовом поле 70-тысячной орде Мамая противостояло 30-тысячное русское войско. По меркам Средневековья это было невиданное побоище.

Численное превосходство врага побудило Дмитрия Ивановича предпринять неординарные меры, которые в конце концов и обеспечили успешный исход сражения. Во-первых, он переправил русское войско через Дон. Теперь пути отступления были отрезаны, и русским оставалось или победить, или умереть. Во-вторых, по его приказу, в ближайшем лесу, в засаде, укрылся большой конный отряд. И, наконец, в-третьих, Дмитрий Иванович обменялся доспехами со своим любимцем Михаилом Бренком, а сам затерялся в рядах простых ратников. Это было сделано для того, чтобы русские воины не оробели, увидев гибель своего полководца.

8 сентября (по старому стилю), около полудня, когда над полем рассеялся густой туман, разгорелось сражение, какого прежде ещё не бывало на Руси. Летописец говорит, что кровь лилась, как вода, на пространстве десяти верст, лошади не могли ступать по трупам, среди погибших было множество таких, которые просто задохнулись от тесноты в многотысячной толпе. Через несколько часов пешая русская рать уже лежала как скошенное сено, и монголы начали одолевать. Княжеское знамя было повержено, Михаил Бренок убит, русское войско пятилось, тая на глазах.

В этот критический момент в тыл Мамаеву войску из леса ударили свежие русские полки. Монголы пришли в полное смятение. По словам летописца, им показалось, что мёртвые восстали. В мгновение ока всё переменилось, и теперь уже русские насели на врагов и погнали их, рубя как лозу. Преследование продолжалось десятки вёрст, до самого вечера.

Победа была куплена дорогой ценой. Больше половины русского войска легло костьми на поле боя. Князя Дмитрия Ивановича с трудом отыскали среди груды мёртвых тел лежавшим без сознания под ветвями срубленного дерева. Доспех на нем был измят и изрублен, но на его теле, к счастью, не было ни одной смертельной раны. Назад, на Русь, он возвратился с прозвищем Донской — в честь небывалой победы над Ордой.

8 сентября 1380 года стало настоящим днём рождения Московского государства, которое, по справедливому замечанию историка Ключевского, родилось на Куликовом поле, а не в скопидомном сундуке Ивана Калиты.

Вышла моя новая книга «Сотворение мифа»

Написана честно. Надеюсь на ваш читательский интерес.

В настоящее время «Сотворение мифа» — это единственная книга, которая в популярном стиле и доступным языком знакомит читателя с проблемами становления русской историографии, рисует портреты первых российских учёных-историков и разворачивает полную картину зарождения норманнизма в Швеции и его последующего укоренения на русской почве.

Книга содержит очерк древней русской истории, написанный с позиций современного исторического знания.

Библиографический список состоит из 100 изданий.

Подробное описание книги.

Тираж книги я распространяю сам. Начал рассылку. Сделать заказ можно, написав на мой мейл 

cer6042@yandex.ru

Цена 1 экз. с автографом — 600 руб.

Оригинал и комментарии

В труде и страхе лето провела,
но жить устала, в кокон завернулась
и там, внутри, спокойно умерла,
и бабочкой негаданно проснулась.

Вы мысль мою поймете без труда:
в религиях душе не много прока,
но не забудьте к сроку, господа,
свернуться в кокон!

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Развитие русской кухни можно хорошо проследить не только по изменению блюд. Но и по смене кулинарных терминов, названий тех или иных продуктов.

Вот, к примеру, еще 200 лет назад словом «кишнец» назывался кориандр. А термин «рашпер» означал решетку, на которой жарится мясо. Мало кто вспомнит, что поварской совет «сложи все на плафон» из книги нашего кулинара середины XIX века Игнатия Радецкого –  всего лишь «положи на противень».

Картинами торжественных обедов прошлых веков можно просто зачитываться. Вот как описывали богатый донской стол ХVIII века: 

«Прадеды донцов любили попить и поесть. Обеды начинались обыкновенно кругликом (пирогов) с рубленным мясом и перепелками. За ним следовал десяток холодных блюд: студень, индейки, соленый журавль, полотки из поросенка, часть дикой свиньи в разваре, лизни, приправленные солеными огурцами…»

Что же это за таинственные «лизни» водились на донской земле тогда? Рыба, птица, фрукты?

На самом деле, "лизни" – это всего лишь говяжьи языки. Наш старинный говор был очень образным и наивным. И порой особо не задумывался над вычурным названием блюд или продуктов. Язык-лизать - вот и «лизни».

Владимир Даль в своем словаре дает «лизень - язык скотины» с пометой донской. Впрочем, на этой же странице тот же «лизень в значении говяжьего языка» без всяких регионализмов. Журнал Министерства народного просвещения за 1855 год и вовсе приводит это слово в разделе «Русский язык в Саратовской губернии»:

А уж украинская пословица «як лизень злизав» и вовсе сродни нашей «как языком слизало».

Оригинал и комментарии

люди, орки, попы хоругви, идальго, пушки и пр...
      Владимир Доронин и его Молодинская битва:



      Художник, так-скать, так видит, между прочим. И его всякий может обидеть!
      P.S. Прошу прощения, что в последнее время практически перестал отвечать на комментарии к постам - некогда, хронически не хватает времени на уйютненькую. Иной раз даже мысль закрадывается - а не пора ли прекратить этот опыт (кстати, 3-го сентября исполнилось 10 лет, как в нем появилась первая запись)?

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Можно.

Мой стрим у Сергея Задумова.

По мотивам моей новой книги «Сотворение мифа»

Написана честно. Надеюсь на ваш читательский интерес.

В настоящее время «Сотворение мифа» — это единственная книга, которая в популярном стиле и доступным языком знакомит читателя с проблемами становления русской историографии, рисует портреты первых российских учёных-историков и разворачивает полную картину зарождения норманнизма в Швеции и его последующего укоренения на русской почве.

Книга содержит очерк древней русской истории, написанный с позиций современного исторического знания.

Библиографический список состоит из 100 изданий.

Подробное описание книги.

Тираж книги я распространяю сам. Начал рассылку. Сделать заказ можно, написав на мой мейл 

cer6042@yandex.ru

Цена 1 экз. с автографом — 600 руб.

Оригинал и комментарии

       Попалась мне неизвестная прежде реконструкция древнерусского (вот не люблю я этот термин - "древнерусский", ибо не было у нас никакой античности) воина от О. Федорова:



      Почерк мастера легкоузнаваемый.

      P.S. А вот вопрос - где этот дружинник был впервые опубликован. Гугление не дало результата.

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии

Оригинал и комментарии