Недавние тренды рунета

«Да, это помогает. Я не часто так пишу, в исключительных случаях, когда я не в силах однозначно решить проблему человека. У пациентки что, есть претензии? Или она исповедует ислам? Но даже если исповедует, это поможет».

Отоларинголог уточнил, что помимо совета приложиться к мощам в его назначении присутствовали и пункты, касающиеся медикаментозного лечения.

«Помимо этого пункта там были другие, которые в моей компетенции. Это не тот случай, когда я дал единственный совет, отказавшись за уплаченные пациенткой деньги помочь. Если есть возможность, а почему бы не попробовать?»

«Подъем»

Многие помнят эту простенькую сумку. А ведь она была незаменима. Лёгкая, ёмкая. Её доставали из кармана, когда она была нужна. И сколько в неё могло вместиться. А называлсь она-"авоська". Смешное название... ) Те кто жил в СССР, прекрасно помнят этот предмет быта. Очень даже необходимый был. На всякий непредвиденный и предвиденный тоже, случай покупки чего-нибудь.

Как говорят название «авоська» происходит от русского слова «авось». Впервые слово прозвучало в 1935 году в монологе в исполнении Аркадия Райкина, одним из персонажей которого стал невзрачный мужичок с сумкой в руках. И, демонстрируя её зрителям, он объяснял: «А это авоська. Авось-ка я что-нибудь в ней принесу…».

Я изначально писал, что пенсионная реформа, недавно проведенная — это первый (ну, может второй) шажок к тому, что пенсии в том виде, к которому мы уже привыкли, считая сначала СССР, а потом Россию — социальными государствами, исчезнут, как таковые.

Не буду сейчас обсуждать, правильно это или нет, потому как пенсионеров в ЖЖ маловато, тех, кто на пенсию выйдет достаточно скоро — чуть больше, но все равно особо их не слышно, а вот людей помоложе, что уверены — именно они содержат всю эту армию пожилых и неработающих, воз и маленькая тележка.

Сейчас они руками и ногами голосуют за любые реформы, которые облегчат им «налоговое бремя». Хотелось бы, конечно, дожить до того момента, как они получат на руки свою первую пенсию — честно накопленную

Вот только…из чего?

Я много езжу по России. Прекрасно знаю, что доход в тридцать тысяч рублей считается в большинстве регионов очень приличным. Это хорошо, если человек получает тридцатку! Многие едва-едва двадцать зарабатывают. У кого-то зарплата еще меньше.

И возникает вопрос — а что они при таких зарплатах будут получать после выхода на пенсию? Прочитал тут, что для формирования нормальной пенсии по расчетам экономистов надо получать…очень даже не мало.

Замдекана экономического факультета РУДН Елена Григорьева называет сумму 96 тысяч рублей — она позволит получить максимальное количество баллов в год, а, следовательно, и потом — нормальную пенсию.

А вот еще что интересно: в ноябре было подписано постановление, согласно которому предельная зарплата для отчисления страховых взносов в ПФР в 2020 году увеличится на 11 833 рублей.

По этому поводу везде цитируют интервью профессора Московского юридического университета им. Кутафина Эльвиры Тучковой. Ну и я не буду исключением, процитирую.

 — У большинства наших граждан зарплата не то, что не растёт, она вообще не индексируется. Значит, пенсионных баллов они зарабатывают с каждым годом всё меньше. И это автоматическое снижение пенсионного обеспечения, уменьшение размера будущих пенсий заложено уже в самом механизме расчёта..... Люди, которые сегодня получают до 10 тысяч рублей, даже при наличии пенсионного возраста и большого стажа, могут вообще не заработать страховую пенсию.

Те же, кто зарабатывает 20 тысяч рублей в месяц, сможет получить всего 2 балла в год, что составит меньше 200 рублей прибавки к будущей пенсии.

Мне интересно, многие ли из тут присутствующих зарабатывают от 96 тысяч в месяц и более официально? А если не зарабатывают, они уже с пенсией попрощались, или реально верят в то, что смогут ее накопить?

Вот уже 42 года зонды Вояджер бороздят космические просторы. Роботизированные аппараты, созданные для изучения Юпитера и Сатурна, по-прежнему находятся в нашей Солнечной системе, однако вышли за пределы гелиосферы. Но что это значит?

Не секрет, что Солнце обладает горячей солнечной короной, температура в которой достигает миллиона градусов. По этой причине из солнечной короны на огромной скорости вытекают частички плазмы, способные преодолеть силу гравитации звезды. Эти частички образуют собой солнечный ветер. Таким образом, зонды Вояджер пересекли гелиосферу — область околосолнечного пространства, в которой солнечный ветер движется со сверхзвуковой скоростью относительно Солнца. 

В начале ноября интернет заполонили новости о том, что эти роботизированные аппараты вышли за пределы солнечной системы, но на самом деле это не так. Вояджерам удалось преодолеть границы гелиосферы, а вот нашу звездную систему они не смогут покинуть еще десятки тысяч лет. Учитывая тот факт, что зонды бороздят космическое пространство вот уже 42 года, а границы солнечной системы находятся от нас с вами в пределах двух световых лет (граница Солнечной системы лежит там, где гравитация звезды сильнее гравитации соседних звезд (сфера Хилла). В случае нашего Солнца ее радиус — примерно два световых года), что примерно равняется 19 триллионам километров, Вояджеры смогут покинуть Солнечную систему примерно через 40 тысяч лет. Однако специалисты NASA считают, что границей нашей звездной системы можно считать облако Оорта — самую далекую от нас часть часть системы, заполненную астероидами. Таким образом, Вояджерам понадобится не 40 тысяч лет, а 30, чтобы выйти за пределы родной системы.

Но как бы там ни было, аппараты, оснащенные золотыми пластинами, на которых записана информация о нашей цивилизации, включая приветствия на 55 языках, по-прежнему передают на Землю научные данные. Сложно сказать, сколько еще Вояджеры будут в строю, так как 42 года — это приличный срок службы аппаратов, мы все же, надеемся, что они смогут подарить нам еще больше знаний о нашем доме в галактике Млечный Путь. А пока предлагаем насладиться подборкой потрясающих снимков планет  Солнечной системы и их спутников, которые сделали зонды Вояджер-1 и Вояджер-2 за годы своего космического путешествия. Какая фотография нравится вам больше всего? 

Луна Юпитера Ио на фоне газового гиганта

Вояджер 2 сделал эту фотографию южного полушария Юпитера 25 июня 1979 года на расстоянии 12 миллионов км. Спутник Ио лежит прямо перед бурными облаками планеты.

Вулканы Ио, луны Юпитера

Спутник Юпитера Ио в объективе зонда Вояджер-1 выглядит как мозаика вулканических равнин. Исследователи считают, что вулканические равнины Ио и потоки лавы могут состоять в основном из серы с поверхностными заморозками диоксида серы или силикатов (таких как базальт).

Сатурн в ультрафиолете

Астрономы объединили три изображения, сделанные через ультрафиолетовый, фиолетовый и зеленый фильтры 12 июля 1981 года. Зонд Вояджер-2 находился в 3 млн. км от Сатурна, когда сделал эту фотографию.

Луна Сатурна Энцелад во всей красе

25 августа 1981 года Вояджер- 2 сфотографировал луну Сатурна Энцелад в высоком разрешении с расстояния 119 000 км. Энцелад похож на луну Юпитера Ганимед, которая, однако, примерно в 10 раз больше Энцелада. Здесь, в свете, отраженном от Сатурна, слабо виднеется полушарие, отвернутое от Солнца.

Атмосфера Титана

Снимок Титана сделан зондом Вояджер- 1 12 ноября 1980 года на расстоянии 435 000 км. На нем виден толстый слой тумана. Титан полностью окутан дымкой, которая сливается с более темным «капюшоном» или облачным слоем над северным полюсом. При ближайшем приближении Вояджер к Титану 11 ноября 1980 года, приборы космического аппарата обнаружили, что у этой луны Сатурна есть атмосфера, которая гораздо более плотная, чем атмосфера Марса, и даже Земли.

У нас был мезальянс, контрастный до рези в глазах. Она - купчиха с образованием программиста и бинарным мышлением. С доходами от своего бизнеса, давно освободившими её от медитаций на тему “как жить на пенсии”. С неистребимым нежеланием обнаруживать Смысл за пределами земной экзистенции - “человек есть набор мышц и рефлексов, и только”. С познавательными акцентами, теснящимися в скудных границах быта. Для неё было значимо только насущное, здесь и сейчас совершающееся. Она была мастером организационной тактики и великим магистром ордена “малых дел”.  

Я выглядел бледно на фоне её денег, довольствуясь элементарным жалованьем. Работа, из которой она отлила себе истукана, никогда не была для меня предметом обожания. Человек с его онтологической неизмеримостью всегда был мне милее и теплее, чем любое “полезное” техноложество. Если в ней угадывалась неутомимая машинность, схемность и одержимость инструкциями, то во мне сияла лазурь поэтической отрешённости.  

Мы были противоположны решительно во всём. И теперь я знаю, как выглядит антиматерия...

Поскольку наиболее глубокая пропасть между нами пролегала в сфере понимания цели человеческого бытия, то именно эта ценностная иноприродность порождала перманентную болезненность нашего союза. После очередной размолвки она писала мне: «Как мне найти такого же, но без религиозных заморочек?». Религиозность в её понятийном аппарате была синонимична  инвалидности. Она так и написала однажды, когда речь зашла о моей вере: «Для меня, прости, но ты болен». И ещё: «Как бы мне хотелось, чтобы, умерев, ты понял, что дальше ничего нет» (вспомнил это сейчас и содрогнулся — как мыслимо желать подобного?). При этом, состоя в связи с нею, я совершенно выпадал из Церкви и внешне ничто не раскрывало во мне “апологета поповщины”. Лишь иногда из глубин души рвалось желание освобождения, отказа от поругания собственных идеалов... Она понимала, что наше единство - ущербно. В ней боролись сердечное влечение ко мне и диктуемое разумом стремление исключить из жизни эту раздвоенность. И это толкало её просить меня “сделать что-нибудь плохое, чтобы я смогла тебя разлюбить ”.  

Минувшей весной, когда мы жили порознь, и я пытался, в который раз, “восстановить статус постоянного члена Церкви”, расчищая свой затемнённый лик, она, видя мою устремлённость, печально признавалась: “мне не нужен невидимый Бог, потому, что ты - мой Бог... Ты для меня останешься моим Богом. Буду смотреть на твои фотки, как на иконы, плакать над ними, разговаривать с тобой вслух, будто сама с собой, повторять твое имя...а вместо Евангелия иногда читать нашу прошлогоднюю переписку”.

Так я стал Богом.

С началом этого лета мы снова сблизились. Мне предстояло уехать за город, к родителям, где я должен был совмещать и постоянную работу по найму, и выполнение сезонного заказа. Она, зная, что на моей даче интернет очень плох, а для работы мне нужен устойчивый сигнал, сняла для меня неподалёку квартиру с вай-фай, и часть моей командировки мы провели вместе. Я бы нашёл доступ к Сети и без этого. Но понимал, что эта квартира нужна ей, чтобы быть со мной, когда её не требовали задачи управления своими магазинами и надзора над строительством своей виллы. 

Она почти опекала меня, в чём мне видится проявление её нереализованного материнства. У неё нет детей, и она их не желает, объясняя свою установку опасением ещё большего ухудшения зрения в случае родов. Впрочем, нет ли в этом тривиального нежелания делиться вниманием мужчины, эдакой ревности к гипотетическому ребёнку? Меня она ревновала даже к пирожку,  съеденному мной где-нибудь в дороге.  

Обратной стороной её бытовой заботливости был неусыпный контроль: она недоумевала, как возможно мне не открывать мессенджер, едва проснувшись («это же так естественно!»); как могу я выйти из эфира  на  какое-то время («тебя два часа в Телеграме не было...»); и обессиливающие, душевно изматывающие обвинения, замаскированные под исповедальную жалобу, в том, что я «намеренно» пренебрегаю своевременным чтением её сообщений (“я пишу и стираю, пишу и стираю.. ведь ты не видишь, не слышишь... тебе всё равно... от этого грустно»). Богатая, популярная среди обширного круга лиц дама представала зависимым,  дефицитным ребёнком, который, продли я воздержание от мессенджера ещё час, готов был умереть в отчаянии. Никакие рациональные доводы не помогали (могу быть занят; инет худосочен в месте моей дислокации...).

Командировка моя заканчивалась. Предстояло съезжать с арендуемой квартиры. Помня о двух неудачных попытках совместного проживания на её территории, я намеревался жить сепаратно, не возвращаясь в её город. И вдруг она заводит речь о том, что ей хочется быть полезной кому-то, а в отсутствии детей ей некого одаривать и осчастливливать... И достаёт распечатанный текст, в шапке которого торжественно пламенело - «брачный манифест».  

Содержанием сего послания был набор требований, лишь приняв которые я получу право жить с нею в браке. Она предлагала мне согласиться с тем, что она погасит все мои долги (а таковые имелись, несколько омрачая мне жизнь), оплатит моё обучение в автошколе (на что, при моём скудном доходе, я никогда бы не решился сам), финансирует строительство министудии и покупку оборудования для записи моего альбома (мечту записать весь свой поэтико-музыкальный багаж я воплощаю крайне неповоротливо уже несколько лет), обеспечивает мой отдых с нею в её заграничных вояжах (что было для меня вовсе запретно), и апогеем — позволение мне оставить наёмный труд и жить за её счёт, если работа не раскрывает мой творческий логос.  

Ознакомившись с этим «билетом в Эдем», я громко рассмеялся. Нарисованная картина была сюрреалистична. Ещё никто и никогда не предлагал мне ничего подобного, да в такой ультимативной форме. Впрочем, явленный в этом документе рай одновременно походил на кабалу...  

Год назад, когда мы начали общаться, брак предложил я. Он был, как мне тогда думалось, единственным средством преодоления той мучительной расколотости, в которой я жил с нею. Идя навстречу зову плоти, я изгонял из себя радость Вечности. Примирить биологию и эсхатологию возможно было только через легализацию нашей связи. Через публичное признание её. Она же, обдумав предложенное мной,  ответила «нет».  

Объяснения отказа эволюционировали. Сначала она сослалась на наше социальное неравенство: «мне столько богатых мужчин предлагали замужество, и я всех отвергла. Теперь ты хочешь, чтобы все мои родственники сочли меня ненормальной? Что я скажу им о тебе?». Она давала мне понять, что я - живущий впроголодь лузер, пусть и способный писать замысловатые вирши. Но решительно отрицала моё предположение о том, что стыдится меня. Затем в качестве препятствия она ссылалась на то, что я в статусе супруга могу заблокировать её сделки. И уже этой весной была рождена совершенно неотразимая причина: отказываясь легализовывать наш союз, она, тем самым, исключала возникновение у меня мотива убить её для завладения принадлежащими ей деньгами. «Ведь пока мы не в браке, и ты юридически никто — у тебя нет искушения причинить мне вред из корысти», - излагала она.  

Повторного предложения я уже не делал, и сама идея брака с нею была признана мною мёртворождённой. Мы иногда возвращались к этой проблеме в теоретической плоскости, споря о смысле брака. «Единство плоти должно венчаться единством жизни, являемым публично, иначе таковой союз есть ложь», - постулировал я. «Любовь не зависит от штампа», - парировала она.

И вдруг — внезапная перемена, выраженная в готовности к брачному союзу. Но обставленному столь диковинными условиями.  

Моя бедность всегда обострённо переживалась мной. Возможно, именно потому, что, сопоставляя себя с лоснящимися достатком буржуа, я видел интеллектуальную нищету и творческую бесплодность многих из них... Моя состоятельная подруга порой слегка досадовала, когда я отклонял её попытки «помочь материально». Раза три я, поддавшись её просьбам, принимал от неё деньги, но вскоре вернул всё с точностью до рубля. Когда мы жили вместе, я стремился сохранить равенство расходов на питание. И нередко у магазинной кассы разыгрывалась сцена: мы выкладываем продукты, я готовлюсь оплатить, а она с просительной улыбкой повторяет «можно я?», доставая карточку. «Я же знаю, какие копейки ты получаешь», - объясняла она свои позывы к меценатству. Мне дорога была моя свобода от её денег. Иначе нельзя, если материальное неравенство в паре столь кричаще огромно, а тебя подозревают, с массой извиняющих оговорок, в потенциально присущей тебе способности умертвить ради злата.

Я стоял перед выбором. Мне не хотелось соглашаться с прочитанным в «манифесте». Я чувствовал в этом очередное предательство своих идеалов. Я видел в этом капитуляцию перед её капризом. Но, привыкнув угождать ей, страшась её огорчить — принял выдвинутые условия. Разумеется, Армагеддон не случился бы, откажи я ей. Она бы опечалилась, как это бывает с нами, когда наши прожекты разбиваются о гранит реальности, и только. Мы остались бы в режиме дозированной коммуникации, деля грехи плоти на порции и вкушая их раз в неделю. Она продолжала бы тосковать из-за нашей разделённости и тем жарче льнуть ко мне в часы встреч. Я бы остался блистательно независим. Остался бы её Богом...

На её вилле, перевезя туда свои вещи, я прожил 3,5 месяца. Строил музыкальную студию, обучался в автошколе, получал загранпаспорт — добросовестно выполнял пункты её «манифеста». Она оплатила мои долги и банк более не тревожил меня. Свою работу я не оставил, продолжая каждое утро садиться за ноутбук и совершать свои звонки в качестве менеджера по продажам. Я понимал, что этот скудный источник дохода — последний оплот моей финансовой и, шире, экзистенциальной независимости. 

За это время между нами острая ссора вспыхнула дважды.  

Первый случай конфликта: устав от мизерности своего заработка, я договорился с давними знакомыми, содержащими фитнес-клуб, о работе ночным администратором по графику 1/3. Намеревался совмещать эти дежурства и свои дневные звонки. Мне думалось, что моя подруга обрадуется моей инициативе, стремлению повысить свои доходы. «Как трудоголику ей должен понравиться мой порыв», - мурлыкал я, собираясь обрадовать её известием. Реакция была крайне недружелюбной. Она заподозрила меня в похотливом внимании к жене владельца клуба и довольно по-хамски заявила, что не держит меня. Когда мы оказались рядом, она объяснила своё негодование тем, что моё намерение навесить на себя ещё одну непрестижную работу перечёркивает её вложения в меня: «получается, я зря трачу на тебя деньги, пытаясь освободить тебя от всей этой никчемной работы? Я хочу, чтобы ты творил — писал свою музыку, продолжил заниматься живописью — а не гробил свою жизнь, работая звонильщиком и сторожем в клубе». Не относилась ли она ко мне как к инвестиционному проекту, стремясь, тем самым, облагородить своё идеальное Я? Не желала ли она мыслить себя не только удачливым лавочником, но и творцом культурных феноменов?  

И второй драматический эпизод: она, накрывая на стол, упрекнула меня в том, что я не участвую в этом процессе, переложив сервировочные операции на неё. «А я весь день занята, с трудом оторвалась от очень важных для меня задач по управлению бизнесом», - вонзались в меня её обвинения. Меня это страшно возмутило, ведь я не просил её о вмешательстве в процесс. Ужин тогда готовил я, и сам бы завершил всю процедуру, без её участия. А когда она спустилась на кухню и принялась орудовать ножом и тарелками — я почувствовал себя оттеснённым, ненужным. Я не терплю соперничества. И если вижу его признаки — отхожу, удаляюсь. «Мне надлежало вырвать у тебя эти тарелки и выгнать с кухни? Как я мог донести до тебя, что мне не нужна твоя помощь здесь? Сначала ты отстранила меня от процесса, а потом упрекаешь в праздности?», - кричал я ей, защищаясь. В голове помутнело, сердце грозило разорвать грудную клетку. Она плакала. Я предложил расстаться. «Почему ты избираешь крайние решения? Почему не ищешь возможности сохранить нас вместе?», - горько вопрошала она.  

А однажды разрыдался я. В течение нескольких дней до этого она несколько раз поставила мне на вид мою «нерасторопность» и «забывчивость». Я не спорил, но лишь отшучивался, ссылаясь на своё несовершенство («у меня две ЧМТ было, прояви снисхождение»), либо просил извинений, обещая впредь фокусироваться на важном для неё. И вдруг меня раздавило чувство тяжкого, неподъёмного бремени. Я почувствовал себя школяром, который оказался в условиях бесконечного экзамена. Внезапное осознание ужасающего неравенства прав и обязанностей в нашем союзе било наотмашь, лишало дыхания. Размазывая слёзы по лицу, я поделился с ней этим. Она гладила мою руку и говорила что-то утешающее...

В остальном эти месяцы протекали невозмутимо. Но что-то неуловимое сдвигалось в ней. Если ещё в начале лета, когда она навещала меня в период моей командировки, её глаза источали радушие, то теперь всё чаще я видел, как она спускается на первый этаж своего огромного дома, где я совершал свои звонки, и идёт, склонив голову, не улыбаясь. Я  отпускал ласковые приветствия, пытаясь показать, что снова и снова рад ей. В ответ она изображала некое подобие улыбчивой учтивости.  

Разрыв произошёл внезапно. В октябре у меня началась сессия. Я ездил в вуз на маршрутке. И пару раз моя подруга подвезла меня до остановки, о чём я её не просил, лишь соглашаясь на предложение сократить мой пеший путь. В один из выходных я собирался ехать к родителям. Она информировала меня о готовности подбросить меня до ж/д станции, и присовокупила: «мне всё равно ехать в город, поэтому и тебя захвачу...». Я тут же понял, что на мне экономят. Что только ради меня она ехать не готова. И потому демонстративно отказался: «не нужно одолжений — я доеду сам». Спираль спора стала раскручиваться... И тогда она заявила: «ты нагружаешь меня постоянно необходимостью помогать тебе. Мужчины так не поступают». Я мог бы начать оппонировать этому тезису, указывая на абсурдность применения этих кванторов всеобщности - «все мужчины», «никто», «никогда». Но я не стал, поняв, что дальнейшее пребывание в её доме бессмысленно. Было слишком очевидно, что произошла девальвация моей персоны. Она мной более не дорожила. Я собрал вещи и расстался с этой женщиной.  

Есть две версии объяснения случившегося.  

Моя такова: её изначальная интенция, проговаривавшаяся ею в просьбе «сделай что-нибудь плохое, чтобы я разлюбила тебя», сохраняла свою силу. Но была вытеснена на задворки её сознания реальностью нашего общения. Однако понимание фатальной несовместимости наших ценностных установок сохранялось и посылало сигналы тревоги. Для неё как прагматика и трудоголика высшей ценностью является финансовая независимость. В ней живёт почти патологическая боязнь оказаться у кого-то в долгу. Поэтому она никогда не принимала помощь, не оплачивая её. Её предыдущий мужчина, моложе её на 15 лет, продолжал жить у неё в квартире — и она не решилась его изгнать, объясняя это тем, что «он сделал так много добра для меня, снимая с меня всю бытовую нагрузку все 4 года отношений, что я теперь вечно в долгу у него». Формой оплаты долга стало предоставление ему своего покинутого жилья... Именно независимость она подмечает и ценит в людях. Я был дорог ей только до тех пор, пока сохранял это свойство. Пока не соглашался принимать её деньги. Коррумпировав своего Бога, она утратила веру в него.  

Её объяснение иное: я ушёл от неё потому, что получил больше. В наших отношениях возник дисбаланс, ибо я «получал», а она «давала». И этот перекос разрушил союз. Она стала чувствовать дефицит «отдачи» с моей стороны, и это умертвило чувства... Своего рода бухгалтерская концепция любви, где отношения рассматриваются как рыночный обмен. Возможно, эта модель понимания единственно доступна людям её типа.

Прошу сообщество высказаться, какое из объяснений представляется вам симпатичнее и/или убедительнее. Впрочем, буду рад выходу мысли комментаторов к другим истолкованиям очерченной драмы.  

Я не раз говорил, что обилие и разнообразие способов лечения какой-нибудь одной болячки часто говорит об одном: толком лечить пока не научились, и рулит эмпирический (то есть, научно-тыковый) метод. С алкогольной зависимостью дело обстоит примерно так же.

Одних только методов кодирования вон сколько — от кузнеца до введения короткого миорелаксанта одновременно с понюшкой ватки со спиртом — типа, только нюхнёшь — и сразу забудешь, как дышать. Понятно, что шаманство, но порой наукообразно обоснованное, и некоторым даже помогает.

Не так просто дело обстоит и с профилактикой. К чему приводило введение сухого закона — что у нас, что в заграничье — не мне вам рассказывать. Вот и пытаются повсеместно если не привить культуру умеренного пития, то хотя бы взрастить в общественном мнении нетерпимость к пьянству окаянному.

Но то меры общественные, хоть и при господдержке. А как с конкретными медицинскими рекомендациями? Народ же любопытен и дотошен: им подавай, сколько можно наливать в граммах, да так, чтобы спиртное в малых дозах было полезно в любых количествах ©. Так сколько можно, доктор?

И тут доктора начинают плыть и путаться. Поскольку действительно всё сложно, и средняя безопасная (как для печени и прочих внутренних органов, так и для мозга, и для уверенности в том, что зависимость не сформируется) доза экзогенного этанола в пересчёте среднестатистического (можете добавить — шарообразного и в вакууме) употребляющего — вещь неточная. Кому-то действительно безопасная, а кому-то и не очень. 

В качестве отягощающих (или, напротив, защитных) факторов, меняющих действие и последствия одной и той же дозы спиртного, употребляемой с одно и той же регулярностью, на разных людей, рассматривали и вес, и скорость обмена веществ, и состояние здоровья в целом и по системам и органам, и социально-экономические факторы, и психологический профиль, и воспитание. Но сами понимаете: вывести точные шкалы, дающие такие же точные коэффициенты для поправок из всего этого перечня не выйдет.

Потом обратили свои взоры на ферменты. На ту же (заткните уши детям) алкогольдегидрогеназу. И выяснили, что у тех, кто генетически предрасположен располагать большим запасом этого фермента, более устойчив к перспективе спиться. Ну и наоборот: у тех народностей и отдельных личностей, чей генетический набор не позволяет похвастать избытком этого фермента, и устойчивость к алкоголю ниже, и риск получить лютую зависимость побольше будет. 

Вроде бы вот вам она, практически линейная зависимость. Ан нет, не всё так просто оказалось. Даже имея одинаковый уровень выработки, прости мироздание, алкогольдегидрогеназы, люди всё же по-разному будут воспринимать (ну и принимать, естественно) спиртное. Кто-то считанные разы в год, кто-то больше раза в неделю, но без особых последствий, а кому-то хватит пробку понюхать — и стартовала гонка яшмовых врат по неровностям ландшафта. Но почему? 

Ещё один шажок к пониманию процесса сделан недавно учёными из Университета Вандербильта и Института Солка. Нет, опыты они не на себе проводили. И добровольцев не позвали, хотя, полагаю, недостатка не было. Ребята спаивали мышек. У тех, оказывается, тоже есть свои идейные трезвенники, есть знающие меру и есть горькие пьяницы.

Мышки выпивали, а учёные подсматривали, как светятся мышиные нейроны. Есть такой способ, основанный на работе кальциевых каналов нервной клетки. Если ввести меченое вещество и заставить его люминесцировать, то в микроскоп с разрешением клеточного уровня будет видно, какие нейроны активируются, а какие тормозятся. Ну если перед этим заменить свод мышиного черепа прозрачной пластиной. Я уже говорил, что учёная братия — поголовно отъявленные гуманисты? Выяснились два интересных момента.

Во-первых, на введение алкоголя особенно показательно реагировали нейроны, образующие контур между медиальной префронтальной корой и стволом головного мозга.

Во-вторых, в этом самом контуре нейроны в ответ на потреблённый алкоголь вели себя характерно и чётко показывали разницу между выпивохами и теми, кому алкоголизм не грозил. У хороших джедаев морально и алкогольно устойчивых мышек нейроны этого контура в ответ на потребление спиртного «разгонялись», активировались, а у пьяниц — в том числе потенциальных (исследование было долгим и скрупулезным) — наоборот, снижали свою активность. Обратите внимание: такая разница наблюдалась уже на впервые выданную дозу, даже у тех потенциальных (дальнейшее спаивание это подтвердило) мышей-алкоголиков, которые до того спирта и не нюхали.

Учёные сделали вывод, что нашли чёткий биомаркер, который позволит и среди людей выявлять потенциальных алкоголиков ещё до формирования у них такой зависимости. Осталось только экстраполировать метод на людей, и желательно без вскрытия черепной коробки. А там, мечтают учёные, глядишь, и с профилактикой станет проще. Сделал алкогольную пробу, просветил мозги — и сразу всё ясно: этому больше не наливать!

P.S. Статьи по психиатрии, психологии и всему, что касается этого направления, мы решили дублировать в Яндекс Дзене — вдруг кому удобно смотреть их там

27 ноября убили актера Юрия Каморного (1944-1981). 

Что произошло в тот роковой день? У последних минут Каморного свидетелей было достаточно.

Но они молчали.

Юрий Каморный начинал быстро и счастливо. Первый же фильм с его участием сделал актера звездой. То была военная драма Михаила Богина «Зося». После премьеры все заговорили о Каморном. Этому способствовали как рабочие, так и привходящие обстоятельства. 

Рабочие: разглядев сходство Юрия с Вячеславом Тихоновым, режиссер пригласил «Штирлица» озвучить роль Каморного. Попадание оказалось стопроцентным. А Каморный походил еще и на Владимира Коренева (НЕ ИХТИАНДР). Красавец с яркой, броской внешностью. 

Обстоятельства привходящие, - «Зося» снималась совместно с поляками, и у Каморного возник на площадке роман с Полой Раксой, знакомой зрителям всех возрастов по телесериалу «Четыре танкиста и собака». Обыватели судачили о скорой женитьбе главных героев «Зоси», но Ракса позже признается, что, несмотря на всю любовь к Юрию, чувствовала в нем надлом.

Надлом был в реале, и с годами только увеличивался, поскольку, будем честными, Каморный себя не щадил. Уже на съемках «Зоси» он получил контузию (пиротехники ошиблись), но сбежал на площадку, прервав лечение.

Стремление Каморного везде и всюду исполнять опасные для жизни трюки, не доверяя каскадерам, сыграло злую шутку. На съемках эпопеи «Освобождение» он сломал ногу. 

Ладно, одержимость профессией понятна и простительна, но ведь и в жизни Каморный играл в доблесть. В сети есть воспоминания ассистента режиссера Бориса Урецкого, согласно которым Каморный в случайной пьяной компании на радость буфетчицам разбивал ребром ладони силикатный монолит и швырялся столовыми ножами в забор, отстаивая тем самым правдивость своего кинообраза десантника. 

Если актер считал нужным чего-то доказывать зрителям вне площадки, значит, в глубине души понимал свое мучительное несоответствие суперменству. 

Вторым значимым фильмом Каморного стала мелодрама Юлиана Панича «Проводы белых ночей». Там Юрий сыграл летучего и поверхностного, но такого обаятельного покорителя женских сердец. 

После громкой премьеры «Проводы белых ночей» положили на полку, поскольку Юлиан Панич уехал за границу. Перед отъездом он презентовал Каморному свою коллекцию холодного оружия, о чем впоследствии неоднократно сокрушался.

Окончив институт, Юрий очутился в труппе Ленинградского ТЮЗа.

В кино он занял нишу мужественного героя. «Будни уголовного розыска», «Стрелы Робин Гуда», «Странные взрослые»... С главных ролей Каморного вытеснили на второстепенные, и все равно ради съемок Юрий принял решение из театра уйти. Главный режиссер ТЮЗа Зиновий Корогодский (ПОСЛЕДНИЙ ОСУЖДЕННЫЙ В СССР ЗА МУЖЕЛОЖЕСТВО РЕЖИССЕР И ЕГО АКТЕРЫ) после разговора с Каморным в сердцах бросил, что мол, дуракам помочь нельзя. Юрий же по физиологическому складу был киношником. Разве сцена предоставит достаточно возможностей побегать с автоматом, прыгнуть с танковой брони или проскакать на лошади? 

С бытовой стороны Каморный катался как сыр в масле. У него была дача, катер, коллекция оружия, он готовился к переезду из коммуналки в отдельную квартиру, получил звание Заслуженного. 

И в кино снова пошли роли заметные. Последние фильмы с участием Каморного детектив «Игра без козырей» и драма «Правда лейтенанта Климова».

Но никакие бытовые блага душу не успокоят. Вопрос: «Чего ему еще надо?» это вопрос людей материально ущербных, пребывающих в блаженной уверенности, что их спасет прибавка к зарплате.

Для понимания дальнейших событий надо иметь в виду следующее. Медики констатировали у актера манию преследования. Каморный лежал в клинике неврозов, когда его оттуда под подписку забрала съемочная группа. Это раз.

Очередные съемки (не знаю, ради ли этого фильма Каморного забрали из больницы) пришлось прервать из-за нервного срыва актера. Это два.

То есть в событиях 27 ноября 1981 года участвовал человек не вполне здоровый. 

Фильм «Игра без козырей» снимали в Литве. Там Каморный познакомился с гримершей Вандой Сапкайте. 27 ноября она приехала к нему в Питер. На вокзале девушку не встретили, а добравшись до квартиры актера, Ванда нашла ухажера в состоянии крайнего удручения. Он принялся убеждать гримершу, что им грозит опасность.

Услышав женские крики, соседи по коммуналке вызвали милицию.

При виде милиционеров Каморный схватился за кинжалы, коих в квартире было пруд пруди (вспомним коллекцию Панича, которую хозяин дома постоянно пополнял). Рядом с вооруженным плохо сознающим реальность актером в заложниках находилась девушка.  

Положение усугубилось тем, что сделав предупредительный выстрел, милиционеры рикошетом ранили Ванду в руку.

Все достигло критической точки.

Крики девушки, направленные пистолеты, кинжалы актера. 

Кино да и только.

Но конец вышел реальным.

Судя по показаниям, целились Юрию в ногу.

А попали в бедренную артерию. 

Каморный скончался через пару секунд.

Смерть его не афишировалась, даже некрологи не появились. Как ни крути, а в данном случае, милиции гордиться было нечем. 

Но смерть которую скрывают, становится достоянием городских легенд. Вот и возникли разговоры о пропавшей коллекции холодного оружия, за которую убили. О том, что убили не милиционеры, а КГБшники. Михаил Веллер написал о смерти Каморного рассказ в цикле «Легенды Невского проспекта». 

Нам же остались фильмы Каморного.

И жалость к рано ушедшему актеру.

Один из тех, кто обращался к главе государства, был особенно активен и изложил собственные мысли по нескольким вопросам, в том числе и об Украине. Выслушав его, Путин заметил: «Что ж вы всё об Украине, надо и о себе подумать».

Так президент солидаризировался с точкой зрения ряда аналитиков о том, что украинская тематика стала занимать в российских СМИ слишком много места.

ТАСС

К слову, другие участники встречи поддержали позицию российского лидера одобрительными возгласами. «Действительно, хватит», — подтвердили женские голоса в толпе.

«Лайф»