«Житель замкадья», «модник с Китай-города» и «девушка с Патриарших»: дизайнеры создали набор фигурок с типами людей, которых можно встретить в Москве. Среди всех жителей Москвы дизайнер Nidgus выделил пять типичных, по его мнению, образов. Давайте ихрассмотрим поближе:

«роскошная девушка» с Патриарших, сидящая на летней веранде. С ней в комплекте — билет в Дубай и сумка Louis Vuitton;

урбан-модник из Китай-города в тренче и с электронной сигарете. Также в комплекте — стакан и стильный портфель;

коренной москвич-интеллигент из Хамовников, интересующийся культурной жизнью столицы. В комплекте — собака, прописка в ЦАО, ключи от квартиры в ЦАО и кепка;

«покоритель Москва-сити» — офисный сотрудник, который «постоянно суетится». С ним в наборе — обед и пятничное худи;

«житель замкадья» — «маятниковый мигрант, постоянно суетящийся в общественном транспорте. В наборе — билеты на общественный транспорт и пакет Naik для документов.

Как вам такие москвичи? Правильно изобразил дизайнер образы в куклах?!

Сейчас фигурки существуют только виртуально, однако из-за интереса пользователей создатели задумались над их производством. PR-менеджер канала «Москва сейчас» также рассказал газете Metro о работе над еще одной частью коллекции. «В сети писали, что мы показали не все образы. Например, обошли стороной курьера. Так что будем делать вторую часть»

Пользователи обратили внимание на то, что не хватает многих других типичных представителей столичной жизни, например «арбатского школьника», «ботана с Бауманской», «скейтеров из Люблина», «замерзшего иностранца», «работника на удаленке», «зожника-велосипедиста» и многих других.

Вы бы хотели приобрести такую фигурку?

Стендап-комик Слава Комиссаренко сбежал на Украину, а там заявил, что власти Белоруссии объявили его в розыск. Слава не только весёлый, но и «продуманный» парень, решил, что в России он — не в безопасности, и его выдадут в Белоруссию. Запросто могли, кстати. Комик Слава Комиссаренко сообщил, что покинул Россию и теперь находится на территории Украины. 

На концерте в Киеве (а Славу любят на Украине) он рассказал:

«Знаете, как я провел новогодние праздники? Меня объявило в розыск белорусское КГБ. Вы думаете, наверное, за что? За шутки! В обычных странах спецслужбы ловят террористов, а в Беларуси — приколистов. Потому что в Беларуси приколист должен быть один».

А Идрака Мирзализаде разве не за шутки задерживали?! А Долгополов, тоже комик, не из-за шуток драпал в Израиль. А заявления на других комиков, даже не будем их называть, массово пишут в России, объявляя их «врагами», не из-за шуток. Шутки оскорбляют россиян. За шутки требуют сажать в тюрьму. 

Из Киева сообщают, что КГБ якобы планировало операцию по вывозу юмориста из Москвы, тем более, что «российские силовики сотрудничают с белорусскими коллегами и активно помогают в экстрадиции тех, на кого укажет Минск». 

Оценочное суждение. Шутки шуткам — рознь. Можно шутить как Charlie Hedbo — и готовься к судебным искам. У нас тут вам не Франция, не Европа. Иронию, сарказм большинство людей вообще в России не понимают. Так что могут и Славу Комиссаренко, каким бы милым парнем он не был, и задержать и выдать в Белоруссию — Союзное государство. И пусть с ним Батька разбирается. А он президента Белоруссии оскорбляет регулярно со сцены. Зовёт «чык-чырыком», что обидно, согласитесь. 

#славакомиссаренко #стендап #шутки #побег #белоруссия

Как самочувствие, Москва и Подмосковье? ;)

Лауреат Пулитцеровской премии, который сделал вестерны снова великими

Более чем за 60 лет писательской карьеры Кормак Маккартивыпустил всего десять романов, он практически не дает интервью и ведет затворнический образ жизни. Рассказываем о жизни и главных книгах писателя, которого называют величайшим из ныне живущих американских авторов.

Чарльз Маккарти — младший (впоследствии он возьмет себе псевдоним Кормак, таким было прозвище его отца) родился в 1933 году в семье юриста из города Провиденс, родины Говарда Лавкрафта. Детство писателя прошло в весьма обеспеченных условиях, что контрастирует с большинством героев его романов, не знающих ни дома, ни семьи. Маккарти не был похож и на своих одноклассников, и осознал он это, когда преподаватель спросил учеников об их любимых хобби.

«Я был единственным, у кого было хобби, и в мое хобби входило все, что только можно. Не было такого дела, которым я не занимался — назови любое, неважно, насколько оно эзотерическое, — я находил его занятным и увлекался им. Я мог бы раздать каждому по хобби, и у меня все равно оставалось бы 40 или 50 любимых занятий, чтобы унести их домой».

Литература и писательство поначалу не сильно интересовали молодого Кормака. Из-за нежелания становиться респектабельным гражданином парень дважды пытался бросить учебу в университете и в конце концов был призван в армию. Именно за четыре года службы в ВВС США Кормак осознал, что интереснее всего ему проводить время за чтением книг.

Сразу после демобилизации Маккарти начал работать над своим первым романом, параллельно подрабатывая автомехаником. Даже после успешных публикаций ранних произведений писатель не стремился тратить гонорары на себя и свою семью — его первая жена вспоминает, что они питались бобами и мылись в озере, а предложения выступить с лекциями в университетах за деньги Маккарти попросту отвергал. На протяжении многих лет у писателя даже не было литературного агента, а солидные гранты он предпочитал тратить на путешествия по Европе.

Из-за не слишком продуктивного темпа работы и характерной стилистики текстов всемирная слава среди читателей пришла к Кормаку Маккарти довольно поздно. Его произведения было принято называть литературой для самих писателей, ведь только знатоки могли за велеречивым набоковским слогом разглядеть еще и множество отсылок на классические произведения.

«Ужасный факт состоит в том, что все книги сделаны из других книг, — говорит Маккарти. — Каждый новый роман обязан другим романам, которые уже написаны».

В своих гиперреалистичных произведениях Маккарти исследует природу человеческого зла, с каждым новым романом расширяя границы в описании людской жестокости. Именно поэтому его самый титулованный роман «Кровавый меридиан, или Закатный багрянец на западе» (1985) сравнивают с погружением Данте Алигьери в ад, описанный в «Божественной комедии», и называют второй после «Илиады» Гомера самой кровавой книгой в истории литературы.

Но настоящая слава не только среди критиков, но уже и среди читателей пришла к Кормаку Маккарти в 1990-е годы после публикации трех его шедевров: «Кони, кони…» (1992), «За чертой» (1994) и «Содом и Гоморра, или Города окрестности сей» (1998), объединенных в условный цикл «Пограничная трилогия». Формально выполненные в жанре вестерна, эти три романа написаны так, словно никогда не существовало фильмов Серджо Леоне, одного из основателей спагетти-вестерна, или огромного множества книжек про ковбоев и индейцев, которые, казалось бы, уже давно к этому времени устарели.

В недружелюбный жестокий мир автор помещает жаждущих приключений парней, к которым не будет никакой пощады от корыстных людей и безразличной природы. В романе «Кони, кони…» 16-летний Джон Грейди после смерти деда решает пересечь границу и отправиться в Мексику в поиске работы и новых ощущений, но сталкивается с предательством, смертью друзей и в итоге попадает в тюрьму, где правят заключенные. Если первая книга цикла больше всего похожа на романтический реализм Хемингуэя, то во втором романе «За чертой» рассказывается история о противостоянии человека и природы в духе Джека Лондона. Паренек Билли нашел пойманную в капкан волчицу и решил отвезти ее на свою родину — в горы Мексики: по сути, вся книга — это путешествие героев вдоль границы (оригинальное название The Crossing — «переход», «переправа»), где каждый встречный либо расскажет библейскую притчу, либо попытается убить, причем к финалу книги вторых становится все больше. 

По мотивам романа Кормака Маккарти «Кони, кони...» был снят фильм All the Pretty Horses c Мэттом Дэймоном и Пенелопой Круз в главных ролях. Реж. Билли Боб Торнтон, 2000

В последней книге цикла объединяются сюжетные линии первых двух, и в традициях сурового реализма Маккарти для повзрослевших Джона и Билли никакого счастливого финала не будет. На протяжении сотен страниц автор умело усыпляет бдительность читателя размеренным темпом повествования, медитативно описывая бредущих через пустыни всадников — а когда героям все-таки приходится столкнуться с жестокой реальностью и они связываются с опасными людьми, это оглушает задремавшего читателя как гром среди ясного неба. Маккарти одинаково сухо и безэмоционально описывает горящих в костре волчат и устройство седельных сумок, застреленного за углом без суда и следствия юнца и радиопередачу о разводе актрисы Ширли Темпл. Действие происходит в 1949 году, и где-то там, в Калифорнии, в то же время живут и разводятся голливудские кинозвезды, а здесь, на границе с Мексикой, любого человека могут спокойно проткнуть заточкой и оставить умирать на тюремном дворе.

Об экранизированном романе «Дорога» — в продолжении материала в Bookmate Journal

Bookmate Review — такого вы еще не читали!

«Если говорить об итогах 30 лет, наша экономика перешла от полностью плановой, с государственной собственностью и полностью устанавливаемыми государством ценами, к рыночной. Мы имеем базовые институты рынка, свобода предпринимательства. Мы восстановили себя в системе цивилизованных рыночных государств», — отметил Кудрин.

По его словам, реформы и восстановление рыночной экономики, утраченной в середине 1920-х годов, произошли «вполне спокойно».

«Если говорить о прошедших 30 годах, каждое десятилетие внесло свой определенный вклад. Конечно, за первые 10 лет ВВП у нас в стране упал на 30 процентов, а доходы населения — на 50. Это, конечно, был тяжелый удар, все мы говорим про сложные 90-е. Но именно в этот период страна переходила к новой структуре экономики: от производства военной продукции, средств производства — к экономике, ориентированной на реальные потребности, на рынок».

2000-е годы, по словам главы Счетной палаты, были отмечены ростом ВВП на уровне выше среднемирового (на 67 процентов за 11 лет) и резким ростом уровня жизни. «Темпы роста последнего десятилетия были более умеренными. Подведу итог: за 30 лет ВВП России сейчас на 33 процента выше, чем в 1991 году, а уровень жизни на 30 процентов выше, чем в те годы», — заключил Кудрин.

Позиция России по макроэкономическим показателям является лучшей в мире. Об этом сказал ТАСС российский исполнительный директор в Международном валютном фонде (МВФ) Алексей Можин.

Он пояснил, что у страны низкий госдолг (в пределах 20 процентов ВВП). «В 2020 году был дефицит, доходы упали, расходы увеличились, оказывалась социальная поддержка. А в 2021 году у нас будет бюджет с профицитом», — отметил Можин. Накопления в Фонде национального благосостояния (ФНБ) уже приближаются к 10 процентам ВВП, «то есть чистый долг и того меньше», добавил представитель России в МВФ.

У страны есть бюджетные накопления, строгое бюджетное правило и высокий уровень валютных резервов Центробанка, отметил он. Можин также назвал действия России в борьбе с инфляцией крайне решительными. «Приоритет у ЦБ правильный: надо задушить инфляцию, хотя это и бьет по интересам тех, кто хочет иметь дешевый кредит», — добавил он.

У больших начальников, идёт ли речь про бизнесменов или, например, про чиновников, есть привычка интересоваться чужим мнением. Отчасти это обычная вежливость, элемент светского этикета: людям лестно, когда у них спрашивают совета. Но всё же главная причина такого «любопытства» иная…

В России считается, что если мужчина ушёл от женщины (особенно, от которой у него двое детей), он должен им всё оставить. Но телеведущий Михаил Зеленский при жизни считал иначе. Перед смертью он годами судился за квартиру, купленную в браке, на часть которой претендовала бывшая жена и дети. Мотивировка жены: в ремонт и бытовую технику были вложены её деньги, детям тоже должна достаться часть квартиры — почему нет?!. 

Суды были жёсткими и продолжались несколько лет. Причём, никто не сдавался. Дело дошло до кассации, когда Михаил Зеленский неожиданно умер во время отдыха в Доминикане. Таким образом, суд закончен. Экс-жена и дети получат всё. Если вдова — психолог и весьма жёсткая женщина — не захочет претендовать на часть этой квартиры тоже.  

Больше всего расстроены адвокаты, чей гонорар исчислялся сотнями тысяч, и тяжба всё продолжалась и продолжалась. И могла идти ещё долго. Началась она в 2018 году, причём в суд первым подал сам Зеленский. В иске сказано, что «ему не дают пользоваться совместно приобретённой квартирой», он собирался её продать и деньги потратить на новую семью. Со старой поделиться.  

Зеленский и фигуристка Елена Грушина были женаты на протяжении шести лет, в браке родилось двое детей. В 2013 году, за год до развода, который случился в 2014 году, супруги совместно приобрели квартиру в Москве. Даже если она была куплена на деньги телеведущего, уточняют адвокаты, имущество приобреталось в браке и считается совместным — должно делиться пополам. 

Бывшая жена наняла адвокатов подала встречный иск: потребовала вернуть ей 1,2 миллиона рублей, которые она брала в кредит для проведения ремонта в квартире и покупки бытовой техники. Также она считала, что дети тоже могут претендовать на часть жилплощади, отдавать её Михаилу Зеленскому с новой женой она не хотела.  

Суд отклонил оба иска, мотивируя решение тем, что, согласно закону, у бывших супругов после развода «есть три года, чтобы решить подобные вопросы без суда». Зеленский и Грушина всё же дошли до кассационной инстанции, однако их ходатайство не успели рассмотреть. Теперь квартира, скорее всего, достанется всё же детям — наследникам первой очереди. Хотя бывшая жена — психолог Мила Рубинчик — тоже может на неё претендовать. 

Оценочное суждение. Мужик нашёл своё настоящее счастье, считал он, уже после сорока лет. Психолог и автор YouTube-канала «Прокрастинатор» Мила Рубинчик на своем популярном канале утверждала, что поможет любому построить крепкий союз, она также создала курс «Инструкция по управлению женщиной». А мужчиной?! Сама при этом брак также не сохранила, была разведена, у неё — дочь. Брачные контракты избавляют от таких дележей. Но детей не принимать в расчёт нельзя никогда. Им — жить. Для них зарабатываются деньги мужиком. А не для себя любимых и жизни в кайф. А сколько осталось тебе, совершенно никто не может предсказать. Тратить время на суды и адвокатов при этом так противно. Но, наверное, Михаилу Зеленскому виднее, и он всё делал правильно, когда подавал иск!? 

#михаилзеленский #наследство #суды #развод #дети

Голикова: Принятие закона о QR-кодах откладывается на неопределенный срок
Насмотрелись на Казахстан..., обязательная вакцинация с кодами покруче, чем цена на газ народ обрадует
-------
Осталось узнать, на основании чего ввели эти коды некоторые регионы до принятия законопроекта.

Наливные промышленные полы и декоративные полимерные полы компании DBSG - профессионалы в устройстве промышленных полов и напыляемой изоляции: www.dbsg.ru

Яндекс Дзен / Живой журнал / Фейсбук / Твиттер / ВК / ОК / Инстаграм / Ютюб / Телеграм-канал





Рассказать друзьям или разместить в своём блоге:

 - Имейте в виду, я памперсы вам менять не буду. Я считаю, что будет справедливо, если ваше говно будут убирать ваши дети. Ведь когда они были маленькими, вы за ними убирали, а теперь наступила их очередь. Вот они  пусть приходят и ухаживают за вами. Это справедливо. А когда за вами ухаживают чужие руки – это не справедливо.

Пожилая санитарка убеждённо рассуждала о справедливости. В крохотной больничной палате. Перед женщиной, лежащей на кровати в кислородной маске, с бледным лицом и полузакрытыми глазами. 

Женщина не шевелилась. Только дышала со свистом. Выслушивая монолог о справедливости.  

Санитарка замолчала, требуя ответа. Женщина поняла это и с трудом просипела сквозь маску.

 - Вам ничего не придётся делать. Скоро придет моя сестра, она всё сделает.

Санитарка развернулась и ушла. Через несколько часов она снова заглянула в палату и снова потребовала справедливости.

 - Ну и где ваша сестра? Что-то она не приходит.

 Женщина еле открыла глаза.

 - Скоро придёт.

 - Скоро? Да вы знаете, сколько сейчас времени? Не знаете? Сейчас полдвенадцатого ночи! Никто уже не придёт.

Санитарка удовлетворённо развернулась и вышла из палаты. Унося в больничный коридор свою непоколебимую справедливость. Оставив в палате скорбную беспомощность. 

29 декабря, после полутора месяцев пребывания моей сестры в ковид отделении, я впервые услышала её хриплый свистящий голос по телефону. Запутанно и слабо она просила принести свои тёплые вещи, потому что её переводят в терапевтическое отделение. 

Я так обрадовалась, что толком ничего не поняла, но собрав сумку, рванула в ковидарий, где мне сообщили, что ковид у сестры вылечили, ну а на ноги её поставят в терапевтическом отделении, куда её  отправили утром. 

 - Как отправили, - удивилась я, - у неё же нет теплых вещей? 

 - А её на носилках унесли, - тётенька в защитном скафандре поставила передо мной большой пакет. -  В одеяло закутали и унесли. Кстати, вот её личные вещи, заберите, мы ей только телефон положили.

Я схватила пакет и понеслась в стационар, на седьмом этаже которого теперь была моя старшая сестра. 

Я была очень рада! Полтора месяца мы прожили в страхе и ужасе перед  болезнью сестры. Три недели в реанимации на ИВЛ, никакой надежды и только вера в чудо. Чудо произошло! Она осталась жива. Всё остальное казалось мне совсем не существенным…

В стационаре, несмотря на запрет посещения больных, меня сразу пустили в отделение и показали палату в конце коридора, за огромной пластиковой занавеской. 

Я распахнула дверь и увидела родное лицо... Родное и одновременно чужое, незнакомое. 

Кислородная маска на распухшей бледной коже, усталые равнодушные глаза… Беспомощность. Скорбная беспомощность.

 Я рванулась к ней, болтая ерунду. 

Сестра молчала, потом хриплым голосом попросила меня открыть форточку, в палате было душно. Я подошла к окну. Старые деревянные рамы были наглухо забиты и затыканы полосками грязноватого поролона. 

 - Я не могу открыть окно, рамы забиты!

 - Позови врача, мне плохо, – едва просипела сестра.

Я  побежала к медсестрам на посту, они позвали врача. 

Врач пришла немедленно, а я малодушно осталась в коридоре. Мне вдруг стало страшно. Дождалась врача, бросилась за ней в ординаторскую. 

Врач мне понравилась. Спокойным уверенным голосом она сказала мне, что состояние сестры обычное для человека после ковида и трёх недель лежания на ИВЛ. Восстановление уже идет, но надо запастись терпением, потому что процесс этот долгий и медленный. 

 -  А есть ли в палате кнопка вызова медсестры? - поинтересовалась я. - Она лежит одна, вставать не может, а если ей станет плохо? Палата расположена так далеко от поста, что можно до утра кричать – никто не услышит. А у неё и голоса нет.

 - Зачем кнопка? У нас санитарки и медсестры постоянно там ходят. И кнопка не нужна. 

Я, вдруг и не к месту, вспомнила рассказ одного старичка, который пару лет назад лежал в хирургии после операции и ночью никак не мог дозваться санитара. Кричал-кричал и всё без толку.

А старичок был очень деятельный и у него в мобильнике имелся телефон дежурного по городу. Есть у нас такая должность в мэрии. Так вот, рассерженный старичок позвонил дежурному по городу и через 15 минут  к нему не только санитар, но и врач примчался перепуганный…

Но я отогнала я от себя  гнусные мысли, уверовала в лучшее и попросила телефон для связи, важно пообещав, что непременно буду звонить и справляться о самочувствии больной. 

Потом снова зашла к сестре. Она лежала на спине, беспомощная, равнодушная, усталая. 

 - Мне на работу надо, - сказала я тихо, - я сейчас пойду на работу, а  завтра точно приду к тебе.

Сестра не ответила и я, подумав, что она спит, вышла из маленькой палаты. 

 В холле больницы случайно встретилась с подругой, которая узнав, что в терапии лежит моя сестра, озабоченно спросила:

 - А вода у неё есть?

 - Не знаю, - честно призналась я. – А что в отделении воды нет? 

 - Откуда? – усмехнулась подруга, хорошо знающая больничные порядки – У них нет кулеров. Да если бы даже и были – кто ей принесёт? Она же одна в палате и не встаёт.

 - Ну… а что, ни санитарки, ни медсестры не дадут воды попить?

Подруга жалостливо посмотрела на меня.

 - Ты в больнице давно не лежала?

Здесь необходимо признаться, что я вообще никогда не лежала в больнице, если не считать родильного дома. 

И бабушек своих я досматривала у себя в квартире, поэтому больничный быт мне совершенно не знаком. 

Правда, десять лет назад мне пришлось провести месяц в больничной палате, ухаживая за подругой-инвалидом, которой вставили титановый каркас в позвоночник. Но было это в Хельсинки, в клинике Ортон. Там кулеры стояли в каждой палате. 

Слова подруги меня озадачили, и я бросилась к аптечному киоску за водой.

 - И выпиши пропуск на посещение, - крикнула мне вдогонку подруга. - Сейчас же пойди и выпиши.

Я купила воды, отнесла бутылочки сестре, которая так и лежала с закрытыми глазами. Выписала пропуск. Металась по огромному зданию стационара, боясь заблудиться и что-нибудь забыть.

По больничным коридорам ходил Дед Мороз и Снегурочка, откуда-то доносился смех, врачи и медсестры оживленно сновали по кабинетам. Новогодние праздники наступали.

Весь вечер я провела в переговорах с племянниками - сыновьями сестры. Мы обсуждали, кого нанять и кому заплатить за качественный больничный уход. 

На другой день, 30 декабря, я пришла в больницу в 10 часов утра. Сестра все ещё лежала на спине, словно за всю ночь ни разу не пошевелилась и я подскочила к ней с улыбкой бодрости и оптимизма.

 - Поменяй памперс, не могу уже, -  слабо прошелестела она. 

 - Конечно, сейчас, это я быстро!

Менять памперсы это я  запросто. Это я вам за минуту. Два года назад я похоронила маму. Год назад – тётю. Бабушки уходили из этого мира тяжело. И я хорошо научилась менять памперсы. 

Я помогла сестре повернуться на бок и осторожно отстегнула застежки…

Хорошо, что у меня нет нервов. Очень хорошо. Когда у человека нет нервов, ему нечего бояться. Потому что нечем. Нервов-то нету….

То, что я увидела под памперсом, было похоже на кадр из фильма ужасов. На пояснице кожи не было. Бледно-розовая плоть с отекшими вздутыми краями белого цвета. И две дыры, глубокие, наполненные темной массой, в которой белели какие-то отростки. Кости? Она сгнила до кости? 

Я остолбенело смотрела в эти полости не понимая, как с такими ранами человек может жить в сознании?  

О том, что у сестры пролежни, мне сказали ещё в ковидарии, но я не предполагала, что пролежни могут быть дырами в теле …

Рана была покрыта слоями слипшейся сетки и марли, которые в свою очередь были покрыты калом. Памперс был переполнен. Его не меняли давно. Очень давно.

Как это возможно, тупо размышляла я, осторожно снимая, протирая, выбрасывая.. Как это возможно так долго не менять памперс при таком поражении кожи? Наверное, я что-то путаю, наверное, я что-то не понимаю… 

Я аккуратно всё отчистила, отмыла, оставила сестру лежать на боку и помчалась к медсестре. 

На посту сидела какая-то молодая женщина и сосредоточенно смотрела в экран компьютера.

 - Скажите, пожалуйста, а как пролежни надо обрабатывать? – спросила я очень вежливо. Нервов-то у меня нет.

 - А зелёнкой полейте, - не повернув головы, отвечала медсестра. – Зелёнка при пролежнях самое лучшее средство.

 - Прямо всё полить? – уточнила я.

 - Да. Всё и поливайте.

 - А, может быть, вы пойдете и посмотрите на них? – я была очень спокойна.

 - Вы думаете? – медсестра, наконец, оторвалась от компьютера и равнодушно посмотрела на меня.

 - Уверена. Пойдемте.

Сестра нехотя встала и пошла за мной. В палате она остолбенело уставилась на спину сестры, потом куда-то убежала, потом прибежала с врачом, и с ещё с кем-то, потом пришёл хирург, который рассказал, как надо накладывать повязку с сеткой от пролежней и даже подарил мне остатки противопролежневой мази и пачку стерильных салфеток. Медсестра прибежала с пузырьком зелёнки и с пластырем. Сетку принесла я, так как врач из ковидария заранее велел мне её купить в аптеке. 

Медсестра сделала повязку, санитарка принесла памперс и в четыре руки они запаковали мою страдалицу в белый панцирь. Потом принесли противопролежневый матрас, переложили сестру, поменяли простынь…

 Я смотрела на эту суету и думала, а если бы я не пришла? 

Сколько бы времени она лежала, продолжая гнить в  грязном памперсе и повязке? 

Выходя из палаты, кто-то удивленно спросил – а в отделении знали, что у неё такие пролежни?

 И тут до меня стало доходить, что никто не знал. 

Сутки сестра пролежала на спине. Медсестра давала таблетки и ставила капельницы, но менять памперсы - обязанность санитарки. А у санитарки случился острый приступ поиска справедливости. А про пролежни никто не знал. Или забыл. Не знаю. Мне уже ничего не хотелось знать. 

Я поняла, что санитарка права -  в чужие руки я сестру не отдам. И дело не в справедливости. Это опасно для её жизни. Она чудом выжила в ковидарии не для того, чтобы гнить в терапии. И я решила ухаживать за сестрой сама.

И потянулись длинные однообразные дни. 

Я приезжала в больницу утром, уходила вечером. Меняла памперсы, кормила, обрабатывала рану, делала перевязки. Сначала думала, что мне не разрешат обрабатывать пролежни, но медперсоналу на это было решительно наплевать. И я все делала сама, только первые дни просила помочь поменять памперс. Этот процесс усложнялся пролежнями и катетером с мочеприемником. Мне было сложно делать это одной. И я бежала за помощью к медсестрам. 

Кстати, первое время я отчаянно путалась в мед. персонале отделения. Дело в том, что врачи, медсестры и санитарки были одеты странно для лечебного учреждения – какие-то цветные штаны, футболки, кофты, рубашки в клетку. Только наш лечащий врач носила традиционный белый халат. Остальной персонал одевался, как попало, и я иногда не могла отличить медсестру от больного. 

Когда я привыкла к  людям и лицам, я поняла, что на две «добрые» дежурные смены приходится одна «злая». Сотрудники этой смены ужасали злобой и откровенным равнодушием. Санитарка, декларирующая принципы справедливости перед тяжелобольным человеком, медсестры, ленивые и наглые до безобразия. На мою просьбу о помощи только они ответили дружным отказом, да ещё прочитали мне мораль о том, что я мешаю им работать. Сидеть на посту. 

Признаться честно, я была этим очень удивлена. 

Меня не удивило, что в отделении нет пластыря и салфеток для перевязки, что уходя на новогодние праздники, сестра-хозяйка заперла шкаф с памперсами. Это нормально.  Это всё можно купить в аптеке. 

Меня удивила неприкрытая злость медсестер и санитарки к  беспомощным людям, находящимся в их власти. Зачем работать в больнице, если так ненавидишь больных? Ради чего? Денег платят мало… Энергетический вампиризм? Чувство глубоко самоудовлетворения, растущее от вида чужих страданий? 

Это расчеловечивание представителей самой гуманной профессии ужасает. Я могу купить пластырь, но я не могу купить сострадание медперсонала к немощному человеку. Даже если заплачу за персональный  уход. Такие люди деньги возьмут, но милостивей не станут.

Справедливости ради необходимо отметить, что остальные две смены медсестер и санитарок были хорошими. Они охотно помогали мне. И словом и делом. Первые дни нового года больных в отделении было мало. В коридоре царила сонная тишь.

Я ухаживала за сестрой и работала над собой. 

Находиться по девять часов ежедневно в палате с тяжело больным человеком непросто. 

Необходимо исключить всякое, даже самое маленькое душевное раздражение, нетерпение и жалость к себе. 

Необходимо отключить чувство времени, не ждать выходных, праздников, измеряя день только приемами пищи, обработкой раны, перевязками, дорогой домой и сном.

Необходимо свести жизнь к абсолютному автоматизму, чётко определить свои действия и выполнять их без размышлений. 

Необходимо включить режим энергосбережения – не тратить жизненную энергию на разговоры, на эмоции, на интернет. Всё силы отдавать больному. И себе немного. На дорогу домой и из дома.

Поэтому я  не выходила в интернет и не отвечала на телефонные звонки. Сил на это не было. Больница забирает всё. 

Последние два дня в соседней палате громко стонал мужчина. А потом умер. Буднично. Запросто. И его увезли на старой каталке, которая стояла в женском туалете, рядом с нашей палатой. 

Я всякий раз, глядя на каталку, недоумевала, зачем хранят этот музейный экспонат? Даже сфотографировала его зачем-то... Оказалось, для перевозки трупов.

Чтобы мозг не взорвался от непривычного режима существования, я загрузила его чтением романа в пяти частях «Масоны» А. Ф. Писемского. Выбрала самый потрёпанный том из собрания сочинений, справедливо рассудив, что мой дедушка, любивший Писемского, читал его несколько раз. 

Потрёпанный том оказался романом «Масоны».  История русских масонов одного маленького губернского городишки в 1835 году оказалась весьма интересной, философской и поучительной.

А ещё я любила смотреть в окно. Среди тёмных сосен виднелся золотой купол и крест нашего собора. Я цеплялась за него взглядом и «висела» сколько могла. Потому что больше мне «повиснуть» было не на чем. 

Однажды, в первые дни нашего пребывания в стационаре, за окном распахнулось такое прекрасное розовое утро, что я, сделав фотографию на память через грязноватое окно женского туалета, подумала – а ведь всё будет хорошо! 

Мы провели в больнице ровно две недели. В минувший вторник сестру выписали.  

Домой нас везли на машине «Скорой помощи». Сестра, укутанная в одеяла, лежала на каталке и боялась, что на повороте она свалится на пол. Санитар, молодой узбек, успокоительно бормотал:

 - Не бойся, не бойся…

 - У вас случаи падения с каталки были? – спросила я санитара.

Он удивлённо задумался, а потом просиял.

 - А, понял, у вас несчастные случаи на стройке были?

Парень захохотал и стал вспоминать бессмертные приключения Шурика. 

 - Мы в Узбекистане всегда смотрели  этот фильм, - объяснил он мне.  – Такое хорошее доброе кино!

И вот мы три дня дома. У меня дома. Я забрала сестру к себе, мне так легче ухаживать за ней и ставить её на ноги. Буквально. Потому что пока она может только сидеть. По 15 минут. Три раза в день. Но после всего пережитого, после угрозы смерти и оцепенелой беспомощности, я уверена, что она встанет и пойдёт.

Друзья, спасибо всем за тревогу, сочувствие, звонки и сообщения. Я всё видела, но отвечать не могла – берегла силы. Я ведь как на войне побывала…