«Руды осталось года на два»

Десятилетиями поселок на границе двух стран не покидал норвежских газетных полос. «Остановим облака смерти» — так звалось стихийное общественное движение на севере Норвегии. «Облака смерти» — поэтичное название ядовитых выбросов «Печенганикеля». Диоксид серы выделяется при плавке медно-никелевой руды. Из нее получают файнштейн. А уже из него — никель, медь, кобальт, серную кислоту. Полный цикл, от добычи до отгрузки конечного продукта, происходил в Мурманской области в цехах «Кольской ГМК» — дочки «Норникеля». Многие из этих цехов — глубоко советской постройки, отсюда и катастрофическое воздействие на экологию.

Никаких современных стандартов в 30-е годы, когда строился комбинат, не было. В постсоветские годы предприятие, уже приобретенное «Норникелем», конечно, модернизировали и сократили выбросы. В советское время они составляли 370 млн тонн в год, в 2019 году — 100 тыс. тонн. Но превышение концентрации диоксида серы в воздухе в 5–10 раз все равно оставалось привычным. У человека, надышавшегося таким воздухом, появляется насморк, першение в горле, сильный кашель. Последствия вдыхания высоких концентраций вещества — вплоть до удушья, рвоты и отека легких. По данным Росприроднадзора, в середине 2000-х «Печенганикель» давал 43% суммарных выбросов предприятий региона.

Дошло до того, что коммуне Сёр-Варангер пришлось наладить автоматическую систему оповещения жителей о превышении в воздухе ядовитых веществ: в такие дни им рекомендовали находиться дома и не посещать долину Пасвик, куда ветер гнал смертоносные облака из России.

В 2001 году норвежцы выделили 32 млн евро в виде гранта и 10 млн долларов кредита на 10 лет на экологическую модернизацию «Печенганикеля». Через несколько лет «Норникель» просто вернул деньги.

При закрытии комбината пиарщики «Норникеля» упирали именно на экологию: главной миссией компании называли снижение нагрузки на окружающую среду. При этом в стороне оставался другой фактор, о котором говорят бывшие сотрудники комбината — цех устарел настолько, что эксплуатировать его дальше не было смысла, кроме того, запасы руды в районе уже не так велики, через несколько лет речь может зайти и о закрытии шахты «Каула-Котсельваара». Содержать цех, требующий дорогой реконструкции, ни к чему.

Впрочем, официальная позиция «Норникеля» иная. В ответ на запрос «Новой газеты» в компании заявили, что «остановка плавильного цеха предусмотрена комплексной экологической программой «Норникеля», призванной существенно сократить воздействие на окружающую среду на всех производственных площадках», а также что «шахта «Каула-Котсельваара» обеспечена производственным заданием на ближайшую пятилетку, дальнейшие планы будут уточняться с учетом производственных планов компании и рыночной ситуации».

«Я вам как горный инженер скажу, что осталось максимум года два с половиной, и то через два года останется один участок добычи и ликвидационная бригада. Что бы там компания ни рассказывала про планы на 2028 год или 2032-й, содержание руды падает, и глубина залегания уже другая — ее дороже добывать. И после 230 метров нужно менять подъемную машину. А это настолько дорого, что под силу только государству», — говорит Олег Черкашин, бывший депутат облдумы, всю жизнь проработавший на комбинате.

Есть чем дышать — нечего есть

Закрытие основного предприятия в моногороде (а Никель, хоть формально и поселок, имел такой статус) — дело хлопотное для собственника и региональной власти. И накануне остановки производства была произведена реформа — Печенгский район с райцентром в поселке был преобразован в городской округ. Никель как самостоятельная административная единица перестал существовать, объединившись с другими населенными пунктами немаленького района. Не будем забывать, что «Кольская ГМК» — главный налогоплательщик области и фактический хозяин этих мест.

Кстати, чиновники еще в 2012 году должны были предложить, как ослабить экономическую зависимость поселка от главного предприятия, но 10 лет спустя Никель все также был в прямой связке с «Норникелем». Накануне закрытия цеха жители понимали: скоро им будет чем дышать, но нечего станет есть.

Олег Черкашин в областной думе не раз говорил о судьбе увольняемых, требовал ответа от губернатора. Дело вышло в публичную плоскость. Начались переговоры.

В итоге людей частично — с переездом — трудоустроили в другие цеха «НН», остальным выплатили неплохие компенсации.

Остались два других вопроса: что будет с поселком и кто будет ликвидировать накопленный экологический ущерб? На них должна была ответить концепция развития поселка и района.

Она и сейчас доступна на сайте компании. На слайдах презентации и рекультивация промплощадки, и формирование «новой экономики», и развитие городской среды, и даже экологическая тропа и ремонт ДК… В феврале на основе этой концепции была принята программа социально-экономического развития Печенгского муниципального округа до 2025 года. Жителям обещают металлургический мини-завод, предприятие по производству абразивных материалов, завод по переработке вторсырья, форелевое хозяйство и молочно-товарную ферму.

«Меры поддержки, которые будут оказаны Печенгскому округу по программе развития, помогут создать новую экономику, придадут округу новую жизнь, — цитирует пресс-служба компании вице-президента «Норникеля» — гендиректора «Кольской ГМК» Евгения Борзенко.

Она идет через территорию цеха, старые опоры эстакады просто развалились. Ветхая труба прохудилась во многих местах, в точках протечек образовался лёд, и вся конструкция рухнула под его тяжестью. Нет воды — нет и тепла. Залатали через несколько дней, но трубы все такие же ветхие, водовод нужно менять. Как, впрочем, и канализационную сеть, которая эксплуатируется с 1961 года, ее износ составляет 100%.

Эта цифра — из письма муниципального депутата Валентины Тедеевой губернатору Андрею Чибису, в Ростехнадзор и прокурору области. На днях случилась авария в котельной. Температура в квартирах опустилась до 9 градусов. На улице минус 25. Одновременно из-за отключения света поселки Печенга и 19-й километр остались без воды — встали насосы

Валентина требует назвать виновных.

Тем временем их уже нашел глава округа Андрей Кузнецов. По его версии, это морозы: «Я бы не сказал, что всё у нас печально. Но вот, когда стояли четыре дня у нас морозы до минус 32, конечно, произошел ряд аварий».

«Газа нет, кругом разруха»

Никель до 1944 года был финским. Основан в 1936-м, финны же и строили комбинат. После войны, когда территория Петсамо, или, по-русски, Печенга отошла СССР, ее восстанавливали почти с нуля.

В советские годы Никель жил богато — шахтеры, как и везде, получали хорошо, летали на выходные к морю. Потом стали нищать, обнищал и поселок. Сейчас рабочие рудника сильно уступают в доходах военным, которых в приграничной полосе видимо-невидимо. А вот быт и гражданского населения, и военного, одинаково ужасен.

«Было здесь замечательно. Если бы не газ (так здесь называют выбросы диоксида серы. — Т. Б.). Но сейчас газа нет, зато разруха кругом», — говорит Лариса Николаевна, мама опального депутата, прожила в Никеле всю жизнь. Муж — горный инженер. Сын — горный инженер. Она — школьный учитель, 42 года преподавала английский.

Мы проезжаем мимо двух полуразрушенных пятиэтажек на окраине. Они опустели года три назад, бульдозер сносит стены. На пустыре за администрацией в центре города скоро устроят площадь, правда, неясно, кто будет по ней гулять — население убывает ежегодно, в 1970 году здесь проживала 21 тысяча человек, сейчас — вдвое меньше. За 400 с лишним миллионов идет ремонт ДК. Все это деньги «Норникеля».

При этом главная после ЖКХ проблема округа — медицина. Больница вечно в долгах, пациенты жалуются на недоступность помощи. Недоступна она даже физически: не всякий одолеет огромную лестницу, ведущую в поликлинику, пандус, выстроенный пять лет назад, использовать запрещено — он не доделан.

«Что, «Норникель» не мог бы сделать вот этот пандус? — возмущается Черкашин. — Такое сооружение даже не на поверхности, а под землей делается одним мастером и четырьмя полутрезвыми рабочими за неделю. А здесь уже пять лет доделать не могут. Здесь основная проблема, от которой бегут люди, это медицина. Почему не едут медики сюда? Потому что человек, выходя на улицу, видит, что половина домов разрушена, видит ЖКХ убогое — по 10 аварий за зиму. Чтобы привести поселок в порядок, не нужно быть гением. Сломать старые дома, компактно построить пяток новых, переселить людей в нормальные условия, все засадить зеленью, рекультивировать отвалы… Нет, это я уже сказку рассказываю!»

Отвалы громоздятся вокруг территории цеха. Их видно еще до въезда в поселок. Черные хребты высотой с комбинатовские постройки достались екатеринбургскому предприятию «Уралгрит» для производства абразивных материалов. Обещают по 250 тыс. тонн продукции в год. Гендиректор предприятия Андрей Рычков рассказывал, что отвалов хватит лет на 50. Это означает: мало кто из нынешних жителей поселка успеет увидеть итоги рекультивации. Рычков говорит, что в производстве будет задействовано около 70 специалистов. Сейчас в штате, по разным данным, от 11 до 15 человек.

«Пусть сам Путин передо мной встанет!»

На осенних выборах в облдуму оппозиционера Черкашина победила бывшая председатель окружного совета депутатов, учитель физкультуры Любовь Черепанова. В Никеле и Заполярном, где живет основная доля населения округа, с большим перевесом лидером был Черкашин. Но на результат повлияло голосование «в поле» — за Черепанову волеизъявились военные на учениях. Чтобы попасть на эти участки, наблюдателям нужны были разрешения. Жалобы и требования отменить итоги такого голосования результата не принесли. Многие здесь считают, что судьбу округа, таким образом, решило не постоянное население, а срочники и контрактники, приехавшие со всей страны, которые, отслужив, разъедутся по домам.

В ответ на запрос «Новой газеты» мурманский облизбирком сообщил, что голосование военных прошло без нарушений, о чем, в первую очередь, свидетельствует отсутствие жалоб на его проведение от самих избирателей в погонах.

«Я сама присутствовала на участке и вижу: 58 бюллетеней за Черепанову, 166 за Черкашина, а по другим участкам еще больше разрыв. Девочки мне звонят с других участков: победил Олег! Утром, когда объявили результаты, мы были в шоке», — говорит воспитатель детского садика Виктория Наместникова. Она с подругами собирает подписи за пересмотр итогов выборов. Народ подписывается прямо на улицах.

За прошлую думскую пятилетку люди привыкли, что в случае отключения тепла, света, воды, отказе скорой забирать в больницу — в любой непонятной ситуации надо звонить своему депутату. Не имея за собой крупных покровителей, он выиграл прошлые выборы «ногами» — обойдя лично почти всех избирателей. Каждому оставил номер телефона.

Число и разнообразие обращений к нему за эти пять лет говорят даже не столько о его эффективности, сколько о полной неэффективности государства в этих краях. Черкашин вызывал скорую, сантехников и полицию. Устраивал госпитализации, ремонты текущих крыш, спасал от закрытия родильное отделение. Теперь он просто частное лицо.

Вика говорит, к Черепановой обратиться не так просто: «У нее в соцсетях мы в черном списке, полрайона заблокировано».

«Я никакой политикой раньше не занималась. Но эти три дня посидела наблюдателем на выборах и воочию все увидела. Я такой человек — за правду пойду, пусть хоть сам Путин передо мной встанет!» — объясняет воспитательница детсада свою политическую активность.

«Булочки лепить пойдете?»

«Я не могу сказать, что комбинат плохо обошелся со своими сотрудниками. А мы, кто не работал на комбинате, но здесь родились и выросли — что будет с нами?» — спрашивает в пустоту Валентина Тедеева, муниципальный депутат, предприниматель и многодетная мама. Когда на совете депутатов обсуждали программу развития поселка, она была против. Сейчас предлагает отправить программу на доработку — но тщетно. Главная претензия Валентины — ответственность за выживание района фактически переложили на малый бизнес. А он здесь сам еле выживает.

«Эта программа — сознательное издевательство над предпринимателями. Малый бизнес никогда не был драйвером развития новой экономики, — считает она. — Сейчас на деньги «Норникеля» нас пытаются обучить. Я в трех проектах принимала участие. Приезжают люди умные, грамотные, обучают туристическому направлению — это все неплохо, но как это применить на нашей территории? Она не адаптирована для туризма. Где турпоток? Чтобы он появился, сделайте сначала какую-то точку притяжения!»

Хоть Никель и стоит вблизи федеральной трассы, здесь гости бывают только проездом. Россияне заправляются по дороге в Киркенес. Норвежцы приезжают за дешевыми бензином, водкой и сигаретами. Точнее, приезжали до пандемии. Сейчас вообще тишина.

Точку притяжения никельчанам обещал губернатор Андрей Чибис, который анонсировал на средства «Норникеля» построить порт в поселке Лиинахамари. Но там базируются военные. И через год Чибис в эфире отрицал свои обещания и утверждал, что туробъект будет на полуостровах Рыбачий и Средний. Там и правда строятся турбазы, но это — на самом въезде в район, оттуда гнать еще 100 км в Никель просто незачем.

Я вам могу сказать: у меня обороты за последний год упали в два раза. И это не с закрытием границ связано. В основном у нас питались свои». У Вали лучший ресторан в районе. Но гребешков и крабов местным есть уже не на что.

«По программе развития округа молоденькая предпринимательница на грант «Норильского никеля» открыла булочную. Ей надо, чтобы выполнить обязательства, нанять на работу 10 человек. Но ее выручки здесь не хватит, чтобы платить им зарплаты, — рассказывает Тедеева. — Чтобы их содержать, нужно в день минимум на 70 тысяч хлеба продавать. В Никеле это нереально. Я их (администрацию. — Т. Б.) спрашиваю: «А как вы будете контролировать исполнение программы? Придете помогать булочки лепить?!»

«Были бизнесменами, стали попрошайками»

Прямые инвестиции «Норникеля» в город есть: в Никеле несколько лет назад компанией открыта АНО «Вторая школа», через которую идет финансирование переобучения жителей и всяческого досуга. В 2021 году через организацию прошло полмиллиарда. «Праздники, мастер-классы, курсы по резке винегрета, рисование муралов», — перечисляет Черкашин результаты капиталовложения.

Муралы и правда есть: на полуразрушенных домах то тут, тот там наблюдаются разного художественного достоинства фрески. Лебеди а-ля деревенский ковер, красуются на здании бывшей поликлиники. Один из рисунков на фасаде пятиэтажки недавно даже открывали с оркестром, с музыкой… Праздников тут вдоволь — например, в дни выборов проходил на площади концерт. Понятно, что хозяин может свои деньги тратить как хочет. Но при том объеме проблем, который он оставляет в Никеле, уходя, и при том объеме прибыли, которую он в Никеле получил, думаю, жители имеют право поинтересоваться, на что тратится «социальный вклад» компании.

ПРОДОЛЖЕНИЕ

В январе 2021 года Иван Питько получил письмо (орфография и пунктуация автора письма сохранены):

Ибрагим Хадаев — один из пяти заключенных, которые в апреле 2014 года были переброшены из ИК-63 в ФКУ ИК-54 в г. Новая Ляля Свердловской области. Колонию в Новой Ляле как раз перепрофилировали для содержания так называемых «первоходов» — впервые осужденных мужчин.

В ночь с 19 на 20 апреля, и этот факт подтвержден несколькими решениями судов, этап с «первоходами» в ИК-54 встречали неоднократно судимые Хадаев, Володин, Матушкин, Калугин и Шмидт. Первыми к ним в помещение ОСУОН (отряда специальных условий отбывания наказания) зашел уроженец Тихорецка Иван Питько (31 год).

После короткой перебранки, заключенные избили Ивана, а затем, «действуя умышленно, группой лиц по предварительному сговору, воспользовавшись тем, что в результате применяемого указанными лицами насилия, возможность сопротивления Питько подавлена, имитируя акт мужеложства, с целью унижения потерпевшего, явно против его воли, ввел в анальное отверстие Питько заостренную деревянную палку цилиндрической формы, специально хранившуюся для устрашения вновь прибывших осужденных в карантинном отделении, тем самым совершив в отношении потерпевшего иные действия сексуального характера».

Ритуальным изнасилование не стало. Сильный физически Иван сопротивлялся так отчаянно, что в какой-то момент палачи контроль над своими действиями утратили…

Последнее, что помню — как кто-то из них сунул мне под нос анальную свечку. Типа в камере подлечишься, — вспоминает Иван.

В райбольницу Новой Ляли его доставили в критическом состоянии — руководство колонии так испугалось, что дало разрешение скорой заехать на территорию зоны и вывезти заключенного. Врачи констатировали у Ивана (данные из материала суда) разрыв прямой кишки, кровоизлияние в стенку прямой кишки, разрыв мочеиспускательного канала, кровоизлияние в околопузырную клетчатку. Всё это сопровождалось кровотечением, геморрагическим шоком тяжелой III–IV стадии. В Ляле врачи, глядя на эти травмы, никаких гарантий пациенту давать не стали.

— Я очнулся не в Ляле, а уже в Серове (райцентр в Свердловской области. — Е. Р.), — вспоминает Иван и показывает низ живота, весь изрытый шрамами. — У меня здесь «кишка» [дренаж], здесь цистома [эпицистома — вид дренажной трубки для мочевого пузыря], катетер, здесь два шланга — легкие были пробиты, ребра сломали. И первая мысль была: «Зачем я проснулся?».

Тайны Новой Ляли

На суде Володин, Матушкин и Ходаев рассказали, что в 2014 году, когда они содержались в ФКУ ИК-63, их вызвал для беседы сотрудник ГУФСИН России по Свердловской области. В ходе этой беседы шла речь об их переводе в ФКУ ИК-54 для установления такого режима содержания, при котором остальные осужденные будут беспрекословно подчиняться должностным лицам учреждения, выполнять правила внутреннего распорядка и так называемого «блатного хода» не будет. Так и произошло, и Иван Питько стал одной из жертв этого «спецмероприятия».

Эта трагедия, возможно, так бы и осталась его личной драмой, если бы летом 2016 года в Новую Лялю не приехали члены ОНК.

Алексей Осадчий и Светлана Мельникова тогда рассказали «Медиазоне» (внесена Минюстом РФ в реестр «иноагентов»), что на приеме получили сразу 45 заявлений об истязаниях. ГУФСИН начало давить на осужденных: в ряде колоний появились встречные заявления от сотрудников системы исполнения наказаний, которые обвиняли заключенных в ложных доносах.

Но история с массовыми изнасилованиями, вымогательством и унижениями заключенных оказалась слишком масштабной, появились видеопризнания потерпевших. Новолялинский суд на 8,5 года отправил за решетку бывшего заместителя начальника ИК-54 ГУФСИН по Свердловской области Рафика Зиннатуллина. Пятеро бывших заключенных, которые принимали участие в истязаниях, насильственных действиях сексуального характера, вымогательствах и причинении тяжкого вреда здоровью, получили от трех лет до 6,5 года лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого, а в одном случае — особого режима.

«Они хотели из меня сделать биоробота»

В тюрьму Иван, как сам говорит, попал по глупости и в силу необратимой кровожадности системы. В 2008 году, сообщает он, в Тихорецке постоял у дверей дома, куда его друг пришел требовать карточный долг в полторы тысячи рублей. Позже хозяйка дома пыталась отказаться от данных под давлением показаний, но было поздно.

— Следак предложил мне дать показания на приятеля, я отказался. Он мне так и сказал: «Не пойдешь свидетелем, пойдешь обвиняемым». Я не поверил. Приятель сразу взял 51-ю статью, а я еще на суде пытался свою правду доказать. Он молчал, а я говорил, говорил… Долг не мой, никому не угрожал, потерпевшая несколько раз меняла показания. А когда приговор огласили — восемь лет — я начал бить по стенке и кричал: «Ты что, собака, делаешь?! Тебе человеческие судьбы доверяют, а ты мне за слово «здрасьте» восемь лет дала?!».

Правозащитница Ольга Голубятникова, у которой в том же райотделе полиции четырьмя годами ранее оперативники выбивали из сына признание в групповом убийстве, уже после суда помогла «скостить» Ивану два года — было доказано, что брелок в его руках не был и не мог быть оружием устрашения.

— У него до этого был какой-то конфликт со следователем. Пацаны ведь. Тот ему говорил: «Я тебя посажу». Вот и посадил. Для Тихорецка история почти обычная, — говорит Голубятникова.

За строптивый характер и сотрудничество с правозащитой отбывать наказание Ивана отправили не в краснодарскую колонию, а на Урал. С «блатными» он не общался, сидел, как принято говорить, «мужиком». Раздражал начальство независимым характером и уважением, которым пользовался у сокамерников.

До окончания срока оставалось меньше года, когда весной 2014 года его и 17 других «первоходов» из ИК-24 в Азанке отправили в Новую Лялю. У всех были дурные предчувствия — о нравах в ИК-54 ходило много слухов.

— Когда приехали на «централ» в Екатеринбург, все начали звонить и переживать за келишованную посуду — типа заставят с «обиженными» из одной посуды есть. А я говорю, ребята, переживать надо, что [нас] там будет шесть гадьёв встречать («гадьём» он называет заключенных, которых администрация колоний привлекает для избиения других заключенных. — Е. Р.). — Они все — бывшие бродяги (рецидивисты. — Е. Р.). Представляете, бродягу сломать? Он раньше был вором, а теперь его сломали. Он такой злой, человека [считай] нету. И когда мы туда приехали, я первый заходил из порядочных. И я знал, что за мной идут мужики.

Вот это гадьё стоит — шесть человек. Я делаю шаг, у меня страх. Любой человек боится. Я говорю: «Я сам вас сейчас ***!» Лучшая защита — это нападение. Они меня начинают бить. Видят — бесполезно, легкое пробили. А потом растягивают меня как полотенце, [Володин] берет черенок заточенный, как карандаш: [и говорит] «Или ты его бери в руки и встречай свой этап, или мы тебе его засунем в ***… Они хотели, чтобы я был такой же, как они. С определенного года у них [сотрудников ФСИН] — «Дозор» (программа обязательного ношения регистраторов на груди. — Е. Р.), регистратор должен быть включен. Они не будут свои руки пачкать. Возьмешь в руки [палку], будешь этапы встречать — [будешь] жить нормально. Но они не захотели из меня делать «обиженного», они хотели сделать из меня биоробота, который будет бить мужиков.

Сделка

О том, что в больницу попал пациент с травмами явно криминального характера, врачи сообщили в полицию. Но раньше местного дознавателя к Ивану в палату, по его словам, якобы пришел начальник колонии Юрий Никулин. Сейчас находящийся под следствием Никулин отрицает сам факт такого разговора.

— Они [Никулин со следователем] мне предложили подписать бумагу, что я, якобы, перевозил у себя в заднице «патрон» — письмо для смотрящих на зоне. И даже показывал его своим сокамерникам. Ага, вот так: вытаскивал и обратно вставлял. И все дали показания, что так и было, — вспоминает Иван.

Спустя семь лет после этого, на допросе в Верхотурском межрайонном следственном отделе СУ СК России по Свердловской области, где сейчас расследуется уголовное дело в отношении Никулина, допрошенный в качестве потерпевшего Иван рассказал, что тогда, сидя у реанимационной койки, начальник колонии якобы пообещал, в случае появления иной версии случившегося, расправиться не только с Иваном, но и с его матерью.

Иван согласился и оставшиеся до «звонка» 10 месяцев провел в изоляторе тюремной больницы — это тоже было условием сделки.

Он вышел на свободу в 2015 году, но решил заявить о случившемся лишь спустя два года. Когда понял, что ни ему, ни матери ничего не угрожает; когда об ужасах Новой Ляли заговорили правозащитники и сами заключенные.

Руки на себя наложить не мог, решил постепенно — наркотики, алкоголь. (…) А потом как-то маму стало жалко, наверное. Брат умер, я у нее один остался, — голова Ивана всегда наклонена чуть вбок, отчего кажется, что он говорит с вызовом. На самом деле — это результат одной настоящей попытки свести счеты с жизнью.

Пил и убивал себя бывший зэк от безысходности: деревянной палкой с заостренным концом палачи буквально выдрали из него уретру и разорвали мышцы, отвечающие за работу детородного органа. Взяв себя в руки, он сначала добился установки протеза («не самый качественный, но хоть что-то»), нашел работу и начал требовать возбуждения уголовного дела в отношении участников пытки.

Дольше всех пришлось добиваться выделения в отдельное производство уголовного дела в отношении Никулина. К тому времени из органов ФСИН он благополучно уволился, отвечать за всё содеянное за решетку отправился его заместитель Рафик Зиннатуллин. Уже будучи за решеткой, он начал давать показания. Так выяснилось, что пятерых рецидивистов из ИК-63 в Ивделе в Новую Лялю привезли 19 апреля, а уехали они лишь в сентябре. По данным источника в СУ СК Свердловской области, версия бывшего начальника такая: задержались рецидивисты из-за этапа, жили отдельно от «первоходов», преступных приказов не получали, свободно по зоне, как утверждают другие осужденные, не передвигались, и вообще «перед прибытием данных осужденных руководством ГУФСИН было четко сказано, что данные осужденные направляются по наряду этапирования для оказания помощи администрации, что подразумевало их участие в определенных секциях общественного порядка» (цитата из протокола допроса, копия имеется в распоряжении редакции).

Что это за «секции» и о каком порядке шла речь, возможно, станет понятно в ходе суда, если уголовное дело Юрия Никулина туда попадет. Пока Никулин продолжает настаивать, что никаких распоряжений насиловать заключенных, бить и отключать камеры наружного наблюдения в карантинном блоке, где проходила «приёмка», он не давал.

Десять миллионов причин

Поскольку практически все истязатели Ивана Питько уже за решеткой, факт нанесения увечий доказан, мужчина обратился в суд за возмещением морального и физического вреда, полученного в ИК-54. Верхотурский районный суд Свердловской области 21 сентября 2021 года частично удовлетворил его иски, постановив взыскать с ФСИН России компенсацию в размере 150 000 рублей в пользу Ивана — это лишь малая часть средств, потраченных им на лекарства и лечение.

Он перенес девять операций под общим наркозом, врачи настаивают на установке кардиостимулятора и получении статуса инвалида.

— Врачи сказали, что я смогу иметь детей. Но только через ЭКО. Очень хочу найти женщину, с которой мы сможем родить ребенка. Девочку хочу, дочку.

В иске на 10 000 000 рублей компенсации морального вреда суд отказал.

«Поскольку телесные повреждения истцу были причинены противозаконными действиями лиц, не являющихся сотрудниками уголовно-исправительной системы, оснований для взыскания компенсации морального вреда с казны Российской Федерации не имеется», — говорится в решении суда.

Для страны Иван и сотни других пострадавших формально остаются жертвами криминальных разборок, а не преступных действий государственных органов.