Вот уже года 3 я схожу с ума от постоянного чувства раздражения, злости, дискомфорта.. И все это происходит по отношению к своей собаке...

  Немного истории. Чтобы вы понимали на сколько сложно мне с этим жить. Всю свою жизнь, я так или иначе ну не спасала животных, но всегда находилась в кругу людей которые это делают. Всю жизнь у меня были собаки сложных пород, брошенные и морально искалеченные. В основном ротвейлеры. Их было 4. И вот та, о которой идет речь одна из них. Она появилась у меня так же почти случайно, я не собиралась в то время больше заводить собак, но так вышло. Мы поехали в другой поселок, увидели на цепи истощенный скелет, заплатили денег нерадивому хозу и забрали ее. И все было хорошо месяцев 7. Мы с нынешним мужем ее выходили, пролечили, научили уму разуму, постепенно она становилась идеальной собакой. В то же время в одном из приютов города появился очередной ротвак со сложной судьбой и бла бла. Он залез мне под кожу. Они жили у меня вдвоем, но только он смог забраться мне под кожу и проникнуть в каждую клеточку меня. А потом он умер. Остеосаркома. Год его счастливой жизни. Он умер, а она осталась. Через месяц я заметила что не дотрагиваюсь до нее. Мы жили в частном доме, и полгода я только выпускала ее из дома во двор и впускала, ну и кормила. Ни слова я ей сказать не могла, ни рукой дотронутся. Что то во мне опустело. А потом нас попросили освободить дом и мы переехали в квартиру. И вот тут началось. Я не знаю что произошло внутри меня после смерти того пса, но я возненавидела ту собаку что осталась жива вместо него. Меня бесит то, что я ее вышколила так, что она подчиняется моему взгляду, меня бесит что она мне подчиняется. Меня раздражает все. Как она смотрит, как лежит на месте, как просит гулять, как двигается, как пьет воду. Все. Меня раздражает все. Мне приходится с ней жить в однушке. Муж не понимает как такое возможно. Он надо мной посмеивается только и говорит зачем я ее спасала если теперь она меня бесит. Последние полгода я выхожу на прогулку с ней и чаще всего иду и повторяю шепотом скорей бы ты сдохла тварь. А она ведь не виновата. Она преданно смотрит на меня и пытается вилять хвостом, а я ее и за это ненавижу. Отдать я ее не могу. Она никому не нужна. Во первых потому что порода «страшная» для обывателя, никто ж не верит что она как солдатик. Усыплять — здоровых животных не усыпляют. Приюты все под завязки да и муж стоит за нее горой. Ему не понять. что от одного только нахождения с ней в одной квартире я всегда нахожусь в раздраженном состоянию. Я уже стала задумываться может мне обратится к специалисту? Я же не сошла с ума, в конце концов я сорвусь и я не знаю что могу сделать... Однажды я чуть ее не задушила удавкой... остановилась вовремя а потом долго не могла прийти в себя. А она как ни в чем ни бывало через 3 минуты машет хвостом, давай идем гулять дальше... Мне страшно. Я боюсь себя и я ненавижу свою собаку...

Есть две большие разницы между 3 годами условно и двумя годами реального срока в колонии, в которую (как все предполагали) отправили Навального, например. Для большинства обычных людей эта разница вполне себе может случиться из-за их ошибок на допросе.

Взять, хотя бы, такое важное правило:

1. На допрос не надо брать ничего кроме паспорта. Особенно не рекомендуется брать смартфон.

Допрос (не путать с опросом) означает, что заведено уголовное дело и вы обязаны явиться к следователю. 

Все свои гаджеты, ключи от машины и квартиры следует оставить у адвоката. Дело в том, что во время допроса у вас могут изъять смартфон. А там наверняка есть много интересного для следователя и ценного для вас.

2. Дресс-код. Не нужно показывать ваш высокий уровень доходов и наличие дорогих часов. 

3. Отвечайте только на поставленный вопрос и не пускайтесь в развернутые диалоги. Следователь — не тот человек, с которым имеет смысл говорить по душам.

4. Ведите конспект допроса. Следователь не обязан давать вам копию протокола. Допрос может длиться 4 часа подряд, потом час перерыв, и еще 4 часа после перерыва. Таков разрешенный законом максимум. Вряд ли вы без конспекта вспомните все, о чем говорили во время допроса.

5. Контролируйте свои эмоции. Они являются великолепным источником информации для следователя.

6. Подготовьтесь физически. Особенность современных людей в том, что они не могут пробыть 6 часов даже без гаджетов. Не говоря уж о невозможности закурить для курящих, выпить сладкий чай для диабетиков, или съесть булочку для тех, кто привык есть каждые три часа.

7. Никогда не верьте сотруднику на слово. «Или ты сейчас во всем сознаешься, или поедешь в тюрьму». Эта и некоторые другие типичные фразы для психологического давления.

На злостный «зубовный» скрежет любого уважающего себя путриота, Горбачев установил рекорд продолжительности жизни среди советско-российских лидеров. Впрочем, Горбачеву принадлежит еще один рекорд, и рекорд этот уже не столь впечатляющ — он стал самым ненавистным человеком в истории страны. Сегодня Горбачев воспринимается не иначе как символ всех бед расейских; эдакий козел отпущения без права на помилование; враг народа, который из вредности отобрал у пламенных строителей социализма вкусный пломбир по 0,50 да сам съел всю колбасу по 2,20; закрыл все заводы, да сломал все пароходы, но главное — смачно уебал об стену Советский Союз, после чего тот звонко хрустнув осыпался под половицу мирового империализма. Но мне все же кажется, что ненавистники дяди Миши немножечко заблуждаются в причинах своих бед, и по случаю юбилея Михал Сергеича я хотел бы их немножечко просветить, насколько это возможно в рамках небольшой статьи.

Представьте себе: двести пятьдесят миллионов человек населения, пятнадцать республик, 15 ЦК партии, мощнейшая машина КГБ; страна с «Первой экономикой в мире», с лучшими надоями, с самыми сиськастыми доярками и знаменитым трактором «Беларусь», главная угроза мировой гегемонии сил НАТО, и вдруг... приходит простой ставропольский комбайнер, не умеющий даже правильно склонять падежи, и в одночасье лишь взмахом руки рушит такого гиганта? А она, такая мощная, могучая, великая, хуякс, да развалилась. А может быть просто дело в том, что Советский строй был слеплен из наиболее изобильного на Руси материала, более известного под названием говно и палки? А Горбачев, какбэ, просто мимо проходил, не? Поскольку в советском и пост-советском ПТУ для получения зачета достаточно было порой лишь определить ромб нарисованный на доске, очевидно, что путриотам совершенно неизвестно о том, что Горбачев наоборот хотел сохранить СССР, и более того — культивировал жесткое подавление протестной активности (ночь саперных лопаток в Тбилиси не даст соврать). Другое дело в том, что очень скоро стало ясно, что данные методы не подавляют, а наоборот — обостряют, ввиду чего от них скрипя зубами пришлось отказаться. А гласность, перестройка и прочие прелести горбачевского периода — не более, чем отчаянные попытки затормозить мчащий на полной скорости под откос груженный углем, чугуном, колбасой по 2,20 и домнами локомотив.

У первого и последнего президента СССР было лишь два пути: первый — сказать «что не запрещено, то разрешено», второй — сжать демократическую ладонь в пролетарский кулак и выбить из окраин все национальное самосознание. При втором варианте СССР бы точно так же распался, но уже в результате кровавых войн — по еще одной Чечне с Карабахам мы б получили практически в каждой союзной республике, а их, на минуточку, было 15. Горбачев мудро выбрал первый вариант, а второй себе забрал самодур Слободаун Милошевич, лидер другого государства, обреченного на неминуемый развал. Результат в обоих случаях, как мы хорошо помним, был один. А «если нет разницы, то зачем...»? Вот и я думаю, что незачем.

Говорят, что после перестройки разграбили все «великое» советское наследие. Разве Горбачев разграбил? Я отчего-то не слышал о яхтах и самолетах Горбачева, и даже про его комнату грязи с аквадискотекой, а вы? А вооружившись болгарками первыми в очередь на распил советского имущества встали вчерашние члены ЦК — все, как один, коммунисты. Горбачев же просто большой ребенок, который взял поиграть игрушку под названием СССР, а она и треснула в его руках, оказавшись дешевой китайской подделкой. 

По сей день можно слышать нескончаемое нытье про развал Горбачевым и Ельциным промышленности и закрытие заводов. СССР давно нет, а советских любителей чадящих труб — полстраны. Как в анекдоте про цирк, который уехал, а кое-кто остался... Причем нужна именно тяжелая промышленность, легкая для нашего человека не столь сексуальна... Вот надо, чтобы прям фаллический символ промышленной трубы раздирал своим твердым концом нежную небесную плеву; чтоб грозовой крепостью чадящие трубы окружили нашу страну да не дали через них ворогу пробраться к бархатному лону нашей государственности; чтоб каждый день, скрываясь за непроходимым лесом труб, наш человек чугун выплавлял во славу отечества. На самом деле и в СССР огромное количество заводов было не просто совершенно ненужным и неоправданным — оно висело мертвой удавкой на шее советской экономики. В СССР по сути заводы строились только ради того, чтобы выплавлять на них из чугуна детали для новых заводов — такой вот замкнутый круг; такая вот оголтелая советская шизофазия. В итоге всю страну застроили нахуй никому не нужными заводами — страна-матрешка эдакая. Завод в заводе. Пришел на завод, прошел проходную, а там другой завод. Вошел в него, а там третий. И так до бесконечности. Строили, строили заводы, и в итоге страна подохла под неподъемной тяжестью выплавленного на них чугуна. Как злой Раджа под монетами золотой антилопы.

Представляю, с каким придыханием Игорь Кириллов вещал советскому жителю через черно-белую «Чайку» о том, как в каком-то Краснозалупинске на металлургическом комбинате на пять месяцев ранее срока пущена новая домна, что позволит дать стране несколько тысяч тонн чугуна сверх плана. Домна пущена ранее срока в соответствии с повышенными обязательствами, которые взяла на себя бригада монтажников к приближающемуся очередному съезду КПСС. Какое счастье в те моменты сковывало уголки губ советского гражданина, ведь новая домна — это дополнительные тонны чугуна, из которого будет сделана сталь, из которой будет построен новый станок, при помощи которого можно будет произвести на тонну чугуна больше, из которого получится 3 тонны свежей стали, из которой можно построить завод, на котором можно будет производить станки для производства чугуна, из которого можно производить сталь, из которой...  Вот так вот целая армия долбоебов целыми днями крутила никому нахуй ненужные детальки и гордилась тем, что крутила детальки для того, чтобы с их помощью крутить новые детальки. Я говорю: страна-матрешка — недаром эта игрушка так хорошо у нас прижилась.

Заводы и фабрики строились во всем цивилизованном мире. Но если на Западе они строились с четкой конечной результативной целью, то в СССР они строились, чтобы показать Западу, что у нас тоже строятся заводы. Большое изобилие заводов и фабрик оправдано в мире капиталистической конкуренции. Например, построили предприниматели и инвесторы в США завод, чтобы производить на нем автомобили Шевроле. Другая группа предпринимателей увидела это и решила построить завод производства автомобилей Каддилак. Третья группа открыла завод Форд и т.д. и т.п. В итоге, потворствуя потребительскому спросу, по всей Америке вырастают десятки заводов, производящих разные товары. В СССР, видя это, тоже открывают десятки заводов, с той лишь разницей, что на первом у нас производят трактора, на втором — трактора, на третьем — трактора, на четвертом... ни за что не догадаетесь что. В итоге наштамповали в разы больше тракторов, чем требовалось. Т.е. большинство заводов производило совершенно невостребованную и ненужную продукцию. Например, для обрабатывания условного гектара земли требуется условный один трактор? Наши рабочие с лозунгом «Пятилетку в три года!» на ура поставляли на условный гектар не один, а целых три трактора. Клинический совковый долбоебизм: больше тракторов не значит больше урожая. Что делать с оставшимися двумя? Хуй его знает... Переплавить на новые заводы, видимо.

Таким образом к 1985 г. в СССР было около 400,000 тракторов, а в Америке — около 50,000. При этом зерна в США отчего-то было больше, в то время как в СССР далеко за горизонт уходили заводы, трактора и комбайны... а зерна, вы удивитесь, не было — его в США приходилось закупать. Удивительное открытие: если ты произведешь в десять раз больше нормы тракторов и комбайнов, это не значит, что ты соберешь в десять раз больше нормы зерна. Это значит лишь то, что норму зерна, которую собирает один трактор, ты соберешь десятью. Таким образом в период гласности страна входила с телом, нещадно изъеденным злой сыпью бесконечных заводов, фабрик и шахт, большинство из которых никому нахуй не сдалось, и приносившим колоссальный убыток. К этому следует добавить, что степень изношенности оборудования даже на ключевых предприятиях было критическим. Так, например, степень износа производственных мощностей магнитогорского металлургического комбината в 1991 году составляла 89%. На ремонт всего этого денег не было. Зато было много тракторов, пылящихся в гаражах, да шахт в вечной мерзлоте (хорошо еще не стали рыть шахты на дне океана — от этих долбоебов можно было всего ожидать). Как итог — большая часть этого хлама была пригодна только для того, чтобы все сдать на металлолом, а освободившиеся помещения — в аренду, что новоиспеченные собственники и делали. Понятное дело, большинство рабочих воспринимало это в штыки — мол, их предприятия распродали, и они остались без зарплат. Нет же, в большинстве случаев распродали то, от чего не было никакого прока. Просто в какой-то момент выяснилось, что для достаточной нормы угля требуется 10 шахт, а не сто, а чугун и вовсе выплавлять нет особого смысла. Конечно, в результате комедии под названием «приватизация» владельцами многих предприятий оказались люди случайные, которые да, пораспрадовали, что можно, и смотались. Это было повсеместно. Однако то, что имело запас прочности, почему-то продолжало работать, а вот то, что изначально выпускало говно, умерло безвозвратно.

Экономика устроена очень просто: если какая-то продукция хорошо продаётся и приносит прибыль, то нет сумасшедших, которые продадут завод, выпускающий такую продукцию, и убегут. Если вам в руки попадут, например, алмазные копи, то вы их не продадите, ибо они будт приносить устойчивую прибыль. Если в руки вам приплывёт глинозёмный комбинат, то вы обзаведётесь армией телохранителей, чтобы отбивать атаки рейдеров, желающих такую собственность у вас отнять. Поэтому массово разворовывалось и распродавалось в 90-е преимущественно либо то, что уже неспособно было ничего произвести ввиду изношенности, либо то, что было заточено под производство каких-нибудь остоебенивших тракторов и чугуна. Так что многие из заводов, занимавшихся производством более-менее востребованного и необходимого товара, функционируют и по сей день. Тот же помянутый выше магнитогорский металлургический комбинат. Можно ныть хоть до окончания всех путинских сроков, но весь этот хлам под названием «советское производство» был нежизнеспособен, потому и канул в небытие, и Горбачев тут не при чем — это скорее дело рук социальной эволюции. По этой же причине принято ненавидеть Горбачева и Ельцина из-за приватизации. Тут, конечно, палка о двух концах — приватизация и правда во многом была варварской. Впрочем, все эти ненавистники проведенной приватизации отчего-то не торопятся отказаться от советских квартир, которые они и смогли приватизировать себе как раз благодаря  реформам — какая, однако, кокетливая избирательность.

Потом вот наркомания, блядство и алкоголизм, буквально волной цунами захлестнувшие Россию после перестройки. Но ведь этих людей воспитали наркоманами, алкоголиками и т.д. их родители, т.е. люди, все свою жизнь прожившие по уши в социализме. Так при чем же здесь престройка-то? И так во всем. Разве демократия виновата в том, что миллионы, вместо того, чтобы зарабатывать деньги (когда их реально из воздуха возможно было делать), сидели сутками у телевизора и заряжали воду от сеансов Чумака? Да нет же. Просто в СССР очень хорошее «образование» было, и его результаты мы увидели в 90-х. Была высокоинтеллектуальная нация, самая читающая в мире, а вдруг пришли Горбачев с Ельциным и, видимо, отняли у населения его любимые книги, а потом и вовсе развалили всю образовательную систему? Очередные бредни, в подтверждение чему любой желающий может зайти в Одноклассников и на Яндекс Дзен — там пред вами советское образование предстанет во всей красе (парадоксально, но обитающие в данных сетях люди с советским образованием, не взирая на житейские седины, умудряются писать куда более безграмотно, чем сегодняшние школьники ВКонтакте). 

Когда говорят о качестве советского образования, обычно ориентируются на столичные и Ленинградские ВУЗы, что есть неприкрытая манипуляция. А я просто напомню о том, что почти половина населения СССР были выпускниками ПТУ — заведения, которое лишь условно можно отнести к образовательному. И репутация у ПТУ была столь ужасающей, что в 90-е и нулевые все путяги стали массово переименовываться в колледжи и техникумы, дабы избавиться от неприглядного советского прошлого. Меня в детстве мамка ПТУ все пугала, говорила — будешь плохо учиться, пойдешь в ПТУ, а в ПТУ — быдло, и ты тоже станешь быдлом. Я отчаянно махал руками и плакал в ответ «Нет! Не хочу стать быдлом! Не хочу вырасти и сидеть в одноклассниках! Не отдавай меня в ПТУ, мамочка», после чего дико срался по ночам от таких страшилок. Так что существенную часть населения «хваленное советское образование» обошло неизвестными тропами, отсюда и лютый хайп на экстрасенсов и заряжание банок в 90-е. Лично по своему опыту могу сказать, что люди в возрасте 18-35 лет в среднем куда грамотней, чем люди за 45 — это мое личное наблюдение, как профессионального райтера с более чем десятилетним стажем. А про советскую культуру я вообще молчу — вся она умещается в одном емком слове «шансон»; шансон, который являлся самым популярным стилем в музыке у воспитанного в СССР поколения.

Так что никакой Горбачев не мог «отупить» нацию, если она изначально таковой не являлась. И отучить от страсти к чтению не мог точно также. Миф «о самой читающей нации» родился благодаря тому, что в СССР книги и газеты печатались чуть ли не миллионными тиражами. Что касается газет — их тиражи существенно превосходили тиражи западных изданий по двум банальным причинам. Первая — в СССР было очень слабо развито радио и телевидение, а по сути до 80-х их не было вообще (8 телевизоров на 100 семей в 1960 году, 35 — 1970, и лишь к 1980 их количество увеличилось до 91 на сто семей), ибо два канала с круглосуточными рассказами об истории КПСС и радостными историями колхозников о повышении нормы надоев никто в трезвом рассудке смотреть не будет. А в газетах хотя бы кроссворды есть. Во-вторых, газеты пользовались большим спросом не за счет стремления населения к возвышенному, а за счет его стремления к бытовому — в СССР не было туалетной бумаги, а как только она появлялась, мгновенно становилась дефицитом.

Что же касается книг, то их печатали не по потребностям, а как и все в СССР — по плану. Отсюда и миллионные тиражи, 90% которых сгнивали в библиотеках. А если в СССР что и читали, то абсолютно ненужную хуету. Например, обязательным атрибутом каждого серванта каждой советской квартиры являлась пулеметная лента книг о похождениях некоей Анжелики. Эдакая дешевая поделка, ставшая тормозом настоящего искусства. В то время как настоящая литература (Булгаков, Оруэлл, Пастернак, Хемингуэй и т.д. и т.п.) печаталась микроскопическими тиражами через самиздат. Словом «самиздат» назывались подпольно печатаемые и скрыто передаваемые книги запрещенных и нежелательных в СССР писателей и авторов — именно в самиздате издавались лучшие авторы XX века. Я не знаю, сколько процентов от населения СССР читали самиздат — может быть 1-2, а может быть пять, но именно этот процент и был реальным показателем «самой читающей нации». И был он намного ниже развитых стран просто в силу того, что такую литературу было очень сложно достать.

Т.е. все ужасы, которые творились в 90-е, являлись прямым следствием предшествующего демократии социализма. И нет заслуги Горбачева в развале СССР — его разваливали те, кто еще вчера радостно пели гимны любимой партии. Заслуга Горбачева лишь в том, что он наглядно показал, к какой феноменальной деградации общества приводит социализм: сними занавес, и наружу польются реки гнили, которые порождает социалистическая машина по перемалыванию человеческой массы, и которые так тщательно пытаются скрыть под этим занавесом: преступность, наркомания, алкоголизм, блядство, всепоглощающее воровство, неспособность многих поставить даже сраный ларек за углом дома. Россия 90-х, таким образом, является наглядным пособием страшных последствий социалистической системы. Она демонстрирует то, что никогда не должно повториться во избежание аналогичных последствий; россия 90-х наглядно продемонстрировала, что социализм превращает общество в дикарей. За это Горбачеву большое спасибо!

Поэтому, уважаемый ненавистник Горбачева, мне прекрасно понятны твои страдания, но будь честным хотя бы перед самим собой: не следует переваливать вину своей глупости на других людей — скинуть всю ответственность на конкретного человека проще простого. Ты можешь бежать от капитализма сколько угодно, но от себя не убежишь! Поэтому я призываю тебя набраться храбрости и взглянуть правде в глаза: ты уверен, что в том, что в твоих неудачах 90-х виноват Горбачев?

В том, что ты, как миллионы светлых умов (вроде Павла Дурова), не смог выбиться в люди, виноват Горбачев?

В том, что ты, как миллионы не смог установить даже ларек, тоже виноват Горбачев?

В том, что ты акции предприятия менял на бутылку водки, виноват Горбачев?

В том, что ты заряжал воду от сеансов Чумака и нес все деньги в МММ, виноват Горбачев или же, все-таки, образование, которое тебе дал СССР?

В том, что твоих навыков и талантов не хватило для того, чтобы стать востребованным художником или музыкантом или писателем, виноват Горбачев?

В полном отсутствии вкуса, что выражалось в пристрастии к шансону, обтягиващим лосинам и фильмам про ментов — тоже Горбачев виноват?

В том, что ты к 45 годам заработал язву, импотенцию, гастрит и гипертонию, видимо, тоже виноват Горбачев?

А вот мне кажется, что виноват в этом только ты и система, при которой ты таким стал. И стал ты таким отнюдь не при демократии. Тем глупее выглядит твоя отчаянная попытка бегства от самого себя путем возложения ответственности за свою жизнь на плечи третьих лиц.

см. также:
Криминальный СССР: "Тупой и еще тупее", или как советский милиционер ловил советского маньяка.
Криминальный СССР: Массовые убийства в советской армии
Криминальный СССР: массовые убийства по-деревенски.

А напоследок подписывайтесь на телеграм-канал самых оголтелых ДНОвостей:

Розу Паркс в отличие от других арестованных за нарушение закона о сегрегации в автобусах глубоко уважали и ценили в обществе. Ее арест запустил целый ряд социальных – дружеских – привычек, вылившихся в начальный протест. Паркс состояла в десятках социальных сетей по всему Монтгомери, что позволило ее друзьям среагировать прежде, чем обществом овладеет привычная апатия.

В то время гражданская жизнь Монтгомери управлялась сотнями небольших групп, составлявших социальную структуру города. Справочник гражданских и общественных организаций практически не уступал по количеству страниц телефонной книге. Каждый взрослый человек – особенно черный – был членом какого-нибудь клуба, церкви, социальной группы, общественного центра, районной организации, а то и не одной. В этих-то социальных сетях Розу Паркс знали и любили. «Роза Паркс принадлежала к тем редким людям, которые больше дают, чем берут, – писал Бранч в своей книге по истории движения за гражданские права “Parting the Waters”. – Её характер представлял собой один из тех резких всплесков на графике человеческой природы, которые способны компенсировать с десяток социопатов».

Многочисленные друзья Паркс принадлежали к разным расовым и экономическим слоям. Она занимала должность секретаря местного отделения Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (NAACP), посещала методистскую церковь и помогала курировать молодежную организацию при лютеранской церкви неподалеку от своего дома. По выходным Роза работала в качестве волонтера в приюте и ботаническом клубе, а по средам вместе с другими женщинами вязала одеяла для местной больницы. Она бесплатно шила одежду для бедных и подгоняла платья для богатых белых девушек, впервые выходивших в свет. Паркс принимала такое деятельное участие в жизни общества, что ее муж жаловался: в гостях она ест чаще, чем дома.

В целом, утверждают социологи, наши друзья похожи на нас. У нас может быть несколько знакомых, которые богаче нас, несколько знакомых, которые беднее нас, и несколько знакомых, которые принадлежат к иной расе. Однако самые прочные взаимоотношения, как правило, завязываются с людьми, которые похожи на нас, зарабатывают примерно ту же сумму денег и происходят из аналогичной среды.

Друзья Паркс, напротив, принадлежали к совершенно разным социальным и экономическим слоям Монтгомери. Она обладала тем, что социологи называют «прочными связями» – личными отношениями – с десятками групп по всему Монтгомери, которые обычно не контактировали друг с другом. «Вот что главное, – сказал Бранч. – Роза Паркс преодолела границы чернокожего общества и Монтгомери в целом. Она дружила с рабочими и профессорами колледжей».

И сила этой дружбы проявилась, как только Паркс угодила в тюрьму.

<…>

В тот же вечер, всего через несколько часов после ареста, новость о происшедшем разлетелась по всему чернокожему сообществу. Дошла она и до Джо Энн Робинсон – президента влиятельной группы политически активных школьных учителей и подруги Паркс по многочисленным организациям. Узнали об этом и многие школьные учителя из группы Робинсон, и многие родители их учеников. Ближе к полуночи Робинсон созвала импровизированное совещание и предложила объявить бойкот городским автобусам через четыре дня, в понедельник, когда Паркс должна была предстать перед судом.

Затем Робинсон пробралась к себе на работу, где стоял ротатор, и сделала копии листовок. «Еще одну негритянку арестовали и бросили в тюрьму из-за отказа уступить место в автобусе белому пассажиру, – гласила она. – Слушание назначено на понедельник. Мы призываем всех негров не пользоваться автобусами в понедельник в знак протеста против ареста и суда».

Рано утром следующего дня Робинсон вручила листовки школьным учителям и попросила раздать их родителям и коллегам. Через сутки после ареста Паркс об ее заключении в тюрьму и бойкоте узнали наиболее влиятельные сообщества города – местное отделение NAACP, крупная политическая организация, ряд чернокожих учителей и родители их учеников. Многие из тех, кто получил листовки, лично знали Розу Паркс – они сидели рядом с ней в церкви или на собрании добровольцев и считали ее своим другом. В дружбе заложен естественный инстинкт – сочувствие, которое заставляет людей бороться за тех, кто им нравится и с кем поступили несправедливо. Исследования показывают, что люди без проблем игнорируют оскорбление и ущемление прав незнакомцев, но если обидели друга, наше чувство негодования не знает границ. Оно настолько сильно, что способно преодолеть присущую обществу инертность. Когда друзья Паркс узнали об ее аресте и бойкоте, социальные привычки дружбы – естественное стремление помочь уважаемому человеку – подтолкнули их к действию.

Едва друзья Паркс начали распространять информацию о приключившейся с ней беде, чувство долга, которое сплачивало черную общину, активизировалось. Люди, которые почти не знали Розу Паркс, решили принять участие в акции из-за социального давления – влияния, известного как «сила слабых связей». Именно это давление и заставило их присоединиться, потому что отказаться было попросту невозможно.

<…>

В воскресенье, через три дня после ареста Паркс, чернокожие священники города, побеседовав с Кингом и другими членами новой организации, объяснили своей пастве, что все негритянские церкви Монтгомери согласились участвовать в однодневной акции протеста. Подтекст был очевиден: стыд и позор тому, кто останется в стороне. В тот же день городская газета «Advertiser» напечатала статью о «сверхсекретном собрании негров Монтгомери, которые планируют бойкотировать городские автобусы в понедельник». Журналист заполучил копии листовок, которые белые женщины отобрали у своих служанок. В статье говорилось, что негритянские районы города «завалены листовками». Ожидалось, что в акции примут участие все чернокожие граждане. До выхода статьи к акции протеста официально примкнули только друзья Паркс, пасторы и организаторы бойкота. Однако прочтя газету, негры, равно как и белые, решили, что все остальные уже подписались. Многие из тех, кто сидел на церковных скамьях и читал газеты, знали Розу Паркс лично и согласились участвовать в бойкоте ради дружбы с ней. Другие не знали Паркс, но чувствовали, как сплачивается общество в борьбе за нее. Нехорошо, если в понедельник их увидят в автобусе. «Возьмите такси, – гласила листовка, которую распространяли в церквях, – попросите довезти знакомых или пройдитесь пешком». Стало известно, что организаторы бойкота убедили – или заставили силой – чернокожих водителей такси возить в понедельник негров за десять центов – столько же, сколько стоит проезд на автобусе. Слабые связи всех объединили. Вы могли выбрать один из двух вариантов: либо за бойкот, либо против.

Утром в понедельник, в день бойкота, Кинг проснулся еще до восхода солнца и приготовил себе кофе. Его жена Коретта сидела у окна и ждала, когда проедет первый автобус. Завидев фары, она радостно вскрикнула: обычно автобусы линии Саут-Джексон были забиты служанками, ехавшими на работу, но этот шел пустой. В следующем тоже не оказалось пассажиров. И в том, который проехал после него. Кинг сел в машину и принялся колесить по городу, проверяя другие маршруты. За час он насчитал всего восемь черных пассажиров. Неделю назад их были бы сотни.

«Я ликовал, – писал он позже. – Свершилось чудо… Я видел мужчин, которые ехали на работу на мулах. По улицам Монтгомери катились повозки, запряженные лошадьми… На автобусных остановках собирались люди – смотрели, что происходит. Поначалу они стояли тихо, но к середине дня начали встречать каждый пустой автобус радостными криками, смеяться и шутить. Шумная молодежь скандировала: “Пассажиров нет!”»

…Все началось с близких друзей Паркс, позже утверждали Кинг и другие участники, но набрало силу благодаря чувству долга – социальным привычкам, диктуемым слабыми связями. Общество было вынуждено сплотиться из страха потерять друзей. Многие участвовали бы в бойкоте и без такого стимула. Кинг, таксисты и приходы могли бы сделать тот же самый выбор без влияния сильных и слабых связей. Но десятки тысяч людей со всех концов города не решили бы отказаться от автобусов без толчка со стороны социальных привычек. «Сонное и тихое негритянское сообщество окончательно проснулось», – позже писал Кинг.

<…>

Автобусный бойкот затянулся. Прошло несколько дней. Неделя. Месяц. Два. Постепенно активность черного сообщества Монтгомери начала ослабевать. Комиссар полиции огласил постановление, согласно которому водители такси были обязаны взимать минимальную плату, и пригрозил арестовать тех, кто будет возить черных со скидкой. Лидеры бойкота ответили тем, что организовали автомобильный пул, в который записались двести человек. Полиция начала выписывать штрафы и донимать участников в местах встреч. Число водителей заметно сократилось. «Найти машину становилось все сложнее, – писал потом Кинг. – Многие жаловались.

С раннего утра до позднего вечера мой телефон надрывался, а дверной звонок редко молчал. Меня начали одолевать сомнения по поводу способности негритянского сообщества продолжать борьбу». Однажды вечером во время службы к Кингу подбежал помощник со срочным сообщением. В доме Кинга, где находились его жена и маленькая дочь, взорвалась бомба. Кинг бросился домой. Его встретила толпа из нескольких сотен черных, а также мэр и начальник полиции. Семья не пострадала, но окна были разбиты, а на крыльце зияла воронка. Если бы в момент взрыва кто-то находился в этих комнатах, он бы погиб.

Пока Кинг оценивал ущерб, толпа возле его дома все росла. Полицейские начали призывать негров разойтись. Кто-то толкнул полицейского. Другой швырнул бутылку. Один из полицейских замахнулся дубинкой. Начальник полиции, который еще несколько месяцев назад публично заявлял, что поддерживает расистский «Совет белых граждан», отвел Кинга в сторонку и попросил его что-то предпринять, – все что угодно, – лишь бы не допустить открытого противостояния, которое грозило вспыхнуть в любую минуту.

Кинг подошел к крыльцу своего дома.

– Не паникуйте! – крикнул он, обращаясь к толпе. – Не доставайте оружие. Тот, кто живет мечом, от меча и погибнет.

Толпа притихла и замерла.

– Мы должны любить наших белых братьев независимо от того, как они с нами обращаются, – продолжал Кинг. – Мы должны дать им понять, что любим их. Помните слова Иисуса, которые эхом отдаются в веках: «Любите врагов ваших; благословляйте проклинающих вас; молитесь за обижающих вас».

На следующей неделе в автомобильный пул вступили два десятка новых водителей. Количество телефонных звонков Кингу домой сократилось. Люди начали самостоятельно организовываться и руководить бойкотом. Когда у домов других организаторов тоже взорвались бомбы, сработала та же схема. Негры Монтгомери собирались вместе, давали показания без насилия и стычек, а затем шли домой. Это самоуправляемое единство возникло не только в ответ на насилие. Церкви проводили массовые собрания каждую неделю, иногда каждый вечер. «Речи пасторов были похожи на речи доктора Кинга после взрыва – они взяли христианское учение и придали ему политическую направленность, – сказал мне Тейлор Бранч. – Движение – это сага. Чтобы оно работало, необходимо измениться каждому. Жителям Монтгомери пришлось научиться действовать иначе». Подобно анонимным алкоголикам – черпавшим силу из групповых встреч, на которых их товарищи приобретали новые привычки и проникались верой, глядя на веру других людей, – участники массовых собраний в Монтгомери тоже усвоили новые модели поведения. Именно эти новые шаблоны и способствовали распространению движения. «Люди приходили посмотреть, что делают другие, – пояснил Бранч. – Они чувствовали себя частью большого социального предприятия и через некоторое время действительно начинали в это верить».

<…>

Когда через три месяца после начала бойкота полиция Монтгомери прибегла к массовым арестам, обществом овладела подавленность. Из девяноста человек, которым было предъявлено обвинение, почти все ринулись к зданию суда, чтобы добровольно сесть под арест. Некоторые отправились к шерифу, чтобы проверить, есть ли в списке их имена, и «огорчились, когда их там не оказалось». Как позже писал Кинг: «Объятые прежде страхом люди изменились».

В последующие годы, когда начались волны убийств и нападений, арестов и избиений, протестующие – вместо того чтобы дать отпор, отступить или применить тактику, которая многие годы была оплотом активистов, – просто стояли на своем и говорили, что готовы простить своих врагов, потому что ненависти больше нет.

«Вместо того чтобы заглушить движение, тактика оппозиционеров способствовала его укреплению и сплочению участников, – пишет Кинг. – Они думали, что имеют дело с группой, которую можно уговорить или силой заставить делать все, что хотят белые. Они не знали, что имеют дело с неграми, освободившимися от страха».

<…>

5 июня 1956 года Федеральный суд постановил, что закон Монтгомери о сегрегации в автобусах нарушает Конституцию. Город подал апелляцию в Верховный суд США, и 17 декабря, спустя год после ареста Паркс, Верховный суд отклонил её. Через три дня городская администрация получила приказ: сегрегацию в автобусах отменить.

На следующее утро в 5:55 Кинг, Е. Д. Никсон, Ральф Абернати и другие впервые сели в городской автобус, причем на передние сиденья.

– Вы преподобный Кинг, да? – спросил белый водитель.
– Да.
– Мы очень рады видеть вас сегодня утром, – сказал водитель.

В отдел полиции города Снежногорска обратилась 55-летняя местная жительница с заявлением о краже. Потерпевшая рассказала полицейским, что в то время, когда она выбирала товары в торговом зале магазина, расположенного по улице Стеблина, из-за собственной невнимательности из кармана ее сумки выпали денежные средства в сумме 20 тысяч рублей.

источник

........................

Что это кража или находка?! Как считаете?!

https://t.me/lenamiro/8343

Россию приравняли к Демократической республике Конго и Республике Конго по уровню гражданских и политических свобод. Подобные выводы содержатся в докладе правозащитной организации Freedom House.

Все три страны получили 20 баллов из 100 возможных и были отнесены к «несвободным». Россию обогнал ряд стран Африки, включаю Руанду, Джибути, Зимбабве, Уганду и Мали. От США Россию отделяет 63 очка.

Первое место разделили Норвегия, Швеция и Финляндия — каждая из них набрала по 100 очков. Самую низкую строчку занимает Сирия, она получила всего один балл. Следом идет Южный Судан и Эритрея, получившие по два балла. Северная Корея получила 3 очка.

Новый участок является «живой» фабрикой, т.е. она выпускает препараты, используя живые организмы, объяснили на предприятии.

Теперь Solopharm сможет выйти на рынок антител, применяемых для лечения онкологических, аутоимунных и офтальмологических болезней.

Около 20 брандмауэров в центре Петербурга будут украшены световыми проекциями с изображением картин знаменитых художников, портретов выдающихся ученых и утраченных городских храмов. Об этом сообщает пресс-служба «Ленсвета» (реализует проект). Накануне, 1 марта, в городе появилась вторая по счету такая проекция.

Первую — с изображением Федора Михайловича Достоевского — горожане увидели в ноябре 2020 года (к его 200-летнему юбилею) на брандмауэре дома в Кузнечном переулке, где располагается музей писателя. Вторая проекция с изображением известного инженера и изобретателя Федора Аполлоновича Пироцкого появилась 1 марта (в день 176-летия со дня его рождения) на брандмауэре здания № 91 по Московскому проспекту, рядом с трамвайным парком № 1.

Рассказываем, как во второй половине XIX века популяризаторы науки пытались научить крестьян, рабочих и неграмотных горожан читать что-то более серьезное, чем ежедневные газеты и лубочные книги, и как в первых советских библиотеках рабочие массово читали «Цемент» Гладкова и «Тарзана» Берроуза.

Ежедневные газеты и книжки с картинками

Исторически чтение развивалось в России не так, как в Западной Европе: здесь было меньше образованной публики и сам уровень образования был ниже. В России не произошли ни Возрождение, ни Реформация, ни индустриальная революция, которые способствовали чтению в других местах. Поэтому по-настоящему массовым занятием чтение стало самое большее лет 150 назад, когда обучение начальной грамоте охватило, как говорили раньше, народные массы. Рост уровня грамотности, в свою очередь, был напрямую связан с появлением если не обязательного, то хотя бы доступного начального образования. В России это произошло вместе с земской реформой 1864 года, давшей земскую школу.

Исторические обстоятельства влияли на чтение не меньше: скажем, во время Русско-японской войны 1904–1905 годов газеты в деревне начали выписывать уже не только священники и учителя. А с началом Первой мировой интерес к газете вырос еще больше, особенно после того, как запретили продавать водку (согласно опросу в Московской губернии в 1915 году — выдержки оттуда приводит социолог культуры Абрам Ильич Рейтблат).

В своей обширной работе «От Бовы к Бальмонту» Рейтблат также отмечает, что появление дешевых периодических изданий, так называемых уличных листков, повысило интерес к чтению у необразованного городского населения. А лубочные книги, книжки с картинками, для многих вообще стали проводниками в мир чтения. Хотя над ними издевался еще Некрасов:

«Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесет?»

(Блюхер — герой-победитель Наполеона при Ватерлоо, портрет которого был популярен в виде лубочных картинок. Под «милордом глупым» имеется в виду лубочное издание Матвея Комарова «Повесть о приключении аглицкого милорда Георга и о бранденбургской маркграфине Фридерике Луизе». — Прим. ред.)

По поводу последнего автора, кстати, Некрасов ошибался: именно повести Гоголя служили одним из главных субстратов для лубочных переделок и изложений «для народа». Наряду с героями фольклора Бовой Королевичем и Ерусланом Лазаревичем Тарас Бульба из одноименной повести и кузнец Вакула из гоголевской «Ночи перед Рождеством» стали популярными героями лубочных книг. В оригинале же сложная гоголевская образность часто была непонятна крестьянам даже в упрощенном изложении.

Абрам Ильич РейтблатОт Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературыЧитать

Воскресные школы и издательство «Посредник»

Если развитие чтения и отличалось, то изучение этого чтения шло в том же русле, что и в Западной Европе. Пристрастия читающей публики изучали в основном, чтобы обучить ее читать то, что необходимо читать, а не то, что этой публике хотелось. В Европе тоже идеалистические социал-демократы мечтали развивать рабочих, постепенно переводя их на чтение Карла Марксаи теоретика марксизма Карла Каутского. Сам же народ тяготел к «литературе, уводящей от действительности» — романам с продолжением, приключенческим книгам, позднее детективам.

Подобное изучение чтения вернее назвать работой с читателем, и в этой работе участвовали два как бы разнонаправленных крыла: с одной стороны — частные просветители, с другой — государственные учреждения (например, Комитеты грамотности и Министерство народного просвещения, точнее, его особый отдел). И либералы, и охранители сходились в том, что читателя необходимо учить, образовывать, составлять для него указатели необходимого чтения. В целом же просветители полагали, что, работая с народом, приходится изучать, по выражению сотрудника журнала «Книжник» М. Милюкова, «безмолвные запросы» — имелось в виду, что народ сам по себе пока молчал.

Здесь интересен опыт педагога и просветителя Христины Даниловны Алчевской. Эта женщина, самостоятельно научившаяся читать (ее отец полагал, что девочке вообще не нужно образование), посвятила всю жизнь крестьянскому образованию. Ее воскресная женская школа в Харьковской губернии не только дала начальное образование множеству девочек и женщин, но и стала полем сбора сведений для будущего трехтомника «Что читать народу», получившего премию на Всемирной выставке в Париже в 1889 году. В этом труде, помимо списков и аннотаций, есть ценнейший антропологический материал — записи бесед с громких чтений и записи высказываний учениц о книгах.

Если судить по этим самым высказываниям, толстовская метафорика, даже из его народных рассказов, тоже не всегда доходила до неискушенного читателя. Хотя сам Толстой сначала придерживался идеи «народ нужно образовывать» (и написал на этой волне «Азбуку» и «Рассказы для детей»), а затем перешел к идее «у народа нужно учиться» — на его текстах это, по-видимому, не сказалось. Ученицы Алчевской часто не могли ответить на вопросы по тексту, поскольку те подразумевали не прямой ответ, а переосмысление метафорики и понимание мотива.

Пожалуй, самое важное, что Толстой сделал для народного чтения, была не «Азбука», не яснополянская школа и не педагогический журнал «Ясная Поляна», а издательство «Посредник». Идея издательства состояла в том, чтобы заместить дешевую лубочную литературу, рассматривавшуюся как вредную, более приличными книгами для народного просвещения. Однако офени (торговцы всяческими мелочами, в том числе и лубочными книжками. — Прим. ред.) брали книги «Посредника» неохотно, так как те были чуть дороже лубков.

Тем не менее в первые же годы работы «Посредник» публикует два вопросника для тех, кто распространял книги в народе. В первом содержались вопросы о том, какие именно книги нравятся и не нравятся читателям и почему. Второй был связан с новым издательским проектом по выпуску научно-популярных книг и практических пособий, и в нем спрашивалось о том, какие суеверия нуждаются в разъяснении и в каких практических вопросах крестьянам нужна помощь книги. Вообще работа по письменным опросникам была традиционна для просветителей пореформенной эпохи: почти все они составляли такие опросники и получали ответы, например, от учителей-энтузиастов, крестьян-самоучек и так далее.

Шахтеры-читатели

Были и записи непосредственной просветительской работы, выполненные, например, писателем и этнографом Семеном Ан-ским, который в 1880-х читал книги шахтерам. Он, кстати, отмечал, что крестьяне и шахтеры воспринимают книги по-разному, прежде всего потому, что их занятость структурно различна: крестьянин постоянно занят если не работами, то мыслями о работах, а шахтер приходит домой со смены и свободен.

Вместе с тем и крестьяне, и шахтеры особым образом относились к книгам «божественным», воспринимая их как талисман, а взаимодействие с ними как душеспасительное. Сюда относилась не только религиозная литература, но и тексты, где присутствуют ангелы или видения. Наличие такого сюжетного элемента переводило книгу в «божественные», а наличие черта, например, делало книгу нечестивой, и читать ее в церковный праздник было уже неприемлемо.

При этом читатели из народа не делали различия между фантастическим и реальным, черти и колдуны для них были такой же действительностью, как плуг и шахта. Особенно неудачно выходило, если на фоне реалистического повествования кто-нибудь из персонажей оказывался святым или ангелом, и тогда слушатели испытывали неловкость: они теперь не могли судить героев книги прежней меркой, а мнения, высказанные раньше, казались им святотатством.

Вообще же книжки в народной среде делились на «божественные», сказки и житейские. Идея художественного вымысла, по наблюдениям Ан-ского, от народного читателя была далека, нравоучительные тексты он воспринимал как истории о легендарном прошлом, а истории реалистические — как реальное повествование: иногда кто-то мог даже сказать, что знал человека, о котором идет речь в книге, что это произошло в его деревне, или высказать предположение, что сочинитель бывал у героев и пользовался при этом фонографом.

Важный элемент того, чтобы книга понравилась слушателям, — чтобы она указывала. Имеется в виду, указывала, как жить, что правильно, а что нет. «Указывается! Все указывается», «Доказательства доказываются!» — так, например, звучали восторженные отзывы шахтеров о книге.

В 1895 году вышла книга писателя и популяризатора науки Николая Рубакина «Этюды о русской читающей публике» — пожалуй, первая работа в этой области, выполненная в более описательном ключе. В первой ее части он анализирует данные из библиотек и читален, а во второй обращается к письмам, очеркам и описаниям отдельных читателей. Как считал Рубакин, именно беллетристика самого низкого разбора с названиями вроде «Полны руки роз, золота и крови» позволяет привлечь к чтению, дать «привыкнуть к толстой книге» тем, кто получил в лучшем случае начальное образование. Особые книги «для народа» для этого не нужны и даже бесполезны. Один из его корреспондентов сделал очень точное замечание:

«Народу нужны не народные книги, а дешевые, потому что он бедняк, а не дурак».

Продолжение большого материала о советских библиотеках и отзывах крестьян на книги — на Bookmate Journal

Наше новое медиа Bookmate Review — раз в неделю, только в вашей почте

Вернувшийся домой муж с ужасом обнаружил близких людей, лежащих без сознания, и записку от жены. Как стало известно КП-Новосибирск, замученная обстоятельствами своего вынужденного затворничества Екатерина написала: «Миша, прости, мы устали, так будет лучше. Алешка был согласен».

«Комсомольская правда», 4 марта